Протеже

by traily

Summary:

Жизнь Люка Наберрие и без того была достаточно трудной, поэтому к тайнам своего прошлого он обращался редко. Но когда его назначают имперским сенатором от Набу и отправляют в столицу, под пристальный надзор Императрицы Амидалы и её супруга, иного выбора у него не остаётся.

Notes:

• A translation of The Protégé by SpellCleaver

Chapter 1: Политик с открытой душой

В её уютном офисе всегда царил порядок, как и за её рабочим столом. Толстый, мягкий ковёр смягчил звук её шагов, когда она шагнула внутрь, заперев за собой дверь. Она убрала болтавшиеся на жемчужном брелке ключи обратно в карман, чувствуя их тяжесть, улыбнулась, почувствовав на лице тепло — в камине уже весело трещал разожжённый огонь — и подошла к столу.

Стоило ей опуститься в кресло, как над подключенными к столу проекторами возникли голограммы: одна из времён её работы по помощи беженцам на Шадда-Би-Боране, ещё одна — из Варыкино, самый конец её королевского срока, с которой ей улыбались её служанки. Как всегда, она задержала взгляд на второй, прежде чем отвернуться. Третий проектор был отключён, над ним мигал красный идентификатор. Она не стала его включать.

Вместо этого она разблокировала ящик стола, достала свой датапад и откинулась на спинку кресла, просматривая забитый отчётами почтовый ящик. На совсем беззубые сообщения она ответила коротко и любезно, всего парой движений пальцев. Безусловно, она согласна увеличить финансирование Молодёжной программы для будущих законодателей. Конечно, ей нравится новый макет дворцовых садов. Разумеется, она даст аудиенцию каждому из новых сенаторов, когда они прибудут в столицу на следующей неделе.

Дальше — сложнее. Она окинула взглядом отчёты по Проекту Внешнего Кольца и поморщилась. Восстание выжимало все соки из этой ситуации, чтобы заручиться поддержкой и союзниками, и, если за этим не проследить, разрозненные группировки объединятся в одну и станут настоящей угрозой. Она думала, что уже расправилась с этой проблемой, когда вынужденно арестовала Мон за её старания на этом поприще.

Мужу, должно быть, эти отчёты прислали ещё раньше. Последние две недели он едва ли появлялся дома, но, вероятно, ей придётся убедить его передать эту задачу кому-то ещё. Иногда она задумывалась, что нравилось ему больше: проводить время с ней или гоняться за тенями, которые, как он сам решил, принадлежали Кеноби.

Она неосознанно постукивала стилусом по столу, погрузившись в размышления и жалея, что рядом нет её ассистента, с которым можно было бы обсудить предстоящий разговор. Странно, на часах…

…она взглянула было на хронометр, но в этом не было нужды. Пуджа вошла в кабинет через несколько мгновений, как всегда пунктуальная, держа в руках собственный датапад и ещё несколько отчётов. Падме улыбнулась ей:

— Доброе утро.

— Доброе утро, тётя Падме! — ответила Пуджа, привычно, отработанно улыбнувшись. Её пальцы, сжимавшие датапад, едва заметно подрагивали, как и уголок рта. Словно что-то её… беспокоило.

Из любопытства Падме ненадолго отвлеклась от тревоживших её вопросов:

— У тебя что-то интересное? — спросила она, когда Пуджа уселась в кресло напротив.

— Информация по новым сенаторам, как вы просили.

— Вот как? — Падме задумалась. — Среди них есть кто-то от Альдерана? Неужели, они наконец-то сняли эту девочку с должности? Принцесса Лея из ничего умеет создать проблему, это талант…

— К сожалению, принцесса Лея всё ещё остаётся имперским сенатором.

— Что ж, сильно надеяться не стоило, — Падме скрыла вздох за улыбкой. — В чём тогда дело?

— Набу прислала нового сенатора.

Падме моргнула:

— Да… Да, конечно. Они же должны кем-то заменить тебя.

Пуджа поджала было губы, но выражение её лица тотчас смягчилось, стоило ей опустить взгляд обратно на датапад.

— И кого же выбрала королева?

— Выбор странный. По нескольким причинам. Она отправляет в Сенат моего брата, — Пуджа отправила Падме нужный файл, который та немедленно открыла.

Пуджа рассказывала ей о Люке Наберрие. Её приёмный брат, который уже давно стал частью семьи, несмотря на то, что прожил с ними не так долго. Падме взглянула на прикреплённую к файлу фотографию: нет, ничего от Наберрие в мальчике не было. Он был куда больше похож на Эни, если уж на то пошло, но даже этому описанию чего-то недоставало.

— Беженец из Внешнего Кольца, если я правильно помню?

— Да.

— От твоей мамы я не ожидала ничего другого, — пробормотала Падме и заметила, как тотчас напряглась Пуджа. Они обе уже очень давно не разговаривали с Солой. Падме с преувеличенной бодростью заговорила вновь: — Но это замечательно! У нашей семьи в самом деле склонность к политике, — она крепче сжала в пальцах датапад, почти касаясь ими изображения сенатора Наберрие. Решением бездарного чиновника её изгнали с Набу, пусть сама планета и оставалась частью её Империи, поэтому мальчика — брата Пуджи, её племянника! — она ни разу не видела. Теперь у неё будет такая возможность.

— В том числе это это меня и смущает, — сказала Пуджа, мрачно уставившись в файл своего брата. — Королева Далрана терпеть не может нашу семью. Терпеть не может меня. С чего бы ей назначать Люка на мою бывшую должность?

— Возможно, чтобы избавиться от него? — предложила Падме. — Если он создаёт проблемы дома…

Пуджа фыркнула:

— Люк и проблемы — понятия неразделимые, — она улыбнулась чему-то своему, личному, какому-то воспоминанию, на минуту нераздельно захватившему её внимание. Зависть, горячая и горькая, сжала Падме сердце. Она подавила её усилием воли. — Так что срок ему предстоит интересный. Но я всё равно переживаю.

— Почему?

— Потому что Люк не политик, — Пуджа в последний раз взглянула на экран, прежде чем выключить датапад. — А если бы был, то это был бы худший политик, которого я встречала.

***

Сенатор Люк Наберрие постоянно создавал проблемы дома. Ему оставалось лишь надеяться, что окончательный вердикт его политическим навыкам пока ещё не был вынесен. Наверняка в Сенате пока не знали, кто он такой: с чего им интересоваться принцем Тида, если Набу в рамках огромной галактики была известна только своей изгнанной королевой? Может, какое-то время он в Сенате и продержится, пока и они его не выгонят.

— Я надеюсь, вы готовы занять свою должность? — спросила королева Далрана, провожая его к посадочной площадке. Сегодня её макияж был выполнен в праздничном стиле: два алмаза на каждой щеке, глаза обрамлены зелёным — традиционный выбор для прощания монарха с отбывающими послами, но что-то Люку подсказывало, что она искренне радуется его отбытию.

— Да, — ответил он, — если вы думаете, что я лучше послужу Набу, сражаясь с коррупцией в Сенате, нежели с коррупцией внутри правительства моей планеты, я не стану возражать вашему решению.

Она улыбнулась и ушла от ответа:

— Вы наш самый популярный политик. Когда предыдущий срок подошёл к концу и нам понадобилась надёжная, постоянная замена нашему предыдущему сенатору…

— Моей сестре.

— Да, вашей приёмной сестре, ваша кандидатура стала идеальным выбором. Вы станете голосом Набу в нашей большой галактике. Я уверена, что вы сохраните верность нашим идеалам, в отличие от вашей предшественницы.

— Демократия, уважение, дипломатия — поверьте, я разделяю эти принципы всем сердцем, — заверил королеву Люк.

— Особенно дипломатия, — если бы не макияж, её приятная улыбка выглядела бы куда более натянутой. Люк понял её и без слов: королева буквально источала иронию.

— Я ознакомлюсь с работой Имперского Сената и вернусь с отчётом к Фестивалю света, — сказал Люк. — Но, если вы чувствуете, что в этом есть необходимость, я могу справиться и быстрее.

— Не переживайте. До Фестиваля света осталось совсем немного времени, каким бы бессмысленным ни был в нынешние дни этот праздник. — Люк не ответил и, в конце концов, Далрана снова напряжённо улыбнулась: — Лёгкой дороги. Служите нам верой и правдой.

Люк улыбнулся ей в ответ: достаточно широко, чтобы почувствовать, как натянулись старые ожоги на левой щеке, хотя макияж надёжно скрывал обожённую кожу от чужих взглядов:

— Непременно, — пообещал он и коснулся губами её ладони, как требовала традиция. — Набу заслуживает лучшего.

Удивлённая его словами, королева резко кивнула. Люк поднялся по трапу изящного серебристого корабля, который был подарен ему в честь нового назначения.

Сабе уже проверяла систему управления, ловко передвигая нужные рычаги на панели. Длинные, тонкие шрамы на её костяшках особенно бросались в глаза на утреннем свете.

— Ей не терпится от тебя избавиться, — заметила она, не поднимая головы.

Люк обменялся улыбками с Тонрой, который сидел в кресле пилота, и кивнул Сабе:

— Спорить не стану.

— Она считает тебя угрозой. Это было бы просто уморительно, если бы не было так несвоевременно.

— Никакой угрозой она меня не считает. Она знает, что я не претендую на её пост. Скорее, ей нужно, чтобы принц Тида привлекал к себе поменьше внимания, при этом оставаясь полезным инструментом.

— Может быть, ты ей и не угрожаешь, — пробормотала Сабе, — но, отправляя тебя в столицу, она однозначно угрожает тебе.

— Тётя, я не дам себя в обиду.

— Я тоже не дам тебя в обиду, — пообещала она. Люк старался разделять свою политическую карьеру и личные отношения, поэтому не стал обращать внимания на её выбор слов. С одной из консолей раздался гудок, Сабе опустила голову: — Сола и все наши тоже здесь, пришли попрощаться.

И политические прощания всегда предшествовали личным, Люк это хорошо знал. Ему неоднократно доводилось провожать кого-то, но сегодня — впервые — провожали его.

— Как только мы закончим, можем отправляться.

— То есть, вылетаем через час? — поинтересовался Тонра.

Люк скривил губы: получилось что-то среднее между улыбкой и гримасой. Шрамы пронзило болью, и, поморщившись, он коснулся пальцами щеки, отмахнувшись от встревоженного взгляда Сабе. Не хотелось рассказывать, какой ор поднялся за ужином, когда он сообщил семье, что королева попросила его занять место Пуджи в Сенате.

— Сейчас вернусь, — сказал он в итоге и спустился обратно на площадку.

Пришли все. Растолкав семью в стороны, Сола заключила его в объятия, стоило ему сойти с трапа, прижавшись своей щекой к его и чуть-чуть испачкавшись его макияжем. Он неосознанно стряхнул пудру с её щеки, когда она отстранилась.

— Я горжусь тобой, — сказала она, — поскольку никто, кроме меня, этого не скажет, хотя все мы думаем одинаково. Просто… — она вгляделась в его лицо, — будь осторожен. Знаю, тебе это нелегко даётся, но…

Он рассмеялся:

— Обещаю, тётя, я буду очень осторожен. Я лечу туда работать, а не устраивать революцию.

— Подаваясь в правительство, ты говорил то же самое, — вставил Руви и, подойдя ближе, взял Люка за предплечья. Но встревоженным он не выглядел — напротив, он выглядел воодушевлённым. — Покажи этим имперцам, что на самом деле олицетворяет собой Набу!

— В рядах «этих имперцев» наши дочь и внучка, — напомнила Джобал мужу, так тихо, чтобы услышали только Люк и Руви. Руви не обратил на её слова внимания, а Люк не хотел в это ввязываться.

— Сделаю всё, что в моих силах, — слабо пообещал он, слегка встревоженный энтузиазмом дедушки. Он не знал, что произошло между Руви и императрицей Амидалой, когда она пришла к власти, но своего деда он знал очень хорошо. Пусть Руви никогда не претендовал на государственные должности, он проявлял незаурядную политическую активность и яростно защищал идеалы Набу. Вряд ли разговор выдался приятный, а Джобал и Сола, к сожалению, попали под перекрёстный огонь.

— Иного нам и не нужно! Ты отлично справишься.

Люк улыбнулся, чтобы не расстраивать деда. Он любил Руви — в конце концов, именно дедушка поддержал его решение стать политиком, и, какими бы нестандартными ни были его взгляды, дед всегда был на его стороне. Но иногда его было… слишком много.

Их разговор явно расстроил Джобал: когда она вышла вперёд, чтобы тоже обнять Люка, её ладони едва заметно дрожали. Разговоры о Падме всегда давались ей тяжело, и она яростно сопротивлялась ещё стремлениям Пуджи заняться политикой, а теперь и Люку придётся её оставить.

Наклонившись, Люк прошептал ей на ухо:

— Бабушка, я обещаю, что вернусь вместе с Пуджей. Ты же знаешь, я только поэтому и согласился. Я полечу на Корусант, найду её и уговорю вернуться домой.

Она обняла его крепче:

— Милый мой мальчик, — прошептала она. Это были самые первые слова, которые он от неё услышал. Сначала она была против того, чтобы их семья принимала ещё одного ребёнка, но, стоило ей увидеть Люка, увидеть его шрамы, как она полюбила его всем сердцем. — Я знаю. Береги себя, хорошо? Я не могу потерять и тебя тоже.

Люк сжал её ладонь в своих. Стоило Джобал отодвинуться, как Сола немедленно обняла её за плечи, и они обменялись долгим, тяжёлым и якобы незаметным взглядом, но Люк не первый день замечал обуревавшую их тревогу.

— Так, я надеюсь, что брата вслед за сестрой я в этом змеином гнезде не потеряю! — Рио обниматься не любила, поэтому просто взяла его за руку, ухмыляясь. Дарред с потерянным видом стоял за её спиной, обняв себя за плечи. — Скажи Пудже, пусть звонит почаще.

— Я передам ей твои наилучшие пожелания, — сухо сказал Люк. Боль их семьи пронизывала их обоих насквозь, пусть они и старались не погружаться в неё, эта же боль таилась в напряжённых уголках её растянутых в улыбке губ. — И твои тоже, Дарред.

Дарред вздрогнул, затем, превозмогая себя, тоже улыбнулся и кивнул.

— Верни её домой, — попросил он дрогнувшим голосом.

Может, оно и к лучшему, что он улетает, подумал Люк. Конечно, Сенат — то ещё логово, но хотя бы семейными проблемами он в нём заниматься не будет.

***

Как только они прибыли на Корусант, путешествие затянулось. В гиперпространстве они всё равно что скользили, но Сабе долгие годы не летала в переполненном экуменополисе. Во всяком случае, так она утверждала, хотя Люк не раз обращал внимание, что дома, на Набу, дроиды-дорожные смотрители к ней часто цеплялись за нарушение или обход правил.

В конце концов, они добрались до здания Сената. Люк ознакомился со своим расписанием по дороге туда и обнаружил, испытав мгновенный приступ паники, что императрица Амидала из всех новых сенаторов изъявила желание принять первым именно его. У него оставалось всего несколько часов, чтобы подготовиться к приватной аудиенции в тронном зале. Люк сказал об этом Сабе, но она только сжала губы в нитку и, пробормотав что-то, скрылась в своей каюте, оставив управление Тонре.

Что ж, хотя бы он будет один. Политика в столице творилась за закрытыми дверями — очередная причина, по который Руви ненавидел созданный его дочерью режим, но сейчас эта непрозрачность играла Люку на руку. Каждый из сенаторов будет представлен Императрице, её свите — и её супругу — по отдельности. Принарядиться всё равно придётся, однако отсутствие других сенаторов сняло часть груза с его плеч.

Люк переоделся из дорожной одежды в специально подготовленный по случаю костюм. Рио помогла ему подобрать гардероб, прекрасно осознавая, что пост сенатора от Набу занимали сразу два диктатора, поэтому совпадений нужно было избежать любой ценой, при этом не слишком отклоняясь от традиционного стиля набуанских политиков. Он привёз с собой несколько кителей и пиджаков с несколько пышными рукавами разных ярких цветов, в комплекте с которыми шли брюки более приглушенных оттенков, но ни один из дизайнов не напоминал ни сенаторские одежды Палпатина, ни наряды Амидалы. Сестра, занимающаяся историей моды, — что может быть лучше?

Когда Сабе зашла в его комнаты, Люк уже был готов к выходу и рассматривал себя в зеркале. В кои-то веки она не начала суетиться, поправляя на нём одежду, а лишь подняла брови и, склонив к плечу голову, сказала:

— Выглядишь безупречно.

— И совершенно ни к чему не обязывающе? — Люк повернулся другим боком, рассматривая, как переливается на свету золотая вышивка на рукавах, разительно контрастируя с индиговой тканью.

— Вылитый Сио Биббл.

Люк чуть не усмехнулся. Биббл умер несколько лет назад, но он был наставником Пуджи и какое-то время успел побыть наставником Люка. Хотя в последнем своём ученике он отчаялся.

— Макияж чуть-чуть стёрся.

Сабе не стала пытаться ему помочь, а, напротив, отступила и дала ему разобраться с этим самостоятельно, поморщившись, когда он скрыл ожог, подчеркнул скулы, чтобы казаться старше, и подкрасил губы. Это едва ли попадало под определение классического сенаторского макияжа, но и времена в политике наступили странные.

— Не перебор? — Люк нахмурился. — Я не увижу представителей других планет перед встречей с императрицей, но я не хочу их затмевать.

— Легко в любом случае не будет, Люк. Сейчас они поймут, что это послание императрице Амидале, а не им.

Люк сглотнул.

— А что они думают о сроке Пуджи?

— Все в ярости.

— Логично. И, конечно, они поймут, что мы родственники.

— Да.

Люк снова нахмурился. Можно было подумать, что своей дурной репутацией семья Наберрие была обязана дочери, но Амидала по сей день вела свою политическую карьеру под псевдонимом. Фамилии Королев Набу держались в строжайшем секрете ради их же безопасности, и Амидала предпочла сохранить эту анонимность, пережив покушение в первый же день своего срока. А вот Пуджа фамилию не скрывала.

Конечно, Люк мог бы назваться Скайуокером, но это подвергнет его совсем другой опасности. В том числе потому, что каждая из трёх его тёть попытается его за такое прикончить.

— Ладно, с этим разберёмся позже, — решил он и захлопнул косметичку. — Сейчас…

Сабе ничем не показала своего страха:

— Сейчас тебя ждут во дворце.

***

От размеров Корусанта кружилась голова. Чужие голоса вились по кромке его сознания, но Люк окружил себя старыми, похороненными глубоко внутри его головы воспоминаниями, — у тебя получится, Люк, попытайся от меня закрыться — чтобы не нервничать.

Он даже не успел толком рассмотреть знание Сената: Сабе стремительно провела его сквозь двери, и они пошли сквозь длинную вереницу коридоров, наполненных охраной и другими политиками. Никто на Люка и глазом не взглянул. Это ошеломляло и бодрило одновременно.

А вот Сабе привлекла к себе немало внимания. Кто-то оглядывался на неё дважды, кто-то порывался поклониться, и, когда она быстрым шагом проходила мимо, многие смотрели ей вслед. Люк знал, что тётя была главным двойником Падме Амидалы, знал, что они были похожи, но даже не представлял себе, что одно присутствие тёти вызовет такую реакцию. Какие пойдут слухи? Хотя… ему доводилось слышать, что со сплетниками делал Вейдер.

Его прошила дрожь. Одно дело было встретиться с Амидалой. Но имя Вейдера ему довелось услышать задолго до того, как он узнал о существовании Императрицы.

Они вошли в вестибюль императорской приёмной, оказавшись под пристальным надзором затянутых в алые мантии стражей. Один из них проверил их чипы-идентификаторы, смерив Люка нечитаемым взглядом, прежде чем вернуть документы и пропустить их к двери.

Прошло несколько минут, затем десять, двадцать… Сабе крепко сжала его плечо, скорее, пытаясь успокоиться сама, нежели пытаясь успокоить его. Наконец, на роскошный ковёр вестибюля легла полоса света, стражи вытянулись по струнке, и Люк и глазом не успел моргнуть, как двери вдруг распахнулись сами собой, а они с Сабе, сопровождаемые стражей, оказались перед Императрицей.

Хоть какую-то верность родной планете императрица Амидала сохранила — тронный зал был обставлен с присущей Набу роскошью. Люку всегда было неуютно в столь богатых помещениях — вот и сейчас он почувствовал, как закружилась голова. По правилам приличия он должен был смотреть на Её Величество, но Люк глядел во все стороны, силясь придать форму нахлынувшим на него всполохам цветов.

С высоких окон свисали знамёна и портьеры, стены украшала мозаика звёздных карт. Каждый представленный в тронном зале мир иллюстрировали их главные достопримечательности. Люк задержал взгляд на мерцающих водопадах Набу, за которыми серебристым силуэтом возвышался королевский дворец. Тид был запечатлён на карте целиком, вплоть до мельчайших подробностей, но на ней не было ни маленькой деревни, в которой Люк провёл первые годы на Набу, ни гунганских болот, куда он так часто ездил в гости. Это была карта политического региона, а не его дома.

Искать Татуин он не осмелился.

Наконец, Люк взглянул на Императрицу и на тень, застывшую за её правым плечом. Свет из огромного транспалистального окна за троном заливал весь зал, шпили Корусанта казались увеличенной копией шпилей, венчавших императорскую корону. Люка удивило, как просто она выглядела, потому что до этого дня он видел совсем иной её образ — главным образом запечатлённый на давно разбитых или изрисованных вандалами витражах, внутри маленьких святилищ, которые создавали её последователи, на страницах учебников по истории. До этого Люк видел Амидалу лишь королевой Набу.

Сейчас она выглядела совсем иначе: никаких огромных париков или широких платьев. Люк напрягся. Если знакомые ему методы обмана императрица не использовала, значит, использовала какие-то другие. На ней было тёмно-красное платье с тонкими бретельками и длинным подолом, украшенное вышивкой и жемчугом, на волосах лежала золотая сетка. Железная корона со шпилями в три дюйма высотой и алмазами, вставленными в центр имперской шестерёнки, словно терялась на фоне других её украшений.

Люк опустился на колено перед ведущими к трону ступенями и склонил голову.

Волна холода накрыла его с головой. Он не смел поднять взгляд, но заставил себя подумать о том, что так долго пытался забыть: Дарт Вейдер, стоящий справа от Императрицы, с ног до головы одетый в чёрное. Рядом с ним платье Императрицы казалось ярким, словно он был тенью, на фоне которой она сияла.

Вот только у этой тени были глаза. И она смотрела на него.

— Сенатор от Набу, — произнёс чей-то голос. Люк моргнул. Пуджа. Он так отвлёкся на свою тревогу, что не заметил даже стоявшую по левую руку от Императрицы сестру. — Сенатор Люк Наберрие.

— Встаньте, — сказала Амидала — не громко, но так, чтобы её голос был слышен во всём тронном зале. Люк поднялся, наконец встретившись взглядом с Пуджей.

Она ответила ему широкой улыбкой. Её оранжевое платье и бархатный плащ сияли под заливавшим зал солнцем. Люк позволил себе немного расслабиться, пусть он почти ничего не знал о том, как сейчас жила сестра. Какую должность нужно занимать, чтобы представлять Императрице новых сенаторов? Он не знал. Возможно, знал дед.

Амидала по-прежнему смотрела на него. Она поднялась с трона, оказавшись вдруг совсем маленькой, даже безобидной. Этой женщине принадлежала галактика: каждая звезда на небе, каждая песчинка в Дюнном море, давно обратившаяся в стекло под градом пламени, каждая травинка, которую ему довелось ощутить босыми ступнями. Она была ниже Люка.

— Я очень рада нашей встрече, — сказала Амидала, придерживая одной рукой подол платья. Вторую ладонь она протянула ему, и Люк неловко её поцеловал. Это был совсем не тот жест, которым он попрощался со своей королевой всего несколько дней назад. Он словно шёл вслепую по неизведанному космосу. — Надеюсь, Набу процветает даже в изоляции?

Люк сглотнул.

— Королева достойно выполняет свой долг, Ваше Величество.

— Замечательно. Вы знаете, я скучаю по Набу, — она снова улыбнулась. Люк понял, что понятия не имеет, что делать с таким персональным подходом: интересно, она с каждым новым сенатором так разговаривает? — и просто кивнул. — Моя служанка, Пуджа, очень многое мне о вас рассказывала. Я с нетерпением жду возможности поработать с вами, сенатор.

— Служанка? — повторил Люк, покосившись на Пуджу. Та просияла, и ему пришлось ответить на её улыбку своей. Он совершенно не понимал, почему все вели себя таким образом, но пока что ему удавалось им подыгрывать, просто имитируя это безумное поведение.

— Пуджа, разве ты им не рассказала?.. Когда вашей сестре пришлось оставить свой пост, я поняла, что не могу упустить такой талант, и предложила ей место в своей свите.

— Нет. Мы с Пуджей в последнее время не общались, к сожалению. — Неудивительно, учитывая последнюю ссору. — Вы очень добры, Ваше Величество.

— Семья всегда поддержит друг друга, не так ли?

Люк не хотел на это отвечать. Голова раскалывалась.

Смилостивившись, Императрица положила ладонь ему на локоть, и заговорила снова:

— Я надеюсь, ваши покои пришлись вам и вашим сопровождающим по вкусу?

Тут Сабе не выдержала и шагнула вперёд:

— Мы получили ваш приказ явиться в Сенат, едва приземлишись.

Амидала вскинула голову, уставившись на Сабе, в её взгляде мелькнуло удивление — и что-то ещё, словно чей-то плавник вдруг всколыхнул ровную поверхность озера.

— Цсабин, — сказала она. — Я рада тебя видеть.

— Моё имя Сабе.

— Ох, — и снова — дрожь на воде, затем — белоснежная улыбка. — Я почтена. И рада видеть тебя среди нас в качестве — помощника сенатора?

Помощник. Телохранитель. Наставник. Тётя. Не согласись Сабе отправиться с ним на Корусант, он бы не справился, да что там, он бы сам никуда не полетел.

— Да, миледи. Помощник, — сказала Сабе. Это слово резало лучше любого кинжала.

— Мне греет сердце твоё возвращение.

— Это вынужденная мера.

Дружелюбная маска Амидалы застыла на её лице. Люк буквально видел, как одна мысль сменяет другую в её голове, и…

Он попятился, взялся рукой за голову, смяв рукав. Крепко зажмурившись, Люк потряс головой, но боль, раскалённой иглой ввинчивавшаяся между глаз, только усилилась. Что ему говорили делать в таких случаях? Отпустить. Пропустить через себя, не сопротивляться. Стрелы и гарпуны могли помять шёлк, но не пронзить, не порвать.

Люк обвил свой разум шёлком, потянул его ещё ближе к себе, и…

И с криком упал на колени.

Сабе с Амидалой немедленно прекратили обмениваться остротами. Ковёр был достаточно плотный, он даже не почувствовал боли, ударившись об него коленями, кто-то осторожно взял его за предплечье. На несколько драгоценных секунд он потерял сознание, и галактика перестала существовать.

— Люк? Всё хорошо?

Боль исчезла.

Люк открыл глаза и увидел лишь алое и чёрное. Он сжимал в кулаках что-то тёмное, неразличимое на фоне ковра… Моргнув, он наконец различил, что мнёт грубую ткань, потом поднял голову, выше и выше, пока не заболела шея.

С высоты своего гигантского роста на него смотрел Дарт Вейдер.

Люк тут же отпустил его плащ, шарахнулся назад:

— Лорд Вейдер… простите, я…

Он чуть не завалился обратно на пол, но Пуджа его удержала. Сабе схватила его за вторую руку и помогла встать, заодно отряхнув ему одежду. Люк покраснел бы, если бы ему уже не хотелось провалиться сквозь землю.

Взгляд Вейдера по-прежнему давил на плечи невидимым холодом.

— Я приношу свои извинения, — проговорил Люк и склонил голову.

— Ваша душа неспокойна, сенатор Наберрие, — прогрохотал Вейдер. Низкий рокот его голоса ударил по ушам, отразился дрожью в костях и внутри черепа.

Вытянув руку, Вейдер взял Люка за подбородок, заставив приподнять голову на свет, и смерил его изучающим взглядом. Люку немедленно захотелось вырваться, но хватка у Вейдера была дюрастиловая, да и сопротивляться ему было бы безумием. Впрочем, Вейдер и сам его отпустил через мгновение. Люк так и не понял, что он хотел увидеть.

Возможно, доказательства родства Люка с семьёй Наберрие и его женой. Доказательства, которых не могло быть по определению.

— Для политика открытая душа — опасная вещь.

Люк понятия не имел, что это должно было значить, но кивнул со всей серьёзностью, и Вейдер, наконец, отступил обратно в тень трона, точно летучая мышь.

— Мне не стоило вызывать вас так рано, — встревожилась Амидала. Она протянула было к нему руку, увидела стоящую совсем рядом Сабе, и оборвала собственное движение. — Это я должна принести вам свои извинения, Люк, меня слишком обрадовала возможность встретиться с вами лично. Я не хочу вас задерживать, если вы плохо себя чувствуете.

— Я ещё не принёс присягу, — возразил Люк.

Сабе нахмурилась:

— Если тебе плохо…

— Я в порядке, тётя.

Если Амидала и напряглась, услышав его обращение, этого никто не заметил. Она покачала головой:

— Присяга — дело не срочное. В конце концов, это просто формальность.

— Я должен… — Сабе легонько толкнула его локтем, и Люк прикусил язык. День уже выдался странный, не хватало ещё поспорить с Императрицей. — Как пожелаете, Ваше Величество.

— Я очень рада нашему знакомству, Люк. Вы сможете дойти до своих покоев? — в её взгляде не было ничего, кроме сочувствия. В ответном взгляде Сабе не было ничего, напоминающего сочувствие.

— Мы справимся.

— Миледи, я могу их проводить.

Амидала резко повернулась к Пудже, точно приметивший добычу нексу:

— Замечательная идея, Пуджа, я уверена, твоему брату будет очень приятно. А Дорме пока что займётся приготовлениями.

Сабе поджала губы. Люк не мог сказать, почему: то ли из-за упоминания Дорме, то ли из-за того, что Пуджу отправили с ними. Возможно, из-за всего сразу.

Отказаться у Люка явно не получится. Кроме того, он хотел поговорить с сестрой без гнетущего присутствия Императрицы. Теперь он понял, что роскошные королевские наряды были ей без надобности — она и без них являла собой внушительную фигуру.

— Спасибо, Пуджа, — сказал он, всё ещё пытаясь отдышаться, из-за чего его слова прозвучали скорее искренне, нежели испуганно. — Ваше Величество.

— Я надеюсь скоро встретиться с вами вновь, Люк, — сказала Амидала. От той уверенной лёгкости, с которой она произнесла его имя, Люка пробрала дрожь — как и от взгляда, которым вновь прошил его Вейдер. — В менее формальной обстановке.

Люк расправил плечи, но, даже оказавшись выше Императрицы на несколько дюймов, он всё равно почувствовал себя невообразимо крохотным по сравнению с ней.

— Конечно, Ваше Величество.

***

Пуджа проводила их до отведённого Люку офиса, где уже лежали оставленные Тонрой вещи, и оглядела комнату, присвистнув:

— Дроиды-уборщики постарались на славу! И не скажешь, что офис пустовал несколько месяцев.

— Я уверен, это Тонра приложил все усилия, чтобы сделать эти покои пригодными для жизни, — ответил Люк до того, как это успела сделать Сабе. Тонра, который сидел на диване в углу комнаты и что-то печатал в датападе, улыбнулся в ответ.

Сабе села рядом с ним, держась напряжённо, и завела разговор о каких-то невообразимо интересных мелочах, которыми Тонра занимался в их отсутствие. Очевидно, с сестрой-имперцем Люку придётся разбираться самостоятельно.

Пуджа сначала заняла кресло за столом, но сразу вскочила, когда Люку пришлось перегнуться через неё, чтобы убрать в ящик стола свой датапад и стилусы к нему. Они поменялись местами, и, пусть кресло едва сохранило её тепло, Люк почувствовал, как оно обожгло ему спину.

— Рио велела передать, чтобы ты звонила почаще, — вдруг вспомнил он, раскладывая вещи и упорно не глядя на сестру. — Мы так и не смогли с тобой связаться.

— Прости меня, — Пуджа нахмурилась, уголки её губ опустились. — С тех пор… с тех пор как я заняла свою новую должность, — она явно не это хотела сказать, — дел у меня просто невпроворот.

— Императрица не производит впечатление человека, который заставляет тебя работать без продыху.

— Нет, конечно, я иногда отдыхаю. Просто выслушивание криков и обвинений родственников, которые отказываются принять мою позицию, едва ли можно назвать отдыхом.

Люк сглотнул.

— Я понимаю, — сказал он, — но мы с Рио никогда на тебя не кричали. И Дарред тоже.

Бедняга Дарред был слишком мягкосердечным для этой семьи.

Пуджа тоже сглотнула. Это была единственная привычка, которая выдавала её эмоции, и Люк знал, что перенял её у сестры: на Татуине воду на подобное тратить не смели.

— Конечно, — признала она. — Но я боялась, что дедушка решит поговорить со мной через вас.

— Как и Сола?

— Да, как и мама.

— Чего ты её так боишься? Она скучает по тебе.

— И по тёте Падме тоже?

Люк чувствовал, что Сабе внимательно смотрит на них обоих, но решительно это проигнорировал.

— Из того, что я слышал дома? Да.

— Тогда почему… — Пуджа оборвала себя на полуслове. — Нет. Ты прилетел сюда работать и увидеться со мной, а я вываливаю на тебя все семейные проблемы, существовавшие ещё задолго до твоего появления. Я рада, что мы всё ещё общаемся, — она взяла его за руку. — Я позвоню папе и Рио, когда на Тиде будет утро. Надеюсь, дедушки дома не будет.

— Не будет. Они с бабушкой переехали обратно в Тистедель.

— В эту деревушку? Опять?

— Да. Хотели передохнуть от Тида и его политики.

Пуджа фыркнула. Люк подчёркнуто не обратил на это внимания. Тистедель ему нравился: это была крохотная, тихая деревня глубоко в горах, сквозь которую змеились ручьи. Любой пустынный мальчишка немедленно влюбился бы в это место.

— Хорошо, буду знать, — сдалась Пуджа. — Я им позвоню.

Уже хоть что-то.

— Но с каких это пор ты у нас занимаешься политикой? — спросила Пуджа, улыбаясь. — Я бы не сказала, что это твоё любимое дело.

Он легонько щёлкнул её по носу:

— Пока кое-кто устраивал бардак в Сенате, я баллотировался на должность принца Тида.

— И что, выиграл?

— Честность у избирателей нынче в почёте.

Пуджа кивнула:

— Правительство Набу давит на людей страшной пропагандой. Я об этом даже не задумывалась, пока не попала на Корускант, это просто чудовищно. Все эти маски, обманы… Неудивительно, что твои публичные обвинения принесли тебе популярность.

— Я ни на кого не нападаю.

— Когда я увидела твоё имя в списке сегодняшних встреч, я откопала несколько твоих речей. Ты считаешь, что своей изоляционистской политикой Далрана закапывается в землю, а не засеивает её.

— Это не считается. Мы с тех пор давно поладили — она назначила меня сенатором.

— Она назначила тебя сенатором, чтобы выгнать с планеты.

Люк расхохотался. Пуджа широко улыбнулась, и даже Сабе чуть-чуть смягчилась.

— Но твоей правоты это не отменяет, — добавила Пуджа. У Люка сердце ушло в пятки. — Набу давно могла бы стать галактической державой, если бы Далрана не ограничила торговлю. Проводимая ею политика оттолкнула от меня всех представителей Чоммельского сектора.

— Я бы хотел наладить с ними связи.

— Будешь действовать тайком от неё?

— Она дала мне полную свободу действий. На мой взгляд, действовать надо именно так.

— Хорошо. Всегда проявляй инициативность. Ровно поэтому Императрица мной и заинтересовалась.

— Что-то мне подсказывает, что она бы тобой по-любому заинтересовалась, судя по её теплому приёму.

— Тоже верно. Местный непотизм меня порой сильно смущает.

Многообещающие слова. Значит, Пуджа не поддерживала все виды коррупции.

— Каково это? Работать на неё.

— Я чувствую, что меня ценят, — улыбнулась Пуджа. — Не просто как члена свиты, а как часть семьи.

С семьёй, которая её вырастила, Пуджа не общалась почти год.

— Звучит неплохо, — сказал Люк, подавив разочарование.

— Да! Она просто чудесная. Она всегда говорит тебе только правду, но мягко, и она знает обо всём, что происходит в её Империи, даже в самом отдалённом её уголке. Если где-то возникает проблема, она исправляет её, не прогибаясь под чужие прихоти.

— Никаких больше Торговых Федераций… — отозвался Люк. Именно об этом без устали твердили сообщники Амидалы на Набу: она сделала всё, чтобы защитить планету от любой угрозы. А потом предала её.

— Вот именно! И никакой войны, как только сепаратисты поймут, что галактика в надёжных и мирных руках, — Пуджа улыбнулась своим мыслям. — Это замечательное чувство: верить в то, что делаешь.

В это нетрудно было поверить.

— Так, ну, с вещами я закончил, — сказал он, обрывая разговор. — Наверное, нужно поехать навести порядок и на квартире, а то я пока живу по тидскому времени.

— Я тебе помогу! — Пуджа встала одновременно с ним. — В твоих апартаментах столько всего интересного, Императрица Амидала многое мне о них рассказывала — а я могу рассказать тебе.

Сабе выронила датапад, во все стороны брызнуло стекло. Тонра метнулся за веником.

— Как тут откажешься? — сказал Люк.

***

Аудиенции с оставшимися новыми сенаторами длились мучительно долго, и, как только последний из них вышел из тронного зала, Падме отправилась во дворец. Корусант-Прайм медленно опускалась за горизонт, когда она сняла покрытую жемчугом золотую сетку с волос, а Мире помогла ей выбраться из платья.

Переодевшись, она пожелала Мире спокойной ночи и зашла в спальню, которую делила с мужем. Через несколько минут к ней присоединился и Вейдер, сменивший шлем на дыхательную маску, а доспех — на мягкую домашнюю одежду. Падме улыбнулась ему, заметив его в зеркале, и продолжила расчёсывать волосы.

— Сегодня ты задержался на аудиенциях гораздо дольше, чем обычно, — шутливо заметила она — одновременно и наблюдение, и вопрос.

Вейдер сел на их кровать — белая ткань его одежды резко выделялась как на фоне тёмно-зелёного одеяла, так и на фоне его покрытой язвами кожи. Серьёзное лечение они начали сразу после смерти Палпатина, но шрамы и обесцвеченные участки кожи всё равно остались.

— Люк Наберрие? — спросил муж. Падме поняла.

— Я правда ему рада, — призналась она. — Я скучаю по семье. Мне уже радостно, что Пуджа рядом со мной, а теперь рядом будет и её брат.

— Приёмный брат, — поправил её Вейдер.

— Он всё равно мой племянник.

Муж промолчал, но что-то изменилось в его лице. Падме не представляла, в чём было дело.

— Мой отец отчётливо дал мне понять, что не хочет иметь со мной дела, и сестра с матерью заняли его сторону, — сказала она чуть жёстче. — Кто бы из родственников ни хотел со мной связаться, я приму их, Энакин.

— Я ничего не имею против.

— Спасибо, — вздохнула Падме. Вейдеру никогда не нравилось её отношение к семье, но он никогда не говорил об этом вслух. Она просто знала, что Пуджу он терпеть не мог.

— А Люк напоминает мне меня саму, — призналась Падме. — Когда Пуджа начала работать в Сенате, она уже была очень практичным человеком. Она знала, что делает. Но Люк идеалист. И я думаю, его стоит поддержать — и научить концентрировать свою энергию на достойных вещах, а не на безнадёжной демократии, которую его научили поддерживать. Как научили когда-то меня.

— Мне он тоже напоминает тебя, — уже теплее согласился Энакин.

— Хорошо, что я не одна это вижу, — Падме доплела косу и пересела на кровать поближе к мужу, положив голову ему на плечо. Вейдер приобнял её.

— Ему ещё так многому предстоит научиться, — тихо произнесла Падме. — А нам предстоит многое узнать о нём, потому что просто так он мою помощь не примет. Нужно действовать очень осторожно.

— Он беженец, на Набу оказался несколько лет назад, тогда же его и усыновили Наберрие, — сразу ответил Вейдер.

Падме подняла брови. Да, на аудиенциях он сегодня задержался, но ушёл всё равно раньше, чем она. Что же, теперь она знала, почему.

— Откуда он родом?

— Нигде не сказано.

— Странно, — задумалась Падме. — Но лучше я сама его об этом спрошу. Зачем рыться в документах, если можно просто задать правильные и ни к чему не обязывающие вопросы, — она улыбнулась. — Спасибо, что решил помочь мне наладить отношения с семьёй.

Вейдер слабо улыбнулся в ответ. Падме сжала его ладонь в своих.

— Достаточно на сегодня разговоров, — решила она и, встав, потянулась за ночной рубашкой. — С политикой разберёмся завтра. А сейчас есть только мы, вдвоём.

Как и всегда, произнесла Падме про себя.

Вейдер не узнал о её невысказанной печали. Он всё ещё улыбался, погрузившись глубоко в свои мысли, и в его глазах она вдруг различила почти забытую надежду.

Chapter 2: Адвокат дьявола

Второй день Люка в Сенате, уже рабочий, оказался столь же странным, но, к счастью, куда более скучным. Он проснулся с рассветом — точнее, на нормальной планете с адекватным климатом это был бы рассвет, — и на сей раз Сабе не удивилась, застав его за работой.

— Во сколько начинается сессия Сената? — спросила она, предварительно постучав в дверь кабинета.

Люк едва взглянул на неё. В этом кабинете работать было гораздо удобнее, чем в том, который ему выделили в здании Сената.

— В девять. У меня полтора часа на сбор информации.

Он уже просидел целый утренний час над письмом на Татуин, на которое и не надеялся получить ответ.

— Я ненавижу Сенат. Почему они такие монотонные? Такие… сонные?

— Если тебе от этого станет легче, могу ходить с бластером наперевес.

Сабе слегка поморщилась:

— Не станет. Но мне уже не терпится вернуться на Набу, — она сменила тему, очевидно пытаясь отогнать этот мысленный образ.

— До Фестиваля света осталась пара недель, — сказал Люк. — Мы не можем позволить себе пропустить такое событие, это было бы очень грубо.

— Жду его с нетерпением. Это хороший праздник, несмотря на то, что повод для него… — она окинула офис взглядом и нахмурилась, — сейчас неактуален.

— Жителям Набу не откажешь в любви к традициям.

Сабе ничего не сказала о напряжении, окрасившем его голос:

— Про что ты читаешь?

— Законопроекты на повестке дня, утром по ним прислали краткую сводку, — Люк постучал стилусом по датападу. — Сенатор Орн Фри Таа собирается предложить очередной закон, который усилит власть сенаторов над их родными планетами.

— Я никогда его не слушаю. Он рвётся к власти дольше, чем ты живёшь на свете. Думаешь, тут есть что-то важное?

Люк улыбнулся:

— Честно? Да. Сенатор Лея Органа хочет создать систему независимых судов.

Сабе подняла брови:

— Она в своём уме?

— Предложение солидное.

— Её уберут с должности.

Люк не знал, что она имела в виду: якобы демократические рычаги давления, которые использовала автократия, или что-то гораздо хуже.

— Мне нравится её идея. С помощью независимых судов мы можем добиться того, о чём Амидала говорит в каждой своей речи: искоренить коррупцию и ограничить стороннее вмешательство в работу госорганов.

— А ещё это будет более демократичная система?

— Именно, но Императрицу это не убедит.

— Её ничто не убедит, — Сабе заглянула Люку через плечо, чтобы бегло просмотреть законопроект Органы. — Звучит неплохо, и при любых других обстоятельствах я бы её даже поддержала. Но сейчас — это безрассудное и опасное предложение. У меня от этой идеи мороз по коже, — она крепко зажмурилась. — Из ста дней в Сенате девяносто девять — скука смертная. Как ты умудрился во что-то влезть на первые же сутки?

— Вселенная не хочет, чтобы ты расслаблялась, — ввернул Люк и тут же переключился на следующий отчёт. У него были свои идеи насчёт проекта Органы, но устраивать тёте сердечный приступ с утра пораньше ему не хотелось.

— Иначе и не скажешь. Лея, видимо, тоже.

— Кстати, хотел спросить, вы разве не знакомы?

Это был непростой вопрос. Сабе работала с Амидалой. И с другими сенаторами тоже. А в те годы, пока Люк жил на Татуине, вдали от Набу и всех политических перипетий, в которых эта планета была замешана, она работала ещё кое-с-кем. С клиентами, которых ни в коем случае нельзя было называть по имени и которых всегда снедало возбуждение.

Двенадцатилетке возбуждение, разумеется, казалось шпионской работой. Благородством. Приключениями во имя правосудия.

Двенадцатилетнему Люку тётя Сабе казалась самым крутым человеком во всей галактике.

— Знакомы, — сказала она. — Я хорошо знаю её отца. Это он организовал движение помощи беженцам Кольца, в котором мы с тобой работали.

— Но вы и до этого друг друга знали?

— Да, по другим гуманитарным миссиям. Он курирует многие из них, а ты лучше меня знаешь, как Набу любит принимать участие в таких проектах.

Люк кивнул. Звучало всё складно, но он скрестил руки на груди:

— Ты что-то недоговариваешь, тётя.

Сабе фыркнула:

— Я тебя прошу, только в Сенате сегодня так не дерзи. Тебя уже выгнали с Набу и отправили в этот бардак. Одна Ширайя ведает, что будет, если тебя и отсюда выгонят.

— Это всё ещё не ответ.

Сабе развернулась на каблуках:

— Мне нужно прошерстить кабинет на случай, если здесь стоит прослушка.

— Тётя.

— Лучше перестраховаться.

— Тонра уже всё здесь осмотрел. Если хочешь, я перестану тебя расспрашивать, но не уходи от ответа.

Сабе остановилась в дверях.

— Хорошо. Скажу. Это секретная информация, — она слабо улыбнулась. — Но я серьёзно, Люк. Оставь допросы для Сената и будь осторожнее.

— Я знаю. А ещё я знаю, что с тобой можно не осторожничать, — Люк улыбнулся в ответ: — Ты говоришь мне правду, когда есть такая возможность, и открыто говоришь мне, когда такой возможности нет.

Сабе чуть растерянно улыбнулась и вышла из комнаты.

***

Несмотря на то, что Люк много успел прочесть про свою новую должность, Зал Сената поражал своими размерами. Принадлежавшая набуанской делегации платформа располагалась довольно высоко, так что он мог окинуть взглядом раскинувшийся внизу хаос. Люк специально прибыл заранее, поэтому к моменту, когда остальные сенаторы начали медленно, почти лениво стекаться в зал, он уже занял своё место и разложил документы. Сенаторский под был надлежащим образом оборудован: собственный датапад, экран, аппарат для голосования, и, разумеется, рычаги управления. У Люка руки чесались крутануть платформу, пока не началось заседание, но он этого не сделал — слишком неподобающе.

Ровно в девять часов основание зала раскрылось, имперская шестерёнка обернулась звёздным соцветием, лепестки которого раскрылись, и платформа Императрицы поднялась на свой пьедестал в центре зала.

Сидевшая в поде Амидала выбрала платье с открытыми плечами, которое дополнял оранжево-алый плащ, напоминающий пламя, и массивный головной убор — скорее всего, парик, усыпанный топазами такого же оттенка. Из-за необычной причёски казалось, что Императрица была одного роста с Пуджей, стоявшей рядом с ней, но Вейдер — если его заметить — по-прежнему возвышался над ней.

Если. Весь под был укрыт тёмным бархатом, на фоне которого Императрица сияла ещё ярче, и Вейдер словно сливался с тяжёлыми драпировками.

Найдя взглядом набуанскую платформу, Пуджа послала ему одобряющую улыбку. Люк услышал, как стоявшая за его спиной Сабе пробормотала что-то себе под нос, и почти было повернулся, чтобы спросить у неё, в чём дело, но передумал. Он никогда раньше не видел, чтобы тётя Сабе настолько нервничала, однако у этого наверняка была причина. И Зал Сената был явно неподходящим местом для обсуждения этой причины.

Только благодаря тому, что Люк очень хорошо знал Пуджу, он сумел распознать недовольство в её взгляде, когда она открыла файл с повесткой дня сегодняшней сессии. Амидала выглядела спокойной и невозмутимой и расписание изучала с таким же сосредоточенным интересом, как и всё, на что она обращала своё внимание. Люк всё равно заметил, что она тоже испытывала лёгкое раздражение.

Неудивительно. Люк не знал, кого Органе пришлось подкупить, чтобы её законопроект оказался на первой позиции в повестке, но Её Высочество явно не впечатлилась.

Амидала прочистила горло — микрофон поймал даже это — и начала свою речь. Две минуты любезностей никто особо не слушал: вступительная речь давала сенаторам время приготовиться к презентации своих проектов. Прошлой ночью Пуджа рассказала ему, что речь Императрицы не отличалась оригинальностью и всегда затрагивала одни и те же темы, но была гораздо короче, чем пятнадцатиминутные монологи, с которыми к Сенату обращался Палпатин. Императрица Амидала всегда стремилась к эффективности и эффектности и в итоге смогла сделать так, чтобы пустые слова не занимали слишком много времени, но и не лишали её присутствие зрелищности, которая так необходима любому правителю.

Во всяком случае, так считала Пуджа.

— Первый сегодняшний проект, — обратилась Амидала к сенаторам сильным и чистым голосом, — принцесса Лея Органа от Альдераана предлагает провести структурную реформу судов с целью создания нового, независимого от влияния Сената и текущей судебной системы органа.

В зале тут же поднялся рокот. Люк увидел, как под Органы снялся со своего места на стене, чтобы подлететь ближе к центру, где всем было хорошо её видно. Она была такого же низкого роста, как и Пуджа, может, ещё ниже, и одета очень просто — в скромное белое платье. По сравнению с альдеранцами граждане Набу казались павлинами.

— Уважаемые сенаторы, — начала Органа, — моё предложение продиктовано исключительно моей любовью к Империи и желанием сделать это государство сильнее. Альдераан, планета, которую я представляю, славится своей красотой и культурой. И я знаю, что для тысяч звёздных систем именно Альдераан является примером всего — как хорошего качества жизни, так и правосудия.

Её платформа легко качнулась в воздухе: то ли нарочно, то ли принцесса слишком увлеклась своей речью.

— Но какой бы древней и заслуженной ни была наша репутация, Империя значительно превзошла нас за последние пятнадцать лет, — продолжила Лея. — Стабильность, которую принесло галактике правление Императрицы Амидалы, и процветание, в котором живёт галактика сегодня, нельзя отрицать. Мы многого добились за столь короткий срок, уважаемые сенаторы, и, благодаря этому, смогли улучшить жизни миллионов разумных. Однако мы всегда можем сделать больше, не останавливаясь, пока не дотянемся до звёзд.

Принцесса взмахнула рукой. Экран Люка зажёгся, он опустил голову, изучая появившиеся на нём отчёты и графики.

— На ваших экранах приведены последние статистические данные из судебной отрасли, связанные с самими судами и с теми, кто в них председательствует, и эти данные вызывают тревогу. Как видите, приговоры, выносимые нашими судами, сомнительны, как в самых дальних уголках Империи, так и в её сердце, на Корусанте. Они не проходят антикоррупционные стандарты, введённые ещё Республикой тридцать лет назад.

Сенат зарокотал:

— Вы намекаете…

— …смеете сравнивать Империю со столь раздутым…

— Вы обвиняете…

— Коррупция…

Принцесса Лея пережидала возмущение молча, пока не прозвучала последняя реплика — тогда она указала пальцем в направлении произнёсшего это слово сенатора.

— Коррупция! — объявила она. — Самый страшный враг государства. А мы позволяем оказывать политическое давление на наши суды! Высокопоставленные чиновники вооружённых сил дают судьям взятки, чтобы оказаться на свободе и не понести ответственности за совершённые ими военные преступления, а за совершенно незаурядные преступления казнят тех, кому не повезло стать участником какой-то нелепой ссоры!

— Уж не опасаетесь ли вы сами судебного преследования, Принцесса?

Кто бы ни задал этот оскорбительный вопрос, Лея не обратила на них внимания.

— …это оскорбление идей Императрицы, оскорбление той системы, которую мы с таким трудом построили. Чтобы по-настоящему развиваться, чтобы претворить в жизнь идею справедливого общества, свободного от коррупции, мы должны сделать суды независимыми! Независимыми от экономического влияния. От частного. И от политического.

Ярость. Она давила Люку на плечи неподъёмным грузом.

— Законопроект, который я предлагаю, — отважно закончила принцесса Лея, — с которым вы имели возможность ознакомиться, это лучший способ использовать заложенное нами основание, чтобы построить на нём что-то благородное.

От криков у Люка зазвенело в ушах.

— Соблюдайте порядок! — крикнула одна из служанок Амидалы — женщина чуть младше Императрицы, с набуанским акцентом и каштановыми волосами.

Амидала включила микрофон:

— Заложенное мною основание.

Всё смолкло.

— Ваши аргументы и ваш настрой заслуживают похвалы, Принцесса, — продолжила она, — но вы молоды, и ваш законопроект тому доказательство. Вас не было в Сенате, когда закладывалось то основание, которое вы, по вашим словам, столь высоко цените. И, возможно, я могу списать разрушительное воздействие, которое ваш проект на самом деле окажет на эту структуру, на вашу юношескую наивность.

— Сенатор, — поправила принцесса. — Я не могу с вами согласиться, Ваше Величество. Несмотря на продвигаемый в Империи нарратив, что суды стали ответственнее, безопаснее и справедливее, уровень коррупции значительно превышает показатели тридцатилетней давности. В моём исследовании это подтверждается. Мои слова продиктованы не наивностью. А правдой.

— Я надеялась, что ваше предложение на самом деле не является столь серьёзным оскорблением, как могло показаться, но, видимо, ошиблась, — голос Амидалы похолодел. — Ностальгия — чудовищное искушение, которому часто поддаются молодые люди привилегированных сословий, однако я бы посоветовала вам слушать не только вашего отца и его приукрашенные воспоминания об умирающей Республике его молодости и её пороках. Вы обвиняете мой суд в коррумпированности и осмеливаетесь ставить ему в пример суд республиканский? Тот самый суд, который минимум четырежды снимал все обвинения с Нута Ганрея, известного военного преступника, убийцы и Сепаратиста?

Люк поморщился. Его, жителя Набу, это сравнение задело за живое.

Органа не отступила:

— Именно так, — сказала она. — И ярым доказательством является то, что лорд Вейдер по-прежнему стоит рядом с вами, несмотря на четыре дюжины обвинений в военных преступлениях, предъявленных ему за время проведения кампании во Внешнем Кольце. Истинность этих обвинений подтверждается голографическими источниками, отчётами и показаниями свидетелей. И то, что лорд Вейдер до сих пор не предстал перед судом за свои действия и, тем более, не был приговорён, выдаёт разъедающую суды коррупцию, на которую мы предпочитаем закрывать глаза.

Как ребёнку Татуина, Люку стало ещё больнее. Не успев осознать, что он делает, он хлопнул ладонью по кнопке, показывая желание выступить.

Сабе за его спиной поперхнулась воздухом:

— Люк…

— Ваши обвинения против моего мужа отвратительны и не имеют никакого отношения к дискуссии, но если вы так сильно желаете предъявить их, вы можете обратиться в любой суд, который, по вашему мнению, подойдёт для рассмотрения этого дела, — Пуджа прошептала что-то на ухо Амидале, и на её лице немедленно отразился интерес: — Слово предоставляется сенатору от Набу.

Не глядя на кузину и тётю, Люк аккуратно качнул платформу вперёд — стабилизаторы работали невероятно, движение практически не ощущалось — и задумался, что именно он хочет сказать. Он смотрел только на Органу. Стоило ей услышать слово «Набу», как её лицо помрачнело, а губы плотно сжались, и, когда она посмотрела на него в ответ, в её глазах горел немой вызов.

В конце концов, Люк повернулся к Падме.

— Ваше Величество, при всём уважении, я вынужден вам возразить: юность не является синонимом наивности, хотя подобное заблуждение вполне объяснимо, — Сабе издала очередной полузадушенный звук, опустив голову. Но когда Люк снова взглянул на Органу, принцесса смотрела уже не на него, а на Сабе, и в её взгляде мерцало узнавание. — А опыт не является оправданием невежества и самодовольства. Сенатор Органа является уважаемым членом имперского Сената, и её исследование о коррумпированности судов должно быть надлежащим образом рассмотрено. Представленная ею статистика действительно вызывает опасения. Я предлагаю провести подробное расследование этого вопроса, чтобы определить, каким должен быть порядок дальнейших действий. Как бы радикально это ни звучало, возможно, система независимых судов окажется не таким уж и ужасным решением, если всё действительно окажется настолько критично, как верит сенатор Органа.

Теперь самое сложное. Люк посмотрел на Вейдера. Вейдер тоже смотрел на него — как смотрел на протяжении всего заседания, подумалось Люку, пусть глаз его он и не видел, и смотрел пристально.

И взгляд этот сделался ещё пристальнее, когда Люк обвинил его в военных преступлениях.

— Я также соглашусь с её словами о лорде Вейдере. Каким бы уважаемым человеком он ни был, эти… обвинения… — он выдавил это слово сквозь зубы. Шрам жгло. — Это бельмо на его репутации. Единственный способ доказать их беспочвенность — честный суд, на котором милорд будет признан и объявлен невиновным. Пока что этого не случилось.

Его голос дрогнул в самом конце, щёки под плотным слоем макияжа залило румянцем, но всё равно Люк чувствовал, что его слова имели значительный вес. Вежливо кивнув, он сел и отвёл свою платформу на место под чужими взглядами — как подозрительными, так и восхищёнными.

Амидала не выглядела потрясённой, напротив, она слабо улыбалась, чуть приподняв брови.

— Благодарю вас за вашу речь, сенатор Наберрие. И за то что вы, пусть и сами того не подозревая, лишь подтвердили мои слова, — она раскинула руки. — Два молодых, искренне вдохновлённых сенатора, готовые пойти на всё, чтобы укрепить систему, но одну ключевую вещь вы оба упустили. Суды не могут быть независимыми. Они должны нести ответственность, — взмахом руки она обвела весь зал. — И кто ещё может гарантировать это, как не благородные представители, собравшиеся в этом зале, чтобы представлять галактику, которой служит суд?

Люк напрягся. Сабе со свистом выдохнула.

Органа перехватила инициативу:

— Однако, как сказал сенатор Наберрие, собранные мною данные демонстрируют, что деятельность судов требует самостоятельного расследования. Я поддерживаю его предложение создать специальный комитет для проведения этого расследования.

Комитет для проведения расследования. Люк поморщился. Слишком уж это было похоже на ту бюрократическую демократию, против которой выступала в своей кампании Амидала.

Тем не менее, Императрица склонила голову:

— Что ж, если у сенаторов нет возражений, я позволю вам и сенатору Наберрие сформировать этот комитет под руководством одной из моих помощниц. Через два месяца я жду от вас результат.

— Нам нужно больше времени. Это крайне обширный проект.

— Я не сказала итоговый результат. Но мне нужны доказательства, что этот проект не станет тратой времени.

— А лорд Вейдер? — настойчиво спросила Органа. — Согласится ли он с предложением сенатора Наберрие предстать перед судом, чтобы очистить свою репутацию от предъявленных обвинений?

Амидала помолчала, взглянув на мужа. Вейдер ничего не сказал. И он по-прежнему прожигал Люка взглядом, отчего Люк едва сдерживался, чтобы не заорать в голос.

— Решение будет принято после того, как я получу результаты вашей работы, — решила Императрица. — Раз мы не можем быть уверены, что суды работают по справедливости, я приостановлю слушания наиболее важных дел. Слишком велик риск вынесения неправомерных приговоров.

Сабе фыркнула. Люк сжал зубы, но ограничился кивком, когда Амидала посмотрела на него, а затем обменялся взглядами с Органой. Та хмурилась.

Но больше времени на обсуждения у них не было. Амидала посмотрела в свой датапад и продолжила:

— Далее на повестке дня стоит предложение сенатора Турала — новый закон по расширению производства…

— Ты с ума сошёл? — зашипела Сабе на Люка, когда сенатор Турал взял слово и принялся объяснять присутствующим экономические процессы, связанные с производством пермакрита.

— Чуть-чуть.

Сабе хмыкнула. Она выглядела так, будто за пять минут постарела на пять лет.

— Будь так добр, в следующий раз предупреждай меня о таком заранее, — попросила она и потёрла виски.

***

Остаток сессии оказался скучным, лишь иногда интересным, но к моменту, когда разгорячённую дискуссию об обложении налогами нового торгового маршрута решили отложить на следующий день, Люк понял, что даже за одну сессию научился очень многому. Сабе перестала сердито сверкать на него глазами спустя где-то час работы и тоже расслабилась, в какой-то момент даже задремав, чему Люк всячески сочувствовал. В целом и общем, день прошёл неплохо.

Люк собирался дольше остальных, быстро проглядывая свои заметки, чтобы внести последние правки. Поэтому, когда он вышел из пода, Сабе ждала его в коридоре — и дружелюбно беседовала с сенатором Органой.

Увидев её, Люк притормозил. Принцесса была чуть ниже его, но её уверенная осанка и внутренняя сила вблизи производили ещё большее впечатление. Поймав его взгляд посреди разговора об альдеранских ландшафтах, она повернулась к Люку:

— Сенатор Наберрие. Вы совсем не такой, как я ожидала, — она внимательно изучала его. — Вы превратили мой законопроект в комитет.

Что ж, хотя бы она честно сказала, почему злится.

— Я спас его от однозначного отказа, — парировал он.

Лея фыркнула, но спорить не стала.

— Сабе говорит, вы с вашей сестрой совсем непохожи.

— Какие-то сходства всё же имеются.

— Я и не сомневалась, — она приподняла брови, снова оглядела его с ног до головы. — Почему вы вмешались?

Её прямота была глотком свежего воздуха.

— Потому что я прочитал ваше предложение сегодня утром и поддерживаю его. Результаты вашего исследования показывают, что проблема существует. Но Императрица никогда не позволила бы создать систему независимых судов в том виде, в каком вы её себе представляете, а мне не хотелось, чтобы проект свернули.

— Значит, вы знали, что делаете?

— Нет, — признал Люк, — чистая импровизация.

Сабе тихо застонала:

— Ты это ещё и без плана устроил?

Люк виновато посмотрел на неё.

— Если бы у меня был план, я бы тебе о нём рассказал, — он снова обратился к Лее: — Вы упомянули Татуин. Для меня это важная тема.

— Я упомянула Вейдера и Проект Внешнего Кольца.

— В первую очередь я вспоминаю о связи этого проекта с тем, что произошло на Татуине.

Закусив губу, Лея кивнула.

— Я слышала, половину планеты превратили в стекло, — казалось, её взгляд пронзал его насквозь. — Большинство сенаторов — жители Среднего Кольца или Ядра — не обращают на такие вещи внимания.

— Большинство, верно, — согласился Люк, — но не все, — он посмотрел по очереди на своих собеседников. — Значит, вот как вы познакомились с тётей Сабе? — Сабе закатила глаза, распознав его очевидную попытку сопоставить её историю с рассказом Органы.

Всё совпало:

— Гуманитарные миссии, — сказала Органа, и за её словами не стояло никакой тайны. — Я так понимаю, вы и сами во многих участвовали?

— Главным образом в Чоммельском секторе и близлежащих системах, но я старался сделать всё, что в моих силах.

— Голод на Карлинусе?

Люк поморщился.

— Нам пришлось нелегко. Мы закупаем продовольствие на этой планете, был риск создать дефицит и дома. Но в силу изоляционистской политики королевы Далраны наше сельское хозяйство оказалось достаточно развито, чтобы и прокормить себя, и поделиться с нуждающимися.

— Королева Далрана. Разумеется, — Органа кивнула и огляделась. — Я бы с радостью подробнее обсудила вашу работу — и Набу. Вам не составит труда заглянуть ко мне в офис чуть позднее?

Её прямота уступила место чему-то другому, более изящному. Люк был уверен, что его приглашали на какое-то интервью. Оставалось лишь надеяться, что в частной обстановке Лея будет более открытой.

— Нам нужно встретиться, чтобы организовать работу комитета. Я почту за честь принять ваше приглашение.

— Верно. Комитет, — её лицо посерьёзнело, взгляд стал жёстче. Лея кивнула. — Моё исследование не ограничивается данными, которые я вынесла в презентацию. Я пришлю вам все необходимые файлы. Нам нужно будет сравнить определения коррупции в различных законодательных источниках, посмотреть, как изменилось судебное право…

— Люк!

Органа осеклась, а Люк так заслушался, что не сразу понял, что к ним подошла Пуджа. Её тёмно-красная мантия сливалась с ковром. Её улыбка, адресованная Органе, была больше похожа на оскал, но Люку она обрадовалась искренне.

— Меня назначили помочь вам с комитетом, — вежливо сказала Пуджа. — Я увидела, что вы ещё здесь и решила сразу уточнить, как мы будем действовать.

Врёт. Люк сделал вид, что не заметил.

— Конечно. Ты очень вовремя, Пуджа, мы с сенатором Органой как раз заговорили на эту тему. Сегодня она пришлёт нам полную версию своего исследования, затем мы планировали встретиться и обсудить дальнейший план работы. Что у тебя с расписанием, найдёшь время?

— Вы с принцессой Леей времени зря не теряете, — сказала Пуджа. Люк заметил, как сердито поджала губы Лея, и не стал скрывать собственное раздражение. Он поднял брови, без слов предлагая Пудже не отвлекаться от темы. Сестра поняла намёк: — К сожалению, сегодня у меня всё забито, а завтра мне предстоит сопровождать Императрицу на нескольких заседаниях. Но послезавтра я могу подстроиться под вас.

— Замечательно. — Люк повернулся к Органе: — Я пришлю вам удобное мне время, когда получу доклад — нужно понять, сколько у меня уйдёт времени, чтобы с ним ознакомиться.

— Буду ждать. Мисс Наберрие, — Лея не стала скрывать прохладу в голосе. Пуджа поджала губы. — Сенатор Наберрие, — она наклонила голову. — Я с нетерпением жду возможности продолжить наш разговор.

— Взаимно, сенатор, — сказал Люк и подчёркнуто тепло улыбнулся.

Лея ответила на его улыбку своей, такой же искренней, и, отвернувшись, пошла по коридору, сопровождаемая столь же просто одетой охраной.

Прищурившись, Сабе покосилась на Люка, который со вздохом кивнул, разрешая ей идти. Пуджа не отстанет, пока не переговорит с ним без свидетелей. Сабе поспешила вслед за Органой.

Стоило ей скрыться из виду, как Пуджа потянула Люка за запястье обратно на набуанскую платформу. Огромный зал давно опустел, но даже если бы кто-то и задержался, форма пода и окружающие его щиты надёжно блокировали любой звук. Пуджа постучала по панели с уверенностью человека, проработавшего здесь несколько лет, и отправила их в самый центр.

Люк выхватил руку и затряс ею.

— Почему ты так грубо говорила с сенатором Органой? Что ты делаешь? — он старался не смотреть на развёрзшуюся под ними пропасть.

— Нет, это ты что делаешь? — требовательно спросила Пуджа. — Твоё сегодняшнее выступление было равносильно измене!

— Правда? — Люк прекрасно понимал, о чём она говорит, но продолжил спорить: — Я не сказал ни слова неправды. И Органа тоже. Независимая судебная система необходима, чтобы вершить правосудие. Разве не для этого существует Империя?

— Не нужно изображать передо мной адвоката дьявола, Люк. Ты прекрасно знаешь, что на Корусанте, в отличие от Набу, потакание демократии недопустимо. Я не хочу, чтобы ты пострадал.

— Из-за кого я могу пострадать? Из-за Императрицы?

— Люк! — задохнулась она, и этот жалобный звук сжал удавкой его собственное горло. — Как ты можешь?..

— У неё здесь больше всего власти. Пуджа, у меня нет времени на какие-то смутные предупреждения.

— Императрица здесь совершенно не при чём. Ты ей нравишься. Она стерпела твою сегодняшнюю оплошность и объяснила, в чём ты неправ, чтобы ты это запомнил. Теперь тебе нужно лишь с этим смириться, — Люк даже возражать не стал. Если Амидала и использовала этот способ, чтобы из защитника демократии превратить Пуджу в пешку автократии, с ним он точно не сработает. — Но у Империи существуют свои фанатики. И если ты ставишь под вопрос саму основу, на которой стоит это государство, ты становишься их врагом. Тебя могут обвинить в связях с Восстанием.

— Я не повстанец.

— Я знаю! И Её Величество тоже. Но в суде тебе это не поможет.

— Мне казалось, мы сегодня очень подробно обсудили, что ещё как поможет. Как помогало другим, в прошлом.

Пуджа закрыла глаза.

— Это совершенно разные вещи. Ты открыто обвинил лорда Вейдера в совершении военных преступлений.

— Мы лишь указали, что подобные обвинения в принципе существуют и их нужно рассмотреть. Я не желаю лорду Вейдеру карательного приговора. Но справедливость — тот самый идеал, который Императрица Амидала ставит во главе своей Империи, — должна восторжествовать.

— Твои слова всё равно можно посчитать изменой!

— Я не обвинял лорда Вейдера в совершении военных преступлений, Пуджа, — повторил Люк жёстче, чем до этого. Пуджа отступила на шаг назад — он редко говорил с ней таким тоном. — Я мог бы. Но я этого не сделал.

Пуджа быстро взглянула на его левую щёку, затем снова посмотрела ему в глаза.

— Хорошо, — сказала она. — Я знаю, что Империя неидеальна.

— Идеального ничего не бывает. Я не знал, что сильное стремление сделать своё государство лучше считается преступлением. Галактика заслуживает лучшего отношения.

— Я лишь переживаю, что твоё понимание, как должна работать демократическая система, влияет на твоё понимание системы совершенно другого толка. Я не хочу, чтобы ты об это обжёгся, — сказала она и тут же поморщилась, осознав, какое неудачное выбрала слово.

— Я осознаю, что такое Империя, Пуджа. Ты можешь сказать мне то же самое?

Та его часть, которая скучала по старшей сестре и по полной, близкой друг к другу семье, отчаянно надеялась услышать осознанный ответ.

— Конечно, знаю, — сказала Пуджа. — Я работаю на Императрицу.

Люк сглотнул.

— Послушай, я ценю, что ты стараешься за мной приглядывать, — мягко сказал он, — правда, очень ценю. Но я политик. Я понимаю, что делаю.

— Когда это случилось? — спросила Пуджа. — Мне всегда казалось, что ты терпеть политику не можешь.

Она не сказала, что как в прошлом не питала особых надежд на его успешную карьеру, так и сейчас в ней сомневалась, но Люк не стал менять тему.

— Я терпеть не могу ложь, — признал он.

— Это я заметила.

— Или когда на одну мысль уходит три предложения.

— Лить воду у тебя получается лучше, чем лгать.

— Я хочу помогать людям, Пуджа, — сказал Люк. — Вот почему я баллотировался на должность принца Тида. Вот почему я здесь. Мне подарили новую жизнь, дали второй шанс — сколько таких шансов я могу дать другим?

— Тебя выгнали с Набу, потому что ты слишком часто нарушал порядок, да? — Пуджа взъерошила ему волосы. — Идеалист.

Она уронила ладонь, но Люк поймал её и крепко сжал в своих. Этого Пуджа не выдержала: метнулась вперёд и крепко обняла его, прижавшись своей щекой к его. Люк зажмурился и обнял её в ответ. Слёзы всё равно упрямо потекли по щекам.

Он скучал по сестре. Сила, как же он скучал.

— И этим ты напоминаешь мне тётю Падме, — сказала Пуджа.

Люк не разомкнул объятий. Но лёгкая, светлая радость рухнула горечью ему на грудь.

— Пообещай мне, что будешь осторожен, ладно? — прошептала она. — За принцессой Леей уже следят из-за подозрений в связях с повстанцами. — Люк напрягся, и Пуджа это заметила. — Не рассказывай об этом никому, ты вообще не должен это знать, но если вы слишком сблизитесь… Мы будем работать вместе над этим комитетом, однако тебе нужно быть очень осмотрительным.

— Я всегда осторожен и осмотрителен, — шутливой интонации не получилось, слишком опечаленно он себя чувствовал.

Пуджа не ответила. Она отпустила его, коснулась губами его щеки и отправила платформу на место. Они молча вышли в коридор, и Люк как никогда остро ощутил расстояние, разделявшее Корусант и Набу — и его и Пуджу.

***

Костюм Вейдера всегда источал жар — неудивительно, учитывая, сколько в нём работало разных систем. Падме всегда любила прижиматься к нему, сидя вместе на диване и заканчивая последние рабочие дела за день. Ей нравилось быть рядом, пока он медитировал, потому что вокруг обычно холодало и тогда в его объятиях было ещё уютнее.

— Пермакрит, налоги на гиперпространство, межпланетные перевозки… — она вздохнула. — Всё это очень важно, но с первыми сегодняшними дебатами не сравнится ничто.

— Органа ничем не лучше своего отца. Не обращай на неё внимания.

Падме запрокинула голову к мужу, улыбаясь.

— Не обращаю. Ей никогда не собрать достаточно голосов и поддержки, чтобы сделать что-то по-настоящему серьёзное. Меня лишь беспокоит, что она и моего племянника собирается утянуть на эту скользкую дорожку.

— В красноречии ему не откажешь, — коротко сказал Вейдер.

— Они оба потребовали, чтобы ты предстал перед судом за военные преступления.

— Чего я делать не собираюсь, так что их прошения бессмысленны. Но Наберрие хотя бы говорил разумно.

— Мне кажется, его беспокоило нечто другое, нежели твоя репутация, — заметила Падме, удивлённая его внезапным интересом к политике.

— Верно. Он злился. Но он был искренне заинтересован в справедливой расплате за всё, что я сделал, а не пытался подорвать твою репутацию, используя мою.

— И тебя это не беспокоит?

— Ничуть.

Усмехнувшись, Падме положила голову ему на плечо:

— Ты не перестаёшь меня удивлять. — Он взял её ладонь в свою и огладил большим пальцем костяшки.

Тихий звонок возвестил о прибытии Пуджи.

— Входи, — позвала Падме. Её племянница вошла в комнату. Падме подчёркнуто не обратила внимания, как напрягся Вейдер.

Улыбнувшись Пудже, Падме отдала ей свой датапад — этот маленький ритуал означал конец рабочего дня.

— Спасибо, Пуджа. Отнеси всё в мой офис и проверь, чтобы к завтрашнему дню всё было готово, и на сегодня я тебя отпускаю.

— Разумеется, миледи, — но Пуджа задержалась у двери.

— Свободны, — сказал Вейдер. Пуджа вздрогнула от его сурового тона. Падме строго посмотрела на мужа. Тот, казалось, напрягся ещё сильнее.

— Что такое, Пуджа? — мягко спросила Падме.

Пуджа крепко сжала в ладонях датапад.

— Я хотела извиниться за своего брата, — сказала она. — Я поговорила с ним, дала понять, как опасны его слова, даже если он и не имел в виду ничего подобного. Его намерения были чисты.

— Не волнуйся, Пуджа, я всё понимаю. Именно идеализм нам и нужен. Пусть даже твой брат чуть более эмоционален, чем принято в Имперском Сенате, он скоро к нам привыкнет. Он кажется мне очень смышлёным юношей. Тебе не нужно за него извиняться, — добавила Падме, заметив, что Пуджа по-прежнему нервничает, — но — я принимаю твои извинения.

Кивнув, Пуджа тяжело вздохнула:

— Я рада это слышать. Он правда действует из лучших побуждений.

— Не сомневаюсь. Почему тебе не пригласить его к нам на чай, скажем, завтра? Было бы замечательно поговорить с ним в менее формальной обстановке. Кроме того, я с нетерпением жду результатов вашей работы с новым комитетом.

Пуджа всеми силами старалась не смотреть на Вейдера.

— Да, миледи, приглашу, — её лицо посветлело: — Это замечательная идея. И я прослежу, чтобы Органа не испортила весь проект своей глупостью.

— Чудесно. Я знала, что могу на тебя положиться, — Падме улыбнулась. — Что-то ещё?

— Нет, миледи, — Пуджа склонила голову.

— Тогда идите, — сказал Вейдер.

Пуджа посмотрела на Падме.

— Можешь идти, Пуджа. Обязательно выспись.

— Непременно, миледи, — Пуджа выскользнула за дверь, бросив последний испуганный взгляд на Вейдера.

Дождавшись, пока они останутся одни, Падме повернулась к мужу.

— Почему ты так груб с моей служанкой? — спросила она, но за шутливой интонацией тлело раздражение. — Она хорошо мне служит.

— Вы с ней близки. Чересчур близки. Дорме ты бы никогда не позволила прервать нас по столь бесполезной причине.

— Тебя это беспокоит? Ты же мог мне просто сказать…

— Она слишком многое себе позволяет. Постоянно. Можно подумать, что она твоя дочь, учитывая… какого отношения она к себе ждёт.

Он даже не оговорился, но Падме заметила эту небольшую паузу:

— Учитывая, как я к ней отношусь. Ты это хотел сказать?

Он помолчал.

— Она не наша дочь. Эта близость неестественна.

— Она моя племянница.

— Которая остаётся дочерью твоей сестры. А не нашей.

— Я хочу иметь семью, Энакин. Если это означает, что для этого мне нужно налаживать связь с дальними родственниками, я согласна это пойти. В чём проблема? — тут она поняла, в чём. — По-твоему, я вижу в ней замену?

Вейдер пристально посмотрел на неё. Она встретила его взгляд своим.

— Это не наш ребёнок.

— Наш ребёнок мёртв, Энакин! Прошло двадцать лет!

— Мы не можем быть уверены, — настойчиво сказал он, — джедаи…

— …мертвы. Ты об этом позаботился, ты лично выследил и убил Йоду, — потому что думал, что идёт по следу Кеноби, но это сейчас не имело никакого значения. — Если бы наш ребёнок выжил, мы бы уже давно его нашли! — Падме вскочила на ноги: неожиданно его близость показалась ей невыносимой. — Он мёртв. Почему ты не можешь это принять? Почему ты вечно отказываешься жить дальше?

Он хорошо знал, как сильно она хотела быть матерью. Он знал, что даже потеряв их дитя, она перебрала все способы завести с ним ребёнка, которые не исключил Мустафар, будь то усыновление или ЭКО. Но он всегда отказывался исполнить эту её мечту.

Его нелепые, глупые, отчаянные надежды…

— Может, и нет, — настоял Вейдер. Даже не оборачиваясь, она почувствовала, как он протянул к ней руку.

— Наш ребёнок мёртв, — наконец сказала Падме. Как бы часто ей ни приходилось произносить эти слова, легче никогда не становилось. — И как ты смеешь злиться на меня за то, что я пытаюсь создать семью единственным способом, который у меня остался?

Chapter 3: Разве политика не беспощадна?

Второй день Люка в Сенате начался так же, как и первый. Он отправил очередное письмо на Татуин. Он зачем-то проверил, не пришёл ли ответ. А затем он принялся внимательно изучать законопроекты, которые будут обсуждать на сегодняшней сессии, но больше всего времени посвятил исследованию Леи. Работа была проделана колоссальная, и, что бы там ни думала Империя, аргументы вышли солидные. На это дело у него ушло почти всё утро. Как удачно пригодилась старая фермерская привычка вставать с восходом солнц, от которой он так и не смог отказаться.

Однако после проведённого за работой утра день продолжился совсем иначе. Первую его половину Люк провёл в Сенате, внимательно слушая докладчиков и голосуя за проекты, когда выпадала такая возможность. Во время обеденного перерыва он передохнул немного и решил освежить в памяти следующие запланированные предложения. Ровно тогда появилась Пуджа.

— Люк! — она уверенно зашла в кабинет, не постучавшись. Люк поморщился: наверное, оставшийся с её срока дверной код надо бы поменять. — Я очень рада, что за сегодня ты пока ничего не натворил в Сенате.

Сабе, пусть и разделяла мнение Пуджи относительно поведения Люка всем сердцем, фыркнула. Пуджа не обратила на неё внимания.

Люк нацепил на лицо улыбку, позволив сестре взять себя за руки:

— Я же пообещал, что буду осторожен. Не волнуйся, я в состоянии о себе позаботиться.

— Я знаю, — Пуджа на мгновение посерьёзнела, но сразу заулыбалась обратно: — И ещё у меня для тебя хорошие новости! Её Величество попросила меня пригласить тебя на чай после сегодняшних заседаний.

Сабе напряглась.

Люк открыл рот, потом закрыл, потом догадался ответить:

— Правда? Я… польщён.

— Она переживает, что ваше вчерашнее знакомство не очень-то задалось из-за её негативной реакции на проект. Ну что, ждём тебя?

За её спиной Сабе бешено замотала головой. Люк ничего не мог ответить, чтобы Пуджа не догадалась, поэтому только суматошно переводил взгляд с одной на другую.

Но Пуджа держала его за руки. Его сестра — здесь, после столь долгой разлуки. Он прилетел в столицу, чтобы вернуть её домой.

— Как тут отказать? — спросил он.

— Нет, — в голосе Сабе прогремел гром. — Люк, у тебя и так масса дел: и Лея с проектом, и встречи…

— Уверена, принцесса Лея отнесётся с пониманием, — прохладно заметила Пуджа, прежде чем продолжить с прежней беззаботностью: — Её Величество очень хотела бы поговорить с тобой в менее формальной обстановке.

— Жду с нетерпением, — слабо ответил Люк. Сессия закончится где-то в пять вечера, может, в шесть. Поздновато для чаепития, но не ему критиковать режим дня Императрицы.

— Чудесно, — комм Пуджи звякнул, она опустила голову, нахмурившись. — Мне надо идти. Рада, что ты согласился!

— Как тут отказать? — повторил Люк, наполовину сестре в спину, наполовину обращаясь к Сабе.

Сабе опустилась на диван в углу офиса и закрыла лицо ладонью, ничего не говоря. В её глазах больше не было ужаса. Был только страх.

***

Тащась вслед за Пуджей в личное крыло Императрицы в здании Сената, Люк уже чувствовал себя выжатым досуха бесконечными политическими склоками. Не лучшая его форма для идеологических дебатов, которые они могут устроить, но ничего не поделаешь.

Амидала приняла его с распростёртыми объятиями. Люк не знал, что ожидал увидеть в её комнатах — в конце концов, это ведь не дворец, — но увиденное вполне могло совпасть с его возможными ожиданиями. Весь декор был выполнен в ярко-красных и более спокойных синих оттенках — типичная для Набу демонстрация власти. Всё дорогое, причём Люку в таких обстановках всегда было тесно, но не настолько очевидно, чтобы сразу бросаться в глаза. Так уж на Набу было принято.

Люк осторожно прошёл по насыщенно синему ковру вглубь комнаты, ожидая, что на него вот-вот выпрыгнет откуда-нибудь рыба-губер.

Пуджа забрала его длинный плащ, и Люк с удовольствием с ним расстался. Насыщенно-красная ткань осталась висеть на крючке, почти сливаясь с покрытыми рисунком обоями. Люк заметил, что в покоях Императрицы было неожиданно прохладно, но причину понял сразу же, стоило им из гардеробной пройти в гостиную.

В углу комнаты стоял Вейдер. Сама его тень источала холод, но Люку показалось, что мурашки у него по спине пробежали далеко не из-за температуры.

Императрица не дала им друг на друга уставиться. Она легко ступила в комнату, и Люк увидел, что она сменила крупное и тяжелое платье, в котором вела сессию, на более изящное и лёгкое, персикового оттенка, с золотой вышивкой и пышноватыми рукавами. Волосы она оставила распущенными, из-за чего Люку стало неуютно. Слишком личная получалась атмосфера.

— Я очень рада вас видеть, — она осторожно опустилась на один из небольших диванчиков с кремовой обивкой, стоявших рядом с окном, и жестом предложила Люку тоже присесть. — Что будете пить? Скажите, я всё принесу.

— Сами? — брякнул Люк, не подумавши.

— Конечно! Вы ведь мой гость.

Королева Далрана гостям мятную воду в жизни не носила, но Люк промолчал. Пуджа попросила карлинский чай, поэтому он просто решил рискнуть:

— Горячий шоколад, если можно.

Амидала на секунду остановилась, её улыбка сделалась шире:

— Конечно, — она отошла взять поднос. Люк остался сидеть на диванчике, напрягшись всем телом.

— Как тебе сегодняшняя сессия? — спросила Пуджа.

— Всё хорошо, — отсутствующе ответил Люк. Лежавшая рядом подушка была покрыта геральдическими лилиями, вышитыми алой нитью по белой ткани. Он принялся перебирать обрамлявшие её золотые кисточки.

— То есть, скучно.

— Нет-нет, хорошо. Я более-менее разобрался, как обстоят дела. Мне кажется, я уже лучше понимаю, как всё устроено и кто с кем работает.

— Курс молодого сенатора, — Пуджа кивнула. — Раньше тебе на такое не хватало терпения.

И снова за расспросы.

— Ты всегда делала добро, когда была на моём месте, — сказал Люк, надеясь, что сестра не обратит внимание на случайно мелькнувшее в его речи прошедшее время. — Я хотел помогать людям, но вот на медицину, которая была моим запасным планом, у меня правда не хватало терпения.

— Мне казалось, тебе нравилась инженерия. Что-то изобретать и строить.

— Нравилось. И сейчас тоже нравится. Но служение народу может принести очень много хорошего.

— Вы недооцениваете силу творения.

Люк вздрогнул и случайно оторвал от несчастной подушки несколько ниточек. Он быстро убрал руку, пока никто ничего не заметил, и поднял взгляд на Вейдера. Солнца, когда он успел подойти так близко?

— Милорд?

Вейдер, нависший над диванчиком Императрицы словно свесившийся с силового кабеля минок, скрестил руки на груди.

— Создание чего-то нового может принести людям не меньше добра, чем политика. Возьмите дроидов. Изобретения.

— И оружие? — не удержался Люк. Пуджа незаметно толкнула его локтем — искусство, которое они в совершенстве отточили на семейных ужинах.

Вейдер на провокацию не поддался:

— Верно. И оружия. — Люк поморщился. — При должном навыке механические детали могут оказаться куда надёжнее людей.

— Я бы так не сказал, — возразил Люк. — Они просто… более предсказуемые, да, — признал он, — и к ним хорошо возвращаться в конце дня, устав от споров с политиками.

— Вы тоже политик, — заметил Вейдер. Веселье окрасило его голос. Пуджа фыркнула.

— Теоретически, — натянуто улыбнулся Люк.

— Я бы сказала, более, чем теоретически, — снова вступила в разговор Амидала. Она держала в руках поднос с тремя кружками, который аккуратно поставила на крепкий маленький столик между диванов. Люк покосился на стеклянную поверхность, затем перевёл взгляд на стеклянную стену. Постепенно розовеющий небосвод Корусанта притягивал взгляд. — Вы очень складно говорите.

Люк взял свою чашку.

— Спасибо, Ваше Величество, — сказал он и сделал глоток. Всё его естество отозвалось приятной дрожью, узнав вкус, и он расслабил плечи.

— Я и забыла, как ты любишь горячий шоколад, — Пуджа взъерошила ему волосы. — Я страшно соскучилась.

— На вкус гораздо лучше, чем то чёрное варево, которое ты пьёшь каждый день.

— Каф я пью, только когда мне надо работать, — сестра подняла свою кружку с фруктовым чаем в качестве доказательства и тоже сделала глоток.

Амидала внимательно следила за ними.

— Ваше Величество? — позвал Люк, и она перевела взгляд на него, улыбнулась шире и отпила из своей чашки.

— Прошу прощения, я несколько задумалась, — она обернулась посмотреть над всё ещё нависающего над ними супруга, затем снова взглянула на них с Пуджей. Что-то дрогнуло в выражении её лица, как мираж в пустыне, но быстро пропало. — Я пригласила вас не просто чаю попить, а потому что хотела узнать вас получше. Пуджа мне столько о вас рассказывала.

Люк искоса посмотрел на ухмылявшуюся сестру:

— Вот как?

— Разумеется.

— И что же она рассказывала?

Амидала рассмеялась:

— Только хорошее! Пуджа говорила, вы оказались на Набу, когда вам было двенадцать?

— Я был сиротой с Внешнего Кольца. Слонялся по разным планетам, пока на меня не наткнулись Наберрие, — он не врал и не собирался обсуждать это и дальше.

— Удивительно, что Сола на это решилась. Мне казалось, двух детей ей хватает.

— В двенадцать лет я был довольно очаровательным ребёнком, — сказал Люк. Падме снова засмеялась:

— В двадцать два тоже, поверьте. Почему вы решили заняться политикой?

— Мы с Пуджей как раз об этом говорили, — ответил он. Слишком очевидное совпадение, подумал он тепло, видимо, Пуджа догадывалась, что его об этом спросят, поэтому заговорила об этом первой, чтобы он успел обдумать ответ. — Я хотел помогать людям. Изучил все возможные варианты и решил, что служение народу — дело пусть и сложное, но благодарное, — он кивнул Вейдеру, — но я по-прежнему занимаюсь и другими своими хобби.

— Например?

Люк невольно заметил, как Амидала церемонно отставила мизинец, держа в руке чашку. Жест казался несколько подчёркнутым, но он не стал за ней повторять — достаточно того, что он вообще согласился сюда прийти. Свой горячий шоколад он будет пить, как нормальный человек.

— Мне нравятся дроиды и корабли. Я люблю что-нибудь мастерить. Тётя Сола часто злилась, когда я умудрялся заляпать новую одежду маслом.

— А папа тебя наоборот поддерживал, — заметила Пуджа.

— Дядя Дарред выдавал мне это самое масло.

Амидала наклонилась вперёд:

— Моему мужу тоже очень нравится механика, — радостно сказала она. Люк невольно напрягся. — Вы на него очень похожи — можно сказать, одно лицо, — она посмотрела на них по очереди. Вейдер сжал кулаки и тоже уставился на Люка.

Люк мог лишь надеяться, что несколько слоёв макияжа, которые он наносил каждое утро, придадут его лицу выражение вежливого равнодушия. Ничего общего между ним и Лордом Вейдером быть не могло, и он бы очень не хотел, чтобы Императрица это сходство придумала.

— У тебя ведь огромная коллекция кораблей, верно? — наконец сказала она Вейдеру. — Можешь как-нибудь показать её Люку?

И, к ужасу Люка…

— Могу, — сказал Вейдер.

— Чудесно. Уверена, это будет для вас отличным подарком после долгого и выматывающего дня в Сенате, — просияв, Падме ласково похлопала его по руке. Люк подавил желание отшатнуться. — Но пойти в политику, чтобы делать добро, — это замечательное стремление. Как ваши успехи на Набу? Демократия — крайне неповоротливая система, особенно когда хочешь добиться каких-то значимых результатов с её помощью.

— Мне кажется… — Люк прикусил язык. — Мне кажется, какой бы неповоротливой она ни была, демократия очень хорошо слышит, что говорят люди.

— О, прошу прощения, мне стоило догадаться, в каком направлении лежит ваша симпатия. Я не хотела с вами спорить, — ложь. Она просто почву прощупывала. — Я вас понимаю. Мне лишь кажется чудовищно несправедливым, что на такой планете, как Набу, жители которой уже связаны её традициями по рукам и ногам, бюрократия делает невозможными почти любые перемены. Налоговая система! Что за архаика!

Люк поморщился:

— Никто пока что не придумал более эффективную систему, которая работала бы с народом, где все сплошь независимые творческие личности.

— Но ведь никто и не пытался. — Пытались. Люк не хотел ввязываться в спор, потому что терпеть не мог экономику и выучил её только из необходимости. — Но мы отвлеклись. Принимать решения в составе комитета — в теории, это справедливая идея, но такой подход часто заканчивается… трагедией. — Она обвела пальцем ободок своей чашки, глядя куда-то между ним и Пуджей.

Интересно, подумал Люк, Императрица Амидала до самой смерти будет припоминать повсюду вторжение Торговой Федерации?

— Тогда почему вы одобрили моё предложение создать комитет по расследованию деятельности судов? — спросил он, не в силах сдержать своё любопытство. Амидала обладала тревожным умением притягивать к себе людей. — Если вас так беспокоит бездействие. Суды — это тоже важно, разве нет? Тюрьмы переполнены повстанцами, ожидающими приговора.

— Мир не делится на чёрное и белое. Критически важные проблемы требуют быстрой реакции, но серьёзные перемены, которые могут привести к нестабильным последствиям, требуют более внимательного рассмотрения. И ключом к эффективной работе является понимание, решением какого вопроса следует заняться в первую очередь.

— Например, Внешним Кольцом? — надавил Люк. Пуджа широко распахнула глаза. — Этот проект запустили без всякого голосования.

— Из-за его чрезвычайной срочности.

— Проблема хаттов существует уже несколько десятилетий, и вы никогда не обращали на неё внимание в свою бытность сенатором. Почему же вы решили заняться ею тогда?

— Потому что могли, — Амидала заговорила строже, но злости в её голосе не было. — Вы же сами сказали, что решили заняться политикой, чтобы добиться перемен. Как только у меня появилась такая возможность, я претворила эти перемены в жизнь.

Оставив тем самым огромный шрам на лице галактики. Люк уставился на неё, сжав губы.

Помолчав, Амидала резко усмехнулась:

— Честное слово, — пожурила она саму себя, — я не хотела так сильно давить. Скажите, разве политика не беспощадна?

Люк не сразу понял, что от него ждут ответ.

— Беспощадна. И я понимаю вашу логику. Я просто не понимаю, почему вы не считаете проблему судов столь же срочной. Разве всеобщая справедливость не является важной?

Быстро, почти незаметно, точно взмах крыльев бабочки, её взгляд метнулся к Вейдеру.

— Разумеется, — мягко сказала она, — но подобные реформы требуют размышлений и тщательного анализа. Я доверяю суждению Пуджи и, исходя из того, что я увидела за последние два дня, я доверяю и вашему. Как только вы представите чёткий план по реформированию системы, мы вынесем его на обсуждение в Сенат.

— А что насчёт повстанцев, которым уже предъявлены обвинения и которые предстанут перед судом уже завтра, или на этой неделе, или в следующем месяце? Что, если обвинительный приговор будет вынесен бездоказательно?

— Не переживайте, лица, подозреваемые в сотрудничестве с Восстанием, в суд не попадают. Когда речь идёт об анти-имперских настроениях, нужно действовать быстро и решительно, чтобы защитить государство.

— Даже если это дети, которые оказались не в том месте и не в то время?

Амидала нахмурилась:

— Это не дети, — сказала она.

Люк поджал губы. Но прежде, чем он заговорил, вклинилась Пуджа:

— Вы же знаете, как всё устроено на Набу, миледи, — сказала она. — Дела могут рассматриваться месяцами, в медиа вечно устраивают скандалы по этому поводу. Помню, меня раньше постоянно удивляла эффективность, с которой работает имперское законодательство.

— Набу — чудесный мир, — задумчиво произнесла Амидала. — Его система и его идеалы напоминают гофрированную бумагу — столь же хрупкие и безнадёжно устаревшие, но сам по себе он чудесен. Словно прекрасный сон.

Люк бы поспорил: гофрированную бумагу было на удивление трудно порвать.

— Вы, должно быть, скучаете по дому, — продолжила она, — я понимаю, вы провели там лишь десять лет, но…

— Да, скучаю, — перебил Люк. — Это мой дом. Я скучаю.

Императрица не обратила на него внимания.

— Когда вы планируете вернуться? Пусть вы совсем недавно приехали…

— Скоро. Приближается Фестиваль Света, я должен встретить его на Набу. Уже через несколько недель я отправлюсь туда.

— Несколько недель? Так быстро? — Императрица закусила губу. — К слову, раз уж мы заговорили о прекрасных снах — это чудесный фестиваль. Вся планета празднует воссоединение с Республикой. С Империей. Со всей галактикой.

— Вступление в Республику и принятие демократии действительно является важной вехой набуанской истории.

— Думаю, мне стоит посетить этот праздник, — задумалась Амидала. — В последний раз я присутствовала на фестивале в разгар Войны Клонов. Сепаратисты попытались похитить канцлера! Что и говорить, ночь выдалась напряжённая, — она взглянула на мужа. — И в то же время замечательная.

Люк прочистил горло:

— Ваше Величество, вы хотите посетить фестиваль, посвящённый годовщине демократии?

— А почему нет?

Люк ответил ей слабой и напряжённой улыбкой.

— Мне придётся предупредить королеву Далрану. Насколько я понимаю, она разделяет идеалы королевы Санадрассы. Изоляция, почти полное прекращение внешней торговли… Очень неприятно. Но, уверен, она одобрит ваш визит, если её заранее о нём предупредить.

На самом деле, Люк был не очень уверен в своих же словах. Императрицу изгнали с Набу по законам планеты. Но, в то же время, ей принадлежала вся галактика, в том числе и звезда, вокруг которой вращалась Набу. Случись ей ступить на планету, подумал он, фанатики сойдут с ума от счастья.

— Как вам нравится её правление? — продолжала Амидала. — Вы ведь были принцем Тида, стало быть, многое можете рассказать. И я слышала, что с другими членами совета у вас сложились напряжённые отношения…

— Королева Далрана — моя королева, избранная народом на честных выборах и им же любимая. Я во всём её поддерживаю.

— Это естественно для сенатора — поддерживать правителя, который дал ему власть, — заговорщицки улыбнулась Амидала. — Но, Люк, вы ведь знаете — ничего из того, что вы скажете, никогда не покинет этих стен.

— Надеюсь, но это не имеет значения. Я говорю только правду.

— Интересно.

Она явно хотела сказать что-то ещё, но Люк и Вейдер одновременно вскинули головы. Секундой позже раздались чьи-то поспешные шаги, и, обернувшись, Люк увидел, как в комнату влетела Сабе в развевающейся бежевой тунике, громко стуча по толстому ковру каблуками тёмно-красных сапог.

Увидев его, она тут же расслабилась:

— Люк! Вот ты где, я… — она посмотрела на Амидалу, — начала беспокоиться.

— Сабе, — сказала Амидала, — как замечательно, что ты решила к нам присоединиться.

— Я не собираюсь к вам присоединяться, Ваше Величество, я здесь из-за Люка, — она пристально посмотрела на него. — Помнишь, у нас…

Люк просиял:

— Точно! — он был готов воспользоваться любым шансом спастись — как от допроса, которому его подвергла Амидала, так и от тяжёлого, навязчивого взгляда Вейдера. Особой любви к Далране он никогда не испытывал, но он никогда не опустится до оскорблений, как бы на него ни давили. — Я совсем забыл о наших планах на вечер. Ваше Величество, — он склонил голову, — благодарю вас за горячий шоколад и за нашу беседу.

Амидала опустила было взгляд в его чашку, но та была пуста — у Люка больше не было поводов задерживаться.

— Разумеется, — нашлась она, — это определённо не последняя наша встреча.

Люк вздрогнул всем телом от этого обещания. Но тут Амидала снова обратилась к Сабе:

— Как ты попала в мои личные комнаты? Ты ведь могла просто позвонить сенатору.

— Люк никогда не проверяет свой комлинк, — ответила Сабе, — а стража при виде меня и глазом не моргнула. Вы так и не расстались с привычкой гулять по Сенату под чужой личиной, чтобы посмотреть на него изнутри?

Губы Амидалы дрогнули в улыбке:

— Они приняли тебя за меня?

— Похоже на то, — улыбка Сабе была опаснее. — Не волнуйтесь, я не стану больше так делать. Я просто переживала за Люка.

— Не стоило. Он в полном порядке.

Люк поднялся:

— Спасибо за ваше гостеприимство, — повторил он. Потом обратился к Пудже: — И за приглашение.

— Обращайся, — Пуджа как-то странно на него смотрела, но Люк не хотел об этом задумываться.

— Долго меня не было, тётя Сабе? — спросил Люк, обойдя диванчик так, чтобы встать рядом с ней.

— Два часа. Достаточно, чтобы начать волноваться.

— Понимаю, — когда она потянулась к дверной ручке, он обернулся: — Лорд Вейдер. Пуджа. Ваше Величество.

— Не нужно формальностей, Люк, — отмахнулась Амидала. — Мы же семья, — она обнажила белые зубы в улыбке: — Зови меня тётей Падме.

***

Сабе с такой силой стиснула его руку, что Люк скорее встревожился, чем успокоился. Всё, что волновало Сабе, волновало и Люка, пусть Амидала с виду не желала ему ничего плохого. Он погладил большим пальцем шрамы на её костяшках — конечно, она прятала их косметикой, но он всё равно чувствовал их на коже. Вроде, Сабе чуть-чуть успокоилась.

— Спасибо, что пришла, — прошептал он, — я никак не мог придумать повод уйти.

— Я бы тоже ничего не соображала, просидев там так долго. Я волновалась.

— Ты же знала, где я.

— Всё равно волновалась.

Люк снова сжал её ладонь. Она сделала то же самое.

— О чём вы говорили? — пробормотала она, стоило им свернуть в боковой коридор и пойти прочь от императорского крыла. — Что она хотела узнать?

Люк убедился, что в коридоре больше никого не было, пусть он и не представлял, куда Сабе его ведёт:

— Она хотела узнать меня получше, спрашивала, когда я попал на Набу, как мне там. Почему я стал политиком…

— Для меня это до сих пор загадка, — заметила Сабе.

— …и как я себя чувствую, оказавшись вдали от Набу. Ещё она сказала, что очень любит Фестиваль Света.

— Как иронично.

— Ей так не показалось.

— Разумеется. И всё?

— Я упомянул, что люблю механику, и она убедила Вейдера как-нибудь показать мне его коллекцию кораблей. Я не собираюсь ему об этом напоминать. А так — ты пришла меня выручать как раз тогда, когда мы заговорили о королеве Далране.

Сабе поморщилась:

— Небось, думала, что быстро завоюет твою симпатию на фоне королевы, которая изгнала тебя в столицу.

— Это не значит, что я перестану уважать Далрану после этого, — пожал плечами Люк.

Сабе свободной рукой похлопала его по плечу:

— Добросердечное ты чудо.

Она говорила искренне, без обычного горького скептицизма. Люк улыбнулся.

— Что тебя так испугало? — тихо спросил он. — Ты же знаешь, я не питаю особой любви к Императрице.

— Падме тоже не питала любви к Палпатину, когда была королевой Набу. А через несколько лет с рук у него ела.

— Думаешь, я не в состоянии сформировать собственное мнение? Я знаю, зачем я здесь, — Люк не хотел язвить, но в его словах всё равно мелькнула тень возмущения. Сабе, как и Пуджа, иногда перебарщивала со своей заботой.

— Пуджа тоже так думала, когда прилетела сюда впервые.

— Тётя, ты по-прежнему мне не доверяешь.

— Доверяю, Люк. И я уверена, ты сделаешь всё, что в твоих силах, и не хочу сказать про тебя ничего плохого, — она поморщилась. — Я просто знаю, что окажись я в такой же ситуации, то справилась бы гораздо хуже. И я не хочу, чтобы ты боролся в одиночку.

Люк сам не мог сказать, что чувствует. В словах тёти Сабе был смысл, но он всё равно почувствовал укол обиды.

— А что бы ты сделала, окажись ты на моём месте?

— Не спрашивай меня об этом, Люк, — всё равно что взмолилась Сабе. — Ты же знаешь, что я любила эту женщину.

Люк вспомнил все их страшно неловкие встречи. Вспомнил, как Сабе не могла отвести взгляд от Амидалы.

— Любила?

— Мы пришли, — резко сказала Сабе, хотя, вообще-то они ещё никуда не пришли.

Но смена темы была очевидной и почти своевременной, поскольку они свернули в очередной поворот в бесконечном дворцовом лабиринте и оказались перед дверью, украшенной резьбой в виде заснеженных гор. Сабе постучала, нажала на звонок, снова постучала. Люк перехватил её руку, пока она не принялась снова жать на звонок. Её плечи на мгновение опустились, но, когда дверь открылась, Сабе вновь выпрямилась спину.

— Сабе? Сенатор Наберрие? — в дверях стояла сенатор Органа в сопровождении одного из своих телохранителей.

Сабе словно оцепенела, поэтому Люк пришёл ей на выручку:

— Прошу прощения за внезапный визит. Мне вдруг пришла в голову идея по формированию комитета, которая показалась довольно важной. Мы можем к вам ненадолго зайти?

Органа посмотрела сначала на него, потом на Сабе, у которой заметно подрагивала левая рука. Люк тоже заметил эти движения: они выражали какую-то необъяснимую срочность. Видимо, Органе они тоже были знакомы.

— Конечно, — сказала она с некоторой опаской, снова посмотрев на Люка. — Заходите, сейчас всё обсудим — вы с датападом?

— Да, все записи при мне.

— Замечательно. — Она коснулась руки своего телохранителя, лицо которого было скрыто шлемом. — Впустите их, Антиллес.

Люк шагнул внутрь, и ладонь Сабе выскользнула из его хватки. Он обернулся к ней уже из кабинета.

— Мне нужно встретиться с Тонрой, — объяснила она в ответ на его непонимающий взгляд. — Ему не терпится узнать, как прошли твои первые дни в Сенате.

— Повеселитесь там, — неуверенно сказал он. И по взгляду понял, что она услышала его невысказанное пожелание удачи в том, чем она собиралась заняться. Чем бы это ни было.

— Непременно, — сказала Сабе, криво усмехнувшись. Затем она развернулась и пошла прочь по коридору, а Антиллес закрыл дверь. Щелчок замка был тихим, но заметным.

Люк выдохнул.

— Спасибо, что впустили, — сказал он обоим собеседникам. — Сабе только что спасла меня от очень неловкого разговора, но я не совсем понял, в чём такая срочность, поэтому просто доверился ей. У меня правда есть кое-какие соображения по вашему исследованию, но ничего срочного.

Органа усмехнулась:

— Ну, Сенатор, раз уж вы здесь, почему бы нам их не обсудить? Но осторожность в Сенате правда необходима, особенно тому, кто прогневал Императрицу.

Она жестом пригласила его пройти дальше, мимо освежителя, в гостиную, обставленную парой диванчиков. Свет лился в комнату сквозь стеклянные окна, выходившие на воздушные трассы к югу от здания Сената. Люк понял, что не может оторваться от наблюдения за непрерывным потоком спидеров.

— Я постоянно так делаю, — со смехом сказала Органа, проследив за его взглядом. — Поэтому в офисе, — она указала на закрытую дверь, — у меня такого вида нет. Иначе работать было бы совсем невозможно.

— Разумно, — согласился Люк. — Касательно ваших слов — именно это меня и смущает. Императрица Амидала не кажется разгневанной. Напротив, она кажется заинтересованной. Наверное, поэтому Сабе и переживает, — он покачал головой. — Неважно. Давайте я расскажу вам свои наблюдения…

— Строго говоря, рабочий день давно закончился, — заметила Органа. Люк, так уж и быть, не стал обращать её внимание, что она почему-то до сих пор была на рабочем месте в Сенате, а не в своих жилых покоях, потому что предположил, что такие временные рамки не имеют для неё особого значения. — Можем обойтись и без обсуждений. Я бы с куда большим интересом послушала, почему вы здесь — и почему Сабе так волнуется. — Она наклонила голову. — Хотя встревожить её довольно легко.

— И не говорите.

Органа засмеялась, и Люк невольно засмеялся вместе с ней.

— Откуда вы её знаете? — спросил он. — Она ведь всегда такая скрытная.

— Расскажите мне что-нибудь, что я не знаю об Императрице, а я расскажу вам что-нибудь, что вы не знаете о её бывшей служанке, — предложила Лея. Люк поднял брови в ответ на такое очевидное предложение посплетничать. — Политика — это не только комитеты, сенатор Наберрие. Давайте я принесу вам чего-нибудь попить, и будем считать, что вы наносите мне светский визит.

— Буду очень рад, — ответил Люк. Он и вправду страшно устал. Сначала целый день в Сенате, потом два часа в компании сестры, военного преступника и императрицы, а теперь ещё и это. Органа хотя бы не отказала ему в укрытии. — Можно просто Люк.

— Хорошо, — сказала Органа, опустившись на один из диванов, чтобы он мог занять второй, стоявший напротив. — Но только если вы будете звать меня Лея.

***

Сабе летела по коридору, пытаясь увести своего преследователя подальше от Люка. В южное крыло, где располагались кабинеты сенаторов, неизвестный за ней не пошёл, а предпочёл дождаться, пока она вернётся в коридор, где его будет куда труднее заметить.

Если она правильно помнила, слева чуть впереди должен быть общественный освежитель, как раз в главном коридоре, который окружал Зал Сената на этом этаже. Не сбавляя уверенного, но неторопливого темпа, она нырнула в нужную дверь.

Освежитель был приятный. Отполированный серый пол практически сиял. Когда сработали датчики движения, включился свет, отражавшийся яркими всполохами от напоминавших зеркала плиток. Кабинки вдоль стены были выдержаны в том же мягком сером цвете, их открытые двери слабо шевельнулись, когда она пронеслась мимо. Они были слишком хорошо смазаны, отчего не издали ни звука — и никак не заглушили мягкие чужие шаги за её спиной.

Сабе подошла к раковине и помыла руки, всё ещё наслаждаясь тёплой водой после бесконечно долгого пользования звуковым душем на космических кораблях. Мыло пахло цветами апельсина, и от этого запаха её пронзила боль — ещё до того, как её тень вышла из-за угла на беспощадно яркий белый свет.

Сабе встретила её взгляд в отражении. Зеркала висели над каждой раковиной и даже покрывали стены, поэтому в ответ на неё посмотрели десятки Падме.

— Я знала, что ты по-прежнему наряжаешься в простую одежду, чтобы не привлекать внимания.

— С чего бы мне отказываться от столь эффективного метода? — ответила Императрица Амидала. Без косметики она выглядела старше, чем помнила Сабе, что естественно, потому что минули годы с тех пор, как Сабе в последний раз видела её лицо без макияжа. Волосы она убрала в простую косу, а вместо платья на ней была тёмно-красная туника, больше подходившая помощнице какого-то малозначительного сенатора.

— Справедливо, — признала Сабе, вытерла руки одним из вкусно пахнущих полотенец и развернулась, оперевшись спиной на мрамор раковины, очертания которой больно врезались ей в спину. — Зачем ты меня преследуешь?

— Давно ты меня заметила?

— Сразу же. Ты быстро переоделась.

— Ты знаешь, как я это сделала. А я знаю, что ты знала, что я тебя преследую. Мы ничуть не изменились, Сабе. Ты всё ещё носишь имя, взятое в мою честь, — помолчав, добавила она с тенью печали в голосе.

— Это моё имя. Я была служанкой королевы Набу, которая спасла нас от Торговой Федерации.

— И почему ты теперь не хочешь быть моей служанкой?

Во рту стало сухо и горько.

— Просто не хочу.

Падме шагнула вперёд, не отводя от неё настойчивого взгляда.

— Почему?

— Потому что я поклялась в верности королеве Амидале, — выдавила Сабе. — А не Императрице Амидале.

— Это один и тот же человек.

— Нет.

Падме слабо улыбнулась, склонила голову к плечу и кивнула, будто Сабе вынудила её согласиться:

— Тогда нужно сказать, что мы обе уже не те, что прежде, — признала она. — Тебе теперь палец в рот не клади.

— Я всегда такой была. Просто не с тобой.

— А что тогда изменилось? Почему ты ушла? Я скучаю по тебе — скучаю по тому, как нам вместе работалось. Никто не понимает меня лучше, чем ты.

Сабе закрыла глаза, стараясь ничем не выдать охватившую её агонию. Получилось паршиво, пусть. Падме, опытный политик, всё равно бы заметила.

— Мои руки больше не принадлежат тебе, — выдавила она. — И не будут. Я не позволю.

— Почему? Разве ты не…

— Доверяю тебе? Нет! Конечно, нет!

Падме хватило наглости посмотреть на неё ошеломлённо. Она прижала ладонь к сердцу, и простой золотой ободок её обручального кольца вспыхнул, попав на свет. Он мигал, точно маяк, предупреждая Сабе держаться подальше.

— Ты доверяла королеве Амидале, — к счастью, Падме сжала ладонь в кулак и опустила руку, кольцо перестало резать Сабе глаза. — Ты доверяла сенатору Амидале.

— Между этими людьми и тобой сегодняшней лежит огромная пропасть. Ты сама это знаешь.

— О какой пропасти ты говоришь? О влиянии, которого у меня теперь больше? О том, что я наконец-то могу сделать что-то хорошее, а не распутывать силки бюрократии, которые мои последователи запутают ещё сильнее? — Падме шагнула вперёд, Сабе отступила, снова ударившись об раковину. Падме заметила её отступление и стиснула челюсти: — Сабе, мы ведь пытались изменить мир. Мы хотели спасти Набу, потом оказались в Сенате, мы же хотели помочь галактике! И вот — я ей помогаю.

— Спроси у своего мужа, как его военные кампании помогают этой галактике.

— Я их тоже ненавижу, Сабе, но они необходимы. Мы должны с ними смириться.

— Ты, может, и должна.

— Это ты уговорила Люка поддержать обвинения Органы против лорда Вейдера? Потому что ты настолько сильно ненавидишь моего мужа?

— Любви я к нему не испытываю, но, поверь мне, у Люка были все основания выступить в поддержку Органы. Вейдер заслуживает такого отношения после всего, что он сделал.

— И что же он сделал?

— Удивительно, что он ещё на Корусанте. Я слышала, что на Внешнем Кольце кровь льётся реками. Разве его место не там, в центре бойни? Разве он не должен охотиться за остатками Ордена Джедаев?

— Джедаи и хатты угрожают галактике, не стоит об этом забывать. Может, конкретно здесь ты Люка ни к чему не подталкивала, но ты точно отравила его разум этими…

Chapter 4: Угрозы и вызовы

С Леей было весело. Она не начинала важничать, когда Люк отступал от своего сенаторского образа, — и даже, напротив, отвечала ему такой же искренностью, — и смеялась над его шутками, какими бы неуместными они ни были на деловой встрече. Они так поладили, что Люк совсем не заметил, как пролетело время. Ему казалось, что он говорит с семьёй, а не со своей охраной или другими политиками.

— И вот, мы посреди системы Рилота, нас вызывают пираты, а она и глазом не моргнула! Просто наврала им, что мы то ли торговцы, то ли обычные беженцы. Словно дже… мысленный обман какой-то!

От внимания Люка не укрылась её оговорка.

— Охотно верю. Когда ей надо, она жуткий человек.

— Я бы сказала, жутко компетентный, — парировала Лея, и Люку пришлось признать, что она права. — Но, надо сказать, я не сразу к этому привыкла. Хотя я виделась с Тсабин — то есть, с Сабе — всего на нескольких миротворческих миссиях. Может, пару раз — меня маленькую никуда не пускали, если работа была опасная, такие вылеты как раз были её любимые.

— Были — и остаются.

— Даже сейчас, когда она работает твоим телохранителем?

— Когда я был маленьким, она не была моим телохранителем. Бывало, она пропадала на несколько недель, если не на несколько месяцев, а потом возвращалась с целым ворохом историй, от которых тётя Сола переживала, что я однажды сбегу с ней к звёздам.

— Мне знакомо это чувство, — засмеялась Лея. — На тех миссиях я познакомилась с несколькими замечательными женщинами, которые оказали на меня неизмеримое влияние. В частности, была одна тогрута по имени…

— Ашла?

Лея застыла, такое ощущение, перепугавшись до смерти. Но не успел Люк спросить, чем вызвана такая реакция, как она оправилась и быстро закивала головой:

— Да, тогрута по имени Ашла. Как вы угадали?

— Я познакомился с ней примерно в то же время, что и с Сабе. Она замечательная… — Люк намеренно замолчал, чтобы не выдать лишнего, но Лея поняла его без слов. У неё понимающе загорелись глаза, и приятное тепло от разделённого с кем-то секрета охватило его с ног до головы.

— Да, она чудесная, — согласилась Лея. — Когда вы познакомились? Я и не догадывалась, что они вращались примерно в одинаковых кругах, пока не встретила обеих на Проекте Помощи Кольцу.

Люк помолчал, улыбнулся чуть кривовато. Он и сам не мог понять, из-за чего дёрнуло шрам — из-за жеста или просто из-за воспоминаний.

— Тогда же, — признался он. — Я был одним из беженцев.

Лея вскинула голову и подвинулась ближе, обратив на него всё своё внимание:

— Правда?

Люк кивнул, чувствуя, как сжало удавкой горло.

— Мои родственники живы, с ними всё хорошо, — как он надеялся, — но они хотели вывезти меня с планеты. Сабе сказала, что близко знакома с семьёй Наберрие, и тётя Сола взяла меня жить с ними.

— Вот почему вы зовёте Солу тётей, а Пуджу — сестрой, — Лея кивнула. — Мне нравится.

— Они очень хорошие люди, — его улыбка померкла. — Пуджа была чудесной сестрой. Я страшно скучал по ней, но, прилетев сюда, понял, что её близкое общение с Императрицей превратило её всё равно что в другого человека.

Лея поколебалась, закусив губу, прежде чем предложить:

— Будто она пала на тёмную сторону? — даже её голос тоже помрачнел.

Над ними что-то подозрительно скрипнуло, и они вдвоём синхронно подняли глаза на потолок, потом — опять посмотрели друг на друга.

Люк не стал ничего говорить о необычной терминологии, хотя она показалась ему странно знакомой.

— Да, она… совсем другая. Конечно, я не имею ничего против её работы непосредственно с Императрицей Амидалой, она построила отличную карьеру, — Лея прыснула от сухого сарказма в его голосе, — но она… отдалилась. И изменилась.

— Мне очень жаль вашу сестру, — тяжело сказала Лея. Люк нахмурился от её неожиданно сильной реакции. — Амидала бывает просто до отвращения очаровательна.

Люк решил сменить тему.

— Где именно на Кольце вы работали?

— В секторе Арканис. На самом Арканисе, на Траске, на Татуине. Наша база была на Джеонозисе, и… — она передёрнула плечами. — Это было ужасно. Словно мы возили выживших с одного мёртвого мира на другой мёртвый мир.

Осознав, как её слова звучали со стороны, она осеклась и поморщилась. Люк махнул ладонью, показывая, что не злится.

— Помню, — сказал он и попытался снова улыбнуться. — Я с Татуина.

— Правда? Я не видела вас на корабле.

— Ну, нас там набралось немало, — пошутил Люк. — Сабе старалась держать меня в углу, чтобы не потерять, — и большую часть полёта он провёл в отделении интенсивной терапии. — Я очень хотел попасть в двигательный отсек, но она считала, что это слишком опасно.

— Типичная Сабе.

— Старик… — он осёкся, и они обменялись очередными понимающими взглядами, мельком посмотрев на потолок. — С нами летел ещё один старый отшельник, но после приземления на Джеонозисе я его больше не видел.

— Да, я его помню, — отозвалась Лея. — Видела пару раз. Он был странный.

— Он всегда был очень добр ко мне.

— Добрые люди обычно так и выглядят, — Лея вздохнула. — Меня тоже из угла не выпускали. Это был первый проект, по которому отец меня потом опрашивал, поэтому я изо всех сил пыталась всё запомнить. Но мне очень жаль, что мы тогда не встретились — сколько вам лет?

— Двадцать два года.

— И мне тоже. Мы могли бы стать друзьями.

— Ну, мы можем стать ими сейчас.

Они посмотрели друг на друга.

— Я буду очень рада, — сказала Лея. — Так, ты ещё хотел рассказать мне про…

Она замолчала. Наполовину сама, наполовину потому что он приложил палец к губам.

Люк потянулся было за оружием, но вспомнил, что даже самый крохотный бластер, который он обычно носил в тайном кармане, оставил дома. Сенат был мирным местом.

Лея так явно не думала. Она ударила по подлокотнику дивана — к вящему восторгу Люка, тот раскрылся, словно цветок, внутри которого лежало несколько тяжёлых бластеров, прямо как в тронном зале Тида — и кинула ему один из них. После чего со всей дури пальнула по потолку. Люк выстрелил следом.

Воздух рассекла плазма. Гипсовый потолок вспучился и начал осыпаться. Что-то закричало. Кто-то закричал. Люк мог почти однозначно сказать, что это был не он.

К их ногам, словно выпотрошенная рыба, плюхнулся труп какого-то гуманоида. Он лежал неподвижно — смертельно неподвижно. Странное чувство, вспыхнувшее в груди Люка, подсказало ему, что сравнение верное, ещё до того, как он раскинул чужие обмякшие руки и пощупал пульс. Перед ним была лишь опустевшая оболочка.

— Это не нашей пальбы дело, — заметила Лея, опустившись рядом с ним на корточки посреди остатков потолка. На белой ткани её платья штукатурная пыль была совсем незаметна. — Смотри. На теле нет никаких крупных ран.

— Понял, что его раскрыли, и отравился? — предположил Люк. У него кружилась голова. Какой чудовищно… пустой показалась ему эта крохотная часть галактики, когда он впервые взглянул на мёртвое тело, которую оно когда-то занимало.

Поморщившись, Лея кивнула:

— Скорее всего.

Люк моргнул. В следующую секунду их окружили люди. Совсем немного — максимум трое, может, четверо. Все в светло-синей форме. Охрана Леи и её же свита. Конечно. Они наверняка были рядом.

Почувствовав чужую ладонь на предплечье, он вздрогнул всем телом.

— Позвольте мне, Капитан, — тихо пробормотала Лея. Её прикосновение было куда более знакомым. Он позволил ей поднять себя на ноги, и они вдвоём потащились обратно на диван, слегка подрагивая. Люк никак не мог оторвать глаз от тела.

— Кто мог принять такое решение — да ещё и так быстро? — прошептал он.

Лея сглотнула.

— Я не хотела говорить ничего конкретного, когда почувствовала, что за нами следят, и ты, я думаю, тоже, но раз уж он всё равно мёртв… — она прикусила губу. — У Императрицы есть своя теневая свита. Имперские стражи это само собой, но ещё у неё есть целый штат шпионов. Диверсантов. Целый отдел ИСБ, который подчиняется лично ей. Они известны своей верностью, — она бросила быстрый взгляд на труп и сразу отвернулась, — до самой смерти.

— Я никогда ни о чём таком не слышал.

— Их хорошо прячут. Поработай ты подольше, месяцев шесть, ты бы о них непременно узнал.

— Почему Пуджа меня об этом не предупредила? — спросил Люк. Лея не ответила.

— Ваше Высочество, — обратился к ним один из её телохранителей, которого Лея звала Антиллесом. — Мы вызовем сюда стражу Сената, чтобы начать расследование.

— Хорошо, Капитан, — ответила Лея. Сильно поджатые губы выдавали её истинное отношение к этой затее, но… — Мы должны подчиняться хоть каким-то законам бюрократии.

Люк фыркнул. Принцесса в ответ закатила глаза.

Охватившее их весёлье рассеялось, стоило Люку снова взглянуть на распростёртое на полу тело. Они к нему так больше и не притронулись. Труп лежал там же, где упал, ровно посреди плотного роскошного ковра.

— Я… мне надо выйти, — резко сказал он.

— Сходить с тобой? — Лея опустила уверенную, надёжную ладонь на его колено, не давая встать.

Он благодарно улыбнулся, но…

— Думаю, мне надо сейчас побыть одному.

Лея кивнула. Как, ну как она оставалась такой спокойной? Много она таких шпионов видела? Она открыла стрельбу, не моргнув и глазом, — сколько раз ей уже приходилось это делать?

Она ведь не так давно стала сенатором Альдераана. Сколько раз ещё Люку придётся с таким столкнуться?

Сжав ладонь Леи в своих, Люк поднялся и направился к двери. Та с шипением отъехала в сторону, и, лишь оставив комнаты Леи, заваленные гипсом и запачканные кровью, он понял, что его сейчас вырвет.

Ковёр под его ногами превратился в расплывчатое месиво, когда он бросился бежать по коридору в поисках освежителя. Где-то рядом должен быть общественный, ему же всё показывали…

Наконец-то. В освежителе уже кто-то был — стоял перед зеркалами — когда Люк в него ввалился, но он не обратил на них внимания. Больно ударившись коленями об плитку, он рухнул на колени перед первым попавшимся унитазом. Жёлчь обожгла горло, стекла по языку.

После нескольких мучительных секунд он, шатаясь, поднялся на ноги. Вытер бумажными полотенцами лицо. Его чудесный плащ был весь заляпан гипсом и рвотой. Что ж, хотя бы в освежителе были раковины.

Он вышел из кабинки, подошёл к одной из раковин слева от другого посетителя освежителя и только тогда узнал, кто это.

— Сабе? — закашлялся он и согнулся пополам, пока его опять не вырвало. Он плеснул холодной водой себе в лицо, намочив покрытые пылью волосы, но зато чуть-чуть успокоившись.

Сабе смотрела на него с ужасом во взгляде.

— Что случилось? Ты в порядке?

— Я… — Люк осёкся, заметив бумажное полотенце, которое она прижимала к шее. Сначала ему показалось, что она просто вытирает пот, но затем он заметил красные пятна на белой ткани. — Это ты меня спрашиваешь?!

— Я первая спросила.

— Всё хорошо. Просто небольшое потрясение. А с тобой что?

— Что ещё за потрясение, от чего?

— Что с тобой, Сабе?

Они яростно уставились друг на друга. Затем Сабе отняла от шеи скомканные салфетки и вяло протёрла ими кожу.

— Неприятная встреча. Всё хорошо.

— И на этой неприятной встрече тебе порезали горло?

— Мне угрожали, — выдавила Сабе. — Ты это хотел услышать?

— Угрожали?

— Бесполезная попытка, но я ожидала чего-то…

— Кто это был?

Сабе несколько раз пыталась заговорить, но в итоге просто покачала головой:

— Я не знаю этого человека, — мягко сказала она.

— Нужно сообщить об этом охране! Если чужим хватает наглости и тебе угрожать, и за нами шпионить, да ещё и одновременно, с этим надо что-то…

— Шпионить за вами? — зацепилась Сабе за его слова. — Люк, что произошло?

— Над потолком прятался шпион. Мы его подстрелили. Он решил принять яд, чтобы не попасть в плен. Больше я ничего не знаю и просто решил выйти подышать воздухом.

— Ты пошёл дышать воздухом в полном одиночестве, после того как у тебя на глазах умер чей-то шпион?!

— Я хотел побыть один! — сорвался Люк. — Ясно? Просто хотел чуть-чуть побыть один.

Взгляд Сабе наполнился сочувствием. Она положила ладонь ему на руку.

— Чтобы успокоиться?

Напряжение оставило его тело.

— Ага, — он невесело хохотнул, — и чтобы меня стошнило, как оказалось.

— Смерть — это всегда тяжело.

— Ты когда-нибудь кого-нибудь убивала, тётя Сабе?

— Ты его не убивал. Не вини себя в этой смерти.

— Это не ответ.

Отпустив его плечо, Сабе неловко обняла себя за живот. Рука, которой она прижимала к горлу салфетки, судорожно сжалась, словно она с трудом сдерживала рыдания. Люк наткнулся взглядом на тонкие шрамы, которые по сей день покрывали её ладони, и проклял сам себя за такой дурацкий вопрос.

Неважно.

— Ты когда-нибудь убивала? — упрямо повторил он. — Не дроидов, я знаю, что ты с ними сражалась в битве за Набу… Кого-то разумного? Или дроида, которого запрограммировали быть разумным?

Конечно, да. Иного ответа и быть не могло.

Сабе всегда отвечала за обеспечение безопасности и участвовала в куче разных политических кризисов ещё будучи младше Люка. Ситуации, в которые она сломя голову бросалась, были не просто опасными, они были смертельно опасными. И раз она до сих пор была жива, она знала, как нужно действовать, оказываясь перед выбором.

Так много времени прошло. Как легко было забыть, что представляла собой её жизнь, пока сама Сабе не отказалась от неё, хотя бы до какой-то степени, чтобы показать ему, как должен выглядеть домашний уют.

— Да, — наконец сказала Сабе, не сводя с него внимательного взгляда. — Тебя это беспокоит?

— Нет. Нет, всё хорошо. Не беспокоит ничуть. — Сабе не была наёмным убийцей. Она убивала противников в бою, Люк хорошо это знал. И это знание, равно как и то тяжёлое отношение, с которым Сабе по сей день смотрела на убийства, ставило её поступки на совсем другой уровень, чем тот холоднокровный суицид, который он только что увидел, или убийства, которые совершали наёмники.

Он посмотрел на красные пятна на её тунике и вдруг понял, что мог потерять её сегодня, даже не зная об этом.

Когда он обнял её, осторожно положив руки ей на плечи, Сабе на мгновение застыла. А потом, шумно выдохнув, приобняла его за пояс. Он был совсем чуть-чуть выше её.

От неё пахло цветами апельсина, вдруг понял Люк, оказавшись достаточно близко. Странно, Сабе никогда не носила такой аромат — она вообще не жаловала парфюмы, как ему казалось.

Сабе не оставила ему возможности спросить её об этом. Отстранившись, она взглянула на него привычно суровым взглядом, и на её лице больше не было ни следа этой секундной слабости.

— Нужно вернуться к Лее, — сказала она. — Она наверняка за тебя волнуется.

— Я переживаю. Может, ты пойдёшь в медблок? Толку от этих салфеток.

— Охрана Сената с расследованием не справится. Я хочу сама всё проверить.

— Только после медблока.

Сабе сердито уставилась на него. Люк сердито уставился на неё в ответ.

— Там может быть опасно.

— Да, там может быть опасно.

— Я обязательно схожу в медблок после того, как всё осмотрю. — Сабе протянула ему ладонь. — Договорились?

— Договорились. — Люк пожал её.

— Пойдём. Ещё не хватало, чтобы в расследование вмешались имперцы.

***

Именно этим имперцы и занимались.

Снова вступив в гостиную, Люк содрогнулся, немедленно найдя взглядом источник странного напряжения в комнате — Вейдер. Он стоял напротив высоких окон, почти сливаясь с тёмными силуэтами ночных небоскрёбов, равнодушно наблюдая за следователями и уборщиками. Стоило Люку войти, как Вейдер обратил всё свое внимание на него — словно дёрнулась стрелка на компасе старого образца.

Сабе, которая замотала шею свежими салфетками и повязала на горло тонкий шарф, чтобы они не сползали, решительно направилась к охране Сената и следователям, которые что-то изучали среди остатков гипса. Вейдера она словно не заметила, и Люк даже не знал, удивляться этому или радоваться.

Лея сидела там же, где он её оставил, неотрывно наблюдая за расследованием. Стараясь не смотреть на Вейдера, Люк уселся рядом с ней.

— Ты в порядке?

— А ты? — мигом отозвалась она, слабо улыбнувшись. — Тебя долго не было.

— Мне стало плохо, — признался Люк.

— Это нормальная реакция. Меня как будто по голове огрели.

— Шок? — Люк вскочил на ноги. — Давай принесу одеяло…

— Не надо, — она схватила его за запястье и усадила обратно на диванчик. — Я просто рада, что ты вернулся. Мне надо с кем-то поговорить, пока я совсем с ума не сошла.

— Может, выйдем отсюда? — предложил Люк. — Тебе же наверняка тяжело на это смотреть.

— Мне кажется, им всё ещё нужно нас допросить, мы же свидетели.

Вейдер резко отвернулся от окон и подошёл к ним, возвышаясь над диванчиком суровой тенью:

— Я могу заняться этим прямо сейчас, — прогрохотал он.

Заметив, как Лея скривила губы, Люк поспешил ответить:

— Спасибо, лорд Вейдер. Мы просто не хотим вам мешать.

Насекомоподобная маска повернулась к нему.

— Вам необязательно уходить. Вы не мешаете.

— …хорошо. Мы всё равно лучше пойдём. Можем начинать?

— А почему вы вообще этим занимаетесь? — едко спросила Лея.

Вейдер даже не дёрнулся, лишь указал ладонью на царившие в покоях бардак и суматоху.

— Я возглавляю расследование.

Что-то непохоже, подумал Люк, но ни он, ни Лея ничего не сказали. Достаточно было того, что человек, которого они оба обвинили в совершении военных преступлений, теперь будет выслушивать их свидетельские показания.

— Почему вы открыли стрельбу? — спросил Вейдер, глядя на них по очереди.

— За нами следили, — тут же ответила Лея. — Мне это не нравилось, а лучший способ это прекратить был спугнуть шпиона.

— И вы поняли, что специально натренированный оставаться незаметным шпион был именно там? Даже за слоем гипса толщиной в несколько дюймов?

Лея открыла было рот, судя по всему, лихорадочно соображая, но Люк её перебил:

— Да, — с вызовом сказал он, пока Лея не нарвалась на обвинение. — Я знал, что он там.

Осёкшись, Лея взглянула на него. Благодарности в её взгляде не было, но обиды и непонимания тоже.

Вейдер снова медленно повернулся к нему. Он слегка наклонил голову, чтобы осмотреть его с головы до ног. Люк вспомнил, что в освежителе намочил лицо, и прикоснулся к щеке — но водостойкий макияж пока что держался. Пара слоёв сошла, однако всё-таки его маска была на месте.

— Я хотела бы спросить, милорд, как вообще так получилось, что над офисами сенаторов оказался проход, в котором можно спрятаться, — не выдержала Лея после нескольких секунд тяжёлого молчания. — Можно подумать, что это крыло перестраивали под шпионов.

Вейдер не обратил на неё внимания. Он продолжал смотреть на Люка.

— Вот как. И сколько прошло времени между моментом, когда вы решили стрелять, и когда поняли, что шпион мёртв?

— Я… — Люк замолчал, нахмурившись. Мысли еле ворочались. Словно что-то тяжёлое давило на его разум, какая-то пульсирующая боль, не дававшая ему сосредоточиться ни на чём конкретном.

— Я бы сказала, меньше минуты, — ответила Лея вместо него. — Однозначно меньше двух.

— И всё же вы настаиваете, что вы его не убивали?

Люк потряс головой — и отвечая на вопрос, и пытаясь сбросить давящую на виски боль.

— Нет.

— Почему вы в этом так уверены?

— Вы тело видели? — процедила Лея. — Ни одно из наших попаданий не было смертельным. Мы целились в потолок, а когда он оттуда упал, мы либо перестали стрелять, либо стреляли вокруг него. У нас не было цели его убивать, только отпугнуть.

— Может, этого оказалось достаточно, — от одной этой мысли стало нехорошо. Люк сглотнул. Сильный страх вполне мог стать причиной смерти разумного, пусть они и не задели жизненно важные органы.

— Тогда я советую вам побыстрее выяснить настоящую причину смерти.

— Именно этим мы и займёмся. Хотя что-то мне подсказывает, что результаты этого анализа мне уже известны.

В груди Люка разгорелась ярость. Снова тряхнув головой, он мысленно упёрся в сгустившееся в голове давление — убирайся! — и давил, пока оно не рассеялось, словно скатившийся с песчаной дюны камень.

— Не судите всех по себе, лорд Вейдер. Я не убийца.

Люк моргнул, осознав, что только что ляпнул. Сабе обернулась через плечо на его голос и смотрела Вейдеру в спину с нескрываемым ужасом.

Лея взяла его за предплечье.

— Вот именно, — добавила она, соглашаясь с его яростью и раздувая её пламя ещё ярче. — Кто дал вам право предъявлять эти беспочвенные обвинения жертвам шпионажа, к тому же ставшим свидетелями суицида? Мне казалось, лорд Вейдер, вы должны переживать за наше благосостояние, а не пытаться его ухудшить!

Они вдвоём сердито уставились на Вейдера, задрав головы. Люк почувствовал, как начала затекать шея.

Вейдера их речи, казалось, только повеселили.

— Будь по-вашему, Принцесса, — отступил он, после чего перевёл взгляд на Люка. Головная боль едва ощутимо запустила свои когти в мягкие внутренности его рассудка, прежде чем рассеяться. — Вы будете первыми, кто узнает результаты расследования.

— Замечательно. Спасибо вам большое за всё, что вы делаете.

Ничего не ответив на это нахальное прощание, Вейдер развернулся и ушёл обратно к телу. Когда он проходил мимо, Сабе смерила его презрительным взглядом, на что Вейдер, остановившись, взглянул на неё в ответ. Несмотря на внушительную разницу в росте между ними, Сабе выглядела почти угрожающе.

— Мне надо домой, — сказал Люк, когда Сабе подошла к нему, не дав ей и слова вставить. — Уже поздно, а завтрашнюю сессию никто не отменял. Я пока даже не открывал расписание.

— Ночь только началась, — сухо подметила Лея.

— И она уже замарана кровью, — угрюмо ответил Люк, быстро взглянув на шею Сабе. — А ещё тебе по-прежнему нужно в медблок.

— Медблок? — Лея тоже внимательно посмотрела на Сабе.

Сабе не позволила себе даже пальцами коснуться шарфа.

— Сначала я доставлю тебя в квартиру и сдам на руки Тонре.

— А потом отправишься в медблок?

— А потом схожу на эту бессмысленную проверку, да.

— Хорошо.

— Пока вы не ушли, — Лея поднялась на ноги. — Завтра днём я отправляюсь на благотворительную миссию на нижние уровни Корусанта, чтобы посетить один приют для бездомных. В этом районе очень много бывших заключённых, оставшихся без крыши над головой, так что я надеюсь не только сделать что-нибудь полезное, но и собрать немного информации для нашего судебного проекта. Не хочешь со мной?

Люк просиял.

— С радостью. Мне кажется, это будет очень полезно.

— И опасно, — вмешалась Сабе.

— Я доверяю охране Леи. И тебе тоже доверяю.

Сабе взглянула на него притворно-строго.

— Тебя разве остановишь?

— Значит, договорились? — Лея улыбнулась. — Я пришлю тебе письмо с информацией.

Люк чудом не поморщился, представив, сколько сообщений должно было скопиться на его рабочей почте за этот беспокойный вечер.

— Отлично, — ответил он.

Дорога сначала к сенатским ангарам, а затем на Республиканскую 500, где располагались квартиры сенаторов, была куда более смурной. Сабе, такое чувство, было больно говорить, а у Люка просто не было желания разговаривать. Когда они добрались до дома, Люк решил оставить разбор почты на утро и сразу пошёл спать. Завтра с утра он встанет пораньше и со всем ознакомится, но сегодня ему сил на работу уже не хватит.

Сабе спать не пошла. Но и в медблок, как обещала, она тоже не полетела. Вместо этого она опустилась на диван в гостиной и просидела на нём очень, очень много часов, и только слабый свет от экрана её датапада освещал погруженные в темноту комнаты.

***

— Почему ты ещё не спишь?

Падме подняла голову, положив датапад на стол. Вейдер стоял в дверях её офиса, словно тень, сгустившаяся среди складок бархатных занавесей. Когда она посмотрела на него, он подошёл ближе, мягко забрал у неё датапад, изучая содержимое экрана. Падме не стала возражать — ничего важного, что могло потребовать секретности даже от него, в документе не было. Просто комментарии к выступлениям и возможные поправки к её завтрашней вступительной речи.

— И вот этим ты занимаешься вместо сна?

— Это такая же работа, которую тоже нужно выполнить, — отшутилась Падме.

— Ты завтра опять целый день будешь слушать сенаторские бредни. Иди лучше отдохни.

— Ты прав, — согласилась Падме и поднялась на ноги. Складки на её платье разгладились сами собой от одного её движения. — Тебе тоже надо отдохнуть.

Вейдер помолчал, прежде чем ответить.

— Я… ещё не был у дроидов.

Этой короткой фразы ей было больше, чем достаточно, чтобы понять его. Со времён преждевременной смерти Палпатина он старался поправить здоровье, насколько это было возможно — как она подозревала, стремясь лучше и эффективнее защищать её. Результаты пока не впечатляли, учитывая, через сколько врачей он прошёл и сколько вмешательств перенёс.

Ему по-прежнему требовалась ежедневная терапия для лёгких, и дроидам по-прежнему приходилось снимать с него костюм, заменяя его обычной одеждой, просто чтобы её муж мог спать с ней в одной постели. Обычно Вейдер выполнял все эти процедуры намного раньше, если только не убивал людей во имя их империи. Но сегодняшний день был мирным — Падме не чувствовала запаха крови, дыма или плазмы. Только тёплый металл и пласталь, и, совсем чуть-чуть, сам Энакин.

Так где же он тогда был?

— Ты сегодня поздно, — как бы невзначай заметила она. Она могла узнать это и сама, и она непременно это сделает. Но сначала ей хотелось выслушать его.

— У одного из сенаторов произошёл неприятный инцидент.

— И ты решил заняться этим лично?

— Умер один из твоих агентов. Разумеется, я должен был этим заняться.

— Мои агенты затем и существуют, чтобы умирать. Конечно, я их оплакиваю, но на этой работе смерть — обычное дело. Так было… — она сглотнула. — Так было и с Корде. И с Далне. К сожалению, это их работа. У моих служанок есть лица — и я глубоко переживаю о них. Но агенты безлики по природе, — Падме внимательно посмотрела на мужа. — Ты никогда не проявлял к ним такого сочувствия.

— Я должен был быть там, — настойчиво ответил Вейдер.

— Ну хорошо, — вздохнула Падме. Она поднялась, положила руку ему на плечо, туда, где он мог почувствовать её прикосновение сквозь костюм, и медленно погладила бронеткань. — Если ты сейчас к дроидам, то, получается, увидимся в спальне? Мне осталось совсем немного доделать.

Вейдер кивнул, но не двинулся с места.

Падме воспользовалась его расслабленным состоянием и надавила:

— Правда, тебе не стоило так задерживаться, неважно, что там с моими агентами. Разве это важнее твоего здоровья? — она подпустила в голос беспечности. — Чем ты только думал?

О чём бы он ни думал, делиться он этим явно не собирался. Вейдер покачал головой:

— Да так. Глупости.

Падме мысленно скривилась, но настаивать не стала. Потом она сама разберётся, в чём дело.

— Увидимся, — ласково сказала она.

Склонив голову, Вейдер коснулся её щеки своей большой ладонью. Падме закрыла глаза, наслаждаясь его прикосновением. Затем, спустя мгновение, Вейдер отступил назад и вышел из комнаты.

Падме вздохнула. Посмотрела на датапад.

Подняла его и открыла сообщения, которые получила чуть ранее и на которые, по счастью, ответила до того, как пришёл Вейдер.

Первое было от Моти. Моти уже давно не прислуживала ей в Сенате, вместо этого она работала на Внешнем кольце, сообщая Падме обо всём, что творилось на окраинах её империи. Обо всём — и обо всех.

«Цель нигде не появлялась, — гласило её сообщение. — В последний раз был замечен в системе Дантуин. Скорее всего, вернулся на Альдеран, но точных сведений по его связи с планетой у меня нет. По связи с королевской семьёй — тоже».

Падме снова разочарованно вздохнула. Если бы у неё были однозначные улики, она могла бы выступить против семейства Органа и избавиться наконец от их нытья, но… Нет, она не станет рассказывать об этом мужу. Органы того не стоят. Да и не разозлили они её настолько, чтобы пойти на такой риск.

«Продолжай поиски, — ответила она. — Он — главная угроза».

Чудо, что Вейдер так надолго задержался на Корусанте. Падме так боялась сглазить, что даже задумываться не смела о причинах.

Она выключила датапад и растерянно моргнула, оказавшись в темноте. Чтобы избавиться от неприятного чувства, она снова включила датапад — и сразу же увидела новую, только что пришедшую информацию.

Медленно и внимательно, она начала читать каждую из сводок. Вейдеру придётся подождать.

Она — Императрица галактики. Угрозы и вызовы, стоящие перед ней, не кончаются никогда.

Chapter 5: Скелеты в шкафу

На следующее утро Люк обнаружил Сабе в гостиной, уснувшую в одном из кресел с по-прежнему перемотанной бумажными полотенцами шеей.

Его возмущённый возглас прервал её сон. Сабе вскочила на ноги:

— Что такое?

— Ты что, всю ночь тут просидела?

Сабе открыла рот. Снова закрыла.

— Получается, да.

— В медблоке была?

— Зачем задавать вопрос, на который ты уже знаешь ответ?

— Действительно, — Люк развернулся на каблуках и вернулся в спальню. — Вперёд.

Сабе подняла бровь:

— Ни в какой медблок мы не полетим. Со мной всё хорошо. А тебе надо отправляться в Сенат, если ты не хочешь пропустить утреннюю сессию.

— Я не смогу даже думать о работе, потому что буду переживать за тебя. Можно лучше с тобой? — Люк уставился на неё наигранно умоляюще, что в прошлом иногда даже срабатывало. Когда ему было лет двенадцать.

Сабе закатила глаза:

— Ладно. Но ни на какие вопросы я отвечать не буду. Медики, в конце концов, тоже имперцы.

— Ты никогда не отвечаешь на вопросы. Это твоя изюминка.

Фыркнув, Сабе отложила датапад.

— На твои вопросы я отвечаю, разве нет?

Люк усмехнулся:

— Мне иногда кажется, что ты единственный человек, который всегда говорит мне только правду.

Лицо Сабе на мгновение исказила боль, но она так быстро пропала, что Люк не успел понять, что стало её причиной. Она положила ладонь ему на локоть:

— Ты сам согласился работать в Сенате, — пробормотала она.

— Я не только про Сенат говорю. На Набу тоже, — он мельком коснулся пальцами щеки. — Правда на Набу не в почёте.

— Мы действительно придерживаемся более вежливых формулировок, — Сабе потянулась, поморщилась и снова улыбнулась ему. — Я так полагаю, в медблок ты меня повезёшь лично.

— Ты не можешь водить в таком состоянии. Это, напоминаю, называется «угроза безопасности».

Сабе снова закатила глаза.

— Знаешь, я скучаю по Набу, — сказала она, резко сменив тему. — Я никогда так яростно не тосковала по дому, даже когда мне случалось надолго его покидать. Корусант словно вытягивает из галактики все её краски.

— А если набуанцы что-то и любят, так это цветатость, — поддел её Люк.

— И чем вычурнее, тем лучше.

— Я тоже скучаю по цвету, — сказал Люк. — Именно поэтому мы возьмём ярко-жёлтый спидер.

— Это уродливое нечто?

— Не нравится, нужно было слетать в медблок самой, когда у тебя было право выбора спидера.

На это Сабе ответить было нечего.

***

Медблок ничем не отличался от остального монотонного Корусанта. Дежурные врачи внимательно осмотрели Сабе, уделив особое внимание ране на её горле, но делать им было особо нечего: рана сама подзатянулась за ночь. Царапина была неглубокая, пусть и обильно кровоточила.

В какой-то момент Люка вежливо выставили из кабинета, чтобы врачи могли поговорить с Сабе наедине. Он догадывался, что они хотели выяснить, как она умудрилась так пораниться — имперские медики должны были записывать такого рода сведения, — и даже не представлял, что Сабе им расскажет. Впрочем, в её исполнении любая ложь получится убедительной.

Когда ему разрешили снова войти, Сабе как раз поднималась на ноги. На горло ей прилепили бакта-пластырь, а на руки выдали инструкцию, как и когда его самостоятельно менять. В её глазах отчётливо читалось: «Я же тебе говорила». Люк ничего не сказал в ответ, вместо этого обратившись к врачу:

— С ней всё будет в порядке? — уточнил он.

— Если она будет следовать инструкции, то да. Кто бы ни нанёс эту рану, они не хотели её убивать. Только напугать, — имперский медик смерил Сабе долгим взглядом. Люк задумался, что она им такого сказала. — Рану нужно держать под пластырем, пока она окончательно не затянется, не нагружать себя чересчур сильно и не травмировать шею. Но осложнений быть не должно.

— Это просто замечательно. Спасибо, доктор, — он быстро посмотрел на бейдж, — Типиан.

Тот ошеломлённо моргнул:

— Всегда к вашим услугам, Сенатор.

Люк подошёл к Сабе, которая собирала вещи — достаточно агрессивно, чтобы передать свои эмоции без помощи слов. Он хотел было забрать у неё сумку и не напрягать её ещё сильнее, но знал, что Сабе терпеть не могла, когда с ней нянчились.

— Готова?

Сабе пронеслась мимо него, вылетела из кабинета и пошагала к спидеру.

— Я весь последний час была готова, а вот ты опоздал на утреннюю сессию.

— Раз опоздал, то смысл теперь торопиться, — сказал он ей в спину. — Вернёмся как раз к дневной.

— И не забудь про свою встречу с Леей, — напомнила Сабе, когда он её догнал.

— Я о ней прекрасно помню.

Сабе затормозила и оглянулась, услышав неожиданную резкость в его голосе:

— Что такое? Считаешь, я тебя слишком опекаю?

— Чуть-чуть, да, — ответил Люк. — Я понимаю, ты это делаешь из желания меня защитить, но это раздражает.

— Я могу сказать то же самое про эту поездку в медблок.

— В любой другой ситуации ты бы сама сюда съездила, — сказал Люк. — Верно? Тётя Сабе, ты разумный человек. Самый компетентный из всех, кого я знаю. И ты сама понимаешь, что, даже если эта рана и выглядит безобидной, она может быть опасной, — он пошёл дальше, не останавливаясь, и, в конце концов, Сабе пошла за ним, поглядывая в его сторону со смесью неохотного, но уважения, и раздражения одновременно. — Почему ты так долго с этим тянула?

Сабе опустила голову так низко, как позволял плотный пластырь.

— Это тебе не Внешнее кольцо, — пробормотала она. — Имперские врачи задают слишком много вопросов.

— На которые ты не можешь ответить?

— На которые я в принципе не планирую отвечать, — поправила его Сабе. Она подняла голову, выискивая голокамеры, и ускорилась. Они дошли до спидера меньше, чем за минуту. Люк жестом попросил её уступить кресло пилота.

— Я всё ещё хочу полетать, — пошутил он, — пусть ты и можешь сама с этим справиться.

— Кто я такая, чтобы спорить с сенатором? — протянула Сабе.

Улыбнувшись, Люк забрался в спидер, но её слова задели его за живое, поэтому улыбка его получилась неестественной.

Он порой задумывался, было ли мудрым решением сделать человека, который растил его с детства, главой своей охраны. У Сабе конфликта интересов не было, но вот у Люка — был, да ещё какой. Кто кому должен давать разрешение на небезопасные действия? Сможет ли он защитить их близкую связь от столь опасной работы?

Сабе не позволила бы никому иному занять эту роль. Когда они жили в Тиде, Сабе иногда позволяла себе расслабиться и перепоручить его охрану кому-то ещё, но Корусант — совсем иная история.

Она бросилась в эту миссию очертя голову, и это тоже не давало ему покоя, лишний раз напоминая, кому ещё за свою жизнь служила Сабе. Люк часто размышлял, чего она ожидает от этой должности.

Чтобы с ней ни случилось в прошлом, пообещал он себе, это больше не повторится.

Императрица уже отняла у него сестру — поэтому он и прилетел сюда, чтобы вернуть её. И тётю он здесь точно не потеряет.

***

Обо всей этой запутанной ситуации он рассказал Лее, встретившись с ней после дневной сессии. Ничего интересного в Сенате не произошло — во всяком случае, так ему показалось, хотя Люк большую часть прослушал вполуха, — и он был счастлив выбраться из пода. Ему хотелось что-то сделать. Что-то физически полезное.

Всего три дня в большой политике — а у него уже нервы на пределе.

— Не знаю, что тебе сказать, — задумалась Лея. — Я знаю капитана Антиллеса с рождения, так что твои чувства мне тоже знакомы. Наверное, всё дело в постоянной коммуникации и установке границ. Всегда говори, если ты собираешься что-то сделать, как сенатор, или если отдаёшь сенаторский приказ. Постарайся действовать рационально. Например, в профессиональных ситуациях старайся вести себя так, будто никакой личной связи между вами не существует — заодно не создашь у других такого впечатления. А уже потом, наедине, вы сможете обсудить всё в менее формальной обстановке. Ваши социальные роли и ваши отношения должны быть чётко разделены.

Люк сглотнул, но кивнул, соглашаясь. Он ничего не сказал о своих подозрениях, что для Сабе никакого разделения не существовало. Она не сенатора защищала, она защищала Люка.

Но совет был разумный. Он обязательно обсудит всё с Сабе, после того, как немного подумает. Им обоим нужно понимать, как вести себя в будущем. Он слышал много запутанных историй королев и их служанок, чья связь становилась глубже, чем того требовали клятвы. Такие истории практически всегда заканчивались политическим скандалом и разрушенными карьерами с обеих сторон. Конкретно в их ситуации подобное, очевидно, невозможно, но границы установить нужно.

Однако сейчас у него была другая забота.

Сменив одежды на более простые, они сели на заднее сидение спидера и опустились на нижние уровни Корусанта. Люк был готов ко всему, пусть Сабе и рассказала ему в общих чертах, что он там увидит. Набу была красивой планетой, но её глубины кишели подводными монстрами. Корусант и на поверхности-то не мог похвастаться особой красотой, и единственное прекрасное в нём были его небоскрёбы, на рассвете и закате словно горевшие иномирным пламенем. Какой он окажется внутри?

Пока что — всё, как описывала Сабе: мрачный, шумный и тесный. Ему показалось, что он вновь очутился на забитом беженцами корабле. Резкий запах пота, исходящий от других пассажиров, бил в нос даже на воздушной трассе. Взгляд резали нескончаемые неоновые вывески, налепленные даже на дорожные знаки и транслируемые на любое свободное место. Люк запрокинул голову к небу и понял, что оно было затянуто смогом, который поднимался от оставленной ими позади фабрики.

Всё гудело. Свет шёл от каждого знака, от каждых фар, от каждой лужи липкого масла, переливающегося перламутром. Каждый рокот двигателя, каждый разговор, каждый крик, отскакивавший от пермакритовых стен, превращался в непрекращающееся эхо. Среди плотных облаков дыма было нечем дышать — он уже чувствовал, как начинает першить в горле. Жара стояла чудовищная. Ему казалось, что здесь, среди теней, будет прохладно. Но каждый генератор источал тепло, которое поднималось по воздушным трассам и скользило по холодным серым стенам.

Их проводник, тви’лек по имени Марр, у которого одно лекку оканчивалось культёй где-то на половине, заметил, как он борется с тошнотой.

— Тяжко тебе, — заметил он. Судя по еле заметному акценту, он был родом с Рилота, но явно уже очень-очень давно не бывал на родине.

— Да. Это совсем не похоже на мой мир.

Его честность сработала в его пользу. Марр усмехнулся, Лея весело на него посмотрела.

— Напомните, господа сенаторы, с каких вы планет? — спросил Марр, глядя по очереди на каждого из них. — Альдераан?

— Да.

— И?

— Набу.

Будь у Марра брови, они был поднялись вплоть до самых волос. Впрочем, ни того, ни другого у него не было.

— Интересно. Разве у вас на планете не сплошняком города? Огромные причём.

— Города у нас есть, — признал Люк, — но они спроектированы так, чтобы существовать в гармонии с природой и естественными особенностями ландшафта. Это сделано, скорее, для красоты, нежели чем в практичных целях, но народу там явно поменьше. Да и вырос я не в городе.

— Я вырос на равнинах Рилота, — кивнув, ответил Марр. — Конечно, от них наверняка ничего не осталось, после того, как там побывал Вейдер со своими кораблями. Но я улетел оттуда намного раньше, поэтому предпочитаю помнить их такими, какие они были когда-то. — Люк хорошо его понимал. — Но ребёнком я их не любил. Тихо! Делать нечего! Корусант совсем другой. Рано или поздно ты влюбляешься в весь этот бардак.

Это Люк тоже понимал, но сомневался, что когда-либо сможет полюбить Корусант, учитывая, как у него уже разболелась голова.

Он молчал слишком долго — Марр посмотрел на него повнимательнее.

— Набу, значит? Как у вас там дела? Это не вы, часом, Императрицу с планеты погнали?

Люк поморщился. Лея тихо засмеялась.

— Здесь голокамер не бывает, — насмешливо сказала она. — Боятся сюда лезть.

— Тогда да. Мы действительно её изгнали. Ну, строго говоря, это сделала Королева Лиасса. Её срок уже подошёл к концу, но Королева Далрана её указ не отменила. Наши правители считают Императрицу Амидалу предательницей Набу и наших идеалов.

— И каких же? — фыркнул Марр.

— В теории, демократия. Они подозревали её почти с самого начала Войн клонов. Королева Джамилия даже хотела снять её с должности сенатора, поскольку некоторые законопроекты, которые она поддерживала, шли вразрез с культурными интересами Набу, но тогда она оставалась крайне популярной политической фигурой. После того, как она стала Императрицей и ситуация не улучшилась за первые несколько месяцев, её популярность начала падать. Тогда правящий двор смог ввести против неё политические санкции, не рискуя собственной властью.

Во взгляде Леи читалось отвращение:

— Неужели её настолько сильно поддерживали на Набу?

— Она спасла нас от самой страшной оккупации в истории. Она объединила набуанцев и гунганов, заключив мир и дружбу между нашими народами — в Отто Гунге её до сих пор очень любят, и туда, технически, она попасть всё ещё может. Это неоднозначная тема. Но, учитывая, как о ней постоянно отзывается пресса, ряды её сторонников постепенно редеют.

— Хорошо, — сказала Лея себе под нос.

— Больше всего её репутация пострадала после проекта Внешнего кольца, — признал Люк. — Культура и идеология — это одно. Конечно, все тихо качали головами и расстраивались, что она так отдалилась от наших принципов, но Набу от этого было ни горячо ни холодно. Но когда нам пришлось принять такое большое количество беженцев…

— Все увидели её истинную натуру.

Люк передумал продолжать свою мысль:

— …Да. Она ни разу не пыталась вернуться на Набу после своего изгнания, поэтому пока что у нас всё стабильно.

Скривившись, Лея хотела было что-то сказать, но Марр её перебил:

— Вы можете просто так изгнать кого-то с Набу? Типа, даже без повода, вроде какого-нибудь преступления? — казалось, эта идея внушала ему ужас.

— Изгнание — это наказание за убийство, — уточнил Люк. — За убийство жителя Набу, если конкретнее. Это очень старый закон. Когда только-только отменили смертную казнь, самых страшных преступников изгоняли на луны планеты, и там они работали в спайсовых шахтах.

— Знаешь, парень, чем больше ты болтаешь, тем жутче выглядит эта твоя Набу.

Люк пожал плечами:

— Набу только внешне привлекательна. Её цель — всегда выглядеть респектабельно. Порой для этого приходится носить маски… — он прикоснулся к своей щеке. — Но у Амидалы свои скелеты в шкафу, и никто не проявляет достаточных усилий, чтобы вытащить их на белый свет.

— Кого она убила? — спросила Лея. — Если это был настолько важный человек, что его смерть послужила поводом изгнать её с планеты, как так получилось, что об этом ничего не сказали в новостях?

— Считается, что это она убила Императора Палпатина.

Оба его спутника уставились на него.

— Это невозможно, — сказала Лея. Люк усмехнулся. Даже Лея, которая каждой клеточкой своего тела презирала Императрицу, не могла в это поверить. Именно поэтому тема и оставалась неоднозначной. — Она была его протеже, его ближайшей соратницей. Зачем ей его убивать? Ну, да, трон, но…

— …он всё равно умирал, так что она с этого ничего не получила? Да, всё так. Её сторонники тоже постоянно об этом говорят. Набуанские суды утверждают, что у них есть неоспоримые свидетельские показания, на которых и построено обвинение, а Императрица ни разу не явилась в суд. Может, не посчитала это достаточно важным. Однако это привело к тому, что суд она фактически проиграла, и у правительства появился законный повод изгнать её.

— И она смирилась с этим решением?

— Она никогда не проявляла к Набу достаточно интереса, чтобы попытаться его оспорить, — собственные слова показались ему неправильными, когда он вспомнил свою встречу с Императрицей.

— Я восхищаюсь вашей храбростью. Жаль, мы не можем сделать ничего подобного — имперцам слишком нравится строить себе дачи в альдераанских горах. А Императрица и так недолюбливает моего отца. Любое неповиновение — и мы навлечём войну на нашу планету.

Люк сглотнул:

— Нам повезло, что до этого пока не дошло.

— Будь то удача или храбрость, вы поступаете правильно, — Лея внимательно посмотрела на него. — Ты совсем не похож на свою сестру. Я рада, что тебя отправили в Сенат.

— Я должен забрать её из-под крыла Императрицы.

Улыбка Леи была горькой:

— Это точно. Мне стоит как-нибудь посетить Набу, — вдруг резко решила она. — Вы так долго были в изоляции, а мы так и не попытались наладить связи, но Альдераан и Набу всегда были союзниками, — она улыбнулась. Люк попытался улыбнуться в ответ. — Несмотря на всё, что ты мне рассказал, это всё-таки очень красивая планета.

— Не поспоришь, — согласился Люк. — Я скоро отправлюсь домой, чтобы принять участие в Фестивале Света — это праздник в честь очередной годовщины вступления Набу в состав Республики. Пропустить его я никак не могу. Если сможешь взять отпуск в Сенате на это время, я буду рад твоей компании.

Спидер остановился, едва он закончил говорить. Прищурившись, Люк посмотрел по сторонам. Они приземлились на платформу из пермакрита, которая когда-то служила парковой для спидеров. Теперь она была заставлена хлипкими палатками и завалена одеялами. Терпкий запах немытого тела витал в воздухе. Сопровождающие их спидеры зависли над площадкой, и все местные подняли головы, с изумлением уставившись на них.

Люк всей душой ненавидел Корусант. Он лишь надеялся, что привезённые им припасы и те знания, которые они здесь получат, смогут хоть как-то исправить ситуацию. Но больше всего он хотел покинуть эту планету, и её покушения, её политику и её неравенство, разворачивавшееся прямо у него под носом.

Хотя нельзя сказать, что на Набу ситуация обстояла сильно лучше.

Люк выбрался из спидера. Стоило ему ступить на пермакрит, как он заметил притаившегося рядом маленького ребёнка-тви’лека.

Она что-то тоненько пропищала. Люк моргнул. Это был не тогрути. Это был хаттский.

— Что ты сказала? — ответил он на знакомом ей языке.

— Что вы нам привезли, дяденька? — спросила она, поглядывая на разгружаемые ящики.

Он опустился на корточки, чтобы посмотреть ей в глаза. Казалось, что его язык присох к нёбу.

— Надежду, — ответил он.

Ему очень хотелось в это верить.

Девочка нахмурилась, но затем увидела выгружаемую на платформу еду и заверещала от радости. Она убежала обратно в толпу, видимо, чтобы найти мать, а Лея остановилась рядом с ним, улыбаясь ей вслед.

— Я с радостью отправлюсь с тобой на Набу, — ответила она, продолжая их прерванный разговор. — Но мне нужно тебя кое о чём предупредить. Ты же пропустил сегодня утреннюю сессию?

— Да. — Он продолжал смотреть на лагерь, мысленно составляя несколько законопроектов, чтобы попытаться что-то с этим сделать.

— Я так и думала — я тебя искала, но не нашла. Императрица Амидала сообщила, что возьмёт перерыв в работе. Она вернётся на свой родной мир, чтобы принять участие в очень важном празднике. Сенат не будет заседать в её отсутствие.

Люк почувствовал, как внутри всё похолодело.

— Она не имеет права. Её изгнали.

— Похоже, ей всё равно, — помолчав, Лея добавила: — Что бы там ни случилось, я буду рада это увидеть. Я слышала, что Набу — планета самых разных возможностей. — Люк кивнул. Он понял, о чём шла речь. — Но я хотела тебя предупредить. Мы будем не одни. За нами будут следить.

Люк посмотрел на Лею, затем — снова на лагерь. Несколько разумных в открытую пялились на него, на его покрытое толстым слоем макияжа лицо, и ему захотелось спрятаться от их пристального внимания.

— За нами всегда следят, — сказал он.

***

Узнать им удалось немногое, но, если подтянуть под это правовую базу, с полученной информацией можно будет работать. Поездка вымотала его как физически, так и эмоционально, поэтому, когда пилот Леи приземлил их спидер на посадочной площадке Сената, Люк не стал принимать её предложение заняться изучением результатов прямо сейчас. Ему хотелось просто встретиться с Сабе в офисе и кратко обсудить прошедший день. А потом поспать.

Им всё равно нужно было поговорить, и сегодня он попробует подступиться к теме. Или нет. Ему хотелось сделать всё правильно, но сейчас он был слишком уставшим, чтобы…

Он моргнул — чернота заполонила его поле зрения. Голова не кружилась, значит, не обморок. Люк поднял голову и увидел мигающие красные огоньки на панели чуть выше его уровня глаз. Перед ним стоял Вейдер.

Вейдер успел затормозить, чтобы они не столкнулись, и опустил голову, наблюдая за ним. Люк почувствовал, как ему стало нехорошо, как в висках забилась мигрень, как заболели от давления глаза, но он снова стряхнул это чувство. На этот раз получилось быстрее — как невидимый мысленный взмах: «Позже, — подумал он. — С тобой я разберусь позже».

Вейдер неожиданно отступил назад. Люк в изумлении уставился на него. Он сомневался, что Вейдер вообще хоть перед кем-нибудь отступал назад.

— Прошу прощения, лорд Вейдер, — сказал Люк, — я вас не заметил, — он обошёл его, но Вейдер повернулся вслед за ним.

— Сенатор Наберрие, — пророкотал он и снова подошёл ближе, оказавшись прямо перед Люком и нависнув над ним. Бежать было некуда. — Ничего страшного. У нас не было возможности пообщаться.

Вежливая улыбка застыла на его лице:

— А у нас были на то поводы, лорд Вейдер?

— Разумеется, мы… — Вейдер осёкся. Он резко наклонился вперед, так, что его маска оказалась в нескольких дюймах от лица Люка. Если кто-то из них сейчас резко дёрнется, подумал Люк, то он ударится об маску черепом, и синяк будет сходить минимум неделю. Он шагнул назад.

Вейдера это будто подкосило.

— Мы родственники, — закончил он несколько неуверенно. Он протянул Люку руку, на что тот подчёркнуто не обратил внимания.

— Милорд?

— Вы… — Вейдер помолчал было, затем продолжил: — Мой племянник.

— По браку с одной стороны и по усыновлению с другой, да, — ответил Люк язвительнее, чем планировал: он не хотел принижать семьи, построенные не на крови. Он не понимал, чего Вейдер пытается от него добиться, и у него по-прежнему раскалывалась голова от того, что над ним так нависали.

По Вейдеру ничего нельзя прочитать, но Люк всегда хорошо распознавал чужие намерения. Ему казалось, что Вейдер недолюбливает обманы столь же сильно, как он сам. Так что, что бы Вейдер ни пытался сделать, в этом стремлении он был искренен.

Кроме того, Люк не мог позволить себе просто отказаться разговаривать с лордом Вейдером. Его влияние, его жестокий нрав — буквально те качества, за которые Люк его презирал, — служили тому весомым аргументом.

— Но… я тронут тем, что вы это признаёте, — он выдавил из себя улыбку. В конце концов, Вейдер пытался наладить отношения с дальними родственниками, а не относиться к ним, как к чужакам, это заслуживало уважения. Вот только по поведению что Императрицы, что её супруга складывалось ощущение, что они делали это ради своего удовлетворения. — Вы были довольно неразговорчивы вчера. Во время моего визита к вашей супруге. И во время расследования.

— У моей жены свои приоритеты и интересы, в которые я не собираюсь вмешиваться. Быть затмённым ею несложно — и это большая честь, — Люка поразило то неприкрытое восхищение, с которым Вейдер говорил о жене. — Тогда, при расследовании, вы были сильно потрясены. Ваш телохранитель и Органа вас крайне настойчиво защищали. Не самое подходящее время для подобных разговоров.

— Вы выглядели довольно угрожающе, лорд Вейдер, — парировал Люк.

— Прошу прощения. Для меня это естественное состояние.

— И, на мой взгляд, ничего хорошего в этом нет.

Вейдер резко отдёрнул шлем, затем снова уставился на него. Люк нервно сглотнул. Одно дело — позволять себе колючие ремарки в разговоре с Амидалой. Огрызаться на Вейдера — совсем другое.

— Возможно, — сказал Вейдер.

Люк позволил себе выдохнуть, сам не почувствовав, как задержал дыхание, и снова поднял голову. За алыми линзами маски горели два ярких огня, словно татуинские солнца. Глаза, понял Люк, у него, должно быть, очень яркие жёлтые глаза.

— Я полагаю, Сенатор, вы скоро отправитесь обратно на Набу?

Люк прищурился:

— Да, — ответил он. — На Фестиваль Света.

— В последний раз я принимал участие в этом событии двадцать лет назад, если не больше. Похоже, в этом году я увижу его снова, — склонив голову, Вейдер скрестил руки на груди.

Люк внимательно следил за его нерешительными движениями, но все его знания о подсознательном языке тела разбивались вдребезги об сталь доспеха и протезов. Интересно, Вейдер осознанно сделал так, чтобы его протезы так сильно отличались от обычных человеческих конечностей, что позволяли сегодняшние достижения в протезировании, или для него они были столь же чужими и неправильными, как и для окружающих? У Люка тоже был протез, и для него, выросшего в обществе, очень ценившем внешний облик, это всегда был источник одновременно гордости и стыда.

Он выдавил из себя последнюю улыбку:

— В таком случае, увидимся там.

— Непременно, — ответил Вейдер, не то угрожая, не то обещая.

Когда Люк попытался уйти, слава Силе, Вейдер позволил ему это сделать.

Подходя к офису, он потирал лоб, пытаясь стряхнуть привязавшуюся к нему во время странного разговора с Вейдером мигрень. Это не помешало ему услышать крики.

— Что?..

— Ты не записывалась на приём, ты не можешь просто вломиться сюда…

— Он мой брат, и занятость тут не при чём!..

— Даже странно, что ты позволяешь себе подобные реплики…

— «Позволяю себе»? Я имею на них полное право! Как и ты, а может, и больше, чем ты, раз уж ты просто закрываешь на это глаза…

Люк остановился перед дверью, ударил рукой по открывающей панели и встал перед проходом.

— Я не закрываю глаза, я доверяю своему подопечному…

— …и даже не предупреждаешь…

Дверь с шипением отъехала в сторону. Сабе сидела на диване в дальнем углу комнаты, на её лице было скучающее и презрительное выражение. Пуджа нервно расхаживала по его милому синему ковру, фатиновый подол её лилового платья летал по воздуху в такт её резким, встревоженным движениям.

— Я советую тебе не совать нос…

— Ты хоть представляешь, какой риск…

— Пуджа, ты сейчас проделаешь в моём ковре дыру, — сказал Люк. К счастью, на ногах у неё были простые серебристые балетки, наверное, ткань сильно не пострадала. — Мне он очень нравится. Гунганский дизайн, между прочим.

Пуджа вскинула голову, застыв на месте, затем снова посмотрела на ковёр. Тот был многоцветный — синие, зелёные, фиолетовые волны находили друг на друга, закручиваясь в круги и другие формы. Казалось, будто смотришь в глубины набуанских вод.

— Да, очень в твоём вкусе, — признала она. И, наконец, посмотрела на него уже осознанно: — Люк!

— Он самый, — Люк посмотрел сначала на неё, потом на Сабе. — Мне надо знать, почему вы так кричите, что за пол-коридора слышно?

Пуджа подлетела к двери, саданула по панели, чтобы её закрыть, и схватила Люка за руки:

— Чем вот ты думал?! — возмутилась она.

— Где, когда, о чём?

Пуджа так громко фыркнула, что Люку подумалось, что она вот-вот выдохнет пламя:

— Ты ездил на гуманитарную миссию с Леей, подери её крифф, Органой!

Люк нахмурился. Пуджа никогда не ругалась.

