Упрямые тени

by PolinaGaer

Summary:

Сычжуй был знаком с концепцией телепортации. Его мир и без того казался обычным людям немыслимой фантасмагорией. Но телепортация не случалась по взмаху руки — для неё требовались мощные артефакты, и Вэй Усянь как раз открыто трудился над тем, чтобы это изменить.
Однако сейчас Сычжуй отчаянно молился, чтобы всё это не обернулось путешествием во времени. Может, галлюцинация? Или ловушка сновидений? Иначе как они вернутся обратно? Паника, тихая и леденящая, уже подбиралась к горлу.

Notes:

• A translation of Stubborn Shadows by secretlyteo (teobunn), teobunn

Chapter 1: Встреча

Сычжуй не собирался искривлять ход времени — возможно, ещё до того, как само время успело родиться.

Он просто зашёл в мастерскую своего папы. Не нарушая запретов — отец сам велел ему взять талисманы. Закончились они во время прошлой ночной охоты, и вместо того, чтобы тревожить хранителя склада Облачных Глубин, папа махнул рукой:

- Бери мои! Я же их изобрёл, помнишь?!

Как же он ошибался, разрешая сыну бродить среди своих чертежей. Ведь Лань Сычжуй — сначала дитя Вэй Усяня, и об этом стоило помнить. Особенно сейчас, когда клинок мертвеца просвистел в сантиметре от его лица, а спасённый им человек даже не оглянулся, убегая с воплем.

Цзинъи, невольный спутник Сычжуя в этом хаосе, отбивался от другого трупа. Сычжуй почти стыдился того, что рад был его присутствию — ведь это Цзинъи оказался рядом, когда он (случайно!) активировал незнакомый талисман.

Где они? Откуда эти полчища мертвецов? И почему звуки флейты папы, всегда сдерживающей нежить, звучали так отчаянно? А главное — почему на лохмотьях трупов мелькал алый символ Цишань Вэнь?

(Сычжуй начинал догадываться. И надеялся, что ошибается.)

Телепортация? Да, но как она связана с истлевшими одеяниями эпохи, которую он знал лишь по страшным историям? Вэй Усянь экспериментировал с пространством, но о временных разломах не упоминал.

Внезапно Цзинъи крикнул, прорубая путь:

- К учителю Вэю!

(Тревожила и тишина: где ответный перезвон гуциня его отца, Ханьгуан-цзюня?)

Сычжуй пробирался сквозь руины пылающего города. Воздух пропитался железным привкусом крови, чадящим пеплом сожжённой плоти. Эти стены он не узнавал — лишь глубже погружался в жар костров, пробуждающих давние воспоминания, похороненные под пеплом лет и детской лихорадки.

И вдруг пламя вспыхнуло ядовито-зелёным, а тени сгустились до черноты. Цзинъи застыл, широко раскрыв глаза. Правила Гусу Лань? К чёрту! Бег не запрещён, если ты не в Гусу. Позже отчитаются строками правил — если выживут.

За поворотом открылась площадь. Три мужчины: в лиловых шелках Ордена Цзян, в чёрных одеждах, в запятнанных кровью белых одеяниях Гусу Лань. Цзинъи ахнул — и трое обернулись, прервав спор.

Сычжуй не понял сразу. Лишь когда его губы сами выдохнули:

- Отец! Папа! — а клинок Бичень упёрся в горло, холодный ужас пронзил сердце. (Цзинъи пискнул — в иной момент Сычжуй бы усмехнулся.)

Дрожа, он поднял руки, склонив голову.

- Простите мою дерзость, Ханьгуан-цзюнь. Я не ведал, где нахожусь.

Время остановилось. Перед ним стояли отец и Вэй Усянь — но чужие, ещё не спасшие его из кровавой тени Ордена Цишань Вэнь.

А значит, они не просто телепортировались.

Они провалились в прошлое.

И теперь, нарушив все каноны скромности Ордена Гусу Лань, Сычжуй мог лишь признать: они оказались в настоящей, беспросветной жопе. (Цзинь Лин, наверное, гордился бы его сквернословием.)

Chapter 2: Испытание

 

Когда Сичэнь вошёл в цзинши, Вэй Усянь сидел на полу в углу, склонившись над записями, и что-то невнятное бормотал, а Ванцзи читал за столом книгу.

— Ванцзи, — брат объявил о своём приходе, но воздух в комнате внезапно сгустился от напряжения.

Кулаки младшего Ланя были сжаты так, что костяшки побелели. Сердце Сичэня сжалось — он не понимал причины этой бури, и от этого тревога лишь нарастала.

Ванцзи кивнул, уголки его рта были опущены, губы сжаты в тонкую линию. Уже то, что брат сам не пришёл к нему, говорило о многом. Гонец лишь пробормотал: «Срочно». Ванцзи редко пользовался такими словами. Раз Вэй Усянь здесь и здоров… Пальцы Сичэня непроизвольно сжались в кулаки. Что могло так терзать его брата?

— Сюнчжан, — начал Ванцзи и замолчал.

Бормотание Вэй Усяня становилось громче, потом стихало, пока он яростно царапал пером по бумаге, окруженный ореолом одержимости. Он всё ещё не замечал присутствия Сичэня.

— Что случилось, Ванцзи?

— Сычжуй.

Сердце Сичэня провалилось в бездну, горло сдавило.

— С ним все в порядке? Что произошло?

Кулаки Ванцзи сжались ещё крепче.

Вэй Усянь, наконец, поднял голову:

— А, брат Сичэнь. — Он встал и похлопал Ванцзи по плечу. — Ну-ну, Лань Чжань. Мы хотя бы знаем, где он… в каком-то смысле.

— Не понимаю, — нахмурился Сичэнь. — Вы знаете, где он? Тогда в чём проблема?

Вэй Усянь скривился, усаживаясь за стол с кипой бумаг в руках.

— Я отправил его в мастерскую, а он, видимо… что-то задел. Активировал. Не знаю, что именно. Это отправило его… куда-то.

Сичэнь вздохнул, и его сердце немного успокоилось. Телепортация. Неслыханно, но объяснимо.

— Но ты же дал ему тот отслеживающий талисман, верно?

Вэй Усянь замолчал, плечи его поникли.

— Мы… пытались отследить его по нему. Но дело не в расстоянии. Во времени.

Сичэнь сжал губы:

— Он переместился так далеко? Не знал, что твои талисманы чувствительны ко времени.

— Не в том смысле, — пробурчал Вэй Усянь, уткнувшись в формулы, испещрённые расчетами траекторий — слишком хаотичными, чтобы Сичэнь мог их понять.

Он повернулся к Ванцзи.

— Неясно как, но Сычжуй, похоже, попал в прошлое, — челюсть Ванцзи напряглась.

Слова повисли в воздухе, словно туман.

— Путешествие во… времени? — Сичэнь замер, потрясённый.

С Вэй Усянем, воскресшим из мёртвых, возможно всё, но время? Даже легенды редко говорят о таком.

— Мм.

Вэй Усянь добавил, не отрываясь от записей:

— Талисман должен был перемещать на большие расстояния с меньшими усилиями — телепортация, а не скачок во времени. Это невозможно, я не проектировал его для такого… Может, из-за этого символа? — Его голос дрожал, самообвинения нарастали, как снежный ком.

Ванцзи положил руку поверх его ладони.

Сичэнь улыбнулся вежливо-печально, когда Вэй Усянь поднял на него взгляд.

— Так или иначе, — продолжал зять, будто и не прерывался, — я даже не думал, что это сработает, не то что вызовет такой эффект. Не знаю, как определить, куда он попал, или… жив ли он вообще… — Голос сорвался на последнем слове.

Ванцзи притянул дрожащего Вэй Ина к себе, обвив руками, как щитом.

— Найдём. Обязательно, — прошептал Вэй Усянь в складки его одежд.

— Найдём, — подтвердил Ванцзи, впиваясь пальцами в ткань.

Сичэнь верил: если кто и сможет вернуть сына — его племянника — так это они. Оставалось лишь молиться, чтобы успели.

Прошлое хранило тени, которые лучше не тревожить. Мысль мелькнула о давно похороненных лицах, но он захлопнул эту дверь в памяти на железный засов.

 

Сычжуй пытался не проронить лишнего. Но как сохранить хладнокровие, когда первый вопрос отца (но не его отца) звучал так:

— Кто вы? — спросил Лань Ванцзи, Ханьгуан-цзюнь, клинок Бичень ледяным холодом прижася к его горлу.

Сычжуй улыбнулся, скрывая дрожь в голосе:

— Я ученик Ордена Гусу Лань. — (Соврать, когда тебя растили в запрете лжи, — пытка.)

Вэй Усянь рассмеялся, но смех его был острым, как лезвие:

— Лань Чжань! Неужто ты настолько закостенел, что не узнаёшь собственных учеников? — (Его тон резанул Сычжуя больнее клинка. Таким — ядовитым — он никогда папу не слышал.)

Ханьгуан-цзюнь покачал головой:

— Они не из Ордена. Я вас не знаю. Кто вы? — (Он-то различал подлинные лоюные ленты.)

Глава Цзян выпрямился, глаза его сузились:

— Вы, бл*дь, шпионы что ли?!

Цзинъи сглотнул:

— Нет! Мы не шпионы! Просто…

— Цзинъи, молчи! — прошипел Сычжуй, но Вэй Усянь уже уловил нить.

Он усмехнулся, оскалившись — точь-в-точь будущий Повелитель Могильных курганов:

— О-о? Молчите? Если даже Лань Чжань вас не знает, значит, вы и в самом деле шпионы.

— Нет, умоляем! — Сычжуй задыхался. — Мы из Гусу Лань, но… Мы не можем объяснить… Нам нужно поговорить с молодым господином Вэем.

Надежда вспыхнула и погасла, когда глава Цзян рявкнул:

— Ни за что! Мы только нашли его — и вы хотите увести его? Пара лживых проходимцев!

Цзинъи взвизгнул:

— Мы не лжём!

— И мы не самозванцы! — добавил Сычжуй. — Молодой господин Вэй, у нас есть доказательства, но… не при них. — Он сделал шаг вперёд, ощущая лезвие у горла. — Речь о том, о чём вы… никому не говорили.

Глаза Вэй Усяня загорелись кроваво-алым, Цзян Чэн и Лань Ванци повернулись к нему в недоумении. Сычжуй и Цзинъи отпрянули, но взгляд юноши не дрогнул.

— О чём это он?! — взревел глава Цзян.

Но Вэй Усянь перебил его (Сычжуй едва не рухнул от облегчения):

— Ладно. Но у вас одна минута. Одна. Чтобы убедить меня. Иначе станете гостями пыточных подвалов. — Облегчение сменилось леденящим страхом.

— Вэй Ин! — запротестовал Лань Ванцзи, опуская меч.

— Не смей! — взорвался Цзян Чэн, но Вэй Усянь уже шёл прочь.

Сычжуй и Цзинъи, коротко поклонившись, последовали за ним. За спиной слышалось ворчание Цзяна и чувствовался тяжёлый взгляд отца (не-отца), прожигающий затылок.

Сычжуй стиснул зубы. Он не знал, что делает, но только папа, создавший талисман, мог понять их. Только он вернёт их назад. Они уже всколыхнули прошлое своим присутствием.

Оставалось молиться, чтобы Цзинъи не проговорился раньше времени.

Chapter 3: Переговоры

 

У Вэй Усяня дёрнулся глаз.

— Повтори. И на этот раз — правду.

— Мы из будущего! — Цзинъи выпалил с идиотской самоуверенностью.

Сычжуй почувствовал, как земля уходит из-под ног. Руки сами потянулись то ли закрыть рот, то ли врезать другу. Он вдохнул… И гордился собой, когда через мгновение не сделал ни того, ни другого.

— Он… говорит правду, молодой господин Вэй. Но…

— Мы можем доказать! — добавил Цзинъи.

— Цзинъи! — зашипел Сычжуй, задаваясь вопросом: то ли скачок во времени повредил мозг друга, то ли он всегда был социальным калекой. Мысленно извинившись за грубость, он прикрыл рот товарища ладонью. — Нам нужна ваша помощь, чтобы вернуться.

— В будущее, — заключил Вэй Усянь. Скепсис сочился из каждой его поры: насмешливый наклон головы, ядовитая усмешка.

Сычжуй сглотнул. И потерял контроль над Цзинъи.

— Да! Мы знаем о вашем… золотом ядре! Разве это не доказательство?

Время остановилось. Вэй Усянь исчез — и возник рядом, подняв Цзинъи за горло одной рукой.

— Ещё слово — и умрёшь. — Голос его струился тьмой. Иньская энергия клубилась вокруг, глаза пылали кроваво-алым. Сычжуй онемел, наблюдая, как юный Вэй Усянь — его будущий папа — сжимает пальцы на шее друга.

Цзинъи захрипел, беспомощно дрыгая ногами.

— Стойте! — Сычжуй повис на руке Вэй Усяня. — Мы узнали от Вэнь Нина! Все в нашем времени знают правду!

Вэй Усянь отпустил Цзинъи и отступил.

— Все? — Голос его дрогнул. Страх?

Сычжуй кивнул, поддерживая задыхающегося друга, но не сводя глаз с Вэй Усяня:

— Даже глава Цзян.

Вэй Усянь побледнел и отвернулся.

— Как… Как он воспринял?

Сердце Сычжуя забилось чаще. Папа сейчас хрупок, как осенний листок… Выдержит ли правду?

Вэй Усянь хрипло рассмеялся.

— Неважно. Твоё молчание — ответ. Я должен был лучше скрывать…

Голос его дрожал, пальцы впились в волосы.

— Я подвёл его… Дядю Цзяна, госпожу Юй. У меня не было выбора! Он умирал… — Взгляд метнулся к ним, полный отчаяния. — Он умирал! Что я должен был сделать?!

Сычжуй шагнул вперёд, сомневаясь, но не останавливаясь.

— Я знаю, — прошептал он. — Все в нашем времени знают. Вы пожертвовали всем ради семьи… ради всех. — Благоговение и боль сплелись в его голосе.

Тишина повисла тяжёлым пологом. Вэй Усянь изучал его лицо. Цзинъи слабо закашлял.

— Я умер там, да? — Это было утверждение.

Сычжуй непроизвольно вздрогнул (как он догадался?!).

— Не…

— Не лги. Вижу по твоим глазам.

Сычжуй промолчал, не подтверждая, но и не отрицая.

— Всё сложно. Мы лишь просим помочь вернуться к семьям.

Цзинъи потирал шею. (Сычжуй мысленно пообещал осмотреть его позже — и устроить разнос.)

Вэй Усянь переводил взгляд между ними, холодный расчёт в глазах.

— Ладно. Расскажи. Упрости. Тогда помогу.

— Нет.

— Сычжуй! — прохрипел Цзинъи, а Вэй Усянь сузил глаза.

— Мы не можем раскрывать будущее. Риск слишком велик.

Вэй Усянь фыркнул, поигрывая кисточкой Чэньцин.

— Хотя бы скажите, на сколько лет вперёд вы заброшены. Это важно. — Пауза. — Если хотите назад.

Взгляды друзей встретились.

— Лет на девятнадцать.

Вэй Усянь пробежался глазами по их фигурам.

— Вы вообще уже родились? — Враждебность сменилась изумлением.

Сычжуй вздохнул. Правда всё равно всплывёт.

— Нет.

— Война в вашем времени окончена? Чем закончилась? — Вэй Усянь крутил флейту. — Кто ещё погиб, кроме меня?

— Мы не можем…

На лице его папы мелькнула гримаса боли (Сычжуй едва не скривился), но Вэй Усянь махнул рукой:

— «Нельзя рисковать», бла-бла. Разве будущее так уж отличается? — Он приблизился, сложив руки за спиной, внезапно став дружелюбным. — Мне же надо знать, куда вас отправлять. Не брошу же я детей в опасность. Что вообще привело вас сюда?

Цзинъи фыркнул:

— Мы не из опасности! Мы из дома…

— Цзинъи! — Сычжуй наложил на него заклинание немоты. (Почему не догадался раньше? Благословенные предки Лань!)

Вэй Усянь наблюдал с каменным лицом.

— Хм. — Отступил. — Всё равно нужны детали.

Сычжуй кивнул, блокируя попытки Цзинъи разговаривать жестами:

— Скажем лишь необходимое.

Пауза. Противостояние. Сычжуй знал эту игру — так папа давил на упрямого Ханьгуан-цзюня. Выдержит.

Цзинъи ёрзал, сжимая кулаки.

…Вэй Усянь вздохнул, разводя руками:

— Ладно.

Но блеск в его глазах не угас. Сычжуй молился, чтобы они вышли из этой битвы целыми. Судьба семьи висела на волоске.

Вэй Усянь повернулся к площади, где ждали Цзян Чэн и Лань Ванцзи.

— У вас хотя бы есть подсказки? Я понятия не имею, как отправлять людей сквозь время.

Chapter 4: Примирение

 

Когда Вэй Усянь возвращается в сопровождении двух «Ланей», Цзян Чэн уверен, что без колебаний отправит их в специально отведённую тюрьму для шпионов.

Но он ошибается.

— Что!? — кричит Цзян Чэн. — Мы позволяем им остаться!? Как гостям!? Ты, бл*ть, веришь им!? Ты серьёзно!?

Лжеученики, шпионы-предатели, вздрагивают от его крика, но тот, что с длинными волосами — тот, кто раздражающе напоминает ему… кого-то, он не может понять, кого именно, — улыбается виновато, успокаивающе, словно у него есть право так делать. Это вызывает у Цзян Чэна ещё большее желание содрать кожу с этого лжеца.

