Ненужное сердце

by Gianny_Ts

Summary:

Блядь. Это снова был Поттер.
Меньше всего я ожидал увидеть его в палате Мунго, когда местные коновалы упросили посмотреть “безнадежного пациента”. Белые стены, белый потолок, бледное осеннее солнце - и бледный, в зелень, Поттер в голубой больничной рубахе. Он еле сидел, упираясь в матрас ладонями, и молча таращился на меня. Поттер молчит - это само по себе подозрительно. Этот юноша, по моим наблюдениям, начинает говорить еще до того, как подумает, стоит ли открывать рот…

***

В главных ролях: гендерная дисфория, психологические травмы, совершенно нежелательная и разрушающая тело и душу беременность, беспросветный ужас. Ну и любовь, конечно.

ВНИМАНИЕ! Магии в тексте МАЛО. Герои часто ведут себя "как магглы", как мне сказали (на мой взгляд, это обоснованно). Это факт, это одна из характеристик работы, как то, что она довольно физиологична. Также я умышленно использую метрическую систему.

Пожалуйста, учитывайте, что на русском автор ГП не читал и не смотрел, поэтому написание имен, локаций, заклинаний может отличаться от привычных русскоязычному читателю. Спасибо за понимание.

Notes:

Все фики про мужскую беременность, которые мне попадались, были обвешены радужными соплями, и в конце маячили сладкие пяточки и еще десяток детей.

Мне же хотелось (хотелось бы, фик в процессе) написать о другом опыте. О том, что беременность может быть нежелательной и страшной. О выборе без выбора. О том, что испытывает мужчина, когда его тело меняется (и, нет, это не легко даже для транс*мужчин, которые решили выносить ребенка, что уж говорить про бедного Поттера).

Я очень сильно извиняюсь перед всеми врачами, которые будут это читать! Поверьте, я потратила на исследования полтора месяца, выжала все, что было доступно моему пониманию, из интернета и чата ЖПТ, но наверняка в тексте будет много, мягко говоря, неточного или "аааа, так не бывает". Пожалуйста, говорите мне об этом в комменатриях, я попробую исправить.

Или не попробую.

В этом мире, все-таки, существует магия, а значит, возможно все.

Я еще не решила, будет ли хэппи-энд, в плане он значится (и, нет, это не про счастливое родительство).

Обновления пока что планируются раз в неделю, по средам, а дальше как пойдет.

Chapter 1: Безнадежный пациент

Глава 1. Безнадёжный пациент

 

Блядь. Это снова был Поттер.

Меньше всего я ожидал увидеть его в палате Мунго, когда местные коновалы упросили посмотреть “безнадежного пациента”. Белые стены, белый потолок, бледное осеннее солнце - и бледный, в зелень, Поттер в голубой больничной рубахе. Он еле сидел, упираясь в матрас ладонями, и молча таращился на меня. Поттер молчит - это само по себе подозрительно. Этот юноша, по моим наблюдениям, начинает говорить еще до того, как подумает, стоит ли открывать рот…

Три благословенных Мерлином года я не видел Поттера иначе, как на страницах “Пророка”, и с удовольствием не видел бы и дальше. 

В палате воняло рвотой и лавандой. Отвратительна смесь, но в Мунго почему-то считают, будто лаванда заглушает неприятные запахи. Поттер все еще молчал. Сопровождающий врач нерешительно кашлянул.

Доктор Мэллори точно учился у меня, я смутно припоминал круглого блондина - а может, то был другой круглый блондин. Но никакого впечатления о нем у меня не сложилось тогда и не складывалось сейчас.

– Профессор, вот. 

Исчерпывающе. Мэллори протянул мне папку. Я внимательно посмотрел на него, ожидая продолжения, но его не последовало. “Безнадежный пациент, мистер Снейп… ваши знания в Темной магии, мистер Снейп… ваши инновационные препараты, мистер Снейп… пожалуйста, мистер Снейп”... Никогда больше не поведусь на грубую лесть.

– Будьте так добры, доктор. Введите в курс дела. Читать я умею, но хотелось бы услышать резюме.

Поттер будто отсутствовал. Он никак не прокомментировал мое появление, вообще никак не отреагировал - только часто дышал носом и судорожно глотал. Я заметил на груди у него желтое пятно.

– Эм… профессор… мистер Снейп… понимаете… Все материалы, собственно, тут. Мы не знаем… эм… причины состояния… да собственно! мы не представляем… эм…

Наверное, когда он был студентом, он меня злил - приблизительно как сейчас. Я открыл кожаную папку и пробежал взглядом первую страницу. Дата поступления - две недели назад. Симптомы: потеря сознания, рвота. И это - безнадежный пациент? Блюющий Поттер? 

Мэллори заметил выражение моего лица.

– Понимаете, мистер Снейп… эм… симптоматическое лечение не помогает. Состояние… эм… - он быстро взглянул на Поттера. - Эм… стабильно-тяжелое, - насчет “стабильного” я не поверил. - Мистер Поттер… эм…

– Умирает, - спокойно закончил Поттер.

– Выйдите, Мэллори. Свободны.

Доктор не стал со мной спорить. Не знаю, я его пугал или Поттер, или сочетание нас обоих, двух героев Последней Магической. Впрочем, герой - это не про меня. В герои охотно записывают симпатичных молодых авроров, а не зельеваров средних лет. Даже если “инновационные препараты”. И даже если “благодаря вашей самоотверженности Магическая Британия обрела шанс на победу над гидрой зла”. 

Я кинул папку на прикроватную тумбочку и подвинул поближе к Поттеру неудобный, жесткий стул. Да, рвотой пахло от парня. И выглядел он ужасно: изможденный, губы - в мелких язвочках. Сочувствия во мне не было, только липкий ужас. Снова. Опять, о, Салазар Великий, за что! - опять предстоит спасать Поттеру жизнь. 

– Вас, Поттер, как тихоходку, не убьет даже ядерный взрыв, не драматизируйте. Рассказывайте. 

Он дернул шеей, зажал рот ладонью, вскочил и кинулся к дверям в уборную, врезался в косяк плечом… Я сидел на жестком стуле и невольно слушал, как Поттера выворачивает наизнанку. Как мучительно и долго, кашляя, он блюет. Потом Поттер тихо застонал.

Предложить ему помощь?

– Поттер, вам помочь?

Вместо ответа зашумела вода. 

Мне стало неловко. Наблюдать чужую немощь всегда неловко. Когда я подыхал на полу Визжащей Хижины с разорванным горлом, мне было жутко стыдно, что дети видят меня таким: беспомощным, жалким. Если бы у Поттера не хватило мозгов использовать “Вулнера санентрум”, этот позор стал бы последним впечатлением в моей жизни…

Поттер, пошатываясь, выбрел из ванной. Рубашка спереди была совершенно мокрой. Я дернулся встать, помочь - и остановил себя. Человек, который способен сказать “я умираю” без пафоса, как-нибудь доберется до кровати.

Ложиться он не стал, тяжело сел.

– Этот Мэлори ужасно вонючий, - сообщил Поттер. 

Ничего такого я не заметил, но на всякий случай кивнул.

– Хорошо выглядите, Снейп. Здравствуйте, кстати.

Надо же, какие мы вежливые. Наверное, на фоне Поттера я сейчас и правда выглядел потрясающе, хоть сейчас на первую страницу газеты. Ну и, вероятно, в костюме и с чистыми волосами я смотрюсь лучше, чем в образе летучей мыши. Но не более того.

– Не льстите, Поттер, не поможет. Рассказывайте. С чего вы взяли, что умираете? И как именно вы умираете?

Он улыбнулся типичной поттеровской улыбкой. Детской и открытой. Мне всегда было интересно, как мальчишка с такой судьбой и с такими опекунами умудрился вырасти не в угрюмого мизантропа, а в лучезарного идиота.

– Да вот. Вот так. Есть не могу. Только зеленые яблоки, и то, через раз. Блюю. Падаю в обмороки. Голова кружится. И магическое истощение.

Ого. 

– Сильное?

Поттер вытянул из-под подушки палочку, направил на стоявший на тумбочке стакан и произнес:

– Агуаменти!

Не произошло ровным счетом ничего. Теперь понятны стали мокрая рубашка и пятна от рвоты: очистить или высушить себя Поттер не мог.

– Становится хуже, - добавил он. - Нальете мне воды?

Я наполнил стакан и подал ему.

– А у вас хорошие духи, - заметил Поттер. - Я их знаю, только забыл. Мы с Гермионой их нюхали, когда она Рону подарок искала, еще до развода. 

Парфюмом я сегодня не пользовался. Наверное, след запаха сохранился на пиджаке. 

– То есть, от Мэллори вас тошнит, а от меня не тошнит, - подытожил я. - И что это с вами? Проклятие? Зелье?

– Да они меня на все проверили. Сначала в Отделе Тайн, потом тут. А что было, я не помню. 

Поттер отхлебнул воды и снова часто задышал. Я принялся мысленно перебирать препараты от тошноты. Зелья ему давали точно… качество зелий в Мунго - это, конечно, отдельная боль, но все-таки для Поттера должны были найти что-то получше варева Лонгботтома. Маггловские? Да, пожалуй, нужно начать с маггловских.

Поттер справился с приступом тошноты и продолжил:

– Если коротко, меня поймали. Две недели держали хуй знает, где. Потом патруль нашел в переулке. Ничего не помню, и менталист ничего не нашел.

Он пустил в свои мозги “менталиста”, прости, господи, из Мунго?! Хотя, что это я. Нет у него мозгов, давно доказано мною лично.

– Все вроде было хорошо. Ни проклятий, ни ядов. А потом еще недели через две. Началось. Я думал, грипп. Но это пиздец.

– Следите за языком, Поттер.

– Но пиздец же, - он снова улыбнулся. – Я знаю, что умираю. Так что вас зря побеспокоили. 

Ну а кого еще они могли “побеспокоить”? Я же у нас - главный специалист по Поттеру, а заодно - по экспериментальным зельям на стыке магии и маггловских разработок (и, совершенно немного, и про это не обязательно знать бравым аврорам, темных искусств). 

– Вы уже умирали, - напомнил я. - Мир от вас это не избавило. Ложитесь. Я пока изучу историю болезни.

Естественно, он остался сидеть, покачиваясь. Я пролистал результаты обследований, посмотрел, на что проверяли больного (приблизительно на все), изучил список зелий (исчерпывающе). Ничего они не нашли, ничего они не знали, и вывод Поттера - “я умираю” - казался, увы, логичным.

Но я запретил себе об этом думать. 

Поттер лег на бок, подтянул колени повыше и закрыл глаза. 

– Живот болит? - поинтересовался я.

– Последнее время… немного. 

Я еще раз пролистал документы. Я все же не врач, и мне не под силу самому найти причину. Но если эти эскулапы проглядели какой-нибудь аппендицит? У волшебников не бывает аппендицита, но это же Поттер! С ним может быть что угодно, хоть бычий цепень в кишечнике. 

Или рак. Это мог быть рак, и мне снова стало жутко, резко, будто ударили в солнечное сплетение. У волшебников не бывает рака. Но волшебники, например, не воскресают, убитые “авадой”. 

Я сделал вид, будто нашел в документах что-то интересное. Говорить Поттеру о своих подозрениях я, естественно, не собирался, я не настолько жесток, и нужно было очистить разум, сформулировать предложение максимально безопасно, действовать с холодной головой. 

– Ну что ж, Поттер. Давайте для начала прогуляемся. Есть у меня хороший знакомый в частной маггловской клинике, он не откажется вас посмотреть.

– В маггловской? 

Я кивнул.

– Заглянем в ваш богатый внутренний мир. Я, знаете, не удивлюсь, если у вас где-нибудь в печенке застряла вражеская пуля, а вы об этом забыли. 

Поттер фыркнул.

– Ну, думаю, все не настолько плохо, Снейп. Ну окей. Прогуляюсь перед смертью, хоть воздухом подышу.

Чтобы подняться, ему пришлось опереться на мою руку.

 

***

 

О том, чтобы воспользоваться камином, не могло быть и речи, как и об аппарации - в первом случае Поттер заблевал бы все вокруг, а во втором… и во втором случае он заблевал бы все вокруг. Мы вышли из Мунго - Поттер волочил ноги, джинсы и куртка на нем болтались, а волосы вспотели и прилипли к вискам. На улице еще заметнее было, какой Поттер тощий, будто умирающий от голода. Я сделал мысленную пометку спросить у Трасса про питательные капельницы.