— Ты же обещал мне, что будешь осторожнее, — сказала она. Теперь её голос звучал расстроенно. Люк поморщился.

— Я предельно осторожен, — ответил он. — И я не считаю, что это была опасная поездка. Это была гуманитарная миссия и исследовательский проект в рамках формирования комитета, в состав которого мы оба включены.

— Тогда почему не пригласили меня? Я тоже участник комитета — и представитель Императрицы. Второе здесь особенно важно.

— Почему это? — спросил Люк резче, чем хотел. Как же ему надоела политика. И собственная беспомощность. — Не знал, что она хочет создать у людей впечатление, будто она манипулирует решениями комитета.

Пуджа отшатнулась, будто он её ударил.

— Люк. Как ты можешь такое говорить? Это же измена!

— А твои слова — сплошь имперская пропаганда! Ты прекрасно знаешь, почему я поддерживаю эти идеи, знаешь, откуда они взялись. Это ты у нас выбиваешься.

— Я теперь понимаю гораздо больше, чем раньше. То, что дома говорят про Императрицу Амидалу, это и есть настоящая пропаганда! Я же здесь гораздо дольше, чем ты, почему ты меня не слушаешь?

— Я прекрасно понимаю, что на Набу полной правды про Амидалу не говорят, — процедил Люк. — Но на Татуине нам про Империю тоже рассказывали.

Пуджа уставилась на него в молчаливом изумлении. Он никогда не говорил о Татуине. Даже свои письма тёте и дяде он держал почти что в секрете и никогда не упоминал их в обычном разговоре.

— Люк, принцесса Лея — опасный человек, — Пуджа сменила тактику. — У Императрицы есть подозрения — а может, и доказательства, — что Альдераан связан с повстанцами. Она просто выжидает нужного момента, чтобы ими воспользоваться. И дело тут не просто в подстрекательских взглядах или идеологических расхождениях, а в верности благополучию галактики, которую мы с тобой держали, когда впервые оказались здесь. Её планета и она сама связаны с этим вооружённым и кровавым конфликтом, который рушит жизни имперских граждан во всей галактике.

— Хочешь поговорить со мной о разрушенных жизнях? Пуджа, я достаточно про это слышал. Эти истории при мне писались.

Пуджа сглотнула.

— Ты должен поговорить об этом с Её Величеством. Я… я не хотела это упоминать, когда она спрашивала о тебе…

— Она обо мне спрашивала? И ты, конечно, ей всё рассказала.

— Она наша тётя! Нам нечего от неё скрывать. Но я не делю с тобой этот опыт, поэтому не стала говорить о нём вместо тебя. Лучше тебе сделать это самому. Обсуди это с ними и, может, ты поймёшь, почему так получилось…

— Почему они так поступили? — спросил Люк ледяным голосом. Сабе внимательно следила за ним, в её глазах горела гордость.

— Почему так получилось, — уклончиво повторила Пуджа.

— Ты представляешь себе весь масштаб этого получившегося? Или эта часть имперской истории для тебя слишком страшная, чтобы внимательно к ней присматриваться, раз уж Императрица этой империи для тебя так много делает?

— Люк, прошу тебя. Я пытаюсь тебя защитить, — Пуджа помолчала. — Дело не в том, что сделала Империя и почему она это сделала. Да, это государство неидеально, но идеального ничего не бывает, ты сам это говорил в своей безрассудной речи в Сенате. Это не отменяет того, что принцесса Лея опасна. Если она заручится твоим доверием и её сторонники поймут, что ты связан со мной или с Императрицей, то она предаст тебя, чтобы получить весомый рычаг влияния. Я не хочу, чтобы ты пострадал. И я не хочу, — добавила она, — чтобы ты разрушил свою сенаторскую карьеру, общаясь не с теми людьми. Все же могут подумать, что ты такой же мятежник-радикал.

И будут почти что правы, хотел ответить Люк. Но новый мир Пуджи был построен на очень хрупкой лжи. Он не хотел разрушать его прямо сейчас, поздно вечером, просто потому, что у него не было сил собирать осколки, которые от него останутся. Видимо, это будет явно не последняя их ссора.

— Сенатор Органа пытается сделать галактику и Империю лучше, — ответил он. — И то, что какие-то абсолютно необоснованные обвинения в измене могут разрушить мою репутацию как сенатора, лишний раз показывает, почему реформа судебной системы, за которую она выступает и ради которой мы и организовали эту гуманитарную миссию, просто необходима. Я не собираюсь тебя слушать, Пуджа, пока ты не предоставишь мне доказательства, а не обвинения и слухи.

Помолчав, Пуджа кивнула.

— Ладно. Хорошо, я уважаю твоё решение и раздобуду тебе доказательства. Я же знаю, какой ты упрямый. В ответ попрошу тебя лишь об одном — обращай внимание на эти доказательства. Не на идеи, которые пытается протолкнуть Набу, не на идеологию принцессы Леи, не на всю эту сенаторскую болтовню. Я же знаю, что ты умный человек, Люк. Просто… постарайся строить своё мнение об Империи и Императрице, отталкиваясь от истины. Прошу тебя.

— Я так и делаю, — прохладно ответил Люк. Но Пуджа выглядела такой встревоженной, что ему пришлось отступить, чтобы хоть немного успокоить её совесть. — Договорились.

Он же прилетел сюда ради неё.

— И спасибо, что не стала рассказывать Амидале о случившемся. Я это ценю.

Пуджа пожала плечами, но это было медленное, тяжёлое движение.

— Это не мои раны. Не мне о них говорить.

— Что людям известно о нашей связи с Амидалой? — спросил Люк. — Ты упоминала, что это может быть опасным. — Он верил, что в политике фамилию Амидала с фамилией Наберрие ничего не связывало. Но Пуджа и Императрица были близки, и она всячески выставляла эту связь напоказ…

— Пока что это секрет, — сказала Пуджа. — Она хотела бы рассказать галактике правду, но… — она закусила губу. — Я не хотела, чтобы об этом узнали на Набу. Как бы нелепо это ни звучало, пусть наша семья и разорвала с ней все связи, они все оказались бы тогда в опасности.

Люк грустно улыбнулся. Хоть что-то хорошее.

— Тебе, наверное, пора, — сказал он. — Я хочу лечь спать пораньше.

— Ты всегда пораньше ложишься, — шутливо возмутилась она.

Он пожал плечами:

— Я в глубине души по-прежнему фермер.

Кроме того, ему нужно было написать ещё одно письмо.

Chapter 6: Мне нужно твоё доверие

Notes:

каноничная локализация millaflower - «цветок милла», но мне подумалось, что вариант «миллацвет» благозвучнее.

— Тебе необязательно тратить время на сборы, — заметила Сабе из-за двери. — Специально для этого существуют помощники.

— А я думал, ты телохранитель, — парировал Люк, аккуратно складывая вещи.

— Я мультизадачная, — сухо ответила Сабе. Люк засмеялся. — И закончится всё тем, что я просто пересоберу всё заново. На Набу тебе понадобится что-то повнушительнее, чем ежедневная одежда, если ты соберёшься выйти в люди.

— Это я уже понял! Заходи, посмотри, что у меня получилось.

Сабе шагнула в комнату. Когда она увидела отобранные им наряды, то изумлённо подняла брови:

— Зря я сомневалась. У тебя отличное чувство стиля — когда ты не пытаешься экономничать.

— Чудеса! Долгожданное признание! — Люк поднял одно из мужских платьев, которое заказал сам. К тёмно-розовой ткани была пришита золотистая тесьма, а по юбке и корсету были рассыпаны крохотные птички, словно жаворонки на рассветном небе. Плотный корсет помогал ему держать осанку во время долгих сессий в Сенате, когда он уставал стоять с прямой спиной, а длинные, многослойные юбки розовых и золотистых цветов позволяли незаметно переступать с ноги на ногу.

Сабе улыбнулась:

— Наденешь его на фестиваль?

— Возможно. Мне понадобятся самые мои удобные и вычурные наряды, чтобы выдержать несколько часов на открытом воздухе.

— Разумно. Это то ещё испытание.

— Я знаю. В том году ситуация была напряжённая.

— Помню, — фыркнула Сабе. — Но когда Амидала в последний раз посещала Набу, было ещё хуже.

— Мне рассказывали. Там, вроде, было какое-то покушение?

— Палпатин читал речь — признавался в любви к демократии и Республике, прочее враньё. Сепаратисты наняли целую банду охотников за головами, чтобы его похитить. Джедаи отправили К… своего агента, чтобы он внедрился в их группировку и предотвратил покушение. В этих играх разума и двойных агентах я так и не разобралась, но день выдался очень увлекательный. Посреди речи Палпатина пришлось увести со сцены, — Сабе вздохнула. — Жаль, что он тогда не умер.

Люк поморщился:

— Может, не надо?..

— Конечно, не надо, но молчать я не стану. — Сабе внимательно осмотрела каждый угол его комнат. — Даже если она и следит за нами, ничего нового она от меня не услышит.

— Но записи могут стать уликами.

— Государство не всевидящее, как бы сильно автократический режим ни пытался убедить тебя в обратном. Они не стали бы заморачиваться с установкой голокамер в частной квартире, если бы не были уверены, что на запись попадут крамольные слова, которые могут послужить основанием для ареста. Иначе в их руках оказалось бы слишком много информационного мусора, который нужно сортировать. Для такого им не хватит людей.

Люк улыбнулся краешком губ. На Набу голокамеры и прослушка были чем-то из ряда фантастики, поэтому он очень об этом переживал, когда оказался в сердце Империи, которая, якобы, следила за каждым твоим словом.

— Значит, никаких камер тут нет?

— Какие бы страшилки про них ни сочиняли — нет. А если бы они и были, то только беззвучные. Опять же, никто не станет тратить электроэнергию, чтобы в качестве главной улики получить пустую картинку.

— Это успокаивает, — за шутливым ответом Люк скрыл облегчение. — А вот то, что ты всё это знаешь, и успокаивает, и тревожит одновременно.

— Я хорошо знаю свою работу, — улыбнулась Сабе.

— Это точно. Ты… — Люк осёкся, когда тишину квартиры разрезала громкая триль звонка. — Я никого не жду.

Одновременно с ним заговорила и Сабе:

— Мои сенсоры никого не засекли.

Они поспешили наружу — Люк едва успел переобуть любимые пушистые тапочки на что-то, более подобающее сенатору. Тонра встретил их уже на посадочной площадке. Огромные транспалистальные двери, выходившие на эту площадку прямо под балконом, до сих пор были закрыты. Хотя Люк уже понял, кто именно за ними стоял.

— Впустите их, — устало сказал он и тут же придал лицу выражение вежливой приветливости: — Ваше Величество. Какая нежданная честь.

Императрица Амидала вошла в комнату. Сегодня на ней было шёлковое платье с длинным подолом. Её сопровождали отряд красных гвардейцев и служанка, закутанная в бархатные одеяния. В руках девушка несла крупную белую коробку, перехваченную лентой.

— Прошу, Люк, никаких формальностей и пустых слов, это не официальный визит. Я просто хотела повидать тебя перед нашим отлётом на Набу.

Люку очень не понравилось это «нашим». Судя по тому, как ощетинилась Сабе, ей тоже.

Амидала обратила свой яркий взгляд на неё. Вставленные в шестерёнки её короны алмазы сверкнули, попав на свет:

— Ты, должно быть, основательно подходишь к его сборам? Ты всегда отличалась умением работать одновременно и эффективно, и практично, и больше необходимого.

— Люк в состоянии собраться самостоятельно, — огрызнулась в ответ Сабе.

— Конечно, я с этим не спорю, — Амидала кивнула Люку, после чего указала на стоявшую за её плечом служанку — она одна из всего императорского сопровождения зашла в квартиру вместе с ней. Красные гвардейцы остались у спидера и теперь обменивались недоверчивыми взглядами с Тонрой. — Вам доводилось встречаться с Дорме? Она проработала со мной дольше, чем все остальные мои служанки.

Сабе очевидно еле удержалась, чтобы не насупиться ещё сильнее. Люк нацепил на лицо ничего не выражающую улыбку:

— Мы встречались. Рад видеть вас снова.

— Взаимно, — у Дорме был мягкий голос с едва заметным акцентом. Она понимающе посмотрела на Люка, затем на Сабе, затем снова на свою госпожу.

Амидала улыбнулась им обеим, после чего повернулась к Люку, и её улыбка из просто сияющей стала ослепительной:

— Но, как я и сказала, это светский визит. У меня для тебя подарок.

— Подарок? — выдавил Люк. Сабе напряжённо уставилась ему в спину. Он сделал вид, что ничего не чувствует. — Вы очень щедры, Ваша Светлость.

— Не стоит благодарности, — Амидала махнула рукой Дорме, и та протянула Люку крупную невысокую коробку, которую всё это время держала в руках. Люк взял её в руки и положил на журнальный столик справа от себя.

Зацепив пальцем ленту банта, он заколебался. От Амидалы это не укрылось:

— Ну же, открой, — со смешком сказала она.

Люк быстро посмотрел на Сабе, попросив прощения взглядом, и потянул за ленточку, которая тут же развязалась. Он поднял крышку.

Мягкий золотистый наполнитель скрывал содержимое коробки. Люк раздвинул его в стороны и едва удержался от изумлённого вздоха. В коробке лежало платье.

Сабе подошла ближе, нахмурившись, и осторожно подняла его, дав ткани развернуться, после чего положила на столик. Люк взглянул на свой подарок.

Платье было длинное, с подолом в пол, глубокого красно-пурпурного цвета. Сверху лежало ещё одно платье, уже покороче, тоже фиолетовое, но с голубым оттенком. Пышные рукава сужались у запястий, а воротник должен был обнимать шею владельца, словно цветок. Люк заглянул в коробку и достал из неё шарф такого же цвета, к которому прилагались несколько серебряных брошей.

Сабе подавила свой вскрик, но Люк всё равно её услышал. Он посмотрел туда же, куда теперь смотрела она, подняв руку ко рту, и увидел серебряную диадему, оставшуюся в коробке. Он осторожно поднял украшение.

— Это платье было одним из моих любимых в мои сенаторские годы, — сказала Амидала. — Именно в нём я приветствовала Новый Порядок, в нём же присутствовала на коронации Императора Палпатина.

Украшение, напоминавшее что-то среднее между диском и лунным серпом, обожгло Люку руки.

— «Вот так свобода и умирает, — произнесла Сабе, подняв на неё взгляд, — под гром аплодисментов»?

Амидала слабо улыбнулась. Люка как ножом резала её извечная невозмутимость и безмятежная улыбка, которой она, казалось, могла ответить на что угодно.

— Бейл рассказывал тебе об этом дне? Я знала, что вам довелось вместе работать, передавай ему мои добрейшие пожелания. Но, да, в те годы я была куда более впечатлительной. К счастью, моим страхам не суждено было сбыться.

Сабе не отводила от неё взгляда.

— Я почтён вашим подарком, — вклинился между ними Люк.

— Если вдруг захочешь посмотреть что-то ещё, мой старый гардероб в твоём распоряжении. Я разрешала Пудже пользоваться им, когда она захочет, но сейчас у неё совсем другая должность, к сожалению, дресс-код стал гораздо строже. А вот сенатору он отлично подойдёт.

— Благодарю вас, Ваше Величество, — в очередной раз сказал Люк. — Для меня это очень важно. Я лишь… очень болезненно осознаю, что за своими сборами оказался совершенно не готов к вашему визиту.

— Я всё понимаю. Не стану тебя надолго задерживать, — она настойчиво посмотрела ему в глаза. — Я правильно предполагаю, что ты найдёшь время навестить семью, когда вернёшься на Набу?

Вот эта новая тема для разговора Люку очень не понравилась.

— Разумеется.

— Передай им мои наилучшие пожелания.

— Вы… — Люк моргнул. — Не передадите их лично?

— Нет?..

Не надо настаивать. Последнее дело сейчас настаивать. Но Люк совсем не ожидал, что она испугается и отступит именно перед этим вопросом.

— Зачем же вам тогда возвращаться на Набу?

— Фестиваль… — Амидала вздохнула, прежде чем продолжить: — Ты видишь меня насквозь.

Не то чтобы Люк был от этого в восторге.

— Они не примут меня, — сказала она. — Мне не стоит их тревожить.

Люк сглотнул. Сабе сделала предупреждающий шаг вперёд, пытаясь его остановить, но, пусть всего на одно мгновение, перед его взглядом не осталось никого — только Пуджа.

Пуджа, сокрушённая расколом их семьи, к которому привели как её собственные, так и чужие решения.

Руйо и Дарред, которые ничего не сделали и никогда никому не вредили.

Сола, которая скучала по сестре.

И Джобал и Руви, которые винили в случившемся себя. И которые, возможно — не факт, — смогут повлиять на свою дочь так, как не сможет никто иной.

Люк не знал, сможет ли Императрица Амидала когда-нибудь по-настоящему вернуться на Набу и воссоединиться с семьёй, которую она оставила. Но он знал наверняка, что его приёмная семья была глубоко ранена её уходом, и перед ним раскрывались веером сотни вероятностей, возможностей…

— Вы никогда этого не узнаете, — сказал он, — если не поговорите с ними.

— А ты что думаешь? — обратилась Амидала к Сабе. Люк не мог сказать, что это было: издёвка или искренняя мольба о помощи. Сабе, такое ощущение, тоже.

Сабе пожала плечами.

— Спрашивай Люка.

— Я думаю, они по вам скучают, — повторил Люк. — Попробовать точно стоит.

Амидала в изумлении посмотрела на него. Глаза её просияли.

— Значит, я попробую, — решила она. Выражение её лица было ужасающе искренним — Люк невольно задумался, насколько же она одинока. — Увидимся дома. Удачно вам долететь.

— И вам, Ваше Величество, — ответил Люк на автомате.

Амидала вышла из его квартиры вместе с Дорме. Когда она усаживалась в спидер, то долго устраивалась, словно не могла найти себе места от волнения.

Наконец её спидер взлетел, и Люк немедленно опустился на диван. Он не отводил взгляда от платья, по-прежнему сжимая в руках диадему. Какая же тяжёлая. Она же не должна быть такой тяжёлой.

Сабе не выдержала:

— Ну чем вот ты думал?

Он не хотел ничего отвечать. Этот разговор лишил его последних сил. Но избегать этой темы вечно они не могут, так почему бы не обсудить её прямо сейчас.

— Я думал, что тётя Сола по ней скучает. И ещё думал, что это может помочь.

— Кому помочь?

Тогда Люк взглянул ей в глаза. Сабе была охвачена страхом, истошным, почти звериным.

— Не тебе, — признал он. — Наберрие.

— Может так оказаться, что ты сделал всё только хуже.

— Хуже, чем это загнивающее молчание между ими и ней, быть уже не может. — Люк упрямо поднял подбородок, сжав челюсти. — Между тобой и ней тоже.

— О чём ты?

— Сабе, я переживаю за тебя. Работать с ней — то ещё испытание, судя по тому, как ты на неё реагируешь.

— Я не…

— Я не хочу причинять тебе ещё больше боли, — сказал Люк. — Но я не понимаю до конца, какие у вас были профессионально-личные отношения, когда ты была её служанкой, и до какой степени ты перенесла эти отношения на наши — на сенатора и… телохранителя. Формально я отдаю тебе приказы, но ты же одновременно и моя тётя. У нас получается конфликт интересов. И нам нужно об этом поговорить.

Он вдруг понял, что так и не выпустил из рук диадему. Люк положил украшение на столик.

— Я не прошу рассказывать мне подробно, что произошло. И так понятно, что ничего хорошего. Но я хочу понять, как избежать повторения этого в будущем, и ещё я хочу разрешить этот непрекращающийся конфликт, который назревал между нами с самого моего назначения сенатором, — он снова взглянул на неё, уже гораздо мягче. — Мы с тобой семья. Я понимаю, что ты хочешь относиться ко мне, как раньше, когда я был младше и нуждался в твоей защите. Но в конечном итоге принимать решения должен я, даже если речь идёт о возможном риске для жизни. Мы должны научиться рационально обсуждать это друг с другом.

Не отводя от него изумлённого взгляда, Сабе села на диван. Хотя «упала» было бы куда более верным словом. Она подняла взгляд — прямо на Тонру, который, как Люк вдруг понял, никуда не уходил из комнаты. В ответ на неловкую гримасу Люка бедолага Тонра только смущённо улыбнулся, подчёркнуто одобрительно кивнул и удалился к себе в спальню.

— Что ты хочешь сказать? — спросила Сабе. И, громче: — Ты меня увольняешь?

— Нет. Нет, напротив, — Люк непонимающе заморгал. — Я хочу, чтобы ты осталась. Мне нравится с тобой работать. Мало того, что ты моя семья, ты ещё и лучший начальник службы безопасности, о котором только можно мечтать.

— Правильнее будет назвать меня личным помощником, — сказала Сабе. — Официально за службу безопасности отвечает Тонра.

— Ну вот, пожалуйста. Нам нужно распределить обязанности. Ты не должна работать больше, чем покрывает зарплата сенаторского секретаря. И мы должны выстроить рабочие отношения в обход личных, чтобы всё получилось. Я не допущу, чтобы ты опять с головой утонула в политике.

— Не нужно меня защищать, Люк. Это я должна защищать тебя.

— Я не хочу причинить тебе боль.

Сабе не то фыркнула, не то вздохнула:

— Ну, хорошо, — неуверенно сказала она, будто нервничала. — И как мы со всем этим поступим?

— Во-первых, на публике тебе придётся быть только моим помощником. Не тётей. Я понимаю, что ты хочешь защитить меня от Императрицы, что ты гораздо лучше меня знаешь, как она действует, — и я ценю что ты пытаешься за меня заступиться. Но если я хочу, чтобы меня воспринимали всерьёз на этой должности, я должен самостоятельно принимать решения, и моя команда должна меня однозначно поддерживать, — Люк сглотнул. — Однако это не значит, что мне не нужна твоя помощь. Любой твой совет будет важен и нужен, всегда. У служанок ведь была своя система сигнальных жестов, да? Я могу её освоить, тогда ты сможешь подсказывать мне, как лучше поступить там, где ты лучше моего разбираешься в ситуации.

Сабе подняла бровь:

— Падме и все её служанки тоже знают эту систему. Они всё поймут.

— Тогда мы её поменяем. Или, звёзды с ними, пускай понимают! У меня с секретами никогда не ладилось.

— Это точно, — шутливо сказала Сабе, но в её голосе не было обычной лёгкости. Её тревога никуда не делась.

Люк всё равно улыбнулся.

— Тётя, мне нужно твоё доверие, — предупредил он. — Это, пожалуй, самое важное. Я воспринимаю тебя либо как родителя, либо как наставника, — если у Сабе и перехватило дыхание, он никак на это не отреагировал. — Я знаю, что ты считаешь меня ребёнком. Но здесь и сейчас мне нужно, чтобы ты доверяла мне и моим решениям. Ты можешь за меня переживать, потому что это твоя работа, не только тебя-помощника, но и тебя-тёти. И, конечно, ты можешь пытаться меня защищать и отговаривать от глупостей. Но иногда я всё равно буду поступать глупо. И мне нужно знать, что ты в меня веришь, что ты поддержишь меня, что бы я ни решил сделать в Сенате, не пытаясь меня отговаривать и не срывая мои планы, чтобы уберечь меня от опасности.

Люк опустился перед Сабе на колени и сжал её ладони в своих.

— Ты сможешь поверить, что я знаю, что делаю?

— Быть принцем Тида у тебя хорошо получалось, — сдавленным голосом ответила Сабе. — Пусть половина двора тебя к концу срока терпеть не могла.

— Это значит, я правда хорошо справился.

Сабе тоже сжала его ладони.

— Какой ты стал взрослый, — она подняла их сцепленные ладони, чтобы скользнуть кончиками пальцев по его щеке. — Подумать только, сенатор… — она опустила их руки. — Да, я могу быть твоим советником. И я… понимаю, как важно разделять работу и личную жизнь. Я знаю, что Падме близко дружила с капитаном Панакой и что их дружба была сильно омрачена их политическими разногласиями. С нами такого не случится.

— Об этом я тоже хотел поговорить. Если я поступлю не так, как ты мне посоветовала, это не означает, что я таким образом выражаю своё отношение к тебе. И, соответственно, твои советы не являются выражением твоего отношения ко мне, — Люк ухмыльнулся и получил в ответ слабую улыбку. — И… Серьёзно? Панака? Он же мофф!

— Падме теперь верит совсем в другие вещи. Они помирились, — напряжение в голосе Сабе выдало всю скрываемую ею горечь и скорбь.

— И ещё, — добавил Люк, — раз уж ты мой персональный помощник и советчик… Мне нужно, чтобы ты бережно относилась и к себе тоже. Не забывай про себя.

— Моя работа — защищать тебя.

— Ты будешь меня защищать, если вместо бессонной ночи за разведкой будешь ездить в медцентр. Я знаю, что я был чересчур настойчивым, когда упрашивал тебя показаться врачам, но я должен быть уверен, что ты сможешь помочь себе, если вдруг что. Ты сейчас всё равно что посреди минного поля — если ты захочешь вернуться домой и не иметь дел с Императрицей Амидалой, потому что это слишком тяжело, я пойму. Но если я хочу выполнять свою работу и полагаться на твою поддержку, мне нужно знать, что ты себя тоже бережёшь.

— Забота вместо саморазрушения? — суховато спросила Сабе.

— Заметь, не я это сказал, — Люк попытался улыбнуться. Сабе попыталась улыбнуться в ответ. У обоих получилось сомнительно.

— Я буду держаться от неё подальше, — пообещала Сабе. — Обычно я себя не мучаю, в конце концов, я — самое эффективное своё оружие. Просто… поскольку я постоянно её вижу и переживаю из-за неё…

— Я понимаю, — сказал Люк. — Когда это станет проблемой, скажешь мне об этом? Я не хочу оставаться в неведении, особенно если это может повлиять на нашу службу на благо Набу. Мне не нужно знать, что между вами произошло, мне просто нужен какой-то контекст, чтобы знать, что ты чувствуешь и что мы можем с этим сделать.

Сабе наклонилась вперёд. Люк задержал дыхание, когда она коснулась поцелуем его лба, и уселся рядом с ней на диванчике.

— Обещаю за собой присматривать, только если ты мне пообещаешь делать то же самое.

— Когда я этого не делал?

Фыркнув, Сабе обняла его. Люк обнял её в ответ и прижался своей щекой к её. Она никогда не носила какой-то конкретный аромат, поэтому пахло от неё обычным цветочным освежителем для белья, который был неотъемлемой частью её непримечательной формы и изящных костюмов.

— Откуда в тебе такая мудрость? — пробормотала Сабе. — Я же помню тебя добрым, но напуганным мальчиком, который всё пытался копировать наш набуанский акцент.

— Ну… я сильно переживал и обсудил это с Леей.

Сабе засмеялась:

— Лее в мудрости не откажешь, это точно. Но ты ведь на самом деле куда старше, чем я думала.

Люк отстранился:

— Мне повезло, у меня были прекрасные тёти, с которых я мог брать пример.

Усмешка Сабе согрела его.

— Мы тобой гордимся. И Сола, и я. И Беру тоже, я в этом даже не сомневаюсь.

От ужаса у него ёкнуло сердце.

— Можно я тебе кое-что расскажу? — спросил Люк. И сглотнул. — Мне, возможно, понадобится твоя помощь.

Сабе встревоженно нахмурилась:

— Конечно.

— Мне кажется, дядя Оуэн и тётя Беру пропали.

— Пропали?

— Они мне ничего не отвечают. Вот уже шесть месяцев. Я пишу, пишу, но ответа просто нет, — Люк снова сглотнул. — Мне очень страшно. Вдруг что-то случилось, они ведь по-прежнему на Татуине, и Вейдер по-прежнему там воюет, что если они…

— Я их найду, — тут же сказала Сабе. — Связей на Татуине у меня нет, но я их раздобуду, и мы их найдём.

— Если они ещё живы.

— Не нужно их недооценивать, Люк, — сказала Сабе со смешком. — Они точно живы. И мы их найдём. Теперь ты поверь мне.

***

Через час ему пришло письмо от Леи, в котором она писала, что совершила прорыв в их исследованиях по организации деятельности комитета. Люк отнёсся к этому утверждению скептически, поскольку Пуджи в получателях письма не было, следовательно, встреча намечалась неофициальная. Лея просто хотела с ним увидеться.

Сабе разговаривала с кем-то из своих агентов, но Люк предупредил её, куда отправится. Он знал, что, даже несмотря на их разговор, она будет волноваться, если он поедет к Лее один, поэтому он подговорил Тонру отвезти его на место.

— Я рад, что вы с Сабе поговорили, — признался Тонра, когда они поднялись достаточно высоко и влились в корускантский трафик, где Сабе бы их никогда не услышала. — Я переживаю за неё, слишком уж много она на себя берёт. Ничем хорошим это обычно не кончается. Когда Падме перешла на сторону Палпатина, Сабе это как будто уничтожило.

Люк кивнул.

— Да, это я вижу, — он помолчал. — Ты её любишь. Верно?

— Конечно.

— Но она…

— Падме Амидала была и остаётся её единственной любовью, — пожал плечами Тонра. — Даже когда она её потеряла, не думаю, что Сабе была готова к тем отношениям, которые я бы хотел ей предложить. И я это принял. Я рад, что мы с ней близкие друзья, иногда даже больше, чем друзья. Я люблю её, пусть она и не отвечает мне такой же однозначной взаимностью.

Не в первый раз Люк подумал, как ему повезло вырасти в окружении столь замечательных людей.

До Леи они долетели быстро.

Её охрана сразу его узнала и разрешила им приземлиться на площадке, примыкавшей к её резиденции. Тонра тут же завёл разговор с капитаном Антиллесом. Люк поприветствовал стражников кивком и вошёл внутрь. Квартира Леи была очень похожа на его собственную, но культурные различия сразу бросались в глаза. Цветовая палитра была куда мягче, ярким цветам Лея предпочитала пастельные оттенки: бледно-голубой, нежно-серый и белый. Люк подозревал, что подобный выбор как-то связан не только с личными предпочтениями, но и с альдераанской культурой — он видел официальные цвета дома Органа, они совпадали. И всё-таки, Люк невольно задумался, что делать в ситуации, если какой-нибудь неуклюжий гость разольёт вино прямо на белоснежное кресло или если кто-то оставит на ткани пятно.

Одна из помощниц Леи вышла к нему и представилась. Её звали Винтер. Они обменялись улыбками, и Люк тщательно запечатлел её лицо в своей памяти — она сопровождала Лею в Сенате, значит, они однозначно будут работать вместе, когда Пуджа даст добро на создание комитета.

— Её Высочество в спальне, занята сборами, — сказала Винтер. — Она примет вас у себя.

Люк заколебался — будет ли это уместным? Он надеялся, что они с Леей были друзьями, но спальня была приватной территорией.

Винтер поняла его без слов:

— Возможно, вам покажется это чересчур личным, — признала она, — но так и должно быть.

Ах. Теперь понятно.

Постучавшись, Люк дождался приглашения и вошёл в комнату. Лея стояла перед королевских размеров кроватью, нагромождённой красиво расшитыми подушками. Перед ней лежало несколько раскрытых чемоданов. Принцесса подняла взгляд:

— Ты приехал!

— Судя по твоему сообщению, дело срочное. У тебя прорыв в исследованиях?

— Да, заходи. — Стоило ему освободить дверной проём, как дверь закрылась. Люк уселся в кресло рядом с кроватью, окинув взглядом лежащие на ней вещи. — Напомни, какая на Набу погода? Я хочу подобающе собраться.

— Нормальная, — сказал Люк. Потом, впрочем, он поправился — люди обычно не судили о температуре по Татуину: — Нет, там тепло. Даже теплее, чем можно предположить, как мне часто говорят. Зимние ботинки тебе точно не понадобятся, — он подчёркнуто посмотрел на пару подбитых мехом коричневых сапог у подножья кровати. Длинные шнурки сливались с насыщенно синим ковром.

— Разумно, — усмехнулась Лея. — Надо было мне раньше об этом подумать, — она картинно отбросила в сторону и обувь, и несколько зимних пальто. — Тёплая погода — это хорошо. Пусть с её опасностями я совсем слабо знакома. Правда, что в жаркую погоду усиливаются и все людские страсти? И злость?

Она не просто так об этом заговорила. В её словах был какой-то намёк.

— Насколько мне известно, нет, — осторожно сказал Люк. — Если говорить о литературе, то тенденция голоновелл представлять Набу как землю, обременённую некими романтическими тяготами, уже стала культурным феноменом. Мне кажется, такое чтиво служит своего рода эскапизмом, спасением от крайне чопорных социальных традиций. У гунганов, разумеется, существует собственное культурное предоставление о страсти, но с жарой оно никак не связано. К тому же, они следуют строгому кодексу чести.

— Я спрашиваю об этом, потому что знаю, что на Набу сейчас сильны политические разногласия.

— А на какой же планете их нет?

Лея услышала его невысказанную мысль и усмехнулась.

— Не поспоришь. Но я переживаю по поводу одной конкретной фракции, которая, как мне кажется, регулярно создаёт на Набу проблемы. Наверняка тебе приходилось с ними сталкиваться. Движение Миллацвета?

Люк сразу понял, о чём она говорит.

— Движение Миллацвета — организация действительно неоднозначная. Они считают неприемлемым тихое смирение Набу с Имперской властью, пусть даже наше правительство и придерживается оппозиционных взглядов. Они используют множество методов в своей борьбе. Как легальных, так и не очень.

В его бытность принцем Тида в парламенте заседал один из участников этого движения, представитель Майа. Она публично сообщила о своей верности этому объединению, явившись на заседание с приколотым к лацкану миллацветом. Таким образом она хотела вывести их в легитимное поле, дать их идеям голос в набуанской политике. Люк относился к ней с глубоким уважением.

Когда её убили, Люк долго не мог от этого оправиться. Единственная причина, по которой он сам не присоединился к её движению после этого, была Сола, которая упросила его подумать о своей безопасности.

— Конечно, это воинственная и опасная группировка, — добавил он ради блага всех, кого это касалось. — Королева Далрана работает без устали, чтобы их уничтожить, — разумеется, вовсе не потому, что если это не сделает Королева, то работу возьмёт на себя Империя. Набу не находилась под оккупацией. Императрица Амидала не оставила на ней военный гарнизон. Пока что.

— Я хотела подробнее изучить, как работает независимая судебная система на Набу, чтобы найти аргументы в поддержку нашей идеи, — беззаботно продолжила Лея. Люк поморщился, сразу вспомнив все грехи этой самой системы, но кивнул. Потом они это обсудят подробнее. — Просто, насколько мне известно, эта организация часто принимает обстоятельное участие в протестах против закона и справедливости. Я даже наткнулась на слухи, что они стёрли из судебных архивов целые годы информации, собранной имперскими системами наблюдения, и подожгли системный центр, где эти данные хранились.

— Это правда, — сказал Люк. — Всех это повергло в шок. Имперским следователям на Набу пришлось изрядно потрудиться, чтобы навести порядок. Они потеряли всё! Имена, места работы и адреса жителей Тида им пришлось собирать заново, что сильно замедлило их работу.

— Тогда ты понимаешь, почему мне кажется это опасным?

— Понимаю. Но мне кажется, что попробовать стоит. И, конечно, — добавил Люк, — Миллацвет так сурово критикует нашу судебную систему, потому что считает, что она погрязла в коррупции. Я уверен, ты про это читала. Если мы подробно изучим предъявляемые ими обвинения в коррупции, возможно, мы конкретнее — и убедительнее — сформулируем наши собственные взгляды, в которых осудим и экстремистский подход.

— Согласна. Мы обязательно должны это обсудить, пусть я никогда и не соглашусь со столь радикальными идеями. Однако эта тема стоит того, чтобы в ней разобраться. Понять её.

— Основательно.

Лея внимательно посмотрела на него.

— Значит, ты со мной согласен? — спросила она напрямик, без уловок. Люку даже показалось, что она нервничает.

— Полностью, — ответил Люк. Сабе его убьёт, конечно, но… она ему доверяла. Значит, она согласится с его решением, если только Люк не станет лезть в самое пекло.

Он не явится в Сенат с миллацветом, приколотым к одежде, объятый его запахом. Но он посадит семена, из которых вырастут кусты, что покроются как цветами, так и шипами. Он согласился отправиться в Сенат ради Пуджи, это правда, однако он не станет отказываться от шанса сделать что-то на благо галактики. Если у него получиться помешать тиранической империи, пусть даже такой мелочью, он без раздумий пойдёт на риск.

Лея широко улыбнулась:

— Тогда я буду с нетерпением ждать нашей поездки. Я слышала, Фестиваль Света — самый древний в галактике праздник, посвящённый демократии.

— И последний, — кивнул Люк.

Они обменялись мрачными взглядами.

— Тебе пора, — сказала Лея. — Уверена, тебе ещё тоже нужно собраться. И на твоём месте я бы приготовилась отгонять от себя Амидалу, если она тоже планирует посетить праздник.

— Буквально с этого и начался мой день.

— Соболезную.

Уже поднявшись с кресла и подойдя к двери, Люк обернулся к Лее:

— Ты её ненавидишь.

— Разумеется.

— Это личное, не политическое. Ты её просто терпеть не можешь.

— Хочешь спросить, почему? — горько улыбнулась Лея.

— Только если ты готова мне рассказать, — дружить с другим политиком было трудно. Он никогда не выпытывал у семьи и друзей их секреты, никогда ни на чём не настаивал, но они с Леей работали вместе. Это было важно.

— Никакого секрета здесь нет. Забыть эту историю легко, однако это далеко не государственная тайна, — Лея повернулась к нему профилем, продолжая натянуто улыбаться. — Раньше я её просто обожала. Она имела надо мной огромную власть, даже на Альдераане, хотя мои родители пытались научить меня совсем иному. Особенно трудно было, когда она прилетала к нам с официальными визитами. Амидала и Вейдер были частыми гостями в нашем дворце, и она всегда была очень добра ко мне. Она была моим кумиром. Я и в Сенат-то пошла не для того, чтобы помогать отцу, а чтобы помогать ей. Если задуматься, не факт, что моё избрание вообще было легитимным. Твоя сестра назвала бы это непотизмом.

— А теперь ты её ненавидишь.

— С каждой миротворческой миссией, — сказала Лея, — я всё сильнее понимаю, как много она утаивает от нас, жителей Ядра и Среднего Кольца. Как глубоко увяз в её лжи Сенат, как легко люди закрывают глаза на творящийся на рубежах хаос. С каждой такой миссией я ненавижу её всё сильнее, потому что когда-то она и меня убедила закрыть на это глаза.

Люк помолчал. Он видел — даже чувствовал — страшную ненависть, которую Лея испытывала к самой себе.

— Ты была ребёнком. И ты изменилась.

— Да. Я больше никогда этого не допущу. Больше она мной манипулировать не сможет.

— Знаешь, мне очень повезло встретить тебя. Учитывая, что случилось с моей сестрой.

Лея странно посмотрела на него.

— С тобой очень приятно работать, сенатор Наберрие.

— Ты так говоришь, будто тебя это всё ещё удивляет.

— Так и есть.

Не став слишком задумываться над этими словами, Люк поспешил выйти из комнаты.

Винтер по-прежнему что-то печатала в датападе, но попрощалась с ним кивком. Люк кивнул ей в ответ и повернулся к посадочной площадке. Вокруг Тонры собралась небольшая группка пилотов Леи. Капитан Антиллес молча стоял в самом центре толпы, пребывая в доброжелательном расположении духа, а вот двое его подопечных-пилотов — оба выше его, светловолосая женщина и темноволосый мужчина, — такое ощущение, беспощадно осыпали Тонру градом вопросов. Женщина была более спокойной, она больше слушала, в то время как мужчина, который стоял к Люку спиной, однозначно задавал тон всему разговору.

— Ладно, хорошо, но ты просто обязан нам рассказать про гиперпространственные трассы Набу. Очевидно, нам про них рассказывали и тренировали по ним летать, но вдруг есть какие-то фишки, чтобы добраться до Набу быстрее? Контрабандисты ведь это место просто обожают!

— С контрабандистами мы пытаемся бороться, — возмутился было Тонра, но в полсилы. — Главная проблема, с которой вы можете столкнуться, это луны. У Альдераана лун нет, а Корускант от своих давно избавился. Вы должны быть готовы, что у этих спутников будет своё гравитационное притяжение, которое повлияет на ваши корабли. Стройте траекторию полёта так, чтобы пройти от них подальше.

— Всё настолько серьёзно? — вмешалась женщина.

Мужчина отмахнулся от её вопроса, за что получил в свою сторону шутливо-возмущённый взгляд:

— Спрашиваешь! Я однажды летал домой, буквально сразу после выпуска из Академии, разницу просто не описать! Кто бы мог подумать: два солнца, несколько планет и три луны могут сбить тебе всю траекторию, — шутка была удачная — во всяком случае, все посмеялись.

Люк усмехнулся тоже, но запоздало. Потому что он только-только вышел на площадку и замер. Темноволосый мужчина стоял к нему лицом. Он выглядел на удивление спокойным и обходительным, и единственным, что рушило этот образ, был неподдельный энтузиазм, сквозящий в каждом его вопросе. Люк должен был узнать его с первого взгляда как раз по этому впечатлительному восторгу, но из-за его ровно постриженных усов на осознание ушли добрые несколько секунд.

— Как я и сказал, — снова вмешался Тонра, — луны — вещь серьёзная. Я уверен, капитан Антиллес — опытный летчик, но вы, новички, будьте к ним готовы. За пределами атмосферы они могут устроить вам неплохую встряску.

— Да и в пределах атмосферы тоже, — добавил Люк, встав рядом с Тонрой. Его появление произвело на пилотов немедленный эффект — пусть он и не был их непосредственным начальством, их наверняка муштровали вести себя исключительно профессионально в обществе политиков. Замкнувшись и замолчав, пилоты настороженно посмотрели на него.

Люк сделал вид, что ничего не заметил. Он улыбнулся Тонре, потом всем остальным, пытаясь выглядеть открыто и доброжелательно. Потихоньку все немного расслабились.

— Ещё о лунах стоит помнить, когда вы летите в спидере над водой, что вы будете делать довольно часто, потому что на Набу воды много. Три луны абсолютно непредсказуемо влияют на течения и приливы. Наверное, на Альдераане приливов вообще не бывает?

— Никогда, сенатор Наберрие, — подтвердил Антиллес. — Вода ровная, что зеркало.

Люк позволил себе улыбнуться, причём шире, чем если бы на нём не было макияжа, чтобы улыбку было по-настоящему видно на его лице. Он заговорил снова, уже без отточенного набуанского акцента, с которым он говорил с политиками или, почти всегда, с родственниками, но зато представив, что сделался вдруг на десять лет моложе:

— Для меня это было то ещё новшество, когда я впервые оказался на Набу. Думаю, Биггс, тебе это тоже будет в новинку.

Биггс ошарашенно дёрнулся назад, поскольку был слишком занят тем, что старался не смотреть страшному сенатору в глаза. Он уставился на Люка. Люк уставился на него в ответ, насмешливо прищурившись.

— Откуда… — в конце концов голос, рост и знакомо сверкающие смехом глаза нашли своё место в памяти Биггса. — Люк?

Люк улыбнулся, широко и искренне, больше не сдерживая веселье.

— Не ожидал тебя здесь увидеть.

Биггс всё не мог на него насмотреться:

— Что… ну, нет уж! Тоже мне, не ожидал он! Меня переселили на Альдераан, ты прекрасно об этом знал! И я всегда хотел попробовать стать пилотом, и — я думал, тебя тоже отправили на Альдераан! С каких это пор ты у нас решил сенатором заделаться? С каких пор ты вообще Наберрие?

— Это длинная история, — признал Люк. — Наберрие — моя приёмная семья.

— Но твоя фамилия…

— Я использую её на Татуине, — перебил Люк, пока Биггс не произнёс «Скайуокер» вслух. Он смерил его суровым взглядом, предупреждая. — Но на Набу я Наберрие.

— Местным так больше нравится? — предположил Биггс.

— И да… и нет, — пожал плечами Люк.

— Значит, бывший набуанский сенатор Пуджа Наберрие — ваша сестра, — заметила женщина, прищурившись.

— Да.

— Ох, точно, я… Люк, это Эваан Верлейн. Эваан, это Люк, мой сосед с Татуина, который, без преуменьшения, спас мне жизнь и теперь стал набуанским сенатором. Как же это всё странно, — Биггс со смехом потряс головой. — Солнца, да я же тебя бы даже не узнал, если б ты со мной не заговорил. Вся эта пудра… — он вытянул руку, не раздумывая, потому что раньше они с Люком всегда так делали. Люк осторожно поймал его за запястье и опустил его ладонь. — Зачем тебе столько?

Люк указал на свою щёку.

— Угадаешь?

— Ох. Точно, — Биггс огляделся. Ему явно хотелось сказать что-то ещё, но вокруг них были другие люди, поэтому Биггсу хватило такта промолчать. — Нам многое надо обсудить, а? — он ударил Люка кулаком по плечу. Капитан Антиллес посмотрел на это несколько ошарашенно.

Люк схватил его кулак и крепко сжал.

— Это точно, — согласился он. — Я с самого утра занимаюсь сборами, ни одной свободной минуты. Но если ты тоже летишь на Набу, возможно, мы сможем поболтать уже на месте?

— С тебя подробная экскурсия, Люк Наберрие.

— Счастье какое, — сухо ответил Люк. Он вежливо склонил голову перед Антиллесом и Верлейн. — Очень рад нашему знакомству.

— Взаимно, — тихо произнесла Верлейн. Антиллес ограничился строгим, официальным кивком.

Люк перевёл взгляд на Тонру.

— Нам надо домой.

Тонра кивнул, затем оглянулся назад. Возможно, подумал Люк, ему тоже постоянно казалось, что на Корусанте за ними постоянно кто-то наблюдает.

— Полетели, — сказал он.

***

Пуджа прижала большой палец к сканеру у двери, чтобы прибор отсканировал её отпечаток. Дверь отъехала в сторону, и Пуджа быстрым шагом поспешила к личным покоям Императрицы. Во Дворце было гораздо тише, чем в здании Сената, ей здесь было куда комфортнее. Меньше осуждающих взглядов. Меньше политиков-оппозиционеров, пытающихся нарушить покой и порядок Империи.

Она разгладила ткань тёмно-красных одеяний, которые сегодня было предписано надеть служанкам, и вышла из служебного коридора, оказавшись посреди дворцовой роскоши. С голого и пыльного пола она ступила на толстый ковёр, заглушавший шум её шагов, и кивнула стражникам. Они внимательно изучили её лицо: после того, что учудила Сабе, пробравшись в покои тёти Падме в Сенате, капитан Вассик, по всей видимости, принялся латать все потенциальные дыры в системе охраны. Что ж, хоть чему-то хорошему Сабе поспособствовала своим присутствием.

Стражники разрешили ей пройти. Пуджа пошла дальше по богато украшенным коридорам. Она по-прежнему не издавала ни единого звука — бесшумная ходьба была первым навыком, которому обучили её остальные служанки, когда она поступила на службу к тёте Падме, — но не стала заявлять о себе, а просто открыла дверь в гостиную и сняла капюшон. Эти вечерние часы Падме обычно проводила с лордом Вейдером, он её появление точно не пропустит.

Императрица и её супруг действительно сидели на диванах: Падме пила чай из аккуратной чашечки и говорила, а Вейдер молча кивал в ответ на её слова. Оба подняли взгляд, когда Пуджа подошла к краю ковра, не желая прерывать их беседу, и поклонилась.

— Вы хотели видеть меня, миледи?

— Конечно, Пуджа, — Падме поднялась на ноги. Она уже сменила платье на вечернее, более простое и свободное, чем её внушительные дневные наряды. Лиловый атлас переливался волнами от каждого её движения. Она распустила волосы, и её густые локоны, такие же, какие носила сама Пуджа, свободно лежали на плечах. Вейдер не отводил от неё взгляда, словно зачарованный. — Я хотела спросить твоего совета по поводу сборов. Для этого визита мне нужно основательно подготовить свой гардероб. Никак не обойтись без помощи человека, который недавно был на Набу и может рассказать мне, как обстоят дела с погодой и политикой. Боюсь, какие-то детали я могла упустить.

— Буду рада помочь, — Пуджа склонила голову.

— Чудесно. Буквально секунду, я схожу за списком, и мы начнём.

Пуджа нерешительно переступила с ноги на ногу, когда Падме вышла из комнаты. Она подчёркнуто не смотрела Вейдеру в глаза, опасаясь в очередной раз его рассердить, но Вейдера её опасения мало интересовали. Он поднялся на ноги, возвышаясь над ней.

Сглотнув, Пуджа подняла на него взгляд, пытаясь разглядеть глаза за плотными линзами маски.

— Ты часто здесь бываешь, — заметил Вейдер. — Ты одна из любимых служанок Падме. Скорее всего, из-за вашего с ней родства.

— Да, милорд, — снова негодование из-за её якобы вторжения? Его всегда отвращала та близость, которая установилась между ней и тётей Падме.

— Ты — член нашей семьи, — повторил Вейдер. — И я тоже рад, что ты здесь. Я… прошу прощения за своё прежнее поведение.

Её брови взлетели вверх против её желания.

— Я очень это ценю, милорд.

— Падме всегда сильно любит. Она очень многое потеряла. Мы очень многое потеряли, — Вейдер сверлил её взглядом. — Возможно, благодаря тебе, что-то мы обрели вновь.

— Я надеюсь на это, лорд Вейдер. Я стремлюсь служить ей как только могу и буду стараться уберечь её от любой боли.

— Ты будешь ставить её — наши — интересы поверх всего остального? — надавил Вейдер.

— Клянусь, да, — ответила Пуджа. Если это Падме его заставила, то извинение получилось странное. Но Лорд Вейдер в принципе был странным человеком.

Вейдер резко кивнул.

— Хорошо, — сказал он и отвернулся.

Подняв голову, Пуджа увидела стоящую в дверях Падме:

— Нашла, — сказала она, помахав листочком. — Даже не знаю, почему я его так долго искала. Что-то у меня сегодня всё из рук валится. Заходи скорее.

Пуджа зашла в гардеробную вслед за ней. Она уже бывала здесь раньше, когда помогала Дорме выбирать Падме одежду на день, но никогда не оставалась в ней наедине с Падме. Из-за её присутствия комната словно казалась меньше. С каждым её шагом, который нёс в себе цвет и власть, которыми она владела, она приковывала внимание к себе, а не к своему окружению.

— Для Фестиваля Света и для официальных речей я бы хотела подобрать наряд, который напомнит о периоде моего правления Набу и о временах, когда мы стали частью большой галактики. Что-то такое, что будет радикально отличаться от изоляционизма, которого придерживается королева Далрана, что укажет на преимущества межгалактических связей и напомнит людям, что случилось, когда мы в последний раз приняли решение уйти в политическую изоляцию. Про оккупацию Набу сейчас почти никто не вспоминает, — Падме бродила по гардеробной, рассматривая как платья, уже висевшие на манекенах, так и те, что пока остались на вешалках. — Но мы не должны затмевать королеву. Моя корона будет достаточно красноречивым посланием о распределении власти между нами, само платье должно быть более космополитичным, не очернённым ограничениями и иллюзиями, которые несёт в себе избираемая монархия. Не таким строгим. Я не дитя, которое выбрали люди и которому надо доказать, что выбор был верным.

Она остановилась перед длинным лазурным платьем с расклешёнными рукавами и высоким, твёрдым воротником. Задержавшись взглядом на его многочисленных юбках, она пошла дальше. Следующее платье меняло цвет с розового, у самого ворота, до оранжевого на подоле, его они тоже оставили без внимания. Остановилась Падме вовсе не у платья. Перед ней была чёрная туника в комплекте с сюртуком насыщенно бордового оттенка, напоминавшего засохшую кровь. Золотой шёлк обнимал шею и запястья, позолоченные пуговицы блестели.

Падме провела рукой по ткани.

— Если мы найдём портного, который сделает из этого полноценный костюм, он может сработать. Неидеально, конечно, но… Золотая вышивка на чёрном фоне, чтобы мягко напомнить всем о том вторжении, о том, как подвела нас тогда Республика…

Она подняла голову.

— Пуджа?

Пуджа встряхнулась:

— Да, мне кажется, так будет хорошо.

— Ты совсем ничего не говоришь. Я бы не позвала тебя сюда, если бы не доверяла твоему мнению и не ценила его.

— Мне нравится смотреть, как вы работаете. Вы куда опытнее меня, мне даже нечего добавить.

— И всё-таки, мне кажется, ты чем-то встревожена. Лорд Вейдер тебя чем-то расстроил?

Падме так сильно переживала, что Пуджа решила быть честной. В конце концов, она знала, что может ей довериться.

— Он извинился за то, как обращался со мной ранее. Это было так странно.

— Я рада это слышать. Я неоднократно ему говорила, как несправедливо он себя ведёт и как сильно заблуждается.

Заблуждается?..

— Он был добрее. Насколько это вообще возможно. — Обычно воздух словно застывал вокруг него. Пуджа не представляла себе, что имели в виду прозаики, когда писали о застывшей в жилах крови, пока не встретила Вейдера.

— Возможно, он наконец признал, что ты часть нашей семьи, — Падме сжала её ладонь. — Я знаю, что ему было нелегко это принять, но теперь, как видишь, он тоже это видит.

— Он куда сильнее интересуется Люком, нежели мной. Даже сейчас он вёл себя напряжённо и непонятно. Когда он говорил с Люком несколько дней назад, ему было по-настоящему интересно.

— Люк, может, и не является нашим кровным родственником, но Вейдер в его возрасте выглядел почти так же. Кроме того, ты говорила, что у них схожие интересы, не связанные с политикой. Скорее всего, Вейдеру просто проще находить с ним общий язык.

— Наверное, да…

— К слову, я очень надеюсь использовать эту поездку на Набу, чтобы наладить отношения с нашей семьёй, — призналась Падме почти смущённо. — Я чудовищно по ним скучаю. Когда я навещала Люка сегодня утром, он сказал мне кое-что очень важное, поэтому я решила попробовать помириться.

— Вы были у него сегодня?

— Я подарила ему один из своих нарядов из тех времён, когда сама служила сенатором.

Пуджа кивнула. Это был хороший способ укрепить визуальную связь Люка с их политическими взглядами. И их эмоциональную связь тоже.

— Мне кажется, это хорошая идея, — сказала она. — Они наверняка тоже по нам скучают. Никто не хочет, чтобы наша семья вечно страдала от этого раскола. Попытка примирения, сделанная по доброй воле, точно не будет лишней.

— Я рада, что ты со мной согласна, — Падме усмехнулась. — Звёзды, я даже, можно сказать, волнуюсь. Я Императрица каждой обитаемой планеты в освоенном космосе, и я всё равно волнуюсь, — она покачала головой. — Но — вернёмся к лорду Вейдеру. Если тебя беспокоит его поведение, я могу с ним поговорить.

— Нет, — Пуджа помотала головой. — Нет, не нужно.

— Точно?

— Да.

Падме снова сжала её ладонь и отпустила.

— Ну хорошо. Все эти разговоры о семье напомнили мне ещё кое о чём. Я обратилась к тебе не только ради неоценимо полезных модных советов. Я хотела поговорить с тобой о Люке.

— Миледи? — сердце Пуджи пустилось вскачь. Оскорбил всё-таки? До сих пор Императрица относилась к нему исключительно терпеливо, но…

— Я переживаю за него, — призналась Падме. — За него и за его верность. Он всё ближе общается с принцессой Леей, а она может толкнуть его на скользкую дорожку. Поэтому я попросила тебя работать с ними над созданием этого комитета — чтобы ты держала их подальше друг от друга хотя бы во время работы. Но они, судя по всему, успели подружиться.

— Я тоже переживаю, — вздохнула Пуджа. — Люк… хороший человек. Но иногда даже чересчур.

— Мне это хорошо знакомо, — улыбка Падме была тёплой. Пуджа расслабилась. Немного. — И мне очень хорошо известно, что таких людей очень легко обмануть. Что-то такое могло произойти и со мной, если бы не вмешался канцлер Палпатин. Я понимаю, что Набу сейчас тяжело смириться с Империей и её идеями, учитывая, какую поддержку там оказывают Восстанию, вплоть до укрывания их возможных ячеек, пусть Далрана и её правительство и пытаются это скрыть. Если Органа и вправду отправится на Фестиваль вместе с Люком, более удобного шанса устроить ему неприятности ей не предоставится.

— Я тоже об этом думала, — кивнула Пуджа. — Меня не было на Набу, когда Люк был принцем Тида, но я знаю, что одна из его коллег открыто поддерживала движение Миллацвета.

— Куда же без них, — поморщилась Падме. Глубоко вздохнув, она отвернулась от Пуджи и посмотрела на одно из платьев, словно очарованная свисающими с головного убора кисточками. — Я хотела попросить тебя присматривать за ним. Любыми способами. Я верю, что ты с этим справишься. Мы должны внимательно следить за развитием этой ситуации.

— Вы хотите, чтобы я шпионила за Люком?

— Мне не нравится это слово, но… да, — неохотно согласилась Падме. — Искажение информации и наблюдение нам сейчас просто необходимы. Это для его же блага. Я убеждена, что, если о его связи с нами станет известно Восстанию, это может плохо для него закончиться.

Она посмотрела Пудже в глаза.

— Я знаю, что тебе придётся нелегко. Я многого от тебя требую — предать доверие твоего брата, чтобы помочь ему… Ты сделаешь это?

Пуджа любила Люка. И Падме она тоже любила.

— Конечно, — сказала она.

Chapter 7: Добро пожаловать обратно, предательница

— Сенатор Наберрие. Вынуждена сказать, что ваши успехи в Сенате пока что оставляют желать лучшего.

Люк не потрудился улыбнуться или скрыть свой сухой смешок. Он сидел напротив королевой в её приёмной, разодетый так, как подобает политику, и потягивал из изящного стакана мятную воду. Его отчёт королева пожелала выслушать лично, в отсутствие остальных членов правительства, и он даже подозревал, почему именно, но, пусть и условно, он всё ещё состоял в общем совете. Если понадобится, у него будет возможность к ним обратиться.

— Прошло лишь несколько недель.

— Это меня и тревожит, — сегодня на Далране было золотисто-жёлтое платье, на котором крохотными алыми бусинами был вышит символ Набу и полыхали оранжевым фейерверки. Волосы под золотистым убором, повторявшим главный элемент вышивки, были уложены так, что напоминали и взрыв, и цветок. Очевидно, наряд был заказан специально под Фестиваль Света. — Вы уже побудили Императрицу Амидалу вопиющим образом проигнорировать наши юридические ограничения, чтобы она смогла вернуться на Набу и принять участие в самом важном фестивале планеты. Фестивале, саму идею которого она весьма красноречиво попирает.

— Я не приглашал её на Фестиваль Света, — сказал Люк. — Она сама себя пригласила. Не могу сказать, почему, но мне кажется, что она бы в любом случае нашла повод вернуться. Моё раннее отбытие на фестиваль дало ей удобное оправдание для нарушения вашего указа.

— Мне с трудом верится, что вы к этому никак не причастны.

— Ваша проницательность вас не подводит. Возможно, я мог бы её от этого отговорить. Но я не знал, как именно это можно было сделать, и, если моей целью в Сенате по-прежнему является не привлекать к себе лишнего внимания, как вы мне приказали, я не собираюсь перечить ей своими чрезмерно громкими возражениями. Нашу преданность Империи уже ставят под сомнение.

Даже удивительно, что они только сейчас додумались в ней усомниться.

— Если бы наш народ думал, что мы бездумно принимаем власть Империи, на улицы вышли бы миллионы.

— Но ведь именно это мы и делаем, — возразил Люк. — Разве наше правительство хоть раз за последние десять лет выразило протест против продолжающихся ограничений наших свобод? Уже не знаешь, кого на планете большие: добровольческих отрядов или штурмовиков.

— Они здесь ради поддержания порядка и сопровождения аппарата чиновников, — ответила Далрана, подняв брови, — как вам прекрасно известно. В отличие от многих других планет, нам пока не пришлось сталкиваться с полномасштабными вторжениями и необоснованными проявлениями силы.

— В отличие от Татуина?

— Именно. Мы не только даём им понять, что во вторжении не просто нет нужды, но и то, что жители Набу его не потерпят.

— Их чиновники остаются угрозой. Возможно, имперцы и верят, что им нет нужды прибегать к жестокости, но чем больше информации они собирают про нас, про наш народ и про наши традиции, тем проще им будет нами управлять.

Далрана прищурилась. Её веки покрывали нарисованные алой краской символы Набу, обведённые чёрным.

— Это мне известно, Сенатор. Но вы же сами понимаете, мы идём над пропастью.

— Мне кажется, эта пропасть не так глубока, как вам кажется. Мы можем сделать больше.

— Надеюсь, в Сенате вы себе таких речей не позволяете. — Люк виновато улыбнулся. Королева покачала головой. — Я знаю, что вы поддержали предложение сенатора Органы. Это было очень смело и крайне рискованно.

— Всё закончилось хорошо.

— У вас всегда всё хорошо кончается, — сказала она почти тепло, с самой тонкой ноткой надменности. Люк и Далрана никогда не были политическими союзниками, но они верили в одно и то же, они были сверстниками, и они проработали вместе достаточно долго, чтобы друг к другу привыкнуть. — Но меня тревожит другое.

Она сцепила пальцы. Она даже позволила себе вздохнуть. Поэтому встреча была приватной, поэтому она состоялась так скоро, едва он приземлился в Тиде, поэтому в приёмной были только они вдвоём.

— Визит Императрицы Амидалы — благодатнейшая из почв для катастрофы. Её последователи вас недолюбливают, и их тон стал только резче после вашего назначения сенатором. Сейчас, в преддверии её визита, страсти накалены до предела.

Люк допил воду и наклонился к ней ближе.

— Стало быть, они в восторге? Вы опасаетесь роста её популярности?

— Если бы дело было только в этом. Движение Миллацвета тоже отреагировало на это известие, — Люк специально поморщился, чтобы скрыть воодушевление со своего лица: именно на такую реакцию они с Леей и рассчитывали. — На улицах проходят демонстрации. Людей возмущает, как открыто она игнорирует наложенный на неё запрет. Они называют моё правительство бумажным нексу. Миллацветы однозначно планируют атаку, либо на один из имперских центров, либо даже на Дворец, пока она будет здесь.

— Значит, вас беспокоит вероятность столкновения?

— Миром всё явно не кончится, да. А штурмовики, как вы сами сказали, арестуют всех, кто попадётся им на глаза. Я не могу допустить, чтобы нынешний Фестиваль Света оказался замаран арестами и митингами, это крайне важный праздник для тех из нас, кто ещё верит в демократию. И мне бы очень хотелось избежать кровопролития.

Люк сглотнул.

— Что насчёт гунганов? Они будут присутствовать в этом году? Я полагаю, вы направили им приглашение, — как и всегда, но последние десять лет отношения с гунганами у жителей Набу были… крайне напряжённые.

— Босс Ниссил ответил на моё приглашение, да. Он прибудет в столицу вместе с представителем Гриа и группой послов. Стоило Амидале объявить о своём визите, как реакция последовала незамедлительно.

— Поучается, Босс Ниссил поддерживает Амидалу?

— Он её уважает. Я не могу сказать точно, на чьей он стороне, но ни для кого не секрет, что многие гунганы верят в идеи Империи. Они воины, а Империя делает вид, что уважает это. Во всяком случае, отправить подводные батальоны в гунганские города они пока не осмелились.

— Это лишь вопрос времени. Но я знаю, что представитель Гриа разделяет наши взгляды на Империю. Как и многие представители её народа.

— Значит, согласия нет и у них, — Далрана вздохнула. — Это может оказаться самый кровавый Фестиваль из всех, что мы видели.

— Нам уже приходилось иметь дело с политическими волнениями, — сказал Люк. — Не этот Фестиваль окажется самым кровавым из всех, что мы видели.

Далрана склонила голову.

— Тем не менее, мы должны быть готовы. В день Фестиваля на чтении речей будет присутствовать ограниченное количество граждан. Подобный прецедент уже был — во время визита канцлера Палпатина в эпоху Войн Клонов мы сделали то же самое, поскольку его жизни угрожала опасность. Мы можем заявить, что не станем рисковать безопасностью Императрицы. Онлайн-трансляция будет идти во всем Тиде, и мы подберём людей, которые смогут её прервать, если начнутся беспорядки.

Она сурово посмотрела на Люка. Речь шла не только об Амидале.

— Хорошо, — кивнул он. — В списке гостей будут только послы?

— Верно. Аналогично поступим и с вечерним приёмом. Сразу после речей мы ослабим ограничения по безопасности, и люди смогут принять участие в ярмарках, если пожелают. Мы подготовим специальные волонтёрские отряды, обученные приёмам деэскалации, и расположим их во всех районах города, где будет вестись трансляция.

— Кто выступит с речью?

— Пока что только я. Однако я не удивлюсь, если кто-нибудь решит озвучить своё желание обратиться к народу в последнюю минуту, поэтому будьте начеку.

— Разумеется.

Далрана сверилась с часами.

— Амидала скоро прибудет. Мне нужно решить, как её встретить.

— «Добро пожаловать обратно, предательница?» — сказал Люк, и не то чтобы пошутил. В конце концов, подобное приветствие вполне вписывалось в нарратив, который Далрана выстраивала вокруг Императрицы Амидалы.

К его удивлению, Королева усмехнулась.

— Мы над этим ещё подумаем, но ваш вклад был оценён по достоинству, благодарю, — она посмотрела ему в глаза, и, разлив мятную воду в их стаканы, подняла свой: — За бескровное празднование демократии.

— Под бдительным оком тирана, — согласился Люк.

Они подняли бокалы.

***

Императрица прибыла после полудня. Люк сменил простую зелёную мантию на более замысловатую серо-зелёную тунику с серебристой вышивкой, поверх которой он надел длинный плащ с капюшоном. Его одеяния были самыми скромными среди собравшихся: огненное платье королевы Далраны словно сияло, её причёска казалась ещё выразительнее и безупречнее, чем с утра, а Императрица Амидала… что про неё сказать. Случись Люку начать считать алмазы, что усеивали корсет её платья и её сетку для волос, он остался бы прикованным к месту, пока набуанские луны не рухнули бы на Озёрный Край. И это не считая короны! Окутанная белизной и серебром, Амидала напоминала звезду, её великолепие ослепляло его, как когда-то ослеплял залитый солнцами Татуин.

Императрица вошла в тронный зал королевского дворца так уверенно, словно всё ещё носила свой самый первый титул. Вейдер шёл справа от неё, непроницаемая тень на фоне общего великолепия, следом за ними следовали служанки, и среди них Пуджа. На фоне Вейдера Императрица казалась совсем маленькой, но его высокий чёрный силуэт лишь усиливал ослепляющее сияние её наряда, так что, предположил Люк, его присутствие было намеренным.

Дойдя до центра зала, где посетители обычно останавливались, чтобы поклониться королеве, Амидала не остановилась и кланяться тоже не стала. Она продолжила идти, пока не оказалась ровно перед Далраной, и лишь затем склонила голову.

Сидевшей на троне Далране чуть-чуть не хватало роста, чтобы взглянуть Амидале в глаза, не поднимая головы, но королева не сдвинулась с места.

— Ваше Величество, — сказала она. — Мы рады вновь приветствовать вас на Набу. После стольких лет.

Нападка была очевидная. Амидала не обратила на неё внимания.

— Я благодарю вас за столь роскошный приём, — она опустила титул королевы в своём обращении и указала ладонью на стражников, отобранных из добровольческих отрядов, которые, сопроводив её в зал, остались стоять у его дверей. — В частности меня порадовал юный Майкл, одно удовольствие было встретить столь милого и ревностного юношу после долгого перелёта.

Люк покосился на упомянутого ею стражника. Это был мальчик лет шестнадцати, должно быть, новенький, с тёмными волосами и круглым лицом, залитым ярким румянцем. Ревностного, значит? Далрана могла бы и повнимательнее подойти к отбору людей в службу безопасности, амидальцы там были совершенно не к месту.

— Мы надеемся, вы останетесь довольны вашим визитом.

— Я полагаю, я буду жить во Дворце?

— Никому более мы бы не осмелились доверить вашу безопасность, — кивнула Далрана. — Я выделила вам покои рядом с водопадом. Оттуда открывается чудесный вид как на все водопады, так и на лежащие за ними равнины. — А ещё оттуда совершенно не видно город, а значит, не видно и беспорядков, которые могут в нём возникнуть.

— Да, я помню. Очаровательное место, — в котором было невозможно спать из-за неустанного грохота воды над ухом, но никто из женщин не собирался это признавать. Люк изо всех сил старался держать лицо, но получалось у него с переменным успехом, судя по тому, как яростно на него поглядывала Пуджа.

— Говоря о безопасности, — добавила Далрана, — я надеюсь, вы получили мои сообщения о том, как будет проходить фестиваль? Мы сделали всё возможное, чтобы обеспечить вам надлежащий комфорт.

Амидала кивнула и сделала ещё один шаг вперёд, коснувшись ладонью сердца.

— Вы очень добры, Ваше Высочество. Я, как и лорд Вейдер, — она указала на супруга, который поравнялся с ней. Он возвышался над Далраной чёрным столпом, накрывая королеву своей тенью. К чести Далраны, та осталась абсолютно спокойной — или, во всяком случае, умело скрыла тревогу за церемонным макияжем, — глубоко ценим вашу заботу. Сторонники повстанцев и враги Империи прячутся за каждым углом.

— И я уверена, что до вас доходили слухи, что многие из них скрываются на Набу, — сказала Далрана. Люк удивился её откровенности — любой на месте королевы принялся бы тактично всё отрицать, — но тут она поймала его взгляд через плечо Амидалы. Её глаза выдавали улыбку, которую она не могла себе позволить, и Люк чуть было не фыркнул. — Как бы мы ни старались их разыскать.

Амидалу такие слова тоже сбили с толку — она даже отступила назад.

— Я уверена, вы сделали всё, что в ваших силах, — заметив, что Далрана куда-то смотрит, она тоже обернулась на Люка, прежде чем снова взглянуть на королеву. — Рвение вашего сенатора заслуживает восхищения, и я вижу, что вы разделяете его темперамент.

— Мне приятно слышать, что вы довольны работой сенатора Наберрие, учитывая, что мы недавно лишились нашего предыдущего представителя, — Далрана даже не взглянула на ощетинившуюся Пуджу. — Разумеется, лишь самых достойных представителей нашей планеты мы назначаем на имперскую службу.

— Возможно, поэтому вы сталкиваетесь со столь серьёзными проблемами здесь, на Набу, если отправляете в центр самых добросовестных и стойких своих людей. Мне кажется, они вполне могли бы справиться с теми кризисами, что сейчас терзают планету.

Люк поморщился.

— Наши сенаторы приносят крайне тяжёлую жертву, поступая к вам на службу, Ваше Величество. Если вы желаете, чтобы мы отозвали сенатора Наберрие…

— Нет-нет, вовсе нет. Мне просто стало интересно, почему вы решили выбрать его своим представителем перед всей галактикой, особенно в нынешние… закрытые времена, — она не столько произнесла, сколько процедила это слово, как что-то кислое. Предшественница самой Амидалы, когда та только вступила на престол Набу, придерживалась изоляционистской политики, это Люку было хорошо известно, и Амидала добилась процветания планеты главным образом благодаря тому, что радикально сменила политический курс.

— Сенатор Наберрие яростно защищает те идеалы, на которых стоит Набу. Мне сообщали, он уже взбудоражил ваш сенат своей принципиальной преданностью. Лучшего представителя нам не найти.

Люк нахмурился, чувствуя себя неожиданно тронутым. Как бы сильно Далрану ни раздражало его безрассудство, какую бы политическую игру она ни вела сейчас в этом разговоре с Амидалой, было приятно знать, что Далрана искренне верила в его убеждения.

— И что же это за идеалы, на которых держится Набу?

— Демократия. Честность. Свобода. Желание сделать что-то хорошее для других разумных.

— Разумеется, — засмеялась Амидала.

— Если вы настолько заинтересованы сенатором Наберрие, — начала Далрана и встала с трона, оказавшись даже выше Амидалы, несмотря на свой юный возраст, — возможно, вы не откажете ему в удовольствии показать вам ваши покои? Если вдруг вы не помните туда дорогу…

— Я помню. Я очень хорошо помню Набу, Ваше Высочество.

Далрана ничего не ответила.

— Тем не менее, я буду счастлива поговорить с сенатором Наберрие, мы довольно легко находим общий язык, — она повернулась к Люку. — Не сопроводите меня?

Люк посмотрел на Далрану. Та легко кивнула.

— Разумеется, Ваше Величество, — сказал он и занял место чуть позади неё, рядом с Вейдером. Тот повернул шлем в его сторону, прожигая Люка настойчивым взглядом, но Люк сделал вид, что ничего не заметил.

— Я благодарю вас за теплый приём, Ваше Высочество, и за ваше ярое стремление… уберечь меня от опасности. Я не оставлю без внимания ваше радушие, — пообещала Амидала.

Далрана ответила ей тусклой улыбкой:

— Для меня это честь, — она кивнула Люку. — Сенатор.

Дождавшись его ответного поклона, королева удалилась, забрав с собой свиту служанок. Люк развернулся на каблуках и последовал за Императрицей и её сопровождающими. Они вышли через главный вход, и Люк чуть было не подпрыгнул, когда тяжёлая ладонь опустилась ему на плечо.

Вейдер. Люк недоумевающе взглянул на него, но позволил отвести себя в сторону от служанок Амидалы, в которых он чуть было не врезался. Выждав секунду, Вейдер отпустил его.

— Вашей королеве не откажешь в изворотливости, — заметила Амидала, пропустив всех вперёд, чтобы пойти рядом с Люком.

Ему очень не нравилось, как столпилась вокруг них двоих императорская свита, окольцевав его, словно заворачиваемый подарок, но Императрица взяла его под руку, и высвободиться так, чтобы не нанести ей серьёзное оскорбление, он не мог. Словно вооружённая армада, они пронеслись по коридору, в конце которого Люк заставил их втиснуться в турболифт. Все ожидаемо не поместились, и он чудом не вздохнул с облегчением, когда служившие упаковочной бумагой служанки остались снаружи, ждать следующего лифта.

— Её Высочество, — вступился за Далрану Люк, стоило дверям закрыться, — талантлива в риторике, её приверженность нашим идеалам нерушима.

Амидала засмеялась. Люк поёжился.

— Это я заметила! Теперь понятно, почему тебя отправили в Сенат. Ты в достаточной мере разделяешь её идеи, но слишком прямолинеен для перипетий набуанской политики.

— Лучше меня сенатора не найти, — Люк позволил сарказму просочиться в его голос, что вряд ли было хорошей идеей, но Амидала, судя по всему, не имела ничего против.

— В этом я не сомневаюсь, — она посмотрела по сторонам. — Раз нам понадобился лифт, то, оказывается, я совсем не помню дорогу к водопадам. Похоже, вы всё сильно изменили со времён моего правления.

— Мы ничего не меняли, — лифт остановился на одном из верхних этажей. У Люка всегда дух захватывало, когда он смотрел на ревущие водопады из огромных окон, но сегодня ему просто стало дурно. Он повёл их по коридору. Лежавший на полу толстый ковёр заглушал даже тяжёлые шаги Вейдера. — Дворец воплощает собой долгую историю Набу и взаимосвязь поколений её жителей, это одна из важнейших доктрин нашей политики.

— Разумеется, — отмахнулась от него Амидала. — Да, я помню, нам сюда.

Люк напряжённо улыбнулся.

— Вас долго не было. Неудивительно, что какие-то детали стёрлись из памяти.

— Моя память в полном порядке. Это мой дом, — Амидала взглянула на водопады, прижав руку к груди. Вскоре, впрочем, она снова взглянула на Люка, заметно повеселев. — Ты и твоя королева с этим явно не согласны.

Люк пожалел, что Пудже нашлось место в лифте. Ещё немного, и она одним взглядом прожжёт в его спине дырку.

— Ваше Величество, ни для кого не секрет, что мы придерживаемся принципиально разных политических взглядов.

— Верно. Ты считаешь, что я предала Набу?

— Вы точно больше не разделяете те идеи, на которых основана наша конституция.

— Любовь к дому не означает слепое повиновение его традициям. Я видела, как демократия подвела нас тридцать лет назад. Больше это не повторится, и Набу от этого только выиграет. Я понимаю, что тебя вырастили на этих идеях…

— Нет. Я принял их сам, потому что верю в них.

Амидала остановилась, заставив остановиться и Вейдера, пока он на неё не налетел. Тот немедленно замер, будто знал заранее, что нужно будет так сделать.

— Прости меня. Я не хотела сказать, что считаю тебя слепым последователем правительства.

— Но сказали. Я не держу на вас зла. Вы давно не были не Набу. Неудивительно, что вы не осознаёте, что с нами — и с другими планетами — сделала ваша империя.

Императрица поджала губы.

— Значит, я это выясню, — решила она, — раз уж я здесь.

— Ваши покои, Ваше Величество, — сказал Люк, пусть даже она бы их ни за что не пропустила: коридор резко свернул влево и упёрся в автоматические двойные двери, покрытые изображавшей водопады резьбой. Среди потоков воды скользили как рыбы, так и морские чудовища. — Здесь я вас оставлю.

— Ты будешь жить во Дворце, верно? — локоть его она отпустила, но уйти Люк пока не мог: Амидала схватила его ладонь и крепко сжала.

— Обычно я живу со своей семьёй, но, поскольку это официальный визит, да. Мои покои чуть пониже ваших.

— Замечательно. Буду с нетерпением ждать нашей встречи на фестивале. Мне ждать твоего выступления?

— Нет. Как вам наверняка известно, сенаторы обычно не читают речь на этом мероприятии.

— Ты прав, — кивнула Амидала, — как бы сильно меня это ни расстраивало, — она набрала что-то на дверной панели, предположительно установив свой код системы безопасности, и двери с шипением раскрылись перед ней. — До скорой встречи, Люк.

— До встречи, Ваше Величество, — поклонился Люк и ушёл, едва не сорвавшись на бег.

***

После навязанной ему экскурсии Люк вознамерился провести время с людьми, которые ему действительно нравились. Далрана разрешила Лее остановиться во Дворце, в гостевых комнатах, куда он и направился. Они располагались на третьем этаже, несколькими уровнями выше внутреннего двора и садов, откуда открывался приятный вид.

Он постучал в дверь и сразу услышал за ней чьи-то шаги. Он не ждал увидеть Лею, по правилам безопасности открыть дверь должен был кто-то ещё, но всё равно невольно вздрогнул, когда увидел Биггса. Как всё-таки странно было видеть его знакомо-незнакомое лицо.

— Люк! — Биггс широко улыбнулся, но тотчас шутливо поправился: — То есть, конечно, сенатор Наберрие. Принцесса Лея предупредила, что ты придёшь. Она вышла на пару минут, но ты всё равно заходи.

Люк шагнул в комнату вслед за Биггсом и повесил плащ на один из крючков у входа. Температура в покоях Леи была гораздо ниже, чем в остальном дворце, и, прислушавшись, он различил шум кондиционера. От Биггса это не укрылось:

— Всем нашим нравится типично альдераанская температура. Мне наоборот кажется, что Набу могла бы быть и потеплее, но я, как видишь, оказался в меньшинстве.

— Демократия, чего ты хочешь, — фыркнул Люк.

— Я всё равно считаю, что здесь холодно.

— Я с тобой согласен, — признался Люк. Он вышел в гостиную — очень скромную, с обтянутой лиловой тканью мебелью и такого же цвета коврами. На стенах висело несколько нарисованных маслом картин с различными цветами из Озёрного Края. Соседнюю комнату, которая, должно быть, служила Лее спальней, обнимал полукругом балкон. — В Тиде, во всяком случае. На Восточных Болотах гораздо теплее, но тоже не без странностей. Там тепло и влажно.

— Тепло и влажно? Это ещё как? — Биггс уселся на один из диванов, Люк устроился рядом с ним.

— На Альдераане не бывает влажно?

— Я б запомнил, если бы бывало.

Люк ухмыльнулся:

— Напомни мне как-нибудь свозить тебя на болота на денёк-другой.

Биггс раздражённо уставился на него, Люк расхохотался, и вслед за ним засмеялся и Биггс. Он всё никак не мог отвести от друга взгляда, даже когда тот, успокоившись, запрокинул голову к потолку и усмехнулся.

— Что такое? — Биггс поймал его взгляд своим.

— Ты так странно выглядишь с усами.

— А ты — без них. Мне кажется, они просто огонь. Ты разве не достаточно взрослый, чтобы тоже их отращивать?

— Кривоватые получатся, — пожал плечами Люк.

Дополнительных объяснений Биггсу не потребовалось:

— Крифф, да. Да, ты прав, — он помолчал. — Тебе постоянно приходится скрывать шрам? Чтобы не заразилось ничего?

Люк покачал головой:

— Нет, это, главным образом, для красоты. На Набу любят притворяться, что у них всё хорошо, даже если это не так.

— Значит, ты скрываешь себя — ради них?

Люк ничего не ответил.

— Тебе не нужно прятаться, — чуть мягче заговорил Биггс, — я всё ещё не понимаю, как, но ты же спас мне жизнь, — он потряс головой. — Вот ты стоял рядом с домом, вот вдруг отшвырнул меня на несколько метров — и снова оказался у дома. Не знаю, как ты сумел так быстро до меня добраться, но не сделай ты этого, я бы тут не сидел. А ты из-за меня покалечился.

— Я сам не знаю, как так получилось, — Люк плохо помнил случившееся — в его памяти не осталось ничего, кроме чудовищного жара и агонии, охватившей его секундой позже, — и не хотел вспоминать. Он и так слыл на Набу белой вороной. — Я об этом даже не задумывался. Я просто хотел спасти друга.

— Ну, вот он я, спас, — Биггс хлопнул его по плечу. — И этот друг теперь — пилот на службе правящего дома Альдераана! Далеко нас занесло от Каньона Нищего, а, Люк?

— Во имя Ширайи, я же про него столько лет не вспоминал! — засмеялся Люк.

— Ты тут хоть летаешь? — спросил Биггс.

— Ну, — Люк цокнул языком, — иногда мне удаётся самостоятельно долететь до Сената. Но редко, потому что это считается угрозой безопасности.

— Чего?

— Если кто-то попытается убить меня, пока я буду в воздухе, сенатору полагается пригнуться и поберечься, а не начать суматошно метаться по нижним уровням Корусанта, сидя на водительском сидении.

— Ты будто из личного опыта рассказываешь.

— Да если бы. Про это мне сказала тётя Сабе, потому что прекрасно знала, что именно этим всё бы и закончилось, случись нам оказаться в такой ситуации, — Люк задумался. — Знаешь, а ведь и правда, я слышал, что в производственном округе Корусанта много заброшенных заводов. Трасса для гонки с препятствиями из него бы вышла отменная.

— Уж не собрался ли ты её первым испытать?

— Нет, нет, что ты. Я же не сумасшедший, — Люк был абсолютно искренен, но сказал это с таким невозмутимым лицом, что Биггс фыркнул.

— Совсем не похоже на старого-доброго Люка Скайуокера.

Пауза. Люк поморщился.

— Я теперь Люк Наберрие. Для всех. Везде.

Поколебавшись с мгновение, Биггс наклонил голову:

— Правда?

— Ага.

— Просто… ты всегда так гордился своим отцом. Его фамилией. Ты говорил, что никогда не назовёшься Ларсом, да и дядя с тётей от тебя этого никогда не требовали.

— Конечно, нет. И я бы так никогда не сделал. Но… Мне нужно, чтобы ты держал моё настоящее имя в тайне, — Люк посмотрел по сторонам. — Сам не знаю, почему. Сабе сказала, что отец кого-то там знал. Она считает, что Империя может быть причастна к его смерти.

— Он погиб, взорвав свой корабль об звезду, — медленно сказал Биггс. — Саботаж?

— Я не знаю, — Люк пожал плечами. — Но я никому об этом не рассказываю. Просто на всякий случай. Наберрие приняли меня к себе, они были моей семьёй последние десять лет. Я не против быть частью их рода.

— Ты всё ещё общаешься с Оуэном и Беру? — Биггс вытаращил глаза. — Я… ох, карк подери. Они живы?

Биггс и Люк пережили взрыв и орбитальную бомбардировку, но буквально чудом. Родителям Биггса повезло меньше.

— Надеюсь, — сказал Люк. — Они уже через столько прошли, что… Я думаю, да. Но Вейдер только что закончил с очередной зачисткой хаттских владений, и… с тех пор я от них ничего не слышал. Я попросил Сабе их разыскать, но…

— С ними всё будет в порядке, — настойчиво сказал Биггс, но в глазах у него стояли слёзы. — Сабе? Это та женщина, которая вытащила нас с Татуина?

— Да! Она родом с Набу и крепко дружит с моей приёмной семьёй. Ей пришлось следить за моим лечением, когда я только оказался на Набу, и, в конце концов, она ко мне слишком привязалась и не захотела оставлять.

Биггс взъерошил Люку волосы, потом застыл, осознав, что сделал. Люк улыбнулся шире, и только тогда Биггс расслабился.

— Ну, это неудивительно, — он посмотрел на Люка внимательнее. — Вот, что меня всё это время смущало! Волосы у тебя прилизанные.

Люк расхохотался.

— Прилизанные? А ты считаешь, мне лучше с вороньим гнездом ходить?

— Да, — Биггс ещё сильнее растрепал ему причёску. — Теперь они у тебя ещё длиннее, чем были на ферме. Тебе идёт, и заплетаешься ты тоже красиво, но… Что это, укладочный гель? Лак для волос? Ты с ним такой суровый.

— Вот уж сурово выглядеть я точно не хочу.

— Плохо стараешься.

— На себя бы посмотрел, — Люк оглядел его с головы до ног. — С усами, в плаще, чистюля…

— Чистюля?

— Ни разу тебя на Татуине в чистой одежде не видел.

— Да, потому что там везде песок!

Люк хотел было ответить, но не выдержал и снова засмеялся.

— Как я рад тебя видеть, Биггс, — сказал он наконец. — Я страшно скучал. И переживал, куда тебя отправили.

— Вперёд и ввысь! — Биггс легонько ударил его в плечо. — Я ж тебе говорил, что мы далеко пойдём.

— Это точно, — Люк никак не мог перестать улыбаться. Как давно он не вспоминал о своём доме с чувством радости, а не страха. — Пока мы все здесь, надо успеть вам всё показать. Про Восточные Болота я уже сказал, но Озерный Край тоже потрясающе красив — у правительства там восхитительная резиденция, — да и сам Фестиваль Света — это такое событие, которое нельзя пропустить.

— Раньше тебя я не уеду.

Люк кивнул. Не успел он задуматься, о чём ему говорить дальше, как почувствовал, что вот-вот вернётся Лея, словно что-то подтолкнуло его к этой мысли, и повернулся к двери. Биггс несомненно помнил про его острое чутьё, поэтому не удивился, когда Лея и одна из её телохранителей-пилотов — Эваан? — вошли в гостиную.

— …очень милое место, но совсем для меня чужое. Прежде, чем мы приступим, нужно найти… — Лея осеклась, увидев сидящего на диване Люка, и широко улыбнулась. — А ты уже на месте.

— Мне подумалось, ты не откажешься от компании. Дворец огромен.

— О, дело не в Дворце, наш Альдерский ему ничуть не уступает, — Люк на мгновение замешкался: он забыл, что Лея была принцессой. Он привык общаться с сенаторами и политиками, тоже не жаловавшимися на доход, но не с членами королевских семей. Лея, стягивавшая с ладоней длинные белые перчатки, смотрелась воистину царственно, словно её косы были её короной. Она провела ладонями по платью, снимая с них влагу, — ей жара тоже давалась нелегко. — Но мне неустанно кажется, что здесь с секунды на секунду всё взорвётся, и мне надо знать, почему.

— Я думаю, тебе это уже известно. У нас сложные отношения с Амидалой — не с императрицей, а с человеком. Многие набуанцы считают её предательницей нации, другие, наоборот, считают её лучшим политиком тысячелетия.

— Как они до этого дошли? — в её голосе звенела сталь. Отпустив Эваан резким кивком, Лея села на диван рядом с Люком. Бросив на них неловкий взгляд, Биггс поспешил их оставить, не желая ввязываться в политическую беседу. Люк закатил глаза ему вслед.

— Это очень популярная идея среди тех, кто помнит времена оккупации, — объяснил он, повернувшись обратно к Лее. — Даже во времена Войны Клонов, в которой она принимала самое непосредственное участие, она всеми силами старалась не дать войне ступить на Набу. Формально, даже сегодня она представляет интересы своей родной планеты в большой политике.

— К сожалению, на вашу политическую систему это не распространяется, — саркастично заметила Лея, но Люк знал, что это укол не в его адрес.

Тем не менее, он поморщился:

— Нет.

— Расскажи мне всё, — Лея достала из глубокого кармана платья маленький датапад, в котором принялась печатать. — Итак, на Набу есть сторонники Амидалы. Главным образом из старшего поколения.

— Трудно сказать, слишком они неоднородные. Многие из тех, кто не застал её правление, тоже её поддерживают, потому что верят всеобщей ностальгии и тем байкам, которые про неё рассказывают. Всё то же самое, как и у сторонников Империи.

— Это организованное движение?

— На выборах они становятся очень организованными.

— Из личного опыта, я полагаю, — фыркнула Лея.

— Не без этого. Они считают, я чересчур критичен по отношению к Империи.

— Такое ощущение, что так думает вся Набу, Люк, — шутливо заметила Лея. — Но они неправы. Ты бы сказал, что это просто чрезмерно политически ангажированная группа или среди них существуют какие-то конкретные организации?

— Они активно распространяют разные петиции. В основном они выступают в поддержку небольшого числа политиков оппозиции. На последних выборах конкурентом Далраны была девушка, которая выстроила свою кампанию на поддержке Империи и Амидалы — Эрина. Мы все переживали, что она может выиграть.

— Переживали, потому что у неё была большая группа поддержки? Она популярна?

— Популярна, но, — Люк вытянул ладонь и осторожно положил её поверх датапада Леи. Та перестала печатать и кивнула. — Мы переживали, что вмешается Империя.

— Но они не вмешались?

— Наши друзья из Движения Миллацвета объявили о готовящихся атаках на имперские базы в Тиде, в каждую ночь выборной недели. Если имперцы и планировали вмешаться, им не хватило технологий и информации, чтобы повлиять на результаты. Наши волонтёры и весь персонал всегда тщательно проверяются как на надёжность, так и на непредвзятость. Имперцев бы никогда не подпустили к избирательным комиссиям. И, поскольку у них не оказалось ни времени, ни ресурсов, они ничего не смогли сделать. Далрана переизбралась с минимальным отрывом.

— А что случилось с Эриной?

— Она остаётся её активным критиком. Думаю, на Фестивале Света мы её увидим и услышим.

— Королева переживает, что будут беспорядки?

— Возможно.

— А… Миллацветы?

— Мы считаем, они что-то задумали, — сказал Люк. — Императрица здесь, у безопасников дел по горло, лучше времени для громкого заявления не найти. Королева Далрана хочет провести праздник мирно и избежать кровопролития.

— А чего хотим мы? — спросила Лея, снова взяв датапад. Люк сурово посмотрел на неё.

— Я хочу, чтобы Империя убралась с моей планеты, — сказал он. — Да и со всех остальных планет тоже. Но нам надо с чего-то начать. Пока что это невраждебная оккупация, и Миллацветы тоже не проводят агрессивных нападений. По большей части. Если мы избавим планету от юридического и бюрократического контроля, имперцы останутся абсолютно беспомощными, а именно этого Миллацветы и хотят добиться.

Лея совсем отключила датапад и отложила его на кофейный столик рядом с диваном.

— В таком случае, мы должны им как-то помочь.

— Мы поможем. У меня есть доступ к базам данных, там есть буквально всё. И мы с тобой видные политические деятели. Если кто и сможет отвлечь на себя внимание, то это мы.

— Ты знаешь, как с ними связаться?

— Нет, — он сжал ладонь Леи своей — не то в рукопожатии, не то просто успокаивая. Лея сжала его пальцы в ответ. — Но я знаю того, кто может.

***

Они ещё какое-то время посидели вместе, пока Люк бодро перечислял все места, которые Лея должна посетить, пока гостит на Набу. Лея кивала и отмечала всё на карте. В конце концов, они перешли на обсуждение своих культур.

— Мне надо идти, — наконец сказал Люк, когда горизонт подёрнулся розовой дымкой. — Работы у меня в ближайшее время будет невпроворот.

— Понимаю, — Лея поднялась первой, Люк встал следом. — Обязательно расскажи мне, как всё движется.

— Обязательно. Спасибо за тёплый приём, — в какой-то момент Лея принесла им воды с лимоном и маленькие альдераанские бисквиты, которые Люку очень понравились. — Увидимся завтра. Передавай Биггсу и твоей команде мои теплейшие пожелания.

— А ты передавай привет Сабе.

Люк никогда не умел нормально прощаться, но, в конце концов, он вышел из её покоев, удивившись, как тепло было снаружи, где не работал кондиционер. Не успел он сделать и нескольких шагов, как кто-то вышел из-за угла ему навстречу.

— Пуджа?

— Люк! — у неё лихорадочно блеснули глаза. Она перевела взгляд на закрытую дверь комнат Леи, потом снова на него и растянула губы в улыбке. — Ты снова был у принцессы Леи? Я всё думала, куда ты запропастился. Сабе мне рассказывать отказалась.

— И правильно сделала. Я не обязан круглыми сутками быть на связи, Пуджа, — сказал Люк. Но, когда Пуджа пошла сбоку от него, он позволил ей взять его за локоть.

— Я твоя сестра.

— И ещё ты по-прежнему политик. Ты же можешь мне позвонить.

— Ты никогда не отвечаешь, — закатила глаза Пуджа. Люк заметил, что она в быстром темпе уводила их от комнат Леи, но говорить ничего не стал, только брови поднял. — Я хотела прогуляться с тобой по Тиду! На прошлой неделе у нас совсем не было времени поболтать. Как раз пора пить чай, почему бы нам не заглянуть в наше любимое кафе? Сто лет там не были.

— С джонганскими корзиночками?

— Да, с этими пирожными, от которых тебя за уши не оттянешь.

— Мне кажется, это подкуп, — пошутил Люк.

— Разве можно назвать подкупом желание сестры провести время со своим братом, не обсуждая при этом политику? — Пуджа ущипнула его за локоть. — Ну пойдём! Хоть расскажешь мне, как у тебя на самом деле дела. Мы ещё столько всего не обсудили.

Люк бы с ней согласен. Пуджа больше года не прилетала на Набу, и пока что им так и не удалось выделить время на полноценный, приватный разговор. Его главная миссия по-прежнему никуда не делась.

Улыбнувшись, Люк прижался к ней боком:

— Ну давай.

— Постой, дай я тебе волосы поправлю, — лизнув палец, Пуджа попыталась пригладить торчащую прядь. — Ты весь разлохматился.

Люк мягко перехватил её запястье.

— Мне так больше нравится.

Пуджа поколебалась.

— Ну, как скажешь, — сказала она, продолжая при этом странно на него смотреть.

Когда он вернулся, Сабе не было. И хорошо. Они договорились, что она воспользуется их визитом на Набу, чтобы немного отдохнуть. Лишь спустя несколько минут Люк заметил толстый конверт и стопку отчётов, которые она оставила ему на столе.

Когда он различил на одном из них слово «Татуин», сердце у него заколотилось с новой силой.

Он схватил флимси. Запрос за запросом. Голографии, снятые с высоты птичьего полёта над разбомбленным Анкорхэдом. При виде блестящих полос расплавившегося в стекло песка у него задрожала щека. Татуинские карты он изучал ещё до того, как научился читать, но даже с таким обширным опытом не мог разобрать, что это были за разрушенные здания.

Зато ферму Ларсов он нашёл.

Она уцелела. Он с трудом различил две могилы перед входом, которые отбрасывали длинные двойные тени под тусклым светом. Дом был цел, он не попал под бомбёжку — его семье просто чудовищно повезло. Когда дядя Оуэн отказался оставлять ферму, даже оказавшись в зоне боевых действий, Люк был уверен, что больше он родных не увидит.

Может, и правда не увидит. Во всех отчётах утверждалось, что дом пустует. Влагосборники пересохли. Личные вещи Ларсов отсутствовали, и ферма осталась обчищенной и забытой. Пустой, как яичная скорлупа.

Ферма уцелела, но его родственники пропали без вести. Вот, почему не доходили письма.

Сабе оставила ему крохотную записку, на которой было всего два слова: «Мне жаль».

Сглотнув, Люк отложил флимси в сторону и несколько раз глубоко вздохнул.

Это ещё не означало, что они мертвы. Да, их могли убить где-то за пределами фермы, а дом ограбить. А ещё они могли уйти по своей воле, пусть Люк и не представлял себе, что могло убедить дядю Оуэна пойти на такое. Он отказывался признавать, что всё кончено.

А если и так… Он ведь знал, когда просил Сабе о помощи, что результаты её поисков могут ему не понравиться.

И всё же он собирался попросить её сделать для него кое-что ещё. Татуин, Набу… жестокость, проявляемая Империей, подбиралась к нему со всех сторон, и бежать было некуда.

Достав датапад, он отправил ей ещё одно сообщение: «Получил отчёт. Спасибо. Всего мы не знаем, но что-то лучше, чем совсем ничего.

Мне очень неудобно, но… Я вынужден попросить тебя ещё кое о чём».

Ему не хотелось оставлять эту просьбу в датападе, где любое сообщение могло стать уликой в деле об измене. Он отправил письмо без уточнения.

Затем он сгрёб изображения своего разрушенного дома и прижал к груди. Хрупкая флимси сжалась в его пальцах, как сжалось и его сердце. Не отрывая глаз, он смотрел на списки пропавших без вести — на списки, в которых теперь оказались Оуэн и Беру.

Chapter 8: Единственное наследие

Тид был красивым, но очень шумным городом. Ему, мальчишке, который вырос в пустыне, а затем переехал в крохотную горную деревушку, первая поездка в столицу запомнилась, как что-то ошеломляющее. На Корусанте было в тысячу раз хуже, но туда он прилетел уже зная, что его ждёт. А вот Тид и по сей день мог захлестнуть его с головой в самый неподходящий момент.

И всё же, он не то чтобы горел желанием возвращаться в старый семейный дом в Тистеделе, не сейчас, во всяком случае. Руви и Джобал до сих пор жили там, подальше от городской суеты, но этот дом был полон воспоминаний. И если императрица Амидала действительно вознамерилась помириться со своей семьёй, Люк не хотел бы, чтобы это произошло там, где он медленно, но всё-таки научился чувствовать себя своим.

Он всё ещё раздумывал, какое место предложить для семейной встречи, когда получил сообщение от Рио, которая требовала, чтобы он немедленно приехал в гости. В отпуск её из музея так незапланированно не отпустят, но у неё выдалось свободное утро, говорилось в письме. Люк предположил, что она не сможет уехать куда-то далеко всего за одно утро. Значит, решено. Они встретятся в их террасном доме на юге города — во всяком случае, в этот раз.

Люку ещё только предстояло рассказать семье, что их потерянная дочь, возможно, решит вернуться домой.

Идти до дома было недалеко, и Люк наслаждался прогулкой. Ему нужно было перейти через реку Солье, чтобы добраться до нужной части города, и, поскольку из сопровождающих с ним был один Тонра — всё-таки его политическую репутацию на Набу никак нельзя было назвать безупречной — Люк смог пройтись вдоль речного берега, дав себе передышку. На цветочной барже продавали небольшие букетики. Люк купил небольшую связку колокольчиков и подарил цветы мальчику, который завистливо поглядывал на баржу. Тот сверкнул широкой улыбкой и помчался куда-то по своим делам.

Не укрылись от его внимания и многочисленные букетики миллацветов, но их он покупать не стал, пусть торговец и настаивал.

Тонра купил себе букет из маков и осторожно убрал цветы в сумку. Люк улыбнулся его покупке.

— На самой первой своей работе я тоже продавал цветы, плавая вдоль реки, — признался Тонра.

— И ты променял это на службу безопасности?

— Оккупация Набу многих из нас заставила сменить приоритеты.

Люк кивнул. Отступив, он в последний раз окинул реку взглядом: и изящный мостик для пешеходов, по которому они шли, и длинные ступени и причалы по её берегам, и глубокого зелёного цвета воду, лениво наползавшую на каменные пристани. Затем он повернулся к реке спиной и пошёл по тихой дороге. Тонра держался чуть позади него. Шум резко стих — несколько десятилетий назад один из гениальных набуанских инженеров представил галактике новый строительный материал, который поглощал шум так же хорошо, как листва деревьев, — и какое-то время они шли вдоль ровного ряда домов. Каждую сотню метров они проходили над очередным частным мостом, и Люк всё пытался разглядеть, уцелели ли оставленные его с друзьями граффити. Но безрезультатно.

Их дом стоял за углом, к нему от главной дороги вёл небольшой каменный подъём. Поморщившись, Люк, как мог, разгладил рубашку и брюки, затем, поколебавшись с мгновение, немного взъерошил волосы. В том, как они теперь торчали из-за ушей, было что-то странно успокаивающее.

Он постучал в дверь.

С той стороны немедленно послышались шаги. Дверь распахнулась, и на пороге появилась Сола, одетая в удобную синюю тунику и домашние серые штаны. Увидев Люка, она широко улыбнулась, и он даже сам не понял, как вдруг оказался заключён в объятия.

— Ох, ты в порядке, — прошептала Сола ему в волосы, перемежая слова с короткими поцелуями в макушку. — Мы так волновались.

— Всё хорошо, — тихо ответил Люк. Волосы Солы были убраны в лохматый пучок, поэтому он не испытывал никаких угрызений совести, пока тётя ещё сильнее его лохматила. — Сабе и Тонра за мной хорошо присматривают.

— Как и всегда, — Сола отстранилась, держа его за плечо, и посмотрела на Тонру. — Спасибо, что привели его домой.

Тонра залился румянцем.

— Прошло всего лишь несколько недель, мисс Наберрие.

— Люди умирали на Корусанте за куда более короткие сроки. Вы сберегли его от опасностей.

— Тётя, ты так говоришь, будто в столице на каждом углу убийцы.

— Из того, что я помню, так и есть. На Набу ситуация не лучше, но здесь ты хотя бы рядом с семьёй, — она потрясла головой. — Проходи скорее. Мама устроила целый пир в честь твоего возвращения, и бедный папа облизывается на него всё утро.

Тонра сказал Люку, что вернётся за ним по звонку, Люк кивнул и, поблагодарив его, шагнул внутрь, глубоко вздохнув. В домах семьи Наберрие всегда пахло апельсиновыми цветами. Он снял с плеч фиолетовый плащ, повесил его в прихожей, убрал обувь и босиком прошёл в гостиную.

Рио развалилась на одном из диванов, вытянув ноги. Она была в рабочей форме, но её коса расплелась, и волосы рассыпались по её плечам крупными локонами, на что Рио даже не обратила внимания. Значит, за внешний вид она особо не переживает, можно мять. Оторвавшись от датапада, в который она сосредоточенно хмурилась, Рио ухмыльнулась ему:

— Вот и он! Вернулся к нам из ада?

— Можно и так сказать, — Люк плюхнулся на диван рядом с ней. Ему пришлось поднять её ноги, чтобы усесться и положить их себе на колени, но Рио не изволила шевельнуться, пока он своими махинациями почти не спихнул её на пол.

— Так, ну хватит! Дай я подвинусь, — они, наконец, уселись на диван вдвоём, и Рио притянула его к себе. — Я скучала. Кроме тебя меня в этой семье никто не слушает.

— Рад служить.

— Я тебя слушаю! — возразил Руви. Люк извернулся посмотреть на деда, который в куда более чинной манере сидел в своём кресле с бокалом вина. — Меня крайне интересует твоя выставка о революционных нарядах поздней монархической эпохи.

— Она в принципе про наряды наследственной монархии последнего века, просто я тебе рассказала только про революционные.

— Но я же послушал! — поднял палец Руви.

— Это да. Но лучше Люка слушать никто не умеет.

Фыркнув, Руви закатил глаза:

— Ладно, куда уж мне до Люка. К тому же, в речах ему равных тоже нет, — он повернулся к Люку. — Я слышал твою речь в Сенате. Все мои знакомые написали, как сильно тобой гордятся.

— Я не давал в Сенате речей, — сказал Люк.

— Ну, хорошо, назовём это комментарием к предложению Органы.

— Сабе меня за это чуть не убила, — засмеялся Люк.

— Такая уж у неё работа, держать тебя подальше от опасности. А твоя работа — напомнить этим имперцам, во что верит Набу. И ты с ней прекрасно справился, — Руви поднял бокал, словно произнося тост. — Я горжусь тобой.

— А я — волнуюсь, — в гостиную вернулась Сола. Она протянула Люку стакан мятной воды, поскольку вино ему никогда не нравилось, и села рядом с отцом. — Первый день — и уже такие выступления! Что планируешь делать дальше?

— Ну, теперь мы с Леей должны собрать обещанный комитет. Пока что мы собираем информацию и заводим контакты, но после Фестиваля Света мы хотели встретиться и полноценно обсудить, какие у нас есть варианты.

— И вы исследуете судебную систему Набу, чтобы сделать её основой для имперского судопроизводства? — спросил Руви. — Поэтому сенатор Органа решила прилететь сюда вместе с тобой?

— Я пригласил её на праздник, как своего друга, но знаю, что она использует эту поездку как возможность узнать что-то новое.

— Это хорошо, — улыбнулся Руви. — Вот так и должна выглядеть галактическая политика. Мы рассказываем друг другу о достоинствах своих культур и смотрим, могут ли они сосуществовать друг с другом, готовы ли все разумные принять чьи-то идеалы или нет. Я уверен, Набу вас не подведёт.

Люк молча отпил мятной воды. Хорошо, что дома её всегда подавали к столу, не дожидаясь, пока об этом попросят, ему не хватало этого напитка на Корусанте.

— Я буду с нетерпением ждать возможности обсудить наши изыскания, — дипломатично сказал он.

Из кухни вышла Джобал, остановившись в дверном приёме.

— Быстро все за стол, сказала же, что всё готово! — пожурила она и улыбнулась Люку. — Как я рада, что ты дома.

— Я тоже рад, бабушка, — глаза у неё замерцали, и Джобал наклонилась, чтобы поцеловать его в щёку, задев его колени платьем. Поднявшись к ней, Люк собрал стаканы. — Давай я помогу тебе всё отнести.

— Я приготовила твои любимые блюда, — сообщила Джобал. — На Корусанте приличной еды не бывает…

— Бабушка, у нас там кулинарный дроид, ему что ни закажешь, он всё сделает.

— Вот именно! Дроиды замечательные, но в готовке им не хватает фантазии, — стоило ему шагнуть в кухню, как Люк сразу почуял, о чём говорила Джобал. — И изобретательности тоже.

Он поставил бокалы на стол, чувствуя, как в нём пробуждается голод.

Когда он впервые оказался на Набу, перепуганный до смерти и совсем один, Джобал пыталась напомнить ему о доме с помощью его вкусов — в прямом смысле. На Татуине Люк часто помогал тёте Беру готовить, а недавно вышедшая на пенсию Джобал как раз увлеклась кулинарией и с удовольствием пробовала новые рецепты, поэтому они решили совместить усилия. Чего они только не готовили! Набуанские блюда из татуинских ингредиентов. Татуинские блюда из набуанских ингредиентов. Как правило, второе получалось чаще из-за проблем с поставками, но Джобал никогда не переставала его удивлять. Что-то подсказывало Люку, что за последнее десятилетие все многочисленные знакомые Руви по всей галактике без конца ломали головы, с чего вдруг Наберрие приспичило заказывать так много мяса банты, когда мясо шааков были куда нежнее.

Он глубоко вздохнул. Была и запеканка из мяса шаака и филе губера, посыпанная татуинскими специями, с рисом в качестве гарнира. И пироги с чёрной капустой, в которых было безбожно много масла и совсем другая мука. Даже картофель Джобал запекла с теми же специями, которые тётя Беру горстями покупала на Анкорхедском рынке. Вокруг ноги банты стояли блюдца с соусами из палли, из чёрной дыни, из джогана…

Джобал приготовила даже закуски — кусочки запечённой склизкорыбы на поджаренных тостах, буквально пропитанные маслом. Люк хранил в памяти каждую счастливую неделю, когда они с бабушкой узнавали, что единственные из всей семьи любили то какую-нибудь склизкорыбу, то вомп-песчанок, то прочую живность, которую надо было готовить очень осторожно из-за содержащегося в ней природного яда. По сей день они убедили только лишь одну Пуджу попробовать их кулинарные изыскания, но та хотя бы осталась довольна.

— Бабушка, — тихо сказал Люк, глядя на накрытый на столе пир, — это просто чудесно. Правда, не стоило…

— Мороженое из чёрной дыни будешь делать сам, — махнула рукой Джобал. — Я пыталась, но…

— У тебя вечно получается что-то не то.

— У меня вечно получается что-то не то.

Люк обнял её. Джобал охнула от неожиданности, но обняла его в ответ, улыбаясь.

— Я сделаю побольше, чтобы мы могли взять с собой по бадье, — целые бадьи мороженого. В пустыне он себе такого и представить не мог, но даже в замороженном виде вкус дынь напоминал ему о доме.

Джобал похлопала его по спине.

— Садись, дорогой мой. Ешь. Уже обед, и я Ширайей готова поклясться, что ты в Сенате недоедаешь. Пойду ещё раз рявкну на семейство.

Люк уселся как можно ближе к тостам со склизкорыбой и сгрудил на свою тарелку сразу несколько, пока не подошли остальные.

— А почему ты готовишь запеканку, только когда приезжает Люк? — возмутилась Рио, усевшись напротив и подмигнув ему. — Нам она тоже, между прочим, нравится. — Сола поморщилась: она так и не привыкла к новым рецептам, пусть всегда честно пробовала каждое предлагаемое ей блюдо.

Джобал села во главе стола, слева от Люка, и тоже немедленно взяла себе рыбный тост.

— Это наш с Люком фирменный рецепт. Если кого-то из нас дома нет, запеканки нет тоже.

— Справедливо, — сказал Дарред, сев справа от Люка и завалив тарелку запечённым картофелем. — К тому же, когда Люк с тобой готовит, она получается вкуснее.

Джобал указала на него вилкой:

— Стукнула бы тебя по нерадивой голове, но боюсь задеть Люка.

— Я могу отодвинуться, — тут же предложил последний.

— Не вздумай бросать меня одного против тёщи!

— Не нужно, Люк, сиди, — тепло сказала Джобал. — К тому же, Дарред прав, — она на секунду накрыла его ладонь своей.

— Знаешь, мы тут побеседовали, — Руви потянулся за запеканкой и посмотрел на Люка. — У нас у всех есть связи с разными исследователями — Рио знает людей из университета, я там тоже раньше работал, Сола готовит юристов… Мы можем подобрать вам экспертов, с которыми можно обсудить ваш комитет, который вы с Органой собираетесь организовывать.

Расправившись с очередным тостом, Люк кивнул:

— Нам это очень поможет. У нас есть список людей, с кем нужно встретиться, но пока что комитетом занимаемся только мы с Леей, ещё нужно дождаться третьего участника.

— Вот как? И кто же это? — Руви усмехнулся, догадавшись. — Небось, имперец? Дай им искру, они немедленно приставят к ней ведро с водой.

Люк уже собирался было взять себе запеканки, но застыл и вместо этого взял ещё один тост, успокаивая себя хотя бы знакомой едой.

— Это Пуджа, — сказал он. — Императрица назначила её работать над комитетом вместе с нами, но у пока что у неё слишком много дел, чтобы активно в этом участвовать.

Сола напряглась. Если бы Люк не сидел рядом с Дарредом, то даже не услышал бы, как тот задержал дыхание. Люк посмотрел на них обоих, извиняясь, потом на Джобал, которая очень, очень медленно жевала.

Рио единственная сохранила самообладание:

— От неё пока ничего не слышно? Вы с ней хоть виделись?

— Даже часто, — кивнул Люк. — Но, в основном, по работе. Сейчас она одна из младших служанок Императрицы и часто бывает в Сенате по разным поручениям. Мы и поговорить-то нормально смогли совсем недавно.

— Когда?

— Вчера.

Сола шумно выдохнула:

— Она здесь?

— Если Падме на Набу, — сказала Джобал, — то и Пуджа тоже.

— Ты пытался убедить её вернуться? — спросила Рио.

— Мы обсудили с ней наши противоположные взгляды на политику, но пока что каждый остался при своём. Она считает, я веду себя слишком безрассудно. Тем не менее, она очень ждала возможности увидеться со мной, когда я прилечу на Корусант, — он посмотрел на семью. — Я думал, мы могли бы встретиться с ней на завтрашней ярмарке.

— Она присоединилась к Империи, — сказал Руви. — И опозорила Набу.

— Она моя дочь! — не выдержала Сола.

— А Падме была моей дочерью!

— Была и есть, Руви, — сказала Джобал. — Падме по-прежнему твой ребёнок. И не надо переносить свою с ней ссору на Пуджу. Она здесь не при чём.

— Ещё как при чём, она даже сторону уже заняла!

— Я буду завтра на ярмарке, — сказал Дарред. — У нашей мастерской будет стенд, я за него отвечаю. Пуджа может ко мне присоединиться.

— Что будешь продавать на этот раз? — спросил Люк. Дарред работал на небольшую компанию, которая мастерила и продавала разные механические игрушки. Их стенды всегда поражали воображение своим многообразием: от разных заводных созданий до настоящих мини-дроидов.

Дарред слабо улыбнулся:

— Не стану портить сюрприз.

— Я тоже буду, — сказала Рио, Сола и Джобал её поддержали. Руви тоже кивнул, когда Джобал строго на него посмотрела.

— Я скучаю по ней, — признался он. — И я знаю, что не смогу понять причин её решения, если сам её об этом не спрошу.

Отличный будет способ испортить праздник ко всем чертям, но уже хоть что-то. К тому же, Люк тоже собирался устроить фестивалю массу проблем. Он занялся своим тостом.

А потом Руви добавил:

— Она ведь не Императрица. А просто пешка.

Ну, теперь точно делать нечего.

— К слову, об этом, — сказал Люк. Все повернулись к нему. — Я вам ещё кое-что должен сказать.

— И что же это?

Дарред подтолкнул его плечом. Воодушевлённый его поддержкой, Люк нашёл в себе силы продолжить:

— Я говорил с Императрицей. Пока она здесь, на Набу, она хотела бы встретиться с вами — и помириться.

Джобал закрыла лицо ладонями.

— Люк… — хрипло прошептала она.

— Я знаю, что это будет тяжело.

— Почему сейчас? Мы уже пытались с ней поговорить, она никогда нам не отвечала, — сказала Сола.

Руви был в ярости:

— А, то есть, теперь она решила пообщаться? После того, как унизила всю семью?

Люк взял Джобал за руку.

— Бабушка?

— Милый мой мальчик, — она сжала его пальцы. — Как тебе это удалось?

Обезоруженный вспыхнувшей в её глазах надеждой, Люк брякнул первое, что пришло в голову:

— Да я ничего особенного не сделал.

— А мне кажется, ещё как сделал, — Джобал ласково отвела прядь волос с его лица. — Спасибо.

— Планета собирается чествовать демократию, а она явилась разговоры вести? — Руви со страшной силой стиснул в кулаке вилку. — Почему сейчас?

— Потому что сейчас у неё есть такая возможность? — предположила Рио. — Дедушка, не знаю, давай не будем…

— Прошло пятнадцать лет!

— Вот именно, — подняла голос Джобал. Она редко это делала, но все тут же замолчали, словно в кухне прогремел раскат грома. — Прошло пятнадцать лет с тех пор, как вы с Падме так яростно поспорили о политике, что раскололи семью на части.

— Ты со мной согласилась!

— Я и сейчас с тобой согласна. Я ненавижу того человека, которым стала моя дочь. И то, во что она превратила наши с тобой наставления, — поджав губы, Джобал посмотрела на Люка, изучая, казалось, каждую чёрточку его лица, и снова взглянула на Руви. — Но если моя дочь хочет вернуться домой, я её выслушаю. Двери моего дома всегда будут для неё открыты.

Руви ошеломлённо замолчал.

— Джобал, — наконец выдавил он, — она предала нас. Она предала тебя, она предала Набу! Палпатин сделал её своим протеже, и даже после того, как мы все узнали, что он на самом деле за чудовище, она осталась его верной ученицей. Вот единственное наследие, которое она за собой признаёт.

— Мне кажется, ты ошибаешься, — сказал Люк.

— Руви, это ты увлёк её политикой с раннего возраста. Не нужно теперь удивляться, что она проложила в ней свою тропу и не стала послушно соглашаться с каждым твоим словом. Ты тоже сильно на неё повлиял, не вздумай даже это отрицать.

— Я знаю, — нахмурился Руви. — И я ни о чём не жалею сильнее, чем о том, что начал учить её с восьми лет, возможно, нужно было с этим подождать. Но я не могу изменить прошлое.

— Никто не может. Но мы можем изменить будущее, — Джобал снова посмотрела на Люка. — У нас есть шанс. Я не собираюсь от него отказываться.

Руви вздохнул.

— Ты уверена? — поднявшись, он подошёл к Джобал и наклонился так, что их лица оказались в считанных дюймах друг от друга. Но всё же, каким бы личным ни выглядел их тихий разговор, они по-прежнему сидели за семейным столом. — Джобал, я не хочу нам новой боли. Мы никогда не примем Империю, а я опасаюсь, что именно этого она от нас и захочет. Что мы будем делать, если всё закончится очередным кошмаром?

— Если так, то я пойму и приму, что моей дочери больше нет, — голос Джобал сорвался на этих словах, но она говорила с непоколебимой уверенностью. — Я выдержу это. Я приму всё, что может произойти. Но чего я не приму никогда, так это трусливую возможность спрятаться от правды.

— То есть, ты всё решила.

Джобал подняла голову:

— Да.

Руви коснулся лёгким поцелуем её губ и опустился обратно на своё стул, словно опьянев от своего страшного горя.

— Будь по-твоему, — сказал он Люку. — Спасибо тебе. За эту возможность. Всегда непросто быть посланником.

— Ты уверен, что хочешь с ней встретиться?

— Да. Да, мы это сделаем.

— Где?

— В Тистеделе. В обеденном зале.

Люк сглотнул. Вот именно этого ему бы не хотелось, но он не имел права спорить. Заметив, как он колеблется, Сола мягко объяснила:

— Там они в последний раз поссорились.

— Значит, Тистедел, — кивнул Люк.

— Думаешь, она изменилась? — спросила его Рио.

— Мы познакомились всего несколько недель назад, — Джобал напряглась, но ничего не сказала. — Я не знаю.

— Значит, нам остаётся лишь надеяться, — медленно сказала Джобал и потянулась к еде. Для всех остальных это стало словно невидимым сигналом, и семья Наберрие с облегчением вернулась к обеду. — Больше нам ничего не остаётся.

Chapter 9: Земли потерянные и обретённые

Сабе читала заметки, которые оставила в файле с просьбой, полученной этим утром от Люка. План они с Леей придумали просто безумный, как телохранитель, она была в ужасе. Как тётя, она страшно гордилась. Разумеется, рано или поздно эти две личности должны были столкнуться, но она бы предпочла, чтобы повод был более тревожный.

Движение Миллацвета нельзя было назвать радикальной группировкой по сравнению с другими повстанческими ячейками. Сабе поддерживала связь с Призраками Лотала, с движением за освобождение Рилота, с партизанами Со Герреры и большинством остальных, более централизованных и взаимосвязанных групп. Миллацветы не нападали на имперские заводы и фабрики по производству оружия. Да, они устраивали почти ежедневные протесты напротив предприятий по извлечению плазмы, но вооружённых нападений не совершали никогда. У них просто не было на это ресурсов.

Из всех возможных повстанческих движений Миллацветы были одним из самых безопасных, в которое Люк мог ввязаться без потерь. Не займись он политикой, он, наверное, стал бы одним из их лидеров.

И всё же, контактов с ними у неё не было. Возможно, их знал кто-то из других служанок, но тема Империи, а точнее, Императрицы была делом тонким. Сабе была единственной, кто открыто работал против Амидалы, насколько ей было известно. Многие служанки тихо не одобряли её политику, но оставались ей верны. Другие не горели желанием обсуждать свои взгляды с Сабе, а это могло означать вообще всё что угодно.

Значит, она зайдёт с другой стороны. Миллацветы не союзничали с остальными повстанцами — и не очень-то торопились начинать — но Сабе знала, кто хотя бы сможет с ними связаться. Дальше им останется надеяться только на Люка и его репутацию. На выборах он всегда был одним из самых популярных кандидатов оппозиции, а когда Представителя Майю убили за публичную поддержку Миллацветов в правительстве, он резко осудил это преступление. Возможно, их хотя бы выслушают.

Комлинк для связи с Восстанием она держала на самом дне сумки, он был зашит в подкладку. Сабе активировала устройство и вызвала Асоку.

Устройство тихо завибрировало. Пока шёл вызов, Сабе внимательно осмотрела весь кабинет, просто на всякий случай. Жучки она не нашла. Она задёрнула шторы и снова села за стол. Если ответа не будет, она просто перезвонит позже. Не в первый раз уже.

Она так долго сидела неподвижно, что автоматические датчики движения погасили свет. Кабинет погрузился в темноту. Через несколько минут внезапно стихла вибрация. Вместо голограммы перед ней появился голубой символ Фалкрама — две вертикальные линии, которые в середине выгибались острыми шипами параллельно друг другу, и двумя ромбами по бокам от основной фигуры.

— У тебя новости по солнцу? — спросил искажённый голос. Асока знала, что лишь один разумный мог звонить ей с этого комлинка, и утруждать себя приветствиями не стала.

— И да, и нет. Мне нужно выйти на набуанское Движение Миллацвета.

Асока поколебалась, и на секунду в кабинете повисла нарушаемая помехами тишина:

— Вы будете работать на местности? Вдвоём?

— Он этого хочет. Как и луна.

— Нам известно, что они начали сотрудничать. Мне стоит знать о каких-то заслуживающих упоминания изменениях?

— Нет. Всё хорошо. Я бы на твоём месте больше переживала об идеологических изменениях, а не о метафизических.

— Я не удивлюсь ни тому, ни другому.

— Разумеется. Но они опасны. И крайне несвоевременны.

— Я так не думаю. Сейчас… хорошее время. Мы всё обсудили и считаем, что, возможно, настала пора рассказать им обо всём подробнее.

— Ты хочешь начать их обучение? — Сабе помолчала. — Они сейчас под неусыпным надзором врагов. Слишком рано.

— Если их преданность выбранным ролям действительно так сильна, как выглядит со стороны, они останутся под этим надзором ещё очень надолго. А зоркости нашим врагам не занимать. Если оставить их необученными, рано или поздно они сами себя выдадут.

Сабе закусила губу. На это ей ответить было нечего. Странности, сопровождавшие Люка всю жизнь, в последние годы стали только заметнее. Лея в детстве привлекала к себе больше внимания, но сейчас, после того, как он получил политическое образование, его умение распознать любую ложь собеседника стало опасным.

А ещё рядом теперь был Биггс.

Биггс, которого Люк спас с помощью Силы.

Близнецы ещё не раз попадут в опасные ситуации — какова вероятность, что это повторится?

Она шумно выдохнула.

— Лучше я с ним об этом сначала поговорю. Постараюсь сказать как-нибудь помягче. Они не сразу это поймут и примут, но он не будет возражать, если ты станешь его наставником, — сколько же раз Дарреду приходилось притворяться, что он попросту бросил ему гидроключ…

— Обучением буду заниматься не я.

— Что? — Сабе чудом удержала комлинк. — А кто тогда?

— Я пришлю тебе всё, что у меня есть по Движению Миллацвета, но больше ничем помочь не смогу. Они негативно относятся к сотрудничеству с основным сопротивлением, как бы мы ни старались их переубедить; возможно, солнце и луна в этом преуспеют. С помощью этих данных ты сможешь организовать им встречу, учитывая, какой репутацией пользуется солнце на планете. Информацию пришлю в течение часа.

— Кто будет их обучать, Фалкрам?

Даже по голосвязи она почувствовала, как Асока неловко замялась:

— Хороший учитель — и преданный. Он уже защищал Люка раньше. Защитит и теперь.

— Он?

— Он уже на планете, планирует встретиться с Люком на Фестивале.

— Не согласовав это со мной?

— Ты же знаешь, он думает, что лучше просить прощения, чем разрешения.

— Кто даст мне хоть какую-то гарантию, что он не устроит очередной бардак из этой миссии? — раздражёно зашипела Сабе.

— Прошло десять лет. И он не виноват в том, что сделал Вейдер — ни двадцать, ни десять лет назад.

— Слышать ничего не хочу. Если он ошибётся…

— То у нас всех появится целая куча проблем, — весело согласилась Асока и прервала звонок.

Сабе отшвырнула комлинк и спрятала лицо в ладонях. На это среагировали датчики движения, и комнату снова залило холодной, беспощадной белизной.

Она прочесала ладонью волосы, задумавшись. Конечно, она могла сказать нет. Могла всё запретить. В конце концов, она успешно оберегала Люка от любых передряг уже больше десяти лет.

Но она этого не сделает.

Сила текла у Люка в венах вместе с кровью, как бы трудно ей ни было это признать. Он был похож на отца так же сильно, как и на мать, и её одной не хватит, чтобы справиться с этим самым отцом. Оуэн Ларс честно ей об этом сказал, когда рассказывал про племянника.

И она пообещала Люку, что будет с ним открытой. Честной. Скрывать от него столь важную часть его жизни было всё равно что перекрыть и ему, и этому обещанию кислород особо жестоким способом.

Она очень хотела, чтобы он был счастлив. Исключительно по этой причине она потерпит здесь Кеноби.

***

Технически, подобными задачами должны были заниматься помощники, но все секретари Люка наслаждались заслуженным отпуском. Служанок у него не было, поскольку, по традиции, такая свита сопровождала только правящего монарха, однако у него в штате числилось несколько работавших по совместительству помощников — главным образом, это были его друзья из университета. Пока что они остались дома, стремясь урвать последние дни отдыха перед долгой работой на Корусанте, а Люк правда спокойно справлялся с такими простыми заданиями самостоятельно.

Сейчас ему нужно было просто заглянуть к королеве, чтобы убедиться, что её служанки получили его отчёты о работе в Сенате и его комментарии к черновику её речи, которую она недавно ему присылала. Надолго он не задержался. Самая младшая из служанок — если ему не изменяла память, её звали Алисия — быстро обсудила с ним все накопившиеся вопросы, и Люк отправился обратно к себе в кабинет на противоположной стороне дворцовых садов.

Он не торопился. Комлинк он оставил на столе, так что все срочные сообщения могли немного подождать, пока он прогуливался по саду, наслаждаясь тишиной. Лето наступало неумолимо, каждый день температура поднималась всё выше. Ось Набу не могла похвастаться заметным наклоном, но полугодия всё равно значительно отличались друг от друга по жаре и уровню влажности. Люк присел отдохнуть в прохладной тени дерева перлот, которое перевезли в сад из болот. Запрокинув голову, он сосредоточился на одном лишь дыхании. Вокруг него процветала жизнь, он её практически видел. Птицы, насекомые, вековые деревья, сучковатые корни которых он чувствовал у себя под ногами…

Вокруг царила безмятежность.

Дворец окружал сады с двух сторон, поэтому ветра практически не было, но слабый бриз пронёсся сквозь верхние ветви деревьев мимо окружавших сады просторных окон. Ещё до того, как погода изменилась, Люк почувствовал, что что-то не так: вокруг резко стало холодно, в груди что-то неприятно сжалось. Он открыл глаза.

И чуть не грохнулся в обморок. Вейдер стоял на небольшом мостике, переброшенным через искусственный ручеёк, наполовину скрывшись за листвой, и не сводил с него взгляда.

Прислушавшись, Люк различил и хрип респиратора. К его ужасу, Вейдер решил, что, раз Люк его заметил, то можно подойти ближе, — и явно вознамерился усесться на небольшую железную скамейку рядом с ним. Люк поспешно отодвинулся к самому краю.

Вейдер не столько сел, сколько грохнулся рядом с ним на скамью. Люк приложил все усилия, чтобы не вскочить и не побежать прочь со всех ног. Они не соприкасались, но между Вейдеровой огромной рукой и объёмным рукавом туники Люка осталось всего несколько сантиметров — на взгляд Люка, чересчур скромная дистанция.

И, разумеется, Вейдер этого совершенно не понял.

— Эти сады всё так же красивы, как и прежде, — произнёс он, повернувшись к Люку. Несправедливо было судить человека по аппарату, без которого он просто не мог дышать, — а может, и справедливо, потому что этот аппарат выглядел так, будто был создан специально для запугивания, — но из-за его маски этот жест казался гораздо настойчивее. Вместо того, чтобы слегка повернуться к Люку, Вейдеру пришлось уставиться ему прямо в лицо.

— Это неудивительно, — ответил Люк. — Как я вчера сказал, Дворец придерживается политики сохранения, нежели чем изменения. Он простоял в таком облике несколько сотен лет, и любые изменения должны быть зафиксированы, причём обязательно с прикреплением голографий и обоснованием, почему было принято решение что-то поменять.

— Это объясняет столь сильное сходство.

Когда Вейдер успел побывать на Набу? Насколько Люку было известно, с официальными визитами он на планету никогда не прилетал. Значит, он был здесь под другим именем — в совсем другой жизни.

— Что я могу для вас сделать, лорд Вейдер?

— Ничего, — ответил Вейдер таким тоном, который подразумевал завершение разговора. А потом продолжил: — Но я обратил внимание, что мы с вами ни разу нормально не разговаривали.

— Разве нет? — сглотнул Люк. — Мы ведь раньше общались.

— В куда более ограниченных условиях. Да. Но, как настаивает моя жена, мы с вами семья, — он снова осмотрел Люка с головы до ног. Мигрень застучала за глазами острой болью, Люк привычно от неё отмахнулся, вздрогнув. Радость и осторожная надежда вспыхнули пламенем где-то в глубине его мыслей, но он даже примерно не представлял, чему тут радоваться и на что надеяться. — Ты мой… племянник. Ты частый гость моей жены, она надеется видеться с тобой ещё чаще, в менее формальной обстановке. Я решил последовать её примеру.

Сила, ну за что ему это.

— Как пожелаете, лорд Вейдер, — ответил Люк.

— Можно без титула.

— Хорошо, Вейдер, — если он сейчас последует примеру Амидалы и предложит Люку звать его дядей, Люк, пожалуй, просто закричит. — О чём вы хотели поговорить?

— У меня сложилось впечатление, что тебе нравится работать с техникой.

Люк кивнул, насторожившись.

— Нравится. Если бы я не стал сенатором, то, наверное, ушёл бы куда-то в область дяди Дарреда.

— Чем занимается твой дядя?

— Делает игрушки. Крепкие, для малышей, кому пока рано играть с дроидами, — ответа Люк не получил, поэтому продолжил: — Кажется, сейчас они работают над игрушкой штурмовика. Добавляют ему всякие боевые движения из известных сражений и прочее такое. Они хотят сделать целый батальон, им можно будет воспроизвести операцию по умиротворению Мимбара.

Дарред этот проект терпеть не мог. Вчера, после обеда, он сам признал, что гвоздь программы его компании в этом году представлял собой сплошную пропаганду. Он так упорно стопорил разработку, что, если бы не был проверенным многолетним работником, давно бы уже вылетел с должности. Кредиты от предполагаемой прибыли звенели громче самых яростных убеждений, что они лишь помогают Империи промывать детям мозги подобными игрушками.

— Достойная игрушка. Ты такую тоже получишь?

Люк моргнул.

— Милорд. Мне двадцать два.

Вейдер снова окинул его взглядом. Интересно, он подумал, что в сенаторы с отрочества берут?

— Но когда-то у вас его игрушки всё-таки были? — настоял он.

— Да, когда я только приехал на Набу. Дарред подарил мне водостойкую игрушку в виде рыбы-коготь коло. Я назвал его Жустрик. Я тогда боялся воды и уроков плавания, поэтому всегда отправлял Жустрика в воду вперёд себя, чтобы он всё разведал и убедился, что опасности нет.

Вейдер с силой стиснул край скамейки. Металл жалобно заскрипел под его хваткой.

— Конечно, — сказал он, — ты говорил, что вырос на Татуине.

Люк, не ожидавший столь бурных эмоций, невольно испугался.

— Да, — ответил он. — Вы, как я знаю, там тоже бывали.

— Бывал, — отрывисто отозвался Вейдер.

Люк закрыл глаза, чтобы успокоиться, но это не помогло. Вокруг бушевало пламя. Лицо, ладонь, рука — всё было охвачено огнём.

— Я был рад с вами пообщаться, — резко сказал он. — Но у меня много работы, и перерыв, пожалуй, слишком затянулся. Мне нужно возвращаться.

— Люк…

Люк стиснул кулак. Вейдер это заметил, но, похоже, не понял, почему он так сделал.

— Благодарю, лорд Вейдер, — выдавил из себя Люк и пошёл прочь.

К счастью, Вейдер не стал его преследовать.

***

Пуджа бесцельно бродила по дворцу, пытаясь вспомнить устройство здания, в котором когда-то работала, и случайно наткнулась взглядом на Люка.

Тот брёл через сады, словно погруженный в транс, — с ним такое часто бывало. Когда Люк сел на скамейку, наслаждаясь царившим вокруг нег покоем, она не удержалась от улыбки. Помнится, он мог часами так сидеть, если настроение было подходящее, просто впитывая текущую вокруг жизнь. Никто из её знакомых не обладал столь тонкой и точной связью с окружающим миром, как Люк.

Она нахмурилась, когда брат что-то заметил, и сама невольно пригляделась внимательнее, когда увидела Вейдера. Что этому человеку было так сильно нужно от Люка, Пуджа не знала, но хотя бы вреда он ему, похоже, не желал.

Встреча была явно незапланированная: Люк отлично изображал невозмутимость, но она видела, что он места себе не находит — и явно не от радостного предвкушения. Потому что Вейдер помешал его столь редкому уединению? Или потому что…

Дрожь пробежала у неё по спине.

Или потому что Люк хотел встретиться в саду с кем-то ещё? Если да, то с кем? С Органой?

Или, как намекнула Императрица, с кем-то похуже?

Пуджа нервно дёрнула челюстью. Конечно, она старалась присматривать за братом с тех пор, как они прилетели, но пока ничего подозрительного не обнаружила. Если он и устраивает какие-то секретные встречи, она никак не сможет ничего про них разузнать. А тётя поручила ей сделать именно это.

Если Люк сейчас в саду, занят разговором с Вейдером…

Она тронулась с места, не успев даже додумать эту мелькнувшую мысль. Да, у Люка были помощники, но он наверняка отправил их в увольнительную, стоило им приземлиться на Набу. Пока Вейдер его мучает разговорами, офис пустует.

Следующие мучительные несколько минут Пуджа бежала по дворцу, стараясь не привлекать к себе внимания. Но Люк сидел посреди заросших садов, ещё дальше от кабинета, чем она. Ей нужно было только спуститься на несколько этажов вниз на ближайшем турболифте.

Раньше это был её кабинет, она до сих пор помнила, как в нём всё устроено. Люк, должно быть, сменил пароль на входе — она попробовала ввести прежний код, но дверь осталась закрытой.

Выругавшись, Пуджа принялась перебирать другие возможные комбинации. Его день рождения? Интересные номера заказов, которые они с её отцом постоянно собирали? Зная Люка, именно из них он пароль и выбрал, но Пуджа ни одного не помнила. Отчаявшись, она набрала на панели собственный день рождения.

Двери открылись.

Пуджа даже растрогалась.

Кабинет Люка практически не изменился с тех пор, как она его оставила, только теперь в нём царили чистота и порядок. Для сенатора это неудивительно, но Люк вечно терпеть не мог пыль.

На его документы, однако, власть порядка не распространялась, они лежали как придётся. Пуджа раздражённо пролистала одну стопку. Что могло быть уликой? Где бы он спрятал доказательства своего сотрудничества с повстанцами? В кабинете было несколько тайников, но либо Люк о них не знал, либо пока не успел их подо что-то приспособить: пустовали все, даже отсек в кресле.

Кабинет выходил окнами на сады, и Пуджа подняла голову посмотреть, сколько у неё осталось времени. Люк вскочил со скамьи и пошёл прочь от Вейдера — явно расстроенный. Абсолютно нормальная реакция на Вейдера, но это значило, что у неё оставались считанные секунды.

Где? Что? Как?

Почему она вообще шпионит за своим братом?

Почему они не могли просто оказаться на одной стороне, почему она не могла всей душой доверять ему, как доверяла последние десять лет?

Пуджа уже хотела было всё бросить, расплакаться или сделать и то, и другое, как вдруг в кабинете раздалась громкая вибрация. Она застыла.

Комлинк Люка лежал на столе. Она его и раньше заметила, но не стала даже пытаться ничего взламывать — за электроникой он следил куда внимательнее, чем за кабинетом. Датапад и подавно можно было не трогать.

Но, какое бы сообщение ему не прислали, оно пришло на оба устройства сразу, и она смогла различить его содержание на экране.

Писала Сабе. Пуджа нахмурилась — и тут же возненавидела свою реакцию. В конце концов, эта женщина была частью их семьи столько же, сколько и Люк. Видимая часть сообщения закончилась быстро:

Устроила встречу, о которой ты просил. Детали сообщу позже.

Невинное, ничего не значащее сообщение. Вот это и было странно.

Если это просто какая-то встреча, почему Сабе не сообщила время и место одним сообщением, так было бы эффективнее. Единственная причина, по которой Люк бы старался избежать создания любых цифровых доказательств этой встречи — это её тайность.

Он что-то скрывал. Встречался с кем-то, от кого должен был держаться подальше. А она ничего не знала: ни где, ни когда, ни даже с кем — потому что Сабе с Люком так сильно осторожничали!

Она глубоко вздохнула. Успокоилась.

Нужно просто следить за Люком чуть внимательнее. Приглядывать за ним. Рано или поздно он ведь сам ей всё расскажет. Они же были близкими друзьями. Она была практически его сверстником, когда он оказался на Набу, — Рио к тому моменту уже съехала — и с тех пор они стали неразлучны.

Они же друзья. Ей даже не нужно было за ним шпионить.

И всё равно она шпионила.

Когда Люк вернулся в кабинет, уставший и обеспокоенный, Пуджи там уже не было. Она тоже была обеспокоена — но совершенно по другой причине.

***

Люка настолько взволновало сообщение Сабе, что он весь день не мог найти себе места — нет, даже и весь вечер, пока он не вернулся в свои покои и Сабе не рассказала ему обо всём лично.

Сегодня ночью. В час. На тропинке вдоль утёсов под дворцом, у подножья водопадов, где ничего не будет слышно за рёвом воды.

Передав информацию Люку, Сабе сразу ушла к Лее, чтобы предупредить и её. Люк, между тем, остался продумывать их план.

Они должны встретиться где-то у начала тропы. Из дворцовых садов к утёсам вела единственная дорога — популярный туристический маршрут, огибавший дворец и водопады, — но там ночью всегда стояли стражи, и, если луны будут особенно яркими, их могут увидеть из окон. Другой вход на тропу находился на противоположном её конце, и он тоже был под охраной.

Однако на эту тропу выходил один секретный ход из подвалов дворца. Там, естественно, тоже были свои наблюдатели — без этого никак, никто бы не оставил без присмотра такой очевидный подступ к дворцу. Но там живых стражей не было, только голокамеры, а голокамеры можно отключить.

Люк и Лея пошли туда в одиночку, в полночь, а Сабе осталась стеречь проход.

Они оделись так, чтобы не привлекать к тебе лишнего внимания. У Леи белое носили даже пилоты, а белые одежды ночью сильно выделялись, поэтому она скрыла белый комбинезон Эваан, который был ей очевидно велик, под курткой цвета хаки, а Люк стащил у Сабе тёмно-серую тунику с подшитым чехлом для бластера. Свой обычный макияж он тоже стёр. Когда они шли по тайному туннелю и Лея подняла фонарик достаточно высоко, чтобы впервые увидеть его настоящее лицо, она вздрогнула.

Люк постарался никак не показать своей реакции.

— Люк… — тихо произнесла Лея. Она пошла дальше, то и дело на него оглядываясь. — Ты…

— Это старый шрам, — перебил он. — Обычно я его замазываю. Внешность имеет на Набу огромное значение.

— Это неправильно. У моей матери пульмоноды — она сорвалась со шпиля Аппенца, когда проходила Испытание Тела — но это считается знаком гордости. Она выжила.

— Я тоже выжил, — сказал Люк. — Как и Биггс. Я не жалею о том, что случилось. Но будет лучше, если я буду и дальше его скрывать.

— Кому лучше?

— Налево поверни.

Лея развернулась как раз вовремя, чтобы не влететь в камень на очередном повороте. Она усмехнулась:

— Никогда бы не подумала, что под Набу прорыты туннели.

— Набу многое скрывает под своей поверхностью. Морские монстры, шахты плазмы, кости прежних правителей… — он практически не шутил. Где-то под дворцом лежала гробница, где раньше хранили черепа мёртвых королев, в те времена, когда монархия была наследственной, а не избирательной. Но на этом пути они на неё не наткнулся.

— Мы сейчас идём под шахтами плазмы? — Лея опустила взгляд под ноги, но ничего не увидела, кроме камней.

— Нет. Они иссякли, месторождение теперь в другом месте — в основном, между болотами и равнинами. Как только плазма ушла, здесь построили дворец. Место удачное: водопады служат естественной защитой, и река рядом.

Лея затормозила — туннель кончился. Они осторожно вышли на тропинку вдоль обрыва утёса. Впереди ревели водопады. Лея положила руку на поручень:

— Утёсы, должно быть, часто осыпаются из-за близости к водопадам?

— Королевские архитекторы и инженеры стараются этого не допустить. Последовательность для нас тоже важна.

— Так усердно сопротивляться изменениям? Даже тем, что несёт природа? — Лея непонимающе на него посмотрела.

— Какие-то вещи должны оставаться неизменными.

— Всё рано или поздно должно подвергнуться переменам. Следующее поколение всегда будет думать иначе, чем предыдущее.

— Я не спорю, — пожал плечами Люк. Песчаные дюны его дома пребывали в постоянном движении. Там они каждый день теряли землю — и обретали её вновь. — Слушай.

Они замолчали — и далёкий шум водопада вдруг оказался громогласным рёвом, таким, что им приходилось практически кричать, чтобы друг друга слышать. Они этого даже не заметили.

— Это самый большой водопад, — крикнул Люк. — Мы почти пришли.

Через несколько минут они вышли на балкон, где должна была состояться встреча. Люк предусмотрительно выключил оба их фонарика, прежде чем завернуть за угол — если кто-то в Тиде или, упаси Ширая, во дворце решил бы выглянуть ночью из окна и увидел, как под водопадом горят фонари, то сразу бы догадался, что там кто-то есть. Свет трёх лун едва пробивался сквозь толщу воды, и, даже привыкнув к полумраку, они всё равно практически ничего не видели. Люк прокрался ближе к краю балкона посмотреть на яростные потоки, что прятали их от чужих глаз.

Когда посланник, с которым они должны были встретиться, прибыл, он сразу повернулся к ней, стоило ей только выйти из-за угла. Рёв водопада гремел в ушах, но даже сквозь него он услышал, как она ахнула от удивления.

— Луны сегодня очень красивы, — сказал он вместо приветствия.

Посланница шагнула вперёд и опустила капюшон. Это оказалась молодая женщина их с Леей возраста, черноволосая, в чёрном плаще, закрывающем всё тело. Люк не мог понять, было ли при ней оружие, — в этом, пожалуй, и был смысл такого наряда. Его бластер был гораздо заметнее, но он не стал за него хвататься.

— В полнолуние они ещё красивее, — закончила девушка кодовую фразу. — Я рада встрече с вами, сенатор Наберрие. Сенатор Органа, — она кивнула Лее, которая встала рядом с Люком плечом к плечу. Ему стало спокойнее, словно они делились друг с другом силами. — Вас очень не хватало на Набу.

— Прошу прощения за своё отсутствие.

— Не вы приняли это решение, — она говорила безупречно ровным голосом, не показывая никаких эмоций. — Можете звать меня Локап.

Люк кивнул. Локапом называли растение, с помощью которого гунганы извлекали и стабилизировали плазму, значит, вместо настоящего имени им дали подпольную кличку.

— Как я понимаю, вы хотите стать частью нашего движения.

— Хотим, — ответила Лея. — И пока мы здесь, и потом, в будущем. У нас есть связи и ресурсы, которые мы можем вам предоставить. У нас также есть доступ к местам и к людям, которого у других может не быть. И, в конце концов, мы можем просто отвлечь на себя внимание там, где это необходимо.

Люк продолжил:

— Думаю, мы можем уверенно утверждать, что вы планируете нанести очередной удар во время Фестиваля Света. Королева Далрана знает, что это может произойти, но она больше переживает по поводу общественных беспорядков и уличных столкновений между вами и амидальцами. Если вы сможете сделать всё незаметно и выскажете позицию только своими ударами, принятые ею меры безопасности вам никак не помешают. Но я всё равно могу достать вам планы действий как набуанских так и, я надеюсь, имперских солдат.

— Иногда мне кажется, что Далрана сама нас поддерживает, — заметила Локап.

— Она точно поддерживает ваши цели, а может, и сами идеи. Но она не может высказаться открыто — Империя следит за каждым её шагом.

— А за вами — нет, господа сенаторы?

Лея улыбнулась:

— Мы шагаем чуть более безрассудно.

Равнодушное лицо Локап на мгновение осветилось улыбкой, но она сразу посерьёзнела.

— Хорошо, — сказала она. — Пока что мы не можем рассказать вам, что планируем сделать и как. Слишком рано.

— Мы это понимаем.

— Но ваша репутация опережает вас. Мы будем рады с вами работать, — она достала из карманов два комлинка — совсем крохотных, таких, которые можно легко спрятать под макияжем. — Комлинки закодированы. Научитесь с ними работать. Я уточню у нашего командования, что мы можем рассказать вам про акцию на Фестивале и про наши дальнейшие действия, и вы получите от нас необходимые контактные данные. Убедитесь, что комлинки ни в коем случае не попадут в чужие руки, в случае необходимости, вам нужно будет их уничтожить. Если понадобится, мы можем уничтожить их с большого расстояния.

Кивнув, Люк взял один из комлинков. Лея взяла второй.

— Ресурсы у нас есть, план тоже готов. Но нам действительно не хватает отвлекающего фактора. Если вы сможете привлечь всеобщее внимание к вечернему балу во дворце… Я так понимаю, вы на нём приглашённые гости?

— Да.

— Убедитесь, что никто из свиты Императрицы не покинет мероприятие раньше полуночи. Включая её саму.

— Вы хотите что-то сделать лично с ней? — удивился Люк.

— Мы уже нанесли множество прагматических ударов. Теперь нужно сделать политическое заявление. Она впервые за двадцать лет явилась на Набу. Мы хотим ей напомнить, что ей здесь не рады.

Люк вспомнил про бабушку с дедушкой. Про семью. Про то, что они ему тогда сказали.

Падме была желанным гостем. Императрица Амидала — нет.

— Мы сделаем всё возможное, — сказала Лея. Люк согласно кивнул.

— Хорошо. После Фестиваля мы сможем более обстоятельно обсудить наше сотрудничество, возможно, организуем вам встречу с руководством. Мы плотно работаем с народными движениями, но совместная работа с другими ячейками на более тесном уровне пока только обсуждается, — Локап бросила на Лею быстрый взгляд. — Если всё пройдёт хорошо, вы можете стать мощным актором в поддержку более обширного сотрудничества.

— Ради расширения сотрудничества я и предложил эту встречу.

Локап вскинула бровь.

— Это была ваша идея? — она с изумлением посмотрела на Люка.

— Я слишком долго колебался, — признал Люк. — Представитель Майа была моим другом. Но сколько бы я об этом ни задумывался, мне вечно казалось, что я могу сделать больше, не подвергая себя столь сильному риску.

— Что изменилось?

— Я больше не на Набу. А за пределами дома Империя творит ещё более страшные вещи.

Локап бросила быстрый взгляд на его щёку. Она явно хорошо подготовилась к этой встрече.

— Неужели вы раньше этого не знали, Сенатор?

Chapter 10: Ярмарка фестиваля

До Фестиваля оставался один день, и Люк воспользовался возможностью одеться на утреннюю ярмарку не так формально, как обычно. Светло-коричневая туника поверх зелёной рубашки, брюки — он чувствовал себя лесным духом из легенд, который, тем не менее, легко смешался с толпой празднующих.

Пуджа вышла из дворца вместе с ним, нервничая гораздо сильнее. На ней тоже была туника, но поверх она надела короткий плащ с капюшоном, который могла за секунду натянуть поверх плотно затянутой косы, скрывая лицо. На мгновение, когда они прошли мимо дворцовой стражи и ступили на мраморные ступени, Пуджа застыла. Улица Палас Плаза раскинулась перед ними, полная красок, музыки и смеха. Сестра хотела было натянуть на лицо капюшон, но Люк поймал её затянутую в перчатку руку и потянул за собой.

— Пойдём! — позвал он. — Мы договорились встретиться за внутренним двором!

Внутренний двор располагался на противоположном конце улицы. На Плаза было не протолкнуться. Люди собрались вокруг прилавков, расставленных неровными рядами вдоль всего бульвара, но во всеобщей суматохе всё уже столько раз сдвинулось, что движение по улице больше напоминало сплав по речным порогам.

Пробиваться сквозь это празднество было нелегко, но, пусть Люк и не собирался покупать многочисленные безделушки, которыми трясли у него перед лицом, атмосфера вокруг царила воодушевлённая. Он держал Пуджу за руку, и она тоже крепко вцепилась в его ладонь, пока они вдвоём маневрировали меж остальными отдыхающими. Ему не нужно было оглядываться, чтобы знать, где сейчас сестра, и он был вынужден признать, что скучал по этой их прочной связи.

У входа во внутренний двор тоже было не протолкнуться, поэтому Люку пришлось привстать на цыпочки, выискивая своё семейство. Ага! Рио, которая была выше матери, вскарабкалась на один из постаментов и тоже разглядывала толпу, разыскивая их. Люк помахал ей рукой.

Когда он подобрался ближе, то увидел и остальных. Дарред стоял пониже дочери, весело поглядывая на неё, а Сола обнимала себя руками. Стоило ей их заметить, как она немедленно распахнула объятия:

— Пуджа!

Люк ждал, что Пуджа отпустит его руку и побежит в объятия матери, памятуя, как она вела себя раньше. Но нет. Пуджа ещё крепче вцепилась в него, схватившись второй рукой за его плечо, пока они не оказались в метре от Солы. Тут уже Пудже пришлось сделать деревянный шаг вперёд. Сола обняла её, секундой позже Пуджа тоже заключила мать в объятия.

Рио спрыгнула с постамента, оставив в покое статую гунгана-воина, за которую держалась. Её платье взметнулось вокруг неё, когда она приземлилась, Люк разглядел несколько слоев белой нижней юбки под золотисто-жёлтой тканью. У платья был скромный воротник, спереди оно застёгивалось на пуговицы, а на корсете красной нитью были вышиты цветы и животные.

Рио поймала его взгляд.

— Ну, угадал эпоху? — поддела она.

— Ранняя Республика, — ответил Люк. — Стиль, перенятый у Чандриллы, самый разгар эпидемии натурализма.

Рио обняла его:

— Говорю же, только ты всегда слушаешь мою болтовню.

— Отличный выбор, — прошептал он ей на ухо, — напомнить всем о взаимосвязях внутри Республики на Фестивале Света при королеве-изоляционистке.

— Мне никто ничего не сделает.

— Да, и это делает всё ещё смешнее. Не хочешь поработать дизайнером у одного сенатора?

— Спрашиваешь, не хочу ли я своими руками вписать тебя в список людей, которых Империя подозревает в госизмене?

— Как ты смеешь намекать, что меня там до сих пор нет.

Рассмеявшись, Рио отодвинулась и посмотрела на его тунику.

— Скучно, — сказала она. — У Сабе забрал? Ей тоже нейтральные цвета нравятся.

Люк предпочитал носить нейтральные цвета исключительно по собственной прихоти. Здесь такая расцветка была дешевле, чем сложная вышивка или какие-то узоры, но на Татуине облить красителем одного цвета целую тунику считалось роскошью.

— У меня и личный гардероб есть.

— Даже если бы не было, ты бы никого не удивил. Я иногда думаю, что у Амидалы… — она понизила голос, вспомнив, что совсем рядом стояла Пуджа. — Её публичные наряды всегда выверены до последней нитки. Мне нравится иногда смотреть её выступления в Сенате и пытаться выяснить, что она хочет завуалированно сообщить.

Люк нахмурился:

— Я не знал, что это настолько важно, — все политики знали, что их стиль влиял на их электорат. Но одно дело — влиять, а другое дело — делать какие-то завуалированные послания.

— Да это ещё важнее, чем ты думаешь! Например, она никогда не надевает чёрное. На публике, во всяком случае. Я весь голонет перерыла, но не нашла ни одного такого образа.

— Почему нет? — обычно у чёрного цвета на Набу не было никакого подтекста. Да, его ассоциировали с темнотой, но эта ассоциация не всегда считывалась как негативная. Ночь была чудесным временем года, особенно в Озёрном Краю, и многие вечерние платья выполнялись из чёрной или тёмно-синей ткани. Чёрный считался тёплым цветом.

Но…

— Вейдер, — сказал Люк. — Палпатин.

— Вот именно. И, между нами говоря, мне кажется, она уделяет своим нарядам слишком много внимания. Она боится, как её воспримут, случись ей надеть чёрное. Она разделяет вкусы Палпатина? Наступают тёмные времена? Она же вокруг этой темы на цыпочках ходит, — ухмыльнулась Рио. — Присмотрись повнимательнее, что она сегодня наденет. Мне вот очень интересно.

Она повернулась к сестре. Пуджа стояла перед отцом и неловко заправляла выбившуюся из косички прядь за ухо. Рио обняла её со спины, заставив подпрыгнуть.

— Я скучала! — заявила она. — Почему тебя так долго не было? И что это за огромный капюшон?

Фыркнув, Пуджа развернулась и сжала ладони сестры в своих.

— Я люблю капюшоны.

— Ещё и перчатки? Ты у нас сегодня служанка эпохи монархии?

Люк поморщился.

— Все служанки Императрицы Амидалы должны сегодня носить фиолетовые капюшоны и перчатки. Так нас легко узнают штурмовики и другие представители Империи.

— Ясно, — Рио отпустила её руки. — И тебе нравится работать на… Императрицу Амидалу? — спросила она, заметно выделив голосом этот титул.

Пуджа закатила глаза.

— Тётя Падме очень милая. Я тебя уверяю, дедушка в ней сильно ошибается. Люк ведь сказал тебе, что она хотела бы с нами встретиться?

— Дедушка, может, и ошибается, но ошибаюсь ли я? — вклинилась Сола. Судя по голосу, она не хотела её обвинять, а просто… тревожилась. — Она по-прежнему… следует неверным идеалам.

— Это вы следуете неверным идеалам, — резко ответила Пуджа. — А она идёт по правильному пути.

Люк хотел было надавить, но передумал. Сейчас было решительно неподходящее время начинать ссору, это они всегда успеют. К счастью, среди его ближайших родственников никто спорить не захотел: единственный, кто точно закатил бы скандал, был Руви, но Джобал запретила ему приходить.

Жаль, конечно. Руви очень любил фестивальную ярмарку.

Дарред сжал плечо Пуджи:

— Мне нужно идти к прилавку, — сказал он. — Увидимся позже.

— Где ваша палатка?

— Чуть-чуть за пределами Плазы.

— На Фруктовом рынке, где обычно?

— Точно, — улыбнулся Дарред.

— Я загляну попозже, — Пуджа быстро его обняла. — Я слышала, что вы запускаете игрушки штурмовиков — мы с другими служанками очень хотели бы их увидеть.

Люк увидел, как Дарред на мгновение застыл, будто в ужасе, но он отвернулся до того, как Пуджа это заметила.

Она взяла Люка и Рио под руки.

— Ну что, пошли?

Кивнув, Рио сразу потянула их вперёд. Поскольку Люк не горел желанием протискиваться сквозь маячившую впереди толпу, он выскользнул из хватки Пуджи и пошёл рядом с Солой в чуть более медленном темпе. Та благодарно взяла его под руку.

— Пошевеливайтесь! — позвала их Рио. — Я видела уличный театр по дороге сюда, хочу проверить, вдруг там что-то историческое показывают.

— Чтобы жаловаться нам, что костюмеры всё переврали? — крикнул ей вслед Люк.

— Естественно!

***

Падме бесцельно бродила по верхнему этажу Дворца. Они долго искали место, откуда она могла бы наблюдать за ярмаркой, но, в конце концов, их поиски увенчались успехом. Коридор, выходивший окнами на Палас Плаза, выгибался в этом месте дугой. Под широкими арочными окнами раскинулись роскошные цветастые клумбы. Падме опустилась на сидение в углублении окна и наблюдала за празднеством с печальной тяжестью где-то в груди.

— Эни? Помнишь, когда мы в последний раз прилетали на Фестиваль Света? — спросила она. В коридоре, кроме них, никого не было — ведь Императрица не нуждалась в иных защитниках кроме лорда Вейдера — и Падме наслаждалась их условно личным моментом уединения.

— Я помню, что Палпатина на нём пытались убить.

— Если бы эта попытка увенчалась успехом, — посетовала Падме. — Но речи у него были драматичные, не отнять. Ты попал под молнии, да? А Оби-Ван… его обман…

Стекло покрылось изморозью. Падме нахмурилась, пряча от мужа лицо в отражении. Значит, Оби-Ван по-прежнему был ему глубоко важен. Словно это была открытая рана. Учитывая, как резко он отказался от своей погони несколько недель назад, Падме посмела было понадеяться, что он, наконец, поменял своё отношение к этому человеку. Точнее, осознал, что преследует его с нездоровой одержимостью.

Видимо, зря.

— Но до этого, — она улыбнулась. — Мы были на ярмарке, помнишь? Мне пришлось уйти пораньше, чтобы успеть переодеться, с чем, как я полагаю, придётся столкнуться и Люку, но мы чудесно провели тот короткий час. Асока была такой милой девочкой.

— Асока мертва, — сказал Вейдер.

— Я знаю, — вздохнула Падме. — Они все мертвы.

— Кроме Кеноби.

— Лишь пока, — её взгляд зацепился за что-то в толпе — это оказался фиолетовый капюшон Пуджи. Сама Пуджа остановилась у одного из прилавков, пока другая девушка — скорее всего, её сестра — изучала ожерелья. Светловолосая голова за их спинами — это, должно быть, Люк, а женщина постарше…

Сола.

У неё болезненно дрогнуло сердце.

Она так внимательно следила за сестрой, что почти пропустила, как какой-то человек в коричневом капюшоне врезался в Люка — и заметила-то его только потому, что Люк из-за этого врезался в Солу. Сола сердито нахмурилась на такое хамство, повернулась было к Люку, но тот стряхнул с себя её руку, не отрывая взгляда от незнакомца.

Сола отвернулась к прилавку и разложенным на нём вещицам, а Люк, напротив, развернулся вслед за гулякой. Тот проскользнул между двумя палатками в направлении внутреннего двора и остановился за воротами, которые вели в сады. Люк не сводил с него взгляда — единственная неподвижная фигура в обтекающей его толпе — и изумлённо распахнул глаза, когда незнакомец на мгновение опустил капюшон.

Падме сдержала крик. Покосилась краем глаза на мужа, затем снова опустила голову. Человека нигде не было.

Вейдер заметил её тревогу, но, как всегда, не определил её причину.

— Если ты хочешь к ним присоединиться, я уверен, твои служанки успеют придумать тебе не привлекающую внимания маскировку.

Падме снова посмотрела на свою семью — на семью Пуджи и Люка. Люк куда-то делся из их женской компании, но Сола примеряла Рио новую пару серёжек, держа их у её ушей. Джобал часто делала так самой Падме.

— Нет, — сказала она. Она горевала далеко не по ярмарке. — Не сейчас.

***

Они далеко не сразу нашли театр, про который рассказывала Рио. На ярмарке царил такой хаос, что они бесцельно слонялись туда-сюда, и то и дело кто-то из их группы восторгался очередным прилавком и тормозил и без того неторопливую процессию. Очередная лавка оказалась магазинчиком бижутерии — украшения переливались огнями под утренним солнцем.

— Ох, какие красивые, — Рио потянула за собой Пуджу, Люк и Сола пошли следом. — Мам, ты разве не хотела купить себе кулончик, у тебя же сломался твой серебряный?

— Хотела, — Сола подошла ближе. — Они просто чудесны.

Пуджа разглядывала кольца. Люку тоже кое-что приглянулось — он заметил неплохие серёжки, которые бы хорошо подошли к некоторым из его рабочих костюмов. Одна пара особенно привлекла его внимание.

Дело было даже не в самой бижутерии, а в алой ткани, которая прикрывала заднюю часть прилавка, и в шарфах, на которых были разложены ожерелья. Сложно было пропустить отпечатанный на ткани узор миллацветов.

В этом не было ничего необычного. Миллацвет — распространённый на Набу цветок, в живописи их использовали столетиями. Но в текущей политической обстановке с миллацветами было связано слишком многое, чтобы у этого цветка не появилось дополнительное значение.

Сглотнув, Люк постарался удержать лицо. Макияж скрыл яростный, перепуганный румянец, заливший его щёки. По дороге сюда он уже прошёл мимо кучи самых разных провокативных инсталляций: был и газетный киоск, и карикатуристы, и книги с сатирическими новеллами, и уличные музыканты, распевавшие протестные песни. Таков был дух Фестиваля Света. На нём чествовали Республику и демократию и свободу прессы. Но здесь торговцы практически в открытую критиковали Империю. Ради чего?

Миллацветы были и в самих украшениях. Хозяйка прилавка заметила его интерес.

— Хотите примерить? — она подняла две серёжки с миллацветами, правда очень красивые. — Они вам пойдут!

— Я… нет, спасибо, — выдавил Люк, — я…

Кто-то со всей силы в него врезался. Люк развернулся посмотреть, кто это, но лишь на мгновение увидел его лицо.

Он попятился, врезавшись в Солу, которая поймала его за локоть.

— Люк? Всё хорошо?

— Да.

— Что за нахал, — Сола сердито уставилась вслед незнакомцу. — Неужели не мог… Люк?

Люк никак не мог оторвать от него взгляда:

— А?

— Точно всё нормально?

— Я… да. — Человек в коричневом плаще проскользнул между двух палаток, но Люк пока не потерял его в толпе. Когда он посмотрел Люку в лицо, слегка опустил капюшон и улыбнулся… Люк его узнал. — Я сейчас вернусь. Хочу посмотреть там одну лавку.

— Хорошо, но будь поосторожнее…

Люк уже убежал.

Он протиснулся между прохожими, заглянул за ту же самую палатку, за которой скрылся мужчина, и поспешил к забору, который окружал весь дворец. Одна из дверей, которая, как Люк был уверен, должна была быть заперта, распахнулась от одного движения незнакомца, и Люк немедленно поспешил за ним, подальше от рыночного гама в прохладную сень деревьев. Он остановился у журчащего ручейка — на том же мостике, с которого на него вчера смотрел Вейдер.

Ассоциация получилась паршивая, но Люк всё равно подошёл ближе.

— Бен? — мужчина повернулся к нему и совсем снял капюшон. — Бен Кеноби?

Годы Старика Бена совсем не пощадили. Он всегда выглядел как чудаковатый отшельник из пустыни, но с тех пор постарел ещё сильнее. Тяжёлый загар, типичный для любого жителя Татуина, всё так же покрывал его кожу, вокруг глаз и рта залегли глубокие морщины. Обтянутый сухой кожей череп обрамляли белые волосы. Но улыбка осталась та же — такая же добрая, как и в тот день, когда он спас Люку жизнь.

— Здравствуй, Люк, — сказал он.

— Что ты здесь делаешь? — Люк осёкся. — Ты же отшельник. Я понимаю, почему ты улетел с Татуина, но почему ты здесь? Что тебе нужно? — он огляделся. Технически, сады были открыты для посещения, но…

— Я действительно был отшельником, когда жил на Татуине, тут ты прав, — признал Бен. Голос тоже не изменился: такой же низкий и тёплый, каким Люк его помнил, и его корускантский акцент был почти единственной причиной, по которой Люк мог спокойно слушать бесчисленных имперских снобов, говоривших точно так же, как он. — Но только лишь потому, что я присматривал за тобой.

— Зачем?

— Ты знаешь, что это, Люк? — спросил Бен. Он вытянул из складок своего плаща металлический цилиндр со странными выступами в случайных местах.

— Нет, я…

Бен нажал на какую-то кнопку, и яркий луч света вырвался из цилиндра. Люк невольно вздрогнул. Бен осторожно поводил светом перед собой, чтобы не задеть мост, а яростный гудящий звук, который издавало устройство, поглотили деревья и шелестящий ручей.

— Это световой меч? — Люк суматошно огляделся по сторонам, но Бен спрятал их от любопытных глаз из дворца, встав под низким деревом. Единственный человек, которому по сей день было дозволено владеть световым мечом, это…

Дарт Вейдер.

Люк сглотнул. Кивнув, Бен выключил меч.

— Он принадлежал твоему отцу.

Шум ручья, далёкий смех гостей ярмарки — всё это почернело и смолкло, словно его накрыло туманом. Люк схватился за поручни мостика, чтобы не упасть, не сводя с Бена взгляда.

— Ч-что?

Он уже очень давно не вспоминал своего отца.

В детстве он был всё равно что одержим. Его завораживали мысли о родителях, которых он никогда не знал, об отце, который был невообразимо далеко, но, одновременно, оставался самым ближайшим ориентиром — как звезда, которую Люк всегда видел, но даже не мечтал однажды посетить. Странно, как померкло это желание — да, мысль о родителях по-прежнему вызывала у него свирепое любопытство, в нём горело желание знать, но… Потом ему снова пришлось бросить дом.

На Татуине он чувствовал себя чужаком, даже когда жил с дядей и тётей. Что бы подумал тот двенадцатилетний мальчик, узнай он, что скоро он снова будет чувствовать себя чужаком — на сей раз на Набу, с новой тётей, новым дядей и бесчисленными прочими родственниками, а дядя Оуэн и тётя Беру станут новыми звёздами в созвездии его прошлого?

В какой момент он перестал вспоминать своих кровных родственников, потому что ему стало вполне хватать приёмных?

— Мой отец, — выдавил из себя Люк, — был навигатором на грузовом корабле.

— Оуэн специально тебе это сказал. Он переживал, что если ты слишком рано узнаешь о своём прошлом, то подвергнешь сам себя опасности. Станешь ещё более безрассудным.

Да, похоже на правду. Люк решил немедленно написать дяде этим же вечером — но тут же с тяжёлым сердцем вспомнил, что вряд ли получит ответ.

— Твой отец был джедаем, Люк, — мягко сказал Бен. Люк посмотрел на световой меч. Затем на Бена.

— И ты тоже джедай? — выдавил он из себя.

— Да. Я был близким другом твоего отца. Я жил на Татуине, чтобы защитить тебя. — Шагнув вперёд, Бен взял Люка за плечо. Очень вовремя. Люк еле держался на ногах. — Я ещё столько должен тебе рассказать, но здесь разговаривать опасно. Твоя семья будет переживать из-за твоего отсутствия. Ты сможешь встретиться со мной позже?

— Ты же джедай. Ты наверняка беглый преступник.

— Да. Но, насколько мне известно, ты повстанцев и противников Империи очень даже жалуешь.

— Сабе? — прошипел Люк сквозь зубы.

— Она защищала тебя, пока я не мог, — кивнул Бен. — Ты сможешь прийти? Сегодня вечером. В полночь. Я дам тебе адрес.

Сглотнув, Люк уставился на меч. Световой меч его отца. Старая тоска, старая связь с отцом, про которого не хотели рассказывать дядя с тётей, снова вспыхнула в его груди.

Люк всегда знал, что обойдёт хоть всю галактику на своих двоих ради семьи.

— Говори, — ответил он.

***

Люк выскользнул из сада и купил небольшой сувенир, чтобы оправдать своё долгое отсутствие. К счастью, когда он изучал содержимое первой попавшейся книжной лавки, он наткнулся на изумительный трактат об ошибках судебной системы Набу, написанный незадолго до того, как к власти пришла королева Санандрасса. Он расплатился, ответил кивком и улыбкой на весёлую фразу «Это вам для лёгкого чтения, сенатор?» и вернулся к родным.

Пуджа лихорадочно высматривала его в толпе и первая заметила его возвращение.

— Люк! — пожурила она. — Ну куда ты делся? Поверить не могу, взял и бросил меня! — она взяла его под локоть.

— Я хотел кое-что купить.

— Что? — она с предвкушением уставилась на свёрток, который он хотел купить, и, похоже, не сразу поняла, что именно он держал. — Что…

— Это подарок Лее, — объяснил он. Пуджа посмотрела на название книги, потом снова на Люка и попыталась не то сочувствующе улыбнуться, не то посмотреть на него с осуждением. В итоге каким-то образом умудрилась сделать и то, и другое.

— Люк! — улыбнулась Рио. — Мы тебя ждали.

— Ты не ждала, — возмутилась Пуджа, — а закупалась.

— Я купила вот такие славные серёжки, — у Люка чуть сердце не оборвалось, когда он увидел серёжки в виде золотистых миллацветов. Пуджа тоже заметила скрытое послание — она крепче сжала его руку и бросила на сестру раздражённый взгляд.

— Очень красиво, — выдавил из себя Люк.

Сола положила руки ему и Пудже на плечи — и очень крепко сжала.

— Пойдёмте встанем поближе, — напряжённо сказала она. — Пьеса вот-вот начнётся.

***

Лея не уставала восхищаться, как много на Набу было цвета. Она знала, что Люк любил одеваться поярче, когда прилетал в Сенат, но даже подумать не могла, что это было столь важной частью местной культуры. Ярмарка была чем-то похожа на празднества, которые она посещала, как принцесса Альдераана, но здесь всё было… свободнее. Она уже заметила несколько вульгарных, пусть и повеселивших её вещей. Набуанцы отличались крайне утончённой культурой, возможно, на Фестивале они могли ненадолго отступить от своих драгоценных социальных правил.

Сабе была чудесным проводником. Лея несколько раз чувствовала, словно что-то пошло не так, но каждый раз именно Сабе бегала за карманниками и возвращала Лее её деньги. Биггс и Эваан делали, что могли, но они были столь же сильно очарованы и сбиты с толку всеобщим хаосом, как и сама Лея.

Биггс вдруг вскинул голову.

— Слушайте, кажется, там Люк!

Лея повернулась и встала на цыпочки, чтобы разглядеть что-нибудь в толпе. Это и правда был он — в компании, судя по всему, сестры и остальных Наберрие. Сжав зубы, Лея дала себе обещание не лезть к Пудже и стала с трудом пробираться к ним сквозь беспрерывный поток празднующих. Сабе ушла далеко вперёд, уже проложив им дорогу.

Основная масса людей, напротив, старалась держаться подальше от прилавка, к которому они пробивались, и, стоило Лее подобраться достаточно близко, как она сразу поняла причину: это был кукольный театр. Она уже видела несколько подобных на Фестивале, но этот был самый основательный из всех. Элегантные куклы висели на нескольких ниточках каждая. Несколько крупных камней были выложены полукругом вокруг сцены — это были места для зрителей. Лея встала рядом с Люком и выдохнула с облегчением, ненадолго вырвавшись из толпы.