Лань Ванцзи не отвечает словами, но его ледяной взгляд устремлён на лжеучеников, пока Цзян Чэн кричит. Цзян Чэн уверен, что Лань Ванцзи с радостью помог бы ему выбить нужную информацию из этих самозванцев.

— Да, Цзян Чэн, я серьёзен, — ворчит Вэй Усянь, скрещивая руки на груди. — Оставь их в покое, ладно? Пока они здесь, они моя ответственность.

Цзян Чэн цокает языком.

— Если ты им веришь, то почему Лань Ванцзи их не узнаёт?! Они что, врали насчёт того, что они ученики Гусу Лань? Разве это не явный знак, что им нельзя доверять!?

Вэй Усянь потирает переносицу.

— Это… сложно. Пожалуйста, просто оставь это. — Цзян Чэн (мужественно, как он сам считает) ворчит, пока Вэй Усянь поворачивается к Лань Ванцзи. — Лань Чжань! Ты ведь веришь мне, да? У них есть веские причины скрывать свои… личности. Давай просто поможем им и отпустим.

Лань Ванцзи целую минуту не отводит ледяного взгляда от двух лжеучеников. Тот, с длинными волосами, всё ещё улыбается странно и неуверенно, переглядываясь между Лань Ванцзи и Вэй Усянем почти… печально. Цзян Чэн прищуривается, но тот, похоже, обладает стальным характером, потому что избегает зрительного контакта и просто наблюдает за Лань Ванцзи. Наконец, Лань Ванцзи поворачивается к Вэй Усяню.

— Я верю Вэй Ину. — Лань Ванцзи бросает ещё один взгляд на двух вероятных шпионов, затем делает шаг в сторону Вэй Усяня. — Ты уверен?

Вэй Усянь вздыхает и крутит в руках свою флейту… Чэньцин? Цзян Чэн не уверен, да и название сейчас не важно. Важно то, что эти двое шпионов получат доступ к их лагерю, потому что Вэй Усянь им верит.

Ну уж нет. Эти двое будут под наблюдением, как призраки, преследующие глупцов, — и будут изгнаны, если Цзян Чэн добьётся своего.

— Да, я уверен. Теперь… Просто позволь мне отвести их в палатку или куда-нибудь, чтобы поговорить. Мне нужно помочь им с чем-то, а потом они уйдут.

Цзян Чэн замирает.

— Подожди, они не останутся?

Лжеученик с длинными волосами поворачивается к нему, улыбается, кланяется и отвечает:

— Мы не планируем задерживаться надолго, глава Цзян. Просим прощения за вторжение.

Цзян Чэн хмыкает — он отказывается напрямую общаться с этими лжецами — и поднимает бровь в сторону Вэй Усяня.

Вэй Усянь пожимает плечами, будто это неважно.

В Цзян Чэне вспыхивает ярость. Если Вэй Усянь не собирается делиться информацией, которая может сделать лагерь безопаснее, то Цзян Чэн сам допросит этих ублюдков, прежде чем позволит им войти. Он поворачивается к самозванцам и язвительно спрашивает:

— А как насчёт войны? Вы не собираетесь помогать своему Ордену? Предаёте их, уходя и не сражаясь! У вас нет чести!?

Коротковолосый лжеученик вскрикивает, но… Цзян Чэн на секунду замирает. Это что — это что, заклинание молчания!? Кто его наложил?.. О, этот длинноволосый. Тот, кому он теперь точно не доверяет. Он сужает глаза, пока длинноволосый говорит, всё ещё кланяясь.

— Глава Цзян, мы здесь ненадолго. У нас есть… другие срочные дела.

— Более важные, чем защита от собак Вэнь, которые сожгли ваш Ореен!?

Лжец напрягается, его улыбка становится напряжённой.

— Мы не можем вмешиваться, глава Цзян.

— И почему это, а? Трусы!

— Мы рискуем жизнями наших семей способами, которые нам неизвестны, — спокойно отвечает лжец, но его лицо напряжено, и Цзян Чэн думает, что можно надавить ещё сильнее…

— Цзян Чэн, — устало вмешивается Вэй Усянь, — давай просто отдохнём, ладно? Я уже согласился помочь им, и не собираюсь отказываться от своих слов. Они не те, кем ты их считаешь. Просто оставь их в покое — и себя тоже.

Цзян Чэн фыркает от возмущения. Если Вэй Усянь продолжит подрывать его авторитет перед людьми, что они все подумают!?

— Если ты устал, иди отдыхай, Вэй Усянь. Уверен, тебе это нужно. Я сам разберусь с этими лжецами.

Длинноволосый дёргается, вероятно, от страха — и правильно, он должен бояться гнева Саньду Шэншоу. Цзян Чэн не позволит никаким шпионам бродить по его лагерю — особенно после той кровавой битвы, которую они только что пережили.

Когда Вэй Усянь делает шаг вперёд, оба лжеученика отступают за его спину — будто это привычное движение, эти ублюдки прячутся за спинами других!

Прежде чем Цзян Чэн успевает что-то сделать или сказать, Вэй Усянь рычит:

— Хватит!

Цзян Чэн делает несколько шагов вперёд и замечает, что Лань Ванцзи тоже приближается, но он сомневается, что Лань Ванцзи будет на его стороне ещё долго — чёртовы двое, всегда поддерживают друг друга! (Даже когда заявляют, что ненавидят!)

Цзян Чэн рычит в ответ, но затем разворачивается, бросая:

— Делай, что хочешь. — Он уходит так быстро, что едва слышит усталый вздох Вэй Усяня.

Цзян Чэн чувствует лёгкий укол вины. Он не знает, что произошло с Вэй Усянем за те три месяца, что его не было, а теперь он вернулся с этой странной властью над энергией обиды, и выглядит… слишком бледным.

Но чего он ждёт от Цзян Чэна? Он не может просто явиться в лагерь с двумя незнакомцами, которых даже Лань Ванцзи не узнаёт, и ожидать, что всё будет в порядке! Они могут быть шпионами — врагами! Собаками Вэнь!

Но он не останавливается, не оборачивается. Пусть Лань Ванцзи разбирается с врагами и его заблудшим братом. Он придёт на помощь, когда эти двое предадут их, и тогда они увидят!

 

* * *

Задумчивое выражение на лице Ханьгуан-цзюня — хотя, возможно, это было скорее опущение уголков губ, лёгкая морщинка между бровей и едва заметная складка у глаз, чем полноценный «взгляд», как говорил Цзинъи много лун назад — заставляло Сычжуя нервничать. Немногие вещи могли вызвать у Ханьгуан-цзюня такую задумчивость. На самом деле, Сычжуй видел этот взгляд на лице своего отца лишь однажды: когда его папа заболел из-за того, что его золотое ядро начал слабеть.

Папа и отец пытались скрыть это от него, но иногда тело Мо Сюаньюя просто… отторгало Вэй Усяня. Это беспокоило Сычжуя больше всего. По многим причинам. Именно поэтому он начал повсюду следовать за своим папой, как тень, после того как стал свидетелем этого около месяца назад.

Он уже потерял своего папу однажды. Сычжуй не был уверен, что он или его отец смогут пережить это снова.

А Лань Ванцзи из настоящего ещё даже не потерял его в первый раз.

Сычжуй покрылся холодным потом, глядя на задумчивое выражение лица Ханьгуан-цзюня. Он знал, к чему приведёт этот взгляд.

К спору.

— Молодой господин Вэй, — он ждёт, пока Вэй Усянь обернётся к нему, — Может, мы обсудим всё утром? Я… Мы не хотим обременять вас после вашего недавнего возвращения. — Он пытается сохранить улыбку на лице, но чувствует, как она слабеет, так же, как его ноги скользят по мягкой земле.

Вэй Усянь хмурится.

Но Лань Ванцзи тихо вступает, прежде чем Вэй Усянь успевает ответить:

— Отдых важен.

Они оборачиваются к остановившемуся Лань Ванцзи. Он пристально смотрит на Вэй Усяня:

— Отдых помогает прояснить разум.

Вэй Усянь бросает на него сердитый взгляд.

— Да? Мой разум совершенно ясен, Ханьгуан-цзюнь, — и затем он поворачивается, игнорируя само существование Лань Ванцзи, чтобы встретиться взглядом с Сычжуем.

Сычжуй, в сотый раз за последние часы, сдерживает желание вздрогнуть от холодной атмосферы вокруг.

— Если вам нужен отдых, малыши, хорошо. Но мне отдых не нужен. Так что, если вы почувствуете себя достаточно свежими после еды, найдите меня.

Сычжуй улыбается, неуверенно, и кивает:

— Конечно. Мы проделали долгий путь, и благодарим вас за возможность отдохнуть, молодой господин Вэй. — Он вежливо кланяется.

Цзинъи мычит — это всё, что он пока может делать, по крайней мере, ещё некоторое время, слава небесам — и кланяется вместе с ним.

Как только их оставляют одних, и как только Цзинъи получает возможность говорить, он резко поворачивается к Сычжую.

— Сычжуй!

Сычжуй отводит взгляд, сосредотачиваясь на проверке своих вещей и еды, оставленной для них на столе между двумя кроватями в… довольно большой палатке. (Цзинъи был удивлён размером, учитывая нехватку ресурсов, которую они, казалось, испытывали.)

— Сычжуй! — шипит Цзинъи снова. Когда он не получает ответа — как же он похож на своего отца, думает Цзинъи — он восклицает: — Что ты делаешь?

— Пытаюсь вернуть нас домой, не нанося слишком большого ущерба.

— «Слишком большого ущерба»!? Что это вообще значит!? Мы можем предотвратить…

Сычжуй бросает на него предупреждающий взгляд. Они не знают, кто может подслушивать.

Цзинъи поправляет себя, подходя ближе — слишком близко — и сердито шепчет:

— У нас есть конкретные знания о ключевых событиях, которые мы можем использовать, чтобы спасти стольких людей. Почему ты ничего не делаешь? Почему ты лжёшь о том, кто мы?

Сычжуй цокает языком:

— Я не лгу, Цзинъи!

— Умалчивание — это…

— Всё ещё лучше, чем говорить всю правду прямо сейчас! Ты знаешь, что произойдёт, если они узнают — если Вэй Усянь узнает, что мы знаем?

Цзинъи задумывается, но не видит, что может быть плохого в том, чтобы собственный папа Сычжуя узнал, кто он.

— Что плохого в…

— Что он сделает, если узнает, кто причинит вред… определённым людям? Что он сделает, Цзинъи? Разве ты не знаешь историю?

Цзинъи отмахивается:

— Но мы могли бы…

— Он не станет слушать сейчас, и ты это знаешь. Разве ты не помнишь, как папа говорил о его нестабильности?

Цзинъи вздыхает и отступает на шаг:

— Мы могли бы рассказать им часть правды. Мы получили бы немедленную помощь — без подозрений. И мы смогли бы помочь!

Сычжуй делает шаг назад.

— А что ещё может произойти? Сможем ли мы вернуться домой тогда? Что, если мы изменим всё настолько, что всё развалится?

Цзинъи не может поверить в то, что говорит Сычжуй. У них есть величайшая возможность в жизни, и они упускают её из-за страха? Это трусость!

Сычжуй подходит ещё ближе, говорит умоляюще:

— Мы можем разрушить то, что уже сделано. Один неверный шаг — и мы изменим исход этой войны.

Цзинъи смотрит на него, страх горит в его блестящих глазах, борясь с гневом на лице. О, ну, это… это правда. Но…

— Но мы можем помочь.

Сычжуй качает головой:

— Мы можем вместо этого погубить их всех — мы не знаем достаточно о реальных событиях, чтобы что-то сделать. Было бы другое дело, если бы здесь были папа или отец — даже дядя, но…

Фраза «мы всего лишь дети, которых там не было, действующие на основе воспоминаний в лучшем случае или слухов в худшем» остаётся невысказанной.

Цзинъи фыркает.

— Так мы выбираем путь трусов? Мы становимся теми, кем считает нас глава Цзян?

— Глава Цзян не знает, что мы знаем. Скорее всего, Цзинъи, мы уже убиваем людей, просто находясь здесь.

Цзинъи отчаянно качает головой:

— Нет, мы могли бы… мы могли бы хотя бы попытаться! Хоть что-то!

Сычжуй опускается на одну из кроватей.

— Я не могу… я не могу потерять их снова, Цзинъи. Что, если… что, если мы что-то сделаем, и всё пойдёт совсем по-другому. Что, если я потеряю их обоих? Я не могу… — Он задыхается от кома в горле.

Горло Цзинъи тоже сжимается. Он не думал об этом. Если… если они изменят всё достаточно сильно, его собственные родители могут попасть в руки врагов, чего никогда не были раньше.

Цзинъи вздыхает и садится рядом с Сычжуем на кровать. Он не сдаётся — не полностью, но… возможно, такой прямой подход не лучшая идея.

— Что, если мы просто попытаемся наладить отношения между учителем Вэем и Ханьгуан-цзюнем?

Сычжуй поднимает на него взгляд.

— Я не… как? — Он дёргает за рукава, как обычно делает, когда неуверен, и Цзинъи думает, что, возможно, его можно убедить.

Цзинъи пожимает плечами.

— Стоит попробовать, по крайней мере. Чтобы мы могли сделать… что-то. — Сычжуй кивает, несколько отвлечённо, и Цзинъи подталкивает его дальше: — И, ну, возможно, это поможет исправить многое, если…

Сычжуй прерывает его, вздрогнув, и резко опускает голову, чтобы посмотреть на свой рукав. Цзинъи следует за его взглядом, и из рукава Сычжуй вытаскивает талисман.

Очень специфический талисман.

Они вскакивают на ноги.

— О! — Сычжуй снова вздыхает.

Цзинъи смеётся, полный радости:

— Может, мы не так одиноки, как думали!

В руках Сычжуя лежит определённый талисман-метка, слабо светящийся, как это бывает, когда учитель Вэй активирует его.

Учитель Вэй идёт по их следу! Он может найти их! (Надеюсь!)

Именно в этот момент Вэй Усянь решает появиться, раздвигая полог палатки.

— Я проходил мимо и услышал вздохи. Что-то случилось? — Его тон слишком непринуждённый, чтобы предположить, что он не подслушивал.

Сычжуй быстро прячет талисман обратно в рукав.

— Молодой господин Вэй, — произносит он, не находя лучших слов от изумления. Затем, когда мысли, наконец, возвращаются к нему, добавляет: — Ах, нет, молодой господин Вэй, с нами всё в порядке. Спасибо за вашу заботу.

Вэй Усянь наблюдает за ними, и Сычжуй не может не вспомнить, как его папа обычно напевает и покачивается, когда хочет чего-то. Это так сильно отличается от холодного взгляда и сдержанной позы нынешнего Вэй Усяня.

Цзинъи нарушает тишину — и Сычжуй надеется, что он не скажет ничего лишнего:

— Молодой господин Вэй, мы ещё не успели поесть, но, возможно, вы присоединитесь к нам? Мы могли бы обсудить наши… обстоятельства.

Вэй Усянь кивает и, не теряя времени, садится за маленький стол в центре палатки. Он сразу же тянется к алкоголю, который ни один из них не собирается трогать. Сделав большой глоток, он счастливо вздыхает от вкуса. (Сычжуй никогда не понимал, почему алкоголь так нравится его папе. В тот единственный раз, когда Цзинь Лин уговорил их попробовать, его рот просто горел.)

Цзинъи садится, и Сычжуй следует его примеру.

— Итак… мы… с чего нам начать?

Вэй Усянь, вытирая подбородок, задумчиво мычит.

— Где вы были, когда это произошло?

Сычжуй кладёт руку на руку Цзинъи, чтобы остановить его, и Цзинъи едва сдерживается, позволяя ему взять инициативу.

— Мы появились не в той же части страны, молодой господин Вэй.

Вэй Усянь сужает глаза на этот уклончивый ответ, но затем задумывается, наклоняя голову — так он выглядит, когда у него появляется интересная мысль. Он достаёт из рукава лист бумаги:

— Что вы можете вспомнить об этом?

Цзинъи хватает бумагу и кусочек угля — он всегда был лучше в талисманах, чем Сычжуй. Если бы он только относился к учёбе серьёзнее, он мог бы стать мастером.

Вэй Усянь мычит, глядя на рисунок, который Цзинъи передаёт ему. Он подпирает подбородок рукой и, кажется, забывает об их присутствии — это случалось и раньше, и они не обращают на это внимания.

— Интересно, — наконец бормочет Вэй Усянь, — Очевидно, я не изобретал путешествия во времени… Что же я делал на самом деле?

Сычжуй… не думает, что ответ на этот вопрос навредит… по крайней мере, не слишком.

— Мы считаем, это было связано с поиском способа быстрее преодолевать большие расстояния.

Цзинъи рядом с ним кивает.

— Хм… Раз это моя идея, я смогу разобраться в этом рано или поздно.

Руки Сычжуя сжимаются на коленях:

— Как скоро?

Вэй Усянь поднимает на них взгляд, что-то блеснувшее в его глазах, а затем откидывается назад с алкоголем:

— Как минимум неделя, может, больше.

Вэй Усянь пытается выглядеть… извиняющимся, но он… он постукивает по носу. Сычжуй знает своего папу. Он лжёт.

Но что Сычжуй может сделать? Он вздыхает и кивает, протягивает руку к чашке чая, который уже стал тёплым.

«Извиняющаяся» улыбка Вэй Усяня становится острее.

Сычжуй думает: «Это будет долгая неделя». (Он действительно надеется, что его папа сможет найти их раньше.)

