Work Text:
18 апреля 1559 г. Граф де Фериа Филиппу II о лорде Роберте Дадли: «За последние несколько дней лорд Роберт приобрел столь сильное расположение, что поступает, как ему заблагорассудится, и говорят даже, что Ее Величество посещает его в его покоях днем и ночью».
9 апреля 1560 г. Де Глайон Филиппу II: «Вчера сэр Уильям Сесил посетил нас для весьма продолжительной беседы, растянувшейся примерно на пять часов… Нам стало совершенно ясно,.. что королева ни в коем случае не собирается выводить свою армию из Шотландии… После беседы мы посетили Совет, причем королева отсутствовала по причине легкого недомогания, хотя нас уверяли, что она прибудет».
9 апреля 1560 г. Де Квадра епископу Аррасскому: «Королева не явилась на важную встречу 8 апреля, сославшись на недомогание, но отправилась взглянуть, как лорд Роберт Дадли играет в теннис».
8 апреля 1560 года, дворец Уайтхолл, апартаменты Роберта Дадли
— Ты сегодня был превосходен, Робин.
Роберт Дадли обернулся, но не подал виду, что удивлен, увидев своих личных покоях королеву. Быстро овладев собой, он поклонился и одарил ее одной из тех ослепительных улыбок, от которых у Елизаветы начинало трепетать в груди.
— Сассекс — весьма достойный противник, — произнес Роберт, воздавая должное мастерству своего соперника, — но его слабость в обратных подачах.
Елизавета кивнула, хотя, говоря по правде, сейчас ей было не до тонкостей игры. Роберт стоял перед ней в белой сорочке в облипку, лосинах, обтягивающих стройные мускулистые ноги, и узких бриджах, еще больше подчеркивавших ширину его плеч. Волосы, слегка влажные от пота, вились на кончиках, и это делало Роберта до того мучительно притягательным, что у Елизаветы вспыхнуло сумасшедшее желание стиснуть его в объятиях и зацеловать.
К счастью, она устояла. Правда, с огромным трудом.
— Разве вы не собирались встретиться с де Квадрой сегодня? — Роберт продолжал улыбаться. — Помнится, Сесил упомянул об этом как-то на днях.
— Я велела передать ему, что мне нездоровится.
— Маленькая прогульщица! — рассмеялся Роберт.
— Я не девчонка, отлынивающая от уроков, — Елизавета вспыхнула до корней волос и вздернула подбородок, отвечая на насмешку. — Я приму его и других испанских послов завтра в Тайном совете. Королева может посещать или игнорировать любые приемы по своему усмотрению. Не я подчиняюсь расписанию де Квадры — он подчиняется моему.
Отповедь, пожалуй, получилась излишне резкой и надменной, и Елизавета внутренне содрогнулась. Ухмылка же Роберта стала только шире, и он поклонился снова, преувеличенно церемонно взмахнув руками.
— В таком случае это огромная честь, что Ваше Величество сочли мою скромную игру более важной, чем нужды епископа.
Глядя на эту сценку, Елизавета, не удержавшись, прыснула со смеху. Вполне возможно, ей следовало бы ощущать вину за столь беззастенчивое пренебрежение обязанностями, но, ради всего святого, неужели ей не дозволено время от времени хоть немного развлечься? В течение всего последнего года она была занята только проблемами королевства: чеканка монет, попытки заставить ее выйти замуж, решение вопроса о вере, честолюбивая шотландская королева во Франции и кровопролитная война на ее собственной земле — всему этому не было конца. И до сей поры Елизавета не отличалась взбалмошностью. Она серьезно относилась к своей роли королевы и с самого первого дня правления приступила к работе, засучив рукава.
Не дай Бог она позволила бы себе хоть немного расслабиться. Но сегодня епископу де Квадре придется подождать.
Плавно, будто скользя по воздуху, Елизавета подошла к огромной кровати и присела на ее край. Глаза Роберта голодно сверкнули, и она ответила дрожью на столь явное вожделение. Игра в кошки-мышки, в которую они играли, утомляла… И в то же время захватывала.