Они успели только улыбнуться и кивнуть друг другу. Затем началась пьеса. Четыре макета городов, сделанные из дерева, выросли на сцене на фоне нескольких ревущих водопадов. Лея узнала только Тид, но голос за сценой перечислил и остальные: Керен, Спиннейкер и Моэния. В ясной и приятной уху песне рассказывалось о великой гражданской войне между городами-государствами, пока кукольные воины верхом на кааду бились друг с другом с помощью заряженного плазмой оружия. После того, как рассказчик представил зрителям людей, он перешёл на города гунганов среди болот. Те тоже были охвачены войной. История была явно детская и напоминала сказку: одно событие сменяло другое, люди и гунганы то заключали, то расторгали союзы, а война всё продолжалась. Каждый солдат сражался за крохотные светлые огоньки, которые актёры разбросали по всей сцене, они горели подобно расплавленному золоту. Чем больше воинов появлялось на сцене, тем темнее становились водопады на заднем фоне, пока вода не окрасилась в хмурый, мутный коричневый цвет.

Для детского развлечения эта постановка, на взгляд не привыкшей к такому Леи, слишком много внимания уделяла политическим интригам, но даже в этой пантомиме всё же было что-то очаровательное. В передних рядах сидели и стояли дети, которые хлопали и подбадривали героев в нужные моменты и освистывали злодеев — одетых всегда в монотонные чёрно-белые одеяния, — когда те появлялись на сцене. В конце концов, один из людских генералов заключил союз с гунганами и объединил «хорошие» города-государства под общим знаменем, чтобы одолеть «злодеев».

После сцены встречи людей и гунганов, которая закончилась ссорой, генерал гунганов ушёл прочь со сцены, и занавес опустился. Зрители разразились аплодисментами, одна из сестёр Люка даже одобрительно засвистела. Лея нахмурилась:

— Это конец?

Люк вздрогнул, видимо, погрузившись в собственные мысли.

— А, да. Это конец. Тебе понравилось?

— Очень, — признала Лея. — Это всё и правда было?

— Да, во Времена Страданий. Это такой период, когда и люди, и гунганы страдали от гражданских войн на своих землях. У каждого народа были свои причины, хотя в пьесах их обычно сливают в одну, чтобы складнее читалось. Генерала, который одержал победу, звали Джафан, он стал первым королём Набу.

— По праву наследия или по праву выбора?

— Наследия. На тот момент мы ещё не придерживались идеалов демократии — только когда вступили в Республику, а до этого оставалось ещё лет двести.

— История получилась удивительно мрачной. Слишком много политики для, — она понизила голос, чтобы не обидеть никого из вскочивших со своих мест детей, проходивших мимо них, — восьмилетних малышей.

Люк ответил ей сухой улыбкой:

— В восемь лет набуанские дети возглавляют миротворческие миссии, — он кивнул на сцену. — А эту историю часто изучают в школах. Как её только не пересказывают.

Лея кивнула.

— И какую же версию мы посмотрели?

— Я бы сказал, критическую. Гунганы и люди не были союзниками к концу войны, хотя во многих версиях авторы делают вид, что были, и заканчивают всё праздничной церемонией, которая очевидно отсылает к союзу, который Амидала заключила с гунганами и ко временам, когда мы наладили с ними отношения. Это придаёт ей столь же легендарный статус, что и Джафану. Кроме того, здесь раскритиковали и другого короля, примерно пятидесятилетней давности — Веруну. Но в наше время этой критикой уже никого не удивишь.

— Почему?

Люк указал на занавес, тоже покрытый огоньками.

— Они боролись за право добывать плазму. Веруна преступил закон, ограничивающий допустимый период правления двумя сроками, чтобы остаться у власти на тринадцать лет, как автократ. Он снова открыл шахты и спутался с Торговой Федерацией, синдикатами… После того, как его убили, на планете царил страшный бардак, который пришлось разгребать следующим правителям. В таких постановках его всегда делают главным злодеем в этом старом конфликте и всячески высмеивают.

Лея подняла брови:

— Я не знала, что меньше, чем пятьдесят лет назад, Набу управлял диктатор. Вы очень яростно оберегаете свою демократию, — она помолчала. — За некоторыми исключениями.

— Набу не переживала бы за свои идеалы так рьяно, если бы демократия не подвергалась постоянным угрозам, — Люк задержал на ней взгляд. — Альдераан ведь тоже является известным на всю галактику сторонником демократии, но при этом формой правления у вас остаётся наследственная монархия.

Тут ей пришлось уступить.

— Понимаю. Это долгая и тяжёлая история.

— Да, особенно с гунганами. Люди в большинстве своём не хотят в этом разбираться, — Люк вдруг открыл сумку и достал из неё небольшую книгу. Вся галактика давно перешла на датапады, но книги из флимзипласта оставались в ходу за счёт приносимых ими физических ощущений. Он передал ей книгу. — Это тебе, приобрёл в одной из местных лавок. Может, поможет с нашими исследованиями. А ещё белая обложка сразу мне про тебя напомнила.

Повеселённая, Лея взяла подарок.

— Уверена, от моего белого платья к концу дня мало что останется. Мы уже приметили пару прилавков с напитками.

— Немного цвета тебе не повредит, — усмехнулся Люк.

— Белый — цвет демократии. На белом листе сложнее скрыть коррупцию.

Люк склонил к плечу голову:

— Если только сам белый лист не воплощает собой коррупцию, потому что на нём должен быть написан закон.

— Возможно, — Лея опустила взгляд. — Книга про недостатки судебной системы Набу?

— Говорю же. Исследование. И вся эта долгая история, которую мы обсуждали. Наши города по-прежнему судят граждан по кодексам, оставшихся со времён их самостоятельного существования, и они… далеки от идеала.

— Как нам это исправить? — спросила Лея, нахмурившись. — Амидала…

Занавес поднялся вновь.

— Какое совпадение, — заметил Люк.

Посреди сцены стояла кукла, изображавшая королеву Амидалу — в красном наряде, который она носила в самом начале Вторжения на Набу.

Люк оглянулся. Вокруг них скапливался народ. Если и существовало что-то, что могло собрать вокруг себя толпу набуанцев, то это была Падме Наберрие.

— Нужно отсюда выбираться, — пробормотал он. — Неважно, будут ли они её хвалить или ругать, без конфликтов не обойдётся.

Лея надеялась на второе и была готова это поддержать. Она и так потратила кучу лет на слепую веру в пропаганду Амидалы.

— И нам, двум сенаторам, не к лицу ввязываться в подобные скандалы? — резко спросила она. — Мы и так уже широко известны из-за своих оппозиционных взглядов.

— Ты не понимаешь. Здесь это очень деликатная тема. Вокруг нас толпа народу. Они устроят настоящую уличную потасовку, а служба безопасности примется их разнимать. Нужно идти. Скажи своим.

Скорее всего, Люк лучше неё знал, о чём говорит, поэтому ей пришлось послушаться. Одно дело — открыто выражать неоднозначные мнения, совсем другое — ввязываться в бессмысленный уличный протест чисто ради собственной совести.

Лея повернулась предупредить Биггса и Эваан, которые о чём-то негромко переговаривались друг с другом неподалёку от сцены, не особо интересуясь постановкой. Она передала им просьбу Люка и невольно порадовалась, как быстро они заняли свои места по бокам от неё. С телохранителями ей очень повезло.

Люк всё ещё спорил с сёстрами — но не с Пуджей. Пуджа заметила Амидалу, а также, вероятно, узнала какие-то особые черты в изображавшей её кукле и немедленно отвернулась от сцены. Вторая его сестра явно хотела задержаться, но Люк продолжал настаивать, пока не сдалась и она.

Лея сама не поняла, как так получилось, но она неожиданно оказалась рядом с Пуджей Наберрие, пока их объединённая группа пробиралась через толпу. Лея твёрдо решила её игнорировать. Пуджа решила сделать ровно наоборот.

— Как вам Набу, Ваше Высочество?

Воспитание победило её упорный настрой:

— Здесь очень красиво. И я понимаю, откуда Люк черпает многие свои идеи.

— Значительную часть из них он взял и с Татуина. В нём сочетаются сразу несколько культур.

— А что насчёт вас? — не выдержала Лея. — Как мне показалось, вы явно не разделяете ценности, которые диктует набуанская философия.

Пуджа стиснула челюсти.

— А вы не разделяете ценности, которые диктует наследуемая монархия, Ваше Высочество, — парировала она. — Никогда об этом не задумывались?

Обычно ей хватало опыта работы сенатором, чтобы скрывать своё раздражение, но Пуджа Наберрие мастерски умудрялась выводить её из равновесия. Лея почувствовала, как у неё покраснели щёки:

— Вам хватает наглости думать, что вы знаете, как она работает?

— Я этого не знаю, — признала Пуджа. — Думаете, она вообще работает?

***

Утром пролетело незаметно, охваченное радостным возбуждением, — во всяком случае, пока Люку получалось держать Лею и Пуджу подальше друг от друга. Он уже чувствовал, что будет скучать по этой близости и суматохе из самых разных мнений, когда вернётся обратно на Корусант, так что он наслаждался каждым мгновением дня, даже когда стрелка часов начала неумолимо подползать к одиннадцати — времени, когда ему придётся уйти. Но слова Бена не давали ему покоя.

Он сумел отвлечься, пока рассказывал Лее про набуанские традиции, но сейчас ему стало от этого только хуже. Он рассказывал ей про Набу, не про Татуин. Он забыл про отца, о котором когда-то так мечтал.

В конце концов, терпение у него кончилось. Он хотел подождать до конца дня и потом поговорить с Сабе о случившемся, но они последние десять минут стояли у стенда Дарреда и нахваливали его новое изобретение, и Люк чувствовал, что сейчас взорвётся. А совсем рядом был абсолютно непримечательный переулок.

— Сабе? — он приобнял её за плечи, а Сабе в ответ положила руку ему на пояс, притянув его поближе. — Мне нужно с тобой поговорить.

Она встревожилась и ответила не мешкая:

— Конечно, пойдём, — он склонил голову в сторону переулка, и Сабе свернула туда, убедившись, что за ними никто не следит.

Пуджа и Лея опять о чём-то спорили. Это выматывало, но хотя бы они не заметят, что он куда-то делся.

Едва они отошли на пару шагов, как он выпалил:

— Я встретил Бена Кеноби.

Вопреки его ожиданиям, Сабе совершенно не удивилась, лишь устало закрыла глаза.

— Один из моих доверенных людей сообщал мне, что видел его на Набу.

— Он попросил встретиться с ним сегодня в полночь, чтобы рассказать мне… — он сглотнул. — Об отце. Он был джедаем?

Сабе поморщилась.

— Был. Когда-то.

— Так ты знала. И не сказала мне?

— Кем нужно быть, чтобы сказать такое двенадцатилетнему ребёнку.

— Мне уже давно не двенадцать! — его голос дрогнул. — Мы же только что пообещали друг другу не лгать, — он глубоко вздохнул. — Я не хочу лезть в твои дела, но сейчас они и меня тоже касаются.

— Я знаю. И я думаю, что у Бена лучше меня получится тебе обо всём рассказать, — она крепко сжала его ладонь. — Я не стану делать этого сейчас - у нас мало времени, а сказать нужно многое. И джедаи вне закона, это просто опасно. Рассказать тебе о нём, когда ты был ребёнком, было слишком рискованно, но мы не собирались держать это в тайне вечно.

— «Мы» это кто?

Сабе ответила не сразу.

— Помнишь Ашлу?

— И Ашла в этом замешана?

— Она тоже знала твоего отца. И твою мать.

— Маму?

— Люк, прошу тебя, не здесь, — взмолилась Сабе. — Я знаю, что это трудно сразу принять и что ты заслуживаешь знать всю правду. Я всё объясню, но позже.

Помолчав, Люк всё-таки кивнул.

— Значит, мне стоит пойти к нему? — спросил он дрогнувшим голосом. — Я же его совсем не знаю. Да, он спас мне жизнь, но я не видел его десять лет.

— Бен Кеноби — тот ещё хитрый ублюдок. Знать его интересно, работать с ним — невыносимо. Он искажает правду как пространство и время, и ему много всего удалось провернуть и остаться безнаказанным, — на её скулах заиграли желваки, и следующие слова она практически из себя вытолкнула: — Но он хороший человек. Конечно, ты можешь с ним поговорить. А когда он неизбежно опустит какую-то важную деталь, я её скрывать не стану.

— Ты уверена, что не можешь сама мне обо всём рассказать? — спросил Люк.

— Я бы хотела. Но не могу.

— Снова скрываемая боль и разбитое сердце, — заключил Люк. Сабе больно ткнула его локтем в бок. — Ладно, хорошо. Я не буду на тебя давить, тётя Сабе. Я просто хочу знать правду.

— Узнаешь, — поклялась Сабе. — Я обещаю.

Что-то завибрировало. Сабе покосилась на часы и нахмурилась.

— Я не хочу всё так обрывать — ни наш разговор, ни твою прогулку. Но время одиннадцать. Тебе пора возвращаться, чтобы успеть переодеться к полуденному обращению.

Кивнув, Люк поцеловал её в щёку.

— Извинись за меня перед Леей и всеми остальными.

— Сам извинишься, — она сжала его плечи. — А я, как всегда, буду с тобой рядом.

***

Падме стояла в гардеробной своих покоев, то и дело морщась от беспрерывного шума водопадов снаружи. Веер на её головном уборе чуть-чуть уберегал её от шума, но голова у неё всё равно раскалывалась.

Она уже довольно хорошо представляла, что наденет. Ей нужно было напомнить Набу, что она для них значит, что она для них сделала. Этой же цели послужит и её речь.

Как оскорбительно было вернуться на родную планету и подвергнуться такому обращению. Словно она была чужаком для тех, кому служила. Королева, которая считала её примером для подражания, изгнала её из её же дворца, а её собственная семья…

Падме сглотнула.

У неё была Пуджа. Скоро у неё будет и Люк. И Набу она тоже завоюет обратно. Вторжение ничего не принесёт, потому что здесь важнее всего было общественное мнение. Общение с народом Падме всегда хорошо давалось, и она слишком долго позволяла Набу ускользать от её пристального внимания.

Дорме как раз заканчивала работу над её платьем, когда у Падме зазвенел комлинк. Она нахмурилась — система не определила номер звонившего, но про эту частоту знали очень и очень немногие.

— На этом пока всё, Дорме, — с улыбкой сказала она. — Минутку, я отвечу.

— Конечно, миледи.

Стоило Дорме закрыть за собой дверь, как Падме приняла вызов. Перед ней возникла голограмма Мотие.

Она была одета в яркие одежды, как большая часть посетителей фестиваля. Падме узнала мост за её спиной, и этого ей оказалось достаточно, чтобы понять, зачем Мотие ей позвонила.

— Что Кеноби делает на Набу? — потребовала она.

Chapter 11: Какое яркое представление!

Люк поспешно переоделся. Они с Сабе специально подобрали такой наряд, в котором можно было как слиться с толпой, так и выделиться из неё: синий цвет не бросался в глаза, пусть даже на ткани и сияли серебряные нити; объёмные рукава на Набу носил каждый второй, но они придавали его силуэту необходимый объём — однако теперь, после их с Рио разговора, Люк задумался, будет ли этого достаточно. Не считают ли люди чего-то, чего он совсем не планировал говорить? Интересно, сколько скрытых посланий Амидалы он пропустил за всё их знакомство?

Но в целом, выбранный наряд и королевские цвета смотрелись на нём хорошо. Люк не отличался высоким ростом, поэтому одежда придавала ему дополнительный авторитет. Крупные серёжки, заметный макияж, чтобы лицо не выглядело слишком бледным, — и вот он выглядит как безупречный сенатор, вышедший к народу, чтобы говорить с ним.

Он почти закончил подкрашивать губы, когда в дверь постучали. Сабе впустила в покои одну из служанок Далраны, одетую в серебристое простое платье с капюшоном.

— Сенатор Наберрие, — сказала она. — Планы изменились. Императрица Амидала потребовала дать ей выступить с речью на церемонии.

Люк поджал губы:

— Ну, отказать ей мы явно не можем.

— Нет. Её Величество хочет, чтобы Императрицу представили именно вы, поскольку вы с ней лучше знакомы.

А ещё потому что Набу должна сблизиться с остальной галактикой, и Люк выступал в этих переговорах посредником. Если Амидала просто так вмешается в ход церемонии, ни о каких границах Набу говорить больше не придётся.

— Хорошо, представлю. До церемонии полчаса?

— Да.

— Я напишу речь. К началу церемонии она будет одобрена обеими сторонами. Встретимся уже там через пятнадцать минут.

— Спасибо, Сенатор, — девушка склонила голову. Люк ответил кивком. Дождавшись, пока за ней закроется дверь, он устало откинулся на спинку кресла.

— Крифф.

— Она с самого начала намеревалась так сделать, — сказала Сабе. Судя по голосу, она была в ярости, словно злилась на себя, потому что не смогла это предотвратить. Она тоже устало опёрлась на ярко раскрашенную стену за креслом Люка. — С самого начала она планировала попрать все разумные правила, чтобы заполучить полный контроль. Она всегда так поступает. Со стороны все её поступки всегда выглядят разумно — более того, и Империя в её речи получится самым здравомыслящим государством в галактике, — Сабе сглотнула. — Пятнадцать минут на речь? Я знаю, ты умеешь импровизировать, но…

Люк посмотрел на неё в зеркале.

— Да, она с самого начала намеревалась так сделать, — согласился он. — Поэтому представительная речь у меня уже готова.

Сабе изумлённо уставилась на него, а затем с облегчением выдохнула:

— Слава Ширайе. Можно посмотреть?

Люк протянул ей датапад:

— Я её уже выучил, не переживай.

Сабе пробежалась взглядом по тексту.

— Абсолютно безобидная, но при этом всё равно исполненная презрения речь. Отлично.

— Когда надо, я могу быть деликатным.

— Я вижу. В этом тексте ни единого честного слова.

Люк сглотнул.

— Это верно. Может, надо…

— Нет! — Сабе убрала датапад, когда он потянулся за ним. — Ничего не меняй. Обе стороны это согласуют, и праздник пройдёт так, как было задумано.

— А нам больше ничего и не нужно, — пробормотал Люк. Про Миллацветов и их планы он не задумывался, не хотел знать, какой хаос они могут сегодня устроить. Сабе ничего у него не спросила, а он не собирался лишний раз её тревожить.

— Вот именно.

Непрочного мира Люку было мало. Но сейчас не время спорить.

Он закончил с макияжем и поднялся. Стряхнул остатки румян с искусственной кожи протеза, заменявшего ему левую руку, и постучал по металлической пластине на запястье. Затем он вытянул руку. Сабе вернула ему датапад.

— Пойду согласую всё с Амидалой, — сказал Люк.

Пудже его речь очень понравилась. Хорошая, спокойная — её забудут сразу же, и он не затмит ни тех, кто будет говорить до него, ни тех, кто продолжит после. Его втиснули между двумя королевами, чтобы он затерялся в их тени, отвели исключительно второстепенную роль.

Его всё устраивало. Кроме лжи.

— Это такая хорошая возможность! — сказала Пуджа, взяв его под руку. Они вышли из прихожей покоев Императрицы. — Теперь, к счастью, у нас с Набу будут куда более близкие отношения.

— Более близкие?

— Разумеется. Если её Величество выступит на Фестивале Света, вместе со всеми уважит набуанские традиции и установит отношения с набуанскими политиками, например, с тобой и королевой, у нас появится больше поводов союзничать. Может, мы даже сможем расширить свой контингент на планете.

— Многие жители Набу этого не хотят, Пуджа.

Она напряглась и отпустила его руку:

— И ты тоже?

— Я всегда открыто об этом говорил.

— В твоей речи об этом ни слова. Я думала, ты начинаешь понимать… все эти разговоры про мир, про объединение…

Вздохнув, Люк окинул коридор быстрым взглядом. Он терпеть не мог это крыло дворца: водопады шумели так громко, что даже думать было трудно. Не зря именно у водопадов герои набуанской литературы назначали тайные страстные встречи и принимали бездумные решения.

— Я хочу мира. А Империя его уже неоднократно нарушала.

— На Набу никто ничего не нарушит.

— Нет. Но само её присутствие станет крайне удобным поводом для войны. Даже сейчас, пока вы все здесь, обстановка достаточно напряжённая. Я не хочу раздувать это пламя.

— Хочешь, — сказала Пуджа. — Ты терпеть не можешь обман.

— Мы говорим не про коррупцию и не про внутренние дрязги. Планету буквально разорвёт на части.

— Она уже разорвана, — прохладно ответила Пуджа. — Для меня это было очевидно с тех пор, как Императрица пришла к власти. Вы с Далраной не сможете вечно отмалчиваться. Чью сторону ты выберешь?

Люк невесело улыбнулся, хотя каждое слово отозвалось в нём болью:

— Я уже сделал этот выбор, Пуджа. И ты сама это знаешь. Я просто крайне осторожно об этом говорю.

Пуджа отшатнулась от него. Что она себе успела надумать? Что Люк своими осторожными высказываниями пытался найти компромисс с их имперскими взглядами? Что он «вот-вот одумается»?

Распространённая ошибка. Очень часто компромисс действительно означал смирение.

— Увидимся на церемонии, — сказал он и забрал датапад.

— Буду ждать с нетерпением, — ответила Пуджа с едва уловимой горечью.

***

Обычно речи читались на Палас Плаза, чтобы сотни посетителей ярмарки могли стать их слушателями. В этом году королева Далрана, в яром стремлении обеспечить безопасность Императрицы, приказала перенести мероприятие на площадку, которую не использовали с тех пор, как к Набу под угрозой покушения обращался канцлер Палпатин. Это была небольшая ротонда рядом с Дворцом, стоявшая на возвышении, из которой был виден практически весь Тид. К ней вело сразу несколько лестниц с разных этажей дворца и с улицы далеко внизу, каждую патрулировали красные стражи и сотрудники службы безопасности. Ротонду окружали многочисленные балконы, все они тоже находились под наблюдением. Когда Люк ступил под куполообразную крышу, он заметил, что балконы уже полнились людьми, которые отчаянно пытались разглядеть происходящее.

Обращение должны были транслировать по галанету, чтобы скрасить народное разочарование от закрытого приёма. Голоэкраны были расставлены в Тиде на каждом углу, как и специально обученные добровольцы, на случай если ситуация выйдет из-под контроля. Люк бросил взгляд на летающие вокруг ротонды голокамеры — такие же летали в Сенате, улавливая каждую тень эмоции на лицах присутствующих, которые потом подробно разбирали политические аналитики.

Люк занял своё место в переднем ряду, позади него тоже постепенно рассаживались люди. Ротонда имела форму амфитеатра, поэтому он сидел ниже всех, но ему открывался самый лучший вид. Кроме того, всё равно через несколько минут ему нужно будет выйти на сцену. Всем, кто должен был выступать во время церемонии, были отведены места как можно ближе к трибуне с микрофонами, чтобы во время мероприятия не возникало неловких пауз.

Когда в ротонду ступила Амидала со своей свитой, все поднялись на ноги. Вспомнив свой разговор с Рио, Люк бросил было взгляд на её платье, но на Императрице был длинный розовый плащ, поэтому пока что он ничего не сумел разглядеть. Вслед за ней шли служанки, среди них и Пуджа, одетые, как всегда, в фиолетовое. Сейчас они опустили капюшоны, подставив коричневые волосы утреннему солнцу.

Стоило войти Далране с её служанками, как все собравшиеся представители разразились аплодисментами. Даже гунганы, которые разрывались между преданностью Империи и презрением к ней же, и те не остались в стороне. Люк краем глаза взглянул на Амидалу, но на её лице не было ничего, кроме безмятежности. Он вдруг понял, что на ней даже почти не было косметики. По сравнению с Далраной или с ним самим она была едва заметно накрашена. Это такой укол в адрес их масок?..

Люк потряс головой. Не самое подходящее время об этом слишком глубоко задумываться. Вместо этого он заметил, как скривилась в отвращении Пуджа — а затем их взгляды встретились, и она заметила, что он её заметил. Он вздохнул.

Он обязательно придумает, как переубедить сестру. Ему просто нужно время.

Все шепотки стихли, стоило Далране подняться на трибуну. Смолкли даже восторженные крики собравшейся внизу толпы. Прочистив горло, королева заговорила:

— Жители Набу, — обратилась она, — почтенные гости. Восемьсот семьдесят лет назад Набу стала частью Республики. Уже будучи сильным, межгалактическим демократическим государством, они предложили нам поддержку, с помощью которой мы смогли оправиться от боли, которую нанесла нам тираническая монархия, и взрастить многолетнюю демократию, которая радует нас по сей день.

Люк не удержался от улыбки, пусть и не понимая пока, к чему она клонит. Он повернулся посмотреть на стоявшую за ним Сабе — и нашёл её за спинами сопровождающих Босса Ниссила. Она выглядела задумчивой.

— Но теперь Республика мертва. Она умирала мучительной смертью, изуродованная коррупцией, корыстью и жаждой власти отдельно взятых людей. Всё, что у нас осталось от неё — это те уроки, которые она в своё время преподала Набу, и то, что мы можем из них извлечь в будущем. Мы — то, что осталось от великой идеи, и мы будем беречь это наследие, пока жива наша демократия. Тем не менее, — продолжила она, — эта великолепная Республика не была безупречной. Она соединила узами дружбы самые дальние уголки космоса. Неважно, разделяли ли нас миля, парсек или половина галактики — мы могли встретиться друг с другом на полпути. Мы могли выстраивать связи, отношения. И в этих отношениях мы могли формировать симбиоз. Та гармония, которую несёт в себе Набу, которая существует между людьми и гунганами, — лишь одно из немногих чудес, что породила Ресублика, — она кивнула Боссу Ниссилу. — Но увы, это не значит, что её долгое существование принесло с собой лишь хорошее и ничего плохого. Многие из вас застали оккупацию Набу. Императрица Амидала, стоящая сейчас рядом со мной, сражалась за нашу свободу потом и кровью. А многие из тех, кто не смог удачно добраться до Корусанта, отдали за неё свои жизни.

Люк стиснул зубы — укол получился изящный, но заметный. Некоторые из служанок Амидалы посмотрели на королеву с нескрываемой яростью, однако Амидала осталась безмятежной.

— Торговая Федерация пришла к власти исключительно благодаря тому, что всеми силами взращивала эти связи. Они упорядочивали торговлю между планетами тем, что насаждали собственные правила, которых мы обязывались придерживаться, и были беспощадны к тем, кто не мог подчиняться их законам. Таким образом они сами обеспечивали продажу сначала предметов роскоши, а потом и повседневных благ, получая с этого чистую прибыль. Ведь, позвольте спросить вас, что происходит, когда наши политики и деловые партнёры начинают думать о кредитах, которые могут получить от других планет, нежели чем о людях, которые живут на их собственной? Что происходит, когда нам приходится отказываться от нашей индивидуальности, от наших интересов, чтобы стать частью большого галактического правительства под флагами одного государства? В такие моменты очень легко забыть, кто избрал нас нести нашу службу и перед кем мы эту службу несём.

— Эта мысль, — продолжала Далрана, — не даёт мне покоя, когда я думаю об отношениях Набу и Империи. Будучи куда более авторитарным наследником Республики, она ежедневно подвергает себя этому риску. Многие миры процветают при имперском правлении. Но для многих из них это правление обернулось кошмаром. Такова галактическая политика — в ней есть место как взлётам, так и падениям. Не позволяя Набу стать частью имперской системы, мы сотрудничаем с ними на своих условиях и представляем интересы нашего народа на более личном уровне. Мы не проявляем неуважение, напротив, мы любим Империю за то, что она хранит нас от войны и хаоса. Напротив, мы понимаем, что у нас есть возможность преследовать наши интересы другим путём.

Далрана вскинула подбородок.

— Галактика огромна. Но у нас есть наш дом. У нас есть наша демократия и та политическая система, которую мы приняли много веков назад и которую с тех пор развили, чтобы она служила нам. Работает ли эта система в масштабах всей галактики, что Её Величество Амидала отрицает, — она с вызовом взглянула на Императрицу, — нам неважно. Она работает здесь. Вот главный урок, который мы получили от Республики, ставшей жертвой собственной апатии — верьте в демократию. Не забывайте о демократии, — она сделала паузу, прежде чем закончить: — Иначе вы можете её потерять.

Срок Далраны подходит к концу, подумал Люк, выборы новой королевы состоятся уже совсем скоро, и вот-вот должна начаться избирательная компания, хотя до самих выборов оставалось ещё минимум несколько недель.

Это было не обращение, а последняя мольба.

— И я почту за честь открыть свой четвёртый и последний Фестиваль Света как ваша королева, — сказала она. — Я смею надеяться, что хорошо послужила вам. И я передаю вас сенатору Люку Наберрие, который, если моя преемница не решит иначе, будет служить вам ещё долгие годы.

Королева склонила голову, и ротонда взорвалась аплодисментами. Крики в её поддержку звучали громче любых редких проклятий. Люк кричал вместе со всеми, не жалея голоса.

Когда он сам поднялся на подиум, голос его прозвучал сипло. Он прочистил горло:

— Мои извинения, — начал он. — Я, кажется, немного увлёкся, поддерживая нашу королеву.

Толпа отозвалась смехом. Люк с улыбкой заметил, как закатила глаза Сабе.

— Возможность служить вам в качестве сенатора стала для меня неожиданностью и большой честью. Несмотря на то, что это нелёгкая работа, я с радостью принял её ради вашего благополучия.

Он посмотрел на лежащий перед ним текст. Он знал его наизусть, но сейчас собственная речь казалась ему пустышкой.

Он принял ужасное решение.

— Предшественнице Империи, Республике, Набу обязана своим сегодняшним обличьем, — сказал он. — Политические циклы сменяют друг друга, галактическая политика подобна океану — она не знает покоя. Это означает, что Империя должна брать пример с Набу, многое вынесшей из своего республиканского прошлого, и не закрывать глаза на свою историю.

Амидала не сводила с него глаз. Она видела черновик его речи, она знала, что он не это должен сейчас говорить. Люк глубоко вздохнул и подтвердил её опасения:

— Бой, который Набу ведёт за демократию, продолжается и сегодня. За последние пятьдесят лет трое наших видных политиков отступили от наших принципов — несомненно потому, что посчитали такой путь верным. Это лишь одно из многих доказательств, как важно продолжать нашу борьбу. Демократия — не просто часть нашего наследия, это то, что должно быть частью нашего будущего, как вы неустанно показываете на каждых выборах. Королева Далрана считает, что мы должны сосредоточить наше внимание на вас — на том, чтобы сделать вашу жизнь, жизнь наших граждан, безупречной. И вы уже неоднократно говорили нам, как именно нам стоит поступать, пользуясь данной вам политической свободой выбора. Те, кого вы выбираете, должны работать больше и усерднее ради вашего блага, потому что мы все заслуживаем лучшего. И каждый день мы можем совершать шаги по направлению к этому идеалу.

— Свободное участие в демократических системах — вот наш выбор. Мы не стали вмешиваться, когда от этой системы отказалась остальная галактика, когда от неё отказались даже наши политики. — Пуджа вздрогнула, будто он её ударил. Люк совсем не чувствовал себя виноватым. — Вот, за что я сражаюсь в Сенате. Поскольку наше прошлое залито кровью. Наше — Набу, Империи, всей галактики! Пусть сейчас мы живём гораздо лучше, чем когда царил хаос Войны клонов, нам предстоит ещё долгий путь.

— Я выражал свою обеспокоенность как по поводу военных преступлений, совершённых во время реализации проекта Внешнего Кольца, особенно на таких планетах, как Татуин, и на других, ей подобных, так и по поводу тысячи других правонарушений. Я не верю, что именно такие идеалы проповедует Империя, и считаю, что мы можем изменить ситуацию к лучшему. Да, Империя принесла относительный мир и стабильность, которые она пообещала галактике, но на этом работа не заканчивается.

— Так что, боюсь, мы должны попросить большего от правителей, прослуживших нам столько лет, — он посмотрел на Амидалу. — Свободы. Ответственности. Права участвовать в большой политике. И с этим я представляю вам Императрицу Галактической Империи Амидалу, кого я прошу лишь об одном — слушать. Слушать не только меня, но всю ту какофонию голосов и сердец, которым она служит. Если мы не сможем выстроить этот диалог, мы никогда не будем знать мира. Ни разум наш, ни сердца не будут знать покоя, — он коснулся своей щеки, — и уж тем более его не будут знать поля боя, залитые кровью.

Сабе не сводила с него глаз. По её щекам текли слёзы.

Люк отступил от кафедры и вежливым жестом предложил Амидале занять его место. Он представлял себе, как после такой речи на него будет смотреть как сама Императрица, так и её свита, но он никак не ожидал веселья. Амидала вышла на сцену, а он вернулся на своё место.

— Благодарю вас, сенатор Наберрие, — сказала она. — Какое яркое представление! — Люк немедленно возненавидел её оживлённый восторг. — И я уверяю и вас, и Сенатора, что его неутомимая работа в Сенате не осталась незамеченной.

Поморщившись, Люк, тем не менее, кратко зааплодировал вместе со всеми. Как только стихли хлопки, Амидала расстегнула свой розовый плащ, сняла его с плеч и передала стоявшей слева служанке.

Люк уставился на неё, не в силах отвести глаз.

Даже без Рио и её лекций про императорский гардероб он бы догадался, что означал этот наряд. У платья был жёсткий корсет, сочетавшийся с низким округлым вырезом, на его белоснежной ткани был вышит символ Набу. Волосы Амидала собрала в пять небольших пучков, напоминавших лепестки лотоса — очевидный намёк.

Платье было почти полной копией того, которое она надела на парад в честь победы над Торговой Федерацией, — этот её королевский образ был выжжен в памяти любого набуанца. Ключевое слово — почти.

Начиная от кончиков её перчаток и до самого подола ткань платья из белоснежной переходила в насыщенный, тёмный красный. Вместо тюлевого шарфа, который был частью оригинального платья, Амидала укрыла плечи длинной алой фатой, прикреплённой к её короне из тёмного железа.

Она выглядела как королева, прошедшая сквозь реку крови.

Не он один был заворожён нарядом Императрицы. По рядам гостей побежали шепотки, которые тут же оборвали служанки Далраны. Амидала, казалось, наслаждалась всеобщим оцепенением: она дождалась, пока вновь воцарится тишина, и лишь затем начала свою речь:

— Совсем немногое я могу добавить к тем замечательным речам, которые мы услышали сегодня, и, кроме того, я не желаю тратить ваше время, — сказала она. — Ярое стремление сенатора Наберрие служить Набу и жителям галактики, желание королевы Далраны любой ценой защитить нашу планету… вместе, они воплощают всё, что я стремилась делать те тридцать лет, которые посвятила служению вам.

Собравшиеся в ротонде дипломаты никак не могли позволить себе неодобрительно зашипеть, но Люку показалось, что он услышал недовольный ропот толпы далеко внизу. Он смолк почти сразу же — возможно, деэскалаторам и делать ничего не пришлось.

— За эти годы неоднократно проливалась кровь, — продолжила Амидала, стиснув кулаки, — удачный жест, призванный привлечь внимание к её рукам и к кроваво-алой ткани перчаток. — Вторжение Торговой Федерации, Войны Клонов, борьба против тирании Восстания — мы потеряли очень многих наших соотечественников. Каждый из нас чем-то пожертвовал, чтобы сберечь свои идеи надёжного, безопасного общества. И среди нас есть многие, кто продолжает приносить эти жертвы и сегодня, каждый день, — сотрудники службы безопасности, парламентарии, все, кто борется против чумы Восстания — я склоняю голову перед вашим мужеством.

— На протяжении этого долгого путешествия я ни на секунду не прекращала думать о Набу. Даже когда мне приходилось действовать более глобально, я всегда ставила свою родину превыше всего остального. Когда я служила сенатором, я стремилась уберечь нас от любых бед, обеспечить нам близкие отношения с большой галактикой и процветание, насколько это было возможно, и сделать жизнь наших граждан спокойной и счастливой. И пусть меня огорчают слова королевы Далраны о том, что обстоятельства вынуждают её пожертвовать этим счастьем и благосостоянием, чтобы обеспечить безопасность Набу, даже под бдительной защитой Империи… Я, тем не менее, уважаю её решение.

Люк моргнул. Амидала взглянула на Далрану с хитрой улыбкой и склонила голову. На фоне королевы Набу её платье казалось не таким роскошным, как его изначальная версия, но Императрице больше не нужен был её наряд — публика и так ловила каждое её слово.

Королева Далрана молча склонила голову в ответ.

— Набу всегда знала, что ей нужно. Я испытываю невероятную гордость, когда вспоминаю, чего нам удалось достичь за прошедшие десятилетия, — и ни в коем случае не смею преуменьшать значение аутентичности набуанской культуры. Слишком велика наша общая любовь к нашей родине. Границы моей Империи широки, но в первую очередь мы обращаем наш взгляд на те планеты, которые нуждаются в нашей помощи. Среди них и упомянутый сенатором Наберрие Татуин — планета, измученная войной, которую мы планируем защищать. Набу не нуждается в нашей помощи, поэтому мы не станем вмешиваться в её жизнь в большей степени, чем нужно, — этому вы обязаны своей независимостью.

— Но не сомневайтесь, — Императрица широко улыбнулась. — Если Набу когда-нибудь потребуется наша помощь, уверяю, вы её получите. Всё, что может предложить любая из планет и звёзд Империи, я передам в ваше распоряжение, чтобы принести мир и справедливость этой планете, — Амидала сложила руки вместе. — По первой вашей просьбе.

Ротонда взорвалась аплодисментами ещё до того, как Люк понял, что речь подошла к концу, и он поспешно зааплодировал вместе со всеми. Он окинул взглядом собравшихся — Пуджа больше не прожигала в нём дырку, а улыбалась Амидале и кричала вместе с остальными. Амидала с императорской благосклонностью принимала обращенные к ней рукоплескания. Далрана смотрела перед собой, её лицо не выражало ничего.

Наткнувшись взглядом на Сабе, Люк понял, что она в ярости. Ему стало не по себе.

Он чувствовал эту тревогу в криках, долетавших до них с площади. Ощущал её в сердцах собравшихся в ротонде дипломатов. Набу балансировала на краю пропасти, на дне которой её поджидали подводные твари и раскалённая плазма.

В какую же сторону рухнет их мир?

***

— Ты импровизировал, — напустилась на него Сабе, стоило им переступить порог его покоев.

Люк ничего не ответил и прошагал прямиком в спальню. Короткий приём после речей изрядно его утомил.

— Я не люблю лгать.

— А Империя не любит оппозиционеров!

— Возразить им — значит, остаться верным своим принципам.

— А ещё это отличный способ остаться без головы!

— Это меня всё равно не остановит, Сабе!

Вздохнув, Сабе тоже зашла в его спальню и опустилась на кровать.

— Я знаю, — сказала она. — И это была просто замечательная речь.

— Амидала и бровью не повела. Если она не жаждет моей крови, то всё в порядке.

— Мне кажется, ты недооцениваешь её последователей — и их обострённое чувство справедливости.

Люк занял себя изучением своего гардероба, но ради этого отвлёкся:

— Обострённое чувство… — он развернулся к Сабе. — Что-то случилось?

— Волонтёры не справились с деэскалацией. Что Далрана, что Амидала своими речами породили среди слушателей серьёзные столкновения.

— И моей, — Люк оставил вещи в покое и плюхнулся на кровать рядом с ней, мёртвой хваткой вцепившись в свои колени. — Я там тоже наговорил.

— Ты призывал действовать, а не драться.

— Думаешь, людям есть дело до таких тонкостей?

Фыркнув, Сабе взъерошила ему волосы:

— Это я тебя этому научила.

— А я послушал. Я виноват в этом в той же степени, что и они.

— На мой взгляд, в беспорядках виноваты те, кто позволяет себе нападать на своих оппонентов и убивать их.

Люку подурнело.

— Убивать?

— Да, — Сабе отвернулась. — Двое из отряда деэскалации найдены мёртвыми. И ещё один мальчик — судя по всему, амидалец.

Люк вспомнил, какой пёстрой и радостной была ярмарка сегодняшним утром. Теперь Фестиваль Света будет навеки запачкан кровью — как волонтёров, так и набуанских патриотов.

— Такое случалось и раньше, Люк, — заметила Сабе. — Демократия — дело непростое. Десять лет назад на Фестивале убили имперского посла.

— Во время беспорядков всегда умирают люди.

— Да, — Сабе поджала губы. — И ты в этом не виноват. В прошлом такие речи — в которых говорящий просто высказывает своё честное мнение — никогда не привели бы к такому раздору.

— Правда? Я думал, именно из-за моих убеждений Далрана и захотела отослать меня с Набу.

— Она захотела отослать тебя с Набу, потому что ты постоянно задавал неудобные вопросы — как ей и её правительству, так и своим оппонентам. Но жители Набу знают, кто ты и во что ты веришь, и единственный, кто до сей поры оказывался из-за этого в опасности — это ты сам. Как из-за Империи, так и из-за своих противников, — Сабе мягко взяла его за подбородок. — Ты не виноват ни в чём из того, что произошло сегодня.

— Но что тогда изменилось?

— А ты как думаешь? Амидала вернулась. Её слова — её оружие. Не бери на себя вину за эти беспорядки — она спровоцировала их намеренно. И справилась просто на ура.

Люк кивнул:

— Если её появление приведёт к масштабным уличным столкновеиям, у неё появится повод установить контроль над планетой.

Сабе уставилась на него.

— Я об этом даже не подумала.

— Не подумала?..

— Нет! Я… — она выругалась. — Я думала только о её жестокости. Не о мотивах.

— Ты правда всегда ждёшь от неё только худшего, — понял Люк.

— А от неё, по-твоему, можно ждать хоть чего-то другого?

— Думаешь, она могла безо всякой причины спровоцировать уличные бои? С потерями среди гражданских?

— Чтобы доказать свою правоту? Возможно. Я… — Сабе спрятала лицо в ладонях. — Я уже не знаю, чего от неё ожидать. Лучше сразу предположить, что она абсолютное зло, и не разочаровываться лишний раз.

— Думаю, ты в любом случае будешь расстраиваться.

— Прекрати паясничать, — Сабе подняла голову. — Но если она воспользуется собственными речами, чтобы усилить хватку…

— Или устроить вторжение, — тихо добавил Люк.

— Она на это не пойдёт.

— На Татуине — пошла.

— Татуин уничтожил Вейдер. Она… — Сабе осеклась, осознав, что делает, и резко замолчала. — …Такое решение попортит ей репутацию. Она любит Набу.

— То есть, она уже не абсолютное зло? — спросил Люк.

Сабе покачала головой. Люк запоздало заметил, что у неё в глазах слёзы.

— Я не знаю, — прошептала она. — Я теперь совсем её не знаю. Я не знаю, чего от неё можно ожидать, как далеко она готова зайти, я даже не знаю, чего она вообще хочет.

Люк сглотнул.

— Прости. Мне не стоило давить.

Сабе снова покачала головой, но затем молча кивнула. Люк не понял, что она хотела этим сказать, но не стал дальше расспрашивать.

— Пойду переоденусь, — тихо сказал он. Они и так задержались с речами, а потом потеряли ещё больше времени, успокаивая народ. Люк в кои-то веки был рад, что Пуджа на него злилась, потому что расшаркиваться с Амидаловской свитой, а особенно с сестрой, у него не было никакого желания. — Если по беспорядкам будут новости, позови меня.

— Пока что всё спокойно, — негромко ответила Сабе. — Штурмовики угомонили толпу. Но ярмарку разгромили, а ларёк, продававший бижутерию в виде миллацветов, сожгли.

У Люка похолодело на душе. Добрая продавщица — её эскизы — и серёжки, которые она продала…

Которые она продала Рио.

Он немедленно написал сестре. Звонить Люк опасался, хотя решил, что если через пару минут не получит ответа, то он примется названивать, и к сарлакку последствия, поэтому пока что ограничился перепуганным сообщением. К счастью, Рио ответила почти сразу же.

У наших всё в порядке. Мы вернулись домой до начала беспорядков. У тебя всё хорошо?

Порядок, ответил Люк и, наконец, выдохнул.

— У Рио всё хорошо, остальные тоже в порядке, — сказал он. — Ладно, я… пойду всё-таки переоденусь. Уже сильно за полдень. А мы ещё не обедали. Заказать тебе что-нибудь с кухни?

— Нет, — Сабе поймала его за ладонь. — Спасибо.

Люк на мгновение сжал её пальцы и отпустил.

***

На случай, если она передумает, Люк всё равно попросил кухню прислать в покои еду. В конце концов, Сабе никогда не откажется от тостов хлеба пяти бутонов с маслом. Себе он заказал простых бутербродов, которые съел побыстрее, чтобы приступить к сборам. Свой вечерний наряд он разложил на кресле: отутюженные тёмные брюки, сверху сюртук нейтрального тёмно-жёлтого оттенка, как бы ни возмущалась Рио. Он задумался было, что о его выборе могут подумать окружающие, но затем решил, что ему всё равно.

И всё-таки, рукава он подвернул — так, чтобы спрятать красные цветы на запонках. Они слишком напоминали капельки крови. С красной вышивкой между и вокруг пуговиц он ничего сделать не мог, как и с расшитым подолом и воротничком, но хотя бы на руках никаких узоров не было.

Зеркало на его туалетном столике немного съехало. Люк успел стереть половину макияжа, прежде чем это бросилось ему в глаза. Он поправил зеркало так, чтобы видеть всё лицо. Шрам выглядел уродливо неестественно, как и всегда. Люк поморщился от этого зрелища, и его изувеченная щека дёрнулась с этим жестом.

То, что дверь вот-вот откроется, он почувствовал за мгновение до характерного свиста. Люк как раз снова поправил зеркало, когда в комнату ступил Вейдер.

Он чудом удержал лицо:

— Лорд Вейдер? — но голос всё равно прозвучал напряжённо. — Разве вы не должны помогать солдатам устранить беспорядки?

— Уже. Разве ты не помнишь, что мне пришлось уйти с приёма до его окончания?

— Помню. Я подумал, что вам просто опостылело общество политиков.

— И это тоже, — признал Вейдер.

Люк сердито уставился на него в зеркале:

— Значит, все эти смерти — ваших рук дело?

— Нет. Протестующие и сами прекрасно справляются с убийством себе подобных, — Вейдер помолчал. — Откуда такая уверенность в якобы снедающей меня жажде крови?

— Вас это удивляет?

— Я не знал, что ты настолько сильно меня ненавидишь. Хотя, возможно, из нашего вчерашнего разговора это должно было стать более очевидным.

— Да. Должно было, — Люк смочил очередной ватный диск мицеллярной водой и принялся смывать макияж с правой щеки. — На первом же заседании Сената, в котором я участвовал, я обвинил вас в совершении военных преступлений.

— Это можно было легко списать на обострённое чувство справедливости.

— Обострённое?.. — Люк глубоко вздохнул. — Вы хоть представляете, сколько страданий принесли галактике? Как я могу испытывать к вам что-то, кроме ненависти?

Вейдер склонил голову, уставившись ему в спину. Люк упрямо не смотрел на него в зеркале.

— Ты говоришь о Татуине.

— И об осадах на Внешнем Кольце. И о других ваших военных походах, не менее ужасных.

— Я не подозревал, что эта планета имеет для кого-то особую значимость.

Ну всё. Люк не выдержал — рассмеялся холодным, жёстким смехом.

— Конечно, — почти огрызнулся он в ответ. — Откуда уж вам.

Вейдер примиряюще поднял руку:

— Мы уже выяснили, что я знаю, что ты оттуда родом.

— И что, вы думали, стоит мне улететь с Татуина, как мне сразу станет на него наплевать? — каждое его слово резало хуже ножа. Люк не знал, что на него нашло, но останавливаться не собирался. Сегодня погибли люди. Сабе плакала. Его самого всё ещё била дрожь.

— Именно. Сколько тебе было лет, когда ты оказался на Набу?

Люк стиснул мокрые салфетки в кулаке.

— Я был одним из детей, спасённых с планеты благодаря программе Помощи Внешнему кольцу, десять лет назад. Её — вдруг вы не слышали — специально создали, чтобы у людей был шанс спастись из того ужаса, который вы устроили.

— Ты улетел один?

— Естественно.

— Без семьи?

— У них там ферма. Они желали мне самого лучшего, поэтому отослали с Татуина. Но они бы никогда не бросили свой дом, остались бы там до последнего. А теперь их нет — из-за тебя.

— Из-за меня? — Вейдер сделал было шаг вперёд, но остановился, когда Люк пронзил его ненавидящим взглядом. — Они умерли десять лет назад?

— Нет. Они были стойкие. Осторожные. И везучие, — Люк потряс головой. — Они смогли пережить эти десять лет. Потом ты увёл войска. Они начали потихоньку отстраиваться — и они были так счастливы!.. Да, после твоих войск им остались лишь дюны стекла, воды было совсем мало, но они были живы. Они могли жить дальше. А потом ты вернулся. Опять. Сколько — шесть месяцев назад? Теперь ты даже хаттами прикрыться не можешь, нет, теперь ты явился просто бомбить гражданских, которые просто пытались жить мирной жизнью на своих обломках!

— Они собирались организовать повстанческую ячейку.

— Нет, они собирались организовать хоть какое-то общество из тех, кого ты не добил в первый раз! Я же видел, видел, как им с каждым сообщением становилось всё страшнее и страшнее! — Люк перешёл на крик. Он надеялся, что Сабе вышла на улицу, чтобы успокоиться, и не примчится в комнату с минуты на минуту. — А теперь они совсем пропали, — он стиснул челюсти. — И если они мертвы, то их кровь на твоих руках.

Вейдер снова шагнул вперёд, на этот раз полностью проигнорировав Люка и его сердитые взгляды.

— Как их звали?

— Убирайся из моей комнаты.

— Скажи мне, как их звали. Я их найду, — его голос был полон какого-то нелепого энтузиазма, будто больше ему ничего и не нужно было знать. — Как их зовут? И как звали тебя?

Оуэн Ларс. Беру Уайтсан-Ларс.

Люк Скайуокер.

— Поди ты к сарлакку, — сказал он. — Мне от тебя ничего не нужно. Хватит им войны — я не напущу на них очередного монстра.

Скайуокер.

Если Вейдер хотел знать…

Если Оби-Ван был прав, если Вейдер правда подозревал, что его отец был джедаем…

— Как хочешь, — отступил Вейдер. — Надеюсь, в отсутствие хаттов им живётся получше.

— Трудно наслаждаться жизнью в полумёртвом состоянии, — Люк покачал головой. — Это твоё оправдание? Вся эта резня — из-за хаттов?

— Я поклялся, что однажды вернусь на Татуин и освобожу рабов, и я это сделал.

— И сколько рабов погибли в том же пламени, что и их хозяева?

— Они свободны.

Люку подурнело.

— А жизнь разумного существа для тебя совсем ничего не значит, да? — спросил он. — На Татуине много кто жил. Да, не все добрые, не все хорошие, но это же не значит, что там вообще не было хороших людей. Хороших людей, которые любили эту планету, что бы ты о ней ни думал.

— Если бы я повстречал хоть одного такого, — напряжённо сказал Вейдер.

— Если бы ты пошёл каким угодно путём, кроме этого, — ответил Люк. — Но, возможно, ничего кроме насилия ты просто не знаешь.

— Я найду твою семью, если ты этого хочешь, Люк. Но не надо читать мне нотации о моральности моих решений.

— Не стану, — огрызнулся Люк в ответ. — Прочту лучше об аморальности.

Вейдер наставил на него палец.

— Ты, юноша, на своей ферме не имел ни малейшего представления о том, что творили хатты. И если бы повстанцы уничтожили имперскую базу, то страдания народа возросли бы стократ!

Люк шарахнул кулаком по туалетному столику.

— А ты, похоже, не имеешь ни малейшего представления, какое страдание навлекаешь сам!

— Можешь быть уверен, раньше было гораздо хуже!

Люк с присвистом глотнул воздуха. Затем он вскочил на ноги, оттолкнув стул с такой силой, что перевернул его, и подлетел к Вейдеру.

Тот повернулся посмотреть ему в лицо — и застыл.

Он смотрел на его левую щёку.

— Хуже? — прошипел Люк. — Я видел, как от ожогов умирали дети, как умирали целые семьи, потому что им нечего было пить, потому что ты выжег из атмосферы всю влагу. Каждый день — месяцами — я видел только кровь, смерть и взрывы. Ферма моего лучшего друга была уничтожена случайным попаданием одной из твоих бомб. Его родители погибли на месте, он сам чудом спасся, а я сам просто легко отделался.

Подняв левую руку, Люк тряхнул запястьем. Панель протеза отскочила в сторону, открывая провода под кожей.

Вейдер уставился на его руку, сжимая и разжимая кулак.

— Предположим, ты найдёшь мою семью, — сказал Люк, — сможешь ли ты найти родителей моего друга? Мою руку где-то в глубинах Дюнного моря? Все потерянные, заблудшие души — сможешь ли ты найти их и вернуть их домой?

Вейдер молчал целую вечность.

— Ты был ранен, — наконец сказал он.

— Я чуть не погиб. И если бы не наши добросердечные соседи и не программа помощи Кольцу, то я бы не выжил.

Вейдер отступил ещё на шаг, но Люку уже был всё равно. Он отвернулся.

— Да, я вас ненавижу. Я буду с вами работать. Я буду работать с вашей женой. Но я вас ненавижу, — Люк снова сел за столик. — Уходите. Мне всё ещё нужно приготовиться к вечеру.

Смолчав с мгновение, Вейдер всё же отступил. Уже у двери он остановился в последний раз:

— Я не знал, — сказал он. Скорее всего, неуверенно, но из-за вокодера даже эти слова прозвучали как обвинение.

И Люк ответил тем же:

— А я думаю, что всё вы знали, — он нанёс на щёку консилер лёгкими, быстрыми движениями. Всего за несколько секунд от его шрама не осталось и следа. — Вам просто было всё равно.

Chapter 12: Все оступаются

Сабе действительно вышла через запасной выход, чтобы прогуляться по саду и успокоиться. Когда она вернулась, Люк не стал рассказывать ей о своём разговоре с Вейдером. Ему не хотелось ещё сильнее её тревожить, особенно пока она безуспешно пыталась уложить ему волосы.

— Надо мне что-то из своего достать, — сказала она. — Ты слишком давно не стригся, в принципе, я могу…

Люк поймал её за запястье:

— Знаешь, я думаю, мне так больше нравится.

— Лохматым ходить нравится?

— Ага.

Даже покачав головой, Сабе всё равно не удержалась от улыбки:

— Тебе идёт. Но я не уверена, что на мероприятии такая причёска будет уместной.

— Можем попробовать чуть-чуть освежить образ, — Люк коснулся пальцами макушки. — Заплетём тут косичку, потуже?

Сабе окинула его придирчивым взглядом:

— А остальные волосы оставим распущенными?

— Например.

Потратив ещё несколько секунд на изучение его волос, Сабе кивнула и принялась за работу. На Татуине он, бывало, обрастал по шею и ходил так, но на Набу народ предпочитал либо отращивать длину, чтобы заплетать косы, либо наоборот поддерживал короткую изящную стрижку. Лишь по слепой удаче Люк задержался с очередным визитом в парикмахерскую.

Сейчас волосы отрасли достаточно, чтобы из них получились две косички, уходившие от висков к затылку, где Сабе сплела их в одну, обернув её вокруг макушки.

— Ты так раньше никогда не ходил, — задумалась Сабе вслух. — Люди подумают, ты берёшь пример с Леи.

Но Лея заплетала волосы совсем иначе. Люк вспомнил тётю Беру и те редкие голограммы, снятые, когда она была в его возрасте. Она тоже убирала волосы с лица в светлую косу, пока они не поседели и не истончились спустя десятилетия, прожитые в жаркой пустыне.

— Пускай, — сказал он.

***

Вечерний приём давали в Большом Зале дворца. Расположенный на самом краю дворца, он скорее напоминал элегантный просторный бельведер под открытым звёздным небом. Он располагался лишь парой этажей выше тронного зала и начинался сразу от последней ступени центральной лестницы, выходя другим краем на открытый балкон, с которого открывался вид на не утихающие уличные празднования. Лишь случайные синеватые блики выдавали щиты, окружавшие балкон.

Прислуга ходила среди гостей, предлагая напитки или закуски. Вместо холодного искусственного света зал освещали аккуратные стеклянные лампы, развешанные на стенах и горевшие приятным бело-золотым светом, словно светлячки в творениях стеклодува. Свет производили локапы — растения, которые, насколько Люку было известно, использовали гунганы, чтобы собирать и стабилизировать плазму из недр планеты. Эта технология была одним из множества изобретений, которые появились на свет благодаря глубочайшему сотрудничеству между учёными-набуанцами и их коллегами из народа гунганов.

Люк вошёл в зал один, никем не сопровождаемый, и быстро слился с толпой. За счёт предзакатного освещения, создаваемого локапами, даже обычно яркие цвета выглядели приглушёнными, и политики казались неуловимыми тенями под звёздным светом. Несмотря на то, что наступила ночь, воздух был тёплый. Люк принял от одного из слуг бокал вина, судя по всему, привезённого с Карлинуса — значит, ещё до того, как Далрана взошла на престол, — и неторопливо двинулся вперёд.

Вейдер тоже был здесь, его присутствие ощущалось, словно тень. Люк почувствовал на себе его взгляд, но даже не обернулся. Ещё он заметил группу сторонников Императрицы, столпившуюся вокруг правительницы, — саму Амидалу видно не было, но окружавшую её толпу трудно было проглядеть. Как и Пуджу, которая пыталась пробиться сквозь этот плотный людской поток вокруг своей госпожи, чтобы и его отвести под надёжное императорское крыло. Сестра по-прежнему была одета во всё фиолетовое, но на этот раз сверху на ней был замысловато расшитый серебристый корсет, а снизу наряд дополняли длинные фиолетовые юбки. Волосы она собрала в пучок, который перевязала фиолетовой лентой.

Вместо того, чтобы пойти к ней, Люк нашёл взглядом Лею. Она сияла среди собравшихся подобно звезде, одетая в белое с серебряным платье. Её длинные волосы были собраны на макушке в несколько высоких кос, увитых жемчугом. В Сенате она носила простые белые одежды, но её нынешнее платье имело чуть более затейливый дизайн — больше серебряных акцентов, едва уловимый блеск на ткани. Когда она поднесла ко рту бокал, Люк заметил, что ткань на внутренней стороне её расклешённых рукавов была глубокого синего цвета. Её покрывали узоры в виде алых цветов.

Снова миллацветы? Они ему теперь повсюду виделись, но в случае Леи это точно был её осознанный выбор, а не его паранойя.

Лея заметила его задолго до того, как он до неё добрался, и подняла бокал в знак приветствия.

— Мне нравится твой наряд, — заметила она. — Ты словно весь из золота.

Люк опустил взгляд. Его жёлто-коричневый сюртук действительно казался золотым в мягком естественном освещении.

— Спасибо, — ответил он. — Не ожидал от тебя такой изысканности, — он указал на её платье. — Мне казалось, ты всегда придерживаешься одного и того же стиля, с минимальными отклонениями от него.

— А разве это исключение? Всё то же самое. Чем чаще я буду надевать один и тот же наряд, особенно столь яркий, да ещё и белый, тем быстрее меня будут узнавать. Ты же видел, как Амидала разговаривает со мной в Сенате, — на мгновение в её голос просочилось недовольство, но затем Лея снова заговорила с лёгким весельем: — Если я не буду из кожи вон лезть, то буду всё равно что невидимой. У меня нет той репутационной роскоши, которой пользовался мой отец.

Люк понимающе кивнул:

— Наши королевы тоже носят крупные и замысловато отделанные наряды — ровно по этой же причине, — он сделал паузу. — Ну, и ещё потому, что никто не ждёт от них простых нарядов — так легче остаться незамеченным.

— Не собиралась это признавать, но, ты прав, в этом есть и такая польза, — печально признала Лея. Она посмотрела на его сюртук. — Тебе тоже нравятся яркие цвета?

— Люблю мозолить людям глаза, — пожал плечами Люк.

— И резать слух.

— И всячески задевать другие органы чувств, да.

Засмеявшись, Лея чокнулась с ним бокалами:

— За Фестиваль Света. И за свободную галактику.

— И за сотрудничество, — повторил Люк. Он затылком чувствовал, что Пуджа за ним следит.

— Ты знаешь альдеранский? — спросила Лея. — Я слышала, что язык — важная деталь любого сотрудничества.

С виду совершенно не связанная с их разговором тема, значит, она на что-то намекает. Люк предложил ей локоть и повёл их на великолепный балкон.

— Нет, — ответил он. — Мне, увы, пока не довелось побывать на Альдеране, и, тем более, освоить его язык.

— Значит, мне придётся оказать тебе ответную услугу и ответить на твоё приглашение своим, — пошутила Лея. Они остановились у самого края балкона, оставив напитки на широкой балюстраде. Лея окинула взглядом расстилавшийся под ними Тид, горящий фестивальными огнями и пестрящий самыми разными цветами световых шоу, отбрасывавших проекции на статуи, здания и прочие достопримечательности. — Мне повезло, что я уже владею общегалактическим. Но предположу, что ты, в отличие от меня, знаешь ещё и язык гунганов?

Люк улыбнулся. Теперь он понял, к чему она клонит.

— Да. Он входит в обязательную образовательную программу в набуанских школах. Я говорю на общем, гунганском, джавском и на хаттском — это мой родной язык.

— Правда? — спросила Лея, легко перейдя на хаттский. Неудивительно, что она его знала — это был популярный торговый язык, лингва франка всего Внешнего Кольца. Скорее всего, он был в ходу и среди повстанцев. — Я бы никогда не догадалась.

— Я стараюсь об этом не распространяться, — ответил ей Люк, тоже заговорив на родном языке. — У тебя очень хорошая речь.

Лея огляделась, но вокруг никого не было — кроме нескольких дипломатов, которые уж точно не знали хаттского.

— Это очень полезный язык, — сказала она.

— Особенно когда никто вокруг его не знает, — согласился Люк. — Ты ведь поэтому на него перешла?

Лея кивнула с безмятежной улыбкой — в конце концов, они просто вели непринуждённую дружескую беседу.

— Наша задача — задержать Императрицу здесь до полуночи. Это ещё пять часов, поэтому не расслабляемся. Думаю, она и сама тут задержится, но мы должны этому всячески поспособствовать.

— Договорились, — ответил Люк. — Хотя мне придётся ненадолго отлучиться ровно в полночь.

— Что? Зачем?

Он почти было рассказал Лее о предстоящем ему разговоре, но затем передумал. Пусть он сердцем чувствовал, что Лее можно доверять, пусть он уже ей доверял, ему не хотелось посвящать ещё больше людей в свои секреты.

— У меня встреча, — объяснил он. — Не могу сказать, с кем, но… — он помолчал. — Я думаю, они связаны с Ашлой.

Лея нахмурилась.

— Ашлой? — произнесла она одними губами — в хаттском такого слова не было, и произнести его вслух Лея бы не рискнула. — Хорошо. Надеюсь, это важно.

— Да. Но до полуночи я во всём придерживаюсь плана. Я везде могу поддержать любую беседу.

— После твоей речи я бы сказала, что ты везде можешь завести себе врагов, — сказала Лея. И затем перешла на общегалактический: — Кстати, получилось просто замечательно.

— Чистая импровизация. Теперь и Сабе, и моя сестра хотят меня убить — пусть и по разным причинам.

— Мои домашние встретили её аплодисментами. Ты поступил очень храбро. — Лея огляделась. — Ты бросил вызов им обеим.

Люк улыбнулся, вскинув бровь, но Лея продолжила смотреть куда-то ему за спину.

— Моя сестра, я полагаю? — спросил он.

— Мисс Наберрие, — с улыбкой поздоровалась Лея. — Вы очаровательно выглядите.

— Благодарю вас, принцесса Лея, — ответила Пуджа. Она осмотрела Лею с ног до головы и её ответное: — Взаимно, — прозвучало даже с какой-то долей искренности.

— Это то же самое платье, которое на тебе было раньше, или другое? — спросил Люк.

Сестра уставилась на него так, будто у него выросла вторая голова.

— Естественно, другое, — фыркнула она.

— Прости. Ты тогда была в плаще.

— Где это слыхано, чтобы набуанка позволила себе надеть одно и то же платье на два разных мероприятия? Наряд должен быть уникальным, не притворяйся, что не знаешь.

Люку это правило и правда было хорошо знакомо. Не только сенаторы тратили значительную часть бюджета на свой гардероб. Любые мероприятия требовали уникального, индивидуального подхода. Прежде, чем надеть платье во второй раз, его нужно было изменить или чем-то дополнить, и зачастую это делали своими руками. Практически в каждом набуанском доме была своя швейная машинка.

— Не думал, что для Императрицы это будет важно, — сказал Люк. — Приношу свои извинения.

Пуджа сердито уставилась на него — то ли из-за этого укола, то ли она всё ещё злилась на него из-за речи.

— К слову, — сказала она. — Её Величество хотела бы с тобой поговорить! Особенно после твоего чудесного представления.

Да, однозначно. Она всё ещё злилась на него из-за речи.

— Почтём за честь, — ответил Люк, взглянув на Лею. Пуджа чудом удержалась от гримасы, но поскольку она никак не могла отказать Лее в приглашении, не оскорбив её при этом, ей пришлось смириться с её компанией. Она схватила Люка за рукав и не то повела, не то потащила его обратно в зал.

Люку не хотелось уходить с балкона — Пуджа даже бокал ему забрать не разрешила. Усмехнувшись, Лея взяла оба напитка, наблюдая издалека, как Пуджа тащит брата глубже в толпу.

Он обернулся через плечо, когда понял, что Леи рядом нет, и затормозил. Пуджа даже выругалась, но Люку было всё равно. На фоне Набу Лея сияла — бокалы переливались золотом в её руках, её белоснежное платье горело на фоне мягкого уличного освещения далеко внизу. Луч светового шоу, долетевший до балкона, сменил несколько цветов подряд — розовый, пурпурный и алый… Люк моргнул.

Всего на мгновение тёмно-красный цвет лёг всполохом краски на белую ткань платья Леи и охватил алым круглые жемчужины в её волосах — и на её месте словно возник совсем другой человек.

Он отвернулся, охваченный неожиданным холодом. Пуджа покосилась на него — почти встревоженно — но Люк лишь растерянно потряс головой. Он дал завести себя в круг собеседников Амидалы, в самое пекло беседы. Один из членов совета — Рона, ярый проимперский политик, с которой Люк часто спорил, — всё перебивала представителя Карлании, пытаясь заполучить внимание Императрицы.

— Люк, — обратилась к нему Амидала. — Рада тебя видеть. Это была просто замечательная речь.

Люк присмотрелся к её платью — длинному, с широкой юбкой в пол. Даже сквозь золотистое освещение было видно, что бархатная ткань была глубокого тёмно-синего цвета. Лиф был перехвачен у пояса брошью в виде лунного серпа — символ Ширайи, богини лун. Но сильнее всего прочего его внимание привлёк плащ. Сотканный из прозрачной серебристой ткани и расшитый звёздами, он струился по её плечам и словно стекал по спине. В отличие от их прошлой встречи в вестибюле тронного зала, Люк и без объяснений понял, что это были за созвездия.

Императрица галактики, слуга Набу, подумал он, всё как по тексту речи.

Он перевёл взгляд на её лицо.

— Я польщён. Вынужден признать, это всё было чистой импровизацией.

— Я знаю, — она широко улыбалась. Люку было мерзко на неё смотреть. — Что делает её лишь ещё более впечатляющей.

— И всё же, сенатор Наберрие, — вклинилась Рона, — вы позволили себе грубость. Выдвигать Императрице — нашей гостье — какие-то требования? Мы должны быть радушными хозяевами, а ваша миссия — достойно представлять нас в Сенате.

— Именно это я и делаю, — ответил Люк. — Я уже сказал сегодня, что постараюсь сделать как можно больше хорошего, пока занимаю эту должность. Нам, набуанцам, не к лицу жаловаться — и я не собираюсь принимать наше удачное положение как данность. Все власть имущие должны всегда стремиться работать ещё больше и лучше.

— Разве можно быть лучше Императрицы? — спросил посол Карлинии.

— Нет, Люк прав, — вмешалась Амидала. — Все мы можем стать лучшей версией себя самих, и я не исключение. С его видением этих улучшений я не согласна, но среди нас, действительно, никто не безупречен, — она взглянула на Люка с весёлым блеском в глазах, — даже сам сенатор Наберрие.

Люку стало не по себе. На угрозу это не похоже — кроме того, Амидала ни разу не показала желания его запугать, хотя поводов он ей дал достаточно. А уж её мужу и подавно.

— Я не считаю себя безупречным, — ответил он.

— По поведению не скажешь, — пробормотала Пуджа.

— Мне хорошо известно, что все рано или поздно оступаются, — сказал Люк. — И я постараюсь сделать как можно больше добра, пока этот момент не наступил и в моей жизни.

— Достойное намерение, — согласилась Амидала. — Но ведь не значит же это, что процесс этого падения нужно непременно ускорять?

Наконец-то подошла Лея, избавив Люка от необходимости отвечать. Представитель Рона с трудом удержала лицо, неохотно подвинувшись, чтобы впустить Лею в их небольшой круг.

— Я не могу контролировать мысли и поступки других людей, Ваше Величество. И не собираюсь контролировать мнение общественности, как и манипулировать им, — бросив ей это завуалированное обвинение, Люк перевёл взгляд на Лею. — Просто правды будет достаточно, если народ действительно хочет перемен. — Лея посмотрела на него с недоумением.

— Я повторюсь, — ответила Амидала. — Достойное намерение.

Люк поднял взгляд к локаповой лампе на стене над ей головой — а затем опустил его на чудовище в тени Императрицы. Его плащ сливался с тёмной стеной, но Люк его увидел.

А Вейдер несомненно увидел его.

***

Отвлекать Амидалу ему удавалось на ура. С Пуджей ситуация была сложнее.

Весь вечер Люк с Леей поочередно спорили с Императрицей, не давая ей передышки. Это был кошмар. Выматывали даже не политические разногласия — с этим они сталкивались каждый день — а тот снисходительный тон, которым мастерски владели Императрица и её старшие служанки. Каждое их требование списывали на молодость. Каждое провокационное заявление сопровождалось смехом.

Казалось, она была чересчур самоуверенна. Если бы Люк был более мстительным человеком, он был бы счастлив от одной мысли, что иллюзия всевластия, которой окружила себя Амидала, разобьётся вдребезги после сегодняшнего нападения Миллацветов.

Но чем ближе подступала полночь, тем сильнее он нервничал. Несколько раз он украдкой покидал зал, чтобы проверить, что это можно провернуть, не привлекая внимания, и каждый раз придумывал абсолютно естественные оправдания: выходил за напитками, отлучался в освежитель или хотел подышать воздухом. И каждый раз Пуджа не отходила от него ни на шаг. Нет, конечно, ему нравилось проводить время с сестрой. Но ему совсем не нравилась эта слежка.

Однако Пуджа никогда не была полуночником. Люк в какой-то момент сдался и выпил столько кафа, что до сих пор не испытывал сонливости и держался бодро. Но и тогда сестра от него не отставала. И, в конце концов, ему пришлось прибегнуть к другому методу.

На Татуине — по крайней мере, в больших городах — никто не следил, кому продаёт выпивку. Конечно, если бы Биггс и Люк, в возрасте четырнадцати и десяти лет соответственно, решили бы отправиться в Анкорхед, чтобы выпить в кантине, их бы с позором отправили домой, предварительно надрав уши. Повзрослев на десять лет, Люк был сам готов признать, что это была ужасная идея. Но в каждой их детской игре, где вместо пенальти нужно было выпить, он отчаянно хотел впечатлить Фиксера и Кэми — лучше мотивации не придумаешь. Поэтому Люк всегда выигрывал.

Казалось, он словно чувствовал в своём организме алкоголь и мог просто… растворять его. Просто смешно: сколько бы он ни пил, он оставался в здравом уме, в то время как Биггс на одной из таких игр так сильно грохнулся, что им пришлось притвориться, будто они разбились на спидере, чтобы хоть как-то объяснить его распухший нос его родителям.

Пудже пьянеть было необязательно. Да он и не хотел её спаивать. Но он знал, что после определённого порога Пуджа… начинала чуть-чуть подтормаживать. Она сохраняла ясность ума, могла защищаться, но от её обычной прозорливости не оставалось и следа. Ровно это ему и было нужно.

Пуджа доверяла ему. Она смеялась вместе с ним, попивая коктейль и начисто забыв про свою злость на его речь.

В какой-то момент Люк оставил её на балконе и выскользнул из зала через боковую дверь. Его сюртук бросался в глаза, но он хотя бы сливался с полосами света, которые отбрасывали лампы.

Успешно сбежав с приёма, он поспешил в свои покои, чтобы переодеться. На встречу он решил пойти в пижаме — если его поймают, он сможет прикрыться тем, что хотел лечь спать пораньше, но долго не мог уснуть и решил немного прогуляться — ночные прогулки всегда помогали. Особенно хорошо они помогали государственным изменникам.

Поверх пижамы он накинул серый плащ, а ноги сунул в тапочки. Всё переодевание занял у него меньше минуты. Шагая по пустому дворцу глубокой ночью, он почувствовал себя свободным. Люк пересёк сад, затем скользнул в те же ворота, через которые скрылся Бен ещё только этим утром, и вышел на Палас Плаза. Прятаться на площади было бесполезной затеей, кроме того, он всё равно был не один. Группка подвыпивших гуляк распевала «Соллеу впадает в дыру», одну из наиболее весёлых и любимых школьниками песен, которые они разучивали и по-своему перепевали, добавляя туда совсем другие, типичные для подростков смыслы. Люк прошёл мимо волонтёра службы безопасности, наблюдавшего за этим выступлением, — они встретились взглядами и обменялись улыбками.

— Не спится? — спросил волонтёр. — Отличная пижама.

Плащ, видимо, не до конца скрывал его наряд, но Люк не возражал. Ему она тоже нравилась: весёлая, с вышивкой в виде мультяшных уточек и гусей.

— Спасибо, — он, наверное, ещё и окончательно разлохматился, что тоже может придать его легенде лишней достоверности. — Куда мне лучше не соваться?

Волонтёр помрачнел:

— Пока везде всё чисто, — сказал он, однако затем потише добавил: — Но если что-то заметите, немедленно возвращайтесь во дворец.

— Думаете, будут ещё беспорядки? — страх в его голосе был неподдельным.

— Со стороны наших? Вряд ли. Имперцы? — волонтёр оглянулся, чтобы убедиться, что вокруг не было штурмовиков. — Они на грани.

Люк сглотнул.

— Пожалуй, не буду слишком задерживаться, — решил он.

— Разумная идея. Доброй ночи, сэр.

— И вам, друг мой.

Люк поспешил дальше, завернул за угол и спустился вниз по холму. Бен сказал ему адрес съёмной квартиры на первом этаже в одном из домов несколькими улицами ниже дворцовой — видимо, его набуанское жильё. Люк уверенно направился туда, решив пойти вдоль кромки реки, чтобы, если что, объяснить свой маршрут желанием погулять у воды. По дороге он изящно уклонился от шумных подростков, всё норовивших скинуть друг друга в воду.

Вдруг он заметил у себя под ногами красный цветок, вдавленный в грязь, видимо, упавший с одной из цветочных барж. Баржи давно закрылись, они работали в основном днём, но Люк всё равно его поднял. Ещё один алый цветок, ещё одна капля крови. Такое ощущение, они сегодня его просто преследовали.

Он мягко опустил его в воду, словно исполняя водный погребальный ритуал, и прошептал несколько молитвенных слов за упокой умерших. Течение унесло его дар в глубины набуанских вод. Он мало чего мог сделать для мёртвых, но мог гораздо больше сделать для тех, кто ещё был жив.

Нужный дом он нашёл даже в темноте — только в этой квартире не горели окна. Люк не успел даже постучать, как Бен открыл дверь.

— Удивительная пунктуальность, — заметил он.

— Я хотел прийти пораньше, но попробуй ускользни с официальных мероприятий.

— Помню, та ещё беда. Входи, входи, — поторопил его Бен и сразу запер дверь — сначала на электрический замок, потом на обычный, потом для верности ещё на несколько цепочек и задвижек.

— Только у тебя темно, — сказал Люк, когда они добрались до квартиры и Бен снова запер за ними очередную дверь. — Сейчас только полночь, планета празднует Фестиваль Света — тёмные окна будут выглядеть ещё подозрительнее, чем включённый свет.

Печально улыбнувшись, Бен раздвинул занавески.

— Я много лет не был на Набу.

— С тех пор, как избавил нас от Вторжения? — спросил Люк.

Бен ответил не сразу.

— Не знал, что вам рассказывают и о моём участии.

— Не рассказывают. У меня сестра историк.

Бен нахмурился было, но затем понимающе кивнул:

— Твоя… приёмная сестра, да. Которая из них? Уж явно не бывший имперский сенатор, которую так сильно недолюбливает Сабе?

— Нет, не Пуджа. Рио.

— Точно. Я мало о ней знаю, но она выбрала достойную восхищения профессию. И на редкость опасную, учитывая строгость имперских цензоров.

— На Набу их не так уж много, — ответил Люк. — Пока что.

— Что-то мне подсказывает, что ключевые слова здесь «много» и «пока что», — горько ответил Бен.

— Бен, я здесь, чтобы узнать об отце.

— Да, конечно — прости, что отвлёкся. Садись, — Бен приглашающе повёл рукой. Люк наконец рассмотрел его комнату. Она была почти полностью пустой, только в самом дальнем от окна углу стояли два старых потрёпанных кресла. В другом углу был свёрнут спальный мешок. Люк поднял взгляд — Бен правда здесь ночевал.

Он сел в одно из кресел. Бен занял соседнее.

Повисла неловкая тишина.

— Что ж, — начал Бен. — Может, лучше ты мне сначала расскажешь, что ты о нём знаешь.

— Дядя Оуэн говорил, что он был навигатором на грузовом корабле. Ты мне сказал, что он был джедаем.

— Твой дядя хотел уберечь тебя от опасностей.

— Поэтому ты жил на Татуине? — спросил Люк, не отрывая от него взгляда. — Ты тоже всегда спасал меня, когда я попадал в беду.

— Всё так, — Бен устало улыбнулся ему. Люку казалось, что он выглядел таким же измученным, как и в пустыне, но сострадание не оставляло его и сейчас. — Я должен был защищать тебя.

— Как Сабе сейчас?

— Да.

— Зачем?

— Больше ты ничего не знаешь об отце? О его прошлом, например? Или, например, как долго он прожил на Татуине?

— Нет, — нахмурился Люк. — Я знаю, что он и бабушка Шми были рабами. Он выиграл гонку на подах, Бунта Ив, и смог спастись из рабства. Получил работу на фрахтовике, построил новую жизнь. Дядя Оуэн вечно ворчал, что он лишь однажды вернулся навестить бабушку, когда она уже была свободна — и мертва.

— Очень сильно упрощённая история. Неудивительно, — вздохнул Бен. — На самом деле, твой отец оставил Татуин, чтобы стать джедаем. Когда я и мой мастер, Квай-Гон Джинн, сбежали от Торговой Федерации, мы приземлились на Татуине.

Люк подозрительно посмотрел на него:

— Значит, с вами была и Императрица Амидала?

— Верно. Мой мастер почувствовал, что в твоём отце скрыта великая Сила. Он договорился, что освободит его после гонок, но не смог освободить его мать. Энакин отправился с нами на Корусант, и после смерти моего мастера я стал его наставником на пути джедая.

— Ты был его учителем?

— Да, — в улыбке Бена не было ничего, кроме горя. — Ему частно снились кошмары о его матери — задолго до её смерти. Когда он оказался на Татуине, было уже слишком поздно. А когда начались джедайские чистки…

Люк напрягся:

— Случился Вейдер?

Бен уставился на него в каком-то изумлении.

— Что ты имеешь в виду?

Люк встал с кресла и принялся нервно расхаживать по комнате.

— Вейдер убил всех джедаев, разве нет?

— Да, — ответил Бен, чуть расслабившись. Слова давались ему с трудом. — Вейдер предал и убил твоего отца. После того, как ты появился на свет, я отвёз тебя к твоим дяде и тёте, чтобы уберечь от его гнева.

— Отлично получилось, правда? — сказал Люк и тут же поморщился. — Прости, я не должен был так говорить.

— Спасибо. Всё в порядке, я понимаю. Я должен был защитить тебя — но не смог. Как бы сильно я об этом ни сожалел, это ничего не изменит. И Сабе, я уверен, никогда не даст мне об этом забыть.

Люк опустился обратно в кресло.

— Ты сделал всё, что в твоих силах, — выдавил он. — Ты не виноват, что Вейдер… — он замолчал, уставившись на собственные колени, и нервно смял в кулаках ткань штанов. — Он убил моего отца? Своими руками?

— Да. Из-за него от Энакина Скайуокера ничего не осталось.

— Остался я. Я живой, — Люк ещё сильнее сжал кулаки. — Вейдер почти убил и меня тоже, но не смог. Ты спас меня.

— Это меньшее, что я мог сделать.

— Ты спас мне жизнь. И в том, что творит Вейдер, твоей вины нет.

— В том, каким он стал, есть и моя вина тоже, — признал Бен. — Когда-то я был его учителем. Многому из того, что он творит сегодня, его научил именно я.

Печаль в его голосе прожгла Люка подобно раскалённой плазме. Люк не знал, что Бен — этот тихий, печальный старик — мог передать этому чудовищу. Не знал, перенял ли что-то его отец от их с Вейдером общего учителя и было ли у них с Вейдером хоть что-то общее. Зато знал, что это навсегда останется для него тайной.

— Ты сказал, что отвёз меня на Татуин после моего рождения, — сказал он. — Но разве у моей мамы не было родственников, с которыми можно было меня оставить?

Бен окаменел.

— Были, — осторожно ответил он. — Но мы решили, что на Внешнем Кольце будет безопаснее. Твоя мама тоже умерла много лет назад.

Люк кивнул:

— Тётя рассказывала, что однажды они с отцом прилетели на Татуин вместе. Во всяком случае, она всегда думала, что женщина, которая была тогда с отцом, была моей матерью. Но она не запомнила, как её зовут.

— Да, — сказал Бен. — Мне очень жаль.

— Ясно, — ответил Люк, чувствуя себя разочарованным. Бену явно дался нелегко этот разговор, и ему не хотелось и дальше давить на него. Он мог попытаться расспросить Сабе, если только это и для неё не окажется слишком болезненным воспоминанием. На мгновение он задумался, действительно ли ему хочется знать что-то настолько печальное, но незнание было хуже любой боли. — Спасибо, что рассказал мне.

— У меня была на то причина, — улыбнулся Бен. — Ты тоже владеешь Силой, Люк, как и твой отец.

— Это значит, у меня тоже есть эти… джедайские способности? — напряжённо спросил Люк.

— Не совсем. Сила — это энергетическое поле, которое создаёт сама жизнь. Твой отец был одним из самых могущественных одарённых, кого я встречал за всю жизнь, и ты унаследовал его мощь.

— Эту же силу использует и Вейдер? — явно не то, о чём он должен был подумать в первую очередь. Люк ни разу не видел, чтобы Вейдер обращался к Силе: ни в Сенате, ни во время татуинской кампании. Но его имя шептали в ужасе тёмными ночами вокруг татуинских костров, и эти слухи о его неестественных способностях точно не были ложью.

— Вейдер — ситх, — резко ответил Бен. — Он использует Силу в собственных интересах, подпитывает её ненавистью и жестокостью, чтобы она служила ему и его целям. Философия джедаев не приемлет такого подхода.

— Я понял, — выдохнул Люк. — Но у меня вещи никогда не летали.

— О, ещё как летали. Твоя тётя часто меня спрашивала, как тебя в такие моменты успокоить, — Бен едва заметно улыбнулся, но Люк ощутил исходящую от него волну привязанности. — На Татуине это не вызывало проблем, но на Набу могло навлечь на тебя беду. В конце концов, я сумел научить тебя пользоваться Силой по-другому, — ты это вряд ли помнишь.

— По-другому — это как?

— Ты сейчас чувствуешь мои эмоции, верно? Ты всегда замечаешь, когда тебе врут. Твоя прямолинейность и наблюдательность, которая делает тебя таким неоднозначным политиком, — результат твоей связи с Силой.

Люка пробрала дрожь — хотя, возможно, это был просто ветерок.

— Всё это время у меня была Сила? — прошептал он. — Это не… обычная проницательность? Не инстинкт?

— Это инстинкт, — поправил его Бен, — но иного толка.

— Я не понимаю.

Бен заговорил прямо — Люк это оценил.

— Люк, я хочу обучить тебя джедайскому искусству. С тех пор, как тебя назначили сенатором, ты постоянно в поле зрения Вейдера. Это риск — он может тебя обнаружить. А все одарённые, кого находила Империя, пропадают без вести.

— Без вести?.. — сглотнул Люк.

— Их либо убивают, либо заставляют служить пути ситхов. Император Палпатин держал при себе Инквизиторов — некогда джедаев, извращённых Тёмной стороной, — они выслеживали для него выживших джедаев и убивали их. Не думаю, что при Императрице Амидале они продолжили своё существование, но опасность никуда не делась.

— Ты хочешь, чтобы я стал джедаем, — эхом отозвался Люк, — разве это не запрещено законом?

— А что закон говорит про сотрудничество с повстанческими ячейками, Люк? — улыбнулся Бен.

Люк рассмеялся.

— Я подумаю, — ответил он. — Я не хочу уходить из Сената.

— Ты не сможешь совмещать своё обучение и службу в Сенате. Я не могу надолго оставаться на одной планете с Вейдером — он выследит меня и попытается убить. Он уже далеко не первый год за мной охотится.

— Сейчас вы тоже на одной планете.

— Ты стоишь любого риска, — Бен аккуратно взял его за плечо. — Я скучал по тебе, Люк. Ты всегда был славным мальчиком, — он убрал руку. — И для меня было бы честью стать твоим учителем.

— Я подумаю, — повторил Люк. — Это… надо переварить.

— Я понимаю, — Бен поднялся с кресла. — Спасибо, что нашёл время встретиться со мной, ещё и так внезапно.

Люк тоже встал на ноги и с силой сжал его предплечье.

— Ты спас мне жизнь, — сказал он. — Ты защищал меня все эти годы. А ещё ты рассказал мне правду. Это я должен благодарить тебя.

— Не нужно.

Бен глядел на него очень серьёзно, и Люк не чувствовал обмана в его словах. Учитывая то, что он узнал о себе сегодня, эта уверенность его успокоила. Он бы почуял, если бы Бен решил ему соврать, — хотя это и звучало слегка подозрительно, ведь именно Бен вселил в него эту уверенность в собственном даре.

— Завтра я дам тебе свой ответ, — пообещал Люк.

***

Итак, Пуджа Наберрие осталась за бортом. Лея едва смогла скрыть веселье. Люк успешно выскользнул из зала, и она надеялась, что его встреча пройдёт без происшествий.

В его отсутствие ей пришлось работать за двоих, и сейчас, наблюдая царящую вокруг мерзость подхалимства и лести, она особенно сильно скучала по нему. Общение с Люком, в отличие от остальных политиков, было подобно глотку свежего воздуха. Лея прекрасно владела искусством говорить ни о чём, если нужно, но прямоту она ценила больше всего. Она уже начала было думать, не разделяет ли Амидала её мнение — но нет. Прямоту Императрица терпела только от Люка. Странно — но, возможно, такую свободу действий ему дало родство с Пуджей. Кроме того, ей, казалось, было весело с ним разговаривать.

Амидала и её обожатели не собирались расходиться, поэтому Лея воспользовалась возможностью сходить за очередным напитком. Через пару минут она подняла взгляд — разговор постепенно затихал, неприятные ремарки медленно сходили на нет. Вообще они с Люком должны были отвлекать Императрицу только до полуночи, а до неё оставалось несколько минут, но Лея не хотела рисковать.

Она неторопливо вернулась к своим собеседникам, всячески изображая невозмутимость — это притворство ей почти нравилось. Участие в восстании — и в галактическом, и планетарном — воспитывало терпение как ничто другое. Теперь она боролась за лучшую жизнь для всей галактики не только тем, что заставляла людей к себе прислушиваться, нет, теперь она делала гораздо больше, чтобы исправить свои былые ошибки. Из-за этого выводить Императрицу из себя было уже чем-то вроде развлечения.

Лея вклинилась в узкий круг элит, попав как раз на очередной обмен понимающими смешками. Амидала заметила её возвращение и повернулась к ней лицом, её ярко-красные губы растянулись в улыбке:

— Мы как раз о вас говорили, Принцесса.

С трудом удержавшись от ответной остроты, Лея поинтересовалась:

— И что же вы обсуждали?

— Ваши многочисленные проекты, которые вы пытаетесь продвинуть в Сенате. Самый недавний из них — расследование деятельности судов — я одобрила, потому что вас поддержал другой сенатор. Пуджа внесёт какой-то порядок в ваши экстремистские взгляды — я на это надеюсь, в всяком случае, — Амидала обменялась кивками со своими служанками. — Но мне любопытно, чего вы пытаетесь достичь этой бурной деятельностью? Как там звучало то несуразное предложение, которое вы вынесли на обсуждение в том году?

— Какое из? — сухо спросила Лея.

— Собственно, да, это только подчёркивает мою мысль, но…

— Сократить флот? Отказаться от насильственного призыва?

— Да, этот. Моя дорогая, в галактике и так практически не осталось никаких насильственных призывов.

— На некоторых планетах он наоборот процветает. Альдераан — мирная планета, мы не хотим, чтобы наши жители становились солдатами.

— Да, я помню этот аргумент, — улыбнувшись, Амидала склонила к плечу голову. — Но вы ведь не можете уклоняться от исполнения своего долга перед Империей, прикрываясь такими слабыми оправданиями?

— О каком долге вы говорите? — спросила Лея. — Империя практически ничего для Альдераана не сделала. Я — сенатор своей планеты, мой долг — обеспечить нам наиболее комфортное существование в границах вашей Империи, и тем не менее, пока что все мои предложения — как и предложения моего отца — были отклонены.

— Ваш отец, разумеется, — лицо Амидалы было нечитаемым, но Лея уловила ноту раздражения в её голосе. — Как он поживает?

— Замечательно. Отставка из Сената пошла ему на пользу.

— Поверьте, его отставка пошла на пользу нам всем.

Все засмеялись. Лея глубоко вздохнула. Ей не терпелось увидеть лицо Амидалы, когда Миллацветы приведут свой план в действие.

— Надо сказать, что это довольно странно: так яростно возражать против всего, что сказал Люк, — начала она, окинув взглядом собравшихся вокруг послов, — и постоянно заявлять, что вы беспрестанно стремитесь стать лучше, лишь для того, чтобы с радостью затыкать рты всем, кто осмеливается выразить малейшее несогласие с вашей Империей.

— Ваш отец выражал далеко не малейшие несогласия. И, надо сказать, претензии у него на редкость безосновательные. Он затаил на меня обиду и не пытался это скрывать.

— Наверное, затаил безо всякой причины, — процедила Лея.

Амидала на провокацию не поддалась:

— Я правда сожалею о том, что между нами случилось, — признала она. — Бейл был хорошим другом. И он хороший человек, — она внимательно посмотрела на Лею. — И его дочь, я вижу, столь же сильно преданна тем же идеалам, что и он.

— И горжусь этим.

— Это хорошо. Юная и гордая идеалистка. В вашем возрасте я была такой же, — вздохнув, Амидала опустила взгляд на свой бокал и отдала его Вейдеру. Тот забрал его с удивительной осторожностью. — К слову… Принцесса Лея, не составите мне компанию?

Лея отшатнулась было, заморгав, но молча кивнула. Круг императорских собеседников разошёлся, чтобы дать им пройти. Их взгляды жгли Лее спину.

— Я ведь правда очень люблю Набу, — задумчиво произнесла Амидала, когда они вышли на балкон. Она облокотилась на балюстраду. Её звёздное платье сливалось с ночным небом. — Стоит почаще сюда возвращаться.

— Мне казалось, вам это запрещено.

— Это досадное недопонимание из далёкого прошлого, которое никто не удосужился исправить. Королева Далрана очевидно не желает настаивать на соблюдении этого нелепого вердикта! Она даже не попыталась это сделать. У нас достаточно дружелюбные отношения, — она взглянула на раскинувшуюся внизу площадь. — И к тому же, преступление, в котором меня обвинили, просто нелепо. У них нет причин изгонять меня с планеты.

— Разве не вы убили Императора Палпатина? — Лея сама никогда в это не верила: с чего бы Амидале убивать своего главного покровителя, которым она всегда восхищалась? — но, как бы странно это ни выглядело, набуанские власти посчитали обвинение достаточно убедительным, чтобы изгнать её с планеты.

— Разумеется, нет. Его кровь не на моих руках, — какое-то странное заявление, но Лее не было до этого дела. Мало ли, что произошло в прошлом, — Императрицей Амидала была в настоящем. — Он был моим наставником, когда я была совсем юным сенатором, совсем как вы сейчас. Думаю, мы даже были сверстницами.

Лея промолчала — но от неё и не ждали ответа. Амидала, такое чувство, погрузилась глубоко в воспоминания, и очень убедительно изображала задумчивость, которая, очевидно, должна была пробудить в Лее какие-то эмоции.

— Я тоже когда-то придерживалась радикальных взглядов, Лея, — предупредила её Императрица. — Только за первый год службы меня пытались убить не менее десяти раз.

— Наверняка дело рук Торговой Федерации.

— И их союзников. И союзников их союзников. Клубок змей — проплаченные политики, которые очень хотели заставить меня замолчать.

— И вы, значит, прекратили, потому что испугались? — фыркнула Лея.

— Напротив. Это лишь сильнее убедило меня, что система нуждается в переменах. Мне казалось, демократия должна стать лучше. Но то были глупые заблуждения. Демократия не могла стать лучше, напротив, она являлась источником наших бед.

— Источником бед была коррупция.

— И я изничтожила её.

— Я бы так не сказала, учитывая, в каком состоянии находится Сенат.

Амидала ответила не сразу.

— Здесь вы правы. Сенат и по сей день далеко не безупречен. Некоторое время мне казалось благоразумным распустить его, но бюрократия по-прежнему остаётся отличным инструментом сдерживания любого диссидентского движения. Так что наш Сенат — это важный винтик в огромной государственной машине Империи.

— Вы хотели распустить Сенат? — изумилась Лея.

— Вы так переживаете, потому что это оскорбляет ваши идеалы или потому что это ограничит вашу собственную власть?

— Это укрепит вашу, вот, о чём я переживаю. Вы точно так же подвержены коррупции, как и остальные политики в столице.

— На протяжении всех этих лет я старалась восстановить мир и справедливость в нашей галактике.

— И у вас ничего не получилось. Вы замужем за военным преступником.

Амидала мягко рассмеялась:

— Осторожнее, Принцесса. Суд пока не вынес никакого решения. И даже если то расследование, которое вы проводите с Люком, даст основания для принятия судебной реформы, в чём я сомневаюсь, нет никакой гарантии, что суд встанет на сторону обвинения. Вы решили развивать свой проект на основе набуанской судебной системы, верно? Поверьте, здешние суды бюрократичны до предела, моё изгнание — явное тому доказательство.

— То есть, вы признаёте, что позволили мне сформировать комитет исключительно для того, чтобы создать иллюзию деятельности? — уточнила Лея. — Или это просто способ отсрочить и задержать совершение правосудия?

— Я позволила вам сформировать комитет, потому что мне нужно от вас конструктивное расследование. Я работаю с фактами, а не со словоизлияниями чрезмерно эмоциональных детей.

И ещё так спокойно!.. Лее захотелось хорошенько её встряхнуть. Вместо этого она сердито нахмурилась.

— Принцесса Лея, — начала Амидала и затем осмелилась положить затянутую в перчатку ладонь Лее на плечо. Рука была тёплая, но само прикосновение было ей омерзительно. — Я не хочу вас оскорбить. Как я уже сказала, я и сама когда-то была такой же, как вы. Я часто упоминаю ваш возраст, но не для того, чтобы как-то поставить под сомнение вашу компетенцию, а чтобы показать вам, как мало вы ещё видели в этой галактике, чтобы так упрямо держаться за построенные на этом крохотном опыте убеждения.

— Это, по сути, одно и то же.

— Никак не могу с вами согласиться. В конце концов, я приняла правду — надеюсь, что и вы тоже увидите, о чём я вам говорю. Моя страсть и сегодня направляет меня, но я изменила свои принципы и построила их на куда более реалистичных моделях. Я надеялась, что, возможно, когда-нибудь смогу помочь вам в них разобраться.

Лея вскинула голову, уставившись Амидале в лицо, — она, такое ощущение, говорила абсолютно искренне, — и яростно стряхнула её ладонь.

— Вы… — прошипела она. — Что?

— Я знаю, что ваши родители с ранних лет привлекали вас к своим мятежным политическим планам — поверьте, мне это хорошо знакомо, — и вам, возможно, сейчас кажется, что вы всю жизнь должны придерживаться тех наивных убеждений, которые вам прививали чуть ли не с пелёнок. Но галактика устроена гораздо сложнее. Вы невероятно талантливый оратор, Принцесса. Я хорошо помню вашу страсть — вы очень впечатлили меня во время моего визита на Альдераан. И я помню, как вы были счастливы принять мою помощь, когда только стали частью Сената. Вы можете приносить народам галактики мир, а не войну.

— Вы хотите стать моим наставником?

— Я повторюсь, у вас колоссальный потенциал. И вам больше не придётся столь отчаянно бороться за право быть услышанной.

Лея затрясла головой и отступила на шаг назад:

— Вам что, уже не хватает прежнего сенатора Наберрие? От её семьи вы уже мало чего оставили.

— Кто вам это сказал? — напряглась Амидала.

— Люк. Он скучает по сестре.

— А его сестра скучает по нему. Это не я не даю этой семье общаться друг с другом — нет, они просто давно ослеплены тем, что с гордостью называют ценностями, — она покачала головой. — Пудже не занимать таланта, это верно. Но вы в разы талантливее её. Вы могли бы стать мне замечательным протеже, если бы только поняли…

— Никогда! — её сердце пустилось вскачь, Лея брезгливо оскалилась, сама того не осознавая.

Никогда. Больше — никогда.

Амидала выпрямилась.

— Как пожелаете, — сказала она. — Уверена, что рано или поздно вы передумаете. Политика — суровый и беспощадный мир, он многих меняет. Уже скоро — я надеюсь — вы сами осознаете всю убогость и несостоятельность Республики.

— И сразу после этого я осознаю ещё большую убогость и несостоятельность Империи. Я прекрасно понимаю, Ваше Величество, что мне не хватает опыта, — процедила Лея, её голос был холоднее горных склонов Аппенцы, — но у меня есть моя ярость.

— Да, — ответила Амидала. — Я вас услышала.

Она опёрлась ладонями на балюстраду и глубоко вздохнула. В ночном воздухе пахло жасмином.

— Пока не одумаетесь, — сказала она наконец, — держитесь подальше от Люка.

Лея вскинула брови:

— Он мой друг.

— Он моя семья, — Амидала не стала объяснять, что она хотела выразить этим нелепым заявлением, а Лея не стала спрашивать — Императрица жила в каком-то совершенно оторванном от реальности мире. — Если хотите уничтожить собственную карьеру, не нужно утягивать его следом.

— Мы друзья, — повторила Лея. — Я понимаю, что вам этот концепт слабо знаком, но мы сами выбрали общаться друг с другом, потому что нам приятна компания и мысли собеседника.

Амидала поморщилась.

— Значит, мне придётся куда-то приспособить сразу двух громкоголосых оппонентов в Сенате.

Лея не успела больше ничего сказать — сказать ей хотелось многое, а кричать хотелось ещё сильнее, — поскольку Амидала отвернулась от неё. Она бросила быстрый взгляд на толпу покинутых ею обожателей, кивнула супругу и уже сделала было первый шаг к нему…

Как вдруг вдали прогремел взрыв.

По земле прокатилась сильная дрожь, весь дворец содрогнулся от самого основания. Лея схватилась за балюстраду, окинула взглядом Тид — и сразу заметила на горизонте алое зарево.

Рядом с ней резко выдохнула Амидала:

— Это здание набуанского отдела службы безопасности.

— Какое горе.

Императрица развернулась к ней:

— Я проявлю милосердие, — процедила она, — и предположу, что вы не имеете к этому никакого отношения.

— Я же просто глупое дитя, Ваше Величество, — невинно ответила Лея.

Она знала, что на всю жизнь запомнит, с каким выражением лица Амидала, фыркнув, пошла прочь.

Да, пока что это не особо сильная реакция. Но начало положено.

Лея покосилась на часы — десять минут первого. Она позволила себе слабую улыбку и шагнула обратно в паникующие толпы набуанской элиты.

***

Пуджа почувствовала, как вздрогнула земля, и испугалась вместе со всеми. Она нашла взглядом Императрицу — та по-прежнему стояла на балконе. Ей могла угрожать опасность — что если взрыв как-то повредил генераторы защитного поля? Пуджа поспешила к ней, придерживая тяжёлые юбки платья и чувствуя себя полной дурой, по дороге уклоняясь от дипломатов, бросившихся бежать, словно вспугнутая птичья стая.

— Ваше Величество! — тётя Падме поймала её за локоть, заставив остановиться. — Вы в порядке? Нужно немедленно отсюда уходить, — она заметила стоящую на балконе принцессу Лею и поднимающееся в воздух пламенное облако за её спиной. — Это был взрыв? Мне казалось, он был ближе… Нам нужно проверить дворец, что, если тут тоже были заложены бомбы…

Амидала крепче стиснула её локоть. Пуджа заставила себя замолчать.

— Пуджа, — спросила Амидала, — где Люк?

Пуджа быстро заморгала, пытаясь сосредоточиться. Люк — он же ушёл пораньше, разве нет? Он ей даже что-то говорил — но что?

— Крифф, — тихо сказала она.

Амидала напряжённо ей улыбнулась — от её улыбки Пудже вся сжалась, словно мёртвый цветок.

— Найди его, — приказала Императрица и пошла прочь.

Пуджа доковыляла до балкона и тяжело опёрлась на балюстраду, смотря на Тид. Она отвлеклась, чтобы прошить наблюдавшую за ней принцессу Лею сердитым взглядом, а затем снова обратила взор на свой дом. Световые шоу и остальные празднования подошли к концу. Вдали от взрыва бежали люди. Вблизи тоже.

Наклонившись, Пуджа уставилась на спешаших ко дворцу людей. Они бежали через Палас Плаза — штурмовиков вызвали к месту взрыва, и площадь пустовала. Судя по их темпу, они что-то несли — и все были одеты в тёмное.

Пуджа бросилась к ближайшей лестнице на первый этаж, пытаясь на ходу нащупать комлинк. У неё складывалось вполне конкретное подозрение — о котором ей не хотелось даже думать. Но если это действительно были они, то…

Ей нужно было немедленно найти Люка.

***

Люк вывалился из тайной квартиры Бена, голова у него гудела.

Его отец был джедаем. И Люк мог тоже стать джедаем.

О джедаях он знал немногое. Любые сведения, разумеется, были под строжайшим запретом. Но иногда те учителя, которые не ждали от него доноса, рассказывали ему о джедайском ордене. Джобал и Руви иногда развлекали его сказками про джедаев, когда он только прилетел на Набу и плохо засыпал. Шёпоты, слухи, подозрения — но ведь если есть тень, то есть и свет, который её отбрасывает.

Джедаи были великими воинами. Сильными и телом, и духом. Джедаи могли изменить галактику к лучшему, бросить вызов прогнившей до основания Империи.

И Люк мог изменить галактику к лучшему. Это означало подвергнуть себя опасности, сражаться на фронте, скорее всего, поставить в тяжёлое положение и семью, если его раскроют… но больше ни дня не сидеть без дела.

Ценой своего поста в Сенате.

Если он согласится, его жизнь изменится до неузнавания. Ему нужно будет всё хорошенько обдумать — и с помощью Сабе убедиться, что всё, сказанное Беном, — правда. Как он понял, эти двое друг друга на дух не выносили. Но решение всё равно придётся принимать в одиночку.

Он был на полпути к Палас Плаза, когда прогремели взрывы. Земля под ним содрогнулась, Люк схватился за ближайший фонарь, чтобы устоять на ногах. Локапная лампа внутри на секунду померкла, а затем разгорелась вновь.

Люк покосился на часы. Уже за полночь. Миллацветы нанесли удар — он надеялся, что всё прошло хорошо. Но теперь ему нужно было как можно скорее добраться до своих покоев, пока его не заметили.

Быстро — но не бегом, чтобы не привлекать к себе внимание таким чистосердечным признанием, — он пошагал через площадь обратно во дворец. До того, как вернулись первые штурмовики, он проскользнул в сад через уже знакомые ворота. Люк позволил себе вздох облегчения, натянул капюшон пониже и присел на скамейку перевести дух.

— Быстро, сюда, сюда!

Пятеро гуманоидов, с ног до головы затянутых в тёмно-серые и синие одежды, влетели в сад и остановились под одним из деревьев, тяжело дыша. К отворотам их одежд были приколоты цветы, к рукавам пристали одиночные лепестки.

Движение Миллацвета всегда оставляли на месте преступления красные лепестки, чтобы все знали об их причастности к делу.

— Да где этот вход? — выругался один из мятежников. Они остановились на одном из мостов через ручей и теперь со всей силы тянули стойку моста, словно от одной этой железки зависели их жизни. Скорее всего, так и было. — Что ж ты не открываешься…

Люк сделал шаг вперёд:

— Это не тот мост.

На него вскинули четыре бластера. Люк послушно поднял руки:

— Секретный вход в подвал на другом мосте. Поверните стойку, — этот тайный ход уже много лет как не был тайным, про него не знал только глухой, но ночью мосты легко перепутать. Скорее всего, заговорщики хотели пройти напрямую, чтобы быстро попасть в подвалы дворца, а оттуда добраться до тропы за водопадами и сбежать. — Идите вниз по ручью, нужный вам мост сразу за рододендронами, — он дёрнул подбородком. — Ну, скорее!

— С чего нам тебе верить? — спросила самая низкая девушка в отряде — судя по тому, как она держалась, их лидер.

— Луны сегодня очень красивы, — ответил Люк.

Лидер изумлённо распахнула глаза, но бластер убрала.

— В полнолуние они ещё красивее, — закончила она и тут же повернулась к своим сообщникам: — Бегом!

Они скрылись за деревьями. Люк смотрел им вслед, пока не смолк шелест потревоженных растений, затем рухнул обратно на скамью с бешено колотящимся сердцем, судорожно втянул носом воздух.

— Сюда! — он подпрыгнул от резкого окрика. В сад ворвался целый отряд штурмовиков — болезненно белые пятна на фоне деревьев — и сразу наставили на него бластеры.

— Ты ещё кто такой? — рявкнул один из них. — Куда делись повстанцы?

— Я не видел никаких повстанцев, — Люк попытался придать себе перепуганный вид. Сильно пытаться даже и не пришлось. — Я…

— Кто ты такой?

— Я…

Командир штурмовиков не стал дожидаться его ответа. Вместо этого он схватил Люка за ворот плаща и вздёрнул его на ноги:

— Куда делись повстанцы?!

— Я никого не видел!

— Мы знаем, что они побежали сюда. Ты с ними заодно? — командир осмотрел его с ног до головы. — Что ты здесь делаешь посреди ночи?

Люк возмущённо фыркнул, безупречно повторив за Пуджей её любимый жест.

— Мне не спалось. Я гулял по саду, когда…

— Врёшь.

Люк возмущённо уставился на штурмовика, одёрнул плащ:

— Что значит вру, я в пижаме!

Тот презрительно фыркнул:

— Утки?

— Мне её тетя подарила, — ответил Люк и даже не соврал. Тётя Сола знала, как ему нравилось играть с утками у озера Паонга.

— Мы знаем, что они побежали именно сюда, ты не мог их не видеть…

— Я вас уверяю, я никого не видел!

— …даже на своей полночной прогулке! — командир схватил его за подбородок жёсткой перчаткой. Люка так и подмывало его куснуть, но сенатор не мог позволить себе такой дикости. Жаль. На Татуине он бы даже думать не стал. — Спрашиваю в последний раз. Куда побежали повстанцы? От твоего ответа зависит безопасность всей этой жалкой планетки, так что думай!

Ну, как минимум, он даст заговорщикам больше времени этой болтовнёй, угрюмо подумал Люк.

— Я же вам уже сказал, — неразборчиво начал он, с трудом шевеля челюстью в твёрдой хватке. — Я их тут не видел.

Штурмовик отпустил его.

— Крифф с тобой, — судя по голосу, он был в ярости, но у него не было никаких оснований для ареста. Люк вполне мог говорить правду, и над ним не висело никаких серьёзных подозрений. Развивать конфликт дальше означало создать проблемы всему имперскому гарнизону на Набу. — Наверное, удрали куда-то ещё. Гуляйте дальше, простите за беспокойство.

— Прощаю, — процедил Люк, выпрямившись. Он покосился на перчатку штурмовика — и застыл.

Штурмовик тоже внимательно изучал собственную ладонь. На чёрной коже перчатки остался светлый слой консилера, который он стёр с кожи Люка, пока держал его за подбородок.

— Это ты накрашенный гуляешь? — издевательски поинтересовался он — и сразу посерьёзнел, догадавшись: — С чего бы тебе ходить накрашенным, если ты якобы собирался спать?

Люк напустил на себя невозмутимость:

— Иногда я его просто не смываю, слой достаточно плотный, выдержит. Я весь вечер провёл на приёме и страшно устал.

— Если он так легко стёрся мне об руку, сэр, не уверен, что он плотный, — Люк сердито нахмурился в ответ на ехидный сарказм, но спорить не стал: у него назревали проблемы посерьёзнее. Командир жестом приказал двум другим штурмовикам схватить его. Люку вывернули руки и толкнули в голень, вынудив неуклюже грохнуться на колени. — Никакая это не ночная прогулка.

— А что это по-вашему?.. — Люк попытался дотянуться до плаща, но кто-то из штурмовиков с размаху шарахнул его прикладом бластера по голове, так, что у него искры из глаз посыпались. — Послушайте, честно, я…

— Он точно с повстанцами, сэр. Информатор?

— Скорее всего, — командир отстегнул от пояса наручники. — Не двигайся, предатель. Ты арестован за сотрудничество с повстанцами и…

— Да как вы смеете?! — Люк выдернул руки и принялся вырываться с новой силой. — Я…

— Отпустить, немедленно.

Грохочущий голос выбил всех из ступора. Люк вскинул голову, не заметив, как синяк на затылке пронзило болью. Вейдер вышел из-под сени деревьев.

— Вам было сказано отпустить, капитан, — его голос был сама ярость.

— Да, милорд, — Люка уронили обратно на землю.

Ноги дрожали так, что он даже не стал пытаться вставать. Вместо этого Люк заставил себя подняться на колени и слепо зашарил руками, пытаясь натянуть на себя плащ, — и тот вдруг сам оказался у него в руках, словно притянутый невидимыми крючьями.

— Мы хотели арестовать этого человека по подозрению в сотрудничестве с повстанцами. Он утверждает, что вышел на прогулку, но… — голос командира оборвался.

А вслед за голосом оборвалось и дыхание.

Люк в ужасе уставился на стиснутый кулак Вейдера.

— Подозрение в сотрудничестве? Вам было сказано отыскать преступников, а вы решили устроить допрос гражданскому? — Вейдер разжал кулак. Командир повалился кулем рядом с Люком но, шатаясь, тут же поднялся обратно. — Где они?

— Мы не знаем, сэр, этот человек наверняка всё видел, но он отказывается говорить…

Наклонившись, Вейдер схватил Люка за локоть и вздёрнул его на ноги. Люк хотел было вырваться, но хватка была осторожная, а ещё на Вейдера было на удивление легко опираться. Он позволил себя придержать, спрятавшись в свой плащ, как в одеяло.

— Этот человек — сенатор Набу Люк Наберрие, член Имперского Сената. Он предупредил свою сестру, одну из служанок моей жены, императрицы, что уйдёт с приёма пораньше. Его жизнь стоит в разы больше вашей, капитан, как и его слово.

Командир отряда отступил на шаг назад.

— Милорд?

— Извиняйтесь, капитан. И молитесь, чтобы сенатор не потребовал отдать вас под трибунал.

Командир повернулся к ошеломлённому Люку.

— Прошу прощения, сенатор Наберрие, — процедил он.

— Принято, — выдавил Люк в ответ.

— А теперь займитесь поисками настоящих преступников. Не заставляйте меня лишний раз сомневаться в вашей компетенции.

Командир на секунду коснулся горла и резко отдал честь:

— Так точно, милорд! — он подозвал к себе остальной отряд, и штурмовики ринулись дальше прочёсывать сады.

Вейдер усадил Люка обратно на скамью:

— Всё хорошо, сенатор?

— Нормально, — огрызнулся Люк.

— Ты дрожишь.

— Мне холодно.

— Это понятно. После Татуина даже к набуанскому тёплому климату трудно привыкнуть.

Люк стиснул челюсти — да что он так к этому привязался?

— Лорд Вейдер, я прожил на этой планете последние десять лет.

— Да, конечно.

Вейдер явно не собирался уходить, вопреки всем надеждам Люка. Нет, вместо этого он продолжил над ним нависать, не сводя с него взгляда, пока дрожь не превратилась в постоянное напряжение, сковавшее плечи.

— Я могу проводить тебя до твоих покоев? — спросил Вейдер. — Ночь выдалась беспокойная, я думаю, на сегодня достаточно злоключений.

Люк сглотнул. Он явно был не в том положении, чтобы отказываться.

— Да, лорд Вейдер.

— Я уже говорил, что можно без титула.

— Хорошо, Вейдер, — Люк даже повеселился, постаравшись произнести одно слово со всей ненавистью, какую смог в себе вызвать.

Поколебавшись, Вейдер отступил назад, чтобы дать Люку подняться — на редкость чуткий жест с его стороны, совсем непохоже на того монстра, которого знал Люк.

— Приношу свои извинения за случившееся, — напряжённо сказал Вейдер. С его немого разрешения Люк повёл их во дворец через сад, шагая настолько быстро, насколько позволяли правила приличия, но дальше молчать Вейдер явно не собирался. — Как и за наш недавний спор. Мне стоило более осознанно отнестись к твоим словам.

— Вы много чего могли бы сделать иначе, Вейдер, — устало ответил Люк. Его ненависть была уже чем-то самим собой разумеющимся, а не намеренным оскорблением.

— Верно. Я… — Вейдер поколебался. — Я был рабом на Татуине, когда был ребёнком.

Люк встал как вкопанный и повернулся к нему:

— Что?

Вейдер возвышался над ним на добрую голову, живое воплощение несокрушимой мощи.

— Да, ты не ослышался, — сказал он. — Я улетел с планеты, когда мне было девять, и начал обучение у джедаев. Тем не менее, девяти лет было вполне достаточно, чтобы сполна прочувствовать все ужасы Татуина.

Джедай. Раб с Татуина.

— Вы знали Энакина Скайуокера?

Теперь застыл уже Вейдер. Он наклонил к Люку шлем.

— Знал, — коротко ответил он. — А что?

Люк пожал плечами, надеясь, что Вейдер не слышит, как у него колотится сердце. Глупо. Глупо! Конечно, Вейдер его знал — Бен же сказал, что именно Вейдер его и убил.

Но Бен не сказал, что они оба были с Татуина.

— Он тоже был джедаем и тоже родился на Татуине. Вы ведь могли и пересечься. С ним — или с его матерью, Шми? Я встречал людей, которые её знали.

Они дошли до дверей дворца. Люк ввёл свой код допуска и пропустил Вейдера вперёд, стараясь не думать о стиснувшей грудь надежде.

Если Вейдеру и было интересно, откуда Люк так много знает о джедаях, он не стал расспрашивать.

— Да, я знал обоих, — подтвердил он. Ни следа гнева не было в его голосе, только страшное горе. Во всяком случае, так говорила Люку его интуиция, и он всё сильнее убеждался, что она его не подводит. — Они давно уже мертвы, мальчик.

«Мальчик». Люк хотел было разозлиться, но прозвище было скорее проявлением симпатии, чем насмешкой.

Подозревал ли Вейдер, что Люк может быть Энакину родственником? Тётя Беру всегда говорила, что он похож на отца. Люка пронзил ледяной страх, но… Вейдер относился к нему исключительно положительно. Если он подозревал их с Энакином родство и если он был так сильно опечалён смертями Скайуокеров, то… что всё это значило?

И всю ли правду тогда рассказал ему Бен?

— Я хотел сказать, что… — Вейдер осёкся, затем начал заново: — Я начал кампанию на Внешнем кольце, чтобы освободить местных жителей от власти хаттов. По своему опыту могу сказать, что смерть лучше рабских оковов. Ты можешь ставить под вопрос мои методы, возможно, я и сам теперь взгляну на них под другим углом, но причина была и останется неизменной. От неё я не откажусь.

Они прошли по коридору до турболифта. Двери закрылись с тихим писком, и лифт тронулся.

— Это я понимаю, — нахмурился Люк. — Война против хаттов — да я и сам сотни раз мечтал от них избавиться! — он посерьёзнел. — Но вы хоть представляете, сколько страданий вы принесли местному народу?

— Видимо, нет.

— Лея говорила об этом в Сенате. Наверняка она была не первой. Вы не слушали?

— Очевидно, нет.

— А меня почему тогда слушаете?

— За сестру можешь не переживать, — сказал в ответ Вейдер. — Она забеспокоилась, что тебя нет в покоях, и заметила, что ты идёшь в сад, за мгновение до того, как туда же пробрались повстанцы, а за ними штурмовики. Она позвала меня, и я проводил её в её покои — как тебя сейчас.

— С ней всё хорошо?

— Да. Только переживает за тебя.

— Она всегда за меня переживает. — Двери турболифта раскрылись. Дверь в покои Люка была справа, и они остановились ровно перед ней, повернувшись друг к другу.

— У неё есть на то причины, — сказал Вейдер. — Доброй ночи, сенатор.

Люк открыл дверь.

— Спокойной ночи, Вейдер. Спасибо.

— Пожалуйста, — склонил голову тот.

***

Падме расхаживала по свободной комнате, которую королева милостиво ей предоставила взамен разрушенной, кипя от ярости. Её мужа нигде не было, её вечер был безнадёжно испорчен, а её покои…

Её покои, в которых она остановилась, тоже взорвали.

Никто не погиб. Миллацветы людей не убивали, более того, они так всё подстроили, что взрыв даже не задел несущие стены дворца.

Они не хотели никого задеть, даже случайно. Вреда они нанесли достаточно — всё оборудование службы безопасности, вся собранная ими информация по Набу были уничтожены пожаром. Нет, они хотели просто оставить сообщение.

Сев на кровать, Падме снова включила голограмму, которую Холле прислала с места взрыва. Это была надпись, написанная на стене золой и углём.

ИМПЕРАТРИЦА ПУСТОТЫ.

Она нажала на кнопку. Другая надпись, другая стена.

ИМПЕРАТРИЦА ЗЛА.

И ещё одна.

ИМПЕРАТРИЦА НИЧЕГО.

Она с присвистом выдохнула. Они хотели высказаться — что ж, она их услышала.

Дверь в комнату отъехала в сторону. Единственные, у кого был доступ в её новые унизительно скромные покои, это её муж и служанки, и по резкому холоду она поняла, кто это. Падме резко развернулась к нему:

— Где ты был?

Вейдер остановился у кровати и протянул ей руку.

— Твоя племянница переживала за твоего племянника. Он ушёл с приёма пораньше, но решил прогуляться перед сном, поскольку не мог уснуть. Я проводил обоих в их покои.

Падме взялась за предложенную ей ладонь и поднялась.

— Правда? — её голос смягчился. — Мне это даже в голову не пришло.

— Ты занимаешься политикой. Безопасность, в том числе и нашей семьи, — моя задача.

— И всё равно, — прошептала Падме. — Спасибо, — она прижалась к нему, и он бережно обнял её в ответ. Тепло, исходившее от его костюма, грело ей щёку.

Она почувствовала, как он перевёл взгляд на голограммы.

— Что мы будем делать с этим оскорблением?

— Я не знаю. Они чётко выразили свою позицию. Я пока не придумала, как им ответить.

— На королеву, я полагаю, рассчитывать не приходится?

— На Далрану? — фыркнула Падме. — Нет, конечно, — она помолчала. — Я решу, что с этим делать, после завтрашней семейной встречи. Не могу пока ни о чём думать, кроме этого.

— Всё будет хорошо, — заверил её Вейдер.

— Пророчество Силы? — улыбнулась Падме.

— Нет. Скорее, мой прогноз. Племянница тебя любит. Люк относится к тебе с теплом, даже несмотря на то, что отрицает всё, что ты воплощаешь, — Падме хотела было расспросить его поподробнее, но она слишком устала. Сейчас ей просто хотелось обниматься с мужем и дальше, а не обмениваться с ним замысловатыми пикировками.

— Надеюсь, ты прав, — сказала она. Но, даже когда она смежила веки, голограмма с надписью ИМПЕРАТРИЦА ЗЛА так и осталась гореть перед ней в темноте раскалённым пламенем.

Chapter 13: Идолопоклонство

— Так что он тебе рассказал? — Сабе осмелилась задать этот вопрос, только когда их спидер вылетел из Тида и понёсся по воздушной трассе далеко в горы. До деревни, в которой Люк провёл всё детство, было лететь около часа, и в предложении Сабе подвезти его до дома сквозил, помимо очевидной привязанности, холодный расчёт.

Люк задумался, вспоминая вчерашнюю встречу.

— Если вкратце, он учил и моего отца, и Вейдера. Потом Вейдер предал и убил папу и, скорее всего, и маму, но про неё Бен ничего не сказал. Он считает, что у меня тоже есть Сила, и хочет обучить меня, чтобы спасти от Вейдера и дать мне раскрыть свой потенциал. Я… я даже не знал, что я всё это время использовал Силу.

— Ещё как использовал, — Сабе с печальной улыбкой взглянула на него. Её что-то беспокоило, но Люк решил не расспрашивать. — Мы переживали, что если ты будешь делать это ещё и осознанно, то непременно себя выдашь. И всё же, каждый раз, когда ты чувствуешь ложь в чужих словах или понимаешь, как я себя чувствую, ещё до того, как я сама это понимаю, я вижу в тебе эту Силу. Твои рефлексы — это тоже она, иначе ты со своей безумной манерой вождения давно бы разбился.

— Сила здесь не при чём, я просто хороший пилот.

— Ещё ты предугадываешь события.

— Ты сама мне всегда говорила, что у меня чрезмерно развитая эмпатия, — фыркнул Люк.

— А вдобавок к этому — Сила. Только представь, сколько зла можно совершить с её помощью, окажись она в недобрых руках. Ты используешь её для того, чтобы находить подход к людям, общаться с ними. Но из этого очень легко можно сделать оружие.

Амидала и Вейдер уже были невероятно догадливыми людьми, а из них двоих Сила была только у Вейдера. Если бы Амидала знала наверняка, что Люк сейчас думает, а не строила предположения, всё было бы гораздо хуже.

— Догадываюсь, — ответил он. Сабе промолчала. — К слову о чувствах, что с тобой?

Закатив глаза, Сабе рассмеялась:

— Ах ты засранец.

— Я предпочитаю «любимый племянник».

— Со мной всё хорошо. Чего не скажешь про Бена и про всё то, что он тебе наговорил, — она покачала головой. — Нет, я понимаю, почему он так это описал, и это правда — с определённой точки зрения.

— С определённой… он что, политик?

— Не политик, хуже. Он джедай. Известный, к тому же, своей изворотливостью, — Сабе нахмурилась. — Если бы я считала его хорошим человеком, то сказала бы, что эту историю он сочинил, чтобы сберечь тебя.

— Ты не считаешь его хорошим человеком, тётя Сабе.

— Я же говорю — насквозь меня видишь.

— Я просто знаю, что ты никого не считаешь хорошим человеком.

— Неправда, считаю. Тебя.

Люк улыбнулся.

— Так почему он так поступил? И что случилось на самом деле?

Сабе долго не отвечала. Не потому что пыталась уйти от ответа, а потому что собиралась с мыслями. Люк не давил.

— Так проще, — наконец сказала она. — Правду говорить больно, а такую историю рассказать в разы легче, — она покачала головой. — Но я пообещала, что всегда буду с тобой честной. — Она снова поколебалась, прежде чем заговорить: — Вейдер. Твой отец…

— Он знает? — перебил Люк.

— О чём? — изумлённо подняла брови Сабе.

— Вейдер знает, что я — сын Энакина Скайуокера?

— Милостивая Ширайя, надеюсь, нет. Мы хотели сохранить это в тайне ради твоего же блага. Не знаю, что он сделает, если узнает.

— Просто я спросил у него, знал ли он Энакина и Шми Скайуокеров, — признался Люк. — Вчера, когда он увёл меня от штурмовиков. Он сказал, что тоже был рабом на Татуине, что знал их и что они давно умерли. По голосу казалось, что ему грустно, — Сабе не ответила, поэтому Люк продолжил: — Я к тому, что, возможно, он об этом знает, поэтому и проявляет ко мне такой интерес.

— Я правда надеюсь, что ты ошибаешься, Люк, — ответила Сабе. — Может, ему и грустно, может, за двадцать лет в нём что-то и изменилось, но я не доверяю ему тебя и твою безопасность.

Такая у неё была работа — переживать за него. Люк понимающе кивнул.

Вздохнув, Сабе позволила себе прикрыть глаза — всего на мгновение, поскольку она сидела за штурвалом. Они летели высоко над озером Паонга, ещё не хватало разбиться с такой высоты.

— И дело не только в этом, — сказала она. — Я… я даже не представляю, как он мог столько всего опустить. Нет, могу, конечно, но я просто в ярости! Теперь понятно, почему ты вернулся такой спокойный.

— Ты поняла, что Бен сказал что-то не то, потому что я был слишком спокойный?

— Люк, ты не понимаешь… Я тебе всё объясню, но… — она поморщилась. Впереди уже виднелся Тистедель — крохотное поселение на берегу Солье, где в её воды впадали горные ручьи, чтобы одним потоком устремиться в лежащее ниже озеро. — Лучше не сейчас.

— Почему?

— Я не хочу вываливать это на тебя прямо перед твоей встречей с семейством.

Разумно.

— Но после неё — расскажешь?

— Обещаю, прямо по дороге домой. Если ты после вашего собрания ещё сможешь выслушивать семейную драму.

— В Сенате драму дают каждый день, шесть часов подряд, — протянул Люк. — Справлюсь.

— Будем надеяться, — печально улыбнулась Сабе.

***

Дальше они заговорили о другом: о вчерашнем вечере, который прошёл на удивление успешно, о том, что успела узнать Лея, пока отвлекала Императрицу, и о том, что последняя пока что никак не отреагировала на атаку. Обычно после подобных нападений сразу назначали пресс-конференцию, действовали быстро и решительно, но в этот раз Амидала просто вышла к журналистам, чтобы заверить Набу, что она не пострадала и посвятит себя разработке и применению восстановительных мер. Никаких иных заявлений после этого не последовало.

Похоже, Люк был не единственным, кто не мог найти себе места перед этой встречей.

И ведь на то были веские причины. Высадив его неподалёку от дома, Сабе попрощалась одним коротким словом:

— Удачи.

И со скоростью, быстрее сверхсветовой, умчалась из деревни.

Люк пошёл к дому по извилистой дорожке, слабо улыбаясь, — он давно не бывал в этом доме. Вдохнув запах вившегося по стене жасмина, он постучал в дверь. Открыла бабушка.

— Я уж боялась, ты решил нас бросить, — пошутила она, пропустив его вперёд. Люк ничего не ответил, потому что её нервам это бы никак не помогло. — Я накрыла на стол. Ты не знаешь, Вейдер вообще ест?

— Чего? — моргнул Люк.

— Есть он собирается? Насколько уместно приглашать его за стол, если он не может есть?

— Я не знаю, — он об этом даже не задумывался. — Бабушка, он здесь исключительно ради Падме. Я не думаю, что ему будет хоть какое-то дело до еды.

Его честность не сделала ровным счётом ничего: бабушка охнула, вдруг что-то вспомнив, и убежала проверить плиту.

Люк уселся рядом с Дарредом, как всегда. На это же сидение он свалился и в первый раз, когда только прилетел на Набу, поскольку оно чаще всего пустовало, а Дарред был самым спокойным его родственником. Рядом с ним было безопасно.

— Уверен, что это хорошая идея? — прошептал дядя, наклонившись к нему.

— Ни капли, — пробормотал Люк в ответ. — Но это всяко лучше, чем ничего не делать.

Дарред кивнул и повернулся положить себе ещё еды. Бабушка приготовила горячие закуски, которые в Набу можно было встретить на каждой кухне, видимо, не решившись рискнуть добавить татуинские приправы, чтобы не вызвать у дочери культурный шок. Вообще этот обед уже больше напоминал банкет с целью привлечения политических союзников, чем тихую семейную встречу.

Через несколько минут в гостиной собрались и остальные родственники. Дедушка выглядел напряжённо, под глазами у него залегли тени. Может, он вообще не спал, учитывая ночные новости. Рио держалась бодро и тактично изволила не надевать сегодня свои серёжки-миллацветы, чем сразу сберегла Люку кучу нервов. На ней было платье в оттенках заката, в котором Люк не сразу, но признал одно из тех, что хранилось в гардеробной Наберрие. Одно из самых любимых платьев Падме, как говорили бабушка с дедушкой. Рио заметила, что он это заметил, и подмигнула ему.

Джобал села во главе стола, как и всегда, заметно нервничая. Руви занял место слева от неё, рядом с ним села Рио, за ней — Сола. Дарред сидел справа от Джобал, а Люк, соответственно, справа от него. Он вдруг резко осознал свою ошибку: свободными остались стул рядом с ним и стул напротив него. Он умудрился сесть прямо на линии огня.

Пересаживаться было поздно. В дверь постучали — так громко, что Люк поморщился. Деревянная дверь под кулаком Вейдера точно долго не протянет.

Сола поднялась открыть дверь, с виду самая спокойная. Но только с виду — Люк видел, как она перебирает пальцами, не находя себе места. Возможно, розовая юбка её платья скрывала ещё и дрожащие колени.

Люк тоже встал.

— Пойдём вместе, — предложил он, желая хоть как-то помочь.

Когда они открыли дверь, на него взглянула не Императрица Амидала — а просто женщина по имени Падме.

— Мы немножко задержались, — сказала она с нервной улыбкой. — Люк? Всё хорошо?

— Я никогда не видел вас в такой простой одежде, — честно сказал Люк.

Однако простое не значило невзрачное. На Амидале было шёлковое платье с открытыми плечами, его ткань цвета морской волны гармонично сочеталась с более светлым тюником — но этим она сегодня и ограничилась. Волосы лежали на плечах обычными локонами, на ней не было украшений, и сейчас, без слоёв роскошных тканей, расшитых самыми разными узорами, без кружев, без замысловатых причёсок она почти что казалась обычным человеком.

Амидала улыбнулась ему:

— Мода — политический инструмент. Я здесь не ради разговоров о политике.

Удачи, подумал Люк.

— Входи, Падме.

Сола рискнула шагнуть вперёд и взглянуть на сестру, подчёркнуто игнорируя возвышавшегося над ними всеми её супруга. Падме улыбнулась ещё шире и, сделав первый шаг в дом, заключила сестру в объятия. Тщательно выстраиваемые барьеры и проведённые в разлуке годы канули в ничто, стоило сёстрам, приобнявшись, пойти к столу, обмениваясь может и неловкими, но искренними словами. Пуджа скользнула внутрь вслед за ними, легонько хлопнув Люка по плечу в знак приветствия. Он ответил ей кивком и поднял взгляд на Вейдера.

Во рту у него вмиг пересохло.

Ещё вчера он заявил Вейдеру в лицо, что ненавидит его. А потом поблагодарил за избавление от возможной ночи в тюрьме, которая стоила бы ему карьеры, а то и жизни. Вейдер держался на расстоянии, словно пытаясь уважить его личное пространство, но всё равно внимательно следил за каждым его движением.

— Входите, — наконец сказал Люк и отошёл в сторону. Пригнувшись, Вейдер вошёл в прихожую, оглядываясь, будто оказался в совсем ином мире. Скорее всего, это место было ему незнакомо — Наберрие переехали из Тида сравнительно недавно, не в силах дальше смотреть, что творит их дочь.

— Люк, — тихо — насколько это позволял вокодер — обратился к нему Вейдер. — Это точно сработает? Я не желаю расстраивать жену зря, — его тон вполне можно было принять за угрожающий, но его неуверенное, осторожное поведение указывало на обратное.

— Зависит от того, как мы все будем себя вести. Включая вашу жену.

Вейдер напряг плечи но, ничего не ответив, ушёл в гостиную. Люк решил посчитать это своей маленькой победой.

Сола уже усадила Падме рядом с собой, Пуджа втиснулась между Солой и Рио и о чём-то оживлённо спорила с сестрой. Люк уселся обратно к Дарреду, болезненно осознавая, что за столом осталось одно свободное место.

И, естественно, Вейдер занял именно его. Стул заскрипел, но устоял — в конце концов, набуанские плотники работали на совесть.

— Лорд Вейдер, — сказала Джобал. Вейдер резко вскинул голову, и бабушка неловко вздрогнула, оказавшись в центре его внимания. — Я прошу прощения за неуместный вопрос, но… Вы пообедаете с нами? Я решила, будет лучше спросить вас лично, чем строить догадки.

— Я могу есть, но снять маску в ненасыщенном кислородом помещении — нет, — Вейдер поднял поставленную перед ними тарелку, но сжал её слишком сильно, и фарфор треснул у него в руках. Ножи с вилками он отправил в ящик одним взмахом руки, не решившись их трогать. — Так что есть я не буду. И можно без титула, — добавил он мгновением позже.

Джобал уставилась на расколотую тарелку. Люк подумал было, что она испугалась, но нет: бабушка выглядела так, словно готовилась прочесть лорду ситхов лекцию о надлежащем обращении с посудой.

Люк не сводил взгляд с отправленных на место приборов, даже когда ящик, куда те легли в идеальном порядке, закрылся сам собой.

Вейдер использовал Силу. Когда-нибудь и он сможет сделать так же.

— Если можно, мы заберём оставшуюся еду домой, — заговорила Падме, улыбаясь и маме, и мужу. Джобал неуверенно улыбнулась ей в ответ. — Тогда Эни сможет поесть у себя. Я никого не хочу лишать шанса попробовать твою еду, мам.

— Тут я с тобой согласна, — улыбка Джобал из напряжённой стала более искренней. — Конечно можно, Падме. Я рада снова тебя видеть.

— И я тоже, — Падме осмотрелась. — Тут совсем как дома, — она прищурилась, чтобы лучше разглядеть голографию на камине. — Пуджа, это ты, что ли?

— Я, — ответила Рио. — Дайвингом занимаюсь, — на голографии Рио махала в камеру, затянутая в дайвинговый костюм с кислородным баллоном за спиной.

— Тебя тогда чуть не съели, — сказала Пуджа.

— Нет, я предпочитаю всем говорить, что в тот день я оказалась быстрее морского чудовища, — вскинула нос Рио, и Пуджа засмеялась. — В общем, да, это с моего экзамена по дайвингу. Я раньше хотела изучать историю морского флота.

— А чем в итоге занимаешься? — спросила Падме.

— Историей моды, — ответила Рио и подчёркнуто оглядела её с ног до головы. — Тебя всегда весело анализировать.

Падме невольно рассмеялась.

— Спасибо, я стараюсь, — она посмотрела на ещё одну голографию — с неё в камеру улыбались Рио и Пуджа, обе совсем ещё дети. — А эту я помню. Это был наш день у озера, да?

— Их было много, Падме, — весело сказала Сола.

— Да, но ты же понимаешь, про какой я. Незадолго до… — Падме поморщилась. — До Войн Клонов.

— Разумеется, ты определяешь время через политические события.

— Как и большинство жителей галактики.

— А я, кстати, этот день хорошо помню! — вдруг подняла голову Рио. — С нами ещё был твой телохранитель, джедай.

Люк заметил, как напрягся Вейдер, и так перепугался его возможной реакции, что только чудом заметил, как Сола и Джобал обменялись полными паники взглядами.

— Да, для нас обоих это был славный день: вдали от работы, вдали от всего...

— Это были вы? — всего на мгновение Люк убедил себя, что Рио, конечно, прямолинейный человек, но явно не настолько, чтобы задать такой вопрос Дарт Вейдеру в лицо. Реальность, к сожалению, была к нему жестока.

— Я не понимаю, о чём ты, — ответил Вейдер.

— Ещё как понимаете, — махнула рукой Рио, абсолютно не замечая растущего напряжения. — Я же историк, помните? Человек по имени Дарт Вейдер появился в архивах только после основания Империи — значит, до этого вас вроде как не существовало. А тут вдруг взяли и появились из ниоткуда, ещё и оказались мужем моей тёти. Кем вы были до этого?

— Не думаю, ребёнок, что тебе нужно знать ответ на этот вопрос, — предупреждающе ответил Вейдер.

Люк рискнул бросить на него быстрый взгляд. Да, Рио вела себя безрассудно, но… он тоже хотел знать.

— Вы же сами сказали, что мы можем не обращаться к вам по титулу, — сказал он, — раз уж мы семья. Значит, нам нужно звать вас просто Вейдером? Это не часть титула?

Джобал, его дорогая бабушка Джобал, смотрела на него так, будто мечтала убить одним взглядом.

— Энакин! — заявила Рио, несколько раз щёлкнув пальцами. — Энакин Скайуокер. Так звали того джедая.

Люк почувствовал, как земля ушла у него из-под ног. Он медленно положил приборы, начисто забыв про наколотый на вилку кусок стейка.

Рио этого не заметила — она смотрела только на Вейдера.

— Это были вы? Или я вас с кем-то путаю? Вы с ним, — обратилась она к Падме, — не то чтобы особо хорошо притворялись. Вы уже тогда себя вели как женатая пара.

Что?

— И ещё тётя Падме назвала вас Эни! — добила Рио. — Тётя? Назвали же, да?

Пуджа глядела на Вейдера с радостным осознанием. Люк мог только догадываться, каково ей было узнать, что один из её непосредственных начальников был тем же человеком, с которым она весело играла, будучи ребёнком. Люк также мог только догадываться, каково было воспринимать реальность без ощущения, что внутри его черепа только что взорвалась бомба.

— Эни? — обратилась к Вейдеру Падме, только укрепив заявления Рио, одним его именем спрашивая у него разрешения, умоляя о нём. Это ведь её семья. Их семья.

Вейдер склонил голову.

— Когда одарённые Силой вступают в ряды ситхов, они получают новое имя, — сказал он. — Но при рождении меня действительно звали Энакин Скайуокер.

Грохнула вторая бомба. Люк уставился в тарелку, чувствуя только, как стучит в висках и больше ничего не соображая.

Рио улыбнулась.

— Значит, мы можем звать вас Энакин? Или Эни?

— Нет, — был немедленный ответ. — Зовите просто Вейдером.

Довольная, Рио откинулась на спинку своего стула. Люк всегда шутил, что любопытство было её вторым именем. Сейчас ему было не до шуток.

Бен сказал, что Вейдер предал и убил его отца.

Сабе сказала, что Бен солгал.

Рио уже нашла другую тему для разговора. Сола и Джобал то и дело странно на него поглядывали — они знали? — пусть даже Сола всеми силами старалась отвлечь Падме на что-нибудь ещё. Единственный из сидевших за столом, кто обратил внимание на гипнотизировавшего тарелку Люка, оказался Вейдер.

— Меня удивило, что тебе известно моё старое имя. Я не думал, что про меня и мою мать до сих пор помнят на Татуине.

— Помнят, — еле слышно ответил Люк, сглотнув. Солгать он не смог бы, поэтому не стал и пытаться: — Вы выиграли гонку Бунта Ив. Единственный человек, которому это когда-либо удалось. Большое дело. Символ надежды, — он снова сглотнул и дрожащей рукой поднял вилку. — Тем ужаснее выглядит этот ваш проект.

— Мне жаль, что я не тот герой, о котором рассказывают люди.

Люк ничего не ответил.

Бен солгал ему в лицо. Вейдер был его отцом.

Значит, Амидала была…

— Люк? — позвала Джобал. — Ты в порядке? Какой-то ты бледный.

Люк напряжённо улыбнулся:

— Пойду воздухом подышу. Кажется, меня немного укачало. — Дарред поднял брови в ответ на это нелепое оправдание. Вся семья прекрасно знала, что Люк жил небом.

— Бедный мой мальчик. Пойдём, схожу с тобой, — бабушка взяла его под локоть. Вдвоём они вышли в сад, где Люк глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Вдали от нависающей над ним тени Вейдера ему действительно стало лучше.

— Ты знала? — тихо спросил он у Джобал. Она усадила их на качели в углу сада, под сенью деревьев, и мягко поглаживала его ладонь.

— Знала, — ответила она. — Я всегда знала, что ты мой внук. Сабе рассказала нам, как только впервые предложила забрать тебя к нам домой.

— «Нам»? А кто ещё знает?

— Сола и Дарред — планировалось, что ты будешь жить с ними. Мне тогда ничего не сказали, я сама это выяснила, уже позже. Я знаю, что Сабе сказала тебе никогда не представляться Люком Скайуокером за пределами Татуина, но ты так сильно напоминал мне Падме и того джедая, которого она так любила, что трудно было не догадаться, в чём тут дело.

Неторопливое покачивание успокаивало. Возможность положить Джобал голову на плечо — тоже.

— Вы собирались мне об этом когда-нибудь рассказать? — прошептал он.

— Я поэтому пыталась отговорить тебя от работы в Сенате. Боялась, что они тебя узнают.

— А это плохо? Почему? Они… — Люк захлебнулся воздухом. — Они, как выяснилось, мои родители.

— Потому что моя дочь не в себе, — на редкость прямо ответила Джобал. — У Вейдера руки по локоть в крови, и он уже оставил тебе травму на всю жизнь, а Падме… В ней что-то изменилось после того, как она взошла на трон. Она одержима своим представлением, как всё должно быть устроено в этом мире. Я писала ей письма чуть ли не каждый день, пока мы не рассорились, и она всё рассказывала мне про свою идеальную галактику, которую она хотела построить.

— Она сама всегда называет себя идеалисткой, — сказал Люк.

— Дело не только в политике. В последние годы Республики всем сенаторам пришлось нелегко, но ей просто не давали продыху. Её работа теряла всякий смысл. Её замужество нужно было держать в секрете. Муж постоянно на фронте. Когда она была беременна, она мечтала, что будет растить детей в Озерном Крае, и я прекрасно понимала это стремление. Ей нужна была какая-то мечта, за которую можно было держаться, чтобы убеждать себя, что она страдает не зря. Но теперь она использует эту идею, чтобы оправдать любой свой поступок. Она не приемлет никаких альтернатив собственному мнению.

Джобал покачала головой.

— Я не верила, что эти двое смогут воспитать ребёнка непредвзято, а не слепить из него то, что хотят видеть. Из такого давления не вышло бы ничего, кроме боли.

— Поэтому вы меня от них спрятали? — спросил Люк. — Чтобы защитить?

Джобал кивнула.

— Возможно, Руви был слишком строгим отцом. Падме начала принимать участие в гуманитарных миссиях с восьми лет. На его контакты она полагалась в Сенате. Политический мир оказался совсем не таким, каким он его видел, — поэтому он никогда в политике полноценно и не участвовал — а то, что увидела в нём Падме, сильно отличалось от того, что её научили ценить и уважать. Я ни в коем случае не сомневаюсь в гениальности моей дочери, но предложение Палпатина выглядело как очень простое решение всех проблем, с которыми не могла справиться демократия. Падме пожертвовала бы всем ради исполнения своей идеальной мечты. Я не хотела, чтобы она пожертвовала и тобой тоже.

— Пожертвовала? — Люку стало дурно.

Джобал тоже побледнела. Она стиснула ладони, прежде чем продолжить:

— За год до того, как ты оказался у нас, Падме приняла в свиту новую служанку, тоже с Набу. До Пуджи она была самая молодая из всех. До того, как отправиться в Сенат, она была принцессой Моэнии, как ты — принцем Тида.

— Это ты про Далне говоришь? — она своё назначение восприняла с восторгом, совсем не так, как Люк. Она придерживалась исключительно амидальской политики и даже сменила имя, чтобы почтить тем самым свою вдохновительницу, за долгие годы до их даже гипотетической встречи.

— Она была ребёнком. После смерти Палпатина и восхождения Падме она подвергала себя риску каждый божий день. Она в больницах бывала чаще, чем на работе, настолько часто Амидалу пытались убить, пока она её заменяла. Служба её сломала. Не выдержала психика. Я близко дружила с её матерью — она обращалась к журналистам, пыталась раздуть шумиху, чтобы дочери дали отставку и разрешили вернуться на Набу. Но у неё ничего не получилось. А Далне убили во время очередного покушения. — Джобал зажмурилась. — Эта история не давала мне спать по ночам. А когда с нами начал жить ты, я невольно задумалась, что сделает с ребёнком та среда, которой окружила себя Падме.

Люк слушал её вполуха. Он никогда не задумывался, как тяжела была работа служанок, как часто они подвергали себя риску ради одного человека и ради Набу — как часто они жертвовали собой ради чужой безопасности. Он знал, что на них возлагали сложную задачу, но он никогда не слышал, как страшны были её последствия — во всяком случае, об этом в медиа никогда не рассказывали. Возможно, набуанская пресса критиковала то, как обращались с Далне, исключительно потому, что Падме больше не была одной из них.

И Пуджа тоже была служанкой — самой младшей из всей свиты. Люк впервые задумался, через что, должно быть, проходит его сестра. Зачем она туда пошла? Как её заставили… Он сбился с мысли.

— Ты не хотела, чтобы я рос под политическим давлением? — спросил он, разозлившись и за себя, и за сестру. — А дедушка Руви — это так, не считается?

— Мы с ним постоянно ссорились из-за этого. Он причинил боль Падме. Причинил боль Пудже, но, надеюсь, ещё обратимую. Я убедила его оставить тебя в покое.

— Это было «оставить в покое»?

— Да, — тихо ответила Джобал.

Люк не знал, что и думать.

— Ты вернул домой моих дочь и внучку, — сказала Джобал. — Я благодарна богам, что ты у меня есть, — она в последний раз сжала его ладонь и отпустила. — Расспроси обо всём Сабе по дороге домой. Она знает больше, чем я.

— Спасибо, бабушка, — Люк снова взглянул на дом, на выглядывавшие из-за угла окна кухни. — Я разберусь, что со всем этим делать.

— Ты расскажешь им? — в голосе Джобал сквозило напряжение — она явно давно хотела задать этот вопрос.

— Я не знаю. Точно не сейчас.

— Я понимаю, — она тоже посмотрела в сторону кухни. — Ты знаешь, как я переживаю за эту встречу. Я не представляю, как Руви и Падме отреагируют друг на друга спустя столько лет. Они слишком похожи.

— Всё будет хорошо, — сказал Люк и сам поморщился от того, как неубедительно это прозвучало. — Я… — он развернулся к дому. — Нет, знаешь, мне кажется, у них там что-то случилось.

Джобал кивнула, совершенно не удивлённая, и улыбнулась в ответ на его изумление:

— Я знаю, что ты унаследовал силы отца, Люк. Ты всегда был очень чутким ребёнком. Что там такое? — она проследила за его взглядом. — Плохое или хорошее?

— Плохое.

Джобал выругалась.

— Ох, Руви.

***

Люк не ошибся. Когда они вернулись в гостиную, настроение в ней царило совсем другое.

Пуджа и Дарред одновременно вскинули головы, когда они зашли.

— С возвращением! Люк, тебе получше?

То была не столько тревога за его здоровье, сколько отчаянная попытка отвлечь Руви и Падме, которые обменивались раздражёнными взглядами.

— Гораздо, — Люк растянул губы в улыбке и хотел было сесть обратно, но Джобал придержала его за локоть и крайне выразительно посмотрела на Дарреда. Тот встал, и они с Люком поменялись местами.

— Вот так, — сказала Джобал, положив руку ему на плечо. С ней сидеть было гораздо приятнее, чем с Вейдером. — Полей мясо соусом, потеплее будет.

Люк послушался, стараясь не обращать внимания на Вейдера, ожидаемо прожигавшего в нём дыру.

— Я рад, что всё хорошо, Люк, — Руви потянулся похлопать его по руке — Люк вздрогнул от неожиданности. — Мы как раз о тебе говорили. Я яростно поддерживаю твой проект судебной реформы.

Нет. Только не это.

Падме отсалютовала ему бокалом вина:

— Ты знаешь, что я с большим уважением отношусь к твоей работе. Пуджа говорит, вы с принцессой Леей работаете не покладая рук.

— Вы мне обещали обойтись без политики, — попыталась вмешаться Джобал.

— Политика есть везде и во всём, — хором ответили Руви и Падме, тут же нахмурившись друг на друга.

Джобал вздохнула.

— Я согласен, проект замечательный. Меня смущает только одно: что ему так поздно дали зелёный свет. И что принцессе Альдерана пришлось чуть ли не кричать, чтобы её услышали!

— Доказательств коррумпированности судов очень мало, нам поступило всего несколько жалоб. Уровень преступности в Империи сейчас находится на историческом минимуме — особенно если сравнить его со статистикой двадцатилетней давности.

— Это предвзятое сравнение, — возмутился Руви. — Двадцать лет назад царили жестокие времена — и улучшение по сравнению с ними не означает, что сейчас всё безупречно. Республика простояла тысячу лет — и явно не для того, чтобы ты взмахом руки отменила все регуляционные и судебные законы, которые были ею созданы.

— Я отменяю их, если вижу, что они не справляются со своей работой. Ты громче меня возмущался, когда оправдали Ганрея, — Падме покачала головой. — Да, мои суды строже — но что в этом плохого? Благодаря ним люди живут в безопасности. Мы добились того, чтобы совершалось меньше преступлений.

— Думаешь, это благодаря твоей великолепной работе? А может, потому, что вы убиваете всех за малейшие огрехи?

Падме резко поставила бокал на стол.

— Что это за одержимая манера искать в моём режиме коррупцию и изъяны?

— Да потому что из них одних он весь и состоит! Что это за одержимая манера считать, что ты создала идеальный мир?

— Мы боролись и проливали кровь за Империю, которая защищает свой народ делом, а не пустыми словами. Я не собираюсь преуменьшать вклад тех, кто боролся за наше будущее, — она бросила на отца пронзительный взгляд. — Хотя, надо сказать, этой борьбой занимались не все.

Лучше бы она его ударила.

— При чём тут эти так называемые несыгравшие вложения? Вся твоя система — фарс! Как можно считать этот режим безупречным, когда сотни людей получают несправедливые приговоры, а настоящие преступники разгуливают на свободе…

— Это по чьим же данным?

— Сенатора Органы, разумеется! Люк уже говорил в Сенате, что твой муж совершил военные преступления и не понёс никакой ответственности, — Люку очень сильно захотелось, чтобы земля разверзлась и проглотила его вместе со стулом. — И с Палпатином, надо сказать, тоже всё вышло нечисто!

Падме — нет, Амидала — застыла, её лицо превратилось в ледяную маску.

— Как это понимать?

— На Набу считают, что это ты его убила. Ты — своего же наставника.

— Зачем мне было его убивать? Он был хорошим наставником — нет, он был мне почти как отец.

Люк почувствовал её ложь, полную затаённой горечи, но Руви — нет. Дедушка тяжело осел в своём кресле.

— Падме…

Амидала не сводила с него взгляда, словно обезумевшее от запаха своей же крови животное.

— Зачем мне было его убивать? Он выполнил все свои обещания. Он собирался построить галактику, которая была бы безопасной для всех.

— Нет, — возразил Руви. — Ничего подобного.

— У него почти всё получилось.

— Он не сделал для галактики ничего — лишь возвёл на её руинах свою собственную империю.

— Империя подарила нам порядок, которого мы бы никогда не добились. Ты сам учил меня оставаться идеалисткой — думать о том, что может быть, а не о том, что есть сейчас. Когда я смотрю и вижу, на что способна Империя и на что не была способна Республика, когда понимаю, как мы можем навсегда ликвидировать прогнившие до основания системы, которые уже столько раз нас подводили, ты обвиняешь меня в предательстве этих идеалов?

— Это не идеализм, Падме, — не выдержал Руви. — Это идолопоклонство. Я слушал твои речи — что идеология, что подходы к ней — всё непоследовательно! Зато одно видно прекрасно — ты руководствуешься собственной выгодой, когда принимаешь решения. Твоя абсолютная власть тебя развращает. Ты хоть представляешь, какую цену платит галактика за твои детские мечты?

— Детские?

— А какие же?

Амидала посмотрела на него с отвращением. Люк видел, с каким трудом она вернула своё прохладное и ироничное самообладание и как нелегко ей далась эта маска. Значит, её обычное спокойное поведение было притворством.

— Ты считаешь меня ребёнком? — неверяще повторила она. — Я меняю систему! А не сижу в кресле и жалуюсь на всё подряд!

— Ты права, я должен делать больше, — Руви наклонился к ней. — Но я хотя бы не причиняю никому вреда.

— Никогда, никогда ты не будешь мною доволен, — сказала Падме. — Правда ведь?

— Я был не просто доволен тобой, Падме, я гордился тобой. Всем сердцем.

— И что же изменилось?

— Ты.

— А ты, значит, решил запустить это колесо по новой? — фыркнула Падме. — Сначала Пуджу отправил в политику, теперь за Люка взялся? Что ж, надеюсь, всё правда повторится, — она поднялась из-за стола. — Надеюсь, Люк тоже поймёт, сколько в тебе этой чёртовой грязи.

— Падме… — позвали Джобал, Сола.

Падме остановилась, обернулась на мать, на сестру. Но никто из них так и не тронулся с места. Вейдер тоже поднялся из-за стола.

— Пуджа, — рявкнула Падме, — мы уходим.

Люк всё равно что услышал, как у его тёти разбилось сердце, когда её дочь отодвинула стул и пошла прочь.

— Пуджа, — прошептала Сола ей вслед и вскочила на ноги. — Пуджа, подожди!..

Хлопнула входная дверь.

Люк положил приборы. Еда всё равно давно остыла.

Chapter 14: Почему ты сделала меня своим врагом?

Сабе хватило одного взгляда на их поникшие лица, чтобы понять, что произошло.

— Домой? — спросила она у Люка.

— Да, пожалуйста, — ответил он.

На прощание он быстро обнял сначала Джобал, потом Дарреда — остальные родственники разошлись по комнатам, переживая каждый своё горе и наполнив дом неловким молчанием, и ему не хотелось никого отвлекать.

Сабе не стала возражать, и через считанные минуты они вылетели из Тистеделя и поднялись над озером Паонга. Теперь, вдали от дома и всего, что там произошло, Люку стало чуть легче. Но несильно.

Неуверенную тишину между ними нарушила Сабе:

— Насколько всё плохо? — мужественно спросила она, явно приготовившись к худшему.

— Они мои криффовы родители?!

— Всё ужасно, — заключила Сабе. — Поняла.

— Сабе!

Сабе вздохнула:

— Да, это так, — сказала она. — С Солой и Дарредом ты про это поговорил?

— Тётя Сола никого не хотела видеть после ужина, а дядя Дарред остался её успокаивать. Мне всё рассказала бабушка.

Сабе бросила на него быстрый взгляд:

— Я не знала, что ей это известно.

— Она сама обо всём догадалась и расспросила их. Дедушка не знает.

— Хоть что-то хорошее.

— Это точно, — Люк и без того считал, что дедушка — как по усыновлению, так и, как оказалось, по крови! — иногда перегибал палку. Интересно, стал бы он думать о Люке как-то иначе, если бы он знал, кто был его матерью. — Из-за него всё и пошло нерфе под хвост. Из-за него и из-за Падме.

— Они поссорились?

— Да. Как между двумя анубами побывал.

— Представляю, — передёрнула плечами Сабе. — Твой дедушка очень милый человек… до какого-то момента. Я знаю, что Падме так и не оправилась от той ссоры, которая произошла между ними много лет назад.

— Тётя Сабе, почему вы меня от них спрятали? — спросил Люк, и голос его невольно дрогнул на первых же словах. Сабе поморщилась. — Нет — я знаю, почему. Джобал мне объяснила. Но почему ты ничего мне не сказала?

— Когда мы встретились, ты был совсем ребёнком, да ещё и едва выжил после взрыва на ферме Дарклайтеров. Я не нашла слов, чтобы сказать едва пришедшему в сознание ребёнку, что это сотворил его родной отец, — Сабе покачала головой. — Надо было сказать тебе позже, но мне было слишком больно. Когда Бен пообещал, что сам расскажет тебе всю правду, я понадеялась, что он с этим справится, и мне не придётся снова об этом думать.

— Он сказал, что Вейдер убил моего отца.

— Я знаю! Он оказался ещё большим ублюдком, чем я думала! — Сабе с силой сжала рычаги спидера, резко взметнув их над утёсами, нависавшими над озером. — Поэтому я и не хотела ничего говорить тебе этим утром — тогда эта встреча прошла бы ещё хуже. Но теперь можешь спрашивать. Я расскажу всё, что знаю.

Люк не мог выдавить из себя ни слова. В его мыслях роились сотни вопросов, но ни один из них он так и не задал. Сабе это заметила:

— Расскажи мне, как всё прошло, — решила она. — А я добавлю, где нужно.

И Люк рассказал.

— Ты не должен был об этом так узнать, — наконец сказала Сабе. — Мы даже подумать не могли, что Рио и Пуджа могут вспомнить Энакина.

— Мы — это кто? Когда вы об этом думали? Что случилось — и почему сейчас всё так плохо?

Сабе сглотнула.

— Ты знаешь, что раньше я работала на Амидалу. На твою мать.

— Знаю. Ты была самой близкой её служанкой, и у вас были не то чтобы здоровые отношения.

— Совсем не здоровые, — согласилась Сабе. — В этом была своя необходимость: единственная задача служанки — служить своей королеве. Единственная задача королевы — служить своему народу. В этом и заключался конфликт: я всегда ставила на первое место её, а она — Набу. Мы хорошо сработались, пока она отбывала свой срок на посту королевы, но затем, когда она стала сенатором, я вроде как вышла за грани своей должности. После этого, мне кажется, мы переступили множество иных границ в наших отношениях.

Люк повернулся к ней, пока что не до конца понимая, какое отношение их история имела к настоящему. Но, с другой стороны, Сабе никогда так открыто не говорила о своём прошлом.

— «Вроде как»?

Сабе поморщилась.

— Первая работа, которую я выполнила по её приказу, была на Татуине. Она хотела что-то сделать с рабством, которому стала там свидетелем, и помочь Шми Скайуокер. Мы с Тонрой отправились туда вместо неё. Мы помогли некоторым людям, узнали, что Шми освободили, но были вынуждены покинуть планету, когда поняли, что на планете уже существовало освободительное движение против рабства и мы им мешали. Всё равно у Падме уже были для меня другие задачи, особенно в её первые дни в Сенате.

— Типичный сценарий гуманитарных миссий с других планет, — кивнул Люк, — предложить помощь, не разобравшись, что происходит. Тётя Беру мне часто про них рассказывала.

— Как я полагаю, без особого восторга. — Люк ничего не ответил. — Я знаю, что здорово наошибалась. Будь проклята эта иномирная самоуверенность. Я вернулась к Падме и выполняла для неё всякие мелкие задания на протяжении нескольких лет. И, даже став офицером разведки и безопасности, я находила для неё время. Я была первой, кто узнала об её беременности, и я поклялась, что буду оберегать дитя — так же, как оберегала их мать.

Она тепло улыбнулась Люку, и он почувствовал всю искренность её слов и её любовь, но всё равно ему стало неуютно.

Сабе стала его тётей лишь из-за странной, неестественно эмоциональной связи, которую построила с его матерью? Из-за связи, которая разбила ей сердце и так глубоко её ранила?

Даже заметив его тревогу, Сабе продолжила:

— Я не особо следила за её политикой. Мне казалось, она просто действует практично. Шла война. Канцлер мне особо не нравился, но Падме считала его хорошим человеком, а я доверяла Падме. Только когда я вернулась на Набу после долгой миссии на Альдераане, я поняла, насколько сильно она растеряла свою популярность. Королева хотела отозвать её домой и назначить нового сенатора, но всем решениям Падме ещё можно было найти разумное объяснение. Она служила в правительстве, которое возглавляли военные. И, пока шла война, она всеми силами охраняла Набу — никто об этом не забывал.

Тогда я поговорила с ней. Рассказала ей о своих тревогах. Падме настаивала, что все её решения окупятся в будущем, что она работала с Канцлером, чтобы сделать галактику лучше, безопаснее. Она хотела, чтобы её ребёнок родился в этом новом, спокойном мире. Как и всегда, меня вдохновила её страсть, — Сабе встряхнула головой, нахмурившись.

— Ты любила её, — мягко сказал Люк. — И ты ни в чём не виновата. Её многие любят.

Когда-то её любила даже Лея.

— Моя любовь — не оправдание моей слепоте, — выдавила Сабе. — Я продолжила служить ей. И потом, когда Канцлер заявил, что джедаи организовали мятеж против него, когда Вейдер, её муж, повернул против своих братьев и повёл армию на их храм, вырезав там всех, даже юнлингов, когда на останках Республики была провозглашена Империя — я осталась с ней. Я поддержала её. Она сомневалась — и на тот момент её ещё можно было спасти! Она говорила про смерть свободы! Я…

Люк не осмеливался ничего говорить.

— Я так надеялась. Она отправилась поговорить с мужем, посмотреть, что с ним произошло. И, разумеется, Оби-Ван, мать его, Кеноби полетел с ней. Всё произошло слишком быстро, и вот она оказалась без сознания, на пороге смерти, Вейдера сожгли заживо, а Оби-Ван едва успел долететь с ней до ближайшего медцентра. Меня там не было, мне об этом рассказали позже. Но с ней был сенатор Органа, ещё один джедай и Кеноби… Падме родила близнецов.

Люк вскинул голову.

— Близнецов?

— На протяжении нескольких часов после родов все думали, что Падме умрёт. Когда она очнулась, джедаев уже не было — они увезли вас обоих в безопасное место, зная, что им придётся вас спрятать, причём как можно скорее. Местных дроидов запрограммировали солгать — сказать ей, что ребёнок умер, и некому было рассказать ей правду. Падме вернулась на Корусант, к мужу, и мы плакали вместе — над её мечтами о материнстве и над идеей уйти из политики в мирной галактике, потому что им пришёл конец.

— Почему нас забрали? — настойчиво спросил Люк. — Она была жива. Это же против…

— Они думали, что её смерть неизбежна, — Сабе глубоко вздохнула. — Во всяком случае, я пытаюсь в это верить.

Люк тоже сомневался, что Бен способен на похищение.

— Когда она вернулась, Палпатин принял её с распростёртыми объятиями. Падме с головой погрузилась в политику, на этот раз, как верный Империи сенатор. Больше у неё ничего не осталось. И я снова осталась с ней и смотрела, как она превращалась в протеже Палпатина. Он приучил их с Энакином к себе, заставил действовать, как его самые верные сторонники. Падме по-прежнему возглавляла оппозицию, но… она в неё не верила.

Повисла тишина. Сабе сменила курс, и они пролетели над местом, где озеро превращалось в реку Солье, оставив её слева от себя, и вылетели за границы гор, обратно к Тиду, где вершилась политика.

— Изменения к худшему я заметила лишь потому, — напряжённо продолжила Сабе, — что продолжала исполнять её волю. Официально я не была её служанкой. Я могла выполнять свои миссии, будучи никак не связанной с ней, — она снова надолго замолчала. — Но я всё равно верила в неё. Пока Палпатин не умер, а она не вступила на имперский трон. Сенат поддержал её решение — сторонники Палпатина хотели видеть у власти его ставленницу, а его враги хотели видеть во главе государства его противницу — но я знала, что Падме больше не думала о демократии. Я покинула её. Она слишком сильно изменилась. Она была не в себе.

— Бабушка то же самое сказала, — заметил Люк. — Не в себе.

— Джобал в разы наблюдательнее меня. Падме, к сожалению, на неё в этом похожа, — Сабе шумно втянула носом воздух. — Я присоединилась к повстанцам, пусть и чувствовала себя при этом предательницей. На тот момент с создания Империи минуло десять лет, но мне по-прежнему было больно. Я не знаю, почему джедаи доверили мне тебя и эту тайну. Может, они не могли найти иного места, где тебя можно было бы спрятать. Я ненавижу, что они узнали о моей ненависти к ней. Но это произошло — и так я познакомилась с тобой. С тобой и со вторым ребёнком. Я вступила в движение помощи Внешнему Кольцу, и немедленно тебя полюбила.

Она неуклюже нащупала его ладонь, не глядя на него. Люк сжал её пальцы в ответ.

— Я полюбила тебя с первой секунды знакомства, — заверила Сабе. — Ты так сильно на неё похож, взял от неё всё хорошее. Но я не хочу вас сравнивать. Ты… это ты, Люк.

Люк благодарно улыбнулся. Ему всё ещё было неспокойно, но он это переживёт. Сейчас говорила Сабе, а он только слушал.

— Я поклялась защищать тебя, после того, как это не смог сделать Кеноби. Твоя мать была не в своём уме, твой отец был военным преступником — я знала, что они любили бы тебя, но даже не представляла, что могла сделать такая любовь.

— Но почему Бен солгал мне?

Сабе поколебалась.

— Как он тебе и сказал, он был учителем твоего отца. Теперь Вейдер его ненавидит. Не считая проекта помощи Кольцу, единственное, чем он всегда был одержим, это охотой на Кеноби, — Сабе скривилась. — Раньше они бы без раздумий отдали друг за друга жизни, пока Палпатин не превратил твоего отца в чудовище. Мне всегда казалось, что Кеноби так и не смог с этим смириться. Вейдер часто говорит, что убил Энакина Скайуокера, уничтожил свою слабую часть, и, наверное, Кеноби просто было проще следовать этой же логике.

Люк откинулся на спинку своего сидения.

— Мне его жаль, — сказал он, сам не зная, о ком говорит: о Вейдере или о Бене.

Сабе горько улыбнулась:

— Невыносимый человек.

— Они чем-то похожи на вас с Амидалой.

— Это ещё почему?

— Ты любила её. Она тебя предала. Вы обе с этим тоже до сих пор не смирились.

Сабе ничего не ответила.

Вздохнув, Люк продолжил, стараясь говорить ровно и спокойно:

— Скажи ему, что я не стану у него учиться, — он опустил взгляд на свои крепко сцепленные ладони. — Он солгал мне. Я ему не верю.

— Да, — яростно ответила Сабе. — Мы все солгали.

Люк стиснул челюсти.

— Спасибо, что рассказала мне об этом хотя бы сейчас.

— Ты всё ещё злишься на меня.

— Да, представляешь! — Люк сам не понял, что плачет, пока глаза не застлала мутная пелена. — Они мои родители, Сабе. Мне двадцать два года, я имел право узнать об этом раньше.

— Имел.

— И почему ты мне не сказала?

— Мне было больно, — Люк почувствовал, что это не вся правда, и сердито на неё уставился. Сабе сдалась: — И страшно.

— Из-за чего? — огрызнулся Люк. — Что я могу встать на их сторону?

Её молчание само по себе было ответом.

— Тётя!

— Я не знаю, что стало с Падме! — закричала Сабе. Она тоже начала плакать и сердито утёрла слёзы, пока они не разбились. — Я не знаю, что такого могло произойти, что превратило решительную и уверенную девушку в безумного деспота! И, что бы это ни было, я не позволю этому же произойти с тобой.

— Амидала сама несёт ответственность за свои решения, — сказал Люк. — Это она сделала. Не Палпатин, не Вейдер, не какая-то оскверняющая тёмная сила. Это был её выбор.

— Откуда ты-то это знаешь?

— Да потому что она сама хочет такой быть! Каждый день она снова и снова принимает это решение, и ты не можешь ничего с этим сделать! — Люк сурово взглянул на неё, тяжело дыша. — Она сделала свой выбор. Дай мне сделать мой.

— Я передам твоё сообщение, — сказала Сабе. — Бен расстроится.

— Я знаю, — Люк заставил себя успокоиться. — Передай ему, что мне жаль.

— Не стану. Он это заслужил, — она покосилась на него, — и я тоже.

Люк изумлённо поднял брови:

— Ты думаешь, что я тебя прогоню? Уволю? — Сабе поморщилась. — Нет! Да, конечно, я сейчас злюсь, но ты мне по-прежнему нужна, и я по-прежнему тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, Люк, — тихо ответила Сабе. — Я обещаю. Эта любовь лежит в основе всего, что я сделала, — она сделала глубокий вдох. — И последнее. Близнецы.

— Да.

— У тебя была сестра.

— Лея?

Сабе чуть не отправила спидер в штопор.

— Что?

Люк позволил себе ухмыльнуться:

— Удивляешься, потому что я прав или потому что тебе самой это ни разу не пришло в голову?

Сабе хохотнула:

— Бездна, да ты прав! Как? Неужели это настолько очевидно?

— Я это чувствую, с самой первой нашей встречи, — его улыбка стала мягче. — Мы сразу поладили.

— Меня это удивило, — призналась Сабе. — Порадовало, конечно, но и удивило.

— И ещё ты сказала, что сенатор Органа был с Падме во время родов, и затем сказала про близнецов, и…

— Всё, всё, ты гениальный сыщик. Вот почему ты такой страшный политик.

— Не шути так.

— Я не шучу!

— Да-да, верю, — Люк шумно выдохнул, чувствуя, как всё напряжение покинуло его тело — и как сверху немедленно рухнул метеорит. — Бен что, и с ней говорил?

— Возможно. Мне кажется, её он не так сильно хочет обучать, как тебя. Она слишком долго пробыла политиком, а ему они никогда не нравились.

— Можно я ей расскажу?

Сабе ответила не сразу.

— Тебе решать, — сказала она наконец. — Я не могу тебе приказывать и не стану заставлять тебя скрывать от неё правду.

— Я спрашиваю тебя не с целью лишний раз обвинить, что ты мне ничего не сказала. Я спрашиваю, потому что ты отличный советник. Если я ей всё расскажу, что будет дальше?

— Будет… нелегко. Я не знаю, как она отреагирует на новости о своих биологических родителях, а знание о собственной одарённости…

— …может привести к вспышке Силы, — закончил Люк. — Бен это упоминал.

— Выбор всё равно за тобой, — пообещала Сабе. — Лея твоя сестра.

Сестра.

Такое хорошее слово. Когда он оказался на Набу, пусть даже он и звал Солу и Дарреда тётей и дядей, Рио и Пуджа стали его сёстрами. А теперь его сестрой стала и Лея. Точнее, она ею всегда была. Это знание приятным теплом охватило его сердце.

Гораздо более приятным, чем знание об их родителях.

— Что думаешь? — спросила Сабе.

Люк уставился в пустоту. Ему с этим знанием было хорошо, но примет ли его Лея?

— Не знаю, — признал он.

***

Остаток пути они проделали в молчании. Люк напряжённо соображал. Первой его мыслью было рассказать всё Лее. Она его близнец, и он терпеть не мог секреты и хотел, чтобы она тоже это знала.

Но разве можно обречь на такое знание другого человека? Он хотел раскрыть Лее правду, чтобы не разбираться со своими запутанными чувствами в одиночку, а это был банальный эгоизм.