Chapter 5: Открытие. Часть 1

 

Вот в чём дело: Вэй Усянь ожидал многого, когда выбрался из глубин ада, известных как Могильные курганы. Он ожидал встретить насилие — чёртовы псы Вэнь. Он ожидал вспышек гнева со стороны Лань Чжаня — как бы он ни надеялся на обратное… Ладно, не будем об этом. Он ожидал, что Цзян Чэн воспользуется преимуществом, которое даст им контроль над энергией обиды.

Но чего он точно не ожидал, так это встретить двух юнцов, которые явно были чьими-то «утятами».

И, конечно, он не ожидал, что в будущем случайно создаст чёртову машину времени?!

Вэй Усянь задумчиво вращает кувшин с алкоголем в руке. Этот Лань Сычжуй — они наконец обменялись именами, когда он сидел в их палатке тем вечером — обладает внушительной силой и, несомненно, станет великим лидером. Кто же научил мальчика всему этому?

Вэй Усянь изо всех сил старается не проводить параллель между Лань Сычжуем и Лань Чжанем.

Он осушает кувшин одним глотком в своей тёмной палатке, пока его сердце — нет, оно не сжимается от слов Лань Сычжуя. Что он там сказал? Ах, да: «Он сейчас не станет слушать, и ты это знаешь. Разве ты не помнишь, как папа говорил о его нестабильности?»

Кто, чёрт возьми, этот «папа», чтобы судить о «нестабильности» Вэй Усяня? Какой-то болван, который наговорил этому ребёнку всякой ерунды. Он готов поспорить, что этот тип даже не был в гуще войны.

Ну и что, что технически он сам не прошёл через всё это — он сейчас живёт этим.

Но… Вэй Усянь собирает воедино всё, что услышал, всё, что на что прозвучали намёки, и начинает анализировать. Начиная с того, что он подслушал:

Во-первых, у Лань Сычжуя два отца. Или, по крайней мере, они у него были в какой-то момент. И он заметил подозрительное отсутствие упоминаний о матери, но не мог понять, что это значит.

— Мать можно потерять по-разному. Но…

Вэй Усянь чувствует, что это важно. Он должно быть знал этих двух мужчин, кем бы они ни были.

Он игнорирует очевидную параллель, которую провел между Лань Чжаном и Лань Сычжуем. Нет, этот мальчик не может быть потомком этого чопорного типа. Он слишком выразителен.

Во-вторых, оба этих отца — и, судя по всему, дядя ребёнка — в какой-то момент участвовали в войне, были настолько вовлечены, что могли бы изменить ход времени. Но это не сужает круг подозреваемых.

«Не может быть, чтобы это был Лань Чжань… но, может, Лань Сичэнь? Может, он любит мужчин? Уф…»

Вэй Усянь в отчаянии почёсывает голову, берёт новый кувшин и снова пьёт.

В-третьих, эти дети заполучили талисман, который буквально может изменить понимание Вселенной — и всё это у них дома.

Что говорит о чём-то… либо их дом, либо Облачные Глубины имеют лёгкий доступ к вещам Вэй Усяня. Ни один из вариантов не вызывает у него приятных ощущений.

В-четвёртых, они знают о его золотом ядре. Как, где и когда это раскрылось, остаётся для него загадкой.

Вэй Усянь стискивает зубы, зная, что эти двое знают о будущем больше, чем он. Ему нужно выяснить правду.

В-пятых, Лань Цзинъи, вероятно, можно было бы запутать словами и выудить из него информацию… но он сомневается, что Лань Сычжуй позволит ему надолго остаться с ним наедине, этот наблюдательный паренёк.

О, как же этот ребёнок напоминает ему одного конкретного Ланя. Его сердце сжимается по какой-то причине.

— Может, изжога?

Вэй Усянь потирает грудь.

В-шестых, независимо от того, сколько информации он сможет вытянуть, он знает, что Вэй Усянь из их времени экспериментировал с быстрым перемещением. Но не для войны. Для мира и торговли.

Значит, война в их времени закончилась — и это очевидно по тому, какие эти «утята» мягкие.

Что приносит Вэй Усяню облегчение. Следующее поколение не должно пройти через то, через что прошёл он.

В-седьмых, эти двое что-то скрывают, что может помочь им вернуться. И Вэй Усяню это не нравится. Совсем не нравится — это подразумевает, что это может быть, его незнание. Что всё дело в этом. Он ненавидит не знать.

В-восьмых, они сказали, что Вэй Усянь был мёртв — мёртв по-настоящему, не как в Могильных курганах, где он чудесным образом ожил — а потом… он снова ожил?

Что это за будущее, из которого они пришли? Но он разберётся с этим позже — слишком много информации.

В-девятых, и это, несомненно, самое важное: в ближайшем будущем произойдёт что-то настолько ужасное, что Вэй Усянь потеряет контроль, и если он узнает виновников, он разберётся с ними с беспощадной жестокостью.

Очевидно, что именно это событие станет причиной его смерти — думать о других причинах сейчас слишком тяжело.

Это сводит его с ума. Что может быть хуже, чем потерять всю Пристань Лотоса и быть втянутым в войну? У него остались только Цзян Чэн и шицзе…

Вэй Усянь давится алкоголем. Ох. Вот что произошло: он потерял одного или обоих из них. Ох. Нет.

Нет, нет, нет. НЕТ!

Он кашляет, опускаясь на колени, его разум кружится, затуманивается, погружается в красное и чёрное.

Вэй Усянь задыхается, его горло сжимается. Он… он не может потерять их тоже.

Задыхаясь, он хрипит и стонет, его пальцы впиваются в землю. Он не может. Он не может. Он не может! Не их! Его зрение сужается, превращаясь в полную тьму.

Он не знает, сколько времени провёл на коленях, склонившись к земле, задыхаясь и пытаясь вернуть себе сознание на грани обморока.

Вэй Усянь садится на пятки, уставившись в потолок своей тёмной палатки, его серебряные глаза затуманены. Почему он всегда теряет людей? Что он должен сделать, чтобы перестать их терять?

Он отказывается… отказывается потерять кого-то ещё.

Да, он отказывается. Он оскаливается в дикой улыбке. Чёрт бы побрал всех, кто встанет у него на пути.

В его памяти всплывает мягкая, печальная улыбка Лань Сычжуя, когда тот покидал их палатку тем вечером. Вэй Усянь сдерживает рыдание, его голова падает на грудь — он просто не может потерять кого-то ещё.

Его отчаяние растворяется в изумлении при тихом:

- Вэй Ин.

Chapter 6: Открытия. Часть 2

 

Лань Ванцзи наблюдает, как солнце поднимается над горами. Спокойствие и умиротворение — хотя и отличные от гор его родного дома — переполняют его ноющее сердце.

Сколько бы раз он ни прокручивал в голове их разговор, Лань Ванцзи не может найти способа заставить Вэй Ина увидеть.

Он ждёт у палатки, надеясь на ответ Вэй Ина. И уже почти теряет надежду услышать что-либо.

Но затем — шорох полога палатки.

Вэй Ин появляется измождённым и уставшим, с запавшими глазами и дрожащими руками. Он хрипло, с фальшивой бодростью произносит:

— Ах…? Лань Чжань…, что за срочное дело, а?

Лань Ванцзи сжимает рукоять меча. Контроль над энергией обиды разрушает Вэй Ина, в этом Лань Ванцзи теперь уверен. Если эта сила убьёт его, зачем он её использует? Почему он не опирается ни на кого? (Почему Вэй Ин не опирается на него?) Лань Ванцзи отчаивается за своим непроницаемым лицом. Как он может показать Вэй Ин свою надёжность? Свою заботу?

Они стоят в тишине, пока Лань Ванцзи пытается собраться с духом. Он знает, что хочет сказать ему — он хочет…

— Энергия обиды… Твоё золотое ядро…

Вэй Ин рычит на него:

— Ха?! Моё золотое ядро в порядке! Что тебе до этого? Ты, правда, думаешь, что я схожу с ума, а? — Затем он сужает глаза: — Что ты слышал, а? Ты подслушивал? Это явно противоречит твоим тысячам правил, я уверен.

Правил, о которых Лань Ванцзи знает, что Вэй Ин осведомлён, после всех тех копий, которые ему пришлось писать.

Но Лань Ванцзи замирает. Подслушивал? Он?.. Вэй Ин теряет контроль? Уже настолько плохо?

— «Очищение», — начинает он, — может помочь. Позволь мне…

Вэй Ин снова прерывает его, махнув рукой:

— Тьфу. «Очищение» то, «Очищение» это. Мне это не нужно, Лань Чжань.

— Энергия обиды разъедает. «Очищение» помогает, — повторяет Лань Ванцзи, не зная, что ещё сказать.

Он не может… Как он может сказать ему, что заботится? Какие слова не подведут его?

Вэй Ин вздыхает. Он бормочет:

— Я уверен, но не мне.

Почему нет? Почему нет, Вэй Ин? Лань Ванцзи думает — умоляет. Он мягко произносит:

— Вернись в Гусу.

Вэй Ин рычит на него и почти кричит:

— Мне не нужна твоя помощь, Лань Чжань! Оставь меня в покое! Я не поеду, чтобы меня «очистили», потому что я «злой»!

Вэй Ин отворачивается от него, ныряет под полог палатки, отпускает его.

Лань Ванцзи протягивает руку и колеблется. Он сжимает кулак, когда рука опускается вдоль бедра. Он… Он не может запереть его против воли, не как… Лань Ванцзи сглатывает обиду и отворачивается от палатки Вэй Ина.

Он попробует снова, когда Вэй Ин немного отдохнёт. Может, при свете дня всё будет иначе.

Но даже в мягких голубых и воздушных розовых тонах рассвета всё не кажется иным. С тяжёлым сердцем Лань Ванцзи понимает, что ничего не изменится, как бы он ни хотел обратного. Он не может выразить свою мысль достаточно ясно; Вэй Ин снова будет ему противоречить.

Лань Ванцзи наблюдает с горы, с места у дерева, как оставшиеся в лагере Лани начинают свои утренние ритуалы. Многие, после начала войны, также начали вставать с солнцем, как это делают в Гусу Лань, и Лань Ванцзи замечает момент, когда Цзян Ваньинь начинает двигаться по краю лагеря.

Возможно, Цзян Ваньинь сможет вразумить Вэй Ина там, где не смог он — и его сердце тяжелеет при этой мысли. Вэй Ин страдает, его сердце вне досягаемости Лань Ванцзи, и это разрывает его. То, что он может только сидеть и смотреть, как Вэй Ин разваливается на части.

Он замечает движение у палатки самозванцев.

Тот самозванец с длинными волосами, возможно, знает больше, чем говорит — на самом деле, Лань Ванцзи почти уверен, что он знает, что мучает Вэй Ина. Возможно, это тот разговор, на который ссылался Вэй Ин.

Если бы только Лань Ванцзи смог заставить их заговорить…

 

* * *

Лань Сычжуй просыпается утром медленно. Было влажно — но не так, как дома. Воздух, несмотря на влажность, казался царапающим и сухим — как одеяло, наброшенное на его плечи… Он резко садится. Где он?

Ах… Да. Он почти подумал, что это сон. (Скорее, кошмар.)

Ткань палатки, освещённая ранним рассветом, приветствует его шорохом утреннего ветерка — Цзинъи тихо похрапывает слева на другой кровати.

Он проводит пальцами по гладкому талисману в рукаве. Его папа придёт. Он теперь уверен в этом — свечение талисмана доказало, что он всё ещё работает, что они ищут их. Он не осознавал, насколько тяжёлым было чувство увязания, без родителей, в одиночестве… Ну, не совсем в одиночестве.

Он поворачивается, чтобы разбудить Цзинъи, который всё ещё крепко спит, бормоча что-то в грубое одеяло. Его друг всегда был плох в ранних подъёмах. Не в первый раз Сычжуй удивляется, насколько тот не похож на Ланя.

Сычжуй не ждёт, пока Цзинъи проснётся достаточно, чтобы следовать за ним, и выходит из палатки. Он старается не выглядеть подозрительно, пока осматривает то, что не смог увидеть прошлой ночью.

Лагерь скуден — гораздо более скуден, чем он думал. Палатки, хотя и достаточно высокие, чтобы стоять в них, немногочисленны, втиснуты в маленькую поляну.

Не так много людей на ногах так рано — только третья смена на последнем получасе своей вахты, несколько учеников из Орденов, которых он не узнаёт, и те, кого он узнаёт, но он не собирается слишком сосредотачиваться на Ордене Цзян так рано утром — и… И ученики Ордена Гусу Лань.

Правда, их не так много, но достаточно, чтобы суетиться, готовясь к новому дню: сворачиваются палатки, готовится завтрак. Хотя, странно, что нет костров, несмотря на утренний горный холод.

Сычжуй хмурится. Что он может сделать, чтобы помочь? У него нет боевого опыта, по крайней мере, не такого.

Конечно, он бывал в чрезвычайных ситуациях, но… это чувствуется иначе — оно и происходит иначе, и он не знает, как его слова или действия повлияют на… будущее. Не говоря уже о том, что ученики Гусу Лань не будут слишком охотно доверять ему, видя в нём самозванца.

Его решение — или, скорее, нерешительность — принимается за него, когда Ханьгуан-цзюнь появляется перед ним.

Сычжуй вздрагивает и отступает на шаг. Он не… боится, так сказать, этого Лань Ванцзи, но, ну. Он уже сказал слишком много о том, кто он, просто своей одеждой — что Вэй Усянь, кажется, ещё не заметил. И он надеется, что Вэй Усянь не заметит вообще, потому что тогда… ну, его папа может быть настойчивым, когда ему любопытно.

Сычжуй кланяется и приветствует его:

— Ханьгуан-цзюнь.

Ханьгуан-цзюнь кивает, меняет хватку на Бичене — что Сычжуй замечает с лёгким сухим глотком.

— Вэй Ин… приходил к вам прошлой ночью.

Это утверждение, но это самые неуверенные слова, которые Сычжуй когда-либо слышал от своего отца. Сычжуй улыбается:

— Да, Ханьгуан-цзюнь. Молодой господин Вэй пришёл, чтобы убедиться, что у нас есть всё необходимое для комфортного пребывания.

Не совсем ложь, но достаточно близко, чтобы Сычжуй почувствовал себя неловко.

Ханьгуан-цзюнь снова кивает. Он оглядывает лагерь, и Сычжуй использует этот момент, чтобы лучше изучить лицо своего отца. Помимо неловкости, которую Ханьгуан-цзюнь пытается скрыть — что он замечает только потому, что у него было одиннадцать лет, чтобы наблюдать за его лицом. Его отец сильно изменился за эти годы — старше морщинками и выше ростом, конечно, но также старше в плане мудрости и того, как он себя держит. Он кажется гораздо увереннее в себе в свои старшие годы.

Это настораживает Сычжуя, насколько… странно выглядит его отец, даже если он выглядит так же.

Даже в самых ранних воспоминаниях о нём, Ханьгуан-цзюнь стоял мрачно и гордо, с грузом, о существовании которого Сычжуй не знал. После возвращения папы, этот груз немного ослаб, но никогда не исчезал полностью.

Сычжуй иногда видел это в том, как отец держал папу, словно его могли унести в любой момент. Иногда это пугало Сычжуя (и беспокоило), когда отец, даже не осознавая этого, смотрел на папу с этим далёким взглядом, словно весь его мир покоился на плечах папы.

Этот Ханьгуан-цзюнь не несёт этого груза. Почти совсем. Если Сычжуй правильно помнит, они только что нашли Вэй Усяня после трёх месяцев его отсутствия. Папа однажды сказал ему, что это был ад, и отец согласился бы — но по другой причине. Это был первый раз, когда отец потерял папу.

Сычжуй видит беспокойство, высеченное на молодом лице его отца, и это трогает его сердце. Может… может, не менять ничего действительно причинит им больше вреда в конце… Может, Цзинъи был прав…

Ханьгуан-цзюнь снова поворачивается к нему, и Сычжуй быстро переводит взгляд на лагерь, его щёки краснеют от того, что его поймали на слишком долгом взгляде.

— Вэй Ин будет в порядке.

Это вопрос — произнесённый с горячей верой. И снова тоном, который Сычжуй никогда не слышал от своего отца.

Сычжуй… колеблется, не может встретиться взглядом с отцом.

— Это… не мне решать, Ханьгуан-цзюнь.

Губы Ханьгуан-цзюня слегка поджимаются. Его отец раздражён. Сычжуй действительно не знает, что делать.

Ах, папа, что ему делать? Он хочет помочь своим родителям, но… он не может — он не хочет разрушать их шанс на счастье, даже если это будет позже и после стольких страданий. Они всё же наконец смогли быть вместе, и он не может рисковать этим. Он игнорирует эгоистичную часть своего сердца, которая тоже хочет, чтобы его папа вернулся к ним, несмотря ни на что. Он не уверен, что сможет жить с собой, если снова потеряет папу.

Цзинъи выбирает этот момент, чтобы выйти из палатки с потягиванием и зевком. Он суетится и быстро кланяется, увидев Ханьгуан-цзюня у их палатки.

— Ханьгуан-цзюнь! — пискляво приветствует он.

Сычжуй подавляет смешок и смотрит, чтобы увидеть улыбку на лице отца в тихом веселье… только чтобы не найти её. Никакого узнавания прошлых событий и ситуаций, подобных этой.

Улыбка Сычжуя исчезает так же быстро, как и появилась.

Ханьгуан-цзюнь вежливо кивает и отворачивается.

— Поварам нужна помощь.