— Вы пришли сюда одна? — Роберт сдавленно кашлянул: сбросив самоуверенную личину, он выглядел взволнованным и растерянным.
— Да. Я велела фрейлинам подготовить покои к ночи, пока у меня будут кое-какие личные дела, — Елизавета натянуто улыбнулась. — Ваш человек, Тамворт, впустил меня.
Уверенность Елизаветы пошатнулась, и она нервно покосилась на дверь. До этого момента ей и в голову не приходило, что даже пара глаз может быть лишней.
— Уверяю вас, Тамворт — надежный и осмотрительный слуга, — Роберт уже справился с собой и, скрестив руки на груди, непринужденно облокотился на спинку стоящего позади кресла. Воистину, он был почти преступно красив. Особенно когда ухмыльнулся и добавил с прежней бархатной наглецой: — И к тому же я чертовски хорошо ему плачу.
Елизавета рассмеялась — беспечное отношение Роберта к жизни было крайне заразно. Она, наконец, позволила себе в полной мере насладиться его обществом и теперь ощущала, как спадает с плеч напряжение.
— Прошу простить меня, Бесс, — продолжил он, аккуратно стягивая рубашку, облегавшую его как нельзя кстати, — я сейчас немного не в форме, чтобы оказать вам достойный прием. Как раз собирался переодеться и помыться после игры, от меня, наверное, разит потом.
Елизавета закинула ногу на ногу.
— Что же. Пусть мое присутствие тебя не останавливает.
Роберт вздернул брови, а сердце Елизаветы бешено заколотилось о грудную клетку, хотя она и обещала себе ничем не выдавать своих чувств. Она просто обязана была держать себя в руках. Особенно учитывая то, каким дьявольски довольным собой выглядел сейчас Роберт. Не стоило разжигать пламя его самолюбия — оно вряд ли нуждалось в дополнительном топливе.
— Как пожелаете, Ваше Величество, — произнес Роберт, слегка насмешливо наклонив голову.
Затем отстегнул рукава рубашки и начал стягивать ее через голову. Глаза Елизаветы с жадностью изучали каждый дюйм обнажающейся кожи. Через несколько мгновений рубашка была скомкана и брошена в угол, чтобы ее потом могли подобрать слуги.
Елизавета с ужасом осознала, насколько быстро пересохло у нее во рту при взгляде на Роберта, как сильно вздымалась и опускалась грудь. Но, Господь Всемогущий, он был великолепен! Его кожа была чуть темнее, чем у обычного англичанина, — Дадли были смуглыми, но Роберт к тому же проводил много времени на открытом воздухе, не заботясь о том, как на него влияет солнце. Благодаря тому, что он посвящал свою жизнь поединкам, охоте и стрельбе из лука, у него было прекрасное атлетическое телосложение. Взгляд Елизаветы пробежался по крепким плечам, мускулистым рукам и упругому животу.
Должно быть, Господь вылепил его по образу и подобию мужского совершенства, ошеломленно подумала Елизавета, но, Боже, она никогда не сможет сказать Роберту об этом, он станет просто невыносим.
Но ей и не нужно было этого делать — надменное выражение лица ясно говорило: Роберт точно знает, о чем она подумала.
— И как вид? — небрежно поинтересовался он.
— Довольно сносно, — ответила Елизавета, скрывая, что ладони зудят от желания прикоснуться к нему буквально повсюду.
Роберт издал низкий и глубокий смешок. Его не убедило показное безразличие. Он знал, как сильно действует на нее. Иначе зачем бы Елизавета вообще сюда пришла? Не спеша, он подошел к маленькому столику, придвинутому к стене, где терпеливо ждали небольшая миска с лимонной водой и стопка льняных салфеток. Мучительно медленно поднял одну тряпицу и окунул в воду, стараясь выжать так, чтобы с нее все еще капала вода.