Когда он добрался до своего офиса, ясность к нему так и не пришла. Все разошлись на обед, в коридорах было тихо и пусто — поэтому он немедленно заметил, что в офисе кто-то был. Его ассистенты сегодня не работали, значит, это…

— Пуджа? — он удивлённо моргнул. — Как ты сюда попала?

— У тебя пароль мой день рождения, — она сидела на стуле напротив его рабочего стола, повернувшись к нему лицом. Она бросила быстрый взгляд на панель. — Я тронута.

— Ты его угадала?

— Не с первой попытки.

— Пуджа, — он обошёл стол и сел в кресло. — Ты… не надо сюда заходить без меня, хорошо? Я не хочу его менять, но теперь придётся.

— Я знаю. Я просто хотела…

К его ужасу, она заплакала.

— Я просто хотела с кем-нибудь поговорить, — выдавила Пуджа. — Тётя Падме расстроена — и в ярости. Она со мной говорить не хочет, с остальными я связаться не могу, и… ты мне нужен.

— Я здесь, — Люк взял её за руки и усадил их обоих на диван. — Что случилось?

— Ты сам прекрасно знаешь.

— У нас не семья, а банка с червями, — кивнул он. — Да. Как я тебе сейчас могу помочь?

Пуджа крепко стиснула его ладонь в своих. Он тоже сжал пальцы и обнял её свободной рукой, поглаживая её по плечу и шепча что-то успокаивающее, пока она не нашла в себе силы заговорить снова:

— Как она? — спросила она.

— Кто?

— Мама.

Люк закрыл глаза.

— Ужасно расстроилась. Она по тебе скучает.

— Я знаю, она мне это сказала, — Пуджа зажмурилась. — Ну почему дедушка решил заговорить про политику?

— Что случилось? Меня же не было.

— А. Да, да, точно. Ты же выходил. Он… — она встряхнула головой. — Мы за тебя забеспокоились, всячески выражали переживания и поддержку, всё такое. Вейдеру было особенно интересно про тебя поговорить — ты это и без меня знаешь, он всегда такой, — и он всё спрашивал, когда ты к нам приехал, как долго к нам привыкал… — Люка пробрала холодная дрожь, стоило ему вспомнить, как он почувствовал свою связь с Леей, едва её увидев. — Маме было неуютно об этом говорить, не знаю, почему, но папа всё рассказывал. Ты же знаешь, как он тебя любит.

— Конечно.

— Ну вот. И Вейдер внимательно слушал — не пропуская ни слова, особенно про Татуин. Ты ему, видимо, рассказал про Мунка, потому что ему было интересно послушать и про папину работу, и узнать, почему ты не стал заниматься тем же самым. Ответ был стандартный — политика.

— Ответ, Пуджа, была ты.

Пуджа вскинула голову:

— В смысле?

— Ты меня вдохновила. Ты была моей самой крутой старшей сестрой, и я хотел быть как ты.

— Ох, Люк… — свежие слёзы выступили у неё на глазах.

Люк улыбнулся ей. Пуджа улыбнулась в ответ и продолжила:

— Ну, тут уже подключился и дедушка. И сразу всё испортил. Сказал, что горд, что хоть у кого-то из политиков в этой семье есть совесть и моральные принципы. Он оскорблял тётю Падме, меня… Я думаю, что ему это даже в голову не пришло. Он просто слишком гордится тобой и всё ещё слишком злится на нас.

— Мне показалось, что тётя Падме на него тоже до сих пор прилично злится.

— Да. Ну вот всё и взорвалось. А потом ты вернулся, и все продолжили друг на друга напирать, и… всё, — она отпустила его руку, чтобы прижать ладонь ко рту, давя рыдания. — Остальное ты и сам видел.

— Почему ты ушла? — спросил Люк. — Тётя Сола очевидно хотела, чтобы ты осталась, почему ты пошла за Падме?

Пуджа так на него посмотрела, словно он задал какой-то безумный вопрос.

— Я просто хочу, чтобы они всё поняли, — ответила она. — Мы работаем не покладая рук, делаем всё, что в наших силах — ради них. Ради Набу. Дедушку никакими рациональными аргументами не убедишь, бабушка делает вид, что политикой вообще не интересуется, но всегда занимает его сторону — потому что тоже хочет считать тётю Падме злодейкой. — Люк невольно вспомнил их с бабушкой разговор. — А мама с папой и Рио просто им в этом потакают.

— Они пытались с тобой связаться, — напомнил Люк. — А ты им не отвечала.

— Потому что они не хотят меня поддержать! Не хотят занять мою сторону! — Пуджа вскочила на ноги и принялась расхаживать по его офису — принадлежавшему когда-то ей — яростно размахивая руками. — Слушать они тоже не хотят, а даже когда притворяются, что хотят, просто отказываются со мной соглашаться!

— Они никогда и не согласятся, Пуджа. Вы с Падме пошли против всего, во что они верят.

— Неправда! Это мы правы, а они просто этого не видят! — Пуджа сжала кулаки. — И ты тоже не видишь!

— И не увижу. Я тебя люблю, но в этом я с тобой не согласен.

— Мне это хорошо известно, — она с силой провела ладонью по лицу, потом снова сжала её в кулак. — Ты только и делаешь, что создаёшь проблемы в Сенате. Ты хоть представляешь, сколько раз на тебя уже жаловались Императрице? Лоялисты хотят сместить тебя с должности, и тебе повезло, что тётя Падме ценит свою семью в разы сильнее, чем они.

— Я не стану ставить под удар свои идеалы, Пуджа.

— А тайные встречи с террористами их, значит, под удар не ставят?

Люк застыл.

— Что?

Пуджа тоже застыла, осознав, что сказала. Она никогда так не срывалась, забывшись в пылу спора, в отличие от Рио, но сейчас её терпение словно лопнуло. Ей сегодня пришлось нелегко.

Ну, жаль. Потому что Люку пришлось ещё хуже.

— Я знаю, что ты пытаешься выйти с ними на связь — заявила Пуджа. — Ты и Органа.

— Это на каких основаниях ты так решила? — его охватила паника, сердце мигом пустилось вскачь — но он не сводил с неё взгляда. — Как тебе это вообще в голову пришло?

— Я здесь уже была! Читала твои сообщения, знаю, что у тебя была тайная встреча с… кем-то. Когда-то. И я знаю, что ты меня вчера специально напоил, чтобы сбежать — ровно в то же время, как ударили террористы, — Пуджа сердито уставилась на него. — Люк, ты хоть сам понимаешь, что творишь?

— Ты читала мои сообщения?

Она моргнула. Отступила на шаг.

— Я приходила в твой офис. Пока ты был в саду с Вейдером.

Вейдер. Вейдер. Вейдер, этот лезущий не в своё дело ублюдок, который пытался всё о нём разузнать, который мог знать, кто Люк такой, который вёл себя совершенно непонятно…

— Мой пароль, — Люк бросил взгляд на дверь. — Тогда ты его угадала. Когда тебе очень срочно понадобилось сюда попасть. Ты за мной шпионила? Конечно, с тех пор, как я вернулся на Набу, ты от меня ни на шаг не отходишь! Поэтому я от тебя вчера ночью еле отбился!

— Значит, ты и правда собирался встретиться с повстанцами?

— Я ушёл спать! Потому что меня вымотал этот криффов невыносимый день, который вы мне устроили!

— Ты сам его себе устроил, сам прочёл эту речь!

— И я верю в каждое её слово.

— Этого я и боюсь, Люк, — шагнув ближе, Пуджа схватила его за руки. Люк смотрел на неё с отрешённым отвращением. — Тебе нельзя в повстанцы. Немедленно всё прекращай, это опасно. Поэтому Императрица и попросила меня за тобой приглядывать…

— Императрица, значит, — перебил Люк, — тётя Падме… специально попросила тебя за мной шпионить?

Пуджа не ответила. Он рассмеялся:

— Совсем мне не верите, да?

— Ты чересчур безрассуден! Я переживала — и хотела тебя защитить.

— Посредством чего, шпионажа?

Бен скрыл от него правду. Сабе скрыла от него правду. Джобал, Сола, Дарред — все знали эту страшную тайну и ничего ему не сказали. И он был в ярости. Но они хотя бы поступили так ради его же блага, чтобы его уберечь.

Пуджа скрыла от него правду. Амидала скрыла от него правду. И они это сделали лишь потому, что хотели заполучить его в свои сторонники. Это казалось ещё более вероломным. Да, они тоже хотели его уберечь — уберечь от самостоятельных решений. Уберечь от тех сил, которые могли склонить его не на ту сторону, которая им нравилась.

Теперь Люк понял, что имела в виду Джобал, когда говорила про Падме Амидалу. Она невозвратно изменилась — и извратила вслед за собой и Пуджу.

— Почему бы не спросить у меня напрямик? — спросил он. — Почему ты решила за мной шпионить, почему ты сделала меня своим врагом? За что ты так со мной? — он отвернулся к окну. — Почему нельзя было просто со мной поговорить?

— Я говорила!

— А я дал тебе ответ! Почему тебе оказалось этого мало?

Пуджа не отступала:

— Ты хочешь вступить в Восстание, Люк? — потребовала она. — Скажи мне правду.

— Да, хочу, — сказал он. — Я считаю Империю злом. Я считаю, что лорд Вейдер, Императрица Амидала и ты — что вы все воплощаете собой что угодно, но не мир и не справедливость. И этот наш разговор тому лишь очередное доказательство.

Пуджа отшатнулась — а чего она ждала? Как он ещё должен был на это отреагировать?

— Уходи, — сказал Люк. — Мне жаль, что сегодня всё так плохо прошло. Может, если бы вы со своей Императрицей научились идти на компромиссы, всё было бы иначе.

— Я тебя ненавижу.

Люк хотел ответить ей тем же. Но не смог. Пуджа вышла прочь, но её слова остались, и они пронизали всю комнату ледяным холодом, куда хуже чем тот, что всегда сопровождал Вейдера.

***

Вейдер положил ей руку на плечо, но это особо не помогло. Падме снова закричала в подушку.

— Ну почему они такие? — яростно спросила она. — Почему он такой?

— Потому что они все глупцы, — настаивал муж.

— Верно, — согласилась она, — но почему они оказались вдобавок ещё и упрямцами?

— Твой отец тебя не заслуживает, — сказал Вейдер. — Он только и делает, что причиняет тебе боль. Почему ты так хочешь с ним помириться?

— Так он же там не один. Там и мама. Сола с Дарредом. Рио, Люк… — Падме подавила очередной крик. — Когда я взошла на престол, я потеряла всех. Я делаю это всё ради них. Как они этого не видят?

— Меня ты не потеряла, — Вейдер взял её за руку. — И никогда не потеряешь.

Падме облокотилась головой на спинку кровати и повернулась к нему. Вейдер не снял доспехи и теперь решительно выбивался из уютной домашней атмосферы их покоев. И всё равно она улыбнулась ему и переплела их пальцы:

— Я знаю, — он всегда был ей верен. Энакин любил её, а значит, никогда не пошёл бы на предательство. Если бы вся её семья вела себя так же… — Что мне делать?

— Убедить Люка и ту вторую девочку, что ты действуешь в их интересах. Твоя сестра тоже хочет быть частью твоей жизни. Отец тебе совершенно не нужен.

— Они по-прежнему не верят в Империю.

— Заставь их поверить.

Если бы это было так просто! Падме пыталась, причём не единожды. Она надеялась, что с Люком всё получится, но с остальными родственниками она слишком редко виделась — просто потому, что практически не бывала на Набу.

— Они не поддерживают мои идеалы и никогда их не примут, — она вспомнила, что сказал ей отец — и в чём он её обвинил. Одно воспоминание разрывало ей сердце.

Она не была идеалисткой. Она воплощала собой коррупцию. Поступала так, как было выгодно ей одной.

— Значит, я сделаю всё сама, — решила она.

— Падме?

— С Набу нужно что-то решать. Их атаки зашли слишком далеко. Я сказала, что они могут жить по-своему, пока всё идёт мирно, — она презрительно фыркнула, — но где здесь мир? Далрана не справляется. В её совете раскол. На улицах беспорядки, умирают люди, — Падме поджала губы. — Империя может помочь, и она поможет — и неважно, что по этому поводу думает мой отец.

— Что я могу сделать? — немедленно спросил Вейдер.

Она ласково похлопала его по ладони.

— Здесь нужны общественное мнение и закон, а не сила, Эни, — сказала она. — Я разберусь.

Её взгляд упал на дверь в гардеробную.

***

— Почему нельзя было просто сказать ему правду? — взъярилась Сабе.

Оби-Ван не дрогнул:

— Если это так важно, — парировал он, — почему ты сама ему ничего не рассказала? То, что я сказал Люку, было правдой — с определённой точки зрения, и я сделал это специально, чтобы не перепугать его. Вейдер чудовище. Ты сама хотела бы о таком знать?

— Да, — сказала Сабе. — Хотела бы.

Кеноби вздохнул. Она знала, что он терпеть не мог с ней разговаривать, и чувство это было взаимным. Им обоим не нравилось видеть в собеседнике собственное отчаяние.

— Это неважно. Я открою Люку всю правду, когда придёт время. Когда он будет к этому готов. Когда мы с ним говорили, мне показалось, что он был готов оставить Сенат, чтобы учиться Силе.

Сабе кивнула:

— Был! Он был просто в восторге от этой идеи! Пока не узнал всю правду сегодня, случайным и жесточайшим образом, поэтому теперь он думает, что ты солгал ему, чтобы повлиять на его решение!

У Оби-Вана отвисла челюсть.

— Что случилось?

— А ты ровно это и сделал!

— Тсабин.

— Не смей меня так звать, — огрызнулась Сабе. — Я тебя вызвала только чтобы сказать, что Люк у тебя учиться не будет.

— Расскажи мне, что у них произошло.

Сабе сердито сощурила глаза, но пересказала ему всё, что услышала от Люка. Оби-Ван в ужасе отшатнулся:

— Он в порядке?

— Я бы не сказала. Почему ты ничего ему не рассказал?

— Наверное, по той же причине, по которой этого не сделала ты.

— Энакин Скайуокер и Дарт Вейдер это один и тот же человек, и он чудовище. Смирись с этим.

— Твоя королева — деспотичный диктатор, а ты по-прежнему находишь ей оправдания.

— Заткнись.

— Заткнусь, — сказал Оби-Ван, — если ты признаешь, что мы оба подвели Люка.

Сабе стиснула челюсти:

— Да. Подвели. И я не допущу, чтобы это случилось снова, — я дала ему обещание. Я буду работать с ним и дальше и оберегать его.

— Хорошо. Тогда у нас ещё есть шанс.

Сабе откинулась на спинку своего кресла, подняв бровь:

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, — терпеливо ответил Кеноби, миролюбиво подняв руки, — что однажды и Люку, и Лее придётся стать джедаями, чтобы избавить галактику от ситхов и Империи. Это их судьба.

У неё нервно дёрнулась щека.

— Мне казалось, это судьба Энакина. Теперь ты это и на его детей взваливаешь?

— Я тоже должен выполнить свой долг. Я слишком слаб. Никто другой не сможет одержать эту победу — ты лучше меня знаешь, насколько они важны.

— Однажды, возможно, они это и сделают, — согласилась Сабе. — Однажды Люк уйдёт из Сената и больше не будет подвергать себя опасности. Я его хорошо знаю — он терпеть не может там работать и остаётся на Корусанте лишь потому, что считает это своим долгом. Я хочу дать ему самому смириться с тем, что он сегодня узнал. Ему нелегко пришлось.

— Конечно. Но времени всё равно мало. Тебе нужно непременно подтолкнуть их к Восстанию.

— Они сами заинтересованы в работе с повстанцами, здесь мне ничего не нужно делать.

— Тогда убеди их не исключать обучение Силе из своих планов — неважно, знают они правду или нет. Они должны стать джедаями.

Сабе нахмурилась:

— Я не собираюсь толкать Люка на путь, которым он не желает идти.

— Я не прошу тебя этого делать, — мягко ответил Кеноби, — я прошу тебя убедить его, что он этого хочет.

— Ещё лучше.

— Сабе, если он этого не сделает, то действовать придётся нам. Ты сможешь убить Амидалу? — Сабе промолчала, а Оби-Ван не стал ждать её ответа: — Даже если бы сам факт того, что она продолжает жить, подвергал Люка страшной опасности, ты бы смогла её убить?

Её комлинк оглушительно запищал. Сабе опустила взгляд на экран.

— Мне нужно идти. Сейчас будет какое-то срочное имперское обращение.

— Подумай о том, что я сказал. Прошу тебя. Нам нужен Люк.

Оби-Ван был прав.

Сабе ненавидела его за это, но он был прав.

Неужели, ей снова придётся ему солгать?

— Такое ощущение, что он всем нужен, — выдавила она и прервала связь.

Потом она подключилась к имперскому эфиру и услышала, что по нему передают, и её решение было принято бесповоротно.

***

Предательство Пуджи выбило его из колеи, поэтому, вместо того, чтобы работать, как он планировал, Люк ушёл к себе. Сабе работала у себя в офисе, поэтому он попытался вздремнуть, но не смог уснуть.

В конце концов, он сдался и позвонил Лее. Он всё думал, что ей сказать — и стоит ли вообще ей что-то говорить. Может, совсем отвлечься от этих мыслей не получится, но так у него хотя бы будет возможность поговорить о чём-то ещё. Лея заглянула к нему, они выбрали себе по напитку и уселись обсудить минувший вечер.

— Всё прошло успешно, — сказала Лея. — Лучше просто и быть не могло.

— Правда? Настолько всё хорошо? — Люк покачал головой. — По поведению поймавших меня штурмовиков я подумал, что исполнители почти попались.

— Но в итоге им удалось уйти — судя по всему, благодаря тебе, — Лея отсалютовала ему бокалом. Люк улыбнулся и аккуратно поднял свой в ответ, стараясь ничего не разлить на свой голубой диван. Площадь офиса была совсем небольшая — на Набу подобные встречи устраивали обычно не сенаторы — но её хватало.

— Ты прилично задержала Амидалу. Судя по тому, что мне сказала… сказала Пуджа, к концу вечера она уже начала скучать.

Лея заметила его оговорку и нахмурилась:

— Люк, у вас с сестрой что-то случилось?

Именно так, подумал Люк, глядя сестре в глаза.

— Поссорились. Всё хорошо, на наш комитет это никак не повлияет.

— Надеюсь! Мы столько времени на него убили, — пошутила Лея. — Но, да, меня саму это удивило. Раньше я её совершенно не интересовала, но вчера… — она замолчала и так сильно стиснула бокал, что Люк подумал, что он лопнет в её хватке.

— Всё хорошо? — спросил он.

— Да, — твёрдо ответила Лея. — Или, точнее, всё будет хорошо. Её слова меня напрягли. Она считает, что я сильно на неё похожа, и когда-то хотела воспитать меня своим протеже.

Люк постарался отреагировать спокойно, но его ужас и отвращение очевидно отразились у него на лице. Лея тоже поморщилась:

— Вот-вот.

— Как она вообще хотела это устроить? Как… что?

— Сама не знаю. Она сказала, что это будет похоже на их с Палпатином отношения — ну, те, в которых он из юной и справедливой идеалистки воспитал императрицу зла. Сказала, что поможет мне достичь небывалых вершин в политике и сделать галактику лучше.

— Как ты на неё не выругалась?

— Принцесса себе такого не позволяет, — чопорно заявила Лея. — Но, крифф, мне очень хотелось. Вообще хорошая идея.

Люк фыркнул.

Помолчав несколько секунд, Лея заговорила снова, и в её голосе мелькнула тень неуверенности:

— Почему она вообще во мне себя увидела? Я на неё совсем не похожа.

Люк стиснул челюсти.

— Может, она просто хотела заполучить себе твою политическую дальновидность и праведное дело, за которое можно ратовать. Быть всесильной и при этом всё равно как-то умудряться быть неправой — да такое кому угодно наскучит.

Теперь фыркнула и Лея.

— Не поспоришь. Но ты мне льстишь.

— Неправда.

— Как ты думаешь, мы с ней похожи?

Люк осмотрел её с ног до головы. Ему вспомнился тот образ, так поразивший его прошлой ночью, — Лея в белом, освещённая алым, и Амидала, тоже в белом, пропитанным алым.

— Вы похожи внешне, — ответил он. — Чем-то. Вас даже за родственников можно принять.

Лея презрительно фыркнула.

— Я соболезную всем её родственникам. Представь себе, каково это — делить кровь с таким чудовищем. С ней или с Вейдером, — добавила она. — Я бы постоянно боялась, что вырасту такой же, как они. Более того, боялась бы, что другого выбора у меня просто не будет — с такой-то семьёй.

— А если бы ты об этом не знала? — спросил Люк, сглотнув. — Зло не передаётся с кровью.

— Нет, — кивнула Лея. — Но это всё равно на тебя давит. Ты знаешь, что вы родственники — или даже что вы просто чем-то похожи, — поэтому либо будешь думать, что обязан стать таким же, либо решишь биться в противоположную сторону. Такое часто бывает. Либо ты поддерживаешь то, что было в семье до тебя, либо переворачиваешь всё с ног на голову.

У него заколотилось сердце. В который раз Люк подумал, как было бы проще, если бы Лея не была такой проницательной.

— Ну, в таком случае, — попытался пошутить он, — я бы предпочёл своих родственников и вовсе не знать.

Лея отпила из своего бокала, улыбнувшись.

— У усыновления свои преимущества. Я сама часто об этом задумывалась, но, наверное, соглашусь с тобой.

Ну. Значит, решено. Люк открыл рот, думая сказать что-то ещё — что угодно — но ничего не придумал и закрыл обратно.

Он не мог ей сказать. Даже если это ставило его в один ряд с Сабе и Беном, он не мог.

— Ты так и не ответил, — вернулась Лея к оставленной теме, как и подобает опытному политику. — Мы с ней похожи?

— Кроме как внешне?

— Ну естественно.

Люк забрал её опустевший бокал, чтобы наполнить его заново.

— Вы обе одинаково жуткие, — сказал он. — Целеустремлённые. Вы знаете, чего хотите, и никогда не уступите. Убедительные лидеры. Но ты эти качества используешь в бескорыстных целях.

— Люк Наберрие, ты что, только что назвал Императрицу эгоисткой?

— Да, — он вернул ей бокал. — И это я ещё ласково.

У него пискнул комлинк. Люк пробежался глазами по сообщению и посмотрел на Лею:

— Сейчас будет какое-то имперское объявление, — сказал он. — Причём срочное.

Лея выпрямилась:

— Ну, давай послушаем.

Люк включил голопроектор.

Перед ними появилось изображение Императрицы Амидалы — судя по заднему фону, обращение к народу она вела из тронного зала. С трона Далраны. Она была с ног до головы одета в чёрное.

Он вспомнил всё, что Рио ему рассказывала про этот цвет, и прищурился. Под тёмной накидкой на Императрице было бронзовое платье, но сквозь плотную ткань его было едва заметно. Тяжёлые слои чёрного тюля и бархата расходились широкой юбкой от талии и ниже. Корсет платья напоминал доспех. С каждым её движением браслеты на её запястьях то и дело вспыхивали бронзой. Волосы она убрала в несколько пучков разного размера, а лицо её было скрыто за короткой чёрной вуалью, которая спадала с её короны.

Чёрный — это цвет Вейдера, цвет Палпатина. Доспех эту ассоциацию только усилит. А при короне траурная вуаль. Да, оделась она намеренно.

— Жители Набу, — начала она, — мне больно прибегать к таким мерам и сообщать вам о них из самого сердца двора королевы Далраны. Но, обращаясь к вам вчера, я сказала, что вмешаюсь лишь тогда, когда в этом возникнет необходимость. Минувшая ночь показала, что случилось именно то, чего я так боялась, и теперь моё вмешательство необходимо.

Вчера погибло недопустимо много людей. Они погибли из-за глупых политических разногласий и из-за действий ожесточённого меньшинства, и я назвала бы им их имена, но, к сожалению, расследование пока что только в процессе.

Демократия — важнейшая часть культурного наследия Набу, но отмершие корни любого дерева надлежит вырезать. Пусть даже они уберегут дерево от ветров перемен, рано или поздно, они приведут его к гибели. Поэтому я вынуждена объявить, что Империя возьмёт планету под свой контроль.

Губернатор чоммельского сектора, Куарш Панака, хороший человек — вы знаете его как своего героя. С сегодняшнего дня он будет ответственным за назначение лиц на управленческие должности. Единственным исключением станут предстоящие королевские выборы, которые пройдут после окончания срока королевы Далраны. Мне известно, что предвыборные кампании сейчас в полном разгаре, и я не стану останавливать механизм бюрократии. Благодаря нему живёт галактика. Выборы пройдут в запланированное время, и я обещаю обеим королевам — как действующей, так и будущей — что приложу все усилия, использую все ресурсы, и посвящу каждую секунду своего времени скорейшему урегулированию этого кризиса, чтобы восстановить мир и гармонию на нашей любимой Набу. На планету будут направлены элитные подразделения имперских солдат, чтобы обеспечить мирную передачу власти и поддержать местные службы безопасности, которые уже сегодня трудятся не покладая рук, чтобы вернуть вам покой. Уверяю вас, вы без сомнений можете доверить им ваши жизни.

Она расправила плечи. Выражение её лица, скрытое как косметикой, так и вуалью, из скорбного превратилось в непоколебимое.

— А террористам, которые зовут себя Движением Миллацвета, я скажу следующее: я получила ваше послание. Вы ошибаетесь. Я далеко не Императрица Ничего. И всё, чем я владею, я передам Набу ради её благополучия. Вы увидите сами, как глубока моя преданность к этой планете, которую вы пытаетесь уничтожить во имя любви. И я обещаю нашему народу, что буду сражаться с вами так же, как мы боремся со всеми врагами Империи.

Голограмма мигнула. Люк вздрогнул: рядом с Императрицей в кадр ступил Вейдер, возвышаясь над ней и её троном, и скрестил на груди руки.

— Без пощады, без колебаний и без сожалений.

Изображение погасло.

Люк выругался. Лея выругалась тоже. Они переглянулись.

— Оккупация? — сказал он дрожащим голосом. — Вторжение?

— Она сумасшедшая, — Лея пролила вино на своё белое платье, но её это явно не волновало. — Это — серьёзно? Одна атака, и она решила выкинуть общественное мнение в помойку?

— С общественным мнением всё будет как надо, как только она получит контроль над прессой, — сказал Люк. — Если она пришлёт солдат, если Панака теперь всем заправляет…

— Ты лишишься работы?

— Я больше волнуюсь за совет. И за Далрану, — он вскочил на ноги и схватил датапад. — Никто это спокойно не примет. Людям заткнут рты — причём навсегда.

— Люк, — позвала Лея, — подумай на секунду и про себя тоже. Твои оппозиционные взгляды широко известны. Ты сенатор Набу. А Набу сейчас под оккупацией. Ты уверен, что тебе не угрожает опасность? — она поколебалась. — Как от Амидалы, так и от твоих соотечественников?

Люк уставился на неё. Потом опять в датапад. Потом опять на проектор, холодный и тихий, даже не подозревающий, что за новость он сейчас передал.

— Да, я сенатор Набу. Ты права, — он метнулся к двери. — Я должен всё исправить.

Chapter 15: Всё исправить

Люк снова забарабанил по двери в покои.

— Я должен поговорить с Её Величеством!

Но ответа всё равно не было. Сначала Люк предположил, что шум от водопадов заглушал его крики — он сам-то себя едва слышал — однако на пятый раз начал сомневаться. Он сверился со списком гостей, чтобы убедиться, что Амидала по-прежнему жила на этом этаже. Её временные покои располагались практически по соседству с теми, что были разрушены. Так что комнатой он точно не ошибся. Его просто игнорировали.

Вздохнув, Люк постучал ещё раз, тише. Возможно, помогло именно это спокойствие, потому что дверь немедленно отъехала в сторону. Он сразу шагнул вперёд — и едва не напоролся грудью на пику.

В дверном проходе стояли двое красных стражей, между ними — Пуджа. Люк удивился, что она ещё не спит посреди ночи, но сестра выглядела бодрее его самого, несмотря на сжигавший его адреналин. Она переоделась в синее бархатное платье, разумеется, на время обращения, и выглядела безупречно. Люк, напротив, выглядел так себе.

Он не стал дожидаться, пока она заговорит, — судя по её сердитому взгляду, она на него по-прежнему злилась.

— Мне нужно немедленно поговорить с Императрицей Амидалой по поводу оккупации, — потребовал он.

— Королева уже дала согласие на сотрудничество своего правительства с имперскими войсками.

— Как представитель Набу в Имперском Сенате, я имею право лично обсудить это решение с Империей.

— Глубокой ночью? — Пуджа покачала головой. — Её Величество в данный момент не даёт комментариев.

— Зачем тогда выпускать это обращение в десять часов ночи?

— Того требуют исключительные обстоятельства.

— Вот поэтому я и должен с ней поговорить.

— Она не даёт комментариев.

Люк прищурился:

— Никому не даёт или только мне, Пуджа?

Сестра ударила по панели, и двери закрылись у него перед носом. Люк угрюмо насупился.

Что ещё он мог сделать? Едва узнав новости, он неловко и виновато распрощался с Леей и отправился разбираться. Если на самом верху его слушать отказались, то…

Он свернул в тронный зал.

Обычно в это время Далрана уже не работала. Но сейчас всё было иначе. Королева сидела на троне — на том самом троне, который Амидала позаимствовала для своего обращения — и просматривала один отчёт за другим, то и дело морщась.

Когда он вошёл в зал, она подняла голову.

— Сенатор Наберрие. Я как раз хотела послать за вами.

— Что происходит? — с порога спросил Люк, подлетев к ней и едва вспомнив поклониться. — Чем угрожала Амидала?

— Тем, что если мы не примем её помощь сами, она найдёт способ её насадить. Чем же ещё? — Далрана поднялась с трона. Люк очень ценил её исключительную прямоту. — Я не допущу повторного вторжения на Набу. Мы хорошо знаем, что сделали с Мимбаном. С Рилотом. С Татуином.

— И поэтому вы пустили её на планету? — спросил Люк, силясь звучать рационально, а не укоризненно.

Далрана приняла его старания и ответила честно:

— Мы оба знаем, что иного выхода не было.

— Я его найду, — пообещал Люк. — Должен быть какой-то способ уговорить её отступить.

Королева махнула рукой.

— Я не стану вам ничего запрещать, Сенатор. Всё своё влияние я израсходовала, надеюсь, у вас есть в запасе что-то ещё.

Есть, подумал Люк, и немало. Вопрос был только в том, готов ли он использовать этот рычаг давления.

— Я старалась держать её как можно дальше от Набу, как делали мои предшественницы, — сказала Далрана, — и потерпела неудачу. Возможно, что-то в вас или в вашей сестре не давало ей покоя, тянуло сюда, как магнитом, — она тоже не ставила ему это в укор, за что Люк был ей благодарен. — Передаю поле боя вам. Выставите её прочь.

— Я сделаю всё возможное. Как сейчас обстановка? Беспорядки продолжаются?

— Небольшие. Штурмовики с ними расправились. Не уверена, что нам хватит камер на задержанных ими «инсургентов».

— Если тюрем не хватит, Империя построит новые.

Далрана перевела взгляд на него, и что-то в её глазах пробрало его до глубины души. Возможно, он просто почувствовал её эмоции через Силу, потому что мир неожиданно стал ярче и понятнее, освещённый и заряженный его новоприобретённым знанием, но даже сквозь плотный слой макияжа Люк разглядел, что королева в ужасе.

— И это будет далеко не первый раз, — ответила она.

— У нас ещё есть шанс увести их от планеты. Сократить хотя бы масштабы этой оккупации — пусть оставят гарнизон и дальше присылают своих чиновников.

— Я знаю, что вы сделаете всё, что в ваших силах. Я буду стараться вам в этом помочь, пока не истечёт мой срок, — она обернулась через плечо. Одна из её служанок, которую Люк даже не заметил, посмотрела на неё, они обменялись кивками. — Посмотрим, будет ли моя преемница разделять наши взгляды.

Да, точно, выборы. Люк сглотнул.

— Я совсем не слежу за предвыборной кампанией, — признался он, — но голосовать буду. Как обстоят дела?

Далрана снова переглянулась со служанками, не произнеся ни единого слова. Девушки закрыли все окна и входы в тронный зал. Одна из них достала из складок платья какое-то устройство и активировала его, скорее всего, чтобы заглушить связь.

— Это останется строго между нами, — предупредила Далрана.

Люк почтительно склонил голову:

— Разумеется. Я ценю ваше доверие.

— Большинство кандидатов, которых я считала оппозиционными, решили снять свои кандидатуры ещё до этого обращения. Теперь, когда у нас есть на руках доказательства её намерений, я не удивлюсь, если эта тенденция продолжится.

— Амидальцев много?

— Достаточно, — Далрана стиснула челюсти. — Одна из моих советников выставила свою кандидатуру от амидальской платформы, выбрав себе имя Сералина.

Люк кивнул — это, естественно, представитель Рона. Она всегда была яростным сторонником Империи, и с ней было просто невозможно дискутировать. Разумеется, Люка она презирала.

— Я буду держать вас в курсе дела. Всё ещё может в любой момент перемениться, — Далрана встала перед ним и протянула ему руку. — Мне очень не хочется возлагать на вас это бремя, Сенатор — но вы, возможно, наша последняя надежда.

Люк принял рукопожатие.

— Я вас не подведу.

— Да сохранит нас Ширайя, — королева подняла взгляд к потолочной мозаике, которая изображала их богиню, и прошептала пару слов, в которых Люк узнал молитву. — Удачи, Сенатор.

— Спасибо, Ваше Величество, — кивнул он. — И спасибо вам за службу. — Она улыбнулась. — Вы уже знаете, чем займётесь после окончания своего срока?

— О, поверьте, у меня на уме уже давно лежат несколько независимых проектов. Мне хорошо даётся флористика.

Люк моргнул: ему же не послышалось? Королева заговорщицки усмехнулась, убедив его, что он не ошибся.

— Как вы относитесь к кустовым цветам в букетах? — осторожно поинтересовался он на всякий случай. — Мне часто говорят, что ими можно испортить форму. На официальных мероприятиях их присутствие может показаться странным.

Далрана ничуть не изменилась в лице, но он ощутил исходящее от неё тепло:

— Да, это распространённое мнение, — она прошла мимо него к выходу из тронного зала, остановившись, чтобы положить руку ему на плечо, — но некоторые из них — например, миллацветы, которые прямо сейчас можно встретить в каждой клумбе в нашем городе, — могут выглядеть потрясающе, если дать им шанс.

Люк кивнул:

— В этом я с вами совершенно согласен.

 

***

 

Пуджа заставила себя разжать зубы, вернувшись в покои. Слова Люка всё ещё жгли ей сердце, как и его наглость, и ей доставило невероятное наслаждение отправить его восвояси, но он был прав. У него было право на разговор с Императрицей.

Впрочем, в данный момент этим правом не мог воспользоваться никто, здесь она не солгала. Когда Пуджа вернулась в её гостиную, временно превращённую в рабочий кабинет, тётя Падме сразу подняла голову:

— Очередной наглый журналист? Откуда на этот раз? — комлинк на её рабочем столе замигал красным от очередного вызова, но звукового сигнала не было. Видимо, тётя его наконец-то отключила.

— Не журналист, но наглый, — ответила Пуджа. — Это был Люк.

Падме тут же выпрямилась:

— Почему ты его не впустила?

Пуджа растерянно моргнула. Тётя Падме прожигала в ней дыру.

— Вы же сказали никого не впускать. Он собирался говорить с вами об оккупации, просто так, без записи.

— Это же Люк, — резко ответила Падме. Пуджа невольно обрадовалась, что Вейдера тут не было, но помогло это несильно: тётя была настолько же сильна одержима её братом, как и её муж. — Он наша семья.

— Он собирался нарушить мир, которого вы так хотели добиться.

Падме заговорила ещё жестче:

— И всё равно я рада его присутствию. Ты сама сказала, что переживаешь из-за его оппозиционных взглядов. Только разрешая ему задавать вопросы и тем самым выстраивать своё понимание наших взглядов, мы можем убедить его, что мы правы. А сейчас он первым делом пойдёт к Далране, к Сабе или к нашим неверным родственникам, которые с радостью подкрепят его страхи об Империи. То, что он сам пришёл ко мне, было хорошим знаком.

Пуджа нервно сглотнула — она совсем об этом не подумала. Люк ведь правда хотел поговорить, прежде чем начать действовать против Империи…

— Простите, — выдавила она, чувствуя, как заслезились глаза. Тётя Падме никогда на неё раньше так не срывалась. — Я не знала.

Падме разочарованно вздохнула, опустив голову в датапад, но, заметив её слезы, сразу смягчилась:

— Ох, Пуджа, — она подошла к Пудже, взяв её ладони в свои, и усадила их на диван, после чего вручила ей стакан с мятной водой. — У нас у всех был долгий день. Я совсем забыла, что тебе сегодня тоже пришлось очень нелегко. Мне не стоило тебя отталкивать.

Пуджа не могла не выдавить ни слова, не ударившись в рыдания, поэтому молча кивнула. Падме аккуратно похлопала её по колену:

— Как ты? Держишься? Особенно сейчас, когда они от нас так решительно отказались? — она смотрела куда-то между ними.

Пуджа вспомнила маму, которая умоляла её остаться. Ей это даже в голову не пришло. Почему?

— Я очень расстроилась, — медленно сказала она. — Я пошла поговорить с Люком, когда он вернулся, и он начал меня успокаивать.

— Это очень мило с его стороны. Видишь, он всё ещё открыт к общению с нами, и мы должны это ценить. Как только остальные поймут, что он не хочет ставить на нас крест, они откажутся и от него тоже. Поэтому нам нужно держаться вместе.

— Это будет нелегко, — горько выдавила Пуджа. — Потому что когда я случайно ему сказала, что шпионю за ним по вашему приказу, всё изменилось. Он очень разозлился.

— Разозлился? Шпионишь? Я… — Падме нервно сжала руку в кулак. — Ты же за ним совсем не шпионила, просто приглядывала! Разве он сам не видит, что ты это делала из любви к нему?

— Он хотел знать, почему мы обращаемся с ним как с врагом.

— Вот как, — Падме поджала губы. — Да, теперь я понимаю. И всё же — это лишь ещё одна причина, по которой мы не должны давать ему повода так думать.

— Да, наверное. Но он столько всего наговорил… Он сказал, что ненавидит и вас, и Империю, и что хочет вступить в Восстание.

Падме положила руку себе на горло.

— Пуджа, поверь мне, когда люди злятся, они часто делают то, чего бы никогда не захотели, — она дважды постучала пальцем по горлу и уронила руку. — А его, к тому же, воспитывали твоя бабушка и Сабе — не самые надёжные ориентиры. Ему просто нужна помощь. И рано или поздно он поймёт, что мы готовы ему помочь.

Пуджа кивнула:

— Конечно, — она поцеловала тётю в щёку. — Спасибо тебе большое. Ты всегда за мной приглядывала, — Падме даже защищала её от собственных служанок, не давала ей сломаться под давлением и пренебрежением старших коллег. — Я даже не задумывалась, как сильно давила на меня семья, пока ты меня не спасла.

— Тебе не за что меня благодарить, Пуджа, — Падме крепко стиснула её ладонь. Всего на мгновение Пудже захотелось высвободиться, но у неё ведь не было на то никаких причин. Крепкая хватка успокаивала, а не пугала. — Ради этого я и живу.

 

***

 

Время клонилось к полуночи, но Люк не мог найти себе места от тревоги. Доверие Далраны делало ему огромную честь, однако возложенная на него обязанность стала теперь ещё тяжелее. На него рассчитывали люди, много людей.

Возможно, он сможет убедить Амидалу отозвать оккупацию. Во всяком случае, как её сын, он сможет это сделать. Но это потребует от него страшной жертвы, страшнее чем все, с которыми он уже успел смириться, когда избрал путь политика.

Как всё так обернулось? Была ли в этом его вина? Не нужно было отправляться в Сенат так поспешно, зная, что он всё равно вернётся на планету через несколько недель. И Амидале про это точно рассказывать не стоило.

И не нужно было убеждать её встретиться с семьёй. Чего он вообще ожидал? Что они правда почувствуют сочувствие и привязанность по отношению друг к другу? Ничем кроме как ссорой этот ужин закончиться не мог. В политике шла постоянная борьба, никто даже не думал друг друга слушать.

Он знал, что это нечестно. Его семья сделала всё возможное, но с тираном просто невозможно вести переговоры. Пусть даже сейчас эти переговоры были их единственной надеждой на милосердие.

Люк встал с кровати, не потрудившись её заправить, и вышел из комнаты как был, в пижаме. Ему не спалось. Лучше будет сходить прогуляться — по-настоящему, не прикрывая повстанцев.

Больше всего ему нравилось гулять не по саду — хотя, возможно, после событий последних дней сады ему просто основательно поднадоели, — а по берегу реки, где проходила небольшая тропинка, огибавшая ангар. Люку всегда казалось, что про неё мало кто знает. Во всяком случае, она часто пустовала. Возможно, плохой идеей было идти туда ночью, в темноте, когда одного неаккуратного шага было достаточно, чтобы оступиться, сорваться в реку и утонуть, но ему было всё равно. Там хотя бы тихо — уж ночью в ангаре точно никто не работает.

В этом он, как оказалось, ошибся.

Люк остановился на входе в ангар, ошарашенный. На него вдруг нашёл неестественный ледяной гнев, который, как ни странно, был совершенно не связан с тем, что в углу ангара сидел Дарт Вейдер и копался в развороченном брюхе императорского шаттла.

Вейдер поднял голову:

— Люк, — поздоровался он, склонив шлем. Радостное предвкушение в его голосе Люка больше не удивляло, но по-прежнему тревожило. — Всё хорошо?

— Со мной всё нормально, Вейдер, — Люк ступил в ангар. Холод рассеялся, и ему стало легче дышать.

— Я думал, ты давно уже спишь. Мне казалось, ты предпочитаешь вставать с рассветом.

— День выдался тяжёлый, — коротко ответил Люк.

— Наверное, было бы правильно после него отдохнуть?

— Мне не спалось.

— Ясно, — Вейдер указал на шаттл. — Жизнь всегда кажется гораздо проще, когда тебе есть, что починить. Поэтому я здесь.

— Да, я как раз собирался вас об этом спросить, — признался Люк.

— Ты, я помню, упоминал, что тебе тоже хорошо даётся механика?

— Да, — Люку этот вопрос очень не понравился. — А что?

Вейдер протянул ему гидроспаннер.

Сначала Люк думал отказаться. Он пошёл прогуляться, ему нужно было всё обдумать, а не гарцевать на цыпочках вокруг Вейдера, следа за каждым своим словом. Время было крайне неподходящее.

Но в одном его не подозревающий об их родстве отец был прав — жить правда было проще, когда у тебя под рукой было что-то, что можно исправить.

Люк подошёл ближе, поёжившись от ночной прохлады, но гидроспаннер не взял.

— А что тут сломалось? — он заглянул во внутренности шаттла. С виду всё было нормально. — Вроде, всё хорошо?

— Сломаться ничего не сломалось, но улучшить можно достаточно, — заявил Вейдер с очевидным неодобрением в голосе.

— Улучшить? Как?

— Шаттлы класса «ламбда» часто называют улитками, насколько мне известно.

Люк фыркнул:

— Ну, да, но они так и были задуманы.

— Для моей жены такое качество неприемлемо, — Вейдер снова залез в корабль. — Я давно работаю над этим кораблём, потому что на нём она чаще всего летает. Хочу утроить его скорость.

То, что он назвал Императрицу просто женой, не по титулу, согрело Люку сердце. Это был не поступок слуги Империи. Это был поступок любящего человека.

Да и планы были впечатляющие:

— Утроить? Чтобы он был по скорости как набуанские истребители?

— Именно, — довольно кивнул Вейдер. — Поэтому я воспользовался предоставленной возможностью.

Люк огляделся и, наткнувшись взглядом на несколько разобранных кораблей, нешуточно разозлился:

— Вы не можете просто взять и распотрошить наши истребители! Они нам тоже нужны.

— Не переживай. В рамках нашего вновь объявленного сотрудничества Империя предоставит вам свои истребители, чтобы обеспечить планете безопасность. Королева передала ангар в моё распоряжение.

— Понятно, — настроение у Люка испортилось. Вейдер это заметил.

— Тебя это расстраивает?

— Оккупация — да. Но вы делаете хорошее дело.

— Оккупация пойдёт твоей планете на пользу. Обычно местные жители сопротивляются куда яростнее. Набу для этого чересчур развита.

На чём бы держалась эта логика, Люк не собирался выяснять даже со световым мечом наперевес. Он стиснул зубы и ничего не ответил, но и это Вейдер не оставил без внимания:

— Я чувствую, что ты злишься. Разве мир — это не то, чего ты хотел?

— Нет. Но я не хочу об этом говорить. — Что он вообще тут делает? Надо было идти себе гулять вдоль реки. — Дайте сюда гидроспаннер.

Вейдер вытянул руку. Люк недоумевающе поднял брови, но затем гидроспаннер, который он предлагал Люку ранее, влетел Вейдеру в ладонь.

Люк ошалело уставился на него. Абсолютно проигнорировав его внезапный испуг, Вейдер просто отвернулся к кораблю.

— Сейчас надо снять эти ускорители. Им не хватает мощности, — Люк кивнул, вместе с ним изучая разобранный шаттл. — Проводку, по-хорошему, тоже надо заменить.

— Как будто ускоряешь под, — вдруг понял Люк.

— Именно, — Вейдер удивлённо покосился на него. — Тебе доводилось строить гоночный под?

— Нет, я подрабатывал на гонках. Гонщикам нужен был кто-то мелкий, чтобы подлезть в двигатель и всё там починить. Платили немного, но в межсезонье помогало.

— И родственники тебе разрешали?

— Я не спрашивал, а потом тайком подкладывал им деньги в кошелёк. Нам нелегко жилось — половина планеты была охвачена огнём. — Вейдер вздрогнул. Люк ничуть не жалел о своих словах.

— Гонки на подах — и всё, что с ними связано, — дело опасное, — наконец сказал он.

— Вы, наверное, по опыту говорите, — любопытство, самый чудовищный людской порок, подняло голову, и Люк не удержался: — Вы правда Энакин Скайуокер?

— Я не стал бы о таком лгать.

— Да, я просто… этого не ожидал.

— А чего ты от меня ожидал?

— Не знаю. Что вы солдат.

— И солдатом я тоже был, — тихо сказал Вейдер. — Я много кем был.

Наверное, не стоило дальше давить. Прозвучало слишком зловеще. Но в полночь рациональные решения всё никак не хотели приниматься:

— Что с вами случилось?

Вейдер словно оцепенел.

— Я улетел с Татуина. Джедаи приняли меня в орден. Пытались обучить своим бездушным порядкам, а потом, когда им это не удалось, предали Республику. Палпатин отправил меня их уничтожить, и я с радостью это сделал, надеясь, что сберегу Падме и нашего ребёнка.

Каждое слово он вырывал из себя, как стоматолог в захолустной больнице вырывает зубы: резко, быстро и заливая всё вокруг кровью. Люк задумался — не про кровь, а про сам этот разговор. Почему Вейдер ему это рассказывает?

Он всё знает?

— Ребёнка? — спросил Люк. — Я не знал, что у вас с Её Величеством были дети.

— Ребёнок умер. Во всяком случае, так мне сказал Палпатин, — в ангаре резко похолодало, на этот раз точно из-за Вейдера. Люк содрогнулся. — Я долго ему не верил. Я знал, что ребёнок жив, я чувствовал!

— И сейчас чувствуете?

— Возможно, — Люк задержал дыхание. — Но мои поиски пока что не увенчались успехом.

— А Императрица? Как она к этому относится?

— Она считает, что надежда — опасное и ненадёжное чувство, — Вейдер крепче стиснул гидроспаннер. — Но ничего кроме неё у нас нет.

У Люка болезненно дрогнуло сердце. Он поморщился, разделяя чужую боль. Такая сильная — потому что они кровные родственники? Или потому что Вейдер так сильно горюет?

— Ты мёрзнешь? — вдруг спросил Вейдер, заметив, как его трясёт.

— Я в порядке, лорд Вейдер.

Ему на плечи опустилось что-то тяжёлое и колючее. Он опустил взгляд.

Это был плащ.

Без него Вейдер выглядел странно, словно лишился важной части тела. И тем не менее, он закутал Люка в него ещё надёжнее — руками, пусть и неуклюже, но не Силой. Почему-то Люку показалось это очень важным.

— Ох, — сказал Люк. Больше ему ничего в голову не пришло.

— Так лучше?

— Да, — Люк снова опустил взгляд. — А как вы хотели назвать ребёнка? — вдруг выпалил он. — Если бы он выжил.

Вейдер ответил не сразу.

— Для девочки у нас было много вариантов, — наконец сказал он. — Мы едва договорились. Но если бы родился мальчик, я бы назвал его Джинн.

Люк кивнул, стараясь скрыть эмоции — сам не понимая, испытывал он облегчение или разочарование. Однако Вейдер ещё не закончил:

— Падме нравилось имя Люк. Оно на Набу часто встречается, — он опустил голову. — Удивительно, что тебя назвали именно так, даром, что ты не отсюда родом.

Во рту стояла пустыня.

— Да, — выдавил Люк. — Надо же, какое совпадение.

Он слишком далеко зашёл. Нельзя так рисковать только ради своего неуместного любопытства — и нерфе понятно, что Вейдер что-то подозревает. Люк отвернулся к кораблю, и его следующие слова были не уловкой политика, а детским отчаянием:

— Так, где менять проводку?

Вейдер промолчал.

— Давай на сегодня закончим, — осторожно сказал он. — Мне многое нужно обдумать и обсудить с женой — касательно завтрашнего перелёта на Корусант, — Люк занервничал ещё сильнее. — А больше мы здесь ничего не сделаем. Перед вылетом лучше ничего сильно не перекраивать.

— Да, хорошо, — Люк неловко потёр предплечье, переживая отказ. Что случилось? Он что-то сделал не так? Нет, вряд ли. — Спокойной ночи, лорд Вейдер.

Когда он встал на ноги, Вейдер поднял руку и мягко притянул к себе гидроспаннер, в который Люк вцепился мёртвой хваткой.

— На Корусанте у меня будет время поработать над шаттлом более основательно, — сказал он. — Если захочешь мне помочь, я буду рад. У меня большая коллекция кораблей, тебе будет на что посмотреть.

Не стоило соглашаться. Люк прекрасно это понимал. Он ведь даже не механик — он сенатор. А Вейдер — второй человек в империи, которую Люк всеми силами старался разрушить, супруг Императрицы, которая держала его планету на мушке бластера.

Но ещё Вейдер был его отцом, и теперь, когда Люк узнал о нём хоть какие-то крохи… он хотел знать больше. Словно ему снова было десять лет, и он снова тосковал по потерянному родителю. С тех пор прошло двенадцать лет, у него появилась целая толпа родственников, но это место в его сердце так никто и не занял. А он хотел, чтобы оно было занято.

В конце концов, он послушал сердце, а не разум:

— С радостью, — ответил Люк.

Той ночью, пусть собственные мысли по-прежнему не давали ему покоя, он всё-таки смог уснуть.

 

***

 

Несмотря на то, что он ушёл спать глубоко в ночи, Люк всё равно проснулся рано утром. Сабе его бодрость решительно не одобрила:

— Я не представляю, как ты это делаешь, — простонала она и поцеловала его в лоб. — Ну почему ты такой?

— Всё дело в моём неутомимом оптимизме, — заявил Люк и вручил ей чемодан.

— Оптимизм? Что это? — пошутила Сабе и только язык показала, когда он закатил глаза.

— Я улетаю с Набу. Опять, — заговорил Люк, когда они вдвоём принялись собирать его вещи. Сабе с какой-то неподвластной ему эффективностью умудрялась укладывать его объёмные, тяжёлые наряды так, что они помещались в совсем небольшие по сравнению с ними сумки. — Поездка была тяжёлая, мне уже не терпится вернуться в столицу.

— Понимаю. А ещё помню, что ровно то же самое ты говорил, когда улетал с Корусанта на Набу.

— Отдохнуть не получилось, — поморщился Люк.

— Нет, — согласилась Сабе и чуть сильнее, чем нужно было, втиснула в чемодан очередной костюм. — Спорить не буду, — она заметила, что Люк замешкался. — Что такое?

— Вчера ночью, — Люк встряхнул головой, — после того, как я пытался встретиться с Амидалой по поводу оккупации, я наткнулся в ангаре на Вейдера.

— Ты ходил к реке гулять? Там ночью опасно.

Люк состроил из себя оскорблённую невинность, но Сабе не удостоила это представление даже слабой реакцией.

— Я в итоге и не пошёл. Вейдер предложил вместе с ним поработать над кораблём.

Сабе напряглась.

— И ты согласился?

— Я всегда хотел знать, каким был мой отец, когда жил на Татуине, — он запихнул в чемодан синий плащ. — И не подозревал, что это желание по сей день никуда не делось.

— Ты рассказал ему? — спросила Сабе, по-прежнему натянутая, как струна.

— Нет. Но мне кажется, что он и сам это подозревает.

Сабе с присвистом выдохнула.

— Ладно, это лучше, чем я думала. Он и до этого подозревал каких-то случайных людей, уже неоднократно. Падме это довольно быстро надоело.

— Серьёзно? — нахмурился Люк. — Просто… смотрел на кого-то и обвинял их родителей в похищении ребёнка?

— Буквально так, да. В конце концов, мне кажется, им обоим стало слишком больно продолжать эту игру, — Сабе улыбнулась ему. — Пока что ты в безопасности. Даже если Вейдер во всём уверен, Падме не позволит себе снова испытать эту надежду.

— Вот почему он ей ничего не сказал, — догадался Люк. — Во всяком случае… Мне кажется, что он подозревает, но ей пока не рассказывает.

— И слава Ширайе. Она тобой и так одержима. Тебя ещё что-то тревожит?

Сглотнув, Люк кивнул:

— Те способности, про которые ты говорила. Сила. Мне кажется… теперь, когда я про неё знаю, она проявляется всё сильнее. Я теперь лучше распознаю эмоции людей — знаю, что они думают, понимаю, когда они мне лгут.

— Ты это и раньше умел. Уверен, что это не твоя природная проницательность?

Люк сердито нахмурился в ответ на её неуместное веселье.

— Ладно, я понимаю. Оби-Ван предупреждал меня, что такое может произойти. Думаю…

— Вейдер спокойно использовал Силу при мне, когда мы работали.

— Вот как? — осеклась Сабе.

— Он просто… притягивал к себе предметы. Со стороны выглядело очень просто, — Люк опёрся кулаками на кровать, а потом просто сел рядом с чемоданами. — Это та же Сила, которою он использовал во всех наших страшилках?

Сабе уселась рядом с ним, взяв его за руку.

— Каких страшилках?

— На Татуине. Пока шёл Проект. Когда наши попадали в плен, мы слышали, что… он этим колдунством…

— Пытает, — закончила за него Сабе.

— Да, — Люк опустил взгляд. — Читает мысли и вырывает их прямо из твоего сознания. Я тоже на такое способен? Двигать предметы, не прикасаясь к ним, чуять ложь… И это?

— Да, — слава звёздам, Сабе всегда была прямолинейна. — У тебя есть Сила, она в тебе велика. Тебе решать, как её использовать, но раз она так активно развивается, то ты точно больше не можешь её игнорировать.

— Я этого и боюсь, — кивнул Люк.

Сабе переплела их пальцы.

— Джедаи были благородными людьми, — сказала она. — Они использовали свою Силу на благо других. Их орден делал хорошую работу, основываясь на принципах добропорядочности, и они внимательно следили, чтобы Сила не становилась инструментом для личных целей. Пусть даже отдельные их представители меня, бывало, до ручки доводили.

— Бен, например? — фыркнул Люк.

— Ты бы видел его во времена оккупации. Только и делал, что командовал.

— Командовал или просто мешал тебе?

Сабе тыкнула его в бок, и на мгновение они засмеялись, но быстро замолчали.

— Я знаю, что ты отказался учиться у него, — сказала Сабе, — и я всем сердцем поддерживаю твоё решение. Но как ты смотришь на то, чтобы учиться Силе у кого-то ещё? Это всё равно часть тебя, и, раз ты каждый день встречаешься с Вейдером, тебе нужно уметь её контролировать.

Люк глубоко вздохнул.

— Я подумаю, — пообещал он. — Наверное, так будет лучше. А есть ещё какие-то одарённые, которые могут меня учить?

— Да, и ты с ними уже встречался, — Сабе отвела ему волосы с лица. — Помнишь Ашлу?

Он опустил голову, пряча ухмылку:

— Помню. Она классная.

— Невероятно, — согласилась Сабе. — Я свяжусь с ней, узнаю, сможет ли она. Мы с Беном допустили кучу ошибок, но ты не должен из-за этого страдать.

— Ашла тоже часть Восстания? — осмелился спросить Люк.

— Да, но другой ячейки, не той, к которой относятся твои Миллацветы.

— Я знаю, что ячеек много. Но они ведь поддерживают друг с другом связь?

— Стараются. Это нелегко — и, возможно, вы с Леей поможете эту связь укрепить. Раз Империя пошла на оккупацию Набу, возможно, Восстанию удастся организовать здесь крупное и мощное формирование. Как у них сейчас дела?

— Мы с Леей получили от них весточку, — кивнул Люк. — Они уходят в подполье.

— В прямом смысле?

— Возможно, — улыбнулся Люк. — Я не знаю. Но сдаваться они не собираются. Они потеряли контакт со многими местными политиками, поэтому решили предупредить нас с Леей и сказали нам, чтобы мы держались.

— Это хорошо, — пробормотала Сабе. — Ты знаешь, нам сейчас всем нужно просто держаться.

 

***

 

Лея проворочалась всю ночь, снедаемая тревогой. После обращения Люк сазу убежал разбираться, явно в панике, и она тоже так и не смогла успокоиться. Она всем сердцем ему сочувствовала — его планета оказалась под властью Императрицы, скорее всего, он с этим ничего не мог сделать, — да что там, она сама была в ужасе. Если бы такое случилось на Альдераане…

Её кузены и без того были сторонниками Империи. Ей даже думать не хотелось, что с их взглядами могла бы сделать полноценная оккупация.

В итоге она встала гораздо раньше обычного, задолго до того, как солнце Набу поднялось над горизонтом, и теперь нервно расхаживала по комнате. Вещи для завтрашней — сегодняшней — поездки домой, а оттуда на Корусант, она уже собрала и теперь не могла найти себе занятие, беспомощно переводя взгляд с пустого шкафа на пустой стол.

В воздухе витало что-то важное. Что-то должно было произойти. Она что-то упускала - что-то серьёзное…

Сзади скрипнуло окно. Лея выхватила бластер и наставила его на чужака.

Тот немедленно поднял руки.

— Кто вы? Что вам нужно? — прищурившись, она внимательно осмотрела незнакомца. Это был пожилой мужчина с густыми рыже-седыми волосами и старым, изрезанным морщинами лицом. Он был одет в подозрительно аскетичные одежды, совсем не свойственные Набу, — это его и выдало.

— Меня зовут Оби-Ван Кеноби, Ваше Высочество, — представился он. — Я джедай. Когда-то я был близким другом вашего отца.

Не врёт. Лея опустила бластер.

— Рада знакомству, мастер Кеноби, — сказала она медленно — и тихо. В конце концов, стояло раннее утро. — Я рада, что вы до сих пор живы. А теперь ответьте на мой второй вопрос. Что вам нужно? Почему вы здесь?

— Чтобы поговорить с вами. Отец рассказывал вам про меня?

— Ну, про то, что вы ко мне в окно можете залезть, не упоминал точно.

Оби-Ван рассмеялся — нервно, но радостно и тепло. Лея почувствовала неожиданный прилив привязанности.

Она отступила от окна:

— Присаживайтесь, — и указала на два кресла в углу комнаты. — О чём вы хотите со мной поговорить?

Усевшись с явным облегчением, — Лея невольно задумалась, как долго он добирался до её покоев, — Оби-Ван внимательно посмотрел на неё. Лея воспользовалась возможностью сделать то же самое. Он скрывал свои эмоции лучше многих политиков, но ей всё равно показалось, что она ощутила его облегчение, когда они встретились взглядами. Облегчение и, возможно, какую-то ностальгию.

— Вы чудесный политик. Восстанию с вами повезло, — начал он. Опустившись на соседнее кресло, Лея удивлённо подняла брови — всё же, похвала ей льстила. Кеноби был главным героем историй, которые ей в детстве рассказывали родители, его тёплые слова значили для неё куда больше, чем должны были. — Вы что-то знаете о своих биологических родителях?

— Нет, — ответила Лея. — Зачем мне?

— Незачем.

— Вы о них хотели поговорить?

— Нет.

Лея усилием воли подавила раздражение. Стояла глубокая рань, она страшно не выспалась — но её собеседник всё же был Оби-Ван Кеноби.

— А о чём тогда?

— О том, что я хочу обучать вас джедайскому искусству.

Chapter 16: Железо, обёрнутое в шёлк

Тем же утром они вернулись на Корусант. Люк не стал терять времени зря и ещё в гиперпространстве отправил в императорскую приёмную несколько заявлений с просьбой о скорейшей встрече с Императрицей. Как раз когда он собирался отослать третье, пришёл ответ на первое: его просьбу одобрили.

Люк немедленно рассказал обо всём Сабе, и вместе они подобрали для предстоящей дискуссии железобетонные аргументы — самые обстоятельные, какие смогли придумать. Империя и Набу совершенно по-разному трактовали слово «вторжение», но Люк надеялся, что Императрица его хотя бы выслушает.

В любом случае, во время этого разговора он может выведать у неё, что она примет в обмен на свободу его планеты.

Встречу ему назначили почти на время их прилёта, поэтому Тонра высадил его сразу у здания Сената. Под прохладным, равнодушным надзором штурмовиков Люк проводил их спидер, помахав рукой. Сабе не сводила с него глаз, пока спидер не поднялся высоко в воздух, и вид у неё был встревоженный.

Развернувшись на каблуках, Люк вошёл в здание Сената.

Корусант теперь казался ему ещё громче, чем раньше. Слишком много людей, слишком много мыслей. Штурмовики, шагавшие позади него, так отчаянно скучали, что думали его припугнуть, чтобы повеселиться. В нескольких коридорах от него какая-то служанка из последних сил боролась с наступающим нервным срывом от бесконечного потока нелепых заданий. И абсолютно всё здание было залито прохладной аурой, которая исходила от Императрицы и Вейдера. Сначала Люк предположил, что вот так, наверное, чувствуют себя люди, которые впервые видят мир в цвете, но затем понял, что заблуждается. Всё было по-старому. Он и раньше различал эти цвета, просто теперь у них появились названия и смысл.

Это пугало. Давило. Совершенно не тот настрой, который ему сейчас нужен.

Люк уверенно свернул в восточное крыло: несмотря на то, что раньше он на эту посадочную площадку ни разу не приземлялся, он хорошо помнил проведённую ему экскурсию. В ближайшем турболифте он выбрал верхние этажи Сената.

Тронный зал Амидалы в этом лифте был подписан как «офис канцлера». Интересно. Скорее всего, её непосредственный офис и помещения для возможных встреч были переоборудованы из прилегавших к залу комнат, но почему она выбрала именно его? Наверное, потому что там уже была удобно приподнятая часть пола.

Когда он ступил в тронный зал, Амидала уже ждала его на троне. Её длинное шёлковое платье насыщенно синего цвета напоминало разлитые по ней и вокруг неё чернила. Люк подчёркнуто старался не смотреть на подвесной веер из зелёных и синих перьев. Очевидно, при шитье вдохновлялись павлином, а Амидала его надела, чтобы выглядеть величественнее. Где разводили павлинов? Что она хотела этим сказать?

Он с этими рассуждениями в конце концов с ума сойдёт.

— Ваше Величество, — Люк низко поклонился. Амидала небрежным взмахом руки велела ему встать, и он повиновался, но, выпрямившись и взглянув на её белое лицо, скрытое за макияжем, как и его собственное, не смог сказать ни слова.

Она выглядела совсем иначе, чем когда говорила об оккупации Набу. Она широко улыбалась, её взгляд был тёплым, открытым и внимательным, словно она готова была его выслушать. Но разделявшая их дистанция и то возвышение, на котором стоял её трон, напомнили ему, что ему почти нечего было ей предложить.

— Я хочу поговорить с вами об оккупации, — сказал Люк.

— Я догадалась. Надеюсь, ты испытываешь то же облегчение, что и я. Меня глубоко ранил тот хаос, который я наблюдала во время своего короткого визита, и я надеюсь, что с нашей помощью правительство Набу сможет взять ситуацию под свой контроль. Насколько я помню, наше общество ещё не сталкивалось с таким расколом — и с такой жестокостью.

— Ваше Величество наверняка знает, что наша история знавала и более беспокойные времена.

— Разумеется, но в таком масштабе — впервые.

— Не считая времени после убийства Веруны.

Алые гвардейцы ощетинились, ударив пиками об пол, но Амидала лишь рассмеялась.

— Ты прав, — признала она, — я совсем забыла об этой главе нашей истории.

Странная и удобная отговорка, учитывая, что она стала королевой спустя всего лишь десять лет после смерти Веруны.

— Этот поворот событий меня совершенно не радует, — выдавил он. — Простите мою откровенность, Ваше Величество…

— Что-то мне подсказывает, прощу я тебя или нет, ты всё равно от неё не откажешься.

— …но это вторжение.

Склонив голову, Амидала прищурилась:

— Это опасное слово, Люк. Мы используем его только при самых критических интервенциях, например…

— Например когда говорим о вторжении Торговой Федерации, — согласился Люк, не дав ей закончить. За такую наглость наверняка были предусмотрено какое-то наказание, и гварейцы прожигали ему спину полными ненависти взглядами, но сейчас ему было всё равно. — И о нынешних временах.

Её голос похолодел:

— Моя интервенция несёт мирный характер.

— Расширение имперского военного присутствия на Набу говорит об обратном, Ваше Величество.

— Таковы условия соглашения, которое мы заключили с королевой Далраной. Я предложила свою помощь планете, которая, на мой взгляд, в ней отчаянно нуждалась, и она с благодарностью приняла её. Я знаю, нужно было включить в переговоры и тебя, но другого выхода у нас не было.

— Вашу помощь приняли с благодарностью? Охотно?

Амидала выпрямилась:

— На что ты намекаешь?

— На то, что Империя не впервые захватывает планету, не считаясь с благосостоянием её жителей. Я переживаю, что на мою королеву могли оказать непомерное давление, тем самым заставив её согласиться на оккупацию, чтобы избежать более сурового нападения. Я не хочу, чтобы моя планета стала жертвой той же жестокости, которая уже постигла другие миры.

— И я тебе в этом сопереживаю, Люк, — ответила Амидала. — Но Набу — не Татуин. У нас нет врагов, которых нужно изгнать.

— И тем не менее, в своём обращении вы говорили о террористах.

— Которые составляют лишь малую часть общего населения.

— Будто вас это раньше останавливало.

Амидала снова засмеялась — Люку показалось, что она над ним издевается.

— Я полностью понимаю твои опасения. Но разве так ведут переговоры? Мне казалось, ты пришёл убедить меня передумать, однако пока что успел лишь обвинить меня в том, что я ужасный человек.

Люк стиснул зубы, задетый её насмешкой, но она была права. Они с Сабе продумали его защиту. Нужно её использовать.

— …Прошу прощения, — выдавил он сквозь зубы.

— Прощаю. Люк, я понимаю, что ты чувствуешь, — она поднялась с трона и спустилась к нему, оставив длинный шлейф платья лежать на ступенях. Люк был выше её, но на фоне её высокой причёски он всё равно казался себе маленьким.

Амидала взяла его за локоть.

— Пойдём лучше в приёмную. Тронный зал — слишком формальное место для нашего разговора, — двое гвардейцев последовали было за ними, но она отмахнулась: — Не нужно.

Люк через Силу ощутил, как их преданность немедленно обратилась повиновением, однако они всё равно напряжённо уставились им в спины.

Приёмная оказалась той же комнатой, в которой она впервые его принимала при Вейдере и Пудже. Амидала предложила ему присесть на диван рядом с окном, из которого открывался захватывающий вид на небеса Корусанта, а сама села напротив. Напоследок дружески сжав его ладонь, она отстранилась:

— Поверю, я знаю, что тебе тяжело это принять, — начала она. — Я понимаю, что ты не доверяешь Империи, и это недоверие основано на собственном опыте. Сожалею, что не смогла предупредить тебя об этом заранее, но, насколько я помню, ты был недоступен во время обращения.

Да, они сплетничали с Леей, но Люк не собирался ей об этом рассказывать.

Амидала вздохнула:

— И мне жаль, что Пуджа не пустила тебя ко мне. Я приказала меня не беспокоить, а ты Пуджу знаешь, она верная до безобразия. Для тебя я бы сделала исключение.

— Зачем вы тогда выпустили обращение, если сразу после него отказались отвечать на вопросы? — с вызовом спросил Люк.

— Я же тоже человек, — устало улыбнулась Амидала. Хуже всего было то, что Люк чувствовал её усталость. Она использовала своё состояние, чтобы им манипулировать, но она ему не лгала. — Решение принималось быстро, чтобы как можно скорее стабилизировать ситуацию. Я не готова была общаться с журналистами после бессонной ночи. Неужели, ты меня и за это осудишь?

— Нет. Но если это было настолько срочно, то почему ваш срочный ответ последовал ровно через сутки после беспорядков?

— Я догадываюсь, в чём ты меня подозреваешь, поэтому скажу сразу, чтобы тебя успокоить: это никак не связано с тем кошмаром, который произошёл на нашем семейном воссоединении. Я приняла это решение, потому что верю в его необходимость.

— Вы лжёте, Ваше Величество.

Амидала изумлённо отстранилась:

— Уверяю тебя, я говорю чистую правду.

Люк не ответил, потому что сам ляпнул не подумав, но почувствовал, что сумел сбить её с толку.

— Какими бы причинами вы ни руководствовались, — сказал он, — это решение может иметь опасные последствия. Я готов поверить в ваши благие намерения, но не все последуют моему примеру. Растущий раскол в набуанской политике не решит победа какой-то из сторон. Мы должны действовать дипломатическим путём, а не обрушать почву под ногами оппонентов.

— Дипломатия только усилила эти беспорядки, Люк. Не представляю, чем может помочь её продолжающееся насаждение.

— А я не представляю, чем поможет продолжающееся насилие, — он широко развёл руками. — Мы пытаемся предотвратить политическую катастрофу в самом сердце планеты и должны облегчить её страдания. Прежде, чем рану перевязывают, её очищают, иначе она загноится.

— И как же ты хочешь этого добиться?

— С помощью механизмов, которые предлагает демократия, — ответил Люк, и сразу понял, что это слово было ошибкой. — Нам нужна свободная пресса, а ваша оккупация будет мешать ей работать. Люди должны иметь право открыто выражать свои мысли, а это явно не понравится имперским штурмовикам. Без открытого обсуждения проблемы и мирной политической деятельности мы не сможем примирить враждующие стороны. И если у нас этого не получится, то…

— То что? — спросила Амидала, ещё ближе наклонившись к нему. Она пыталась давить на него, и попытка её была успешной, но Люк смотрел ей в глаза — и видел Лею.

А Лея всегда делала его сильнее.

— Когда людям отказывают в мирном политическом участии, — сказал он, — они переходят к насилию.

Поморщившись, Амидала снова сжала его ладонь — Люк заставил себя не вырываться.

— Я восхищаюсь твоей верой в демократию. Идеалы, к которым ты стремишься, почти недостижимы — и всё равно ты продолжаешь к ним идти. Но то, что ты предлагаешь, невозможно. Набу потонет в ужасах гражданской войны, а я знаю, что никто из нас этого не хочет.

— Поэтому вы решили заранее вторгнуться на планету, чтобы это предотвратить?

— И вот ты снова меня обвиняешь, — отпустив его, Амидала отодвинулась. — Ты признался Пудже, что не понимаешь, почему она считает тебя врагом. Теперь и я должна задать тебе тот же вопрос. Почему тебе так трудно поверить, что я знаю, как обеспечить процветание Набу и действую в её интересах?

Люк опёрся на маленький столик между ними.

— Я знаю про ваш татуинский замысел.

— Догадываюсь.

— Не тот, который Внешнего Кольца. А то задание, которое вы дали Сабе десятки лет назад, — покончить с рабством на Татуине. — Амидала моргнула — единственная реакция, выдававшая её изумление. — У неё ничего не получилось. У вас ничего не получилось, потому что вы не изучили порядки нашей земли и не узнали про тех, кто уже тогда боролся за нашу свободу. То же самое случилось, когда Вейдер взялся за Проект. Вы вторглись на планету, следуя собственному сценарию спасения Татуина от хаттов, и вы даже не задумались, что наступившее после Джаббы безвластие выльется в многолетнюю войну.

— Я вижу, куда ты клонишь, Люк. Но, надеюсь, ты не хочешь этим сказать, что я не понимаю собственную родину?

— Ваше Величество, вы двадцать лет не были на Набу. Разумеется, вы не понимаете её современную политику и расколы. И мне стыдно видеть, как слабо вы понимаете культурную важность диалога в решении подобных вопросов.

— Я прекрасно это всё понимаю, — процедила Амидала. — Дискуссии, которые велись в Сенате Республики, привели бы Набу к гибели, если бы я не вмешалась. Точно так же самой Республике пришлось стать куда менее демократичным государством во времена Войн Клонов, потому что её раздутость и неэффективность в военных условиях стала просто болезненно очевидной. То, что моя система до сих пор держится, означает, что она хотя бы рабочая. Она функционирует в рамках моей Империи, значит, она сработает и на Набу. Когда бластер уже заряжен, никакие разговоры не уберегут от ожогов.

— Возможно, нет, — согласился Люк, — но они могут сделать так, чтобы бластер не выстрелил в принципе, чтобы его даже не создали.

— Что делает наш разговор бессмысленным, — Амидала поднялась на ноги и повернулась к тронному залу. — Потому что бластер уже не просто создан и заряжен, он уже выстрелил. Несколько раз.

— Это не отменяет того, что по вашей вине погибнут люди!

Амидала остановилась. Снова оглянулась на него. Люк тоже вскочил, чувствуя, как его бьёт нервная дрожь, и как мог укоризненно наставил на неё палец.

— Я здесь, — сказал он, — потому что я не хочу, чтобы от Набу остались одни руины. Потому что ваши войска будут мучить мой народ, и из-за этого начнётся раздор.

— Нашему народу хватит благоразумия этого избежать, Люк.

— Всё это закончится только лишь кровавой резнёй, — настойчиво сказал Люк, позволив страху просочиться в его голос. — Как вы этого не видите?

Лицо Амидалы смягчилось. Она подошла к нему и неожиданно обняла. Люк уставился ей в плечо, окаменев от удивления и напряжения.

— Всё будет хорошо, Люк, — заверила его Императрица, — я тебе обещаю. Я отправила на Набу самых лучших и спокойных своих солдат. Ты же знаешь, я никогда не подвергла бы наш народ опасности.

Люк отстранился — попытался, точнее, потому что Амидала перехватила его за запястья, не давая отойти.

— Нет. Не знаю.

Сглотнув, Амидала снова опустилась на диван.

— Тогда позволь тебе объяснить на основе твоего же опыта. Ты сказал, что после смерти тирана, правившего Татуином, на планете воцарилось безвластие. Не было структуры. Не было порядка. И тогда погибли люди.

Люк кивнул.

— Срок королевы Далраны подходит к концу. Я знаю, что на её место придёт другой монарх, но из-за самой сути демократического цикла новая королева будет неопытным правителем и не будет иметь всеобщей поддержки. Её легитимность будет ограничена её полезностью.

— Её легитимность гарантирует выбор народа.

Амидала пропустила его слова мимо ушей.

— Особенно учитывая, как сейчас выглядит политическая обстановка на Набу. Сам скажи, сколько кандидатов решили отказаться от участия в выборах из страха быть убитыми? — она стиснула его ладони в своих. — В скором будущем Набу тоже будет переживать период вакуума власти, либо из-за убийства, либо из-за слабости руководства. Я не позволю, чтобы вместо королевы планетой правил хаос. Империя даст ей необходимые инструменты, с помощью которых она сможет сберечь Набу, неважно, будет ли она править железной рукой или шёлковой.

Люк поднял на неё взгляд:

— Или железной, обёрнутой в шёлк.

— Сила не всегда влечёт за собой жестокость, — улыбнулась Амидала.

— И всё же, чаще всего именно так и происходит. Вы поддержите королеву в любом случае? — надавил Люк. — Даже если она не будет поддерживать вас?

— Я надеюсь, что всё-таки будет. Что бы там ни думала о себе Набу, я их Императрица.

Это было предупреждение, к которому Люк не собирался прислушиваться.

— Я сказала, что позволю набуанской демократии принять участие в своих последних выборах, и не собираюсь отказываться от своих слов. И я буду работать с королевой вне зависимости от её взглядов: будет ли она меня ненавидеть, как Далрана сейчас, или нет, — она хитро улыбнулась. — Но, думаю, опасаться этого не стоит. Посмотри на наш народ: они знают, что я для них сделала. И их королева тоже будет это знать.

Этого Люк и боялся.

Похлопав его по ладони, Амидала наконец разжала хватку.

— Теперь понимаешь? Наша оккупация — это не вторжение, а необходимая помощь. Возможно, она — единственное, что защищает нас от кровопролития.

— Понимаю, — хотя признавать это и было нелегко, Люк с самого начала представлял, почему Далрана уступила Амидале и почему часть народа примет оккупацию с облегчением. Но он не забывал и того, что именно Амидала была источником того самого раскола, которым сейчас смогла выгодно воспользоваться. Она — и тот образ, который ей создали на Набу. — И всё равно несогласен.

— Это я могу принять, — поднявшись, Амидала стряхнула с платья невидимые пылинки. — И я уважу твои неприкосновенные ценности, и мы каждый останемся при своём. Политика порой бывает чересчур беспощадна. — Когда Люк поднялся, она снова взяла его за локоть. — Поэтому мне так нравятся наши беседы. Всегда приятно поговорить с таким же идеалистом.

— Дедушка сказал…

— Он ошибся! — резко перебила Амидала. Она заставила себя успокоиться. — Он ошибся.

Люк остановился перед самым входом в тронный зал.

— Прошу вас, — взмолился он, — скажите мне. Я могу хоть что-нибудь сделать, чтобы повлиять на ваше решение? Или… — он сглотнул. — Что я могу предложить взамен?

— Я и не догадывалась, что ты настолько отчаялся, что готов замарать руки в давальческих схемах большой политики, — подивилась Амидала.

— Это ложь, — ответил Люк. На этот раз Амидала была готова и усмехнулась. — Вам прекрасно известно, в каком я отчаянии.

— Известно, и мне жаль об этом слышать, — они вернулись в тронный зал. Стража немедленно встала наизготовку. Амидала отпустила его руку, и Люк прошёл к двери, а она снова заняла своё место на троне, взглянув на него сверху вниз.

Амидала склонила голову:

— Я сообщу тебе, если мне что-то от тебя понадобится. Уверена, мы о многом сможем договориться.

***

— Папа! — Бейл рассмеялся, увидев в дверях офиса Лею. Его низкий рокочущий смех эхом отдался в её груди, когда она крепко его обняла.

— Я соскучилась, — призналась она. — Это просто кошмар, а не работа.

— Всё как всегда, — согласился Бейл. — Поэтому мы и продолжаем нашу борьбу. Ты уже видела…

— Маму? Конечно, потому что она пришла меня встречать.

— Я иногда слишком увлекаюсь работой, — усмехнулся Бейл.

— Какой? Ты на пенсии.

Подняв бровь, Бейл выразительно спрятал со стола датапад.

— Ты прекрасно знаешь, какой.

— Скоро я тоже буду ею заниматься, — Лея села напротив него.

— Ни в коем случае. Я и так за тебя слишком сильно переживаю.

— Совершенно зря.

— Лея, — она поморщилась от его строгого тона. Бейл откинулся на спинку кресла. — Я послушал твою речь про независимую судебную систему. Возможно, она была даже чересчур смелой.

— Люк меня поддержал, — возразила Лея. — Я не единственный человек в Сенате, который хочет добиться перемен. Мы с Люком — с сенатором Наберрие — работаем над самой настоящей судебной реформой.

— Про сенатора Наберрие я наслышан. Он хороший человек, и я рад слышать о вашем сотрудничестве, — Бейл указал на неё стилусом. — И, раз уж ты занимаешься столь важной работой в Сенате, будет совершенно неразумно подвергать её риску в виде государственной измены.

— Ты опоздал с предупреждениями, — усмехнулась Лея.

Бейл уронил стилус:

— Ты меня в могилу сведёшь.

— Мы с Люком связались с повстанческой ячейкой на Набу, они называют себя Движением Миллацвета. — Казалось, папа постарел на добрую тысячу лет. Он тяжело провёл рукой по лицу.

— Это страшно опасно. Мне известно, что Императрица планирует сделать с Набу.

— Поэтому наша работа так важна! — горячо возразила Лея. — Я знаю, что эта ячейка не особо связана с остальным Восстанием, но мы можем им в этом помочь! Ты же над этим работаешь, правильно? Над созданием огромной сети, которая охватила бы всю галактику.

— Это всё хорошо, — ответил Бейл, — но меня волнует, что ты слишком рискуешь, занимаясь этой работой.

— Не сильнее, чем каждый день, когда отстаиваю свои ценности в Сенате. Здесь мы хотя бы действует тайно, а в Сенате, если я продолжу идти тем путём, который ты предлагаешь, меня рано или поздно обвинят в анти-имперских настроениях и снимут с должности, если не хуже.

— Тоже верно, — вздохнул Бейл. И улыбнулся ей: — Пусть даже я терпеть не могу, когда ты используешь на мне свои великолепные риторические навыки.

— Это вы с мамой меня так научили, — пошутила она.

— Если бы, — папа шутил, но Лею всё равно пробрала дрожь.

Разговор с Амидалой на Набу всё не давал ей покоя.

Так было не только в её глупой юности. Конечно, Лея засматривала её речи до дыр, восхищаясь тем, как Императрица заставляла целую галактику повиноваться себе, как на каждый вызов она давала уверенный и продуманный ответ. Слишком продуманный для ребёнка, родители которого были вынуждены держать своё мнение про себе, а кузены, при этом, могли рассуждать абсолютно свободно.

Даже после того, как Сабе разнесла её идеи в прах на одной из миротворческих миссий, с отвращением, которое до сих пор напоминало Лее о собственной глупости, она следила за Амидалой и училась у неё. Как парировать её заявления. Как красиво говорить. Как подбирать удачное время для возражений, чтобы они произвели максимальное впечатление.

Амидала что угодно могла говорить о навыках, которые передал ей Бейл, потому что лучше всего Лея помнила именно её уроки.

И именно ими она и воспользуется, чтобы разрушить императорский престол.

Она прочистила горло:

— Как я и сказала, я думаю, это хорошее начало. Люку понадобится вся наша помощь, которую мы сможем предоставить его планете. Сегодня он должен встретиться с Императрицей, попытаться убедить её отступить, но я не думаю, что у него это получится.

— Согласен, — Бейл посмотрел на неё с любопытством: — Должен признать, я не ожидал, что сенатор Наберрие — Люк — окажется столь ярым противником Императрицы.

— Почему? Он разумный человек. А Сабе — ты же помнишь Сабе? — всё равно что его тётя.

— А, Сабе. Её влияние, конечно, многое объясняет, — он встряхнул головой. — Но ведь его сестра была сенатором, верно? А теперь она работает на Императрицу. Я совершенно не удивился этим переменам.

— Почему? — нахмурилась Лея. — Люк до сих пор не понимает, что с ней произошло.

— Они же родственники.

— Люк с Пуджей? Ну да, они брат и сестра, но это не значит…

— С Императрицей.

Лея раскрыла рот от удивления.

— Ты не знала? Хотя, да, вряд ли они об этом на каждом углу рассказывают, — Бейл сжал и разжал кулак. — Амидала — это королевское имя Падме Наберрие, которое она взяла по набуанской традиции и оставила на свой сенаторский срок. Разные имена предназначены для того, чтобы разделять их политическую и личную жизни и чтобы защитить их семью от различных политических нападок.

— Императрица Амидала из семьи Наберрие? — но во время ярмарки вся семья вела себя совершенно не как сторонники Империи, не считая Пуджи.

— Если я правильно помню, она приходится Люку тётей.

В его словах было что-то неправильное, но Лея не стала развивать эту тему. Люка усыновили, поэтому, согласно альдераанской традиции, выбор принять их родство или нет оставался за ним, а не за буквой закона. Поэтому её это и покоробило.

— Он мне ни разу этого не говорил, — она напряжённо уставилась в стол. — Теперь понятно, почему они с Пуджей так странно себя с ней ведут. Эта враждебность — или привязанность — всегда казалась мне чересчур личной.

— Что естественно, — Бейл внимательно посмотрел на неё. — Ты уверена, что можешь доверять Люку?

— Я бы доверила ему свою жизнь! — собственная ошеломляющая убеждённость удивила только Лею, Бейл лишь улыбнулся:

— Ну хорошо. Сейчас в Сенате без союзников никуда, — он поднялся. — Но — довольно политики! Ты совсем скоро улетаешь, нужно хотя бы отпраздновать твоё возвращение.

— Пап, подожди, — Лея взяла его за рукав. — Я ещё кое-что хотела с тобой обсудить.

— Что такое? — немедленно напрягся Бейл.

— Всё хорошо, — заверила его Лея, — я просто хочу узнать, что ты скажешь, а потом спокойно идти отдыхать.

— Я тебя слушаю.

— Мастер-джедай Оби-Ван Кеноби хочет учить меня джедайскому искусству.

Бейл застыл. Потом, придя в себя, он прокашлялся:

— Это очень опасная затея.

— Да. Он рассказал мне про моих биологических родителей — не очень подробно, потому что я не хотела о них ничего знать. Мой отец был джедаем, и я унаследовала его потенциал, — она крепко сцепила ладони. — Мне кажется, так я смогу помочь людям. И Восстанию.

— Восстанию, в котором я всё ещё не хочу тебя видеть, — напоминал Бейл.

— Я в нём уже участвую.

— Это будет опасно, — предупредил он, — но ты это и без меня знаешь. Полагаю, Оби-Ван был убедителен.

— Очень. Я хотела узнать у тебя, могу ли я ему доверять. Мы никогда раньше не встречались, и что-то в его истории показалось мне странным. Он же был твоим другом. Он надёжный человек?

— Оби-Ван Кеноби — один из очень немногих людей, кому я готов доверить твоё обучение, — тепло сказал папа.

— Тогда я соглашаюсь, — улыбнулась Лея.

— Империя даже не подозревает, что их ждёт, — папа поцеловал её в лоб. — Будь осторожна и береги себя.

— Буду, — пообещала Лея. — Он хочет, чтобы я ушла из Сената, но я дождусь конца своего срока.

— Это ещё целый год.

— Я знаю, но я могу тренироваться во время каникул. Медленно, но лучше, чем ничего. А потом, когда изберут моего преемника, я смогу заниматься чаще.

— Ты хорошо всё продумала, и я доверяю твоему решению, — папа опустил голову. Лея вдруг почувствовала, как у неё нервно забилось сердце. — И обязательно приглядывай за Люком.

— Почему?

Папа пожал плечами:

— Просто держи его подальше от неприятностей. Вы хорошо поладили. Вы можете оказаться куда более похожи, чем ты думаешь.

— Я не понимаю.

— Прости мне мои старческие рассуждения.

— Пап, ты не старый.

— Иногда я себя таким чувствую, — и выглядел он тоже постаревшим. Папа теперь почти всегда выглядел и ощущался очень печальным, и Лея не знала, как ему помочь. — Ну что, пойдём к маме? Я так понимаю, она приготовила тебе целый приветственный пир.

Лея взяла его за руку.

— Пойдём. Я очень рада снова оказаться в кругу семьи.

Бейл натянуто улыбнулся.

Chapter 17: Она — моё солнце

Лея задержалась на Альдераане почти на неделю, чтобы отдохнуть, и первая встреча их комитета состоялась после её возвращения. Они заняли один из конференц-залов на средних этажах Сената. Люк и Лея уселись за одну сторону стола, Пуджа — напротив них.

Неловкие переглядывания и висевшая над ними тишина рабочему настрою совсем не способствовали.

— Давайте начнём, — решил Люк, избегая смотреть на Пуджу. Лея, напротив, заинтересованно поглядывала то на него, то на его сестру.

— Отлично. Что по статистике? — вопрос был задан ради удобства Пуджи, поскольку они оба подозревали, что она не читала ни одного отчёта, которые ей отправляли, но Люк всё равно ответил как надо:

— У нас есть данные, которые ты проанализировала: отчёты по допросам и происхождению ответчиков с перекрёстными ссылками на судебные приговоры, которые им вынесли, — Люк вставил датачип в стол, и голопроектор открыл необходимые файлы. Между ними замерцал график, показывающий прямую зависимость оправдательного приговора от размера унаследованного состояния. Пуджа прищурилась. — А учитывая, что Амидала…

— Императрица, — тихо поправила она.

Люк осёкся и бросил на неё сердитый взгляд.

— …что Императрица Амидала в последнее время активно интересуется Набу, мы решили, что будет правильно попытаться найти информацию оттуда. Я сам сомневаюсь в безупречности этой системы, потому что она перегружена давно устаревшими и неактуальными законами, однако в масштабах всей галактики она считается очень справедливой, поэтому я просто отдельно выделил в отчёте те практики, которые считаю проблемными. Также я внёс туда сравнительный анализ судебных систем других планет, как традиционно-консервативных, так и постиндустриального уровня развития. В этот анализ включены и основательно коррумпированные, и независимые системы, чтобы мы могли выяснить, в каких аспектах они друг от друга отличаются.

Лея нажала на несколько кнопок, проглядывая его слайды с примерами. В первых рядах стояли миры из Ядра, известные защитники демократии, например, Чандрилла. Люк хотел включить в эту часть списка и Альдераан, но передумал, руководствуясь не столько моральными принципами, сколько здравым смыслом. Формально у королевы всё же было право наложить вето на решение суда, а богатые элиты обладали диспропорциональным влиянием — кузены Леи благочестием явно не отличались. И, всё-таки, включить в список родные планеты всех участников комитета было бы чересчур тщеславно с его стороны.

Лея добралась до последних примеров, куда Люк включил самые смелые варианты.

— Я не знала, что на доимперском Рилоте существовала стабильная судебная система.

— Её там и не было, — сказала Пуджа, но неуверенно.

— Нет, была, пока планета не попала под растущее влияние Республики — преследование межгалактических интересов сильно изменило многие их традиции, но до вступления в Республику их судебная система считалась скорее непредвзятой. Всё благодаря образовательной системе: их учили задавать вопросы и искать подтверждения любым тезисам, следовательно, на судей хуже действовала чистая риторика.

— Критическое мышление, — кивнула Лея. — А с Лоталом что?

— Что-то похожее.

Другие примеры были ещё более запутанными, но Лея всё равно опустила взгляд в его заметки, задумчиво хмыкнув. А вот Пуджу он явно не убедил.

— По какой метрике ты определяешь степень коррумпированности системы? — спросила она, указывая на Карлинус, который Люк внёс в список коррумпированных судов. Что плохо, потому что Карлинус и Набу были плотно друг с другом связаны.

Люк сглотнул.

— Республиканский Исследовательский Институт…

— Ты взял данные РИИ?

— Я перепроверил их методологию. Я знаю, что их анализы не безупречны, что они часто опускали важные тонкости, чтобы информация уместилась в базах данных вроде этой, и что они использовали довольно сжатый набор методов, — то же самое делала и Империя, но Люк не стал это озвучивать: недостаточно персонализированный подход к социологическому исследованию был проблемой так бывшего режима, так и нынешнего. — Но мы имеем дело с таким количеством систем, как существующих, так и исчезнувших, что их невозможно быстро проанализировать. Я взял данные РИИ, чтобы выделить те примеры, которые мне показались заслуживающими внимания, а потом рассмотрел их ещё подробнее. Ещё пару систем я знал давно, поэтому почитал и про них, чтобы понять, стоит их добавлять или нет.

— Ты основательно за это взялся, — признала Пуджа.

— Такая уж у меня работа, — протянул Люк. Сестра непонятно поморщилась. — Я использовал их данные и перенял часть их метрик — доказательства непредвзятости, степень закреплённости основных прав в конституциях, гибкость законов и их эволюция с течением времени, сбалансированное уважение как к индивиду, так и к обществу. Другую часть — например, свойственное Республике внимание к общей «цивильности» и «развитию» — я включать не стал, потому что она искажала данные в пользу миров Ядра. После всех этих изменений получился список, который вы сейчас видите.

— И какие системы ты после всего этого решил исключить? — спросила Пуджа.

— Корусант, — планетарную систему, не общую республиканскую. Да и республиканскую тоже. Альдераан, — он виновато улыбнулся Лее, но та только скрестила руки на груди и подняла брови, явно веселясь. — Кореллия из-за этого тоже просела, хотя изначально претендовала на первое место по коррумпированности. Теперь она где-то внизу списка.

— Почему мы должны принять именно твоё понимание коррумпированности как прописную истину? Я сейчас читаю подобранные тобой критерии, — Пуджа подчёркнуто опустила взгляд в датапад, — и я далеко не со всеми согласна.

— Тогда давай это обсудим. Эта презентация — просто начало, способ запустить дискуссию. Но наша итоговая цель — совместно решить, что наш комитет будет делать, а потом представить результаты нашей работы Сенату — тоже является важной частью работы демократической системы.

— Это не демократия.

— Да, только с виду, но даже эта иллюзия может оказаться эффективной, особенно если мы сможем убедить Императрицу, — Люк посмотрел Пудже в глаза. — А иначе я вынужден задать вопрос — почему мы её мнение должны принимать за прописную истину?

Пуджа посмотрела сначала на него, потом на согласно кивающую Лею.

— Я со многим согласна, — заговорила последняя. — К части критериев у меня есть возражения — например, как мы определяем соотношение свободы индивида и благосостояния общества? Но начало положено хорошее.

Люк широко ей улыбнулся.

— Без твоей подборки я бы ничего из этого не сделал.

Они дружески стукнулись плечами. Пуджа изумлённо подняла брови.

— Напомните мне, пожалуйста, зачем мы вообще этим занимаемся? Я всё ещё не уверена, что нынешняя судебная система в принципе нуждается в пересмотре.

— Ровно это мы и хотим выяснить, — Лея указала на собранные данные, — и затем составить план, что именно нужно пересмотреть и как. Анализ, который провёл Люк, даёт нам как основы для сравнения, так и примеры разной степени удачности.

— Но зачем нам менять то, что уже существует? Да, в какой-то степени система коррумпирована, но коррупция везде.

— Народ заслуживает от государства только лучшего, Пуджа, — напомнил Люк.

— Хорошо, — ответила Пуджа, поджав губы. — Ещё раз объясните мне свою логику, с самого начала. Потом посмотрим, есть ли смысл в этом исследовании.

 

***

 

Остаток встречи прошёл так же напряжённо. Пуджа ставила под вопрос каждое их слово. Сначала это было интересно — им приходилось объяснить и обосновывать свои решения и искать в них изъяны, как на настоящих полезных дебатах. Но затем, когда Пуджа стала придираться к мелочам, разговор начал выматывать. К концу собрания Лея чувствовала себя выжатой как лимон.

Когда они вышли из зала, четыре долгих часа спустя, Лея взяла Люка за локоть, попросив остановиться. Пуджа повернулась было к ним, но Люк бросил на неё суровый взгляд, и она ушла, оставив их вдвоём.

Интересно.

— У вас точно всё хорошо? — спросила Лея. Теперь, когда она знала об их родстве с Императрицей, отношения Пуджи и Люка выглядели в её глазах совсем иначе. Трудно было смотреть на Пуджу и не видеть семейного сходства.

— Вообще ни капли, — был сердитый ответ. Лея, однако, знала, что Люк не умел злиться долго. — Мы никак не помиримся. Я не доверяю ей, а она мне.

— Придётся. Вы в одном комитете работаете.

— Стараюсь, — виновато улыбнулся Люк. — Буду стараться сильнее.

— Я не из-за тебя переживаю. Споры — вещь хорошая, но она нарочно чинит нам помехи. Это враждебность по отношению к тебе или к нашему проекту?

Люк тяжело рухнул обратно на стул.

— Я не знаю. Ко всему сразу.

Лея вздохнула:

— Каждый раз, как мы находили нужный ритм и выходили на что-то интересное, она нас перебивала. Может, перед следующей встречей сядем где-нибудь вдвоём и всё обсудим? Всё равно мы в основном представляем ей свои результаты. Будет более продуктивно, если мы заранее сформулируем наши основные идеи без её вмешательства, а потом представим ей на одобрение.

— Хорошая идея, — кивнул Люк и, хлопнув себя по коленям, снова поднялся. — Как минимум, мы не так сильно вымотаемся.

— И это тоже, — Люк медленно направился к двери, явно уставший, и Лея вдруг поняла, как много ей нужно было ему сказать. С их последнего разговора на Набу столько всего произошло. — Кстати — как прошла встреча с Императрицей? Всё хорошо?

Люк остановился. Раздражение, накатившее на него, было настолько сильным, что она ощутила его, как своё собственное. Возможно, это и была та Сила, про которую рассказывал Кеноби.

— Нет. Она попыталась оправдать своё решение и объяснить мне, почему она это сделала.

— И ты понял? — Лея посмотрела Пудже вслед, неожиданно встревожившись. Вот почему Императрица так многое ему позволяла — у неё был личный интерес видеть Люка своим сторонником.

— Я прекрасно понимаю, почему она это сделала, поэтому я с ней и не согласен.

— Ну, ты хотя бы попытался, — сочувственно поморщилась Лея.

— Не с первого раза. Сначала меня отправили восвояси.

— Даже удивительно, — Лея внимательно следила за его реакцией. — Почему ты мне не сказал, что вы родственники?

Люк выдал себя сразу же: нервно сглотнул, опустил взгляд и сгорбил плечи. И вместо того, чтобы ответить прямо, он — в дипломатической манере — попытался выиграть время:

— В смысле?

— Я знаю, что она ваша с Пуджей тётя. Папа мне рассказал. Ты её родственник только по усыновлению, но, насколько я знаю…

— Я всё равно это принимаю, — закончил Люк и кивнул. — Мы стараемся об этом не рассказывать. И я всеми силами стараюсь от неё отбиться.

— Я заметила. Значит, какую-то семейную привязанность она всё-таки испытывает? — Лея нахмурилась. — Интересно, этим можно воспользоваться?

— Не знаю, привязанность это, или она просто считает, что ей не дают того, что она заслуживает. Она словно мстит нам — вот, например, разлучила Пуджу с тётей Солой — её мамой.

— Но ты можешь на неё через это надавить?

— Я уже пробовал, — Люк вдруг задумался и потёр рукой шею. — Возможно, нужно попробовать ещё раз, — пробормотал он себе под нос.

— Я не хотела тебя ни в чём обвинять, — заверила его Лея, — просто убедиться, что мне сказали правду.

— Можешь обвинять. Дурная кровь, всё такое.

— Не без этого. Но мы на Альдераане считаем, что воспитание важнее крови. А вы даже не кровные родственники. Всё с тобой хорошо, — она взяла его за локоть.

Люк ответил ей неуверенной улыбкой, и вместе они вышли из зала.

 

***

 

Несмотря на то, что этот секретный комлинк обычно использовался где-то раз в год, Сабе приноровилась им пользоваться. Когда она услышала знакомый писк, то едва успела вырвать его из подкладки плаща и запереться в офисном освежителе.

— Что такое? — спросила она, запыхавшись. — Бейл, что-то срочное?

То, что она сидела на унитазе, Бейла совершенно не смутило.

— Оби-Ван будет учить Лею, — сказал он. — Я хотел узнать, как дела у Люка.

Сабе закатила глаза:

— Неудивительно. Он уже сказал ей, что Вейдер предал и убил её отца?

— Мне она такого не рассказывала, — удивлённо ответил Бейл. — Что случилось?

— Кеноби предложил Люку встретиться. Люк согласился, потому что хотел больше узнать о своём прошлом и об отце и расспросить его про джедайское обучение. Я предупредила его, что Кеноби рассказал ему не всё, и пообещала, что он всё узнает от меня, так что…

— Сабе, — перебил Бейл. — Люк всё знает?

— Да.

— Это опасно.

— Не опаснее, чем разрешить твоей дочери начать обучение, пока она работает сенатором, — парировала Сабе. — И то меньше, потому что Люк хотя бы может действовать, видя перед глазами полную картину. Лее тоже нужно всё рассказать.

Бейл поколебался.

— Бейл. Им двадцать два года.

— Я понимаю, — уклончиво сказал он, — что ты начала говорить?

Сабе прищурилась, но настаивать не стала:

— Кеноби солгал, пока рассказывал свою «правду», и Люк узнал об этом на следующий день не самым приятным образом. Он решил, что не станет учиться у человека, которому не доверяет, попросил меня передать его ответ Кеноби. Я передала.

— Ты злишься на него, — заключил Бейл.

— Разумеется. Его заблуждения создали нам всем кучу проблем. Я по-прежнему пытаюсь убедить Люка начать обучение, но Кеноби его учителем уже не станет.

— Я понимаю. Возможно, будет даже лучше, если их будут учить разные люди. Оби-Ван будет заниматься с Леей, — Бейл улыбнулся. — Я этого очень жду. А Люк что думает?

Здесь ситуация была сложнее.

— Пока не решил. Кеноби смог убедить хотя бы меня, что это обучение ему необходимо, поэтому я подталкиваю его к этой идее. Он готов учиться у кого-то другого, — она поколебалась. — Во время эвакуации с Татуина он познакомился с Фалкрамом. Я предложила её кандидатуру.

Бейл поморщился:

— Это будет нелегко. Она постоянно в разлётах и не сможет надолго оставаться в одной системе.

— До Корусанта она доберётся? Я так понимаю, Лея не откажется от поста сенатора, но, если на набуанских выборах изберут королеву, которая поддерживает Амидалу, Люка могут снять с должности. Это разобьёт ему сердце, зато у него точно появится свободное время.

— Возможно. Я свяжусь с ней и спрошу. Но она никогда раньше никого не учила, Сабе. Не считая того мальчика, Бриджера…

— А ещё у неё не было учеников, которые выросли в устроивших геноцид маньяков. Мне кажется, это однозначный плюс.

Бейл помолчал, прежде чем ответить:

— Вы с Оби-Ваном несправедливы друг к другу. Если бы вы смогли на мгновение отпустить свой гнев, то поняли бы, что похожи гораздо сильнее, чем вы думаете.

Сабе была не настроена на психологические беседы.

— Значит, Фалкрам на тебе?

— Да. Если она согласится, то стабильного обучения не получится. Но и Лея будет в такой же ситуации. В любом случае, у них будет хорошая основа, — Бейл глубоко вздохнул. — Сабе. Мы что-то создали. И Люк с Леей унаследуют наше дело в полном объёме.

— Уже. И дело, и его проблемы.

Бейл склонил голову:

— Как ты? Я боюсь за Набу.

Сабе нахмурилась:

— Мы все боимся.

 

***

 

Люк снова и снова прогонял в голове адрес, который дал ему Вейдер. Мало того, что он вообще согласился поработать с лордом ситхов над спидерами и теперь не находил себе места из-за собственного решения. Так потом он решил примерно представить свой маршрут, понял, сколько по дороге встретит штурмовиков, и запаниковал ещё сильнее. Никто его в крыло Вейдера не пропустит: остановят в самом начале, обыщут, допросят и, возможно, обвинят в измене. Будет очень обидно расстаться с жизнью из-за преступления, которое он совершил, в то редкое время, когда он как раз ничего не делал.

Когда он свернул в нужное крыло здания Сената, Вейдер, к его удивлению, вышел ему навстречу. Он приветственно склонил голову:

— Я решил тебя встретить, чтобы тебя опять не задержали чересчур внимательные штурмовики, — объяснил он.

Люк… был ему благодарен.

— Кроме того, у тебя нет разрешения на полёты у Императорского Дворца, и тебя бы просто сбили, — добавил Вейдер.

— В смысле… Дворца? — моргнул Люк.

Вейдер весело посмотрел на него:

— Мальчик, где же мы, по-твоему, живём?

Люк вообще об этом не задумывался. Он в принципе редко думал об этом здании — а когда вспоминал, то воспринимал его просто как далёкое логово зла, в котором обитала Императрица. Там не могла работать его сестра. Там не могли жить его родители.

Но именно туда его и вели. Они прошли через крыло здания Сената, предназначенное для высокопоставленных чиновников, и вышли в ангар. Вейдер жестом предложил ему сесть в спидер, Люк неуверенно повиновался.

— Я не сказал своей службе безопасности, что планирую покинуть здание, — предупредил он. — Я их предупрежу, но просто чтобы вы знали…

— Меня будет достаточно, сенатор, — заверил Вейдер, и они взмыли в небо.

Люк не удержался от восторженного возгласа.

До Дворца они долетели меньше, чем за минуту, потому что Вейдер взял безумную скорость. Дядя Оуэн упал бы в обморок, а Сабе сошла бы с ума от ярости. Но Люк — Люк был вне себя от счастья. Когда они остановились, чтобы влететь в куда более обстоятельный ангар в одной из башен, его энтузиазм вырвался наружу песчаной бурей:

— Я даже не знал, что эти спидеры могут так разгоняться! Вы над ним тоже поработали, да? — он не дал Вейдеру и шанса ответить: — Вот бы тоже однажды в таком…

Они залетели в ангар. Всё померкло.

Люк пришёл в себя мгновением позже, очнувшись от того, что Вейдер тряс его за плечо. Сильно. Люк вскрикнул от боли, и Вейдер разжал хватку, но плечо всё равно продолжило болеть.

Когда он поднялся на локтях, то понял, что лежит на полу ангара. Вейдер опустился рядом с ним, уложив его голову почти что себе на колени.

Охваченный чем-то, похожим на панику, Люк неуклюже вскочил на ноги.

— Что произошло? — он опасно пошатнулся, но устоял.

— Ты упал в обморок. Не знаю, почему, — Вейдер осмотрел его. — Всё хорошо? Медблок…

— Всё в порядке, — Люк содрогнулся. — Наверное, мы просто слишком резко остановились. Дворец…

Он прислушался и сразу различил то, что ввергло его в такой шок. Крики.

Боль, ужас, кровь и осознание совершившегося предательства врезались в его череп. На мгновение он потерял дар речи и не мог ничего ни сказать, ни сделать — только слушать.

— …гораздо выше Сената, — попытался оправдаться он. — А мы ещё и в башне. Просто воздух слишком разреженный.

Это опять была Сила? Что он сейчас почувствовал? Что произошло в Императорском Дворце?

…Впрочем, он и сам прекрасно знал ответ на этот вопрос.

Вейдер по-прежнему не сводил с него взгляда, но объяснение принял.

— Если ты уверен, что сейчас всё нормально, — сказал он, — то, возможно, дело и правда в давлении. Я проверю уровень кислорода в ангаре.

— А вы можете его менять?

— Это мой личный ангар, прилегающий к моим персональным покоям. В них встроена система контроля уровня кислорода, которая позволяет мне менять состав воздуха и снимать маску.

Люк даже не представлял, что на это ответить. Вейдер отошёл к одной из панелей на стене и что-то с ней сделал, после чего вернулся к нему.

— Показать тебе мою коллекцию? — предложил он. Люк огляделся: ангар был почти полностью пуст — и кивнул.

— В ангаре несколько этажей. Корабли, — Вейдер указал вверх, — выше.

— Где? — запрокинул голову Люк.

Вейдер поднял ладонь. Люк напряжённо покосился на него, почувствовав уже ставший знакомым холод, сгустившийся вокруг них. Затем над ними что-то заскрипело, и потолок раскрылся, словно цветочный бутон. Люк ахнул.

Над их головами уходили в темноту пять или даже шесть ярусов, и каждый из них был заполнен кораблями. Снизу Люк видел только края корпусов, но даже этого было достаточно, чтобы понять колоссальный размер этой коллекции. Несколько моделей он сразу узнал, а остальные…

— Пойдём, — Вейдер положил ладонь ему на спину. Люк не стал возражать, зачарованно осматриваясь. — Мне многое нужно тебе показать.

 

***

 

На одну прогулку ушёл почти целый час. Ангаром Вейдер не ограничился, а показал Люку и шесть этажей Императорского Дворца, принадлежавшие только ему и Амидале. Обстановка была роскошная, даже богаче Сената, который всегда казался Люку величественным местом, а от декора шла кругом голова. Под потолком висели затейливые стеклянные скульптуры животных со всей галактики, размером как с напёрсток, так и с целый спидер. Целые комнаты были заставлены разнообразными диковинками, памятными сувенирами и дипломатическими подарками, которые Амидала собрала за тридцать лет служения галактике, и у каждого было своё скрытое значение. Всё было исполнено смыслом, эмоциями, и этот вес давил неподъёмной плитой. Теперь Люк понимал, как Амидале хватало духу так себя вести. Любой, кто пожил бы в этом дворце, почувствовал бы себя богом.

Он же чувствовал себя вором, который тайком пробрался в музей.

Даже двери — и те отличались друг от друга. Совсем не в духе имперской архитектуры, так что Люк даже подумал, что ошибся, но нет — цвета другие, резьба другая, декор тоже… От этого многообразия его замутило.

Когда они вернулись в прохладный ангар, ему сразу полегчало. Вейдер подошёл к нему:

— Ты выглядишь уставшим.

Люк уселся на верстак. Хотя крики, к счастью, стихли, пока они бродили по ангару, он всё равно слышал их отголоски, эхом бившие по вискам.

— Чуть-чуть. Вы правда здесь живёте? Только вы вдвоём?

— Многие годы мы надеялись отыскать нашего ребёнка, тогда мы бы жили здесь вместе. Но, поскольку успехами наши поиски не увенчались, да, только мы вдвоём.

Внутри него всё сжалось, но всё равно Люк порадовался, что не вырос во Дворце. Проживать здесь годами было бы невыносимо.

— И, чаще всего, Падме остаётся здесь одна, — признал Вейдер. — Мне не хочется её оставлять, но с ней всегда есть кто-то из её служанок.

— Вы её очень любите, — тихо сказал Люк.

— Я ничто так не ценю, как её, — Вейдер сел рядом с ним. Было странно и как будто неправильно видеть его сидящим. Даже сейчас он всё ещё возвышался над Люком. — Она — моё солнце.

— Я заметил.

— Иначе и быть не может. В галактике нет человека ни красивее, ни сострадательнее. В нашу первую встречу я принял её за ангела, и с тех пор не усомнился в этом ни разу. В ней нет ничего эгоистичного — она всегда думает о других и не задумываясь пожертвовала бы собой ради галактики. И эти жертвы я вижу слишком часто.

Страсть, с которой он говорил — и чувствовал, что отражалось в Силе, — Люка смущала. Осознание, что Амидала, его мать, когда-то была хорошим человеком, давалось ему тяжело. Ещё тяжелее было видеть, как отчаяние, давление и полные яда заверения человека, которого она считала близким другом, превратили защитника справедливости в тирана.

И как часть её всё же осталась жить.

Её страсть. Её доброта, пусть даже этот материнский инстинкт превратился в стремление к абсолютному контролю без осознания последствий её решений, которые всё должны были сделать лучше. Она по-прежнему оставалась гением. Очень легко было поддаться её харизме, и Люк сам постоянно с этим боролся. Она умела подать себя так, чтобы любой начал желать ей успеха.

Вейдер по-прежнему видел в ней женщину, которую когда-то полюбил. Чувства Сабе к ней изменились, у Вейдера остались теми же.

Люк понимал, почему многие жители Набу так её любили. И боялся, что тоже рано или поздно её полюбит.

— Вы скучаете по ней, когда улетаете из столицы? — спросил Люк. Ослабевали ли эти чувства вдали от дома? Ему пока не предоставилось шанса это выяснить.

— Без неё я чувствую себя пустой оболочкой. Я с ужасом думаю о любой предстоящей разлуке, — Вейдер иногда так драматично разговаривал, что Люк то не воспринимал его всерьёз, то слушал не отрываясь — а иногда и то, и другое одновременно. — Как, например, о завтрашней.

— Завтрашней? — нахмурился Люк. — Вы улетаете?

— Да. Поэтому я и позвал тебя сюда сегодня. Меня не будет в столице несколько недель — а может, и месяцев.

— И куда вы летите? — нехорошее предчувствие охватило Люка, затушив огонёк возникшего было тепла.

— Гражданским не положе…

— На Татуин?

Вокодер Вейдера дал несколько циклов, прежде чем Люк услышал ответ:

— Да. На Татуине по-прежнему идёт война. Нам нужно установить на планете имперское правительство, которое будет давать отпор набегам местных наёмников, и усилить его.

— Наёмниками вы называете наших людей, которые пытаются отвоевать свой дом? — Люк стиснул кулаки. Спидеры на их этаже задрожали. Он разжал хватку. Это его Сила? Которой он мог ненароком уничтожить всю эту коллекцию?

И, самое страшное: заметил ли Вейдер? По нему ничего нельзя было прочесть.

— Это не наши люди, Люк. И Татуин — не мой дом.

— Но другие люди по-прежнему считают его своим домом.

— Я не собирался с тобой об этом спорить, — раздражённо сказал Вейдер. — Я хочу разыскать твою семью. Как их зовут?

У него ушло несколько секунд, чтобы осознать, что предлагал ему Вейдер.

— Что?

— Твоих родственников. Ты говорил, они числятся пропавшими без вести. Если будет такая возможность, я постараюсь их найти.

— Зачем? — вопрос был ему отвратителен, но Люк не мог его не задать. Вряд ли Вейдер на это пошёл по доброте душевной — лорды ситхов таковой не отличаются. — К чему вам?

— Я не понимаю вопроса.

— Вы хотите сделать меня своим должником? Это какой-то политический приём?

— Я не общаюсь с политиками, Люк, мне казалось, что это очевидно.

— А со мной тогда почему общаетесь?

— Имена, Люк. Или фамилию. Я могу их найти.

— Нет, не можете. Я их знаю. Если они живы, то стали частью того сопротивления, которое вы собираетесь уничтожить. Никого вы не найдёте.

— Я всё равно попытаюсь. Говори.

— Нет, — вскочив на ноги, Люк пошёл к лестнице и ступил на её бесконечные пролеты, чтобы спуститься на нижний этаж ангара. — В этом нет смысла.

— Куда ты? — окликнул его Вейдер.

— Мне нужно вернуться в Сенат, — ответил Люк. — У меня много работы.

Не успел он сделать и нескольких шагов, как почувствовал на предплечье чужую руку. Он обернулся, думая, что Вейдер успел его нагнать, — но тот стоял в нескольких метрах от него, а прикосновение было порождением Силы. Он едва сдержал дрожь.

— Ложь тебе очень плохо даётся, Люк.

— Ладно, хорошо, я хочу вернуться в Сенат, — он поколебался. — Отвезите меня обратно.

— Над шаттлом, значит, работать не будем?

— Нет. Спросите ещё раз, как закончите бомбить Татуин, — он яростно завырывался, и, стоило невидимой хватке разжаться, рванул через весь ангар обратно к спидеру, запрыгнув в него с подозрительно большого расстояния. — Возвращаемся.

Вейдер остановился в дверном проёме. С этой стороны, на фоне величественного ангара, уставленного кораблями с десятков разных миров, этой невероятной сокровищницы, которую он открыл Люку, он выглядел маленьким.

— Как пожелаешь, — ответил он.

Chapter 18: Там, внизу — бездна

— Где ты был? — спросила Сабе, когда Люк влетел в свой сенаторский офис. Рабочий день давно закончился, наверное, она уже начала за него волноваться.

— Когда мы столкнулись с Вейдером в ангаре, ещё на Набу, он предложил показать мне свою коллекцию кораблей, — отрешённо ответил Люк. — Я согласился.

— И как всё прошло?

— Дворец роскошный. Коллекция невероятная. Вейдер возвращается на Татуин, чтобы снова развязать там войну, и я ничего не могу с этим сделать.

— Ох, Люк, — Сабе усадила его на диван и сама села рядом. — Мне жаль.

— Стоило догадаться. Может, ко мне он и добр, но это не меняет ровным счётом ничего.

— Он по-прежнему что-то подозревает?

— Да, и, кажется, я ему в этом всячески помогаю.

— Это как? — нахмурилась Сабе. — Он сам себе всё объяснит, если захочет. В заблуждениях они оба мастера.

— Из-за Силы. Его ребёнок точно должен был быть одарённым, правильно? — Сабе неуверенно кивнула. — Когда мы влетели во Дворец, я потерял сознание. Сам не знаю, почему, как будто я что-то почувствовал. А потом, когда я разозлился, от моих эмоций затряслись спидеры. Это моя Сила — она выходит из-под контроля.

Сабе поджала губы и больше ничем не выдала своей тревоги.

— Ты потерял сознание?

— Да.

— Из-за чего?

— Я не знаю. Мне было… больно, и я чувствовал там смерть, — добавил Люк. — Это чувство мне хорошо известно.

— Раньше в Императорском Дворце располагался Храм Джедаев, — печально кивнула Сабе.

— Ох.

— Наверное, само здание запомнило проведённую в нём Чистку.

Люк подумал, что сейчас опять упадёт в обморок.

— Да, — тихо ответил он. — Запомнило.

— Тебе нужно обучение, — поколебавшись, сказала Сабе. — Эти вспышки опасны — во-первых, потому что тебя могут обнаружить, а во-вторых, потому что они бьют по твоей психике. Я связалась со своим человеком в Восстании.

Подняв голову, Люк окинул свой офис внимательным взглядом. В этом не было необходимости — они с Сабе устраивали поиски жучков чуть ли не каждый час, и размеры последнего такого улова его неслабо тревожили, — но этот ритуал всё равно его успокаивал.

— С Ашлой? — тихо спросил он.

— С ней свяжутся. Возможно, на это уйдёт какое-то время. И нам придётся постараться, чтобы совместить её обычные рабочие задачи с твоими тренировками. Но мы всё устроим, — Сабе сжала его ладонь. — Пока что нам надо как-то спрятать твои способности, чтобы они не так бросались в глаза.

— Способности — это про распознавать чужую ложь, например?

— Например это, да.

— Ладно. Тогда я больше не буду никого обвинять.

— Кого ты умудрился обвинить во лжи за последние несколько недель?!

— Амидалу, — сказал Люк и сразу поморщился.

Сабе изумлённо уставилась на него:

— Люк, ты ввергаешь меня в отчаяние.

— Она занервничала. Было весело.

— Хоть что-то, — Сабе печально улыбнулась. — Я так понимаю, это произошло во время вашего разговора про Набу?

— Да.

— Успешно?

— Она попыталась убедить меня, что вторжение — это хорошая идея.

— Получилось?

— Нет, — сказал было Люк, но затем поправил себя: — Я понимаю, почему она считает это хорошим поступком. С её точки зрения это великолепная, высокоморальная идея. А я могу со всей уверенностью заявить, что её точка зрения неверна.

— Пока что.

Люк решил ничего не отвечать.

— У меня новости с Набу, — вдруг сказала Сабе. — Далрана тебя тоже держит в курсе?

— Да, — Люк вздохнул. Хороших новостей не было давно. — Прошло несколько мирных протестов, все закончились кровопролитием. Из гонки вышло ещё несколько перспективных кандидаток.

— Похоже на правду. А что с садоводством?

— Пока ничего. Ударов никаких не планируется — во всяком случае, таких, где им потребовалось бы моё участие. Но, возможно, они скоро со мной свяжутся. Мне кажется, они сейчас стараются меня не вмешивать, потому что понимают, что у меня одного есть шансы убедить Императрицу отступить.

— Шансы есть, но это всё равно ни к чему не приведёт.

— Я продолжу попытки.

— Молодец, — безрадостно ответила Сабе и отмахнулась от его раздражённого взгляда. — Кого поддерживает Далрана?

— Не знаю, но из оставшихся Соруна и Далини ближе всего к ней по взглядам. Движению Миллацвета они вряд ли понравятся, потому что предпочитают относиться к Империи с осторожным презрением, чем открыто выступать против её влияния, но они лучше остальных кандидатов. Боюсь, у Далини шансов совсем нет, хотя королева смешанного происхождения, сочетающая в себе человеческую и гунганскую кровь, могла бы стать очень символическим правителем в нынешнее время. Соруна чуть лучше разбирается в актуальных проблемах, хотя красноречия ей недостаёт.

— Но они не фавориты?

— Нет. Фаворит — Сералина. И это понятно, потому что у неё есть опыт участия в совете, когда она была принцессой Спинакера, и из-за этого все считают, что Далрана её поддерживает. Она — самый безопасный выбор. Она примет Империю, но будет держать её на расстоянии. То, что совет не попытался сблизиться с Империей, пока она в нём работала, хотя индустрия Спинакера могла бы сильно выиграть на более крепких торговых связях и дорогих контрактах, делает её более-менее сбалансированным кандидатом.

— Но никакого баланса она, разумеется, искать не станет.

— Нет. Пусть деликатно, но она всегда настаивала на уступках Империи. Мы постоянно из-за этого спорили — и с Империей не сближались потому, что несколько членов совета постоянно выступали против её инициатив, — он помолчал. — Если она победит на выборах, я потеряю работу. Она меня терпеть не может.

— Ты когда-нибудь обвинял её открыто?

— Я обратил внимание на то, чего она пытается добиться, и она больше не могла скрывать это от остальных членов совета.

— Значит, да, — пошутила Сабе. Люк закатил глаза. — Никто тебя не уволит. Ты хороший сенатор.

— В этом и проблема. Если Амидала захочет меня убрать, одного её слова Сералине будет достаточно, чтобы обеспечить мою отставку.

— Хорошо, что она не хочет тебя никуда убирать, — ядовито добавила Сабе, — скорее, наоборот.

Люк покачал головой:

— Я всё равно переживаю за эти выборы. Не только из-за общественного мнения. Что если Империя в этот раз сумеет вмешаться в подсчёт голосов? Если ещё кого-то убьют, как Представителя Майю? Нам нельзя терять ещё больше хороших политиков.

— Мы все переживаем, — согласилась Сабе. Она пустым взглядом уставилась на ковёр. — Я просто жду, что всё станет ещё хуже.

 

***

 

— Береги себя, любимый.

— Буду, как и всегда.

Вейдер склонил голову, чтобы Падме, изящно поднявшись на цыпочки, поцеловала макушку шлема. Он погладил её ладони большим пальцем, как всегда осторожно и аккуратно.

Она весело усмехнулась:

— Неправда. Постарайся как можно скорее принести на Татуин мир. Эта планета… — она недовольно поморщилась, — начинает создавать политические сложности.

Вряд ли она подумала о Люке — да, Люк её интересовал, но Падме всегда сначала думала о более общих проблемах, — однако Вейдер кивнул. Когда речь заходила о Татуине, лично он думал только о Люке.

— Чем скорее он окажется под нашим контролем, тем скорее мы сможем его отстроить и оставить все обвинения в прошлом.

Падме улыбнулась ему:

— Значит, ты нас всё-таки слушаешь.

— Только тебя, — пообещал Вейдер. — В этот раз мы используем другую тактику. Я полагаю, более эффективную.

— Надеюсь. Хатты должны исчезнуть. Пусть их империя и рухнула, их криминальное влияние продолжает создавать проблемы. А я хочу стереть всю коррупцию и опасность из нашей галактики, — её взгляд стал жёстче. — Ты сделаешь это для меня?

— Всё что угодно.

— Хорошо, — отступив, Падме отняла ладони и спрятала их в складках тёмного платья, разлетевшегося вокруг неё от поднятого приземляющимся шаттлом ветра. — Я буду держать тебя в курсе. А ты держи в курсе меня.

— Договорились.

— Я буду по тебе скучать, — крикнула она, и Вейдер улыбнулся, словно влюблённый подросток, ощущая импульс её любви в Силе, словно сердцебиение. Словно кровоточащую рану.

— А я по тебе, — ответил он. — Я ненадолго.

Падме натянуто улыбнулась:

— Очень на это надеюсь.

 

***

 

Следующим утром Люк ни свет ни заря отправился к Лее на квартиру. Они назначили встречу комитета на самое начало рабочего дня, и им нужно было выстроить свою линию защиты, прежде чем спорить с Пуджей. Он уже уселся на водительское сидение и натянул первую перчатку, как вдруг на его посадочную площадку приземлился альдераанский спидер. Нахмурившись, Люк схватил сумку с вещами, выпрыгнул из спидера и…

— Биггс, — сказал он с улыбкой. — Какими судьбами?

— Тебя забрать прислали, — ответил друг. — Я знаю, что ты и сам летать умеешь, но это была идея Её Высочества — а я не стал отказываться от возможности поговорить с другом.

— И таким образом лишил меня и без того редкой возможности поводить самому, — шутливо пожаловался Люк, но, довольный, уселся в спидер на пассажирское сидение.

— Мои искренние извинения, — поколебавшись с мгновение, Биггс опять взъерошил его тщательно уложенные с утра волосы. Люк не возражал. Более небрежная укладка напоминала ему о доме. Он даже перестал заплетать волосы и часто ограничивался парой небольших косичек вокруг макушки.

С первых секунд полёта Люк был вынужден признать, что Биггс был отменным пилотом. Ему всегда это хорошо давалось, но сейчас он вёл спидер с ощутимой уверенностью.

— Так ты в итоге попал в лётную школу?

— Да! Но не в Имперскую Академию. Там требуют обязательно идти служить во флот, вариант был только дезертировать. А на Альдераане своя лётная школа, там учат пилотов и торговцев, так что я выиграл стипендию и пошёл туда. И меня сочли достаточно надёжным, чтобы рекомендовать к дипломатической службе.

— Тебя — надёжным? — деланно ахнул Люк.

Биггс закатил глаза.

— Я никогда не смогу летать так быстро и инстинктивно, как это делаешь ты, но ровно и спокойно — пожалуйста. И, если понадобится, смогу увести спидер от опасности. А вот ты… Напомни, это с тобой Беру однажды отказалась лететь?

— Да, я, помнится, её немного нервировал, — признал Люк.

— Немного? Люк, да твою тётю в жизни ничего не пугало, кроме твоего вождения. Ты один раз взял её прокатить, так она на землю вся зелёная сошла!

— Это был не я, а просроченное молоко!

Биггс рассмеялся. У него был приятный смех.

— Хорошо иногда бывает поговорить про Татуин, — сказал Люк. — Обычно мне не с кем. Я сам не помню, когда я в последний раз вспоминал про тот же Скайхоппер, — он поморщился. — Дядя Оуэн, наверное, продал его на запчасти.

Логичное решение — Люк на нём больше не летал. И всё же эта мысль ввергла его в опустошение.

— Да, это было бы разумно. Но твой дядя не дурак, да и любил тебя безумно. Может, он его на память оставил. Вернёшься — а он на нём быстрее тебя носится.

Улыбка получилась болезненной, и не только от тёплых воспоминаний о проведённых на Татуине годах, которые он яростно оплакивал. Биггс знал, что его дядя числился пропавшим без вести, и всё равно шутил так, будто Оуэн был жив. Это успокаивало.

Но потом Биггс продолжил:

— Мне показалось, ты не должен был упоминать Татуин. Мой акцент слышно сразу, но ты здесь легко сошёл бы за своего. Это тоже из-за политики?

— Нет. Ну, то есть, я начал так разговаривать, когда впервые пошёл на выборы кандидатом. А так я просто повторял за бабушкой, чтобы меня поменьше мучили вопросами.

— Но тут тебе попался я со своим ужасным говором, и всё изящество вылетело в трубу? — протянул Биггс, ещё небрежнее обычного.

Люк рассмеялся:

— А тебя слушать приятнее, — Биггс ответил почти что смущённой улыбкой. Люк даже удивился: обычно его таким было не пронять.

— Почти на месте, — сказал Биггс, и всего через несколько мгновений они приземлились на посадочную площадку. Гладкое тёмное дерево было отполировано до блеска бессчётными репульсорами. — Чуть попозже повезу вас с принцессой Леей в Сенат. Увидимся.

Прежде чем вылезти, Люк наклонился его обнять.

Удивлённый, Биггс всё же охотно обнял его в ответ, хлопнув по спине и наверняка помяв его огнеупорный бордовый блейзер, но Люк одним перелётом на спидере умудрился измять всю юбку, так что не стал из-за этого переживать.

— Рад был повидаться, Биггс, — искренне сказал он и легко поцеловал его в щёку — на Набу это был обычный дружеский жест, но Биггс сначала неловко застыл, не сразу поняв, что он делает.

— И я тоже, Люк, — он поднял взгляд. — А вот и принцесса.

Лея встретила его в гостиной, сразу за большими дверями посадочной площадки. Она перевела взгляд на Биггса и слабо улыбнулась:

— Я подумала, вы не откажетесь от возможности поболтать, — признала она. — У меня есть ужасная привычка занимать своих пилотов бесконечными заданиями, и мне из-за этого неловко. А вы, к тому же, близкие друзья.

— Звучит так, будто у тебя есть привычка брать на себя кучу проектов и работать за троих, — парировал Люк.

Закатив глаза, Лея жестом пригласила его сесть за стол. Люк бросил быстрый взгляд на обтянутые белой кожей диваны и попросил себе только воды.

— Работа в Сенате именно так и выглядит, — сказала Лея. — Дел полно, результатов почти ноль. Мне бы хотелось… — она осеклась.

— Чего? — но Лея явно не хотела дальше развивать эту тему, поэтому Люк продолжил сам: — Мне бы хотелось, чтобы мы работали эффективнее. Сенат Амидалы прогнил до основания, и всё равно я понимаю, почему многим хочется его как-нибудь оптимизировать.

— Мысли читаешь, — сказала Лея и опустила взгляд в датапад с заметками. — Ну что, начнём?

Люк кивнул:

— Так, во-первых, к твоим замечаниям про метрику…

 

***

 

Встреча прошла гладко. Было даже приятно выискивать слабые места в их данных и методах и всячески от них избавляться, чтобы не оставить Пудже ни шанса на обоснованные придирки. Сначала они решили пересмотреть данные, которые собрала Лея, чтобы убедиться в их корректности и грамотном политическом оформлении, — учитывая объём выборки, времени на это должно было уйти немало. И тем не менее, начало положено хорошее — пусть даже Люк не сомневался, что Пуджа решит больше половины из этого выкинуть.

— Осталось пара минут, — Лея взглянула на часы. — Полетели? Будет подозрительно, если мы с тобой одинаково опоздаем. Необязательно рассказывать ей про эту встречу, но если она про неё узнает, то будет упираться ещё сильнее.

— Ты думаешь, она поставит личные чувства выше профессионализма?

— Не сомневаюсь.

— И правильно делаешь, — пожал плечами Люк. Раньше Пуджа себе такого не позволяла — когда её назначили сенатором, она была воплощением сдержанной зрелости. Но с тех пор многое изменилось.

Может, в первую очередь, его собственное восприятие.

А кроме того…

— Если её профессиональной целью является вставлять этому проекту палки в колёса, то привлечь к этому делу личные отношения, чтобы замедлить его ещё сильнее, — тоже, в общем-то, рабочий план.

— Поэтому нам нужно выставить какие-то рамки. Что я и хочу сделать. Я не собираюсь выражаться помягче, лишь бы её ненароком не обидеть.

— Это хорошо, — кивнул Люк. — Мне тоже… надо бы этому научиться, — он не умел контролировать свою эмпатию так, как это делала Лея. С его характером политика вообще шла нелегко.

Лея обнадёживающе сжала его предплечье:

— Я помогу, — пообещала она. — Просто подыграй мне. Но нам правда пора идти.

Люк помог ей собрать их записи. Пока они шли к спидеру, болтая о всяких мелочах, он впервые за долгое время чувствовал себя спокойно. Однако стоило ему сесть внутрь, как от его расслабленного состояния не осталось и следа.

Лея заметила сразу:

— Что такое?

— Не знаю, — у него зашумело в ушах, голова потяжелела, словно набитая войлоком. — Сейчас будет буря.

— Буря? — нахмурилась Лея. — Корусантский гидрометцентр ничего не говорил про осадки, всю неделю должно быть чистое небо. Нет никаких значительных колебаний, которые бы показывали…

— Это ты образно? — спросил Биггс. — Опять твои предчувствия?

Предчувствия. Да. Люк постоянно с ними сталкивался на Татуине, и Биггс много раз был тому свидетелем.

— Будь осторожен, — ответил Люк. — Лети… надёжно.

— Я всегда так летаю, — фыркнул Биггс успокаивающе беззаботно.

Люк кивнул. Лея легонько подтолкнула его плечом. Он видел, как она то и дело поглядывает на него, и чувствовал связывавшее их напряжение.

Биггс поднял спидер в воздух, в лицо ему ударил свежий холодный воздух. Стало полегче. Полёты всегда наполняли его энергией. Ему нравилось смотреть, как мимо них на страшной скорости проносятся корускантские небоскрёбы.

Скорость, с какой всё случилось дальше, ему не понравилась совершенно.

Прогремел выстрел — оглушительно громкий, хотя он не должен был его услышать за рёвом двигателей. Нехорошее предчувствие взлетело до апогея, и Люк навалился на Лею, уронив их на сидение. Выстрел отскочил от ветрового стекла. Биггс дёрнулся от неожиданности, но траекторию удержал и ускорился.

— Это ещё что?

Грянул второй выстрел — в левый бок спидера, у которого сидел Люк. Он зажмурился.

Ещё один выстрел — этот попал в один из двигателей в брюхе спидера.

Двигатель затарахтел, сбившись с привычного ровного гудения, снизу потянулся чёрный дым. Сомнений у него не осталось.

— Нас атакуют, — сказал он. — Неужели…

— Покушение? — крикнула Лея. Её коса расплелась из пучка и теперь развевалась на ветру. — Ну наконец-то!

Что-то Люку подсказывало, что это была не самая нормальная реакция.

— Откуда бьют?! — крикнул Биггс. Люк рискнул обернуться и сразу их заметил — гладкий чёрный спидер с открытым верхом, в кабине двое гуманоидов, затянутых в чёрное.

— Сзади! Они нас преследуют — один ведёт, другой стреляют!

Биггс выругался.

— Так. Мы можем здесь где-нибудь сесть? Или сбросить их?

— Звони в полицию, — приказала Лея. Люк выхватил из кармана комлинк и набрал нужный номер, сразу обрушившись на ответившего дроида с криками. — Биггс, садиться негде, нужно…

Новый выстрел — и снова по двигателям. Жуткий скрежет усилился, они начали терять высоту.

— Крифф, крифф, крифф!.. — бормотал Биггс.

Люк сбросил вызов:

— Они скоро будут. Надеюсь, смогут нас найти. Биггс…

— Мы падаем, — перебил тот. — Нужно куда-нибудь приземлиться.

— Нельзя приземляться, пока они у нас на хвосте! — крикнула Лея.

— Я знаю, Ваше Высочество, мы…

У Люка скрутило живот. Он резко нагнулся вперёд, пережидая рвотный позыв, и выстрел, летевший ему в голову, взорвался об переднее сидение.

— Люк!

— Всё в порядке, — сказал он, сглотнув горечь во рту, и снова пригнулся. Выстрел ушёл далеко в сторону, потому что Биггс резко вильнул влево, а затем снова выровнял курс.

— Нужно уйти с главной трассы, — сказал Люк. Мимо проносились небоскрёбы, и на каждой транспластиловой стене отражались их перепуганные лица.

— Что? Зачем?!

— Люк прав, — поняла Лея, — пока что они промахиваются, но в конце концов просто попадут в кого-то ещё, — она огляделась. Большая часть водителей вокруг уже поняли, что происходит, и разлетелись, однако мимо них всё равно постоянно проносились спидеры, не замечая на трассе всполохов раскалённой плазмы. — Нужно увести их от гражданских.

— Полетим к Сенату! У них есть свои патрульные, они разберутся с убийцами.

Убийцы.

Кто-то пытался их убить.

Кто был целью? Лея? Скорее всего — она активнее него выступала против Империи, и опыта у неё тоже было больше. Но Люк был сенатором, который подвёл свою планету, — этого более, чем достаточно, чтобы кто-то возжелал его смерти.

Может, убрать пытаются их обоих. Может, это такая реакция на работу их комитета или на то, что они сделали на Набу, а им хватило дурости полететь в одном спидере.

Времени на панику не было. Люк опять пригнулся. Плазма обожгла ему макушку, в воздухе запахло палёным. А потом закричал Биггс.

Спидер ухнул вниз.

— Биггс!

Заряд прожёг его белую форму. Под его левой рукой Люк разглядел обожжённую плоть.

Люк налетел грудью на передние сидения. Мир вокруг беспрестанно вращался, спидер летел носом вниз во тьму нижних уровней Корусанта, перед глазами плыло. Он перелез на переднее сидение рядом с Биггсом и перегнулся через него, схватившись за рулевые рычаги.

Спидер выровнялся. От резкого рывка его чуть не стошнило, но он сжал руль крепче и прибавил скорости, подвинув Биггса в сторону. Они рванули вперёд.

— Где аптечка? — крикнул он Лее. — В спидере есть аптечка?

Лея и без него сообразила её достать. Коробка дрожала у неё в руках, но она с силой надавила Биггсу на рану, не обращая внимания на его болезненный крик. Люк отвернулся, чтобы не мешать ей.

Преследователи остались далеко наверху, где-то в километре над ними. Это точно ненадолго. Люк резко свернул влево и помчал спидер прочь от Сената — к промышленной зоне.

— Куда ты? — неразборчиво позвал Биггс. Лея попыталась его успокоить. — Нам же нужно…

— Этой дорогой мы тоже доберёмся до Сената. Попробуем сбросить их с хвоста в Коко-тауне.

— Коко… что?

— В промзоне? — догадалась Лея. — Это разумно? Ты точно знаешь, куда летишь?

— Ну…

— Люк.

Но Биггс, тяжело перебравшийся на заднее сидение, слегка оживился:

— Это то место, про которое ты тогда говорил?

— Да, — Люк позволил себе улыбку и пересел на водительское сидение, сосредоточившись. — Будет весело.

— Весело? — возмутилась Лея.

— Тут банта ногу сломит. Мы их запутаем, — спидер завернул за угол, и сенатский округ, чистый и спокойный, остался далеко позади. Воздух был полон копоти и сажи, всё вокруг было грязным. Пыльным. Заброшенным.

Местные жители провожали их изумлёнными взглядами. Спидер вздрагивал и подпрыгивал, повреждённый двигатель противился каждому движению рычагов. Люк не обращал на это внимания — другого выбора у него не было. Он следил за реакцией, подстраивался под движения, но жуткий скрежет пропускал мимо ушей. И так проблем хватало.

Сзади снова зазвучали выстрелы.

Люк выругался. Лея пригнулась. На этот раз преследователи дали по ним быструю очередь, и гладкий спидер резко поравнялся с ними. Люк принялся вилять из стороны в сторону. Справа путь перекрывали куски старого и давно заброшенного металлического настила. Люк нырнул прямо внутрь.

Лея закричала, Биггс восхищённо присвистнул. Остатки строительных лесов стали со скрипом складываться вокруг них, но ни одна из железных пластин не задела спидер. Люк летел дальше. Одно слабое прикосновение здесь, другое — там, и они вылетели, невредимые, на противоположной стороне заброшенной стройки.

— А ты всё так же хорош, Скайуокер, — пробормотал Биггс. — Как всегда, счастливчик.

Люку хватило сил только устало ухмыльнуться. Он снова ускорился, пролетая сквозь разбитые окна и раскрытые двери бесчисленных заброшенных заводов. Он ждал и летел и ждал…

И, наконец, преследователи их догнали. Их спидер был гораздо быстрее.

Часть выстрелов прошла мимо. Ещё больше попали в цель. Двигатели завыли в унисон.

Люк увёл спидер в пике. На мгновение воцарилась тишина. Затем преступники нырнули вслед за ними, но Люк знал, куда летит. Одна из распахнутых дверей, достаточно широкая, чтобы в неё мог пролететь грузовой фрахтовик, проглотила их словно пещера. Из мрака нависали внутренности завода — колонны, баки, сломанные конвейеры.

И всё равно безумцы полетели следом.

Они снова пальнули по спидеру. Пролетев весь завод, Люк вылетел наружу, но на этот раз за ним никто не последовал. Ждать их он не стал, к тому же, через пару секунд они нашлись сами, несколькими этажами ниже, откуда выстрелили по брюху спидера.

И, ускоряясь всё сильнее, сильнее и сильнее, Люк невольно задумался.

До этого убийцы целились в головы. Теперь решили уничтожить и спидер. Все пассажиры были до сих пор живы, что было чудом, учитывая, как много выстрелов попали в цель.

Так почему?

Он отбросил прочие мысли. Слева от них высились очередные строительные леса, и он повернул было туда, но очередной выстрел оставил их без двигателя — тот отломался и рухнул в пыльную пропасть, разломав несколько опорных стоек.

Преследователи прекратили палить по ним. Вместо этого они выстрелили в настил.

Всё рухнуло.

Металлические балки загрохотали вокруг них, что-то било спидер, Лею и Биггса, и самого Люка в макушку. Его бросило вперёд, впечатав в лобовое стекло, по лицу потекла кровь; и ничего из этого не имело значения. Глаза заливало кровью, но и на это ему было плевать. Он должен отсюда убраться…

Люк выбросил вперёд руку. Часть балок зависла в воздухе и разлетелась прочь. Сзади послышались крики — это их убийцы столкнулись с резко полетевшими в них тоннами металла.

Стоило им вылететь из лесов, как вся и без того шаткая конструкция рухнула окончательно. Шум стоял страшный. Люк обернулся через плечо и увидел, как стрелок уклонился от падающего настила, заметил, что Люк на него смотрит, и выстрелил.

Он бы остался с дыркой во лбу, если бы не вильнул в сторону. Сердце застучало быстрее.

Что ж, теперь у него есть ответ на оба вопроса. Когда он сел за руль, они стали палить по спидеру, чтобы заставить их приземлиться. Вывод мог быть только один.

Люк сглотнул.

— Лея, как вы там с Биггсом?

— Всё хорошо, — ответил за неё Биггс.

— Но вести ты не можешь, да?

— Могу. Пусти…

— Нет, — вмешалась Лея. — А что?

— А ты спидер водить умеешь?

— Разумеется, — Лея поколебалась. — Ну, наверное.

Да, вряд ли принцессам давали каждый день практиковаться в вождении. Но делать нечего.

— Когда будет нужно, — предупредил Люк, — перехватишь управление.

— С чего… Зачем?

Люк опять нырнул вниз. Сбоку от воздушной трассы он разглядел заброшенный переход, прицепившийся к небоскрёбу, словно испуганный ребёнок. Он повёл спидер ровно над ним. Сбросил скорость.

— Люк? Что ты делаешь?

И прыгнул. Лея закричала, но она была слишком разумным человеком, чтобы ударяться в истерику. Спидер замедлился всего на секунду, пока она не схватила рычаги:

— Люк!

Падение длилось несколько секунд. Убийцы заметили его манёвр и резко затормозили, стрелок сразу прицелился. Люк помчался прочь со всех ног, уворачиваясь от раскалённых голубых зарядов, оставлявших позади глубокие кратеры. Он забежал за угол здания — и остановился.

Переход обрывался. К следующему вела лестница, но он так далеко не допрыгнет. Выбора не было.

Он схватился за лестницу, переживая за свой незащищённый бок, и начал спускаться. Слишком медленно. Спидер лениво завернул за угол вслед за ним, и стрелок спокойным выстрелом вышиб лестницу у него из рук.

Лестница наклонилась. Люк вцепился в ступеньку так, что заболели пальцы, беспомощно забив ногами по пустоте. Плечо задрожало от напряжения. Лестница заскрежетала, застонала, и чёрная пропасть, рассечённая белыми огнями, неожиданно поплыла по краям.

Когда Люк моргнул, горячие слёзы сорвались с его щёк. Там, внизу, была бездна. И он не хотел так умирать.

Значит, он и не умрёт. Он глубоко вздохнул, и выстрелы, нёсшиеся в него, просто… пролетели мимо. Каждый из них вильнул в стороны, а Люк уставился на своих неудавшихся убийц.

Те уставились на него в ответ с практически осязаемым ужасом.

Люк сам не до конца понимал, что происходит, но их колебания ему было достаточно. Он принялся карабкаться наверх. Раненый бок и плечо жгло пламенем, но он смог встать на ноги и побежать дальше.

Он нашёл окно. Выбил его локтем. Прыгнул внутрь.

Это оказался очередной заброшенный завод, причём окно было выше, чем он ожидал. Он перекатился при приземлении, чтобы смягчить удар. Осколки стекла изрезали ему руки и туловище. Крови было слишком много, но Люк заставил себя потащиться дальше. Тут были сборочные линии. Были забытые дроиды.

Рёв двигателей смолк. Сзади скрипнула дверь. Люк нырнул за один из чанов и постарался задержать дыхание.

— Какого криффа это было? — произнёс один из убийц. У него было набуанское произношение. Люк зажмурился, пережидая единственный миг отчаяния. — Я отлично стреляю. Почему…

— Заткнись. Просто найдём его, и ты выстрелишь ещё раз — в цель, — пилот говорил громче. И ещё громче он окликнул: — Выходите, Сенатор. Прятаться бесполезно.

Блейзер был весь перепачкан пеплом, так что яркий цвет ткани его точно не выдаст. Люк накрыл руками светлые волосы и замер.

Пилот фыркнул:

— Ладно. Ты проверь эту сторону. Я займусь той.

Рано или поздно они его найдут. И что тогда?

У Люка не было даже бластера: он не ожидал, что ему может понадобиться оружие, он же летел просто к Лее. Может, и Лея была без бластера, даже если бы она оказалась здесь, а убийцы вооружены до зубов. Даже у пилота есть оружие. Что здесь можно было сделать?

Стрелок постепенно приближался к чану, за которым прятался Люк. Он сглотнул.

Ему оставалось только играть грязно. Фиксер его хорошо обучил.

Своими бесконечными побоями, например.

Люк налетел на стрелка и сразу ударил кулаком в шею, оборвав его вопль. Второй рукой Люк схватился за длинное дуло винтовки и выдернул её у него из рук. С винтовками его обращаться учили, но они слишком близко друг к другу, чтобы стрелять. Вместо этого Люк с размаху шарахнул стрелка прикладом по голове. Тот пошатнулся, и Люк, попятившись, переставил винтовку на оглушение, и разрядил в него целую очередь.

Сбоку сверкнула вспышка — слишком поздно. Сзади него раздались шаги. Одной рукой пилот схватил его за плечо, а второй — всадил нож ему в живот и рванул вверх.

Люк закричал.

Он рухнул на колени. Вытащив нож, пилот толкнул его вперёд. Пол покрывал толстый слой грязи и сажи, и всё равно он пополз вперёд, теряя кровь с каждым движением, стараясь дотянуться до брошенной винтовки…

Пилот оттолкнул её прочь.

— Хорошую погоню ты нам устроил, — сказал он. — Но ты меня утомил, предатель. Пора тебе получить по заслугам.

— Выборы уже начались, — выдавил Люк сквозь бол в горле. — Вы же могли… просто… проголосовать против… — прямой зависимости не было, но королевы всегда обязывались следовать интересам своих избирателей, а идущие сейчас предвыборные кампании давали хорошее представление, кто именно из потенциальных королев хотел снять Люка с должности.

Пилот с отвращением покачал головой:

— Императрица Амидала этого не позволит. Нам придётся действовать самостоятельно.

— Императрица? — Люк вспомнил Пуджу, которая не давала ему звать Императрицу просто по фамилии, без титула. Он заставил себя перевернуться на спину и взглянуть пилоту в лицо. Это была женщина с типично набуанскими чертами лица — карие глаза, брюнетка, слабо очерченный подбородок. Ненависть во взгляде — вот и всё, что выделяло её из тысяч её соотечественников. — Ты поддерживаешь Амидалу…

— Я не предатель, — выплюнула она и снова замахнулась ножом.

Металлический кран обрушился ей на голову.

Убийца рухнула без чувств. Стоявшая за её спиной Лея шарахнула по ней ещё раз, просто на всякий случай. Затем она выронила кусок арматуры и опустилась на колени рядом с Люком.

— Ты их от нас отвлёк, засранец, — она сдёрнула с пояса аптечку. — Держись. Полиция и сенатская стража скоро будут.

— Постараюсь дотянуть до их прибытия, — пообещал Люк.

— Ты выпрыгнул из спидера на ходу, чтобы отвлечь от нас убийц, — сквозь слёзы пошутила Лея, хотя он видел, что она едва держится. — Ты и до конца света дотянешь.

Она надавила на рану, останавливая кровь. Боль окрасила галактику алым. Люк надеялся, что просто потеряет сознание, но разрывающая живот боль не давала ему соскользнуть в темноту, словно очередная правда, которую он как-то умудрился раскрыть.

В конце концов, парамедики добрались до них — спустя то ли минуту, то ли целую вечность.

Chapter 19: Клумбы

После того, как медики вкололи ему обезболивающее, мир потерял очертания. Люк плавал в какой-то пустоте, краем уха слышал, как вокруг него суетятся врачи, как его кладут на носилки, как воют сирены, вплоть до погружения в бакту. Затем ему дали снотворное, и он провалился во тьму, где не было места боли.

Приходить в себя было тяжело и больно, но он был накачан лекарствами, поэтому всё по-прежнему казалось иллюзией. Врачи напоминали болотных светлячков, мельтешащих вокруг него. Потом один из них навис прямо над ним и пробормотал какие-то слова. Люк не понял ни единого.

И ничего не почувствовал. Мир снова померк.

***

Пуджа была рядом.

Он понял это ещё до пробуждения. Всё это время Пуджа провела с ним. В красном бреду. Среди копошащихся над ним медсестёр. Она была в углу или в дверном проёме или рядом с ним. Она переживала.

Сейчас она сидела в кресле рядом с постелью и тихо читала что-то в датападе. Лицо её было бледным и осунувшимся.

— Пуджа? — прохрипел Люк.

Пуджа подпрыгнула. Даже вскочила, сразу принявшись приглаживать платье, будто он был, чтоб её, самой Императрицей. Кудрявящиеся волосы она убрала в пучок, уже наполовину развалившийся.

— Люк, — сказала она. — Ты… жив.

— Я бессмертный, — просипел в ответ Люк.

Пуджа фыркнула — он не понял, злобно, весело или раздражённо.

— Ещё какой смертный. Убийц задержали. Они уже признались, что они набуанцы, экстремисты, выступают против твоей политики.

Слова пролетели где-то над его головой. Он слабо понял, что они означают.

Экстремисты. С Набу. Против его политики.

Да он и в сознании бы ничего не понял.

— Что? — пробормотал он.

Пуджа шумно вздохнула.

— Что — это? — она опустила взгляд на датапад, хотя Люк не его имел в виду. — Я читаю правки, которые мне прислала принцесса Лея. Которые вы приняли без меня, — она говорила жёстко. Люк невольно приготовился защищаться, хотя плохо понимал, в чём была проблема. — Что ты вообще делал у неё дома? Почему вы вылетели так рано? Ты подверг себя абсолютно ненужной опасности.

Интересно, как он должен был догадаться, что за ним охотятся какие-то набуанские убийцы?

— Почему вы не посоветовались об этом со мной? — продолжала Пуджа. Голос её становился всё пронзительнее. Её обуревало слишком много эмоций, чтобы Люк мог их разобрать, но они бились об его разум неослабевающими морскими волнами, а он был так слаб, что не различал даже их соли. — Я — тоже часть комитета. Почему вы исключили меня из обсуждения?

— Ты, — сказал он.

Пуджа отступила на шаг.

— Что?

— Из-за тебя. Из-за твоего поведения. Ты…

— Что я сделала? — она окинула его взглядом, каждую его рану, и белоснежные больничные простыни. — Что было не так?

Она прожигала его взглядом, но Люк не стал отвечать ей тем же, а просто закрыл глаза.

Одна из медсестёр, охваченная янтарным сиянием, мягко повела Пуджу к выходу, шепча какие-то бессмысленные глупости про необходимость отдыха и вред стресса. Тревога Пуджи по-прежнему раскалывала мир на две части, и этот раскол болезненным эхом отдавался в голове, пока он не провалился в очередной сон, наконец, без сновидений.

Над ним склонился кто-то ещё, одержимый и перепуганный до смерти. Сабе. Она взяла его за руку и ласково гладила его ладонь, её нервная речь касалась его сознания даже сквозь сон.

Когда Люк снова очнулся, он чувствовал себя гораздо лучше. Боль тоже была сильнее. Обезболивающие выветрились. Сначала он заметил, что нет Сабе. Следом — что в палате была Лея. Он попытался сесть, чтобы заговорить с ней, но поморщился от боли в животе. Лея это заметила.

— Тебе сильно досталось, — сказала она, пересев ближе к кровати. — Удар ножом в живот. Сломанные рёбра, страшный синяк на боку. Оба плеча вывихнуты. Дюжина глубоких порезов. Только чудом обошлось без инфекции.

— Потому что ты быстро меня нашла, — если бы не Лея, инфекция в принципе была бы меньшей из его проблем. — Ты спасла мне жизнь.

Лея фыркнула:

— А ты выпрыгнул из спидера, чтобы спасти нас. Считай, что мы в расчёте.

— А Биггс…

Лея схватила его за ладонь и успокаивающе сжала:

— С ним тоже всё хорошо. Рана серьёзная, но по сравнению с твоими — вообще ерунда.

— Сабе меня убьёт.

— Она с ума сходит от тревоги, — кивнула Лея. — Она сказала, что не покидала больницу с тех пор, как тебя сюда привезли, — даже ещё раньше, прилетела сюда, как только получила сообщение о покушении. Вот сейчас вышла, чтобы поменяться со мной — посетителей к тебе пускают только по одному.

Не покидала? Ну, да, разумно — Сабе всегда ощущалась как что-то спокойное, пустое и успокаивающее. Рядом с Пуджей он бы её даже не заметил. Но…

— А Пуджа? — спросил Люк. — Они с Сабе…

— Постоянно ссорились, кто будет с тобой сидеть. В конце концов, договорились, что будут меняться: одна сидит в палате, другая сердится в коридоре. Твоя сестра — сущий демон, но… — Лея поколебалась. — Она была в ужасе.

Люк моргнул. С ресниц сорвалась слеза, Лея её смахнула.

— Сколько прошло времени? — прошептал он.

— Несколько дней. Ты пропустил пару сенатских заседаний, но ничего особенно важного. Если нужно, я тебе всё записала.

— Конечно, нужно. А в целом как дела? — он сглотнул. — Как дела на Набу?

Лея покачала головой:

— Я не так хорошо разбираюсь в вашей ситуации, как ты. Возможно, королева пыталась с тобой связаться, но я не знаю, что Сабе ей рассказала. Вроде ничего масштабного я не слышала.

Люк расслабился.

— Разве что… — оглядевшись, Лея наклонилась к нему. — Наши друзья-садоводы замышляют один проект за счёт хозяйки. Попросили чертежи, чтобы знать, с чем предстоит работать. Я прислала всё, что у меня было, но, возможно, у тебя тоже найдётся что-нибудь полезное. Ещё они хотели получить расписание предстоящего приёма в саду, но я ничего не нашла. Может, спросишь у тёти? Вдруг она пойдёт нам навстречу.

Люк с трудом соображал.

Движение Миллацвета. Здание Сената. Приём в саду? Будет какой-то бал или другое подобное мероприятие? Наверное, он пропустил приглашение. И тётей у него было много, но Лея, скорее всего, имела в виду Амидалу.

Он кивнул, чувствуя, как пересохло в горле.

— Свяжусь с ними, как только смогу. Над клумбами надо хорошенько поработать.

— Я поражаюсь, как ты умудряешься думать про цветы сразу после покушения, — усмехнулась Лея. Люк слабо улыбнулся в ответ, но тут Лея посерьёзнела. — Мне нужно у тебя кое-что спросить.

— Что-то важное?

— Очень. Но, — Лея осмотрелась — не только физически, вдруг понял Люк, но и чутьём. — Думаю, мы тут в безопасности. Голокамеры звук не записывают, а медсестра ушла со смены, — и тем не менее, она наклонилась ещё ниже к нему. — У тебя есть Сила?

Люк мог ответить тысячей разных способов, но сил не хватило ни на что, кроме правды:

— Да, — выдохнул он. — И ты тоже, да?

Лея кивнула.

— То, как ты удержал леса, и как ты летал… это невероятно. И Биггс назвал тебя счастливчиком. Ты не в первый раз такое проворачиваешь?

— Я спас ему жизнь на Татуине. Вытащил его из огня, когда их дом попал под бомбёжку.

— Это оттуда у тебя… — Лея указала на его лицо.

— Да, — Люк отпустил её ладонь и сам прикоснулся к шраму. Макияж, значит, тоже смыли. Разумно, но всё равно он почувствовал себя уязвимым.

— Тебя обучали? — спросила Лея.

— Мы пока думаем над этим.

— Так ещё более впечатляюще. Со стороны выглядело легко и рефлекторно, — она улыбнулась. — Ну, спасибо, что спас нас. Биггс тебе уже дважды обязан.

— Да ладно тебе. Уже всё решили, — он снова взял её за руку. Лея переплела их пальцы.

Они долго молчали.

— Ты боишься, — наконец сказала Лея.

— Конечно, — прошептал он. — Мой народ желает моей смерти.

— Ты этого не знаешь.

— Что я сделал не так, Лея? — Люк сглотнул. — Какое обещание я нарушил?

— Ты сделал всё, что мог, — строго ответила она. — А с остальным разберёмся позже. — Её комлинк запищал, и Лея поднялась, отпустив его. — Это Сабе. Тоже хочет поговорить. Я рада, что с тобой всё хорошо, Люк.

— И я тоже, — ответил он, но, стоило ему моргнуть, как его сестра исчезла, и на её месте оказалась его тётя.

— Люк, — выдохнула Сабе, опустившись на колени рядом с кроватью, — ну как ты?

Люк затряс головой. Следом пришли слёзы, и у него не осталось сил на слова. Сабе обняла его и держала, пока он рыдал, вздрагивая от каждого неосторожного движения.

***

— Падме? — Перед ней возникла голограмма Вейдера. — Я не ждал звонка.

— Но, я уверена, ты всё равно ему рад, — парировала она, с улыбкой покачав головой. Она уже распустила волосы, они ровными прядями лежали поверх шёлковой сорочки. Из-за их разницы во времени созваниваться с мужем она могла только глубокой ночью.

— Конечно.

— К сожалению, новости у меня не очень хорошие, — сразу предупредила она. — Ты просил меня приглядывать за Люком.

— Да, — она по наклону шлема догадалась, что настроение у него сразу ухудшилось. Сейчас, впрочем, оно станет ещё хуже.

— Его пытались убить. Он выжил. Убийц мы поймали.

Вейдер застыл. Падме внимательно следила за его реакцией — словно галактика разлетелась в клочья.

— И где они сейчас?

— В подземельях Дворца. Завтра днём я их допрошу. Пока что они похожи на имперских лоялистов.

— Тогда к чему эта атака?

— Они считают Люка угрозой имперскому правлению на Набу. Это не так, — добавила она, — но, видимо, все хотят так думать. И он сам в том числе, — Падме потёрла висок. — Если хочешь вернуться и казнить их лично, то возвращайся. Если нет, то я с радостью отдам приказ сама.

Вейдер колебался. Она видела его ярость, видела его жажду крови, но…

— Дорога долгая, и ты сама их поймала. Наслаждайся.

Падме выдохнула.

— Бедный мальчик был едва жив, когда его привезли в больницу. Только милостью Силы он остался жив, — гнев был знакомым чудовищем, он ревел в её груди. Она гораздо лучше контролировала свою ярость, чем Вейдер, и всё же человеческие эмоции были ей не чужды.

Как они посмели напасть на её племянника?

Она едва с ним познакомилась, а они захотели от него избавиться?

— Милость Силы, — повторил Вейдер. — Как было организовано покушение?

— Они попытались сбить его спидер. Люк выпрыгнул, чтобы остальные пассажиры могли спастись, и попытался спрятаться на заброшенном заводе. Там на него напали, — она прикусила губы. — Принцесса Лея — они летели в одном спидере — вернулась и обезвредила одного из нападающих, так что они не успели закончить начатое.

— Хоть на что-то сгодилась, — отстранённо заметил Вейдер. — Запись есть?

Падме прищурилась.

— Да. Секунду, — она застучала по датападу. — Отправила тебе файл.

Несколько минут её муж молчал, внимательно вглядываясь в видеозапись. Она знала, что он там видит. Люк летел через заброшенную промзону, поэтому единственная голокамера была та, которую служба безопасности установила в спидере принцессы Леи. В поле зрения попадало только пространство перед спидером и его пассажиры. В какой-то момент Люк с пилотом поменялись местами, кругом была кровь, свистели выстрелы, а потом запись и вовсе потеряла ценность, потому что Люк перегнулся через край спидера и прыгнул в пропасть. Но даже по этому отрывку можно было понять, насколько высоки были ставки.

Вейдер остановил видео.

— А здесь что случилось?

— Где?

— Когда он во второй раз повёл спидер в леса. Вокруг них обрушились стойки.

Падме быстро долистала до нужной части видео и внимательно её пересмотрела.

— Я не вижу ничего странного.

— Это он их держит.

У Падме упало сердце.

— Энакин.

— Посмотри сама. Это ненатуральное движение.

— Наверное, это просто помехи камеры. Отрывок длится меньше секунды.

— Они полетели прямо в убийц, словно намеренно.

— Они и так падали в том направлении.

— Падме, — настоял Вейдер, — у Люка есть Сила. — Он продолжил, не давая ей возразить: — Я это и раньше заметил. У него сильная негативная реакция на тьму вокруг нашего дворца. Он сдвинул с места мои спидеры, просто разозлившись. Он чувствует, когда врут люди. — Тут Падме была вынуждена с ним согласиться: Люк почувствовал её ложь, а она лгать умела очень хорошо. — Это — лишь очередное тому доказательство.

— Ну хорошо, пусть так, — сдалась она. — Но, Эни, это не делает его нашим сыном.

Вейдер застыл.

— Что?

— Ты же всегда про это думаешь! Поэтому ты им так и заинтересовался. Я не хочу уничтожать твою надежду, но придётся, — Падме глубоко вздохнула. — Наш ребёнок мёртв. Люк наш племянник. Тебе всюду чудятся призраки.

— У Люка есть Сила. Он с Татуина. Свою фамилию он мне говорить отказывается, но я подозреваю, что его вырастили Ларсы.

— Твой сводный брат и его жена? — Падме подняла бровь. — С чего ты это взял? И как наш ребёнок вообще мог у них оказаться?

— Мы связаны. Я в этом уверен.

— Так же уверен, как и в том замызганном сироте с Мимбана? — процедила Падме. — Или в человеческом мальчишке с Родии, десять лет назад? Или в принцессе Лее Органе, когда она впервые появилась в Сенате? Нет, — она покачала головой. — Я не могу больше выносить твои попытки найти мёртвого ребёнка и заставить меня снова надеяться. Люк не наш сын. Он наш племянник. Почему тебе этого недостаточно?

— Падме… — устало вздохнул Вейдер.

— Все твои так называемые доказательства — это простые совпадения, а то и выдумки, — Падме с силой провела ладонью по лицу. — Хватит. Мне слишком больно.

— Наш ребёнок жив. Я тебе с самого начала это говорю, я это чувствую. Он жив, он где-то в этой галактике. Почему ты тратишь время, отказываясь от поисков? Ты принимаешь закон за законом, защищая чужие семьи, а свою отказываешься даже искать? Ты не можешь…

— Молчать. — Падме стиснула кулаки.

Вейдер замолчал.

— Я так же сильно, как и ты, хочу, чтобы наш ребёнок был жив, — сказала она. — Но он мёртв. Мы никогда его не вернём и никем не заменим. И я не допущу, чтобы такое горе случилось с кем-нибудь ещё. Я установлю связь с той семьёй, которая у меня осталась, и с Люком в том числе. Этого достаточно. Этого должно быть достаточно, потому что наш ребёнок мёртв! — она вдруг осознала, что перешла на крик. — И остались только мы одни, — слабо закончила она, растеряв весь свой пыл.

— Падме, — на выдохе позвал муж.

— Не надо опять давать мне эту надежду, — она чувствовала, в какое отчаяние ввергает его своими словами, поэтому попыталась смягчить свои слова: — Если бы я чувствовала, что есть хоть малейший шанс, что наш ребёнок может быть жив, ты же знаешь, я бы перевернула всю галактику вместе с тобой. Если бы мы его нашли, я бы никогда его больше не отпустила. Но — возможно, один-единственный раз — джедаи сказали правду. Наш ребёнок умер через несколько мгновений после нашей с ним первой встречи.

— Прости меня, Падме.

— Наведи на Татуине порядок и возвращайся ко мне.

— Хорошо, — склонил голову Вейдер.

Голограмма погасла. Падме без сил опустилась на их кровать, слишком большую для неё одной.

Сегодня никто из служанок с ней не остался. Пуджа хотела, но в итоге осталась с Люком. Кроме Падме в огромном, пустом дворце никого не было.

Она была одна.

Chapter 20: Вся суть деспотов

Люк едва успел вернуться в офис и проработал разве что час, прежде чем Императрица собственной персоной решила его отвлечь.

Дверь распахнулась. Он сразу вскинул голову, рефлекторно заблокировав датапад, в котором печатал. От его резкого движения флимзи, на которых он записал правки к презентации работы их комитета, разлетелись по всему столу; Люк поморщился. Рана всё ещё его беспокоила.

— Люк, — Амидала быстро подошла к нему. Он с трудом встал и позволил ей сжать его ладони в своих, чудом устояв на ногах. Двигать плечом и торсом было тяжело. — Я очень рада, что ты в порядке.

Поклониться он не мог, поэтому только уважительно склонил голову.

— Благодаря профессионализму сенатских врачей, — он разузнал имена своих докторов перед выпиской и думал отправить им какой-нибудь благодарственный подарок, но не был уверен, какой подойдёт лучше. Что им нужно больше: цветы с конфетами или приличное финансирование?

— Они у нас лучшие из лучших, — кивнула Амидала и встревоженно нахмурилась, наверняка заметив, как он морщится от каждого движения. — Бедный мой мальчик, зачем же ты сел работать?

Он слабо улыбнулся.

— Я занимаюсь важной работой.

— Никакая работа не может быть важнее здоровья.

— Вы сами, несомненно, тоже в этом уверены, Ваше Величество? — фыркнул Люк. Амидала производила впечатление человека, который просто не умел останавливаться.

— Просто тётя Падме, — настояла она. — Пойдём, тебе лучше присесть. — Она взяла его под руку, и они медленно доковыляли до дивана, куда Люк с облегчением рухнул. Рабочее кресло было удобное, но полулёжа он чувствовал себя гораздо комфортнее. — Так почему ты на работе?

— У меня много дел.

— И они не могут подождать? В Сенате пока не происходит ничего важного. Если только, конечно, ты не испытываешь пламенный интерес к дизайну кредитов, приуроченных к пятнадцатой годовщине Империи.

— Как же я могу не переживать за дизайн, который отпечатают на наличных деньгах? — вяло пошутил он. — Мне кажется, у меня ещё с пятой кредиты остались.

Амидала рассмеялась.

— И у меня тоже. Я иду долгой и одинокой дорогой, однако такой рубеж заслуживает своего праздника, — она улыбнулась ему. — Но довольно о кредитах. Как твоё здоровье?

Люк неловко указал на себя. Его многочисленные бинты едва помещались под туникой, чуть выше ворота белела перевязка, резко контрастируя с его тёмно-серым плащом.

— Лечусь. Бакта не со всем справилась, но мне уже гораздо лучше.

— Я рада, — Амидала поджала губы. — Полагаю, Пуджа рассказала тебе, что нам удалось узнать про это покушение?

Люк зажмурился. Он плохо помнил свой разговор с Пуджей, только всполохи грусти и тревоги.

— Она сказала, что убийцы задержаны, — наконец ответил он. — Я могу с ними поговорить.

— Они были задержаны, — поправила его Амидала. — Несколько дней назад, пока ты ещё лежал в больнице. Их уже казнили.

— Что?

— А что тебя так удивляет? Я подумала, что ты захочешь быстрого правосудия.

— Правосудия?.. Я представляю комитет, который должен реформировать судебную систему! Их хотя бы судили?

— Улики были на лицо, я решила, что в судебном заседании просто нет необходимости — и вынесла приговор. Это моё императорское право.

— Да, я знаю. Его мы тоже вынесли в потенциальные реформы.

Амидала засмеялась:

— Не переживай так. Они мертвы. Правосудие совершилось, а ты в безопасности.

— Я переживаю, потому что хотел с ними поговорить.

Её глаза сверкнули:

— Зачем?

— У них была причина желать мне смерти. Они с Набу — я их сенатор. Я хотел узнать, что именно им не нравилось.

— И с каких это пор попытки убийства считаются политическим высказыванием?

— Не считаются, — ответил Люк. — Но они могут пролить свет на ситуацию. Я вам уже говорил: если у людей нет мирных способов участвовать в политике, они прибегнут к насилию.

— Говорил, — весело ответила Амидала.

— Вы хотя бы узнали их мотивацию? — продолжил настаивать Люк. — Они что-нибудь рассказали? Почему я их не устраивал? На чьей они стороне?

— Они были экстремистами, Люк. И, насколько мне известно, на Набу под это описание подходит только одна группа — выступающая против Империи.

— Потому что вы подчёркнуто пропускаете мимо ушей любые случаи, когда к насилию прибегают ваши сторонники?

— Я ничего не пропускаю мимо ушей.

— Значит, так делают ваши солдаты. И ваши чиновники. Кто с большей вероятностью окажется в суде по обвинению в насилии: те, кого присутствие Империи устраивает, или те, для кого оно неприемлемо? И если экстремисты с имперскими взглядами не получают обвинительных приговоров, если их даже не задерживают, то откуда же вам знать об их существовании?

Амидала ответила не сразу.

— Я понимаю, о чём ты говоришь, — наконец сказала она успокаивающим голосом. — Но у нас нет никаких улик, которые бы указывали на причастность имперских группировок на это покушение. Я подозреваю Движение Миллацвета — у них есть и средства, и мотив.

— В чём мотив? Я очевидно ближе к ним, чем к имперским сторонникам.

— Вот как? — в её голосе звучало разочарование. — Люк, я не ожидала от тебя такого неблагоразумия. Мы это уже обсуждали: я понимаю, откуда происходят твои предрассудки, но нельзя же перечёркивать одним Татуином всё добро, которое творит Империя.

— Предрассудки? — неверяще повторил Люк.

— Да. Я не хочу преуменьшать важность твоей травмы, — она снова потянулась взять его за руку. Люк отшатнулся. Задетая, Амидала всё же продолжила: — Но ты не можешь смотреть на галактику с таким пессимизмом. И уж тем более, на Империю, на которую ты работаешь.

— Я работаю на правительство Набу.

— А правительство Набу работает на Империю. Последние двадцать лет Набу — часть Империи, а ты — её гражданин. Такие прописные истины легко забываются, но нашим счастливым миром мы обязаны тем ужасным жертвам, и на них всё равно порой приходится идти.

— Я по-прежнему считаю, что вы должны отменить оккупацию Набу, — твёрдо сказал Люк. — Она провоцирует людей на насилие.

— Мне о таком не докладывали.

— А мне докладывали. Возможно, вам стоит найти другие источники.

— А может, это тебе не стоит принимать слова своей королевы за прописную истину?

— И где же тогда эта истина? — осмелился спросить Люк. — В том, что говорите вы?