Сычжуй кланяется, пока Цзинъи продолжает вежливо кланяться.

— Конечно, Ханьгуан-цзюнь, — подтверждает Сычжуй.

Не требуется много времени, чтобы несколько человек приготовили достаточно провизии из мяса и съедобных растений для всех, и ещё меньше времени, чтобы свернуть оставшиеся палатки и упаковать.

Они едят холодный завтрак на ходу. Это не первый раз, когда Сычжуй ест экстренный завтрак, но он определённо не так вкусен, как предыдущие два, и Сычжуй не думает о том, почему.

Чем дальше они отходят от Чунъяна, тем сильнее бьётся сердце Сычжуя. Как папа и отец найдут их, если они будут в лесу или дальше, сражаясь в войне? Если они вообще должны быть в войне.

Цзинъи подходит ближе и шепчет:

— Они сказали тебе, куда мы идём?

Сычжуй отрицательно качает головой, и когда Цзинъи хмурится, сгорбив плечи, похлопывает его по руке в утешение.

Он проверяет талисман в рукаве, который всё ещё светится, так что у них всё ещё есть шанс, каким бы ничтожным он ни был. Сычжуй незаметно поднимает рукав, чтобы Цзинъи увидел талисман.

Плечи Цзинъи опускаются в облегчении, но его глаза всё ещё сканируют небольшую группу учеников, направляющихся через гору. Сычжуй разделяет его страх. Они всё ещё не знают, куда они идут — и они оба не знают достаточно об этой временной линии, чтобы понять, что произойдёт дальше.

Вэй Усянь появляется у локтя Цзинъи:

— Доброе утро…!

Цзинъи взвизгивает от неожиданности.

— Учи… Молодой господин Вэй! Пожалуйста, не пугайте людей так!

Вэй Усянь только хохочет.

— Но это так весело!

Он поворачивается к Сычжую с улыбкой — и хотя, возможно, она не так беззаботна, как Сычжуй привык, он не может не улыбнуться своему папе в ответ.

Папа всегда любит подшучивать. Сердце Сычжуя слегка подпрыгивает при мысли, что это не изменилось.

— Молодой господин Вэй, — приветствует Сычжуй с лёгким поклоном, пока они идут.

— Сычжуй, — отвечает Вэй Усянь. Его голос не совсем тот, но его имя, произнесённое папой, заставляет сердце Сычжуя наполняться теплом.

Вэй Усянь смотрит на них мгновение, а затем начинает говорить:

— Итак, пока мы идём, давайте обсудим. Талисман. Я работал над ним с тех пор, как ты, — он поворачивается к Цзинъи, — дал его мне. — Он снова поворачивается к Сычжую: — Это довольно интересно. Я не думал о том, чтобы объединить эти символы, чтобы уменьшить время, расширив область…

Голова Сычжуя начинает кружиться от логистики, которую Вэй Усянь вываливает на них, но Цзинъи, кажется, вполне успевает за ним, и Сычжуй просто позволяет им продолжать.

Вэй Усянь, обсудив с Цзинъи расстояние, которое можно преодолеть, и другие талисманы, которые они теперь используют в своём времени. Что, как Сычжуй уверен, повлияет на что-то, но Цзинъи, кажется, веселится, а Вэй Усянь оживляется от темы, так что Сычжуй не может заставить себя остановить их. Но когда Вэй Усянь поворачивается, чтобы взглянуть на Сычжуя с возбуждением, он выпрямляется, его голос опускается на октаву:

— И теперь у меня будет более точное понимание этого, так что я разберусь.

Сычжуй понимает, что он всё ещё обращается к Цзинъи, но теперь полностью сосредоточен на том, что происходит слева от Сычжуя,

— Но я просто предупреждаю. Я ещё не знаю, как это превратилось в такой бардак. Это может занять ещё несколько дней.

Лицо Вэй Усяня тщательно нейтральное, и как только Сычжуй поворачивается, чтобы посмотреть, на что смотрит Вэй Усянь, глава Цзян кричит:

— А!? Ещё несколько дней!?

Он подходит к Сычжую, и Вэй Усянь слегка съёживается между ними.

У Сычжуя возникает иррациональное желание ударить главу Цзян по голове.

Вэй Усянь улыбается, успокаивающе:

— Ах, ах, Цзян Чэн... — Он смеётся и обнимает Сычжуя за плечо, притягивая его ближе.

Сычжуй теряет нить того, о чём говорят Вэй Усянь и глава Цзян, потому что его переполняет запах киновари и лёгкий оттенок гари, как после удара молнии (последствия энергии обиды), который всегда исходит от его папы.

Так что его папа пах так ещё до того, как начал заботиться о Сычжуе (до того, как вернулся из мёртвых). Это утешительно знать. Запах обволакивает его, как объятие, и Сычжуй чувствует непреодолимое желание прижаться к своему папе — который теперь на несколько дюймов выше его, хотя в его собственном времени папа на несколько дюймов ниже.

Ему хочется плакать. Папа… Когда он сможет вернуться домой?

— Смотри! Ты заставишь бедного Сычжуя плакать! — Вэй Усянь поддразнивает, потряхивая его плечом.

Сычжуй возвращается в реальность от возгласа и движения Вэй Усяня. Он моргает, и Цзинъи смотрит на него с беспокойством, но он даже не успевает улыбнуться, как глава Цзян снова кричит:

— Мы не можем позволить этим двум шпионам идти дальше!

— Ну-ну, Цзян Чэн, эти двое не виноваты, что им что-то нужно от меня. Всё будет в порядке!

С неохотой Сычжуй выходит из-под руки папы, когда глава Цзян подходит ближе к Вэй Усяню.

— Слушай меня, идиот! Тут… Это… Иди сюда!

Глава Цзян утаскивает Вэй Усяня, и, уходя вслед за братом, тот слегка поворачивается, чтобы улыбнуться им и помахать рукой.

Сычжуй едва может пошевелиться, чтобы помахать в ответ, с лёгкой печальной улыбкой. Вэй Усянь хмурится, но поворачивается обратно.

Сычжуй и Цзинъи ловят слова «сестра» и «лагерь» на ветру, пока пара пробирается через отряд, но это всё.

При возгласе Вэй Усяня Сычжуй вспоминает, кто… ах, Цзян Яньли. Цзинъи поворачивается и круглыми глазами таращится на него.

Неужели они действительно смогут встретить Цзян Яньли? Мать Цзинь Лина!?

 

Примечания автора:

Я указала, что Сычжуй считает одиннадцать лет… потому что первые три года он был в Гусу, а Лань Чжань, насколько я помню, был в затворничестве.

Chapter 7: Открытия. Часть 3

 

Лань Ванцзи наблюдает, как Вэй Ин взаимодействует с двумя самозванцами, пока они направляются в лагерь. К его удаче, он назначил себя в конец процессии. (Хотя это, конечно, не было его изначальным намерением.)

Он видит, как Вэй Ин подходит к ним, видит, как коротковолосый самозванец суетится, испуганный. Его поражает, что такой человек, столь шумный и энергичный, так похожий на Вэй Ина, стал бы притворяться Ланем. Орден Гусу Лань известен своим… терпением и сдержанностью.

Не говоря уже о том, что оба этих самозванца носят эмблему клана на своих лентах. Таким образом, они не только утверждают, что являются учениками Гусу Лань, но и заявляют о своём происхождении из клана Лань. Что заставляет Лань Ванцзи задуматься.

Зачем им это? Во время войны многие присоединялись к крупным Орденам, чтобы объединиться и восстановить то, что у них отняли, но заявлять о своём происхождении?

Для шпионов это было бы глупо и неосмотрительно. Для шутников — катастрофично. Их бы сурово наказали. Ни один шутник не поставил бы себя в такую опасность, особенно во время войны.

Единственный способ, чтобы это имело смысл, — если их происхождение действительно настоящее. Но Лань Ванцзи не слышал о каких-либо недавно найденных давно потерянных родственниках.

Приближение Цзян Ваньиня отвлекает Лань Ванцзи от размышлений. Крики почти достаточно громкие, чтобы он мог разобрать слова.

Вместо того чтобы сосредоточиться на словах, внимание Лань Ванцзи привлекает реакция длинноволосого самозванца на внезапное прикосновение Вэй Ина. Молодой человек выглядит шокированным, ошеломлённым, спотыкается на ходу.

Коротковолосый самозванец смотрит на Вэй Ина и другого самозванца с беспокойством… а затем с грустью.

Лань Ванцзи замечает, как длинноволосый молодой человек на мгновение крепко хватается за одежду Вэй Ина, а затем отпускает.

Когда Цзян Ваньинь уводит Вэй Усяня, Лань Ванцзи наблюдает, как плечи самозванца опускаются, его лицо искажено выражением такой потерянности, что Лань Ванцзи чувствует, как его собственное сердце сжимается.

Рядом с этой болью в его груди поднимается ещё одно чувство. Что этот самозванец знает о Вэй Ине, чтобы так выглядеть? Кто этот человек? И почему он так цепляется за Вэй Ина?

Чем дольше длится путь, тем больше горечи наполняет грудь Лань Ванцзи.

Возможно, этот самозванец значит для Вэй Ина больше, чем он показал. Лань Ванцзи до сих пор не знает, где Вэй Ин скрывался те три месяца — и, как он болезненно осознаёт, три месяца — это достаточно времени, чтобы… чувства могли возникнуть.

Когда они останавливаются на обед, Лань Ванцзи решает попытаться быть ближе к самозванцам. Он подходит сзади к тому, у которого длинные волосы, к тому, кто так крепко цеплялся за Вэй Ина.

Но, к разочарованию, юноша, кажется, не удивлён. Он улыбается ему — хотя края его улыбки напряжены.

— Ханьгуан-цзюнь! — приветствует он.

Если бы он не был так занят, он, возможно, задержался бы на том, насколько… эта вынужденная бодрость похожа на кого-то другого, кого он знает, но он этого не делает. Вместо этого он садится рядом с молодым человеком и говорит:

— Нас не представили.

Улыбка становится ещё более напряжённой.

— Ах-ах? О, ну… меня зовут… Лань Сычжуй.

Лань Ванцзи моргает, услышав значение имени. Тоска, хм? Почему он выбрал такое имя? По чему он тоскует?

Лань Ванцзи кивает в знак признания и, вероятно, во второй раз решает быть довольно грубым — Лань Сычжуй уже знает его имя, зачем ему отвечать взаимностью. Он смотрит на другого самозванца, подняв бровь в безмолвном вопросе.

Коротковолосый самозванец имеет явно шокированное выражение лица (в то время как у Лань Сычжуя довольно напряжённая улыбка), которое он быстро прикрывает кашлем и поклоном:

— Меня зовут Лань Цзинъи, Ханьгуан-цзюнь. Приносим извинения за такое небрежное первое знакомство.

Лань Ванцзи кивает ему. Ему нравится этот Лань Цзинъи — и не потому, что он не цеплялся за Вэй Ина. Он замечает, как Лань Сычжуй бросает Лань Цзинъи раздражённую гримасу. Лань Цзинъи улыбается в ответ своему другу.

В этот момент подходит Вэй Ин:

— Ого…, что это? Сычжуй! Ты ешь с Лань Чжанем? Зачем тебе это? Иди сюда, садись здесь.

Вэй Ин усаживает явно смущённого Лань Сычжуя рядом с собой, и Лань Ванцзи, конечно же, не сжимает свой рисовый шарик до смерти.

Вэй Ин усмехается ему:

— Лань Чжань! Скажи! Разве он не самый милый малыш здесь?

Лань Сычжуй опускает голову от похвалы:

— Молодой господин Вэй…

— Хм, но ты и правда милый, Сычжуй, — поддразнивает Лань Цзинъи.

Лань Сычжуй корчит глупую рожицу своему другу в момент забывчивости, на что Лань Цзинъи смеётся, а затем, когда оба замечают, что Лань Ванцзи смотрит на них без… какой-либо реакции, как предполагает Лань Ванцзи, они оба впадают в уныние, за которым… довольно поразительно наблюдать.

Кто эти молодые люди??

Лань Ванцзи поворачивается к Вэй Ину, но Вэй Ин, кажется, тоже изучает их, прищурив глаза в концентрации. Вэй Ин знает что-то, чего не знает он, об этих людях. И, возможно, это не имеет ничего общего с теми месяцами, когда он отсутствовал.

Лань Ванцзи наблюдает за двумя молодыми самозванцами и задаётся вопросом… возможно, они действительно не самозванцы. Но откуда они… это загадка, которая зудит в Лань Ванцзи — и, судя по выражению лица Вэй Ина, в Вэй Ине тоже.

Ему просто придётся наблюдать за ними так же внимательно, как и за Вэй Ином.

Им потребовался весь день, чтобы добраться до защищённых скал их базового лагеря в горах. Поскольку раненых было больше, чем здоровых, полёт на мечах был невозможен.

Лань Ванцзи наблюдает за Лань Сычжуем и Лань Цзинъи до конца дня, но они напряглись, замкнулись и отказывались смотреть на кого-либо, кроме друг друга. Ни один шёпот не доносится ни от одного из них, пока они поднимаются в гору.

Что-то за обедом, должно быть, напугало их до тревожного молчания.

Когда они приветствуют подкрепление, Цзян Ваньинь продолжает бросать злые взгляды в сторону самозванцев.

Но Вэй Ин, к удивлению, отвечает ему решительным взглядом, становясь между ними и Цзян Ваньинем. Это, кажется, только ещё больше разозлило Цзян Ваньиня. Когда Вэй Ин отзывают, чтобы помочь с чем-то на краю лагеря — вероятно, с защитными барьерами — Лань Ванцзи решает занять его пост.

Что-то в этих двух самозванцах вызывает желание защитить их — даже с раздражением на Лань Сычжуя за то, что он цеплялся за Вэй Ина, что-то в этом чувствовалось… иначе. Это не было романтичным ни в малейшей степени, размышляет Лань Ванцзи, стоя над двумя юношами, пока те ставили палатку.

Лань Сычжуй смотрит на него, и его губы изгибаются в маленькой, жалкой улыбке. Что-то резкое ударяет по душе Лань Ванцзи, когда он видит это. Это кажется таким неправильным. Он чувствует, что улыбка Лань Сычжуя никогда не должна быть такой маленькой и неуверенной рядом с ним.

— Нужна помощь, — его голос тихий — тише, чем он был с ними раньше.

Глаза Лань Сычжуя расширяются — и его улыбка смягчается:

— Н-нет, мы здесь справимся. — Он встаёт: — Спасибо.

Лань Ванцзи отступает, когда Лань Сычжуй встаёт, чтобы дать ему пространство, но это, кажется, оказывается неправильным действием, так как улыбка Лань Сычжуя слегка опадает. Лань Ванцзи кивает ему в знак уверенности, но это, кажется, не возвращает того счастья, которое было там. Это раздражает его больше, чем он ожидал.

Крики Цзян Ваньиня и Вэй Ина отвлекают их от неловкой атмосферы между ними.

С тревогой, учащающей его сердцебиение, он направляется к ним и замечает, что Лань Сычжуй и Лань Цзинъи следуют за ним, как будто делали это сотни раз.

Хм.

Но Вэй Ин кричит, и откровение может подождать.

— …я не просто собираюсь заставить их уйти!

— Они не принадлежат этому месту! Они шпионы!.. И я ничего не сказал о том, чтобы отпустить их с миром!

— Ты не причинишь им вреда! И кричать об этом так громко не сделает это правдой — или не заставит их уйти, Цзян Чэн!

— А!? Я могу попробовать, разве нет!?

Вэй Ин рычит:

— Я обещал помочь им. Я помогу им — и они не уйдут и не пострадают, пока я не смогу всё исправить для них.

— Исправить что!? Ты говоришь, что знаешь их — ты говоришь, что доверяешь им — но даже Лань Ванцзи их не узнал! Кто они такие!? Я не позволю им привести её сюда, пока такая очевидная угроза просто сидит здесь!

Лань Сычжуй делает шаг вперёд, чтобы как-то помочь, но Лань Ванцзи останавливает его. Паника и страх в глазах Лань Сычжуя вызывают лёгкую гримасу на его лице.

Лань Ванцзи наблюдает, как Лань Сычжуй сжимает и разжимает кулаки от нервного напряжения. В этот момент он решает принять риск и выходит вперёд в защиту Вэй Ина (и этих молодых людей).

— Цзян Ваньинь.

И Вэй Ин, и Цзян Ваньинь (и все остальные, притворяющиеся, что не подслушивают) поворачиваются к нему. Увидев двух самозванцев за его спиной, Цзян Ваньинь хмурится ещё сильнее.

— Они родственники. Дальние, от сторонних браков. Я не знал.

Цзян Ваньинь смотрит туда-сюда между самозванцами и Лань Ванцзи, останавливается, чтобы снова посмотреть на Вэй Ина, затем фыркает.

— Неважно, если ты им веришь, Лань Ванцзи. Я всё равно не верю. Не жди, что я буду им доверять. Я хочу, чтобы они исчезли к тому времени, как сестра приёдет.

Вэй Ин фыркает, без улыбки или притворной бодрости, чтобы смягчить его следующие слова:

— Я закончу, когда закончу, Цзян Чэн.

Цзян Ваньинь цокает языком, разворачивается и идёт к кострам.

Вэй Ин подходит к ним, с вынужденной улыбкой на лице:

— Ах…, всё в порядке, молодёжь! Не волнуйтесь! — говорит он более серьёзным тоном, без улыбки, и смотрит обоим молодым людям в глаза: — Я не позволю ему причинить вам вред или заставить вас уйти без того, что вам нужно.