– Я оставил автомобиль за поворотом. Дойдете? 

– А куда. Я. Денусь. Минутку.

Поттер привалился к стене, я машинально поддержал его под локоть, и вырываться Поттер не стал. 

– Голова кружится. 

Коновалы чертовы. Волшебники хуевы. Они же его реально до истощения довели. Двадцатилетние мальчишки не должны умирать от голода, от неведомых болезней, да и вообще, по-хорошему, не должны умирать. 

– Стоять сможете? Я сейчас сюда подъеду. 

Поттер заверил, что может стоять, но, когда я подъехал, сидел на асфальте, запрокинув голову. Я понадеялся, что рядом не было никого, кто сфотографировал бы его в таком виде. Магическая Британия не переживет такого портрета любимого героя. 

Мне пришлось выйти из машины, открыть Поттеру дверь и загрузить на пассажирское сидение.

– Пристегнитесь, - попросил я.

Поттер, оказывается, знал, как это делается. 

– Окно открыть? 

– Да, пожалуйста. Это ваша? 

– Нет, Поттер, я только что угнал машину. Естественно, моя. 

– А вы пижон. Надо же, “Лексус”!

Пижон - Люциус, а я так, его недостойный ученик. Но если можно позволить себе хороший автомобиль, почему бы не купить его? Тем более, как говорит Люциус, нам нужно правильно презентовать себя в мире магглов. 

Поттер мало не высунулся в окно, однако остановить не просил, а я старался вести плавно и осторожно и надеялся не влипнуть в пробку в Сохо, минимально пользовался магией и сосредоточился на дороге - это помогало мне не думать о Поттере и его болезни, а значит, не пугаться. 

После победы я был за него спокоен и, наконец-то, свободен от всей троицы. Поттер где-то там героически ловил преступников, я негероически руководил лабораторией, и все были довольны и счастливы, ну или почти счастливы, по крайней мере, я. Зря, значит, расслабился: Поттер и не думал нормально жить, он, наверное, просто не умел не влипать в неприятности.

Существуют ли проклятия, вызывающие рак? Не слышал о таких… а зелья? Теоретически, воздействуя на иммунитет… Меняя геном… Нечто, обратное терапии… Моих знаний по медицине катастрофически не хватало.

– А куда мы едем? - спросил Поттер.

– В район Ридженс-парка. Как вы себя чувствуете, Поттер?

– Хуево.

Я хмыкнул. Ну, зато честно. Вряд ли имеет смысл сейчас воспитывать Поттера - если за предыдущие двадцать лет он не научился себя вести, сейчас уж и подавно… 

– А откуда вы знаете маггловскую клинику?

– Моя компания с ними сотрудничает. 

Разговор заглох. Я обеспокоенно поглядывал на Поттера: он снова молчал, ничего не спрашивал, и сосредоточенно дышал, прикрыв глаза. Насколько ему больно? “Немного”... Может, по сравнению с круциатусом “немного”... 

Через десять минут я припарковался возле трехэтажного здания с фасадом, выложенным оранжевым кирпичом. Курить хотелось невозможно. Поттер приободрился и вовсю крутил головой.

– Я думал, будет что-то менее мажорное…

– Вы плохого мнения обо мне, Поттер.

– Новые исследования, революция в магической фармакологии, в маггловской, думаю, тоже, - Поттер отстегнул ремень безопасности и повернулся ко мне, - буквально на грани закона. Рискованные исследования.. Я предполагал, что “Севлюс-Фарм” работает с клиниками попроще. 

Ого. 

– Следили за бывшими смертежерами, Поттер?

– Читал прессу, Снейп, - в тон мне откликнулся он. 

Все же очень, очень хотелось курить. Мы вышли на улицу, и я достал сигареты. Подождут несколько минут исследования и диагноз, подождет вероятный приговор, который вынесет Трасс. 

– Вот странно, - заметил Поттер, принюхиваясь. - Еда воняет невозможно, Мэллори - вообще пиздец. А сигареты вкусно пахнут. 

– Курите?

– Не-а. 

Он присел на ограду парковки и сунул руки в карманы. Теперь Поттер смотрел на меня снизу вверх. Больной Поттер, машины на Девоншир Плейс, туи в кадках возле забора дома напротив, дым сигареты, бледное солнце самого темного, самого жестокого времени года. После войны я иногда чувствовал, будто мир ускользает, становится плоским и ненастоящим - декорации для спектакля, не более. И сейчас происходящее показалось нереальным. Этого всего просто не могло быть.

Но это было. 

– Пойдемте, Поттер. 

Я помог ему подняться. Ледяная, влажная ладонь. Если он не выживет, я разнесу Мунго по камешку, затаскаю Мэллори по судам, доберусь до Министества и пробью реформу нашей магической медицины. 

Усадив Поттера в кожаное бежевое кресло (он тут же скукожился, и у меня до боли сжались челюсти), я подошел к хромированной полукруглой стойке рецепшена и попросил позвать Энтони Трасса, заведующего отделением диагностики. Теперь оставалось только ждать.

Несколько минут, прошедшие до появления Трасса, тянулись дольше, чем урок у первого курса Гриффиндора, меня не оставляло ощущение нереальности. Вот современная клиника, орехового цвета блестящие полы, уютный холл, негромкие разговоры. И я здесь не потому, что договорился о встрече, я привез сюда своего бывшего ученика, страдающего от неизвестной болезни.

Мне стоило подойти к Поттеру, наверное, поговорить с ним. Я не решился.

Наконец, появился Трасс - тощий, лысый, гладковыбритое лицо - желтоватыми складками, серые глаза чуть навыкате, синий хирургический костюм. Мы пожали руки.

– Не ждал вас сегодня, Северус.

– Энтони, сделайте одолжение. Посмотрите одного моего знакомого. Кажется, это срочно.

Энтонис готовностью кивнул. Еще бы. “Севлюс-Фарм” приносит клинике очень, очень хороший доход. Поттер выбрался из кресла и поковылял к нам. У Энтони отвисла челюсть.

– Мистер… Поттер? 

Поттер тут же насторожился, рука дернулась к карману - и безвольно упала. 

– Пройдемте, не тут же разговаривать, в самом деле. Вот сюда, пожалуйста, в лифт. 

– Отомрите, Поттер, - посоветовал я. - Это Энтони Трасс, он прекрасный специалист и мой давний знакомый. За его порядочность я ручаюсь.

– А…

– Я сквиб, - тихо сказал Трасс. - Конечно же, я вас знаю.

Мы поднялись в его кабинет, и я пересказал Энтони все, что было известно на данный момент. 

Поттер только кивал, кажется, он совершенно выбился из сил. Я надеялся, что мальчик по крайней мере понимает, что происходит. Здесь стояла кушетка, аппарат УЗИ, белые больничные стеллажи - и ощущение нереальности не оставляло меня, в этом мире не было места национальным героям, да и волшебству в принципе, хотя Энтони набрал в команду нескольких сквибов.

– Ложитесь, мистер Поттер.

Он скинул кроссовки, снял куртку и свитер и улегся на кушетку, покрытую одноразовой голубой простыней. Трасс вымыл руки и принялся мять впалый живот. Я смотрел на его сухие, ловкие пальцы с очень аккуратными ногтями, и смотрел на Поттера без одежды. Почему-то меня удивили густые черные волосы у него на груди и на животе - а ведь Поттер брюнет, это естественно. Несколько недель болезни сделали Поттера неестественно хрупким, и сейчас он казался еще моложе, практически ребенком. Да он и был практически ребенком.

Поттер зашипел, Энтони сказал: “Ага!” - и снова надавил. Поттер вскрикнул. 

– Это не аппендицит, - сообщил Трасс, - живот мягкий… сейчас посмотрим. Вы знаете, что такое УЗИ, мистер Поттер? 

– Автомат? - несмело предположил Поттер.

Трасс с готовностью рассмеялся. 

– Нет, стрелять я в вас не собираюсь. Просто повожу немного этим датчиком по животу. Он холодный, уж извините… Так, добавим гель, это нужно, чтобы…

Я перестал его слушать. Не знаю, что там творилось в животе у Поттера, а в моем копошились холодные змеи. 

– Северус, ты присядь, пожалуйста, не маячь.

Поттер оглянулся на меня, будто в поиске поддержки, и я выдавил улыбку. Энтони, насвистывая, прижал датчик к коже и принялся им водить. На экране появились какие-то пульсирующие пятна разного оттенка серого. Поттер прикрыл глаза. 

Внезапно свист оборвался. Энтони подался вперед, к экрану. Рука с датчиком дернулась и замерла. Он надавил сильнее, Поттер дернулся и замычал. Энтони немного повернул датчик, и еще раз повернул. И снова. 

– Что там? - не выдержал Поттер.

– Это, наверное, ошибка. - Пробормотал Трасс. - Секундочку. Да нет. Да быть не может! 

Он вскочил, кинулся к столу, схватил телефонную трубку и быстро набрал какой-то номер. 

– Баз? Баз, это Энтони. Зайди ко мне. Срочно.

Поттер рывком сел на кушетке:

– Что там??!

Я обнаружил, что вскочил со стула и нависаю над Трассом. 

– Не волнуйтесь, мистер Поттер. Ничего страшного. Наверное, просто сбоит аппарат. Вы, главное, не волнуйтесь, сейчас мой коллега разберется. Приляжте пока что. Северус, садись. Успокойтесь, господа. Ничего страшного…

Когда так говорит бледный и потный врач, сложно ему поверить. Поттер медленно опустился на кушетку. Я представил, что ему сейчас скажут. Представил, о чем он думает, протянул руку и положил поверх его сжатых в кулак пальцев. 

Баз, огромный, похожий на орангутана, ввалился в кабинет быстро, как будто ждал под дверью.

– Мистер Поттер?!?

– Да, да, - нетерпеливо оборвал Трасс, плюхнулся на свое место и прижал датчик к коже. - Посмотри-ка. Вот, в сальнике. Ты это видишь?

Баз наклонился к экрану, упер руки в стол. Нахмурил рыжие брови. 

– Ну-ка, ну-ка. Ну-ка, ну-ка. Дай-ка. 

Теперь над животом Поттера издевался Баз. Поттер не шипел и не стонал, он стиснул зубы и зажмурился, а я все держал его за руку. Да что они тянут! Сказали бы уже. Нет ничего хуже, чем ждать приговора, ждать смерти.

– Видишь? - повторил Трасс.

– Вижу. Мерлин всемогущий. Этого быть не может. 

– Что? - осведомился я, напомнив о нашем существовании. - Что вы видите, господа? Говорите уже. Не тяните.

Рыжий Баз все еще водил датчиком, и на нас не смотрел. Перегнувшись через Энтони, он нажал несколько кнопок на клавиатуре, и только потом, когда я готов был уже допрашивать его с помощью магии, соизволил ответить.

– Плод, срок гестации - около восьми недель. Вот, видите эту пульсацию? Сердцебиение. 

Энтони повернул экран так, чтобы видно было и Поттеру. Тот взглянул на изображение. Потом, со странно беспомощным выражением лица, на меня. 

– К-какой плод? - спросил Поттер.

Баз крякнул.

– Обычный. Обычный человеческий эмбрион. Сердце бьется.

Энтони схватил бумажное полотенце и промокнул лысину.

– Это шутка? - звенящим голосом спросил Поттер. - Я, блядь, мужчина. Я…

– Прикрепился к сальнику, - продолжал Баз, не отрываясь от экрана. - Внематочная беременность, естественно, матки же у вас нет… Да, восемь недель. Я не знаю, мистер Поттер, как и зачем вы это сделали. Не представляю. 

– Что - сделал? 

Он даже не попытался встать, только вцепился в мою руку. У меня звенело в ушах. Вот тебе и рак. Вот тебе и инородное тело. Сгусток на экране пульсирует, это бьется сердце. 

– Беременность. 

Баз убрал датчик в специальную подставку и вытер руки.

– Вот что, мне все равно, герой вы, не герой. И с чего вы решили, будто можете выносить ребенка, тоже все равно. Но вы не можете. Вы - не женщина. Ваш организм для этого не предназначен. И это чудо, что вы еще живы, мистер Поттер. 

Chapter 2: Что бы сказала Лили?

Поттер спал под капельницей, накаченный успокаивающими - обычными, маггловскими, что под рукой оказалось. В этой палате рвотой не пахло и лавандой, к счастью, тоже. Только озоном и специфической больничной дезинфекцией. 