— Разумеется, нет. Ты слишком умён, чтобы верить кому-то одному. Но я тебе хотя бы не вру.

— В нашу последнюю встречу вы солгали мне дважды, — и, более того, Люк чувствовал, что она и сейчас ему врёт.

Амидала усмехнулась:

— Не считая этого. Я пыталась тебя успокоить — и неправильно к этому подошла. Ты предпочитаешь откровенность. Но я объяснила тебе причины моего решения и привела доказательства, на которые опираюсь. Не думай, что я беру на веру всё, что мне говорят, — она покачала головой и глубоко вздохнула. — Я не планировала оправдываться. И всё же, по поводу Набу я с тобой не согласна. Им нужен строгий и сильный правитель — Далрана этими качествами не обладает, как и любой демократический лидер. Возможно, если на выборах победит обстоятельный кандидат, мы сможем что-нибудь придумать. Мне, например, импонирует Сералина.

Ну ещё бы она ей не импонировала.

Люк шумно выдохнул:

— Тем не менее, я по-прежнему считаю, что убийцы никак не связаны с Движением Миллацвета. Они назвали меня предателем. Миллацветы, напротив, думают, что я сделал всё, чтобы не допустить расширения вашего влияния на Набу.

Только произнеся эту фразу вслух, он понял, как странно она прозвучала. В его словах не было дерзости, не было вызова — он сказал это легко и свободно, как будто правда имел какие-то связи с экстремистами и знал, какой позиции они придерживаются. Сказал так, будто был уверен, что Амидала не найдёт это подозрительным и не увидит в этом повод для ареста.

Он принял назначение в Сенат, чтобы отыскать Пуджу, и был готов просто не обращать внимания над нависающую над ними тень Императрицы. А теперь он принял её помощь и признался ей в откровенной неприязни к её Империи. Когда Лея упомянула в разговоре его тётю, он немедленно подумал про Падме. В какой момент её отношение к нему, как к любимому племяннику, повлияло на его отношение к ней — и она из Императрицы превратилась в чрезмерно опекающую родственницу? К чему могла привести эта эмоциональная связь с женщиной, которую они все поклялись низвергнуть?

И чем всё закончится, если он начнёт считать своего злейшего врага ещё и матерью?

Амидала — тётя Падме — заговорила вновь:

— Мы очевидно близки. И вы с Пуджей тоже. Если у экстремистов есть информанты в правительстве, а они есть, раз уж они пробрались во Дворец, то они это знают. Радикалы редко действуют рационально. Нашей связи могло оказаться достаточно, чтобы вынести тебе приговор.

Возможно, она была права.

Люку стало страшно.

— И всё-таки, это не Миллацветы, — сказал он. Они не стали бы связываться с ним или с Леей, чтобы держать их в курсе о ситуации на Набу, если правда планировали убить его.

— Раз ты так уверен, то у тебя есть какие-то доказательства? — Амидала скептически подняла бровь, и на мгновение Люк увидел в ней Сабе.

— Нет.

— Тогда, боюсь, мы ничего не можем сделать. Тебе нужно усилить охрану. Я могу выделить солдат…

— Нет, — перебил Люк, — спасибо. Мне не нужны ещё телохранители.

Она помрачнела:

— Люк, на кону твоя жизнь. Я не хочу тебя потерять. Набу — и Империя — просто не могут себе этого позволить, — поколебавшись, она добавила: — И Пуджа тоже этого не выдержит. Она была в ужасе, когда мы узнали о нападении. Не отходила от тебя ни на шаг, пока ты был без сознания, забыла даже про работу.

Каждое слово ранило глубже ножа, но именно этот напор открыл ему глаза: это была манипуляция. Люк заставил себя говорить жёстче:

— Нет, тётя Падме.

Долгожданное обращение её явно порадовало.

— Если ты в этом уверен…

— Уверен.

Кивнув, Императрица поднялась на ноги:

— Я заглянула просто тебя проведать, — объяснила она, — не буду больше тебя отвлекать. Сможешь сам дойти или мне помочь?

Нужно было отказаться. Тащиться за стол самому было бы мучительно, и всё равно нужно было заупрямиться и отвергнуть её доброту.

Но он уже считал Амидалу тётей.

Он кивнул. Падме помогла ему подняться, и, добравшись до стола, он тяжело уселся в кресло, облегченно вздохнув. Его улыбка была искренней:

— Спасибо.

— Всегда рада помочь, Люк.

Прежде чем он успел ответить, она наклонилась поцеловать его в лоб. Жест был такой материнский, что у него закоротило рассудок. От неё едва уловимо пахло апельсиновыми цветами — любимый аромат Джобал.

Она отстранилась быстрее, чем он сообразил что-то сказать.

— Я хотела спросить — как ты думаешь, через несколько недель ты уже окончательно поправишься?

— Чтобы что?

— Я устраиваю бал. Даже, скорее, светский приём. Мы стараемся регулярно организовывать подобные мероприятия, чтобы Сенаторы, которые редко пересекаются друг с другом по работе, могли пообщаться с коллегами и завести с ними знакомства, но эта встреча чуть более высокого уровня. Там будет мой хороший друг, и я хотела бы вас познакомить, но не уверена, что ты продержишься весь вечер. И что ты сможешь танцевать.

Сейчас Люку эта затея и правда показалась пыткой, но ему нужно было разузнать подробности:

— Что за друг?

— Возможно, вы уже встречались. Мофф Панака, губернатор Набу и Чоммельского сектора. С Сабе они точно знакомы, — она слегка скривила губы. — Он возглавлял мою службу безопасности в годы нашей борьбы с Торговой Федерацией.

— Я знаю, кто он.

— Вы встречались?

— Нет.

— Тогда позволь мне организовать вашу встречу. Я уверена, ты многому можешь у него научиться.

Люк отстранённо кивнул. К Панаке у него было странное отношение — с одной стороны, он был героем войны, с другой, его имплицитное согласие с оккупацией Набу легитимизировало это решение и всё сильно усложнило. Далрана его не особо любила — но приём обещал быть интересным.

— Буду рад прийти, — искренне ответил он. — Но, если можно, пришлёте мне расписание этого вечера? Я постараюсь всё так спланировать, чтобы не сильно умаяться.

— Конечно. Пуджа тебе всё отправит, — она покосилась на его датапад. — А пока — постарайся слишком сильно не выматываться.

— Спасибо, тётя Падме. Но у нас ещё много работы по комитету, и, кроме того, у меня накопилось много дел из-за этого больничного.

— Ах да, ваш комитет. Какая удивительная преданность.

В её поведении что-то изменилось — теперь, даже несмотря на невысокий рост, она возвышалась над ним. Изумрудное платье резало взгляд, а золотистые и синие узоры на ткани на складках юбки бросались в глаза слепящими всполохами — судя по их блеску, это были огнеупорные накладки. Объём платья и массивный головной убор придали её силуэту страшную тяжесть и силу.

Люк не мог внятно объяснить, что изменилось, но, когда Амидала остановилась у его стола, она выглядела могущественнее всего Сената.

Она взяла его датапад и включила его. К счастью, Люк установил на всей технике пароль, и она не стала его спрашивать, лишь постучала по экрану.

— Всё это невероятно выматывает, Люк. Твоя главная обязанность — защищать Набу. Ты уверен, что сможешь справиться со всей дополнительной нагрузкой, которую взял на себя?

— Мне приятна ваша тревога, тётя Падме, но я справлюсь.

— В политике важны взаимные уступки, Люк. Ты не можешь повсюду насаждать свою волю.

Люк забрал у неё датапад.

— Странно слышать это от вас. Разве не в этом вся суть деспотов?

Амидала улыбнулась:

— Я обладаю колоссальной властью, которую использую, чтобы творить добро, но даже я не всесильна. Поэтому мы организовываем проекты Внешнего Кольца. Поэтому иногда что-то идёт не по плану. Я не могу насадить свою волю всему и вся — мы должны идти на разумные компромиссы, обмениваться выгодой. И ты был заинтересован в таком компромиссе относительно Набу, правильно я помню?

— Был, — медленно ответил Люк, чувствуя себя угрём на сковородке.

— Я думаю, ты не сможешь работать над двумя проектами сразу, — сказала Амидала. — И с этим комитетом я тебе помочь не смогу. Но с твоими страхами по поводу Набу мы вполне сможем что-нибудь придумать.

Люк изумлённо уставился на неё:

— Вы предлагаете мне специально саботировать наш с Леей проект, чтобы добиться пересмотра вашего решения по оккупации?

— Я предлагаю тебе обмен, Люк. Никто из нас не останется в выигрыше, но я готова принять это поражение, если ты станешь меньше переживать за наш дом. Хорошим политикам практически всегда приходится идти на компромисс, если они хотят чего-то добиться.

— Мне кажется, это не очень похоже на компромисс. Вы в любом случае ничего не теряете.

Амидала легко пожала плечами. На алмазы в её короне попали струившиеся сквозь окно солнечные лучи, и они вспыхнули ореолом света.

— Такова суть деспотов.

Ненависть, которую, как он думал, он потерял, вспыхнула в нём с новой силой. Люк с яростью уставился на Императрицу. Амидала явно расстроилась. На мгновение он почувствовал себя виноватым в её печали и разозлился ещё сильнее.

— Я понимаю, — сказала она, не став дожидаться его ответа. — Ты предпочтёшь добиться успеха в обоих своих начинаниях, — в её улыбке проступила насмешка. — Предоставлю тебе возможность добиться этого самостоятельно.

 

***

 

Следующие несколько недель они почти не пересекались. Люк избегал Амидалу и с головой бросился в работу над комитетом, почти что ей назло. Проект, который мог занять несколько месяцев, был подготовлен за несколько недель, даже с постоянными замечаниями Пуджи. Она уже не мешала им так сильно, как раньше. Нет, это не значит, что она в принципе перестала вставлять им палки в колёса, но… Люк надеялся, что теперь она хотя бы делала это осознанно. Пусть они по-прежнему друг с другом не разговаривали.

Прошли дебаты. Прошли встречи. Как одержимый, Люк следил за выборами на Набу, и в конце концов начал узнавать обо всех событиях ещё до сообщений Далраны.

Один день оказался особенно важным: Сабе проснулась раньше и налетела на него, стоило ему выйти из комнаты.

— Ашла ответила, — сказала она. — Пока что у неё миссия под прикрытием, она затянется на несколько недель. На Корусанте вы встречаться не сможете — для неё это слишком опасно. Они с Вейдером старые друзья — он может её учуять.

— Она старая подруга моего отца? — переспросил Люк.

— Можно и так сказать.

— Она поэтому согласилась меня учить?

— Нет.

— Не ври.

Сабе поморщилась:

— Ладно. Возможно. Это плохо?

— Всё нормально, — ответил Люк. Пока всё складывалось даже лучше, чем он надеялся. — Значит, подождём, пока она не освободится. И пока не освобожусь я. Осталось совсем чуть-чуть.

— Ты хочешь уйти из политики? — Сабе не особо удивилась. — В последнее время ты из неё не вылезал. Почти как…

— Мама, — закончил он.

Сабе шумно вздохнула:

— Она вечно выматывалась за работой. Особенно в свой первый срок в Сенате. Я тебе рассказывала — как легко она нервничала из-за доброй лжи, которую скармливал ей Палпатин.

— Да, я хочу оставить Сенат, — ответил Люк. — Всё равно я не занимаюсь ничем полезным. А на здешние манипуляции меня просто не хватает.

— Это не будет выглядеть подозрительно?

— Попрошу новую королеву выбрать кого-то другого, — он поморщился. — Если выберут кого-то, с кем у меня хорошие отношения, то, надеюсь, она примет мою просьбу и сохранит моё увольнение по собственному желанию в тайне.

— А если выберут кого-то другого?

— То я всё равно потеряю должность.

— И Амидалу это устроит?

Люк пожал плечами:

— Я что-нибудь придумаю. Но мне нужно начать обучение Силе — и как можно скорее отсюда убраться.

С этим Сабе не стала и не хотела спорить. Начался долгий период ожидания — недели или даже месяцы, которые он должен был пережить под бдительным оком Империи. Нужно просто работать, пока не появится выход. И, возможно, за отведённое ему время он ещё успеет сделать что-нибудь полезное.

Вместе с Леей и Пуджей они готовили проект к презентации в Сенате. Дату слушания уже назначили — на тот же день, в который должен был пройти бал, устроенный Амидалой. Люк не знал, с чем было связано это организаторское решение. Давление властью, возможно, попытка отвлечь. Но Амидала предоставила ему все необходимые детали, расписание и запланированные мероприятия и даже прислала список гостей: так он смог заранее решить, чем будет заниматься, чтобы не подвергать риску своё пока что хрупкое здоровье. Люк со спокойной душой переслал всё своим контактам из Миллацвета и сосредоточился на презентации.

Не успел он и глазом моргнуть, как настал день выступления.

Обычно Люк не уделял особого внимания своей одежде — не самое лучшее решение для сенатора от Набу, да и для любого политика. Как правило, он выбирал что-нибудь наугад и просил Сабе честно предупредить его, если получилось совсем ужасно, а потом получал от Рио восторженные сообщения, в которых она либо указывала, что получилось неидеально, либо описывала, что он умудрился сказать своей одеждой — зачастую совершенно этого не подразумевая. Но сегодня он подошёл к выбору со всей ответственностью.

Сегодня он надел платье, которое Падме подарила ему перед поездкой на Набу.

Сабе смерила его внимательным взглядом:

— Надеюсь, это не признание в вечной верности, — сказала она.

— Нет, — пообещал Люк. — Вот так свобода не умирает. Вот так мы с Леей сражаемся за неё — так, как стоило бы сражаться ей.

— Ты злишься на неё, — нахмурилась Сабе.

И что ему на это ответить? Он злился, потому что всё ещё не мог заставить себя ненавидеть Падме? Потому что помимо всего прочего начал испытывать к ней и любовь, как его и предупреждала Сабе? Потому что её привязанность, её искренняя тревога и абсолютная, нерушимая вера в свою праведность были заразительнее любой болезни, а он тоже был человеком, как и вся Империя, вставшая перед ней на колени?

— Конечно, я на неё злюсь, — ответил он. — Она Императрица. Она моя мать, которую я никогда не знал, потому что она решила преследовать свои заблуждения и выстроила из своих мечтаний целую империю. Я хочу от неё перемен, и, если она на это не пойдёт, я изменю галактику сам. Возьму то, что она оставила галактике, и покажу ей, где она ошиблась.

Сабе обошла кровать, на которой он разложил платье, и поцеловала его в лоб — последней, кто так делал, была Падме. Это осознание сковало его болью.

— Я горжусь тобой, — прошептала она.

Люк не выдержал:

— Она хотела, чтобы я саботировал работу комитета, — сказал он, и слова хлынули из него водопадом. — Сказала, что политика строится на взаимных уступках, что нужно уметь идти на компромиссы. И если я не откажусь от проекта, в который мы с Леей верим, который, я надеюсь, приведёт к переменам, пусть даже я совершенно не уверен в его успехе, она и думать не станет о прекращении оккупации.

Сабе обняла его. Он никому не рассказывал об этом разговоре, провёл недели, месяцы в молчании, разрываемый на части любовью, которую он начал испытывать к своей матери.

— Это и есть политика? — прошептал он Сабе в плечо. Это такие матери на самом деле? Любящие и контролирующие одновременно? — На Набу всё было… бюрократичнее. Я не хочу отказываться от самого себя ради галактики. Неужели я должен пожертвовать и жизнь, и душу ради служения порочной системе, всё ради бесплотной надежды, что я смогу изменить что-то к лучшему?

— Нет, — ответила Сабе. — Нет, не должен. Да, политика бывает и такой. И галактика тоже. Но тебе достаточно сказать одно слово — и этого никогда не произойдёт.

Люк отстранился:

— О чём ты?

Сабе взяла его за предплечья:

— Ты можешь уйти. Я тебя вытащу отсюда. Мы специально спрятали тебя от них, потому что Падме всегда так делает, Люк. Подводит тебя к мысли, что ты готов отдать всё — время, кредиты, самого себя. Всё ради неё и её идей. Сначала они выглядят разумно, поэтому, когда она была моей королевой, я была счастлива жертвовать ради неё всем, потому что знала, что она служила не себе. Она служила Набу, она служила демократии, и ради этого я была готова отдать всё, — она помолчала. — Ради неё я была готова отдать всё. И мне по-прежнему кажется это правильным.

Встревоженный, Люк хотел было возразить, но Сабе подняла ладонь:

— Дай мне закончить. Если сильно любишь человека, конечно, такой поступок покажется тебе правильным. Если ты веришь, что они распорядятся твоей жертвой справедливо. Но Падме больше не служит Набу. Она даже не служит Империи. Она служит самой себе.

Они помолчали. Люк сглотнул:

— Мне кажется, она служит Набу. Она постоянно говорит…

— Она умеет убеждать, — признала Сабе и невольно улыбнулась: — И её страсть заразительна. Я старалась не встречаться с ней, потому что знала, что не выстою против её речей. Но то, о чём она меня попросила… — у неё дрогнул голос. — Я никогда не вернусь к ней на службу. Ни за что. Я не могу точно сказать, кому она служит, Люк, но точно не Набу. Может, всё-таки Империи. Но мы-то этого для себя не хотим.

— Она хочет. И верит в это.

Сабе кивнула:

— Поэтому я знаю, что её больше нет, — наклонившись, она взяла гофрированный шарф, лежавший поверх платья. — Давай помогу тебе одеться. Тебе самому будет неудобно.

Кивнув, Люк послушно взял подъюбник. Какой бы ни была история этого платья, в нём он чувствовал себя гораздо сильнее.

— Не жертвуй собой ради неё, Люк, — сказала Сабе. Платье подходило ему безупречно — видимо, Падме отдала его в ателье, прежде чем подарить ему. — Это того не стоит.

 

***

 

Мысли носились в её голове со скоростью миллион парсек в минуту. Сабе дрожащими руками застегнула пуговицы, отдалённо заметив, как ладно село платье, и закрепила наброшенный на плечи шарф брошью. Волосы Люка она убрала в низкий пучок и надела сверху диадему.

Когда она осознала, что ей придётся сделать, то едва не выронила диадему из рук. Люк обернулся было к ней — волнуется, милый её мальчик, — но Сабе покачала головой. Она приняла решение.

В конце концов, это будет далеко не первая её жертва.

 

***

 

Никто не обратил внимания на его наряд, когда Люк ступил в под Леи. Улыбнувшись, она отметила, что платье ему идёт, и больше ничего. В коридоре его тоже никто не узнал, что неудивительно — дизайн был не самый известный. Но одна из служанок Леи посмотрела на него, побледнела и немедленно отвернулась. Когда платформа Леи вылетела вперёд, он заметил, с каким неподдельным интересом повернулась к нему Падме.

Люк поднял голову. Диадема казалась ему короной. Эта мысль придала ему сил, чтобы расправить плечи и смело встретить взгляд Императрицы и Пуджи.

Падме улыбнулась, даже не подозревая о снедающей его ярости, и жестом предложила Дорме, которая занимала роль спикера, начать заседание. Та заговорила:

— Её Величество Императрица предоставляет слово сенаторам от Набу и Альдераана, которые выступят с презентацией результатов работы их комитета, посвящённого расследованию имперской судебной системы для предлагаемой ими реформы.

Интересно, Дорме специально так мудрёно их представила? Часть сенаторов уже начали задрёмывать.

Лея, которая по общему согласию взяла на себя роль спикера, прочистила горло:

— На ваших экранах — отчёт, в котором мы кратко представляем результаты наших расследований за последние несколько месяцев усердной работы. В отчёте перечислены наши источники — начиная от институтов, заканчивая индивидуальными свидетельскими показаниями.

Их почти никто не слушает, заметил Люк, когда Лея начала подробнее описывать часть отобранных случаев. Она кратко описала их методологию и выбранные критерии. И…

— Мы отобрали несколько планет, с которыми можно сравнить Имперскую судебную систему, ранжированных в соответствии с системой, в рамках которой мы проводили анализ, — сказала Лея. — Я ни в коем случае не хочу отрицать важность точных цифр в столь сложном расследовании, но, для простоты восприятия, пожалуйста, откройте соответствующий раздел отчёта.

Люк выделил нужную часть у себя на экране. Судя по данным, которые он получал с остальных подов, считанные единицы удосужились переключить отчёт на нужную страницу. Оставалось лишь надеяться, что следующая, провокационная часть презентации вызовет более бурную реакцию.

— Как видите, Империя находится не в самом низу списка, который мы составили, чтобы проиллюстрировать свой подход. Но ниже — очень немногие. Что интересно, — Лея выдержала паузу, — единственная система, которая показывает более высокий уровень регулярной коррупции, чем у Империи, это та, которой пользуются Хатты.

Вот эти слова встретили криками. Часть сенаторов уставилась на них с возмущением. Хорошо.

Кто-то немедленно выдвинул возражение. Один кивок Падме, и Дорме немедленно заговорила:

— Императрица предоставляет слово сенатору Эриалусу от Кореллии.

— Как это возможно? — Эриалус выдвинул свой под, зависнув ровно перед ними, чуть ниже императорского престола. Люк чувствовал, что Падме внимательно за ними наблюдает. — Если это — ваши результаты, то они звучат крайне сомнительно.

— Мы изложили свои методы, логические обоснования и доказательства в отчёте, который вы сейчас видите, сенатор, — ответил Люк. Его усиленный модуляторами голос эхом разлетелся по огромному залу; ему не нравилось слышать самого себя, искажённого техникой. — Кроме того, копии этого отчёта были отправлены на корпоративные почты наших коллег, чтобы у сенаторов была возможность заблаговременно ознакомиться с материалами презентации, однако допускаю, что вы этого не сделали, — прозвучало как сердитая придирка. Люк ни о чём не жалел. — Если у вас возникли вопросы к собранным нами данным, то, пожалуйста, сформулируйте их конкретнее, чтобы мы могли рассмотреть каждый из них в индивидуальном порядке.

— К чему здесь конкретика? Это не расследование, а непатриотичное обвинение, фарс! — Эриалус поднял взгляд на императорский под, явно рассчитывая на поддержку, но по лицу Падме невозможно было прочитать ни одной мысли.

— Я бы не назвала непатриотичным предложение реформировать одну из государственных систем, чтобы она работала лучше и эффективнее, — вмешалась Лея. — Скорее, это попытки воспрепятствовать предлагаемым изменениям стоит обвинять в подобной неверности. А учитывая, что в вашей жалобе вы отказываетесь привести конкретные детали, я могу сделать вывод, что вы сами не слишком хорошо разбираетесь в текущей судебной системе, которую решили защищать. Я считаю, что идеальных систем не бывает и что-то всегда можно улучшить, и собранные нами доказательства это только подтверждают.

Лея посмотрела на Люка, и он быстро нажал на нужные клавиши, чтобы перейти к следующей части отчёта.

— На них мы основываем предлагаемые нами изменения, — уверенно продолжила она, словно её никто не перебивал. — Если вы внимательно изучите нашу методологию, то фундамент наших предложений станет очевидным. Более справедливые системы правосудия наделены конкретными характеристиками, которые отсутствуют в коррумпированных системах. Первая и самая важная — это независимость судебной системы от государства, — Лея выразительно взглянула на Падме, — но, поскольку Её Величество недвусмысленно заявила, что такое изменение невозможно и лишено необходимости, мы выделили несколько дополнительных реформ, одобренных нашим комитетом. Во-первых, непредвзятое, секвестрованное судейство. Во-вторых, возможность принимать во внимание чрезвычайные обстоятельства, как экономические, так и проблемы личного характера, при вынесении приговора. В-третьих, все судьи должны проходить регулярную проверку, чтобы мы могли быть уверены, что они работают с надлежащей строгостью и приверженностью законам. Особенно актуальными эти проверки должны стать для тех судей, кого уже обвиняли во взяточничестве.

Лея указала рукой на диаграммы:

— Остальные рекомендации перечислены в отчёте. Вопросы, связанные с неравным судейством, непрозрачными судебными процессами и растущими подозрениями в шантаже, угрозами насилия и саботажем, сегодня просто не кончаются, из чего можно сделать вывод, что имперская судебная система далеко не идеальна. Она постоянно подвергается давлению власти и предрассудков. Мы можем это исправить — и мы должны это исправить, — Лея выпрямилась. — Будем рады ответить на ваши вопросы.

Несколько сенаторов выразили желание выступить. Падме выбрала только часть — Люк заметил, что многие из сенаторов, заинтересовавшихся проектом, были союзниками Леи, но первым Дорме вызвала однозначного сторонника Империи:

— Императрица предоставляет слово сенатору Фалинн от Арканиса.

— Мне не нравятся ваши методы, — заявила женщина. Она вывела под вперёд, так высоко, что Люку пришлось запрокинуть голову. — Ваши приоритеты очевидны из вашего отчёта — и делают столь же очевидными причины, по которым ваши результаты можно счесть государственной изменой. Вы называете баланс между свободой индивида и благосостоянием всего социума «трудным, но необходимым качеством».

Люк внимательно следил за ней через экраны голокамер, летающих по Сенату. И без того бледное, сероватое лицо под беспощадным светом софитов казалось совсем выцветшим; с поджатыми губами она выглядела свирепо, а каждое слово произносила так, словно доставала еду, застрявшую между зубами.

— Мы все хорошо знаем, на какие жертвы пошли Император Палпатин и Императрица Амидала, как и все мы, чтобы в нашей изорванной войной галактике воцарился мир. К сожалению, мы не можем допустить, чтобы отдельно взятые лица действовали вне рамок закона. Любая судебная система должна в первую очередь думать о благе общества, которому она служит. Для этого она была создана.

Фалинн бросила взгляд на их отчёт:

— Что даёт другое объяснение для примеров вашей якобы коррупции. Если рассматривать каждый из них в индивидуальном порядке, а не смешивать их в одну пугающую статистику, то логика станет очевидной. Возьмём дело мальчика, которого посадили в тюрьму по обвинению в воровстве при почти отсутствующих уликах, — обществу нужна гарантия безопасности, чтобы местные жители больше не боялись, что они сами станут жертвами ограбления. Десять лет жизни одного уличного беспризорника — приемлемая плата за общественное спокойствие. Если в ужасном преступлении обвиняют наследника правящей семьи, то в долгосрочной перспективе приговор, вынесенный чужаку, принесёт меньше вреда, чем дестабилизация веры людей в их правительство. Та же логика прослеживается в примерах, которые сенаторы считают доказательствами мошенничества, насилия, клеветы и прочих преступлений. Особенно это касается государственной измены. Повстанцы — это повстанцы.

Её взгляд замер на лице Люка. Он только чудом не дрогнул.

— Те, кого подозревают в симпатии к Восстанию, должны быть казнены. Мы не можем позволить себе риск в виде даже малейшего сомнения, потому что оно посеет хаос во всей Империи. Вы как никто другой должны это понимать, сенатор Наберрие, учитывая, что сейчас происходит на вашей планете, — сенатор покачала головой. — Я, признаться, никак не могу понять, почему два имперских сенатора хотят ввергнуть нас в подобное беззаконие.

Люк стиснул кулаки.

— Потому что Войны Клонов окончены, сенатор Фалинн, — ответил он. Его голос дрожал от переполняющих его эмоций; он постарался скрыть свою ярость. — Трибунал необходим только в военное время. Но галактика сейчас ни с кем не воюет, если не считать тех войн, которые развязала сама Империя. Нельзя вечно подозревать в каждом жителе галактики потенциального террориста, наш народ просто не заслуживает такого отношения! Они заслуживают большего.

Фалинн сделала вид, что растрогалась.

— Ваш юношеский идеализм трогает меня до глубины души.

— Мне казалось, что на идеализме и стоит Империя, — парировал Люк, обратив эти слова к Падме.

Та напряглась, но ничего не ответила.

— Благодарю вас, сенатор Фалинн, — сказала она. Несмотря на то, что на её экране загорелись новые огоньки, Императрица не вызвала никого из пожелавших выступить сенаторов; Дорме осталась неподвижной. — Остался лишь один участник комитета, который пока что не высказал своё мнение по его работе, и я хочу её выслушать. Моя служанка, мисс Наберрие, — она передала микрофон Пудже. — Как вам предложенные реформы?

Люк уставился на сестру, но Пуджа на него даже не взглянула.

— Они оптимистичны, ваше Величество, — ответила она. — Я основательно работала с сенаторами на каждом этапе их исследования. — Ложь. Но зачем? Пуджа легко могла припомнить им решение по сути исключить её из проекта. — И в их методологии я не сомневаюсь. То, что для сохранения спокойствия в обществе пришлось приговорить так много невинных людей, — это ужасная жертва, я солидарна в этом мнении с сенатором Фалинн.

— Значит, вы с ними согласны? — надавила Падме.

Пуджа в последний раз взглянула на Люка. А потом отвернулась.

— Это ужасная жертва, — повторила она. — В этом мы друг с другом действительно согласны. Раскол в другом — приемлем мы её или нет. Сенаторы считают её недопустимой, но сенатор Фалинн считает, что у нас недостаточно доказательств, чтобы прийти к однозначному консенсусу. Возможно, собранные данные заслуживают более обстоятельного рассмотрения и дальнейшего обсуждения с учётом поднятых сегодня вопросов.

Люк постепенно закипал от негодования. Падме ободряюще улыбнулась племяннице:

— И я с этим согласна, — сказала она. — Предложение мисс Наберрие учитывает позиции, высказанные обеими сторонами обсуждения. Я не хочу отказываться от рассмотрения этой идеи, поскольку, как и сказала принцесса Лея, — она встретилась с ней взглядом, — нет ничего более патриотичного, чем желание сделать своё правительство лучше. И пусть оба наших сенатора ещё молоды, мы не должны оставлять без внимания мнения юных поколений, как бы наивны они ни были.

Она перевела взгляд на Люка.

— Возможно, в будущем мы сможем дать более однозначный ответ на этот вопрос. Возможно, к тому моменту многие изменят своё мнение — в ту или другую сторону. Я не сомневаюсь, что то, как будет развиваться нынешний кризис на Набу, на Татуине и в других уголках Империи, напрямую зависит от решения, которое мы с вами примем сегодня.

Люк сглотнул.

— В этом привилегия Сената и его же бремя — принять на себя эту ответственность.

— Кто за то, чтобы провести более обстоятельное исследование данной темы перед принятием окончательного решения? — обратилась к Сенату Дорме.

Заоблачные цифры. Совершенно неудивительно. Императрица в открытую заявила, какую позицию она поддерживает.

Сенат был просто пустышкой.

Люк и так это знал. Но сейчас, когда он медленно опустился на своё место в поде Леи, пока вокруг них поднялась волна вежливых аплодисментов, когда диадема Падме Амидалы сдавила ему виски, он ощутил эту истину костями.

Chapter 21: Бунтари

До конца сессии настроение на платформе Леи царило мрачное. Люк не стал возвращаться обратно к себе, хотя, может, и стоило бы. Но вместо этого он остался с Леей на те пару часов, которые проработал Сенат после их выступления, и вышел вместе с остальными представителями Альдераана.

Лея успела поймать его за руку:

— Я разочарована, — прошептала она.

— И я. Безумно, — он вздохнул. — Но и не удивлён.

— Это да, — Лея сочувственно взглянула на него. — Ну, у нас будет ещё одна попытка, уже лучше, чем ничего. Нужно будет назначить очередную встречу, возобновить работу с поставленными вопросами, но пока можем вместе подумать, что туда ещё добавить. Я просто не могу поверить… — она осеклась. — Я просто не могу поверить, что нам приходится объяснять, почему имперские граждане заслуживают справедливого суда. Они уже даже притворяться перестали.

 

***

 

Люк вихрем влетел в офис, едва закончились слушания. Гнев ушёл, на его месте плотно закрепилось отчаяние. Амидала с самого начала решила, что из их комитета ничего не выйдет, теперь она просто оттягивала принятие этого решения, чтобы оставить Люку честь нанести последний удар.

— Люк? — Сабе скользнула в комнату вслед за ним. Он невольно задумался, как долго она за ним шла. — Ну как ты? Держишься?

Он рухнул на диван.

— Надо было догадаться, что этим всё и закончится.

— Нет. — Люк бросил на неё раздражённый взгляд. Сабе поправилась: — Во всяком случае, этим не должно было ничего заканчиваться. Как она ведёт сенатские слушания… это просто позор, а не демократия. Очевидно, никакой свободы мнений в Сенате нет.

— Не ты ли мне говорила, что Сенат всегда был относительно беззубой организацией?

— Да. Если только Палпатину не требовались деньги на ведение Войн Клонов, тогда их всех охватывала внезапная жажда крови, — Сабе шумно выдохнула. — Но тогда особо неравнодушным было достаточно пробиться сквозь всеобщую апатию, чтобы провести свой законопроект. Сейчас, видя, как она давит на всех, кто осмеливается плыть против течения, я бы что угодно отдала, чтобы всё снова стало так просто.

— Мне кажется, апатия никуда не делась, и это по-прежнему большая проблема, — сказал Люк. — В чём смысл демократии, если люди, работающие в демократических институтах, предпочитают автократию? Её же поддерживает большая часть Сената! — он никак не мог перестать думать о шквале аплодисментов, которым встречали каждое слово Амидалы. — Либо они поддерживают её, либо им просто всё равно. Нас даже толком не слушали…

— Факты и точные цифры никогда не вызовут тех эмоций, которых ты хочешь получить, Люк, — сочувственно заметила Сабе. — Но сегодняшний исход — хорошее доказательство, что большая часть сенаторов настолько не воспринимают свою работу всерьёз, что даже не хотят попытаться что-то изменить.

— Эмоций? — переспросил он. — Почему мне обязательно нужно прибегать к эмоциональному манипулированию, чтобы заставить их поверить в правду? Почему Сенат так сильно оторван от реальности?

— Если и оторваны, то явно не все. Ты же наверняка заметил, как Амидала определяла, кому должен был дать слово модератор, и как она протолкнула резолюцию без особых дебатов по теме.

— Да, заметил, — признал Люк, — от этого было ещё хуже — никому не было до этого дела.

— Дело есть, причём многим. Мы просто ничего не можем сделать, — Сабе обхватила его лицо ладонями: — Осторожнее. Не выматывай себя раньше времени, — отпустив его, она сложила руки на коленях. — Твоя тихая упорная вера — одно из лучших твоих качеств.

— Они так яростно верят в абсолютное зло. Мне бы их уверенность.

— Обойдёшься без неё. Этика — дело сложное, мутное. Если ты на сто процентов уверен в решении какого-то этического вопроса, то ты скорее всего ошибаешься.

Люк поморщился:

— Тошнит уже от этого всего.

— Я знаю, — Сабе приобняла его за плечи, пригладив пальцами выпавшие из пучка кудряшки. — Сдаваться нельзя. Я знаю, тебе тяжело, но потерпи совсем немного.

— А что ещё можно сделать? — спросил Люк. — В конце своей речи она смотрела только на меня. Сказала, что события, разворачивающиеся на Татуине и Набу, несомненно повлияют на результаты работы нашего комитета, — его передёрнуло. — Она по-прежнему хочет, чтобы я отказался от этого проекта — и, возможно, и от Леи тоже.

— Не нужно, — сказала Сабе, напрягшись, — стоит тебе сдаться и пойти на поводу у её желаний, и ты проиграешь.

— Я знаю. Но жители Набу рассчитывают на меня. И я должен мыслить стратегически, — он стиснул зубы. — У этого комитета всё равно нет никакого будущего. Если мы не можем убедить Сенат, что приговаривать невинных людей к смерти за преступления, которых они не совершали, — это плохо, то что ещё здесь можно сделать? Разве не будет лучше уступить и принять её помощь, которую она может оказать Набу?

— Никакую помощь она оказывать не собирается. Можешь не сомневаться, она найдёт способ ничего не сделать. А потом, когда ты порвёшь связь с Леей, она изолирует тебя ещё сильнее и лишит тебя того влияния, которое дают тебе твои оппозиционные взгляды. Дело не только в прагматизме. Сейчас от поддержания выбранного тобой образа зависит твоя карьера.

Закусив губу, Люк уставился на пол, отсутствующе постукивая пальцами по протезу. Когда он, будучи ребёнком, переживал из-за чего-то, то всегда утаскивал у Дарреда инструменты и принимался копаться в собственной руке, физически ощущая каждое изменение, которое проводил в собственном теле.

— Мне нужно сделать выбор, — сказал он. — И спасти Набу.

Сабе, казалось, сама приняла какое-то решение.

— Нет, не нужно, — она погладила его по спине. — Я со всем разберусь.

— Чего? — Люк вскинул голову. — Как?

— У меня есть идея.

— Какая?

— Будет лучше, если ты ничего не будешь о ней знать.

— Тётя… — Люк оборвал сам себя. — Ты же сказала, что никаких больше секретов.

— И ещё я сказала, что не буду ничего от тебя скрывать, если в этом не будет крайней необходимости. Да. Но про это тебе правда лучше не знать. Доверишься мне?

Помолчав, Люк всё же кивнул:

— Ладно.

— Тогда я со всем разберусь, — Сабе поцеловала его в щёку. — Не переживай больше из-за этого. Переживай лучше о том, как бы тебе растопить ещё несколько ожесточившихся сердец и выжить в этом гадюшнике. Всё будет хорошо.

— И у тебя тоже?

— И я тоже справлюсь. — Легче от этих слов Люку точно не стало. — Тебе нужно переодеться перед балом. Начало через два часа, даже меньше, — Сабе окинула его скептическим взглядом, — или ты хочешь остаться в этом платье?

— Сенатор от Набу? В одном и том же платье? Дважды? — шутливо изумился Люк. Но… — да. Хочу оставить это. Оно достаточно нарядное.

— И что ты хочешь этим сказать?

Люк поджал губы:

— Всё то же самое. Что я собираюсь сражаться за свободу. Что вытащу её из могилы голыми руками. Либо с Сенатом, либо без него.

Сабе улыбнулась.

 

***

 

И всё же, как бы он ни храбрился, на бал Люк явился всё с тем же пессимистичным настроем. Мероприятие проходило в одном из самых крупных залов Сената: это было огромное помещение высотой в шесть полноценных ярусов над главным этажом под открытой крышей. В течение рабочего дня здесь всегда царило оживлённое движение.

Несмотря на это, народу собралось необычайно мало. Люк подозревал, что у Падме была привычка выбирать себе любимчиков в Сенате и устраивать подобные приёмы, чтобы показать их избранность. Зачем ещё было устраивать мероприятие в открытом зале, которым обычно все пользовались, но при этом старались избегать, если не получили особого приглашения? Только чтобы показать близость отдельных счастливчиков к Императрице. Один из многочисленных способов, которым Амидала обеспечивала преданность своих подданных, всегда готовых выполнить её повеления, чтобы сохранить свой привилегированный статус. Люк часто задумывался, как, должно быть, злились на них с Леей другие гости, когда они оказались в этом узком внутреннем круге сразу после своего мятежного законопроекта.

Зал украсили до неузнаваемости броско. На каждой арке висели гобелены и знамёна, порой закрывавшие целые ярусы. Всюду, куда ни падал взгляд, сверкали имперские шестерёнки. Люку казалось, что они постоянно вращаются, бликуя острыми зубьями. Выложенный мраморными плитами пол повторял бледно-золотистый рисунок колонн, украшавших коридоры снаружи. Прогуливаясь по залу, Люк зацепился взглядом за неуместные в общем декоре чёрные и красные камни, из которых была сложена центральная мозаика. Имперская шестерёнка отовсюду вытеснила республиканскую, но мучаться с переукладкой пола никто не стал.

Было душно. Люк держался стены и уже успел взмокнуть. Он напряжённо ждал, что вот-вот начнутся танцы, но, видимо, это был бал другого толка, что возмущало его набуанскую душу. Хотя бы он подобрал удобную обувь.

Сабе, естественно, приглашение не получила, поэтому Люк был один. Он не торопился смешиваться с толпой и, сжимая бокал с вином из бузины, который успел ухватить со стола с напитками, выискивал взглядом знакомых.

Единственный человек, которого он знал из присутствующих, смотрел прямо на него. Пуджа, естественно, заметила, что он не переоделся из подаренного Амидалой платья, и непонимающе прищурилась. Он никак не ответил на её недоумение и отвернулся.

Слишком поздно. Пуджа прошла сквозь толпу и через мгновение оказалась рядом с ним.

— Почему ты остался в этом платье?

— А что, это запрещено? — прохладно спросил Люк. — Или это был не искренний подарок, а завуалированное оскорбление?

Пуджа напряглась:

— Тётя Падме спрашивает, — парировала она. — Надеть одно и то же платье на сенатские слушания и на этот бал — это всё равно что скандал. Она хочет знать, почему ты так сделал.

— И ты, как всегда, делаешь за неё грязную работу? — он вёл себя подло, но Люк сейчас разговаривал с сестрой, а не с незнакомцем.

— Таков долг служанки. Служить своей госпоже.

— И ты правда этого хочешь?

— Для меня это честь.

Люк сам не знал, что он ожидал услышать. С тех пор, как он прилетел в Сенат, они с Пуджей только и делали, что ссорились. Разумеется, она по-прежнему очарована Императрицей, он ничего толком не сделал, чтобы изменить её чувства. Он оттолкнул её от себя — и сделал только хуже.

Неужели, это тоже был план Падме? Люк знал, что собственную мать перехитрить точно не сможет. Он даже думать боялся, насколько далеко простираются её ухищрения.

Он попытался выдавить из себя улыбку. Получилось неискренне, и Пуджа это заметила.

— Рад за тебя.

— А мне казалось, ты терпеть не можешь врать.

— Так и есть.

— Почему ты не можешь просто за меня порадоваться? — спросила она. — У меня есть работа. Я горжусь тем, что делаю. Моё начальство мною довольно, платит мне хорошую зарплату, показывает, что моя служба не бесполезна. Я могу работать с братом вместе. Делать галактику лучше. Чего ещё мне желать?

— Меня беспокоит, во что ты эту галактику превращаешь.

Пуджа закатила глаза:

— Я делаю её лучше.

— Правда? Разве не ты убедила тётю Падме вернуться на Набу?

— Да, я. И?

— И посмотри, чем всё обернулось. Ты могла и догадаться, что её возвращение только усугубит напряжение.

— И это хорошо! — Пуджа стиснула его руку. — Люк, мы слишком долго осторожничали! Тебя… — её голос дрогнул. — Тебя чуть не убили из-за того хаоса, который происходит на Набу. И, если ты помнишь, я была сенатором до тебя. Я прекрасно понимаю, как ты себя сейчас чувствуешь.

— Думаешь?

— Уверена! Конечно, это выматывает. Ты должен столько всего держать в голове — учитывая, что сейчас происходит дома, — и достойно представлять наш народ в Сенате. Я вижу, что ты с каждым днём всё сильнее устаешь, и я понимаю тебя и твою усталость. Дело не только в ранении, — она опустила взгляд. — К слову, как твоё здоровье?

— Всё почти зажило. Главное ни во что не врезаться.

— Я рада, — искреннее облегчение в её голосе резало ему сердце. — Я за тебя очень переживала. И сейчас переживаю.

— Ты всегда за меня переживаешь.

— Да потому что ты когда-нибудь убьёшься. Ты с головой ныряешь в самое пекло, вообще не думая о себе, только всё время о других. Хоть бы раз ты кого-то другого послушал.

Нужно было отказаться. Уйти. Люк больше не мог доверять Пудже. Что если она опять будет за ним шпионить? А он что-нибудь выдаст или она что-нибудь заподозрит? Может, это даже не её собственные слова, а императорские.

Нет. Было нечестно так думать. Пуджа говорила от всего сердца. Она просто так долго слушала Падме, что теперь могла только повторять за ней.

В этом была правда, которую он никак не мог изменить. Но Пуджа оставалась его сестрой. Люк взялся за эту работу, чтобы выручить её, — а как он это сделает, если они даже ни разу друг с другом по-настоящему не поговорили?

— Я слушаю.

Явно не ожидавшая такого Пуджа моргнула — и улыбнулась. Он несколько месяцев не видел её улыбку.

— Ты слишком сильно устаёшь. Работа одновременно в Сенате, и в комитете тебя слишком утомляет. Я это прекрасно вижу, — Люк хотел было ответить, но Пуджа подняла ладонь: — Я же тоже была на твоём месте, Люк. У сенаторов ужасно неблагодарная работа. На Набу политика тоже подчас невыносима, и я не думаю, что смогла бы продержаться там сильно дольше. Но Сенат гораздо крупнее, и он полон людей, которым на нас наплевать, — она закусила губу. — Так было всегда. Я пыталась заставить их прислушаться, и у меня ничего не вышло. Я рада, что больше там не работаю. Кто-то другой должен был заставить их обратить внимание на проблемы галактики. Именно это тётя Падме и делает.

Люк скептически на неё посмотрел.

— Тётя Падме сегодня отклонила моё предложение.

— Она не дала его отклонить. Она оставила его открытым. Никому бы и дела не было до вашего комитета, если бы она его не одобрила. Твои цели я поддерживаю…

— Надо же, ни за что бы не подумал.

— Но ты должен понять, что демократическим путём ты ничего не добьёшься. Я пыталась сделать из этого проекта хоть что-то удобоваримое. Сенаторов абсолютно устраивает круглыми днями сидеть без дела и получать за это зарплату, никак не решая беды галактики. И тебе нужен кто-то, кто заставит их действовать. Мне, как служанке, этим заниматься не нужно. Мне достаточно убедить одного человека, а она всегда ко мне прислушивается.

— И ты сможешь её убедить? — вызывающе спросил Люк.

— Да. Когда у меня будут доказательства. Она же видит, как много это для меня значит. Тётя Падме — хороший человек, Люк, она использует свою власть на благо общества. Империя при ней стала куда более эффективным государством. Мне нравится на неё работать. Мне нравится, что я правда могу влиять на наше законодательство и решать проблемы, а не только спорить, пока не станет слишком поздно.

У Люка болело сердце. Он так устал отдавать всё и получать в ответ ничего.

— Раз уж ты знаешь, как её убеждать, — сказал он, — может, ты сумеешь убедить её освободить Набу? Пуджа, там же умирают люди.

— Это было неизбежно, Люк. — Он закрыл глаза. — Я тебя предупреждала — подобная жестокость не появилась на планете одним днём. Напряжение назревало долгие годы, и никакая королева, никакой договор и никакие выборы его бы не разрешили. Открытое обсуждение просто вынесло этот внутренний конфликт в открытое пространство. Без помощи Империи мы сами не пришли бы ни к какому консенсусу. Ты представляешь, что было бы, если бы у нас не было солдат, способных как-то ослабить это напряжение?

Люк мог понять эту логику. Падме и Пуджа мыслили похожим образом. Демократия не решила проблему. Он хотел дать ей больше времени, но времени и так было в достатке — целые годы. И всё равно решения не было. Однако это не значило, что вторжение на планету могло всё исправить.

— Ты же сам делаешь себе хуже тем, что всех отталкиваешь, — прошептала Пуджа. — Я по тебе скучаю. А ты, я знаю, скучаешь по мне, пусть и пытаешься это скрыть. Чем больше мы друг друга избегаем, тем сильнее это ранит нас обоих. И я знаю, что ты считаешь Падме тётей. Ты тоже её полюбил, как и я. Разве ты сам не чувствуешь, что только усугубляешь собственную усталость, отказываясь от себя, от нас и от своих же чувств ради моральных устоев?

Люк покачал головой:

— Пуджа, я не устал. Я злюсь. Поэтому я и надел сегодня это платье.

— Мы все злимся. И ещё ты злишься на меня — и после моего шпионажа имеешь на это полное право. Я требую от тебя доверять мне, но сама не оказала тебе такого же доверия, — она взяла его за руку. — Но почему ты так ненавидишь мою работу? Ты злишься на правительство, в котором я работаю? Или на то, что я могу что-то сделать с тем, что вызывает у меня ярость, а не истлеть от неё впустую?

Люк отпил вина.

— Разумеется, и на то, и на другое.

— Вижу хоть какие-то зачатки самосознания.

— Я не могу тебе доверять, — сказал он, — даже если не брать этот шпионаж — ты всё равно пыталась замедлить нашу работу, а то и саботировать её. Я правда еле держусь — и ты приложила к этому руку.

Вздрогнув, Пуджа отступила на шаг:

— Мне жаль, — признала она. — Я с самого начала была несогласна с твоей концепцией. И у меня была своя задача — придать проекту презентабельный вид.

— И тем не менее. А теперь мы снова будем тратить время на эти встречи, потому что ты по-прежнему не веришь, что это неправильно — убивать невинных людей.

— Дело не в этом! — сорвалась Пуджа. — Это жертва…

— На благо режима? — спросила невесть откуда взявшаяся Лея. Люк не знал, кричать ему или рыдать от облегчения. Ещё одна сестра — первое и одновременно последнее, что ему сейчас было нужно. — Я уже не первый раз слышу этот аргумент. Странно, что его всегда используют для оправдания жертв, которых требуют от обычных граждан, но никогда — чтобы описать жертвы, на которые идут сами политики.

Пуджа вздохнула, её лицо ожесточилось.

— Принцесса Лея, вы вообще должны быть благодарны, что у ваших драгоценных реформ остался шанс на рассмотрение. Ваше изначальное предложение отклонили сразу, и из корзины его достали лишь благодаря Люку, который смог придать ему приличный вид. И даже после проделанной нами работы оно всё равно могло оказаться закрытым, если бы не моё решительное вмешательство, которое дало ему второй шанс. Хоть раз в жизни примите подарок с достоинством, а не ищите повсюду врагов.

— Ни в коем случае, — ответила Лея. — с Люком мы, например, дружим. Я лишь хочу понять мотивы людей, которые постоянно говорят одно, а делают другое.

— Вы меня обвиняете или Императрицу Амидалу? — прохладно спросила Пуджа. — К слову, я до сих пор нахожу крайне странной такую ненависть к императрице, учитывая ваш собственный статус. Даже ваша тревога за судебную систему сама по себе лицемерна, учитывая, какие данные Люк представил об альдераанских судах.

Лея и глазом не моргнула:

— Находите, кто же вам мешает. Вы прямо настоящий первооткрыватель, — она напряжённо улыбнулась Люку. — Мы начнём работу над презентацией на следующей неделе. Может, вы нам даже и пригодитесь — будем по вам выяснять, как убедить таких же бездушных людей осознать ценность разумной жизни. Со второго раза закон точно примут.

Они сердито уставились друг на друга, каждая ожидая от Люка поддержки. Люк промолчал. Ультиматум Падме не давал ему покоя.

Да, закон могут принять. Но какой ценой?

— Пуджа! Люк!

И в очередной раз звеневшее между ними напряжение оказалось разрушено последним человеком, которого Люк сейчас хотел видеть. Он уже грешным делом жалел, что Вейдера не было на Корусанте — тот хотел говорить с ним о кораблях, а не о политике. Но одно воспоминание о Вейдере — и о планете, на которую он отправился, — отравило ему настроение ещё сильнее. Он хмуро повернулся к Падме и её свите. Дорме тепло ему улыбнулась, из-за чего ему на мгновение стало неловко от собственной фальшивой улыбки, однако тут он заметил за спинами императорских служанок высокого темнокожего мужчину. На нём была качественно пошитая светло-синяя форма набуанской службы безопасности, и он производил величественное впечатление, пусть даже по возрасту никак не мог быть действующим офицером.

— Ваше Величество, — сквозь зубы процедил Люк одновременно с Леей.

Падме сияла, окутанная приятным янтарным свечением бала: на ней было гладкое белое платье с короткими круглыми рукавами и золотыми узорами в форме кругов, вышитых по диагонали на облегающей длинной юбке. У платья был длинный шёлковый шлейф, переливавшийся золотом и повторявший паттерн платья. Золотые ленты, вплетённые в волосы, в сочетании с короной, которую она всегда носила, создавали впечатление поднимающихся над её головой кругов.

Люк не знал, что она хотела этим сказать. Да и какая уже разница.

Падме не менее внимательно изучала его платье.

— Я рада тебя в нём видеть, — восторженно сказала она. — Тебе очень идёт.

Лея бросила на него быстрый непонимающий взгляд, но Люк лишь склонил голову в ответ.

— Должна сказать, ваше сегодняшнее выступление в Сенате произвело на меня большое впечатление. Очевидно, вы проделали большую работу. — Лея ощетинилась. Амидала повернулась к сопровождавшему её мужчине. — Капитан, прошу, познакомьтесь — сенаторы, о которых я вам рассказывала. Люк Наберрие и принцесса Лея Органа.

— Рад знакомству, — коротко и незаинтересованно ответил тот.

Люк не удивился: ярому стороннику Императрицы вряд ли было дело для пары оппозиционно настроенных сенаторов. Он на них даже не посмотрел, потому что напряжённо осматривал зал в поисках малейшей угрозы. Люк сглотнул. Не зря же Миллацветы попросили у него детали этого праздника.

Тут капитан резко повернулся к ним, смерив их взглядом внимательных тёмных глаз, и застыл. Люк, в свою очередь разглядевший его лицо, тоже немедленно его узнал — и слишком поздно склонил голову.

Лея тоже внимательно изучала гостя, и, не успел Люк ничего сказать, как она рискнула заговорить первой:

— Для меня честь знакомство с вами, капитан.

Мужчина коротко и низко рассмеялся.

— Меня уже давно не называют этим титулом, Принцесса, — он пожал им обоим руки, не сводя с них глаз. — Мофф Куарш Панака, к вашим услугам. А вы, должно быть, мой сенатор.

Он с силой стиснул Люку руку, и все детали паззла встали на место.

Перед ним был губернатор Набу. Нет, не только Набу, а всего Чоммельского сектора.

И, скорее всего, сегодняшняя цель Движения Миллацвета.

— Всё верно, — с улыбкой ответил он. — Для меня честь служить вам и Набу, — стоявшая сзади Пуджа прожигала в его спине дыру.

— Что ж, я должен поблагодарить вас за возвращение Её Высочества — то есть, Её Величества, — Панака переглянулся с Падме, которая шутливо закатила глаза, а затем снова посмотрел на Люка. — Но ваша репутация бежит впереди вас, сенатор — сенаторы, — а я не люблю бунтарей. И тем не менее, ваше возвращение на планету ради празднования нашего самого главного фестиваля вернуло нам величайшую из наших королев, так что зла я на вас не держу.

Улыбка Люка сделалась натянутой.

— Как я и сказал, для меня это честь.

Панака следил за каждым его движением, вплоть до малейшего жеста.

Падме положила ладонь ему на плечо:

— Мне нужно поприветствовать сенатора Фалинн. Скоро вернусь.

— Разумеется, — запоздало ответил Панака и перевёл взгляд на Лею. — Лея… вы сказали Органа, правильно?

— Да, — Лея тоже не сводила с него глаз. В отличие от Люка, она не считала Панаку одним из практически мифических героев, спасших Набу; для неё он был очередным имперским моффом, и она ему не доверяла. — Я дочь Брехи и Бейла Органы, с Альдераана.

— Королева и вице-король, — кивнул Панака.

— Вы знакомы?

— Нет. Но моя жена встречалась с ними, когда ей довелось сопровождать Императрицу на Альдераан. В те времена они с вашим отцом вместе служили сенаторами. Я видел голографии, — Панака помолчал. — Вы на них не очень-то похожи.

Лея сжала губы в нитку.

— Нет, сэр. Меня удочерили.

— Вот как? — он кивнул. — Сколько вам лет?

— Двадцать два года.

Панака оглянулся через плечо, чтобы посмотреть на Падме, с лёгкостью очаровывавшую очередных сенаторов. Затем он снова посмотрел Лее в лицо.

Люк оцепенел.

— Значит, вас удочерили одновременно с основанием Империи, — сказал Панака.

— После окончания Войн Клонов, да, — изящно поправила его Лея. — Я была сиротой войны.

— Удочерённая дочь семьи Органа, которая стала принцессой планеты, — почти насмешливо усмехнулся он. — Очень мило с их стороны.

— Конечно, — прищурилась Лея.

— А что насчёт вас? — Панака повернулся к Люку. — Простите моё любопытство, но я близко знаком с семьёй Наберрие. Вы тоже не выглядите как их родственник.

— Люк — мой сводный брат, — присоединилась к разговору Пуджа, избавив Люка от необходимости отвечать. — Он прилетел на Набу, когда ему было двенадцать.

— Двенадцать? Значит, вы с принцессой ровесники? — Люк кивнул. — Почему же вы оказались разлучены с семьёй?

— Моя семья решила, что я заслуживаю лучшей жизни, чем существование на уничтоженной войной планете.

— Весьма благородное решение. Откуда вы родом? В галактике не так-то много осталось планет, на которых идёт война.

— И даже это число по-прежнему выше допустимого.

Панака улыбнулся:

— Здесь я не стану с вами спорить. Но по сравнению с тем, что было, войны в галактике почти не осталось. В этом помощь Империи была неоценимой.

Люк кивнул, но ничего не ответил, пока Панака не обратил на него выжидающий взгляд, явно недовольный его молчанием.

— Я родом с Татуина, — ответил он. На мгновение Панака застыл — с Татуином его явно связывали нехорошие воспоминания. — Благодаря Проекту помощи Кольцу я смог улететь на Набу, в семью, которая согласилась меня принять.

— Наберрие — добрые люди и замечательная семья. Но я понимаю, почему они сейчас редко общаются с Её Величеством. Другие идеалы. — Он разочарованно покачал головой, ожидая реакции Люка.

— Да. Абсолютно другие.

Как и в прошлый раз, Люк сам не понял, стало ли ему легче или хуже, когда вернулась Падме в сопровождении своих служанок. Он постарался как можно незаметнее прислониться к одной из колонн, передёрнув плечами.

Пуджа это заметила и вопросительно на него посмотрела. Люк сделал вид, что ничего не увидел.

— На этих приёмах у меня ни одной свободной минуты, — говорила Падме, — я каждый раз чудовищно от них устаю, — она улыбнулась. — Но я подумала, вам понравится компания Люка и принцессы Леи — они на редкость волевые молодые люди.

— Однозначно, — согласился Панака. — Я это вижу, — взглянув на Императрицу, он добавил: — Как и кое-кто ещё, кого я раньше знал.

— Надеюсь, вы говорите не обо мне.

— Разумеется, о вас, Ваше Высочество.

Падме сделала глоток вина.

— Все наши проделки мы совершали ради Набу. И, в конце концов, всё закончилось хорошо.

— Да, — Панака окинул взглядом зал, задержавшись на баннерах и гобеленах. — По дороге наградив меня роскошной сединой, — он вдруг указал на Люка пальцем. — К слову, сенатор Наберрие вам никого ещё, случайно, не напоминает? Как звали того мальчика, который взорвал корабль управления дроидами?

Падме поставила бокал. Развернулась к Панаке, пронзив его ледяным взглядом.

— Энакин? — спросила она раздражённо.

— Одно лицо. Всё равно что родственники.

— Думаю, капитан, вам тоже нужно что-нибудь выпить, — рассмеялась Императрица. — Вы сегодня один?

— По сути, да, у всех отпуск — но со мной племянник, должен быть где-то здесь, — Панака задрал голову, выискивая кого-то. — Дирик!

Из толпы вынырнул мальчик, всего на пару лет младше Люка.

— Да, дядя?

— Принеси своему дяде что-нибудь выпить, — приказала Падме. Мальчик неуверенно покосился на неё, явно не ожидав, что к нему обратится сама Императрица, но, увидев кивок Панаки, снова скрылся среди сенаторов.

Разговор лился неторопливой рекой. У Люка раскалывалась голова. Лея и Пуджа забыли про свои разногласия и по очереди поглядывали на него со всё растущей тревогой, когда он снова и снова тёр висок, но Люк не обращал на них внимания, вместо этого стараясь следить за беседой. У него была масса причин не доверять Панаке, и всё же, у него голова шла кругом от одной возможности общаться с ним на равных. И, в отличие от политиков, Панака хотя бы говорил прямолинейно.

— Я слышал, что вы переживаете из-за объявленной Императрицей оккупации, — наконец обратился к нему Панака. Люк едва сдержал стон. Он не справится с этой темой, пока у него такая мигрень. — Простите, не хотел вас расстраивать. Но тема актуальная. Мне думается, я должен знать, какой позиции по происходящему в секторе придерживается мой сенатор.

Люк слабо улыбнулся:

— Спасибо за беспокойство. Я понимаю, почему Её Величество считает, что это хорошая идея. Я просто с ней не согласен.

— Она считает, что вы боитесь кровопролития.

— Как говорят мои источники, именно им всё и закончится.

Панака задумчиво кивнул.

— Я… — он прокашлялся, а затем вдруг оглянулся. — Куда делся Дирик? Минуту, сенатор.

— Конечно, сэр, — ответил Люк ему в спину. Дирика и правда долго не было, уже около десяти минут — даже в густой толпе это слишком долго для одного похода к столу с напитками.

Но Панака быстро вернулся, держа мальчика за руку.

— Умудрился заблудиться, — тепло объяснил он. Дирик залился румянцем. — Может, вы ему поможете, сенатор? У вас здесь очень легко потеряться.

— Проще простого.

— Замечательно. Мы задержимся на Корусанте на несколько месяцев, буду рад, если вы ему всё покажете.

Мальчик изумлённо уставился на него. Люк попытался улыбнуться в ответ.

— Мы говорили про оккупацию.

— Это радикальное решение, — поморщился Люк. — И жители Набу от него явно не в восторге.

— Я понимаю, — нахмурился Панака в ответ. — Я пытаюсь это исправить.

— У вас получается.

— После вторжения Торговой Федерации я пытался убедить Её Высочество, что Набу нужны дополнительные меры безопасности. Она каждый раз закрывала эту тему. Конечно, у нас есть щит и импульсное оружие, которым можно обезвредить дроидов, полагаю, вам это известно. Но я хотел большего. Нам угрожала опасность. И тем не менее, снова и снова она мне отказывала, — Панака отпил вина. — Я с ней не соглашался. Я и сейчас не согласен. Однако она считала, что сама возможность насилия — слишком большой риск, — он сурово взглянул на Люка. — Поверьте мне, сенатор. Она приняла самое умеренное решение из возможных. Она осторожна. Её Высочество не меньше нашего не желает кровопролития, и она знает, что делает.

Люк знал, что не стоило ему верить, но в грубоватой откровенности Панаки было что-то убедительное. Этим он был похож на дядю Оуэна.

— Ваши слова успокаивают.

Панака отпил вина:

— Вы знаете, чем смогли её заинтересовать?

— Прошу прощения?

— Я долго этого не понимал. Вы бунтарь. Но вы мне нравитесь, а у неё есть свои причины. Удачи, сенатор.

Панака вытянул руку — и вдруг схватился ею за колонну.

Люк изумлённо моргнул:

— Спасибо, сэр.

Панака не двигался.

— Сэр?

Панака моргнул и медленно покачал головой, словно пытаясь стряхнуть опьянение, но он ведь выпил меньше бокала…

— Вы…

Он упал медленно, поэтому все сразу это заметили. Люк поймал его под руки и вместе с ним опустился на пол. Пуджа сообразила схватить Дирика за руку и отвернулась вместе с ним.

Люк помог Панаке опереться на колонну и заглянул ему в глаза. Тот никак не мог сфокусировать взгляд, словно засыпал на ходу. Дело плохо.

— Врача! — закричал он. Плечи Панаки скрутило судорогой. — Быстро врача!

— Вызвали, — ответила Падме откуда-то сверху. — Что случилось? — она посмотрела на Панаку. — Капитан, вы…

— Падме, — медленно позвал тот.

Императрица немедленно опустилась на колени, отбросив за спину шлейф платья.

— Капитан…

Он потянулся к ней и, не удержав бокал в ослабевших и неуклюжих пальцев, разлил вино на её платье, окрасив белую ткань в тот же тёмный фиолетовый оттенок, как у платья Люка.

— Люк, — сказал он, глядя Падме в глаза. — Мальчик… которого ты искала…

— Куарш, побереги силы. Врачи скоро будут.

Панака покачал головой. Слёзы градом текли по его щекам, но он ни на мгновение не отводил от Падме взгляда. Люк не выдержал и отвернулся.

— Для меня было честью защищать вас, Ваше Высочество, — услышал он.

Мгновением позже появились врачи. Они замерили сердцебиение, температуру. Один из них взял пробу вина из опрокинутого бокала в качестве улики.

Только после этого Люк осознал, что на его глазах произошло покушение.

Он поднялся. Его трясло. Сделал шаг назад. Пуджа успокаивала рыдающего Дирика. Панака был мёртв. Или нет — может, врачи ещё смогут помочь.

И — от одной мысли Люку стало от себя дурно — если реанимация будет успешной, то у них появится новая проблема. Если Панака правда всё понял.

Люк попятился. Он выбежал в первый попавшийся коридор, ввалился в освежитель, и его вырвало.

 

***

 

— Милорд, сообщение с поверхности. Эвакуация гражданских закончена, пещерные убежища заполнены.

Вейдер опустил взгляд на Татуин. Он не первый раз смотрел на планету с мостика корабля — тогда, когда их впервые разделили пространство и время, сухой и пыльный мир его детства показался ему красивым. Сейчас всё было иначе — война изменила и Татуин, и его самого. Теперь это был шрам.

Шрам, который что-то значил для Люка.

— Хорошо. Разыщите среди них людей, которые отправляли детей на Набу, пока работал Проект помощи Кольцу, — он отвернулся от смотрового окна. — Приготовьте солдат. Действуйте быстро, с минимальным ущербом.

— Милорд?.. — нахмурился Пиетт.

Вейдер прошёл мимо него.

— Выполняйте приказ, адмирал.

Chapter 22: Вершить правосудие

Люк принял правильное решение не рисковать и полететь домой пассажиром, потому что ему пришлось всю ночь разбираться с последствиями покушения. Панаку увезли в больницу и сделали всё возможное, но и этого оказалось мало. Яд, который ему подлили в напиток, определили сразу — это был экстракт миллацвета. Когда Люк об этом услышал, его чуть было не пробрал истерический смех.

Он забыл, что этот цветок, который на Набу можно было увидеть на каждом углу и который выбрало своим символом сопротивление из-за его символического значения мира и уважения, в правильных дозах мог оказаться смертельным для человека.

Нападения не ждал никто, кроме него и Леи. Падме осталась нервно расхаживать по залу, почти убитая горем. Когда Пуджа заглянула к нему рассказать, что происходит, она упомянула, что сама попыталась связаться с Вейдером в надежде, что хотя бы он сможет как-то утешить жену.

От этой мелочи Люку, и так винившему себя за облегчение, которое он испытал, что Панака не успел открыть Императрице правду, стало ещё хуже.

Едва добравшись до дома, еле живой, он отправил сообщение на Набу. Писать о подобном он не посмел, поэтому решил дозвониться до Далраны напрямую. Если часы не обманывали, в Тиде сейчас только вечерело, так что Люк надеялся, что ему ответят. И вызов приняли.

— Сенатор Наберрие, — поздоровалась Далрана. Её советники и служанки сидели вокруг её трона обычным полукругом; Люк видел их силуэты по бокам от неё. — Судя по всему, у вас что-то крайне срочное.

— Губернатор Панака был гостем на приёме Императрицы, — сказал Люк.

— Мы слышали, что он вернулся на Корусант, но с нами он не связывался. Он насаждает свою волю Набу, когда считает это нужным, и никогда не вступает в переговоры.

— Думаю, кому-то это сильно не понравилось, — ответил Люк. — Его убили. Добавили яд в напиток.

В тронном зале раздались изумлённые возгласы. Далрана чудом удержала лицо.

— Это тревожные вести. Вам известно, кого подозревают? На кого возлагают вину?

Люк поморщился:

— При Панаке был его племянник — кто-то вроде помощника. Он поднёс ему напиток, а перед этим десять минут отсутствовал. Стража Сената его задержала, ему предъявлены обвинения в сотрудничестве с экстремистами.

— Понятно, — Далрана не выразила особого сочувствия, но Дирик был для неё незнакомцем. — Есть ли улики? С какими экстремистами он, по их предположению, сотрудничал?

— С Движением Миллацвета. На них, без особых доказательств, возложили ответственность и за моё покушение. Империя сейчас пытается выставить их главными злодеями, — поколебавшись, он всё же добавил: — Конкретно в этом случае тот яд, который подлили Панаке, был добыт из цветка миллацвета. Похоже на политическое заявление.

— Интересно, — ответила Далрана, поджав губы, но сосредоточилась только на одной теме: — Полагаю, вы получили мои пожелания скорейшего выздоровления? И, надеюсь, вам уже лучше, сенатор.

— Гораздо, — заверил её Люк сквозь ком в горле. — Губернатору повезло меньше. Но я сомневаюсь, что в покушении виноват его племянник. Бедный мальчик был ему предан.

— Его допросили?

— Да. Он сказал, что пошёл за вином, но не захотел пробираться через толпу, поэтому свернул в боковой коридор. Стол с напитками оказался пустым, а когда он отправился на поиски кого-то из слуг, то потерялся. Кто-то из работников отвёл его в место, где разливали вино, а другой привёл обратно и передал бокал. Сейчас служба безопасности разыскивает людей, попадающих под его описание, но они подозревают, что он солгал.

— Похоже, им нужен лёгкий и беззащитный подозреваемый.

Люк поморщился:

— Согласен. В Сенате стоит хаос. Успешного покушения на имперского чиновника здесь не видели уже несколько лет. Они боятся за свою безопасность. — В чём была своя ирония, но он старался этого не показывать. — В медиа раскручивают нарратив о том, как легко манипулировать детьми и как взрослые и системы власти должны внимательно отслеживать любые проявления симпатии к Восстанию.

— Как зовут этого мальчика?

— Дирик Панака, Ваше Величество.

— Возможно, мы можем предложить ему юридическую защиту, если Империя столь решительно настроена осудить его. Держите меня в курсе. Немедленно сообщите, если под подозрение попадёт кто-то ещё.

— Обязательно, Ваше Величество, — Люк склонил голову. — Я не уверен, как произошедшее отразится на Набу, поэтому прошу вас проявить осторожность.

— Мы всегда осторожны. Подобные ситуации могут легко повлиять на результаты предвыборных кампаний. — Представитель Рона неуверенно поёжилась на своём месте, но Люк не обратил на неё внимания. Он понимал, что Далрана пыталась ему сказать, но не могла себе позволить в присутствии совета: покушение могло негативно сказаться на популярности предпочитаемых ими кандидатов. — Со своей стороны я тоже буду следить за развитием событий, когда об этом станет официально известно. Нам не нужны очередные всплески насилия.

— Согласен, — Люк потёр виски.

— У вас всё, сенатор?

Он безрадостно улыбнулся:

— Думаю, этого более чем достаточно.

— Вы правы. Я оставляю за вами контроль над этой ситуацией.

— Хорошего дня, Ваше Величество.

— И вам.

Голограмма погасла. Люк уронил голову на стол, сгорбив плечи. Сбоку от него пискнул комлинк — пришло сообщение с секретной частоты, которую они с Далраной использовали для быстрой переписки.

У вас всё хорошо? Вы выглядели усталым.

Люк был тронут её заботой, пусть даже она, вероятнее всего, была продиктована опасением по поводу его рабочей эффективности. Он не сразу нашёлся, что ответить.

Я планирую уйти с должности вскоре после выборов. Боюсь, ситуация в Сенате больше от меня не зависит; я уверен, есть и другие кандидаты, которые лучше меня смогут преследовать наши цели в столице.

Ответ пришёл немедленно, ещё сильнее его встревожив.

Может, всё же останетесь? Вы нам нужны. Ваши уникальные отношения с Императрицей дают вам преимущество, которого мы окажемся лишены после вашего ухода.

Люк устало улыбнулся.

Я подумаю, — написал он, но больше ничего обещать не стал.

 

***

 

Только через неделю споров с имперскими следователями, требований допустить его к Дирику Панаке, обращений к Императрице, потом к Пудже, а затем собственной ярости от сведений, что мальчика хотят казнить, Люк встретился с Леей, чтобы обсудить их дальнейшую работу над их комитетом. Он едва держался на ногах. Ни один из слуг, работавших в тот вечер в Сенате, не подошёл под описание Дирика, никто из них не видел ничего необычного, поэтому следствие решило, что виновник только один. Имперский суд сработал быстро и беспощадно.

Сенат хотел вернуть себе чувство безопасности. Ровно об этом и говорила Фалинн во время их выступления. Одна невинная жизнь ради собственного покоя и престижа государственного института — для Империи такая цена была более чем справедливой.

Это дело и так высосало из него все нервы, поэтому, когда Лея заговорила об этом как о подходящем им случае несправедливости, он не выдержал.

— Прости, — сказал Люк сквозь сорванное горло. Лея ответила ему напряжённым взглядом. Тогда он постучал пальцами левой руки по столу. — Это было чересчур. Приношу извинения.

Он оглянулся. Стулья оказались отброшены от стола невидимой волной, когда он начал кричать.

Лея только подняла бровь:

— Не волнуйся, я специально заняла нам зал без голокамер, — она махнула рукой, и стулья встали обратно.

— Как ты это сделала?

— Воспользовалась связями. Попросила своего человека у техников отключить камеры на весь день.

— Нет, — Люк указал на стулья. — Вот это.

— Мы же оба знаем, что у нас есть Сила, — нахмурилась Лея.

— Да, но я не знал, что тебя учили ею пользоваться.

Лея неуверенно улыбнулась:

— Совсем немного. Я начала занятия на Набу, потом ещё немного тренировалась на Альдераане. Ничего постоянного.

— С Кеноби? — догадался Люк.

— Как ты узнал?

— Он и мне предлагал у него учиться, когда мы были на Набу. Я виделся с ним в ночь атаки.

— Не ожидала, но это логично, — рассмеялась Лея. — Почему ты отказался?

Люк сглотнул. Он не представлял, как ему ответить, не рассказав сестре всю правду, которой он решил её не обременять. Хотя, учитывая, что Бен теперь и ей врал… возможно, скоро ему всё равно придётся это сделать.

— Спроси попозже, — сказал он. Когда у них будет хотя бы одной проблемой меньше. — Что там с проектом?

— Так. Смотри. Я думала включить этот позорный суд, которому они подвергли Дирика Панаку, — поколебавшись, Лея добавила: — Я не хотела тебя расстраивать.

— Я разбирался с этим судом всю неделю, и, к тому же, он совсем ребёнок, — объяснил Люк. Теперь он взял себя в руки и уже не так сильно нервничал из-за судебного процесса, потому что сходил с ума от осознания, что Бен учил Лею Силе. — Я просто нервничаю. Это какой-то кошмар — лишний раз доказывающий, что наши суды работают отвратительно.

— Ты думаешь, этого можно было избежать, если бы нам удалось провести законопроект с первого раза и реформировать судебную систему, — догадалась Лея.

Люк шумно выдохнул.

— Возможно.

— Люк, ты в этом точно не виноват. Если так думать, можно с ума сойти. И мы не можем изменить то, что уже совершилось, — постучав стилусом по датападу, Лея отодвинулась от стола. Её заплетённые в два густых пучка волосы отбрасывали крупные узловатые тени на спинку её стула. — Но, возможно, мы ещё можем спасти ему жизнь.

Люк поколебался. Посмотрел на её безупречно серьёзное лицо.

— Сочувствие из жалости. Для этого он тебе нужен.

— Он был многообещающим племянником имперского моффа, которого все считали героем войны. Своим будущим он был обязан собственным поступкам, он усердно работал. Ты видел его на приёме — и все присутствовавшие подтвердят, что он был милым и полным энтузиазма мальчиком. Пусть даже ему запудрили мозги пропагандой Восстания, чему, нужно отметить, крайне мало доказательств, этим можно надавить на жалость.

Люк кивнул:

— И добавить, что подобное могло случиться и с их детьми тоже. Дирик родом из уважаемой семьи, и всё равно к нему отнеслись несправедливо, — его вдруг осенило. — И мои несостоявшиеся убийцы. Их сюда тоже можно привязать.

На мгновение Люк подумал, что Лея сочтёт его сумасшедшим. Но она только склонила голову к плечу:

— Как?

— Амидала казнила их без суда и следствия. Она разозлилась и сделала так, чтобы правосудие совершилось быстро.

— Потому что она твоя тётя? — спросила Лея.

Если бы тётя.

— Да, — ответил Люк. — Такое ощущение, она очень ревниво относится к тем, кого считает семьёй.

— Хорошо, — кивнула Лея. — Как мы можем это использовать?

— Я думаю, что мои убийцы были имперскими экстремистами, — сказал Люк. — Но я не уверен. Если Амидала что-то знает, мне она точно ничего не расскажет. Пока что следствие предполагает, что в покушении виновато Движение Миллацвета и что оно носило политический характер. Они почти ничего не узнали после допроса, информации у них немного. И это подвергает меня опасности.

Глаза Леи вспыхнули осознанием, пусть даже от примера она была не в восторге:

— Потому что ты не знаешь, кто конкретно хотел тебя убить и почему. Они могут быть живы.

— Вот именно, — Люк принялся записывать свои мысли в датапад. — Амидала сама однажды чуть не стала жертвой покушения, и она тогда твёрдо настроилась разобраться, кто был заказчиком. Я могу подвязать сюда эту историю. То, что этим людям было отказано в честном суде и в праве на защиту, подвергает безопасность социума опасности, а не укрепляет её.

Лея изумлённо глядела на него.

— Что такое?

— Ты так спокойно рассуждаешь, что где-то в галактике могли остаться люди, которые хотят тебя убить, — заметила она.

— Мне очень неспокойно, — признал Люк. — Я вообще в ужасе. Но нам нужно эмоциональное воздействие. Мы можем сделать из этого покушения отдельный пример. Заставить сенаторов переживать из-за правосудия, потому что его отсутствие может ударить по ним самим.

Лея опустила взгляд в свои заметки, слабо улыбаясь.

— Ладно, — сказала она. — Думаю, выйдет хорошо. Этого будет достаточно.

— Нужно только убедить Пуджу.

— А вот с этим уже сложнее.

— Я с ней поговорю. — Та страшная ночь принесла с собой хоть то-то хорошее — отблеск надежды, что, возможно, они с сестрой смогут как-то понять друг друга. — Мне кажется, у нас всё получится.

Но, скорее всего, нет.

Его растущая усталость не давала забыть, чем обернулась предыдущая инициатива. От одной идеи снова обратиться к Сенату ему становилось дурно. Но у них веские доводы. Пусть даже он и планировал уйти из столичной политики, у него оставался крохотный шанс изменить галактику к лучшему.

Его надежда была кропотливо, аккуратно и методично собрана из тех же разочарований, которые в своё время измельчили его уверенность в прах. Это вдохновляло.

— Люк? — неуверенно позвала Лея. — Этот комитет… тебе же не опасно в нём участвовать? Если убийцы имперские, они не попытаются атаковать тебя снова, если ты продолжишь его поддерживать?

Люк об этом даже не подумал.

— Могут. Но мы с тобой занялись этим проектом, осознавая его опасность. Мне кажется, ты сама с радостью возьмёшь на себя этот риск.

На этот раз её улыбка была искренней.

— Так и есть. Просто хотела убедиться, — она опустила взгляд на стол. — Мы жертвуем очень многим.

 

***

 

Его новая надежда едва устояла неделей позже, когда пришли результаты выборов. Далрана оказалась права: покушение действительно повлияло на мнение избирателей, и изменения были не в их пользу.

Их с Сабе источники, с которыми они поддерживали связь после установления оккупации, связались с ним в первую очередь, поэтому Люк узнал результаты сразу после полуночи, ещё до звонка Далраны. Он просидел со статистикой до глубокой ночи. Только проносившиеся мимо его окна спидеры да горящий экран датапада освещали его офис. Он так долго просидел неподвижно, что датчики движения решили, что в помещении никого не было, и отключили свет.

Впрочем, свет зажёгся снова, когда у него завибрировал комлинк. Люк выпрямился, отложил датапад и принял вызов. Перед ним появилась голограмма Далраны.

— Пришли результаты, — мрачно сказала она. Если бы Люк ничего не знал, то всё понял бы по одному её тону.

— Я видел, — поморщился Люк и поднял датапад. — Передайте королеве Сералине мои поздравления.

В дальновидности её кампании было не отказать, это Люк признавал. Она сосредоточилась на положительных эффектах от осторожного сотрудничества Империи и обещала исправить урон, который планете нанесла политика изоляционизма, поддерживаемая Далраной. Сералина была идеальным кандидатом для всех несогласных с режимом Далраны, и пусть таковых за последние четыре года набралось немного, в последнее время их ряды значительно пополнились. Три с половиной года неуверенного мира никак не могли соперничать с месяцами оккупации, которая состоялась из-за плохих отношений с Империей, сложившихся за её правление, а смерть героя войны ещё сильнее качнула чаши весов. Далрана оказалась лёгкой мишенью — и Сералина попала своей критикой точно в цель.

— Непременно, — со вздохом ответила Далрана. — Я надеялась на её сочувствие. На протяжении почти всего моего срока она была верным советником и членом моего совета.

Люк вспомнил слова Падме, сказанные уже несколько месяцев назад.

— Политика беспощадна.

— Да.

— Пусть Сералина не выказывает вам сочувствия, — сказал Люк, — знайте, что мои мысли с вами.

— Не знала, что вы ко мне так тепло относитесь, сенатор.

— В бытность принцем не относился, верно. Но сейчас, с позиции сенатора, я лучше понимаю, какие силы вам приходилось сдерживать. Я всегда буду относиться к вам с уважением за то, что вы сделали и как долго вы удерживали мир.

Далрана улыбнулась:

— Спасибо, сенатор. Поверьте, я отношусь к вам с таким же уважением. Работа в Сенате раскрыла вас с новой стороны. Надеюсь, ваше участие в политике Набу будет сдерживать Сералину. Меня страшит наше будущее.

— Я ценю вашу веру, но разделяю и страх. И я не уверен, что смогу сохранить должность, если Сералина решит меня уволить.

— Думаю, до этого не дойдёт. У неё не так уж и много кандидатов. А если уволит, то актуальной станет причина, по которой я в принципе отправила вас на Корусант: дома вы будете для неё гораздо опаснее, чем в столице.

Люк рассмеялся, но, скорее, безрадостно.

— Вы меня знаете — я буду бороться до последнего.

— И я тоже. Мой срок подходит к концу, но мне только девятнадцать лет. У меня ещё много возможностей что-то изменить.

Люк догадывался, что она имела в виду, но хотел быть уверен.

— Вы уже знаете, чем займётесь, Ваше Величество? Ваши таланты пригодятся любому искусству.

Далрана улыбнулась:

— Садоводством.

Люк улыбнулся в ответ:

— Благородное дело. Желаю вам успехов — и, возможно, однажды мы встретимся в вашем саду.

— Буду ждать, сенатор. Как буду ждать и нашей последней встречи на коронации Сералины. — В её словах были как приглашение, так и приказ.

— Да будет её правление справедливым, — склонил голову Люк.

 

***

 

Люк подозревал, что Амидала свяжется с ним с утра пораньше, но всё равно оказался застигнут врасплох. Он прилетел в Сенат до начала рабочего дня, не выспавшись, чтобы не выслушивать соболезнования Сабе. Вместо этого он оставил ей записку с просьбой предоставить ему подробный отчёт о ситуации на Набу и настроениях в Тиде. И тем не менее, даже в такую рань Амидала дожидалась его перед офисом, одетая в безупречное голубое платье с открытыми плечами и объёмными рукавами. Даже, чтоб её, брошку нацепила в виде луны, как дань уважения Ширайе. От Сабе и её утешений Люк, может, и сбежал, но от матери в её упрямстве так просто было не избавиться.

Выбор ему никто не предложил, поэтому он прошёл в офис вместе с ней. Не успел он сесть за стол, как Амидала поймала его за локоть.

— Не говори мне, что ты не устал, мой дорогой, — сказала она, чем ещё сильнее его разозлила. — Ты наверняка всю ночь не спал, что неудивительно, учитывая, какие результаты пришли с Набу. Ты можешь потерять должность, верно?

— Я больше за планету переживаю, чем за должность, — огрызнулся Люк, — и выслушивать это всё по кругу мне не особо помогает, — он запоздало сглотнул. — Ваше Величество…

— Мы все люди и все злимся, — тепло сказала Амидала. — Я просто хотела, чтобы ты немного отдохнул. Пуджа говорит, ты слишком много и усердно работаешь. Мы оба знаем, насколько это опасно.

Люк окинул её взглядом.

— Чудовищно.

— Присядь на пару минут. Не бросайся сразу за документы.

— Мне нужно доделать текст для комитета…

— Да бездна с твоим криффовым комитетом, — он вздрогнул от её внезапного напора; поморщившись, Амидала взяла его за руку. — Не разрушай свою жизнь ради одного законопроекта, Люк. Ты сенатор. Что же ты будешь делать, когда будешь принимать сотни таких проектов? Если ты и дальше будешь возлагать все свои надежды на идею, которая зависит от причуд безразличного большинства, ты так долго не продержишься.

— Я скоро оставлю пост сенатора.

— Что? — Амидала отстранилась, словно поражённая. — Почему?

— Мои политические отношения с королевой Сералиной идеальными не назовёшь. А ваше мнение для неё очень много значит, Ваше Величество. Не думаю, что она захочет, чтобы я представлял её ненадлежащим образом.

— Если моё мнение имеет для неё столь колоссальное значение, то моя к тебе любовь тоже должна сыграть свою роль, — Падме широко ему улыбнулась. Он ощущал глубину её привязанности в Силе и ненавидел спокойствие, которое она ему приносила. — Но я понимаю твою тревогу. И, возможно, твоё нежелание дальше занимать эту роль. Имперский Сенат — крайне выматывающее место по сравнению с должностью советника или принца на Набу.

Люк ничего не ответил. Пуджа и так ему постоянно рассказывала о тяготах демократии, не хватало ещё и Падме…

— Но если тебя уволят, а ты всё равно захочешь остаться в политике, — продолжила Амидала, — знай, что тебе найдётся место при моём дворе. Дорме тяжело совмещать должности спикера Сената и служанки. Многие члены моей верной свиты тоже не справляются со всеми своими задачами. Для нас будет большой честью работать с тобой, и власть, которую ты получишь на этой должности, может дать тебе шанс продвинуться в решении столь важных для тебя проблем.

…Сила, каким же он был лицемером.

На мгновение Люк поколебался.

Вот, значит, как они потеряли Пуджу? Наверное. Подход точно был похожий. Но даже понимая эту правду, отказываться было тяжело. Тоска стала такой же частью его жизни, как и усталость, и от неё тоже было не избавиться хорошим сном или прочей подобной ерундой. Люк хотел помогать людям. Хотел помочь сестре. Но когда он прилетел на Корусант, то понял, что Пуджу всё устраивает, а его вот-вот раздавят.

— Нет, Ваше Величество, спасибо, — ответил он, призвав на помощь всю выдержку. У него разрывалось сердце от желания работать вместе со своей семьёй на благо галактики, вместо того чтобы бесконечно копаться в мусорке политических мнений. — Вы же знаете, я не согласен с идеями Империи. Присоединиться ко двору Императрицы будет равносильно предательству.

Падме фыркнула:

— Меня восхищает твоя принципиальность. И, что заслуживает отдельного почтения, ты выражаешь своё несогласие в приличной форме. Хорошо, что принцесса Лея не приучила тебя к бестактности. — Люк напрягся, оскорблённый грубостью по отношению к сестре. — Прости меня. Я не хотела обижать твою подругу.

— Хотели, — ответил Люк. Падме ответила улыбкой. — В любом случае, я должен посетить церемонию передачи короны Далраной Сералине и обсудить с нашей новой королевой, что она планирует делать с представительством планеты в Сенате. Возможно, я ошибаюсь в своих предположениях.

— Значит, ты больше не станешь выступать за независимость Набу? — хитро спросила Амидала. — Во всяком случае, пока не убедишься, что твоя королева тоже её поддерживает?

Люк поджал губы.

— Твоё мнение мне хорошо известно, — заверила Падме. — Но что думает Сералина? Что-то мне подсказывает, что вы не сойдётесь с ней во мнениях.

— Вы подтасовали результаты выборов? — выпалил Люк.

Падме изумлённо уставилась на него. Люк ждал, что его вот-вот охватит стыдливое сожаление, но вдруг понял, что ему успело стать наплевать на собственную грубость.

— Люк, — начала Императрица, — я считаю демократию раздутой и бесполезной системой, которая препятствует прогрессу и здравой дискуссии. Но я пообещала уважить результаты этих выборов, и сдержу своё слово.

Хотя бы в этом он мог не сомневаться.

— Кроме того, — добавила Амидала, — мне нет нужды своими руками уничтожать демократию. Как показывает мой опыт, её сторонники сами с этим прекрасно справляются.

— Вижу.

Падме положила руку ему на плечо:

— Бедный мальчик. — Она ласково поцеловала его в лоб. — Знай, что моё предложение остаётся в силе, пока я у власти. Мы всегда рядом.

Люк ничего не ответил.

— Не хочу на тебя давить, пока у тебя так много забот, — Амидала поднялась с дивана и отступила. Люк был ей за это благодарен. — Но, прошу тебя, отдохни немного? Не ныряй сразу в работу. Я не хочу, чтобы она тебя сломала.

— А чего вы хотите? — спросил Люк.

Падме остановилась в дверном проёме:

— Для тебя — только идти вперёд.

 

***

 

Падме не сомневалась, что Люк долго бездельничать не сможет, но также была уверена, что он отнесётся к её просьбе с уважением и отдохнет хотя бы несколько минут. Может, целых десять. И каждый момент, который он проведёт наедине с собой и с мыслями, как сильно оберегаемая им демократия подвела его, будет подталкивать его всё ближе к осознанию правды.

Ей было больно видеть его столь измученным. Нужно будет связаться с её представителями на Набу и обеспечить мирный переход власти от старой королевы к новой — она не хотела нагружать мальчика очередными домашними конфликтами. Сближение с Империей было мудрым шагом для его планеты, и Люк сам это скоро поймёт, но она не желала ему лишних страданий. Падме сама хорошо помнила, каково это — ощущать собственную беспомощность. Когда Сенат отказался помочь Набу. Когда Войны Клонов продолжали разрушать галактику вопреки всем организованным ею переговорам.

Когда она очнулась в галактике, в которой её ребенок погиб, и когда ей пришлось вернуться в Сенат, который не смог его защитить.

Рано или поздно Люк примет предложенное ему место, как и Пуджа. Для него это будет лучшим решением, ему хватит мудрости это понять.

Когда она вернулась в императорское крыло Сената, алые гвардейцы уважительно склонили перед ней головы. Падме направилась сразу в офис. Ей нужно было связаться с набуанским инспектором. С Далраной. С офицерами, которые возглавляли оставленные на Набу эскадрильи. Ей нужно было о многом подумать…

Сев за стол, она заметила непрочитанное сообщение в самом углу датапада, зашифрованное специальным шифром, который, кроме неё самой, знал только один человек. Падме открыла сообщение и вызвала Моте.

Её служанка ответила немедленно:

— Миледи, — выдохнула она. — У меня крайне важные новости.

— Ты ещё на Набу? — спросила Падме. — Мне нужно знать, какая сейчас обстановка на планете.

— Простите, миледи, уже нет. Я могу быстро вернуться…

— Не волнуйся, — Падме резко махнула рукой. — У меня есть ещё источники. Твоя роль гораздо важнее. Что за новости?

Моте ответила не сразу. Неуверенность в одном из самых верных её сторонников ввергла Падме в страх.

— Я выследила Оби-Вана Кеноби. Он на Альдераане.

Падме выдохнула сквозь зубы.

— Органа предоставили ему убежище?

— У меня нет неопровержимых доказательств.

Она Императрица, хотела сказать Падме, ей не нужны неопровержимые доказательства — но это не так. Если она решит обвинить правителей Альдераана в предательстве, то сделать это сможет только с железной аргументацией. Безосновательная казнь разозлит древние родовитые семьи Ядра, а Падме не хотела провоцировать очередное обречённое восстание. Разбив его, она укрепит свою власть над галактикой, но очень неприятным способом.

— Рассказывай как есть, — со вздохом ответила она. У власти были свои ограничения. Падме надеялась это изменить — пока в галактике существовало Восстание и предатели, всё, что они построили, висело на волоске.

— Я думаю, он там. На это указывают повторяющиеся улики. И у меня есть основания полагать, что он учит принцессу Лею Органу джедайскому искусству.

Падме не удержалась от смеха.

— Её? Силе? В ней слишком много гнева. Хотя самомнение у неё воистину джедайское.

— Обучение носит спонтанный характер. Я не сразу это поняла. Судя по всему, он связался с ней, пока она была на Набу. На две ночи я потеряла его след, но я ознакомилась с отчётами о ночи Фестиваля и ещё одной, через несколько суток после этого, и, мне кажется, я знаю, что произошло.

— Говори.

— В ночь перед возвращением Органы на Альдераан Кеноби предложил ей учиться у него. Очевидно, она согласилась. И вот теперь обучение началось.

— Добудь доказательства, — приказала Падме. — Мне достаточно одной голографии, на которой принцесса Лея поднимает в воздух камни, и я сотру их в прах. Они слишком долго мне мешали.

— Да, миледи. Но той первой ночью, в день Фестиваля Света… Я полагаю, что Кеноби встречался с сенатором Люком Наберрие.

Падме выпрямилась, стиснув кулаки так сильно, что, если бы не её шёлковые перчатки, она бы порезала ладони до крови.

— Как? Что случилось? — и вдруг она поняла. — Он ушёл с приёма. Я тогда так и не выяснила, куда.

— Кеноби встретился с Наберрие до разговора с Органой. Скорее всего, он сделал то же самое предложение, но сенатор Наберрие его не принял.

— Люк отказался?

— Мне кажется, да. Иначе с чего бы Кеноби немедленно обращаться к Органе. Возможно, он хотел учить обоих, но я видела его только с Органой. Прошло уже много недель. Значит, по какой-то причине сенатор Наберрие отказался.

— Лорд Вейдер подозревал, что у Люка есть связь с Силой, — пробормотала Падме. Почему Люк отказался? Может, знал, что джедаям нельзя доверять и что он не мог позволить себе рискнуть связаться с врагами Империи, как бы он им ни симпатизировал? Но это была глупая надежда. Люку хватило безрассудства в принципе прийти на эту встречу.

Джедаи были любимой сказкой всех детей в галактике, и Люк вряд ли был исключением. Почему же тогда он дал столь решительный отказ?

И, ещё важнее, что она могла сделать, чтобы он ни в коем случае не передумал? Единственный, кого Падме была готова принять в качестве его наставника, был её муж.

Только Кеноби, эта изворотливая змея, мог лишить её всего. Она этого не позволит.

— Отличная работа, Моте, — наконец сказала Падме. — Раздобудь голограмму Кеноби и Органы. Мне нужны любые улики, из которых можно будет составить обвинение.

— Да, миледи. — Моте помолчала. — Вы расскажете об этом лорду Вейдеру? Органа станет джедаем. Он лучше с ними справится, чем я.

— Несомненно, — согласилась Падме, — но он подойдёт к этому куда менее рационально. Я долго хранила этот секрет. Когда мне понадобится избавиться от Кеноби, я расскажу ему обо всём, — но пока что Кеноби приносил слишком много пользы: Моте находила каждого повстанца, с которым он связывался. Возможно, когда-то он и был героем войны, однако после столь долгого изгнания он начал допускать непростительные ошибки. — Пока что мой муж увлечён Люком. Я не хочу это менять.

Моте склонила голову.

— Конечно, Ваше Величество. Я пришлю вам всё, что смогу найти.

— Удачи, — пожелала Падме. Связь прервалась.

Несколько минут она просидела неподвижно, сжимая датапад. Наблюдая. Думая. Планируя.

Эта информация может ей пригодиться.

Chapter 23: Первый клинок

День в Сенате выдался тяжёлый. В конце концов Люк вышел из пода до окончания заседания, ничего не сказав в ответ на встревоженные взгляды Леи. Он полетел сразу в квартиру, где Сабе работала над нужным ему отчётом.

Когда Люк ввалился в покои, она подняла голову.

— Ты хотя бы спал? — Он отмахнулся. — Помнится, когда мы только начали эту работу, ты говорил мне, что нельзя так себя загонять.

Люк разрыдался.

Сабе немедленно усадила его на диван, взяв его за руку и успокаивающе поглаживая его ладонь большим пальцем. Он уткнул лицо ей в плечо, а Сабе мягко обняла его, прижав ближе к себе.

— Поспи, — прошептала она. — Всё не так плохо, как тебе кажется.

— Мы потеряли Набу, — ответил Люк. Он сам не знал, кто это сделал: граждане или Империя. Может, местные чиновники вмешались в выборы без ведома Падме, а Движению Миллацвета просто не хватило ресурсов, чтобы их остановить.

Тогда почему они потратили их на убийство Панаки? Да, мофф был угрозой. Да, он бы навредил их работе. Но всё равно это покушение выходило за рамки их компетенций. Они никогда раньше не прибегали к политическим убийствам, и эти перемены его нешуточно пугали.

— Не говори так, — Сабе ласково смахнула его слёзы. — Набу выживет. Мы всегда выживали. А у тебя ещё есть шанс изменить ситуацию к лучшему. Мы пока не знаем, как Сералина выскажется об оккупации. Возможно, она решит скрыть свои истинные взгляды, чтобы не потерять популярность.

— И всё же, вряд ли она позволит мне работать против Империи.

— В таком случае ты всё равно можешь попытаться что-то сделать, — настаивала Сабе. — Оккупация, которая запрещает применение смертоносной силы, лучше чем та, которая это позволяет. Оккупация, которой вечно не хватает припасов, лучше чем та, которая получает регулярное снабжение. Ты можешь продолжать борьбу, можешь что-то сделать, пусть даже сейчас тебе кажется, что это невозможно.

Люк кивнул. Слёзы наконец кончились, и он робко улыбнулся Сабе:

— Моя работа с той, другой организацией тоже меня беспокоит. После того, что они сделали…

— Лучше с ними связаться, — немедленно ответила она. — Сложно понять, почему они так поступили, но, может, разговор что-то прояснит.

Кивнув, Люк поднялся.

— Иди приляг, — распорядилась Сабе. — Мне нужно ненадолго отлучиться.

— Зачем?

— У меня встреча с доверенным лицом, — ответила она: не ложь, но и не вся правда. — Тебе нужно отдохнуть. Хотя бы вздремни. Ты же с ног валишься.

Люк кивнул, но дождался, пока она уедет. У него было нехорошее предчувствие, что на них что-то надвигалось. Сабе поцеловала его в лоб, села в спидер и взмыла в небо.

Предчувствие никуда не делось.

Возможно, он всё выдумывает. Возможно, ему просто что-то почудилось. Ему правда нужно было поспать — Люк вымотался так, что больше не отличал интуицию от паранойи. Он слишком долго ходил по краю пропасти. Кровать казалась ему самым чудесным местом в галактике. Но только он повернулся к спальне, как в офис вошла одна из сотрудников его службы безопасности. Лицо у неё было мрачное.

— Сенатор, на посадочной площадке шаттл.

— Чей? — О визитах было принято сообщать заранее, но люди, которые не удосуживались предупредить о своём посещении, обычно не задумывались о личном пространстве других, как и о правилах приличия, и спокойно бросали спидеры на чужих посадочных площадках, не переживая, что их кто-то увидит.

— Лорда Вейдера.

Люк закрыл глаза. Глубоко вздохнул. Снова открыл.

— Ну. Отказать ему мы не можем. — Должно быть, Вейдер вернулся с Татуина — только что, иначе Падме упомянула бы о его возвращении этим утром, а в Сенате разошлись бы слухи. Почему он решил явиться сюда?

Шаттл Вейдера — целый шаттл — опустился на посадочную площадку. Опустился трап, корабль сложил крылья с громким щелчком, двери распахнулись. Вейдер спустился с трапа.

Люк встретил его у дверей и проводил в гостиную.

— Лорд Вейдер. Я не ждал вашего визита.

— Простите, что застал вас врасплох, сенатор, — вернул ему тот. — Я только что с Татуина.

— Я догадался. — Не удержавшись, Люк спросил: — Только что?

— Мы вышли из гиперпространства меньше часа назад.

Ох.

— Что я могу для вас сделать, лорд Вейдер? — спросил Люк. Он опустился на диван, где сидела Сабе, и вдруг вспомнил, что только перестал плакать. Оставалось надеяться, что остатки макияжа его хоть как-то прикроют.

Убрав руки за спину, Вейдер принялся расхаживать по его гостиной и, в конце концов, остановился у одного из больших транспаристиловых окон, спиной к Люку, разглядывая столицу. Из квартиры был виден как Дворец, так и, чуть дальше, здание Сената.

— Я хотел лично сообщить тебе о результатах прошедшей кампании, — сказал он. — Сразу же. — Люк понял, что Вейдер держал в руке датапад, незаметный на фоне его тёмного доспеха. — Держи.

Люк неуверенно взял протянутый ему датапад и пролистал первые несколько страниц. Он мысленно приготовился, что ему подурнеет, — и его правда замутило, не то от тревоги и стресса или от предвкушения, — но всё равно погрузился в чтение.

— Как? — спросил он. — Вы…

— Если у тебя есть вопросы, спрашивай. Я отвечу.

Люк развернул датапад к Вейдеру и ткнул пальцем в экран:

— Никаких жертв среди гражданского населения?

— Нет.

— Откуда вы знаете?

— Я сделал всё, что было в моих силах и возможностях. Какие-то области мы могли пропустить, но в этих данных я уверен.

— Как вам это удалось? — Глаза снова обожгло слезами, но Люк не стал пытаться их скрыть.

— Точный расчёт. Эвакуация. Целенаправленные удары. Вышло медленнее и не так эффективно, как мне бы хотелось, но… — Вейдер поколебался. — Я сожалею, что не применил подобную тактику ранее. Да, пусть кампания заняла гораздо больше времени, что было особенно критично, учитывая, что Падме просила меня вернуться как можно скорее, однако я выполнил все поставленные передо мной цели.

— Это не тактика, — выдавил Люк. Он не знал, что и думать. Вейдер ослушался приказов Падме, чтобы сберечь жизни дорогих ему людей. — А необходимые меры обеспечения безопасности. Почему вы раньше этого не сделали?

— Ты сам всё сказал. Мне было всё равно. — Несколько циклов респиратора Вейдер молчал. — И я сожалею об этом.

— Вы должны были подумать об этом раньше.

— И не подумал. — Снова повисла тишина, нарушаемая только размеренным дыханием Вейдера. — Теперь думаю.

Люк закрыл глаза. По его щекам покатились слёзы.

— Я пытался найти твоих тётю и дядю, — медленно продолжил Вейдер. — На Татуине немногие люди отправляли ребёнка на Набу. Мы нашли одну семью, но они не опознали твою голографию и имя. Мои агенты продолжают поиски среди эвакуированного населения.

Зажав ладонью рот, Люк прижал датапад к груди и согнулся пополам, уткнувшись макушкой в колени. Страшные громкие рыдания вырвались у него из груди. Вейдер тут же навис над ним, нешуточно встревоженный.

Он протянул к нему руку, не решаясь дотронуться:

— Люк? Всё хорошо?

Вейдер их искал. Изменил всё — ради Люка. Почему?

Во всей галактике не было ничего очевиднее, Люк чувствовал это с каждым ударом сердца.

Ради любви. Любви к нему.

— Ларсы.

Железная хватка Империи ещё могла измениться. Уже изменилась. Ради него.

Хуже всей жестокости, авторитарности и тирании, которые несла с собой Империя, была доброта. Люк почти задохнулся в выгребной яме Сената, среди жаждущих власти чиновников и моффов, придавленный безнадёжностью любых надежд на перемены, когда даже сопротивление было готово убивать своих врагов, и даже в этом кошмаре он нашёл человека, в котором осталось добро.

— Люк? — позвал Вейдер.

Выпрямившись, Люк вытер слёзы и задрал голову. Вейдер был очень высокий — ростом Люк явно пошёл в маму.

— Мои дядя и тётя. Оуэн Ларс и Беру Уайтсан Ларс.

Может, они ещё живы. Может, им нужна помощь.

Вейдер мог спасти их — и, судя по всему, был готов это сделать.

Сила дрожала между ними натянутым канатом, по которому акробат делал первые неуверенные шаги.

Вейдер снова убрал руки за спину.

— Твоё имя Люк Ларс? — спросил он. — Очень… благозвучно.

Люк жалко, в нос рассмеялся, просто чтобы не слушать больше тишину.

— Нет, — ответил он. — Я так и не взял их фамилию. При рождении меня назвали Люк Скайуокер.

Вейдер расцепил руки. Люк боялся дышать.

— Люк… Скайуокер.

Люк кивнул.

— Ты наш сын.

В глазах снова помутнело от новых слёз, но Люк всё равно почувствовал, как Вейдер потянулся к нему. Он аккуратно взял Люка за подбородок, чтобы тот поднял голову и они встретились взглядами.

— Да, — сдавленным голосом ответил Люк, улыбнувшись.

Он моргнул, и Вейдер вдруг оказался перед ним, опустившись на колени. Он оказался гораздо меньше, словно простой служитель в храме Ширайи. Люк впервые видел его настолько близко.

Вейдер стиснул его правую руку. И склонил голову.

— Я искал тебя, — сказал он. Вокодер не смог скрыть дрожь в его голосе. Люк даже под тяжёлым доспехом видел, как сильно у него дрожат плечи. — Двадцать лет.

— Я здесь, — тихо ответил Люк.

Вейдер поднял голову, задев пальцы Люка верхушкой шлема. Он прижал его ладонь к решётке маски, словно хотел поцеловать каждый палец, как родитель, впервые видящий новорождённого ребёнка, но их разделяла пласталь. Поэтому он просто ласково и бережно держал его за руку, разглядывая его ладонь, словно никак не мог убедиться, что Люк настоящий.

— Ты здесь, — сказал он. Вблизи вокодер больше напоминал раскаты грома. Люк моргнул, оглушённый, и Вейдер словно почувствовал его дискомфорт. — Мальчик мой… — он прикоснулся к его щеке, ласково стёр большим пальцем слёзы. Люк вжался ему в ладонь. — Ты здесь.

 

***

 

Сабе не представляла, как добиться аудиенции с Императрицей, но у неё были контакты, которые могли обеспечить эту встречу. Сообщение, которое она отправила Пудже, было встречено без особого энтузиазма, пока Сабе не добавила, что просила хотела обсудить здоровье Люка, потому что переживала за него, — тогда Пуджа согласилась. Каким-то чудом в расписании Императрицы немедленно освободилось время. Очень удобно.

Встречу назначили в Имперском Дворце. Сабе с трудом сдержала дрожь, направляя спидер к огромному зданию. Она никогда не бывала в Храме джедаев, но он всегда был неотъемлемой частью корусантского ландшафта, такой же важной, как и Сенат. Видеть на стенах бывшего храма имперские флаги было до отвращения неправильно, и Сабе до последнего ждала увидеть на посадочной площадке затянутых в робы рыцарей.

Но джедаев не было. Вместо этого её встретили два алых гвардейца, не сводившие с неё подозрительных взглядов. Когда она вышла из спидера и направилась к ним, ощущая, как ветер треплет её синюю тунику, они перегородили ей дорогу.

— Мы проводим вас в тронный зал, — сказал один из них. У них были искусственные голоса, как у штурмовиков, как у Вейдера. Императрице нравилось иметь безликих лакеев. Падме нравилось — возможно, так ей было проще оправдывать те задания, которые она им давала. Сабе подумала, что, возможно, и от неё потребуют надеть маску. Пока она была служанкой, она носила сотни, но перед Падме — никогда.

На скрытую угрозу в голосе стражника Сабе не обратила внимания и дёрнула подбородком:

— Ну, так провожайте.

Тронный зал Дворца был ещё больше, чем в Сенате, и украшен ещё величественнее. Красного цвета тоже было больше: насыщенно бордовые ковры, красные гобелены, потолок, выложенный тысячей белоснежных цветов с рубиновыми сердцевинами. И золота в избытке. Сабе привыкла показной роскоши, но от этого убранства ей подурнело. Она знала, что у этого престижного потребления была своя цель — держать в узде моффов. Губернаторов. Всю знать галактики. Таким должен быть дом правящей главы императорской династии.

Падме поднялась с трона, глядя на неё с любопытством. Стражи подтолкнули Сабе в спину. Проигнорировав оскорбление, она пошла вперёд. Плотный ковёр заглушал стук подошв об пол, погружая тронный зал в неуютную тишину.

Сабе остановилась перед возвышением у трона. Падме ждала её на верхней ступени. Даже сейчас в её присутствии у Сабе захватывало дух. Тёмно-синий бархатный корсет её платья блистал алмазами, отражая свет цветными бликами. Длинные волосы, убранные наполовину, лежали на плечах густыми блестящими локонами. Расходившаяся от пояса юбка того же тёмно-синего цвета переливалась перламутром, от малейшего движения на ней вспыхивали все цвета радуги. Падме была яркой фигурой на алом фоне своего тронного зала. Её голову венчала тёмная мерцающая корона.

Падме явно ждала от неё нападения. Сабе видела это во всём: в её позе, на её лице, в том, как она резко, коротко вздохнула, чтобы заговорить первой, сразу выставить условия встречи…

Сабе опустилась на колено.

Падме изумлённо выдохнула.

Сабе склонила голову ещё ниже, обращаясь к алым ступеням:

— Я хочу вернуться к тебе на службу, Падме.

В её словах не было обмана. Её хаотичные эмоции читались и в голосе, и в выражении лица, и в сгорбленных плечах, а Падме читала её с той же уверенностью, с какой навигатор читал карту созвездий.

Она опустилась обратно на трон, без обычного изящества.

— Удивительно, — сказала она. — Я думала, ты меня ненавидишь.

Сабе зажмурилась.

— Я хотела бы тебя ненавидеть, — ответила она. — Но не могу.

— Почему сейчас — и здесь? Мне сказали, ты хочешь поговорить со мной по поводу Люка.

— И я не солгала. Просто умышленно недоговорила. — Падме рассмеялась — легко и искренне, словно им снова было четырнадцать, и они тайком от Панаки сбежали на какой-то концерт. Сабе почувствовала себя смелее. — Люк нервничает. Я надеялась, что если вернусь к тебе на службу, то ты ослабишь хватку на Набу — ради его покоя.

Не дав Падме ответить, она продолжила:

— Необязательно ничего делать по-настоящему. Иллюзии будет достаточно. Чтобы убедить его, что всё будет хорошо. Что он может отдохнуть.

— Ты хочешь вернуться ко мне из-за Люка? — надавила Падме.

Сабе потрясла головой:

— Я хотела этого больше десяти лет, — сказала она, — но не смела рисковать.

— Ты же знаешь, что я бы немедленно приняла тебя. У меня есть другие служанки, Сабе, но ты была первой из них. Лучшей из них.

Падме спустилась к ней. Только чудом Сабе заставила себя остаться на месте. Падме наклонилась к ней, её широкая юбка раскинулась на помосте пышным шлейфом, и подняла её подбородок двумя пальцами.

Их лица были в считанных дюймах друг от друга.

— И я приму тебя и сейчас, — прошептала Падме, не скрывая эмоций.

Сабе тоже не стала прятаться:

— Я скучала по тебе, — прошептала она. Падме прижалась к её лбу своим. — Я хотела вернуться, но я не смогла справиться…

— Я знаю. Мне жаль, что мне пришлось попросить тебя об этом.

В этих словах не было обещания, что больше подобного не повторится.

— Я сделаю всё, как ты просишь, — сказала Падме. — Я тоже переживаю за Люка — я не думала о том, чтобы солгать ему, но это может сработать. — Сабе содрогнулась. — И я рада работать с тобой вновь. Без тебя всё было... не так.

Взяв Сабе за руки, она помогла ей подняться. Они замерли напротив друг друга. Обычно они были одного роста, но сейчас Падме стояла на ступеньку выше, глядя на Сабе сверху вниз.

— Почему ты решила вернуться именно сейчас? — тихо спросила она. — Из верности ко мне или к Люку? Я надеюсь, для тебя это равнозначно.

Потому что каждую привычку, каждый способ служить, каждую крупицу преданности Сабе познала, пока служила Падме. Потому что даже проведя десятилетие в поисках сына её леди с целью защитить его, вырастить из него человека, которым в её глазах должна была стать Падме, она всё равно не справилась со своей задачей. И хорошо — Люк был не похож на мать. Люк был просто Люком, её племянником. А перед ней была Падме, её первая и вечная любовь.

Сабе знала, что Падме поступает неправильно. Что перед ней уже совсем другой человек. Но Сабе могла спасти Люка и Набу, приняв её вновь.

Ей нечем было жертвовать ради спасения своих любимых. Нечем — кроме самой себя.

— Легко заблуждаться по поводу Империи, когда я приняла на себя всю боль её основания. Я ненавидела и её, и тебя, из-за того, что мне пришлось сделать. Из-за того, о чём ты меня попросила.

— Возможно, мне придётся попросить тебя об этом снова, Сабе.

— Я знаю, — Сабе сморгнула слёзы. Она сильная, выдержит. И она не хотела плакать перед Падме, как бы убедительнее ни звучали её слова в сочетании со слезами. — Но я не смогла тебя отпустить. Я не могла даже звать себя Тсабин все эти годы. Во мне слишком много тебя.

Когда она осмелилась взглянуть на Падме, то едва устояла от той нежности, которую увидела на её лице.

Падме по-прежнему любила её. Спасения эта любовь не принесла бы никогда. Только боль.

— Набу — это лишь оправдание, — сказала Сабе. — И, как бы я ни любила Люка, он тоже.

Так было всегда. Годы назад она хотела лишь доставить его Наберрие, но осталась. Он очаровал её, как когда-то очаровала его мать, но Люк отказался пользоваться этим преимуществом, и Сабе научилась от него большему, чем была готова признать.

— Я по-прежнему люблю тебя. Теперь у меня есть повод — и я больше не могу обманывать себя и дальше. Все эти годы в глубине души я всегда служила только тебе.

Падме четырнадцать. Она борется с вторжением и оккупацией.

Падме восемнадцать. Она уходит с королевского престола, несмотря на свою популярность.

Падме двадцать семь. Она аплодирует вместе со всеми, похоронив под отчаянием и очарованием осознание, что созданная империя это зло.

Сабе слишком долго служила памяти Падме, пытаясь передать её качества Люку. Но всё в прошлом. Её верность принадлежала Люку.

А она умела служить лишь одним способом.

У Падме задрожали губы, и она бросилась Сабе на шею. Покачнувшись, Сабе обняла её в ответ, глубоко вздохнув. Как и всегда, от Падме пахло цветами апельсина.

Её королева, её леди, её императрица заговорила снова:

— Я буду очень рада снова с тобой работать.

Но когда она отстранилась, на её лице больше не было ни единой эмоции:

— Я не могу сразу начать тебе доверять, — сказала она, — ты должна меня понять.

— Конечно.

— Я дам тебе поручение. Возможность доказать себя. Я слышала о твоих операциях, Сабе, и мне нужна гарантия твоей преданности.

— Что угодно, — пообещала Сабе.

Падме неотрывно смотрела на неё:

— Я хочу, чтобы ты убила Оби-Вана Кеноби.

Презрение, отразившееся у Сабе на лице, было искренним:

— Кеноби?

— Человека, который помог освободить Набу.

— Я знаю, кто это. Я могу его выследить. — Сабе лихорадочно соображала. Она могла это сделать — теоретически. Попытаться точно можно. Это навсегда разорвёт её связи с Восстанием, поставит на сторону Империи, но ради Люка она это сделает.

— Я уже знаю, где он. Он на Альдераане, под прикрытием семьи Органа, обучает их дочь Силе, когда она возвращается в отпуск из Сената, — Сабе едва сдержала удивление. — Моте следит за ним уже несколько месяцев. Я всегда знала, где он.

Значит, и про встречу с Люком тоже знала. Если Сабе это признает, у галактики могут быть большие неприятности, но если Падме уже всё известно, она не может позволить себе провалить проверку, промолчав.

— Он встречался с Люком на Набу, — рассказала она. — Люк сразу ушёл — он не захотел связываться с джедаями после того, как я рассказала ему, что Кеноби соврал.

Расслабившись, Падме взяла её ладонь в свои.

— Ты служила мне, — тепло сказала она. — Я благодарна тебе за это. Мне просто нужно избавиться от него. И сделать это незаметно. Если мой муж об этом узнает…

— Я слышала, что лорд Вейдер хотел выследить Кеноби лично, — признала Сабе.

У Падме скривилось лицо:

— Он одержим, — сказала она. — Кеноби отвлекает его. Он, пожалуй, единственный человек, который может убедить Вейдера оставить Империю. Это маловероятно, но я всё равно не хочу рисковать. Только если не будет других вариантов. А Моте не хватает боевого опыта, чтобы одолеть джедая, пусть даже он порядком расслабился, раз уже несколько месяцев не замечает за собой слежки. Тебе хватит.

Значит, Падме прятала Оби-Вана от Вейдера. Почему так? Не доверяла своему цепному псу?

Насколько ей было страшно? И, ещё важнее, как хорошо она притворялась, что никакого страха не испытывает?

— Я всё сделаю, — пообещала она.

— Ты колеблешься.

Сабе не стала притворяться.

— За всю свою жизнь я убила лишь одного человека.

— Ты убила гораздо больше. В космосе, в бою, в…

— Ты сама понимаешь, что такая ликвидация — это другое. Я не хочу опускаться на уровень людей, которые принесли нам столько бед за последнее время.

Падме выглядела потрясённой этим сравнением, но этого оказалось недостаточно:

— Не опустишься, — яростно ответила она. — Ты делаешь благое дело. Кеноби — опасный человек. Я знаю, что тебе нелегко убивать. Я знаю, чем всё закончилось в последний раз, — потянувшись себе за спину, Падме достала из корсета клинок — кинжал, длиной с её предплечье, острый и яркий. — Но я не могу проверить твою верность чем-то простым.

Сабе поджала губы.

— Я полностью тебя понимаю. — Она прокрутила клинок в руках. Он был похож на тот, которым Падме порезала её горло несколько месяцев назад. На клинке было вырезано имя.

Сабе.

— В честь меня? — тихо спросила она.

— Это моё основное оружие при нападении в ближнем бою. Мой первый клинок, — Падме отдала ей ножны из чёрной кожи, на которых были вышиты инициалы ПАН.

Сабе сжала рукоять клинка. Падме стояла прямо перед ней. Беззащитная. Может, это была очередная проверка. А может, Падме любила Сабе так же сильно, как Сабе любила её, и искренне желала заново выстроить их отношения.

Это не имело значения.

Сабе всё равно никогда не смогла бы её убить. Даже ради Люка.

Она убрала клинок в ножны и снова склонила голову.

— Моя воля принадлежит вам, Ваше Высочество, — сказала она.

Падме жестом велела ей подняться и крепко обняла. Сабе приняла объятия, закрыв глаза.

— Ваше Величество, — поправила Падме.

Chapter 24: Брат, кузен, принц

— Что ты делаешь? — потребовал Люк. — Отпусти меня!

К его удивлению, отец правда отпустил. Это не сделало большой разницы, потому что они уже сидели в спидере и Вейдер только что поднял его в воздух. Площадка осталась далеко внизу за считанные секунды, выпрыгнуть больше не было возможности, пусть Люк и успел об этом подумать.

— Нужно сказать твоей матери, — сказал Вейдер. Сила пульсировала его радостью и предвкушением, почти заглушая ужас, который испытывал Люк. — Она… я говорил ей, что это возможно, но она не смела надеяться. Она будет так счастлива.

Вейдер повернулся к Люку, не глядя направив спидер в одну из воздушных трасс по направлению к Дворцу. Он подрезал нескольких водителей, которые разразились ругательствами, — и сразу смолкли, стоило им узнать Вейдера, — и безупречно встроился в транспортный поток на достаточном расстоянии от остальных спидеров, несмотря на то, что на дорогу Вейдер не смотрел совершенно.

Он смотрел на Люка.

— Не бойся, — мягко сказал он. — Ты замечательный, и она в тебе уже души не чает. Ты станешь принцем и больше ни в чём не будешь нуждаться.

Принцем. Люк отвернулся, пережидая тошноту.

Он допустил ошибку.

Хватило одной секунды слабости. Просто потому что Вейдер попытался что-то сделать, потому что он был человеком, потому что любил его, как сына, а Люк хотел разделить это чувство. Одна ошибка.

Он и представлять не хотел, что будет, когда Императрица обо всём узнает.

Что она подумает? Что подумает Лея? Галактика, Набу, его союзники из Движения Миллацвета — что они все подумают?

Во рту пересохло.

А с Сабе что будет? С Наберрие?

Что он натворил?

— Не переживай, — настойчиво повторил Вейдер. — Всё будет хорошо.

Он не позволит никому причинить ей боль. И семью в обиду не даст. Если они с Падме действительно так скучали по своему ребёнку, то у Люка будет достаточно власти, чтобы всех защитить.

— Твоя мать долго по тебе горевала, — добавил Вейдер. — Мы потратили годы на поиски. И только после того, как она приняла твою смерть, она решилась взойти на трон. Она поклялась, что будет защищать все семьи в галактике, чтобы никто больше не испытал тот ужас, через который пришлось пройти ей. Но теперь она сможет оставить его позади.

Вейдер неуклюже протянул ему ладонь, и Люк поймал его за руку.

— Как и все мы, — сказал Вейдер.

Его счастье было словно заразительным, потому что у Люка вдруг сжалось сердце. Он правда любил свою тётю. Маму. Женщину, которая отнеслась к нему с добротой и заботой, даже не подозревая, кем они друг другу приходятся, даже когда он отверг её помощь.

Но как она будет любить его?

Оказаться во Дворце с Вейдером во второй раз было не менее странно, чем в первый. Не отпуская его руки, Вейдер повёл его прочь от посадочной площадки сквозь бесчисленные ряды алых гвардейцев. Каждый из них отдавал Вейдеру честь, при этом провожая Люка любопытным взглядом.

Он вновь оказался в роскошно обставленных коридорах. Мир превратился в утягивающий водоворот цвета, от многообразия красок зарябило в глазах. Ноги утопали в толстом ковре с замысловатой вышивкой без единого пятнышка.

Вейдер вдруг остановился, посмотрев по сторонам. Люк почувствовал, как отец окутал Силой весь дворец, окутал и его тоже, словно тёплым одеялом, — и зацепился за образ Императрицы, яркий, но сдержанный, который Люк ранее не заметил.

На мгновение воцарился покой. Вейдер осторожно подтолкнул Силу Люка ближе к Падме. Она ничего не почувствовала, но Люк увидел гораздо больше, чем видел в матери обычно: под её стальным самоконтролем скрывались и хитрость, и надежда, и острый, пытливый ум. Всё это было ему странно знакомо, как первая звезда, которую он когда-то увидел на небосводе.

Но потом Люк понял, что знает и её собеседника, причём знает гораздо лучше. Сабе.

Его передёрнуло.

Вейдер заметил, но не стал ничего говорить.

— Она в тронном зале, — сказал он с волнением. — Пойдём скорее.

Он снова потащил Люка за собой, и Люк мог бы воспротивиться, мог бы попытаться замедлить быстрые шаги судьбы, но он не хотел отпускать отцовскую руку. Они пронеслись по постоянно расширявшимся коридорам, пока не оказались перед величественными двухстворчатыми дверями. В каждом углу, за каждой колонной стояли алые гвардейцы. Двери отливали бронзой, до того отполированные, что Люк различал на них своё усталое, напуганное, сокрушённое лицо и измятую одежду, в которой проходил уже дольше двенадцати часов. Отделка была скромная — единственная маленькая шестерёнка в самом центре.

Люк прищурился. Шестерёнка была не имперская. Больше похоже на символ Республики.

Одна из гвардейцев перегородила им дорогу. Бросив неприязненный взгляд на Люка, она с глубоким уважением произнесла:

— Милорд, Её Величество приказала её не беспокоить. Я могу передать ей, что вы хотите её видеть.

— Это срочно, — рявкнул Вейдер и оттолкнул её в сторону. Двери с шипением разъехались, пропуская его, но Люк зацепился взглядом за стражницу. Шлем слетел с её головы, она с яростью глядела им вслед. Её силовую пику изрезали фиолетовые молнии.

Ради покоя Императрицы алые гвардейцы были готовы поднять оружие на Вейдера. Ему стало неуютно от мысли, что такую же преданность они передадут её сыну — или, ещё хуже, откажутся это делать.

Времени на размышления ему не предоставили. Вейдер втянул его в тронный зал. Там их тоже встретили зажжённые пики, но отец не обратил на них внимания и подошёл прямо к трону.

Трон пустовал. Падме и Сабе стояли у его подножия. Они обнимались.

Разум Люка отказался работать дальше. Такого он точно не ожидал.

Падме выпрямилась, лицо её просияло неподдельной радостью, когда она увидела мужа.

— Эни, — она улыбнулась и ему, так же искренне: — Люк. — И лишь затем подняла взгляд на подходивших всё ближе гвардейцев, взявших оружия наизготовку: — Ох, довольно.

Те немедленно опустили пики.

Падме снова повернулась к Сабе, полная воодушевления:

— Сабе решила к нам вернуться, — обратилась она к Вейдеру. — Она будет работать…

— Неважно, — перебил Вейдер. На мгновение улыбка Падме истерично дрогнула, прежде чем она вновь взяла себя в руки. — Люк — наш сын.

Люк поджал губы. Сабе широко распахнула глаза, но он упрямо на неё не смотрел.

Падме выглядела так, будто вот-вот сорвётся.

— Я тебе уже говорила…

— При рождении его звали Люк Скайуокер, — продолжал Вейдер. — Он сам мне это сказал. Он наш сын.

Сабе всхлипнула, но родители Люка этого не заметили. Страшно побелев лицом, Падме перевела взгляд на Люка:

— Люк Скайуокер? — выдавила она.

Вейдер кивнул.

— Это правда? — требовательно спросила Падме. В два шага она преодолела разделявшее их расстояние, нависнув над ним и разглядывая его лицо в поисках всех сходств и подсказок, которые она не разрешила себе заметить ранее.

Люк застыл, ничего не говоря.

— Ты мой сын?!

От её крика он шарахнулся назад, к отцу. Вейдер поймал его за плечо и не отпустил, успокаивая. Люк вжался в него. Ему было страшно.

Падме не сводила с него пронзительного взгляда.

— Да, — ответил Люк.

Она провела ладонью поверх лица, поверх рта, не коснувшись кожи. Сжала кулак и уронила руку.

— Пуджа! — От её крика пискнул и мигнул встроенный в стену комлинк. — Быстро в медпункт, принеси мне оттуда оборудование для анализа крови, — приказала она. — Для определения группы крови у близких родственников.

— Да, миледи, — был ответ. Синий огонёк на датападе мигнул в последний раз и погас.

— Стой здесь, — потребовала Падме и принялась расхаживать по ступеням, прижав ладонь ко лбу. Один раз. Второй. На третий она поднялась к трону и опустилась на него, чтобы смотреть на них свысока. Возможно, так ей было спокойнее, и проще чувствовать, что она контролирует ситуацию.

Так ей пришлось взглянуть на Сабе.

— Ты знала? — спросила она.

Сабе не ответила. Она не сводила взгляда с Люка, пусть тот, напротив, упрямо смотрел только на Падме. Заключённые в треугольник, они смотрели друг на друга, но никто не смотрел друг другу в глаза.

Падме устало откинулась на спинку трона.

— Если ты знала, — угрожающе начала была она, но её горло сжали слёзы, и она отвернулась.

На долгое время в тронном зале воцарилась тишина. Вейдер снова сжал плечо Люка:

— Всё будет хорошо. — Падме вскинула было голову, услышав его голос, но поняла, что он обращался не к ней, и подавила угрюмый оскал.

Когда одна из панелей на стенах отъехала в сторону, каждый из них повернулся к новоприбывшим с облегчением. Первой вышла Пуджа, следом за ней — врач, бледная и высокая женщина. Пуджа посмотрела на Люка, на Вейдера, а затем на свою госпожу и нахмурилась, озадаченная, но никто ей ничего не объяснил.

— Как вы просили, Ваше Величество, врач и оборудование.

Падме указала на Люка длинным бледным пальцем:

— Возьмите у него кровь.

Вейдер аккуратно подтолкнул Люка вперёд. Врач тоже подошла ближе:

— Вы позволите, сэр?

Ну, она хотя бы спросила. Люк подумал отказаться, наконец взглянув на Сабе, ответившую ему хмурым и тяжёлым взглядом, однако всё же снял сюртук, расстегнул рукав рубашки и закатал его, смяв шёлковую ткань. Врач легко ввела иглу устройства в его вену; Люк отвернулся, но процедура продлилась всего несколько мгновений. Врач сменила иглу, а использованную убрала в мешочек для отходов, который отдала Пудже. Та приняла его так, будто ей вручили ядовитую змею.

— Ваше Величество, что происходит? — спросила она.

— Теперь мою, — приказала Падме.

Длинный бархатный рукав её платья было не закатать, поэтому Падме, извернувшись, распустила чёрную шнуровку на спине и вытащила руку. Люк отвернулся, чтобы её не смущать, но Падме не было никакого дела до приличий. Укол иглы она приняла с извращенным удовольствием.

— Сколько нужно ждать результатов? — спросила она, поправив платье. Её облик вновь стал безупречным. Люк зацепился за радужные блики на её юбке — это дало ему повод не смотреть на Пуджу, которая обратила взгляд к нему с немым вопросом.

— Около пяти минут, Ваше Величество.

Это были самые долгие пять минут в его жизни. Никто не смел даже двинуться с места. Любой звук в застывшем, тихом воздухе тронного зала звучал громовым раскатом. Падме возвышалась над ними на императорском троне, выискивая в каждом хоть намёк на обман или, ещё хуже, на надежду.

Сабе, заметил Люк, это наблюдение не остановило: она всё равно незаметно встала так, чтобы закрыть ближайшие выходы. И перехватила что-то, что держала в руке, поудобнее. Предмет был похож на нож.

Что у них произошло? Как она тут оказалась?

Устройство в руках врача громко пискнуло. Все вздрогнули. Врач поспешно опустила голову к экрану, но сделала это недостаточно быстро, чтобы опередить хлёсткий окрик Падме:

— Ну?

Бедная женщина сглотнула.

— Кровное родство, Ваше Величество, — сказала она. — Процент совпадения достаточно высокий, свойственный братьям и сёстрам или родителям и детям.

Пуджа широко распахнула глаза. Сабе шумно выдохнула. Падме с присвистом наклонилась, потирая виски. Когда она выпрямилась, то посмотрела на Люка.

— Ты мой сын, — размеренно сказала она и поднялась. Медленно, по одной ступеньке за раз, она спустилась к нему.

У него дрогнул голос:

— Видимо, да.

Падме схватила его за плечи. Вгляделась в глаза, взяла его лицо в ладони, потом сжала его руки, поглаживая их большими пальцами, как делала уже сотни раз. Потом она снова встретилась с ним взглядом — и обняла.

Алмазы на её корсете оцарапали ему щёку, но Люк никак не мог выбраться из её стальной хватки. Падме сжимала всё сильнее и сильнее, словно боялась, что он испарится у неё на глазах. Она устроила подбородок у него на макушке, прижав к сердцу. Он ухом и щекой чувствовал, как оно грохочет у неё в груди. Выпавший из её прически локон щекотал лоб.

У неё задрожали плечи. Люк не сразу понял, что она плачет.

— Люк, — произнесла она и поцеловала его в лоб. В макушку, в волосы, словно пыталась уместить двадцать лет в одно мгновение. — Сыночек. Ох, господи, где же ты…

Она застыла. Отстранилась.

Повернулась к Сабе.

— …был.

Сабе встретила её взгляд, удивлённая, но решительная.

— Так ты знала? — резко спросила Падме. — Ты спрятала от меня моего ребёнка?

— Нет, — ответила Сабе, но даже Люку было видно, что она никогда раньше не врала Падме.

— Спрятала. Его — от меня!.. — Падме стиснула кулаки, но руки её всё равно дрожали. Она подлетела к Сабе, остановившись ровно перед ней. — Ты разлучила меня с сыном…

— Я не сразу об этом узнала.

— Не сразу? А когда? Почему скрыла это от меня?

Люк знал, что Сабе многое нужно было ей сказать, и она хотела это сказать, но Падме продолжала наступать, на них все смотрели, и в итоге она лишь выдавила:

— Джедаи…

— Джедаи. Значит, ты был прав, — она бросила взгляд на мужа. Люк по-прежнему не ощущал от Вейдера ничего, кроме счастья. Единственное, что омрачало его эйфорию, так это переживания Падме. — Они забрали Люка. Запрограммировали дроидов, записали, что ребёнок умер. Бросили меня на этом богами забытом астероиде и увезли его… — у неё сорвался голос, она прижала стиснутый кулак к губам. У Люка сжалось сердце. — На Татуин. Они его забрали. — Падме посмотрела на Сабе: — А ты им помогла.

— Я хотела защитить Люка.

— От меня?

— Да!

— Но не от джедаев, — когда Падме схватила Сабе за ворот туники, та в ответ крепко сжала её предплечья, не давая себя ни встряхнуть, ни оттолкнуть. Люк видел, как дрожит пульс в запястьях матери. — Ты отдала его им, чтобы они извратили его? Настроили против нас?

— Твой муж с этим и сам прекрасно справился!

— Да как ты смеешь! Люка вообще собирались учить? Или вы планировали только натравить его на нас, так и не рассказав правды? — Сабе промолчала, и Падме в ужасе выдохнула: — Ну конечно.

— Нет! — Люк втиснулся между ними. — Нет! Всё было совсем не так. Сабе мне всё рассказала ещё несколько месяцев назад. Это я решил молчать.

— И почему теперь передумал, Люк? — тихо, чтобы Падме не услышала, пробормотала Сабе.

Падме плакала, её красивое, царственное лицо было искажено гримасой ярости и отчаяния.

— Ты скрыл это по своей воле? — прошептала она. — Тебе настолько промыли мозги, что ты скрыл это по своей воле?

— Да нет же…

— Скажи мне, что это неправда, Сабе! — закричала Падме. — Ты сама призналась, что Кеноби пытался связаться с Люком. Он собирался делать из него джедая? — Вейдер напрягся, от его радости не осталось и следа. Его Сила сгустилась вокруг Люка, нависнув над ним так, будто Кеноби был тут же в тронном зале. — Вы с Восстанием правда собирались отправить мальчика убить его родителей?

— Ничего они не собирались, — слабо возразил Люк.

Падме не обратила на него внимания.

— Ты открыла ему правду лишь несколько месяцев назад, — жутко тихим голосом сказала она. — После того, как Люк узнал про Энакина? Пока тебя не загнали в угол, ты вообще хотя бы когда-нибудь планировала ему рассказать, что его злейшие враги — это его же родители?

— Конечно! — возмутился Люк. — Правда же, тётя Сабе?

Сабе ничего не ответила.

— Правда ведь?

— Мы колебались, — ответила она. — Мы не могли решить, когда и как тебе рассказать. Я хотела это сделать, давно, но мне не хватало храбрости, пока я в конце концов не решилась, и ты это знаешь…

— Ты хотела сделать из меня убийцу?

— Нет! — в ужасе воскликнула Сабе. — Никогда, я бы не допустила для тебя такой страшной ноши. Но…

— Бен солгал мне, — прошептал Люк. — Он сказал, что Вейдер предал и убил моего отца. — Он посмотрел на Сабе, затем на Вейдера, потом опять на Сабе. — Он это специально сделал?

— Люк…

У него задрожал голос:

— Если бы я не попросил тебя о честности, ты стала бы возражать против этого обмана?

— Конечно, — заверила его Сабе, но он всё равно попятился.

Он ни разу не задумался, зачем Кеноби было говорить ему, что отца убил именно Вейдер.

Он ни разу не задумался, зачем джедаям было прятать одарённого Силой сына Императрицы Амидалы и Лорда Вейдера, а затем воспитывать из него себе подобного.

— Сабе, — взмолился Люк, сам не зная, чего просит: утешения, честности, чего угодно, лишь бы выбить его из того лимба, в который его ввергло её признание. Что бы это ни было, Сабе не могла ему этого дать.

Её эмоции бурлили в Силе. Она любила его, ей было больно слышать его обвинения, она боялась, что теперь будет, — с ней, но, в первую очередь, с ним. Она любила его.

Всегда ли?

Как сильно она любила Люка — и как сильно она любила и ненавидела его мать?

Зачем она ему лгала? На что рассчитывала?

— Люк, — позвала Сабе, и в её голосе была та же мольба.

— Взять её, — приказала Падме.

Сабе перехватила кинжал, но было слишком поздно. Алые гвардейцы хлынули вперёд кровавой рекой, перекрыв главный выход, их пики вспыхнули электричеством.

— Нет!

Он даже ничего не успел подумать. Он моргнул, и стражники отлетели прочь, словно куклы.

— Люк, беги! — умоляла Сабе.

— Ты его у меня не отнимешь!

У него заложило уши от крика. Падме попыталась схватить Сабе, повалить её на землю, но Сабе была куда лучшим бойцом. Она легко оттолкнула Падме в сторону, а когда та снова метнулась к ней, скользнула кинжалом по её горлу.

Падме захлебнулась криком. В последнюю секунду она успела отшатнуться, порез получился неглубокий, но кровь хлынула по её бледной коже. Царапина пролегла от ключицы до гортани; она прижала к ней руку, внимательно посмотрела на окрасившиеся алым пальцы, словно поражённая напоминанием, что её ещё что-то могло ранить.

Безумный взгляд Сабе замер на Люке, она вытянула руку, и он инстинктивно потянулся к ней:

— Люк, осторожно!

Спину прошило зарядом электричества. Он закричал.

Падме в ужасе повернулась к нему:

— Не трогайте моего сына!

Но она опоздала. Вейдер уже резко взмахнул рукой, и алый гвардеец рухнул наземь со сломанной шеей, его кровь заливала ковёр.

Люк оказался на полу. Он сам не понимал, когда упал, но его выгибало и колотило судорогой. Остаточная боль от удара током расходилась по нервам, волосы встали дыбом. Последнее, что он увидел, — Сабе тянется к нему. Затем всё померкло.

Он пришёл в себя минутой позже. Болело всё. Вокруг него собрались люди, кто-то пробежал мимо.

— Сабе, — выдавил он, первое надёжное имя, которое ему вспомнилось.

— Её нет, Люк, она сбежала. Она тебе больше ничего не сделает, — прохладные ладони Падме отвели ему волосы с лица. Судя по тому, что он касался щекой чего-то бархатного, она уложила его голову себе на колени. Не очень безопасно, медики по-другому укладывали, подумалось ему.

Люк с трудом разлепил глаза. Всё плыло от слёз. Алые гвардейцы скрылись, словно прошли сквозь стены. Отца рядом не было.

— Она сбежала через боковую дверь. За ней погоня, скоро её задержат — и она за всё ответит.

На это Люку нечего было сказать. Он лежал молча, слёзы текли у него с глаз и стекали на юбку материнского платья.

Падме легко провела пальцами ему по спине, и он зашипел от боли, когда она задела липкую, потяжелевшую от крови часть его сюртука. Пика оставила дыру у него в спине. Не обратив внимания на прошившую его дрожь, Падме продолжила оглаживать края раны и злиться всё сильнее.

— Ваше Величество, — заговорила врач, бравшая у него кровь. — Принца нужно доставить в медблок.

Падме словно очнулась:

— Да. Да, конечно. — Она прижала холодную ладонь к его щеке. — Милый мой, ты можешь встать?

Люк не ответил.

— Тебе нужно в медблок. — Ответа по-прежнему не было. — Пуджа, помоги брату. Кузену. Принцу, — Падме растерянно осеклась. — Помоги Люку.

Пуджа опустилась на колени рядом с ним и бережно взяла его под предплечья, чтобы помочь встать. Он попытался хоть чем-то ей помочь, несмотря на бившую его дрожь, и она тепло фыркнула, дав ему понять, что оценила даже такую слабую попытку.

Врач остановила их жестом и покосилась на его спину, после чего указала на сюртук. Кивнув, он с трудом стянул его с плеч и отдал ей. Тёмно-синяя ткань почернела от крови.

Достав небольшие ножницы, врач ловко отрезала большой лоскут ткани, на котором было меньше всего крови, и затянула вокруг его торса, чтобы хотя бы временно остановить кровотечение. Он судорожно вздохнул.

— Терпимо? — спросила врач, глядя на него внимательно и почти испуганно.

— Да, — выдавил он. — Просто… больно.

Она кивнула. Люк сглотнул.

— Как вас зовут?

Она нахмурилась.

— Нанкс, сэр. — И покосилась на следившую за ними Падме. — Ваше Высочество.

Люка затошнило. Но вместо этого он сказал только:

— Спасибо за помощь, доктор Нанкс.

— Вам нужно в медблок, Ваше Величество. Пожалуйста, пойдёмте. Нам сюда.

 

***

 

Его осмотрели со всей обстоятельностью, на рану наложили швы и сверху обработали бактой. Такое отношение казалось лишним — над ним так не тряслись со времён неудавшегося покушения. И в этот раз ему было далеко не так плохо.

И всё равно врачи окружили его толпой, как будто он сам был Императором. Они постоянно извинялись, если он дёргался от боли, пока Люк не принялся проглатывать крики, чтобы они прекратили переживать, — пока и это не стало невыносимым и он не рявкнул на них, после чего немедленно устыдился и сам попросил прощения.

Последнее, что он увидел, перед тем как его погрузили в бакту, это Пуджу, стоящую в углу комнаты. Обхватив себя за плечи, она смотрела на него. Прямо как в прошлый раз.

Она так сильно и часто из-за него переживала. Уже засыпая, Люк попытался помахать ей рукой. Получилось только легонько дёрнуться, но она заметила и улыбнулась.

Через какое-то время его разбудили. Пуджа по-прежнему была рядом, изучала отчёты на датападе. Она не сводила с него тревожного взгляда, пока его доставали, вытирали и одевали, прежде чем отправить на последний осмотр. Врачи покрутились над ним ещё одну бесконечность, проверив всё что можно, и наконец отпустили. Его слегка потряхивало, а рана на спине болела, но не смертельно.

Пуджа взяла его под локоть, помогая идти.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказала она. — Может, поспишь?

— Хорошо, — кивнул Люк. — Поможешь мне добраться до дома?

Как оказалось, не поможет.

Вместо этого Пуджа повела его сквозь дворцовый лабиринт. Императорский дворец так сильно отличался от здания Сената, что Люк погрузился в свои мысли, перестав следить, куда они идут. Слишком много декора, слишком много информации. Слишком много алых гвардейцев, пусть даже каждый из них отдавал им честь.

— Им приказали ни в коем случае больше не поднимать на тебя оружие, — выдавила Пуджа. — Они будут тебя защищать.

Видимо, она заметила, как он напрягся.

Люк сбился со счёту, сколько раз они проехались на турболифте, но в конечном итоге они вернулись в крыло, в котором, кажется, он раньше уже бывал. Люк осмотрелся.

— Это императорское крыло, — сказала Пуджа. — Мне сказали, лорд Вейдер тебя сюда приводил. Когда-то.

Было дело. У него и тогда голова пошла кругом, а сейчас и подавно — всего этого он в тот раз не видел. Они вышли далеко за пределы ангара Вейдера. Прошли по красиво освещённым коридорам далеко над хаосом Корусанта, гудящих за пределами защитных барьеров дворца. Когда они наконец поднялись по широкой лестнице и Пуджа ввела его в просторную гостиную, Люк примерно догадался, где он. Всё в этой комнате кричало о том, что Падме приложила руку к её обстановке.

— Это личные покои Императрицы и лорда Вейдера, — пояснила Пуджа. — Тут приёмная, дальше по коридору, — она указала налево, — их кабинеты. А здесь спальня. — Дверь была приоткрыта, и Люк разглядел край большой двуспальной кровати. — Нам сюда.

Комнату, в которую Пуджа его в конце концов привела, нельзя было назвать совсем крохотной, но всё же она была гораздо меньше остальных. Скромное убранство, удобная постель, в углу раковина, в ногах кровати сундук для личных вещей. Полки над кроватью пустовали, но пыли на них не было. Кровать была заправлена светлым бельём с узором в виде розовых цветов с зелёными стеблями.

Пуджа села на кровать и потянула его следом.

— Тётя Падме… — она осеклась. — Твои родители сейчас обустраивают твои комнаты. Думают, как совместить их со своими. Неподалёку отсюда есть анфилада, в ней когда-то гостили особо важные послы — и тётя Падме часто там жила, когда Палпатин ещё был Императором, — но она уже долгие годы пустует. Там сейчас всё обставят, а ты пока можешь поспать здесь.

Люк огляделся. Окон в комнате не было.

— Это комната для служанок, на случай если кому-то из нас нужно остаться на ночь. Я буду в такой же, она прямо напротив. Ты здесь не один, Люк. — Она взяла его ладони в свои.

— Я хочу домой. Почему мне нельзя вернуться в сенаторскую квартиру?

— Сабе тебя предала. Я не знаю, кто из персонала сейчас с тобой, но она отбирала их лично. Мы не можем быть уверены, что они не последуют её примеру, стоит тебе вернуться, — Пуджа крепче сжала его пальцы. — Твоя мама не хочет снова тебя терять. Мы пошлём за вещами завтра же утром.

Люк ничего не ответил.

— Люк? — надавила Пуджа. — Ты же понимаешь, она предательница. Ты сам сказал — она тебя обманула. Лгала тебе всё это время.

Люк кивнул, чувствуя, как сдавило горло.

— Она же моя тётя, — выдавил он и уткнулся Пудже в плечо.

Она обняла его.

— Я знаю, — прошептала она, тоже на грани слёз. — И моей тоже была. — Люк совсем об этом не задумывался — никогда не вспоминал, что Сабе была столь же близким человеком для Пуджи, как и для него самого. — Я не знаю, почему она так поступила, Люк. Не знаю, почему решила нам лгать. Почему решили лгать остальные. — Помолчав, она легко передёрнула плечами: — Пока ты был в бакте, я много над этим думала. Тётя Падме заглядывала в медблок, проверить, как ты, — и допросить меня. Хотела понять, знала ли я. Очевидно, нет. Но мама, наверное, знала. И папа. И… — она моргнула. — Тогда, за ужином, ты распереживался из-за Вейдера, что он был Энакином Скайуокером. Ты сказал, тебе нехорошо, и бабушка вызвалась сходить с тобой на улицу. Она знала? Она… тебе тогда и рассказала?

— Да. Сказала, что сама догадалась за все эти годы.

— Мама, папа. Бабушка. А Рио? Дедушка?

— Нет.

— Но все остальные знали. И ничего не сказали тёте Падме.

— Они не общались.

— И всё равно спрятали от неё её ребёнка. Вырастили тебя сами, в тайне от неё. Как они могли?

— Бабушка сказала, она не в себе.

— Бабушка организовала твоё похищение — а не в себе при этом тётя Падме? — Пуджа покачала головой. — И — в любом случае — они только сейчас тебе всё рассказали? Ты же собирался стать политиком. Тебя отправили в Сенат, ты в любом случае должен был встретиться с матерью. Они вообще планировали тебе хоть когда-нибудь всё рассказать?

— Я не знаю.

Пуджа прижала ладонь ко рту и закрыла глаза.

— Ты не должен был разбираться со всем этим в одиночку, — сказала она. — Узнать, что тебя все обманывали… И что теперь будет, раз всё стало известно? Они и тебя заклеймят предателем, как меня и тётю Падме? Опять бросят половину семьи?

Люку стало дурно. Пуджа поспешно обняла его снова.

— Прости, я столько наговорила… — прошептала она. — Я просто так долго ждала, что когда-нибудь снова смогу с тобой разговаривать, и… Ты наверняка устал. — Она поднялась было, но Люк схватил её за руку.

— Останься, — попросил он.

— Всегда, — ответила сестра и села обратно, взъерошив ему волосы. — Мы тебя никогда не оставим, Люк. Ты дома, — засмеявшись, она опустила голову. — Ты мой брат. И обычный, и двоюродный.

— Совмещаю.

— А ещё ты наследный принц, — она заправила его мокрые от бакты волосы ему за ухо. — Ты теперь можешь делать всё что хочешь.

— Сомневаюсь.

— Ты всё поймёшь, — Пуджа широко улыбалась. — Ты мой кузен. Мы все — часть большой имперской семьи. — Словно почувствовав, как он колеблется, она добавила: — Я рада, что ты обо всём рассказал лорду Вейдеру — отцу. Это же хорошо, Люк.

Люк подумал, что вот-вот снова расплачется.

— Я знаю, что тебе нелегко, — продолжила Пуджа, — не хочу делать вид, что этого не замечаю. Сабе оказалась предательницей. Путь домой заказан. Мы тоже не можем туда вернуться. — Она снова помолчала. — Но то, что произошло сегодня, — это счастье. Я тебе обещаю, всё будет хорошо.

— Я люблю тебя, — сказал Люк.

Пуджа улыбнулась:

— И я тебя, младшенький. И я никогда не уйду, пока ты сам меня не попросишь.

Так они в конце концов и уснули. Кровать была небольшая, и всё же они поместились. Пуджа тоже плохо спала, потому что сильно за него переживала, поэтому даже во сне они друг друга не отпустили. Подушка была мокрой от их слёз, но хотя бы им было тепло.

Chapter 25: Златоустая Императрица

Тем же днём Лея получила паническое сообщение от Эваан, пока была в Сенате, но весь масштаб катастрофы осознала гораздо позже, когда закончила работу, вернулась в свою квартиру и обнаружила в освежителе Сабе.

Выглядела та ужасно. Обычно собранные в безупречный пучок волосы разметались по плечам, все в колтунах. Аккуратная тёмная туника была порвана в нескольких местах и запачкана кровью. Обувь она откинула в угол и сидела на опущенной крышке унитаза, массируя лодыжку. У неё был взгляд человека, потерявшего всё.

— Что случилось? — требовательно спросила Лея, вздрогнув от ужаса. — Он…

Сабе отпустила лодыжку, уронила ладонь на колено, устало откинулась назад.

— Дело в Люке, да.

— Что произошло?

— Придётся начать издалека, — Сабе поморщилась, на её лице сменяли друг друга и ярость, и раздражение, и ненависть к себе, и сожаление. Её эмоции обрушились на Лею ревущим потоком; она постаралась закрыться от них, мимоходом отмечая каждую, как учил её мастер Кеноби. — Что ты знаешь о его семье?

— Наберрие? Императрица его тётя, Пуджа — сестра.

— По усыновлению Императрица ему тётя, да, — согласилась Сабе. — А по крови — родная мать.

Лея рухнула на край ванны, потому что её перестали держать ноги.

— Что?!

— Долгая история. Когда у Падме начались роды, с ней был один джедай — ты его знаешь. Кеноби забрал Люка, потому что они подумали, что Падме не выживет, чтобы спрятать его от Вейдера и Палпатина. А Падме выжила и встала на сторону Империи, а потом и вовсе сделалась Императрицей, и совершенно не собиралась оставлять своего маньяка-мужа. Джедаи по-прежнему прятали Люка, и, когда нам пришлось увезти его с Татуина, Наберрие охотно согласились его усыновить.

Господи.

— А сейчас-то что случилось? Люк обо всём узнал? Он же такого не вынесет.

— Он и так всё знал. Узнал незадолго до того, как мы улетели с Набу. Ему трудно было с этим справиться, но несколько месяцев он как-то продержался.

— А потом что?

Сабе бессильно уронила плечи.

— Я не знаю! — в ярости крикнула она. — Я говорила с Падме, хотела убедить её оставить Набу в покое. И тут врывается Вейдер, заявляет, что Люк его сын, что Люк сам ему это сказал. Падме потребовала взять у них кровь, пришли результаты, и… — она сглотнула. — Она обратила его против меня. Мне пришлось бежать, я чудом скрылась от алых гвардейцев несколькими уровнями выше и спустилась сюда. Спасибо, что разрешила мисс Верлейн пустить меня.

— Люка — против тебя? — Лея схватилась за край ванны. — Люк остался с имперцами?

Мысль отравляла словно яд, убивший Панаку. Она знала, как привлекательна была порой извергаемая Императрицей ложь, знала, что сама долгое время была их заложницей, но…

— Нет! Ни за что.

— А что тогда? Потому что с твоих слов получается, что он сам решил рассказать Вейдеру про их родство, из чего получается, что он и есть пропавший без вести имперский наследник. И ты сама сказала, что он занял их сторону.

— Его вины в этом нет! — огрызнулась Сабе. — Я не знаю, почему он пошёл к Вейдеру. Но я знаю, что Люк в последнее время сильно переживал и что Вейдер был к нему добр. Может, это была минутная слабость. Скорее всего. Но я не могу сказать точно, потому что даже не смогла с ним поговорить.

— Потому его обратили против тебя, — повторила Лея. — Что ты имеешь в виду? Конкретно. Что произошло?

Сабе со свистом вздохнула.

— Падме обвинила меня и Кеноби в том, что мы выращивали из Люка убийцу его же родителей, — она скривила губы. — Когда Кеноби, ещё на Набу, встретился с Люком, чтобы предложить ему стать джедаем, он сказал, что Вейдер предал и убил Энакина. Я не знаю, на кой крифф он вообще это ляпнул. Может, старый дурак с годами сам в это поверил. Но Люк всё запомнил — и испугался. Он спросил, правда ли это.

Мастер Оби-Ван и про её биологического отца говорил что-то подобное, но Лея отложила эту мысль на будущее. Ничего удивительного: Вейдер всех джедаев предал и убил.

— Если так, то вы надеялись, что он уничтожит Империю? Это правда?

— Нет! Если бы это было правдой, то… — Сабе вздрогнула. — То получается, что мы взяли его в семью, чтобы вырастить из него убийцу. Чтобы обучить его, а потом натравить на родных отца и мать, так и не сказав ни слова правды.

Прозвучало жутко.

— И он поверил им, а не тебе? — Люк в Сабе души не чаял. Что-то не складывалось. — Просто так?

Сабе закрыла глаза, словно не в силах перестать вспоминать произошедшее.

— Он злился. Хотел знать правду. Но затем Падме попыталась меня арестовать, и он защитил меня. Только благодаря ему мне удалось сбежать. А теперь он там совсем один против своего семейства.

— Он любит тебя, — сказала Лея. — Он поймёт…

— Не стоит недооценивать власть Падме над людьми, Лея.

— Я прекрасно это понимаю.

— Она получила себе сына — и не потерпит его повстанческих принципов. Что-что, а убеждать она умеет.

— Только в том случае, — прохладно ответила Лея, хотя сердце у неё заколотилось, — если ты хочешь, чтобы тебя убедили.

Сабе покачала головой:

— Представь, что оказалась с ней наедине в одном здании. Круглые сутки, целые недели ты не можешь избавиться от её присутствия. Она постоянно на тебя давит.

— Люк выдержит, — сказала Лея. Но затем продолжила: — Хотя я согласна: мы должны знать, что будем делать, если я сейчас ошибаюсь.

— Что ты сказала? — подняла голову Сабе.

— Она его мать. Я не особо верю в кровную связь, значение имеют только наши решения, кого считать семьёй, но если он примет своё происхождение, то, возможно, будет лучше, если мы узнаем об этом как можно раньше. Нужно быть готовыми, что он может встать на сторону Империи. Если уж она такая убедительная, как ты говоришь.

Сабе сердито посмотрела на неё. Лея нахмурилась:

— Я думала, ты это имеешь в виду. — Справедливости ради, Сабе была немножко не в себе, так что Лея решила не расстраиваться из-за своей ошибки. — Если она правда так хорошо умеет уговаривать, мы должны смириться с возможными потерями. Он правда её ребёнок. Может оказаться, что спасать его слишком опасно, особенно когда он займёт своё место в рядах императорской семьи.

— Как ты смеешь! — Сабе яростно откинула спутанные волосы от лица резким взмахом руки. — Я хочу его оттуда вытащить. Да, Падме убедительна, но она не сможет сломить его доброе сердце.

— Нет. Просто направит его куда надо. Амидала ведь сама известна своей добротой.

— Ты намекаешь, что я должна бросить Люка просто из-за того, что он сын своей матери?

— Да! — Лея всплеснула руками. — Нет. Только если мы его потеряем. Твоя любовь к нему мешает тебе рассуждать логически. Я знаю, это ужасно. Но если мы потеряем…

— Мы его не потеряем. Может, к нему пустят тебя.

— …то он всё равно её сын. Какими-то чертами они совпадают. Вполне может быть, что он станет очередным добрым и открытым имперским монархом.

— Только из-за родства? — повторила Сабе, явно шокированная. — Лея, ты думаешь, в этом дело? Что это он от неё что-то унаследовал?

— А что? Почему ты вообще так на это реагируешь?

— Да потому что, вашу ж общую мать, ты его родная сестра! — закричала Сабе. Усилием воли она продолжила уже заметно тише: — Он перед ней так же уязвим, как была бы и ты, случись тебе оказаться в такой же ситуации! И если кого-то и надо обвинять в готовности ей поддаться, так это тебя!

В галактике резко стало очень, очень тихо.

— Что? — спросила Лея.

Сабе провела ладонью по лицу.

— Ты его сестра-близнец.

— Сабе. Я знаю, что у тебя выдался тяжёлый день…

— Кеноби и тебе сплёл эту дурость? Что Вейдер, дескать, предал и прикончил твоего родного отца? — Лея испуганно кивнула. — Вейдер и есть твой родной отец. Вы с Люком — близнецы, которых родила Падме. Джедаи разделили вас, чтобы вас было проще спрятать. Ты — дочь Императрицы.

Амидала говорила, что Лея напоминает ей саму себя в юности.

Люк сказал, что видел между ними много общего.

Маленькая принцесса Лея, считавшая Императрицу не иначе как божеством, ничего в жизни не хотела бы сильнее. Для сенатора Органы это был худший ночной кошмар.

— Я ничем на неё не похожа! — зашипела Лея.

Сабе напряглась:

— Ещё как похожа, — ответила она. — Вы мать и дочь.

— Хватит это повторять! — Лея затрясла головой. — Я — дочь Брехи и Бейла Органа.

— Правда. Но Сила у тебя от биологического отца.

— От Вейдера?

— И я знаю, что твои родители растили тебя так, чтобы ты ни в коем случае не стала похожа на Амидалу.

— Сабе, это невозможно.

— Это правда. Тест на родство я тебе предоставить не смогу, у меня нет таких же полномочий, как у Падме. Но я могу попросить твоего отца подтвердить всё, что я сказала. Или твоего учителя, — Лея поморщилась, — чтобы посмотреть, как он будет выкручиваться из собственной лжи. И из того, как они всем нам попортили жизнь.

Сабе снова опустила взгляд. Стиснула кулаки. Посмотрела Лее в глаза.

— Если мы потеряем Люка, — сказала она, — то тебе вполне может угрожать такая же опасность.

— Я никогда не перейду на их сторону.

— Однажды уже почти перешла.

— Они про меня ничего не знают.

— Люк знает, — Лея застыла. — Когда он узнал правду про своих родителей, я пообещала, что расскажу ему всё, что знаю. Я сказала, что у него есть сестра, и он сам сразу догадался, что это ты.

— Это ещё как? — потребовала Лея. — Увидел, что мы с Амидалой…

— Потому полюбил тебя, как только увидел.

На глазах сразу выступили слёзы. Лея быстро стёрла их рукой.

— Вот как, — тихо сказала она.

— Пока за тобой никто не явился, Люк на нашей стороне. Потому что это означает, что каждую секунду он бережёт твою тайну.

Лея прикусила язык. А затем поняла:

— Он узнал об этом ещё на Набу?

— Да.

Значит, из спидера он выпрыгнул, спасая не только друзей, но и сестру.

Он доверился ей. И не раскрыл ей эту тайну.

Тот их разговор — про Амидалу, его тётю. Лея вспомнила, как он смотрел на неё. Как спросил, словно ждал заверений и понимания, что для неё значили гены, унаследованные от биологических родителей. И как она ответила, что они не значили ничего, но знать их она всё равно не хотела.

Неужели, в тот момент он и решил сохранить их родство в тайне? Чтобы защитить её от этого знания?

Смогла ли она помочь ему справиться с мыслью, что его родители — настоящие деспоты?

— Мне нужно будет улететь с Корусанта. Меня будут искать, но мне нужно связаться с Кеноби, — Сабе нахмурилась. — Будем расхлёбывать кашу, которую он заварил.

— Которую вы заварили.

Сабе дёрнулась, словно Лея её ударила, но кивнула.

— Которую мы заварили, — согласилась она. — Пока меня не будет, я должна тебя попросить…

— Присматривать за Люком? — кивнула Лея.

— Он один. И очень уязвим. Свяжись с ним. Пусть он разговаривает хоть с кем-то не из имперцев.

— Я не могу, Сабе. Если я столкнусь с Вейдером или Амидалой…

— Ты брата своего любишь или нет? — рявкнула Сабе. — Я люблю. Но я не могу просто войти во Дворец и вытащить его оттуда. Кто-то должен это сделать.

Лея вспомнила опустевшее лицо Люка. Измученного Сенатом, оккупацией Набу.

Всей галактикой.

— Я не стану ничего обещать, — ответила она. — Но я постараюсь.

— Ты — его единственная надежда.

Следующим же утром Эваан увезла Сабе с Корусанта. Лея провожала их спидер взглядом, и на душе у неё было неспокойно.

 

***

 

Люк проснулся через какое-то время. Он покосился на стоявшие на полке часы. Стоял поздний вечер, когда это полушарие планеты уже погружалось в бархатную темноту, но жители ещё не спали. В горле было сухо. Он чувствовал на языке вкус бакты, острый и кислый.

Он с трудом поднялся с кровати. Пуджа приоткрыла глаза, но он улыбнулся и кивнул ей, и она снова уснула. Люк тихо вышел из комнаты.

Гостиная пустовала, залитая лунным светом и иногда освещаемая редкими вспышками фар от пролетающих мимо спидеров. Он огляделся. В комнате служанок была раковина, но он не представлял, где можно было взять стакан.

Дверь со свистом отъехала в сторону. Люк поднял голову и наткнулся взглядом на Вейдера. Тот не сразу его заметил, чем-то занятый, но затем посмотрел на него — и Сила вспыхнула теплом.

— Люк, — Вейдер аккуратно взял его за руки. — Как ты, мальчик? Рана…

— Всё хорошо, — тихо ответил Люк. Спина побаливала, но, наверное, из-за того, как они с Пуджей уснули. — Зажила. Заживает.

Вейдер положил ладонь ему на щёку, огладил большим пальцем скулу. Люк вжался в него. Ему сильно не хватало кого-то надёжного и уверенного рядом.

— Пап, — сказал он, — а где стаканы? Я пить хочу.

Вейдер сначала застыл, услышав это обращение, затем погладил его по волосам.

— Сейчас найдём. — Он окинул комнату взглядом. — Они… — И замолчал. — Я же не пью воду.

Люк не выдержал и рассмеялся сквозь пересохшее горло.

Отец повернулся к нему, растерянный, но его вокодер фыркнул каким-то звуком, который вполне мог быть и смехом.

— Вот какие-то, — он указал на стеклянные шкафы в углу комнаты. Они сияли под лунным светом, а скрытые внутри сокровища переливались блеском.

— Уверен? — нахмурился Люк. — Мне кажется, они все декоративные. — Стаканы там действительно были, как и вазы разных замысловатых форм, но все как на подбор непрактичные. Один вообще был больше похож на ножку бокала, чем на бокал. Другие были отлиты из цветного стекла и на полке стояли явно для украшения.

— Сойдут, — Вейдер решительно махнул рукой, отпирая замки. Расписная стеклянная дверца распахнулась сама собой. Отец поколебался с мгновение, затем взял самый крупный стакан, который шириной и глубиной больше походил на миску, весь украшенный стайками птиц, и достал его из комода.

И, видимо, сжал слишком сильно, потому что посудина треснула и осыпалась на ковёр россыпью осколков и пыли. Люк расхохотался, затем поспешно зажал себе рот ладонью.

Вейдер неловко отступил назад.

— Переживём как-нибудь, — решил он и потянулся за вторым стаканом, из которого на вид было гораздо удобнее пить. Его он куда осторожнее передал Люку.

Люк на цыпочках, чтобы не разбудить Пуджу, сбегал обратно в комнату, налил себе воды и вернулся обратно. Он уселся на диван и принялся жадно пить, едва не застонав от облегчения.

— Твоя мама просила сказать ей, когда ты проснёшься, — заметил Вейдер. — Она хочет с тобой поговорить.

Люк ещё раз сходил за водой и снова выпил весь стакан. Глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы успокоиться, затем спросил:

— Где мне её найти?

 

***

 

Падме сидела у себя в офисе. Люк зашёл внутрь и остановился, заметив знакомые локаповые лампы, очень популярные на Набу. Падме улыбнулась:

— Они для меня как напоминание о доме. Помогают сосредоточиться.

Люк перевёл взгляд на неё. На нём была какая-то туника, больше подходившая дворцовому работнику, — другой одежды у медиков, достававших его из бакты, скорее всего просто не нашлось. Она сморщила нос. Вот и определился её следующий проект — подобрать ребёнку нормальный гардероб.

— Садись ко мне, — пригласила она, указав на кресла перед электрическим камином в углу комнаты, и сама опустилась в одно из них. Люк занял второе. Падме включила камин, и языки искусственного пламени взметнулись в воздух, отбросив светлые блики на лицо её сына.

Он заметил, что она на него смотрит.

— Что такое?

— Ничего, — ответила Падме и поцеловала его в щёку. Она никак не могла перестать улыбаться. — Ты мой сын.

Мальчик кивнул.

— Тебе наверняка тяжело, — сказала она. — Я понимаю. Мне тоже тяжело, но я хоть как-то пытаюсь контролировать ситуацию — пусть и не безупречно. — Люк ничего не ответил. — Люк, поговори со мной. Я хочу знать, что ты думаешь.

— Вейдер — то есть, папа — сломал один из ваших декоративных стаканов из комода в гостиной, — сказал Люк. — Я хотел воды, а он не знал, где посуда.

Запрокинув голову, Падме рассмеялась.

— Очень в духе твоего отца. На будущее, они в буфетной, сбоку от гостиной. Но, как правило, еду и напитки нам приносят из кухни.

Люк медленно кивнул:

— Спасибо.

— Спасибо тебе — за то, что рассказал нам правду. Наверное, было трудно это скрывать. — Она взяла его за руку. — Но в этом не было никакой необходимости. Сабе очень жестоко с тобой поступила.

— Она сбежала? — спросил Люк — пожалуй, чересчур взволнованным тоном. Придётся как-нибудь напомнить ему, что Сабе была предательницей. Падме понимала его любовь к ней — Сабе практически его вырастила — но эта верность не принесёт ему ничего, кроме боли. Потому что Сабе, как показывал недавний опыт Падме, этой верности абсолютно не оценит.

— К сожалению, да. — Она вгляделась в него внимательнее. — Штурмовики ищут её по всей планете. Ты знаешь, куда она могла направиться?

Люк покачал головой. Падме была уверена наверняка, что какие-то мысли на этот счёт он придержал при себе, но не стала настаивать.

— Я примерно представляю, что нужно сделать дальше, — сказала она, — но я не хочу на тебя давить. Выслушаешь меня?

— Конечно, — ответил он, — конечно, мама.

Падме улыбнулась ещё шире, чувствуя, как что-то болезненно сжалось в груди — словно её сердце превратилось в цветок, который впервые за десятки лет оказался под лучами солнца. Люк это заметил — и, скорее всего, почувствовал — и улыбнулся ей в ответ.

— Ты станешь принцем, — начала Падме. — Это будет нелегко. Я не хочу взваливать эту ношу на твои плечи сию же секунду или заставлять тебя выступать с признанием на всю галактику. Я понимаю, что у тебя есть свои политические связи, — нет необходимости бороться на три фронта сразу, учитывая твою работу в Сенате и комитете. Мои служанки, стража и врачи, которые тебя лечили, знают, что ты мой сын, но на этом всё. Я с радостью дам тебе самому решить, когда и как ты сообщишь об этом Империи. — Она погладила его по щеке. — Как бы сильно мне ни хотелось назвать тебя своим наследником и принцем. Для Эни это тоже настоящая мечта, — она осеклась, почувствовав, как слёзы сдавили ей горло. — Мы так долго тебя ждали, — прошептала она. — И вот ты здесь. Ты чудесный.

У Люка тоже замерцали глаза. Он опустил взгляд.

— Мама, — у неё затрепетало сердце. — Прошу тебя. Сними оккупацию.

Стало больно.

Падме напрягла плечи, резко вздохнула и со смешком выдохнула.

— Отличная тактика, — она схватила сына за подбородок. — Дождаться, пока я расчувствуюсь, и воспользоваться новым рычагом давления.

— Я ничего такого не хотел, — сказал Люк, и сказал искренне. Он был слишком добр для политической грязи, которой его научили и она, и вся галактика. — Но… пожалуйста.

Сабе тоже пришла умолять за Набу — это была единственная причина, по которой она решила вернуться к Падме на службу. Это от неё Люк нахватался этих ультиматумов? От неё — и от её семьи предателей? Почему все они всегда выбирали Набу, а не её?

Она покачала головой. Люк не хотел её обманывать. Он хотел мира.

Что ж, она даст ему мир.

— Что-то такое я и хотела тебе предложить, — сказала Падме. Люк слушал с напряжением, несомненно уловив её гнев Силой. Она улыбнулась ему, показывая, что злится не на него. Сын всё равно остался настороже. — Мне нужен новый губернатор. Чоммельский сектор нельзя оставлять без руководства, особенно учитывая, что сейчас происходит на одной из его главных планет. — Прежде, чем продолжить, она подняла брови: — Люк, можно дышать.

Мальчик шумно выдохнул, словно сам не заметил, как задержал дыхание. Он скользнул взглядом по бакта-пластырям у неё на шее, спускавшимся от подбородка до ключицы. Падме невольно прикрыла их ладонью, но затем продолжила:

— Это даст тебе контроль над оккупацией, которого ты так ищешь. Снять её ты не сможешь, это под силу только мне, но контролировать — пожалуйста. Любые приказы, которые тебе не понравятся, ты сможешь просто отменить.

— Мама, политика на Набу устроена ровно противоположным образом.

— Но ты же сам переживаешь, что Набу теряет свои традиции. Я дам тебе власть, которая поможет их спасти.

Люк закусил губу.

— Возьмёшься? — спросила Падме. — Если не хочешь, я найду других кандидатов. Не хочу на тебя давить.

— Возьмусь.

Падме улыбнулась. Она знала, что он бы никогда не поступил иначе, но получить тому прямое подтверждение всё равно было приятно.

— Я тобой горжусь, — сказала она. Сын залился румянцем. — Объявим об этом на набуанской коронации через несколько недель. Ты подозревал, что Сералина может тебя уволить — что ж, так она не сможет поставить тебя в неловкую ситуацию. Если кто-то и окажется в затруднительном положении, так это она сама. Учитывая, как неспокойна сейчас обстановка в твоём секторе, мы будем много работать вместе, — она пригладила его волосы. — И я с нетерпением этого жду.

Люк посмотрел ей в глаза. Как бы он ни скрытничал, Падме хорошо разбиралась в людях и читала в нём наивную привязанность. Он любил свою мать. Это утешило боль от осознания, что он так долго скрывал от неё правду.

— Никто не будет знать, что мы родственники?

— Будут. Это не обсуждается, — она покачала головой, охваченная волнением. — Мы с Энакином так долго тебя искали. Галактика заслужила право радоваться вместе с нами. Я хочу стоять рядом с тобой, чтобы все видели как мне повезло с наследником и протеже.

Последнее слово она вставила намеренно, как проверку. Люк справился — не стал возражать. Он хотел не только быть её сыном, но и учиться у неё. Это хорошо. Однажды в будущем он унаследует её Империю — ей многое нужно ему рассказать.

— Не переживай, — она позволила себе слабую улыбку, — мы организуем всё крайне деликатно.