Роберт стал протирать тряпицей плечи и грудь, негромко вздыхая, когда холодная вода касалась кожи. Елизавета завороженно наблюдала за тем, как струйки воды стекают по его напряженным мышцам и спускаются по груди и спине. Чем больше она смотрела, тем сильнее ее охватывало острое, порочное желание слизать их.
«Господи Иисусе, прости меня за столь греховные мысли», — в отчаянии подумала Елизавета, не в силах сопротивляться им. Она была уверена, что это дьявол искушает ее… Но почему же тогда возникшее чувство было таким естественным и… святым?
Роберт продолжал мыться, окуная тряпицу в воду, чаще, чем было необходимо. Все это время он не сводил глаз с Елизаветы, и под его пронизывающим взглядом казалось: это она стоит перед ним полуобнаженной. Она ощущала жар и покалывание там, где их не должно быть. Роберт отложил тряпицу и, наконец, опустил взгляд, чтобы набрать в ладони воды и с силой потереть лицо. Погрузив ладони в воду во второй раз, он провел по волосам, запустив руки в намокшие локоны. Елизавета едва не застонала. Как же ей хотелось почувствовать эти шелковистые пряди между своими пальцами…
Она больше не могла этого выносить.
— Роберт, — бросила Елизавета сквозь зубы — имя прозвучало резко и напряженно. — Встань передо мною на колени. Сейчас же.
Ему не нужно было повторять дважды. Роберт бросил тряпицу в чашу с водой и легко опустился на колени перед своей королевой. Вблизи Елизавета могла разглядеть струйки воды, стекающие по его лицу, серые искорки в голубых глазах и раздувающиеся ноздри, выдававшие, что он едва сдерживается, чтобы не овладеть ею. Его самообладание было таким же напускным, как и ее. Какое же это было наслаждение — видеть этого самоуверенного, энергичного наглеца полностью отдавшимся на ее милость.
С трудом переводя дыхание, Елизавета потянулась к нему и утолила желание, запустив пальцы во влажные волосы. Роберт резко вдохнул, когда ее ногти нежно царапнули кожу головы. Как она и думала, волосы Роберта оказались невероятно мягкими, и они стали еще мягче благодаря лимонной воде. Его веки дрогнули и сомкнулись, когда Елизавета провела ладонью по его щеке, и Роберт не удержался и повернул голову, чтобы коснуться ее губами. Другую ладонь Елизавета прижала к твердым мускулам на его груди. Стук его сердца повторял ее собственный барабанный бой.
— Ты опасен, Робин. Рядом с тобой я должна быть осторожна, — прошептала Елизавета мягко, почти скорбно. Она хотела и боялась его в равной степени. Она боялась того, на что была способна из-за него.
Роберт яростно сверкнул на нее глазами:
— А ты нет?
Оглядываясь назад, Елизавета не могла с уверенностью сказать, кто из них перешел к действиям первым, чья сдержанность испарилась быстрее. Все, что Елизавета знала, — это то, что в одно мгновение они смотрели друг на друга, а в следующее — она была прижата к кровати, а Роберт оказался на ней сверху. Их губы сразу же нашли друг друга, и они целовались с отчаянием, которое говорило об их мучительной тоске. Они целовались и раньше, украдкой, в тенистых уголках, но никогда так — словно хотели поглотить друг друга, чтобы никто другой не мог обладать ими.
Ни один мужчина еще не целовал Елизавету так пылко, и все же ее тело как будто знало, чем ответить. Она знала: нужно наклонить голову, когда его ладонь обхватила ее подбородок и шею, нужно приоткрыть рот, когда его язык попытался проникнуть внутрь, нужно обнять его, когда другая его рука коснулась ее бедра, нужно обвить руками его спину, чтобы провести пальцами по теплой, еще влажной коже. Их тела, исполняя свой сладострастный танец, как будто говорили на языке, понятном им одним.
Ее мысли путались, будто от вина, когда Роберт оторвался от ее губ и переместился ниже, целуя и покусывая чувствительную кожу на шее. Когда он добрался до грудей, выпирающих из квадратного выреза лифа, ее плоть словно запылала изнутри. Ласки Роберта, сладковатый аромат лимонов, смешавшийся с его собственным запахом, — все это было так упоительно, что Елизавета почти лишилась рассудка.
