Прекрасные розы

by toxic_unicorn

Summary:

Джим и Хамфри разбираются с неприятными последствиями.

Notes:

• For Red_Box.

Альтернативное развитие сюжета «Power to the People».

Когда все важные документы наконец-то были просмотрены, давно перевалило за полночь. Джим отпустил сонного Бернарда, а сам поспешил к офису Хамфри, предвкушая объятия и пару быстрых поцелуев, раз уж все разошлись, а потом, как и планировалось, на весь уикенд они отправятся в спальный район Хэмпстеда.

У двери догнала запоздалая мысль, что Хамфри так и не зашел отчитаться о беседе с Агнес Мурхаус. Должно быть, эта невозможная женщина так сильно его замучила, что бедняге пришлось пропустить пару рюмок чая, и теперь он отдыхает от ее общества, смежив веки в одном из своих кресел.

Когда Хамфри не открыл после их особого знака, двух коротких стуков с десятисекундной передышкой, это вызвало улыбку, но после более настойчивого рвения попасть внутрь и осознания, что в кабинете горит свет, стало не до веселья. А вдруг что-то случилось? Надо немедленно бежать до поста охраны, требовать запасные ключи и звонить в скорую!

Под эту заполошную мысль в замке провернулся ключ. С какой-то небывалой ленцой, будто его хозяин смертельно устал.

На пороге застыл Хамфри, да с таким видом, словно повстречал привидение. Плечи напряжены, распущенный галстук сбит в сторону, в глазах плещется небывалый ужас, кожа до того бледна, что могла бы поспорить с алебастром античных статуй.

— Хамфри, что с вами?! На вас лица нет!

Так как добиться ничего внятного не удалось, Джим поспешил к ближнему окну, чтобы впустить немного свежего воздуха. И тут-то он ее и увидел. Вернее, сначала он заметил ноги, обтянутые капроном, и край черной юбки. Туфли стояли рядом — каблук к каблуку, как в магазине. Чтобы разглядеть остальное, нужно было заглянуть за письменный стол, а этого делать не хотелось, с него и так хватило увиденного.

— Хамфри! — в горле пересохло, поэтому строгость, которую он попытался вложить в это восклицание, победил задавленный неуверенный хрип. — Скажите, что это шутка, Хамфри? Или может розыгрыш?

Виновник невиданного происшествия отчаянно замотал головой и тут же спрятал лицо в ладонях, в отчаянном порыве отгородиться от всей этой ситуации. Но как же так? Чтобы многословный находчивый Хамфри настолько не владел собой, что совсем потерял дар речи?

— Это действительно то… о чем я думаю? Но ведь я сказал вам с ней поговорить, а не…

Закончить Джим не смог. Совершенно невозможное слово застряло в горле, и так и осталось непроизнесенным в правительственных стенах, да и может ли он хоть в чем-то обвинять, когда решительно ничего неизвестно?

Пересилив себя, Джим все же обогнул стол. Агнес Мурхаус лежала ничком на ковре и напоминала скорее случайно упавший манекен, чем женщину, которая совсем недавно ходила, говорила, раздавала возмутительные интервью. Но ни крови, ни следов борьбы, ничего не указывало на то, во что так не хотелось верить. Всего лишь случайность, банальнейший сердечный приступ или что-то вроде того.

Из груди вырвался вздох облегчения. Теперь скорее к Хамфри, к спасительному миру живых! Сейчас они во всем разберутся, вместе найдут правильное решение.

Когда Хамфри был усажен в кресло и напоен парой глотков коньяка, чисто для смелости и усмирения нервов, к нему наконец-то вернулся прежний цвет лица. Он отогрелся как одуванчик поутру, раскрывая всем свою красоту.

Джим сел перед ним на колени, завладел его левой рукой и попросил:

— Хампи, дорогой, расскажи, как все было.

На лице Хамфри легла тень смятения, он даже попытался освободить свою руку, хотя и без особого рвения. Они договорились не использовать подобных слов на работе, можно было договориться о встрече, намекнуть о чем-то пикантном, называть друг друга по именам, но никаких ласковых прозвищ, ничего, что могло бы их выдать случайному свидетелю.

Но ведь сейчас особый случай!

— Давай же, милый, рассказ тебе поможет.