Истерика, которую он устроил, убедила в невиновности Поттера даже База Локка, гинеколога, как выяснилось - думаю, он первый в истории человечества гинеколог, пациентом которого стал мужчина. Поттер сначала упорно твердил, что это неправда, что он бредит, потом бился и кричал, чтобы “это из него вытащили”, а я его держал. В буквальном смысле держал, оттаскивал от врачей, мешал разбить аппаратуру, и в конце концов скрутил, а Трасс всадил в тощее поттеровское плечо успокоительное. 

Теперь собрался консилиум (я заранее предупредил, что со сквибов возьму непреложный обет, а реакцию врачей-магглов подправлю империусом - и сделал это, приказав им ничему не удивляться и никому не рассказывать), а потом предстояла, соответственно, операция. Мне на консилиуме делать было нечего, я предпочел бегать курить, пить кофе - и возвращаться к Поттеру. Так, в конце концов, спокойнее, его без присмотра оставлять нельзя, мало ли, что еще учудит.

Я уже даже не удивлялся. Это же Поттер. Кто еще мог забеременеть? Поттер. Беременный Поттер… Нет, все же я удивлялся. 

В палату зашли Баз и Энтони.

– Северус, - начал Трасс задушевно, и я насторожился. 

Трасс вздохнул, расправил костюм, и с извиняющимся выражением лица продолжил:

– Извини, я ни в коем случае не хочу… Но правила есть правила…

– В палате с пациентом могут находиться только его близкие, - хмуро рубанул Баз. - Вы мистеру Поттеру, собственно, кто?

Я ему, собственно, совершенно никто: бывший профессор, с которым Поттер не виделся три года. У него масса друзей и знакомых, одних Визли вон сколько, и, наверное, какая-нибудь глупенькая восторженная девочка. И мне бы честно про это сказать и уйти… но Поттер спал, бледный, изможденный, совершенно беззащитный, и в палату в Мунго пришел к нему я. И ответственность за него, как всегда, нес я. Может быть, где-нибудь на полке в Отделе Тайн хранится неизвестное доселе пророчество, в котором говорится “и суждено Северусу Снейпу спасать Гарри Поттера, пока смерть не разлучит их - к облегчению профессора”. 

– Баз, Баз! - вмешался Энтони. - Ну что ты нападаешь так сразу? Северус, ты нас извини, но, действительно, правила. Вместе с пациентом - или члены семьи, или партнеры… А ты, как я понимаю…

– Партнер, - ляпнул я.

Надеюсь, Поттер простит мне эту ложь. Глаза у Энтони стали квадратными, а лоб собрался складками. Свирепая, обезьянья рожа доктора Локка осталась свирепой, а толстые пальцы, покрытые рыжими волосами, сжались в кулаки. 

– О, - выдохнул Энтони, - ну, это меняет дело… Тогда конечно… Тогда, естественно… мы тебе сюда кровать поставим. 

Баз прочистил горло.

– То есть, это ваш эксперимент, мистер Снейп? 

– Это не мой и не эксперимент, доктор Локк, - я сложил руки на груди, чтобы не заавадить его, - а с остальным будет разбираться аврорат. Сделайте одолжение, выполняйте свою работу.

– Северус! Баз! Северус, собственно… 

– Хватит мямлить, Энтони. Говори, как есть.

Сейчас он скажет, что Поттера не спасти. Что плод, развиваясь, разорвет его на куски, что Поттер действительно обречен - и тогда мальчишке лучше не просыпаться и не знать этого. Меня накрыло отвратительной слабостью и захотелось сесть. Я опустился на край кровати - я же партнер, мне можно.

Заговорил невыносимый Баз:

– Мы не можем сейчас убрать эмбрион, Снейп. Плацента еще не сформирована, и слишком большой риск массированного кровотечения. Понимаете? 

– Боюсь, что нет. 

Я снова, как в кабинете Энтони, накрыл руку Поттера своей. Естественный жест обеспокоенного любовника.

Баз покачал головой. Подвинул стул, развернул его спинкой вперед и уселся. 

– Хорион, наружная оболочка эмбриона, прорастает в стенку матки. В данном случае - в сальник. Там много кровеносных сосудов, удачное место для прикрепления. Плацента как отдельный орган еще не сформирована, а плод очень маленький, место для вмешательства неудобное - складки сальника, поэтому, если мы попробуем эмбрион удалить, у мистера Поттера практически не будет шансов. Я не знаю, можно ли убрать плод магией… 

Я покачал головой: тоже не знал. 

– Но медицина здесь бессильна, Снейп.

– Он умрет?

– У него есть шанс. Приблизительно через месяц, на сроке двенадцать недель, плацента дозреет, и тогда мы сможем убрать плод и оставить плаценту. Прецеденты известны, наукой описаны случаи брюшной беременности, когда срок гестации достигал двенадцати недель и больше, и мать удавалось спасти. Плацента остается внутри, и дальше уже с божьей помощью и силами иммунитета рассасывается или кальцинируется. 

Поттер тихо застонал во сне. 

– Мужчина не может выносить ребенка, Снейп. Ваш это эксперимент, глупость, магия, сумасшествие - не может. Я не знаю, каким чудом у мистера Поттера нормальный, я имею в виду, нормальный для беременной женщины, уровень гормонов. 

Магия. Да, магия. Магическое истощение Поттера. 

– Но, даже подбери мы гормональную терапию… а мы постараемся, иначе беременность замрет сейчас… это невозможно. Если плод погибнет - ваш партнер погибнет тоже, быстро и мучительно. И сейчас каждое резкое движение, вообще каждое движение - риск кровотечения. Сепсис. Смерть. А потом, если плод будет развиваться и расти…

– Я вас понял, доктор Локк. Благодарю. 

Он не учитывал одного: его пациент - Гарри Поттер, которого не взяла авада, причем дважды. Который умер и воскрес. 

– И что вы предлагаете, господа?

– Сохранять беременность в условиях стационара, Северус, - Энтони неловко улыбнулся. - Будет лежать под капельницами и под присмотром, как женщины с угрозой выкидыша. 

Поттер и лежать? Нонсенс. Придется привязать его к койке, чтобы не вскочил и не побежал искать неприятности на свою задницу. 

– Спасибо, господа. - Я еще раз погладил Поттера по руке и поднялся. - Думаю, мне нужно взять из дома вещи и зелья, а также предупредить коллег. Мистер Локк, могу я попросить предоставить мне литературу по внематочным беременностям? Научные статьи, учебники, что угодно. Боюсь, я в этом некомпетентен. 

Крохотные глазки База сощурились, но он кивнул.

– Сколько у меня времени? Когда примерно проснется, - чуть не сказал “Поттер”, а мы же партнеры, - Гарри? 

Имя легло на язык непривычно. Я никогда не называл его так, исключительно “Поттер”, “мальчишка” или “сын Лили”. 

– Прогнозировать сложно, - ответил Баз, - а давать ему еще успокоительное я не рискну, вредно для плода.

Я предполагал, что плод под надежнейшей защитой: вся магия Поттера сейчас направлена на то, чтобы это крохотное, несформированное, никому не нужное сердце билось.

– Тогда мне лучше подождать здесь, чтобы быть рядом. Еще раз благодарю, господа. 

Когда они ушли, и мы с Поттером, нет, с Гарри, конечно же, я должен запомнить и обращаться к нему только так даже в мыслях, остались одни, я почувствовал себя странно. Будто снова с отчаянием смотрю на ожившую метку, зная: зло вернулось в наш мир, зло неотвратимо, оно пришло с единственной целью, убивать. Оно пришло за Поттером.

И, почему-то, за мной.

 

***

 

Я был готов к продолжению истерики, но Поттер снова удивил. Он, подслеповато щурясь, огляделся, очевидно, опознал в темном силуэте возле кровати меня (я пытался вникнуть в суть какой-то статьи, получалось отвратительно) и хрипло потребовал:

– Дайте мне очки.

Я поднялся, взял с тумбочки очки и водрузил их на нос Поттера. 

– Я в больнице? 

– Очевидно, Поттер. - нет, нужно срочно переучиваться, - Гарри. 

Поттер, конечно, заметил и оценил, брови поднял аж над оправой:

– Я все-таки умру, да?

– С чего вы, позвольте узнать, это взяли?

– Вы меня назвали по имени.

Да, неловкий момент, но неловких моментов в моей жизни было - приблизительно половина биографии. Вся школа и потом рабочий стаж. Поэтому я медленно прошел к окну, открыл его и пустил в палату свежий воздух - беременным полезно, немолодым зельеварам тоже. И только потом ответил, глядя на ночной Лондон с его суетой, огнями, машинами. Обыденный такой Лондон, в котором мужчины не беременеют…

– Вы не умираете, но операцию прямо сейчас вам сделать не могут. Нужно подождать месяц, пока не сформируется плацента.

– Что не сформируется?

– Плацента. Вы вообще анатомию женщины представляете?

Поттера передернуло. Он сел в кровати и проследил путь капельницы, от катетера-”бабочки” в вене до бутылки на штативе. 

– Я куплю вам учебник, - пообещал я. - У вас как раз будет четыре недели, чтобы тихо лежать и читать книги. Надеюсь, это пойдет вам на пользу. 

Поттер затравленно огляделся. Я подождал, пока до него дойдет. Не без некоторого садистского удовольствия: достаточно я поволновался за мальчишку сегодня, пусть и он немного взбодрится.

– Лежать? Тут?

– Да, тут, под наблюдением врачей. И, Гарри, когда я говорю “лежать” - это следует понимать буквально. Постельный режим. Врачи вам все подробнее объяснят, а сейчас…

– Вы снова назвали меня по имени, - отметил аврор Поттер.

Наблюдательность как залог выживания ребенка из дисфункциональной семьи - и врага Волдеморта по совместительству. 

– Понимаете ли, По… Гарри. Доктор Трасс сказал, что в палате с вами может пребывать только кто-то близкий, - Поттер кивнул. - Вы были в отключке, поэтому я не стал ни с кем связываться, и пришлось как-то пояснить мое присутствие, - он снова кивнул. 

Я сделал вид, что пора закрыть окно, и продолжил уже спиной к нему.

– Поэтому я назвался вашим партнером.

Поттер хрюкнул.

Истерика? Я обернулся.

Мальчишка трясся, закрыв лицо руками, и я перепугался, кинулся к нему - а вдруг мои слова станут последней каплей?..

– Что… бля… ох… 

Он ржал. Пытался сдерживаться, но получалось плохо. 

Никогда не любил этого выскочку.

– Блядь… Снейп… а-а… Мерлиновы яйца!!! Выходит, ой, не могу, выходит, вы - счастливый отец?!

Я молча налил себе воды и выпил стакан в несколько долгих глотков. Мерлин, дай мне сил. Сейчас я спрошу у Поттера, у Гарри, то есть, кому сообщить о его состоянии - и пойду домой. Просто пойду домой, где все обычное, нормальное, упорядоченное.

– Вот что, Гарри, - деловито сказал я, игнорируя его придушенные всхлипы, - скажите, кому мне сообщить, где вы и что с вами, и я пойду. У меня уйма дел. 

– Ты.

– Что, простите?

– Ну мы же партнеры. Партнеры зовут друг друга на “ты”. Дай мне воды, пожалуйста. Это. Блядь. Это. Очень. Смешно.

Специфическое у него чувство юмора. Я подождал, когда Гарри напьется, отдышится, успокоится, и повторил:

– Кому сказать? Визли? Грейнджер?

– Гермиона в Мельбурне.

Я подождал еще. Поттер снял очки и принялся протирать их краем простыни. 

– Не нужно никому. Спасибо, Сне… Северус. Ты мне очень помог. Я в порядке, так что… Ну, в общем, спасибо, да.

– То есть - никому? Поттер, не дурите, нет ничего позорного в том, чтобы попасть в больницу. Давайте я скажу вашим друзьям, девушке, Шеклболту, в конце концов! 

– Попасть в больницу с беременностью? Серьезно? Не позорно? 

Ну, теоретически, не позорнее, чем блевать слизняками или умирать от черного заклятья, охраняющего горокракс. Поттер низко наклонил голову. На простыню закапали слезы, он снова придушено всхлипнул - но уже не от смеха.

Салазар Великий, за что?!?

– Гарри, - как можно мягче сказал я, присаживаясь на край кровати. - Ну не можешь же ты лежать тут один. Ты же совершенно не привык к одиночеству. Ну чего ты плачешь?

Поттер замотал головой и вытер нос тыльной стороной ладони.