Почти. Однако не совсем.
И потому ее охватила тревога, когда рука Роберта оказалась на ее икрах, обтянутых чулками, каким-то образом пробравшись под многослойные нижние юбки, которые она носила под платьем. Елизавета задохнулась, но не от восторга, а от того, с какой необычайной силой оттолкнула Роберта. Это было до того внезапно, что он лишь глуповато моргнул в ответ.
— Что за… — начал было Роберт, но Елизавета резко оборвала его.
— Что бы ни случилось, что бы ты ни делал, что бы я ни позволила тебе сделать, — Елизавета старалась придать своим словам твердость, хотя грудь и щеки все еще пылали, — ты не должен делать ничего такого, от чего я могла бы забеременеть. Ты понимаешь меня? Может, я и девственница, но не дура — и знаю, что для этого нужно. Ты не ослепишь меня.
Выражение лица Роберта сменилось с недоуменного на потрясенное и даже несколько обиженное.
— Елизавета, я влюблен, но я не идиот.
— Некоторые утверждают, что это одно и то же, — съязвила Елизавета.
Роберт предпочел проигнорировать выпад.
— Я также не из тех мужчин, которые вот так навязываются женщине. Боже правый, неужели вы думаете, что я способен на нечто подобное?
— У меня есть веские основания не доверять мужчинам, — возразила Елизавета, отворачиваясь, чтобы он не увидел предательских слез, обжегших глаза от нахлынувших воспоминаний. Вожделение вытекало из нее, словно вода из сосуда, она почувствовала себя холодной, незащищенной, уязвимой. Елизавета была в полушаге от того, чтобы собрать остатки гордости и уйти, когда Роберт коснулся ее щеки и мягко повернул к себе.
В груди Елизаветы вновь потеплело, и она решилась. Ей отчаянно хотелось поверить Роберту. Она изо всех сил пыталась ухватиться за мысль, что, возможно, в целом мире есть хотя бы один человек, который не поступит с ней дурно. Может быть, это было наивно, ведь любовь Роберта к ней была равна его амбициям, которые их особенные отношения подняли на новую высоту. Благодаря ей, благодаря им, его голос имел значение при дворе, и Роберт стал силой, с которой приходилось считаться. И хотя его признания в любви могли быть совершенно искренними, неизбежной оставалась та истина, что одним лишь фактом существования их отношений он уже предавал кое-кого — свою очаровательную жену, оставшуюся в Оксфордшире.
Елизавета старалась обуздать эти мысли. Она не желала погружаться в пучину болезненных противоречий. Она не хотела разбираться с представлениями о нравственности и вине. Она просто хотела любить и быть любимой. Многого ли она просила? Набравшись решимости, Елизавета снова прильнула к губам Роберта. Он провел большим пальцем по ее щеке, игриво прижался к губам. Этот поцелуй был слаще и нежнее, чем те яростные и безумные, которым они предавались раньше.
— Кроме того, — заметил Роберт, когда они оторвались друг от друга, и его улыбка стала лукавой, — это не единственное удовольствие, которое доступно влюбленным.
— Даже так? — вскинула бровь Елизавета, а ее сердце подпрыгнуло от нарастающего возбуждения.
Роберт подтверждающе хмыкнул и мягко подтолкнул Елизавету, чтобы она снова легла, а он навис над ней.
— Множество способов, и ни один из них не поспособствует зачатию. Разве что Отец наш Небесный в последнюю минуту подправил процесс.
Вопреки желанию, Елизавета рассмеялась.
— Например?
Ответ Роберта последовал не сразу. Вначале он снова приник губами к ее груди и осыпал ее поцелуями. Но теперь он не остановился и продолжил спускаться ниже, по лифу к юбке. В этом месте он задержался и снова взглянул на Елизавету.
— Позволите ли мне показать вам?.. — спросил Роберт, и голос его снова сделался глубоким от возбуждения.