Лань Цзинъи сияет:

— Мы знаем! Мы доверяем вам, учитель Вэй!

Лань Сычжуй делает шаг вперёд:

— Мы не хотим создавать проблемы между вами и главой Цзян, молодой господин Вэй. Пожалуйста, если есть что-то…

Вэй Ин машет рукой:

— Цзян Чэн просто на взводе из-за потери стольких людей. Шицзе тоже едет сюда — по её настоянию. Это меня нервирует.

Лань Сычжуй и Лань Цзинъи оба напрягаются. Лань Ванцзи удивляется, насколько сильно Вэй Ин влияет на их настроение.

Вэй Ин смеётся:

— О, речь не о вас двоих, не волнуйтесь. — Вэй Ин делает паузу, затем размышляет: — Думаю, ей бы вы понравились.

Лань Ванцзи никогда раньше не видел таких ярких улыбок на лицах молодых людей.

 

* * *

Ставни цзинши закрыты от утреннего холода, пока Вэй Усянь сидит на своём месте в главной комнате. С последним штрихом он наконец — наконец — находит правильную комбинацию и частоту.

— Кажется, у меня получилось!

Он вскакивает:

— Лань Чжань! Лань Чжань!

Он спотыкается об одеяла, теперь сваленные у его ног.

Как раз когда он готовится упасть на пол, сильные руки ловят его. Его поднимают и прижимают к груди, чтобы он мог увидеть, как золотые глаза Лань Чжаня светятся облегчением.

Вэй Усянь улыбается:

— Думаю, я могу пойти и спасти наших редисок! — Лань Чжань кивает, делает паузу, затем поправляет: — Мы.

Вэй Усянь смеётся, радость переполняет его:

— Мм! Мы!

Chapter 8: Появление. Часть 1

 

Сычжуй, если честно, уже устал от стресса этого места — а его учили быть честным.

С тех пор как глава Цзян устроил сцену прошлой ночью перед ужином, подкрепление, с которым они встретились в базовом лагере, тоже избегало Сычжуя и Цзинъи. Сычжуй не уверен, как или стоит ли это исправлять, ведь они должны уйти через несколько дней.

Глава Цзян с того единственного раза, когда Сычжуй столкнулся с ним у костров, тоже начал игнорировать его… И Сычжуй сомневается, что Цзинъи получает другое обращение, если бы он только мог найти Цзинъи, чтобы спросить.

Ханьгуан-цзюнь следует за ним — или, по крайней мере, делал это раньше. Сычжуй не уверен, как или что это значит, что он больше не следует за ним… и он волнуется. Где Цзинъи!?

Вэй Усянь исчез после того, как храбро защитил их, и с тех пор его почти не видели, а Сычжуй не знает, где его искать — или, собственно, зачем он его ищет. Ах да. Цзинъи.

Цзинъи. Цзинъи. Цзинъи!

Где он? Его не было, когда Сычжуй проснулся сегодня утром. Он делает глубокий вдох. С Цзинъи всё будет в порядке. Будет ли у него достаточно ума держать язык за зубами?… Он надеется. Но Сычжуй сильно сомневается.

Сычжуй поворачивается и чуть не падает, увидев лицо перед собой.

— О! Молодой господин Вэй!

 

Цзинъи топает ногой:

— Где он?!

Кто-то — ученик Лань — слева от него бросает на него взгляд из-за его вспышки. Цзинъи показывает ему язык. Он на задании, и никто не остановит его.

Потребовалось немало усилий, чтобы ускользнуть от Сычжуя (вставать до рассвета — это настоящая пытка, если он когда-либо знал такую). Но теперь, когда он свободен, всё, что ему нужно сделать, — это найти Вэй Усяня — но где он!?

Цзинъи скрещивает руки и садится в позу лотоса, чтобы подумать. Прошли часы, а он всё ещё не нашёл его — уже почти полдень.

Он проверил палатки. Он проверил костры. Он проверил ручей справа от лагеря… единственное место, где он не искал, это…

Цзинъи поднимает взгляд. Скалы…

— Ах! — он вскакивает и отдаёт честь. — Ханьгуан-цзюнь!

Ханьгуан-цзюнь смотрит на его шумность с… холодностью, которую Ханьгуан-цзюнь обычно сохраняет для самых раздражающих неудобств (которым Цзинъи, к счастью, никогда не был, спасибо большое — что делает этот взгляд ещё более пугающим), и Цзинъи пытается прикрыть свои нервы дрожащим смешком.

— Чем могу помочь, Ханьгуан-цзюнь?

— Что ты делаешь.

Цзинъи отводит взгляд, крутит большие пальцы за спиной.

— О… знаете, эм, пытаюсь найти Сычжуя… хе-хе?

Ханьгуан-цзюнь смотрит на него критически.

Мысленно Цзинъи вздыхает. Ханьгуан-цзюнь никогда не верил его выдумкам — и он никогда не мог понять, почему.

— Он с Вэй Ином.

Цзинъи обмякает. Он так старался получить момент наедине с этим человеком! Он не может понять Сычжуя! Почему он думает, что не может ничего сделать, чтобы улучшить ситуацию! Всё, что ему нужно, — это сказать им, что он их сын! Это решит половину проблемы — Цзинъи уверен в этом!

Он моргает. О. Цзинъи смотрит на Ханьгуан-цзюня. Может, он может просто сказать ему первым?

— Слушайте… Ханьгуан-цзюнь. Вы… хотели знать, кто мы, верно? — Цзинъи улыбается, нервничая, делая шаг в сторону Ханьгуан-цзюня.

Тот смотрит на него.

— Мм.

Улыбка Цзинъи расширяется.

— Ну… Эм. Я могу сказать вам?

Глаза Ханьгуан-цзюня сужаются:

— Почему.

Цзинъи смеётся и почёсывает щёку.

— Э-э… Почему? Ну. Смотрите… Слушайте. Эм. Нет нормального способа сказать это, — Цзинъи колеблется. Что, если есть конкретная причина, о которой он не знает, и Сычжуй ему не сказал? Он не может представить, что Сычжуй намеренно скрыл бы что-то важное от него, но… ну. Сычжуй иногда пропускает важные вещи, потому что забывает, что Цзинъи о них не знает. Как в тот раз, когда Цзинъи пришлось узнать от Вэй Усяня, что Сычжуй уехал в путешествие по стране со своим дядей — потому что он был выжившим из клана Дафань Вэнь!? Да, Цзинъи до сих пор немного зол на это… Ладно.

Ханьгуан-цзюнь проходит мимо него.

— Следуй за мной.

 

* * *

Цзинъи послушно следует.

Сычжуй не находит Цзинъи до конца дня. Но он знает: это ошибка, которую он никогда не повторит! И тут же выдыхает от облегчения: Цзинъи подбегает к нему, убегая от Ханьгуан-цзюня, который идёт за ним прямо позади.

Сычжуй сглатывает и теребит рукава.

— Ханьгуан-цзюнь? — спрашивает он, когда его будущий отец останавливается перед ним. Глаза отца светятся… гордостью? Радостью? Счастьем? Сычжуй не уверен, но это слишком напоминает ему его собственного отца в его временной линии.

Он поворачивается и шипит имя Цзинъи, но всё, что делает тот, — это улыбается ему. А затем поворачивается к Вэй Усяню.

О, когда он доберётся до Цзинъи, Сычжуй собирается… Ханьгуан-цзюнь снова напоминает о своём присутствии мягким:

— Лань Сычжуй.

Сычжуй поворачивается к нему. Его сердце замирает от… открытости на лице отца. В его временной линии между ним и отцом всегда была преграда, какое-то ложное ощущение, что он не может быть достаточно хорош — с обеих сторон. Да, там была мягкость, честность — любовь. Но… этот Ханьгуан-цзюнь так… свободен, в отличие от его собственного отца.

— Да, Ханьгуан-цзюнь?

Ханьгуан-цзюнь открывает рот, чтобы заговорить, когда его прерывает крик Вэй Усяня.

Сычжуй разворачивается, хватаясь за меч, полностью готовый отрубить… что-то у Цзинъи или кого-то ещё, если это нападение, когда он видит, как Вэй Усянь отрывается от костров и мчится через центр лагеря к выходу из круга палаток.

Заинтригованный, Сычжуй откладывает своё… раздражение, гнев, страх, шок, чтобы последовать за Цзинъи и Ханьгуан-цзюнем, за Вэй Усянем.

То, что они видят, — это самый… прекрасный человек, которого Сычжуй когда-либо видел.

Её волосы ниспадают мягкими оттенками эбенового дерева, а пурпурные и розовые цвета Ордена Цзян освещают её развевающиеся одежды, пока она спешит навстречу Вэй Усяню.

— А-Сянь!

— Шицзе! — кричит Вэй Усянь и прыгает, чтобы обнять её.

Цзян Яньли смеётся — и её смех такой лёгкий, что Сычжуй сомневается, что облако может быть легче.

Глава Цзян подходит к ним, и Цзян Яньли смотрит на них обоих мгновение, а затем крепко обнимает их. Глава Цзян вскрикивает, но Вэй Усянь смеётся. Это самый светлый и счастливый момент, который Сычжуй когда-либо видел у него.

Цзинъи и Сычжуй смотрят друг на друга. И улыбаются.

Так вот кто мать Цзинь Лина.

Сычжуй размышляет, что Цзинь Лин, оказывается, больше похож на своего отца — чего он никогда не знал — но аура Цзинь Лина, в его мягкие моменты… Сычжуй думает, что он очень похож на Цзян Яньли. Ах, улыбка Сычжуя становится влажной. Улыбка Цзинь Лина действительно отражает улыбку Цзян Яньли. Цзинь Лин хотел бы быть здесь, чтобы увидеть её.

Сычжуй изо всех сил старается запомнить каждую черту её лица, каждый изгиб её развевающихся одежд в цветах Цзян, чтобы рассказать Цзинь Лину, когда он вернётся.

Вэй Усянь отстраняется от объятий и начинает болтать. Сычжуй видел, как его папа так болтает только с ним и отцом. Это… приятно видеть его папу таким беззаботным.

Цзян Яньли замечает их, стоящих рядом, и поворачивается к ним.

— Приветствую, молодые господа, — она кланяется самым идеальным поклоном — с такой прекрасной осанкой.

Всего за несколько мгновений, наблюдая за ней, Сычжуй понимает, что она одна из немногих, кто, помимо его собственного отца, обладает грацией вечного божества, если выражаться мягко.

Сычжуй спешит поклониться в ответ (Цзинъи следует его примеру):

— Приветствую, дева Цзян. Для меня большая честь познакомиться с вами.

Он чувствует на себе взгляды, но не может определить, чьи они — слишком много людей пытаются его разгадать прямо сейчас. И он решает проигнорировать это. Сычжуй бросает взгляд на Цзинъи, всё ещё склонившегося перед Цзян Яньли.

Цзинъи улыбается ему.

Сычжуй не может не улыбнуться в ответ. Неважно, сколько Цзинъи рассказал этому молодому Ханьгуан-цзюню. Неважно, смогут ли они вернуться. У них есть уникальная возможность познакомиться с матерью Цзинь Лина. Сычжуй не против рискнуть ради этого. Цзинь Лин заслуживает того, чтобы узнать о ней.

 

* * *

Ветер мягко дует через луга Облачных Глубин, пока Лань Сичэнь стоит в открытом дверном проёме цзинши.

— Ты уверен, что это сработает, Усянь? — спрашивает Лань Сичэнь.

Вэй Усянь мычит с места за своим столом в цзинши:

— Да. Это должно сработать так же, как и с А-Юанем и Цзинъи. — Он постукивает по некоторым символам на внешнем краю использованного талисмана. — Видите здесь? Это было смазано, и это изменило символ вот в это, — он демонстрирует новый талисман.

Пауза.

Лань Сичэнь не совсем понимает, какие различия он ищет. Его прищуривание натягивает тишину ложным напряжением.

Вэй Усянь слегка съёживается и бормочет:

— И я, возможно, случайно использовал неправильный порядок штрихов. — Он выпрямляется: — Но это в прошлом — теперь, будущее!.. Эм. Ну, будущее прошлое?

Лань Сичэнь кивает… затем смотрит на него:

— Ты уверен, что это… место, где находятся Сычжуй и Цзинъи, — это… новая вселенная?

— Временная линия, — поправляет Вэй Усянь рассеянно, кивая, его глаза загораются от возбуждения: — Видишь ли, если бы это было не так, мы бы помнили их — и где они находятся во времени прямо сейчас. Мы бы внезапно, просто — знали бы воспоминания. Время не так линейно, как нам хочется думать — и нарушить время очень сложно. Это…

Лань Сичэнь поднимает руку в знак протеста:

— Всё в порядке, Усянь. Я мало что понимаю в этих вещах. Может, ты закончишь свой возвращающий талисман?

— Ах, да, — Вэй Усянь снова поворачивается к столу.

— Как долго ты будешь отсутствовать?

Вэй Усянь снова поворачивается и мычит:

— Я не уверен. Опять же, время довольно сложно предсказать. У нас есть полезный талисман-маячок, чтобы сосредоточиться на А-Юане — о! Вот! — Вэй Усянь поворачивается и быстро, быстрее, чем Лань Сичэнь может уследить, рисует талисман, видимо, для него.

Вэй Усянь передаёт его ему:

— Вот! Я активирую его, когда нам нужно будет вернуться, и он должен отправить нас прямо назад — при условии, что этот, — он трясёт талисман, над которым работал, — сработает как задумано, хе-хе.

— Вэй Ин, — объявляет о своём присутствии Ванцзи. Лань Сичэнь поворачивается, чтобы поприветствовать его: — Ванцзи.

— Сюнчжан.

Лань Сичэнь улыбается.

— Желаю вам обоим удачи.

— Мм.

Вэй Усянь встаёт в вихре падающих бумаг и вещей.

— Всё готово!

Они стоят в центре цзинши, пока Ванцзи твёрдо прижимает Вэй Усяня к себе. Вэй Усянь поворачивается, чтобы в последний раз улыбнуться ему:

— Увидимся через некоторое время, брат Сичэнь!

— Мм, — улыбается Лань Сичэнь.

…И они исчезают в потоке воздуха, поднимая бумаги и кружа их вокруг него в лёгком вихре.

Он сглатывает. Он действительно надеется, что это сработало. Альтернатива… его грудь сжимается…

Альтернатива немыслима.

 

* * *

Цзян Яньли видела многое за последние несколько месяцев — много ужасов, которые она предпочла бы держать в глубине памяти или вовсе не помнить.

Она твёрдо решила не смущаться из-за того, что цепляется за А-Сяня с тех пор, как прибыла во временный базовый лагерь. Она только что нашла его после того, как все считали его мёртвым, конечно, она будет рада его видеть! Но… Цзян Яньли бросает взгляд на учеников Лань рядом с Лань Ванцзи, которые держатся на почтительном расстоянии.

Лань Ванцзи, кажется, смотрит на них — двух Ланей — в тихом изумлении, или, по крайней мере, она думает, что это так.

И это заставляет её задуматься, кто эти двое.

Она подходит к Лань Ванцзи и кланяется.

— Второй молодой господин Лань.

— Лань Ванцзи кланяется в ответ:

— Дева Цзян.

Цзян Яньли улыбается:

— Спасибо за ваши терпеливые поиски моего брата, второй молодой господин Лань. Орден Юньмэн Цзян бесконечно вам обязан.

Лань Ванцзи хмурится:

— Вэй Ин заслуживает быть со своей семьёй. Всё, что меньше, — несправедливо. Орден Юньмэн Цзян мне ничего не должен.

Её улыбка расширяется. Лань Ванцзи вызвал немало волнений за те три месяца, отчаянно ища А-Сяня. Для многих это было шоком… Она сама была под впечатлением, что Лань Ванцзи так сильно ценил А-Сяня… но, возможно, А-Сянь всё же недооценил эту связь между ними.

Она поворачивается к двум ученикам Лань — потомкам клана, не меньше — и видит, как они с нетерпением ждут её.

Тот, что с длинными волосами, кланяется, а коротковолосый следует за ним почти так, словно читает мысли:

— Для нас большая честь познакомиться с вами, дева Цзян.

Она кланяется:

— Как и для меня…

Длинноволосый вздыхает:

— Ах, этого зовут Лань Юань, вежливое имя — Лань Сычжуй!

Коротковолосый тут же добавляет:

— А этого зовут Лань Цзинъи!

Она улыбается:

— Лань Сычжуй, Лань Цзинъи. Спасибо вам также за ваш тяжёлый труд.

Лань Сычжуй улыбается ей, но это… печальная улыбка. Ей не стоит лезть в душу… многие уже потеряли так много из-за войны — и, кажется, эта война скоро не закончится.

Ей не стоит лезть, но она всё же добавляет:

— …И спасибо за ваши жертвы, чтобы добраться сюда.

Лань Цзинъи задыхается, а глаза Лань Сычжуя расширяются… а затем смягчаются.

— Мм. — Лань Сычжуй кланяется — на этот раз глубже: — И мы искренне сожалеем о страданиях, которые вам пришлось пережить.

Цзян Яньли замечает, как А-Сянь смотрит на склонённую голову Лань Сычжуя напряжённым взглядом. В этот момент она также замечает неподвижность окружающих — глаза А-Чэна сужены, а Лань Ванцзи напряжён, как нефрит, в честь которого его назвали.

— А-ах, ну… — Цзян Яньли смеётся, пытаясь разрядить напряжение: — Спасибо, Лань Сычжуй. Ваши слова добры… и ценны.