Мне не близка концепция кармы, однако, предполагаю, в прошлой жизни я был или маньяком-убийцей, или растлителем малолетних или же регулярно топил котят. Ничем другим наличие в ней Поттера я объяснить не могу. 

Сейчас он вызывал во мне очень неприятную смесь раздражения, брезгливости и жалости. 

– Бля. Простите. Не говорите никому, окей? Я справлюсь. Я привык. 

Привык он! Любимец всей Британии, понятия не имеющий, что это такое - остаться одному. Я знаю и люблю свое одиночество, но Поттер…

– На “ты”, - напомнил я. - Я не смогу тут поселиться - при всем желании не смог бы, а желания у меня нет. Поэтому давай ты свою гриффиндорскую гордость засунешь в жопу, - Поттер удивленно вскинулся и даже плакать перестал. - Дашь мне контакты друзей, и я перестану с тобой нянчится. 

– Нет, - спокойно ответил Поттер. 

И улыбнулся.

Мне не понравилась его улыбка, я видел множество отчаянных улыбок, улыбок на самом краю. Иногда в зеркало, иногда - на лицах друзей, соратников, врагов. Интересно, есть ли у них тут психиатр?.. и что он будет делать с беременным неуравновешенным волшебником двадцати лет отроду?

– Гарри…

– Вы совершенно не обязаны со мной возиться. Спасибо за все, что вы сделали, Снейп. Я искренне вам благодарен и все такое. Теперь я хочу остаться один.

В двери постучали, и на пороге появился Баз Локк собственной орангутаньей персоной. Он заметил зареванное лицо Поттера, тут же зверски глянул на меня - я в ответ вежливо усмехнулся - и перешел к допросу пациента. Пользуясь случаем, я сбежал курить.

Небо над городом казалось непроницаемо-черным, ни звездочки, ни движения туч. Будто там, над светом фонарей и крышами, начиналось Великое Ничто. Прослойка оранжевого света, сигаретного дыма, машинных выхлопов - всего, что наполняет собой вечер - очень тонкая, и над ней - темная ладонь, готовая прихлопнуть. Наш привычный уютный мир - только видимость, жалкий, намечтанный островок стабильности и контроля, за который мы радостно хватаемся. Вот мой дом, вот моя библиотека, вот мой любимый бокал, и завтра утром я пойду в лабораторию, посмотрю результаты экспериментов, есть у меня одна идейка… И сейчас я смело могу сесть в машину, прогреть двигатель и по неизбежным пробкам добраться к себе. Или аппарировать, чтобы не терять времени. С Поттером разберется Локк, в конце концов, он - акушер-гинеколог, а я - зельевар. Для очистки совести я даже могу сказать врачам в Мунго, где теперь наблюдается Поттер, а они уже дальше как-то сами.

Это не мое дело.

Я свой покой купил ценой крови и ненависти. Я половину жизни воевал, и половину жизни меня терпеть не могли “соратники” с обеих сторон. Учил тупых детей вместо того, чтобы заниматься исследованиями. Жил в подземельях. В конце концов, убивал и мучил не всегда виновных хоть в чем-то людей. Мучился и умирал сам.

Имею я право насладиться своей жизнью сейчас? Деньгами, интересной работой, дружбой? Сексом нормальным, прости, Салазар, чтобы не прятаться и не урывками, и партнеров выбирать по вкусу, а не по принципу “кто подвернулся”?

Конечно, имею. 

В отпуск поехать имею право, кстати. Но это когда проект закроем, потому что не нравится мне, как белладонна сочетается с кровчаткой тысячелистной… Как бы не было отложенных эффектов, и подозреваю, со стороны ЦНС…

Я закурил, в горле уже першило от дыма, и в легкие будто песок набился. Да, вот прямо сейчас сесть в машину и уехать. Поттер сам сказал, что справится - и он справится. Он такой, неубиваемый, мне ли не знать.

Что бы сказала на это Лили?

Мысль была паршивой, я не хотел ее думать. Нет, я не собираюсь предполагать, что бы сказала мне покойная подруга. Я совершенно не тот мальчик, с которым дружила Лили Эванс, и не тот подросток, который с ней рассорился. Это ей навсегда двадцать один. 

А ее сыну сейчас двадцать и не факт, что двадцать один исполнится. 

Вот не помню, есть у нас какая-нибудь линейка гормональных препаратов? Не моя область, но, может, в группе Тьюринга что-то подобное делали? На маггловских Поттер вряд ли долго протянет.

Хватит ли магии Гарри Поттера, чтобы еще месяц охранять плод?

Я раздавил бычок, посмотрел на свою машину, вздохнул и вернулся в больницу. Локк, наверное, уже закончил запугивать Поттера, и теперь тот будет смирным и спокойным, ни с кем не спорить, лежать под капельницами, читать книжки, которыми (как и зельями) я, так и быть, буду его снабжать.

Конечно, я ошибся.

Еще из коридора было слышно, как орет Баз Локк. Когда я открыл дверь, Поттер с совершенно белым, каменно-невозмутимым лицом натягивал кроссовки. 

Мне захотелось развернуться и сбежать. Вместо этого я зашел в палату.

– Гарри, ты что делаешь? 

– Собираюсь, - буркнул Поттер. - Ну его на хуй. Я тут лежать не буду.

– Ему нужен психиатр! - взвыл Локк.

– Не поможет, доктор, поверьте мне. Гарри, позволь узнать, и куда ты пойдешь?

– Домой. 

Видимо, на маггловских препаратах его перестало тошнить, и уровень сахара в крови ему подняли, поэтому Поттер стал по-поттеровски наглым и неуправляемым. 

На меня он не смотрел. Мерлин, Салазар, все святые, Кришна и Аллах! Не знаю, как у нас в “Севлюсе” с гормональными препаратами, а успокоительные хорошие - и мне они необходимы.

– Мы не можем держать мистера Поттера силой, - буркнул Локк.

– Вот именно, - Поттер поднялся. - Поэтому до свидания.

Он попытался пройти мимо меня, но я ухватил его за плечо. Локк мрачно наблюдал за нами. 

– Гарри, - попытался достучаться я, - это самоубийство, Гарри.

И по сжатым губам понял, что попал в точку.

Ну уж нет. Этого мне не простит ни воображаемая Лили, ни я сам.

– Ну хорошо, хорошо, - я изобразил усталое согласие, - домой - так домой. Доктор Локк, мы еще с Гарри поговорим. В любом случае, спасибо вам. Выпишите, пожалуйста, назначения и…

– Какие. Назначения?! Ему нужно контролировать уровень гормонов, вы это понимаете? Что вы будете делать дома, если начнется кровотечение? А оно начнется! Вы же умный человек, Снейп…

…вот не люблю, когда мне об этом говорят. Плохие ассоциации. 

Поттер дернулся, я сжал пальцы. 

– Доктор Локк, мы с вами обязательно свяжемся. Я уверен, что смогу убедить Гарри, - тот рванулся сильнее, - получить медицинскую помощь. Я одолжу книги и журналы. Благодарю вас. 

Я уменьшил стопку литературы, сунул в карман и вытащил Поттера в больничный коридор. Мне хотелось его встряхнуть, потом треснуть пустой головой о стену, потом скрутить и привязать к больничной койке. Но я старался медленно выдыхать, очистить разум (...и руки привязать, чтобы жрал через трубочку, потом же спасибо скажет, паршивец), сосредоточиться на том, чтобы переставлять ноги и изображать надменную усталость. 

На улице я его отпустил. Поттер пошатнулся, потер предплечье и уставился на меня с нескрываемой злостью.

– Садись, - я пикнул брелком сигнализации и кивнул на машину.

– Зачем?

– Ты же рвался домой, не так ли, Гарри? Отвезу тебя домой. Аппарировать тебе нельзя. 

– Хорошо, - он пожал плечами, - мне на Гриммо. 

На Гриммо ему, как же. Тяжело больному мальчишке, который не захотел никому говорить о своем состоянии - и не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы предположить, что живет Поттер один. Наверное, девчонок меняет как перчатки, друзей водит, но вот прямо сейчас он останется там в одиночестве, в обнимку с отчаянием. 

Самоубийц я видел предостаточно. Служба у Волдеморта не способствовала психическому здоровью молодого поколения Смертежеров…

– Кто-то тебя там ждет?

– Тебе какое дело? 

Я поднял бровь и улыбнулся. Поттер шумно выдохнул, на мгновение прикрыл глаза. 

– Я один живу. Подвезешь?

Я подождал, пока Поттер усядется, включил греться двигатель - на улице похолодало, наверное, до нуля, самая мерзкая погода. И сталон выстыл, я подкрутил подогрев сидений, своего и пассажирского. Ненавижу холод. 

Поттер пристегнулся и подчеркнуто смотрел в окно. Я дышал. Очень внимательно дышал: короткий вдох через нос, длинный - через рот. 

Когда двигатель прогрелся, я уже успокоился и теперь мог думать ясно, а не просто бороться с желанием Поттера прибить - с этим желанием я боролся с его одиннадцати лет, когда нам посчастливилось познакомиться лично. 

Я осторожно сдал назад, вырулил на улицу. Как бы так поудобнее? На Вествей или мимо Гайд-парка, а потом на мост Альберта?.. Я поколебался и решил, что поедем мы по Вествей, поэтому повернул налево, а потом - на право. Пробок не было, я набрал приличную скорость, заблокировал двери на центральный замок и тогда сообщил:

– Один момент, Гарри. Ты ошибся, тебе не на Гриммо.

Выпрыгнуть из машины сейчас он не мог: ремень безопасности, скорость, другие автомобили, замок. Поттер обернулся всем корпусом.

– То есть?

– Если уж ты не хочешь лежать под капельницами в хорошей больнице, - я неаккуратно обогнал красный Фольксваген, и мне посигналили вслед, - могу предложить тебе гостевую спальню в своем доме, но без наблюдения тебе оставаться нельзя. Локк прав: это смертельно опасно.

– Отвезите меня на Гриммо.

– Нет. 

Мне показалось, диалог на этом закончен. Но Поттера так просто не заткнуть, конечно, а кляп я с собой в бардачке не вожу.

– Снейп, я взрослый человек. Я сам решаю. Отвезите на Гриммо.

Теперь я подрезал серый Форд, и мне снова засигналили. Напомнил себе, что вообще-то везу пассажира и сам не тороплюсь на тот свет. 

– Это похищение, - ровным, как ему казалось, голосом сообщил господин аврор.

У меня бесконечное терпение. Глубины его - как глубины Мариинской впадины.

– Совершенно в вашем непревзойденном идиотском стиле, Поттер, отказываться от помощи. Я могу вам помочь. Не хочу - о, да. Но некоторым образом чувствую себя обязанным это сделать. С моей помощью, а также с помощью этого орангутана в халате, вы, вероятно, протянете месяц. Хотите умереть от сепсиса? Чтобы вся Британия рыдала? От, прости меня, Салазар, внематочной беременности? Ваши похитители будут счастливы, полагаю. Так вы это видите? Скажите, я вас высажу, и ебитесь дальше как хотите, мистер Поттер.

Он молчал долгую минуту. А потом всхлипнул. И еще раз всхлипнул. И разрыдался. И так мы и ехали из Мерилебона в Сюррей: я пытался нас не угробить на нервах, а Поттер плакал.

 

Notes:

Выкладываю главу с опережением графика)
Очень-очень благодарна вам за кудосы! Они меня неимоверно поддерживают всегда (как и комментарии)

Chapter 3: Из кошмара в кошмар

Notes:

Ну, встречайте Гарри!
(я была свято уверена, что весь текст напишу от лица Северуса, но Поттер очень хочет тоже побыть повествователем, не буду ему мешать)

Глава 3. Из кошмара в кошмар

 

Я просыпаюсь из кошмара в кошмар и не сразу понимаю, что проснулся. Только что Нагайна разрывала шею Снейпа - и вот я лежу в незнакомой постели, и меня тошнит. В чем дело, я вспоминаю сразу, еще до того, как непослушное тело скатывается с кровати, и я бегу в туалет. Я знаю, где уборная, я был там вчера. Меня выворачивает так, что ни о чем, кроме как “я сейчас сдохну” невозможно думать, и горло печет от желчи. Смываю за собой, поднимаюсь, пошатываясь, цепляюсь за раковину и вижу отражение. 

Лучше бы я его не видел. От того, кем я был два месяца назад, нет, два с половиной, до плена, не осталось ничего. Из зеркала смотрит голодный упырь, я смотрю на него и думаю, что лучше бы это оказалось неизлечимое заболевание, лучше бы Снейп сказал с каменным лицом: “Вы умираете, Поттер”, и я бы тогда сказал ему то, что хотел, но этого не произошло, я в его доме, и в животе у меня - паразит.