Елизавета судорожно сглотнула. Разумнее всего было бы отказать — дело заходило слишком далеко.
И все же…
— Позволяю.
Роберт выглядел неподдельно взволнованным и счастливым и, не теряя ни минуты, начал задирать ей юбки так, что обнажились ноги с середины бедра и ниже. На какой-то миг Елизавете показалось, что один из ивовых прутьев ее кринолина хрустнул от перегиба, но, почувствовав ладони Роберта на внутренней стороне бедер, она перестала обращать на это внимание. Он не сводил взгляда с ее лица и пытался распознать неловкость или страх, пока его руки медленно поднимались вверх по бедрам, мягко раздвигая их. От волнения в животе у Елизаветы все сжалось в комок, и она подумала, что вот-вот поперхнется собственным языком.
А затем почувствовала, как его пальцы прижались там, где она так страстно жаждала его, и не смогла удержаться от вскрика, вырвавшегося от яркой вспышки наслаждения, потрясшей все ее тело.
— Тише, тише, любовь моя, — шепнул Роберт с крайне самодовольным видом, — не то мне придется увеличить жалованье Тамворту.
Елизавета хотела было закатить глаза и дать ему отповедь, но тут Роберт проник в нее пальцем, и дар речи окончательно покинул ее. Откинув голову на хранившую запах его волос подушку, Елизавета закусила губу, чтобы не проронить ни звука, но все же не смогла сдержать тихий стон, когда Роберт начал чередовать плавные движения внутри нее с мягкими круговыми поглаживаниями. Подобные ощущения были для нее совершенно внове, но в то же время они казались единственно правильными — как будто они оба были рождены для подобного поклонения телам друг друга. В мягком свете, проникающем через окно, с блеском неистового желания в глазах ее возлюбленный казался ей Дионисом, явившимся, чтобы одарить умопомрачительным блаженством. В их любви было нечто древнее и первозданное.
И, возможно, они купались в лучах отнюдь не божественного света.
Как бы то ни было, Елизавета поймала себя на том, что не хочет отпускать его. К чертям двор и королевство — сейчас она мечтала, чтобы ей никогда не пришлось покинуть это ложе и чтобы Роберт мог вечно поклоняться ей так, как сочтет нужным. Таково было пьянящее соединение любви и похоти, способное одержать победу над разумом. И именно потому она попыталась протестовать, когда ощутила, что Роберт убирает руку — до тех пор, пока он не наклонился и не сменил пальцы на губы.
Чтобы подавить потрясенный стон, Елизавете пришлось зажать рот ладонью. Боже милостивый, Боже милостивый — она слышала, как сплетничали о подобных вещах ее фрейлины, у которых бывали предупредительные любовники. Но она и подумать не могла, что когда-нибудь испытает подобное сама. От ощущения губ и языка Роберта между ног у Елизаветы сбилось дыхание, а сладостный узел внутри, казалось, становился все туже с каждой секундой. Не сдержавшись, она запустила пальцы в его волосы, стараясь не дать ему отстраниться. Но Елизавете не стоило беспокоиться — по тому, с каким вдохновением Роберт предавался ласкам, было очевидно, что он не намерен останавливаться в ближайшее время.
Она изо всех сил старалась не шуметь, но то, как Роберт ублажал ее, вынуждало с трудом подавлять рвущиеся наружу стоны. Чем сильнее он возбуждался, тем крепче Елизавета цеплялась за его волосы, что подстегивало его, и круг замыкался. Это продолжалось до тех пор, пока Елизавета не почувствовала, что мчится вниз по крутому склону, — подобное ощущение возникает, когда ноги работают так быстро, что набирают скорость безо всякого усилия, и остановиться не получается, даже если сильно постараться.
Когда это ощущение захлестнуло ее, Елизавета забилась головой о подушку, а внутри словно взорвалось нечто восхитительное, окатывая все тело волнами экстаза, исходящими из того места, где Роберт все еще продолжал упиваться ею, словно умирающий с голоду. Елизавета повторяла его имя снова и снова, звуки наталкивались друг на друга, и это было похоже на отчаянную мольбу. Она не была уверена, о чем именно умоляла.