Цзян Яньли наблюдает, как А-Сянь переводит взгляд между двумя Ланями, и не в первый раз задаётся вопросом: кто эти двое?

Chapter 9: Появление. Часть 2

 

Когда Цзян Яньли устраивается в своей палатке, А-Сянь садится за стол в центре и начинает болтать обо всём и ни о чём.

Цзян Яньли замечает его рассеянность и начинает беспокоиться. Эти Лани… они всегда, кажется, заводят А-Сяня в тупик. Особенно тот, Лань Ванцзи, — она надеется, что в хорошем смысле, но А-Сянь всегда избегает важных разговоров. Это привычка, которая у него появилась очень давно, и она знает, откуда она взялась. Её сердце всегда сжимается, когда она думает о том, сколько боли её семья причинила ему… и сейчас это ещё больнее, потому что…

Ну.

А-Сянь избегает темы прямо сейчас — чего-то, о чём он действительно не хочет говорить, судя по его напряжённости. Но ей нужно знать. Это опасные времена, в которые они теперь живут, и она не может не беспокоиться за них, всегда.

— А-Сянь.

— Мм?

— Кто эти двое учеников Ордена Лань?

Она наблюдает, как он обрабатывает вопрос — лёгкий изгиб брови, напряжение на лице, небольшой сухой глоток в кадыке. И он уходит от ответа (как она и ожидала):

— Кто?

— Те, что были рядом со вторым молодым господином Ланем.

— О… эти.

Он не уточняет.

— А-Сянь…

Он поворачивается, чтобы посмотреть в свою чашку чая.

— Это не важно, шицзе, — бормочет он в чашку.

Она поправляет свои одежды. И ждёт.

А-Сянь вздыхает, опускаясь на стол в поражении:

— Ах…, шицзе! Зачем говорить о войне прямо сейчас! Я только что увидел тебя! Я хочу поговорить и наверстать упущенное — а не говорить о войне!

— Это действительно связано с войной?

А-Сянь кивает, возбуждённо, явно не понимая, куда она ведёт разговор.

— Да, да!

Цзян Яньли делает глоток чая:

— Тогда я должна знать. — Она прерывает его протестующий звук: — Потому что сейчас очень опасно не знать таких вещей.

А-Сянь сглатывает и опускает взгляд.

Ах… Бедный А-Сянь — ему приходится справляться с таким количеством трудностей! Её сердце болит от решений и жертв, которые он должен принести, и уже принёс ради них.

А-Сянь выпрямляется:

— Шицзе… эти двое, они очень особенные.

— Ты имеешь в виду, потому что их никогда раньше не видели, хотя они носят знаки клана Лань?

— Они что!!? — кричит А-Сянь, хлопая по столу и вскакивая в шоке.

Она едва вздрагивает от шума — А-Сянь всегда был шумным человеком.

— Мм. Они носят лобные ленты с узором облаков… Узор облаков означает кровную связь с кланом, А-Сянь.

А-Сянь стоит с открытым ртом, застывший. Затем он, кажется, оживает в одно мгновение:

— Эти маленькие Лани… Они… Я… Шицзе!!

Он выбегает из палатки, и Цзян Яньли сидит в шоке, прежде чем встать и последовать за ним.

Эти маленькие негодники! Эти чёртовы негодники! Они потомки…

Вэй Усянь резко останавливается, задыхаясь от собственной слюны.

Лань Чжань их… один из их отцов! Его разум кричит от замешательства. Что это значит!? У Лань Чжаня есть ребёнок!? …Но там ещё был Цзэу-цзюнь…

Вэй Усянь садится прямо там, в грязи, игнорируя людей, которые смотрят на него и затем продолжают свой путь вокруг него — оставляя ему широкий обход — пока он размышляет, что это значит.

Итак, собрав доказательства: эти дети из будущего. Они отказываются говорить, кто их отец… Потому что у одного из них два отца. Один из… О. Один из его отцов — это мужчина, любящий мужчин, и они не хотят открыто его разоблачать? Нет… Должна быть какая-то другая причина. Для такой простой причины… Но Лань Чжань довольно строг, размышляет Вэй Усянь.

О, он не может поверить, что Лань Сычжуй или Лань Цзинъи произошли от него! Он слишком холодный и чопорный! Но он должен быть отцом Лань Цзинъи или Лань Сычжуя!

Ну. Вэй Усянь думает усерднее… Должны были быть другие ученики Ордена, которые могли бы иметь детей их возраста? Это не обязательно должен был быть ребёнок Лань Чжаня или даже Цзэу-цзюня, но… что-то просто… кажется правильным в том, что Лань Чжань — один из его отцов.

И… Ну. Лань Сычжуй так напоминает ему Лань Чжаня. Но… Лань Чжань… мужчина, любящий мужчин!?

Вэй Усянь встаёт. Должен быть способ выудить это из них. Он не успокоится, пока не узнает, что они знают!

Он марширует в сторону лагеря Ордена Гусу Лань.

Ханьгуан-цзюнь смотрит на него через костры.

Сычжуй не совсем понимает, как он оказался в этой ситуации. Только что он занимался своими делами, искал талисманы, и вдруг ему приходится иметь дело с прошлыми версиями своих отцов.

Он бы очень хотел обвинить Цзинъи в части этого, но на самом деле это был он сам. Всё-таки он — ребёнок своего папы. Как только он открывает рот, чтобы спросить, не хотел ли Ханьгуан-цзюнь что-то спросить у него, он видит, как Вэй Усянь идёт к нему с решительным… и, честно говоря, пугающим лицом.

Вэй Усянь что-то понял. Сычжуй может сказать это только по его лицу. Он сглатывает.

Его папа всегда был слишком умён для своего же блага. Он опускает взгляд и готовится к крику, но его нет.

Он поднимает глаза…

Ханьгуан-цзюнь поднялся со своего места и встал перед Сычжуем.

Ах..? Неужели… неужели Ханьгуан-цзюнь думает, что должен защитить его от Вэй Усяня??.. Что Цзинъи рассказал Ханьгуан-цзюню!?

Сычжуй выглядывает из-за Ханьгуан-цзюня, как может, и видит, как глаза Вэй Усяня расширяются.

Сычжуй встаёт, когда Вэй Усянь ахает:

— Так ты действительно… — Затем лагерь взрывается шумом.

Ветер сжимается вокруг них, становясь всё быстрее и быстрее, пока не сосредотачивается… на Сычжуе.

— Сычжуй! — кричит Цзинъи, протягивая к нему руку.

Прикрывая лицо руками, Сычжуй успевает подумать: Если я когда-нибудь вернусь, я больше никогда не пойду в этот дурацкий сарай.

Что-то ударяет его сзади — он падает… и всё становится чёрным.

…Он просыпается от… бормотания? Нет… это… звучит так, будто он под водой… Кто-то… кричит?

Он трясёт головой.

— А-Юань?! А-Юань!

Папа? Его папа пришёл за ним?? Сычжуй пытается повернуться и увидеть его в вихре ткани вокруг него.

— Папа?

— А-Юань! — кричит тот. Кто-то сжимает его в объятиях, когда его глаза привыкают к яркому солнцу полудня.

Сычжуй узнал бы этот запах киновари и бумаги где угодно, когда встречает счастливое лицо Цзинъи за плечом своего папы.

— Папа!

Он обнимает папу в ответ.

Chapter 10: Возвращение. Часть 1

 

Вэй Усянь не совсем понимал, что произошло. Только что он видел перед собой Лань Сычжуя, и готов был пройти сквозь самого Лань Чжаня, чтобы выяснить, кто же на самом деле отец мальчика. И вдруг…

Порыв ветра, такой сильный, что его едва не сбило с ног. Ослепительный свет, вспыхнувший даже ярче полуденного солнца.

— А-Юань! — донеслось до него сквозь вой ветра.

Когда зрение вернулось, а земля перестала колебаться под ногами, он увидел двух людей, склонившихся над лежащим без сознания Лань Сычжуем.

Лань Цзинъи резко поднялся:

— Сычжуй!.. — но тут же замолчал, будто подавившись, когда разглядел тех, кто склонился над его другом.

— А-Юань? — произнес мужчина в темных одеждах, наклоняясь ближе. — Он дышит! Лань Чжань, он дышит!

Он торопливо ощупал Сычжуя, бормоча себе под нос:

— И вроде бы не ранен… Слава всем богам.

Подождите… Лань Чжань?!

Вэй Усянь перевёл взгляд на человека в белом, стоявшего рядом. Это… Это… Он действительно выглядел как Лань Чжань! Но… старше?

— Кто вы такие?! — начал он, но Лань Цзинъи перебил его с громким воплем:

— Учитель Вэй! Ханьгуан-цзюнь!

И прежде чем Вэй Усянь успел опомниться, Цзинъи уже бросился к этим… самозванцам и вцепился в того, кого назвал «учитель Вэй».

Кто посмел взять имя Вэй Усяня?! Да он даже не похож на него!

Вэй Усянь застыл с открытым ртом, наблюдая, как «учитель Вэй» аж вскрикнул от неожиданности, потерял равновесие и повалился на старшего… э-э… Ланя рядом.

Это не может быть Лань Чжань! Настоящий Лань Чжань стоит вот тут!

Но когда он взглянул на лицо своего Лань Чжаня, то заметил… что тот спокоен. Лань Чжань спокоен, что его копируют?!

— …Я знал, что вы нас найдёте! — доносёсся голос Цзинъи.

— Конечно, нашли бы! — возмущённо отозвался «учитель Вэй». — Хорошо ещё, что А-Юань прихватил тот талисман-маячок! Иначе у нас были бы серьёзные проблемы… Где вы вообще его откопали в моих завалах?! Вот вернёмся — серьёзно поговорим, Цзинъи!

Тот фыркнул, собираясь парировать, но вдруг замолчал, почувствовав на себе взгляд фальшивого Лань Чжаня.

Не его Лань Чжаня, заметьте.

Вэй Усянь сделал шаг вперёд, когда Лань… этот Лань… осторожно провёл рукой по лицу Сычжуя.

Такой нежный жест… Неужели он действительно… неужели они оба…?

Лань Сычжуй пошевелился и слабо застонал.

— А-Юань?! — «Учитель Вэй» вскрикнул, тут же отпуская Цзинъи и наклоняясь к сыну.

— …Папа? — пробормотал Сычжуй, с трудом фокусируя взгляд.

Вэй Усянь подошёл ближе, чтобы расслышать.

Этот человек — второй отец Лань Сычжуя?! Нет! Не может быть… Это же должно быть… то есть… но…

— А-Юань! — «Учитель Вэй» — отец Сычжуя — притянул его к себе в объятия.

 

* * *

Папа будто очнулся от забытья, его плечи слегка обмякли. Сычжуй тут же корил себя за предыдущую мысль. Что бы он делал на месте отца, окажись его кровная семья перед ним сейчас? Его папа — настоящий герой, сумевший так быстро взять себя в руки.

Отец шагнул вперёд, встал за спиной папы:

— Вэй Ин.

— Ха, да я в порядке, Лань Чжань! — Папа махнул рукой, широко улыбаясь. Но ложь раскрылась мгновенно — он тут же откинулся назад, на грудь отца.

— Ну да, конечно, — прошептал Цзинъи.

Сычжуй был с ним полностью согласен.

Отец бросил на них взгляд (о нет, он услышал Цзинъи… похоже, им придётся переписывать правила потом… да и вообще, судя по всему, переписывать придется многое), и Сычжуй поспешил к ним.

Папа обернулся, улыбнулся и, ласково прикоснувшись к его щеке, снова притянул к себе в объятия:

— Как же я рад, что мы нашли тебя, моя маленькая редиска.

Отец положил руку ему на голову.

Глаза Сычжуя предательски зажглись, и он ущипнул себя, чтобы не расплакаться.

— Я тоже рад, — прошептал он хрипло. (Они находили его столько раз… Без них его давно бы не было в живых.)

Папа крепко сжал его, затем отпустил и так же крепко обнял Цзинъи:

— И тебя мы не забыли, маленький кролик.

Цзинъи фыркнул сквозь ком в горле:

— Спасибо, учитель Вэй.

Когда Сычжуй обернулся к остальным, его встретил острый взгляд Вэй Усяня. Вернее… он смотрел не на него, а на… папу?

Взгляд Вэй Усяня скользнул к отцу, губы сжались… Оу. Оу.

Сычжуй едва сдержал смешок. Улыбку скрыть не удалось. Может, его родителям и не придётся проходить через всё те же испытания…

Но улыбка мгновенно исчезла, когда он заметил Цзян Яньли. Она наблюдала за ними, слегка склонив голову, рукав изящно прикрывал половину лица, но глаза горели проницательным блеском. А рядом стоял сам глава Цзян — сжав кулаки, с лицом, искаженным яростью.

Сычжуй мельком взглянул на Ханьгуан-цзюня — тот следил за его родителями с другого края, глаза широко раскрыты, будто он ловил каждое их движение.

Ах. Что ж… Просто так отделаться не выйдет. Сычжуй сглотнул. Надеюсь, папа и отец знают, что сказать…

(Зачем, ну зачем он поставил их всех в такое положение?!)

Chapter 11: Возвращение. Часть 2

Лань Чжань не уверен, как тишина продержалась так долго.

Вэй Усянь фыркает, пока Вэй Ин отпускает Цзиньи:

- Он не Вэй Ин! Я вообще на него не похож! Что за…!

- Вэй Ин, — произносит юный Лань Ванцзи, шагая вперёд, между детьми, Вэй Ином и самим Лань Чжанем.

Вэй Усянь оборачивается и рычит:

- Я знаю своё лицо, Лань Чжань! Я ещё не настолько опусти…

Он замолкает, наклоняет голову, переводит взгляд между детьми и юным Лань Ванцзи.

Лань Чжань знает это выражение. Он видел его сотни раз, когда Вэй Ин складывал узоры и кусочки пазла воедино.

Юный Вэй Усянь, у которого глаза расширяются, а лицо затем становится бесстрастным, говорит:

- Ты знаешь… о них… да, Лань Чжань? Они тебе рассказали?

Цзян Ваньинь требовательно кричит:

- Что они ему рассказали?! Почему мне не сказали?! Они, правда, шпионы?! - Он делает шаг вперёд, глаза горят, а рука лежит на Цзыдяне. - Так кто вы на самом деле?!

Его бедный юный «я» пытается их защитить, но Вэй Усянь снова вмешивается:

- Кто он?

Лань Чжань слишком занят тем, что следит за движениями Цзян Ваньиня в сторону Сычжуя, чтобы сразу заметить, что Вэй Усянь обращается к нему.

Лань Чжань поворачивается к этому юному Вэй Усяню. Такому другому, нежели тело, в котором теперь обитает Вэй Ин. Но этот взгляд серых глаз — пусть и не совсем того оттенка, к которому он привык — остаётся тем же.

- Кто ты на самом деле? — спрашивает Вэй Усянь.

Лань Чжань бросает взгляд на Вэй Ина, и тот кивает.

- Лань Ванцзи. Вэй Ин, — он обнимает Вэй Ина, — это Вэй Ин.

Вэй Усянь моргает в замешательстве, затем сужает глаза. Его выражение смягчается, будто он погружается в себя, а узкие глаза бегают туда-сюда. Думает. Как Лань Чжань так хорошо знает, его любимый часто делает.

Цзян Ваньинь и Цзян Яньли, кажется, ждут какой-то реакции от Вэй Усяня.

Цзян Ваньинь фыркает, не дождавшись взрыва.

- Да, конечно! Как будто мы вам поверим, когда они стоят прямо здесь!

Цзиньи выпаливает:

- Но это правда! Мы из будущего!

Ах, Цзиньи… Это был не самый мудрый подход… Сердце Лань Чжаня сжимается — он искренне надеется, что его вспыльчивый родственник не сделал именно этого, когда они впервые появились.

Сычжуй толкает его в бок, шипя: «Цзиньи!»

Резкость выговора Сычжуя даёт Лань Чжаню чёткое ощущение, что его первая догадка была верна… Ох, Цзиньи.

Тишина окутывает группу, как масло, растекающееся по воде.

Юный Вэй Усянь не реагирует на слова Цзиньи. Лань Чжань не видит лица юного Лань Ванцзи, но подозревает, что тот тоже догадался.

Цзыдянь сверкает на руке Цзян Ваньиня:

- Не смейте мной играть! Из будущего?! Это смешно! - Цзян Ваньинь поворачивается к Вэй Усяню, который всё ещё пристально смотрит на Вэй Ина.

Когда Цзян Ваньинь делает ещё шаг вперёд, юный Лань Ванцзи движется, чтобы перехватить его. Лань Чжань использует момент, чтобы ещё больше встать между их юными «я» и его семьёй.

Вэй Усянь, отведя взгляд от Вэй Ина, открывает рот, чтобы снова запротестовать… но тут Цзыдянь с треском разряжается.

Лань Чжань бросает взгляд на Вэй Ина — но тот всё ещё сосредоточен только на Цзыдяне.

Цзян Ваньинь кричит:

- Я использую любые средства, чтобы получить ответы! Говорите! Кто вы такие?!

Вэй Усянь поднимает руки, пытаясь успокоить Цзян Ваньиня, юный Лань Ванцзи готовится обнажить меч, а Сычжуй и Цзиньи делают шаг ближе к Вэй Ину и Лань Чжаню…

- Давайте лучше выпьем чаю! — Цзян Яньли нарушает напряжённую атмосферу.

Цзян Ваньинь и Вэй Усянь удивлённо смотрят на сестру, а Вэй Ин так и не отводит глаз от Цзыдяня.