— Но я не буду принцем?

— Пока не станешь готов. С этим статусом придут… определённые обязанности. Ты постоянно будешь при дворе, направлять аристократов и богачей галактики, как бездумных шааков. Придётся много работать с прессой. Прозвучит эгоистично, но я очень надеюсь когда-нибудь переложить часть этого бремени на тебя — просто не хочу нагромождать это на тебя так рано.

Люк засмеялся.

— Спасибо.

Открыто Падме не солгала, поэтому Люк ничего и не почувствовал. У неё был богатый опыт общения с сильными одарёнными — нужно было раньше заметить его шестое чувство — и врать им она умела хорошо.

Но если Люк станет её наследником, у него может появиться платформа, на которой он будет озвучивать свои анти-имперские взгляды. Падме не собиралась обманываться надеждой, что они просто испарились. Ей предстояло много работы, чтобы убедить его от них полностью отказаться, и поэтому, пока она не увидит нужного результата, этой платформы Люк не получит. Набу станет для него отличной тренировкой. У губернатора была своя власть, пусть и ограниченная. Она посмотрит, как Люк распорядится ею, и поймёт, сможет ли она доверить ему свою Империю.

Она надеялась, что он окажется способным учеником. Она хотела поделиться с ним всем, что у неё было.

— Завтра мы оповестим о нашем родстве тех, кому нужно это знать, — сказала она. — Никаких официальных объявлений, чтобы ты не переживал, но двору и Сенату рассказать можно. От них информация разойдётся по остальным секторам, а мы просто не будем контролировать слухи и расскажем обо всём галактике, когда сами будем готовы. Я не хочу делать тебя центром всеобщего внимания, но звать тебя сыном на людях мне всё же хотелось бы.

Последняя часть её плана. Самая важная. Все её политические оппоненты должны знать — Люк принадлежит ей.

Его союзники-оппозиционеры его бросят. А если у него правда были какие-то связи с Восстанием, то эти сбегут ещё быстрее. Избавив его от общества сброда вроде Органы, она сбережёт сына от всех негативных влияний. Ей страсть как не хотелось оставлять его в полной изоляции, но она не сомневалась, что он и в Империи найдёт близких и верных друзей. Это было необходимо — и ему, и ей, и галактике.

Она назовет его принцем, но не даст ему власти, которую гарантирует этот титул. Пока что так.

— Скажи, пока что для тебя это приемлемо?

Пусть и сдержанно, Люк всё же кивнул. Хорошо.

— Не хочу устраивать шоу и заставлять тебя клясться мне в верности публично, когда ты станешь губернатором, — продолжила Падме. — Можем это сделать сейчас, пока мы здесь вдвоём, или позже. Как ты хочешь.

— Да я и сенатором тебе не клялся, — тихо, но весело заметил Люк.

— Разве нет? — нахмурилась она.

— Нет. В обморок упал.

Тогда она тоже всё вспомнила — и засмеялась. Как сильно ей тогда хотелось узнать получше своего новонайденного племянника. По сравнению с тем, что она испытывала сейчас, — всё детский лепет.

— Точно, — согласилась Падме. — Видишь, я уже тогда знала, что могу тебе доверять.

Она заметила отблеск вины в его глазах, но совсем слабый. Скоро он оставит в прошлом свои симпатии к сопротивлению и начнёт новую, имперскую жизнь.

Иначе зачем бы он рассказал обо всём Энакину?

Поднявшись с кресла, Люк сам опустился перед ней на колено. Трещавший в камине огонь отбрасывал тени на его невзрачную одежду, на его лицо. Падме следила за ним в предвкушении.

Разумеется, клятву губернатора он не знал, поэтому повторил её за ней, строка за строкой, цепляясь за каждое её слово, как порядочный ученик, опустив взгляд.

Падме приподняла его подбородок, чтобы они смотрели друг на друга.

У него были такие же глаза, как и у Энакина, целую эпоху назад. Она никак не могла отвести взгляд.

Люк закончил клятву, но прежде чем он успел встать, Падме мягко надавила ему на плечо — и сняла корону.

На его голову она села безупречно. Бриллианты поблескивали среди прядей его волос в свете камина. Тени делали его красивое лицо благороднее, и на мгновение она увидела, каким он станет в будущем: старше, мудрее и жёстче. Сильный и решительный, как отец, и хитрый и харизматичный, как мать.

Падме широко улыбнулась.

Люк понурился, смутившись, что было просто недопустимо. Падме опустилась на колени рядом с ним, поцеловала его в щёку и прижала к себе, чтобы снова, как десятилетия назад, чувствовать его под сердцем.

— Милый мой мальчик, — прошептала она. Сын крепко обнял её в ответ. Как легко он дарил людям свою любовь, её дорогой ребёнок. — Ты моё чудо.

Chapter 26: Насилие порождает насилие

В день коронации небо над Тидом затянули облака. Но воздух остался влажный, а пёстрые одежды собравшихся горели ярче, чем солнечные лучи. Площадь заполнили люди, по случаю одевшиеся броско и замысловато. Падме, как Императрице и бывшей королеве, выделили место на помосте, огибавшем фасад дворца. Она протянула руку Люку, и он с благодарностью принял её помощь, — юбка его наряда доходила почти до каблуков, ходить в ней было тяжело.

Падме улыбнулась его выбору. Шёлковая юбка сиреневого цвета подходила под влажную погоду, как и лёгкий серый сюртук. Люк заметил, что Падме тоже надела сиреневое платье, но его дизайн был гораздо сложнее: широкую юбку и корсет покрывала вышивка, выполненная серебряными нитями. От его внимания не укрылось и то, что она намеренно подчёркивала их сходство.

Их родство давно перестало быть секретом, но официального объявления пока не было, так что слухи могли и не успеть добраться до Набу. Он сам не знал, как относиться к столь очевидному намёку.

Падме смотрела по сторонам, улыбаясь. У её тяжелого платья был высокий воротник и распахнутый белый веер на спине распахнулся. Губы она подвела пурпурной помадой.

— Твой наряд — это напоминание о временах, когда ты стояла там, наверху, в последний раз?

Она перевела взгляд на него:

— Ты имеешь в виду праздник победы над Федерацией? Да, возможно. На Фестивале света…

— Там всё было ещё очевиднее, — признал Люк.

Падме улыбнулась шире:

— Ты заметил?

— И думаю, не я один.

— Это хорошо. — Его мать перевела взгляд на центр террасы, где уже стояла Далрана, с ног до головы укутанная в одежды тёмно-синих и чёрных оттенков. Она чем-то напоминала разлохматившуюся сороку, но Люку хватало опыта понять, что её наряд словно продолжал её речь-мольбу о стремлении к демократии. Будь ткань на пару оттенков темнее, и её облачение сошло бы за траурное.

Далрана встретила его взгляд кивком, но неуверенно взглянула на Падме, прежде чем вернуться к нему. Люк кивнул в ответ.

— Но то был не последний раз, — напомнила ему Падме. — Я ещё передавала корону королеве Рейллате, — она улыбнулась. — Она была гораздо старше наших обычно юных монархов. Очень компетентный правитель. Иногда отступать от традиций бывает полезно.

Люк поморщился.

— Королевой хотели видеть тебя, — пробормотал он. — И если бы ты согласилась, то под тебя бы переписали конституцию, и ты бы смогла править без ограничений по срокам. Но ты верила в демократию — и всё равно отказалась.

— Мы все по молодости ошибаемся.

Люк хотел было возразить, но тут зазвучали первые фанфары. Он выпрямился, опустив взгляд. К заграждениям вокруг площади прильнули зрители. По ней уже маршировали королевские войска, вскинув знамёна с символом набуанского правительства и другие полотна, вдохновлённые Тидом, Озёрным краем, водопадами и реками, змеившимися среди болот.

За развевающимися на ветру флагами шла свита служанок. Единственный раз за всю службу они сняли капюшоны, открывая миру лица. Люк внимательно изучил каждую — у всех был одинаковые маленький нос и узкий подбородок, как у Представителя Роны, которая с этого дня станет королевой Сералиной, но он постарался запомнить и различия. Другого шанса ему уже не предоставится. У некоторых были светлые волосы, однако это легко исправить краской, ненадёжная деталь. Была девушка со слишком узкими губами, у другой были глубоко посаженные глаза, третья отличалась слишком высокими скулами…

— До моего правления у королев практически не было служанок, — печально заметила Падме. — Это капитан Панака настоял, чтобы я возродила эту традицию. Мне это тогда показалось бессмысленным, но он не зря считался опытнейшим офицером нашей службы безопасности и уже тогда чувствовал, что время неспокойное. Проблемы с Торговой Федерацией начались ещё во время правления Веруны. Я подозревала, что Панака и других королев пытался на это уговорить, но Санандрасса не соглашалась ни на чьи идеи, кроме своих собственных, а Рейллата приняла эту практику уже после меня.

— Король Веруна. — На площадь вышла Сералина, одетая в платье насыщенно зелёного цвета. Корсет покрывали нити из тёмного золота, из него же был сделан и головной убор, из-под которого ей на спину ниспадали длинные коричневые волосы. Отработать фирменный королевский вид — лицо невозмутимое, губы слегка поджаты — она уже успела, но в её взгляде Люк всё равно подметил то же недовольство, с которым она встречала каждый его комментарий на правительственных встречах. — Это тот король, который попытался захватить власть, за что его в итоге убили?

— Да, — ответила Падме абсолютно спокойно. — Он.

Сералина приблизилась к помосту, сопровождаемая служанками и стражами со знамёнами. Она приподняла юбки, чтобы подняться по ступеням, и встала рядом с Далраной, спокойно улыбнувшись бушующей толпе.

Люк вежливо зааплодировал. В толпе зазвучали первые недовольные возгласы. Кричавших аккуратно уводили с площади волонтёры из службы безопасности. Расставленные по периметру площади штурмовики в резавших глаза своей белизной доспехах не сводили с уходивших взгляда, то и дело порываясь схватиться за бластеры.

Когда Далрана заговорила, её голос, транслируемый в десятки динамиков, разлетелся над городом:

— Этот важный день я хотела бы начать с благодарности — спасибо за то, что избрали меня на два срока, позволив мне служить вам эти четыре года. Спасибо за то, что вместе со мной выдержали настигшие нас испытания и лишения.

Снова крики — и поддерживающие, и яростные. Люк вгляделся в толпу, чувствуя, как у него нервно колотится сердце. Несколько штурмовиков оставили свои посты у дворцовых стен и зашли в толпу, наградив чересчур буйных жителей наверняка болезненными ударами прикладов. Они не делали разницы между недовольными и воодушевлёнными.

Люк открыл рот от возмущения и сделал было шаг вперёд, но мать успела поймать его за руку:

— Не надо, — твёрдо сказала она. — Они просто следят, чтобы празднование прошло мирно. Всякое может случиться.

— Эти люди ничего не сделали.

— Пока ничего.

— А я что-то другое сказал?

— Ты всё правильно сказал. Но что будет лучше: дождаться, пока кто-то пострадает, и только потом действовать, или сделать так, чтобы пострадавших не было вообще?

— Насилие порождает… — Люк моргнул. Он узнал одного из гостей в толпе. Это была женщина в ярко-оранжевом открытом платье без рукавов, которая смотрела прямо на него. Улыбнувшись, она помахала ему рукой и шагнула было вперёд, но один из штурмовиков перегородил ей дорогу и оттолкнул назад. — …насилие. Это Рио. Надо…

— Если насилие порождает насилие, то я прошу тебя в него не ввязываться, — взмолилась Падме, крепче сжав его локоть. Никто на них не смотрел, никто бы ни о чём не задумался — кроме Рио. Она по-прежнему кружила в толпе, наблюдая за ними. — Не надо приносить себя в жертву. Живым и здоровым ты можешь достичь гораздо большего. Ты губернатор. Ты можешь всё изменить.

— Именно этим я и займусь, — ответил Люк. Но вырываться прекратил.

Падме отпустила его руку и повернулась обратно к королевам. Далрана сделала шаг назад, её место заняла Сералина. Всю речь они успешно прослушали.

— Жители Набу, — заговорила Сералина тёплым и ясным голосом. — Жители Империи. Ваш выбор делает мне огромную честь, вне зависимости от того, какой срок я прослужу в роли вашей королевы — будь то два года или столько, сколько потребует необходимое участие Императрицы Амидалы в жизни нашей планеты, — она посмотрела на Падме с нескрываемым обожанием во взгляде.

Люк об этом даже не подумал.

Амидала ограничила все демократические процессы на Набу на период оккупации, прошедшие выборы стали единственным исключением. Якобы ради безопасности.

Королева с проимперскими взглядами на срок два года — одно дело. Если она задержится, а снять её с должности никак не получится… Сбудутся худшие мечты короля Веруны.

— Наступили тяжёлые времена, — продолжила Сералина, — но наш народ умеет их преодолевать. Когда-то давно мы прилетели на эту планету с пустыми руками, будучи изгоями, и нашли здесь новый дом. Сотрудничая с народом гунганов, мы смогли выстроить грамотное сожительство на этой планете, — она указала ладонью на гунганских представителей, которые ответили сдержанными кивками, — и наши отношения никогда не теряли доверительной близости, даже когда нас терзали конфликты. В этот трудный период я надеюсь лишь укрепить нашу общую солидарность. Выступая на стороне Галактической Империи, наша Набу, сильная и единая, может добиться гораздо большего.

Мы пережили множество трагедий. Мы потеряли нашего дорогого губернатора Панаку. Он погиб в результате террористической атаки группировки, называющей себя Движением Миллацвета. Я клянусь вам, что посвящу все силы тому, чтобы извести под корень эту опасность и восстановить справедливость на наших землях. Совместными усилиями мы сможем выстроить такое государство, в котором героев будут чтить и уважать, к ним будут прислушиваться, а не отказываться от них.

Имперские штурмовики останутся на нашей планете, и мы примем их, как собственных солдат, а они будут относиться к нам, как к своим гражданам. Мы можем обращаться к ним, просить о помощи и знать, что нас услышат, — но и мы должны в ответ слушать их. Если мы хотим пережить это смутное время, важно действовать сдержанно и все разногласия решать исключительно мирным путём. Мы должны верить друг в друга, — она улыбнулась. — И сегодня я говорю вам, что верю в Набу.

Аплодисменты были громогласные. Люк хлопал вместе со всеми, улыбаясь каждому, кто обращал на него внимание.

— Ты переживаешь на пустом месте, — тихо сказала ему мама. — Очевидно, что она так же, как и ты, понимает ценность мирных дебатов и их важность.

— Она предлагает озвучивать недовольства твоей оккупацией и обсуждать их, — парировал Люк, — и обещает всех выслушать. При этом она не даёт никакой гарантии, что хоть что-то сделает с этими возражениями, если только её не принудят к этому выборами.

— А с чего ей давать такую гарантию? — спросила Падме. — Что если эти возражения окажутся неверными?

— К ним всё равно стоит прислушиваться.

— К тяготам народа можно прислушиваться, не принимая при этом решения, которых требует особо эмоциональная прослойка общества. — Аплодисменты постепенно смолкали, поэтому Падме тоже заговорила тише: — Но я понимаю, о чём ты. Штурмовики вооружены — это может отпугнуть людей и тем самым ограничить их свободу речи. — Люк про себя подумал, что на этом принципе держалась добрая половина Империи, но ничего не сказал. Мама улыбнулась ему: — Мне нравится с тобой это обсуждать — возможно, однажды мы даже до чего-нибудь и договоримся.

Люк преувеличенно сильно вздохнул, хотя ему эти разговоры на самом деле тоже нравились. Было приятно, когда тебя слушают. В одном Пуджа оказалась права: Падме хотя бы воспринимала его тревоги всерьёз. Ещё приятнее было понимать, что у Императрицы всей галактики каждый поступок имел своё объяснение. Но снисходительности его матери порой было не занимать.

— Вряд ли, — ответил он.

Падме громко рассмеялась.

Потом журналисты опубликовали их совместное фото: Люк помогает матери спуститься с лестницы, оба смеются. Похожая одежда, широкие улыбки, расслабленная близость — и слухам потом ещё долго не было конца, пока информация об их родстве не просочилась неизбежно в таблоиды… Но важность имела только сама фотография.

Вейдер умудрился её раздобыть и поставил на каминную полку.

 

***

 

После передачи власти между королевами дел у него только прибавилось. Когда его вызвали к Далране в офис — точнее, уже к Сералине, — Люк совершенно не удивился. Он подозревал, что сейчас потеряет работу.

Падме настойчиво вызвалась сопровождать его, что само по себе было жутко неловко, но она не отходила от него весь день, пока они знакомились с новой дворцовой свитой и служанками — Люк уже узнал четыре имени. Мона, Иона, Лона и Рамона. Так что в её присутствии не было ничего сильно неожиданного. Стражники не провожали их подозрительными взглядами, потому что уставились в ковры, склонившись в поклоне перед Падме.

Мама отпустила его руку, и Люк постучал в дверь.

— Входите, — сказали два голоса. Люк поморщился, но тем не менее повиновался. Падме последовала за ним.

Сералина сидела за широким столом из красного дерева, распахнув все его многочисленные ящички, и изучала их содержимое. Заметки она записывала в лежащий рядом датапад. Далрана стояла в углу комнаты перед книжными полками, спиной к двери, но повернулась, когда открылась дверь. Она улыбнулась ему, но нахмурилась, увидев Падме.

— Ваше Величество! — Сералина вскочила с кресла и поклонилась. Падме ответила царственным кивком, и только после этого новоизбранная королева Набу села обратно. — Прошу прощения, я не ожидала…

— Люк милостиво вызвался показать мне дворец, — перебила Падме. «Показать» — щедрое слово — она в разы лучше него ориентировалась во дворце. Чем больше времени они проводили друг с другом, тем сильнее он сомневался, что ей вообще требовалась помощь тогда, на фестивале. — Поэтому я решила сопроводить его.

— Разумеется, Ваше Величество. Этот разговор крайне важен не только для нашей планеты, но и для всей Империи, так что, возможно, это и к лучшему. Прошу, присаживайтесь.

Они с Падме сели.

Далрана неотрывно следила за ними. Люк встретил её тёмный взгляд своим, выдержал паузу и вернулся к Сералине. Несмотря на собственные заверения, королева выглядела неуверенной, но, возможно, это присутствие Падме оказывало на неё такой эффект.

Сералина положила ладони на стол:

— Сенатор Наберрие, вынуждена сообщить, что планирую освободить вас от должности сенатора Набу. Поиски подходящей замены пока что продолжаются, поэтому ваша служба продлится ещё около месяца, но после этого вы оставите пост. Мы хотим назначить нового посла в большую галактику, чтобы возвестить наступление новой эры.

Люк медленно кивнул:

— Как пожелаете, Ваше Высочество. Если новому сенатору что-то от меня потребуется — записи, контакты, что угодно — дайте мне знать.

— Разумеется. Желаю вам обоим, — Сералина покосилась на Далрану, — продуктивного отдыха на Набу.

Они с Люком снова переглянулись. Одним ловким ударом Сералина избавилась от самых влиятельных диссидентов во власти, поэтому теперь ей не придётся с ними осторожничать, а значит, она может спокойно преследовать свою мечту о Набу под властью Империи. — Я слышала, что отставка — лучший период жизни любого политика. — Её взгляд вернулся к Падме.

— Ничего не могу вам сказать, — ответила та. — Когда я оставила престол, мне сразу предложили другую должность. И Люка ждёт то же самое.

Сералина удержала лицо, но у неё дёрнулась щека — а эмоции вспыхнули в Силе оглушительной какофонией.

— Вот как? Это замечательно.

— Поздравляю, — добавила Далрана, напрягшись. — И что же это за должность?

Падме положила ладонь Люку на плечо и крепко сжала, не давая вырваться. Обе королевы Набу — настоящая и бывшая — несомненно заметили сходство их нарядов.

— Судя по всему, новости ещё не успели дойти до Набу. Произошло настоящее чудо. Я узнала, что Люк — мой сын, которого, как я думала, я потеряла двадцать лет назад из-за интриг джедаев. По счастливому стечению обстоятельств он оказался на Набу, а потом и в Сенате, где мы наконец осознали правду после долгих и тяжёлых месяцев конфликтов.

Далрана слишком долго прослужила в большой политике, чтобы позволить себе уронить челюсть. Сералина, которая работала членом управляющего совета и на публике появлялась реже, ей в опыте сильно уступала.

— И вновь поздравляю, — сказала Даларана. — Значит, вы станете… принцем Империи?

Люк хотел было ответить, но Падме его опередила:

— Пока нет. Мы не хотим с этим торопиться, — она мягко улыбнулась Люку, и тот улыбнулся в ответ, несмотря на очевидную неловкость ситуации. — Но я не хочу напрасно тратить его политический талант. После недавней трагической гибели губернатора Панаки Чоммельский сектор остался без высшего руководства. Уверена, мой сын справится с этой должностью.

У Сералины побелело лицо.

Люк не назвал бы себя злопамятным человеком, но от её очевидного ужаса ему стало весело.

— Не волнуйтесь, Ваше Высочество. Я не планирую вам мешать.

Не помогло.

— Мои поздравления, — с трудом ответила Сералина и вымучила улыбку.

— На этом всё? — спросила Падме. — Нам с Люком пора возвращаться на корабль. Мой муж настоял на том, чтобы сопроводить нас на Набу, — сами понимаете, мы столько лет провели в разлуке, что теперь не хотим даже на минуту друг друга оставлять, — но это, увы, означает, что нам нужно как можно скорее вернуться на Корусант.

Сералина уставилась на Люка, стоило Падме упомянуть своего супруга. Осмотрела его с ног до головы. Одними губами прошептала «Лорд Вейдер?», словно разговаривала сама с собой.

— Конечно, — наконец ответила она. — На этом всё. Спасибо, сенатор… точнее, Ваше Величество.

Падме по-лисьи улыбнулась и буквально вытолкала Люка из кабинета.

— Одно удовольствие, — прошептала она, едва закрылась дверь. — Какая наглость — уволить тебя у меня на глазах! После всего, что ты сделал для этой планеты? Ты к ней чересчур добр.

— Королева имеет право…

— Чересчур, — остановившись посреди коридора, Падме повернулась к нему, взяла за подбородок затянутой в перчатку рукой, затем поцеловала его в лоб. — Иногда в ущерб самому себе.

— Доброта меняет галактику к лучшему, мам, — засмеялся Люк.

— Это точно, — тепло ответила Падме и снова взяла его за руку. — Ну ладно, пойдём. А то твой отец подумает, что нас похитили…

— Сенатор!

Люк обернулся, приятно удивлённый — это была Далрана. Сейчас она совсем не напоминала королеву: сорочью диадему она в какой-то момент сняла, белые перчатки заткнула на пояс, а макияж смазался так сильно, что под ним виднелась её смуглая кожа. В несколько шагов она поравнялась с ними, и Люк отпустил Падме, чтобы поздороваться.

— Ваше Высочество, — сказал он. — То есть… миледи?

Далрана улыбнулась:

— Меня зовут Ананая, — сказала она. — Теперь я буду использовать своё настоящее имя. Позволите вас на пару слов, Ваше Высочество?

— Сочту за честь, — ответил Люк. — Но вы-то и так знаете, что меня зовут Люк.

Матери его слова не понравились. Она смотрела по очереди то на него, то на Далрану — Ананаю, — слегка прищурившись. Ананая это заметила:

— Отпустите его ненадолго, Ваше Величество? — добавила она. — Не хочу вас разлучать.

— Если мой сын хочет с вами поговорить, то, разумеется, отпущу. Я подожду здесь, — она окинула коридор слегка недовольным взглядом.

Ананая открыла первую попавшуюся дверь. Они оказались в уютном мраморном коридоре над нижней бальной комнатой, в основном использовавшейся для неформальных приёмов. Едва закрылись двери, как Люк поспешил заметить:

— Я ничего об этом не знал, когда вы назначили меня сенатором. Иначе рассказал бы.

— Сенатор, не переживайте. Я думаю, вы за всю карьеру не утаили ни единого секрета.

Они встали у окна в самом дальнем конце коридора, из которого открывался замечательный вид на водопады. Шум стоял страшный. Люк задумался, не поэтому ли бывшая королева выбрала для разговора именно эту комнату.

— Что бы вы ни узнали за последние месяцы, в ваших моральных качествах я не сомневаюсь.

— Ценю ваше доверие.

— У меня нет выбора. Вы по-прежнему остаётесь моей единственной надеждой. Надеюсь, став губернатором, вы продолжите свою борьбу за наши идеалы.

— Империя всех меняет в худшую сторону, но я сделаю всё возможное.

— Пожалуйста, постарайтесь. Мне ещё никогда не было так страшно на коронации. — Люк поморщился. Ананая достала из кармана кусочек флимзи. — Я успела всякого наслушаться про ваше положение, когда узнала, что ваша стража сбежала, а вы оставили сенаторскую резиденцию. Но — держите меня в курсе. Позвоните мне.

Частота комлинка — вот что это были за цифры на флимзи. Люк моргнул.

— Ну, комлинк мне оставили. В изоляции не держат.

— Это хорошо. Надеюсь, вы с вашими союзниками продолжите свою работу и в Сенате.

По правде говоря, Люк не разговаривал с Леей уже целую неделю. Он писал ей и звонил, но она не отвечала.

— Чем займусь я, вы и так знаете, — ответила она. — Будем каждый сражаться по-своему.

Люк понял намёк.

— Я переживаю за вас. Когда погиб губернатор Панака…

— Это была трагедия.

— Он умер на моих глазах. Я не дал ему упасть и смотрел, как из него уходит жизнь.

Ананая поморщилась:

— Меня тоже крайне смутила эта акция — они зашли слишком далеко. Мы боремся не за это. Поступок, продиктованный скорее отчаянием. — Люк задержал дыхание. — Но я готова с этим работать, — она покачала головой. — Меня избрали королевой не потому, что я верила в безупречность демократии Набу. Вы стали сенатором не потому, что считали Сенат эффективным институтом. Улучшения всегда возможны. Я надеюсь воплотить их в жизнь.

— Спасибо вам, — ответил Люк. — Ваши слова мне очень помогли.

Он вышел из зала, попрощался с Ананаей и повернулся к матери. Падме стояла там же, где они её оставили, скрестив руки в шёлковых перчатках на груди. Она безукоризненно вписывалась в богато украшенный коридор каждой деталью своего образа: от жемчуга в волосах до роскошной широкой юбки.

— Долго вы разговаривали, — заметила она, бросив быстрый взгляд в спину Ананае.

— Мы четыре года работали вместе. И многого не успели друг другу сказать. — Падме подняла брови. — Мама!

— Нет, а тебе в принципе кто-нибудь когда-нибудь нравился?

Люк вспомнил Биггса и робкую симпатию, которую испытывал к нему в месяцы до начала войны. Вспомнил некоторых одноклассников — уже на Набу. Ещё были многочисленные поклонники, которым, похоже, он нравился, хоть ничего подобного он в ответ не испытывал.

— Ничего интересного, — ответил он.

— Рассказывай.

— Не буду!

Падме толкнула его локтем в бок, заставив поморщиться.

— Я твоя мама — и я всё это пропустила. Давай рассказывай!

— Ну что, прямо сейчас?

Падме фыркнула:

— Нет, конечно, если хочешь, я могу поднять эту тему на корабле, чтобы папа тоже поучаствовал в этом разговоре.

Люк застонал. Падме засмеялась, празднуя свою победу.

Chapter 27: Убей своих наставников

Свою поездку на Альдераан Лея запланировала и обосновала сильно заблаговременно: у её младшей кузины намечался день рождения. На праздник Лея отправилась сразу, как только приземлилась, даже не переодевшись. Сестрёнка обрадовалась ей ещё больше, чем подаркам.

Но Лея всё равно не находила себе места. Она уже несколько недель не могла связаться с Люком — с тех пор, как он пропал в коридорах Имперского дворца и так оттуда и не вернулся. Сейчас, судя по новостям, он был на Набу — в компании их биологической матери — на коронации новой королевы. Голоновости разрывались от слухов про Императрицу и сенатора Наберрие, и сомнений в их правдивости уже почти не осталось. Амидала позаботилась, чтобы её служанки по всему Сенату говорили лишь о её давно потерянном сыне, Люке Наберрие.

Очень прямолинейно. Амидала пыталась оттеснить Люка от его сторонников с повстанческими взглядами и одновременно заявить на него свои права. Она возвышала его над его окружением и тем самым изолировала, так что в итоге общаться с ним могли только она и её муж. Что ж, Лея столкнёт эту парочку с их пьедестала.

Но перед этим с ней связалась Сабе. И рассказала зачатки плана.

Родители, конечно, заметили, как она нервничала за ужином предыдущим вечером, однако Лея смогла их убедить, что переживала из-за слухов про её друга. Она не торопилась заводить разговор о своих биологических родителях, хотя поняла, что Бейл с Брехой начали что-то подозревать.

Чтобы успокоиться, ей пришлось заняться медитацией. Только вылетев из дворца в горы, где в сердце леса её ждал мастер Оби-Ван, она почувствовала, как успокаивается.

Мастер-джедай ждал на их обычном месте. Лея старалась даже не смотреть в её сторону, но всё равно ощущала, что служанка Амидалы тоже была неподалёку, — наблюдала за ними через макробинокль с ближайшего утёса.

Её пугало, что Амидала не торопилась использовать эту информацию против её семьи. Она закинула удавки им на шеи, но по какой-то причине так их и не затянула.

Оби-Ван поднял голову, услышав её спидер.

— Лея! — улыбнулся он. Несмотря на все его ошибки, он был приятным человеком. Сквозь Силу она чувствовала его сострадание, его гордость её достижениями, его привязанность к ней и её семье. Именно поэтому его ложь ранила стократ сильнее. — Готова к медитации?

Она закатила глаза:

— Я сегодня уже медитировала, — сказала она по давно отработанному сценарию. От внимания Оби-Вана это не укрылось: он озадаченно нахмурился. — Я знаю, что это полезно, но, может, вы лучше научите меня чему-нибудь поактивнее?

— Именно медитация позволяет нам общаться с Силой, — Оби-Ван опустился на траву, скрестив ноги, и жестом предложил ей сесть напротив. Всё как обычно — отличный спектакль для стороннего наблюдателя. Слава богам, Оби-Ван догадался ей подыграть. — И у тебя получается хорошо — но не идеально.

Лея подчёркнуто шумно вздохнула. Ладно, наверное, времени прошло достаточно. Она заняла своё место, закрыла глаза и притворилась, что погрузилась в Силу.

— Веди себя естественно. Никуда не смотри, только на меня.

— Тогда ты мне расскажешь, почему ты так странно себя ведёшь?

— За нами следит имперская служанка. С самого начала моего обучения. Она выслеживала тебя последние полгода и отследила ещё на Набу. Она знает про наши занятия и про твоё неудачное предложение Люку — и всё рассказала Амидале.

Глаз Лея не открывала, но всё равно почувствовала, как Оби-Ван поморщился.

— Это большая проблема, — ответил он. — Как ты узнала?

— Сабе рассказала.

— Передай ей мою благодарность. Мы не очень-то ладим, но её предупреждение очень кстати.

— Благодарить пока не за что. У неё есть план, и ты в нём либо притворяешься мёртвым, либо умираешь по-настоящему.

Оби-Ван ответил не сразу.

— Плюсы и минусы есть у обоих вариантов. Расскажи поподробнее.

— Люк узнал всю правду про свою семью во время набуанского фестиваля. Ты тоже об этом знал. Несколько недель назад он рассказал обо всём Падме и Вейдеру. А Сабе, в свою очередь, рассказала всё мне.

Оби-Ван вздрогнул. Это она тоже почувствовала.

— Лея…

— Сабе пришлось бежать из столицы, иначе Амидала убила бы её за предательство. Люк остался там один, он уязвим, и его надо вытаскивать.

— Если нужно, я всё сделаю. Я уже сражался с Вейдером и с Империей…

— Сабе хочет сделать всё сама. У неё есть план, как подобраться поближе к Императрице. Она попыталась вернуться к ней на службу двойным агентом, чтобы отвлечь её от Люка. Её первое задание — убить тебя и доказать свою верность.

— Я не сомневаюсь, что Сабе блестяще с ним справится. Не очень-то похоже на проверку верности.

— Ты ведёшь себя несправедливо.

— Я знаю, — уступил Оби-Ван. — Она хороший человек и отличный боец. Мы противоположны друг другу, но ненависти между нами нет. Однако, я полагаю, она всё равно хочет меня убить, чтобы добиться доверия Амидалы? Плохо, не сработает.

— Сабе велела тебе кое о чём напомнить, — Лея снова закрыла глаза.

— О чём же?

— Вейдер хотел заполучить женщину по имени Асока на свою сторону, а не убить её, пусть и считал, что она его бросила. Что бы это ни значило, Сабе верит, что Амидала рассуждает так же.

Оби-Ван шумно выдохнул.

— Вейдер — чудовище. А Сабе так и не смирилась с мыслью, что Амидала точно такая же.

— Ни при чём тут никакие чудовища. Сабе считает, что Амидала хочет её возвращения — или, по крайней мере, так же одержима ею, как Вейдер этой своей Асокой. Или тобой. Это она придумала, не я.

— Амидала ни за что не подпустит её к Люку.

— И она это знает. Это тупик. Сабе любит Люка. Амидала это понимет. Значит, может держать её поблизости и одновременно наказывать за предательство: постоянно показывать, что Люк здесь, рядом, но она никогда больше не сможет с ним поговорить.

Оби-Ван усмехнулся.

— И Сабе думает, что ей это как-то поможет?

— Она опытный агент. Ей нужно только попасть внутрь дворца, дальше она уже разберётся. Была бы опора — она вскарабкается. — Лея приоткрыла глаз. — Не хочу тебя обижать, но она умудрилась убедить Амидалу ей довериться. Ты полгода не замечал, что за тобой следит неодарённая служанка.

Хотя Оби-Ван рассмеялся, веселья в его голосе не было.

— Свита Амидалы — сила, с которой нужно считаться. Проиграть им не стыдно. Но я и правда провёл слишком много лет на Татуине, вдали от Силы, и многое из того, что я раньше делал играючи, мне теперь недоступно.

Он был таким добрым, осмотрительным и смешным, что на него трудно было злиться.

— Какой у Сабе план? Притвориться, что она меня убила?

— Как она сказала, джедаи при смерти исчезают. Во всяком случае, так несколько лет назад произошло с Йодой, когда Вейдер убил его. Так что прецедент существует: если Сабе вернётся во дворец с твоей мантией и мечом, ей могут поверить.

Оби-Ван вздрогнул:

— Я давно подозревал, что это сделал Вейдер, но гнал от себя эти мысли. Йода заслуживал мирной смерти.

Лея сглотнула.

— Ну что? Ты это сделаешь? Сабе сейчас говорит с этой служанкой, они обе на утёсе.

— И правда что, — в голосе Оби-Вана мелькнуло удивление. — Подумать только, мы с ней столько лет не были в одной звёздной системе… До Фестиваля, во всяком случае.

— Оби-Ван, мне нужен ответ.

Он вздохнул.

— Я не уверен. Разыграть собственную смерть — задача не из лёгких, и этот обман могут очень легко раскрыть. Мне придётся бежать куда-то во Внешнее кольцо или скрыться там, где никакой имперский агент меня не обнаружит, пока Сабе не разыграет свою партию. Я не смогу тебя учить, Лея, а твоё обучение сейчас главнейшая моя задача. И она важнее, чем притворяться мёртвым ради тщеславной надежды обезумевшей от горя женщины.

— А я не уверена, что готова учиться у вас и дальше, мастер, — ответила Лея. — Чему меня научит обезумевший от горя мужчина?

— Лея? — нахмурился Оби-Ван.

— Ты солгал мне, когда рассказывал про семью.

— Лея…

— Сказал, что Вейдер предал и убил моего отца!

Он поколебался:

— Мне казалось, такую правду будет легче принять.

— Правильно казалось. Но это никакая не правда. — Лея подняла палец. Один из камней у подножья горы взмыл в воздух, раскачиваясь в такт движению её руки. — А я заслуживала правды. Я заслуживала знать, во что ввязываюсь. И ещё я заслуживала узнать, что каждый день вижусь с братом, — до того, как потеряла его в дворцовых стенах.

— Я не хотел давать тебе мнимую надежду, — тихо ответил Оби-Ван. — Не хотел давить на твою доброту, на сострадание — вы с Люком в этом похожи. Если бы вы знали всю правду, то решили бы, что в ваших родителях осталось добро. Но это не так. Я никогда не был близко знаком с Падме Амидалой, но Сабе утверждает, что она сейчас совершенно другой человек. А Энакин… Вейдер убил Энакина. И предал, и убил. Я лишь хотел защитить тебя.

— И я это ценю. Но правду я ценю больше. — Помолчав, Лея добавила: — Это не значит, что я в принципе никогда не буду у тебя учиться. Однако сейчас я не могу довериться человеку, который так сильно мне соврал. И сейчас я хочу спасти брата.

— Ты его любишь.

— И ты тоже.

— Я приглядывал за ним двенадцать лет. Когда мы встретились на Набу, мне показалось, что я вижу сон. Вы с ним очень похожи.

— Я бы так не сказала, — покачала головой Лея. — Ну так что?

И снова Оби-Ван ответил не сразу.

— Если откажусь, — мрачно сказал он, — Сабе всё равно меня убьёт. — Не давая Лее его перебить, он продолжил: — Мне не хватит совести заставить её пойти на такое. Её руки уже запятнаны кровью, которую её вынудили пролить против воли. Я всё сделаю.

Напряжение волной спало с её плеч.

— Спасибо, — прошептала Лея.

— Ради тебя и Люка — всё что угодно.

Лея не решилась поднять голову, но не удержалась и скользнула взглядом по горным вершинам — всего на мгновение.

— Надеюсь, переговоры Сабе окажутся столь же успешными, как и наши.

 

***

 

Через полчаса после того, как Сабе заняла нависший над ней утёс, Моте её заметила. Результат неидеальный, но и не безобразный. Моте прищурилась и, перекатившись на другой бок, наставила на неё винтовку. Сабе подняла руки и пальцами сложила фразу на беззвучном языке, которому служанок обучали для быстрого общения друг с другом. Надо поговорить.

Сработало. Пусть ненадолго, но Моте оставила свой пост и поднялась на соседний с её собственным утёс. Поговорить.

— Что ты здесь делаешь?! — зашипела она. — Кто тебя прислал? — Она разглядывала лицо Сабе, удивлённая до глубины души, наверняка поражённая их уникальным сходством с Падме, и лихорадочно соображала. — Ты…

— Сабе. Меня прислала Падме.

Моте перевела взгляд обратно на Лею и Оби-Вана, медитировавших далеко внизу. По губам она читать явно не умела, потому что Сабе сразу поняла, о чём они говорили. Она — нет. Слишком высоко был утёс, голоса терялись в листве деревьев.

— Её Величество предупредила бы меня лично, — сказала Моте. — Зачем ты здесь? У тебя послание?

— Нет, — Сабе расстегнула жилет, под которым прятала несколько бластеров, гранат и кинжалов. — Меня прислали убить его.

— Она не хочет его убивать. Ждёт… чего-то, — Моте осеклась. — Ты же на неё даже не работаешь. — В одно мгновение она выхватила бластер и направила его Сабе в грудь. — Сейчас же говори, что ты здесь делаешь — на самом деле.

— Застрелишь меня, они всё услышат, — тихо ответила Сабе. — И конец твоей слежке.

— Рассказывай. Живо.

Сабе вздохнула.

— Да, я на неё не работаю, — признала она. — И всё же, я здесь по её поручению. Я хотела вернуться на службу — умоляла её об этом. Она согласилась, но потребовала доказать мою преданность после проведённых в разлуке лет. Она рассказала мне про Кеноби и про данное тебе задание, сказала, что пусть ты и умелый разведчик, но ты не убийца. — Сабе сглотнула. Моте медленно кивнула. — А — я да. И моя проверка — помочь тебе.

— Убить одного из героев Набу, потому что он предатель Империи? — догадалась Моте. Сабе кивнула. Судя по реакции, легенда сработала — неудивительно, доля правды в её словах и правда была, но… — Моя леди предупредила бы меня.

Сабе стиснула зубы.

— Возникли обстоятельства, — сказала она. — Она… она не верит в мою преданность. Мне пришлось бежать с Корусанта. Но я хочу быть на её стороне. Хочу доказать, что верна ей. — Она указала на Оби-Вана, который грустно улыбнулся Лее, и постаралась не думать, как сильно сжалось у неё сердце. — Это — моя единственная надежда.

Похоже, её слова Моте тронули.

— Я понимаю, — ответила она. — Если ты верна нашей леди, конечно, я тебе помогу. Мы все хотим служить ей и Империи — всем, чем можем.

— Но? — догадалась Сабе.

— Но мне нужно получить её одобрение. Она несколько месяцев требовала от меня следить за Кеноби, а до этого годами его искала. Миссия слишком важная, я не могу позволить тебе вмешаться, не поставив миледи в известность. Без её разрешения я не дам тебе его убить.

«То есть будешь гоняться за ним по всей галактике, пока Падме не понадобится рычаг давления на мужа?»

Нет, такими словами она всё испортит. Сабе ограничилась кивком.

— Я полностью тебя понимаю, — сказала она. — Не могу позволить себе неповиновение.

Моте смущённо улыбнулась.

— Ты в наших рядах всё равно что легенда, — заметила она. — Миледи часто про тебя рассказывала. После того, как я с ней свяжусь, вечером, ты… ты научишь меня? Чему угодно? Ты гораздо опытнее и умнее меня.

Сабе улыбнулась ей в ответ, сожалея о необходимом обмане. Она тоже хотела испытывать такую уверенность в своей верности. Хотела снова служить, не задумываясь, не переживая о том, что творила её госпожа.

В другой галактике, может, она и смогла бы вернуться. В другой галактике она бы в принципе не ушла со службы, гнала бы от себя все эмоции, пока не оставила бы их позади, любила бы Императрицу и её Империю, обратила бы Восстание в прах с той же уверенностью, какая переполняла сейчас Моте, лишь бы они не смели угрожать госпоже. Может, смотрела бы, как растут Люк и Лея, сильные и великолепные наследники своих родителей, и служила бы им с той же верностью, с какой служила их матери.

Вот только если бы Сабе осталась с Падме, ни Люка, ни Лею она бы так и не узнала. Их бы и дальше прятали во Внешнем Кольце, делали из них джедаев. С Люком она встретилась бы только тогда, когда его прислали бы убить Падме.

— С радостью, — ответила она.

 

***

 

Падме сдержала слово и даже думать не стала в сторону несуществующей личной жизни Люка, когда они вернулись на корабль. Отец спустился к ним по трапу, Люк побежал его обнять и, пусть он уже был давно взрослый, Вейдер всё равно стиснул его в объятиях, легко оторвав от земли. Падме же тихо ушла в каюту. Облака рассеялись, и солнце залило гладкую поверхность корабля, бросив на её платье россыпь серебристых огней. Она казалась нечеловеческой, эфемерной.

— Можешь гордиться своим сыном, — сказала Падме Вейдеру, положив руки им на плечи. — Он сегодня был великолепен.

— Он всегда великолепен, — немедленно ответил Вейдер. — И я им всегда горжусь.

Трап за ними поднялся. Падме повела всех в жилую часть корабля — куда крупнее, чем можно было ожидать от кораблей этой модели набуанского производства, но Люк не жаловался. Внутри всё напоминало о доме, создавало уют: и коврик, и освещение, имитировавшее световой день Набу. Специально для Вейдера поставили большое кресло, которое выдерживало вес его доспеха.

Падме несомненно заметила, как Люк расстроенно озирается, и села к нему на диван, дружески подтолкнув его коленом.

— Не стоит, мой дорогой. Нам пора лететь — пилоты готовы ко взлёту, раз мы на борту — но это плохая идея.

— Нет у меня никаких идей, — вяло ответил Люк. Вейдер развернул кресло к ним, прислушиваясь к разговору.

— Ты хочешь побывать дома, — сказала Падме. — То есть, в том месте, которое ты десять лет считал домом. Здесь совсем недалеко. И я видела, как ты смотрел на Рио перед коронацией.

— А в этом есть что-то плохое? — спросил Люк. Планировал вызывающе, но получилось просто грустно. Возможно, так на него влияла меланхолия матери, сочившаяся из-под её щитов и заражавшая его тоже.

Падме покачала головой:

— Да. Пока да. Они лгали тебе — нам обоим. Хотели нас разлучить. Однажды мы с ними обязательно встретимся, но я не хочу делать это сегодня.

— Ты что, боишься? — спросил Люк напрямую. Вейдер резко повернулся к нему в немом укоре, но Падме даже не дрогнула.

— Конечно. И ты тоже. Всё это слишком в новинку. Слишком.

Корабль под ногами дрогнул, поднимаясь в воздух, и сразу выровнял траекторию. Из кабины пилота вернулась Пуджа, но остановилась в дверях, заметив, как близко сидят Люк с Падме, взявшись за руки.

Люк склонил голову.

— Ты права. Прости меня.

— Не за что тут извиняться. — Падме поцеловала его в щёку. — Мне бы тоже этого хотелось. Но мы не должны жить прошлым. Давай лучше думать о будущем. — Она посмотрела на Вейдера. — Ты бы видел Сералину. Она была в ярости.

Рассмеявшись, Пуджа всё-таки вошла в комнату.

— Прямо в ярости?

— Она уволила Люка у меня на глазах, — с чувством сказала Падме. — А теперь будет его прямой подчинённой. Теперь она от тебя точно не избавится — как и вся галактика.

Пуджа покачала головой, опустившись на дальний край дивана, чтобы не вторгаться в их личное пространство.

— Как чудовищно быстро разгораются такие конфликты. Вы же не были прямо непримиримыми врагами.

— Ещё как были, — возразил Люк. — Я её с ума сводил.

— Я бы сказала, что ты Далрану с ума сводил.

— Ну да, тем, что постоянно грызся с Сералиной.

— Далрана меня сегодня удивила, — признала Падме. — Я думала, она откажется тебя поддерживать, учитывая её упрямую ненависть по отношению ко мне.

— В её же интересах держать себя под контролем, — пророкотал Вейдер. Почти одновременно с ним вклинилась Пуджа:

— А что она?

— Поймала нас в коридоре, сказала, хочет поговорить с Люком наедине. Весьма…

— Она поздравила меня с назначением, предложила не теряться, — Люк пожал плечами. — Мы с ней тесно сотрудничали.

От него не укрылось, что Падме и Пуджа закатили глаза. Постоянно защищать союзников от семейного недовольства было довольно выматывающим занятием. Но теперь их ненависть уступила место сдержанному пренебрежению — они хотя бы старались его не расстраивать.

— Справедливости ради, мне интересно посмотреть, чем она теперь займётся после отставки. Государственных постов для неё не найдётся, если только Сералина её лично никуда не назначит, в чём я сильно сомневаюсь.

И правда. Теперь на все государственные должности назначали пожизненно. Люк и подумать не смел, что будет скучать по предвыборным гонкам.

— Может, она с тобой поделилась? — напрямую спросила у него Пуджа, когда Люк пропустил непрямой вопрос Падме мимо ушей.

— У неё родственники флористы и садовники. Возможно, пойдёт куда-то в эту сферу.

Падме оживилась:

— Замечательно. Назначим её ответственной за цветы на твоей коронации. Как раз набуанские понадобятся.

— Можно, да.

— Но сначала нужно ввести тебя в должность губернатора. Ты получил мои заметки? Команда Панаки согласилась рассказать, как у них всё было устроено.

— Получил, — кивнул Люк. — Почитал сегодня утром. Выглядит… — вся семья, включая отца, внимательно следили за тем, как он пытается подобрать нужное слово. — Масштабно.

— Конечно. Поэтому я знала, что могу доверить эту должность только тебе. — Падме погладила его по щеке. — Но у принца обязанностей будет ещё больше. Скорее всего, отдадим должность Пудже или кому-то ещё, столь же опытному и верному, — Пуджа просияла от похвалы, — чтобы обеспечить порядок и стабильность. — Она сжала его колено. — Кстати, я хотела с тобой обсудить пару деталей. Пуджа, не принесёшь мой датапад?

Вздрогнув, Пуджа подняла голову, но выдавила улыбку:

— Конечно, миледи. — Поднявшись, она ушла в спальню, напоследок бросив единственный взгляд через плечо обратно на диван, где Падме приобняла Люка за плечи.

— Тебе многому предстоит научиться, — признала Падме, когда за Пуджей закрылась дверь, — но мне не хочется взваливать на тебя эту ношу без должной подготовки. Если не возражаешь, я бы хотела тебя обучать — наставлять во всех тонкостях нашей чиновничьей работы. Особенно той, которой занимается губернатор. Но только если ты не против.

Люк согласно кивнул.

— Пуджа говорила, что ей очень помогли ваши занятия.

— Я рада это слышать. Она замечательная ученица — а ты будешь замечательным учеником. Когда… — она вдруг осеклась. У неё зазвонил комлинк, причём каким-то незнакомым сигналом. Падме взглянула на Вейдера, затем на экран.

— Прошу прощения, — озадаченно сказала она. — Это важно. — Она почти вылетела из комнаты, окутанная ощущением срочности.

— Она переживает, — вздохнул Вейдер.

— О чём?

— Политика, скорее всего. Я бы на её месте просто казнил виноватого.

Люк поморщился:

— Не очень-то продуктивно.

— Зато эффективно. Власть Силы простирается гораздо дальше, чем круглосуточные споры с бесполезными лизоблюдами.

— Папа, я, вообще-то, этими спорами всю жизнь занимаюсь.

Вейдер виновато поддел его Силой. Он часто так делал, очевидно радуясь возможности общаться со своим ребёнком — или просто с другим одарённым? — одними эмоциями. Люк уже научился их выхватывать и отличать в общем потоке.

— И сильно ли тебе это помогло? Но, не спорю, начало благородное. Вы с матерью любите браться за безнадёжные случаи.

— Включая тебя? — пошутил Люк.

— Однозначно.

Люк засмеялся было, но быстро замолчал, задумавшись.

— Сила. Её можно использовать как-то иначе, не только в жестоких целях?

— Конечно. Сила во всём вокруг нас. Она связывает все частицы галактики, и её возможности безграничны — как и наши, когда мы к ней обращаемся.

— А ты можешь меня научить? — скороговоркой выпалил Люк. — Я… я тоже хочу это всё уметь. Вокруг меня столько эмоций — я хочу знать, как ими пользоваться.

Ему не нужно было видеть лицо отца, чтобы понять, что Вейдер улыбается.

— Для меня это будет и честью, и радостью, мальчик мой. Начнём как можно скорее. Сила твоя по праву рождения. — Налетевший из ниоткуда ветерок слабо взъерошил Люку волосы, окончательно растрепав ему косички. Он улыбнулся ласке, но вместе с тем подметил, что на голове у него настоящий бардак. Следить за волосами он и сам умел, но Сабе как-то умудрялась их ловко и красиво заплетать. Его собственные неуклюжие попытки за ней повторить выглядели гораздо хуже. — Как и имперская корона.

Дверь с шипением съехала в сторону, в комнату зашла Пуджа.

— Потерялся под одеждой, — с нервным смешком сказала она, держа в руках датапад. — Я… — Она огляделась. Падме не было. — Где миледи?

— Отошла, — ответил Люк. — Сядь отдохни, — предложил он, не обратив внимания на недовольство Вейдера. — Ты сегодня вся в работе.

Из Пуджи словно вышел весь воздух. Не тратя времени, она уселась на диван и уронила голову ему на плечо.

— Просто невыносимо, — признала она.

— На Набу так всегда, — ответил Люк.

 

***

 

— Миледи, — поздоровалась Моте. На её полушарии Альдераана уже вечерело — она куталась в тёплую одежду и сидела у костра, а за её спиной загорались звёзды. — Есть новости по поводу Кеноби.

— Ты раздобыла улики? — с предвкушением спросила Падме, наклонившись к экрану. Она чуть не стукнулась головой об верхнюю койку служебной комнаты, в которой заперлась, но ей было всё равно.

— Есть фотографии издалека. Диктофон с камерой я спрятала в камнях на одном из их любимых мест, однако именно этим булыжникам досталось при медитации, и в конце концов они раскололись вместе с техникой. Как и большая часть камней в округе. — Падме засмеялась в ответ на её очевидное недовольство. Оказывается, в слежке за джедаями были свои риски. — Знаете, миледи, джедаев можно выслеживать по остающейся после них каменной крошке.

— Буду иметь в виду, — улыбнулась Падме. — Значит, улики у тебя есть, пусть и непрочные. Неважно. Фотографиям всё равно поверят, и мы сможем убедить Сенат в предательстве Органа. Что за новости?

— Ваша бывшая служанка Сабе хочет убить Кеноби. Утверждает, что хочет доказать свою преданность и снова стать вашей правой рукой.

Падме застыла.

— Вот как? — Она неделями разыскивала Сабе по всей галактике, и безуспешно. А тут добыча сама шла ей в руки. — Очень интересно.

— Она обратилась ко мне, прежде чем действовать. Вы мне про неё много рассказывали, и, раз я её заметила, значит, она хотела быть замеченной. Она убедила меня в своей верности вам и в чистоте её намерений, но ваше мнение всё равно важнее моего. Я не знаю, почему она сбежала.

— Нет? — Хотя, логично. Моте не поддерживала контакт с галактикой, такая уж у неё была работа, но Падме невыносимо было слышать, что даже одна живая душа в галактике не знала о её сыне. — Ты что-нибудь знаешь про Люка Наберрие, Моте? Сенатора Набу? — мягко спросила Падме.

— Кажется, именно его навещал на фестивале Кеноби. Наш текущий представитель. Скорее всего, тоже ваш двоюродный брат или племянник.

— Племянник по усыновлению. А по крови он мой сын.

Она сделала паузу, чтобы информация улеглась. Моте нахмурилась.

— Сабе его охраняла.

— Она обо всём знала.

— Значит, в её верности можно не сомневаться.

— Ко мне — нет. Сабе верна мне, в этом я уверена, но полагаться на неё я не могу — она слишком ненадёжна. Однако… — Падме задумалась. — Мой сын сейчас со мной. Он мой, он знает, что скоро станет принцем Империи. А ему Сабе верна ещё сильнее, чем мне. Пока Люк с нами, она против нас не пойдёт.

Моте знала, что Падме ещё не закончила, поэтому не перебивала. Позволила Падме её секунду надежды.

Сабе было больно. Вот и всё. Она нервничала, мешала прошлое и настоящее незаживающими порезами и синяками, когда каждый вздох был болью. Она жила так, словно ничего не произошло, не признавая свою травму и отказываясь её залечивать, — не признавая своё предательство. Если Падме накажет её за все совершённые преступления, это лишь убедит её в мысли, что Падме стала чудовищем и что в ней ничего не осталось от королевы, за которую Сабе была готова умереть.

Падме выросла, но осталась той же девочкой. Сабе это знала. Они обе ничуть не изменились — и всё ещё можно вернуть, если она проявит милосердие. Люк сведёт их вместе, а Падме — удержит.

И каким бы пыткам она не подвергла Сабе, ничто не сравнится с болью, которую Сабе принесёт себе сама. Да, пусть она будет служить ей. Пусть видит, как Люк становится настоящим наследником престола, но видит издалека, не имея ни единого шанса заговорить с ним и зная, что он презирает её за предательство. Мало что в галактике могло принести ей такую же агонию.

— Пусть убивает, — приказала Падме. — Я с нетерпением жду её возвращения. Мне пригодятся её навыки. Проследи, чтобы Кеноби умер, и возвращайся ко мне с трофеями. — Поколебавшись, она добавила: — И приведи с собой Сабе. Сперва я брошу её в темницу. Если её верность искренна, она переживёт и это.

— Да, миледи.

— Пожелай ей удачи. Я надеюсь, у неё всё получится. Но чем бы это ни закончилось, я желаю видеть её на Корусанте.

— Да, миледи.

Падме прервала звонок и несколько мгновений позволила себе провести в темноте, тяжело дыша. Вдох — и выдох. Её манипуляции отнимали у неё слишком много сил. Когда ей не было дела до своих пешек, работа шла гораздо проще.

— Мама?

Падме дёрнулась — и всё-таки треснулась головой об верхнюю койку. Потирая лоб, она повернулась. На входе стоял Люк. Надо же, она даже не услышала, как открылась дверь.

— Сильно ударилась? — спросил её милый ребёнок, опустившись перед ней на колено и протянув руку. Дверь за ним закрылась. Падме взяла его ладонь в свои.

— Всё хорошо, — ответила она. — Ты чего-то хотел?

— Там Пуджа с твоим датападом. Решил тебя проведать. Я думал, ты будешь у себя.

Падме покачала головой.

— Сюда было быстрее всего дойти, — солгала она.

Люк поколебался, почувствовав ложь, но не стал настаивать. Доверял. Само по себе достижение. Осталось совсем немного.

— Ты обсуждала с кем-то Сабе? — спросил сын.

Падме не выругалась. Так она бы точно выдала своё недовольство. Щиты не подвели: если Люк что-то и уловил в Силе, то только слабые отзвуки её эмоций.

— Да. Ты много слышал?

— Мне кажется, от моего ответа зависит, сколько ты мне расскажешь.

— Мы с Пуджей плохо на тебя влияем. — Падме удержала улыбку. — Её выследила одна из моих служанок, работающая за пределами Корусанта.

— Правда? Где она?

— На Альдераане. Моте считает, что сможет взять её в плен и привезти в столицу. — Люк скептически нахмурился. Падме рассмеялась — ей вдруг подумалось, что никому не удавалось так легко её развеселить и порадовать, как её мальчику. — Я в это тоже не верю. Если Сабе не захочет в плен, никто её в этот плен не возьмёт.

Люк сел рядом с ней:

— Мама, пощади её.

— Что ты такое говоришь? — она вскинула брови.

— Она хотела меня защитить.

— Она хотела тебя использовать, как и джедаи. Ты бы никогда не узнал правду, если бы её на мгновение не замучила совесть. Ты же сам это понимаешь.

— Она бы всё рассказала.

— Когда же? Люк, тебе двадцать два года. Ты уже давно не ребёнок, — Падме продолжала говорить с неподдельным сочувствием в голосе. Люк нуждался в утешении, любом, и был готов принять даже то, о чём обычно не хотел слышать. — И она, и джедаи растили тебя оружием. Да, она тебя любила, я в этом уверена. Но почему? Потому что видела в тебе цель, замену — или настоящего, замечательного тебя?

— Я не желаю ей боли.

— И я тоже. Если она не будет сопротивляться аресту, никто не станет её мучить или казнить — или что ты ещё себе там придумал жуткое. Я тебе обещаю, — она стиснула его ладонь. — Люк, когда-то я её тоже любила. Но я не могу допустить, чтобы она вернулась к Восстанию, — не могу рисковать потерять тебя снова.

— И всё же ты думаешь, что не сможешь сама её найти или поймать, — ответил Люк. Надежда в его голосе резала ножом.

— Нет, — сказала Падме. — В тюрьме мы её увидим нескоро. И это даже хорошо. Пока её нет рядом, ты можешь спокойно разобраться в своих чувствах к ней.

Люк закрыл глаза и, когда она положила ладонь ему на щёку, вжался в неё. Потом и вовсе положил голову ей на плечо. Ткань её платья потяжелела от его слёз.

— Вот именно, — прошептал он. — Пусть будет далеко. Ты можешь просто её отпустить.

— Она предоставляет угрозу. Мне, тебе, всем нам. Нет, Люк, не могу.

— Из-за чего? Нет никаких причин…

— Причин вполне достаточно, Люк, — резче сказала Падме. Сын отстранился. Она позволила гневу уйти с лица, заменила его виноватым раскаянием, и снова прижала его к себе. — Ты её совсем не знаешь, Люк.

— Я знаю её десять лет.

— И всё же.

Мальчик с вызовом поднял взгляд. Падме едва удержалась от улыбки — уже сейчас она видела в нём силу, достойную императора.

— Тогда объясни мне, чего я не вижу.

— С удовольствием, дорогой мой, — Падме сглотнула. Придётся быть осторожной. — Что ты знаешь о годах, которые я провела без тебя? Ещё до того, как стала Императрицей? — Она не дала ему ответить. — Моя жизнь была невыносима. Я боролась за каждый день — у меня ничего не было, кроме мужа и работы. И Палпатина, который был моим наставником и главным помощником в самые тёмные времена. Сначала я не поняла его затею превратить Республику в полноценную Империю, но то, как он, наш благородный диктатор, влиял на галактику, на меня… оказалось убедительным аргументом.

На Мустафаре джедаи спасли меня от смерти. Может, думали, что я им помогу, а может, просто не могли позволить беременной женщине умереть по своим моральным догмам. Годами я думала, что джедаи — включая Кеноби — не смогли спасти моего ребёнка и сбежали, когда почувствовали, что лорд Вейдер явился по их души. Я никогда не осуждала Вейдера за его ярость.

Но Палпатин был убеждён, что мой ребёнок жив. Дроидам подозрительно недавно стёрли память. И любой ребёнок Вейдера родился бы сильным одарённым — джедаям такое оказалось бы на руку. Он был добр к нам обоим, поддерживал нас в нашем горе, помогал в поисках, даже пока обучал меня как свою протеже. Вейдер убил всех джедаев, кого смог найти, пытаясь узнать, где тебя спрятали. Я помогала чем могла: принимала законы, укреплявшие их полномочия, чтобы им было проще тебя найти. Но у нас ничего не получилось. И когда я в какой-то момент осознала, что Палпатин совсем не тот, за кого себя выдавал, что он солгал про нашего ребёнка, чтобы сохранить мою поддержку… Это стало страшным ударом.

Люк уже слышал эту историю, но в других исполнениях.

— Сабе здесь не при чём.

— Ещё как при чём, Люк. Знаешь, что убило мою веру в Палпатина? — Он покачал головой. — Я нашла планы Звезды Смерти, — сказала Падме. — Её строили на Геонозисе, причём бывшие Сепаратисты. Жуткое изобретение Палпатина и графа Дуку. Да, я поняла, что это он развязал эту чудовищную войну, залившую галактику кровью, но эта станция… — она судорожно вздохнула. — Боевая станция, размером с луну. Планировалось, что она будет уничтожать целые планеты. Палпатин не собирался править благородно. Нет, он планировал править с помощью страха.

Люк нахмурился. Падме и сама понимала, что строительство такого масштаба было сумасшествием, но что-то ей подсказывало, что Палпатин сам был тем ещё безумцем. Так что она не стала вдаваться в детали:

— Я поняла, что не могу этого допустить. Он меня использовал — давил на меня смертью моего ребёнка!.. Сабе тогда ещё работала на меня. Искала тебя вместе со мной. У неё везде были глаза и уши — нечасто она теперь об этом разговаривает с вершин своих моральных устоев, — она скривила губы. — Это она наткнулась на данные о Звезде Смерти. Ужаснулась, пришла с ними ко мне — и я знала, что решение могло быть только одно.

В горле Люка стояла пустыня.

— Ты его убила.

— Не я. Сабе.

У него невольно отвисла челюсть. Он изумлённо склонил голову.

— Сабе не наёмница. И не убийца.

— А кто же? Ты же сам всё слышал. Она служила мне семь лет после восхода Империи, и я прекрасно знала, на что она способна. Я не знала как разобраться с Палпатином — но она не стала медлить. И убила его ради меня. Никто не стал возражать моему восхождению на престол — кандидатура лидера оппозиции и протеже Палпатина всех устроила, особенно помогли мои обещания сберечь Сенат и столь всеми обожаемые идеалы демократии. — Падме поморщилась. — Наставников нужно убивать. Иначе ты навсегда останешься к ним прикован. — Она посмотрела на Люка. — Поэтому ты должен убить Сабе.

— Что?!

— Не в прямом смысле, мой дорогой. Но мы должны отвергнуть все их учения — ветхие и ложные. Мы должны их перерасти. Ты заслуживаешь большего, чем быть неуверенным льстивым моралистом, которого из тебя сделала Сабе. Ты должен её отпустить.

— Мама!

Падме покачала головой.

— Я знаю, что это страшно. Но такова правда.

— Мама, это у тебя так было. С Палпатином, с дедушкой. Но у меня всё иначе.

— В этом мы все одинаковы, — Падме опустила голову. — Сабе была рядом со мной семь лет. Утешала меня, когда я оплакивала своего малыша. Она знала, какую страшную боль мне принесла эта потеря. И всё равно спрятала тебя от меня.

— Мам, знаешь…

— Да, она тебя любит. И меня тоже когда-то любила. А потом укрывала тебя от родителей целое десятилетие. Такая вот любовь.

Люк посмотрел на неё с неуютной прохладой во взгляде.

— А твоя любовь, значит, другая?

Падме пропустила его слова мимо ушей. Сердце у неё бешено колотилось.

— Как я могу ждать от неё чего-то иного, кроме очередного предательства?

— А поговорить вы друг с другом пробовали? Я же вижу, что вам обеим плохо.

— Ты же видел, я предлагала, когда вы только прилетели на Корусант. Она отказалась. — Падме покачала головой. — Я не испытываю к ней ненависти.

— Неправда.

— Естественно, неправда! — Падме усилием воли заставила себя успокоиться. Как же невовремя Люк решил проявить характер. — Естественно, я её ненавижу — она забрала тебя у меня. — Теперь её голос снова принадлежал ей. Спокойный. Приятный. — Но я по-прежнему её люблю. Просто понимаю, что больше никогда ей не доверюсь.

Печальные глаза Люка мерцали в тусклом освещении комнаты.

— Мне жаль, — ответил он.

Падме положила ладонь ему на щёку, большим пальцем смахнула слёзы.

— Ты имеешь право знать, какая Сабе на самом деле. Её образ любящей тётушки очень далёк от правды. Она так долго притворялась, что у неё всё хорошо, что, похоже, сама забыла, из чего сделана - и чего у неё никогда не было. Она далеко не идеальна. Я не могу позволить столь опасному противнику остаться на свободе.

Люк кивнул — медленно, но кивнул. Падме наклонилась поцеловать его в лоб, прошептала в волосы:

— Ты должен её отпустить.

Сын не стал возражать. Лишь опустил голову, пока Падме гладила его по макушке, вместе с ним переживая это страшное горе.

Chapter 28: Сломанный комлинк

Сабе и Моте не стали затягивать с нападением. Той же ночью, как только они определили, где Оби-Ван разбил новый лагерь, они нанесли удар.

Он их ждал. Когда Сабе разрезала палатку, налетев на него, невидимая сила ударом под дых отшвырнула её прочь.

Сабе кувыркнулась в воздухе, приземлилась на локти и колени, легко вскочила и не глядя выстрелила. Промахнулась, но заставила его уйти в оборону, как и хотела: Оби-Ван выхватил световой меч, одним взмахом врезал жужжащие ульем бластерные заряды в зашипевшую под раскалённой плазмой землю.

Ждавшая на утёсе Моте подняла винтовку. Сабе покачала головой — слишком близко, заденешь меня.

Оби-Ван опять попытался отбросить её Силой, но Сабе оказалась быстрее: выстрелила снова, прервав его концентрацию. Времени найти огнемёты или пулевики, более полезные в охоте на джедаев, у неё не было. Приходилось импровизировать.

Например, утяжелённой сетью. Сабе швырнула её вперед, Оби-Ван выставил руку, но полностью сбить её не смог — путы сковали ему ноги, он повалился на землю. Сабе пинком выбила у него меч.

Он быстро поднялся, держа в руках нож, швырнул изрезанную сеть обратно. Огрызнувшись, Сабе бросилась на него.

Оби-Ван поймал её за плечи, она пнула его по ногам — его палатка стояла на вершине холма, так что они рухнули вниз и покатились сквозь колючие растения по жёсткой горной траве. Сабе шарахнула его головой в лицо — хрустнула кость, из сломанного носа брызнула кровь, залив им обоим лица.

— Как-то тебе это слишком нравится, — прохрипел Оби-Ван.

— Ты их обоих подвёл! — выплюнула Сабе. Он не ошибся — ей безумно это нравилось. Как долго она горела в своей ненависти к этому человеку, пусть сама понимала её неправильность.

— Я знаю.

Оби-Ван остановил их падение на краю крутого утёса, которым оканчивался холм. Не тратя времени, Сабе выхватила крохотный нож у него из рук и прижала оба кинжала к его горлу.

— Значит, убьёшь по-настоящему? — тихо спросил он. Кровь освятила сталь, залила её руки красным.

И правда, убьёт?

Сможет ли?

Сколько лет она ненавидела его за Энакина? За то, во что превратился Энакин, а вслед за ним и не бросившая его Падме?

А Оби-Ван ведь ей позволит. Ради Люка, ради Леи. Может, и ради самого себя, потому что сам всё это время воевал с теми же тенями, которые мучили её.

Может, он всегда понимал её ненависть. Потому и встречал её с напряжённой, сосредоточенной улыбкой: знал, что она никогда не затмит его собственную.

— И я их тоже подвела. Обоих, — сказала Сабе. Как отвечала всегда. Но… — Падме выбрала свою дорогу. И все остальные тоже. — Сверху застучали шаги — Моте вот-вот вырвется из кустов и увидит их. — Если ты собрался бежать, второго шанса не будет.

Кеноби кивнул. Сабе схватила световой меч с его пояса, одновременно с этим он высвободился из робы, словно сбросившая чешую змея, и с размаху ударил её по лицу. Сабе с криком повалилась на спину, разразившись ругательствами. Где-то за их спинами прибавила шагу Моте.

Оби-Ван скатился с края утёса в одном белье. Одновременно с этим Сабе зажгла меч, с криком вонзила его в мантию и держала так, пока ткань не затлела, прожигая землю под собой. Пламя жадно лизало края рукавов, трава иссохла в пепел. Сабе не выпускала меч из рук, следила, как начинает плавиться рукоять священного джедайского оружия. Если она сейчас не остановится, от меча ничего не останется.

И плевать. Джедаи не заслуживали ничего другого. Они подвели галактику, подвели её, если бы не они, всё было бы хорошо, они всё испортили, они…

Они сделали всё, что могли.

Они сделали всё, что могли.

Когда Моте выскочила из кустов, Сабе погасила меч и затоптала пламя. В джедайской робе осталась прожжённая дыра — с почерневшими краями на месте сердца.

— Что произошло? — потребовала Моте, наставляя винтовку то на остатки пожарища, то на Сабе, то просто размахивая ею во все стороны, будто Кеноби мог выскочить на неё из темноты. — Ушёл?!

— Он исчез, — Сабе глубоко вздохнула. И ещё раз. Ей даже не пришлось изображать удивление и ужас. Она сама не ожидала от себя такого выбора. — Я… схватила его меч, ударила в сердце. Его тело исчезло, остались только эти тряпки.

— Исчезло? — фыркнула Моте и навела на неё прицел. — Очень неожиданно.

— Я знаю! — закричала Сабе. — Не в первый раз убиваю! — Она сделала ещё один вдох, чувствуя, как режет горло. — Я знаю, что так не должно быть.

— Ты помогла ему сбежать, — обвинила Моте.

— Неправда, — Сабе уронила меч и встала, подняв руки. Моте дёрнулась, вскинула дуло винтовки. — Отведи меня к Падме.

— Для тебя она Императрица Амидала, — поправила Моте.

— Прекрасно, отведи меня тогда к Её криффовому Величеству. Я не знаю, что произошло. — Сабе махнула рукой на безжизненную робу, на мерцающую рукоять меча. — Я верна ей. Я пообещала, что убью его, — и сделала это.

— И теперь сдашься на её милость?

— Да, как и договаривались. Я говорила, что верна ей, и не собираюсь отказываться от своих слов, — она заговорила тише, сорванным голосом. — Я тоже ничего не понимаю. Но приму любой её приговор.

— Даже если она велит тебя казнить?

— Особенно этот.

Моте прищурилась.

— Возможно, из-за тебя пошла насмарку вся моя миссия, — сказала она. — Но мне дали приказ. Как и тебе. — Она достала из кармана длинного плаща тонкие наручники, поблёскивавшие в темноте. — Повернись ко мне спиной. Руки за спину.

Сабе повиновалась. Посмотрела на горную долину, расстилавшуюся далеко внизу, стараясь успокоиться. Внизу ветвилась река, ровно того же цвета, от которого Люк сходил с ума в свои четырнадцать или пятнадцать лет: его тогда очаровывала вода и создаваемые ею узоры. От этой мысли ей хотя бы немного полегчало.

А потом у неё зазвонил комлинк.

Моте в ярости уставилась на неё. Сабе напряглась. Достала его из кармана, посмотрела на экран, на котором мигало кодовое имя Бейла.

— Кто это?

— Глупец, — ответила Сабе, напустив в голос горечи. — Из предыдущей жизни — куда я не планирую возвращаться.

Размахнувшись, она швырнула комлинк в пропасть. Отличный бросок. Словно крохотная комета, маленькое устройство на мгновение вспыхнуло, а потом пропало навсегда в неспокойных водах долины.

Сабе развернулась обратно к Моте.

— Я слуга Императрицы. Ни больше, ни меньше.

И не было ничего проще в мире, чем дать надеть на себя на ручники и позволить женщине, чью преданность она когда-то разделяла, увести себя прочь.

 

***

 

Люк потёр виски. Ещё только десять утра, — и неважно, что он встал гораздо раньше, — а у него уже раскалывалась голова.

Он бросил взгляд на распоряжения и приказы, которыми занимался последние полтора дня. Выглядело неплохо, но он так долго на них пялился, что потерял нить собственных рассуждений. Был ли он достаточно решителен? Подробен, обходителен? Сработает ли хоть одна из разработанных им стратегий? Он не имел ни малейшего понятия.

Советы матери скрежетали шестерёнками в глубине его мысли, пока её голос не превратился в визг, бивший в голову похуже мигрени.

Будь сильным. Но пусть они тебя недооценивают. Не признавай ошибок. Убедись, что они понимают, что ты всё знаешь. Обозначь последствия неповиновения. Говори красиво, действуй жёстко. Не заслуживай уважение — требуй его. Не терпи тех, кто его не выказывает.

Должность губернатора чем-то напоминала должность принца Тида. Единственным отличием была власть. Каждое его слово становилось законом. Возможные последствия такого влияния нешуточно его пугали. Не хотелось даже думать, какой вес будет иметь каждая его ошибка.

Неважно. Он должен принять эту ответственность. Родители в него верили, Ананая рассчитывала на него, и, возможно, ему наконец дали шанс изменить мир к лучшему.

Люк ещё раз перечитал документы. Всё коротко и ясно, но с объяснением, почему он принял именно такое решение, достаточно подробным, чтобы не вызвать вопросов.

Сократить число солдат на гражданских территориях, перебросить их на требующие большей защиты области, которые он также перечислил: дворец, офисные здания чиновничьего аппарата и их же дома, важные места средоточия военной и политической власти. Он посвятил большую часть текста объяснению, почему доступ к библиотекам, архивам и базам данных планеты должен остаться неограниченным, без военного наблюдения, — никто не имел права лишать набуанский народ возможности обращаться к собственной культуре. Архивы играли колоссальную роль в домашних политических процессах. А если кто-то решит нанести по ним удар — пожалуйста. Это лишь даст Империи новый повод пуще прежнего демонизировать террористов, не причиняя вреда живым людям: только данным и старым книгам.

Он знал, что Движение Миллацвета любило бить по архивам. Он знал, что нападение непременно последует. А потому внёс важный комментарий: солдаты останутся. Их просто будет гораздо меньше. Им дадут свободу передвижений, но станут внимательно отслеживать каждое, чтобы набуанцы получше изучили своих надзирателей. Оккупация никуда не делась, количество солдат на территории Набу не сократилось даже на единицу. Люк просто их перераспределил.

Но с чего-то же надо начинать.

За секунду до того, как он отправил письмо, Сила впилась в виски раскалёнными гвоздями. Сзади раздался взрыв: относительно слабый, приглушённый и быстро смолкший. Гораздо громче был треск. Люк заморгал, обернулся. Выскользнул из офиса, который родители выделили ему за неделю до поездки до Набу, прошёл по коридору и заглянул в свою новую просторную комнату.

И закричал.

Комната почти не пострадала, осталось такой же убранной, какой он её с утра оставил. Большая кровать у дальней стены, заправленная пастельным розово-белым бельём, всё также была завалена подушками. Над ней всё так же раскинулось масляное полотно королевской резиденции в Варыкино, на чёрном ковре не было ни пятнышка. Комод, огромное зеркало в резной раме, подушки на подоконнике, полуоткрытая дверь во встроенный освежитель, его многочисленные шкафы — всё нетронуто. Массивный одёжный шкаф, куда свободно поместилась даже его богатая коллекция сенаторских церемониальных нарядов, нависал слева; птицы и змеи, вырезанные на его дверцах, словно шевелились всякий раз, когда их накрывали тени.

Шкаф горел. Он был сделан из врошира, так что целиком заняться ещё не успел, но Люк видел почерневшие внутренние панели, меж которых плясало пламя. Как странно, подумалось ему. Адское пламя в шкафу роскошной спальни имперского принца.

Он пришёл в себя, отбросив панику. Сквозь Силу он услышал, как на его крик бегут люди из родительских соседних комнат — Падме, Пуджа. Люк метнулся в освежитель, выхватил из-под раковины ведро и наполнил его до краёв водой. Половину он разлил на себя и ковёр, пока бежал обратно к шкафу, и та его часть, которая душой осталась на Татуине, взвыла в ужасе от такого богохульства, но…

Люк распахнул дверцы шкафа. В лицо ему дыхнуло жаром, выбив из лёгких остатки воздуха. Ему показалось, что он вернулся в прошлое на десять лет назад, к горлу подступили слёзы. Он окатил внутренности шкафа водой.

Огонь зашипел, затихая, но этого было мало. Люк бросился обратно, наполнил ведро, вылил его снова. Оставшуюся на дне воду зачерпнул ладонью, плеснул на обожжённую дверь и на стенки.

Внутри шкафа было темно, жарко и мокро. Половина его одежд сгорела в зареве, словно вместо огня на гардероб напала прожорливая моль. Люк выдохнул. Какого чёрта?..

Источник возгорания он нашёл быстро. Больше всего от огня пострадал задний угол. Люк распихал аккуратно сложенные стопки вещей мокрыми и покрытыми прилипшим к коже пеплом руками, вытащил лежавшие вплотную друг к другу шарфы с самого дна. Пальцы задели ещё не успевший остыть металл, и его худшие страхи подтвердились.

Это был комлинк, который выдала ему Локап, спрятанный так хорошо, что его могла бы отыскать ну только очень скучающая служанка. Тот самый комлинк, с помощью которого Люк поддерживал связь с Движением Миллацвета. Он самоуничтожился, и от искр загорелись шарфы, в которых он был спрятан, а с них огонь перекинулся на шкаф.

Что они хотели этим сказать?

Узнали, что его назначили губернатором? Узнали про родителей?

Решили от него отказаться?

Люк сам не мог понять, почему его это так расстроило. Он и до этого сомневался в этой организации, хотя Ананая заверила его, что на них можно рассчитывать. А теперь… Они не хотели, чтобы он с ними связывался. Не хотели иметь с ним ничего общего. Возможно, даже хотели убить его, как Панаку, как Падме и боялась…

Нет. Нельзя было так думать.

И всё же, это означало, что теперь он остался один.

Он пытался связаться с Леей, но она так и не ответила, как и остальные его союзники — они отвернулись от него, как только поползли слухи, а он никак их не опроверг. И всё равно Люк не терял надежды, что сможет установить связь с сопротивлением. Он мог бы поддерживать контакт с теми, кому действительно принадлежала его преданность, пусть даже оставаясь с виду верным сыном Императрицы.

Глупая надежда. Разумеется, им от него ничего не нужно. Придётся с этим смириться.

Он прокрутил сломанный комлинк в ладони и спрятал в карман. Секундой позже в дверях показались Падме и Пуджа.

— Что случилось? — Падме немедленно влетела в комнату, схватив его за руки. Люк не стал вырываться. На матери было ярко-красное платье с низким вырезом, а золотая вышивка на корсете и рукавах напоминала языки пламени, из-за чего ему опять подурнело. — Всё хорошо? Ты не…

Её взгляд упал на уничтоженный шкаф.

— Ох, Люк…

— Я всё потушил, — тихо ответил он, — не переживай.

— Как это вообще произошло?! — Отпустив его, Падме заглянула внутрь, поморщилась от вида обгоревших панелей. — Боже, почти все твои костюмы… Мне так жаль — ох, слава звёздам! — Она вытащила какое-то большое многослойное платье — нет, не просто какое-то. Это было то самое фиолетовое платье с шалью и диадемой, которое она ему подарила, целое и невредимое. — Хорошо, что оно уцелело, оно тебе очень подходит.

Люк забрал у матери наряд и положил на кровать. Позволил себе секунду облегчения: он тоже был рад, что платье не пострадало.

— И правда. Не хотелось бы потерять твой подарок.

— Большая часть по-прежнему при тебе. Всё остальное… — Падме деликатно промолчала. — Что ж. Во всяком случае, теперь мы можем обновить тебе гардероб, чтобы он больше соответствовал твоему новому статусу. Я не хотела тебя расстраивать, но ты иногда одевался немного грубовато. Однотонные насыщенные цвета — отличный способ выделиться из толпы, особенно для сенатора, которому нужно общественное внимание, однако более важные должности требуют более чуткого подхода.

Падме осмотрела его.

— Я как можно скорее свяжусь с императорской портной, — решила она. — Она снимет мерки — может, даже сегодня. Ты знаешь, из-за чего начался пожар?

Люк подумал было солгать, но оно того не стоило. Он молча достал из кармана комлинк.

Падме изумлённо распахнула глаза.

— Комлинк? Военный? Выглядит так, будто он самоуничтожился.

— Да.

— Почему? С кем ты через него связывался?

Люк ничего не ответил, скованный стыдом.

Да и говорить-то ничего не пришлось. Они догадались одновременно — Пуджа, застывшая в дверях, испуганно ахнула, а Падме, пусть тоже испытала ужас, отреагировала слабой понимающей улыбкой.

— Вот она, юношеская глупость, — сказала она. — Повстанцы?

Люк по-прежнему не мог произнести ни слова.

Падме забрала у него комлинк.

— Ну, больше ты с ними явно не связываешься, — решила она. — Похвальная пылкость, за которую я на тебя не злюсь. Я ведь и сама когда-то верила в те же вещи, что и они.

В первый раз за весь свой монолог она заметила — намеренно преувеличивая собственную реакцию — что Люк ничего не отвечает. Отчаяние сковало ему сердце хуже крепчайших цепей.

— Это только к лучшему, — сказала Падме. — Я знаю, что тебе тяжело принять их предательство. Но ты ведь и так планировал разорвать с ними все связи, разве нет? Пусть лучше эта проблема решится сейчас, чем и дальше будет сковывать тебя ложью. — Она сочувствующе похлопала его по ладони. — Я свяжусь с портной. Пуджа, приберись здесь.

Она величественным лебедем выплыла из комнаты и забрала с собой сломанный комлинк. Люк остался смотреть ей вслед. Пуджа шагнула в комнату, протянула руку к ведру:

— Можно? — Моргнув, он послушно передал его сестре. Та ответила ему гримасой. — Ты был повстанцем.

Люк кивнул.

— Врагом.

Люк сглотнул. Закрыл глаза. Но всё равно кивнул.

Он почувствовал её прохладную ладонь у себя на щеке и, когда открыл глаза, был встречен грустной улыбкой. У Пуджи на глазах тоже выступили слёзы:

— Если тётя Падме тебя прощает, — сказала она, — то прощаю и я.

Не выдержав, Люк согнулся пополам, дав волю рыданиям. Пуджа бросила ведро, чтобы его обнять.

— Это же повстанцы, Люк, — прошептала она. — Ты же знаешь, что не только Набу с ними борется, — они растут, сбиваются в группировки. Восстание распространилось по всей галактике хуже любой чумы и угрожает нам повсюду, — Пуджа потрясла головой. — Я не стану винить тебя за попытку разобраться во всём мирно.

Он улыбнулся сквозь слёзы, но ответить не успел, потому что Пуджа уже строже продолжила:

— Теперь мы должны открыто выступить против них. Ты был нашим врагом, а стал союзником. С нами ты сможешь достичь гораздо большего, но границы должны быть очерчены. Война вот-вот начнётся.

— Она уже началась, — пробормотал Люк, бросив взгляд на сгоревший шкаф.

— Я знаю, — ответила Пуджа. — Тебе что-нибудь нужно? Я всё приберу, но если что-то понадобится — дай знать.

— Всё в порядке. Давай я тебе помогу.

— Это моё задание. Тебе распоряжений не выдали, так что иди отдыхать. — Люк хорошо знал, что в таком настроении с ней лучше не спорить, поэтому оставил её одну и вернулся в кабинет.

Нажал на рабочую панель. Экран загорелся, высветив черновики его распоряжений. Распоряжений, которые помогут Набу. Помогут Движению Миллацвета.

Он отправил письмо.

Теперь он будет работать сам по себе. В одном Пуджа права — с этой стороны поля он сможет достичь гораздо больших успехов, чем с той.

 

***

 

После каждого визита домой Корусант становился для неё всё громче и громче. Лея чувствовала, как крепнет её связь с Силой и с окружающими людьми, но защищаться от чужих мыслей тоже становилось сложнее. От бесконечных тренировок её разум давно должен был превратиться в крепость.

И хорошо. На кону стояло многое, поэтому Лея планировала укреплять стены до тех пор, пока они не начнут напоминать гробницу.

Пилотировал Биггс. Лея вошла в кабину, как раз когда они пролетали мимо Дворца. Их корабль был мошкой в общем потоке, и всё равно она сердито прищурилась на центральный шпиль, где располагались императорские покои. Их связь с Люком была недостаточно сильной, чтобы его почувствовать, а тянуться ближе Лея боялась: её мог заметить Вейдер. Но она упрямо не отводила от шпиля взгляда, пока тот не пропал из вида.

Биггс это заметил.

— От Люка никаких новостей, Ваше Высочество? — тихо спросил он. — Я пытался ему писать, но он так и не ответил. Словно сквозь землю провалился.

Ну конечно. Откуда Биггсу знать всю эту историю. Лея хотела было ему рассказать, но — где остановиться? Какую долю правды она могла ему доверить?

— Я знаю, что он в безопасности, — в итоге ответила она, — и что сейчас ему не угрожает опасность. Но я с ним тоже не связывалась. И тоже не оставляю попыток. — Может, Амидала забрала у него комлинк или что-то сделала со связью, как-то ограничив его список контактов. — Я найду способ с ним поговорить. Он ведь никуда не делся.

— Но где он тогда?

— С Императрицей.

Биггс шумно вздохнул, и она уловила вспыхнувший в нём страх. Лея ненавидела эту вынужденную жестокость — Люк дружил с Биггсом гораздо дольше, чем в принципе знал Лею, — но скрытность была необходима.

Ей хватило отчаяния выйти на связь с Движением Миллацветов. Если они смогли пробраться в Сенат и убить Панаку, то, возможно, смогут вытащить и Люка. Но ответ её не обрадовал. Из-за их с Люком связи под подозрением теперь оказалась и она, — все её мечты объединить набуанскую ячейку с крупной повстанческой группировкой пошли прахом, — и ей доставались только жалкие крупицы информации. Многие его возненавидели — но многие и поддерживали. Общественность не могла решить, как к нему относиться.

Набуанцы, такое ощущение, в принципе ни с чем не могли определиться.

— Ваше Высочество, он же справится? — спросил Биггс.

Ответа у Леи не было.

 

***

 

Комната, в которую привёл его Вейдер, отличалась самым скромным оформлением во всём императорском крыле, и очевидно принадлежала отцу, а не матери. Это был высокий округлённый зал с расположенными почти под потолком окнами. Солнечный свет пронизывал его узкими лучами, выхватывая витающие в воздухе пылинки. Все стены были выкрашены в монотонный бежевый, как и круглый матрас, лежащий в центре комнаты.

Вейдер сразу направился к нему, но остановился на полпути, оглянувшись на Люка. Люк замер в дверях, запрокинув голову. По сравнению с остальным дворцом разглядывать было практически нечего — ни роскошного убранства, ни тайных дверей — и он позволил себе минуту тишины. От бесконечных новых комнат, одна краше другой, у него уже голову вело.

Он заметил груду уничтоженных дроидов в углу, разглядел электропосохи, зажатые в холодных металлических руках.

— Это у тебя настроение было плохое?

— Нет, это тренировочные дроиды. — Вейдер внимательно за ним наблюдал. Люк вдруг понял, что, не считая ангара, это была первая из комнат отца, в которой ему довелось побывать. Окно в ту часть его жизни, о которой Люк совсем ничего не знал. — Их основная цель — быть уничтоженными.

— И ты всегда держишь световой меч на боевом режиме? — Люк подошёл к дроидам, опустился на корточки, провёл пальцами по глубоким порезам на корпусе. Металл у краёв оплавился и искривился.

— Это оружие для боя.

Люк поднялся. Постарался не думать, как выглядели бы такие раны на теле из плоти и крови. Постарался забыть, что это оружие натворило на Татуине, что снилось ему в детских кошмарах.

— Всё хорошо?

— Да, — Люк выдернул себя из мрачных мыслей. — Я в порядке.

— По чувствам не скажешь. По выражению лица тоже.

— Люблю, когда меня выдают две вещи одновременно.

— Собственно, этим я и хотел с тобой заняться в первую очередь. — Вейдер опустился на матрас, скрестив ноги. — Твоя мама попросила, чтобы я обучил тебя защите мыслей. Когда я учил этому её, она заметила, что даже при отсутствии связи с Силой ей стало проще контролировать эмоции и физически. Тебе такой навык тоже не помешает.

— Это правда, — согласился Люк и отступил от дроидов. Отец не был монстром. Он проявил доброту и раскаяние в совершённых преступлениях. И он однозначно не хотел об этом лишний раз задумываться, поэтому Люк не станет ему это припоминать. Если воспоминания помешают ему освоить фехтование… то он подумает, как решить эту проблему, когда она станет актуальной.

Он опустился напротив отца, где-то в метре от него, тоже скрестив ноги, и широко улыбнулся.

— Я готов.

Сила взъерошила ему волосы прохладным ветерком, растрепав зализанные назад пряди и испортив укладку, на которой с утра настояла Падме. Люк ощутил тепло, исходящее от отца, — а затем оно внезапно исчезло, словно кто-то щёлкнул переключателем и погасил свет.

Он озадаченно моргнул.

— Для этого и нужны щиты. Они скрывают тебя от других одарённых и позволяют лучше подавлять физические проявления эмоций.

— Тебе удобнее, ты постоянно в маске… — проворчал Люк.

Вейдер засмеялся:

— Твоей маме это совершенно не мешает — она читает меня с лёгкостью. Как и тебя, к слову сказать. — Он наклонил голову. — Закрой глаза.

Люк послушался.

— Представь себе что-нибудь неприступное, с толстыми, непробиваемыми стенами. Это — твой разум.

Первым делом ему вспомнились идеи, каким должен быть королевский дворец Тида, особенно популярные в тёмные времена правления Веруны, но Люк от них отказался. Он сам организовывал атаки, которые убедительно показали, что дворец не был — и больше не будет — неприступной крепостью. Сегодня даже окружавшие дворец тропы были открыты для публики.

Другое дело — пути через ядро планеты. Люк сосредоточился на них. Ему довелось пару раз поработать с профессиональными дайверами в озере Паонга: он плавал в деревню гунганов на самом его дне. Ещё чаще он совершал это путешествие на борту бонго, как посол, отправленный на переговоры с подводными союзниками. Во время одного из таких погружений на них неожиданно напало водное чудовище сандо, и их проводнику пришлось спрятать подлодку в подводных туннелях, где практически не было света, не считая слабого сияния локапов, перерабатывавших плазму глубоко в своих корнях.

Сотни исследователей умирали в глубинах каждый год. Даже гунганы не знали, что таит в себе морское дно.

Об этом Люк и подумал: бескрайние поля, болота и озёра Набу, её красивые города и фауна — на поверхности. А под ней — тьма, опасность и неизвестность.

Он сплёл в памяти пещеры среди ущелий и скал Татуина, вспомнил о старых слухах, что где-то под песчаными дюнами и голыми скалами прячется вода. Тускены так и не смогли её найти. Человеческие поселенцы тоже не смогут. Он представил себе жестокий мир, под твёрдой оболочкой которого, вдали от чужих глаз, цвела робкая жизнь.

Люк понятия не имел, какие у него получились щиты. Он зацепился за идею: на виду только ложь. Никакой правды. А под ней — что-то красивое и странное.

Что-то рискнуло нырнуть в тёмные воды.

Воспоминания заметались перед глазами суматошным цветным калейдоскопом, сквозь его иллюзии прорвалась тень: чёрная, холодная и чужая. Вокруг взвились песчаные бури, налетев на неё золотым ураганом, в котором каждая песчинка резала хуже игл. Из морских глубин вынырнули монстры, готовые обратить чужака в бегство или разорвать его на части.

Иллюзий, может, и не существовало, но Люк-то никуда не делся. Он надавил в ответ. Вспомнил озера, связанные между собой паутиной туннелей, непостижимо глубокие и тёмные, в самом сердце которых бурлила плазма. Вспомнил Дюнное море в холодный сезон, когда растения вытягивали из воздуха и песка достаточно воды и из песков вылезали кактусы и прочая невысокая поросль.

Тень рванулась вперёд. Штормы — что песок, что вода — лишь завыли громче.

В конце концов, чужак отступил. Люк захлебнулся воздухом — и открыл глаза.

Он лежал на спине и пялился в белый высокий потолок. В потолке обнаружилась заметная вмятина. Раньше её точно не было.

— Очень впечатляюще, — тепло сказал Вейдер. — Пусть даже ты себя и выдаёшь своими иллюзиями.

— Я не люблю лгать, — пропыхтел Люк, всё пытаясь отдышаться.

— И я это оценил, — признал Вейдер. — Чувствую, это был не предел. Готов ещё раз?

Люк сел обратно. Сделал невозмутимое лицо, которое изначально перенял у Ананаи, но теперь начал повторять за Падме.

— Готов.

 

***

 

Пока Вейдер отвлекал Люка тренировкой, Падме воспользовалась освободившимся временем — и отправилась к Сабе в темницу. Её держали в клетке уже несколько суток. И Моте, и Сабе должны понимать, что у Императрицы редко появляется свободное время. Но сейчас у неё выдался свободный день, чтобы наконец с этим разобраться. Моте пока не прислала ей полноценный отчет по миссии, однако в сообщении, в котором она подтвердила, что Сабе задержали и поместили в темницу, сквозило очевидное недовольство. Что-то пошло не так.

Темница располагалась на самых нижних этажах дворца, и до неё ещё надо было добраться. Когда-то в Храме проживало одновременно десять тысяч человек, и, разумеется, Палпатин не мог не запятнать джедайскую святыню своим уродливым величием. Но Падме ко всему привыкла. В конце концов, инфраструктура у Дворца была отличная: одна короткая поездка на турболифте в сопровождении двух гвардейцев — и она внизу.

Тихое жужжание механизмов успокаивало. Падме прислонилась к стене, запрокинула голову и закрыла глаза.

— Ваше Величество, всё в порядке? — спросила одна из стражниц, сжав электропосох так, словно собралась сражаться её усталостью.

— Всё хорошо, София. Просто переживаю за Люка, как и всегда. — Она сильно упрощала проблему, но ей нужен был лёгкий ответ, а не подробный.

— Мы защитим его от любого врага, Ваше Величество.

— Я знаю. И глубоко вам за это благодарна. — По традиции поступить на королевскую службу могли только уроженки Набу. Падме придерживалась этого правила, даже став Императрицей, и в свою свиту принимала только соотечественниц. Но алые гвардейцы, к которым относилась София, по навыкам и верности вполне могли бы ими стать, сложись обстоятельства иначе, пусть даже их учили скорее открытому бою, чем более тонким искусствам королевских служанок.

Возможно, её решение принять Сабе обратно, к тому же такое быстрое, было несправедливым. Но Падме было всё равно.

Двери турболифта раскрылись на тюремном уровне. Эта часть дворца была построена в форме звезды: в центре располагался административный центр, от него лучами расходились коридоры и камеры. Выход был только один — через лифт. Падме вошла в главный зал, кивнула офицерам, которые немедленно поклонились до земли, едва не упав вниз лицом от спешки.

— Ваше Величество, — поприветствовал её главный тюремщик. — Как и всегда, для меня честь быть в вашем присутствии.

— Благодарю, лейтенант. Подскажите, какая мне нужна камера?

Даже спустя столько лет её улыбка его пугала — Палпатин никогда не благодарил своих слуг, но Падме не собиралась всё повторять за наставником, — и он не сразу нашёлся с ответом. Падме терпеливо ждала.

— Камера шестнадцать-тринадцать, Ваше Величество, — наконец опомнился он.

— Спасибо вам за службу, — кивнула Падме и, оглянувшись, свернула в нужный коридор. Стража следовала за ней вплотную, словно часть её красного плаща.

Нужную камеру она заметила сразу: снаружи караулила Моте, вдобавок к сотням штурмовиков и офицеров, патрулировавших тюрьму. Увидев Падме, она поклонилась:

— Миледи. Она в камере.

— Уверена? — улыбнулась Падме. — Я бы не удивилась, попытайся она сбежать.

Моте покачала головой.

— Она клянётся, что верна вам и примет ваше правосудие, как бы вы ни восприняли всю эту историю с Кеноби.

Падме встревожила эта формулировка. Она остановилась перед дверью и скрестила руки на груди, откинув с запястий широкие рукава платья.

— Что произошло?

Моте рассказала, что случилось на Альдераане. Паника и раздражение в её голосе росли с каждым словом, но она провела на службе Падме почти двадцать пять лет, и её профессионализм уже давно не вызывал сомнений. Даже злясь, она говорила ясно и чётко.

— Я считаю, что она дала Кеноби уйти, а меня попыталась провести этой выдумкой про испарившееся тело, — закончила она, не скрывая презрения. — И если это правда, то, миледи, я потеряла след. Простите меня. Я связалась со своими шпионами на Альдераане, попыталась отследить его возможные передвижения, но ничего не нашла. Куда бы он ни скрылся, во дворце Органа его нет.

Падме дождалась, пока она закончит, и положила руку ей на плечо. Моте, за всю свою речь ни разу не оторвавшая взгляда от пола, посмотрела на неё.

— Ты выполняла мой приказ, — мягко утешила её Падме. — Пусть даже мы и потеряли Кеноби, твоей вины в этом нет. Но мне кажется, что он действительно мёртв, — она нахмурилась. — Плохо, что ты не видела, как он умер, — не видела своими глазами, как тело испарилось. Но джедаи часто так умирают. Когда мой муж выследил гранд-мастера Йоду и убил его, тело Йоды тоже мгновенно исчезло. Значит, ты услышала, как Сабе вскрикнула, судя по всему, после удара, а затем тоже с криком зажгла световой меч и вонзила его во что-то?

— Да.

Падме поджала губы.

— Возможно, Сабе знала, что тела джедаев исчезают после смерти. Возможно, она сговорилась с Кеноби, и они разыграли его смерть. Что ты сама думаешь? Её преданности можно верить — или она по-прежнему служит Восстанию?

Моте побледнела, когда поняла, что принять решение предлагают ей, но отмалчиваться не стала:

— Мне кажется, — медленно сказала она, — что она верна вам. Она много раз могла сбежать, потому что знала, что я ей не поверила и собиралась вам об этом доложить. Но не сбежала. Напротив, согласилась принять любой ваш приговор — как жить, так и умереть по вашему слову. Что бы там ни случилось, от своего прошлого она отказалась. И хочет служить вам.

Не ей, конечно, а Люку.

Впрочем, София и другие гвардейцы служили им обоим — и Сабе вскорости последует их примеру.

— Ты отлично справилась, Моте, — сказала Падме. — Что-нибудь ещё?

Моте сняла с плеча рюкзак, запустила туда руку.

— Трофеи.

Забрав у неё вещи, Падме окончательно поверила в слова Сабе.

Потрёпанная и грязная мантия. Падме скривилась, вспомнив Палпатина, который после воцарения Империи вконец перестал скрывать свою ситхову природу и ходил исключительно в длинных тёмных мантиях, навсегда расставшись с чувством стиля, которое сопровождало его всю политическую карьеру. Джедаи недалеко ушли от своих злейших врагов в стремлении к аскетичности — и скрытности. Световой меч обрадовал её гораздо сильнее.

— Меч джедая — это его жизнь, — сказала она, прокрутив рукоять в ладонях. Её всегда поражало, какие они были увесистые, но в этом скрывалась своя справедливость. Оби-Ван украл у неё сына. Пытался убить её мужа. Держать его тяжёлую, опасную жизнь в руках доставляло ей удовольствие.

Возможно, лучше будет отдать меч Люку. Ему нужно учиться фехтованию, и её мальчик тоже заслуживал знать, что его похититель больше над ним не властен.

— Я поговорю с ней, — сказала она. Кивнув, Моте ввела на дверной панели нужный код, и створки разъехались в стороны. Гвардейцы шагнули было следом, но Падме подняла ладонь. Они немедленно застыли.

В камеру она зашла одна.

Сабе сидела на скамье, уставившись в стену. Камеры строили так, чтобы лишать пленников чувства собственного достоинства, но Сабе гнетущей атмосферы словно не замечала. Она сняла рубашку, которую носила под туникой, и использовала её для личной гигиены, оставив у сливной решётки. Волосы были чистые, аккуратно собранные в пучок. Одежда, пусть старая и несвежая, была совершенно не мятая и не запылившаяся.

Увидев Падме, она сразу опустилась на колени.

Двери закрылись.

— Сабе, — холодно поприветствовала Падме. — Ты вернулась.

Сабе не отрывала взгляд от земли, как подобало вышколенному солдату.

— Да.

— Тебе, должно быть, известно, что я хочу тебя казнить.

— Да, миледи.

— Я не твоя леди. Твоим же решением. — Падме опустилась на корточки перед Сабе, вынудив её запрокинуть голову. — Ты украла у меня сына.

Сабе вновь уставилась в пол.

— Да.

— Почему?

Как бы Сабе ни скрывала свои эмоции, Падме всё равно слышала, как тяжело и хрипло она дышит.

— Мне было страшно. Меня обманули.

— Ты решила, что я не смогу воспитать собственного ребёнка.

— Ты попросила меня убить человека, которого любила как родного отца. Ты любила Палпатина. Я не могла… Я… — Падме всё понимала. Понимала, что это убийство что-то сломало внутри Сабе, что хладнокровный удар в спину, неважно, заслуживал его человек или нет, поставило под вопрос всё, что она когда-либо знала о Падме и о себе самой.

Но Падме давно отказалась от любых сомнений.

— Я хотела его смерти ради своего ребёнка.

— Я знаю, — прошептала Сабе. — Мне жаль.

— Неужели?

— Чудовищно. Я не солгала тебе ни единым словом, я искренне хотела к тебе вернуться. Я знаю, что ты хочешь сделать как лучше — и что ты любишь Люка.

— Оставив меня, ты связалась с повстанцами, — продолжала Падме, — с джедаями. Последние пятнадцать лет ты не покладая рук старалась разрушить мою империю. И хотя единственной твоей причиной так поступать были твоя задетая гордость и ненависть ко мне, ты всё равно оправдывала себя сказками про демократию и свободу — и в итоге набила этим голову Люку. Что же изменилось?

— Что изменилось? — эхом отозвалась Сабе. — Посмотри, что стало с Набу. Что стало с Люком. Я знала, что послевоенные годы тебя уничтожили, но своими глазами этого не видела — меня тогда не было рядом. Но теперь это повторилось снова, на моей родной планете, — и одновременно с этим мне пришлось смотреть, как Люк снова и снова без какой-либо пользы бьётся об стены единственного демократического института, оставшегося в твоём правительстве, и не достигает ничего — только разочаровывается. Я понимаю, почему ты так сильно ненавидишь демократию.

Падме отстранилась.

— Правда?

— Да. И правильно делаешь. Доставшаяся нам в наследство политическая система, которой нас учили поклоняться, давно разрушена. А ты пытаешься её исправить. — Сабе снова подняла взгляд на Падме. Глаза у неё горели. — Я хочу помочь.

Сабе умела врать едва ли не лучше Падме. И очевидно, почему: потому что она говорила правду — только красивую и удобную.

— Я тебе верю, — сказала Падме. — Республику ты никогда не любила, особенно после того, как они предали Набу. Но я тебя знаю, Сабе — ты верна людям, а не идеям. Помнишь, как мы договорились? Я буду служить Набу. Ты будешь служить мне. Иногда я буду просить тебя сделать невозможное.

Ответа не было. Падме в нём и не нуждалась. Она наклонилась ближе и зашептала вновь:

— Я же знаю, что дело не только в нас с тобой, но и в Люке.

Сабе хрипло засмеялась, подавившись рыданиями.

— Я была бы счастлива, если бы дело было только в нём, а не в нас с тобой.

— Но ведь так и есть, — настояла Падме. — Что тебе нужно от моего сына? Ты хочешь его защищать? Или снова забрать его у меня?

— Падме, я никогда этого больше не сделаю.

Падме склонила голову. Между их лицами остались считанные дюймы. Сабе смотрела на неё так, словно больше ничего в галактике не имело значения.

— Для тебя — миледи, — сказала Падме.

Сабе моргнула, робкая улыбка тронула уголки её губ. Падме ответила ей хитрой усмешкой:

— Да, я приму тебя на службу, — сказала она. — Даже зная, как глубоко твоё предательство, я не изменю решения. Я давно подозревала за тобой симпатию к Восстанию, но была готова закрыть на неё глаза. Ради тебя. Не знаю, насколько я могу верить твоим словам, но что-то мне подсказывает, что ты и сама себе не особо-то веришь. Факт остаётся фактом — я тебе доверяю. Я знаю, что ты меня любишь. Меня — и Люка.

Сабе ничего не ответила, но Падме не стала дожидаться вопроса:

— С ним всё хорошо. Здоров, учится, идёт вперёд. Ты же знаешь, что он стал новым губернатором Набу? И уже отлично справляется.

Не сводя с неё взгляда, Сабе кивнула.

— И как вы? — спросила она.

Ей удалось сбить Падме с толку этим вопросом.

— Он мой сын, — сказала она. — Я люблю его. Я вижу его каждый день, и поэтому каждое утро встречаю более счастливой, чем предыдущее.

— Мне жаль, — повторила Сабе.

— От твоих извинений и раскаяния мне нет никакой пользы. Мне нужны твои навыки. Его уже пытались убить — в его комнатах случился пожар. — Лицо Сабе исказилось от страха. Падме не сомневалась, что сама выглядит немногим лучше. — Тебе многое придётся сделать, чтобы обезопасить нашу Империю. Восстание растёт, его сторонники пытаются связаться друг с другом, и вот-вот объединятся в крупный альянс. Но тебе это, разумеется, и так известно. Ты нужна нам.

— Направь мою руку — и я всё сделаю.

— Я знаю. — Падме взяла её ладонь в свои, провела пальцами по мозолям. — И я знаю, что именно из-за этого нам и пришлось расстаться, но всё равно попрошу тебя запачкать руки кровью, — напоследок бережно накрыв ладонь Сабе, Падме отпустила её. — Что ты уже сделала, убив Кеноби.

— Всё что угодно.

— Да. Потому что эту задачу я тебе доверю, но свою семью доверить пока не смогу. Если ты не справишься, то больше никогда не увидишь Люка.

Сабе склонила голову.

— Я понимаю, миледи. — Несколько секунд она молчала, но затем продолжила: — Пусть так. Для меня всё равно будет честью служить вам снова.

В исполнении лейтенанта, работавшего в дворцовой тюрьме, эти слова не значили ровным счётом ничего.

Но услышать их от Сабе…

— Хорошо. Поднимись. — Падме протянула руку. Сабе взялась за неё и встала на ноги, не поднимая глаз. Отвернувшись, Падме вышла из камеры навстречу Моте и гвардейцам — своей свите, с которой Сабе вновь будет служить бок о бок, как и должно было быть. — У нас очень много дел.

Chapter 29: Амнистия

— И вот ты опять наступил мне на ногу.

— Прости!

Пуджа рассмеялась — Люк так давно не слышал её смех.

— Прощаю, — важно сказала она, и тут же согнулась пополам, потому что он мстительно тыкнул её в бок. — Сосредоточься!

— Я же и так умею танцевать, — вздохнул Люк. — Зачем опять учиться?

— Потому что бальные танцы Набу, конечно, пользуются популярностью у высшего эшелона Империи, на официальных мероприятиях танцуют не только их. И вообще, — Пуджа бросила скептический взгляд на его ноги. — Умеет он. Я бы так не сказала.

— Ты тогда не разговаривай, а учи меня!

Пуджа театрально широко улыбнулась:

— Давай попробуем ещё раз — разберёмся, что же тебя так тревожит на третьем шаге.

— Ничего меня не тревожит.

— Да? А что глаза такие испуганные сделались?

Они дали ещё несколько кругов по комнате, и наконец поймали ритм: Люк запомнил нужные шаги, осталось их просто отработать. Пуджа немного сбавила темп. Танец и правда оказался интересным, особенно когда Люк в нём разобрался, и теперь, приняв у сестры лидерство, он с каждым кругом вёл всё увереннее и увереннее, пока не перестал считать за собой.

— Ну как ты? — спросила Пуджа после долгого молчания.

— Ноги тебе точно не отдавлю.

Она не засмеялась.

— Я про бал.

Люк прекрасно знал, что она про бал, просто не хотел отвечать. Вздохнув, он растянул губы в улыбке:

— Я готов, тут мама права. Просто… это большое событие.

— Ты же знаешь, что никаких официальных объявлений не будет, — возразила Пуджа, сделав шаг назад, чтобы они могли обойти друг друга. — Зато ты примерно поймёшь, как будет выглядеть твоя коронация. И, поскольку открыто никто ничего не заявляет, всем любителям посплетничать ты можешь спокойно отказывать, не боясь никого оскорбить.

— Прямо-таки всем?

Пуджа поморщилась:

— Ну, нет, всем не надо. Но это потому, что некоторых в принципе лучше не злить. Ты и так их всех уже знаешь.

— Например?

— Ну, гранд-генерал Вирс, возглавляющий армию…

— Ни разу не слышал.

— И адмирал Пиетт, возглавляющий Эскадрон Смерти…

— Это ещё кто?

— И генерал Тагге, если говорить про военных. Но ещё есть владельцы крупнейших рудников и другие магнаты, например…

— Пуджа, я впервые в жизни слышу про всех этих людей. Сенаторы с такими не общаются.

Пуджа нахмурилась.

— Разве нет? Но я думала…

— Имперский Сенат — это пустышка. — Собственные слова показались ему предательством, но Люк знал, что это правда. Сенаторы делали всё, что Падме от них требовала. — Мы не разговариваем с власть имущими. И ты это прекрасно знаешь.

Поджав губы, Пуджа кивнула.

— Ну, теперь всё будет иначе, — сказала она, — и это же замечательно. Чем займёшься в первую очередь? — Увидев его угрюмое выражение лица, Пуджа нахмурилась. — Люк. Что тебя на самом деле беспокоит? Тётя Падме устроила этот бал специально для тебя — чтобы ты мог разобраться, каково это — быть принцем, прежде чем ты правда им станешь.

— Это будет первый раз, когда мне предоставится возможность поговорить с кем-то, кроме родственников. Первый раз за два месяца, Пуджа.

Пуджа приоткрыла рот. Потом закрыла.

— Неправда… — заспорила было она.

— Правда, ты сама это знаешь. И, нет, придворные и служанки не в счёт.

— Ты переживаешь, что не справишься с толпой? — Они снова сошлись, взявшись за руки. В глазах Пуджи блеснула догадка: — Это из-за Силы, да? Если ты ею чувствуешь других, то…

— Нет. — ответил Люк — и тут же едва не грохнулся на следующем движении. — Я об этом даже не подумал. Что если я правда не справлюсь с толпой?

— Ну теперь ещё из-за этого будешь волноваться, — закатила глаза Пуджа. После следующего поворота она стиснула его ладони в своих. — Всё будет хорошо. Ты отличный политик и со всем справишься.

— Помнится мне, что кое-кто, когда я стал новым набуанским сенатором, назвал меня худшим вариантом из возможных.

— Это тебе тётя Падме рассказала?

— Ничего она мне не рассказывала, но — ай. Спасибо, что всё подтвердила.

Пуджа усмехнулась.

— Ну да, от стандарта ты, конечно, отличаешься. Но никто не отрицает твою стойкость и верность делу. Поработать-то нужно только над деликатностью.

— А может, это всем остальным недостаёт честности?

— …Я только хочу сказать, что единственная причина, по которой тётя Падме считает, что ты справишься со всеми изматывающими требованиями, которые привнесёт твоя новая роль… — То есть, единственная причина, по которой она в принципе доверилась Люку. — …это твои успехи на посту губернатора. Благодаря тебе на планете стало настолько безопасно, что даже имперские служащие могут спокойно возвращаться после работы домой без охраны.

Люк не сразу нашёлся с ответом.

— Я просто выполнял свои обязанности, — в конце концов ответил он. Ему поставили условие — оккупация остаётся в силе. Снять её самостоятельно он не мог — не хватало полномочий, — а пытаться её ослабить значило подарить надежду революционерам и вызвать тем самым новые теракты. Лучшим выбором было ограничить армейское вмешательство везде где можно, чтобы ежедневная жизнь Набу принадлежала набуанцам, чтобы присутствие Империи не нависало над ними той же тенью, в которой уже оказались заперты другие планеты. По этой же причине он приказал уничтожить всю собранную имперцами информацию — сославшись на то, что Движение Миллацвета часто атаковало подобные архивы и держать их на планете было опасно. И всё равно Люк сомневался, что мама ему поверила. — Я знаю, что делать дальше. Планирую встретиться с Сералиной, чтобы получить её разрешение.

— Разрешение? Разве оно тебе нужно?

Люк поморщился.

— Лучше уж мы будем на одной стороне. У неё достаточно власти, чтобы усложнить мне работу.

— И ты не хочешь становиться с ней врагами.

— Да.

Сералина Люку совершенно не нравилась, но он всё равно старался держать её в курсе принимаемых им решений и заранее обсуждать любые возможные разногласия. Набу избрала её королевой — из них двоих мандат на правление дали только ей. Она была его политическим оппонентом и поступала так, как считала нужным для Набу. Пока что это выражалось в сопротивлении всему, что считали важным Люк и Ананая. И ещё она закатила Люку скандал королевских масштабов, когда он уничтожил драгоценные имперские архивы. Тем не менее, когда он принимал решения, которые шли на пользу Империи, она безоговорочно с ними соглашалась.

— Тебе в принципе не нравиться враждовать с другими политиками.

— Что нормально, — парировал Люк. Пуджа кивнула, соглашаясь, но Люк сомневался, что этим разговор закончится. — Некоторых из них я откровенно презираю. Сенатор Эриалус постоянно поддерживает законопроекты, облегчающие жизнь грузовым компаниям с Корелии, потому что он их инвестор. Это отвратительно.

— Пусть даже он просто использует данные ему возможности для саморазвития?

— Он согласился нести ответственность за галактику, защищать нужды жителей Империи и исполнять их желания, а не помогать себе и своим подопечным, — Люк понял, что посреди предложения заговорил так, словно выступал в Сенате: ниже, чётче, совсем задавив проскальзывавший татуинский акцент, — и поморщился. — Ладно, чего я тебя учу.

Улыбаясь, Пуджа покачала головой.

— Империи нужны такие люди, как ты, — сказала она. — Нас часто обвиняют в коррумпированности, в том числе из-за Эриалуса и ему подобных. Но они были верны государству с самого его основания — если их наказать, то люди могут подумать, что их верность не ценят.

— Верность нужно ценить и награждать за неё, — перебил Люк, — но не подобными омерзительными допущениями. Это не награда, а несправедливое и попустительское применение законов.

— Поэтому, — настойчиво повторила Пуджа, — я и говорю, что Империи нужны люди вроде тебя. Между прочем, про тебя даже расследования заказывали. Особенно когда ты пропал из публичного поля после увольнения. Всё раскапывали: откуда родом, чем интересуешься, — Люка парализовало ужасом, но Пуджа невозмутимо продолжала: — И ничего не смогли найти. Тебя считают справедливым и искренним.

— И правильно делают.

Люк удивлённо моргнул. Пуджа ловко ввела их в очередное па, и, повернувшись, Люк увидел Падме, стоявшую в дверях небольшой роскошно обставленной комнаты, которую они выбрали для занятий танцами. Но увидел всего на мгновение, потому что затем он снова развернулся. Тогда она расцвела в его памяти величественным образом — женщина завораживающей красоты с убранными в высокий пучок волосами, в платье из насыщенно фиолетовой ткани, отороченное пурпурным тюлем и расшитое лиловым кружевом.

Падме шагнула вперёд, протянула между ними руку. Пуджа немедленно оборвала танец и присела в поклоне, как и всегда, но Падме на неё даже не взглянула.

— Империя расцветёт, приняв тебя наследником, — сказала она Люку, задержав взгляд на его сюртуке — одном из тех новых, которые она заказала для него, после того как он лишился почти всей одежды: сшитый из шёлка цвета морской волны, на лацканах и спине украшенный золотой вышивкой. Даже перчатки ему тоже выбрала мать. Падме разгладила ткань у него на плечах и взяла его лицо в ладони, тоже облачённые в перчатки. — Когда ты станешь принцем, в галактике будто наступит новая эра, более не замутнённая коррупцией, которую оставила после себя Республика.

Люк хотел было сказать, что коррупция с основанием Империи только усилилась, но теперь он и сам в этом сомневался. Эриалус уже давно служил сенатором. И, скорее всего, всю жизнь проталкивал нужные ему законопроекты — и, тут Падме была права, Люк никак не мог в это вмешаться.

— Не могло же всё быть настолько плохо, — сказал он.

— Было ещё хуже, поверь мне. Мы не могли решить ни одной проблемы — потому что почти всем сенаторам приплачивали те же корпорации и подстрекатели, из-за которых эти проблемы и возникали. Теперь Имперский Сенат может обсуждать любые вопросы, включая войну во Внешнем Кольце, не боясь нападения тех, кто эту войну начал.

— А как быть с войнами, которые начала сама Империя?

— Ты постоянно припоминаешь мне Татуин. — Нахмурившись, Падме пригладила выпавшую из его причёски прядку. — Надо бы тебе подстричься… Но да, ты прав. Это сложная ситуация, и идеального выхода из неё попросту не было. Мы сделали всё, что могли.

— Конечно, мама.

Падме широко ему улыбнулась.

— Пуджа, оставь нас. Я закончу урок.

— Тётя Падме… — Пуджа сглотнула. — Миледи, у вас много дел. Я справлюсь.

— Пуджа просто замечательный учитель, — согласился Люк.

— Дела, в отличие от сына, могут и подождать.

— Я тоже могу подождать, — возразил было Люк, но Падме уже заняла нужную позицию.

— Тебе не придётся танцевать прямо со всеми, — начала она и сделала первый шаг — не успела Пуджа даже выйти из комнаты. Люк развернулся ей вслед, успев поймать её пустой взгляд. — Даже напротив. Но нескольких людей я тебе всё-таки порекомендую — просто чтобы вы завели знакомство и заручились поддержкой друг друга. Их запомнишь — а остальным спокойно отказывай…

 

***

 

Он был ещё жив — но один уверенный взмах ножа, рассёкший его тело от шеи до живота, исправил и эту проблему. Он даже не закричал. Специально для этого она и выманила его в рилотскую пустошь далеко от деревень. Так даже лучше: мало ли, кто мог оказаться в пустыне и услышать лишнего.

Сабе вытерла лезвие тряпкой, уже пропитанной кровью и оранжевой пылью. Плечо, задетое выстрелом во время драки, сильно болело, несмотря на защищавшую её тело прочную тунику, какую носили все служанки.

Лицо тви’лека, обращённое к ней, было искажено ужасом, на его теле не осталось живого места. Сабе практически не работала со Свободным Рилотом, не считая пары встреч во время работы над Проектом помощи Кольцу, поэтому не знала его лично. Уже хоть что-то. Пока что приказы Падме не затрагивали её знакомых, но у Сабе в Восстании широкие связи. Рано или поздно везение кончится.

Точнее, у неё были в Восстании широкие связи. Она знала, что Бейл и его соратники яростно спорили о её возвращении к Амидале. Возможно, они оборвут с ней все контакты. Пошлют кого-нибудь её убить, как её саму сейчас посылали убить их. А возможно, они прислушаются к ней, как она умоляла Бейла в последнем коротком объяснении, решат довериться и согласятся, что информация и предупреждения, которыми она их снабжала, покрывают их кровавую цену.

Про этого они даже не узнают. Тви’лек был одним из наименее предубеждённых бойцов Чама Синдуллы, искавший сторонников на просторах Империи, а Синдулла чужакам не доверял ещё со времён Войны Клонов. Его отказ сотрудничать играл Падме на руку. Вейдеру будет гораздо проще зачистить их по отдельности.

Поэтому Сабе оставила полученный от повстанцев кинжал прямо в ране. Глаза тви’лека остекленели. Посредник мёртв — и, судя по всему, он убит Восстанием. Обман слабый: если хоть немного подумать и присмотреться, станет очевидно, что кто-то специально хотел подставить повстанцев. Но кто станет присматриваться повнимательнее, когда охваченные отчаянием люди пытались разглядеть в тумане войны хоть что-нибудь? Ровно поэтому Палпатину и удалось развязать Войну Клонов.

Сабе осмотрела труп, морщась. Тви’лек нёс своему связному из Восстания — ей — важную информацию. И принёс — в нагрудном кармане, запачканном его же кровью.

Сабе вытерла датчик, вставила его в комлинк. Данные были на рильском, но она специально подучила язык перед вылетом и потому смогла их прочитать без особых проблем. Перечислено всё: сколько их, где базы, где расквартированы солдаты. Без подробности — но война научила осторожности даже доверчивых дураков. Ей хватит.

Свободный Рилот не мог похвастаться численностью. Без поддержки Восстания они не смогут оказать приличного сопротивления. Вейдер справился бы с ними даже без этих данных — теперь ему просто нарисуют на карте точку, с которой можно будет начать зачистку.

Сабе убрала датчик, вытерла руки от крови и только после этого позвонила Падме. Она долго не отвечала — как и всегда. Сабе была её тайной. В присутствии других людей они никогда не разговаривали.

Когда связь наконец установилась, Сабе уже присела на каменный выступ и растерянно тёрла плечо. Она страшно устала — поскольку постоянно недосыпала — и едва не пропустила загоревшийся экран комлинка.

— Как всё прошло?

— Успешно, миледи, — ответила Сабе, заставив себя склонить голову. На колени вставать не стала, потому что сомневалась, что удержалась бы на ногах, но решила, что ей всё равно, что об этом подумает Падме. — Он мёртв. При нём была нужная информация. Она у меня, пересылаю вам.

Падме скосила взгляд на экран, чтобы бегло пролистать полученные файлы, и слабо улыбнулась.

— То что нужно. Отличная работа.

— Спасибо, миледи. Я живу ради служения вам.

Получилось тускловато, но Падме не придралась.

— Я знаю, Сабе. Как и всегда, с тобой никто не может сравниться. Я по тебе скучала.

Сабе хотела бы ответить тем же, но не смогла.

До этого Падме тоже не было особого дела. Она лишь склонила голову:

— Я хотела дать тебе следующее задание, но… Кажется, ты хочешь меня о чём-то спросить?

Она сама всё прекрасно знала. Просто хотела, чтобы Сабе сама всё сказала.

— Как Люк? — выдохнула Сабе.

— Великолепно, — лицо Падме просияло, довольная улыбка сменилась просто искренне радостной. Сабе стало слегка легче дышать. — Он отлично справляется со своей должностью. Ты, наверное, слышала, как улучшилась ситуация на Набу. На нашей планете наконец воцарился мир — и Империя.

Сабе действительно об этом слышала — и лишь ещё сильнее встревожилась за своего мальчика. Ей оставалось только надеяться, что Люк по-прежнему сопротивлялся Империи, пусть даже большая часть принимаемых им решений шла на пользу режиму. Скорее всего, у него просто связаны руки.

— Ты наверняка им гордишься.

— Конечно. Мы все им гордимся. Через несколько недель мы устраиваем бал для сенаторов и остальных высокопоставленных чиновников, и он тоже в нём участвует. Я буду внимательно за ним следить.

Сабе сглотнула.

— Покушений больше не было?

— Нет. Он не покидал Дворец. — Значит, изоляция. В таких условия сохранить веру в Восстание ещё сложнее. — Но я боюсь, что на балу может что-то произойти. С этим связана твоя следующая миссия.

Она сделала паузу — Сабе догадалась, что намеренно, и всё равно затаила дыхание.

— Мы должны обеспечить ему максимальную безопасность. Я назначаю тебя ответственной за разработку плана совместно с моими служанками. На вас же будет патрулирование территории. Тебя, разумеется, на балу не будет, и с Люком ты поговорить не сможешь. Но мне нужно, чтобы ты его защитила.

— Я вернусь до конца недели, — немедленно ответила Сабе. — Если приступить к работе нужно немедленно, начну в гиперпространстве.

— Начинай. Я свяжу тебя с командой. У Элле сейчас больше всего опыта, так что она будет твоим заместителем. — Падме помолчала. — Всё должно пройти идеально.

— Почему?

— Потому что я буду за ним следить не только ради его же безопасности. Если он справится с высшим обществом так, как подобает человеку его статуса, то к следующему месяцу я официально признаю его сыном и наследником престола.

У Сабе ушла из-под ног земля. Если галактика услышит это объявление, она навсегда потеряет Люка. Можно попытаться сбежать с набуанским сенатором, но с имперским принцем… Он станет тенью матери, будет готовиться принять её корону. И пусть Сабе верила в Люка, она знала, какой убедительной бывает Падме. Ей оставалось лишь гадать, что останется от того доброго юноши, которого она знала, когда он взойдёт на престол.

— Он… готов? — выдавила она.

— Почти. И его работа на губернаторском посту тому доказательство. Это будет моей последней проверкой. Я планировала подождать, — призналась вдруг Падме, — но не могу. Он мой сын.

Сабе печально улыбнулась:

— Из него получится замечательный принц.

— Рада, что ты со мной согласна. — Взгляд Падме стал ледяным. — Пусть ты и спрятала его от меня, я должна тебя поблагодарить — ведь именно благодаря тебе он действительно вырос моим сыном.

По телу Сабе пробежала дрожь.

— Соблюдай правила. Не пытайся его увидеть. Я пришлю тебе все нужные данные. Его жизнь в твоих руках — постарайся беречь её лучше, чем раньше.

Она оборвала звонок.

 

***

 

— Губернатор Наберрие, — Сералина напряжённо улыбнулась. — Рада вашему звонку.

— Взаимно, Ваше Высочество. Я не займу у вас много времени — просто хотел обсудить с вами свои предстоящие распоряжения.

Сералина кивнула. На голограмме сложно было разглядеть детали её королевского наряда, Люк видел только плечи и головной убор — всё было насыщенно фиолетового оттенка, у платья был твёрдый широкий ворот, а за её головой виднелся раскрытый веер.

— Благодарю за вашу неизменную предусмотрительность. Пусть меня не радуют некоторые из решений, которые вы приняли вопреки моим возражениям.

Люк ответил ей тонкой улыбкой:

— За что я прошу у вас прощения, Ваше Высочество. Вам известно, что я действую без вашего одобрения лишь в тех случаях, когда считаю это действительно необходимым. Надеюсь, наступившая на Набу стабильность убедила вас в моей благонамеренности.

— Вы правы. — Она явно не хотела этого признавать — словно до сих пор воевала с ненавистным ей принцем Тида, — но считала себя обязанной отвечать за свои слова. — У меня вызывает крайний интерес заявленный вами план по избавлению от Движения Миллацвета. Как и у моего совета. — Она обвела собравшихся рукой.

— Здесь всё просто, Ваше Высочество. Мы дадим им полную амнистию.

Люк не удивился повисшему молчанию. Как не удивился и яростным спорам, которые разразились в совете. В какой-то момент он просто выключил динамик и дождался, пока Сералина возьмёт ситуацию под контроль. Заметив, что говорит уже она одна, Люк включил звук обратно:

— …радикальное решение, — процедила она. — Это безрассудно и бесполезно, а также совершенно противоречит заявленному нами стремлению совершить над ними правосудие. Объяснитесь.

— Если общественность узнает, что любой человек, подозреваемый в сотрудничестве с Миллацветами, в обязательном порядке предстанет перед судом, их уцелевшие союзники, отчаявшись, могут пойти ва-банк. Пока что никого не поймали, поэтому непонятно, как будут обращаться с подозреваемыми, но все хорошо помнят, какая судьба постигла племянника Панаки за одни только подозрения в симпатии к Восстанию. Такой вердикт не располагает к оптимизму.

— Я слышала, что вы продвигали в Сенате судебную реформу. Учитывая, что полномочий вас решили, продвигать её здесь вы тоже не сможете.

— Я и не собираюсь, Ваше Высочество, — Люк сдержал вздох. Спинка рабочего кресла давила на спину, но он откинулся ещё сильнее назад. — Амнистия позволит тем, кто только вступил в эту группировку, безопасно её покинуть. А если они пошли за Миллацветами во имя благородных идей и затем разочаровались в собственном выборе, мы дадим им шанс исправить эту ошибку. Таким образом мы заметно сократим их численность, особенно если учесть, что основной состав они набрали до покушения на Панаку и многие из их сторонников не одобряют взятый ими курс. К тому же, если они захотят воспользоваться правом на амнистию, им придётся раскрыть себя вашему правительству и Империи. Мы узнаем их имена и сможем отслеживать их дальнейшие передвижения, чтобы убедиться, что они искренне хотят вернуться обратно в наше общество.

— Моё правительство крайне решительно осуждает любые проявления терроризма.

— И как же оно может это делать, если никак не помогает тем, кто оказался втянут в незаконное формирование против своей воли? Набу по-прежнему расколото, Ваше Высочество. Если вы проявите милосердие и позволите Миллацветам вернуться домой, то наведёте первые мосты над этой пропастью. Не нужно уничтожать своих врагов — гораздо выгоднее будет заставить их искать с вами дружбы.

Сералина по-прежнему колебалась:

— Я обсужу это с советом.

— Ни на что иное я и не рассчитывал. Но я уверен, что если мы откажемся от охоты на ведьм и вместо этого уничтожим Миллацветов изнутри, то мы не только стабилизируем обстановку. Мы сделаем шаг к новому сильному обществу под имперскими флагами.

Вот она, главная ловушка.

Если Люк хотел, чтобы его законы принимали, он должен был действовать в интересах Империи. Каждый его приказ должен был помогать имперцам укрепить власть на планете, пусть Люк и старался думать в первую очередь о гражданах. Ему это сильно не нравилось. Он понимал, какой стратегии пыталась придерживаться Ананая, но сам с трудом ей следовал. В защите нуждалась не только Набу, но и её идеалы. До тех пор, пока имперские войска остаются на планете, ему придётся и дальше принимать тяжёлые решения.

— Я учту ваше мнение, — сказала Сералина.

 

***

 

— Не дёргайтесь. — В голосе Мире проскользнул слабый акцент Озёрного Края. Люку стало спокойнее — она разговаривала совсем как их тистедельские соседи, которых он помнил ребёнком. — И прекратите вертеться. Это же всего лишь волосы.

Правильнее было сказать, большая часть его волос. Которую было решено состричь перед балом. На стрижке настояла Падме: ей не нравилось, как они пушились при такой большой длине, а Люк не смог ей отказать. Но сейчас, наблюдая, как одна за другой опадают на пол безжизненные золотистые пряди, он их почти оплакивал. Ему нравилось их заплетать, ерошить и запутывать, нравилось, как щекотала лоб длинная чёлка.

Мире довольно быстро закончила и подняла зеркало:

— Такой вариант устроит?

С новой причёской его лицо смотрелось уже и строже, как у имперского пилота. Слава Силе, постригли не по-армейски, осталось, что лохматить. Он выглядел более серьёзно, но не безжалостно сурово.

— Замечательно получилось, Сабе, — сказал он. И даже не солгал. Просто в зеркале он видел не себя, а кого-то чужого.

Её ответная улыбка дрогнула:

— Мире, сэр.

Люк поморщился:

— Привычка.

— Я понимаю. Мы намеренно имитируем поведение друг друга. Нас и должны путать. — Люк ничего не ответил. — Вы готовы одеваться? Если потребуется помощь, то зовите. Костюм я оставила на кровати.

— Спасибо, Мире. Я справлюсь.

Оделся он самостоятельно. Подобранный Падме костюм был совершенно не в его вкусе, но имел свою политическую ценность. Это была чёрная мантия до пола, плотно приталенная к телу, с более свободной юбкой и широкими рукавами. Ткань покрывали золотистые ленты и детальная вышивка самых разных форм — настолько много, что узоры на груди было невозможно разобрать. Короны, шестерёнки и звёзды, соединённые колючими ветвями, сливались в одно золотистое марево. Хотя бы это золото немного оттеняло черноту. Под мантию он надел лазурную рубашку, но сомневался, что её хоть кто-то заметит.

Обувь ему нравилась. Высокие, до колена, отполированные сапоги, идеально прилегавшие к ногам. Хоть вальсируй, хоть дверь вышибай.

Миру занялась макияжем: нужно было спрятать шрам, будто его не существовало, и придать его лицу более здоровый оттенок, чтобы он не выглядел слишком бледным в тёмной одежде. Его волосы она основательно зачесала, то и дело раздражённо выдыхая сквозь зубы, когда какая-то прядка отказывалась ложиться на место. Не успел Люк и глазом моргнуть, как она шлёпнула ему на макушку щедрую порцию геля. Пришлось смириться с тем, что весь вечер он будет чувствовать себя влажной рыбиной.

Отступив на пару шагов, Мире окинула его внимательным взглядом и кивнула.

— Готовы?

Люк выдавил улыбку.

— Разумеется.

— Отлично. Пудже уже подошла, она вас проводит.

И правда, двоюродная сестра уже шла по коридору. Она постучала по дверному косяку, прежде чем войти в открытую дверь, и поприветствовала Мире уважительным кивком. Увидев Люка, она изумлённо заморгала:

— Милостивая Ширайя, вот это перемена.

Люк кивнул Мире:

— Её шедевр.

— Вовсе нет, — сдержанно возразила Мире, но Люк почувствовал охватившее её благодарное тепло. — Я просто делала свою работу.

— И вы с ней прекрасно справились, — заверил её Люк. Мире улыбнулась. Он предложил Пудже локоть: — Поведёшь меня в зал?

— Да, чтобы ты не потерялся. — Люк фыркнул, но остался проигнорирован. — И помощь в незнакомых водах тебе не помешает. — Она задержала взгляд на его причёске и одеждах, и сквозь её щиты он вдруг почувствовал блик тревоги.

— Ну, тогда веди.

Мире осталась в его комнатах, чтобы навести порядок. Дождавшись, пока позади останется целый коридор, он спросил:

— Пудже?

— Да?

— Я не знал, что ты сменила имя.

Пуджа рассмеялась:

— Я об этом практически никому не рассказывала, не переживай. Но это обязательное требование к служанкам. Сегодня уже всё равно что традиция. Так мы знаем, что принадлежим к одной семье, — закончила она совсем тихо.

— Всё хорошо?

— Да, — ответила Пуджа, ещё раз его осмотрев. — Тебя просто совсем не узнать.

— Мире…

— Да не в ней дело, — перебила она. — Мне… мне казалось, тебе нравилось с длинными волосами.

— И по-прежнему нравится, да.

— И цвета тебе всегда нравились яркие, мы тебя вечно из-за этого подначивали.

— И они мне тоже нравятся. Но, как ты всегда и говорила, иногда они чересчур бросаются в глаза, особенно если сочетание подобрано неидеально. — Люк пожал плечами. — У меня сгорела почти вся одежда. Мама помогла выбрать новую — такую, которая больше подходит наследнику Империи и не создаёт ложных впечатлений.

— Ты выглядишь как совсем другой человек, — сказала Пуджа.

— Это плохо?

— Нет, — быстро ответила она, покачав головой. — Нет, ты отлично выглядишь. — И поцеловала его в щёку, легко и быстро, словно бабочка мазнула крылом по коже.

Они остановились посреди коридора, не сводя друг с друга глаз. Из них двоих только Люк мог читать мысли, но он не имел даже малейшего понятия, о чём сестра сейчас думает.

— Пора на бал, — сказал он.

Пуджа опомнилась.

— Да, — ответила она. — Пора.

Chapter 30: Ярость Империи

Когда Люк с Пуджей вошли в зал через главные двери, народ уже начал собираться. Этот бал сильно отличался от приёма в Сенате, в первую очередь масштабами, — Имперский дворец мог похвастаться куда более роскошными танцевальными залами, как он успел узнать несколько недель назад во время экскурсии, которая заняла не один день. Сегодняшний бал принимал зал с тысячей фонтанов, расставленных по всей площади, как обычно столики. Под напитки отвели одну из сторон. В одном из углов на небольшом возвышении поставили трон для Императрицы Амидалы, выполненный в величественном сочетании красного и золотого цветов.

Люк вытянул шею, пытаясь найти мать. Пуджа тоже огляделась. Долго им искать не пришлось: при Падме, как и всегда, нависал зловещей тенью Вейдер, и даже в растущей толпе его присутствие ощущалось ледяным лезвием. Люк практически сразу их увидел.

Падме тоже их заметила. Она рассмеялась в ответ на фразу собеседника, но затем положила ладонь ему на предплечье, извиняясь, и подошла к фонтану, изображавшему пурргила в полёте. Там они и встретились. Падме сжала ладони Люка в своих и поцеловала его в щёку.

— Ты просто замечательно выглядишь, — сказала она. — Правда ведь?

Вейдер согласно кивнул.

— Благородность тебе к лицу, — прогудел он. Как всегда мудрёно и зловеще, но Люк сквозь Силу ощутил его гордость и залился румянцем.

Они быстро стали центром внимания: он спиной ощущал уколы чужих взглядов. Кто-то особенно внимательно пялился ему в затылок откуда-то с верхней галереи, но щиты этого человека были непробиваемо крепкими, а когда Люк поднял голову, в проёме уже никакого не было.

Падме взяла его под локоть и повела за собой, заговорщицки склонив к нему голову.

— Я не собираюсь притворяться, что мы друг другу чужие люди, — тихо сказала она. — И я не стану делать вид, что ты значишь для меня так же мало, как все эти сенаторы.

Не в силах бороться с охватившим его облегчением, Люк плотнее прижался к ней. Его нешуточно тревожил этот вопрос. Если бы родители решили подчёркнуто игнорировать слухи, то без императорской защиты он и вздохнуть бы не смог под градом вопросов со всех сторон.

— Ваше Величество! — одна из сенаторов осмелилась подойти к ним, поклонившись Падме и кивнув Люку. — Позвольте поблагодарить вас за приглашение. В Сенате дают роскошные приёмы, но они меркнут в сравнении с праздниками, которыми балуете нас вы.

Она не смотрела Падме в глаза, поэтому не увидела её улыбку:

— Для меня удовольствие быть хозяйкой таких вечеров, сенатор Дол. Хорошо, что вы пришли. Вы знакомы с губернатором Наберрие? — Падме указала на него. — Мы с ним вместе работаем над разрешением набуанского конфликта.

— Я давно за вами наблюдаю, губернатор, — сенатор Дол пожала ему руку. Серебристые чешуйки на её платье переливались и шелестели с каждым движением. — Вы очень усердно работаете. У нас на Мимбане таких конфликтов не бывает — обходимся небольшими демонстрациями силы в случае необходимости.

Его улыбка грозила превратиться в гримасу.

— Эти демонстрации и есть проблема, сенатор, — ответил Люк. — К сожалению, они вызывают у народа сопротивление — ресентимент по отношению к власти, особенно если люди привыкли к миру.

— Разумеется. Я не посмела бы поставить благородную культуру Набу в один ряд со своей планетой, — Люк чувствовал раболепную неискренность её слов, особенно когда она бросила на Падме быстрый взгляд, ожидая одобрения, но уловил и что-то похожее на искреннюю веру в собственные слова. Ему стало неуютно. — Жаль, что мы с вами не встречались раньше, губернатор Наберрие. Не уделите мне танец? Так у нас будет возможность пообщаться поближе.

Люк перевёл взгляд на отведённую под танцы часть зала, где уже кружились несколько пар. Партнеры что-то тихо и настойчиво говорили друг другу. Он хорошо знал, что среди звуков музыки заключалось бесконечно много политических альянсов и что неплохо было бы узнать, какими принципами руководствуется этот конкретный сенатор.

Но Падме взяла его за локоть.

— Люк? — спросила она. — Пойдёшь танцевать?

Он поколебался.

— Спасибо за предложение, сенатор Дел, — сказал он. — Но я бы хотел сначала встретиться с гостями.

Сенатор не моргнула и глазом, однако Люк владел Силой, в которой ощутил её разочарование.

— Конечно, губернатор, — сказала она, посмотрев по очереди на него и на Падме.

Проигнорировав её несколько ожесточившийся тон, Падме прошла дальше. Несколько сенаторов спустя с ними поравнялся Вейдер.

— Ты просматриваешь их Силой? — спросил он. Люк кивнул. — Хорошо. На таких собраниях можно тренироваться отслеживать несколько целей одновременно. Политики умеют защищаться. Это значит, что ты должен уметь пробивать эту защиту.

— Пока что им всем нужно примерно одно и то же, — пробормотал Люк, едва не начав фразу сердитым «пап», и Сила донесла до него разочарование, которое испытал Вейдер, не услышав ставшее привычным обращение. Но, что бы про него ни говорили, Люк знал, когда лучше промолчать.

— Я бы даже сказал, не только им, а большинству.

Падме фыркнула:

— И всё же, мы с Люком должны хотя бы притворяться, что это не так, — она похлопала его по руке. — Но идея хорошая. У нас так тренируются служанки, у которых вообще нет Силы, — мы учим их выхватывать важную информацию даже в переполненной комнате, чтобы они могли защищаться. Думаю, у вас что-то похожее. Правильно, Эни?

— Я с тобой никогда не спорю, — словно протокольный дроид пророкотал Вейдер. Люк засмеялся вместе с родителями.

— Так, — сказал он, оглядевшись. И сразу заметил Пуджу, стоявшую у стены и внимательно следившую за Падме, как и остальные служанки. Но затем он потянулся Силой дальше…

Сердце пропустило удар. Знакомое присутствие мелькнуло совсем рядом. Родная кровь.

— Люк? — спросила Падме, улыбаясь внезапному его воодушевлению. — Что…

Люк повернулся. Трудно было её не увидеть — как всегда в белоснежном платье, пусть даже сегодня подчёркнутом алыми акцентами: пелерина, бархатные туфли, кроваво-красные камни, нитями лежавшие на груди и блестевшие в волосах. Люк разглядел только два пучка косичек, а потом она повернулась к нему и широко улыбнулась.

— …такое, — закончила Падме свирепым голосом. Ничего не ответив, Люк устремился прямиком к Лее. Она сразу заключила его в объятия, всё продолжая улыбаться ему в плечо.

— Тебя не узнать, — заметила она. — Что с причёской?

— Постригся, — Люк провёл рукой по волосам и поморщился, собрав на пальцы гель. Он постарался как можно незаметнее вытереть ладонь об брюки. — Должно выглядеть более официально.

— Выглядит диаболически.

Люк рассмеялся:

— Я по тебе скучал. — Взяв её за руку, Люк повёл их подальше от двери. На них по-прежнему все оглядывались, но теперь ему было уже наплевать. — Несколько месяцев от тебя ни слова — я тебе сам писал, но…

— Правда? — Лея схватила его за руку. Её алая перчатка выглядела кровавым пятном на его рукаве. — Я ничего не получила — и тоже писала тебе…

Она осеклась и оглянулась на Падме и Вейдера. Падме неотрывно следила за ними, прищурившись и стиснув в пальцах бокал вина. Её щиты безупречно скрывали каждую эмоцию, но Люк и без Силы понимал, что настроение у неё далеко не идеальное.

— …но, видимо, сообщения не дошли, — закончила Лея.

Люк прикусил губу. Что-то такое он и подозревал. Он прекрасно видел, что во дворце живёт по сути в изоляции. Но сейчас, столкнувшись напрямую с тем, что вполне могла устроить его мать, он не знал что и думать.

— У меня всё хорошо, — заговорил он. — Странно, что нам не удалось друг с другом поговорить. Наверное, тому были свои причины.

Лея внимательно на него посмотрела. Её щиты тоже укрепились в разы — до сегодняшнего дня он никогда не чувствовал от неё такой всеобъемлющей пустоты.

— Конечно, — наконец ответила она. Люк понимал, что ответил не лучшим образом, но он не собирался делать злодейку из матери, чтобы порадовать сестру. Вечно играть за две команды не получится, однако портить отношения с кем-то из них он тоже не собирался. — Я тебя так и не поблагодарила.

Люк повёл её ещё дальше от родителей, пока не перестал чувствовать затылком взгляд Вейдера.

— За что? Это я должен…

— За то, что ты отлично умеешь хранить секреты, — Лея внезапно поцеловала его в щёку. — И за то, что ты такой хороший друг. Ты мне прямо как брат.

Люк сглотнул. Лея прожгла его понимающим, но слегка повеселённым взглядом. Значит, знает. Он подтолкнул её локтем:

— Твои буду хранить столько, сколько понадобится. Не сомневайся во мне.

— Не буду.

Они дошли до противоположного края зала и остановились под одной из ламп. Свет отражался от украшений Леи, превращая её саму в драгоценный камень.

— Танцевать что-то никто не торопится, — заметил он. — Я пока ни с кем не вальсировал, но, возможно, так нам будет удобнее поговорить.

— Я здесь за этим же. — Лея приняла его предложенную руку. Они с Пуджей были похожи всем: и ростом, и фигурой, и даже манерой держаться. — Хотя стража умудрилась меня с кем-то спутать. Почти арестовали.

— Арестовали? Какая беспардонность.

Лея поправила его руки, как требовал танец.

— Да. Но я с ней справилась, как и всегда.

— Завидую.

Она смеялась в точности как их мама.

— Ты, я вижу, пока что тоже держишься.

 

***

 

— Пуджа, — резко позвала Падме. Пуджа поспешила к ней. — Найди себе партнёра, подслушай их. Я хочу знать, о чём они разговаривают.

— Миледи? — Пуджа посмотрела, как Люк и принцесса Лея танцуют. Они оживлённо болтали — куда менее серьёзно, чем большая часть танцующих, и были этим в разы сильнее довольны. Люк ловко прокружил Лею в воздухе — он держался так же уверенно и расслабленно, как и когда разучивал танец с Пуджей.

Падме бросила на неё раздражённый взгляд.

— Из-за принцессы Леи он уже один раз связался с повстанцами, — прошипела она. — Я несколько месяцев держала её как можно дальше от него и не позволю этому повториться. Найди себе партнёра и постарайся подобраться к ним поближе, чтобы подслушать разговор.

Принцесса Лея смеялась. Как странно было видеть её такой счастливой, учитывая, с каким надменным лицом она всегда выступала в Сенате.

— Они друзья, — слабо возразила Пуджа. — Люк мне говорил, что чувствует себя оторванным от жизни. Поэтому его так тревожило это мероприятие. Если позволить ему этот единственный танец, может, ему станет легче…

— Я уже позволяю ему этот единственный танец — поэтому не позвала стражу, чтобы принцессу снова арестовали. Всё, чего я хочу, — это чтобы ты за ними проследила. — Императрица огляделась. — Нет, я, конечно, могу попросить Холле, но…

— Я всё сделаю, миледи, — поспешно ответила Пуджа. — Я просто переживаю за него.

— Я знаю, моя дорогая, — смягчилась Падме. — Просто перескажи мне, о чём они разговаривают. Ты его двоюродная сестра — тебя он к себе подпустит.

Пока Падме не назвала её так, Пуджа даже не представляла, как сильно, оказывается, ненавидела эту сноску — сестра, но всего лишь двоюродная.

— Как пожелаете, миледи.

Найти партнёра не составило труда. Любой сенатор, вне зависимости от опыта службы, не отказал бы служанке Императрицы, особенно после личной просьбы. Такая считалась проявлением интереса Её Величества. Пуджа выбрала самого скучного собеседника, который будет в восторге от возможности стать объектом сплетен, — и пригласила на танец.

Она не знала, почему он был слабеньким политиком, потому что ни разу о нём не слышала, но танцевал он ещё хуже. В результате она не столько танцевала и прислушивалась к разговору Люка и принцессы Леи, сколько пыталась спасти свои ноги. Он не торопился заводить разговор — ждал, что она сама это сделает и намекнёт, чего от него ждёт Императрица. Пуджа не обращала на него внимания и кружила их по комнате, пока они не оказались достаточно близко.

И снова смех. Принцесса Лея что-то сказала, а Люк в ответ сморщил нос, как всегда делал, когда Рио ругала его костюмы. Пуджа поспешила отвернуться, чтобы не выдать эмоций.

— Мисс? Вы в порядке?

— В полном, сенатор. — Танец унёс их прочь. — Расскажите, с какими бедами сейчас борется ваша планета.

Тот немедленно разразился подробнейшей и наверняка приготовленной заранее речью. Пуджа притворилась, что слушает, — благодаря бесконечным монологам Рио она давно освоила мастерство кивать в нужный момент, — а сама продолжила слежку.

Теперь о чём-то болтал Люк, причём увлечённо, до блеска в глазах. Но о чём? Она должна было это выяснить.

Сжав руки партнёра в своих, Пуджа перехватила у него лидерство в танце.

— Позвольте, — напряжённо попросила она и получила в ответ удивлённый и слегка задетый взгляд. Пуджа попыталась подвести их ближе к другим танцорам, всё сужая и сужая круг, и они почти уже оказались рядом с Люком и принцессой, и…

— Ай!

— Ох, мисс, прошу прощения!

Пуджа бездумно бросилась в сторону. На бал она надела совсем лёгкие туфельки с достаточно твёрдой подошвой, чтобы выдержать танцы, но с мягким мыском, больше подходящие для закрытых вечеров, и сенатор умудрился отдавить ей добрую половину ступни. Морщась, она поковыляла прочь.

— Мисс? Вы в порядке? — Не обращая при этом внимания на его попытки до неё дозваться.

К счастью, в комнате было достаточно небольших диванчиков, на которые можно было присесть, что она и сделала, отогнав своего незадачливого партнёра одним ледяным взглядом. Стряхнув с ноги туфлю, она принялась растирать ногу. Падме на неё даже не смотрела, её внимание по-прежнему было приковано к Люку и принцессе. Пуджа сама не понимала, что из-за этого чувствует. Но пока внимание её леди было занято, она могла продолжить слежку, и Пуджа успела бросить на кузена последний взгляд, прежде чем музыка кончилась и пары разошлись.

Люк эффектно поклонился и с апломбом поцеловал принцессе Лее руку. Глаза у него сияли.

Вот уже несколько месяцев она не видела, чтобы он так улыбался. Нет, конечно, Люк улыбался много и часто — но совсем по-другому.

Похоже, они с принцессой оказались в центре общественного внимания. Пуджа оглядела толпу. Большая часть сенаторов наградила танцующих лишь беглым взглядом. Наблюдателей было видно сразу — они стояли неподвижно среди беспрестанно движущегося людского потока. Сама Пуджа. Падме и Вейдер. И офицер службы безопасности на верхней галерее.

Пуджа подняла голову, пригляделась внимательнее. Это была женщина с абсолютно неброской внешностью и убранными в строгий пучок волосами, и Пуджа сначала подумала, что обозналась, но имперская форма не скрывала её лица.

Она застыла.

Это была Сабе.

 

***

 

Лея не стала задерживаться. Она объяснила, как всегда практично, что пришла исключительно с целью встретиться с ним и не хотела навлекать на себя ещё большую ярость Империи. Они ещё немного поболтали после танца, и Лея передала ему новый комлинк.

Её не задержали. Люк развернулся, по-прежнему улыбаясь, и пошёл обратно к родителям сквозь цветастое море гостей. По дороге его несколько раз останавливали сенаторы — поздравить, похвалить его работу на Набу, попытаться выяснить, что связывает его с Императрицей и лордом Вейдером. Воодушевлённый и обрадованный, он нашёл в себе терпение отвечать осторожными пустыми заверениями:

— Боюсь, это долгая и запутанная история.

— Пока что я ничего не могу сказать, но скоро вы сами обо всём узнаете.

— Простите, но я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть ваши заявления.

В какой-то момент он сам потерял смысл отговорок, которыми отстреливался. Если добавить в голос достаточно твёрдости, можно было выиграть пару секунд тишины, но затем собеседники набрасывались на него с очередными вопросами — снова, снова и снова.

И всё же. Даже сенаторы не могли испортить ему настроение. К тому же, Люку помогала Сила — он чувствовал содержимое их мыслей и предугадывал вопросы, и в конце концов его неестественная проницательность начала отпугивать даже самых упёртых. Императорский двор был предательски глубок и полон морских чудовищ, но он погружался в его воды, имея под рукой карту течений.

Наконец он добрался до Вейдера. Отец грозной тенью нависал над Падме, занятой беседой с какой-то пугливой группкой политиков, и его взгляд был намертво прикован к ней, пока Люк не остановился сбоку от него и не задрал голову, чтобы заглянуть в линзы маски, широко улыбаясь. Солнце лилось на них из окон, окрашивая доспех Вейдера золотом.

— Ну как ты? — спросил Люк сквозь смех, потянувшись к отцу Силой.

Веселье мигом разорвало в клочья. Ярость Вейдера, ревущая и всепоглощающая, вихрем пронеслась сквозь него. Словно отец с размаху шарахнул его мокрой рыбиной по голове.

Люк отступил на шаг назад.

— Отец? — позвал он. — Я…

— Я не на тебя злюсь, — напряжённо, но искренне ответил Вейдер. Он положил Люку на плечо тяжёлую ладонь и крепко сжал. — Всё нормально.

Люк бы так не сказал. Но всё равно остался стоять с отцом, пока бал не закончился, и необъяснимая ярость хоть немного не развеялась. После этого ему наконец разрешили вернуться обратно в покои.

 

***

 

Пуджа пыталась подобраться к Падме на балу, но Императрица постоянно оказывалась занята. В итоге она совсем сбилась с ног. Другие служанки, к которым она обращалась с просьбой передать её сообщение вместо неё, лишь награждали её уже привычными жалобными взглядами, как всегда смотрели на неё, самую младшую и неопытную, и отправляли поговорить с Императрицей лично. Лишь глубоким вечером Пуджа нашла время — и смелость — сказать миледи, что женщина, которую она так ненавидела, проникла в императорский дворец.

Сначала она убедилась, что Люк уже спит. В конце концов, времени было глубоко за полночь, а он всегда вставал в какое-то безбожно раннее время. Убедившись, что он у себя, Пуджа аккуратно закрыла дверь и поспешила в другой конец коридора, в покои его матери.

Падме, в отличие от сына, ещё не ложилась. Пуджа слышала её голос, подозрительно громким эхом отдающийся в коридоре. Она пошла на звук, пока не остановилась перед дверью в её кабинет. Второй голос принадлежал Вейдеру, что логично, — кроме него и Люка никто во Дворце не осмеливался спорить с Императрицей.

— …поэтому я и должен отправиться туда.

— Ты, конечно, умудрился найти просто идеальное время.

— Другого не будет. Кеноби должен за всё ответить.

— Тебе Кеноби важнее сына? Ты ради него готов бросить Люка? Ты прекрасно знаешь, к чему я его готовлю, и всё равно хочешь, чтобы он высиживал эту несчастную коронацию один, пока его отец ставит на уши Внешнее Кольцо, играя в догонялки с каким-то джедаем?

— Я делаю это ради Люка. Джедаи остаются угрозой — которую я планирую ликвидировать. Кеноби, как и твоя бывшая служанка, уже забрали у него — и у нас — слишком много, и я не позволю им остаться безнаказанными!

— Ты думаешь, я позволю?!

Вейдер замолчал одновременно с тем, как Пуджа постучала в дверь.

— Там твоя служанка.

— Поразительная проницательность, — протянула Падме. — Я слышу. Войди.

Пуджа открыла дверь. Вейдер нервно расхаживал по комнате, от стола до двери, убрав руки за спину и задевая мебель плащом. Падме сидела у камина, скрестив ноги и опираясь на подлокотник кресла, и массировала висок.

— Миледи, мне нужно вам кое-что сказать.

— Ну так говори, и не трать зазря наше время.

— Не смейте разговаривать с моими служанками таким тоном, милорд, — огрызнулась Падме. Сердце Пуджи кольнуло благодарностью. Она не ожидала, что тётя встанет на её защиту. — Что случилось, Пуджа?

— Сегодня на балу я видела Сабе.

Падме никак не отреагировала, зато Вейдер, резко развернувшись, наставил на неё палец.

— Сабе — это угроза, — процедил он. — От которой я тоже избавлюсь. Если она во дворце, Люк в опасности. Раньше никак нельзя было сказать?

— Я пыталась, но мне все сказали поговорить с…

— Оставь Пуджу в покое, Вейдер. И не надо замешивать в свои кровавые планы Сабе. Она принадлежит мне, и я свою месть уже свершила, — Падме кивнула. — Спасибо, что сказала, но я об этом знала. Это я её пригласила.

Пуджа напряглась, пытаясь скрыть шок. Вейдер ей невольно помог собственной, почти театральной реакцией: он застыл посреди комнаты, а потом оторопело развернулся к Падме.

— Ты, — пророкотал он, — пригласила её? Предательницу, похитившую нашего сына…

— Позволишь мне объясниться? — перебила его Падме. — Или закатишь детскую истерику, не выслушав, почему я приняла такое решение? У меня есть план.

— Какой же?

— Лорд Вейдер, извольте обойтись без снисходительности в разговоре со своей Императрицей, — рассердилась Падме. Но, повернувшись к Пудже, заговорила мягче: — Сабе служит меня. Клятва, которую она мне дала до того, как мы узнали от Люка всю правду, ещё в силе. Как и все мои служанки, она работает на меня — в основном моим клинком.

— Ей нельзя верить, — тут же отрезал Вейдер.

— Не держи меня за дуру. Разумеется, я ей не доверяю. Но чему можно верить, так это её преданности Люку. Когда он станет принцем, я обращу эту преданность на службу мне и всей Империи.

— У неё слишком глубокие связи с Восстанием.

— И тем не менее, она безупречно выполнила все мои приказы за последний месяц, причём сделала это беспощадно, эффективно и решительно. Восстание теперь никогда её не примет, — Падме наклонилась вперёд, глядя мужу в глаза. — Она убила добрую половину их лидеров.

— И у тебя есть доказательства?

— Сабе никогда не возвращается с пустыми руками. Это касается и информации — помнится, тебе крайне пригодились данные о базах Свободного Рилота.

Вейдер не сразу нашёлся с ответом.

— Это была она?

— Да, это была она. Я пригласила её во Дворец ради нашей безопасности. Я переживала, что на Люка могут напасть, потому что это будет его первое появление на публике за последние два месяца. Мне нужен был опытный безопасник, лично преданный своему подзащитному, — лучше Сабе кандидата было не найти.

— Меня одного Люку в качестве защиты вполне достаточно.

— Я не спорю. Сабе — дополнительная мера.

Вейдер стиснул кулаки.

— Мне это не нравится.

— И не должно. Сабе — моя подопечная. Всегда ею была. И я рада снова видеть её в числе своих служанок.

— Ей нельзя верить, — повторил Вейдер. — И, помимо этого, она должна ответить за всё, что сделала с Люком.

— В этом и заключается мой план, Эни, — улыбнулась Падме. — Ей запрещено с ним видеться. Она никогда его больше не увидит. Зато увидит, как Люк займёт трон, которого она пыталась его лишить, и поймёт, что отдала всю жизнь — и в итоге не сделала ничего. Я прекрасно представляю, каким мучительным будет это осознание, — она покачала головой. — Ты же сам прекрасно понимаешь, что далеко не вся боль ощутима физически. Такая жизнь причинит ей куда больше страданий, чем любые пытки.

— Ты её любишь, — заметил Вейдер почти непонимающе.

— И ненавижу. Тебе это должно быть знакомо, учитывая ваши отношения с Кеноби.

Вейдер раздражённо махнул рукой:

— Неважно, контролируешь ты её или нет, — твёрдо заявил он, — Кеноби по-прежнему на свободе. Я не позволю ему угрожать нам и дальше. Давно пора было с ним разделаться.

— Нет. — Падме поднялась на ноги. Пусть она была гораздо ниже, Вейдер всё равно отступил. — Твоя месть уже лет десять не даёт тебе покоя, и она могла стоить нам всего. Из-за твоей кампании на Кольце Люк едва не погиб. Ты обращаешь в пекло целые планеты - и вот из этого пекла уже разгорелось полномасштабное восстание. Я позволяла тебе эту месть, потому что люблю тебя и понимаю, что тебе это нужно, но сейчас — прошу тебя, хватит уже!

Пуджа попятилась к двери. Она никогда раньше не видела, чтобы они так спорили.

— Да, Кеноби жив, да, он где-то там прячется, — сказала Падме, — но Люк-то здесь. И ты должен остаться и учить его. Ему нужно принять Силу, принадлежащую ему по праву рождения, нужно научиться защищать себя. И, больше всего остального, ему нужен отец.

Вейдер поник, словно его отключили от розетки, повесив плечи под весом доспеха.

— Сегодня на балу он был великолепен.

— Да.

— Он расправился с этими пустословами. Был открыт, добр и любезен. У него внутри так много света. И он принял нас, нашу семью. — Вейдер взял Падме за руки. — Он наш принц. Мы должны чаще его таким видеть — чтобы хоть как-то наверстать эти два упущенных десятилетия. Убей я Кеноби хоть тысячу раз, этот долг он всё равно никак не отплатит.

— Тогда в чём смысл этой погони, Эни? — заговорила Падме совсем тихо. — Ты охотишься за Оби-Ваном ради Люка или ради самого себя? Оставь прошлое в покое. Будущее сейчас куда важнее.

Вейдер молчал так долго, что следующий хрип его респиратора был больше похож на усталый вздох. Он поднял ладонь Падме к решётке маски.

— Я останусь, — пообещал он. — Буду учить его и дальше. Ему это правда необходимо. Учитывая, что Сабе действительно рядом и ты в ней категорически ошибаешься.

Падме пропустила упрёк мимо ушей.

— Спасибо, любимый.

Вейдер ответил напряжённым кивком, ещё раз склонил голову к её ладони, изображая поцелуй, и буквально вылетел из комнаты, словно бежал с места преступления.

Падме вздохнула.

— Прости, что мы заставили тебя всё это выслушивать, — сказала она Пудже. — Сабе для нас всех тяжёлая тема. Но пока что она тоже одна из служанок, как и ты.

— Значит, для меня будет честью служить вам вместе с ней.

— Неправда, — Падме весело посмотрела на неё. — Я понимаю твои опасения.

— Позволите говорить откровенно, миледи?

— Конечно.

— Мне тоже кажется, что это плохая идея. — Пуджа закусила губу. — Вы же сами сегодня беспокоились из-за того, какое влияние принцесса Лея может оказать на Люка. Так вот Сабе в этом плане раз в десять опаснее.

— Я знаю. Но я уверена, что ей хватит выдержки. Она знает, что стоит ей заговорить с Люком, и она попрощается как со своим местом, так и с жизнью. Она не станет рисковать даже этими крохами связи с ним.

— А если она попытается выкрасть его из дворца?

Падме ответила не сразу.

— Не посмеет, — наконец решила она. — Она понимает, что это бесполезно. Во дворце повсюду стража. С ним постоянно кто-то есть. А она далеко не единственная моя служанка. Слишком много препятствий.

— Но Люка ведь нельзя вечно держать во дворце, — сказала Пуджа. — Он… увядает. Я уже несколько недель не видела, чтобы он кому-то улыбался так, как принцессе.

— Не упоминай при мне эту девчонку. Это отдельная проблема.

— Всё равно нельзя, чтобы он жил взаперти. Люк для этого слишком свободолюбивый. Сколько раз он пытался покинуть дворец? — Это была самая нервная часть последних недель: когда Люк пытался куда-то отправиться, а им приходилось его останавливать.

Падме покачала головой и тоже направилась к двери, по дороге скользнув пальцами по щеке Пуджи.

— Не будет, — сказала она. — Появление принцессы Леи было опасным моментом, но он остался на балу. Ему можно доверять, он нас не оставит, — её голос дрогнул на последних словах. — Когда я буду уверена в его верности, когда он станет принцем, ему будут открыты все двери. А когда он освоит Силу и сможет уберечься от любой опасности, отпадёт нужда и в охране. — Падме осеклась. — Разумно звучит? Я не планирую душить его неволей.

— Я понимаю, миледи.

— Хорошо. Мне надо идти. Спасибо тебе за сегодняшнюю работу. Если бы не ты, Люк по-прежнему был бы сенатором-бунтарём, обвиняющим собственного отца в военных преступлениях посреди заседания Сената.

Долгожданная благодарность оказалась горькой на вкус.

 

***

 

Сон не шёл. Пока Вейдер менял доспехи на обычную одежду, Падме ворочалась одна в слишком просторной кровати и не могла уснуть. В конце концов она откинула одеяла, встала и уселась на стул перед туалетным столиком. Голова гудела.

Она прекрасно знала, что её беспокоило.

Не удержавшись, она заглянула к Люку. Мальчик уже давно спал, и она не хотела его будить, поэтому не стала включать свет. Дождавшись, пока глаза привыкнут к темноте, она опустилась на край кровати и ласково погладила его по волосам.

Такие мягкие. Она никак не могла привыкнуть к его новой короткой стрижке, но это была необходимая деталь образа как для этого бала, так и для предстоящей коронации. Потом отрастит обратно, если захочет. Может, даже разрешит ей заплести ему косы — она давно этого не делала, со времён, когда была королевой. Или… нет. Она отдалённо помнила, как совсем перед Войной Клонов заплетала волосы Рио и Пудже, пока гостила у Солы. Но то было далёкое прошлое, а она хотела провести время с собственным ребёнком в настоящем.

Падме закрыла глаза. Как же тяжело было удерживать при себе того, кто по праву принадлежал ей. Принцесса Лея игнорировала все намёки на неуместность и нежелательность своего присутствия и вносила смуту в их жизнь. Вейдер собирался оставить её из-за очередного приступа ярости. Даже верная Пуджа — и та колебалась, защищала ядовитое влияние, которое могло забрать у неё Люка.

Хотя бы Сабе и Оби-Вана можно было вычеркнуть из списка проблем — они успешно друг друга уничтожили, что Падме казалось крайне правильным. Всегда лучше, когда враги сами рвут себя на части.

Она погладила Люка по щеке. Её мальчик был так сильно похож на отца, что у неё заболело сердце.

Люк сонно приоткрыл глаза:

— Мам?

— Прости, что разбудила, мой хороший. Просто зашла тебя проведать.

— Всё хорошо, — пробормотал он и снова зарылся носом в подушку. Но теперь, когда он повернул к ней голову, она разглядела его жуткий шрам, сейчас не скрытый под слоем косметики.

Нужно будет напомнить сыну постоянно следить, чтобы его не было видно. Принцу… не подобало иметь на лице подобное уродство. Одно дело, если бы речь шла о последствиях повстанческого покушения. Но шрам имел другую природу. А Империя должна быть безупречна.

И, возможно, правильнее посмотреть, нельзя ли его в принципе убрать. Падме не сомневалась, что сможет убедить Люка пойти на операцию: пока что он во всём её слушался. Возможностей много, и у неё сохранились обстоятельные заметки, оставшиеся со времён, когда она уговаривала Вейдера улучшить доспех.

Падме вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, решительно игнорируя всё, о чём ей не хватало смелости даже подумать.

Chapter 31: Верность, которая не вызывает сомнений

— Хват поменяй. Ты оружие держишь, а не молоток.

Люк ухмыльнулся.

— А молоток — это не оружие?

Вейдер ловко прокрутил меч и выбил рукоять у него из рук.

— Ну пап!

— Сосредоточься, — приказал отец. — Остроумие тебе в битве никак не поможет.

Люк поморщился, но спорить не стал. Всякий раз, когда родители яростно обсуждали его безопасность, а ни о чём другом они уже целую неделю не могли думать, он вспоминал неудавшееся покушение. Как прятался в руинах заброшенного забора, пока по нему палили разъярённые дилетанты, которых настолько злил сам факт его существования, что они были готовы его убить. Как Лея спасла его в последний момент — спасла от смерти.

— Хорошо, — сказал он, резко выдохнув. Отец это заметил, но отнёсся снисходительно и не стал ничего говорить.

— Ты крайне быстро учишься, — вместо этого заявил он. — Попробуй ещё раз. Может, в этот раз победа останется за тобой.

— Очень сомневаюсь, — пробормотал Люк.

И напрасно потратил дыхание. Вейдер уже преодолел половину тренировочного зала и в одно мгновение навис над ним. Люк вскинул выданный ему синий тренировочный меч в неуклюжей попытке защититься и шагнул в сторону. Чем больше между ними расстояние, тем больше у него будет времени подумать.

Вейдер его не щадил. Едва Люк увернулся от первого удара, как отец резко метнулся следом за ним и атаковал снова. На этот раз Люк был готов — и парировал первый, второй, третий удар, затем попробовал лягнуться. Всегда старайся отвлечь врага, учил отец. Импровизируй на ходу, как Лея с арматурой.

И ведь сработало бы — если бы у отца была нормальная нога, а не металлическая!

Люк заорал, в голени у него что-то подозрительно хрустнуло. Вейдер даже не остановился.

— Пару дюймов выше, — заметил он, наступая, — и получилось бы очень удачно.

Люк снова замахнулся ногой, но на этот раз отец был готов и резанул его мечом по лодыжке.

Они тренировались небоевыми мечами, поэтому нога осталась при нём. Но ожог получился неслабый — Люк попятился назад, и, споткнувшись, повалился на пол, рукоять меча вылетела у него из рук.

Перед лицом загудело красное лезвие.

— Самое время сдаться, — предложил Вейдер.

Люк пошевелил пальцами.

— На капитуляцию это мало похоже, сынок.

Закатив глаза, Люк снова пошевелил пальцами — и на этот раз всё получилось.

Он вскочил на ноги, кувырком перемахнул через удивлённо отшатнувшегося Вейдера, поймав рукоять в полёте, и снова зажёг меч.

— Поборемся ещё, — сказал он и бросился в атаку.

Вейдер Силой выдернул тренировочные маты у него из-под ног. Они скользнули в разные стороны — а потом полетели обратно. Люк пригнулся, чтобы его не зажало, и налетел на отца с мечом. Их лезвия столкнулись с оглушающим треском. Уклонившись от выпада, Люк едва успел вскинуть меч и принял целую серию резких быстрых ударов, чувствуя себя гвоздём, который забивают в пол. В конце концов у него задрожали руки от усталости, он отступил в сторону и атаковал с фланга. Вейдер попятился. Люк сделал выпад, продолжил широким замахом, но его Вейдер заблокировал. Тогда Люк приготовился прыгнуть, пустив Силу вместе с кровью по мышцам, чтобы усилить прыжок и оказаться выше Вейдера…

Вейдер вскинул руку и в воздухе схватил его за горло.

Люк захлебнулся воздухом. Вейдер перехватил его за ворот туники.

— Впечатляюще, — сказал он и, выключив меч, упёр его Люку в грудь. — Но ты повержен.

— Это не значит, что надо сдаваться, — выдавил Люк.

— Я тебе уже говорил, что вы с мамой похожи. — Люк перевёл взгляд на Падме, которая наблюдала за ними из угла зала. Он совсем забыл, что она тоже пришла на тренировку. — Слишком крепко держитесь за безнадёжные дела. Отступать тоже надо уметь.