Наконец, все стихло.
Задыхаясь, Елизавета смогла разжать пальцы в волосах Роберта и отнять вторую руку ото рта, чтобы попытаться восстановить дыхание. Она устала, очень устала, и веки сомкнулись сами собой, когда Роберт быстро поцеловал ее в бедро, а затем отодвинулся и лег на кровать рядом с ней. Он притянул Елизавету к себе, и она почувствовала, как его напряженная плоть давит на ее бедро. Роберт провел губами по ее шее до самого уха.
— Ты знаешь, насколько это волнующе — чувствовать, как ты доходишь до экстаза на моем языке? — зашептал он, и голос его был сладким и томным, как мед. — Я хотел бы ласкать тебя днями напролет.
Его слова вынудили ее и без того трепещущие нутро расплавиться. В оцепенении Елизавета улыбалась, как молоденькая, глупая девчонка, опьяненная любовью. Никогда прежде у нее не было такой радости, и она упивалась ею. Рассудительная королева еще вернется, исполненная осторожности, благоразумия и сожалений, но пока Елизавета хотела наслаждаться происходящим. Однако даже сейчас она понимала, что подобное удовольствие не будет частым. Тысячи глаз следили за каждым ее шагом. И было не так уж много встреч, которые она могла бы отменить.
Но пока мгновение, украдкой вырванное из обычной жизни, целиком и полностью принадлежало им.
— Это было… не было похоже ни на что, из того, что я когда-либо испытывала, — призналась Елизавета, поворачиваясь лицом к Роберту и упираясь ладонями в его обнаженную горячую грудь. И почувствовала, как в глубине его существа рождается смех.
— Надеюсь, что так! — поддразнил он. — Было бы очень жаль, если бы я не был первым мужчиной, подарившим вам подобный опыт.
— И вправду жаль, ведь тогда я оказалась бы распутницей, — резко возразила Елизавета, словно бросая Роберту вызов. — И полагаю, вы рассчитываете стать последним?
— Разумеется, да поможет мне Бог.
Тон его был легким и непринужденным, однако беспечность не смогла скрыть самую настоящую ревность, вспыхнувшую в глазах при одной только мысли, что к ней будет прикасаться другой мужчина. До чего же великодушно с его стороны, учитывая, что он сам был женат. И все же Елизавета наслаждалась этой собственнической реакцией — она давала вполне реальную власть над ним, ведь Роберт ничего не мог с этим поделать. Сколь бы сильно он ни желал этого, она не могла его привязать к себе. Они могли предаваться своей пылкой любви, не боясь попасть в ловушку. Пока что.
Заходящее солнце заливало их обоих золотистым светом, а длинные тени указывали Елизавете, как много времени прошло с тех пор, как она вошла в покои Роберта.
— Робин, я должна идти, — произнесла она, поднимаясь на ноги и стараясь не замечать, как зябко становится без его объятий, — я пробыла у тебя слишком долго. Мои фрейлины наверняка заметят столь долгое отсутствие.
Роберт тяжело вздохнул, но подчинился ее доводам и приподнялся, привалившись к изголовью кровати.
— Видимо, так и следует… Хотя мне хотелось бы, чтобы нам не было нужды прятаться.
— Не мечтай о несбыточном, Робин, — слова прозвучали резче, чем она хотела. Роберт уколол в самое больное место — . - Ты прекрасно знал, на что шел, когда решился полюбить королеву. Не изображай из себя простачка.
— Разумеется, знал, и до сих пор знаю, но не могу ничего поделать с тем, что испытываю, — отозвался Роберт и, прежде чем Елизавета успела отстраниться, сжал ее запястье, удерживая на месте. — Елизавета… Я надеюсь, ты понимаешь, что для меня это гораздо больше, чем игра. Любовь, которую я испытываю к тебе… она настоящая. Я прошу: никогда не забывай об этом.