Лань Чжань подозревает, что Вэй Ин вообще не смотрел на Цзян Яньли с тех пор, как Сычжуй вывел его из ступора — из-за очень реальной вероятности, что Вэй Ин просто кинется к ней.

Лань Чжань поворачивается к Цзян Яньли:

- Чай — хорошая идея.

Цзян Яньли впервые смотрит на него. Изучает…

- Конечно.

Она направляется к палаткам — игнорируя ошеломлённое окружение и Вэй Ина, который полностью игнорирует её, уставившись в землю, — и жестом приглашает:

- Пожалуйста, молодые господа, сюда.

Когда Сычжуй  впервые исчез, сердце Лань Чжаня остановилось так, как не случалось уже давно — оба предыдущих раза были из-за Вэй Ина. Лань Чжань не был готов много лет назад стать отцом — и уж точно не был готов несколько дней назад перестать быть отцом.

Облегчение почти довело его до слёз при виде Сычжуя… Всего за три секунды до того, как паника накрыла его от осознания, что они свалились прямо на него. (Он ещё поговорит с Вэй Ином о… точности его изобретений. Ещё раз отметит.)

Тишина в палатке, где они теперь сидят, его не беспокоит. Пока он пьёт чай, Вэй Ин ёрзает рядом, а Сычжуй  — снова на своём месте справа от него — ведёт себя не как обычно. Лань Чжань может лишь попытаться помочь — потому что их сын в неспокойствии неприемлем.

Он тянется к столу, зная, что многие глаза следят за его движениями, берёт ещё одну чашку и вкладывает её в руки Сычжуя.

Сычжуй сияет и сжимает ладони вокруг тёплой чашки.

Лань Чжань смотрит на юного Вэй Усяня и прямо встречается с ним взглядом. Тот широко раскрывает глаза от явного вызова. Лань Чжань не знает, что их юные «я» сделали с их сыном, но учитывая, каким нестабильным было это время… Он надеется, что не слишком многое. Он выпрямляется, возвращаясь к правильной осанке, и замечает, как его юный «я» смотрит с такой жаждой надежды, что… больно. Этот юный Лань Ванцзи ещё не знает боли тринадцати лет между ним и его любимым.

Он старается не показывать этого, но его глаза всегда были самой выразительной частью лица, и печаль, которую он чувствует, наверняка видна… потому что юный Лань Ванцзи буквально поникает под этим взглядом. (Все из прошлого, включая юного Вэй Усяня, остаются невнимательными к тому, как юный Лань Ванцзи сникает, и…)

Губы Лань Чжаня слегка искривляются в слабой гримасе сочувствия. Да. Прошлое — не самое счастливое место. Особенно те годы без его любимого Вэй Ина — даже несмотря на радость от того, что у него был Сычжуй .

Вэй Ин, всегда такой наблюдательный, когда дело касается Лань Чжаня (чем его любимый так гордится), толкает его плечом.

Лань Чжань бросает взгляд, встречается глазами с Вэй Ином и, кажется, уже не может оторваться от этого идеального оттенка слоновой кости с серым, как только его взгляд останавливается на Вэй Ине. Конечно, это предполагало бы, что он вообще хотел бы избежать магнетического взгляда Вэй Ина. В глазах Вэй Ина — озорной, трогательный блеск. Он слегка наклоняет голову в сторону Вэй Ина, подтверждая, что пойдёт на всё, чего тот захочет.

Вэй Ин ухмыляется ему. И его спектакль начинается с театрального вздоха.

Он разваливается на коленях у Лань Чжаня, а его дорогой Лань Чжань с привычной элегантностью отодвигает чашку с чаем. Сердце Вэй Ина поёт от этой демонстрации близости — ровно до того момента, как он замечает шок в глазах Вэй Усяня.

Внутренне Вэй Ин подавляет дрожь при виде своего юного «я». Он и правда был таким слепым к собственным чувствам. Даже с учётом… всего, что происходило во время войны. Лань Чжань разобрался в этом ещё когда они были учениками.

Это навсегда останется для него больным местом. Вэй Ин гордится тем, что разбирается в вещах — он обожает собирать знания, и тот факт, что он не заметил чувств Лань Чжаня, не говоря уже о своих собственных, лишь подтверждает, насколько он был эмоционально глуп.

Но была одна вещь, которую он понял с того самого момента, как взял на руки их малыша: он сделает всё, чтобы с ним больше не случилось ничего плохого. Он уже нарушил это обещание однажды — и не допустит этого снова.

Вэй Ин должен убедиться, что с их редиской всё в порядке. Он снова громко вздыхает и откидывается назад, чтобы ухмыльнуться А-Юаню вверх ногами.

А-Юань, драгоценное создание, улыбается в ответ.

Вэй Ин резко выпрямляется:

- Так. - Он поворачивается к Вэй Усяню и… совсем юному Цзян Чэну. (Сердце Вэй Ина сжимается от боли, которую он причинит этому Цзян Чэну.) - Что вы сделали с моим сыном, а?

А-Юань порывисто двигается вперёд:

- Папа…

- Твой сын?! — перебивает Вэй Усянь, в тот же момент, как Цзян Чэн рявкает:

- Мы ничего ему не делали!

Вэй Ин старается не смотреть, но не может удержаться и в итоге сосредотачивается на шицзе. Если этот мир развивался так же, как их, то она только что снова нашла Вэй Усяня, но всё ещё не оправилась от потери единственного дома и жизни, которую знала. Это далось ей нелегко — и видно по напряжению вокруг глаз и сжатым губам.

Шицзе не проронила ни слова после своего предыдущего всплеска. Но и не бездействовала. Она отметила каждую мелочь, которую сделали Лань Чжань и, как он предполагает, он сам с момента их появления.

Он следит за ней краем глаза, отвечая юному Цзян Чэну:

- Конечно, вы подозрительно относитесь к незнакомцам, было бы логичнее, если бы они были пленниками, но эти двое на свободе, так что… что вы вытянули из них? Я знаю себя — я бы допекал незнакомца вопросами…

Вэй Ин поворачивается к юному Лань Чжаню — этот Лань Ванцзи выглядит таким… растерянным. Вэй Ин едва сдерживает смех. Ох, бедный Лань Чжань.

Юный Цзян Чэн фыркает:

- И ты кто, ещё раз? — он усмехается, — Ах да, ты утверждаешь, что ты Вэй Усянь… из «будущего».

Вэй Ин ухмыляется ему, впервые по-настоящему разглядывая:

- Разве не видно, Цзян Чэн, а?

Цзян Чэн отшатывается, будто его ударили. Его юное «я» на секунду застывает с открытым ртом, затем резко закрывает рот и сужает глаза, глядя на А-Юаня.

Краем глаза Вэй Ин видит, как А-Юань съёживается.

Не дав своему юному «я» и слова сказать А-Юаню, Вэй Ин уже вскакивает и оказывается прямо перед ним, ударяя ладонью по низкому столу между ними, и рычит:

- Не вини А-Юаня.

Его юное «я», как и положено ему самому, реагирует на вызов с той же яростью, бросаясь через стол в лицо Вэй Ину, с таким же ударом ладони:

- О, я и не виню. Утёнок не сделал ничего, кроме как сохранял верность сдержанности — в чём все Лани преуспевают, как ты, уверен, знаешь.

Вэй Ин взъерошивается и открывает рот, чтобы огрызнуться, но юный Лань Ванцзи мягко вмешивается:

- Это правда?

Вэй Ин и Вэй Усянь по привычке поворачиваются к нему с недовольством. Но только старший Вэй Ин смягчается.

Вэй Усянь рявкает:

- Не лезь, Лань Чжань.

Вэй Ин сначала молчит, лишь откидывается на старшего Лань Чжаня, усаживаясь к нему на колени и мурлыча.

Вэй Усянь давится кашлем от этого звука:

- А ты как думаешь, маленький Лань Чжань, а?

Лань Ванцзи сглатывает, и его уши становятся восхитительно розовыми.

Вэй Ин ухмыляется… И тут же указывает на это:

- Ах, Лань Чжань... Твоё юное «я» такое милое… — он преувеличенно надувает губы, — Я больше не могу так смущать тебя. Почему я больше не могу…?

Лань Чжань мурлычет у него за спиной, кладёт руку ему на бедро, и Вэй Ин тут же слегка раздвигает ноги и откидывает голову на плечо Лань Чжаня, обнажая длинную линию шеи. Он с неудержимой радостью наблюдает, как Лань Ванцзи и Вэй Усянь краснеют и давятся от смущения.

Он замечает, как А-Юань неловко ёрзает рядом, Цзян Чэн рычит от раздражения из-за этой постыдной сцены, и его взгляд по ошибке скользит в том направлении — только чтобы встретиться с широко улыбающимися глазами Цзян Яньли.

Вэй Ин краснеет, и по тому, как рука Лань Чжаня сжимает его бедро — а также по твёрдому выступу, упирающемуся ему в спину, — Лань Чжаню нравится то, что он видит.

Кашлянув, Вэй Ин отстраняется и пытается вернуть самообладание. Пора закругляться.

- Конечно, — он похлопывает по руке Лань Чжаня на своём бедре, — это далось нелегко. Вообще-то, это было очень трудно заслужить.

Настроение Лань Чжаня меняется от этого простого напоминания, и его вторая рука — чашка с чаем уже давно отставлена в сторону — обвивает его талию, нежно лаская. Лань Чжань наклоняется и мягко прижимается губами к виску Вэй Ина.

Вэй Ин сглатывает от такой нежности, но сквозь румянец улыбается этой простой близости. Он поворачивает улыбку к А-Юаню, который отвечает ему с какой-то… грустной искоркой в глазах.

Улыбка Вэй Ина меркнет. Он протягивает руку, проводит большим пальцем по щеке А-Юаня и тихо говорит:

- Это далось не без потерь.

Вэй Усянь наблюдает, как его старшая версия гладит по щеке своего, предположительно, будущего ребёнка, и сердце сжимается. Лань Сычжуй, по сути, был предельно честен в своих намерениях и объяснениях — Лань Цзиньи и вовсе выкладывал всё как есть.

Но это всё равно никак не объясняло текущую ситуацию. И Вэй Усянь напрягается, когда старший Лань Чжань снова целует старшую версию его самого — который, опять же, выглядит совсем не так, как он. (С чего бы он вдруг стал ниже ростом, для начала?!)

Хотя… Вэй Усянь погружается в мысли. Если то, что говорят Лань Сычжуй  и Лань Цзиньи, правда, и он действительно умер, а потом вернулся — новое тело было бы логичным объяснением.

Но как это вообще могло произойти? Неужели всё стало настолько плохо, что потребовались такие меры?

Он поднимает глаза на раздражённого Цзян Чэна, фыркающего ему в лицо. За спиной Цзян Чэна Цзян Яньли ловит его взгляд…

Что ж. Если его догадки верны, и один или оба они… Вэй Усянь может представить множество вещей, которые могли бы случиться, если бы он сосредоточился на возвращении людей с того света или даже из самой смерти.

Но чтобы использовать это на себе??

Глаза Вэй Усяня расширяются, пока он размышляет. И размышляет. И размышляет. Возможно… возможно, это был не он, кто вернул себя обратно. Но кто был бы настолько глуп, чтобы…

Его старшая версия ухмыляется, словно читая его мысли.

Вэй Усянь кашляет и неохотно опускается обратно на место.

Ухмылка старшего «я» превращается в широкую усмешку.

- Что-то проясняется, да? — это даже не вопрос, и кожа Вэй Усяня покрывается мурашками от того, что его так… понимают.

Вэй Усянь рычит на него. Он не может ничего сказать, потому что это правда — он действительно что-то понял, но Вэй Усянь не знает, он просто… он не знает!

Его старшая версия смеётся над ним.

Вэй Усянь снова рычит, не отрывая взгляда.

- Что стало причиной? Кто вернул…

Он вовремя обрывает себя. Вэй Усянь бросает взгляд на Цзян Чэна и шицзе. Они наблюдают за ним. Они… Вэй Усянь сжимается внутри.

Они не должны знать обо всём этом. Он хранит… слишком много разрушительных секретов, чтобы поднимать это сейчас.

Лань Чжань прочищает горло рядом с ним. Ах, да… Лань Чжань, кажется, знал обо всём.

Вэй Усянь резко поворачивается к нему, на секунду забыв о своей дилемме, чтобы обрушиться на Лань Чжаня за утаивание:

- И ты… ты знал обо всём этом?!

Лань Чжань, младший… е-его Лань Чжань, так сказать, опускает взгляд.

- Лань Цзиньи рассказал мне сегодня утром.

Его старшая версия громко смеётся, но когда Вэй Усянь смотрит, то понимает, что смех направлен не на него — а на Лань Цзиньи, который получает недовольный взгляд от Лань Сычжуя.

Этот мальчик, Сычжуй… А-Юань. Вэй Усянь задаётся вопросом, откуда он взялся — если он, если он действительно их будущий, эм… ребёнок? У Вэй Усяня нет золотого ядра. Если они правда… усыновление, может быть? Но нет, нет, это не важно! Лань Чжань вообще-то его не любит в таком смысле!

Цзян Чэн рычит:

- Неважно, что он говорит — это бред!

Лань Чжань хмурится:

- Я верю им.

Вэй Усянь фыркает и не может удержаться от колкости:

- Конечно, веришь. Какой Лань станет лгать, да?

Но он и сам верит в это, будь оно неладно… Боги, каким должен быть их мир, если Лань Чжань обратился именно к нему, чтобы растить ребёнка?!

Лань Чжань открывает рот, чтобы ответить, но старший Вэй Ин вмешивается.

- Ладно, ладно. Серьёзно, маленький я, как ты можешь быть настолько слепым? Это уже начинает действовать мне на нервы… — старший Вэй Ин бормочет, — а ведь ты — это я, я не должен сам себе действовать на нервы! - Затем повышает голос: - Давайте закончим с этим: ты, мой младший я, Вэй Усянь, несёшь полную чушь. И тебе срочно нужно перестать валять дурака.

Chapter 12: Возвращение. Часть 3

 

Сычжуй наивно надеялся, что с появлением родителей всё наконец пойдёт гладко. (И что он скоро, наконец, сможет вернуться домой.)

Но когда Цзян Чэн в ярости врезает кулаком по столу после слов папы, Сычжуй понимает — он ошибался.

— Папа, подожди, прошу... — Он встаёт на колени, пытаясь поймать его взгляд.

Отец кладёт руку на его плечо. Сычжуй смотрит на него и видит... неожиданную твёрдость.

Оба поворачиваются к папе, который говорит Вэй Усяню:

— Узкая тропа, которую ты избрал, ведёт тебя к гибели.

Сычжуй вздрагивает, когда Цзыдянь в очередной раз вспыхивает.

— Что это значит?! Как ты смеешь угрожать члену Ордена Цзян!

Юный Лань Ванцзи поворачивается к Вэй Усяню, но тот не шелохнулся, не стал спорить. Только спросил:

— Как?

Папа фыркает:

— Потому что, как я и сказал, ты застрял в собственной заднице — думаешь, справишься в одиночку? И это ещё не говоря о том чудовищном творении, что зреет в твоей голове.

Сычжуй сглатывает — конечно же, Тигриная Печать Преисподней.

— О чём он?! — врывается глава Цзян. — Какое творение?

Вэй Усянь закатывает глаза:

— Не знаю, насколько ты должен быть самонадеян, чтобы думать, будто Вэнь Жоханя легко победить, но даже я признаю — нам нужно мощное оружие. Если у тебя не вышло…

Глаза папы леденеют с каждым словом:

— Из-за этой штуки ты погубишь шицзе.

Вэй Усянь застывает с чашкой в руке. Сычжуй задерживает дыхание — он никогда не знал подробностей, но как же глупо было надеяться, что он сможет что-то изменить в одиночку.

Отец болезненно жмурится, глядя на папу.

Глава Цзян медленно поднимается, Цзыдянь разгорается ярче, окутывая его фиолетовым гневом. Сычжуй готовится к бою, но его родители не двигаются.

Молнии трещат перед их лицами, но папа не отступает, будто не замечая Цзян Чэна:

— Ты почти погубил всех, кто тебе дорог.

Вэй Усянь остаётся недвижим, в глазах — бунтующий страх.

Тишина.

Цзыдянь сверкает, кулаки Цзян Чэна сжимаются всё крепче.

Напряжение сдавливает горло Сычжуя, пока Вэй Усянь наконец не опускает взгляд:

— Как мы победим его без этого?

(Фраза «без моего золотого ядра» остаётся непроизнесённой для тех, кто знает.)

Лицо папы искажается от боли.

И Цзян Чэн взрывается:

— Какого чёрта?!

Он набрасывается на Вэй Усяня:

— Ты ему веришь?! Что ты скрываешь, Вэй Усянь?! Куда ты пропадал?! Почему не вернулся?! Что с тобой случилось?! Эти идиоты — он машет рукой с Цзыдянем в сторону Сычжуя — треплются о смерти и гибели! О смерти шицзе! Говори!

Вэй Усянь молчит, глаза стеклянные. Папа и отец не вмешиваются. Сычжуй ломает пальцы. Чем он может помочь?

Решение принимает Цзинъи. Он рычит:

— Потому что он отдал тебе своё золотое ядро, болван.

Цзян Чэн застывает, разинув рот. Сычжуй резко поворачивается к Цзинъи, шокированный его яростью.

— Что?! — Цзинъи огрызается на всеобщие взгляды. — Вы просто позволите ему орать на него после всего?!

Папа хрипло смеётся, пока остальные онемели. Сычжуй замечает, как Вэй Усянь обмяк в изнеможении.