— Это не значит, что нужно это делать сейчас.

Вейдер ловко забрал у него из руки меч.

— Готовность принять поражение — такое же важное качество, как и упрямство. И тебе нужно его в себе воспитывать.

— И ты это, наверное, по своему опыту говоришь?

— Нет, — вмешалась в их разговор Падме, широко улыбаясь. — Совершенно точно нет. — Она поднялась со стула и подошла к ним, хлопая в ладоши. — Энакин, ну пусти ты мальчика.

Вейдер осторожно поставил Люка на землю и разжал хватку, лишь когда убедился, что тот твёрдо стоит на ногах. Он недовольно взглянул на раскиданные по углам маты.

— Зря я так, — сказал он. — Они же тут для твоей безопасности. Ты мог упасть, и…

— Я же не упал, — перебил Люк.

— А тебе страсть как хотелось поддать драмы, — подначила мужа Падме, ласково взяв его за локоть. — Но поединок получился невероятный. — Когда она повернулась к Люку, её лицо сияло гордостью. — Ты так быстро учишься.

— Меня учили фехтованию, — сказал он. — У нас на Набу оно было в программе по физподготовке.

— Оно и видно. Скоро ты сможешь защищать себя самостоятельно.

Люк сглотнул:

— Думаешь, придётся? — тихо спросил он. — Ты знаешь…

— Боюсь, ничего конкретного, — ответила Падме. — Но уверена, что без этого не обойдётся. Тебя пытались убить, ещё когда ты работал сенатором. Панаку убили. Когда о твоём статусе станет известно галактике…

Взяв его за руки, Падме замолчала. Люк чувствовал, как её сердце разрывается от страха.

— Мама, я здесь и в безопасности. — Он поцеловал её в щёку. — Со мной всё хорошо. Пока что не о чём переживать.

— Я не переживаю, — кивнула Падме. — И переживаю одновременно. Я не хочу тебя потерять.

— И не потеряешь, — повторил Люк, бросив быстрый взгляд на отца. Вейдер нервничал так же сильно, как и Падме, и всю неделю выматывал его напряжёнными тренировками. Он уже забыл, когда у него в последний раз было свободное утро. И очень хорошо чувствовал, как сильно они боятся.

С этой паранойей Люк ничего не мог сделать — только тренироваться, как они от него хотели. Однажды его родители уже потеряли ребёнка — он не смел винить их за страх, что подобный кошмар может случиться с ними снова.

— Ну что, по новой? — спросил он, забрав у отца меч. — Ты к концу совсем размяк. В следующий раз я тебя точно одолею.

Он почувствовал, как тревога Вейдера сменилась весельем. Люку это нравилось — нравилось знать, что он мог заставить улыбнуться даже такого опасного человека.

— Посмотрим, — прогудел отец.

Тренировочные маты полетели на места. Люк запрыгнул на первый попавшийся, чтобы направить его на место, как спидер. Падме снова села в наблюдательское кресло, Вейдер опять включил меч, и они бросились в бой.

 

***

 

Лея глубоко вздохнула. У дверей в Имперский Дворец начала пересменку стража — она правильно рассчитала время начала дневной смены. Значит, у неё полминуты.

Она подлетела к одному из входов — как можно ближе к императорской башне. У самого её основания располагалась посадочная площадка: скорее всего, обычно ею пользовались служанки и личные слуги императорской семьи, и вход тоже был чисто служебный. Никакие официальные гости им не пользовались, что совершенно не вязалось с её выдуманной легендой, но Лея была готова рискнуть.

Как только Биггс приземлил спидер, она спрыгнула на землю, не оглядываясь, но позволила себе улыбнуться в ответ на его напряжённое пожелание удачи, после которого спидер снова взмыл в небо. Удача ей пригодится.

Милостью Силы им удалось незамеченными пролететь в воздушное пространство дворца. Лея не стала ломать голову, как такое вообще оказалось возможно.

Дверь с виду никто не охранял, но она не сомневалась, что вокруг натыканы голокамеры. Неважно. Она пошла вперёд с привычной уверенностью, одёрнув платье, в котором обычно работала в Сенате. Ничего официального, просто дружеский визит.

Не успела она сделать и двух шагов, как в неё полетел оглушающий заряд. Лея уклонилась и театрально ахнула:

— Вы что себе позволяете? — возмутилась она в лицо нападавшей. Это была одна из служанок Амидалы: женщина с каменным выражением лица, почти идентичного лицу Императрицы для невооружённого глаза. Та молча подняла бластер и снова прицелилась. — Я член Имперского Сената. По какому праву вы на меня нападаете?

Служанка закатила глаза — видимо, не любительница политики. Либо прослужила автократии так долго, что забыла, что её приказам могут не подчиняться.

— Незаконное проникновение. Вас не приглашали, поэтому вынуждена попросить вас удалиться.

Судя по тому, как решительно она наставила бластер, просьба была чисто условная.

Лея невольно потянулась к собственному крохотному бластеру, спрятанному в кармане платья. Стиснув в пальцах рукоять, она сердито прищурилась.

— Я хочу встретиться с другом, — сказала она. — Свяжитесь с губернатором Наберрие. Он меня пропустит.

— Он недоступен.

— Я настаиваю. Я уже целую неделю не могу с ним связаться — и очень волнуюсь.

— Чему я крайне сочувствую, принцесса Лея, но заверяю вас, что с губернатором Наберрие всё хорошо. Возможно, вы просто не так близки, как вам кажется.

— Крайне сомневаюсь. — Лея шагнула вперёд, проверяя рамки дозволенного. Служанка выстрелила. Лея тут же метнулась в сторону, отшатнулась, чувствуя, как заколотилось сердце. Быстро, слишком быстро. Сила прошила её насквозь, почуяв опасность быстрее неё, и она смогла уклониться гораздо резвее, чем обычный человек. Оставалось только надеяться, что служанка ничего не заметила.

— Принцесса, вы должны уйти. — По коридору шёл алый гвардеец, готовый заступить на дозор. Служанка повернулась к нему. — Сэр, эта женщина проникла сюда незнакомым путём, она…

— Принцесса Лея!

Лея вздрогнула и нахмурилась. Гвардеец остановился рядом со служанкой, крепко стиснув посох. К ним быстро шла Пуджа Наберрие.

— Я очень рада, что вы смогли приехать, — заворковала она. Лея в жизни не видела, чтобы она так широко улыбалась. Пуджа посмотрела на своих коллег. — Холле? В чём дело?

— Дело в том, Пудже, — служанка, Холле, раздражённо нахмурилась, глядя на Лею, — что эта женщина нарушает границы частной собственности.

— Вовсе нет. Я её пригласила.

Лея удержала лицо. Холле медленно повернулась к Пудже, окинув её высокомерным взглядом. — Ты, — сказала она, — пригласила принцессу Лею во дворец?

— Она близкая подруга моего кузена и приёмного брата, как нам всем известно, — ответила Пуджа. — Он упоминал, что хотел бы с ней встретиться. Я взяла на себя смелость организовать эту встречу. — Она повернулась обратно к Лее. — Я не сразу поняла, что вы получили приглашение, но потом заглянула в центр управления полётами и увидела ваш спидер. Очень удачно, надо сказать, потому что дежурный офицер хотел вызывать эскорт, чтобы вас удалили с территории дворца, уж не знаю по какой причине.

— Вы знаете номер моего спидера? — удивлённо моргнула Лея.

— Разумеется. Это ведь тот же самый, на котором вы летели в день покушения, правильно? — Пуджа снова посмотрела по очереди на Холле и на Лею. — Я его запомнила, потому как перечитала все возможные отчёты по этому делу.

— В таком случае, спасибо вам за помощь. Я даже не подозревала, что дружеский визит вызовет столь… — Лея указала ладонью на Холле. — Враждебную реакцию.

— Времена сейчас неспокойные. Но я рада, что вы здесь. Пойдёмте со мной.

Лея шагнула вперёд и разрешила взять себя под локоть. Повернувшись к служанке, Пуджа прохладно спросила:

— У тебя остались ещё какие-то вопросы, Холле? Пожалуйста, прости мне эту резкость. Я не думала, что ты примешь принцессу Лею за преступницу.

Холле мрачно посмотрела на Пуджу.

— Никаких, — ответила она. — Я сообщу Императрице о визите, чтобы она могла достойно встретить нашу гостью. — Лея подавила дрожь.

Как и Пуджа.

— В этом нет необходимости. Я сама её оповещу.

— Я настаиваю. — Тёмный взгляд переместился на Лею.

— Ну и замечательно. Пойдёмте, Ваше Высочество, — она потянула Лею за собой. Лея не стала сопротивляться.

Коридор был всё равно что голый, но через маленькую незаметную дверь, которой он кончался, они вышли в совсем другую часть дворца: роскошную, где полы застилал толстый ковёр, а стены покрывали драпировки. Лея заметила ещё несколько служебных дверей, спрятанных за стульями, шторами и мебелью. Она чувствовала, что за каждой из них, на которую падал её взгляд, копошатся люди, но не осмеливалась тянуться к ним Силой. Она и Дарт Вейдер были в одном здании.

Если он узнает, что она джедай, то её сможет спасти только одно — и эту тайну Люк пока что успешно хранил.

Хранил же?

Она покосилась на Пуджу. Стоило им скрыться с глаз Холле, как та выпустила её руку, но шла по-прежнему рядом, глядя строго перед собой.

Почему она решила ей помочь?

— Сюда, — наконец сказала Пуджа и завела Лею в турболифт. Из него как раз выходили очередные гвардейцы, но Пуджа прошила их требовательным взглядом, задрав подбородок, и они склонили головы и пропустили их в лифт. Пуджа нажала на кнопку одного из самых верхних этажей, а сама прижалась спиной к зеркальной стене.

Лея изумлённо уставилась на неё. Пуджа подняла бровь.

— Если у вас есть вопросы, принцесса, то задавайте.

— Мне казалось, вы напрямик говорить не любите.

— Зато вы с Люком обожаете. Спрашивайте.

— Вы прекрасно знаете, о чём я хочу спросить, мисс Наберрие.

— Знаю, разумеется, — Наберрие закрыла глаза. — И, Ширайи ради, зовите меня Пуджей. После такого-то.

— Так на вопрос-то вы ответите?

— Отвечу.

— Сейчас?

Двери турболифта открылись, вошёл очередной гвардеец, кивнув Пудже и бросив быстрый взгляд на Лею. Ещё несколько секунд они проехали в напряжённом молчании, пока гвардеец не доехал до нужного ему этажа и не вышел.

— Люк по вам скучает, — наконец сказала Пуджа, когда закрылись двери. — Он давно сам на себя не похож, а вы смогли его развеселить на прошлой неделе. Вот почему я решила вас пропустить.

— Ради Люка?

— Я люблю моего брата.

Лея тоже подняла брови:

— Мне доводилось слышать, что он вам, скорее, кузен.

— В первую очередь, он мой брат.

Она не могла не уважить эту преданность.

Лифт снова остановился. Они вышли. Даже Лее, выросшей принцессой, обстановка показалась чересчур роскошной. Но Альдераан в целом отличался большей аскетичностью стиля по сравнению с Набу. Портреты и украшения покрывали все стены. Расстановка удачная, она бы не стала обвинять дизайнера интерьера в прямом безвкусии, но для неё это было чересчур.

Пуджа прошла по коридору, который в какой-то момент расширился и стал площадкой. Первая дверь слева была открыта, из неё лился солнечный свет.

Лея зашла в неё вслед за Пуджей. Эта гостиная выглядела гораздо приятнее. Дальняя стена была прозрачная и выходила на корусантское небо, но остальные были выкрашены в аквамариновый цвет, с узором, напоминавшим волны. Вокруг центрального столика стояли диванчики и комфортные кресла, на потолке висел голопрожектор, был даже камин, но, вероятнее всего, декоративный, не для частого использования. Люк сидел в одном из кресел и что-то внимательно читал с датапада, но он сразу поднял взгляд, улыбнулся Пудже — и ошарашенно уставился на Лею.

Он приоткрыл было рот от удивления, однако оно быстро сменилось радостью, он вскочил на ноги и раскрыл ей объятия.

— Мне показалось, что я тебя почувствовал, — сказал он, — но я и подумать не мог…

Они крепко обнялись. Лея вжалась носом ему в плечо. От него слабо пахло чем-то новым — каким-то цветком. Люк отстранился первый, засмеялся:

— Я так рад тебя видеть!

— Целую неделю тебе датапад обрываю! — со смешком ответила Лея. — И никакого ответа.

— Если бы мог, то ответил. Никаких сообщений я не читал. — Она заметила, как он осторожничает. Значит, сообщения на подброшенный ему комлинк дошли, но почему-то он не мог с ними ничего сделать. Может, ему запрещали встречаться с другими людьми или приглашать во дворец гостей, а может, любая инициатива была просто чревата последствиями.

— Не о чем тут оправдываться. Теперь-то я здесь. Твоя сестра меня пустила, — сказала Лея с нажимом на втором слове. Люк улыбнулся, взглянув на Пуджу с такой благодарностью, что та неловко поёжилась.

— Спасибо, — сказал он. — Я страшно скучал по Лее, и это… Пуджа, спасибо.

— Что вы здесь делаете?

Лея напрягла плечи — голос Императрицы резанул слух. Она повернулась к ней лицом. Как и всегда, Амидала напоминала павлина: в голубом платье с золотистым кружевом на каждых складке, кромке и шве, с тянущимся за ним подолом. Но в данный конкретный момент она напоминала разъярённого павлина.

— Меня пригласили, — ответила Лея.

— Я хозяйка дворца и Императрица. И я вас точно не приглашала. — Её взгляд сместился на Пуджу. — Холле сообщила мне, что пыталась вас выставить, как мы обычно поступаем с незваными гостями.

— Вы, может, и не приглашали. Зато ваш сын — да. Я его гостья.

Люк согласно закивал. Амидала никак не отреагировала на то, что Лея подтвердила слух как однозначный факт, и посмотрела на него.

— Это правда, Люк? Я же тебе говорила — мы не можем позволить принимать гостей, особенно здесь, это угроза безопасности…

— Я же тренируюсь, мама. Справлюсь я с этими рисками.

У Леи упало сердце. Тренируется, значит.

— Твоё обучение ещё не закончено, а риск остаётся риском при любых обстоятельствах. Боюсь, принцесса Лея не прошла все необходимые проверки, чтобы получить разрешение на посещение императорского крыла.

Люк пожал плечами:

— Если в этом дело, то мы можем уйти в соседнее.

— Люк, ты же сам понимаешь, что проблема не в этом, — Амидала смягчила голос, подпустив угодливости. — А в твоей безопасности. Я понимаю, что вы друзья, но…

— Лея была на балу, и туда её пустили.

— Это наш недосмотр. Пусть со счастливым концом, потому что тебя это обрадовало, но сути это не меняет. Мне же не надо напоминать тебе о рисках покушений?

— Лея — не наёмная убийца.

— Правда? А бластер ей тогда зачем?

Лея ловко достала его из рукава и отбросила в сторону.

— Необходимая защита, учитывая, как меня встретили на входе, Ваше Величество, — парировала она. — В последний раз, насколько мне известно, — сарказм сочился из её голоса, — на жизнь Люка покушались в небесах Корусанта. Постоянная бдительность сейчас необходима.

Люк снова кивнул. Амидала сердито поджала губы.

— Вы правы, — сказала она. — Но мне нужно будет поговорить с офицерами, которые вас пропустили. У вас нет доступа.

— Это я сделала. Офицер исполнял моё распоряжение, — в первый раз вмешалась в разговор Пуджа. Она не поднимала глаз от ковра и говорила едва слышно. — Я пустила принцессу Лею во дворец и ручаюсь за неё. Она подруга Люка — а я ему доверяю.

Люк снова бросил на неё благодарный взгляд. Пудже не хватило смелости взглянуть ему в глаза.

— Да, — сказала Падме, — это Холле мне тоже сказала. Пуджа, не выйдешь со мной на минутку? — Она окинула Лею раздражённым взглядом. — Дадим им пообщаться.

— Вы очень добры, Ваше Величество, — ответила Лея.

— Спасибо, мама, — искренне сказал Люк. — Я очень это ценю.

Лицо Амидалы смягчилось, она улыбнулась — только ему одному. На дверь она указала куда более сурово. Пуджа посыл поняла.

Лея ничего не сказала, лишь молча смотрела, как Пуджа — которая оказалась её кузиной, и в этом было не так уж много плохого, — вышла наружу. Их взгляды встретились в последний момент, и, кажется, она поняла всё, что Пуджа не могла сказать вслух.

 

***

 

Пуджа зашла в кабинет на деревянных ногах. Падме никогда не вызывала её на ковер — не было причины. Работала она безупречно, её верность не вызывала сомнений, а самоотдача не знала границ.

Они сели за стол, каждая на своё место. От яростного взгляда Амидалы у неё невольно опустились плечи.

Падме сцепила пальцы:

— Объяснись.

Пуджа сглотнула.

— Люк был несчастлив.

— Не могу с тобой согласиться.

— Я понимаю, миледи, но… вы же его видели на балу. Я сама этого раньше не замечала. Дворец его душит. Если он будет чаще видеться с людьми, чаще общаться…

— Мы обсуждали это на прошлой же неделе, Пуджа. Это ненадолго. Мне просто нужно быть уверенной.

— В чём? В том, что ему так не хватает общения, что он выполнит любую вашу просьбу, просто потому что кроме вас с ним никто не разговаривает? Это ничего не докажет, миледи. Я верю в то, что Люк нам верен. Но убедиться в этом наверняка мы сможем, только если дадим ему возможность поговорить с бывшими союзниками — с друзьями.

— Раз они до сих пор друзья, то он не тот принц, который нам нужен, — возразила Падме. — Чем дольше они не видятся, тем лучше.

— Тогда это будет уже совсем другой человек. Люк всегда умел любить даже тех, с кем не согласен. Их дружба с принцессой Леей не означает, что он не верит в Империю, — Пуджа подняла подбородок. — И эта встреча станет тому доказательством.

— Я вижу логику, — Падме посмотрела в потолок, погрузившись в раздумья, и тихо вздохнула. — Но ты ошибаешься.

Пуджа не посмела ей возразить и промолчала.

— Я не хочу лишать Люка общения, как ты говоришь. Но его бывшие друзья помешают укреплению его верности Империи. Сейчас он прекрасный наследник — а принцесса Лея может всё испортить. — Падме прихлопнула ладонью по столу, отчего Пуджа вздрогнула. — Я тебе уже говорила, что она может снова забрать у нас Люка — как и наёмники, повстанцы или даже Сабе, если снять с неё намордник.

— Я могу понять страх перед наёмниками, миледи, — мягко ответила Пуджа, — но почему вы не доверяете Люку? Он любит нас. И принцессу Лею тоже. Это же не повод для такого недоверия.

Падме покачала головой:

— Ох, Пуджа, как я завидую твоему оптимизму. — Что-то такое она сама так часто говорила Люку, что давно сбилась со счёту.

— А я сочувствую вашей паранойе. — А так Люк из раза в раз отвечал ей. Падме напрягла плечи. — Тётя Падме, я не хочу проявить неуважение…

— Тем не менее, у тебя отлично получается.

— Но Люк ведь часть нашей семьи. Не нужно им манипулировать или изолировать его от общества — он и так вас любит.

Падме шумно вздохнула. Пуджа понимала, почему, — раньше она никогда не говорила с Императрицей так откровенно.

— Ты же понимаешь, почему я не могу ему верить, Пуджа, — сказала Падме. — Раньше понимала, во всяком случае. Что изменилось?

— Нет, не понимаю.

— Ты знаешь, как устроена политика. Доверия в ней просто не бывает. Я сама тебя этому научила. Поэтому ты согласилась шпионить за Люком на Набу — потому что иначе он бы связался с повстанцами. Да что там, он всё равно умудрился их разыскать! Наши опасения оправдались.

— Я за ним не шпионила, — возразила Пуджа, — я хотела за ним присмотреть. Я просто…

— Переживала за него, — закончила Падме. — Как и я. И тогда, и сейчас. Это не паранойя — мы говорим про реально существующую угрозу.

— Но это не значит, что нужно держать его взаперти. Можно просто оставлять наших людей на каждой такой встрече — или стражу? У вас опытные защитники, и я знаю, что они готовы умереть за вашего сына, как за вас.

— Дело не в этом, Пуджа. Изоляция — жестокое слово, но оно нам подходит, поэтому прибегну к нему. Если мы не изолируем Люка от его друзей, он может никогда не понять, в какую изоляцию загнал себя сам. Ты уже мне в этом помогла. Когда мы узнали правду, именно ты напомнила ему, что наши родственники на Набу несомненно от него откажутся, если узнают, что он считает нас семьёй, разве нет? Ты знала, что они либо не примут его, либо попытаются использовать, и, рассказав ему правду, пусть и удобную для нас, уберегла его от боли, которую принёс бы ему любой их выбор.

Пуджа кивнула, но на самом деле ей подурнело. Она даже не думала, что её поведение можно было истолковать подобным образом. Ей бы никогда не пришло в голову манипулировать родным братом.

Падме положила ладони на стол. Подумав, взяла Пуджу за руку, погладила большим пальцам по костяшкам.

— Я знаю, нелегко на это решиться, — сказала она. — Но мы обязаны. И я знаю, что ты сможешь меня понять, — ты всегда была способной ученицей. Учишься даже быстрее, чем твой кузен осваивает навыки владения световым мечом. — Падме улыбнулась. — Я знаю, что ты бы отказалась. Но ты была таким замечательным протеже, что, не встреться мы с Люком, я бы сделала наследницей престола тебя. Надеюсь, вопрос это несрочный, и всё равно я старалась делать свои уроки максимально полезными, чтобы подготовить тебя к трону, — просто на всякий случай.

Пуджа прижала дрожащие пальцы к губам.

— Что?..

— И я знаю, что тебе не всегда бывает легко найти общий язык с другими служанками, потому что ты гораздо моложе большинства из них, но в этом частично была и моя задумка. Изначально я распланировала всё так, чтобы в будущем ты могла их возглавить. Возможно, это всё равно произойдёт, когда ты станешь служить Люку. Я очень тобой горжусь.

Голова у Пуджи шла кругом, мысли звёздами вращались вокруг чёрной дыры, служившей сердцем галактики.

— Для меня честь это слышать, миледи, — дрожащим голосом ответила она. — Вы и Люка… обучаете?

— Конечно. Небыстрыми темпами, надо сказать, пусть я уже представила ему многих видных политиков, — Падме поморщилась. — Врать он практически не умеет. Ты не ошиблась, когда сказала, что он не создан для политики. Но его стойкости и пылкости достаточно. Я уверена, что скоро он всему научится.

— Поэтому вы до сих пор не назвали его принцем, — поняла Пуджа. — Он неплохо справился с балом, но вам нужно убедиться, что он вжился в роль вашего протеже.

— Пока что ему больше импонирует быть тенью отца, — засмеялась Падме. — Не могу его в этом винить. Они очень похожи.

Скорее всего, подумала Пуджа. Потому что на мать Люк был не похож нисколько.

— Но медлить нельзя. Имперский принц должен обладать широким спектром навыков, которые помогут ему разрубить завязавшийся вокруг него гордиев узел.

— Разве он ещё не готов? — спросила Пуджа. — Честность — одно из его главных качеств.

— К сожалению, это нам придётся поменять. Пусть я его за это и люблю. — Хуже всего было осознавать, что Падме не лгала — и улыбалась искренне. Она просто не осознавала, какое зло хотела совершить — превратить любимого человека во что-то принципиально другое.

Превратить его, как и Пуджу когда-то, в саму себя.

— Этому научил вас Палпатин? — спросила Пуджа.

Падме прищурилась:

— Палпатин был лживым тираном. — Пуджа поспешно кивнула, и они оставили эту тему. — Ты понимаешь, что наши действия необходимы?

— Целиком и полностью. — Пуджа хорошо помнила этот испуганный инстинкт — помнила, как с первого дня пыталась предупредить Люка. Как пыталась втиснуть его в рамки, каких должен придерживаться образцовый имперский сенатор. Как пыталась не дать ему быть самим собой.

Но она помнила и другое: как Люк просил её довериться ему. Её брат уже давно не был ребёнком, как бы Падме ни мечтала отыскать его в более юном возрасте. И он куда лучше Пуджи понимал, кем хотел быть.

Тогда она просто это терпела. Теперь понимала. Возможно, даже была готова с ним согласиться.

— Я рада это слышать. — Падме покосилась на часы. — Я дам им ещё десять минут — и затем нам с принцессой Леей предстоит крайне неприятный разговор. Пока ждём, расскажи мне, что ты успела сегодня сделать.

Пуджа повиновалась. Она нарочно старалась пересказывать всё максимально подробно, надеясь выиграть Люку побольше времени, но пунктуальность Падме не знала сбоев. Прежде чем Пуджа разразилась очередной тирадой в адрес дворцовой прачечной, она подняла ладонь.

— Мне пора, — сказала она, поднявшись на ноги. — Пуджа, я надеюсь, мы друг друга поняли и такого больше не повторится?

— Никогда, миледи, — покачала головой Пуджа. Улыбнулась ей в ответ и дождалась, пока за Падме закроется дверь.

Потом просидела неподвижно ещё несколько минут — пока не услышала далеко за дверью чьи-то крики. Скорее всего, это Падме и принцесса Лея, больше некому.

Пуджа встала со стула. Выдвинула все ящики стола. Секретные, о которых никто не должен был знать. Перевернула вверх дном каждое тайное хранилище в офисе, которое смогла найти.

Она знала, что нужно делать.

 

***

 

— Твоя сестра меня очень удивила, — сказала Лея.

— Как и меня, — признал Люк, взяв её за руку и усевшись вместе с ней на диван. — Но я ей благодарен.

— Разумеется. — Диван оказался на удивление удобный. — Ну как ты? За один танец толком не поговоришь.

— Судя по тому, как отреагировала мама, мы и сейчас особо не поболтаем.

— Тогда не будем терять время, — поспешно ответила Лея. — Начнём с «мамы».

Люк поморщился:

— Прости, что ничего тебе не сказал. Я на тот момент сам ещё с этим не смирился. Мне рассказали об этом на Набу.

— Я знаю. И ты имел полное право хранить этот секрет.

— От тебя — нет.

Он по-прежнему ни одним словом не упомянул страшную правду, которую Лея всеми силами старалась забыть. Ей захотелось снова его обнять.

— Я рада, — настояла она, — что ты ничего мне не сказал. Ты не был готов. Я тоже. Я знаю, что ты действовал из благих побуждений.

— Думаешь?

— Да. Так как у тебя дела? — повторила Лея. — Ты совсем бледный.

— Потому что не выходил из дворца вот уже два месяца, — признался Люк. — Но я часто бываю в садах.

— Почему? Тебя под домашний арест посадили? — Она с ненавистью взглянула на дверь. — Какое право она имеет держать тебя взаперти?

Люк положил руку на её ладони, не давая вскочить. Лея вздрогнула от неожиданности, ощутив шёлк вместо кожи. Только сейчас она заметила, что Люк был в чёрных перчатках и что на нём был жёсткий и роскошно украшенный пиджак, висевший на нём как на вешалке. Причёска ладно — но такая смена стиля…

— Она не держит меня взаперти, — заверил Люк. — Это ради моей же безопасности. Я могу перемещаться по дворцу, но пока мы не убедимся, что моей жизни ничего не угрожает, лучше не рисковать.

— А когда вы в этом убедитесь? — спросила Лея. — Когда ты станешь принцем? Или лет через двадцать, когда ты сам себя забудешь?

Люк поморщился:

— Первое, — сказал он раздосадованно. — И меня уже пытались убить — не справились только благодаря тебе.

— Это не значит, что твоя мать не пытается использовать угрожающую тебе опасность в своих целях. Палпатин прикрывался Войнами Клонов, чтобы захватить власть. — Лея наклонилась ближе. — Ты революционер в плену у Империи, Люк. Я очень переживаю.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответил он. — Но она правда вне себя от страха. Я это чувствую, — он тоже заговорил тише: — И меня сейчас особо не назовёшь революционером.

— Какая разница. Главное, кем ты сам себя считаешь.

— Скажи это Движению Миллацвета. Они разорвали со мной связь. — У него дрогнул кадык. — Я не смог скрыть это от мамы и Пуджи. Пришлось признаться, что я какое-то время состоял с ними в контакте.

— Они знают…

— Нет. Про тебя — нет.

Лея выдохнула.

— Пожалуйста, не думай, что я не ценю твою защиту, Люк. Спасибо тебе.

— Да не за что, — он нахмурился. — Но я серьёзно. Боюсь, после моих решений по Набу они меня в свои ряды не примут.

— За этим я тоже следила, — призналась Лея. — Расскажи мне всё по порядку. Со стороны это всё выглядело крайне по-имперски, но я тебе доверяю. — Пусть даже он действительно страдал от изоляции и безграничной любви, которой его одаривала Амидала, как она и боялась, он всё равно защищал её. Это обнадёживало.

— Я пытаюсь перераспределить войска, чтобы свести к минимуму применение оружия, — объяснил Люк. — Но все мои перераспределения могут идти только на благо Империи. Снять оккупацию я не могу, этот приказ может отдать только мама. Сперва я должен убедить её, что в постоянном присутствии гарнизона нет необходимости. Поэтому я пытаюсь установить абсолютный мир. Чтобы Империя поняла, что набуанцы не поднимут бунт, если они оставят планету.

— И что, сработало?

— По моим данным, да. Но я не знаю, насколько полную получаю картину. После смерти Панаки Миллацветов объявили террористами, поэтому с численностью у них, скорее всего, сейчас не очень. И всё же, если я хочу убедить маму отступить, мне нужно сделать так, чтобы их вообще не считали угрозой.

У Леи упало в пятки сердце.

— И какие у тебя планы?

— Если Сералина согласится — я очень на это надеюсь, завтра у меня назначен с ней разговор, — то я предложу всем, кто согласится дезертировать, полную амнистию.

Дурное предчувствие не подвело.

— Это их уничтожит.

— В этом и смысл, да, — Люк слабо улыбнулся. От него разило отвращением к самому себе. — Но те, кто спасутся, смогут продолжить борьбу. Как только с них снимут обвинения, я как-нибудь прикажу уничтожить все их личные данные, чтобы избавить их от постоянного надзора.

— Ты всё продумал. Ты… — Лея покачала головой. — Настоящий имперский губернатор.

— Да, — ответил Люк, выглядя так, будто вот-вот разрыдается. — Это единственный способ предотвратить кровопролитие на Набу. Я не хочу навлекать на своих людей ещё большую жестокость.

Её первой мыслью было горькое желание обозвать его трусом. Но это было бы неправдой. Альдераан был центральной планетой галактики, что хоть как-то его защищало от подобных вторжений. И к тому же, Амидале не было до неё никакого дела. Собственно, благодаря её бесполезности ей столь многое и прощали.

Как бы сильно она ни презирала сенаторов, подлизывавшихся к Империи ради собственной выгоды, на этом уровне всё обстояло гораздо сложнее.

И у Люка был план. Бесполезный, конечно, потому что Амидала теперь ни за что не отступится от Набу, но больше он ничего не мог сделать.

Она не должна была об этом даже думать. Он попался в расставленную Амидалой ловушку, стал высокопоставленным имперским чиновником — ещё и хорошим, умелым. Мало ли, какие у него были намерения — от действий всё равно страдали люди.

Но Лее было важно слышать, что он это всё не со зла. Люку и так тяжело давалась эта новая жизнь, её грубость может страшно усугубить ситуацию. Вместо этого она решила держаться за надежду.

— Ты делаешь всё, что в твоих силах, — мягко ответила она, приобняв его за плечи. Люк устало прислонился лбом к её плечу, закрыв глаза, по лицу его всё же потекли слёзы. У неё виновато дрогнуло сердце, и на мгновение Лея испугалась, что он почувствует её запутанные эмоции, но потом отвергла этот страх. Она уже выбрала проявить участие, а не жестокость. — Люк, не стоит себя недооценивать. Ты спасаешь жизни своего народа. Возможно, спасаешь Набу.

— Может быть, — уныло ответил он.

— Я не теряю надежды. И ты не вздумай. — Лея закатила глаза. — К тому же, тебе на замену прислали жуткого зануду.

Люк фыркнул сквозь слёзы.

— Правда? Я пока не имел удовольствия с ним познакомиться. На встречах с Сералиной его ни разу не было.

— Он абсолютно невыносимый! Такой бесхребетный, что почти не отличить от червя.

— Передам твои слова её Величеству. Возможно, пришлёт тебе кого-нибудь повеселее.

Лея тыкнула его пальцем в бок.

— Не издевайся.

— Да как я смею!

— Вот и хорошо. Я…

Сверху резко прочистили горло.

Подняв голову, Лея вежливо улыбнулась стоявшей в дверях Амидале, крепче обняв брата за плечи. Та поджала губы.

— Люк? Всё хорошо?

— Порядок. — Брат улыбнулся ей.

Амидалу это только ещё сильнее разозлило:

— И тем не менее. Принцесса, я вынуждена попросить вас уйти.

— Мы нормально общаемся, — возразил Люк.

Падме смерила его суровым взглядом.

— Я уже приняла решение, Люк.

И Люк… сдался. Лее стало неуютно. Брат сочувственно ей кивнул.

— Время вышло, — тихо прошептала она, поцеловала его на прощание в щёку и поднялась. — Благодарю вас за гостеприимство, Ваше Величество.

— Это исключительно ваша собственная заслуга.

— Я знаю.

Амидала прищурилась.

— Я вас провожу, — напряжённо сказала она.

Лея позволила вывести себя в коридор. Амидала решительно закрыла за собой дверь — а потом и вовсе её заперла. Лея изумлённо подняла брови, но комментировать не стала.

— Вы хотели мне что-то сказать, Ваше Величество? — насмешливо поинтересовалась она вместо этого.

Амидала явно была не настроена на игры.

— Ещё на Набу я велела вам держаться подальше от моего племянника, принцесса, — заявила она. — Что ж, теперь я приказываю вам держаться подальше от моего сына.

— Почему же? — с жёстким смешком спросила Лея. — Я не собираюсь настраивать его против вас. Может, вам и видятся повсюду враги, но не всем так нравится манипулировать людьми, как вам.

— Не всем, — протянула Амидала, — но большинству политиков точно. И вы, принцесса, в их числе. Я видела, как вы затащили Люка в свои повстанческие сети, пока работали в Сенате. Больше такого не повторится.

— «Затащила»? Вы даже не меня оскорбляете, а его.

— Я его не оскорбляю, а защищаю.

— У вас паранойя, — отрезала Лея. — Вы так хотите видеть повсюду злодеев, так что теперь даже в собственном сыне готовы разглядеть врага.

— Хотите сказать, что вам это не свойственно? — прохладно ответила Падме. — В этом суть политики. Я помню, какой вы пришли в Сенат, — такая доверчивая и вдохновлённая девушка. Вы быстро всё поняли. Вам хватило пары недель, чтобы стать жёстче, приспособиться к новому миру, в котором вы оказались. Я ведь не только из-за ваших навыков захотела вас учить, принцесса, — она наклонилась ближе, улыбаясь, — но ещё и потому, что вы напомнили мне меня саму.

Лея застыла. Она смотрела в глаза Амидале — своей матери — и отдалённо чувствовала, как тяжело и быстро колотится у неё в груди сердце.

— У нас нет ничего общего, — огрызнулась она.

Амидала отстранилась, словно пренебрежительно.

— Ничего полезного, во всяком случае.

— Вы чудовище. Тиран! — Лея махнула рукой, понимая, что перешла на крик. — А я сражаюсь за правое дело!

— Вы сражаетесь за величавые бредни, которыми вам запудрили голову ваши родители, даже не задумываясь, насколько они далеки от реальности.

— Это лучше, чем сражаться за отполированный до блеска образ галактики, который вы себе выдумали и теперь убеждаете себя, что он жизнеспособен.

— Этот образ уже стал реальностью, принцесса, — прохладно ответила Амидала. — Двадцать лет как.

— Республика простояла тысячу.

— И тем не менее, пала, — покачав головой, Амидала отвернулась. — Очень впечатляюще.

Она пошла к лифту. Лея осталась на месте, стиснув дрожащие ладони в кулаки. В груди удушливым дымом клубился гнев. Когда она услышала наставления мастера Оби-Вана в своей голове, он лишь вспыхнул с новой силой:

— Я буду с вами бороться, — пообещала Лея. — Вы чудовищно злой человек — и вы этого даже не осознаёте. Но попробуйте понять вот что — я буду с вами бороться до последнего вздоха. Чтобы вы ни пытались сделать с галактикой, как бы ни старались склонить её перед своей волей, я буду этому сопротивляться.

— Я знаю. Мне не в новинку это слышать. Вы посвятили себя этой борьбе — и втянули в неё Люка, как только подружились. Крайне удачно.

— Удачно?!

— Разумеется, — шаг за шагом, Амидала снова приблизилась к ней. Подол её платья волочился за ней по полу, придавая неестественную неотвратимость каждому движению. — Оппонент вашего калибра — настоящий дар для легитимности Империи. Всякий раз, когда вы с чем-то не соглашались, вы давали мне возможность показать галактике, почему вы не правы. Всякий раз, когда вы оспаривали закон и вносили в него поправки — слишком слабые, чтобы свести на нет его полезность, но достаточно видимые, чтобы успокоить сомневающихся сенаторов, — вы помогали неопределившимся принять мою Империю.

Она остановилась прямо перед Леей.

— Люк раньше постоянно рассказывал, как на Набу любят дебаты, обсуждения — открытые диалоги о политике, — «раньше» было сказано с однозначной насмешкой. — И пока вы спорили и сражались, вы придавали Империи похожий образ. Вы — причина, по которой многие решили прийти в Сенат, под мою власть, а не выступить против Империи на поле боя.

Лея затрясла головой:

— Ваши слова — лишь очередное доказательство ваших заблуждений. Вы не контролируете Сенат. И галактику тоже не контролируете. Против вас идёт открытая борьба — это вам ничего не говорит о вашей популярности?

— Мне и не нужен полный контроль, — сказала Амидала. — Достаточно только успокоить значимое большинство, чтобы они потеряли интерес к политике. Вы никогда не задумывались, почему ваши предложения почти никогда не набирали достаточное количество голосов? Лишь немногие верные Империи сенаторы выступали против вас, и в основном для того, чтобы объявить во всеуслышание о своей преданности государству. Остальным хватало ума списать ваши старания на юношескую дурость, на попытку раскачать лодку, под которой плавают чудовища.

— Тем, кто занимается политикой, далеко не наплевать! — возразила Лея. — Вы просто не даёте им говорить!

— Большинство я оставляю в покое. Ядро и Среднее Кольцо всё устраивает. Почему, как вы думаете, удалось обеспечить успех проекта Внешнего Кольца? Да потому что всем вам было всё равно, что происходит на рубежах галактики. Всё, что мне понадобилось, это навесить на кампанию флёр благопорядочности, и никто не задал ни единого вопроса — пока вы об этом не заговорили несколько месяцев назад.

Лея не могла собраться с мыслями — они вытекали из её разума, словно Амидала всадила нож в центр её души, и теперь ей нужно было как-то закрыть эту рану, пока она не истекла кровью.

— Это неправда.

— Как вам политика Люка относительно Набу? Очень успешна, не правда ли?

— Его законы потворствуют имперской власти, но спасли жизни.

— Можете собой гордиться, принцесса Лея, — Амидале хватило наглости взять Лею за подбородок и приподнять его. Лея яростно вырвалась. — Вы сделали то же самое. Вы сделали имперскую власть добрее и мягче, пусть даже ничего фундаментально не изменили, и тем самым спасли жизни. Предотвратили восстания. — Она уронила руку. — Не стоило от вас отказываться. Из вас ещё можно воспитать приличного политика.

Лея отшатнулась:

— Не трогайте меня. — Резко дёрнула головой туда-сюда. — Я не такая, как вы. Я не такая, как… — она прикусила язык.

— Как Люк? — жёстко закончила Амидала. — Нет. Не такая. — Двери турболифта разъехались, в коридор ступили два алых гвардейца. Амидала жестом подозвала их ближе. — Вам пора.

У Леи не было выбора. Её схватили за плечи и повели прочь. Амидала следила за ней, не отрывая взгляда, пока их не разделили створки лифта. Затем лифт тронулся, и Императрица — и её сын — остались далеко позади.

 

***

 

Падме вздохнула, но не стала скрывать довольную улыбку. Было приятно снова продолжить этот бой — снова влиять на противника каждым словом. Это приносило ей огромное удовольствие. Она сама не знала, чего хотела: заполучить принцессу Лею в союзники, на службу Империи, или просто довести девчонку до смятения и ненависти к самой себе. В любом случае, разговор получился бодрящий.

Должно быть, Палпатину тоже нравилось так с ней спорить. Падме отмахнулась от этой мысли.

Она не могла отвлекаться. Принцесса Лея никуда не денется, с решением можно не торопиться. Пока что она была угрозой и источником раздора.

Люк колотил по двери.

Падме отперла замок, про себя порадовавшись, что сыну пока что не хватало навыка открыть его с помощью Силы.

Мальчик вылетел в коридор, едва раскрылись створки:

— Где Лея?

— Принцесса нас наконец-то оставила.

— Я слышал крики.

— Мы немного пообщались.

— Ты заперла меня в моей же комнате!

Поморщившись, Падме взяла его ладони в свои.

— Я не хотела, чтобы ты это выслушивал.

Люк остался неподвижен. Насторожившись, Падме его отпустила.

— Почему ты запрещаешь мне видеться с друзьями? — потребовал сын.

— Я же тебе уже сказала. — Её озадачила его настойчивость, но она однозначно знала, кто её спровоцировал. — Слишком высокий риск.

— А переписка — это тоже слишком высокий риск?

— Я не блокировала никаких сообщений, Люк, — ответила Падме. И не солгала. Перехватом занималась служба безопасности.

Обмана мальчик не почувствовал. Справедливости ради, Падме давно научилась лгать одарённым.

— Я хочу покинуть дворец. Лея мне напомнила — уже два месяца прошло.

— Уже скоро, милый мой.

— Мама…

Падме смерила его суровым взглядом, который пробился даже сквозь обострившееся повстанческое настроение. Фыркнув, сын унёсся обратно в комнату.

Она устало прислонилась к стене, глядя ему вслед.

И ноги принцессы Леи больше не будет в этом дворце, мрачно пообещала она самой себе. Многовато от неё последствий.

 

***

 

Сабе перекатилась на другой бок, пытаясь сморгнуть сон с тяжёлых глаз. Экран комлинка загорелся, на него шёл входящий вызов. Парадоксальнейшим, но неудивительным образом, Падме умудрилась позвонить ровно в тот момент, пока она пыталась урвать пару часов сна — впервые за трое суток. Не спасало даже гиперпространство.

Она взяла комлинк, другой рукой бессознательно пригладив волосы, и приняла вызов.

На голограмме была не Падме.

— Пуджа? — нахмурилась Сабе.

— Да, это Пуджа!

— Вижу. В чём дело? Моя… — она поправилась, — наша леди…

— Я по поводу неё, — девочка сглотнула и нервно огляделась. — И Люка.

Сабе немедленно села ровнее.

— Рассказывай.

— Ты должна его отсюда вытащить.

У неё зазвенело в ушах.

— Что?

— Тётя Падме, она… — к вящему раздражению Сабе, Пуджа прижала ладонь ко рту и расплакалась. Хотя бы говорить продолжила, только уже сквозь слёзы. — Она делает из него другого человека. Ты должна его спасти — до того, как ей это удастся.

— Я не могу этого сделать. Я верная слуга Её Величества — и должна буду ей доложить…

— Да не ври! — рявкнула Пуджа. — Я же не дура. Только решения напринимала дурные. — Она покачала головой. — Люк изменился. Он тает. И он тут несчастлив. Сабе, ты ему нужна.

Вот ведь дрянная девчонка. Каждое её слово резало Сабе хуже ножа.

— А ты, значит, мне в этом поможешь? — усмехнулась она. — Пойдёшь на предательство? Или это всё ловушка, устроенная твоей тётей?

— Ты тоже моя тётя. Ты, может, об этом и забыла — но я нет. А Люк — мой брат.

— Кузен, — поправила Сабе.

— Брат, — Пуджа подняла подбородок. — Так ты поможешь или нет?

Сабе сбросила вызов.

Посмотрела на комлинк — сама удивляясь, что пошла на это и как быстро решила, что собирается делать.

Затем она бросила комлинк обратно на кровать, встала на ноги и пошла в кабину.

Chapter 32: Разные планы

Падме держалась за него столько, сколько могла, но через несколько недель — даже не месяцев — ситуация на Внешнем Кольце настолько ухудшилась, что Вейдеру пришлось снова отправиться туда лично. Наедине с собой он признавал, что предстоящая разлука его не только расстраивала. Он не хотел оставлять новообретённую семью, но пламя мести по-прежнему не давало ему покоя.

На Корусанте были Люк и Падме. Где-то в галактике прятался Кеноби. Ненависть пробудила в нём старую одержимость, готовую вспыхнуть ревущим пожаром.

Он улетал рано утром. Падме первой пришла его проводить, опередив их сына. Только к лучшему — так они могли проговорить вопросы, к обсуждению которых Люк был пока не готов.

Падме поднялась вместе с ним по опущенному трапу шаттла, держа его за руку, позволила ему поднести её ладонь к решётке респиратора.

— Я надеялась, что мир продлится чуть дольше, — призналась она. — Хотела, чтобы ты остался со мной. Чтобы дальше тренировал Люка и поддерживал нас обоих.

— Я бы остался, если мог. Но если этот конфликт не остановить…

— То о нём узнает Сенат. И разнервничается. — Падме вздохнула. — Прямо мои слова.

— Даже если они взбунтуются, ты их сдержишь, — заверил Вейдер.

Она улыбнулась ему в ответ: робко, ласково, откровенно. Никому больше она так не улыбалась, и у него перехватило дыхание даже несмотря на заведённый респиратор.

— Я ценю твоё доверие.

— Они тебя любят. Вся галактика тебя любит. Разве возможно обратное?

Падме кивнула, не видя смысла спорить с очевидным.

— Одно время я думала распустить Сенат, — поделилась она. — Когда мы узнали про существование Звезды Смерти и поняли, что он хотел править галактикой политикой страха… мне не понравилось воплощение, но сама задумка избавиться от бюрократии была крайне заманчивая.

— Если решишься, я тебя поддержу.

— Я знаю. — Она прижала свободную ладонь к его маске. — Но наша нынешняя модель кажется мне более эффективной. Я не хочу удерживать власть ценой всеобщего угнетения. Палпатин был злым человеком — но мы другие. С помощью Сената мы можем объяснять народу все необходимые аспекты нашей политики, а бюрократические перипетии помогают держать в узде диссидентов. Так я могу действовать более свободно, не переживая, что начнётся война.

— Для тебя нет ничего невозможного.

— Для нас нет ничего возможного, — поправила его Падме, взяв обе его ладони в свои. — Пусть Восстание и набирает силы, галактика быстро выскользнет из их пальцев. Я надеюсь, ты ненадолго.

— Конечно, — поклялся он.

И поднял голову. Падме тоже обернулась, догадавшись почему. Двери раскрылись, и на посадочную площадку выбежал Люк, сопровождаемый двумя гвардейцами. Отбросив формальности, он с разбегу бросился Вейдеру на шею.

Вейдер с лёгкостью его поймал, крепко прижал к себе. Как изменилась его жизнь. Как много ему предстояло защищать, как много он теперь мог потерять.

— Я буду скучать, — прошептал Люк. Но когда он отстранился, по его лицу невозможно было прочитать ни единой эмоции. Вейдер им гордился — и чувствовал, что Падме тоже.

Со своими чувствами по поводу военной кампании и его в ней участии мальчик, похоже, тоже справился. Хорошо. Это…

— Не поддавайся жестокости, — попросил Люк, положив ладонь ему на предплечье. — Конфликт ведь можно остановить, не причиняя ещё больше боли?

Когда он так говорил, то казался совсем мальчишкой. Словно детёныш нексу, пока не научившийся рычать и защищавшийся только собственной юностью. Вейдер улыбнулся сквозь боль от растянувшихся на лице шрамов. Болели ли шрамы у сына - те, которые он ему оставил? Вейдер надеялся, что нет. Люк часто улыбался.

Но рука, которой мальчик держался за него, была ненастоящая, протез. Вейдер не должен был — не имел права — об этом забывать. И поэтому…

— Да, — ответил он.

Падме предупреждающе сощурила глаза.

Он знал, что никак не сможет сдержать оба обещания. И даже после того, как Вейдер попрощался со своей семьёй и поднялся в шаттл, он не знал, каким из них пожертвует ради другого.

 

***

 

Одним утром Лея проснулась с нехорошим предчувствием, которое не могла понять. В первую очередь она вспомнила всё, что наговорила ей Амидала, — её слова мучили её последние несколько недель, мучили до тошноты, если она слишком глубоко в них вдумывалась. Но нет, проблема была в чём-то другом.

Предвкушение нарастало всё утро — и наконец, когда она собирала вещи для вылета в Сенат, у неё зазвонил комлинк. Лея нахмурилась. Частота незнакомая.

— Ваше Высочество? — спросила Эваан от двери. — Спидер готов. Вылетаем?

— Буду через пару минут, — ответила Лея. — У меня звонок. — И сразу, не дав Эваан ответить, закрыла дверь.

— Лея, — заговорила Сабе без приветствий, — Альянсу нужна твоя помощь для проведения спасательной операции.

Лея удивлённо моргнула, но тут же сосредоточилась:

— Что мне делать? Я рада тебя слышать, учитывая…

— Да. Всё хорошо. — Судя по тому, как у Сабе дрожала щека, она многого не договаривала, и Лея невольно задумалась, какие приказы Амидалы ей пришлось исполнять, чтобы та поверила в обман. — У нас есть контакт. Дезертир во дворце. Можем вытащить Люка.

Может, и неважно, что Амидала от неё требовала. Сабе добилась своей цели.

— Кто? Как я могу помочь? Нужны чертежи, расписания — или я могу связаться с Люком…

— От тебя многое не потребуется. У дезертира более высокий уровень доступа, чем у тебя, поэтому проход во дворец нам практически обеспечен.

Лея нахмурилась, слегка задетая, но спорить не стала. И вопросы у неё были к другой части.

— Что это за дезертир, Сабе?

Возможно, ей было бы лучше не знать. Лея это понимала, знала, что создаёт ненужный риск. Но Сабе ответила:

— Пуджа.

— Пуджа Наберрие? — …Неудивительно. Пуджа. Которая пустила её во дворец, потому что знала, что Люк по ней скучает.

Лея сама не знала, что чувствовала.

— Я не знаю, можно ли ей верить, — продолжала Сабе. — Скорее всего, это ловушка. Если я даже подумаю о том, чтобы согласиться, моя служба Амидале быстро прервётся — а следом за ней и моя жизнь.

— А что считают в командовании?

— Что это ловушка, причём очевидная. Я делаю это без согласования с ними.

— Одна?

— Они не поймут, почему это так важно. Зато поймёт агент, которого я туда отправлю.

— Значит, ты уже знаешь, что будешь делать?

— Нет, — Сабе нахмурилась. — Я связалась с Пуджей, сказала ей, что подумаю. Я знаю, что это опасно, но нельзя было дать ей подумать, что я пошла сдавать её Падме. Если она не врёт, то очень многим рискует, — она глубоко вздохнула. — Я её даже толком не видела, только слышала. В её словах была доля истины, что естественно, — она талантливый оратор. Что ты думаешь?

Хороший вопрос.

— Она практически не отходила от Амидалы с тех пор, как начала работать в Сенате, — ответила Лея. Голос её подёрнулся дымкой ненависти. — Она её племянница. Нельзя ей верить.

— А Люк — её сын. А ты — дочь.

— Я знаю, — дёрнулась Лея. — Но Пуджа училась у неё, она обязана ей всеми своими политическими знаниями. И врать её тоже учила Амидала. С чего бы ей сейчас от всего этого отказываться?

— Поэтому я и решила посоветоваться с тобой.

Они с Люком тоже оказались прилежными учениками. На неё нахлынула горечь. Люка нужно было вытаскивать, пока Амидала не воспитала из него будущего императора. Он и так уже начал ей поддаваться. После разговора с Амидалой их короткий разговор с Люком предстал ей совсем в ином свете. Он оправдывал все свои поступки, шаг за шагом, и этот путь вёл прямиком…

Лея потрясла головой.

— Они очень похожи, — ответила она.

— Значит, врёт? Вы с ней тоже похожи.

— Не смей так говорить! — рявкнула Лея. В горле встал ком, её моментально замутило. — Не надо. Нет. Мы с Люком не такие, как она.

— Почему это вдруг? — Сабе озадаченно нахмурилась. — Лея, что плохого в том, чтобы быть похожей на собственную мать?

— Она мне не мать.

— Ладно, хорошо. Но неужели ты думаешь, что я её полюбила просто потому, что была у неё на службе?

Лея застыла.

— Вы похожи. Ты не её отражение и не идеальная наследница в духе того, что она надеется воспитать из Люка, но вы похожи. В этом нет ничего плохого.

— Мне всё равно от этого дурно.

— Почему?

— А это не очевидно? — отозвалась Лея с сердитым смешком.

— Нет, — возмущённо ответила Сабе. — Почему это для тебя такая проблема? — Помолчав, она спросила: — И мы ведь даже не про тебя сейчас говорим. Когда ты узнала, что Люк её сын, то тоже немедленно его осудила…

— Люк здесь не при чём, — горячо возразила Лея. — Я его люблю. И доверяю ему.

— Даже сейчас?

— Да.

— Тогда в чём дело, Лея? Чего ты так боишься? Люк гораздо дольше тебя знал правду, и его с Падме сходство его совершенно не беспокоило.

— Да, а ещё Люк не начинал свою работу в Сенате её ярым сторонником! — взорвалась Лея. — Я всю карьеру пытаюсь от этого отмыться. Ты её любила? Ну так вот я тоже. Поэтому я знаю, как это опасно. Она слишком убедительна.

— Ты не единственная, кто на это попался. Нечего тут стыдиться.

— Вот как?

— Да. Со мной, во всяком случае, произошло то же самое. Из песни слов не выкинешь — но ты по сравнению со мной не совершила ровным счётом ничего непоправимого. Тебе просто нужно простить саму себя.

— А ты, значит, себя уже простила? — осмелилась спросить Лея.

— Вот почему ты немедленно заподозрила Люка в имперских симпатиях, когда узнала, что он рассказал Вейдеру правду, — продолжила Сабе, не обратив внимания на её вопрос. — Если ты себе-то не доверяешь, когда речь заходит об Амидале и её влиянии, то как могла поверить ему?

— Хватит.

— Я знаю, что у тебя чуткое сердце, — голос Сабе смягчился. Стало до бесконечности хуже. — Я знаю, что все твои поступки и даже твоя ярость исходят из любви, которой так недостаёт галактике. Но ты должна быть чуткой и по отношению к себе самой. Нельзя же вечно нести на себе это бремя.

— Ты ничего не понимаешь.

— Лея, у нас с ней одно лицо на двоих. Всё я прекрасно понимаю. — Прервавшись, Сабе заставила себя расслабиться. — Прекрати переживать из-за вашего сходства. Если страсть как хочешь переживать за что-то другое — сосредоточься на том, чтобы никогда ею не стать. А теперь скажи мне — Пуджа хочет заманить нас в ловушку или нет?

Лея глубоко вздохнула.

Пуджа Наберрие — предательница или союзник?

Амидала бы окрестила её преступником без задней мысли. Если не из собственной веры, то потому что из врагов можно извлечь больше политической выгоды, чем из союзников. Потому что деспоты никому не доверяли. Но что бы сделала Лея? И, ещё важнее, что бы сделала Пуджа?

Она была сестрой Люка. Она беззаветно служила Императрице.

Она пустила Лею во дворец — вопреки желаниям Амидалы, ради Люка.

— Она любит Люка, — наконец сказала Лея.

— И?

— Я думаю, она говорит правду.

Сабе вздохнула.

— Я хочу в это верить, — сказала она, — но не смею надеяться.

— А ты надейся, — приказала Лея. — Потому что это правда. Она нам поможет. Что мне делать?

— Агенту нужно безопасное место — залечь на время разведки, около недели. Ещё нам нужен человек, который хорошо знаком с внутренним устройством помещений и знает детали, обычно не попадающие на чертежи. Агент когда-то был в Сенате, но это было очень и очень давно.

— Найду, — пообещала Лея.

— Значит, она прибудет на Корусант до конца недели. — Сабе поколебалась. — Я очень надеюсь, что ты права, Лея. И что ты сможешь это выдержать.

 

***

 

Падме думала, что Люк уже перестал на неё злиться после скандала с принцессой Леей, но за последние недели они умудрились поссориться ещё несколько раз. Он стал жёстче и гораздо недоверчивее, чем раньше. Он всё чаще задумывался о вещах, которые не должен был подвергать сомнению.

Его мятеж сводил её с ума. Обычно Падме быстро возвращала себе контроль над ситуацией, но в этот раз…

Всего несколько дней спустя после отбытия Вейдера характер Люка снова напомнил о себе, причём с куда более радикальными последствиями. Возможно, в отсутствие Энакина, также не терпевшего обман, как и их мальчик, ей было тяжелее скрывать собственную неискренность.

Постоянное молчание оказалось для неё просто невыносимым. Муж был на другом конце галактики, сын отвечал односложными предложениями — семьи, на которую она так надеялась, всё равно что не существовало.

Значит, она должна была всё исправить.

Как правило, они ужинали в одном зале, пусть и без особого тепла. Падме применяла значительные усилия, чтобы это изменить, воспользовавшись знаниями Пуджи, которая рассказала ей всё необходимое, чуть ли не морщась от боли. Наверняка её мучали остатки верности их семье, оставшейся на Набу, но главное Пуджа поняла: это был подарок для Люка, а не для Падме.

Сын зашёл в их общий обеденный зал, избегая её взгляда, и сел за противоположный край стола, как можно дальше от неё. Между ними стояло шесть свободных стульев, но их разделял целый стол.

Падме это не устраивало.

— Так не пойдёт, — сказала она и встала. Слуги немедленно подхватили её тарелку с приборами и переложили всё на её новое место — по правую сторону от Люка, достаточно близко, чтобы она могла взять его за руку.

— Мы так уже неделю ужинаем, мама, — ответил Люк.

— И я этого больше не потерплю. Я хочу перед тобой извиниться, — Падме жестом велела подать ужин. Стоило Люку уловить первые запахи с кухни, как его выражение лица сменилось удивлением, затем, к её счастью, неуверенной радостью.

— У меня для тебя подарок. Чтобы помочь тебе привыкнуть к новому дому.

С тарелок сняли крышки, в воздух взметнулся пар. На её взгляд, выглядели блюда странно. Падме в жизни не видела, чтобы запеканку готовили с такими специями. И соус незнакомый — по консистенции будто яблочный, но из палли. Про тосты из слизкорыбы и говорить было нечего. Но все её сомнения испарились, стоило ей увидеть, как просиял Люк.

На одно болезненное мгновение его радость уступила место недоверию:

— Как? Откуда?

— Я спросила у Пуджи, какие у тебя любимые блюда, — призналась Падме. — К своему ужасу поняла, что ещё и этого не знаю. У неё при себе оказался блокнот с рецептами, которые ты придумал.

— Мы их вместе с бабушкой придумали, — поправил сын. Падме удержалась от желания поджать губы. — Я… я даже забыл, что мы их кому-то раздавали. Это всё равно бесполезно, кроме нас с бабушкой никто так не готовит.

— Теперь наши повара тоже всё это умеют, — сказала Падме. — Можешь заказывать что угодно, когда захочешь.

Странным образом, Люк воспринял её слова без особого восторга, но она заметила отблеск удовольствия в его глазах. К её ужасу, сын потянулся за тостом со скользкорыбой и захрустел им с неподдельным аппетитом.

Увидев выражение её лица, мальчик рассмеялся:

— Попробуй, вкусно! — настоял он. — И Пудже тоже нравится.

— Не сомневаюсь… — Падме с опаской взглянула на тост. Что ж, она сама приняла решение стать ближе к сыну, отступать некуда. Она откусила кусочек — оказалось вкуснее, чем она успела себе выдумать.

То же самое она могла сказать и об остальных блюдах. Ей никогда раньше не доводилось пробовать такие вкусовые сочетания, и всё же, что-то в этом однозначно было. Много лет прошло с их визита на ферму Ларсов, когда юная Беру Уайтсан угощала её и Энакина домашней едой, но что-то Падме ещё помнила. Терпкая новизна, прячущаяся среди вкусов дома.

Должно быть, Люку здесь всё было знакомо, до последнего ингредиента.

— Ну как? — спросила Падме.

— Замечательно. — Сын посмотрел на тарелку. — Чуть-чуть не попали в пропорции. Но тут только самому всё делать, тогда всего можно добавлять по вкусу.

— Можем в следующий раз вместе приготовить, — предложила она. Люк засмеялся в ответ, и Падме с лёгким возмущением добавила: — Я замечательно готовлю.

— Когда ты в последний раз проверяла? — вполне разумно поинтересовался Люк.

Падме фыркнула:

— Много лет назад. Но когда я была маленькой, то готовила каждый день. У меня даже было фирменное блюдо — хлеб пяти бутонов. Вся семья его обожала.

Люк сморщил нос.

— Что такое?

— Ничего.

— Люк, в чём дело?

— Ни в чём.

— Рассказывай! — приказала Падме, стараясь говорить весело, а не строго.

— Бабушка тебя всегда хвалила, — наконец признался Люк, — но хлеб отдавала птицам.

— Нет.

— Честное слово, — засмеялся Люк, — потому что когда я в первый раз сделал хлеб пяти бутонов, то почуял, что она чего-то недоговаривает. И она во всём призналась.

Падме прижала ладонь ко рту. Люк немного стушевался:

— Мне тогда показалось, что это смешно.

— Смешно, но… — Падме не знала, что ей делать с этой информацией. Поэтому решила использовать её в свою пользу. — Значит, готовка нам обоим сначала не очень давалась?

Сын улыбнулся:

— Да. Мне пришлось долго учиться. А бабушка помогала.

Падме кивнула. И, не удержавшись, спросила:

— Она нас сравнила, потому что знала всю правду?

— Не знаю. — Она не смогла понять, лжёт он или нет, но не стала настаивать ради их примирения.

Ужин шёл неторопливо. Люк рассказывал ей про всевозможные деликатесы, которые они с Джобал придумали, объяснял каждую задумку. Падме слушала не отрываясь. У сына горел взгляд. Нужно будет пустить его на кухню, посмотреть, что будет, — пусть человеку его статуса и зазорно готовить самому.

Люк замолчал посреди объяснения отличий вомп-крыс и скользкорыбы.

— Я хотел тебя кое о чём попросить, — сказал он.

— Давно? — деликатно уколола его Падме. — Ты мне за всю неделю и двух слов не сказал.

Сын не то улыбнулся, не то поморщился.

— Мне кажется, ты должна снять оккупацию с Набу.

Падме закрыла глаза.

— Ты меня об этом уже просил. Неоднократно.

— Я знаю. И был неправ. — Она открыла глаза, преисполнившись любопытства. — Но ты же сама видишь, что за последние недели ситуация сильно изменилась к лучшему. Набу больше не нуждается в оккупации, и чем дольше она продлится, тем выше вероятность, что она спровоцирует очередной конфликт между штурмовиками и горожанами. Набу верна Империи.

— Твой отец сейчас борется за добрую треть Империи на другом краю галактики, — заметила Падме. Она не повышала голос, но и раздражение скрывать не стала. Судя по тому, как Люк робко опустил взгляд, он его почувствовал. — Если возникнет риск потерять эти территории, то Набу я не отдам. Это слишком опасно.

Люк положил свою ладонь на её, переплёл их пальцы. Падме инстинктивно сжала его руку в ответ, расслабившись, — и тут же напряглась, осознав, что он использовал её же приём против неё самой.

— Тогда я могу ответить, что нельзя ставить какую-то одну планету выше остальных и что нынешние оккупационные войска больше помогут папе на фронте. Но про это всё мы и так знаем, и это не самое главное. Мама, мы не потеряем Набу. Мы ею управляем.

Он был прав, бездна подери. Падме положила вилку, клацнув ею об пустую тарелку, махнула рукой слугам, чтобы они убрали со стола, не сводя глаз с сына.

— Ты ею управляешь. — И в этом, несмотря на недавние истерики, он был непоколебим. Он верно служил Империи. Как и Сералина. Как и прочие набуанские чиновники. — Ты прав.

Во взгляде Люка забрезжила робкая надежда. Падме шумно выдохнула.

— Я отзову войска, — пообещала она, болезненно осознавая, что по большей части делает это ради его искренней улыбки. Нет, это было правильное решение, напомнила она себе, — и при этом оно радовало её ребёнка. В конце концов, не зря же у них сегодня примирительный ужин. — Но…

— Мы не сразу выведем войска, а оставим их на орбите на несколько недель, — закончил за неё Люк, — на случай беспорядков. Разумеется. Нельзя просто отозвать гарнизон на честном слове. Нужно будет действовать осторожно.

Падме сжала его ладонь.

— Ты всё продумал.

— Я бы не стал предлагать, если бы не был уверен в том, что так будет лучше.

— Для Империи?

— Для нас.

И этого было достаточно.

— Я хочу официально назвать тебя принцем, — сказала Падме. — Скоро. Возможно, даже до возвращения твоего отца. — Энакин расстроится, если пропустит церемонию, но… — Как ты думаешь, ты справишься? Я знаю, что прошло всего лишь несколько месяцев, — мне не хочется на тебя давить.

Люк нервно сглотнул, но под её пристальным взглядом сумел преодолеть собственное сомнение — и не отступил:

— Готов, мама. Для меня это честь, — он склонил голову и дрогнувшим голосом добавил: — Я тебя не подведу.

Падме погладила его ладонь большим пальцем.

— Ни в коем случае.

— Значит, мне можно будет покинуть дворец? — спросил сын. — Я бы хотел заглянуть в Сенат, организовать там всё. Наладить связи, которые мне точно понадобятся, — он пожал плечами. — Ну, и ещё хотелось бы пройтись по твоему крылу. У меня не было возможности изучить его повнимательнее, но работать после объявления я, скорее всего, продолжу оттуда.

Причины были весомые и логичные. И всё равно первой её мыслью было отказаться и держать его дальше в поле зрения — хотя бы ещё ненадолго. Одиночество, в котором она прожила прошедшую неделю, лишний раз напомнило ей, как сильно она ценила присутствие семьи рядом. Только ради них она терпела все политические дрязги.

Но Люк будет совсем рядом. Она могла ему довериться. Что бы он ни думал, как бы ни злился, он остался ей верен. Он вернулся к ней.

— В сопровождении стражи, — сказала она, но это всё равно была капитуляция. И снова от улыбки сына у неё перехватило дыхание. Какая непростительная добросердечность. — Я всё ещё переживаю за твою безопасность. После объявления я хочу расширить состав твоих телохранителей.

— Хорошо, — абсолютно беззаботно согласился Люк, — от стражи я легко удеру, если надо.

Падме закатила глаза, затем обменялась скептическими взглядами со стражниками, которые несли дозор у дверей.

— Никуда ты не удерёшь, — строго сказала она, но не удержалась от улыбки. Судя по тому, как улыбнулся ей в ответ Люк, это не последний их разговор на эту тему.

Неважно. У неё опытные стражники. Люк умел пользоваться Силой, он сможет защитить тебя. В Сенате кругом лоялисты.

Она снова сжала его ладонь.

— Я покажу тебе своё крыло, — пообещала она. — Устрою персональную экскурсию. А потом устраивайся, как захочешь. Начнём завтра?

Люк кивнул, переполняемый восторгом.

Снова вошли слуги, на этот раз с десертом, который тоже заказала Падме. Она понятия не имела, что такое чёрная дыня, но Люк сразу же узнал сделанное из неё мороженое, изумлённо распахнув глаза. Как только перед ними положили приборы и тарелки, он зачерпнул ложечкой щедрую порцию.

В его взгляде было что-то странное.

— Что такое? — спросила Падме.

Люк дождался, пока выйдут слуги, и только после этого ответил:

— С техникой ошиблись.

 

***

 

Люк начал летать в Сенат ежедневно. Это довольно быстро вошло у него в привычку, и он каждое утро ждал этой поездки. Он даже не подозревал, что так сильно соскучился по небу, пусть даже регулярно просиживал целые вечера с отцом в ангаре, работая над его кораблями. Казалось бы, всего лишь полёт от Дворца до Сената — а у него потом весь день держалось хорошее настроение.

С работой тоже всё оказалось проще, чем он думал. Его офис располагался в том же коридоре, что и мамин, они делили одну гостевую прихожую на двоих. Пришлось согласовывать дизайны и чертежи тронов, от чего у него до сих пор голова шла кругом. В этих делах он не стал настаивать и предоставил право выбора маме.

Но это была лишь одна из тысяч мелочей, требовавших его внимания. Объявление Императрицы потрясёт всю галактику — он должен быть к этому готов.

Прервав свою записку, адресованную Сералине, и оставив её по соседству с секретным письмом Ананае, которое он теперь мог отправить, поскольку за пределами Дворца его комлинк загадочным образом снова заработал, Люк поднялся. Он просидел в кресле несколько часов, у него страшно затекли ноги и раскалывалась голова. Такое чувство, он съел что-то не то за завтраком, — у него крутило живот, как перед песчаной бурей.

Мамина гостевая комната располагалась ровно напротив. Там всегда было прохладно и уютно, и Люка успокаивало даже бесцельное блуждание среди стульев. В воздухе едва различимо пахло апельсиновыми цветами — запах напоминал ему о доме. Помогал сосредоточиться.

Он улёгся на один из диванчиков, наконец расслабив плечи. Что сказать? Какие выбрать слова, чтобы заверить её…

Кто-то открыл дверь. Разум укрыт за щитами — слишком мощными для дворцовых слуг.

Люк распахнул глаза и повернулся к двери. Полупрозрачная ширма, которая отделяла стеллаж для верхней одежды от основной части гостиной, скрывала незнакомца, но его силуэт освещали два гудящих белоснежных луча. Незнакомец был высокий, гораздо выше Люка, с двумя массивными монтралами на голове.

Он поднялся. Чужак обошёл стену, осматривая комнату, и наконец перевёл взгляд на него.

Она улыбнулась.

— Ашла? — спросил Люк.

За минувшие десять лет она совершенно не изменилась: те же полосатые монтралы, возвышавшиеся над ним, та же туника с укреплёнными наплечниками, перетянутая солдатским поясом — Сабе всегда одевалась так же. Ашла тепло ему улыбнулась и подошла ближе, так же осторожно и уважительно, как когда-то подошла к перепуганному и раненому двенадцатилетнему мальчику.

Люк скользнул Силой по её щитам, исполненный любопытства, но они держались так крепко, что он с трудом различал само её присутствие. Ашла почувствовала его прикосновение и склонила к плечу голову, слабо улыбаясь.

— Ты уже и такое умеешь? — спросила она.

— Более-менее. Ты поэтому прилетела? — Бессмысленный вывод, но он в принципе не мог придумать ни одной причины её появлению. Сабе говорила, что Ашла старалась держаться подальше от Корусанта из риска столкнуться с Вейдером. Возможно, она сумела прилететь на планету лишь потому, что отца не было в столице.

— Нет. Но я рада, что ты познал Силу. Не представляю, как тяжело было жить с этим даром, но никогда его не использовать. И Тьмы я в тебе тоже не чувствую — видимо, отец не стал учить тебя к ней обращаться, уж не знаю, почему.

— Тьма? — Люк покачал головой. — Я даже не знаю, что это такое.

— И хорошо.

— Так что это?

— Зло. Скверна. Потом объясню. — Ашла протянула ему руку. — Пойдём со мной.

У него заколотилось сердце. Всё его естество хотело ей довериться, но…

— Куда?

— Подальше отсюда. Меня прислали тебя вытащить. — Люк изумлённо поднял брови. Ашла наклонилась ближе, быстро оглядевшись. — Тебя же держат в плену?

— Я не могу улететь с Корусанта.

— Да, вот теперь похоже на то. Люк, пойдём, мы со всем…

— Нет! Я не в этом смысле. — Люк отступил на шаг назад и принялся расхаживать туда-сюда по толстому мягкому ковру. Цветочный запах стал невыносимо терпким. — Меня держали в плену — ну, уйти не давали. Но теперь дают. Я не могу улететь с Корусанта — здесь я могу помогать людям, менять галактику к лучшему. Я должен остаться с родителями.

— Люк, — сказала Ашла, — Сабе прислала меня сюда. Она за тебя переживает.

У него ухнуло в пятки сердце.

— Значит, передай ей, что у меня всё хорошо. Меня вот-вот назовут принцем. Я смогу действовать — ради общего блага!

— Ты должен пойти со мной. Не стоит недооценивать тьму в душе твоей матери. И её умение подчинять себе людей тоже.

— Я понимаю. — Но Люк также понимал, что нельзя недооценивать и её любовь. — Я знаю, что делаю.

— Не уверена. — Ашла подошла ближе медленным, осторожным шагом. На её поясе сверкали рукояти световых мечей. — Ты один из самых сильных одарённых в истории галактики, как и твоя сестра. И одновременно с этим ты наследник Императрицы. Тебе угрожают не только покушения — твоя мать тебя просто никогда не отпустит. Пока не слепит из тебя собственную копию.

— Джедаи, по-твоему, сильно лучше? — спросил Люк. — Вы хотели меня обучать, чтобы защитить? Или чтобы использовать мои навыки? С родителями я хотя бы уверен, что они меня любят и желают мне только добра.

Ашла остановилась.

— Если бы мы хотели сделать из тебя оружие, то никаких беззаботных лет на Татуине под присмотром дяди и тёти у тебя бы не было. Мы бы никогда не отдали тебя родственникам на Набу. Я знаю, что ложь Оби-Вана подорвала твоё доверие. Но ты ведь сам понимаешь: у оружия не может быть детства.

— Я это прекрасно понимаю, — ответил Люк. — Но я не собираюсь убивать собственных родителей.

— Тебя никто не собирается об этом спросить.

— Желающие найдутся. Если я соглашусь уйти с тобой, то нашей целью станет разрушение Империи. Они погибнут.

— Другого пути попросту нет.

— Я не дам этому случиться. — Люк стиснул кулаки. — Я их люблю. И я должен остаться с ними.

Ашла моргнула — он на мгновение уловил её грусть, просочившуюся сквозь стальные щиты.

— Люк, Энакин Скайуокер был мне всё равно что братом, — сказала она. — И я тебе очень сочувствую. Но оставаться нельзя.

— Мне не сочувствие нужно, а доверие.

— Тебе я полностью доверяю.

Люк понимающе кивнул, горько улыбнувшись:

— А моему суждению — нет.

— Падме и Энакин держат тебя в ловушке. Я хорошо знаю, на что они способны. Люк, прошу тебя. Если ты мне веришь, то пойдём со мной.

— Не пойду, — ответил он. — Я должен остаться — ради них.

Ашла вздохнула:

— Я не хочу этого делать, — сказала она. В это он верил. — Но ты должен пойти со мной. — Она подняла ладонь к его лбу: — Засыпай…

Люк сорвался с места, даже не осознав этого. Дёрнулся назад, прочь от её ладони, а затем резко пригнулся и сорвал с её пояса один из мечей. Ашла быстро опомнилась, но за эту секунду он успел перевалиться через диван, чтобы между ними была хоть какая-то преграда, и поднял меч, вцепившись в рукоять мёртвой хваткой.

— Нет. — Вспыхнуло лезвие — цвета татуинского солнца. — Я никуда не пойду.

Ашла поморщилась:

— Отец тебя за хват не ругает?

— Что?

— Ты меч держишь так, будто это молоток.

Покосившись вниз, Люк перехватил рукоять поудобнее. Форма показалась ему странно знакомой.

Ашла перехватила обратным хватом оставшийся у неё меч и легко зажгла его, развернув лезвие назад изящной дугой.

— Наверняка же ругает, — вслух решила она. — Мой стиль ему всегда страшно не нравился.

Они принялись кружить вокруг дивана. Люк занял защитную стойку.

— Я не хочу причинять тебе боль, — сказала Ашла. — Всё что угодно, кроме этого.

— Тогда не причиняй. Просто оставь меня здесь — и мы продолжим работать вместе.

— Надолго? — спросила Ашла — и вскочила на диван.

Первый удар, второй, третий — он парировал каждый, напряжённо щурясь от света мечей. Ашла не сражалась по-настоящему, только прощупывала его оборону, даже не изволив спрыгнуть на пол. Неожиданно она взмыла в воздух, опрокинув диван, перепрыгнула через Люка и приставила меч к его горлу.

Люк отбил лезвие в сторону. Никакой угрозы в этом жесте не было, и она не пыталась навязать ему борьбу. До коридора он добраться не сможет, но была ведь другая дверь, которая вела в тронный зал его матери, где были свои секретные ходы, где были стражи…

Развернувшись, Люк бросился бежать.

Он услышал странный гул — Сила взорвалась предупреждением. Люк пригнул голову и перекатом метнулся в сторону. Вращающееся лезвие разрезало воздух там, где ещё секунду назад было его тело, и со свистом вернулось к Ашле.

— Пойдём со мной, — умоляюще позвала она, надвигаясь на него.

— Я не могу, — сквозь зубы выдавил Люк и снова сорвался с места.

Но Ашла перегородила ему дорогу. Каждый его неуклюжий удар она легко перехватывала или парировала, у него не было шанса пробиться сквозь её защиту. Яркий свет лезвий бил в глаза, отпечатывался розовыми всполохами даже на опущенных веках.

Люк попятился. Она ведь его просто терпела, горько подумал он. От этой мысли было хуже всего. Он перехватил меч поудобнее — и вдруг до него дошло.

— Я тренировался с твоим мечом, — сказал он. — У папы остались твои старые мечи?

— Верно.

— Я на них учился, — сказал он, не зная, что ещё добавить.

— Замечательно, — ответила Ашла и снова атаковала.

Всполохи света заметались перед его лицом — она ударила сверху, снизу, слева, справа, потом якобы снизу, и он едва успел парировать настоящий удар сверху. Отступив, Люк прокрутил запястье, чтобы отогнать её хотя бы на полшага и расслабить плечо, — и тогда Ашла ударила.

Она поймала его лезвие своим и, не успел он понять, что происходит, дёрнула его в сторону. Люк с криком выронил рукоять, которую Ашла подхватила, пусть лезвие и успело прожечь дыру в ковре.

— Любимый приём твоего отца, — сказала она и погасила оба меча, пристегнув их обратно к поясу. — Прости меня, Люк.

Он попятился.

— Не подходи ко мне, — взмолился он. — Мне нужно остаться с ними, правда…

— Боюсь, нам больше нужно вытащить тебя из-под их власти.

Шоковый заряд попал ему между плеч, опалив плечи и спину. Люк рухнул на пол, но его подхватили мягкие, знакомые руки. Бледное лицо расплывалось так сильно, что он так и не понял, кто это был.

 

***

 

— Значит, ты готова идти до конца?

Пуджа осторожно опустила Люка на пол, не выпуская из объятий. Раскалённый бластер в кармане плаща жёг хуже любого клейма. Широкая мантия Люка лежала на нём похоронным саваном — только тихое мерное дыхание говорило о том, что она не допустила чудовищную ошибку.

— Были сомнения? — пробормотала она в ответ.

— Были, — ответила женщина — Ашла, как назвал её Люк, — смерив её внимательным взглядом. — Я понимаю, что тебе нелегко далось это решение. Хочешь присоединиться к Восстанию?

— Я не уверена, что была ли хоть когда-то настоящим имперцем, — призналась Пуджа. — Я просто её любила.

А Падме ей доверилась. Присоединившись к ней, Пуджа избавилась от постоянных придирок деда. Падме не требовала от неё обелять семейное имя в её глазах. Может, на самом деле она доверилась не Пудже, а собственному умению манипулировать людьми, но этого всё равно оказалось достаточно, чтобы Пуджа оказалась во внутреннем круге.

— А теперь?

Пуджа опустила голову к Люку.

— Я отключила камеры. Во всём крыле. Все решат, что это обычный сбой. Стражей на пути к спидеру я перенаправила караулить чужаков на центральный вход. — Она поцеловала Люка в лоб. — Береги его.

— Не беспокойся, — ответила Ашла. Пуджа решила ей поверить. — И ты тоже себя береги.

Если тётя Падме обо всём узнает, то просто убьёт её. Пуджа прекрасно это понимала, и всё равно не испытывала ничего, похожего на сожаление.

— Постараюсь. — Больше она ничего не могла пообещать.

Chapter 33: Я хочу, чтобы ты поступала по-своему

— Вы же понимаете, почему мы не спешим вам доверять? Только за последнюю неделю вы убили семерых крайне важных наших союзников.

— Не притворяйтесь, что дело исключительно в этом, — огрызнулась Сабе, прожигая голограммы над столом раздражённым взглядом. Она посмотрела было на Бейла в поисках поддержки, но тот упорно отмалчивался. Приходилось самостоятельно отбиваться то от рохли-Мотмы, то от жаждущего крови Дравена. — Вы одобрили план, и…

— Мы признали, что не сможем вас остановить, и договорились, что каждую имперскую миссию вы будете предварительно согласовывать с нами. Ничего подобного вы не сделали.

— Потому что вы слишком долго думали. Я предупреждала вас о каждом задании.

— Из-за ваших поступков Альянс потерял связь с несколькими важными ячейками, в том числе на Рилоте и Набу. Ваше вмешательство нас сильно ослабило.

— Благодаря мне Восстание в принципе ещё существует. Если бы мы оставили Люка у Амидалы…

— Губернатор Наберрие — её сын, и, судя по всему, роль имперского служащего его полностью устраивает. Мы не будем тратить ресурсы на эту спасательную миссию, особенно учитывая, что он не изъявляет никакого желания спастись.

— Вы же должны понимать, что если мы лишим Амидалу наследника, то лишим Империю чувства безопасности…

— А ещё мы понимаем, как он — и она — важны лично вам, — перебил Дравен. — Я понимаю, что Империя многое у вас отняла, агент. Но сочувствовать не имею права. Мы боремся за галактику, а не за одного человека.

У неё пискнул комлинк. Сабе, напоминавшая сама себе сплошной ком из нервов и едва сидевшая на месте, немедленно выхватила его из кармана, пропустив мимо ушей возмущения Дравена.

— Если вам вдруг перестало быть интересно…

Сообщение было от Пуджи. Всего три слова: «Он у неё».

— Перестало, — согласилась Сабе. — Но можете не переживать. Альянсу не придётся тратить ресурсы на эту миссию. Люка уже спасли.

Тут Бейл всё-таки посмотрел на неё, в его глазах зажглась надежда.

— И кем же? — после долгой паузы спросила Мотма.

— Фалкрамом.

Дравен взорвался криком:

— Вы отправили одного из Фалкрамов на смертельно опасную миссию без моего согласия? Я их командующий, я должен был…

— Вы командуете не всеми. Она вам не подчиняется. И она тоже считает, что Люк — слишком важная фигура, которую просто нельзя оставлять Императрице.

Дравен стиснул челюсти:

— От вас обеих потребуют официального объяснения.

— Я предпочитаю просить прощения, чем разрешения.

— Вы не получите ни того, ни другого.

— Это пустые споры, — наконец-то вмешался Бейл. — Губернатор Наберрие у Фалкрама, они летят сюда. Оценим ситуацию, когда поговорим с Наберрие лично. Мне кажется, рано сбрасывать его со счетов.

— Если Амидала и Вейдер смогут нас через него выследить, то Альянсу придёт конец, — предупредил Дравен.

— Не выдумывайте почём зря, — огрызнулась Сабе, прекрасно осознавая, что лицемерит. Ликование сейчас пересиливало совесть. — Может, Люк наоборот станет вашим спасением.

 

***

 

Папа вызвал Лею к себе, как только закончил разговор. Надежда птицей билась у неё в груди:

— Они согласились? Помогут?

— У них не было выбора, — с улыбкой ответил Бейл. — Посреди встречи Сабе получила сообщение, что Люка освободили, они летят на базу. Сразу после прибытия руководство решит, что с ним делать.

— Я должна быть там, — сказала Лея и сразу, не осознавая что делает, принялась расхаживать по кабинету. Неправильно отсиживаться на Альдераане, что бы ни говорила Ашла. Конечно, будет лучше, если Империи предоставят непосредственное доказательство, что она улетела домой на короткий отдых более чем за неделю до похищения, но её мучила тревога.

— Где? На Корусанте?

— На базе. Чтобы с Люком был хоть кто-то знакомый.

Папа поморщился:

— Лея, ты же понимаешь, мы не можем на это пойти. С ним будет Сабе.

— Мы понятия не имеем, как он к ней отнесётся. Он мой брат. Я имею право с ним увидеться.

Бейл поколебался, прежде чем ответить:

— Прости, что ничего тебе не рассказал. Я знаю, я это уже говорил, но…

— Папа, дело не в этом, — перебила Лея, — а в том, что мне надо попасть на базу Восстания.

— Лея, я не могу тебя туда отправить.

Сглотнув, Лея кивнула и рухнула на свободный стул.

— Почему?

— Что почему?

— Я знаю, что ты не можешь отпустить меня к повстанцам. Ты это говорил с самого начала, с тех пор как я выяснила, что ты сам там бываешь. Значит, у тебя есть какая-то весомая причина. Я хочу её знать. — Бейл нахмурился. Лея надавила сильнее: — Я заслуживаю правду.

— Лея…

— Я свела вас с Движением Миллацвета. Я собрала в Сенате наших единомышленников, не позволила им слиться с серой массой, в которую их хотела превратить Амидала. Я тоже не последнее лицо в Альянсе.

— Я не могу…

— Потому что я не справилась? — Лея сцепила ладони, упрямо сдерживая злые слёзы. — Потому что я по собственной глупости помогала Амидале всей своей работой в Сенате? Потому что…

— Подожди-ка, — вмешался Бейл. — Чем это ты ей помогала?

Лея вздохнула:

— Она сама мне так сказала. Рассмеялась мне в лицо, когда я пообещала, что буду с ней бороться. По её словам, я лишь сделала Империю более приемлемым вариантом для тех, кто колебался, стоит ли её поддерживать. Я была её марионеткой, на моём примере она показывала своей пастве, что прислушивается к своей армии разговаривающих кукол.

— Она ошибается, Лея, — мягко ответил Бейл.

— Почему ты в этом так уверен?

— Твоя работа бесценно важна, как бы Амидала ни выворачивала её себе на пользу. Ты одна осмелилась бросить ей вызов. Напомнила Сенату, что их Императрица — не божество, а человек. Ты отлично справилась. Не надо поддаваться на её обман.

Его слова тронули её до глубины души, и на мгновение терзавшая её боль отступила. Лея покачала головой:

— Значит, причина другая. Дело в том, что я тогда наговорила, да? Когда узнала правду? — Ей было шестнадцать, и она была фанатичной сторонницей Императрицы…

— Практически каждый участник Восстания в какой-то момент жизни верил в Империю, — твёрдо возразил Бейл. — Ты одна до сих пор наказываешь себя за ошибки юности.

— Почему тогда ты не даёшь мне работать напрямую с Восстанием?

— А почему ты этого так хочешь?

— Потому что это — самая важная часть твоей работы! — закричала Лея. — Только там мы правда можем что-то изменить. Ты задал мне очень высокую планку, и я хочу ей соответствовать!

— Именно поэтому я и не готов отправить тебя на базу, — сказал Бейл. — Дело не в доверии. — Он накрыл её ладонь своей. Лея даже не замечала, что начала стучать пальцами по столу, пока папа её не остановил. — В детстве ты не хотела заниматься политикой. Это я подтолкнул тебя на этот путь. Я не хочу, чтобы ты и сейчас пошла моей дорогой.

Лея устало уронила плечи, глядя в тёплые тёмные глаза своего отца.

— Я очень тобой горжусь, Лея, — сказал он. — Ты много достигла — и уже сейчас я требую от тебя слишком многого. Посмотри, скольких людей ты связала между собой, сколько перемен принесла в галактику. Если ты присоединишься к Альянсу напрямую, тебя всё равно что свяжут по рукам и ногам. Ты не представляешь, как трудно продраться сквозь царящую там бюрократию. Я не хочу, чтобы ты поступила как я. Я хочу, чтобы ты поступала по-своему.

Лея опустила голову.

— Ты прав, — призналась она. — Политика мне никогда не нравилась. Да, у меня хорошо получается, но я терпеть не могу спорить с людьми, которые просто не умеют слушать. И меня тошнит от всё равно что бесполезных законов, которые я принимаю целыми днями. Я хочу действовать.

Бейл усмехнулся:

— Я очень хорошо помню, как разыскивал тебя по всему дворцу, когда ты решила прогулять занятия иностранными языками и вместо этого пойти на боевую подготовку, — сказал он. — Признаюсь тебе честно, я страшно волновался. Нам казалось, ты слишком похожа на своего родного отца.

— На Вейдера? — Лее это даже в голову не пришло. Она всегда переживала только из-за сходства с Амидалой.

— Не нужно было заставлять тебя идти против собственной природы. Это моя ошибка, и сейчас я худо-бедно пытаюсь её исправить.

— Почему ты мне раньше этого не рассказал? — спросила Лея.

— Ты думаешь, это бы что-то изменило?

— Да.

Бейл вздохнул.

— Мы тогда были не очень близки, — признался он. Значит, их разлад в её детстве правда сильно повлиял на родителей. — Я думал, ты пошла к ней именно из-за того, что мы слишком сильно на тебя давили.

— Тебе было страшно, — догадалась Лея. Ровно по этой же причине Сабе ничего не рассказала Люку.

— Да.

— Папа, дело не в том, по-твоему я поступаю или по-своему, — вздохнула Лея. — С твоей поддержкой или без, я решила, что встречу Люка на базе повстанцев. Я хочу действовать. Словами — и бластером.

Бейл улыбнулся ей.

— Я не знаю, на какую из них он должен прилететь, — признал он. — Но выясню. Не сразу, конечно…

— Я подожду. — Лея подняла подбородок. — Я знаю, чего я хочу. Я хочу встретиться с братом, действовать — и сражаться.

Бейл задумчиво нахмурился. На мгновение Лея поколебалась: кого он сейчас видел перед собой, какие сходства замечал, когда смотрел на неё? Но в этот раз она смогла пересилить собственные сомнения. Папа не видел никого — кроме неё самой.

 

***

 

Голокамеры заработали снова через тринадцать минут после того, как Ашла увезла Люка из дворца. Пуджа была там, где должна была быть, никто бы не заподозрил в её поведении ничего необычного.

Она никак не могла решить, что ей делать, пока кто-нибудь не обнаружит пропажу принца, но когда она шла из одного кабинета в другой, то наткнулась на стражу, которая должна была повсюду сопровождать её брата. Обычно стражники старались не отвлекать его своим присутствием во время рабочего дня, прекрасно понимая, что он от них просто сбежит, если почувствует угрозу своему личному пространству. Но чтобы добраться до его кабинета, Ашле в любом случае пришлось бы с ними расправиться.

Собственно, так Пуджа на них и наткнулась. Она пришла забрать стопку датападов из одного из стенных шкафов в коридоре и обнаружила внутри двух связанных алых гвардейцев с самодельными кляпами во ртах, только пришедших в себя. От их шлемов остались только плоские листы метала, небрежно брошенные у их ног.

— В чём дело?!

Пуджа тоже была политиком. Она умела крайне красноречиво изображать возмущение.

В считанные минуты она развязала обоих, вытащила кляпы — и на неё сразу обрушился поток информации.

— Принц!

— Сообщите Императрице!

— Свяжитесь с безопасниками…

— Так, вы, — приказала Пуджа, ткнув пальцем на старшего по званию — это был мужчина с короткой кудрявой бородкой. — Рассказывайте. В чём дело?

— На нас напала женщина, тогрута. Атаковала со спины, у неё было два белых световых меча. Ей удалось нас вырубить, мы очнулись здесь, — отчитался тот. — Она наверняка пришла за принцем. Свяжитесь с ним.

— Сейчас, — пообещала Пуджа и достала из кармана комлинк, про себя молясь, чтобы Ашла не забыла его отключить. Ответа не было. — Свяжитесь со всеми, кто ответственен за его охрану, — приказала Пуджа. У неё кольнуло сердце от неподдельной паники в их глазах. Она не знала, кому они были верны: Падме или Люку — но больно было одинаково сильно. — Я сообщу Её Величеству.

 

***

 

— Джедай, — процедила Падме, дрожа от ярости. Она не сводила взгляда с прожжённой в ковре дыры, на которую ей указали Пуджа и стражники. — Его похитил джедай?

— Тогрута с двумя световыми мечами, — добавил капитан, с которым говорила Пуджа, — капитан Вассик. — Скорее всего, джедай.

Падме выдохнула сквозь зубы.

— Нет, — сказала она. — Это была Асока Тано. Бывшая ученица моего мужа.

Пуджа этого не знала.

— Бывшая?

— Как видишь, — бросила Падме, не глядя на неё.

Все замолчали. Пуджа подозревала, что если бы тётя владела Силой, то разнесла бы собственную приёмную в клочья, как это часто делал её супруг. Но вместо этого Падме попятилась и тяжело опустилась на один из диванов, раскидав в стороны подушки. Она закрыла лицо рукой.

— Обращение состоится, — решила она. — Нужно всё устроить — завтра, например, чтобы его посмотрело как можно больше людей. Пока что я приказываю отправить на поиски всю нашу армию. Когда я заочно объявлю его наследником престола, прятаться ему будет негде. Он от меня не уйдёт.

Пуджа опустилась рядом с ней, чувствуя, что её перестают держать ноги.

— Уйдёт? Люк…

Падме не говорила, а выталкивала из себя каждый слог, словно ей было больно говорить:

— Люк не мог не знать Асоку. Я знаю, что он встречался с Оби-Ваном Кеноби — ещё одним бывшим товарищем моего мужа, как ты помнишь. Если Сабе работала с разведкой Восстания, то они могли там встретиться. Если они с Люком знакомы, то всё очевидно. Она убедила его нас бросить, и он с ней согласился.

— Люк ваш сын, — возразила Пуджа, хотя внутри у неё всё сжалось. От гнева Падме ей стало неуютно. — Он бы не стал…

— Меня предавали люди, которые знали и любили меня гораздо дольше, чем Люк, и предавали гораздо страшнее! — крикнула Падме и резко дёрнула головой. — Он не может меня бросить. Он вернётся — либо добровольно, либо я верну его силой. Я ему доверилась, вернула ему свободу, а он…

Возможно, подумала про себя Пуджа, эту свободу изначально не стоило бы ограничивать…

— Люк вас не бросал, миледи.

Падме махнула рукой:

— И где же он тогда?

— Диван перевёрнут, — указала Пуджа. — А на полу остался ожог от светового меча! Миледи, Люк не сам сбежал. Его похитили.

Падме резко схватила её за руки. Пуджа не хотела смотреть ей в глаза, но пришлось. У неё не было особого выбора.

— Что ты сказала?

— Что Люк вас не бросил, — неуклюже повторила Пуджа, спотыкаясь об каждое слово своей лжи. Она привыкла обманывать, но тёте Падме не врала никогда. — Его забрали.

Падме крепко стиснула её ладонь своей, переплела их пальцы. Закрыла глаза.

— Ты права, — сказала она, и хотя бы немного расслабила плечи. — Люк… Мой милый мальчик, он бы никогда так не поступил. Он бы не бросил свою семью. — Она неловко наклонилась вперёд, спрятав лицо в ладонях.

Пуджа с ужасом осознала, что Падме плачет.

— Я же его люблю, — всхлипнула Падме. — Как я могла о нём так подумать? Как я могла такое сказать о собственном сыне?

— Вы переживаете, — сказала Пуджа. — Это просто стресс.

— Нет. И я себе такого больше не позволю. — Падме выпрямилась. Её глаза блестели от слёз, но голос звучал ясно и спокойно. — Люк бы никогда меня не предал. Я слишком хорошо его знаю — он бы никогда не пошёл против собственной верности. Я могу доверять своей семье. Люку. Энакину. Тебе. — От неприкрытой благодарности в её взгляде Пудже подурнело.

— Мы его найдём, — ответила она.

— Конечно. Обязаны. — Поднявшись, Падме повернулась к страже. — Выполняйте приказ. Передайте его своим сослуживцам. Все эскадроны во всех подконтрольных нам системам должны бросить все силы на поиски. Обыщите Корусант до основания. И… — она осеклась, поджала губы. — Я обещала Люку, что отзову войска с Набу, но не обещала сделать этого сиюминутно. Используйте все имперские ресурсы в распоряжении местных чиновников — убедитесь, что они не причастны к похищению моего сына. Хотя бы на этот раз.

Стражники не дрогнули перед её праведным гневом и лишь отдали честь.

— Как прикажете, Ваше Величество.

Падме вихрем развернулась к Пудже. Её глаза горели маниакальным огнём. Пуджа никогда её такой не видела. Каждое движение было резким, рваным, то и дело она встряхивала головой, словно отгоняла чужие голоса.

— Ищи его. Без продыху, — приказала Падме. Пуджа не сомневалась, что и она сама не сомкнёт глаз, пока не узнает, куда забрали Люка.

 

***

 

День состоял из сотни приказов. Падме едва держала себя в руках. В её сердце словно поселилась гарпия, которая залилась визгом, стоило ей увидеть прожжённый ковёр, и теперь её крики становились всё громче с каждой секундой, которую она проживала в разлуке с сыном.

Его забрала Асока. Почему? Падме даже не знала, что она решила вступить в игру.

Она приказала разослать голороботы по всей галактике — Люка, Асоки, всех уцелевших джедаев, про кого вспомнила. Список получился короткий. Падме подумала было добавить к нему и Сабе, потому что больше ни у кого не было личного мотива отнимать у неё ребёнка, но Сабе принадлежала ей. И Сабе была далеко за пределами Ядра, в гиперпространстве где-то во Внешнем Кольце. Падме регулярно получала от неё отчёты, и она ни разу не ослушалась её приказов.

Гарпия вопила, требовала обвинений и казни безо всяких доказательств. Она уже один раз похитила Люка, значит, это опять её рук дело. Но сама мысль о смерти Сабе была для Падме невыносимой.

И, кроме того, Сабе ещё могла ей пригодиться.

В итоге Падме пришла к компромиссу. Она отправила короткое сообщение — всего три строчки.

«Люка забрали. Найди его. Не сможешь — умрёшь».

Этого достаточно. И у Падме просто не было сил устраивать ей допрос по комлинку. Она даже с трудом представляла, как будет говорить с Вейдером.

Но она обязана ему рассказать. Он должен обо всём узнать — и узнать от неё.

Вейдер ответил практически сразу — хорошо. Видимо, она вложила в сообщение достаточно срочности.

— В чём дело? Всё хорошо?

Падме беспомощно уставилась на него. Её главное оружие — речь — отказывалось повиноваться.

— Падме? — позвал муж, явно начиная нервничать. — Что случилось? Мне вернуться?

— Люка похитили, — вырвалось у неё.

Вейдер застыл. Ожидаемо. Падме досчитала до десяти, и — с его стороны до неё долетел грохот. Визг рвущегося металла.

— Не круши камеру, я не договорила! — сорвалась она на крик. — Наш сын пропал. Мне нужно с тобой это обсудить.

Муж взял себя в руки:

— Кто похититель? Что мне делать?

— Служба безопасности провела проверку. Видеозаписей у нас нет, камеры не работали, но отчёт я тебе всё равно отправила. Моя стража утверждает, что их атаковала тогрута, вооружённая двумя световыми мечами. — Падме покачала головой. — Ты же говорил мне, что убил Асоку.

— Да, — настойчиво сказал Вейдер. — На Малакоре она исчезла у меня на глазах — как и Йода перед смертью.

— И как она тогда умудрилась похитить нашего сына?! — Падме стиснула край стола. — Это что получается, они всем орденом выжили? Это у них такая новая тактика побега? Ты и Йоду, значит, не убил? Может, и Оби-Ван тогда ещё жив?

Вейдер напрягся.

— Да, Кеноби жив, — подтвердил он. — До него я ещё не добрался.

Падме приоткрыла рот, изумлённая собственной ошибкой.

Ладно, с этим ещё можно что-то сделать. Если солгать, муж ей поверит. Но её всю трясло, поэтому она не стала ничего выдумывать:

— Он мёртв, — сказала она. — Я отслеживала его весь год, не давала связываться с Восстанием. Он какое-то время жил на Альдераане, тренировал принцессу. Сабе убила его, чтобы доказать свою верность и вернуться ко мне на службу.

Она не видела лица Вейдера за маской, но не сомневалась, что он уставился на неё:

— Ты знала, где он, — и не сказала…

— Ты им просто одержим! — возмутилась Падме. — Если бы ты его убил, то сам бы от этого страдал, не имея другой цели. Потом появился Люк, и мне всё равно пришлось за ним следить, чтобы защищать Империю. Естественно, я избавилась от него самостоятельно — ты на этой теме просто рассудок теряешь!

— Это был мой долг, я должен был его убить! Я — а не твоя служанка!

— Меня это сейчас совершенно не волнует, — отрезала Падме. — Меня волнует, что у меня похитили сына, причём похитить его могли чудом выжившие джедаи!

— Не волнует её. Будто когда-то волновало.

Падме ничего на это не ответила:

— Мы обязаны его найти, — сказала она заместо этого. — Армия разыскивает его по всей галактике, тебе тоже должен прийти приказ. Но я прошу лично тебя оставить фронт и тоже отправиться на поиски. Люка надо найти.

— Скорее всего, он с Асокой и Кеноби, — сказал Вейдер. — Я их разыщу.

Падме прищурилась:

— Потому что ты одержим обоими или потому что переживаешь за нашего сына?

— Я за него очень сильно переживаю, — прогрохотал Вейдер. — И за Кеноби охотился, потому что знал, что он предоставляет собой угрозу. Ты запретила мне его искать. Если бы я его нашёл, похищение бы не состоялось.

— Кеноби… был мёртв. Он мёртв.

— И ты мне об этом не сказала!

— Я полагала, ты это сам почувствуешь, раз между вами такая крепкая связь. Видимо, я переоценила Силу.

— Не надо оскорблять Силу, Падме.

Он никогда не говорил с ней таким тоном. Падме выпрямилась:

— Ты прав, это я зря. Прости, — отступила она. Вынужденно. В своей ярости Вейдер мог стать непредсказуемым, если он сейчас не отступит. — Но моя просьба остаётся прежней. Пожалуйста, думай о нашем сыне, а не о жажде возмездия.

— Не я отказывался от одной только мысли, что Люк в принципе может быть нашим сыном. Не надо обвинять меня в том, что я его как-то недостаточно ценю. Я найду его.

— Я знаю.

— И Сила мне в этом поможет. Мы с Кеноби по-прежнему связаны.

— Я знаю, — повторила Падме и судорожно вздохнула. — Откуда ты начнёшь?

— Ты сказала, ему дали убежище на Альдераане и позволили учить Органа. Уж не знаю, убила его Сабе или нет, но принцесса дружила с Люком. Теперь они стали врагами. За похищением вполне могла стоять и она.

— Её не было на Корусанте.

— Как удачно.

Падме кивнула.

— Тогда первым делом проверь Альдераан, — она раздражённо фыркнула. — Я устала закрывать глаза на их очевидное пособничество повстанцам. Они зашли слишком далеко. Если откажутся сотрудничать — сожги столицу дотла.

— Как пожелаешь, любовь моя, — мрачно пообещал Вейдер.

 

***

 

Люк очнулся в уютной темноте. Он приоткрыл глаза, подождал, пока привыкнет к слабому освещению. Он лежал на нижней полке в каюте какого-то космического корабля — простой, без изысков.

Во рту стоял привкус песка, щедро сдобренного моторным маслом. Долго он так провалялся? Видимо, его чем-то отравили.

Ашла.

Их бой.

Человек с тёмными волосами, выстреливший ему в спину оглушающим зарядом.

Люк сел. Где он? Куда его везут? Он охотно встретится с Восстанием, но он должен убедить их, что ему нужно вернуться. Мама не выдержит его исчезновения. Отец устроит в галактике бойню.

Ашла однозначно почувствовала его эмоции и поняла, что он очнулся. Люк услышал её шаги. Дверь отъехала в сторону. Она не стала над ним нависать, а опустилась на колени в дверном проёме, закрывая выход, но оставив ему немного личного пространства.

— Ты очнулся, — заметила она. — Как себя чувствуешь?

— Как будто ты меня чем-то накачала и похитила.

— Мне жаль.

— Видимо, недостаточно, раз ты меня не слушаешь.

— Не думай, что я тебя не понимаю, Люк. Я тебе не рассказывала, что Падме когда-то учила меня играть в голошахматы? Энакин научил меня ещё большему. Но они оба изменились. Палпатин извратил их во что-то совершенно другое.

— Невозможно измениться до неузнаваемости, — возразил Люк. — Я убедил маму отозвать войска с Набу. В ней осталось добро, и она меня любит.

— Вот почему ты так сильно хочешь остаться. — Ашла покачала головой. — Сабе рассказывала, что ты тот ещё оптимист, но я даже не представляла, что Падме тебя настолько запутала. Она пятнадцать лет правит империей. И все эти годы она была деспотом, погрязшим в коррупции. Она позволяла совершать немыслимые преступления ради себя и собственного мужа — и прощала каждое из них.

— Я знаю, — ответил Люк. — Но неделю назад она приготовила для меня домашний ужин, согласилась выполнить мою просьбу — только чтобы меня порадовать. Я знаю, что аргументы у меня были слабые, мы оба это знали. Она легко могла отказаться — но вместо этого согласилась. Потому что папа далеко, потому что ей было одиноко. Я должен вернуться.

— Ты веришь, что одиночество одной женщины изменит галактику?

— Из того, что я слышал, мне кажется, что именно из-за одиночества всё и произошло.

— И ты думаешь, что оно же может всё исправить, — Ашла не скрывала своего недоверия.

Люк сглотнул.

— Она утверждает, что непримиримо верна своим идеалам, — сказал он. — Но она ошибается: её взгляды неоднократно менялись на протяжении всей её карьеры. Она не так сильно верит в собственную диктатуру, как сама считает.

— Ты провёл два месяца в плену, — заметила Ашла, — и всё её внимание было безраздельно отдано тебе. Надеюсь, ты понимаешь, почему я не могу тебе прямо сейчас поверить?

— Понимаю. Значит, я повторю то же самое Восстанию — ты же меня к ним везёшь, правильно? — Люк окутал свои слова Силой, пряча за ними настоящие мысли. Сражаться он, может, пока и не умел, но над щитами его родители поработали достойно.

Ашла улыбнулась его дерзости:

— Договорились, — сказала она. — Мы скоро выйдем из гиперпространство, чтобы отрегулировать курс, подберём ещё одного пассажира и где-то за день доберёмся до базы. Если не передумаешь, у тебя будет возможность представить свою идею руководству. Но, боюсь, это тебе мало поможет. — Люк кивнул. — И я не хочу держать тебя взаперти всю дорогу, однако запру, если попытаешься сбежать.

— Я не побегу, — сказал Люк, снова укутав обещание в Силу. Ашла была опытным и обученным одарённым, но его обману поверила.

— Я принесу тебе воды, — сказала она. — Снотворное было безвредное, но на вкус, скорее всего, противное.

— Это точно.

— Сейчас вернусь.

Люк терпеливо ждал. Когда Ашла вернулась с водой, он поблагодарил её и осушил стакан до дна. Затем он лёг обратно на койку и притворился, что спит. Ашла ушла обратно в кабину пилота. Люк продолжал ждать.

Сила колотила по макушке стуком барабанов на военном параде. Всё громче и громче, быстрее, быстрее, быстрее…

Когда его шарахнуло гонгом по ушам, Люк отдался инстинктам — и понял, что время пришло. Он вылетел из кабины — кораблю оставались считанные секунды до выхода из гиперпространства.

Ашла его заметила, но слишком поздно. Люк опознал модель корабля и помчался к спасательным капсулам — на противоположном конце салона от его каюты. Далеко, но он был мельче и быстрее Ашлы. Люк взлетел по лестнице, выбил плечом боковую дверь и пролез в крохотное входное отверстие. Дверца захлопнулась на замок.

Из-за угла вылетела Ашла, ударила ладонями по двери, но было уже поздно.

— Люк! — приглушённо закричала она. — Ты должен пойти со мной!

— Нет, — ответил он, — мне надо домой. — И, прежде чем она успела открыть дверной механизм Силой, он потянул за рычаг.

Слишком рано.

Корабль вышел из гиперпространства мгновением позже, но в космических путешествиях значение имела каждая миллисекунда. Капсулу швырнуло назад, сквозь квадратные километры, перед глазами засеребрились потоки света, такие яркие и стремительные, что, когда Люк приложился затылком об пол капсулы, его вырвало. На мгновение рвота зависла в воздухе кислотно-жёлтым облаком, но затем его опять подбросило — и впечатало ровно в неё лицом.

Люк схватился за поручни. Капсулу крутило во все стороны, он перепачкал всю одежду, у него раскалывалась голова. В какой-то момент всполохи звёзд и тьма космоса исчезли, в иллюминаторе возникла массивная жёлтая планета, которая всё росла и росла, пока не поглотила капсулу. Луна? Планета? Нет, обитаемый мир.

Когда капсула врезалась в атмосферу, её щиты вспыхнули синим пламенем. Его опять крутануло — Люк увидел звезду, вокруг которой вращалась планета. Точнее, две звезды — два солнца, вращавшихся вокруг друг друга, ослепительные как в космосе, так и на земле.

Люк не успел даже задуматься о невозможных совпадениях — капсула врезалась в землю, её поволокло вперёд, иллюминаторы мгновенно замело песком, и осталась только темнота.

Наконец капсула заскрежетала, наклонилась и повалилась на бок с глухим грохотом.

Люк боялся отпустить поручень, но мир оставался неподвижным. В конце концов дрожь в руках стала нестерпимой, поэтому ему пришлось разжать хватку и позволить гравитации Татуина уронить его на металлический пол капсулы. Дверца оказалась слева, в считанных дюймах от его пальцев. Воздух нагревался, внутри капсулы уже становилось душно.

Надо идти. Он, скорее всего, ранен, плохо соображает из-за шока. Да даже если бы и нормально соображал — Люк и приблизительно не представлял, где оказался. На него мог наткнуться кто угодно, и решить, что за богатого и влиятельного политика можно выручить неплохие деньги. На Татуине шла война. Чудо, что его ещё в небе не подбили.

В итоге Люк никуда не пошёл. Он остался лежать на полу спасательной капсулы, щурясь под беспощадным слепящим жаром двух солнц, и смеялся, смеялся и смеялся.

Пусть и самым маловероятным из всех возможных способом, но он всё же наконец-то вернулся домой.

Chapter 34: Сейчас везде опасно

Пуджа нервно поёжилась, услышав очередной приказ, но послушно ввела нужную частоту. Звонок приняла Джобал, настороженно заговорила первой:

— Резиденция Наберрие, слушаю вас.

— Здравствуй, мама, — сказала Падме.

Джобал вздрогнула, пригляделась внимательнее к голограмме дочери, подняла на нос очки на цепочке, чтобы лучше её видеть.

— Падме. — У Пуджи дрогнуло сердце от слабой надежды в её голосе. — И Пуджа с тобой? У вас всё хорошо? Чем обязана…

— Где мой сын? — перебила её Падме.

В одно мгновение Джобал преобразилась до неузнаваемости. Она выпрямилась, расправила плечи:

— Что, прости? — Её голос звенел сталью. — Я не…

— Собери семью. Я хочу поговорить со всеми.

Джобал скептически смотрела на дочь. Её плечи и шея оцепенели от напряжения, улыбка застыла на лице. Она была готова как драться, так и отрицать всё до последнего.

Пуджа знала: бабушка — не обманщица. Отрицать ничего не станет.

— Пуджа? — вдруг позвала она. Пуджа вздрогнула от неожиданности, но Джобал теперь смотрела исключительно на неё. — Что происходит?

— Собери семью, — выдавила Пуджа те же два ничего не значащих слова, не в силах выдержать разочарования бабушки.

Джобал подняла брови:

— Всех? Или только дедушку позвать? Мы, знаешь ли, не в одном доме живём.

— Значит, подключи их к звонку. Я хочу говорить со всеми. Ты не единственная виновница, и я крайне сомневаюсь, что остальные живут в полном неведении.

— Падме, я тебя уверяю, — во взгляде Джобал, даже готовой защищаться, не было ничего, кроме искреннего изумления. — Я не имею ни малейшего понятия, о чём ты сейчас говоришь. — Но Пуджа заметила, что она уже набирала номера их родственников.

Им повезло — на Набу был выходной. Рио приняла звонок практически сразу, пусть и гуляла посреди какого-то поля. Она заплела тёмные волосы в косу, которую спрятала под широкополой сиреневой шляпой, а на шею накинула лёгкий шарфик.

— Чего такое, бабуль? — Тут она заметила Пуджу и Падме. — И что…

За спиной Джобал появился Руви — с теми же самыми вопросами, которых никто не услышал, потому что одновременно с ним заговорили Сола и Дарред. Падме молчала, сжав в нитку губы, пока семья здоровалась, ругалась и задавала ей неуверенные вопросы.

— Замолчите все, — сказала она наконец. — Я не собираюсь вас слушать. Я хочу знать, где мой сын.

— Давно у тебя сын появился? — спросила Рио.

Руви спросил приблизительно то же самое, просто куда грубее, и добавил:

— Если он и есть, то явно не здесь.

— Именно на Набу он и был, довольно долгое время, — яростно ответила Падме. — Ничего не хочешь спросить у жены, папа? Или у дочери?

Руви опустил взгляд на Джобал, которая упорно на него не смотрела, на Солу, прижавшую ладонь ко рту.

— Падме, что ты такое говоришь? — рявкнул он.

— Мама вот прекрасно понимает, о чём я говорю. Как и Сола. — Даже в их последнюю встречу Падме не держала зла на Солу, потому что сестра не сделала ей ничего плохого. Но сейчас тётя посмотрела на маму таким яростным, жестоким взглядом, что у Пуджи внутри всё похолодело. — Вы обе прекрасно знаете, что вы сделали.

Джобал поморщилась, как от боли, но сожаления Пуджа не увидела.

Ни у неё, ни у Солы:

— Знаю, — ответила мама. — Мы усыновили Люка, зная, что он твой сын.

— Что? — переспросила Рио. — Люк…

— Этого быть не может, — вмешался Руви. Перевёл взгляд на жену. — Джобал?

Джобал поджала губы.

— Это правда.

Руви повернулся к ней, схватил её за руку:

— Ты не сказала мне, что всё это время Люк был моим кровным внуком?

— А что, по усыновлению уже не считается? — возмутилась Рио. Она сняла шляпу и нервно мяла её края.

— Считается, но дело не в этом!

— Да, Люк — сын Падме и наш внук. — Джобал поднялась, расправив плечи, не глядя на мужа и так не протянув ему руки.

Сола кивнула, неотрывно наблюдая за матерью.

— Я не знала, что тебе это известно.

— Сола, ну я же не слепая. Это усыновление с самого начала выглядело странным — вы с Дарредом неоднократно говорили, что больше детей не хотите, но в случае с Люком согласились не раздумывая.

— И ты не подумала рассказать об этой странности мне?

— Я никому об этом не рассказывала, пока мы не расстроили Люка на этом несчастном ужине, Руви, потому что считала, что просто схожу с ума! — отрезала Джобал. — Мне казалось, я так сильно скучаю по дочери, что начала видеть её призрак в мальчике с другой планеты!

— Так скучала, что не дала мне встретиться с сыном? — процедила Падме.

— Вы с мужем лишили его дома и наградили его страшными шрамами, — ответила Джобал. — Я тебя очень любила. Но и Люка я любила тоже. И если Сабе решила, что ты — по какой-то причине — не справишься с его воспитанием… то на тот момент она знала тебя гораздо лучше, чем я.

Падме в ужасе распахнула глаза. Пуджа едва сдерживала изумление. Бабушка всегда была семейным миротворцем, она никогда не прибегала к таким суровым словам.

— Я рассуждала похожим образом, — согласилась Сола, смело удержав взгляд Падме. — Мы тебя боялись, Падме. Что, по-твоему, нужно было тебе сказать? Что ты чуть не убила собственного ребёнка? И какая была бы реакция?

— Вы внушили ему ненависть ко мне.

— А он что, тебя ненавидит? — поинтересовалась Джобал. — Я бы так не сказала.

— Сейчас уже нет, — согласилась Падме. — Сейчас он просто пропал без вести.

Перепалка ненадолго смолкла — Рио разговаривала с Солой, Руви — с Джобал, с Пуджей одновременно разговаривали сразу три человека, но после этих слов замолчали все.

— В смысле? — наконец спросил Дарред, набравшись смелости. — Люк пропал?

— Его похитил джедай. — Падме стиснула кулаки — скорее всего, намеренно, догадалась Пуджа, потому что этот жест удивительно удачно попал в радиус голокамеры. — Значит, он не у вас?

— Нет! — воскликнула Сола. — Зачем нам его похищать?

— Вы уже это сделали!

— Мы подарили ему дом!

— Его дом должен был быть здесь, — прошипела Падме, наклонившись так близко к камере, что бриллианты, вшитые в подол её жёлтых и синих юбок и в корсет замерцали голубыми бликами в свете голокамеры. Её глаза блестели ещё сильнее, абсолютно ледяные. — И он был дома, пока его не забрали. Где он?

— Я не знаю, — ответила Сола. Дарред кивнул, соглашаясь с женой. Джобал промолчала. От взгляда Падме это не укрылось.

— А ты что скажешь, мама? С твоей-то проницательностью…

— Я не знаю, — сказала Джобал. — Но рискну предположить, что мальчик просто сбежал, если с ним ты вела себя так же, как с нами сейчас, — да ещё и всё это время с тех пор, как они с Сабе перестали нам отвечать.

— Он не сбежал! — голос Падме сорвался на отчаянный визг. — Он нас любит!

— Не сомневаюсь совершенно. Люк всех любит, — не отступила Джобал. — Но это не значит, что ты смогла бы заставить его остаться против воли.

— У нас есть улики, говорящие о том, что он не сдался без боя — боя на световых мечах, — наконец вмешалась Пуджа. — Так что его однозначно похитили. Возможно, он сейчас в опасности.

— Им совершенно необязательно об этом…

— Если вам хоть что-нибудь известно, — Пуджа посмотрела по очереди на сестру, на родителей и на бабушку с дедушкой, заметалась между ними, как запертая в клетке птица, — то вы должны нам об этом сказать.

Джобал побледнела, её лицо осунулось. Она пошатнулась, и даже в гневе Руви немедленно взял её за плечо, помогая устоять на ногах.

— Ох, Люк…

— Мы ничего не знаем, — горько ответила Сола. Её тоже мучила тревога, но она не отступила Императрице ни дюйма. — А если бы знали, то Люк был бы в безопасности.

— Как я могу верить вам на слово после такого обмана? — потребовала Падме.

Сола даже не дрогнула:

— Я приняла такое решение, потому что желала твоему мальчику счастья, — сказала она. — Я знаю, что ты мне не веришь, и прошу у тебя прощения. Но я ни о чём не жалею. Я люблю своего племянника. И если бы ему угрожала опасность, я бы обратилась к тебе за помощью.

Джобал кивнула.

— Падме, вся семья тебя любит, — взмолилась она, — и если ты найдёшь в себе силы вернуться… если откажешься от всего, чему научил тебя Палпатин, если просто разрешишь себе снова быть счастливой…

— Может, я бы и вернулась, если бы узнала, что мой сын жив, до того, как ему исполнилось двадцать лет, — отрывисто выдохнула Падме. — Но вы промолчали. И мне тоже нечего больше вам сказать. — Она бросила беглый взгляд на Пуджу. — Закончишь сама.

За её спиной с грохотом захлопнулась дверь.

Пуджа выдохнула, дрожа всем телом.

— Долго она в себе это держала, — сказала она, обращаясь ко всем сразу и ни к кому одновременно. — Она узнала правду два месяца назад.

— Пуджа, ну а ты-то как? — спросила Сола. — Всё хорошо?

Пуджа закрыла глаза. Слёзы щипали глаза, но она не собиралась плакать перед матерью.

— Всё нормально, — ответила она. — У нас сейчас просто неспокойно. — Она снова открыла глаза. — Я не понимаю, почему вы решили держать это в секрете.

— Мне кажется, тут всё довольно очевидно.

— Да, — вмешался Руви, — с ней всё понятно. Но нам-то почему не сказать? — Пуджа не знала, про неё он говорит или про Падме.

Судя по тому, с какой силой мама потёрла виски, её терпение было на исходе.

— Пап, знаешь, тут тоже объяснять нечего.

— Ещё как есть чего.

— И что бы ты сделал, если бы знал правду? — взорвалась Сола. — Маме хватило бы сдержанности, в этом я уверена, потому что я понятия не имела, что она обо всём догадалась уже много лет назад. Но тебе?

— Я, по-твоему, секреты хранить не умею?

— Я не из-за самого секрета переживаю. А из-за того, какой груз ты бы взвалил на плечи бедного мальчика.

Руве ответил не сразу, задетый за живое.

— Я не понимаю, о чём ты.

— Понимаешь.

— Нет!

— Не понимает, — вмешалась Джобал. — Зато я понимаю. — Она наконец обернулась к мужу: — Ты всегда был реформатором, Руви. И ты не смог добиться всего, что хотел, прежде чем тебе пришлось оставить политику. Ты никогда этого не скрывал.

— Да, у меня есть свои политические идеалы. Это не значит, что…

— Посмотри, что ты сделал с собственной внучкой! — крикнула Джобал. Сола напряжённо расправила плечи, нахмурившись. Рио подняла брови. Пуджа залилась румянцем. — Ты же видел, куда свернула карьера Пуджи? Как она работала в Сенате?

Слова ранили. Пуджа сглотнула.

— Я была осторожна, — принялась оправдываться она. — Я хотела защитить Набу, а не привлечь к себе ненужное внимание…

— И ты прекрасно со всем справлялась, моя милая, — сказала ей Джобал. — Ты знала, что хочешь делать, и занималась ровно этим. Думаю, ты просто не замечала, как настойчиво тебя к этому подталкивали.

— Я…

— Мы с мамой хотели, чтобы ты не рисковала, чтобы осталась дома. А твой дедушка хотел, чтобы ты изменила галактику, раз уж он не смог. — Джобал яростно взглянула на Руви. — Сначала ты давил на Падме. Не получилось — взялся за Пуджу. Когда они обе не оправдали твоих ожиданий, ты решил заняться Люком. Мальчику повезло, пришлось потерпеть всего пару лет, а не всю жизнь. Думаешь, если бы ты знал, что он сын Падме, ему бы лучше жилось?

— Я…

— Я каждый день видела в нём нашу дочь. А ты бы что увидел? Какие бы выдумал ожидания, как заставил бы раскаиваться за грехи матери?

— Я хотел, чтобы у них всё получилось! — взъярился Руви. — Я любил их! Они хотели изменить галактику — у меня были связи, был опыт, и я хотел помочь…

— Я понимаю, — голос Джобал смягчился, пусть только на мгновение. — Но Падме было восемь лет, когда она пошла в политику. И немногим больше, когда у неё на глазах погибли беженцы с умирающей планеты. А ты не извлёк из своих ошибок ни единого урока.

Руви в растерянности смотрел на жену. Джобал понимала, что причиняет ему боль, и это знание мучило её так же сильно. И всё же, она не отвела взгляд.

— Я не хотел, — наконец сказал он. — Я…

— Я знаю, — ответила Джобал. — И всё-таки сделал по-своему. Теперь Падме всё равно что потеряла рассудок, а Пуджа… — она замолчала. Пуджа поморщилась, но боли не почувствовала. Семья не скрывала собственное разочарование её политическими решениями. — А Люка теперь нет.

— Где он? — вмешалась Сола. — Пуджа, тебе хоть что-нибудь известно? Он цел? Он…

Рио хватило смелости договорить за неё:

— Мёртв?

— Нет, — ответила Пуджа. — Он… — она боязливо огляделась. — В безопасности.

— Ты уверена?

Она кивнула.

— Пожалуйста, поверьте мне. И ничего ей не говорите. Люк прилетел в Сенат, чтобы найти меня и спасти. Теперь я спасаю его. С ним всё в порядке.

— Я люблю тебя, моя хорошая, — сказала ей Сола.

— Я знаю, мам, — на этот раз Пуджа не стала сдерживать слёзы. — Скоро мы оба будем дома.

Сола кивнула. Джобал скорбно прикрыла глаза. Её дочь такого обещания не дала.

Пуджа прервала звонок, не в силах больше терпеть их печальные взгляды.

 

***

 

Люк попытался взломать контрольную панель капсулы, чтобы отправить сигнал бедствия имперским войскам, размещённым на Татуине. Он понятия не имел, получилось ли хоть что-нибудь, но это всё равно бы ничего не изменило. К моменту, когда он сдался, прошло уже несколько часов, и жара начала потихоньку сказываться на его самочувствии.

Голова шла кругом. Свет слепил даже сквозь стекло иллюминатора, отражаясь от металлических стенок капсулы. Солнца опустились ниже к горизонту и прожигали его насквозь.

Ни в коем случае нельзя было засыпать, но Люк ничего не мог с собой поделать. Он был измучен как физически, так и эмоционально. К тому же, его по-прежнему донимало снотворное, которое ему дала Ашла. Он то приходил в сознание, то уплывал куда-то в глубокую дрёму, различая одного от другого только по возвращению слепящего света или уютной темноты.

Когда он услышал снаружи капсулы чьи-то крики, его сознания не хватило даже разобрать, что это был за язык. Кто бы это ни был, рано или поздно они до него доберутся, и он их никак не остановит.

 

***

 

Сабе нервно расхаживала по космопорту Арканиса. Сначала по бару, пока её не выгнали прочь. Потом по улицам, пока к ней не прицепились беспризорники, рассчитывая легко обчистить ей карманы, раз она занята своими переживаниями. Их она сама погнала прочь. Наконец, когда она давала очередной круг по краю ангара, на назначенное место приземлился корабль Асоки. Опустился трап.

Едва дождавшись, пока Асока выйдет, Сабе подлетела к ней, вскочила на ступеньку:

— Ну что? — спросила она. — Он с тобой?

Ей хватило одного взгляда, чтобы почувствовать, как земля уходит у неё из-под ног.

— Нет. — Сабе попятилась. — Как?! Я же думала, что он у тебя!

— Зайди внутрь, — ровно ответила Асока. Сабе терпеть не могла её умение сохранять спокойствие при любых обстоятельствах. Нет, её такому тоже учили, но ей хотя бы хватало совести выглядеть в таких случаях подавленной. — Он сбежал.

— Сбежал? Почему?

— Он не захотел со мной идти. Настаивал, что должен остаться с матерью.

Сабе нервно отвернулась, стиснув челюсти. Всё? Они опоздали?

— Мы догадывались, что такое может случиться, — сказала она, протиснувшись мимо Асоки внутрь потрёпанного маленького корабля. Никаких излишеств — одна-две каюты, общая комната, кабина пилота и одна спасательная капсула. Которой, как она поняла, добравшись до противоположной стены, больше не было.

— Как ты…

— Он отлично врёт. Я думала, что он одумался.

Ещё один навык, который он перенял у Падме. Люк всю жизнь врал отвратительно.

— Значит, ты его похитила, он убедил тебя, что его всё устраивает, ты оставила его без присмотра на одну минуту, а он удрал в спасательной капсуле? — Сабе горько засмеялась, пряча слёзы. — Тебя тут не за что винить. Всё это очень в его духе.

— Я так и предположила, учитывая, чей он ребёнок.

— Не надо мне напоминать про его родителей. Когда он сбежал?

— Менее получаса назад.

— Значит, капсулу он выпустил в системе Арканиса? — У неё сильнее забилось сердце, охваченное даже призрачной надеждой. Может, они сумеют его найти — но задача эта не из простых. Арканис полностью контролировала Империя. Космическое пространство регулярно патрулируют звёздные разрушители, шальную капсулу давно бы подобрали. — Нужно…

— Нет. В гиперпространстве.

Сабе устояла на ногах лишь потому, что ближайшее сидение было минимум в двух метрах от неё. Попятившись, она рухнула на него.

— Может, искать уже некого.

Гиперпространство — ночной кошмар любого космического путешественника. Люк мог врезаться в звезду, мог застрять посреди космоса в десятках парсеков от ближайшего обитаемого мира и сгинуть в этой пустоте навсегда…

— Может. Но я думаю, что он жив.

— И я. С его-то удачливостью. — И всё же, тревога рвала её на части, отдавала болью при каждом вздохе. Если Люк погиб… если она и его подвела…

— Покажи мне свою траекторию, — сказала она. — Нужно определить, куда его могло выкинуть. Обыщем каждую систему, если потребуется.

— Уже всё готово, — улыбнулась Асока. Она села рядом и нажала пару клавиш на голостоле. Перед ними возникли звёздные карты, по которым корабль вёл навигационный компьютер. Комнату залило светло-голубым светом, подсветив каждую морщину на усталом лице Сабе.

— Люк выпустил капсулу меньше, чем за минуту до выхода из гипера, — сказала Асока. — Я не стала с тобой связываться, потому что знала, что мы увидимся сразу после приземления. Но пока мне оформляли пропуск на планету, я успела прикинуть, куда он мог упасть. — Она приблизила траекторию полёта, пока видимым не остался только небольшой её кусок, проходивший через шесть систем и бездонную чёрную пустоту между ними. — Потенциально подходят вот эти, учитывая момент запуска.

Сабе мрачно уставилась на карту.

— Шесть звёзд, в которые он мог врезаться.

— Да. И шесть систем, в которых он мог приземлиться и выжить.

— Шансы минимальные.

— Сабе, его шансы обычной статистикой не посчитаешь.

— Ты права, да, — выдохнула Сабе. Она скользнула взглядом по маршруту. Асока держалась торгового маршрута Триеллуса, по которому Сабе когда-то везла Люка с Татуина на Набу. Маршрут заканчивался на Арканисе, а до него были…

Иссор. Новый Атор. Кемал или Станция Кемал (только бы не там). Андовил. Абиссис.

И — просто потому что галактика была к ней чудовищно несправедлива — Татуин.

— Я даже догадываюсь, где мы его в итоге найдём, — сказала Асока. — Потому что точно знаю, что у Силы есть чувство юмора.

Сабе не стала спорить и просто рассмеялась, впервые за очень долгое время.

— Не будем ставить всё на одну планету, — сказала она. — Скорость полёта в гиперпространстве замедляется перед выходом. Тебе оставалось меньше минуты до Арканиса. Сначала проверим ближайшие системы.

— Капсула маленькая и лёгкая по сравнению с кораблём, их могло отбросить дальше. Исключать Татуин нельзя.

— Но это наименее вероятный вариант. Ты не долетишь от Арканиса до Татуина за одну минуту.

— Даже хорошенько разогнавшись? Путешествия через гиперпространство известны своей непредсказуемостью.

— Я что-то похожее и про Силу слышала, — процедила Сабе. — Нельзя делать такую большую ставку на чувство юмора судьбы. Прошерстим все системы, начиная с самых близких к Арканису.

Она указала на крохотную бледную точку — Иссор.

— И начинать надо как можно скорее. Сколько было кислорода в капсуле?

Асока покачала головой — то ли вместо ответа на вопрос, то ли просто выражая неодобрение.

Неважно.

 

***

 

— Люк?

— Это что…

— Люк Скайуокер?

Его снова обожгло солнечным светом, словно он протянул ладони к костру, а потом резко одёрнул, когда к пальцам жадно потянулось пламя. Чьи-то руки подняли его, накрыли его какой-то тканью, не давая лучам солнц выжечь кожу. Кто-то взвалил его на плечо и повёл по горячему песку к спидеру, который был больше похож на летающую свалку, чем на транспорт.

— Ты меня слышишь?

— Ты нас помнишь?

— Люк, что случилось?

— Что…

Взревели двигатели, спидер поднялся в воздух. Жёсткий ветер хлестнул жаром по лицу. Они полетели над бездной солнечного света.

— Повезло тебе.

— Ты будто Люка не знаешь, он всегда был везучий.

— Ох, как они обрадуются…

— Зачем ты вернулся? Тут опасно.

— Оставь ты его, он всё равно что в отключке.

— В этом и проблема! Он же улетел, чтобы жить нормально, а теперь вернулся, и…

— Ну-ка цыц. Люк, всё будет хорошо.

— Это точно. Мы летим домой, слышишь?

— Мы летим домой.

 

***

 

«Исполнитель» с рёвом ворвался в небеса над Альдерааном, который напоминал какую-то изысканную картину. Вейдер несколько секунд изучал поверхность планеты, раскаляя собственную ярость. Альдераан часто называли райской планетой, прямо как Набу. Здесь жил Оби-Ван — возможно, годы. Разлучил их с Люком, а сам прохлаждался на одной из самых восхитительных планет галактики, учил местную принцессу славной джедайской традиции — лишать его, Вейдера, и Падме всего, что принадлежало им.

А теперь сын снова был Сила знает где. На планете его не было, иначе Вейдер бы что-то почувствовал, но это ничего не значило. Может, он прячется. Связь между ними не успела раскрыться в полную мощь. Вейдер знал, кто в этом виновен.

— Офицер, — вызвал Вейдер. — Запишите моё обращение и отправьте королевскому дворцу Альдеры.

— Так точно, милорд, — немедленно отозвался главный связист, вскочив на ноги. Всё было выполнено быстро. Хорошо. Вейдер не собирался долго ждать.

— Аристократы, перебежчики и прочие предатели Империи. — Стоявшие рядом офицеры поморщились от грохота его голоса. Бездна с ними. — С сегодняшнего дня Империя устанавливает вокруг планеты блокаду — как ответ на похищение Имперского принца. Если его не вернут на «Исполнитель» в течение двадцати четырёх часов, город будет сожжён. Переговоров не будет.

Коротко и конкретно. В Силе до него доносилось недоумение собственного экипажа — Падме ещё не назвала их ребёнка наследником в официальном обращении. Ведомые страхом за свои жизни, они мудро воздержались от вопросов.

— Передача завершена, милорд, — сказал офицер.

— Хорошо, — убрав руки за спину, Вейдер воззрился на безмятежно-безупречную планетку под «Исполнителем». — Посмотрим, какая будет реакция. После того, как они отдадут принца, откроем огонь.

 

***

 

Лея уж несколько часов не выпускала из рук комлинк. Она ждала звонка от Сабе, которая должна была сказать, что Люк в безопасности и они могут встретиться на базе, — но ждала безрезультатно. Линия связи молчала.

Это молчание резко прервал пронзительный сигнал вызова. Лея немедленно приняла вызов, но все её надежды сразу пошли прахом: звонила не Сабе, а мама.

— Лея, подойди в тронный зал, пожалуйста, — сказала Бреха. — У нас срочное собрание.

— По поводу?

— Вейдер привёл к планете войска.

До турболифта Лея практически бежала. Через несколько секунд она зашла в тронный зал, гордо расправив плечи. На широких ступенях, которые вели к трону её матери, слуги расставили стулья. Лея элегантно опустилась на свободное место между родителями. Бреха спокойно улыбнулась ей и жестом предложила собравшимся начать. Взмах её руки распростёр полупрозрачную ткань её накидки, и сквозь неё Лея разглядела встревоженное лицо отца.

— Включите послание, — приказала Бреха. Её секретарь нажал пару кнопок на голопроекторе, и перед ними возник образ Вейдера, такой громадный, что будто заслонял собой солнце.

— Аристократы, перебежчики и прочие предатели Империи, — прогремел его голос. — С сегодняшнего дня Империя устанавливает вокруг планеты блокаду — как ответ на похищение Имперского принца. Если его не вернут на «Исполнитель» в течение двадцати четырёх часов, город будет сожжён. Переговоров не будет.

— Имперский принц? — воскликнула министр финансов. — Это же не обвинение, это просто какой-то фарс!

— У Империи нет никакого принца, — согласился министр сельского хозяйства. — О ком он…

— Он говорит про Люка Наберрие, губернатора Набу, — сказала Лея.

Оба министра осеклись и повернулись к ней.

— Ваше Высочество?

— Губернатор Наберрие, мой друг, — подчеркнула Лея, — как недавно стало известно, является биологическим сыном Императрицы Амидалы и лорда Вейдера, который долгое время считался погибшим. Когда об этом стало известно Амидале, она заточила губернатора Наберрие во дворце под постоянным надзором. Даже мне с трудом удалось с ним встретиться.

— Но к чему нам вообще его похищать?

Лея скривила губы:

— Императрица посчитала так, потому что её сын больше поддерживает мои политические взгляды, чем её, и это непременно должно означать, что я на него как-то влияю или к чему-то подстрекаю. И теперь, когда он исчез, она, вероятнее всего, сочла меня виновной.

— Но вы к этому никак не причастны?

— Губернатора на Альдераане нет, госпожа министр, — твёрдо отрезала Лея. — Неужели вы думаете, что я бы подвергла наш дом такой опасности?

— Разумеется, нет, Ваше Высочество, но… — Министр нервно дёрнула плечами. — Если принц не у нас…

Бреха кивнула:

— То предложить лорду Вейдеру нам нечего.

— Может, с ним можно договориться? — предложил министр образования. — Он выступает с предвзятыми обвинениями, но ведь мы же невиновны. Пусть сам обыщет хоть всю планету — всё равно никого не найдёт.

— С Дарт Вейдером невозможно договориться, — одновременно произнесли Лея и Бейл.

— Что же нам тогда делать?

Лея вместе со всеми замолчала, раздумывая, но вдруг резко осознала, что родители повернулись к ней в ожидании ответа.

— Я не знаю, — сказала она. — Скорее всего, Люк у повстанцев. Возможно, получится устроить обмен — вряд ли они захотят пожертвовать Альдерааном ради своей миссии. — Лея не планировала отдавать этому чудовищу брата, но если правильно всё разыграть, то, возможно, у них получится отправить Вейдера в погоню за очередной тенью.

— Вы с ними свяжетесь? — спросила министров финансов у Бейла.

— За коммуникацию по этому проекту отвечает Лея, — ответил тот. У Леи завибрировал комлинк. — Это они?

— Очень надеюсь. — Лея дрожащими руками достала комлинк и прочитала сообщение от Сабе.

«Люк в данный момент не у нас. Мы его ищем, надеюсь, найдём в течение недели».

Лея застыла в ужасе.

Она медленно подняла взгляд на отца. Тот сразу перестал улыбаться, едва увидел её лицо.

— Они его потеряли, — сказала Лея. — Забрали из дворца — но потом потеряли. Люк сейчас… где-то. В галактике.

— Что это значит? — тяжело спросила Бреха.

— Они отправились на поиски. Рассчитывают, что за неделю управятся.

— Но лорд Вейдер дал только нам двадцать четыре часа, — заметил Бейл.

Лея кивнула.

 

***

 

Люка разбудило неестественное, но, тем не менее, очень хорошо знакомое чувство. Кто-то ковырялся в его протезе.

Он медленно открыл глаза, прищурился, глядя на потолок. Бежевого цвета, скруглённый, из песчаника — сердце вперёд разума закричало ему, где он оказался. Комнату освещала только слабая полоска белого света между полом и закрытой дверью.

Воздух был душный и спёртый, словно одно слабое движение могло выбить воздух у него из лёгких. Люк чувствовал вокруг себя других людей — больше, чем он ожидал, пусть сам слабо представлял, в чём заключались его ожидания. По крайней мере, пока он не повернулся на бок и не увидел тётю, которая сидела у его кровати. Убрав седые жёсткие волосы в пучок, она сосредоточенно протирала внутренности его протеза тряпками, которые периодически смачивала в воде. Каждая отбрасываемая ею салфетка была щедро покрыта песком.

— Тётя Беру? — пробормотал Люк.

Она наверняка знала, что он очнулся, но дала ему возможность прийти в себя. Подняв голову, Беру улыбнулась ему. Она постарела, её усталая кожа потемнела ещё сильнее, лицо избороздили новые морщины, однако он чувствовал исходящее от неё всё то же спокойное и надёжное чувство уюта, добивавшее даже до его охваченных пламенем паники нервов, знакомое с детства.

— Проснулся наконец, — бережно уложив протез на кровать, она поцеловала его в лоб. — Как я рада. Тебя к нам привезли со страшным солнечным ударом.

— Солнечным ударом?.. — Люк никак не мог осознать эти слова из прошлой жизни. — Ты умерла, да?

Беру подняла брови.

— Нет.

— А я…

— Все живы и здоровы, Люк. — Тётя снова положила его протез себе на колени, подняла с пола крохотный пылесос и быстро провела соплом по запястью. После чего закрыла панель и просто устроила его ладонь в своих. — Так много времени прошло… Я рада тебя видеть — хотя ты, конечно, заставил нас поволноваться. Твой дядя чуть ли не плакал, когда тебя узнал.

— Что?.. — Люк опустил взгляд на протез, инстинктивно пошевелил пальцами. Механика работала, но слегка тормозила.

— Я пыталась убрать песок, — сказала Беру. — Всё страшно забилось. Получилось, конечно, неидеально, но…

— Всё замечательно, — перебил её Люк. Его мучила жажда. Череп напоминал пещеру в Юндленской пустоши: жёсткий и гладкий камень, выжженный до белизны пустынными ветрами. Внутри ничего, кроме пустоты. — Что случилось?

— Всей истории мы не знаем. Марстрапы получили твой сигнал о помощи. Они сначала подумали, что где-то в пустыне разбился имперский истребитель, но сигнал оказался не имперский. Твоей капсуле сильно досталось, тебе — ещё больше. — Беру глубоко вздохнула. — Они тебя узнали и привезли к нам.

Когда Люк попытался пошевелить мышцами лица, чтобы как-то отреагировать на её слова, то почувствовал что-то странное. Он притронулся к щеке живой рукой. Макияжа не было. Ну конечно. Он наверняка стёрся, а Беру умыла ему лицо, пытаясь сберечь остатки его достоинства. Шрам был на виду.

— Я дома? — прошептал Люк.

Беру кивнула, у неё в глазах стояли слёзы.

— Да. После стольких лет, — она покачала головой. — Но это неправильно. Мы же специально отправили тебя подальше от дома! Почему ты…

— Почему вокруг так много народа? — Сила вокруг едва двигалась, и всё же выхватывала из пространства вокруг чужие разумы — слишком много, чтобы посчитать всех помощниками по ферме. — Раньше было тише.

Беру совершенно не удивил его вопрос. Может, она всегда знала о его одарённости. Ничего не ответив, она взяла с тумбочки огромную кружку, до краёв наполненную голубым молоком. От одного запаха у Люка выступили слёзы. Джобал перерыла весь голонет, но никто на Татуине даже не задумывался о том, чтобы экспортировать голубое молоко на другие планеты.

Тёте пришлось мягко напомнить ему не пить так быстро, чтобы Люк не опустошил всю кружку в два глотка. Постепенно пустующие пещеры его черепа вновь начали наполняться мыслями.

— Как ты думаешь, сможешь встать? — спросила Беру, когда он допил.

— А можно ещё? — спросил в ответ Люк. Затем моргнул. — Смогу. Только, наверное, с твоей помощью.

Беру подставила ему руку. И, перед тем, как они вышли из его бывшей комнаты во двор, набросила ему на голову старую панаму, похожую на ту, которую он носил в десять лет.

Люк даже не задумывался, во что его переодели, пока не ступил на горячий песок. На ногах оказались песочного цвета сапоги, которые ему были заметно велики, — скорее всего, дядины, — ступни обернули бинтами. Из одежды — штаны и туника в таком же серо-коричневом цвете. На мгновение Люк отпустил руку Беру и провёл пальцами по грубой ткани. Он никак не мог осознать происходящее.

— Всё хорошо? — спросила Беру. Люк ничего не ответил. Глубоко ошарашенный, он разглядывал ферму, как знакомую — маленькие горшочки с цветами, пыльные двери, развороченная электроника, палящие из-за края оврага солнца, — так и нет. Всё сильно изменилось.

Прежним остался только фундамент. Его старую спальню, из которой он вырос к двенадцати годам, переоборудовали в медпункт, где хранились лекарства и стояла одинокая койка. Похожим образом переделали и другие комнаты — те, у которых были открыты двери. Везде одно и то же: белые простыни, аптечки первой помощи, мётлы, чтобы убирать песок. За закрытыми дверями работали люди, он чувствовал их сосредоточенность. Ещё он чувствовал боль.

Старый гараж был под завязку забит спидерами, вокруг которых толпились механики. Грохот и крики оказались на редкость успокаивающим фоновым шумом. Во всяком случае, их слушать было приятнее, чем стоны боли, доносившиеся из временных медицинских палат.

Беру, встревоженная его молчанием, приобняла его за пояс. Люк послушно двинулся дальше.

— Что у вас случилось? Чем вы тут занимаетесь?

— Империя не оставляет попыток нас уничтожить. Сопротивлению были очень нужны медпункты.

— А вода им разве не нужна?

— А мы и её поставляем, — ответил ему грубый голос. — Что ж ты думаешь, я б отключил влагосборники?

Люк слишком быстро повернул голову, и у него замельтешило перед глазами, но даже так он узнал походку человека, неторопливо шагавшего к ним от гаража и по пути вытиравшего машинное масло об штаны. За прошедшие десять лет Оуэн Ларс постарел так же сильно, как и Беру, лицо его, и без того суровое, непривычное к улыбке, сморщилось ещё сильнее и напоминало старую выдолбленную кожу.

Люк рванул к дяде. Оуэн едва успел его подхватить. Обнимался он неуклюже, как и всегда, потому что редко выражал чувства так открыто, но Люк провисел у него в руках долгие-долгие несколько минут.

— Ты что тут забыл, а? — принялся ругаться дядя, так и не отпуская его. Люку недавно исполнилось двадцать два, он давно не был ребёнком, но всё равно остался дрожать в объятиях первого человека в жизни, которого считал отцом. — Мы сослали тебя на Набу, чтобы ты жил там и бед не знал. Ты хоть в курсе, что тут по-прежнему война?

Вместо ответа Люк уткнулся носом ему в плечо.

— Я тоже по тебе соскучился, дядя Оуэн, — сказал он. — Вы перестали мне писать, и я…

— Да уж месяцы назад вышку сбило, — ответил Оуэн. — На большие расстояния мы с тех пор ничего не отправляем, а передачи на короткие только-только починили. Чудо, что Марстрапы тебя вообще услыхали. — Ненадолго отстранившись, Оуэн смерил его суровым взглядом: — Чего ты делал в спасательной капсуле, а?

— Пытался выжить, — предложил Люк в качестве ответа.

Оуэн не засмеялся. Ничего нового.

— Что с тобой случилось? — спросил вместо этого. — Нечего тебе тут делать. У нас опасно.

— Сейчас везде опасно.

— И не поспоришь ведь, — буркнул дядя.

Беру налила Люку ещё одну кружку молока, оставив кувшин на кухонной столешнице. Люк напоминал себе пить маленькими глотками, словно наслаждался яствами с императорской кухни.

Кормили его такими. По сравнению с голубым молоком — ничего особенного.

— Значит, вы больше не влагодобытчики? Решили стать медиками сопротивления?

Оуэн опёрся на столешницу рядом с ним.

— Мы по-прежнему влагодобытчики. Я занимаюсь техникой. Беру отвечает за всё врачебное.

Люк поставил кружку обратно на стол.

— А мне вы говорили, что не хотите вмешиваться в политику.

— Мы так говорили до того, как Империя устроила нам ковровую бомбардировку, — Оуэн встряхнул головой. — Отец всегда говорил держаться подальше от неприятностей. Защищать семью, ферму защищать. Но тебя мы от беды услали, так что могли позволить себе рискнуть.

Беру улыбнулась:

— Какой же будет толк от влагодобывающей фермы, если пить нашу воду будет некому? Мы и так в основном отдавали её сопротивлению — у Имперцев свои поставки, неместные. Мы всё ждали, когда они доберутся и до нас, оборвут все пути снабжения, но не дождались.

— Наша область не пострадала от бомбёжек, — объяснил Оуэн. — Не знаю уж почему. Но грех жаловаться. Раненые бойцы могут у нас отлежаться, хоть немного подлечиться без страха попасть под обстрел. — Он заметил, как Люк внимательно на него смотрит. — Ну чего такое?

— Я просто… я даже не думал, что ты на такое пойдёшь, — улыбнулся Люк. — Дедушка Клигг…

— Я же тебе сказал. Береги семью. Охраняй ферму. На этих принципах папа тут всё и построил — а я теперь решаю, как этим распоряжаться.

Люк закивал, сам не осознавая, что делает. Он опустил взгляд в кружку.

— Я боялся, что вас убили, — тихо заметил он. — Я знал, что вы никуда не уехали. Вы об этом не писали…

— Не потому что мы тебе не доверяли, Люк, — сказала Беру, — а потому что опасались, что сообщения перехватят.

— А потом просто перестали отвечать. У вас точно всё хорошо?

— Всё в порядке, — Беру накрыла его ладонь своей. — И у тебя тоже всё в порядке. А теперь давай ты нам всё-таки расскажешь, как ты оказался в спасательной капсуле, которая приземлилась на Татуин, когда должен был жить на Набу?

И Люк рассказал им всё. Он не успел добраться даже до половины истории, прежде чем Беру заключила его в объятия, поэтому вторую часть он рассказывал, спрятавшись носом в её шаль.

— Бедный мой мальчик.

— Всё нормально. Я могу всё исправить.

— Но это не должно быть твоей заботой, — Беру погладила его по затылку. — Прости, что отправили тебя в самое пекло. Мы хотели подарить тебе безопасность, надёжность — ты заслуживаешь куда лучшего. — Она помолчала. — И всегда заслуживал.

Люк дал волю слезам. Щёки горели как от солнечного ожога, так и от рыданий.

— Вейдер — это Энакин? — спросил Оуэн.

Подняв лицо, Люк кивнул.

Дядя поджал губы:

— Вот это всё — его рук дело, значит? — он стиснул кулак. — И он нас всех здесь бросил?

Люк сглотнул. В его голове начал медленно складываться паззл.

— Могила бабушки Шми, — сказал он. — Она цела?

— Естественно.

— Думаю, он её защищал. Вейдер… очень сильно любит свою семью.

— Любить-то любит, — выплюнул Оуэн, — с верностью только проблемы.

— Нет, он не предатель, — возразил Люк, — он просто…

— Военный преступник.

— Да. — Люк прикусил губу. — Когда я сказал, что потерял на Татуине дядю и тётю, он пытался вас найти. На тот момент он уже и сам подозревал наше родство, но я не назвал ему ваши имена, так что поиски оказались безуспешными. Вы…

— Сюда действительно прилетал имперский шаттл, — кивнула Беру. — Нас заранее оповестили, и мы спрятались в безопасном убежище. Всякий раз, когда мы замечали на горизонте чужака, мы оставляли ферму.

Понятно, почему Сабе тоже никого не смогла отыскать.

— Он вас не нашёл, — сказал Люк, — но хотя бы попытался.

— К чему это ты клонишь? — нахмурился Оуэн.

— Ты считаешь, что в нём ещё осталось добро, — поняла Беру.

— Я уже сам не знаю, что и думаю. Но я знаю, что должен продолжать за ним наблюдать. Вот чего я не знаю, так это что он устроит, когда узнает о моём исчезновении.

— Сожжёт галактику дотла? — предположил Оуэн.

Люк поморщился.

— В данном случае это не осуждение, — тихо сказала Беру. — Оуэн сделал бы для тебя то же самое. — Дядя наклонил голову, что-то буркнув себе под нос.

— Мне нужно вернуться, — сказал Люк. — Хотя бы попытаться что-то сделать. Я могу послать ему отсюда сообщение? Нет, — опомнился он, — передатчики же не работают на большие расстояния.

— Мы что-нибудь придумаем, Люк, — пообещала тётя. — Можно было бы передать послание через имперский гарнизон, но что-то я не уверена, что они его доставят куда надо.

— А вашим союзники будут не в восторге, что вы помогаете Империи.

— Ну и бог с ними тогда.

— Я понимаю и ценю, — Люк сжал её ладонь. — Но всё равно давай лучше не будем.

— Ты уверен, что тебе надо возвращаться? — напряжённо поинтересовался Оуэн. — Всеми этими усилиями можно отправить тебя куда-нибудь ещё. Нигде не сказано, что надо снова запирать себя в их дворце.

— Я не могу от них бегать, дядя Оуэн. Это же мои родители. — Люк закрыл глаза. — Не могу об этом не думать. Если ничего другого не получится, я хотя бы встречу правду лицом к лицу.

— Я согласна, — Беру взъерошила ему волосы: — Как же ты вырос. Даже меня обогнал.

Люк уложил голову ей на плечо.

— Это всё молоко.

Он щекой почувствовал, как она засмеялась.

 

***

 

Падме глубоко вздохнула и расслабила сведённое судорожным оскалом лицо. Пригладила расшитый объёмной золотой вышивкой корсет, провела пальцами по узорам.

Ревущая нексу. Крайт-драконы, вырывающиеся из песчаных дюн и пожирающие незадачливых странников. Морские чудовища, плавающие среди складок шлейфа. Несущийся по подолу рик, выполненный с тончайшим вниманием к деталям. Хищники и и их обречённые жертвы, вышитые золотом на жёстком чёрном корсете, усыпанные рубинами вместо крови. У платья был достаточно глубокий вырез, чтобы притягивать взгляд к тяжёлому ожерелью из крупных рубинов. Волосы крупными локонами лежали на спине, увитые золотыми украшениями, напоминавшими безвременные цепи, сдерживающие непостижимое древнее чудовище.

В её сегодняшнем наряде символизм бил куда более прямолинейно, чем она обычно предпочитала. Пускай. У неё похитили сына, враги наступали со всех сторон, её терпение было на исходе.

Она — Императрица Амидала. Либо они склонят перед ней головы, либо она обратит их в прах.

Падме подняла руки, расправив широкие чёрные рукава и плащ, превратилась в сотканную из чернил фигуру на балконе, выходившем на Имперскую площадь. Крики собравшихся внизу лоялистов колотили по вискам. Её сердце билось в такт этим ударам, словно взбесившийся военный барабан.

— Граждане Империи, — начала она. Ей даже не пришлось кричать — все смолкли, едва услышав её голос. — У меня для вас радостные и скорбные вести. Первая весьма проста, пусть даже она навсегда изменила мою жизнь. У нашей Империи появился наследник. — Крики. Вопли. — Я всегда защищала семьи галактики и никогда не скрывала почему. Но за последние несколько месяцев я узнала, что моё горе было напрасным. Мой ребёнок, которого я считала погибшим, выжил. Он был похищен врагами Империи. Сегодня я с огромной радостью готова сказать вам, что он вернулся ко мне. И вместе с этим представить вам вашего принца. Его имя — Люк Амидала.

Решение дать ему эту фамилию было тщательно просчитано. Королевские имена не наследовались, но она не могла назвать его Наберрие, потому что эти люди украли его у неё. Люк давно отказался от фамилии Скайуокер, хотя они с Вейдером думали позволить ему взять её снова, чтобы почтить тем самым добрую женщину из рабов Татуина, которая пожертвовала всем ради своего сына и благодаря которой они достигли столь многого.

Амидала было политическим именем. Люк был её сыном и наследником — как по крови, так и по закону. Никакие похитители его у неё не отнимут.

Восторженные крики загремели над площадью с новой силой, когда изображение Люка появилось во всех крупных медиа, которые транслировали её речь, на каждом датападе, с которого жители Империи смотрели обращение. Они выбрали замечательную голографию, снятую Дорме сразу после того как они закончили примерку его нового гардероба. Пуджа и Падме стояли в дверях, Люк стоял вполоборота к ним, тепло улыбаясь её словам, но смотрел по-прежнему в голокамеру.

Он выглядел неотразимым, молодым, добросердечным и сильным. Каким был на самом деле. Каким должен был быть. И всё было бы восхитительно, если бы Люк мог сейчас присоединиться к ней во время обращения.

— Но увы, это радостную весть я вынуждена сопроводить и куда более мрачной, — продолжила Падме. — Потому что моего сына вновь похитили.

Признание собственной слабости было риском. Но показать, что у императрицы галактики болело материнское сердце, особенно после града обвинений в безжалостности, — это грамотный ход.

— Повстанцы проникли в здание Сената, пока мой сын готовился вступить на службу галактики. Вот уже долгую неделю мы пытаемся его отыскать. Вот почему мы должны сокрушить Восстание! — Падме ударила кулаком по балюстраде, и собравшаяся толпа ответила ей раскатистым гулом. — Потому что они готовы забрать у нас всё — каждую искру счастья, каждый огонёк надежды — всё ради своих бесчестных целей! Они никогда не пойдут на компромисс. Никогда не отступят.

Она остановилась, глубоко дыша, на мгновение закрыла ладонью лицо — единственное проявление горя, которое увидит Империя. Вся галактика смотрела на неё не отрываясь, и Падме блестяще справилась со своей ролью.

— Я щедрейше награжу тех, кто вернёт мне сына в добром здравии. И я не сомневаюсь, что он вернётся. Империя не отдаст своих детей, не позволит лишить себя наследников, кто подхватит нашу мечту и понесёт её в будущее. Так что повстанцам, взявшим его в заложники, я скажу следующее…

Дроид с голокамерой маячил у неё перед лицом — соблюдая почтительную дистанцию, какую требовали правила безопасности, но достаточно близко, чтобы она могла посмотреть прямо в линзы и обратиться напрямую к зрителям.

— Мы вас найдём. И ваши попытки нарушить мир в очередной раз потерпят неудачу. Неужели вы правда думаете, что вам есть что противопоставить справедливому и законному правительству?

Она широко улыбнулась, слушая рёв толпы.

Неужели вы правда думаете, что вам есть что противопоставить мне?

Chapter 35: Такие бойцы, как вы

Падме вырывала золотые украшения из волос, швыряя их себе за плечо одно за другим. Пуджа ловила каждое — одно за другим. Они дребезжали у неё в ладонях.

Перекинув гриву волос на левое плечо, Падме схватила изящные ножницы с туалетного столика и принялась перерезать нити, державшие форму причёски. Она резала неаккуратно, задевая волосы, но не останавливалась, пока вокруг неё падали на ковёр тёмные пряди.

Пуджа бросила украшения на столик, уронив часть на пол, и схватила Падме за запястье.

— Миледи, давайте лучше я, — сказала она и осторожно забрала ножницы из ослабшей ладони Падме.

— Это всё равно бессмысленно, Пуджа, — вздохнула Падме, но послушно опустилась на стул.

— Если вы испортите себе причёску, то не оберётесь потом проблем с укладкой.

— Охотники за головами его не найдут. А больше в галактике даже положиться не на кого. На нашей стороне вся мощь имперского флота — и всё равно всё без толку. Если уж мы не можем его найти, то никто не может.

— Его отыщут, — заверила Пуджа. — С ним всё будет в порядке, его найдут, и он к вам вернётся.

Она испытала стыдливое облегчение, когда поняла, что Падме так сильно нервничает за сына, что не замечает откровенно подозрительного поведения самой Пуджи. У неё так сильно тряслись руки, что она сама боялась отсечь добрую половину императорской причёски. Пуджа постаралась успокоиться.

— А если нет? — прошептала Падме. — Что тогда станет с моей семьёй?

— Что тогда станет с Люком? — чересчур резко поправила её Пуджа. — Я не знаю. Не думаю, что ему угрожает большая опасность. Они знают, насколько он ценная фигура, — вы же для этого и выступили с обращением. Чтобы все знали, что он ценнее живым.

— Повстанцы не всегда поступают практично. Они хотят отомстить мне. Может, я своими руками навлекла на него ещё большую опасность. Превратила его в мишень. — Пуджа разрезала последнюю утягивающую нить. Падме наклонилась вперёд, схватившись за край столика, длинные тёмные пряди скрыли её лицо. Не зная, что ещё сделать, Пуджа принялась осторожно вытаскивать остатки чёрных ниточек, пока Падме предавалась панике.

— Всё будет хорошо, — повторила она как заведённая.

— Может, он всё-таки сам ушёл? И наверняка не хочет возвращаться. Я держала его взаперти. — Падме закрыла лицо руками. Пуджа аккуратно убрала в чехол ножницы. — Я ограничивала его свободу — и его это злило. С тех пор, как к нему наведалась Органа, он был несчастлив.

— Она его спровоцировала. Отравила его разум своими речами.

— Да. Но в её словах была доля правды, вот что самое страшное, — Падме покачала головой. — Я правда держала его в изоляции. Ради его же блага — но что если он ненавидит меня за это?

— А для вас это важно?

— Разумеется! — Падме прожгла её сердитым взглядом.

Нахмурившись, Пуджа помогла ей расстегнуть молнию на спине платья. Сердце у неё колотилось. Она не ожидала от Падме такой уязвимости.

— Тогда зачем вы так поступали?

— Чтобы его защитить, — предсказуемо ответила Падме. Пуджа и сама сбивалась на это оправдание, когда принималась снова рассуждать так, как научила её Падме, а не самостоятельно. — Рано или поздно своим поведением он бы подверг себя опасности. Что в итоге и случилось.

Пуджа не успела её остановить: Падме резко выхватила ножницы и снова поднесла их к голове.

— Я заставила его постричься. А ему нравились его длинные волосы. Ему очевидно нравились его длинные волосы.

— И он всё равно выполнил вашу просьбу, — успокоила её Пуджа. — Потому что знал, что это вас порадует. Он вас любит.

— Вот зачем я так с ним поступала. — Падме уставилась в зеркало, разрешила Пудже опять забрать у себя ножницы. — Чтобы он нас полюбил.

— Значит, в этом не было необходимости, — Пуджа отстегнула её плащ, повесила его себе на руку. — Он и так вас любил, иначе не рассказал бы правду.

Падме нахмурилась.

— Возможно.

 

***

 

— Сабе? Можешь подойти?

Встряхнув головой, Сабе внимательно изучила скан системы Андовил. Ничего, кроме фермеров и астероидов. Она всё равно упрямо ударила по кнопке и запустила повторное сканирование.

— Прошло уже несколько дней, — сказала она. — Мы должны были его отыскать. Он должен быть…

— Сабе, — настойчивее позвала Асока. — Падме выступила с обращением. Она назвала его принцем и объявила награду за его возвращение. Времени очень мало.

Сабе ударила по контрольной панели.

— Его вообще нет! Мы всё обыскали! — Новый скан объявил о себе пронзительным писком. Сабе даже не взглянула на голограмму. Всё равно ничего нового не увидит.

— Нет. Время есть. И мы не всё обыскали. До Татуина мы так и не добрались — а больше ему быть негде.

— Если только он не влетел в звезду. — Эти слова по-прежнему резали её хуже бивней шаака, но крови в ней больше не осталось, только сухой юмор. — Или если его не сбили имперцы. Или…

Асока вздохнула. Как оказалось, даже у джедайского терпения — добродетели, которую Асока никогда бы не постигла, как показалось Сабе после их знакомства на Войне Клонов, — были свои пределы.

— Мы отправляемся на Татуин.

— Разумеется.

— Ты примерно представляешь, где лучше начать поиски?

— Планета большая, — вздохнула Сабе. — Но если его дядя с тётей всё ещё живы, они, скорее всего, согласятся нам помочь. Начнём с фермы Ларсов.

И прежде чем Асока успела выдать что-нибудь остроумное, Сабе отвернулась от неё к навигационному компьютеру и принялась вбивать в него координаты.

— Что ты будешь делать, — медленно спросила Асока, — если мы не найдём Люка на Татуине? Если его правда больше нет?

Сабе пожала плечами:

— Лишусь рассудка, — предположила она. — Больше у меня ничего не осталось.

 

***

 

Когда родители вызвали Лею на очередное собрание, она уже знала, что стало его причиной. Каждый повстанец наверняка посмотрела обращение Императрицы. Она не видела смысла закрывать на него глаза.

Она влетела в кабинет матери. Бреха сидела за рабочим столом, не отрывая взгляда от датапада, на котором, должно быть, смотрела выступление. Бейл расхаживал по комнате. Лея уселась на освобождённое отцом кресло и приступила сразу к делу:

— Что это меняет?

— В принципе, ничего, — ответила Бреха.

— С практической точки зрения — действительно ничего. Но как раньше уже точно не будет. Галактика гудит как разворошённый улей. Если в голонете зародится хотя бы слабое подозрение, что Альдераан причастен к похищению принца, лорд Вейдер окажется наименьшей из наших проблем.

Если папа был готов посчитать Вейдера наименьшей проблемой, значит, ситуация критическая.

— Почему? — спросила Лея. — Почему эта речь имела такой ошеломительный эффект?

— Её пропагандисты работают не покладая рук. Она раздаёт трогательные интервью, Люк на всех голографиях выглядит максимально приятным юношей. Популярность среди народа он снискал ещё в бытность сенатором, и Амидала этим пользуется. Она часто говорит про материнскую любовь, про важность семьи — как для неё лично, так и для всей галактики… это убедительный нарратив для большинства населения галактики. Уж нам-то это хорошо известно.

— С чего вдруг? — нахмурилась Лея — и покосилась на мать, когда та фыркнула. — Вы что, тоже им пользовались?

— Да, — ответила Бреха. — Ты стала первой принцессой Альдераана по удочерению за последние несколько веков. И в теории институт усыновления все поддерживают, но для нашей планеты это было в новинку. Нам пришлось побороться за народное признание. Учитывая, что примерно в это же время моя сестра родила сына, и пресса неустанно предлагала его кандидатуру в наследники престола.

Лея сморщила нос:

— Ниано? Король? Да это ж катастрофа.

Ещё недавно родители бы не преминули её пожурить. Сейчас оба промолчали.

— Мы провели похожую кампанию, подчёркивали, какое это благородное решение, что ты уже наша дочь, — закончила Бреха. — Я знаю, что это эффективный метод. Наш народ тебя обожает.

— А галактика теперь обожает Люка.

— Да. Что может плохо на нас сказаться, — Бейл снова принялся расхаживать по кабинету. — Как минимум, если народ Альдераана поверит, что мы виноваты в похищении, нам придётся отказаться от престола. Тогда трон действительно перейдёт к Ниано, и Альдераан, как и сотни планет до него, окажется под пятой Империи.

— Это гнетущие и тревожные предположения, — сказала Бреха, — но сейчас они неактуальны. Подобные обвинения за одни сутки не возникнут. Пока что нам нужно решить, что ответить Вейдеру. Если мы ничего не придумаем, то о долгосрочных последствиях переживать в принципе не придётся.

Бейл покачал головой, болезненно нахмурившись.

— Доказательств нет никаких: ни нашей вины, ни нашей невиновности. По крайней мере, таких, которые он бы принял. Если Амидала решила спустить своего цепного пса с поводка, то мы ничего не можем сделать.

— Нет, кое-что можем, — сказала Лея.

Ей больно было смотреть, с какой надеждой обернулись к ней родители, будто ждали, что у неё есть ответы на все вопросы. Возможно, и правда есть. Только хорошего в них мало.

— Как вы сами сказали, я ваша приёмная дочь. — Она поджала губы. — Ниано — не единственный мой имперский родственник.

Бейл уставился на неё с нескрываемом ужасом:

— Лея, ни в коем случае.

— Я могу открыть Вейдеру правду, использовать её как рычаг давления, — надавила Лея. — Может, этим мы себя обезопасим, хотя бы ненадолго.

— Ты не должна идти на такую жертву, — сказал Бейл.

Бреха тоже покачала головой:

— Лея, даже если мы оставим в стороне наши личные возражения, — такой поступок только ухудшит политическую ситуацию, — сказала она. — Мы не похищали Люка Амидала.

— Люка Наберрие, — поправила её Лея.

— Люка Наберрие, да, — согласилась Бреха. — Но твоё удочерение Вейдер и Амидала тоже сочтут похищением — и немедленно об этом объявят. Всё равно разразится конфликт.

— Я понимаю, что идея ужасная, — сдалась Лея. — Но ситуация ведь безвыходная. — Она скрестила ноги и посмотрела на каждого из родителей по очереди. Оба чудовищно побледнели. — У вас есть идеи получше?

— Нет, — первой признала Бреха. — Но это не значит, что решение стоит принимать так опрометчиво…

Зазвонил один из встроенных в стол комлинков, который соединял королевский кабинет с главной частотой дворца. Над столом повисла голограмма офицера связи.

— Ваше Величество, — заговорил он, — у нас вызов от лорда Вейдера. Он передаёт, что время вышло.

— У вас есть идеи получше? — повторила вопрос Лея.

Вздохнув, Бреха поднялась на ноги.

— Говорить придётся тебе, — сказала она. — Меня или папу он сразу убьёт.

— Я знаю.

Стоило ей занять место матери за столом, как перед ней возникла голограмма Вейдера.

Он был размером чуть больше её ладони, и всё равно у Леи перехватило дыхание. Перед ней был её биологический отец. Биологический отец Люка. Как же это всё странно.

— Принцесса Лея, — недовольно пророкотал Вейдер. Лея даже без Силы чувствовала его ярость, напоминавшую распростёршего крылья дракона, который был готов утопить горы Альдеры в пламени. — Вы не вернули мне сына и не сообщили никакой информации о его местоположении. Следовательно…

— У нас нет вашего сына, лорд Вейдер, — ответила Лея, дав волю собственной ярости. Расхаживать вокруг него на цыпочках она точно не собиралась. — И я даже не представляю, где он сейчас.

— Значит, вы…

— Но мне известна другая тайна о вашем ребёнке, которую не знаете вы.

Её слова разбились об доспех бесполезной шелухой.

— Сомневаюсь. Адмирал, приготовьтесь открыть…

— И которую Люк бы вам никогда не раскрыл.

Вейдер раздражённо отмахнулся:

— Не дерзите. Мой сын принадлежит мне. Не смейте выдумывать, будто хорошо его знаете, потому что пытались его похитить.

— Я ничего не выдумываю. — А ей даже нравилось его бесить, как бы жутко это ни звучало. Родители смотрели на неё в ужасе. — Я всё знаю. У него есть сестра-близнец.

Вот это Вейдера уже заинтересовало.

Он резко отвернулся от своего адмирала обратно к ней.

— Сейчас же объяснитесь.

— А нечего тут объяснять. Я вам уже всё сказала. У Люка есть сестра-близнец. Он держал это в секрете от вас.

— Это просто нелепо. Сын не стал бы мне лгать. Вы пытаетесь выиграть время — и безрезультатно.

Лея лишь улыбнулась в ответ.

Вейдер никогда не отличался терпением. Он не продержался даже минуты.

— И кто же это? — потребовал он. — Немедленно говорите, или я…

— Мне кажется, тут всё довольно очевидно, папенька, — процедила Лея. — Это я.

Так она снискала честь быть одним из немногих людей в галактике, кто смог основательно сбить Вейдера с толку. Не дав ему опомниться, Лея продолжила:

— Вы немедленно уведёте войска от Альдераана, — приказала она. — Потому что на планете я. Откроете огонь — я погибну. Поверьте, когда вы найдёте Люка, он явно не обрадуется, узнав, что вы убили его сестру. — Ещё два удара сердца, две секунды молчания. И снова Лея не стала ждать дольше. — Так что вот вам мой ультиматум. И, как мне кажется, у вас нет другого выбора, кроме как на него согласиться. Но я буду ждать вашего ответа. Хорошего дня, милорд.

И, прежде чем Вейдер сумел что-то ответить, Лея разорвала связь.

— Лея, — сказала Бреха, нарушив тишину. — Ты была великолепна. Как ты?

— Плохо, — ответила Лея, прищурившись на комлинк. — Но посмотрим, что из этого выйдет.