Я решил называть это так. Не “плод” или “эмбрион”, оно не имеет отношения к развитию человеческой жизни. И я - не инкубатор. В моем животе паразит, который сосет мою кровь и магию, сосуды которого вгрызаются в мой сальник, хотя я не очень понимаю, что это за орган, сала на мне точно не осталось, кости и кожа. 

Воняю липким потом.

Я решаю принять душ, раздеваюсь и долго пялюсь на живот. Стал он больше? Станет через месяц? У Джинни был огромный живот, но не сразу. А больше беременных женщин я близко не видел.

Я не беременная женщина, я не женщина, я не беременный. Мое тело самое обычное, только очень худое. И живот плоский. Паразит еще маленький, он такой крохотный, что его трудно вырезать, но я готов рискнуть, умолять этого Локка, чтобы разрезал меня и достал паразита. 

Месяц. Месяц!

Включаю горячую воду, сажусь на дно ванной - ноги держат меня плохо, я очень слабый, и еще я постоянно хочу плакать, но сейчас запрещаю себе. 

Я упрошу Локка. Если бы магия оставалась моей, я бы заставил его.

Еще вчера я понял, кто растет в моем животе. Это Волдеморт. 

Они нашли способ запихнуть его в меня, чтобы я его выкормил кровью и магией, и чтобы он вылез наружу, как тот инопланетянин из старого фильма. 

Сажусь прямо и снова смотрю на живот. Ничто не выпирает и не шевелится. 

Мне нужно сказать Снейпу, что это за паразит, но я не представляю, как ему сказать. Я уговариваю себя: нельзя слепо доверять этому человеку, он самый сильный из темных магов, гуляющих на свободе, и он друг Мэлфоя, и “Севлюс” чист и светел только на бумаге, мы не трогаем его только потому, что лекарства, созданные при помощи Темных Искусств, помогают, а не вредят. 

Не врать самому себе. Мы не трогаем их, потому что лично я проверяю “Севлюс-Фарм”. И лично я не все указываю в отчетах, которые ложатся на стол Шеклболта.

Мне нужно сказать Снейпу, которого я теперь зову “Северус” и на “ты”, и который представляется моим партнером.

Я смеюсь. Это действительно очень смешно. В самых смелых мечтах не предумаешь.

Но поверит ли он мне? Кто мне поверит? Они не видели душу Волдеморта там, на вокзале, они не видели этого псевдомладенца.

Вот что у меня в животе. 

Вот это.

Мне хочется плакать, и я больше не могу сдерживать слезы, я всхлипываю и рыдаю от жалости к себе и от отвращения. А потом слезы заканчиваются, и я, наконец-то, мылюсь, решая все-таки сказать. У меня найдутся аргументы “за”, и Снейп что-то придумает. 

Ему совершенно нельзя доверять, я аврор, я в курсе. 

Я, Гарри Поттер, не могу не доверять ему, не могу не надеяться. 

Вчерашнюю одежду напяливать не хочется, и я заворачиваюсь в халат Снейпа. Он мне велик, висит чуть не до пяток, и рукава слишком длинные, приходится подворачивать. Протираю рукавом зеркало и снова любуюсь собой. Отвратительно. Ужасно. Душераздирающее зрелище. Пособие по некромантии, а не живой человек. Что ж, очаровывать тут некого, человек, в доме которого я сейчас, ясно сказал: он помогает мне из-за мамы, из-за привычки и научного интереса. 

Дом маленький, на этаже три комнаты. В одной “моя” спальня, дверь напротив закрыта, я стучу в следующую, и мне отвечают:

– Входите, Поттер.

Тут очень накурено и повсюду книги. На полках, на кресле, на столе, стопка на подоконнике, окно открыто, Снейп тушит в полной пепельнице очередную сигарету. А еще на столе лэп-топ. Это меня шокирует, и я говорю, не успев даже подумать:

– Это что, лэп-топ??!

– Нет, Поттер, это гримуар. Вам не мешает дым?

Дым мне нравится. Вообще мне нравится, как пахнет Снейп и как пахнет в его доме. 

– Никогда бы не подумал, что вы пользуетесь техникой.

– Ну я же не чистокровный. Хотя Люциус, например, освоил мобильный телефон. Однако интернета, как мне кажется, он побаивается - и хотел бы я посмотреть на магглов, которые тянут кабель в Менор. Как ты себя чувствуешь?

Интересно, какого ответа на этот вопрос он ждет? 

– Вам в каких терминах? Матерных или не очень?

– Тебе. 

Он подходит ближе, и я различаю сквозь запах сигарет, дезодоранта и кофе запах его кожи. Снейп разглядывает меня, как разглядывал на просвет студенческое зелье, выискивая, за что бы снизить оценку и высмеять. 

– Пойдем завтракать, Гарри.

Теоретически я понимаю, что мне нужно есть, мне нужно кормить себя, а паразит кормится мною, но блевать - самое противное занятие в мире, и я точно знаю, что от всего проглоченного меня будет тошнить. Может, кроме тостов - я вчера вечером ел тосты, а вот зеленых яблок у Снейпа нет, у него только красные, плохо становится уже от одного вида. Я качаю головой. 

– Приемы еды, понемногу, но часто, помогают справиться с токсикозом. Но если ты предпочитаешь вернуться под капельницы…

Ток-си-коз. Я знаю это слово, Джинни как-то жаловалась Гермионе и Рону, они тогда еще были вместе, на токсикоз, Джинни носила ребенка, в ней был нормальный малыш, Фредди, а у меня внутри паразит, и не надо сравнивать, и нельзя так говорить, будто я - беременная женщина, и все нормально. Живот болит, то ли от голода, то ли от этого. Я стараюсь не плакать, я стараюсь не плакать, я стараюсь не плакать, блядь, ну почему я, за что мне, лучше бы я умер. Я закрываю лицо руками.

– Гарри. – Произносит Снейп почти ласково, и слезы льются сильнее. – Гарри, это гормоны. У тебя и так психика не отличалась стабильностью, а теперь и подавно. Пойдем. Давай-давай, нужно позавтракать.

Всхлипывая, я тащусь за ним вниз. Очень уютный дом, у меня на Гриммо совсем не так. На кухне фисташковые шкафчики, блестящая плита, и круглый стол, за который Снейп меня усаживает.

– Яичницу пожарить? 

Я в ужасе трясу головой, пытаясь даже не думать о запахе жареных яиц. 

– Тогда тосты. И вот еще.

На столе появляется три флакона, кажется, вот в том темно-красном - кроветворное. А салатовое и прозрачное зелья я на взгляд не определяю, но выпить их - значит точно блевать. 

– Ну что вы шарахаетесь, как волкулака от луны! Кроветворное, общеукрепляющее и легкое успокоительное. 

– Я не смогу. Меня сразу вырвет. 

– Не капризничайте, Поттер, чай, не барышня.

Он специально?! Он видит, как мне плохо, и он бьет в больные точки. Правильно, Снейп любил маму, а меня-то он не любит, мало того, меня он терпеть не может, несмотря на все разы, когда вынужден был спасать.

– Как раз барышня, - выплевываю я зло.

И с этим человеком я собирался поделиться догадками? 

Снейп берет салатовое зелье, успокоительное, откупоривает и выпивает залпом. Тостер щелкает, выплевывая поджаристый хлеб. Снейп выкладывает его на тарелку и ставит передо мной. Челюсти сжаты, тонкие губы - в нитку, а глаза такие черные, что зрачка не видно. Я опускаю взгляд первым. 

– Вот что, мистер Поттер. Вы будете пить и есть то, что вам говорят, и хватит мотать сопли на кулак. Вы же, в конце концов, аврор. Взрослый парень, участник войны. А сдались какой-то кучке чужих клеток в животе. Червяку весом в пару грамм и длинной в пару сантиметров. Вам самому от себя не тошно?

Это уже слишком, это уже чересчур. Он издевается, он откровенно смеется надо мной и моим состоянием, наслаждается моей беспомощностью. Очень весело, профессор, но я свободный человек, и решать мне.

– Отвезите. Меня. Домой.

Я поднимаюсь, опираюсь на край стола. Я жалок. У меня подгибаются колени, на мне халат Снейпа, я заражен паразитом, я не могу есть и колдовать. Но у меня остается гордость, и у меня достаточно смелости, чтобы справиться самому. 

– Хорошо, - Снейп призывает ключи от машины. - Собирайтесь. 

Он подкидывает и ловит ключи, и еще раз, и еще. И я понимаю, что моя решимость - ребяческая глупость или те самые “гормоны”. Страшно мне одному, не справлюсь я один, я сойду с ума от ужаса, а этот невозможный человек, язвительный и ядовитый, меня успокаивает. Никому нельзя верить настолько, насколько я доверяю профессору Снейпу, и ему тоже нельзя.

То есть, Северусу, и на “ты”, мы же партнеры.

– Извини, - бурчу я и сажусь обратно. 

Он еле заметно улыбается. То ли доволен, что победил в нашей дуэли, то ли его радует мое послушание, то ли не хочет, чтобы я уходил. Снейп сует ключи в карман, включает вытяжку и снова закуривает. Он в курсе, что столько курить вредно? Снейп в черном свободном джемпере, на шее видны старые шрамы. Он курит с видимым отвращением.

Я с не меньшим отвращением пытаюсь есть, разламываю тост на кусочки и по одному отправляю в рот, прислушиваюсь к ощущениям.

– План, мистер Поттер, следующий. Сейчас почти восемь утра, в девять откроется “Севлюс”, и я позвоню в отдел, который занимается, насколько я помню, гормональными препаратами, моему коллеге, Бентону Тьюрингу. Я уже отправил ему по электронной почте все, что успел изучить. Они должны подобрать рецепты зелий, которые будут держать ваш гормональный фон в норме. Я имею в виду, в норме для беременного, хм, организма. Далее я отправлюсь в аптеку и куплю вам маггловские зелья, в том числе, от тошноты…

Нет, я не хочу оставаться один. Я мотаю головой: 

– Нет. Я пойду с вами.

Снейп поднимает бровь, но не возражает.

– Потом вы будете лежать, а я - работать. Да, чуть не забыл. Сейчас вы напишете хотя бы Визли, моя сова отнесет письмо, и объясните, что я вас не похитил и спасать вас не нужно, я не желаю, знаете ли, видеть боевой отряд авроров у себя дома. Вас устраивает? 

Я отпиваю воды из стакана. Вроде, не тошнит. И еще глоток. Устраивает меня план по продлению жизни паразита? Нет.

– Нет.

– И что же, позвольте спросить, вас не устраивает?

– Все. Этот… это существо нужно уничтожить. Оно не должно расти. 

– Гарри. Вы же слышали, что сказали доктора. Да, к ним нам тоже нужно будет заехать - или хотя бы позвонить. Сейчас его удалить нельзя. Сейчас это невозможно, вы не переживете операцию. Потерпите четыре недели. Я всю ночь сидел над литературой, и, знаете, мне кажется, у вас есть неплохие шансы выбраться и в этот раз. 

Мне нужно ему сказать. Мне необходимо ему сказать: мы не знаем, чем будет этот паразит через неделю или месяц. Вдруг он растет быстрее, чем обычные зародыши? Вдруг он вылезет из меня уже завтра, разорвав живот?

Или подчинит меня, мою волю.

– Оно там присосалось, жрет мою магию. Меня. Растет. Я готов рискнуть, пусть делают операцию сегодня. Я эту дрянь в животе носить не стану. Северус. Послушай меня, пожалуйста. - Я решаю говорить по делу и ровно, как с коллегами на планерке, и я не собираюсь плакать, нет, не собираюсь. - Я знаю, что они в меня затолкали. Я знаю, что это за паразит: это Волдеморт.

Он качает головой, хмурится, я вижу, что он мне не верит, но я обязан до него достучаться.

– Когда я умер, я попал на вокзал… не важно. Я видел там Дамблдора, и я видел там душу Волдеморта, то, что от нее осталось. Оно было похоже, - я прерываюсь, чтобы подышать и попить воды, и снова подышать, Снейп меня не торопит. - На младенца. Уродливого младенца. Оно было живым! Оно шевелилось и скулило! 

– Он мертв, - спокойно говорит Снейп, лицо у него совершенно бесстрастное. - Ты уничтожил все горокраксы, даже тот, который сидел в тебе.