Хамфри кивнул, прикрыл глаза, будто вспоминая.

— Она пришла ближе к вечеру, — начал Хамфри так медленно, будто с трудом подбирал слова. — После довольно хамской речи о моей зарплате, она принялась наглым образом оценивать стоимость обстановки в кабинете… И наконец подошла к репродукции Уильяма Тернера.

Хамфри выпутался из рук и потянулся коньяку, но пить не стал, рюмка была возращена обратно на стол.

— Картина свалилась на нее и ударила в висок.

Джим обернулся и только сейчас понял, что замок Норхэм и правда не висит на своем привычном месте, а прислонен к дальнему окну. Пустая стена теперь ощущалась как слепящий блик и постоянно притягивала взгляд.

— Сначала мисс Мурхаус была в порядке, — Хамфри опять заговорил, но излишне поспешно, будто торопился объяснить неочевидную взаимосвязь. — Сказала, что ей не больно, что это сущие пустяки, но потом, когда мы углубились в обсуждение ее безумнейших идей о ликвидации парламента и монархии, внезапно попросила принести ей аспирин. Я вышел передать ее просьбу Джоанн, и пока она разыскивала лекарство, мисс Мурхаус скоропостижно скончалась.

Хамфри замолчал. И это молчание повисло в воздухе, как нечто весомое и законченное, словно все самое важное давно сказано — ни добавить, ни убрать. Дотошный до деталей Хамфри пропустил слишком много, ненамеренно или же…

Чтобы вытряхнуть из себя недоверие и размять затекшие ноги, Джим поднялся и еще раз взглянул на картину. В голове пульсировала мысль — не виновен, не виновен. Тогда почему они оказались в этой ситуации. Причем оба.

— Хамфри, а как же Джоанн? Она что-нибудь видела?

— Не думаю. Когда она принесла аспирин, я сказал, что мисс Мурхаус уже ушла, и отпустил ее пораньше в честь уикенда.

К Хамфри возвращалось самообладание, голос креп, в интонациях появилась деловая хваткость.

— Но почему вы не вызвали полицию? Или хотя бы меня?

— Я растерялся. — Хамфри тоже поднялся, взял со стола графин с коньяком, но сразу вернул на место, с неприятным стуком вставив пробку в горлышко. — Все вышло слишком быстро и сумбурно.

Что-то в рассказе не сходилось, не склеивалось между собой, как весьма скверная наспех придуманная ложь. Неужели удар картиной мог привести к столь серьезному исходу?

Джим украдкой глянул на телефоны. Можно было задействовать связи, попросить все замять, в конце концов, он премьер-министр, ему пойдут навстречу. Но ответная услуга может обойтись непомерно дорого, это происшествие вечно будет висеть над ним, как снежный наст под лучами весеннего солнца.

Решение здесь только одно.

— Пора звонить в полицию.

— Что? Нет! Совершенно исключено! — Хамфри смотрел на него как на умалишенного. — Никто не будет вам помогать. Может, в другом месте, но не здесь, не в Уайтхолле.

— Что нам еще остается?

— Не знаю, господин премьер-министр. Подумайте о прессе, представьте заголовки «Таймс», «Гардиан» и «Сан». Да что там, это станет сенсацией для всего мира! И даже если каким-то чудом удастся доказать, что произошедшее с мисс Мурхаус трагическая случайность, нам никогда не отмыться от этого пятна, от подозрений, от ежедневных статеек желтых газетенок. Стервятники со всех концов света вцепятся в эту историю, и будут терзать нас с вами, пока наши кости не превратятся в труху! А знаете, как все закончится? Сначала вы будете отвечать на миллион вопросов, почему это произошло именно при вашем правлении, а потом вы добровольно подадите в отставку. А что будет со мной…

Хамфри махнул рукой и бессильно опустился в кресло. И так было понятно, что с ним все кончено. Подобного рода пятно поставит крест на его карьере, раз и навсегда вычеркнет из привычной жизни, ему придется влачить жалкое существование в захудалом домишке, в какой-нибудь промозглой одинокой дыре, где на сотни ярдов вокруг отчужденность жестоких пересудов.