— Он лжёт, — глухо произносит Цзян Чэн. — Нет.

Агония на лице Лань Ванцзи разрывает сердце Сычжуя. Он не хотел этого.

Всё, чего он хотел — вернуться домой. Вот и всё. Домой! (И чтобы Цзинъи — этот любящий идиот — научился держать язык за зубами.)

Папа берёт его за руку.

Прежде чем он успевает что-то сказать, Цзян Чэн хватает Вэй Усяня за грудки:

— Скажи им, что он лжёт!

Когда Вэй Усянь не отвечает, Цзян Чэн трясёт его:

— Вэй. У. Сянь! Это неправда!

Его руки дрожат.

— Скажи мне!

В ответ — молчание.

Цзян Чэн отталкивает его:

— Ты... Нет!

Цзыдянь вспыхивает, сметая всё со стола. Все отшатываются.

— Зачем?!! — вопит Цзян Чэн, глаза у него совершенно дикие.

Вэй Усянь стоит, опустив взгляд.

Тишину рвёт только треск Цзыдяня и тяжёлое дыхание Цзян Чэна.

— Если не веришь Цзинъи, пусть Суйбянь докажет это, — ледяной голос отца режет тишину.

Его взгляд — горящая ярость против ледяного гнева — мог бы сравнять горы.

Цзян Чэн задыхается, сползая в гипервентиляцию.

Сычжуй закрывает глаза. Он не хотел этого.

Цзян Чэн разворачивается и выбегает из палатки, Цзыдянь сворачиваясь в кольцо.

Тишина звенит в ушах.

Сычжуй изо всех сил сдерживает слёзы.

— Это было необходимо, А-Юань, — утешает папа, обнимая его.

— Я просто... хотел домой, — всхлипывает Сычжуй.

— О, А-Юань...

— И это всё? — устало спрашивает Вэй Усянь.

Папа отстраняется, изумлённый:

— Ты думаешь, исправить все наши ошибки было бы так просто?

Юный Вэй Усянь вздыхает и снова садится, протягивая руку к кувшину вина.

— Конечно же нет.

Он закидывает голову и делает долгий глоток, не обращая внимания на струйку, стекающую по подбородку и на одежду.

Сычжуй, вытирая слёзы, видит, как Цзян Яньли придвигается ближе, её лицо исчерчено слезами.

— А-Сянь… — она протягивает руку.

И папа, и юный Вэй Усянь поворачиваются к ней, оба инстинктивно тянутся к её ладони.

Горло Сычжуя сжимается, когда его папа резко отдергивается, вжимаясь в отца, сжимая кулаки так, что костяшки белеют. А Вэй Усянь наконец берёт руку Цзян Яньли, охватывая её обеими ладонями.

— Ах, шицзе… Я правда не хотел обременять тебя этим.

Цзян Яньли изучает его лицо. Сычжуй не может предугадать её реакцию — он так мало слышал о ней. Даже после своего возвращения папа редко вспоминал времена в Ордене Цзян. Слишком больно.

— Почему? — её шёпот хрипит от слёз.

Вэй Усянь ломается.

Он опускает голову на их соединённые руки и всхлипывает.

— У меня был долг, шицзе.

Сычжуй смотрит на папу — его лицо искажено мукой. Он хватает его сжатый кулак.

Папа разжимает пальцы, сжимает его руку в ответ с благодарной улыбкой.

Когда Сычжуй снова смотрит на Цзян Яньли и Вэй Усяня, Лань Ванцзи уже отводит руку, едва не коснувшись его плеча.

Их взгляды встречаются. Выражение лица юного Лань Ванцзи — сведённые брови, дрогнувшие губы — показывает Сычжую совершенно незнакомый образ отца.

Он не хочет видеть это снова.

— Какой долг? — рыдает Цзян Яньли.

— Госпожа Юй…

— …хотела бы, чтобы ты защищал нас всеми силами, а не отдавал их, — перебивает она, приподнимая его лицо.

Вэй Усянь ухмыляется — горько, с ненавистью к себе.

— Нет. Она хотела бы, чтобы Цзян Чэн преуспел — любой ценой. Ты же видела его, шицзе!

Он отстраняется, размахивая руками, но не отпускает её до конца.

— Он умирал! Он никогда бы не пережил этого. Поэтому я… я должен был дать ему надежду! — Его голос срывается на мольбе: — Разве ты не понимаешь?

— Но ты не спросил нас, А-Сянь! Хоть раз ты подумал спросить А-Чэна? Он никогда не согласился бы на это!

Цзян Яньли сжимает руки на коленях.

Вэй Усянь замирает.

Медленно, сдержанные слишком долго слёзы катятся по его щекам.

— Я… я просто хотел, чтобы он был целым.

Цзян Яньли вытирает его слёзы. Сычжуй гадает, сколько раз она делала это раньше.

Глядя, как папа смотрит на неё сияющими глазами, он понимает — как же сильно отец мечтал о её утешении хотя бы ещё раз.

Грудь сжимается болью.

— А-Сянь… Ты не можешь исправить всё, — печально шепчет Цзян Яньли.

Папа глубоко, дрожа, вдыхает, сжимает руку Сычжуя до боли. Это привлекает внимание остальных.

Цзян Яньли улыбается ему:

— Это касается и тебя, младший брат.

Губы папы дрожат, глаза полны слёз. Он выдавливает тихое:

— М-м.

Цзян Яньли поднимает взгляд на отца:

— А теперь… скажите, что должны. Я не знаю, сколько ещё мои братья выдержат.

Отец кивает.

Сухим, отстранённым тоном — Сычжуй понимает, это попытка сдержать эмоции — он излагает лишь самое необходимое о том, что ждёт их в войне, если ничего не изменить.

Chapter 13: Возвращение. Часть 4

Холод сгущается в палатке по мере того, как отец рассказывает о кошмарах, о которых родители никогда не говорили вслух.
Сычжуй знал основы из уроков истории, но боль в глазах отца и папы — это то, что навсегда останется в его памяти.
Он переводит взгляд на юного Лань Ванцзи — его кулаки сжаты так, что кажется, ладони истекают кровью. Вэй Усянь словно сжимается при упоминании его роли в смерти Цзинь Цзысюаня.
Но Цзян Яньли...
Она сидит прямо, выслушивая каждое слово — даже когда речь заходит о её собственной гибели.
В её осанке Сычжуй видит Цзинь Лина — или, вернее, его отражение в ней: негнущаяся спина, спокойное лицо, сложенные руки. Все эти мелкие привычки, по которым он всегда узнаёт друга.
Это больно.
Цзинь Лин должен быть здесь. Он заслуживает этого.
Сычжуй опускает взгляд на свои сжатые кулаки, подавляя бурю эмоций.
«Где же справедливость? Почему всё пошло так ужасно?»
Вихрь агонии, сожаления и бессилия останавливает время вокруг него.
И вдруг голос дяди прорезает тьму:
— «Обними весь мир...»
Правило, которое дядя так часто повторял после затворничества.
Оно заземляет его, как всегда.
Сычжуй глубоко вдыхает. Кажется, он понимает — пусть и чуть-чуть.
Прошлое останется прошлым. Его нельзя изменить — только принять и двигаться дальше...
В их мире.
Но, возможно, здесь Цзинь Лин вырастет с любящими родителями. Возможно, даже Цзинъи...
Он смотрит на папу и отца.
Возможно, его родители смогут быть счастливы без долгих лет разлуки.

* * *
Когда речь заходит о возвращении папы, тот устало улыбается Сычжую:
— Я почти потерял своею маленькую редиску тогда. Если бы не Лань Чжань...
Он гладит его руку:
— Я каждый день благодарен, что А-Юань всё ещё с нами.
Сычжуй улыбается в ответ, изо всех сил сдерживая слёзы.
Папа поворачивается к Вэй Усяню:
— Не повторяй моих ошибок.
— Не создавай это оружие.
— Доверься тем, кто рядом.
— Цзинь Цзысюань... не так уж плох.
Вэй Усянь фыркает, но папа лишь криво улыбается:
— Да, он высокомерен, но у него не было хорошего примера. И он старается.
Он бросает взгляд на Цзян Яньли:
— Он не похож на отца. Запомни это.
В повисшей тишине Лань Ванцзи произносит хрипло:
— Как ты вернулся?
(Не озвученное «ко мне» витает в воздухе.)
Сычжуй вздрагивает.
Папа и отец молчат, обмениваясь одним из своих беззвучных диалогов, которые Сычжуй никогда не понимал.
Вэй Усянь наблюдает за ними с нескрываемым интересом.
Наконец, папа отвечает, не отрывая взгляда от отца:
— Просто надейтесь, что этого не случится, маленький Лань Чжань.
Вэй Усянь хмурится:
— Почему? Что может быть хуже?
Папа улыбается — широко и пугающе:
— Разве я был бы собой, если бы не оставил вам хоть что-то для разгадки?
Перед выходом папа кланяется Цзян Яньли низко и уважительно.
— Шицзе.
Она кивает в ответ.
— И это всё? — недоумевает Вэй Усянь.
Папа пожимает плечами:
— Я знаю себя. Ты поступишь как, как, как решишь.
Он оборачивается к выходу и кричит уже на ходу:
— Но знайте — если не послушаешься, то лишишьсся очень любящего Лань Чжаня!
Вэй Усянь давится возмущённым возгласом.
* * *
Цзян Яньли подходит к Сычжую:
— Молодой господин Лань?
Он вздрагивает, осознав, что обращаются к нему:
— Да, дева Цзян?
Она улыбается:
— Присмотри за своим папой для нас, хорошо?
Сычжуй вспыхивает яркой улыбкой, с лёгкой горечью осознавая, что не сможет показать Цзинь Лину, какой прекрасной и удивительной была его мать:
— Конечно, дева Цзян. Я приложу все усилия.
Вэй Усянь вылетает из палатки, бурля эмоциями, за ним печально следует Лань Ванцзи. Сычжуй вопросительно смотрит на отца — что им делать?
Но отец лишь отводит взгляд — обратно к папе.
Сычжуй хмурится. Они, и правда, оставят их наедине с выбором — без лишних заверений. Он, конечно, не станет спорить — родители знают себя лучше всех, но он надеялся, что те проявят больше участия... Хотя бы помогли юным версиям себя найти общий язык перед расставанием.
Цзинъи, судя по задумчивой гримасе, думает то же самое. Он делает шаг к потерянному Лань Ванцзи, который безмолвно наблюдает, как Вэй Усянь яростно спорит с папой.
Но отец останавливает его, кладя руку на плечо:
— С ними всё будет в порядке, Цзинъи.
Тот открывает рот, чтобы возразить, но... на каком основании?
Они обмениваются раздражёнными взглядами, пока отец подходит к папе и юному Вэй Усяню.
— Ты омерзителен! — взвизгивает Вэй Усянь, и его слова чётко долетают до Сычжуя. — Не верю, что могу стать таким развратником!
Ох... Сычжуй содрогается, догадываясь, какие «советы» папа мог дать своему юному «я». Если присмотреться, щёки Вэй Усяня пылают — Сычжуй никогда не видел, чтобы отец краснел так сильно.
И вдруг, сквозь весь хаос последних часов, нервы Сычжуя не выдерживают — он смеётся.
Картина того, как его родители заставляют своих юных версий заливаться краской, бесценна.
Вэй Усянь замечает его смех и бросается к нему (Папа лишь настороженно следит за этим, продолжая настраивать талисман — и слава богам, ведь попасть в ещё один временной поток после всего этого было бы слишком).
— Они всегда такие?! — требует ответа Вэй Усянь.
Сычжуй сияет:
— Конечно! Мои родители очень любят друг друга!
Цзинъи фыркает, наблюдая, как Вэй Усянь заикается от возмущения.
Папа подходит, громко объявляя на весь лагерь:
— Абсолютно верно, А-Юань!
Он размахивает светящимся талисманом:
— У вас есть отличный шанс! В цзинши замечательная кровать — ты пожалеешь, если откажешься, когда он предложит.
Вэй Усянь сверкает глазами.
Уши Лань Ванцзи краснеют так, что Сычжуй предпочитает не думать, что это его собственный отец.
Папа поворачивается к Цзян Яньли, которая прикрывает улыбку рукой:
— Передай тому Цзиню-ублюдку, что я извиняюсь, ладно?
Его голос теплеет:
— И что он всё же дурак потому что отменил помолвку. Желаю вам долгого и счастливого брака.
Цзян Яньли улыбается в ответ:
— Спасибо, младший брат. Пусть и твоё будущее будет наполнено счастьем.
Папа сглатывает, криво улыбаясь, и отступает к Сычжую.
Цзян Яньли, Вэй Усянь и Лань Ванцзи — и, он подозревает, спрятавшийся где-то глава Цзян — провожают их взглядами, пока папа притягивает к себе Сычжуя и обнимает Цзинъи.
Отец подходит сзади и кладёт руку на плечо Сычжуя.
Папа ухмыляется, приветственно машет рукой:
— Желаем удачи в вашем путешествии!
И вспышка света окутывает их.

Chapter 14: Финал

 

Сычжуй не то чтобы не хотел изменить временную линию, когда они с Цзинъи провалились в эпоху до их рождения.

Он страстно желал этого с той самой секунды, как увидел своих родителей такими несчастными! Но раз уж они оказались в прошлом, он решил — пусть разбираются эксперты.

Как оказалось, он был... не совсем прав. (Как взрослые могут быть такими слепыми? Особенно его мудрые и проницательные родители?! Неужели молодость так меняет взгляд на мир?)

Папа отмахнулся от всех сомнений со вздохом и ясным вызовом в глазах. Видимо, он действительно знает себя лучше всех.

 

* * *

Но когда Сычжуй оглядывается на родителей, наконец-то — наконец-то! — снова дома, облегчение сбивает его с ног.

Папа ловит его с мягким «уфф», а отец кладет руку на плечо — это его способ показать, как он рад возвращению в Облачные Глубины.

И Сычжуй думает: сколько проблем в отношениях людей рождаются из-за страха принять и отдать любовь?

Он лежит в объятиях папы, отец и Цзинъи рядом.

И решает: он никогда не отпустит их, даже если это будет выглядеть по-детски. Его родители заслуживают всей любви, которую могут получить.

Зачем сдерживать чувства ради каких-то условностей?

Папа тихо смеется, когда Сычжуй прячет лицо у него на груди, и гладит его по голове.

С каждым движением его рука задерживается всё дольше, пока он просто не начинает расчёсывать пальцами его волосы.

Сычжуй расслабляется в этом тепле, краснеет от детской нежности, которую отныне разрешил себе.

Но не шевелится.

Он дома.

 

* * *

Эпилог

— А-Юань! Слезай оттуда! — Вэй Усянь кричит смеющемуся ребёнку на дереве.

Он поворачивается к Лань Чжаню, сидящему на веранде цзинши, и ноет:

— Лань Чжань…!

Лань Ванцзи отрывается от наблюдения за кроликами у дома и тихо зовёт:

— А-Юань.

Среди веток появляется надувшееся личико:

— Но, отец!

Лань Чжань пристально смотрит на него, едва приподняв бровь.

И даже с такого расстояния, как замечает Вэй Усянь, малыш улавливает изменение в его выражении.

А-Юань исчезает в листве и через секунду уже висит на нижней ветке.

Вэй Усянь раскрывает объятия, и тот прыгает прямо к нему:

— Вот ты где, мой маленький зайчик!

А-Юань сияет:

— Ты скучал, папа?

— Конечно! — он нежно тычет пальцем ему в нос. — Я всегда скучаю по своему А-Юаню.

Малыш прижимается к его плечу:

— Я тоже скучал... Но ты был в отъезде так долго! Почему? Отец сказал, что ты скоро вернёшься, но ты не вернулся! Где ты был?

Вэй Усянь улыбается:

— Я должен был поприветствовать твоего маленького кузена.

А-Юань аж подпрыгивает, вцепившись в его одежду:

— У меня есть кузен?!

Вэй Усянь смеётся и садится рядом с Лань Чжанем.

Тот наклоняется за поцелуем, и Вэй Усянь охотно его дарит — ах, как же долго их не было вместе!

Он тянется за вторым поцелуем, но А-Юань дёргает его за рукав:

— Как он выглядит?!

— Хм... Тебе придётся подождать и увидеть…

А-Юань ёрзает у него на коленях:

— Но я не хочу ждать!!!

Затем он вспоминает о присутствии Лань Ванцзи, выпрямляется и изображает его невозмутимый вид. Получается — если не считать сморщенного от усилия лобика:

— Но я подожду встречи с достоинством и благородством.

Он выдерживает позу целых три секунды, прежде чем обмякнуть с стоном:+

— Но я хочу знать-а-а...

Вэй Усянь смеётся, а Лань Чжань едва улыбается.

— Ждать осталось недолго, малыш.

А-Юань вскакивает с сияющей улыбкой.

Лань Ванцзи спрашивает:

— Они хотят, чтобы ты вернулся?

— Мм, со всей семьёй в этот раз.

Он целует его снова.

Глядя, как Лань Чжань прижимается к нему, Вэй Усянь думает — каким же глупым он был тогда, сомневаясь в своём будущем «я».

Он переплетает пальцы с Лань Чжанем.

И его сердце болит за те годы, которые другой Вэй Ин не смог провести с Лань Чжанем и их маленьким проказником.

Он сдерживает дрожь при мысли, как близко сам подошёл к тем же ошибкам.

Целует макушку А-Юаня.

Сжимает руку Лань Чжаня.

Он будет стараться изо всех сил — чтобы никогда не пришлось отпускать.