– А если нет? А если они, смертежеры, нашли способ его вернуть? И вот это, этот уродец, оно сейчас растет во мне!

Слезы застревают почему-то в горле. Я зажмуриваюсь. Но под закрытыми веками появляется душа Волдеморта - и я в ужасе распахиваю глаза. 

– Гарри… - снова этот мягкий тон. - Это невозможно. Он мертв. Это не он, просто… эмбрион.

– Паразит. Это паразит. - Я должен привести еще аргументы, он мне не верит, он не хочет мне верить. - Зачем им подсаживать в меня какой-то “просто эмбрион”? Моя магия кормит и оберегает его. Им нужен их Темный Лорд.

Снейп подходит ближе и садится на край стола, я снова чувствую запах его кожи. А потом он задирает рукав джемпера, я непонимающе смотрю на его предплечье - там метка. Не черная, нет. Она будто сплетена из старых шрамов.

– Он мертв, - повторяет Северус Снейп. 

– Он просто еще не обрел тело. В прошлый раз…

– Гарри, это паранойя. 

– Это правда!!! - срываюсь я, от слез щиплет глаза. - Это, блядь, правда! Его нужно вырезать! Если оно вырастет. Если подчинит меня. Я не хочу! Я не хочу быть его носителем! Ни дня, понятно? Ни одного блядского дня я не хочу!

– Гарри…

Снейп касается моего плеча. 

– Я уверен, что это не так. Он не может вернуться. Послушай, Гарри…

– Лучше мне умереть на столе.

– Нет. Смерть никогда не лучше. - он, о чем-то задумавшись, хмурится. - Я могу это проверить.

Я хлопаю глазами, пытаясь сообразить, о чем говорит Снейп.

– Я могу попробовать проверить, - исправляется Снейп, - он ли внутри тебя. Только, Поттер, на условиях абсолютной конфиденциальности. Абсолютной - это значит, что ты не скажешь о моих действиях никому.

А теперь я, кажется, понимаю. Темная магия. Я киваю, Снейп смотрит выжидающе, и я говорю вслух:

– Хорошо. Обещаю.

Он достает палочку и направляет на меня. Это, мягко говоря, некомфортно. Никогда и ничего хорошего не выходило из того, что Снейп тыкал в меня палочкой. “Я ему доверяю”. Нет, не помогает, я напрягаюсь. Снейп качает головой:

– Поттер, если бы я хотел вас убить - я бы сделал это давно. Или просто не стал бы вам мешать, вы бы сами убились десять лет назад. Расслабьтесь. 

Ему легко говорить. Но я честно стараюсь, и прикрываю глаза. Снейп ничего не произносит, я ничего не чувствую, никакого вмешательства, и тогда я смотрю на него. Прищурившись, Северус Снейп выписывает палочкой замысловатые движения. И больше ничего не происходит.

Он реально колдует или это делает, чтобы меня успокоить?

Снейп опускает палочку.

– Я не чувствую в тебе никакой чужой магии. Ни следа. Смею предположить, Волдеморта можно было бы заметить даже в виде эмбриона. Это не он.

Я верю, конечно… нет, я не верю. Волдеморт мог спрятаться, он может кутаться в мою магию, притворяясь частью меня. Снейп продолжает: 

– Мы будем наблюдать за развитием плода, часто делать УЗИ. Если что-то пойдет не так - тогда, думаю, Локк согласится сделать операцию. Если нет - осталось каких-то четыре недели. Ты выдержишь.

Я не хочу выдерживать. Я думаю про то, как четыре недели, целый месяц, буду ходить с паразитом в животе. Живот начинает тянуть, я морщусь, Снейп замечает это.

– Тебе нельзя волноваться. 

Я не хочу так жить.

– Гарри, - зовет Снейп, и я поднимаю на него взгляд. - Ты справишься. Ты очень сильный. Я сделаю все, чтобы ты выжил. 

И я снова ему верю - я вот ему верю, а он мне - нет. Но я думаю о том, что, если мне станет невыносимо, выход есть, и моя смерть убьет и эту дрянь внутри. Если станет невыносимо, у меня есть право на выбор.

А еще немного о том, что эти четыре недели я проживу здесь. И я, шмыгая носом, киваю.

– А теперь позови, пожалуйста, своего домовика, тебе как минимум нужна одежда.

 

***

Уж не знаю, что на него подействовало, но Поттер перестал упираться и начал слушаться - это уже можно отнести к победе. Мне его послушание показалось подозрительным, и я решил не выпускать Поттера из поля зрения. 

Я не допускал даже мысли о том, что Поттер может быть прав насчет природы эмбриона, я не чувствовал никакой магии, кроме поттеровской, о чем и сообщил ему, но очевидно было, что мальчишка зациклился на своей гипотезе, напуган, и слушать моих доводов не желает. Впрочем, решил я, четыре недели я уж как-нибудь Поттеровскую паранойю выдержу, главное, чтобы он выдержал.

Поттеров, точнее, Блэков, домовик - настоящее ископаемое. Несносное создание согнуто так, что хобот едва не касается пола. Из ушей торчат длинные седые волосы. А одет Кричер в какую-то подозрительную тряпку, наверное, любимую наволочку покойной Вальпурги. И вряд ли он ее стирает. 

В моей гостиной (книги, диван и кресла, журнальный столик с массивной пепельницей, бар) это недоразумение смотрелось так же странно, как его хозяин, и мне захотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться: это не сон. Я добровольно пустил в свой дом и свою жизнь Поттера, Кричера, и теперь сюда неизбежно пролезут все Визли, начиная с Молли, которая примется готовить у меня на кухне, и заканчивая младшей девочкой, которая, кажется, недавно родила, и вообще теперь не Визли, а Томас. И, конечно, появится тут Грейнджер. И, храни меня от этого, Салазар!, Лонгботтом. А закончится тем, что из дома сбегу я, причем на другой континент, и сменю имя и внешность…

Кричер хрипло и малоразборчиво причитал, подслеповато моргал слезящимися глазами. Бедный-де хозяин, несчастный хозяин, Кричер будет заботиться, Кричер не оставит, хозяину нужно домой. Поттер пытался вставить хоть слово, и в конце-концов прикирикнул:

– Кричер!

Домовик заткнулся, к моему великому облегчению.

– Просто принеси мне одежду. И… и не знаю. Что мне еще нужно? - Поттер посмотрел на меня.

Мозгов бы тебе немного… 

– Метла вам точно сейчас не пригодится, Поттер. Поэтому на ваше усмотрение. Любимые журналы по квиддичу, памятные письма от верных поклонниц. Все, что скрасит ваше пребывание здесь или в больнице. 

– И зубную щетку, - сказал Поттер. 

Когда-нибудь мои глаза закатятся так далеко, что обратно не вернутся. Кричер снова принялся бормотать, и я не выдержал, вышел. Присмотрит же это несчастье немного за любимым хозяином? 

Если еще ночью я рассматривал вариант привлечь эльфа для помощи - чтобы мне не ходить за Поттером как привязанным - то теперь я от этой мысли отказался. Я ценю тишину. Я обожаю тишину. Я люблю блюзы и разговоры с близкими, но ничто, после стольких лет преподавания и жизни в школе, не сравнится с ти-ши-ной. И если уж придется, из-за собственной глупости и мягкосердечности, терпеть болтовню Поттера, то терпеть Кричера я не собираюсь. 

Обзвоны я решил начать с Тьюринга. Не откладывать же самое неприятное на потом. Поэтому закрылся в кабинете, хлебнул холодного кофе, заглянул в пачку - осталось три сигареты, и, кажется, это вторая пачка с вечера, - закурил, и набрал личный номер Бентона Тьюринга, главы одной из групп исследователей в “Севлюсе”. 

Бен откликнулся почти сразу. 

– Доброго утра, мистер Снейп.

– И вам доброго, мистер Тьюринг… Давайте сразу к делу. Ваша группа, если я правильно помню, занимается гормональными препаратами?

Бен хмыкнул. И я увидел, как он усмехается одной стороной рта, и как появляется ямочка на правой щеке. Салазар, куда-то не туда я свернул, раз дома у меня Поттер, а не Тьюринг. 

– Деменции у вас еще нет, мистер Снейп. Вы все правильно помните.

– И для беременных?

Повисла нехорошая пауза, когда хочется переспросить собеседника, тут ли он, не оборвалась ли связь.

– Личный интерес, мистер Снейп? Вас можно поздравить?

И я снова его будто увидел. Растрепанного, удивленно хлопающего серыми глазами, в мятой футболке: “Северус. Но как же так. Почему? Блядь, Северус, какого хуя?” 

Нет, конечно, на работе Бентон в белой сорочке, рукава закатаны, обнажают тонкие предплечья. Кожа Бена всегда кажется загорелой… И прическа у него сейчас в идеальном порядке, каштановые волосы блестят. Нет, он не будет спрашивать “какого хуя?”, достаточно было одного разговора.

Я раздавил бычок и прикурил новую. 

– Вряд ли. Но просьба будет личная и строго конфиденциальная, мистер Тьюринг.

– Так вам посочувствовать? - зло спросил Бен. - Что, мистер Снейп, случайный залет?

Нет, все-таки он будет спрашивать. Слишком мало времени прошло. 

– Мне казалось, вы меня лучше знаете, мистер Тьюринг.

– Мне тоже так казалось, мистер Снейп. Так вы расскажете, в чем дело?

– Напоминаю про подписку о неразглашении, мистер Тьюринг, и надеюсь на вашу порядочность. Поверьте, это не моя тайна, - нерушимый обет с него брать я не мог. - Мистер Тьюринг, проверьте почту, я отправил вам документы. Мне необходимы зелья, которые поддерживали бы гормональный фон при беременности. 

– У нас есть такие препараты, - по-прежнему холодно сказал Тьюринг. - Мы их поставляем на маггловский рынок. Свечи с эстрогеном… 

Я читал вчера про эти свечи. Поттеру, к сожалению, некуда их вставлять.

– Я не могу сейчас приехать и объяснить все лично. 

– Хватит юлить, - брезгливо и отчетливо сказал Бен.

Когда он так говорит с кем-то, верхняя губа у него приподнимается, как у собаки, готовой зарычать. Я видел, как он разговаривает со мной, сидя одной половиной задницы на рабочем столе. На этом столе… Я тряхнул головой. Сентиментальным становлюсь, идиот старый. Еще немного, начну стенать, как Кричер. Я все-таки совладелец этой компании и начальник Бентона Тьюринга, и я могу просто озвучить проблему, а он обязан будет ее решить. Постановка задачи и ничего личного.

– Мне нужны препараты, которые будут поддерживать нужный гормональный фон в организме мужчины. 

Тишина. Ну, хотя бы не стук падающего со стула бездыханного тела. 

– Северус, - тихо сказал Бен. - Ты с ума сошел, Северус? 

– Увы, нет. Мистер Тьюринг, не приведи Салазар вам хоть кому-то…

– Скажи мне, что это не ты. 

– Не я - что?

– Что эти препараты нужны не тебе.

Я рассмеялся, совершенно искренне. Неужели Бен видит меня в роли счастливой матери? 

– Не мне, и это не мои эксперименты, но медики считают, что этому мужчине нужно поддерживать беременность еще четыре недели. Необходимо, чтобы он выжил. Ничего противозаконного, и я не сошел с ума, Бен. Я тут практически ни при чем, просто помогаю медикам.

Бен помолчал немного, и продолжил деловым тоном:

– То есть, нужны зелья, чтобы этот несчастный сохранил беременность?

Я люблю ученых, я сам такой. Интересная задача - лучшее, что может с нами случиться, особенно если задача теоретическая, а не поселилась у тебя дома. Наверное, потому мы и начали встречаться: меня очаровала способность Бена забывать обо всем, когда появлялось поле для исследований. 

– Именно, мистер Тьюринг.

– Когда нужны?

– Сегодня. Срочно, Бен, как можно срочнее. Прошу тебя. Я сам сварю зелья, но мне нужны рецепты и ингридиенты. 

– Испытания провести не успеем. Хотя бы несколько недель, чтобы…

– Нет у него этих нескольких недель. - вырвалось у меня, наверное, чересчур эмоционально.

Мне сложно придерживаться нейтрального тона с Беном. Ему со мной - тоже. 

– Под вашу ответственность, мистер Снейп.

– Безусловно. Под мою личную ответственность. 

– Постараюсь как можно быстрее. Если что-то изменится или появятся новые сведения - у вас есть мой номер. 