Тирада Хамфри обрушилась подобно камнепаду, не пошевелиться, не вздохнуть. Это их последние безмятежные часы, а потом лишь падание в бездну. Напоминало то страшное чувство, которое его посетило на прогулке по…

— Хамфри! А помните домик на окраине Брентвуда, где мы иногда виделись до вашего развода? Вы не успели его продать?

— Нет, — с ноткой раздражения откликнулся Хамфри, как будто его спросили о невероятной глупости.

— Кажется, я нашел выход. Слушайте внимательно, Хамфри.

***

Когда захлопнулись двери авто, на Джима накатила чудовищная волна возбуждения. Безнаказанность опьяняла. Да он практически Джеймс Бонд! Авантюрность сего мероприятия точно готовый сценарий фильма, так ловко им удалось расправиться с первой частью плана: отвлечь охранника, попросив его принести якобы забытый портфель из комнаты отдыха, а самим в это время перетащить ковер в багажник. Даже судьба была к ним милостива, подарив пустую безлюдную улицу.

Никаких свидетелей, никаких проблем, они всего лишь едут на уик-энд решать важные правительственные дела. А о том, что спрятано в ковре, лучше не задумываться. Везение, невероятное везение!

Но Хамфри, по всей видимости, придерживался иного мнения. Пристегнулся он не с первого раза, а потом застыл с остекленевшим взглядом, напоминая нахохлившегося воробья морозным утром, разве что бисерины пота на лбу и висках подсказывали, что от холода он не страдает, скорее наоборот. Должно быть, сказывался вес персидского ковра и его страшной начинки.

На переезде, пока они пропускали поезд, Джим накрыл руку Хамфри своей ладонью и несильно сжал, напоминая, что все будет хорошо. Ответом ему была вымученная улыбка, которая погасла столь же быстро, как переключается разрешающий сигнал светофора вовремя спешки.

Только с приближением Брентвуда Хамфри оттаял и даже стал самим собой, возмущаясь ассортиментом паршивого магазинчика на заправке. Но делать нечего, пришлось перекусить тем, что есть.

Когда наконец-то добрались, уже светало. Дом еще больше одряхлел и будто покосился, крыша проржавела, предельно ясно, почему экс-Эплби не имела претензий на эту рухлядь, слишком много возни на содержание и ремонт, еще больше головной боли для продажи. Внутри и того хуже, после Уайтхолла все то, что раньше можно было назвать спартанской романтикой, сейчас отзывалось колючей неуютностью: камин вместо отопления, холодная вода и неисправная проводка, скрипучие половицы и густой привкус плесени.

Зато на сотни ярдов ни души. Дом, зажатый между полями и лесом, спасительный вариант для тайных встреч, а в этот раз еще и пристанище для более мрачной тайны.

— Предлагаю сначала поспать. — Сказал Хамфри после безуспешной попытки хоть где-то зажечь свет.

Вполне резонная мысль, двухчасовая дорога утомила сильнее приема делегации Совета по правам этнических меньшинств.

Подниматься наверх пришлось в потемках, в крохотную спальню, где нашлись свечи со спичками. Танцующие тени подсветили низкий покатый потолок, пыльное покрывало, расстеленное на кровати и продавленное кресло, которому место на свалке.

— Джим.

Хамфри прижался к нему, обнял сзади за талию и поцеловал в шею. И без слов понятно, как ему было страшно и невыносимо сидеть одному с мертвой женщиной, и как он нуждается в ласке.

Отказать ему было невозможно.

Потом Джим позволил себе закрыть глаза буквально на пять минуточек, а когда открыл, понял, что на деле прошло намного больше. Разбудило его солнце, которое не мог сдержать потрепанный тюль.

При свете комната выглядела уютной и умиротворяющей, сразу нахлынули воспоминания, как они провели здесь с Хамфри несколько счастливых деньков. Это место не стоит бесповоротно вычеркивать, сюда можно приезжать, как раньше, если события прошлой ночи, которые теперь представлялись в еще более мрачных красках, не уничтожат их жизни.

Волна ледяного ужаса сначала сковала, а потом тело разом обмякло, превратившись в желе. А счастливый Хамфри спал рядом с безмятежным выражением и ничего подобного не испытывал. А ведь женщина мертва! Та самая Агнес Мурхаус!