 

***

 

Вокруг него скрипела и гнулась транспаристаль. Вейдер взглянул на иллюминатор. Тогда трещины замерли, но ледяная пелена поползла дальше. Холод хлестал из него точно кровь из обезглавленного туловища.

Он был прав.

Выбросив сноп искр, погасла длинная световая панель над мостиком. Его солдаты нервно подняли головы, но продолжили работать.

Он всё это время был прав.

Слишком много сходств. Она всегда была слишком предусмотрительной, слишком чуткой — на уровне одарённого. Её усыновили всего через несколько дней после предполагаемой смерти их ребёнка. И несмотря на очевидные совпадения, эта мысль ни разу не пришла ему в голову, пока он не увидел её в Сенате и она не бросила вызов его жене. Тогда он чуть не сошёл с ума, снедаемый мыслями об их схожести.

Падме отказалась ему поверить. Не стала и слушать, осыпала градом издёвок, одна ядовитей другой. Убедила его, что ему всё чудится. Да, он видел их ребёнка в каждом уличном попрошайке. Да, он однажды устроил дипломатический скандал, обвинив сенатора Чандриллы в похищении, потому что у неё была светловолосая племянница с родинкой как у Падме. Да, каждая его ошибка снова и снова разбивала им сердце новым горем.

Но разве это всё не меркло перед хотя бы крохотным шансом отыскать их ребёнка?

Его поиски были не напрасны. Всё это время его вела Сила. Он ничего не чувствовал, потому что между ними никогда не существовало родственной связи, но Сила говорила ему, куда надо смотреть. Подсказывало. Он ничего не придумал.

Ни про Люка, на которого ему хватило взглянуть лишь один раз, чтобы уже знакомое подозрение потянуло его за собой.

Ни про принцессу Лею Органа.

Лею Амидала.

Вейдер до боли стиснул зубы.

Он всё это время был прав — но позволил убедить себя, что ошибается. Что его дочь на самом деле его враг. Поверил, что должен ненавидеть её, презирать — особенно за близость к их сыну — и…

И Люк всё знал. Всё это время. Знал, что Лея его сестра, и не сказал ни слова. Значит, он им не доверял? С самого начала — и до самого конца?

Иначе с чего бы ему так яро хранить этот секрет?

Вейдер резко тряхнул головой. Встряхнуть ему хотелось что-нибудь — кого-нибудь — ещё, но кого? Люк пропал: либо его похитили, либо он всё-таки сам сбежал. Лея пряталась на планете под «Истребителем» в компании укравших её людей. Наверняка ведь Органа сговорились с Кеноби…

Кеноби.

Который забрал — и разлучил! — его детей. Вейдер даже не подозревал, что его бывший учитель способен на такую жестокость — что ж, теперь он это запомнит, и запомнит хорошо. Который взялся учить Лею, как утверждали шпионы Падме. И Падме об этом знала — и ничего ему не сказала. Даже не подумала, что могло стоять за этим решением, кроме желания использовать одарённость принцессы Альдераана в джедайских целях.

Он столько всего должен исправить. С Люком было проще — сын признался ему по собственному желанию, а не потому что ему приставили бластер к виску.

— Восстановите связь, — рявкнул он. Вокруг тотчас нервно закопошились связисты.

 

***

 

Лея слишком быстро расслабилась. Когда комлинк зазвонил вновь, она вздрогнула и поспешно расправила плечи.

Вейдер уставился на неё, уперши руки в бока. Всерьёз поверил, горько подумала Лея: в её детстве Бейл принимал ровно в такую же позу, когда собирался её ругать.

— Я не могу верить тебе на слово, — начал Вейдер, хотя Лея сразу поняла, что он врёт, — и текущая ситуация для меня неприемлема. Я не могу просто оставить тебя на этой планете предателей и отбыть на Корусант.

— Альдераан не похищал имперского принца. Вы не имеете права…

— Не похищал. Зато, по твоему собственному признанию, похитил принцессу.

Лея содрогнулась. Она даже не подумала, как по-новому зазвучит её титул, и это прочтение ей сильно не нравилось.

— По вашему собственному признанию, — парировала она, — мне нельзя верить на слово.

Вейдер словно пропустил её слова мимо ушей:

— Я отправлю за тобой шаттл. Ты отправишься на «Исполнитель», где я лично проверю твоё абсурдное заявление. Откажешься — мы ударим по Альдераану.

— Вы заденете меня, если откроете огонь.

— У тебя довольно большая планета, Лея. Городов на ней хватает, — Вейдер склонил шлем. — За пределами Альдеры тоже есть люди — и они погибнут, если ты не послушаешься.

У неё перехватило дыхание. Лея быстро посмотрела на родителей. В их глазах стояло глубокое отчаяние.

— Я отправляю шаттл. Пока он спускается на планету, у тебя есть время на раздумья. Если он вернётся пустым, я буду трактовать этот отказ как твоё окончательное решение.

Лея покачала головой:

— Знаете, я вот абсолютно уверена, что Люк сам решил вас бросить, — выдавила она и разорвала связь.

 

***

 

На маленькой ферме среди пустыни кипела подозрительно активная жизнь. Стоило Сабе приблизиться, как из гаража вылетели несколько спидеров и стремительно унеслись к изрезанным пещерами холмам на горизонте. Она не стала бросаться в погоню, чего от неё наверняка ждали. Над фермой вновь повисла тишина.

— Асока? — позвала Сабе. Асока сидела в соседнем кресле пилота и что-то изучала на экране. — Тут есть какие-нибудь частоты? — В прошлый раз не было никаких, но перед ними явно была не простая водосборная ферма. Первый же скан показал, что она завалена боеприпасами, что во внутренних помещениях лежат люди. Это…

У неё сжалось сердце. Это был полевой госпиталь сопротивления.

Асока покачала головой:

— Нет. А раньше были?

— Нет. Мы просто приземлились и пошли поговорить с хозяевами.

— Значит, и в этот раз поступим так же, — сказала Асока. — Вон, нас даже встречают.

Перед фермой стояла одинокая женщина в светлой одежде, которая защищала её от солнц. В руках она держала винтовку размером чуть ли не с половину собственного роста, наставив прицел ровно на них. Сабе приземлила корабль в нескольких метрах от неё. Они с Асокой настороженно переглянулись:

— Это что…

— Да, это Беру, — кивнула Сабе.

— Я выйду и поговорю с ней, — сказала Асока.

— Нет. Меня она хотя бы знает.

— И это не помешает ей сначала выстрелить, а потом задать вопросы. У меня хотя бы мечи есть.

Крыть Сабе было нечем.

Как только Асока ступила на опустившийся трап, Беру выстрелила. Схватив с пояса меч, Асока ловко отбила залп в сторону. Загремели выстрелы, но каждый из них Асока с лёгкостью отводила, морщась от жара.

Сабе бросилась вперёд:

— Беру, это я!

Беру перевела дуло винтовки на неё. Затем опустила его.

— Сабе? — нахмурилась она. Не только удивлённо, нет, в её глазах была и ярость. — И что ты тут делаешь?

— Я пытаюсь найти Люка, — Сабе тоже спустилась по трапу и немедленно об этом пожалела — солнца ударили прямо по непокрытой голове. Пригнувшись обратно в тень корабля, она поспешно подняла серый капюшон.

Беру отреагировала совершенно не так, как она ожидала, — долгим подозрительным взглядом. Уже многообещающе.

— Насколько мне известно, ты бросила его несколько месяцев назад, когда всплыла вся правда.

Очень многообещающе. Либо Люк нашёл способ с ней связаться за последние несколько недель — что было уже менее полезно, но тоже замечательно, — либо он просто здесь.

— Я сама открыла ему эту правду и объяснила, почему изначально решила солгать. И попросила прощения.

— Я не про родителей его говорю, Сабе. Я про то, что вы хотели сделать его оружием джедаев.

Сабе сглотнула.

— Он правда так считает? Что мы этого хотели? — спросила она. — И он думает, что я его бросила? — Может, и так, если Падме успела повлиять на него сильнее, чем они думали.

— Нет. Так считаем мы. С чего мне тебе помогать его разыскивать?

— Что-то мне подсказывает, что вы его уже нашли.

— И не позволим тебе его забрать.

— Я и не хочу его забирать! — взорвалась Сабе. — Я хочу убедиться, что он в порядке!

— Он в порядке. Пережил крушение, оправился.

— Крушение?

— И к Восстанию вы его без согласия не потащите, — предупредила Беру и снова подняла винтовку.

Сабе указала на ферму:

— Ты сама с повстанцами, Беру.

— Мы не работаем с главной ячейкой. С тобой — и подавно. Да, ситуация сложная, но мы свой выбор уже сделали.

— Я никуда не собираюсь его тащить, Беру, — заверила Сабе. Ей уже пришлось однажды уговаривать Ларсов отпустить с ней Люка десять лет назад, когда она увезла его на Набу. Сейчас всё шло по тому же пути. Нужно просто убедить их, что она действует исключительно в его интересах. — Я хочу удостовериться, что с ним всё хорошо. Я уже несколько месяцев его не видела.

— Почему же?

— Потому что Падме бы меня убила, посмей я к нему хотя бы подойти! — Сабе стиснула кулаки. — Я вернулась к ней на службу, все эти месяцы притворялась верной служанкой, просто чтобы иметь возможность хоть иногда бывать во дворце. Я пожертвовала всем, что у меня было, чтобы присматривать за ним хотя бы издалека, чтобы охранять его от любой опасности, — а их, учитывая, что слухи уже поползли, было немало. Теперь их станет ещё больше, потому что Падме объявила эти слухи правдой на всю галактику!

— Конкретнее, — прищурилась Беру.

— Она назвала Люка принцем Империи, после чего заявила, что он пропал без вести, — сказала Сабе. — И теперь он в опасности. И угрожает ему… по сути, всё и вся.

Беру вздохнула.

И опустила винтовку.

— Можешь с ним поговорить, — сказала она. — Если он сам этого захочет. Всё оружие оставьте на корабле. И ты ничего с ним не сделаешь против его воли.

— Ни за что, — пообещала Сабе.

Стоило Асоке сделать шаг вперёд, как Беру махнула рукой:

— Джедай — или ситх, или кто она там — останется здесь.

— Я ни то, ни другое.

— Всё равно проблема.

Асока не стала спорить. Убрав мечи, она вернулась обратно к трапу. Сабе в очередной раз позавидовала её спокойствию и уверенности.

Расстегнув пояс с оружием, она бросила его себе за спину. Асока поймала его и ушла внутрь корабля. Сабе приблизилась к Беру, дёрнула подбородком на винтовку:

— Ты отлично стреляешь.

— Как ты думаешь, почему вас встречаю я, — прохладно спросила Беру, — а не Оуэн?

— Я точно знаю, что мне очень повезло, что нас встретила именно ты.

— Правильно. — Беру повернула голову. — Проходи.

Люк был на кухне. Всю дорогу Сабе мучило чудовищное дежавю, словно она вернулась назад во времени, и им только предстояла первая встреча. Ферма ничуть не изменилась — и одновременно переменилась до неузнаваемости. Интересно, как чувствовал себя Люк, оказавшись дома спустя столько лет.

Вместе с ним на кухне нашёлся и Оуэн. Они тихо о чём-то беседовали, пока Люк что-то готовил на плите, а Оуэн указывал ему на кусочки фруктов и овощей, которые Люк по очереди добавлял в кастрюлю. Когда Беру пропустила Сабе вперёд себя, оба подняли головы. Сабе инстинктивно окинула кухню быстрым взглядом, не пропуская ни одной детали.

Оуэн прищурился. Люк уронил ложку, которой помешивал варево.

— Тётя Сабе?

Она неуверенно улыбнулась:

— Люк…

И осеклась, когда он заключил её в объятия. Слова, которые она собрала для него, словно цветы, обратились в ничто, покинули её вместе с остатками воздуха. Люк всегда крепко обнимался.

Она обняла его в ответ, стиснув так же сильно.

— У тебя всё хорошо? — прошептала она. — Я боялась…

— Раны зажили.

— Я не об этом! — Отстранившись, Сабе схватила его лицо в ладони, вгляделась в глаза. Кончиками пальцев она задела его шрам. На Татуине макияжем вряд ли пользовались, поэтому Люк его не скрывал. — Ты несколько месяцев просидел во дворце, и я ни разу тебя не увидела! И ты постригся, — с изумлением заметила она.

Переглянувшись, Ларсы тихонько выскользнули из кухни, оставив их наедине. Сабе едва ли это заметила — она не видела ничего, кроме лица Люка.

Лицо это исказилось гримасой:

— Ага. Ей показалось, так будет опрятнее. Для бала.

— Да, так опрятнее, — согласилась Сабе. — И под лицо твоё подходит. Просто тебе не идёт. — Ужас снова стиснул её сердце. — Она что…

— Нет, — перебил Люк. — Всё хорошо. Правда. Она меня любит — и не хотела причинять мне боль.

— Ты уж меня прости, но мне тяжело в это поверить.

— Уже простил.

Сабе сглотнула.

— Тогда прости меня и за всё остальное?

За их спинами угрожающе забурлило содержимое кастрюли. Люк дёрнулся, повернулся к плите и подхватил ложку.

— Уже простил.

— Люк, не издевайся.

— Я не издеваюсь, тётя Сабе. Я тебя не ненавижу.

— В отличие от Оуэна и Беру.

— Они тебе не доверяют. Им очень не понравились слухи о твоих последних миссиях. — Люк покосился на прикрытую дверь. — Но раз Беру тебя пропустила, тебе удалось её как-то убедить.

— Я приложила все возможные усилия. Но я тебя подвела.

— Чем же? — поинтересовался Люк. Он покосился на разделочную доску, сморщил нос, увидев, что на ней осталось ещё целых три горки. Перевёл взгляд на дверь, за которой скрылся Оуэн со своими подсказками. Затем взял первую попавшуюся горсточку — какого-то нашинкованного овоща — и добавил его в кастрюлю. Варево зашипело.

— По-моему, тут всё довольно очевидно. — Сабе выглянула у него из-за плеча. В кастрюле булькало что-то насыщенно красное. — Что ты готовишь?

— Что-то вроде смузи. Надо его хорошенько прокипятить, чтобы он стал съедобным. Благодаря ему местные бойцы хоть как-то восполняют нехватку витаминов, потому что пищевые рационы у них скудные. Плюс это запасы на случай крайней необходимости. Или если воды не будет. — Люк помешал жидкость. — И ничего мне не очевидно. Объясни.

— Я всю жизнь тебе лгала!

— Мы это уже обсудили.

— И Падме была права, когда сказала, что джедаи хотели сделать из тебя оружие, — продолжила Сабе. — Я знала, что они хотели заставить тебя воевать с родителями, но ничего не сказала, и…

— Сабе, когда Бен попытался обманом переманить меня на сторону джедаев, ты вмешалась и сказала мне правду, — перебил её Люк. — Знаешь, я много думал про слова Ашлы, и решил, что она права. Я десять лет прожил на Набу, и джедаи ко мне даже не приблизились. Видимо, ты их отгоняла так же ловко, как и дядя Оуэн прогонял Бена в своё время, — Люк слабо улыбнулся. — Я и забыл, что он чуть ли не с винтовкой за ним гонялся, пока не упомянул его вчера за ужином, а дядя аж на пол сплюнул.

Сабе усмехнулась:

— Заслуженно, — и, впрочем, сразу поправилась: — Нет. Не заслуженно. Оби-Ван хороший человек. Просто по совместительству ещё и лживый ублюдок.

— Таких хороших людей в галактике очень много, — абсолютно невозмутимо кивнул Люк с видом знатока. — Как правило, они скапливаются в районе Сената.

Сабе фыркнула.

Люк добавил в своё варево очередную порцию овощей.

— Но это ничего не меняет. Ты не несёшь ответственности за чужие решения. И я тебя не ненавижу, как бы маме не хотелось обратного.

— И что, ты совсем не злился?

— Пытался, конечно. Мне было плохо и больно. Но я же тебя знаю. Я не могу тебя ненавидеть.

— Значит, я с этим и одна справлюсь. — Сабе опёрлась на столешницу. — Люк, я же тебя подвела! Я не знаю, зачем ты рассказал Вейдеру правду, но я тебя не виню. На тебя страшно давили, и я могла — и должна была — помочь тебе с этим справиться…

— Ты не можешь одна решить все проблемы галактики.

— А ты не можешь вот так просто снять с меня всю вину! Ты даже не представляешь, что я натворила. — Сабе стиснула кулаки. — Я не только тебя подвела, но и твою мать тоже. Я видела, как она превращается в диктатора, и ни разу не попыталась её остановить. Это повлияло и на твою жизнь, причём в худшую сторону. Ради неё я совершала страшные вещи — потому что она попросила. Ради неё я убила Императора — потому что она попросила. Мне всегда казалось, что я никогда не стану наёмной убийцей, но ведь стала. И до последнего не понимала, что сделала, пока его кровь не залила мне руки.

— Но ведь потом ты очнулась. Пришла в себя.

— Я никогда не смогу всё исправить, Люк. Не надо делать из меня святую. Я совершенно не тот человек, которым ты меня считал, когда я… — она сглотнула. — Ты хоть примерно представляешь, на что я способна?

— Да. Мама крайне подробно и обстоятельно мне рассказала, почему ты опасный человек. — Сабе вздрогнула. — А я считаю, что ты к себе слишком строга. — Люк ссыпал с доски последнюю горстку овощей, ещё раз всё помешал и снизил температуру.

— Но ведь для меня ничего не закончилось, Люк, — сказала Сабе. — Я приползла обратно к Падме. Выполняла все её приказы. Она запретила мне с тобой видеться, но…

Люк опять уронил ложку.

— Ты к ней вернулась?

— Да. Это было необходимо. И я убивала…

— Она мне даже намёка на это не дала. Сабе, зачем?

— Чтобы быть рядом с тобой, — Сабе схватила его за ладони. — Ради этого я бы не раз вернулась к ней на службу. — Далеко не идеальное описание клубка чувств и тоски, который связывал её с Падме, но она хоть как-то это озвучила. — Кроме тебя, я не знаю больше ничего хорошего в этой жизни.

Люк покачал головой, но руки не забрал.

— Сабе, это же просто нелепо. Сколько времени ты за последние десять лет посвятила Восстанию? Учитывая, что на маму ты проработала всего семь.

— Этого недостаточно.

— Почему? — возразил Люк. — Ты целые десятки лет себя ненавидишь, но почему ты в упор не замечаешь, как много хорошего успела сделать? Почему решила вернуться ко мне и умолять меня о прощении? — он отпустил её. — Сабе, твоё спасение не во мне. А в тебе самой.

— Я организовала твоё похищение.

— Для начала давай ты мне его объяснишь, прежде чем попросишь осудить тебя и за это.

— Мы хотели спасти тебя от Падме. Асока — Ашла — сказала мне, что ты не хотел уходить. Она переживает, что Падме удалось затмить твой рассудок. — Сабе осмотрела его с головы до ног. — Я… рада видеть, что она ошиблась.

— Затмить рассудок — это, конечно, немного перебор, — признал Люк. — Но я… попал под её воздействие, да.

— Я прекрасно тебя понимаю, — Сабе не смогла скрыть печаль в голосе. — В чём тогда смысл этого разговора, Люк? Что ты от меня хочешь? Чтобы я тебя бросила?

— Нет. Я хочу, чтобы ты была счастливым человеком. Да, ты совершала ошибки, но я тебя прощаю. — Люк глубоко вздохнул. — И я хочу тебя кое в чём убедить.

Сабе напряглась.

— В чём же?

— Я хочу простить и родителей, — сказал Люк. — Поэтому я планирую к ним вернуться.

Значит, у Падме всё-таки получилось.

Люк по-прежнему был открыт ко всем новым идеям — включая жизнь в качестве принца Империи.

Сабе снова облокотилась на столешницу и закрыла глаза.

— Твоя мать объявила тебя сыном и наследником пару часов назад, — с горьким смешком сказала она. — Я думала, от отчаяния — что, мол, если она навсегда свяжет твоё имя со своим, ты от неё уже не спасёшься. Но, в принципе, разумно предположить, что она просто убеждена в твоей абсолютной верности.

— Не говори так.

— А как говорить? Зачем тебе возвращаться, как не ради того, чтобы быть их наследником?

— Сабе, у меня нет другого выбора, кроме как быть наследником. Я всё равно им стану — либо по своей воле, либо против неё. В первом случае я хотя бы смогу воспользоваться властью, которую получу, — Люк помолчал. — Значит, я сейчас официально принц? Если хочешь доказательств, я тебе их предоставлю. Прямо сейчас.

Варево постепенно загустевало. Люк в последний раз его помешал, убавил температуру ещё сильнее и накрыл кастрюлю крышкой.

— Твой корабль поддерживает передачи на большие расстояния?

 

***

 

На Ашлу Люк даже не взглянул, когда поднялся на корабль, хотя она неловко махнула ему рукой. Он предупреждающе сощурил глаза, когда Сабе бросила единственный взгляд на контрольную панель. Да, она могла бы взлететь прямо сейчас, с ним на борту… Но Сабе не сдвинулась с места.

Только ввела нужный код доступа и показала ему передатчик в кабине. Люк принялся печатать сообщение, сопроводив его всеми необходимыми кодировками, подтверждавшими его личность.

— Кому ты это отправляешь? — спросила Сабе.

— Имперским войскам на Набу, — сказал он. — Перед нашим отлётом я убедил маму отозвать оккупацию. Теперь у меня есть полномочия лично отдать этот приказ, раз уж она объявила меня принцем.

— Вот так просто?

— Да, вот так просто.

— Ещё с кем-то хочешь связаться?

Люк кивнул. На сей раз сообщением он не ограничился, а просто позвонил Ананае напрямую.

Она на удивление быстро приняла звонок, хотя в Тиде, по его подсчётам, стояла глубокая ночь. Ещё удивительнее был её внешний вид: тёмные волосы убраны в простой пучок, туника и рубашка коричневого цвета больше похожи на форму Сабе, чем на одеяния Падме. Совсем нетипичный стиль для бывшей королевы Набу.

— Кто это? — спросила Ананая, но затем прищурилась. — Люк? В чём дело? Я слышала обращение Императрицы…

— Долгая история, — отмахнулся Люк. — У меня всё в порядке.

Ананая кивнула.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она уже более сдержанным тоном, больше напоминавшим королевский.

— Ничем. Звоню предупредить. Если всё пройдёт гладко, то имперские войска уйдут с Набу через пару дней, — Люк скривил губы. — Вы лучше меня знаете, что делать. Но, как я слышал, дела у Миллацветов сейчас не очень. Я решил предупредить вас заранее, чтобы вы придумали, как выжать максимум пользы из этой новости.

Ананая широко распахнула глаза, пока слушала его. Она никогда не позволяла себе такого открытого выражения эмоций, когда была королевой, но теперь с ней было гораздо легче разговаривать.

— Значит, у вас получилось, — сказала она.

— Вроде того.

— Получилось, — повторила Ананая. — Спасибо, Люк.

— Пока рано.

— Я предупрежу группировку. — Ананая оглянулась себе за спину. — Удачи, Люк. Что бы вы ни задумали. Нам нужны такие бойцы, как вы.

Люк улыбнулся и дал ей разорвать связь, так и не сказав, за что конкретно он собрался бороться.

Chapter 36: Пленники собственного наследия

Пуджа надеялась, что охватившее Падме истеричное возбуждение быстро пройдёт, но ничего не менялось. Она не теряла присутствия разума, но её чуть ли не трясло от тревоги, которую Пуджа никак не могла унять. Ничто не могло её успокоить в отсутствие и мужа, и сына.

Возможно, помогли бы хоть какие-то новости, но датапады молчали.

Рабочий день закончился сильно раньше запланированного. Никто из сенаторов, кому была назначена встреча с Императрицей, не осмелился возражать. Пуджа должна была помогать ей переодеться из роскошного золотистого платья, в котором Падме работала в Сенате, но Падме нервно расхаживала по комнате. Ей наверняка было неудобно: платье было тяжёлое, с жёстким корсетом, усыпанное драгоценными камнями, тянувшее за собой длинный подол, — однако Падме с виду ничего не замечала.

— Никаких новостей! — не выдержала Падме, на мгновение остановившись. — У тебя что?

— Тоже ничего, миледи. — Тем не менее, Пуджа послушно проверила датапад ещё раз. Тётя совсем перестала скрывать от неё свои махинации и предоставила ей неограниченный доступ к документам. Теоретически, Пуджа могла бы этим воспользоваться и помочь Восстанию… Стыд снова стиснул её горло, рот наполнился горечью. — Но…

— Что «но»?

— Есть новости от ваших шпионов.

— Каких? Откуда?

— С «Исполнителя», — Пуджа проглядела список отправителей отчётов, соотнесла имена с другим списком — личных агентов Падме, — и с Набу. С «Исполнителя» сообщают, что Вейдер поставил перед Органа ультиматум: выдать принца или попасть под бомбардировку, но принцесса Лея предложила ему что-то взамен. У них сейчас встреча на корабле — вроде как для обсуждения подробностей. Агент пытался узнать больше, но на мостике полный мораторий на сплетни. Они слишком верны лорду Вейдеру. — Пуджа помолчала. — Это, наверное, и хорошо.

Падме пропустила её слова мимо ушей.

— Он договаривается с Органа? — возмутилась она. — Без моего разрешения?

— Видимо, да, миледи.

— А на Набу что?

Пуджа прочитала отчёт. Ей показалось, что её сейчас просто вырвет.

— Кто-то от имени Люка — причём со всеми необходимыми кодами доступа — отдал приказ об отзыве войск с Набу.

— Что? — вскинула брови Падме. — То есть, Люк нашёл способ с кем-то связаться — и он связался с Набу? Ради этого приказа? Почему не с нами? — Она запустила руки в волосы и наткнулась на собственный парик, собранный в крупный пучок. Только чудом она умудрилась не рассечь себе ладонь заколками. — Он специально прячется? Он присоединился к повстанцам?

Пуджа ничего не ответила.

— Прикажи лорду Вейдеру немедленно со мной связаться. Я жду объяснений, — Падме говорила резко, коротко, словно обрывала лепестки у цветка. — И выясни, откуда пришло сообщение. Войска уже начали отступление?

— Да — они не хотели навлечь на себя императорский гнев.

— Как предусмотрительно, — горько усмехнулась Падме. — Я ведь правда обещала Люку покончить с оккупацией. Да, возможно, это правда он. Пусть отступают — но любой ценой отследите сигнал. — Она глубоко вздохнула. — Ширайя, да что вообще происходит?..

 

***

 

Вейдер следил, как входит в атмосферу шаттл, который он отправил за дочерью. На поясе пискнул комлинк.

Падме требовала немедленно сообщить, что у него происходит. Неудивительно: её шпионы наверняка не смогли сказать ей ничего путного.

Что ему сказать? Она никогда не верила его подозрениям о принцессе Лее. Поверит ли сейчас? Когда девчонка вполне может врать с три короба, пытаясь спасти себя и свою планету? Что если Падме опять обратит в прах его надежды? Запретит ему об этом даже думать? И даже если Лея говорит правду, как можно обсуждать подобное по голосвязи? О таком если и говорить, то только лично.

Он не ответил на сообщение. Лишь продолжил неотрывно следить за шаттлом, и в груди у него тихо клубилось что-то, похожее на злорадство.

 

***

 

Выбора у Леи всё равно что не было. Хотя бы шаттл Вейдер прислал приличный со всеми удобствами. Она тяжело попрощалась с родителями, а потом провела мучительные несколько минут полёта под пристальным надзором штурмовиков, которым явно запретили причинять ей вред, но не объяснили почему. Когда они влетели в ангар и она увидела в иллюминаторе Вейдера, стоявшего посреди площадки обсидиановым обелиском, настроение у неё упало ещё сильнее.

Опустился трап, штурмовики максимально осторожно взяли её под руки и вывели из шаттла. Остановившись ровно перед Вейдером, они напряжённо отдали ему честь.

— Принцесса Альдераана, милорд. Как вы велели.

— Велели? — процедила Лея. — Я бы так не…

— Отпустить, — приказал Вейдер. Лею немедленно выпустили. — Я займусь ею лично.

— И что вы со мной сделаете? — Вейдер жёсткими, точно дюрастиловыми пальцами схватил её за локоть и потащил за собой. — Я могу идти самостоятельно!

— И сбежать ты тоже можешь самостоятельно, даже зная, что за этим последует.

— Вы не верите моему слову, милорд? — огрызнулась Лея. — Или не верите в мою преданность своему народу?

— Только слову, — ответил тот. — Учитывая, что ты умудрялась работать сенатором и учиться джедайскому искусству одновременно.

Лея споткнулась на ровном месте, и Вейдеру пришлось протащить её на себе следующие несколько шагов.

— Как вы смеете? На каких основаниях вы разбрасываетесь подобными обвинениями…

— У меня есть видео-доказательства, Лея. Императрица несколько месяцев следила за твоими занятиями.

Да. Это не новость. Поэтому им пришлось сильно постараться, чтобы убедительно разыграть смерть мастера Оби-Вана. А у Амидалы всё это время были вещдоки, которыми она могла их шантажировать, и она просто выжидала момент, чтобы извлечь из них максимальную выгоду.

Вейдер остановился, заметив, как она испугалась.

— Лея, никаких негативных последствий для тебя не будет, — сказал он, словно пытался её успокоить. — Скажи мне честно, Оби-Ван Кеноби правда мёртв?

— Вы не имеете права звать меня Лея, — она расправила плечи и даже привстала на цыпочки для усиления эффекта. — Мой титул — «Ваше Высочество».

— Да, как и должно быть. Как и у Люка. — Ей стало дурно. — Но не для меня. Ты утверждаешь, что ты моя дочь. — Вейдер прошил её ещё одним внимательным взглядом, а затем пошёл дальше, увлекая её за собой.

Лея всё пыталась выдернуть руку из его хватки, но безуспешно.

— Да куда вы меня тащите?

— В ближайший к моим покоям медблок, — ответил Вейдер. Они завернули за угол и вошли в турболифт. В нём уже стояли какие-то штурмовики, но они немедленно эвакуировались в коридор, едва заметили Вейдера. — Где мы проверим искренность твоего утверждения. Я уже говорил, что не верю тебе на слово.

— А если я вру? — осмелилась спросить Лея, когда Вейдер отвернулся от неё, чтобы вдарить по клавише нужного этажа. Лифт резко рухнул вниз. — Что тогда?

— Тогда я лично казню тебя на месте за наглость и нанесённое оскорбление, — прямо ответил Вейдер. — А твои родители умрут от орбитальной бомбардировки, которой я подвергну Альдераан за то, что вы не вернули мне принца.

— Да потому что у нас его нет!

— Может быть, — сказал Вейдер. — Это ведь мы решаем, что у вас есть, а чего нет.

Лея ошарашенно приоткрыла рот.

— Вы и с Люком так поступили, да? — надавила спросила она. — Изолировали его от всех и вся, лишили всего — ресурсов, возможности общаться с друзьями или просто с другими людьми, доступа к новостям, даже личных вещей, — чем он владел до вас, пока он вас не полюбил? Вы и со мной так же сделаете?

— Если ты смеешь намекать, что Люк как-то страдал…

— Я не намекаю, я прямо говорю. Я виделась с ним во дворце, и счастливым его точно было не назвать.

— …То следи за языком. Люк — верный и послушный ребёнок. В отличие от тебя.

— Меня всё устраивает. Я никогда не присягну вам на верность. Я вас ненавижу.

— Я знаю. Я чувствую твою ярость — и что ты отказываешься её использовать. Это слабость.

— Не все хотят становиться монстрами, милорд. Вы ведь заставили Люка с вами заниматься — чтобы столкнуть его на Тёмную сторону? Интересно, как быстро она извратит его душу и сделает из него совершенно другого человека.

— Люк использовал Силу, но к Тьме не прикасался ни разу, — ответил Вейдер. — Его мать запретила об этом даже думать.

Лея не сразу нашлась с ответом от удивления.

— Значит, Амидала умудрилась принять единственное удачное решение за всё своё правление.

— Не надо говорить о собственной матери таким тоном. Ты даже представить себе не можешь, на какие жертвы она пошла, чтобы создать безопасную галактику. Галактику, в которой ты выросла.

— Самый примитивный аргумент большинства сенатских прений. Тысячу раз его слышала. — Лея подняла брови. — Люку вы тоже говорили, что он должен ценить все ваши жертвы во имя лучшей жизни галактики?

Двери турболифта распахнулись в пустой коридор, и если бы Лея не нападала на Вейдера со всей скопившейся в ней яростью, то заметила бы, насколько странно холодным и одиноким ощущалось его крыло корабля.

— Люк знает, почему я так поступал. Ты никогда не бывала на Татуине. И не понимаешь эту планету так, как её понимаем мы.

Лея помолчала.

— А вы бывали?

— Я там вырос. — Вейдер снова схватил её за локоть. — Вперёд. Живо.

Его покои напоминали пустыню, а пресловутый ближайший медблок оказался одинокой пустой капсулой, которая напоминала уродливую пасть какой-то космической твари. Вместо языка в ней стояло одинокое кресло. Вейдер махнул рукой, и к нему слеталась целая армия дроидов.

— Что я могу для вас сделать, лорд…

— Возьмите у неё кровь, — приказал Вейдер, толкнув её в холодные щупальца, заменявшие дроиду руки. Большую часть медицинских дроидов создавали похожими на гуманоидов, чтобы пациенты меньше нервничали, однако лорд Вейдер, видимо, в столь жалких утешениях не нуждался.

Её укололи так быстро, что Лея даже не успела возмущённо ахнуть. Больно не было, но ощущение было чудовищное — словно Империя вместе с кровью высасывала из неё жизненные силы.

Она повернулась к Вейдеру, готовая разразиться возражениями, но осеклась. Вейдер снял одну из пластин доспеха. Лея невольно уставилась на его открытую руку — до локтя металлический протез, выше, где начиналась живая плоть, мертвенно-белая кожа, изуродованная шрамами. Когда дроид пронзил иглой кожу, остался бледно-красный синяк. Лея проводила взглядом плещущуюся в пробирке кровь.

Когда она снова посмотрела на Вейдера, тот уже надел доспех обратно. И неотрывно следил за ней.

— Сравните ДНК, — приказал он.

— Да, сэр.

Вейдер молча ждал, не сводя с неё взгляда.

Лея посмотрела на него, затем на дроида, который убрал пробирки куда-то внутрь себя и застыл. Сравнивает.

— Ну? И долго нам ждать?

— Люк и Падме ждали около пяти минут. — Вейдер заметил, что ей неуютно. — Тебе повезло, что мы здесь вдвоём. За ними следило полдесятка народу.

— Вы, наверное, удивитесь, но легче мне совершенно не стало. — Лея обхватила себя руками.

— Моя мать делала так же, — вдруг сказал Вейдер.

— Как?

— Как ты сейчас.

Лея раздражённо опустила руки.

— Моя мама тоже так делает. Я за ней повторяю.

— Ты многим похожа на мать, — согласился Вейдер. — Вы одинаково держитесь, похоже разговариваете. И внешне…

— Да. Она вырастила меня хорошим человеком.

В комнате резко похолодело.

— Я говорю о твоей настоящей матери.

— А зачем сравнивать меня с человеком, которого я даже знать не хочу? — спросила Лея. — Я похожа только на саму себя — и на тех, на кого сама хочу быть похожа. Совпадение генов никак не определяет моё поведение.

— Интересно, почему же ты тогда столь сильно похожа на родную мать.

— Лекции мне читать не надо, — вспылила Лея. Как она ненавидела, что даже спустя столько лет эти сравнения по-прежнему её задевали. — Вы с Амидалой не сделали для меня ничего.

— Пока ничего, — кивнул Вейдер. — Это изменится сразу, как ты осознаешь своё истинное место в галактике.

Ожил дроид:

— Сэр, результаты готовы.

— Озвучивай.

— Сходство неоспоримое. Высока вероятность семейного родства.

Вейдер сжал кулак.

— Итак, свидетельство у нас есть.

— И вы теперь знаете, что я не вру.

— Я с самого начала знал, что ты не врёшь, Лея, — теперь он произносил её имя с новой теплотой. — Но твоя мама не поверила бы мне без надлежащих доказательств.

— А Императрица Амидала-то вам, видимо, верит как себе, — с издёвкой заметила Лея.

— Ты отправишься со мной на Корусант.

— Ни на какой Корусант я с вами не полечу.

— Если откажешься, мы вернёмся к обмену угрозами.

Лея вызывающе вскинула брови:

— А вы планируете меня постоянно шантажировать? Сразу вижу ответственного родителя.

— Я выделю тебе покои по соседству с моими, — продолжил Вейдер. — О побеге можешь сразу забыть.

— Вы не можете контролировать мои мысли.

— Не могу. Но когда ты забываешь контролировать их сама, я их слышу.

— У меня крепчайшие щиты.

— Да, не спорю. — Нет, всё, от этой откровенной гордости в его голосе Лее захотелось немедленно и кардинально поменять тему разговора. — Я с нетерпением жду возможности поработать над ними вместе с тобой.

У него зазвонил комлинк. Вейдер резко махнул рукой, принимая вызов.

И выронил комлинк.

— Люк здесь, — сказал он.

Лея снова обхватила себя руками.

— Люк? Здесь?

Вейдер отдал по комлинку ещё несколько приказов. Через несколько секунд в дверь постучали штурмовики.

— Двое — охранять её, — приказал Вейдер. — Ещё двое — откройте и обустройте служебную комнату по соседству с этой. Затем отведите принцессу туда. А я займусь принцем.

— Принц Люк вернулся? — спросил один из штурмовиков. Пропаганда Амидалы работала на славу — он говорил о её брате с благоговением, хотя никогда его не встречал.

— Не дайте ей сбежать, — сурово повторил Вейдер и вышел из комнаты.

 

***

 

— Ещё раз, что ты собрался сделать?

— То, что намеревался сделать, после того как вы меня похитили, — с лёгким упрёком ответил Люк. — Я хочу к ним вернуться.

— Хочешь служить Имперским принцем? — выдавила Асока.

— Вы же знаете, что я могу сделать много хорошего, — упорно повторил Люк. — Сабе, ты же сама всё видела.

Сабе ответила не сразу.

— Это не значит, что я должна одобрить эту рискованную идею.

— То есть, тебе на эту ужасную службу ради меня возвращаться можно, а мне нельзя?

— Это другое.

— Чем же?

— Просто другое.

— Мне кажется, примерно одно и то же, — заметила Асока. — И оба решения нельзя назвать удачными.

Беру прочистила горло. Люк немедленно повернулся к ней. Беру умела как-то особо значительно кашлять, так, чтобы её слышала вся кухня. Видимо, наловчилась, пока разнимала ссоры маленького Люка и Оуэна.

— Синий сыр. Попробуешь? — спросила она, протянув Сабе тарелку с сухарями и ломтиками сыра. Сабе изумлённо воззрилась на неё, затем схватила один и принялась его сосредоточенно жевать. Помогло — она явно немного успокоилась.

— Это всё равно не вам решать, — сказал Оуэн Сабе и Асоке, встав рядом с Люком и Беру. Люк оказался зажат между дядей и тётей ровно напротив двух прилетевших за ним женщин. — А Люку.

— Когда мы забирали Люка на Набу, ты говорил совсем другое.

— Двенадцать лет — это ребёнок. Двадцать два — уже нет. Защищать Люка — мой долг…

— Как и мой!

— Но мы не можем вечно опекать его от самого себя. Он взрослый человек. Пусть сам решает, что ему делать.

— Спасибо, дядя Оуэн, — вставил Люк.

— Я всё равно считаю, что это ты зря, — ответил дядя. — Если бы ты до сих пор работал вместе со мной на ферме, я бы выдумал какую-нибудь чушь про урожай, чтобы тебя остановить.

Люк рассмеялся.

— Я знаю. Но на ферме я больше не работаю.

— Значит, выбор за тобой.

— И возвращаться ты планируешь на моём корабле, — заметила Асока.

— Мы его конфисковали.

— Сильно сказано, мой дорогой, — вмешалась Беру.

— Вы разрешили нам приземлиться и заставили оставить оружие на борту. На конфискацию не похоже.

— Пока что нет. Но ещё не вечер.

— Посмотрим, что у вас получится, если решитесь, — с улыбкой сказала Асока.

Оуэн окинул её внимательным взглядом, словно правда просчитывал, как лишить её корабля.

— Нет, Оуэн. Решение должен принять Люк. И я знаю, что каким бы оно ни было, я знаю, что они, как и мы, — Беру смерила их строгим взглядом, — его точно примут.

— Естественно, — сказала Сабе. — Я тебя никак не остановлю. Десять лет как сдалась.

Люк ухмыльнулся:

— Девять. Ты долго упрямилась.

— Точно. Но идея всё равно плохая. И работа на благо галактики — не единственная причина, почему ты хочешь вернуться.

Асока склонила голову.

— Вот как?

Люк вздохнул.

— Сабе права, — признал он. — Я думаю, что в них ещё осталось добро.

В кухне повисла тишина.

— В ком — в них? — мягко спросила Беру.

— В Пудже? — протянула Сабе.

— В Пудже я никогда не сомневался.

— И был прав, — сказала Асока. — Это она помогла нам вытащить тебя с Корусанта. И очень за тебя волновалась.

Люк осёкся.

— Пуджа… предала Империю?

— Вроде того.

— Ради меня?

— Да.

Ситуация была неоднозначная — сестра помогла организовать его похищение — но Люк почувствовал, как в груди растеклось тепло.

— Вот видите? Она изменилась — но не настолько, чтобы не суметь вернуться. Сдаваться сейчас — ошибка. Люди так сильно не теряются.

— Мы тиранов теперь за людей считаем? — фыркнул Оуэн.

— Да, — твёрдо ответил Люк. — В моём отце ещё осталось добро. Он был добр ко мне, даже когда не знал правды, он пытался вас отыскать, когда я сказал, что потерял с вами связь, он перестал бомбить Татуин, потому что я его попросил. Если попрошу больше — он сделает и больше.

— Ладно. — Оуэн побарабанил пальцами по столу. — Предположим, что имперский главком, превративший нашу планету в ад, в тайне хороший человек. Что тогда с его Императрицей, которая допустила все его зверства?

— С ней сложнее, — признал Люк. — Но я смогу до неё достучаться.

— У меня вот не получилось.

— Я убедил её отозвать войска с Набу. У меня всё получится.

— А если нет? — Асока скрестила руки на груди. — Если мы вернём тебя им, ты можешь опять лишиться связи. И Падме опять примется с удвоенной силой промывать тебе мозги.

— Промывать мозги — это чересчур…

— Это чистая правда. Что если ты ошибаешься? Мы чудом смогли тебя спасти. Альянс не предпримет повторной попытки.

— Какой из них Альянс? — спросил Люк. — Ты постоянно их так называешь, но по факту это просто сбившиеся вместе повстанческие группировки, которые пытаются понять, как им работать вместе. Если не ослабнет Империя — или если Восстание не наберёт сил, — то никакого Альянса повстанцев из них не получится. Не получится убедить родителей — так хотя бы им я могу помочь.

— Ты готов врать родителям всю жизнь? — спросила Сабе. — Ты не такой.

— Нет. Но я готов на это пойти.

Сабе сглотнула.

— Значит, решено? — Люк надеялся, что звонка хватит, чтобы её убедить, но ошибся. Он чувствовал, как тётя за него тревожится.

— Ты меня не переубедишь, тётя Сабе.

Она сморгнула слёзы.

— Я тобой горжусь.

— И мы, — Беру накрыла ладонь Люка своей, переплела их пальцы. Оуэн молча кивнул. — Спасибо, — обратилась она к Сабе. — Что берегла его все эти годы. Мы доверились тебе — и ты оправдала это доверие.

— Недостаточно.

— Более чем достаточно, — настойчиво сказала Беру. — Это же не ребёнок, а ходячая производственная опасность. На лучшее мы и не могли надеяться.

 

***

 

Сабе стояла перед двумя могилами, пока Люк прощался с родными, и водила пальцами по буквам одного из надгробий. Шми Скайуокер. Она ни разу не встречала эту женщину, но много лет назад попыталась её спасти. И не справилась — возможно, к лучшему. Если бы у неё тогда всё получилось, Шми бы никогда не познакомилась с Клиггом Ларсом, рядом с которым её похоронили, и у Люка бы не было такой семьи.

Она услышала его шаги и повернулась. На нём по-прежнему были одежды пустыни. Возможно, по дороге на «Исполнитель», патрулировавший сейчас небеса над Альдерааном, ему придётся позаимствовать у неё одежду, иначе Вейдер сразу поймёт, где он был.

— Ашла останется? — спросил он. — Чтобы не лететь прямиком к Вейдеру.

Сабе кивнула.

— Повстанцы пришлют за ней корабль. — Руководство осталось не в восторге от этой просьбы, но Бейлу хватило новости, что Люк жив.

— За вами обеими, правильно? Не оставят же они тебя здесь. — Сабе ничего не ответила, поэтому Люк продолжил: — Я знаю, что у вас сейчас не лучшие отношения, но…

— Я полечу с тобой.

Люк осёкся.

— Отец тебя убьёт.

— Я по-прежнему работаю на твою мать. Когда ты пропал, она приказала мне найти тебя — или я лишусь жизни. Вместо этого я тебя вернула — о последствиях такого поступка она ничего не говорила.

— Это очень опасно, тётя Сабе.

— Я знаю, и готова рискнуть.

Люк осторожно кивнул, но она видела, что ему стало легче. Несмотря на всю напускную браваду, он всё равно боялся.

— Я тебе не сказал, — тихо произнёс он. — Мне кажется, папа не стал бомбить эту область, потому что тут похоронена бабушка.

Сабе не нашлась с ответом.

Люк подошёл к ней и тоже обвёл имя Шми. В детстве он часто оставлял здесь воду и цветы. Сабе хорошо это помнила. Он сам ей рассказал об этой татуинской традиции, когда уже на Набу они посетили могилу одной из бывших служанок, и он пролил воду на могилу Теклы.

— Я сам не знаю, что об этом думать. Отец больше оберегает мёртвых, чем живых.

— Многие так делают, — ответила Сабе, — не он один. Но, раз уж эта ферма до сих пор стоит, чем бы он ни руководствовался, что-то светлое в нём ещё осталось.

— Ты это говоришь, чтобы я не нервничал, — заметил Люк. — Но всё равно спасибо. — Он оглянулся на корабль. — Ну что, пойдём?

— Да. — Сабе отступила от могилы. — Люк — твой шрам.

Он повернулся к ней, открывая лицо и изуродованную щёку.

— Что?

— У меня есть косметика, можно замазать на корабле, если хочешь.

— Нет! — он повторил ещё раз, тише: — Нет.

Он то говорил на выученный столичный манер, то сбивался на родной акцент. Сабе не стала ему об этом говорить — сам определится, как ему больше нравится. Когда-нибудь.

Но всё равно взяла его за руку.

— Тогда пойдём, — сказала она. — Полёт будет долгий.

 

***

 

В ангаре «Исполнителя» их встречал лично Вейдер. Сабе осталась в кабине — если штурмовики готовы рискнуть, то пусть вытаскивают, — но Люк вылетел наружу и сбежал по трапу, пока отец не разнёс корабль от нетерпения.

Вейдер подхватил его и сжал в объятиях.

— Люк, — как мог ласково произнёс он. У Люка всё равно грохотнуло в ушах. — Вернулся. Как ты?

Люк попытался было отстраниться, чтобы взглянуть отцу в глаза, но Вейдер держал слишком крепко.

— Честное слово, всё хорошо. — Ничего не изменилось. — Пап, ну ты меня душишь.

Вейдер его немедленно отпустил и вместо этого схватил его одной рукой за плечо, другой — за подбородок.

— Люк… — и резко отшатнулся, опустив руку. — Твой шрам. Почему ты его не замазываешь?

Люк пожал плечами:

— Он часть меня.

Вейдер ничего на это не ответил.

— Где ты был? — спросил он заместо этого. — Я знаю, что тебя забрала Асока.

— Я сбежал. Спрятался в спасательной капсуле и спасся.

— Хорошо. Не ранен?

— Приземление было жестковатое. Но мне помогли местные.

— И на корабле сейчас тоже местные? — Вейдер сурово посмотрел ему за спину. — Уж не думал ли ты, что я ничего не почувствую, ребёнок?

— Нет. Это Сабе.

Отец крепче сжал хватку.

— Сабе? Эта предательница?

— Мама дала ей приказ найти меня и вернуть. Что она и сделала.

— Что ж, пока мама мне это лично не подтвердит, она посидит в тюрьме.

— Ты мне не доверяешь?

— Тебе — доверяю. Ей — нет. Ей не причинят вреда. Этого тебе достаточно?

— Ладно. Да. — Люк заставил себя согласиться. — Спасибо.

— Хорошо. Пойдём. — Не убирая руки с его плеча, Вейдер вывел его из ангара в коридор, к турболифту. Люк невольно оглядывался по сторонам, охваченный смесью восхищения и ужаса. Ему ни разу не доводилось бывать на имперском звёздном разрушителе, он видел только трёхмерные модуляции, по которым Дарред конструировал свои модели. — Нам о многом нужно поговорить.

— Конечно.

— Например, о твоей сестре.

Люк застыл.

— О Пудже? — спросил он. — С ней всё хорошо?

— У твоей кузины, как я полагаю, всё нормально. Во всяком случае, другого я не слышал — и не спрашивал. А вот Лея ждёт на верхних этажах и объясняться решительно отказывается. Я рассчитывал, что второй мой ребёнок окажется более разговорчивым, — даже учитывая, как долго ты об этом молчал.

Ой.

Ой, крифф.

Люк сглотнул.

— Ты на меня злишься, — заметил он.

Лифт взлетел на несколько этажей вверх. Вейдер крепче стиснул его плечо. Люк поморщился.

— Ты мне солгал.

— Я не лгал! — возразил Люк. — Папа, мне больно.

Хватку Вейдер разжал, но гнев его только усилился.

— Значит, недоговаривал. Люк, хватит выкручиваться. Почему ты не рассказал мне про сестру?

— Потому что Лея попросила меня этого не делать! — огрызнулся Люк. — Потому что она сама не знала, что ей делать с этим знанием, и я помню, что чувствовал себя точно так же. Думаешь, весело было это всё выяснить на семейном ужине? У меня было время решить, что ты тоже должен это знать, и я рассказал про себя, когда почувствовал, что готов к этому. Я хотел, чтобы у Леи тоже было время подумать. Как я понимаю, она сама тебе это сказала?

— Да. Чтобы спасти Альдераан от бомбёжки.

— А зачем ты вообще собирался бомбить Альдераан?

— Потому что они были главными подозреваемыми в твоём похищении.

— Неправда!

— На наш взгляд, правда, — отрезал Вейдер не терпящим возражений тоном. — Но это всё неважно. Ты планировал нам об этом хоть когда-нибудь сказать?

— Я собирался сказать Лее, что рано или поздно ей придётся это сделать. Вот только вы запретили мне с ней связываться.

— И всё равно ты решил молчать?

— Конечно! Это было её решение.

— То есть в конечном итоге ты мне солгал.

Люк понял, что препираться они так будут очень долго.

— Мама знает?

— Про что именно?

— Про Лею. И про то, что я вернулся.

— Возможно, — ответил Вейдер. — Рано утром ещё не знала, потому что я получил от неё сообщение с требованием объяснить, почему я веду переговоры с принцессой Альдераана. На тот момент её шпионы ещё ничего выяснили. Сейчас, возможно, уже знает.

Люк тяжело опёрся рукой на стенку турболифта.

— Мама за тобой шпионит?

— Да.

— И это… нормально?

— Она всегда держит шпионов у меня на корабле. От неё ничего невозможно скрыть.

— Папа, это плохо, — ужаснулся Люк.

— Почему? Палпатин держал меня под ещё более тщательным надзором. И у меня не было причин ничего от него скрывать.

— И это всё равно неправильно.

— На что ты намекаешь, Люк? — Вейдер повернулся к нему. Люк чувствовал, что отец по-прежнему злится, но, что ещё хуже, он был в искреннем замешательстве.

Люк сглотнул. Другого момента ему может и не предоставиться.

— Я думаю, что Империя — это зло, — сказал он. — И вот тому прямое доказательство. Но её можно изменить — чтобы твои отношения с мамой были адекватнее, вне зависимости от её титула.

Он старался рассуждать максимально логично. Не помогло. Вейдер уставился на него так, будто Люк оскорбил саму великую Силу.

— Мне казалось, ты перестал верить в эти нелепые идеи, Люк, — сказал он. — Повстанцам даже за такой короткий срок удалось тебя переубедить?

— Я не прекращал в них верить. — Турболифт прибыл на нужный этаж, но они оба не сдвинулись с места. — Тогда, в день когда я всё тебе рассказал, в тронный зал ворвались алые гвардейцы — и они были готовы тебя убить. Они тебе не доверяют. Но так не должно быть, это неправильно! Ты же муж императрицы, а не величайшая угроза её жизни!

— Я напал на твою мать, — сказал Вейдер. Люк осёкся, его охватил ледяной ужас. — Ещё до твоего рождения, на Мустафаре, когда решил, что она предала меня. Так что да, я действительно угроза. Я держу себя под строжайшим контролем, но так всё равно надёжнее — знать, что у неё есть стража, которая может защитить её от меня. Я регулярно устраиваю им тренировки, чтобы они лучше понимали, как им исполнить свой долг, если понадобится.

Люк вытаращил глаза.

— Пап… Чего?!

— Так всегда было. И это хорошая система. Которая, на мой взгляд, совершенно не относится к Империи.

— Ещё как относится! — сказал Люк. — Само основание её империи, как и её отношений с другими людьми, порочно!

— Ты говоришь о собственной матери.

— Которую я очень люблю. Но правды это не меняет. Посмотри, как она управляет Империей. Разве ты не видишь, что мы эксплуатируем каждую планету, которую порабощаем?

— Империя приносит каждой планете помощь и процветание.

— Неправда, — возразил Люк. — В галактике бушуют войны. Посмотри, как много образовалось повстанческих группировок — против тебя, против нас. И в последнее время их стало слишком много. Ты ведь поэтому снова улетел? Чтобы бороться с ними?

— Ты не представляешь, о чём говоришь.

— Я могу отличить хорошее от плохого. И я знаю, что я теперь принц. Я хочу помогать людям. Я хочу творить добро.

— И будешь творить. Если будешь слушаться и выполнять свой долг.

— Папа, — начал Люк, — посмотри, что вы оба сделали с Татуином. И скажи мне в лицо, что так ведёт себя хорошее и справедливое правительство.

Вейдер с размаху шарахнул кулаком по стене турболифта, оставив глубокую вмятину. Люк заорал, отшатнувшись. Сердце бухало где-то в горле.

— Будь на твоём месте кто угодно ещё… — угрожающе прогудел отец. — Твоя сестра сказала то же самое. Раз уж ты так быстро забыл всё, чему тебя научили, можете устроить друг другу сеанс повторения.

— Я не… — Ничего не слушая, Вейдер схватил Люка за запястье и вытащил его из лифта в коридор.

— Я приготовил тебе гостевые покои, когда получил твоё сообщение, — сказал Вейдер, — но они предназначены для моффов и послов. И к тому же, расположены слишком далеко от моих, учитывая, что ты настроился бунтовать. Поживёшь немного с сестрой.

Двое штурмовиков охраняли дверь напротив той, в которой стояла гипербарическая камера. Они отдали честь, но Вейдер пронёсся мимо них, взмахом руки открыв дверь, и впихнул Люка внутрь.

Люк врезался в кого-то меньше себя. Лея первой пришла в себя, схватила его за предплечья и удержала их обоих, успела повернуться посмотреть на Вейдера. Тот захлопнул дверь и снова её запер.

— Я слышала, как ты кричал, — сказала Лея, — но они меня не выпускали. Что случилось?

Люк осмотрел комнату. Она очевидно предназначалась для слуг — уютная, хоть и небольшая. Пространства было достаточно, чтобы они друг другу не мешали, но кровать стояла только одна. Придётся потесниться.

— Я попытался убедить его бросить Империю, — сказал Люк. Сил пересказывать их разговор в деталях у него не было. — Ему не понравилось. — Он тяжело сел на кровать.

— А ты какой-то другой реакции ждал? — изумилась Лея. — Ты поэтому вернулся? Мы потратили кучу сил и времени, чтобы тебя вытащить, а ты вернулся, потому что решил, что сможешь обратить Дарт Вейдера на сторону добра?

Люк заморгал, чтобы не плакать.

— Да, Лея, — процедил он сквозь стиснутые зубы, — в точку.

Сестра заметила его слёзы — или, возможно, почувствовала, насколько он измучен, и на время притушила собственный гнев.

— У тебя всё хорошо? — спросила она. — Ашла писала, что потеряла тебя. Что у вас там произошло?

— Это длинная история.

Лея горько засмеялась:

— А у нас полно времени.

Он посмотрел на запертую дверь.

— Значит, мы здесь пленники? — Запертые родным отцом за недостаточно ярую верность Империи. Пленники собственного наследия.

— Видимо, да. — Лея улеглась рядом с ним и закрыла глаза. — Рассказывай с самого начала.

Люк повиновался. Они с трудом устроились вдвоём на крохотной кровати, и Люк говорил ей про Татуин, про древнюю землю их предков, на которой Лея никогда не бывала. И пусть он не смел думать, что она поняла его надежды, всё же, когда он договорил, то понял, что её гнева больше не было. Ему на смену пришло глубокое неугасимое горе.

Chapter 37: Бессердечная

Сабе уже начала привыкать к имперским камерам. Во дворце, конечно, было поприятнее, но жить можно. Не успела она соскучиться, как дверь отъехала в сторону и влетел Вейдер.

— Что ты наговорила моему сыну?

Она поднялась с кушетки и поклонилась издевательски низко.

— Я многое ему сказала, милорд, — ответила она, живое воплощение уважения. — В основном утешения и слова поддержки. Я хотела убедиться, что с ним всё хорошо.

— Тогда откуда же взялись все эти его бунтарские нападки?

— Я не знаю. Когда я его нашла, он уже принял решение. У меня был приказ вернуть его моей леди, и я его выполнила. Мне подумалось, вы вдвоём лучше меня справитесь с его мировоззрением.

— Если ты говоришь правду, то почему привела его ко мне?

— Потому что он попросил, — сказала Сабе, зная, что эти слова его заденут. — Потому что он скучал по отцу.

Вейдер напряг плечи.

— Я тебе не верю.

— Я это понимаю, милорд. Но я хочу Люку только самого лучшего.

— Где вы были? Где ты его нашла?

Сабе подумала солгать, но в этом не было смысла.

— Татуин. Там разбилась его спасательная капсула.

Вокруг них изогнулись стены. Сабе невольно покосилась себе за спину — она уже много лет не видела, как одарённый так открыто использует Силу, к тому же, столь разрушительную.

— Врёшь, — уронил Вейдер.

Сабе изумлённо уставилась на него.

— Нет. С чего бы мне об этом врать?

— Эта планета…

— Прямо судьбоносное место, не находите? Столько всего на ней происходит.

— Это ничего не значит.

— Как вы думаете, как я его нашла? — с вызовом спросила Сабе. — Я знала, что из всех возможных мест он скорее всего окажется именно на Татуине, потому что это не могло быть случайным совпадением. Вы не можете вечно отрицать правду — это не только ваша родная планета, но и вашего сына.

— Эта планета для меня ничто.

— Тогда зачем вы её уничтожили? — вслух задумалась Сабе. — Потому что никак не можете от неё избавиться? А у вас этого никогда не получится. Вся эта кампания — это ваша бесплодная попытка стереть собственное прошлое кровью и пламенем.

— Не тебе подвергать сомнению мои решения. Я начал войну, чтобы освободить Внешнее Кольцо от тирании хаттов.

— Эту причину назвала мне Падме, и я ей верю. Но что-то мне подсказывает, что вам важнее другое.

— Ты прекрасно знаешь, что мне тоже важно освободить эти планеты.

— Я знаю, что вы часто приравниваете освобождение к смерти, потому что хотите избавиться от памяти собственного детства и изничтожить его. — Сабе покачала головой, ощутив призрачное прикосновение пальцев к горлу. Ещё секунда — и он нападёт, убьёт, если понадобится… — Но это не моё дело.

— Вот именно, — прорычал Вейдер.

Она чудом удержалась от насмешки.

— Моей миссией было найти Люка и вернуть его. Именно это я и сделала — нашла его. На Татуине. Я готова остаться в камере, пока мы не вернёмся на Корусант, где за меня поручится моя леди. Мы ведь отправимся на Корусант?

— Уже отправились.

— Хорошо. У вас остались ко мне ещё какие-то вопросы?

Вейдер смерил её напряжённым взглядом.

— Нет, — сказал он. После чего развернулся и вышел из камеры. Оставив её наконец в покое.

 

***

 

— Новости? — потребовала Падме, стоило Пудже войти к ней рано утром.

Она даже не оделась, оставшись в изящной ночной рубашке янтарного оттенка, её волосы небрежной копной были рассыпаны по плечам.

— Нет, миледи, — ответила Пуджа. Макияж Падме тоже не нанесла — и она видела, какие глубокие тени залегли у неё под глазами. Она хотя бы ложилась? — Никаких.

Падме поднялась на ноги, прикоснувшись к своей подвеске. Она всегда спала с ней, а Пудже никогда не хватало смелости спросить, что в ней было такого важного. Это был простой талисман из джапора, который она надевала лишь в личных покоях, наедине с близкими, выглядевший гораздо проще и грубее, чем вся прочая её бижутерия.

— Что происходит? — повторила Падме. — Почему я ни о чём не знаю? Меня игнорирует собственный муж.

У Пуджи завибрировал комлинк. Второй, принадлежавший Падме и лежавший на столе, завибрировал тоже, но она этого не заметила, потому что нарезала нервные круги по комнате, утопая босыми ногами в густом ковре.

— Миледи, — осмелилась позвать Пуджа, пусть и знала, что в такие моменты лучше не вмешиваться. — «Исполнитель» вышел на орбиту Корусанта. Лорд Вейдер вернулся. С ним Люк. И принцесса Лея тоже. Все здесь.

Падме уставилась на неё.

— Все?

— Да.

Падме подняла подбородок.

— Значит, мне нужно одеться, — низко произнесла она, и в её голосе сверкнула сталь, перед которой склоняли головы целые планеты. — Мы встретимся с ними и поймём, что происходит.

— Да, миледи, — сказала Пуджа. Ей стало дурно.

 

***

 

— План ужасный, — пробормотала Лея.

Люк бросил на неё недовольный взгляд, приглаживая волосы перед зеркалом их спальни, по совместительству тюремной камеры. Приглаживать было практически нечего — они до сих пор толком не отросли. Но, увидев собственный шрам, он улыбнулся себе и почувствовал, что черпает в нём силы.

— Я знаю, — сказал он. — Но другого нет. Или у тебя есть какие-то идеи?

— Есть один план, крайне продуманный, в котором я убиваю их обоих.

— А если реализуемый?

Лея ничего не ответила.

— Тогда пойдём, — сказал Люк. — Отец, скорее всего, скоро придёт. — Лея поморщилась, услышав, как он называет Вейдера, но Люк сделал вид, что ничего не заметил. — Мы над Корусантом.

— Да, я чувствую. — Поколебавшись, Лея добавила: — Люк, в этом я тебе помогать не стану. Мне кажется, это безнадёжная затея.

— Знаю. Я ничего от тебя не жду.

— Но всё равно удачи тебе. Я на подхвате, если ничего не получится. И мешать тебе я тоже не стану.

Он поцеловал её в щёку. Когда Вейдер зашёл в комнату, то нашёл их держащимися за руки и дерзко смотрящими прямо на него. Люк почувствовал, как отец нахмурился.

— За мной.

Они переглянулись, но послушались. Штурмовики выстроились по бокам от них. Люк разглядел у них на поясе наручники, однако никто не стал даже пытаться их заковать. В ангаре их дожидался знакомый корабль, принадлежавший Падме. Официальный шаттл Императрицы.

Люк так и не успел помочь отцу его улучшить. А надо бы. Он понадеялся, что отец ещё когда-нибудь доверит ему столь ответственную задачу. В конце концов, Вейдер предложил ему поработать вместе, даже когда знал, что Люк его ненавидит.

Алые гвардейцы окружали корабль, словно окровавленная плоть вокруг сломанной кости. Они немедленно заметили Люка и, не успел он и глазом моргнуть, как они сомкнули ряды по бокам от него, разлучив их с Леей.

— Мы забираем принца к Её Величеству, — заявил капитан, напряжённо выпрямившись. Штурмовики в недоумении посмотрели на Вейдера, но не стали даже пытаться возражать алым гвардейцам.

Вейдер склонил шлем.

— Принцессу не забудьте.

Они даже не стали спрашивать, зачем им Лея. Просто завели обоих в шаттл. Люк опять переглянулся с сестрой, но разговаривать сейчас было опасно.

Вейдер полетел на шаттле вместе с ними, только на противоположном конце корабля. Весь полёт до дворца Люк ощущал на них его внимание. Может — он очень на это надеялся — отец всё-таки размышлял о том, что он ему сказал.

Спустившись в атмосферу Корусант, они сразу взяли курс на дворец, но не на императорскую башню. Люк прищурился, пытаясь понять, где шаттл будет приземляться. И нахмурился, когда всё понял. Их везли в тронный зал.

Ему придётся объясняться перед матерью, пока она сидит на своём престоле, возвышаясь над всеми. Приятного мало, но деваться некуда.

В приёмной Императрицы их встретила Пуджа. Люк хотел взглянуть ей в глаза, но она упорно к нему не поворачивалась. Неужели она правда пошла против Падме? Люк добивался этого с самого первого дня, когда только прилетел на Корусант.

Пуджа окинула их нечитаемым взглядом.

— Императрица будет говорить с вами, — заявила она. — Со всеми вами.

Они по одному зашли в тронный зал. Когда Люк взглянул на мать, у него перехватило дух.

Алые гвардейцы растеклись по краям зала, оставив их перед троном. Падме была сама невозмутимость. Она надела пепельно-белое многослойное платье, тяжёлое и объёмное, которое внушительной волной складок лежало на ней и на троне, изрезанное алыми линиями вышивки, швов и красочных элементов: то были притягивающие взгляд узоры в виде кругов, цветов и корон, напоминавшие алые реки. Она казалась бледной и холодной, и собранные в строгий плетёный пучок волосы только усиливали это впечатление. Из её кос высились острые железные шпили, словно за её головой сияла литая металлическая звезда.

Падме молчала, но Люк чувствовал её эмоции. У неё дрогнули щиты — всего на мгновение, но ему хватило. Она нервничала. Очень сильно.

Вейдер и Люк рефлекторно опустились на колени. Она улыбнулась им.

— Тебе больше не нужно мне кланяться, Люк. Я знаю, что ты слышал моё обращение, — она взглянула на Лею, оставшуюся стоять позади них и скептически скрестившую руки на груди. — А вот тебе нужно.

— Я так не думаю, — сказала Лея. Алый гвардеец толкнул её в спину, и она повалилась на колени рядом с ними, едва успев подставить руки.

Падме кивнула, довольная этим зрелищем, и повернулась обратно к Люку.

— Поднимись, — сказала она и тоже встала. Люк послушался, улыбнулся ей в ответ, слегка расслабив плечи. Когда Падме подозвала его к себе, он поднялся по ступеням к её трону. Мама заключила его в объятия. — Я так переживала…

— Я в порядке, — прошептал он в ответ, всё пытаясь так устроить голову, чтобы не выколоть себе глаз шпилем её диадемы. В конце концов сдался и просто отстранился. Падме расстроенно посмотрела на него, на что Люк указал ладонью на её головной убор. Это она вроде бы приняла.

Впрочем, Люк быстро понял, что нужно было просто потерпеть, потому что сразу после этого мама опустилась обратно на трон, держа его руки в своей, и указала свободной ладонью на трон слева от собственного, который он отчаянно старался игнорировать.

— Мы установили его сразу после обращения, — ласково сказала Падме. — Тебя не было, поэтому дизайн пришлось утверждать мне, но я надеюсь, тебе нравится.

Его трон был полной копией материнского: красно-золотой, с украшенной мудрёной вышивкой спинкой. Просто немного поменьше и не такой роскошный. Люк кивнул.

— Тогда садись. Всё это волнение, должно быть, так утомительно.

Он сел. Падме не отпускала его правую руку, постоянно поглаживая его ладонь большим пальцем, словно убеждала себя, что он правда здесь, даже когда повернулась к Вейдеру и Лее, по-прежнему стоявшим на коленях. Лея немедленно вскочила на ноги и, слегка прищурившись, посмотрела на Люка.

— А где Сабе? — спросила Падме. Люк моргнул. Вейдер поднял голову. — Судя по одежде Люка, нашла его именно она.

Люк даже забыл, что на нём по-прежнему была одежда Сабе. Он сам любил так одеваться, поэтому легко мог притвориться, что туника — расшитая тёмно-жёлтыми и золотыми нитями поверх простой рабочей коричневой ткани — принадлежит ему самому.

— Она в одной из камер моего корабля, — сказал Вейдер. — Я ей не поверил.

— Как и я, во всяком случае, в начале. Но я поставила ей ультиматум — вернуть мне Люка или умереть. И, судя по всему, она послушалась. Это она его привезла?

— Да.

— Тогда её верность не вызывает сомнений. Ей можно доверять. Пускай в начале я тоже сомневалась, — она улыбнулась Люку, сжав его ладонь, — но теперь готова ей поверить. Особенно сейчас.

— Ты приказываешь выпустить её из камеры? — напряжённо спросил Вейдер.

— А у тебя есть какие-то причины, по которым она должна там остаться? — Пуджа, невзрачной тенью стоявшая за Леей и Вейдером, тихо кашлянула. Падме немедленно это заметила. — Пуджа?

Люк в ужасе уставился на сестру. Та по-прежнему упорно на него не смотрела.

Именно она отдала его повстанцам. Единственной эмоцией, которую он почувствовал, когда Пуджа взглянула на Падме, была вина. Не настолько сильная, чтобы заметили отец или Лея, но он слишком хорошо её знал, чтобы пропустить даже малейший её отблеск.

— Я всё равно считаю, что Сабе как-то замешана в этом похищении, миледи, — сказала она. — Доказательств у меня нет. Но кто-то отключил голокамеры в Сенате. Мне кажется, у неё есть доступ и необходимые навыки, чтобы это устроить. Больше подозревать некого.

Обернувшись, Лея прожгла её таким взглядом, который испепелил бы любого. Пуджа даже не дрогнула.

— Скорее всего, ты права, — сказала Падме. — Но я хочу верить в её преданность. Иначе зачем ей было возвращать Люка? — она посмотрела на него. — А ты что думаешь? Сабе верна мне? Она пыталась…

— Когда она меня нашла, то говорила лишь о том, что мы должны вернуться, — уверенно солгал Люк. С каждым разом обман давался ему всё проще и проще. — Ничего другого она не хотела. И не пыталась меня ни к чему принудить.

— Ты уверен, что можешь судить непредвзято, Люк? — спросила Пуджа.

— Я знаю её десять лет — гораздо лучше, чем ты.

С поразительным бесстыдством она выдержала его взгляд.

— Этого я и боюсь.

Падме посмотрела на каждого из них по очереди.

— Предлагаю компромисс, — сказала она. — В любом случае её нужно выпустить из тюремного блока «Исполнителя». Пуджа, займись этим лично — это дело крайней важности. Переведи её в одну из наших камер, и я лично с ней поговорю и выясню всю правду.

Она хотела, чтобы Сабе была преданна ей. В глубине души она знала, что ошибается, но хотела думать иначе.

— Будет сделано, миледи, — сказала Пуджа и вышла из тронного зала, не встречаясь ни с кем взглядом.

— Теперь, когда Люк в безопасности и нам известны обстоятельства его возвращения, — продолжила Падме, — лорд Вейдер, не изволите ли объяснить мне, почему заключили сделку с принцессой Леей, не посоветовавшись со мной? Почему вы вообще на это пошли?

— Я могу ответить на этот вопрос, Амидала.

— Я тебя не спрашивала.

— Но это моя история, — напряжённо улыбнувшись, Лея поднялась, даже качнулась с пятки на носок, изображая взволнованность. — Он всё это сделал, потому что я — родная сестра Люка.

Падме выпустила его ладонь.

Встала с трона. Если бы Люк не следил за каждым её движением, то даже не заметил бы, как у неё задрожали ноги. Длинные юбки её платья остались лежать на ступенях трона, словно замёрзшая река. Падме подошла к Лее.

— Зачем тебе эта ложь? — спросила она. — Чего ты надеешься этим добиться? Думаешь, что можешь заставить моего добросердечного мужа пощадить твою кишащую предателями планету?

— Это вы Вейдера добросердечным обозвали? — фыркнула Лея.

— Я не позволю снова подвергнуть себя такому унижению…

— Это правда, любимая, — перебил Вейдер. — Я проверил её кровь. — Не сразу, но он добавил: — Люк обо всём знал.

Падме повернулась. От её взгляда Люка сковало ужасом.

— Это правда?

Он должен был встать, должен был бросить ей открытый вызов, но Люк лишь вжался в собственный трон.

— Да, — сказал он. — Я узнал про Лею в тот же день, когда узнал про вас.

— И тебе не пришло в голову поделиться этой информацией с нами?

— У меня не было на это права.

— Люк, мы семья или нет?

— Ты мне скажи.

Падме не сводила с него глаз. Он чувствовал, как закипает её ярость, что она вот-вот сорвётся — но ничего не произошло. Падме сдержала собственный гнев, погасила каждую шоковую волну.

— Ты сбежал? — у неё надломился голос. — Ты ушёл по своей воле?

— Нет, — ответил Люк. — Я бы никогда так не поступил. Не попрощавшись — точно нет.

Она повернулась к Лее.

— А ты? — потребовала она. — Похитила его, потому что решила, что заслуживаешь его братской любви? Хотела забрать его у нас?

Лея ничего на это не ответила.

— Я считаю, что вы — зло, — сказала она. — И, разумеется, я хотела спасти от вас Люка. Но я его не похищала.

— И никак к похищению не причастна?

Лея промолчала.

Падме подошла к ней вплотную. Пускай она была на пару дюймов выше, они всё равно смотрели друг другу в глаза.

— Ты, — начала Падме, — моя дочь?

— Ты меня родила, да.

— Значит, ты моя дочь.

— Я это не принимаю.

Падме обхватила её лицо ладонями.

— Ты всегда казалась мне на меня похожей.

Лея укусила её. Падме с криком отшатнулась. Алые гвардейцы бросились было вперёд, но она отмахнулась от них.

— С тобой всё ещё хуже, чем с Люком, — сказала она. — Я видела тебя каждый день, многие годы.

— Я тебе про неё говорил, эти самые многие годы назад.

Падме лишь бросила на Вейдера презрительный взгляд. У Люка застыла кровь в жилах.

— Не смей винить меня в том, что я сомневалась в твоих словах. — Встряхнув укушенной ладонью, она снова посмотрела на Лею. — Я рада, что ты мне сказала, — ласково продолжила она. Люк видел, что чем сильнее смягчалась мама, тем категоричнее закрывалась от неё Лея. В её взгляде была боль — но ни следа сомнения. — Я даже не осознавала, как сильно по тебе скучала. Прости мне мою жестокость. Нашим отношениям не хватало наставничества — точнее даже родительского наставничества, — на которое я рассчитывала. Я подвела тебя, и прошу за это прощения. Теперь мы можем всё исправить.

Лея фыркнула.

— Я всегда знала, где и как ты меня подвела. Меня — и всю остальную галактику. И я прекрасно представляю, чего тебе не хватает — уж точно не родительской роли по отношению ко мне, а базового понимания прав и свобод, которые должны иметь граждане галактики. А также того, каким должен быть справедливый правитель.

— Разумеется, — сказала Падме. — Органа готовы навлечь расплату на невинных людей и прикрыть ими собственные преступления — едва ли это можно назвать справедливым правлением. Страшно представить, какие ещё уроки ты от них усвоила.

— Да ты просто…

Падме приложила палец к губам.

— Тебе прекрасно известно, что принцессы так не выражаются. Имперской принцессе такое тем более не к лицу.

— Я никогда не буду принцессой Империи. Я принцесса Альдераана.

— Можешь совмещать. Когда мы сместим твоих родителей с престола, трон Альдераана окажется свободен. Это будет отличной подготовкой к управлению Империей, — Падме оглянулась на Люка. — Я думала о том, чтобы перестать разыгрывать этот спектакль с должностью губернатора и просто сделать Люка королём Набу. Но я пообещала этой планете последние демократические выборы, и пока что королева Сералина мне крайне полезна.

— Что? — Люк вскочил на ноги. — Ты мне ни разу об этом не говорила!

— Это была лишь беглая мысль. Зачем тебе об этом знать?

Потому что это было чудовищное оскорбление. Потому что ей пришлось бы заставить его силой. Потому что…

— Потому что по-хорошему тебе нужно наше разрешение, чтобы всё это устроить, — прохладно сказала Лея. — И ты его не получишь. Я не хочу быть марионеточным правителем собственной планеты. Но твоей принцессой я не хочу быть ещё сильнее.

Падме погладила было её по волосам, но Лея с силой оттолкнула от себя её ладонь.

— Ты уже моя принцесса, — сказала она. Боль и ласка сплелись воедино в её голосе. Люк закрыл глаза. — С того момента, как появилась на свет. Ты не можешь это изменить.

— Значит, я буду с этим бороться.

— Уверена, что Люк когда-то думал так же, как и ты. — Люк открыл глаза обратно, увидел, как Падме указала на него, и поморщился. — Но теперь он готов стать принцем. Он хочет служить Империи. Так что ты тоже образумишься. И брат тебе в этом поможет. — Падме повернулась к нему. — Правильно, Люк?

Ужасно неподходящий момент.

Вот явно не сейчас надо об этом заговаривать.

Но он не хотел о таком врать.

— Мама, — начал он, — я никогда не хотел быть принцем. И ты это знаешь.

— Но ты принял свой долг. Ты понял, что существование Империи необходимо…

— Я согласился, потому что не хотел тебя расстраивать! — не выдержал Люк. — Потому что думал тебя порадовать! И потому что не хотел лишать Набу едва отвоёванной у тебя свободы.

Нахмурившись, Падме отвернулась от Леи.

— Мне доложили, что ты воспользовался своими полномочиями и лично приказал отвести войска. Я бы и так сдержала своё обещание, на тебя ничем не давили.

— Но ты позволила мне думать, что давление существует.

— Да, — мягко признала Падме, будто это считалось за извинение. — Но ты вернулся. И наверняка готов занять трон.

— Я готов его принять, — поправил Люк. — Я не хочу этого, но не буду противиться. Если смогу использовать это влияние, чтобы изменить имперский режим в более демократичную сторону.

Заскрежетала кожа перчаток — это Вейдер стиснул кулаки. Люк почувствовал, как вслед за ним закатила глаза Лея, разозлившись на его потрясающую своевременность, но он смотрел только на мать.

— Мне казалось, ты это перерос.

— Я пожил немного вдали от Корусанта и понял, почему ни в коем случае нельзя это перерастать.

— Значит, повстанцы, которые тебя похитили, так легко смогли тебя переубедить?

— Нет. Просто моя капсула разбилась на Татуине. И я вспомнил, кто я.

— И кто же? — требовательно спросила Падме. — Ты мой сын.

— Я беженец, — сказал Люк. — Которому пришлось спасаться от войны, развязанной Империей. — Он указал на свой шрам. И, как бы Падме ни старалась его игнорировать, сейчас ей пришлось на него посмотреть. — Ты хоть представляешь, как много боли принесла людям твоя Империя?

— А ты представляешь, насколько было бы хуже, если бы Империи не существовало? — парировала Падме. — Ты не знаешь, как мы жили в Войну Клонов, но это уже не извиняет твоего невежества. Сегодня мы живём гораздо лучше, чем при демократии.

— Империю основал Палпатин. Войны Клонов, по твоим же словам, тоже начал Палпатин. Значит, он всё это время раздувал пламя войны. А ты даже не задумываешься, чему он тебя научил.

— Империя — единственный верный путь вперёд. И для нашей семьи, и для галактики. Если мы хотим жить в безопасности…

— То должны смириться, что нас в любой момент могут осудить и казнить за преступление, которого мы не совершали? — протянула Лея, за что заслужила раздражённый взгляд в свою сторону. — Это ведь был один из аргументов против нашей судебной реформы, если я правильно помню.

— Никто тебя не казнит, — ответила ей Падме.

— Значит, у нас всё будет хорошо, а остальная галактика пусть сама разбирается?

— Ты видишь только плохое и даже не удосуживаешься взглянуть на хорошее.

— Как раз наоборот, мама, — вмешался Люк. — Да взять даже эту судебную систему — мы часами сидели над статистикой, всё обсудили и подробно описали. Мы собрали нужные данные и знаем, насколько всё стало лучше. И вот тебе честный ответ — ни насколько.

— Ты обвиняешь моё правительство в коррупции?

— Да, — ответила Лея.

— Мне кажется, — осторожнее сказал Люк, — что ты хочешь галактике лучшего. Я верю, что ты не хочешь быть деспотом, который удерживает власть с помощью страха, как хотел править Палпатин. Неужели ты не можешь ко мне прислушаться? Пойти на компромисс?

— От компромиссов нет никакого толка.

— Вот именно из-за такого поведения твоя семья перестала с тобой разговаривать. Поэтому я чувствовал себя здесь взаперти! Мама, пожалуйста, послушай. Как только ты сталкиваешься с какими-то личными кризисами, то немедленно рушатся и ваши отношения с папой, потому что ты считаешь его цепным псом, а не равноправным партнёром! И почему же? Потому что ты одержима собственной идеей абсолютной власти? Потому что считаешь, что лучше всех знаешь, как должна жить галактика?

— Я не считаю, я знаю, как должна жить галактика. Я не позволю собственному ребёнку в этом сомневаться.

— Ничего ты не знаешь, — сказал Люк. — Если бы знала, у меня не было бы ни шрама, ни протеза, Лея бы до сих пор считала тебя своей героиней, и мы бы в жизни не завели этот спор. И даже в таком идеальном мире были бы свои огрехи. Люди заслуживают большего, чем этот неизбежный выбор между безопасностью и свободой. Они заслуживают лучшего правительства, чем то, которое предлагаешь им ты!

Лея смотрела на него едва-едва заметно улыбаясь. Это придало ему сил.

— Я знаю, что в тебе осталось добро, — сказал Люк. — Пожалуйста, прислушайся к нему. Ты же была одним из самых ярых защитников демократии.

— Да, — кивнула Падме, — была. Поэтому не оставлю надежду сделать из вас что-то путное даже после этого позорного выступления. Я знаю, что этот юношеский максимализм вы рано или поздно перерастёте — и поймёте, как глубоко заблуждаетесь. — Она сделала глубокий вздох. — А пока что вы оба немедленно разойдётесь по комнатам.

— У меня её нет, — немедленно заявила Лея.

— Мы это быстро исправим.

Люк без слов уставился на мать, стиснув подлокотник трона. Один из подошедших ближе алых гвардейцев протянул ему руку, чтобы проводить в покои, где он снова станет пленником. Он не стал сопротивляться и спустился по ступеням вниз.

— Палпатин для тебя так много значил? — спросил он. — Раз ему удалось так извратить твой разум? Или ты просто слишком сильно ненавидишь собственного отца?

— Не смей оскорблять меня утверждением, что эти люди хоть чему-то меня научили.

— Но…

— Уберите его с глаз моих, — приказала Падме. Алый гвардеец потянул его за собой. — Мама, пожалуйста! — Люк вырвался, рванулся к матери и схватил её за предплечья. — Пожалуйста, послушай ты меня! Я же знаю, что у тебя доброе сердце, ты бы так не поступила, если бы не думала, что у тебя просто нет другого выбора…

Падме оттолкнула его от себя:

— Ты бредишь.

— Как можно быть такой бессердечной? — в сердцах крикнул Люк. — Почему ты не можешь просто меня выслушать?

— Как ты смеешь! — изумилась мать. — Я пожертвовала всем ради своих целей, ради этой галактики — явно не для того, чтобы меня оскорбляли собственные дети. Сначала я годами мучилась нашей разлукой, а теперь ты решил причинять мне боль одни своим присутствием? Как ты смеешь звать меня…

— Бессердечной? — продолжил Люк. — А я не знаю другого слова, которым можно описать человека, который оправдывает войны и защищает военных преступников якобы потому, что это необходимо. Может, это от тебя исходит вся гниль, пропитавшая Империю?

— Тебя проводят в твои комнаты, — решила Падме. — А оккупация Набу будет возобновлена.

У Люка отвисла челюсть.

— Мама — нет! Так нельзя…

— На Альдераан я тоже отправлю гарнизон, — сообщила Падме Лее, которую крепко держал другой гвардеец. — Твоих похитителей отстранят от власти и казнят за их преступления. Планетой будет управлять губернатор, пока ты не одумаешься и не решишь занять его место.

— Ты не посмеешь. Альдераан — мирная планета Ядра, Сенат этого так не оставит…

— Сенат подчиняется мне, Лея, — сказала Падме. — С самого первого дня своего существования. — Она посмотрела на Вейдера. — Немедленно возобнови кампанию во Внешнем Кольце, задействуй все наши войска. Раз уж эти идеи настолько убедительны, что диссиденты смогли ими заразить даже наших детей, то их нужно повергнуть в забвение. Если потребуется — сжигай планеты дотла. Уничтожь всех повстанцев, которых сможешь найти.

Вейдер ничего не ответил. Даже не кивнул.

— Мама, — взмолился Люк, — пожалуйста. Ты собираешься сжечь галактику — и зачем? Чтобы доказать свою правоту? — Падме ничего не ответила. — Твои поступки наоборот показывают, что прав из нас двоих только я! Ты только причинишь галактике ещё больше боли…

— Значит, ты увидишь, какой бессердечной я могу быть, чтобы получить то, что хочу.

Державший Люка гвардеец зажал ему рот рукой и потащил прочь из тронного зала.

Падме осталась смотреть ему вслед — словно вырезанная из кости белоснежная фигура с короной кинжалов, в запятнанном кровавым алым платье.

 

***

 

На тюремных уровнях всегда было мрачно, но Пуджа не испытывала никакого страха, пока шла по коридору в сопровождении четырёх алых гвардейцев. Все узнавали в ней одну из служанок Амидалы. Все относились к ней с исключительным уважением — и старались как можно скорее убраться с её пути. Тёмно-синий плащ лился с её плеч, точно водопады Тида. Пуджа шла быстрым широким шагом, словно была самим лордом Вейдером.

Власть пьянила, особенно после беспомощной слабости Сената, но сейчас Пуджа об этом не задумывалась. Сейчас у неё была власть — и она знала, как ею воспользоваться.

Офицер, который вёл их к нужной камере, куда Вейдер зашвырнул Сабе, остановился.

— По моим данным она может быть опасна, — сказал он, явно нервничая в присутствии столь важного лица. — Будьте осторожны, мисс.

— Буду. Но мы не ждём от неё угрозы. Её Величество считает её верной гражданкой Империи. Мы лишь планируем держать её под наблюдением. — Пуджа кивнула гвардейцам. — Я зайду в камеру, объясню ей её положение, — сказала она. — Чтобы избежать возможной негативной реакции на ваше присутствие.

— Как прикажете, мисс.

Как только офицер ввёл код доступа в панель замка, Пуджа зашла в камеру и сразу закрыла за собой дверь, пока Сабе не вылетела наружу и пока за ней не проскользнул кто-то из гвардейцев.

Сабе тихо лежала на койке, но не спала. Она немедленно открыла глаза.

— Меня переводят? — сухо поинтересовалась она.

— Императрица Амидала приказала перевести тебя в другую камеру, куда более удобную, пока она изучает обстоятельства твоего возвращения, — сказала Пуджа. — Она верит в твою преданность, но ты должна понимать, что мы не можем позволить себе рисковать.

— И за перевод отвечаешь ты одна?

— Со мной четверо алых гвардейцев и один имперский офицер.

— Я не стану сопротивляться.

— Я не это хотела услышать, — Пуджа потянулась себе за спину, под красивый синий плащ, куда никто не подумал бы смотреть. — Если я дам тебе бластер, ты сможешь вырубить всех пятерых? Не хотелось бы тебя переоценивать.

Сабе в изумлении уставилась на неё.

— Не беспокойся, — сказала она. — Но мне кажется, что я чего-то не понимаю.

— У меня дурное предчувствие, — сказала Пуджа. — У Вейдера был не только Люк, но и принцесса Лея. Он обращался с ней крайне осторожно и не позволял штурмовикам причинять ей боль. Я не знаю, что это всё означает и что происходит, но знаю, что ты разберёшься с этим эффективнее, если будешь на свободе.

— Это правда.

— А ты знаешь, в чём дело?

— И Люк, и Лея, говоришь? — спросила Сабе. Пуджа кивнула. Сабе резко выдохнула. — Тогда подозреваю, что да. Нужно действовать быстро. — Она забрала у Пуджи бластер. — Сколько в нём зарядов?

Пуджа посмотрела на Сабе. У неё помялась одежда после нескольких дней в маленькой камере, но это была её стандартная рабочая форма — тёмно-синие туника и брюки, жакет, пояс, сейчас без единого оружия, и армейская обувь. В детстве Пуджа считала Сабе набуанской воительницей, про которых снимали остросюжетные голодрамы. Она всегда была готова ко всему.

Как и сейчас.

— Сколько понадобится, — ответила Пуджа.

Chapter 38: Вновь коронованная

— Сработало просто потрясающе, — заметила Лея. — Причём уже не в первый раз.

— Ну не начинай.

Лея всё равно начала. Имела, в принципе, право.

— Ничего не вышло ни с твоим отцом, ни с твоей матерью. — Она уселась на диван рядом с ним, окинула взглядом комнату. Падме хватило совести не оставлять стражу внутри покоев, которые они снова делили друг с другом, пока готовили комнаты Леи. Других хороших новостей на повестке дня не было. — Сдаёшься?

— Да, — сказал Люк. И сразу следом: — Нет.

— Кто бы сомневался, — вздохнула Лея и, встав на ноги, пошла к двери.

Люк остался сидеть на диване, упершись взглядом в колени. Она его даже слушать не стала. Парадоксальным образом её реакция Люка обнадёжила — она отвергла его скорее из страха, а не потому что внимательно прислушалась к его позиции и нашла её неисправимо дурной. Возможно, у него получится её переубедить — но её стремление надавить в ответ откровенно пугало. Неужели, ей правда всё равно? Неужели он правда мог так в ней ошибиться? Повестись на ложь, которой его кормила родная мать?

И неужели она правда выполнит свои угрозы? Альдераан слишком сильно любили в галактике, она не сможет вторгнуться на него без последствий. Если она не врала, когда говорила, что не хочет править с помощью страха, запугивая непокорных Звездой Смерти, то должна понимать, что подобное решение не принесёт её правительству желаемой стабильности.

У него ничего не получилось. Ананая и её группировка бросятся заполнять образовавшиеся после ухода солдат пустоты — и угодят в ловушку. Или у них получится перехватить власть — и только потом их выдавят по одиночке и уничтожат? Что они о нём подумают — что он нарочно всё так обставил и выманил их из укрытий, подставил под удар?

— Как ты думаешь, она правда на это пойдёт? — спросил Люк.

— Да, — не раздумывая ответила Лея. Видимо, он совсем перестал держать щиты. Либо сестра слишком хорошо его знала и легко угадала, о чём он думает. Либо её саму терзали те же самые тревоги. — Я думаю, что пойдёт.

Потому что они в это верили? Потому что она сама верила, что ей уже нечего терять, раз они её не приняли? Или потому что она просто злая императрица, одержимая властью и растерявшая остатки терпения?

Нет, подумал Люк. Это неправда. Падме была его матерью, дочерью Джобал, сестрой Солы, и в ней ещё осталось добро. Он просто… должен как-то помочь ей самой это увидеть.

— А я нет, — ответил он. Получилось жалко. Отчаянно.

Может, он на самом деле и сам в неё не верил. Может, он просто хотел, чтобы его родители оказались не чудовищами.

— Да какая, в общем-то, разница, — пожала плечами Лея, как всегда настроенная прагматично. — Из этой комнаты мы с тобой ничего не сделаем. Двери открыть можешь? Ты тут два месяца проторчал.

— Пару приёмов знаю, — Люк встал с дивана и подошёл к ней. — Давай попробую. Сто лет замки не взламывал, но вдруг получится…

Так он хотя бы немного отвлечётся.

 

***

 

— Это твоя комната? — тихо спросила Сабе, когда Пуджа наконец вернулась глубокой ночью. После освобождения Пуджа немедленно переодела её в форму служанки и только после этого привела во дворец, притворившись, что с ней Дорме. С тех пор Сабе пряталась в её покоях. — Очень… скромно.

— Здесь ночует кто угодно из служанок, кто решает остаться на ночь во дворце — ну, помимо тех, кто дежурит при Императрице. Так что она не то чтобы прямо моя. — Пуджа распахнула одёжный шкаф. Места и правда не то чтобы хватало, хотя в императорском крыле по определению не было маленьких комнат. Помещались двухместная кровать, шкаф и собственный освежитель — однако обстановка чем-то напоминала номер в гостинице.

— И всё же, — сказала Сабе, — у нас тоже были такие комнаты на Набу, но мы старались придать им хоть капельку индивидуальности. Я всегда знала, кто что на стенку повесил и кто забыл вещи в шкафу.

Пуджа не поняла, что испытала: грусть или дискомфорт.

— Служанки не настолько друг с другом близки, — ответила она. — Во всяком случае, со мной точно нет. Большая часть ветеранов новичков так и не приняли.

— Очень жаль. Раньше мы были друг другу всё равно что второй семьёй.

— Мы близки с ней. Но не друг с другом. — Теперь, столкнувшись с паранойей Падме относительно собственного сына, Пуджа невольно задумалась, не намеренно ли она всё так устроила: разлучила свою свиту так, чтобы ни у кого из них во дворце не было человека ближе, чем она. Но сейчас не время об этом размышлять.

Она глубже зарылась в шкаф. Сняла с правой вешалки бежевый плащ с капюшоном с красной шёлковой подкладкой.

— Соберёшься куда-то пойти — надень это. Наша сегодняшняя форма. Под него — это платье. — Она указала на нужную вешалку. На ней самой было такое же: красное, с белыми рукавами. — Завтра… — Следующая вешалка: тёмно-зелёное платье с высоким воротом и идущая с ним в комплекте прозрачная изумрудная пелерина. — Будет вот это. Но завтра ты служанкой не будешь.

— Вот как?

— Да. — Пуджа закрыла шкаф, повесила на ручки шкафа платье и плащ, подошла к стулу, куда небрежно бросила сумку, с которой проходила весь день. Достала оттуда кинжал. — Вот тебе, будет вдобавок к бластеру.

Сабе забрала у неё нож, внимательно его осмотрела. Пуджа не знала наверняка, что в нём было такого важного, но догадывалась: кинжал был спрятан в чёрные кожаные ножны, на которых виднелась гравировка: «ПАН», а на рукояти — имя Сабе. Падме не расставалась с ним много лет.

— Его конфисковали на «Исполнителе», — сухо заметила Сабе.

— Я забрала обратно. Меня в любом случае послали увести тебя с корабля, я предположила, что твоя собственность тоже попадает под приказ. — Сарказм забрал у неё остатки сил. Пуджа устало опустилась на кровать, выжатая насухо. — Сабе, что происходит?

Сабе села рядом:

— Я думала, ты отправилась разбираться.

— Они ушли из тронного зала. Люк и Лея заперты у себя в комнатах. Другие служанки ничего не знают, а если бы знали, то ничего бы мне не сказали. Падме и Вейдер у себя и о чём-то яростно спорят. С чем тут разбираться?

— Кажется, я знаю, что произошло, — вздохнул Сабе.

— Что?

Сабе помолчала. Сглотнула.

— Я храню много секретов, — сказала она. — Люк знает все. Остальные — нет. Похоже, последняя тайна наконец-то стала явной.

— Расскажешь мне?

Сабе кивнула.

— Ребёнок Падме очевидно выжил, — сказала она. — Это первая часть. Вторая — что детей было двое. Люк — и его сестра, Лея.

Пуджа прижала к губам ладонь.

— Нехорошо.

— Вряд ли Падме в восторге от этой новости. Лея перед ней преклоняться бы точно не стала. Раз их обоих заперли, то, видимо, Люк тоже решил её поддержать, и… — Сабе опустила голову. — Когда Люк убеждал меня вернуться, то сказал, что верит, что в его родителях ещё осталось добро.

— То есть, принцесса Лея — Лея… — Которая оказалась её двоюродной сестрой. Удивительно. — Высказала Падме всё, что о ней думает, Люк попытался её защитить и сделал всё только хуже, потому что затем решил рискнуть переубедить Падме, и теперь их обоих заперли?

— Да. И нужно их вытащить.

— Я правда слышала, что Падме хочет отправить войска… да в добрую половину галактики. На каждую вторую планету. Она в ярости.

— Вот именно. Надо их спасать.

— Прямо сейчас?

— Да. — Сабе встала и сняла плащ, который ей выдала Пуджа. — Времени мало, и…

— Подожди.

— Пуджа, мы не можем ждать!

— Тебе не наш плащ нужен.

Сабе оглянулась на неё.

— Что ты задумала?

— Никто не пустит служанку в покои Люка. Да, нам доверяют, но он теперь принц. А Лея — принцесса. Нужно что-то поубедительнее.

— Что, например? У тебя там форма гвардейца припрятана?

— Лучше, — сказала Пуджа и, поднявшись, подошла к шкафу.

Открыла дверцы, почти не нервничая, сняла ненастоящую заднюю стенку и отставила её в сторону.

Внутри рядами висели роскошные объёмные платья всех цветов радуги. У дальней стенки — парики. Диадемы, головные украшения, все усыпанные жемчугом. Ненастоящие, разумеется, но со стороны никто не заметит подмену. Обувь. И, наконец, главный элемент — копия имперской короны на самой верхней полке. Такая же фальшивка, как и жемчуга, и такая же неотличимая от оригинала.

— Мы храним их в этой комнате на случай, если понадобится быстро заменить Её Величество, — объяснила Пуджа. — Так погибла Уме — убийцы приняли её за Императрицу. И Далне тоже. — Сабе вздрогнула, услышав это имя, но Пуджа не стала её расспрашивать.

— Предлагаешь мне притвориться Падме? — изумлённо спросила Сабе.

— Это сработает.

— Я знаю. Просто поражаюсь твоей смелости.

— Она заперлась в своих покоях вместе с Вейдером. Комнаты Люка дальше по коридору, но стражники вряд ли что-то услышат. Кроме того, все уже привыкли, что она может оказаться вообще в любой части дворца. Ей не нравится, когда за ней наблюдают без её предварительного одобрения. Никто просто не посмеет тебя остановить. — Пуджа выдержала паузу. — Или ты боишься не справиться?

— Я всё сделаю. — Сабе встала рядом с Пуджей и упёрла руки в бока, внимательно изучая платья. В конце концов она выбрала одно из них — из тёмного зелёного шёлка с золотистой нижней юбкой и украшениями, наплечники которого были стилизованы под чешую. К плечам крепилась бледная золотистая накидка, тончайшая, словно паутинка. — Подходит. Вечернее, в связи с этим не такое мудрёное, но и с нотами ярости. Сейчас ей как никогда важно напомнить окружающим, какой властью она обладает.

— Ты её очень хорошо знаешь, — заметила Пуджа.

— Да. — Сабе сняла жакет и расшнуровала завязки туники. — На тебе причёска. Нужно поторапливаться.

Им удалось превратить её в крайне убедительную Падме. Сабе мастерски копировала её раздражённый голос — так уверенно, что Пуджа даже немного испугалась.

— Итак, — сказала Сабе чужим голосом: не своим и не Падме, а чем-то средним между ними. Королевским голосом. Таким Падме отдавала приказы — и такой убедит её стражу. Пуджа очень на это надеялась. — Можем идти?

— Да, миледи, — ответила Пуджа и улыбнулась.

 

***

 

Они уже битый час боролись с дверью, но безуспешно. В конце концов, истратив все силы, они уселись прямо на полу, прижавшись к ней спинами. Лея уложила голову Люку на плечо, вконец измотанная. Было бы разумно поспать, учитывая, какой напряжённый выдался день, но упрямство Люка не давало ему покоя. Может, надо было тот рычаг дёрнуть? А если по-другому пойти? Идеи вспыхивали у него в голове неотвратимо затухающими цепочками, всё медленнее и медленнее…

Он резко дёрнулся.

— Кто-то идёт.

Лея подняла голову, растерянно заморгав.

— Кто? — шёпотом спросила она.

Они с трудом поднялись на ноги и прижались к двери, напряжённо прислушиваясь.

— Ваше Величество!

— Мне многое нужно с ними обсудить. Ждите здесь.

— Как пожелаете, Ваше Величество. Мисс. — Значит, она со служанкой. Люк потянулся Силой, ощутил, как Лея делает то же самое…

— Быстро назад! — зашипела сестра и потянула его за собой. В ту же секунду дверь распахнулась, в комнату вплыла Падме в сопровождении Пуджи, держа руки лодочкой перед собой.

Двери немедленно захлопнулись. Падме сурово взглянула на них — её ярость очевидно никуда не делась, хотя Люк не ощущал среди её эмоций ничего, что напоминало бы гнев.

— Ты чего-то недоговорила? — огрызнулась Лея. — Что ты планируешь тут с нами обсуждать? Может продолжить там же, где остановились в тронном зале, только мы всё равно ничего не добьёмся. И то, что ты из злобы собралась мстить Альдераану, делает тебя настоящим чудовищем — и я всё равно не передумаю…

Люк неотрывно смотрел ей в лицо. Макияж безупречный, волосы собраны в усыпанный жемчужинами пучок. Посреди пламенной речи Леи он шагнул вперёд и схватил её за руки.

— Тётя Сабе, — выдохнул он с облегчением. — Ты на свободе. — Он перевёл взгляд на Пуджу и сразу всё понял. — Ах ты обманщица!

Сестра ответила ему хитрой улыбкой. Сабе сжала его руки в ответ.

— Мы вас спасаем. — Она оглянулась на дверь, за которой остались стражи. — Думаю, я смогу довести вас и до ангара. Во всяком случае, полпути мы точно пройдём.

— Сабе? — удивилась Лея. — Жуть какая.

— Я этому долго училась, — сказала Сабе, безупречно скопировав интонацию Падме. Лея выглядела так, будто разрывалась между восхищением и отвращением. — И мне очень помогла Пуджа.

— Никому не придёт в голову заподозрить что-то неладное, увидев Императрицу в сопровождении верной служанки, — кивнул Люк.

— Да. А ещё это в принципе была её идея. — Он обернулся к сестре. Пуджа улыбалась уже с открытой гордостью. — Пошли. — Сабе потянула Люка за собой. — Нам надо уходить.

— Да, — включилась в ситуацию Лея. — Всё это выглядит просто отвратительно, но что-то ещё можно сделать. Используем информацию в своих целях, пока она не успела всё переврать по-своему. Если мы с тобой, — обратилась она к Люку, — открыто сбежим к Восстанию, то сильно повысим его авторитет и устроим в Империи грандиозный скандал.

— Ты готова публично признать себя её дочерью? — спросила Пуджа.

— Если дождаться, когда она официально обвинит моих родителей в похищении, то любая моя защита покажется вынужденной, — покачала головой Лея. — Так что придётся, да. Но это хотя бы будет мой выбор, — она взглянула на Люка. — Не у всех была такая роскошь.

Люк слабо улыбнулся:

— Да Сила с этим, — сказал он и отпустил руку Сабе. — Я всё равно остаюсь.

Сабе раздражённо прикрыла глаза:

— Я ведь знала, что ты это скажешь.

Лея его щадить не стала:

— Люк, это уже просто глупо. Ты подвергаешь опасности себя, меня и всё сопротивление. Нужно уходить, пока ещё осталось что исправлять.

— Это тебе нужно уходить. Я своего мнения не изменил. Моё место всё ещё здесь. Я не могу от этого бежать.

— Нет, можешь! — горячо возразила Пуджа. — Что это вообще за манера!

— Какая?

— Вечно ставить свои дурные идеи превыше собственной безопасности!

— И первое, и второе — исключительно моё дело, — парировал Люк. — Не надо мне по новой читать эту лекцию.

К его благодарному удивлению, Пуджа не стала спорить. В отличие от Леи.

— Люк, тебе нельзя здесь оставаться.

— А то что, вы меня снова похитите?

— Не получится, — сказала Сабе. — Второй раз мы такое не провернём.

— Тогда прямо сейчас попытаетесь?

Лея на мгновение нешуточно задумалась.

— Нет. Сейчас правда не получится.

— И мы были неправы, — признала Сабе. Лея явно не торопилась с ней соглашаться. — Я тогда не понимала, что ты хочешь остаться. Но Люк, скажи мне, ты уверен, что это поможет?

Уверен ли он?..

— Да.

— Это в тебе логика говорит, — спросила Лея, — или надежда?

— Я абсолютно уверен, — решительнее повторил Люк. — Я в неё верю. Из комнаты сбежим вместе. Но из дворца я не уйду, пока не предприму ещё одну попытку.

Лея уставилась на него яростным взглядом, он почувствовал её полыхнувшую ненависть и одними губами прошептал тихое «Извини». Она может сбежать, но он всё так не оставит.

— Ладно, — сказала Сабе. — Давайте вас всех отсюда вытаскивать. — Она прочистила горло. — Напустите на себя раскаивающийся вид. И взгляд сделайте поиспуганнее.

Притвориться пленниками оказалось совсем не трудно, особенно когда Сабе расправила плечи и превратила лицо в суровую маску Падме. Люк отступил, уважительно склонил голову. Лея дрожала от едва сдерживаемой ярости — но взяла себя в руки. Стражникам этого будет достаточно.

Сабе постучала по двери затянутой в перчатку ладонью. Двери раскрылись, их встретили алые гвардейцы.

— Мои дети начинают долгую дорогу к раскаянию, — резко сказала она, смерив их обоих пристальным взглядом. Пуджа, подняв капюшон обратно, встала за ними, словно часовой. — Проводите нас. Я покажу им имперские камеры, чтобы они увидели необходимость существования этого государства — и поняли, какое милосердное заключение они перенесли.

Люка прошила неподдельная дрожь. Мама никогда ничего подобного ему не говорила — до сегодняшнего дня в тронном зале. Он даже не представлял, что она может произносить столь чудовищные вещи. Зато Сабе явно опиралась на собственный опыт.

Потому что знала Падме достаточно хорошо, чтобы уметь предугадать её поведение под сильнейшим давлением? Или просто привыкла к её жестокости?

Гвардейцы отдали честь:

— Так точно, Ваше Величество! — Один встал позади них, другой — перед ними.

Не успел он моргнуть, как Сабе и Пуджа выхватили бластеры. Вспыхнули оглушающие выстрелы, стражники упали без сознания. Люк вместе с Леей едва успели их поймать, чтобы они не рухнули на пол с оглушительным грохотом.

— Заберите у них оружие и комлинки, — тихо приказала Сабе, — и заприте их в комнате Люка.

Они повиновались. Гвардейцы оказались тяжёлыми, но даже не пытались сопротивляться. Учитывая, сколько им досталось выстрелов, в себя они придут явно нескоро. Сабе сковала им руки их же наручниками, после чего сняла со штор утягивавшие их толстые канаты и ещё раз их связала. Дверь за собой они заперли.

Сабе глубоко вздохнула. А Пуджа, к вящему удивлению Люка, на мгновение взяла его за руку и крепко сжала, прежде чем отпустить.

— Если ты правда хочешь к ним пойти, — сказала она, — то сейчас самое время.

— Я дам вам уйти, — пообещал он. — Отвлеку их, чтобы они никого за вами не послали.

Пуджа поцеловала его в лоб. Когда она отстранилась, он почувствовал, как что-то в нём навсегда разбилось.

— Сделай для нас всё, что сможешь. — Он понял, что она вовсе не их группу беглецов имела в виду.

Люк кивнул. Поколебался на мгновение, борясь с желанием обнять обеих своих сестёр, которые снова и снова его спасали, но решил, что просто не выдержит. Он ограничился кивком — они кивнули ему в ответ. Хотелось надеяться, что они друг друга поняли и без слов.

Затем он развернулся и побежал по коридору. Завернул за угол, распахнул двойные двери, которые вели в гостиную родителей, и помчался к кабинету матери.

 

***

 

— Нельзя его одного бросать, да? — слабо спросила Пуджа.

Сабе сглотнула. Лея почувствовала на себе её взгляд.

— Я не стану рисковать твоей свободой, — сказала она.

Лея поморщилась. Люк собирался пожертвовать собой абсолютно впустую. В лучшем случае его просто запрут по новой. В худшем — Набу достанется ещё сильнее, потому что он даже примерно не представлял, каким злом была его мать.

Но Люк оставался её братом. Её лучшим другом.

— Пусть он попробует, — сказала она. — Если Амидала меня увидит, то разозлится и не станет ничего слушать. Подождём, пока он её немного успокоит.

Пуджа обняла её.

Лея удивлённо моргнула и неуверенно положила ей руки на плечи. Ровно в этот момент Пуджа отстранилась, резко смутившись, но они улыбнулись друг другу.

— Спасибо, — сказала Пуджа. И затем: — Сестрёнка.

Наверное, подумала Лея, в этой семье были и люди, знакомством с которыми можно было гордиться.

 

***

 

Приказы мигали на экране датапада. Падме посмотрела на них в пятидесятый раз за вечер и закричала, резко развернувшись. Она расхаживала по кабинету, не в силах успокоиться. Тёмно-красные юбки платья вились вокруг неё, били по коленям, бусины на подоле переливались разноцветными всполохами, когда попадали на свет, и ярко блестели на краю зрения, от чего у неё начиналась мигрень. Неважно. Явно не первостепенная причина.

— Принцесса Лея, — в ярости повторила она, — наша дочь?

Вейдер неловко стоял в углу комнаты, наблюдая за ней.

— Да, — сказал он. — Я хотел…

— Ты не мог мне раньше об этом сказать?!

— Ты бы всё равно мне не поверила.

— Я и сейчас тебе едва верю.

— Падме, у меня на руках результаты теста.

Остановившись, Падме тяжело рухнула в кресло.

— Я знаю, — сказала она. — Это словно насмешка какая-то. Я столько лет закрывала глаза на все наши сходства, а она оказалась моей дочерью. Наш сын вырос на Татуине, который ты разве что не взорвал с концами. После чего наш сын туда ещё и снова вернулся, после того как его похитили, а теперь снова талдычит мне повстанческие лозунги. — Падме спрятала лицо в ладони. — Где я ошиблась? И почему я не могу отправить эти криффовы приказы?

— Это довольно опрометчивое решение, — предположил муж.

— Опрометчивое? Да я годами закрывала глаза на все зверства, которые ты устраивал во Внешнем Кольце, защищала тебя от уголовного преследования, чтобы ты мог дальше беспрепятственно утолять свою ярость, и давно сбилась со счёта, сколько раз мне пришлось исправлять последствия твоих опрометчивых поступков!

— Да. Потому что ты меня любишь, — ответил Вейдер. — И я отвечал тебе той же верной и непоколебимой защитой, потому что тоже люблю тебя.

Падме стиснула зубы.

— Да, — сказала она, заставив себя расслабить плечи. — Да, ты прав.

— Падме, — спросил Вейдер, — ты мне доверяешь?

Она непонимающе моргнула.

— Да, конечно.

— Тогда что у меня на корабле делают твои шпионы?

Они оба давно знали об этом секрете. Падме даже не догадывалась, что его это так беспокоит.

— Они для моего спокойствия, — сказала она. — Тебя по расписанию докладываться не заставишь. Мои агенты — агенты, а не шпионы — сообщают мне, где ты и как ты.

— И ещё что я разговариваю с принцессой Леей.

— Ты должен был мне об этом сказать, — напряжённо ответила Падме. — Не надо ставить мне в вину этот приказ. Я имела право знать.

— Я ничего тебе не сказал, потому что ты бы запретила мне об этом даже думать.

— Потому что это нелепое утверждение!

— Я чувствовал в Силе, что это правда.

— Как и несчётные разы до этого.

— Значит, всё-таки не доверяешь, — заключил Вейдер. — Если не мне самому, так моим суждениям.

— Только в этом вопросе, Эни, — печально улыбнулась Падме. — Это моё горе. Ты не можешь его понять. Во всём остальном моё доверие принадлежит тебе.

— Тогда почему ты не сказала мне, что нашла Кеноби? Ты же прекрасно знала, что я ничего не хотел сильнее, чем избавиться от него.

Падме замолчала — но ненадолго.

— Именно поэтому я и промолчала. Ты был всё равно что одержим, и эта одержимость тебя разрушала. Я не хотела смотреть, как ты сходишь с ума из-за старого отшельника, надеялась, что она сама пройдёт со временем. Я была так счастлива, когда появился Люк и занял твоё внимание. Пусть даже я переживала, что ты снова можешь причинить себе боль, но теперь тебя хотя бы вела надежда, а не ненависть.

— Поэтому ты приказала Сабе убить его? — спросил Вейдер. — Чтобы этого не мог сделать я? Это было моё право.

— Мне нужно было её проверить. А он мне был нужен мёртвым. И я по-прежнему считаю, что его смерть от твоих рук сломала бы в первую очередь тебя. — Падме заговорила мягче: — Я хотела тебя защитить, Эни. — Нежность не подействовала, поэтому в её голос вернулась сталь: — Но если ты так хочешь лично оборвать его жизнь, то спешу тебя обрадовать — он может быть ещё жив. Точных доказательств у нас пока нет — и мы не знаем, можно ли верить словам Сабе.

— Она тебя сбивает. И предаёт, причём постоянно. А ты продолжаешь ей доверять — не доверяя при этом мне.

— Я… — Падме осеклась. — Я верю, что она вновь хочет быть мне преданной. И мне нелегко даётся поиск пути, который помог бы ей вернуться.

— Ты одержима ею так же сильно, как я одержим Оби-Ваном.

— Ты к чему-то конкретному клонишь?

— Да. К тому, что ты мне не доверяешь! — Вейдер шагнул вперёд, сразу же отвернулся, стиснув кулаки, и тоже принялся расхаживать по комнате. — Я счастлив быть твоим слугой. Я и есть твой слуга. Понятно и правильно, что твои стражники знают, как со мной сражаться, потому что если я когда-нибудь снова потеряю над собой контроль, то предпочту умереть от их рук, чем навредить тебе. Но ты сомневаешься в моей любви — и этого я выдержать не могу. — Он остановился прямо перед ней. — Я сделаю всё, о чём ты меня ни попросишь. Ради тебя.

Падме непонимающе подняла к нему голову. Они много раз ссорились, она знала, что муж мог и вспылить, но такого она от него не слышала ни разу.

— Все обладающие властью боятся её потерять. Мы оба это знаем. Я тоже этого боюсь. Я никому не могу полностью доверять — только контролировать всё лично. Таково бремя Императрицы.

— Тогда, может, не надо тебе быть Императрицей? — Вейдер осёкся. — Нет. Я не это хотел сказать. Правителя лучше тебя галактика не смеет даже желать. Но если не станет тебя, то у меня попросту не останется причин существовать. От меня тебе бояться нечего.

— И тем не менее, ты недоволен тем, как я распоряжаюсь своей властью по отношению к тебе, — медленно произнесла Падме. Первая открыто мятежная мысль, которую он высказал. И что-то ей подсказывало, что она знала, кто его на неё навёл. — И если меня не станет, тебе будет ради кого-жить. Ради Люка. И именно наш с тобой глупый ребёнок и забил тебе голову столь нелепыми тревогами.

Муж напрягся. Отступил назад.

— Прости меня, Падме, — сказал он. — Да, он пытался склонить меня на свою сторону, пока мы возвращались на Корусант.

— И, похоже, склонил.

— Он сказал, что в Империи нет баланса власти.

— Как и во всех правительствах. Даже странно, что его это так удивляет.

— И ещё он говорил про Татуин, — продолжал Вейдер, — и о том, какие страдания принесло отсутствие этого баланса. Поэтому я не хочу продолжать кампанию на Кольце. Его это просто уничтожит.

— Да, как и задумывалось, — ответила Падме, но сердце её смягчилось. Она не хотела причинить боль своему ребёнку. Во всяком случае, не такую сильную. — И это твой проект, Энакин, а не мой.

— Люк был прав. В нём не было необходимости.

— Я с ним не согласна. И ты, как мне кажется, тоже.

— Он страдал! — вырвалось у Вейдера. — Он перестал скрывать шрам. Я смотрел на него каждый день, пока мы сюда летели. Вплоть до момента, когда он занял свой трон по соседству с твоим. Я никогда не смогу это исправить. Мы никогда не сможем это исправить.

— И что ты предлагаешь? — принялась защищаться Падме. Она поднялась на ноги, чтобы выглядеть сильнее, пусть даже муж был её на добрые полторы головы выше. — Чтобы я уступила его требованиям? Ради чего? Ради семьи? Я построила Империю ради этой семьи, чтобы мы могли жить в безопасной галактике, чтобы сделать что-то хорошее, а не потворствовать этой прогнившей, бессмысленной системе…

— Тогда объясни мне, Падме, — всё равно что взмолился Вейдер, — как ты можешь так усердно верить, что у нас всё получилось, если каждый раз мы на лице родного сына видим обратное?

— Он манипулирует тобой своим шрамом, — сказала Падме. — Энакин, мы поступили правильно.

— А ты мною не манипулируешь?

— Я тебя люблю.

— Как и Люк.

— В этом я не сомневаюсь. Я сомневаюсь в его мудрости. Кому как не мне знать, как вспыльчивые молодые люди выражают любовь. — Она прикоснулась к шее. Вейдер сразу вжал голову в плечи.

И это движение — резкое, пристыженное, привычное скорее маленькому Эни с далёкого Татуина, которого ругал рабовладелец Уотто, — её остановило. В словах Люка была доля правды. В этом и лежала их чудовищная опасность.

— Я люблю тебя, — повторила Падме. — Поэтому поступаю так. И я люблю галактику — и правлю ею так же.

— Галактика восстаёт против нас. Мы теряем планеты каждый день. — Вейдер сжал кулак. — К этому должна привести наша любовь?

— Восстание нам не угроза.

— Ошибаешься. Ты с ними не воевала. Я воевал. Даже разобщённые, они всё равно находят силы для новых и новых атак. Тебе не нравится, что я часто тебя оставляю, но ты закрываешь глаза на причины, почему мне приходится это делать.

— Я не потерплю от тебя такой ереси! — Падме шагнула к нему, наставив палец прямо на маску. — Что ты от меня хочешь? Что надо сделать? Объявить демократию? Отречься от престола? Единственный путь — это продолжать начатое. Другой судьбы у нас нет и быть не может. Нужно идти вперёд.

— Идти вперёд можно иначе, не превращая государство в царство тоталитаризма, а себя — в диктатора-параноика, мама. Мы можем исправить Империю и сделать её лучше.

Падме вихрем развернулась.

В дверях кабинета стоял Люк. В дверях — а не в комнате, где она его оставила.

— Ты будешь и дальше рассказывать отцу всякую ерунду? — резко спросила Падме. Люк поморщился. — Или не станешь его больше мучить?

— Это не ерунда, — уклончиво ответил сын. — А правда. Империя страдает от коррупции ещё сильнее, чем Республика…

— Из-за меня? — спросила Падме. — В этом же ты меня обвинил.

— Да. Да, из-за тебя. — Люк шагнул вперёд. — Ты принимаешь ничем не обоснованные решения. Ты защищаешь нас, свою семью, от последствий наших решений, пусть даже идёшь при этом наперекор правосудию. И ты наказываешь наши планеты — чтобы наказать нас. — Он бросил быстрый взгляд на её стол, где лежал датапад, и застыл.

— Ты не отдала приказы, — сказал он.

Падме взглянула на него с раздражением.

— Успею ещё. Почему ты не в своей комнате? Как ты выбрался? Где Лея?

— Ты не хочешь их отдавать, — понял Люк. — Не можешь решиться.

— Если ты извинишься за своё необдуманное поведение и откажешься от своего нелепого бунта, я не стану объявлять оккупацию. Мы договорились?

— Нет, мама. Ты этого не сделаешь.

— Сабе тебя вытащила, — вдруг догадалась Падме, опустив взгляд на его тунику. Точнее, тунику Сабе. — Точно она. Но как? Пуджа перевела её во дворцовую камеру.

— Мама, в тебе же есть добро. — Сын схватил было её за руку, но она вырвалась, оставив у него в ладони одну перчатку.

— Есть, — согласилась Падме. — Поэтому я каждый день отдаю всю себя этой галактике. Поэтому пытаюсь открыть тебе глаза на правду, пусть ты и упрямишься.

— Ты согласилась отозвать войска с Набу, потому что я тебя об этом попросил. И я знаю, что ты переживаешь за людей. Я не верю, что ты правда хочешь этого кровавого хаоса. Что бы ты в тронном зале ни говорила.

— Я надеялась, что ты это уже давно понял, Люк, — сказала Падме. — Но ты должен понимать и другое — этот хаос не моих рук дело. Мы отправляем войска, потому что планеты сопротивляются. Это невозможно изменить.

— Люди несчастны. Поэтому и сопротивляются. Они знают, что заслуживают лучшего, чем угнетающий их режим. Я могу тебе помочь, мы можем сделать их жизнь лучше…

— Я уже сделала их жизнь лучше.

— И это всё ещё не предел, — настаивал Люк. — Пожалуйста. Просто выслушай меня.

Падме глубоко вздохнула. Люк вернул ей перчатку, она надела её обратно. Посмотрела на датапад, на сына, на мужа.

— Я бы очень хотела тебе поверить, — сказала она наконец. — И если бы ты попросил меня об этом до того, как оставил нас, то я бы согласилась. На том ужине ты мог попросить у меня всё что угодно. Я бы даже простила тебе симпатию к Восстанию.

— Я знаю, мама. Точно так же, как ты прощаешь отцу его зверства и защищаешь его от правосудия. Точно так же, как ты простила его, когда он едва тебя не убил. Каждый раз, когда от его рук погибают тысячи людей, ты предлагаешь ему раскаяться, а не осуждаешь. Ты пожертвовала ради своей семьи всем — в том числе собственными моральными принципами. В этом ведь всё дело?

Падме изумлённо уставилась на него. Люк поспешил продолжить:

— Ты исполняла свой долг, как и все вокруг тебя, но ты всегда хотела семью. И когда ей угрожала опасность или когда тебя её лишали, ты лишь решительнее избавлялась от всего, чем ты ради неё пожертвовала. Республики не стало, ребёнок мёртв, — но была Империя. Ты приняла её — и больше не оглядывалась. — Он заговорил тише: — Но я жив. Мы с Леей живы. Ты можешь вернуться — вместе со мной. Ты можешь пойти на компромисс.

— Ты хочешь, чтобы я сдалась? — скривилась Падме. — Отступила?

— Я хочу, чтобы ты нас поддерживала и работала вместе с нами. Я хочу, чтобы ты всегда стремилась к лучшему, а не цеплялась за всё, что потеряла, и не держала галактику на прицеле, чтобы больше никто и ничего не терял. Мама, Война Клонов закончилась. Палпатин мёртв. Брось ты уже его могилу.

Он невольно вспомнил про цветы на могиле Шми Скайуокер.

Падме покачала головой:

— Я не могу тебе верить.

— Нет, можешь.

— Ты бросил меня, Люк.

— Мам, меня похитили!

— Ты бы всё равно ушёл. — Она отвернулась, прижав руку к губам, чтобы сдержать слёзы. — Ты бы предал меня. Ты хотел это сделать. — Она прошла к столу, мимо застывшего в нерешительности Вейдера, который никак не мог разорваться, чтобы защитить их обоих друг от друга.

— Но я ведь не ушёл. Мама, я хотел остаться. Меня забрали силой — и я вернулся как только смог.

Падме покачала головой. Он не знал, что это значит, почему она так сильно на этом настаивала, но её реакция ранила глубже ножа.

— Я тебе не верю, — сказала она. — Не могу.

— Разве это не паранойя, которая приходит с властью? Ты не веришь собственному сыну! Ни в том, что он не хотел тебя бросать, ни в том, что он тебя любит!

— Ты этого никогда не говорил.

— Да говорил же! — закричал Люк. — Много раз! И скажу ещё раз, потому что это правда. Я тебя люблю и хочу, чтобы мы все были счастливы, — и наша семья, и галактика — и чтобы кончилась война. Я люблю тебя!

— Лжец!

Падме бросилась на него.

Всё произошло одновременно.

Люк шарахнулся назад, налетел спиной на кресло и грохнулся перед камином — пламя дыхнуло ему прямо в глаза, перед лицом вспыхнула и тут же затлела прядь волос. В кабинете резко оказалось слишком много народу. Люк быстро заморгал, вспышки рассеялись, и…

— Не трогай его, — процедила Сабе, крепко обхватив Падме поперёк пояса. Другой рукой она приставила к её горлу нож. Она наклонила ладонь, и Люк разглядел изящную гравировку «Сабе» на рукояти. У Падме слетела корона, покатилась по полу, сверкая алмазами, словно десятками глаз, и остановилась ровно у его ног.

— Ты его выпустила, — рявкнула Падме, но не сдвинулась с места.

— Отпусти её, — Вейдер шагнул вперёд. — Сейчас же отпусти…

Сабе надавила на нож. Падме вскрикнула. Вейдер остановился.

— Стой на месте. Я не хочу никому причинять боль.

— Тогда отпусти Падме, — процедил тот.

Лея наставила на него бластер.

— Чтобы она снова накинулась на Люка?

— Я не собиралась атаковать собственного сына! — выплюнула Падме, но бросила смятенный взгляд на Люка, который с трудом поднялся на ноги. Кто-то протянул ему руку, и он схватился за неё, как за спасательный круг.

Это была Пуджа, понял он, выпрямившись. Падме тоже всё поняла — и в ужасе уставилась на племянницу.

— Пуджа, — мрачно процедила она. — Ты тоже предательница?

Люк подумал было, что сестра испугается. Но вместо этого Пуджа посмотрела на Падме с нескрываемой яростью.

— Ты хоть представляешь, сколького ты от нас требуешь? — спросила она. — Конечно, предательница. Ты заняла всю мою жизнь, заперла при себе, рассорила меня с семьёй и попыталась слепить из меня собственную копию. После чего решила повторить это всё с моим братом. — Она крепко стиснула его руку. — Так что да, я пошла на предательство. Помогла Восстанию забрать его у тебя.

Вейдер изумлённо повернул к ней голову.

— Так это была ты? Я ощущал твою бесконечную вину, но чтобы такой слабый человек как ты…

— Не строй из себя героя, Энакин, — огрызнулась Падме. — Люк с тобой один раз поговорил, и ты тоже принялся во мне сомневаться. Вы все — вы все меня предали!

— И всех нас ты пыталась контролировать, — сказала Сабе. — Людям редко такое нравится.

— Я любила вас. Всех любила.

— Это не оправдание.

— Значит, всё наконец-то закончится, Сабе? — спросила Падме. — Перережешь мне горло? Убьёшь меня, как набуанцы убили короля Веруну? — Она закрыла глаза. Люк вдруг понял, что она плачет. — Давай, — прошептала она. — Бей. Это просто политика.

Сабе перехватила кинжал. Вейдер с Люком напряглись одновременно, готовые броситься вперёд, оба неуклюже потянулись Силой к клинку — но Сабе отшвырнула его прочь. Кинжал вонзился в стену и остался торчать из неё, подрагивая.

— Нет, — сказала Сабе. — Ничего ещё не кончено. Ты пощадила меня, даже когда я сама была уверена, что умру от твоих рук. — Она отпустила Падме. Та развернулась, и они посмотрели друг другу в глаза. — И я не хочу быть ответственной за смерть сразу двух правителей галактики. Кровь на моих руках не имеет надо мной власти. Как и ты.

Падме смотрела на неё не в силах подобрать слов.

Она сделала шаг назад. Ещё один, словно хотела встать рядом с мужем и утешиться его присутствием, но не знала, смеет ли на него рассчитывать. В конце концов она остановилась в центре неровного круга, который они образовали вокруг неё.

— Все вы, — повторила она. — Все вы меня предали.

— Я тебя в принципе никогда не любила, — сказала Лея.

— Нет, Лея. Любила, — горько улыбнулась Падме. Её взгляд тёмной бабочкой скользнул по каждому из них, в нём боролись боль и ярость. Он остановился на лежавшей у ног Люка и Пуджи короне. Она рассмеялась.

— Берите, — сказала она хриплым голосом. — Кто хочет. — Посмотрела на Люка, на Пуджу, на Лею. — Вы все мои наследники. Моя семья. Берите корону — и делайте с ней что хотите. Я не стану вас останавливать.

Лея посмотрела на Люка, не удостоив символ императорской власти и взглядом. Люк взглянул на неё, затем на Пуджу.

Пуджа, наклонившись, взяла корону в руки.

Падме дёрганно кивнула.

— Ты не моя дочь, — обвинила она, когда Пуджа подошла к ней. — Но ты всё равно принадлежишь мне даже в большей степени, чем мои дети. Ты была моим первым протеже, и ты заслуживаешь этого…

— Она мне не нужна, — сказала Пуджа.

Падме замолчала.

Пуджа обернулась на них через плечо, затем снова посмотрела на тётю.

— Она никому из нас не нужна. В принципе. — С этими словами она опустила корону на волосы Падме, словно короновала её вновь. — И мы не обязаны её принимать.

Падме неверяще смотрела, как Пуджа вернулась к Люку и снова взяла его за руку.

— Как ты смеешь? — наконец изумилась она. — Ты отказываешься от галактики! Как ты смеешь…

— Мама, — прошептал Люк. — Пожалуйста. Послушай меня.

Она резко повернулась к нему.

— Я ведь ничего не могу сделать! — выдавила она. — Даже если я призову сюда стражу, и они вас всех арестуют…

— Ты пожертвовала всем ради своей семьи, — кивнул Люк. — И будешь прощать нас снова и снова. Потому что не можешь без нас жить.

Падме ничего не ответила.

— Но эта семья сломлена, — дрожащим голосом сказал Люк. — Из-за тебя. — Он окинул взглядом всех собравшихся в кабинете людей. Отец словно оцепенел, одну руку протягивая к Падме, но неуверенно. Лея и Сабе закрывали двери. Пуджа с Люком по-прежнему держались друг за друга. — А галактику разрывает на части. — Он глубоко вздохнул. — Но мы можем всё исправить. Конечно, ты можешь отказаться. Можешь нас всех арестовать и править Империей в одиночку. Но в чём тогда будет смысл? Зачем бороться с разгорающимся пламенем Восстания, если тебе некого от них защищать? В чём тогда суть твоего правления? Мы не можем изменить прошлое. И кто-то неизбежно захочет уйти. — Он бросил взгляд на Сабе, затем на Лею. — Но я хочу остаться. Я хочу работать вместе с тобой. — Он отпустил Пуджу, шагнул вперёд и протянул к матери руки. — Что бы я ни делал, ты бы изменила меня по-своему — как Палпатин когда-то поступил с тобой. Ты создала галактику, в которой я вырос. Вместе мы можем изменить её будущее. — Люк покачал головой. — Мне нужна моя мама. И после нашей разлуки — я уверен — ты тоже не хочешь снова терять своих детей.

В глазах Падме стояли слёзы. Люк не дрогнул. Мама погладила его по щеке — и впервые прикоснулась к его шраму самыми кончиками пальцев.

Из-за его плеча она взглянула на Пуджу. На Лею. На Сабе. На своего мужа, верного ей до смерти, потрясённого и измученного.

— Не хочу, — призналась она. И взяла его за руки. — Хорошо, Люк. Я тебя выслушаю. Говори.

Chapter 39: Эпилог

— Ты вообще умеешь лук резать?

— Да, — сказала Лея и продолжила шарашить по луковице ножом. Нож этот она держала хуже, чем Люк — световой меч. Он аккуратно взял её за руки, пока она не отрезала себе пальцы.

— Дай я покажу. — И мягко забрал у неё нож. Лея уже умудрилась порубить луковицу на неровные куски, поэтому он положил самый крупный плоской стороной вниз и аккуратно его нашинковал. — А начинать надо так. — После чего взял из корзины ещё один и порезал его уже целиком.

Лея сморщила нос.

— Я принцесса.

— Это базовое жизненное умение.

— Мне никогда не приходилось самой готовить.

— Догадываюсь, — сказал Люк. — Но научиться всё равно стоит. — Он протянул ей нож рукоятью вперёд.

Лея резко его схватила, порезав ему ладонь. Даже не поморщившись, Люк приподнял бровь, удивлённый её безрассудством.

— Я не ребёнок. Я тренируюсь со световым мечом. Не надо со мной нянчиться.

— Всё предельно серьёзно, — тяжело уронил Люк. — Я вот тоже думал, что это всего лишь лук, — и остался без руки.

Он пошевелил пальцами, собрав складками искусственную кожу на месте пореза. Лея улыбнулась.

— Можешь идти, — разрешила она. — У меня всё под контролем.

— Точно? Если хочешь, можешь пойти разобрать приборы. Мне кажется, ты в ложках лучше разбираешься, чем папа.

Лея угрюмо насупилась:

— Не буду я с Вейдером ничего разбирать. Иди проверь свою мать. Она наверняка сожгла очередную порцию теста. — Лея дёрнула головой в сторону печи на противоположном конце комнаты, над которой склонились одинаково встревоженные Падме и Джобал.

Люк со смешком оставил её дальше нарезать овощи.

 

***

 

Увидев перед дверью алых гвардейцев, Лея поморщилась. Она расправила плечи максимально сильно, словно палку проглотила. Не стоило ей приходить.

К сожалению, стражники её уже заметили. Они шагнули вперёд, поклонились — её от макушки до пяток прожгло ненавистью — и открыли перед ней двери. Отступать некуда.

Амидала сидела в своём сенатском офисе. Лея думала, что застанет её за чтением какого-то отчёта, который нужен лично ей и который она, так уж и быть, изволит отложить ради этого разговора. Ровно так проходили их встречи, когда они были Императрицей и сенатором. Её ждала обратная картина — от которой ей сразу же стало неуютно. Амидала сидела за столом, натянутая, словно струна, заранее выдвинув стул для Леи, и нервно барабанила пальцами по столу. Сегодня на ней было длинное тёмно-синее платье, похожее на то белое, в котором обычно выступала в Сенате Лея. Похожее — но, конечно, посложнее: рукава и вырез обрамляла золотистая листва и другая узорчатая вышивка. Что-то такое могла бы носить её мама, королева. Волосы Амидала заплела в круговую косу вместе с насыщенной индиговой лентой, вившейся совсем рядом с металлом короны. Имитация стиля Альдераана сразу бросалась в глаза. Точнее, даже, имитация стиля его королевы. Лея не могла понять, что это: попытка помириться или записаться к ней в матери с помощью единственного знакомого Лее образа. Скорее всего, в равной степени и то, и другое. Лея решила заподозрить самый злостный мотив и плясать от него.

— Спасибо, что пришла, Лея, — сказала Амидала. — Я переживала, что ты не ответишь.

— Не надо меня так звать.

Амидала подняла бровь:

— Лея? Но ведь это твоё имя. Имя, которое для тебя выбрала я. Ваши с Люком имена были одни из первых в наших с Энакином списках. Хоть в чём-то джедаи уважили мои желания.

— Наше биологическое родство в данный момент не играет никакой роли. Не надо на меня им давить. — Лея поджала губы. — Я понимаю, что вы пытаетесь сделать. Вы продавливаете чужие границы, пока не уничтожаете окончательно, будто их никогда не было. Манипулируете людским восприятием, контролируя вашу близость с собеседником. И я знаю, что на вашем — с принцем Люком — двухнедельном отдыхе вы с профессионально обученными специалистами работали ровно над этими самыми границами. Поэтому хватит. По имени вы меня будете звать только тогда, когда и если я этого захочу.

Амидала глубоко вздохнула — но кивнула:

— Как хотите, принцесса.

— Я здесь не как представитель правящей семьи Альдераана, — сказала Лея. — Вы — Императрица, которая руководит Сенатом, где я работаю. Я здесь как сенатор.

— Значит… Сенатор Органа. Хорошо. — Амидала включила датапад. — Я полагаю, мой сын держит вас в курсе о наших планах? Я знаю, что он согласовывал с вами свои предложения.

— А я знаю, что мы обе в курсе, что знает другая. Давайте не будем притворяться.

Лея и правда довольно хорошо представляла, что произошло за последний месяц. Первую неделю не спали ни Императрица, ни принц: оба колоссальными усилиями отбивали атаки журналистов и успокаивали разбушевавшееся политическое море. Лея улетела на Альдераан при первой возможности, ничего не сказав биологическим родителям, и тем самым довольно красноречиво показала своё отношение ко всем драматичным разговорам о семье, которые вели Люк с Пуджей. Во всяком случае, пока что она решила от всего этого дистанцироваться.

Отдых предложила Сабе. Не только от политики, когда беспорядки чуть-чуть улеглись, но и друг от друга. Люк, Пуджа и Сабе снимали квартиру этажом ниже Леи и каждый день летали во дворец, чтобы говорить с Амидалой. Они обратились за помощью к специалистам по семейной психотерапии, чтобы распутать колючий клубок эмоций, в который они все сплелись.

Судя по тому, что Лея слышала от брата, ежевичные ветви начали давать первые ягоды. Возможно, скоро и ей хватит храбрости нырнуть в этот бурелом.

Поговорив, предварительно, об этом с родителями.

Амидала кивнула, очевидно недовольная упрёками, но Лею кольнула слабая волна тепла, которую она ощутила в Силе.

— Как пожелаете, госпожа сенатор. Значит, проект перехода к конституционной монархии вы уже видели?

Лея улыбнулась, чтобы не дать себе нахмуриться.

— Да.

— И считаете, он слишком сильно мне уступил.

— Естественно. Конституция получилась на удивление солидная, но вам прекрасно известно, что я выступаю за полную смену политического режима.

— Что и будет сделано в дальнейшем. — Амидала подтолкнула к ней датапад. — Мне часто говорили, что переход к демократии невозможно осуществить за сутки.

— Это не демократия.

— Пока что нет, — напряжённо ответила Амидала.

Лея хлопнула ладонями по столу:

— Но будет, — предупредила она. — Если Люк пообещал вам что-то другое, то мне жаль, что вы умудрились превратить честного человека в лжеца. Будет демократия. Вы нас не остановите.

— Если захочу, то остановлю. Но можете не беспокоиться — я не планирую вам мешать. — Она скрестила пальцы. — Вы с Люком меня убедили. Я знаю, во что я верю. Не нужно считать меня наивной девочкой из Сената. Я готова рассмотреть разные варианты — с должными автократическими ограничениями.

— Временными.

— Увы, необходимыми.

Лея уставилась на неё, забыв про надлежащую политику сдержанность:

— Вы что, правда во всё это верите?

— Во что-то да. Во что-то однозначно нет. Так и рождаются компромиссы. — Амидала опустила взгляд, задумчиво прикусив губу, но затем всё же решила, что Лее нужно было услышать что-то ещё. Лея не представляла, как ей относиться к подобной откровенности от своего главного врага. — Я учусь иначе смотреть на свои отношения с наставниками… включая и моего отца. И с мужем тоже. Я по-прежнему не верю в продуктивность демократии, но вместе с тем ослабевает и моя вера в автократию. Она не защитила галактику. Не защитила моего сына. Так что мне как минимум интересно, что сможете построить вы с Люком.

— И его план по реформе Сената вы тоже одобрите? — Это хороший первый шаг. Найденный компромисс Лею слабо устраивал, но ситуация значительно улучшалась, и теперь у них было основание, от которого уже можно отталкиваться и действовать дальше. Например, пересмотреть проект и судебной реформы…

— Да, — ответила Амидала. И, не дав Лее насладиться победой, продолжила: — но со своими поправками. — Она переключила слайд презентации. — Поэтому я попросила вас о сегодняшней встрече.

Лея пробежалась взглядам по красным пометкам и, едва добравшись до конца первой страницы, покачала головой:

— Нет.

— Вы даже не дочитали.

— Вся суть должности канцлера в её выборности! — медленно произнесла Лея, словно говорила с ребёнком, который впервые в жизни слышал про политику. — Его не назначают. И вы, скорее всего, поставите кого-то из своих верных сторонников — Эриалуса или Фалинн, — а нам с Люком придётся разбираться с очередной пешкой.

— Читайте дальше, сенатор.

— Это приказ?

— Да, императорский. — Лея была до нелепого сильно благодарна, что ей не пришло в голову сказать «материнский». — Но в большей степени, скорее, совет.

Лея неохотно вернулась к тексту. Её сердце пропустило удар.

Амидала действительно оставила комментарий, кого хотела бы видеть на предлагаемой ею должности.

Одно-единственное имя.

Лея выключила датапад и встала:

— Нет. Я даже разговаривать об этом не буду.

— Мне казалось, вам мой выбор должен понравиться.

— Тогда вы заблуждаетесь ещё сильнее, чем раньше! — Лея опёрлась рукой на стол, ткнула пальцем в Амидалу. Та даже бровью не дёрнула. — Я вам уже говорила — я не буду вашей принцессой. Вы не слепите из устроенного вами бардака счастливую имперскую семью. И канцлером вашим я тоже не буду. Учитывая, какой уровень власти вы предлагаете ему оставить, это всё равно что одно и то же.

— Я не приму иного выбора, сенатор Органа, — предупредила Амидала. — Я построила эту Империю ради семьи, которой у меня никогда не могло быть. Теперь, когда оказалось, что она есть, пусть и сломленная, это государство я передам им.

— Нам оно не нужно.

— Вы вольны от него отказаться. Если вы с Люком настаиваете — а что-то мне подсказывает, что ему идея назначения тоже не понравится, — тогда мы можем передать право выбора Сенату. Но после этого ваш проект может оказаться в крайне подвешенном положении.

Сглотнув, Лея отвернулась. Амидала знала, о чём говорит. В Сенате заседали либо упёртые имперцы, либо безразлично настроенные приспособленцы. Повстанцев, сумевших сберечь в душе веру, была только жалкая горстка.

— Если пригрозить демократией этим бедным ничего не подозревающим политикам, которые даже не понимают, какая им предстоит смена парадигмы, — сказала Амидала, — они немедленно проголосуют против любой инициативы. Вы готовы пожертвовать их жизнями ради своих идеалов? — Она развела руками. — Я — нет.

Лея ничего не ответила, суматошно пытаясь придумать хоть что-нибудь.

— Думаете, сенатор Фалинн — удачный кандидат? — надавила Амидала. — Она, скорее всего, станет фаворитом. Вы же слышали её выступления в Сенате.

— Да, — ответила Лея, не скрывая ненависти в голосе. — Не думаете, что я не вижу. Вы заманиваете меня шантажом.

— Я не хочу превращать это в шантаж. Я правда искренне верю, что это не только пойдёт тебе на пользу, но и в принципе твой единственный выбор. Если в принципе оставлять в планах идею с восстановлением должности канцлера. Конечно, можно эту часть отозвать…

— Ни за что.

— Тогда ситуация патовая.

Лея невольно взглянула на выключенный датапад.

— Я буду каждый день с вами видеться. Если попытаетесь вписать меня в своё имперское семейство…

— Вы, разумеется, мне не позволите.

— Не надо выкручиваться. Мы обе понимаем, что это банальная наследственная передача власти, которую вы теперь не можете осуществить напрямик.

— Да. Но я приняла такое решение, потому что доверяю вам. Люк будет много работать с канцлером — и пусть не все аспекты его плана меня устраивают, я не хочу, чтобы его попросту стёрли в пыль, как произошло в Сенате. Если эту должность займёт разделяющий новые идеи человек, то, надеюсь, подобного исхода удастся избежать. — Она поколебалась. — И ещё это попытка попросить прощения.

— За что? — процедила Лея. — «Я разрушила галактику, прости и почини»?

— Ты была ребёнком — и очень сильно в меня верила.

У Леи перехватило дух. Она тяжело опустилась обратно на стул.

— Я была дурой. Мой отец это понимал, но не хотел отпугнуть меня от политики.

— Не говори глупостей. Ты заслуживала лучшего. Тогда я была сенатором и мечтала когда-нибудь расформировать Империю, когда минует кризис. Я открыто об этом говорила. И даже потом, когда я стала Императрицей, я далеко не сразу искренне поверила в то, что делаю.

— А сейчас? — требовательно спросила Лея. — Сейчас ты веришь в то что делала — что делаешь?

— Ты уже тогда видела во мне это сомнение — и верила в меня. Прости, что я тебя подвела.

— Мы едва друг друга знали. Я была просто ребёнком, каких тысячи. — Лея сморгнула слёзы, презирая себя за слабость. — Мои желания не имели для тебя никакого веса.

Амидала поймала её за запястье, напряжённо вгляделась ей в лицо, готовая отпустить. Лея не стала вырываться, но и не расслабилась.

— Ты была гражданином моей галактики. Ребёнком, на жизнь которого влияли принимаемые мною решения. Твои желания были моим главным приоритетом. — Она опустила голову. — Да, я разрушила галактику. Если хочешь её исправить — то вот. Позволь мне помочь.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

Лея вырвала руку.

— Я приму этот криффов пост, — сказала она. — Ведь наверняка где-то живёт другая маленькая девочка, которая считает меня центром галактики. И я не имею права её подвести.

— Я думаю, далеко не одна, — ответила Амидала. — А гораздо, гораздо больше.

С глубокой ненавистью Лея признала, что ей согрели сердце эти слова.

 

***

 

Люк принюхался. В кухне успокаивающе приятно пахло хлебом, сзади Лея неловко рубила овощи. Он позволил себе слегка расслабить плечи. Устраиваемый им ужин состоится — и пройдёт как надо. Месяц назад они с Леей и Падме согласовали финальный черновик первого этапа реформ и объявили о них в прессе. С тех пор их семейные взаимоотношения заметно улучшились. Всё будет хорошо.

Пусть даже мама вконец разучилась печь хлеб пяти бутонов.

Падме сидела на корточках перед духовкой. Её фартук был весь уделан мукой. Они с Джобал открыли дверцу и изучали маленькие буханки с неровными лепестками на вершинках. Лепестки были чёрные и обгоревшие. Буханки — напротив слишком бледные.

— Я всё сделала правильно, — заявила Падме, оторвала себе кусочек и положила в рот. Джобал посмотрела на неё с тревогой. Хлеб пяти бутонов так не жевали. — Попробуй.

Джобал послушно попробовала. Подняла брови.

— Лучше, чем в прошлый раз, — признала она. — На вкус отлично. Немножко не та консистенция. Возможно, лепестков слишком много. На пятый раз выйдет замечательно.

Падме поднялась, поставила поднос на столешницу, подложив под него полотенце. Заметив Люка, она неуверенно улыбнулась. Джобал немедленно позвала его к ним:

— Люк, попробуй. Что не так?

Падме выдала ему маленький кусочек хлеба. Люк послушно попробовал и прожевал. Обжёг язык.

— Бабушка, я этот хлеб пёк один раз в жизни.

Он не стал добавлять, что опыта у него было мало, потому что Джобал редко предлагала его сделать.

— И всё же? — спросила Падме.

— Бабушка права, — сказал он. Цветки усиливали вкус, но придавали тесту влагу. — Слишком много лепестков.

— Значит, пробуем снова, — решила Падме. — В этот раз точно получится.

Хлеб пекли последние четыре часа. Люк всё предусмотрел, поэтому Лея и все остальные начали готовить гораздо позже.

Джобал всё равно улыбнулась:

— Пробуем, конечно.

 

***

 

Наверное, можно было обойтись и без речи. Даже после проведённых ими реформ у него оставались полномочия наследника Империи. Он мог бы легко протолкнуть этот проект, и никто не осмелился бы возражать. Но Люк не хотел идти нечестным путём.

Поэтому они объявили голосование — первое на счету реорганизованного Сената под председательством канцлера Органа. Скорее всего, он выиграет и его тоже за счёт слепой верности сенаторов императорской семье. И всё же, ему было важно сделать всё по правилам, как положено.

Даже начатые ими реформы пока не исправили пронизывавшую Империю коррупцию. Они работали в неидеальной системе, которую предстояло исправлять шаг за шагом. Главное было не допускать стагнации, постоянно двигаться, и тогда…

Лея взяла его за руку.

— Ты отлично справишься, — тихо сказала она. Платформа канцлера — которая несколько лет прослужила платформой Императрицы, а теперь снова стала канцлерской — начала медленно подниматься. Места было немного: Лея вела обсуждение, Падме тихо сидела сзади, а Люк стоял справа от неё. Но они уместились.

Выступать от Набу Люк не мог — его место уже занял новоназначенный сенатор. По той же причине Лея не могла выступать от Альдераана — на планете как раз проходили выборы нового представителя ей на замену. Люк оставался принцем и губернатором. Поэтому имел право обращаться к Сенату из императорского пода.

Ему всё равно это не нравилось. В будущем они всё изменят. Но сейчас платформа вылетела в самый центр зала заседаний, и тысячи взглядов устремились к ним. Лея представила его — быстро, слишком быстро, и…

Люк прочистил горло.

— Уважаемые представители Имперского Сената, — начал он. — Много месяцев назад мы с канцлером Органа представили на ваше рассмотрение проект судебной реформы. Тогда его не приняли по этическим соображениям. С того заседания прошло достаточно времени, поэтому наш комитет принял решение представить его вновь — уже новому Сенату, оперирующему в рамках новой системы. Учитывая колоссальный объём исполняющихся сейчас реформ… — Он уловил в Силе слабое недовольство окружающих, но оно не пошатнуло его уверенность. — Мы решили, что настал идеальный момент для повторного обсуждения. Готовы ли мы пойти ещё дальше? Готовы ли перестроить судебную систему в соответствии с предложенными комитетом замечаниями? — Чтобы не звучать слишком предвзято, он поспешил добавить: — Для работы с этим проектом был набран новый комитет, полностью отличный по составу от предыдущего. Мы приняли это решение, и приняли его прямо сейчас, чтобы проект не оказался перемолот жерновами перемен, постигших нашу Империю. Суды играют крайне важную роль в управлении галактикой, и мы должны убедиться, что принципы их работы совпадают с ценностями нашего государства. И поэтому я обращаюсь к вам, уважаемый Сенат, с просьбой вновь рассмотреть представленный вам законопроект — и принять решение. Либо мы продолжим движение в заданном направлении, либо откажемся от него целиком. Какой вы видите Империю в будущем?

Он нажал на одну из кнопок, и документ появился на всех экранах в зале.

— Новая редакция проекта была разослана вам ещё вчера.

И он подозревал, что в этот раз её прочитало гораздо больше народа. Ему не нравилось быть зависимым от собственных популярности и влияния, без которых на внимание Сената можно было даже не рассчитывать, но Набу страдала от той же самой проблемы. Система не была безупречна. Она просто была.

— В прошлый раз законопроект не прошёл рассмотрение. Сенат постановил, что допущения судов, отмеченных нами как коррумпированные и корыстные, имели под собой полностью разумное и оправдывающее обоснование: они обеспечивали стабильность в обществе. Но проблема лежит глубже. Войны Клонов окончены — и тем не менее, Восстание набирает силу. Должны ли мы — и граждане наших планет — и дальше жить по законам военного времени? Заслуживаем ли мы подобного суда? Что будет правильнее: передать раздробленную галактику нашим детям и возложить восстановление на их плечи или взять эту ответственность на себя? — Люк склонил голову. — Ваше сегодняшнее решение окажет колоссальное влияние на наше будущее.

Он опустился на сидение. Зал разразился преувеличенно громогласными аплодисментами. Лея ободряюще улыбнулась ему, но чем дольше длилась эта какофония — выходя за все пределы разумного, — тем сильнее ему хотелось просто исчезнуть, а не терпеть это лизоблюдство.

— Если у кого-то есть возражения или комментарии по законопроекту, вы можете взять слово, — объявила Лея. — Мы начинаем слушания.

Желающих высказаться не было. Неудивительно. Хотя Люк всей душой надеялся с кем-нибудь поспорить. Тогда он бы точно понял, что у их реформ есть шанс.

И всё же, никто не вызвался. Лея даже глазом не моргнула.

— Если возражений нет, переходим к голосованию, — сказала она. Зал Сената озарился многочисленными огоньками — сенаторы склонились над экранами. Люк следил за результатами с экрана Леи, боясь вздохнуть.

Законопроект приняли. И только он захотел опечаленно нахмуриться, как увидел значительную красную колонку голосов по соседству с зелёной. Да, законопроект приняли — но минимальным большинством.

Это значит, что в Сенате собралась сильная оппозиция, выступившая против предложения, выдвинутого принцем и, следовательно, одобренного самой Императрицей. Достаточно сильная, что даже Лея вздохнула с облегчением, когда число согласных оказалось выше.

— Законопроект принят, — объявила она. — Мы передадим правительству Акт о судебной реформе.

Люк широко улыбнулся.

 

***

 

Рио мастерски кромсала мясо, то и дело отодвигая порезанные кусочки к краю доски. Пуджа их подхватывала и щедро обваливала в обсыпке из соли и специй. Несколько шариков уже дожидались жарки.

— Больше мяса бери, — посоветовала Рио. Пуджа закатила глаза. — Люк, скажи ей, что они должны быть крупнее.

— А мне кажется, в самый раз, — поддразнил Люк.

Рио фыркнула:

— Нам с папой нравятся побольше, и ты это прекрасно знаешь.

— Вам одним из всего семейства. — Он не сразу решился спросить: — С дядей Дарредом всё хорошо? Я…

— Если ты волнуешься, что он на тебя злится, то можешь прекращать. Он просто не захотел лететь через всю планету на очередной сомнительный семейный ужин. Папа у меня неконфликтный.

— Я надеюсь, в этот раз всё пройдёт лучше.

— Как и мы все. Но он всё равно решил не рисковать. К тому же, не оставлять же дедушку совсем одного.

Люк едва не поморщился. Он знал, что не приглашать Руви было правильным решением: они с Падме до сих пор не помирились. И всё же, ему было слегка не по себе.

— Я рада, что дедушки не будет, — сказала Пуджа, прочитав всё по его лицу, словно у него было две одарённых Силой сестры. — Я тоже не готова с ним видеться. Пока, во всяком случае.

— Пока? — с надеждой переспросил Люк.

— Тётя Падме спокойнее отреагировала на моё решение уйти из политики, чем он.

— Ладно, понял, — вздохнул Люк.

— Он успокоится, — заявила Рио. — Всегда же так происходит.

— Не всегда, — в голос ответили ей Люк и Пуджа.

— Ну да, иногда у него уходит на это пятнадцать лет… — уступила Рио.

— Он не…

— Или больше! Успокоится, не переживайте.

Люк в очередной раз позавидовал её непреклонной уверенности.

— Я привезу папе мясных шариков, — сменила тему Пуджа. Люк моргнул. Конечно. После ужина она улетит домой. Она больше не служанка и на Корусанте её ничего не держит. Он добился успеха в своей изначальной миссии — просто в самое неподходящее время.

— Чего ты? — спросила Пуджа, вперёд Рио заметив, что он помрачнел.

— Жалею, что не могу тоже вот так легко уйти из политики, как ты, — сказал он. Люк изначально занялся этой неблагодарной работой, потому что его вдохновила сестра. Странно было понимать, что он останется — должен остаться, во всяком случае, до окончательной реорганизации Империи, — а она уходит.

Пуджа нахмурилась:

— Неправда, — сказала она. — Ты же не только ради меня сюда прилетел. Ты, Люк, похож на ураган. Такие за день не рассасываются. Но если чувствуешь, что совсем устал, — отдохни. Задержись на подольше. Уверена, бабушка будет счастлива — у неё появится повод снова забить холодильник вашими странными кулинарными изысками.

Джобал что-то возмущённо крикнула с кухни. Люк усмехнулся.

— А я думал, тебе нравится.

— Всё равно выглядит ужасно.

— Может быть. — Люк снова представил себе другой мир: где он не пошёл в политику, к которой оказался совсем не готов, и вместо этого стал подмастерьем у дяди Дарреда. Представил, как мастерит мудрёную игрушку коло-когтерыбы и дарит её другому мальчику из пустыни, чтобы убедить его, что в воде совсем не страшно плавать.

Этой жизни у него уже никогда не будет. Но хотя бы остался дом, куда всегда можно вернуться.

 

***

 

Технически, Люк до сих пор считался губернатором Набу, пусть он и планировал устранить эту должность, как только дойдут руки. Поэтому он решил заглянуть к Сералине, когда закончатся выборы участников её королевского совета. С королевой они поддерживали прохладно-вежливые отношения. Уход имперских войск с планеты приписали принцу Люку, а не ей, поэтому сейчас к её правительству относились максимально придирчиво.

Хотя, на самом деле, у него был и ещё один повод встретиться с новым советом лично. В местных выборах принцев и принцесс крупных городов принял участие один крайне интересный кандидат.

— Как правило, бывшие королевы в принцессы не метят, — заметил он чуть позже, уже перезнакомившись со всеми, пока они с Ананаей прогуливались по саду.

— Керену нужна принцесса. Я выиграла выборы.

— Мне нравится, что вы выбрали миллацвет символом своей кампании.

— Вы голосовали?

— Я же тоже гражданин Набу. — За неё он проголосовать никак не мог, потому что был прописан в Тистеделе, а не в Керене, но всё равно приятно было поучаствовать в процессе. Ещё приятнее оказалось найти повод встретиться с Биггсом — они каждый взяли по неделе отпуска, прилетели в Набу на выборы, и Люк наконец-то показал другу свою планету, как и обещал.

Ананая кивнула:

— Признаюсь, меня удивляет, что вы так надолго у нас задержались. Думала, из-за будет больше шума. — Помолчав, она продолжила: — Мне кажется, символ помог. Ваше предупреждение дало нам время прикрыть тылы, когда ушли имперские войска. Народная нелюбовь к ним легко превратилась в народную любовь к нам. Нам удалось сдержать последствия имперского недовольства в связи со снятием оккупации.

— Спасибо, — сказал Люк. — Я переживал, что подобное может произойти.

— Смерти были. Но меньше, чем мы боялись. Уверена, Сералина в ярости.

Они дошли до скамьи, с которой было видно ручьи. Люк сел. Ананая опустилась рядом, смяв многочисленные слои красного платья.

— Теперь вы можете открыто признать, что работали с Движением? Или они по-прежнему вне закона?

— Если признаюсь, меня могут арестовать. И у Её Величества появится повод убрать меня из политики. Но если обойтись намёком без доказательств, с этого можно много выиграть.

Люк фыркнул:

— Думаете, она других поводов не придумает?

— Почему, придумает, конечно. Может, воспользуется моей собственной тактикой. — Люк поднял брови. — Вы же знаете, что нынешний сенатор Набу — просто вынужденная и временная мера. Сералине нужно было кем-то заменить вас.

— А теперь она хочет избавиться от вас, — закончил за неё Люк. — Значит, задерживаться в роли принцессы Керена вы не планируете?

— Нет. И я не возражаю. Всё самое интересное сейчас происходит в Сенате.

Люк не сдержал улыбки. Да, Пуджу ему придётся уступить Набу. Но, возможно, на Корусанте у него появится ещё один друг.

— Сенатор Далрана, — ответил он. Этот титул однозначно шёл ей больше, чем «Принцесса». — Пусть вам выпадет более спокойный срок, чем предыдущие.

 

***

 

Вокруг Вейдера кружились приборы. Люк, спустившийся из кухни в большую обеденную залу, остановился в дверях, изумлённый. Когда Вейдер выхватывал из потока вилок и ложек какую-то конкретную, движение получалось неуклюжее, но серебристая река вилась вокруг него, словно орбита астероидов вокруг звезды. Одна за другой бесконечные ложки выкладывались на стол.

— Вот бы мне так уметь, — позавидовал Люк. Отец даже не вздрогнул и не потерял концентрацию, но вскинул голову достаточно резко. Значит, Люк всё-таки сумел к нему подкрасться.

— Научишься, если не забросишь тренировки. А забрасывать ты, как я понимаю, не планируешь.

— Да, — неуверенно кивнул Люк.

— С кем? Раз Кеноби жив…

— Нет, с ним точно нет. Он учит Лею.

Вейдеру это решительно не нравилось, но он ничего не мог с этим сделать.

— Значит, с Асокой.

— Да. Она прилетела на Корусант пару недель назад. Я проконтролирую ситуацию в политике ещё несколько недель, затем улечу из столицы вместе с ней и Сабе, чтобы на какое-то время полностью сосредоточиться на обучении.

— Улетать необязательно, — предложил Вейдер.

— Пап, я не могу учиться у тебя. — Вейдер ничего плохого ему не сделал, просто… Люку нужна была дистанция. Падме очень сильно влияла на их тренировки, направляла его образование в ту сторону, которую считала для него наиболее подходящей. Теперь, когда он узнал, что у Силы существовали тёмная и светлая стороны, Люк ещё прочнее убедился, что именно благодаря ей ни разу не столкнулся с Тьмой. По словам Сабе, Падме очень сильно не нравилось, как Палпатин тренировал Вейдера те семь лет, когда отец был его учеником.

Им необходима дистанция. Люк не мог считать отца ещё и учителем, когда им так много предстояло распутать.

— Я не это имел в виду, — Вейдер выхватил из потока очередную вилку и с какой-то медитативной точностью положил её рядом с мелким блюдцем. — Можешь тренироваться прямо здесь, на Корусанте. Никто Асоке ничего не сделает.

— Что?

— Ты же поэтому не сразу приступил к тренировкам? Когда захотел учиться, но отказал Кеноби на Набу? Ты хотел остаться на Корусанте, поэтому отложил обучение на потом.

— Да, но… — Люк сглотнул. — Тут дело не только в её безопасности. Тебя не будет беспокоить её присутствие? — Она, как и Кеноби, были для него всё равно что Сабе для Падме. Отец подвёл их, а они подвели его. И, в отличие от мамы и Сабе, с тех пор судьба их ни разу не столкнула.

— Будет. Но вытерпеть можно. Так что вытерплю.

— Пап, это неправильный подход.

— Когда мы виделись в последний раз, я хотел пощадить её, — вдруг сказал Вейдер. — Мы сражались друг с другом много лет назад. Я пообещал, что она будет жить, если присоединится ко мне. Она отказалась. Тогда мне пришлось драться с ней насмерть.

— Мне кажется, можно было обойтись и без этого. Это ведь не пощада…

— Ты думаешь, что без этого условия она смогла бы отказаться? — спросил Вейдер.

Люк опустил голову. Понятно.

 

***

 

— Точно уверен? — спросила Ашла, склонив к плечу голову. — Ты же теперь принц. Не хочу похищать тебя у государства слишком уж надолго.

Люк закатил глаза:

— Никакое это не похищение, я сам согласился. И да, уверен. Может, долгий отдых от Империи даже пойдёт мне на пользу. — Он осмотрелся. — Я понимаю, что ты вряд ли хочешь здесь задерживаться, пусть даже мы всё поменяли.

— Не то чтобы всё, — пробормотала Ашла, — но ты прав. Не хочу. Просто по другим причинам. Дело в воспоминаниях, а не в людях. — Она взглянула в окно его сенатского офиса. На горизонте гордо возвышался Имперский дворец, бывший Храм Джедаев. Его стены были залиты невидимой кровью. — Я уже никогда не смогу здесь жить.

— Точно не в людях?

Ашла, мудрая воительница, которую он знал уже десять лет и которой доверял и восхищался с первого дня знакомства, вдруг показалась ему чудовищно уставшей.

— Да в них, разумеется, — сказала она. — Но с людьми я тоже ничего не могу сделать.

Люк кивнул.

— Спасибо, что всё равно согласилась меня учить. Даже после…

— Похищения? В нём есть и моя вина тоже. Я не держу на тебя никакого зла. Ведь в итоге ты оказался прав.

— И всё равно ситуация неспокойная. Настоящий бардак.

Ашла улыбнулась ему. Она всегда напоминала ему Сабе, даже уставшей. Они обе боролись, пытались держаться добра, даже когда острые осколки их душ могли поранить до крови.

— Скайрокер, — сказала она, — бардак — это самое весёлое.

 

***

 

— Я думаю, что сейчас она согласится, — сказал Люк. — Но предложить должен ты.

Вейдер ничего не ответил. Люк не стал на него давить. Возможно, сильнее, чем разрешить им тренироваться на Корусанте, отец уже не уступит.

— Если доживу, — наконец ответил он.

Люк изумлённо вскинул брови. Он поправил перекосившиеся вилки и аккуратно положил ладонь отцу на руку.

— А почему вдруг нет?

— Мне нет места в твоей новой галактике, Люк. Как с Асокой, так и без неё.

— Неправда. — Как минимум потому, что если Падме хотя бы заподозрит, что её разлучат не только с Империей, но и с мужем, то никакой демократии им не видать. — Ты…

— Я, как ты заявил на первой же своей сессии Сената, был неоднократно обвинён в военных преступлениях. Рано или поздно твой реформированный суд призовёт меня к ответу.

— Это хорошо.

Ножи и вилки задрожали, воздух наполнился звоном.

— Это то, чего ты хотел. Да. Но я прекрасно осознаю, какие будут последствия.

— Смертную казнь реформы отменили первым делом. Даже если тебе вынесут максимально суровый приговор…

— Он разлучит меня с тобой.

Люк опустил голову.

— Да. Но ты рано об этом переживаешь, пап. Никто тебя ни в чём не обвинил, а если и обвинят, то заявление будут рассматривать много месяцев. Ты сможешь…

— Повлиять на решение суда? Довериться семье — которая пожертвует своими принципами, чтобы меня спасти?

— Нет, — Люк раздражённо прикусил язык. — Мы же не знаем, как всё будет. Да, я тоже не могу предсказать, как с тобой поступит галактика. Всё что угодно может случиться. Поэтому если мириться — то сейчас, пока есть такая возможность.

Вейдер молча кивнул, но затем всё же положил руку Люку на плечо. Коснулся пальцами его щеки, разглядывая шрам.

— А ты? — спросил он так тихо, насколько позволял вокодер. — Добавишь к этим обвинениям своё?

Люк отшатнулся:

— С чего вдруг?

— Ты носишь свои шрамы с гордостью.

— Да, потому что выжил. А не потому что тебя ненавижу. Я хочу жить будущим, а не прошлым, пап. Пойдёшь со мной? Даже если не знаешь, куда тебя приведёт эта тропа?

— Может, из-за этого в первую очередь, — ответил отец. И наклонил шлем. — Сабе здесь.

— Я… ой. — Люк повернулся было к лестнице, затем обратно к Вейдеру. — Ты тут вообще как?

— Я этими приборами не пользуюсь, но твоя мама давно мне объяснила, чем они отличаются. Справлюсь.

— Нет, я не про это — с тобой побыть? Могу поболтать?

— Я всегда рад твоей компании, Люк. Как всех построишь — приходи, конечно.

Улыбнувшись ему, Люк побежал встречать Сабе.

Она спускалась по лестнице в кухню, держа под рукой что-то большое и тяжёлое. Её сопровождала перепуганная служанка, всё переживавшая, как бы Сабе не споткнулась. Когда Люк протянул Сабе руку, девушка пискнула что-то вежливое и сбежала. Он знал, что дворцовых служащих решение Падме занять самые маленькие кухню и обеденный зал повергло в крайнее недоумение, но возражать они всё равно не посмели. А Джобал решительно отказалась садиться за стол, накрытый кем-то кроме неё самой, что Люк уважал.

Он помог Сабе преодолеть последний лестничный пролёт и поцеловал её в щёку.

— Спасибо, что прилетела. Ты уверена, что сможешь…

— Мы с твоей матерью сами друг с другом разберёмся, — мягко напомнила ему Сабе. — Я рада здесь быть. Особенно учитывая, что после твоего приглашения мне написала Пуджа и тоже попросила прилететь.

Её слова согрели Люку сердце.

— Ещё, конечно, я на неё больше не работаю. Это помогает.

— Вы хотя бы поговорили? После всего, что случилось?

— Поговорили, естественно, будто ты не знаешь. Ничего нового не услышали. — Сабе посмотрела в сторону кухни. — Она принимала свои решения. Я — свои. И сейчас учусь любить женщину, которой она однажды станет.

— Но вы причинили друг другу боль, — закончил за неё Люк.

— Очень много боли.

Люк кивнул, хотя в груди у него всё болезненно сжалось. Ему не хватало возраста осознать эту всеобъемлющую покорную любовь, которую описывала Сабе. Он знал, что такое верность и преданность, но никогда не испытывал на себе остроту её лезвия, не притуплённую временем. Сабе знакомилась с ней — и училась её понимать — но ему это чувство оставалось неподвластно.

— Что там у тебя? — спросил он, сменив тему. Сабе прислонила к стене картину, которую держала подмышкой. — Ой, фу.

Это был портрет Палпатина.

— Свернула не туда, наткнулась на него, — процедила Сабе. — Я думала, их все сожгли.

— Так и есть.

— Думаю, на кухне мы огоньком разживёмся?

Люк фыркнул.

— Не сомневаюсь.

— Откуда это здесь взялось?

Люк вихрем развернулся. За его спиной стояла мама. Её фартук, как и её волосы, были покрыты лепестками. В ослабшей от неожиданности ладони она держала небольшой лоток помидоров.

— Уцелел при чистке. Я принесла его сюда, чтобы сжечь.

— Замечательно. — Падме отдала томаты Люку. — Бабушка не может понять, нормальные они или нет. Сказала, что просила какие-то другие. Эти немного переспелые, поэтому она лучше порежет в салат те, которые привезла с собой.

Люк достал один и сжал на пробу.

— Мягковатые, конечно, но абсолютно не критично.

— Пойдёшь скажешь об этом бабушке?

Он усмехнулся.

— Ещё чего.

Падме кивнула:

— Значит, они нам не нужны?

— Да вроде нет…

Не дослушав толком, мама забрала у него помидор и одним ловким движением метнула его в портрет. Помидор лопнул. Мякоть и семена потекли по элегантным рукавам тёмной мантии.

Сабе лающе хохотнула.

Падме швырнула ещё один, затем, поколебавшись с мгновение, предложила коробку с Сабе. Дрожащими руками Сабе забрала у неё помидоры. Бросила первый. Ещё один. И ещё. Томатный сок и мякоть смазали краску и изуродовали лицо Палпатина до неузнаваемости — и только тогда Сабе расслабила плечи. Её громкий торжествующий смех отозвался у Люка в сердце, и он позволил себе испытать облегчение, которое бесконечно долго держал в себе. Падме тоже широко улыбалась.

Помидоры кончились. Люк забрал у мамы лоток и с размаху шарахнул его об портрет, погнув раму.

Когда он выпрямился, они обменялись неловкими весёлыми улыбками, глядя как будто между друг другом. Не в первый раз Люк задумался, какими мама и Сабе были в свои четырнадцать лет. Юными, свободными и готовыми менять галактику.

Изменилось многое. Но что-то, к счастью, осталось прежним.

Когда он протянул к ним руки, обе его приняли. Падме приобняла его за плечи и поцеловала в макушку, Сабе сжала его ладонь в своих.

— Как там твой хлеб? — спросил он. — На пятый раз всё получилось?

— Идеально никогда не получится. Но, кажется, вышло неплохо. — Падме взглянула на Сабе, и веселье оставило её в одну секунду. — Ты идёшь ужинать? Мы пока не всё приготовили, но…

— Иду, Падме, — сказала Сабе.

Они ещё несколько долгих мгновений тяжело смотрели друг на друга, прежде чем отвернуться.

Из кухни донеслись крики, подозрительно потянуло горелым. Люк позволил себе ещё пару секунд покоя в объятиях двух женщин, благодаря которым он вырос сегодняшним собой. Затем подхватил изуродованный портрет, в другую руку взял пустой лоточек из-под помидоров и побежал тушить пожар.