– Благодарю, мистер Тьюринг. До встречи.

Бен нажал отбой. Я взвесил телефон на ладони, на секунду прикрыл глаза. В конце концов, это исключительно моя вина. Почему-то все дерьмо, которое происходит в моей жизни - моя вина и результат именно моих поступков и выборов. 

Внизу хлопнуло: это аппарировал эльф. 

Я тихо застонал и отправился за Поттером, как бы то ни было, оставлять его одного нельзя, и в аптеку нам предстоит идти вместе.

 

***

 

Снейп живет в деревне. Настоящей такой деревне, даром, что близко от Лондона. Тут узкие улочки, хреновый асфальт, мы тащимся по Олд-стрит, где едва разъедутся две машины, и Снейпу приходится идти по проезжей части: на тротуаре умещаюсь только я. Наверное, тут летом неплохо. Но сейчас серый штакетник заборов, увитый темно-зеленым плющом, голые деревья и холодное серое небо создают впечатление, будто тут поселились дементоры.

Я понимаю, что дементор поселился у меня в голове, но ничего не могу с этим поделать, только не очень демонстрировать Снейпу: он как-то подозрительно время от времени на меня поглядывает, и я вспоминаю, что он легилимент. 

А еще он хмурый, то есть, еще более хмурый, чем обычно, я ни разу не видел его веселым или счастливым, я видел его измученным, желчным, разрывающимся на части между долгом и нежеланием убивать, я видел его умирающим, наконец, но не счастливым. И все же настроение у него явно ухудшилось, когда он поговорил по телефону с коллегами.

Идти у меня получается очень медленно и с трудом, я слишком слабый, и мне как будто не хватает воздуха. Снейп дергается, если я запинаюсь, я надеюсь, он не предложит опереться на его руку.

Но все же на улице мне лучше. 

Молчать неприятно, я решаю заговорить, и спрашиваю первое, что приходит в голову:

– Что у вас случилось?

– Простите? 

– У вас настроение еще хуже, чем обычно. 

Снейп криво усмехается, шарит по карманам, качает головой. 

– Сигареты кончились… Поттер. Я не спал ночь и не вижу, когда, в обозримом будущем, буду спать. А в моем возрасте это уже нелегко даже на кофе и зельях. Мне предстоит куча работы, и проект, знаете, очень уж ответственный - вы.

Ну да, конечно, виноват я, для него я всегда во всем был виноват - и как сын своего отца, и как гриффиндорец, и просто так, для профилактики. Кто виноват? Поттер.

– Снейп. То есть, Северус. Вас же не заставляют. Спасать. Все такое. - Для длинных фраз не хватает дыхания, и я останавливаюсь. - Вам это зачем?

– Ну как вам сказать, Поттер. Я сам себя второй день спрашиваю, зачем мне это. Во-первых, вы сын моей подруги. Во-вторых, мой бывший ученик, и я чувствую, что несу за вас некоторую ответственность. Опустим глупости насчет того, что вы - символ победы над злом, - он усмехается, - еще мною движет научный интерес. Случай все же уникальный.

Это обидно. Не знаю, что я хотел услышать, на что надеялся: “Гарри, я пересмотрел свое отношение к тебе”, “Я тебе помогаю, потому что для меня это важно”. Но я для него - уникальный случай и сын Лили Эванс, не более. Я старательно сдерживаю слезы, я сам себе остонобрыд, это же невозможно, быть такой тряпкой. Ты еще сядь на асфальт, Гарри, и реви от жалости к себе, от того, что тебя спасают не по большой и чистой любви, а по холодному расчету…

– Пойдем, Гарри. Можешь идти?

– Могу, - бурчу я и тащусь вперед.

Тут идти-то метров двести, раньше я бы вообще не заметил. Но паразит питается моим телом. Я пытаюсь идти быстрее, и вынужден снова остановиться, подержаться за фонарный столб: голова кружится.

– Идти пешком было не лучшей моей идеей, - говорит Снейп. 

– Дойду. На улице лучше. - Я отлепляюсь от столба.

И мы таки доходим до аптеки, расположенной в домике красного кирпича. Тут большинство домов такие, из-за заборов я слышу утренние, такие обыденные звуки: прикрикивает на опаздывающего в школу ребенка мать, лает собака, кто-то заводит машину… Люди просто живут, а я, почему-то, волоку непослушное свое тело, не принадлежащее мне тело, в аптеку.

Где жутко пахнет лекарствами.

Мне становится плохо сразу, я выскакиваю обратно, падаю на колени перед урной - стоять нагнувшись я не могу, и меня снова рвет. Тостами, водой, а потом желчью. 

Потом я закрываю глаза и сворачиваюсь клубком рядом с мусоркой. Шевелиться я не могу и не хочу, и жить так я не хочу. Мне очень холодно, живот снова болит, а желудок сжимается. 

Я чувствую присутствие Снейпа и слышу, как он окликает меня раз за разом:

– Гарри! Гарри! 

Трясет за плечо, но мне все равно. Оставьте меня здесь умирать. Лучше бы я правда умер, лучше бы я умер, лучше бы меня не было…

– Мистер Снейп, вам нужна помощь? - дребезжит незнакомый голос. - Это ваш знакомый?

– Мой друг. Сможете отвезти нас до моего дома, мистер Фокс? Я без машины, а он, как видите, болен.

– Может, вызвать скорую?

– Нет, мы справимся сами, благодарю. Я знаю, что делать. 

– Сейчас подгоню машину…

Я слушаю, почти не вникая в диалог. Меня поворачивают, раскручивают, и Снейп чем-то вытирает мое лицо. Я слышу шум мотора совсем рядом, и понимаю, что нужно встать. Даже честно пытаюсь: открываю глаза, вижу Снейпа совсем рядом, он стоит около меня на одном колене, я кое-как сажусь. Снейп помогает подняться, но ноги не держат, он обхватывает меня за талию и буквально тащит до машины. 

Это очень унизительно. Со мной никогда не случалось чего-то настолько стыдного. 

– Благодарю вас, мистер Фокс.

Снейп садится рядом со мной на пассажирском сидении, в машине воняет освежителем, я понимаю, что сейчас снова буду блевать - и утыкаюсь в плечо Снейпа носом. Его пальто пахнет сигаретами и, слегка, влажной шерстью, мне все равно, кто там что подумает, так мне намного лучше. Снейп не отстраняется. 

Мы приезжаем через несколько минут, и выгружаемся около дома Снейпа. Нам предстоит еще пройти по дорожке до крыльца, я цепляюсь за Снейпа самым недостойным образом, тоже мне, аврор.

– Поттер, вы уж меня извините…

И он поднимает меня на руки. Это ужасно. 

– Держитесь, пожалуйста. Вы не дюймовочка.

Приходится обхватить его за шею. Это ебаный стыд. Сегодняшнее утро бьет все рекорды по унижению. Тяжело дыша, мой бывший профессор на руках несет меня к себе домой, и это пиздец. Я даже не плачу. Мне просто невыносимо. 

Он ставит меня на крыльцо, и я снова вынужден хвататься за него, пока он отпирает дверь. 

– Не левитировать же, - он переводит дух, - на глазах у магглов. 

Дальше я как-то добираюсь до туалета не первом этаже и долго умываюсь. И даже умудряюсь чудом доползти до дивана в гостиной. Снейп уже ждет меня со стаканом воды и таблетками.

– Я не смогу…

– Мы это уже проходили, Поттер. Сможете. Давайте, выпейте таблетку, вас перестанет тошнить, и вы сможете есть. Иначе мне придется носить вас на руках в больнице тоже. 

Я вымучиваю улыбку и послушно пью таблетку, а потом ложусь на диван. Мне холодно. Снейп укрывает меня, и я соскальзываю в сон, сквозь который слышу Снейпа, который говорит по телефону, и его шаги, и его дыхание. И мне почти хорошо.

Notes:

Спасибо, что читаете, и спасибо за кудосы! Буду очень рада комментариям. Я впервые в жизни отказалась от всяких остросюжетных штук в тексте и переживаю, держит ли сюжет хоть в каком-то напряжении.

Chapter 4: Офорт Гойи

Notes:

Ваши кудосы и комментарии - источники моего допамина и серотонина! Я всегда им очень рада.
Глава совершенно не вычитана, если там есть ошибки, говорите, не стесняйтесь, я нормально к этому отношусь, долгие годы тренировки)

 Глава 4. Офорт Гойи

 

– Добрый день, миссис Стил.

Миссис Стил попыталась заглянуть вглубь дома, аж шею вытянула, но я закрывал ей обзор. Естественно, все соседи наблюдали, как я нес Поттера на руках. Очень романтично. И, очевидно, аптекарь Фокс уже разнес по всей деревне сплетню о моем “больном друге”. Хотя, может, деревенские кумушки уже окрестили Поттера наркоманом.

Миссис Стил, наверное, моя ровесница, ей около сорока, она круглая, курносая, с тонкими белыми волосами, и она потрясающе готовит. Сейчас она поставила на пол в прихожей два пакета, набитых контейнерами с едой.

– Добрый день, мистер Снейп, добрый день! Вот, все, как заказывали… Может, добавить что-то? Ваш друг…

– Аптекарь насплетничал?

– В окошко видела, - она улыбнулась без тени смущения. - Ну и Фокс уже по всем соседям разнес, а как же. Так добавить что-то? На двоих, боюсь, мало будет…

– Я подумаю и перезвоню вам. Спасибо, миссис Стил.

– В прошлый раз все понравилось, дорогой?

– Как всегда, непревзойденно, ваша готовка выше всяких похвал. Еще раз благодарю вас.

– Ой, на здоровье! А ваш друг…

– Нездоров. Поэтому, миссис Стил, к моему величайшему сожалению, вынужден проститься.

– Всего доброго, всего доброго! И здоровья вашему другу!

Она еще раз попыталась заглянуть внутрь дома, аж на цыпочки привстала и вытянула шею. Еще бы, такая сенсация. Такой сенсации наша улица еще не видела. А ведь у меня была репутация порядочного, чопорного бизнесмена. И тут мальчишка, падающий в обморок… Я был крайне недоволен собой. И Поттером, безусловно, но собой больше. 

На кой чорт я потащил его пешком до аптеки? У него же банально нет сил на прогулки. Он две недели толком не ест. 

Ну и Поттер, конечно, хорош, особенно то, как он трогательно уткнулся в мое плечо в машине аптекаря. Эту деталь будут обсасывать с особенным удовольствиям, и придут к однозначным выводам.

Я подхватил пакеты (однако, грузоподъемность у Стил хорошая, они далеко не легкие) и вернулся в гостиную. Там меня ждал сюрприз. Поттер сидел на диване, завернувшись в плед и нахохлившись, и внимательно на меня смотрел. 

– Меня не тошнит, - заявил он.

– Отлично. Лучшая новость со вчера. 

Я занес еду на кухню и вернулся. Курить хотелось. Сигарет я так и не купил. И спать хотелось - это Поттер безмятежно дрых два часа, а я общался с Локком, который огорошил меня словом “иммуносупрессоры” и, увы, с Тьюрингом, чтобы эти самые иммуносупрессоры добавить к списку зелий…

– Головокружение? Слабость? Боль в животе?

Поттер нахмурился, прислушиваясь к себе, и кивнул.

– Слабость. И головокружение. Но меня не тошнит!

– Значит, сейчас вы будете есть. Сидите, я вам что-нибудь принесу. 

Он не стал со мной спорить и не сделал попытки добраться до кухни. Подозрительно. Я изучил содержимое лотков. Да, вряд ли ростбиф или рыбная запеканка подходят для голодавшего…

– Поттер! - крикнул я. - Вы что хотите? Мясо? Рыбу? Овощи? 

Пауза.

– Мясо.

Значит, будет ему рагу. Оно хотя бы отдаленно напоминает диетическое блюдо. Очень отдаленно. Нужно было попросить миссис Стил сварить какой-нибудь бульон. Я выложил рагу на тарелку, сунул в микроволновку, и понял, что сам есть не смогу: теперь мутило уже меня, видимо, от усталости и кофеина. И за сигаретами нужно сходить. Могу я оставить Поттера на пятнадцать минут?

Поттер еду сначала внимательно рассмотрел, потом понюхал, потом подцепил кусок картошки на вилку и, зажмурившись, сунул в рот. Я сел в кресло напротив и не без удовлетворения наблюдал за тем, как он ест. Если мы справимся с этой проблемой, мы и с остальным справимся. 

– Вкусно, - заметил Поттер.