Остаться с этим осознанием наедине было до того страшно и одиноко, что Джим в отчаянном порыве потряс Хамфри за плечо.

— Хамфри, у нас труп в багажнике! О господи, Хамфри!

Хамфри сел в постели, щурясь от резкого света, но выглядел он скорее недовольным, чем расстроенным. Он приподнял брови в немом вопросе, который наверняка трактовался как «ну и что с того?» или даже «какие нелепые разговоры в такую рань!».

— Она была чьей-то дочерью, Хамфри! А может и матерью. Любящей женой… Мы ведь совершенно ничего про нее не знаем! Ее будут искать!

Хамфри провел рукой по лицу, стирая остатки сна, пригладил растрепанные волосы — стал чуть более собранным и серьезным, вот-вот сплетет затейливый узор запутанной речи.

— Мисс Мурхаус угрожала прекратить финансирование полиции и хотела уволить главного констебля, вряд ли они будут усердствовать с ее поисками. А что до всего остального, не думаю, что она пользовалась большой популярностью хоть у кого-либо, она всем лишь досаждала. Представляете, она считала, что у животных тоже есть права! Вы ведь и сами говорили, что она монстр, господин премьер-министр.

Эта официальность смутила и окончательно выбила почву из-под ног.

— Да, мисс Мурхаус была совершенно невыносима, но…

— Вот мы ее и вынесли. — Припечатал Хамфри безапелляционным тоном. — Пока она никому не навредила.

— Так это все-таки нарочно? — вырвалось у Джима. Он и сам, не понимая для чего, обернулся, как будто их мог кто-то подслушать, или у двери поджидали полицейские.

— Это глупый каламбур. Немыслимо, что мне приходится объяснять.

Повисла мучительно-долгая пауза, она длилась и длилась под испепеляющим взглядом Хамфри.

— Знаете, господин премьер-министр, — наконец произнес Хамфри. — Я не намерен терпеть подобные оскорбительные подозрения. Даже от вас. В особенности от вас.

Прежде чем Джим успел выдать в ответ кучу колкостей, справедливых и не очень, Хамфри вылетел из спальни, как был, даже не потрудившись одеться.

Негодование клокотало, пока Джим натягивал брюки и кое-как застегивал рубашку. Но когда он сел на край постели перед мысленным взором встало испуганное лицо Хамфри, каким неподдельным ужасом он был объят, и как он был раздавлен. Разве можно подозревать его в подобных гнусностях? Да, он мастер вить паутины полуправды, а политические интриги заменяют ему хобби, но навредить ни в чем не повинной женщине, пусть и с не самым покладистым характером, он определенно не способен, хотя бы потому что ставки слишком высоки. Не стал бы Хамфри подставлять под удар себя и свою карьеру.

Спускался Джим пристыженным и с твердым намерением извиниться, но Хамфри как назло куда-то запропастился.

Нашелся он на заднем дворе. В потрепанном комбинезоне поверх рубашки и с лопатами — губы сжаты в тонкую линию, в глазах огонь недогоревшего спора. А, может, просто раздражен предстоящей работенкой. С этой стороны сад был в особенном запустении, пришлось убрать ветки и выдернуть наросшие сорняки. Но тяжелее оказалось копать крепко спрессованную землю.

Работали молча, попеременно сменяя друг друга. Для конца октября стояла жаркая погода, поэтому, они оба вспотели и выпили, по меньшей мере, две пинты воды.

В один из перерывов Джим попытался обнять Хамфри, но тот отступил на шаг, показывая, что все еще злится.

— Хамфри, милый, ты же понимаешь, что мы в этом деле вместе? — Джим положил ему ладони на плечи, крепко сжал, не позволяя ускользнуть. — Я на твоей стороне. Теперь я не просто премьер-министр, во время правления которого скоропостижно скончалась председатель совета лондонского района Хаундсворт, а премьер-министр, который закапывает мертвую женщину со своим любовником.

Хамфри мгновенно сменил гнев на милость, взгляд его потеплел, напряжение, которое делало каждое его движение резким, ослабло. Мир окончательно скрепил поцелуй у края ямы, поставил точку в любых сомнениях.

Позже они посетят местный садоводческий магазинчик, купят саженцы, и уже следующей весной на могиле распустятся прекрасные розы.