Комок, возникший в горле Елизаветы, был таким тугим и колючим, что ей стало трудно глотать. В ответ она могла только наклониться и поцеловать Роберта в последний раз. Она жаждала запомнить его вкус, запах и ощущения и навсегда запечатлеть их в своем сердце. Для тайной любви каждая встреча грозила стать последней.
— Не давай мне повода, и я не буду, — прошептала Елизавета, когда они оторвались друг от друга. Она хотела сказать это в шутку, но затаенная искренность ранила сердца обоих. Отчаянно желая разрядить обстановку, Елизавета набралась храбрости и провела рукой по твердой плоти под бриджами Роберта. Он едва не задохнулся, а глаза потрясенно распахнулись.
— Напомните мне, чтобы я в следующий раз отблагодарила вас за услугу, — игриво прошептала Елизавета.
Ее дерзость ошеломила даже ее саму, а щеки запылали от потрясенного выражения лица Роберта. Прежде чем он успел снова заключить ее в объятия, чтобы возобновить то, что они только что закончили, Елизавета вскочила с кровати и принялась приводить себя в надлежащий вид с наиболее величавым видом, на который только была способна. К счастью, даже с поврежденным кринолином ее юбки все еще выглядели достаточно пышными и объемными. Волосы немного растрепались, но это вполне можно было объяснить. Пожалуй, она заявит, что оступилась и упала. Когда к Роберту, наконец, вернулось самообладание, он попытался встать, чтобы проводить ее, но Елизавета яростно замахала на него руками.
— Нет, нет, оставайся на месте, Робин, — быстро сказала она, — я выйду сама. Последнее, что нам нужно, — чтобы кто-то увидел тебя в дверях.
Вероятность была ничтожно мала, и они оба это знали, но Елизавете требовалось хоть какое-то подобие контроля. Ей было необходимо отделить себя от этого одурманивающего мужчины.
— Доброй ночи, Бесс, — произнес Роберт на прощание, вновь обретая нагловатую самоуверенность, — может быть, я приду к тебе во сне.
Елизавета не удостоила его ответом, но густо покраснела. Когда дверь спальни Роберта наконец тихонько закрылась за ней, она оглядела небольшую прихожую, и сердце подскочило к горлу — Тамворт все еще был там.
Но, что удивительно, он не смотрел на Елизавету. Более того, он стоял к ней спиной и не обернулся, чтобы поприветствовать свою королеву, хотя звук открываемой и закрываемой двери был совершенно отчетливым. Он просто стоял, сцепив руки за спиной, и смотрел в окно, будто снаружи происходило нечто, чрезвычайно его увлекшее.
Елизавета была озадачена, разрываясь между желанием воспользоваться возможностью и сбежать, и досадой, что Тамворт не проявлял к ней должного уважения. Елизавета заметила кое-что: сначала она подумала, что Тамворт просто дергал пальцами, но потом поняла, что он показывал ей на дверь.
И тут Елизавета поняла, что он делал. Тамворт подсказывал выход для них обоих. Когда она только пришла сюда, он отводил взгляд, открывая дверь в покои своего хозяина. Теперь же Тамворт полностью отвернулся от нее, молчаливо пообещав: если его станут допрашивать, он заявит, что никогда ее не видел. И при этом не солжет ни в едином слове.
Video et Taceo — Вижу и ничего не говорю.
Поставив себе мысленную пометку как-нибудь в будущем выразить Тамворту признательность, Елизавета вышла из покоев Роберта и бодро направилась к себе, сохраняя бесстрастное выражение лица и царственную осанку, поскольку коридоры становились все более оживленными, а придворные кланялись ей, когда она проходила мимо.
На завтра она намеревалась встретиться со своим Советом и испанскими послами, чтобы обсудить разгорающийся конфликт в Шотландии, участие в нем Англии и убедить короля Испании поддержать ее требования о возвращении Кале. Долг и дипломатия неизбежно должны вернуться; для сердечных дел места не останется.
Влюбленная женщина исчезла. На ее месте снова появилась королева Англии. Эта схватка желаний будет терзать Елизавету до самого конца.