– Вы особо не спешите, у вас желудок отвык от нормальной еды. Понемногу. Вот что, Поттер. Эти лекарства - не конфетки, и вам их долго принимать нельзя. К счастью, в “Севлюсе” есть наработки, коллеги разрабатывали лекарства от тошноты. Это первое. Второе: мне нужно сварить вам несколько зелий. Как только хоть приблизительно просчитают рецептуру, я должен буду засесть в подвале. И третье, - я машинально сунул руку в карман, но сигарет там, естественно, не оказалось.

– Вы сигареты не купили, - Поттер улыбнулся. - Они у вас еще утром кончились.

Наблюдательный какой. Я кивнул. Поттер методично уничтожал рагу, аж сердце радовалось. И запивал водой, не пережидая приступ тошноты после каждого глотка. 

– Спасибо, - он отодвинул тарелку. - Хватит, наверное. Снейп… 

И опустил взгляд. Я почему-то думал, что сытый Поттер не будет плакать, но, видимо, ошибся, он длинно, прерывисто вздохнул. 

– Они же сюда придут. - с безнадежностью в голосе сказал Поттер.

– Кто? - не понял я.

– Ваши бывшие коллеги. Они сюда придут за мной. Если они поймут, что вы мне помогаете, и что у меня есть шанс… Они придут. Не знаю, запрут где-нибудь. Пока… - он всхлипнул. - Пока… 

– Если бы они хотели вас запереть, они бы сразу вас заперли, Поттер. Это, кстати, говорит против вашей теории: они бы не стали рисковать драгоценным Темным Лордом. 

– Они придут! - вскинулся Поттер, глаза красные, нос красный, но выражение лица самое отчаянно-решительное. - Вы можете мне не верить. Допустим. Но я все-таки аврор…

– А я - бывший смертежер. Расслабьтесь, Поттер. Неужели вы думаете, что мой дом не защищен? Над его охраной работал не только я. Вы здесь в безопасности.

Настроение у Поттера менялось быстрее, чем политика Министерства Магии: он усмехнулся.

– Ага, мне так в Хогвартсе говорили. Но вам я поверю.

– Благодарю, Поттер, я не забуду день, когда вы мне поверили. Что-то еще? 

– Извините.

– За что?

– За утро.

Я помолчал. С одной стороны, извиняться ему было решительно не за что: мальчишка не виноват в своем состоянии. С другой стороны, быть центральной темой местных сплетен не слишком приятно. Я ограничился кивком. 

– Вы курить хотите.

Очень наблюдательный, когда не сосредоточен на себе. Заметил же он утром, что я не в настроении после разговора с Бентоном. Я снова кивнул.

– Я тут побуду, а вы сходите за сигаретами, - предложил Поттер.

О, да. Побудет он. У Поттера было настолько искреннее выражение лица, что я сходу отмел его предложение.

– Если вы в состоянии прокатиться на машине, давайте прокатимся вместе. В идеале я хотел бы навестить вместе с вами доктора Локка, но можем отложить это до завтра. 

Поттер снова прерывисто вздохнул и плотнее закутался в плед. 

– Гарри, - я заметил, что иногда на него отлично действует ласковый тон, - мы не можем игнорировать проблему. Не имеем никакого права оставить тебя без полноценного медицинского наблюдения. 

Поттер на что-то среагировал в моих словах. Быстро вскинулся, глянул в глаза, снова потупился, покусал губу. Значит, я выбрал верный тон, и нужно еще немного надавить.

– Если ты хочешь отдохнуть - отдыхай, и поедем завтра. Но если тебе просто страшно - увы, через этот страх придется переступить.

– Мне не страшно, - оскорбился Поттер. 

Гриффиндорец. 

В окно постучали, и рука Поттера дернулась к карману. Но это был только Мавр, принесший письмо, на которым знакомым мне по школе круглым почерком Рональда Визли было выведено два слова: “Поттеру. Лично”. Я скормил Мавру совиное лакомство и отпустил его полетать, а конверт вручил Поттеру. Тот прочитал написанное - и покраснел. Я впервые в жизни наблюдал, как краснеет Поттер, обычно стыд этому юноше неведом. Интересно, что же такое сообщил ему друг? Но спрашивать я, естественно, не собирался. 

Поттер, наконец, собрался с духом, убрал пергамент обратно в конверт и спрятал куда-то под плед. Я кашлянул, привлекая к себе внимание. Поттер, почему-то, избегал на меня смотреть.

– Да. Это. Я сейчас. Умоюсь.

Я не сомневался, что Поттер, который не мог сейчас испепелить письмо, порвет его на клочки и выкинет в унитаз.

***

 

Мне очень страшно. Мне постоянно страшно, и теперь, когда тошноты нет, ничто не заглушает этот липкий страх - разве только Снейп немного притупляет его, не дает мне упасть в болото ужаса. Я знаю, чего ожидать от Снейпа, ну разве что не ожидал, что он будет носить меня на руках, но этот поступок довольно логичен, а чего ожидать от своего организма, я без понятия, несмотря на лекцию Локка. Я мало что понял и запомнил из лекции Локка, и по дороге назад Снейп объяснял про еще один вид лекарств, который в меня будут вливать: приглушить иммунитет, чтобы организм не отторгал чужеродное тело. Паразита. Если паразит помрет внутри меня, я погибну с ним вместе. 

“Неизвестность страшнее всего, Поттер. А сон разума рождает чудовищ. Вы навоображали себе тролль знает, что. Потрудитесь изучить матчасть”.

Сон моего разума рождает чудовищ в огромных количествах, это верно, он рождает таких чудовищ, що Франциску Гойе с его котами и совами остается только плакать в уголке от зависти. Снейп ужасно удивился бы, если бы я сказал ему словосочетание “офорт Гойи” - а просто у тетушки Петунии на полке стояло несколько красивых и дорогих альбомов по искусству. Для красоты, наверное, и для солидности - кажется, никто, кроме одуревшего от скуки меня, не открывал эти книги.

Мне снится, как я лежу, прикованный к плоскому камню цепями, и пожиратель смерти вспарывает мой живот. Я не чувствую боли, и не могу сопротивляться, я - наблюдатель. Из бурлящего, исходящего зеленым дымом, котла пожиратель вытаскивает нечто - это кусок плоти, похожий на пульсирующее сердце, пожиратель воздевает руки к небу, торществующе смеется и помещает сердце в меня.

Мне снится, как меня насилуют. Не вижу, кто, в этом сне темнота, ужас, беспомощность, боль и отвращение, когда кто-то с силой, разрывая, ебет меня и кончает, и тогда я снова слышу смех - тонкий отвратительный хохот.

Как они сделали это со мной? Кто это сделал? Я гоню от себя эти мысли, и приходят другие.

Я представляю себе, как в моей брюшной полости копошится Волдеморт. Пока что немощный, зависимый от чужих сосудов и магии, как раньше - от крови единорогов - и мне хочется кричать. 

Но Снейп варит зелья, и кричать от страха при нем я себе не позволю ни за что. Это, в отличие от слез, я в состоянии контролировать.

Поэтому я лежу на кушетке (трансфигурированной из кресла) в лаборатории Снейпа и читаю книжку по беременности. И родам. Там есть иллюстрации, и я долго разглядываю странное существо с огромной головой и зачатками конечностей, потом мне надоедает его разглядывать, и я принимаюсь разглядывать Снейпа. 

Мне, конечно, нужно его называть Северусом даже в мыслях, иначе я спалюсь перед доктором Локком или кем-то из его команды, и будет неудобно. Сегодня, к счастью, не спалился. 

– Все, - Северус накрывает котел крышкой и смотрит на часы. - Настаиваться будет семь часов. Обогатился знаниями, Гарри? 

– Не совсем. 

Он хмыкает. Да, Снейп не верит в мои умственные способности, и совершенно обосновано. Я чувствую себя тупым. Я один абзац перечитываю по четыре раза. 

Снейп моет руки, а потом плещет в лицо холодной водой, и я думаю, что он же не спал. Это я дрых: и ночью, и утром, и в машине, когда мы ехали из Лондона обратно. И даже здесь в лаборатории успел. Задремывал, вскидывался от очередного кошмара, и проваливался обратно.

– Вам нужно отдохнуть.

– Спасибо, Поттер, я в курсе. 

– Вам не обязательно все время возиться со мной, - я сажусь и откладываю книгу. - В конце концов, можно позвать Кричера, если вы боитесь, что я где-нибудь упаду и не смогу позвать на помощь.

– Через мой труп.

Мне становится даже обидно за старика. Да, он в маразме, и периодически называет меня Регулосом, а то и кем-то из старших Блэков, он ворчит и воняет, плохо видит и слышит, но это мой домовик, преданный мне. 

Впрочем, ко мне Снейп относится не многим лучше… Нельзя забывать про это. Нельзя. Я отворачиваюсь, чтобы он не заметил, как мне обидно. 

– Ну что снова? - вздыхает Снейп.

Я пожимаю плечами. Голос у него уставший и плоский, и мне стыдно за то, как я себя веду.

– Уже вечер. Давайте просто оба ляжем спать.

– Не выспались, Поттер? По моим наблюдениям, вы в основном это сегодня и делали.

Ну да, и еще я ел. Я жрал все, что подвернется под руку. Скоро я стану толстым, как те беременные женщины с огромными животами. Только у меня там будет шевелиться, дрыгать руками и ногами, безносый паразит.

– Гарри?

– Простите. Ничего. 

Снейп качает головой и подает мне руку. Мы поднимаемся из подвала на кухню, Снейп открывает окно, закуривает, мелет кофе. У него едва заметно дрожат руки, а под глазами - черные тени. Как там написал Рон? “Гарри, очнись! Очни-ись! Ты уже не школьник, чтобы по нему сохнуть! Он тебя старше в два раза! Носатый мудак, который старше тебя в два раза! Я поверить не могу! Давай закрывай этот гештальт и возвращайся к жизни быстрее” Конечно, Рон не поверил в то, что Снейп меня лечит. Я бы и сам не поверил на его месте. А слово “гештальт” он подхватил на семейной терапии, куда пыталась водить его Гермиона… 

– Хватит кофе, - не выдерживаю я. - Вы уже пахнете как кофейник.

Он хмыкает. 

Конечно, я уже не пятнадцатилетний школьник, видящий его в эротических снах. И не семнадцатилетний победитель Волдеморта, видящий его смерть в еженощных кошмарах. 

Не легче от этого почему-то. 

И я принимаюсь болтать, чтобы заглушить дурацкий сентиментальный голосок в своей голове:

– Слушайте, Снейп, ну я понимаю, вы привыкли собой жертвовать, - у него от удивления поднимаются обе брови, но я продолжаю, я тоже ходил к психотерапевту и разного набрался, - но сейчас не нужно. Вы свалитесь от инфаркта - и что дальше? Меня будет лечить мистер Локк? Он мне не нравится…

– Можно подумать, Поттер, я вам нравлюсь. Надо же, какая несвойственная гриффиндорцам прагматичность. 

У него даже ехидничать не получается. 

– Со мной ничего не случится, если вы поспите. Навесите на меня сигналки. 

– Поттер…

– Надо же, какая несвойственная слизеринцам глупая упертость!

Он неожиданно смеется. Обалдеть. Мне нравится его смех, я бы слушал и слушал его негромкий смех. 

– Ладно. Но спать будем с открытыми дверями, и я, и вы.

Я с облегчением соглашаюсь. Не то, чтобы я хотел уже ложиться, но заняться мне особо нечем: я все еще слабый, из чтения только медицинские книги, и вряд ли у Снейпа найдется какой-нибудь детектив. Телевизор здесь отсутствует, а просить лэп-топ на долгое время я стесняюсь. 

В ванну я решаю не идти, и переодеваюсь в пижаму, закрыв глаза, чтобы не видеть свое тело. Мне все чудится, паразит внезапно начнет перекатываться там под кожей, выпирать, растягивая живот. Живот, кстати, снова болит - не сильная тянущая боль. Снейп вспомнил о ней в больнице, и Локк сказал, что это естественно. Вот если станет интенсивной и режущей… Естественно. В этом нет ничего естественного.

Я остаюсь наедине с собою и паразитом. Снейп - в своей спальне, через коридор, и у него тоже открыта дверь, но я не вижу его. Я ложусь в постель, натягиваю одеяло на голову и стараюсь не думать о том, что будет дальше. Снейп говорит, что мы справимся, мы. Снейп говорит, есть неплохие шансы. Снейп настроен оптимистично… пахнет кофе… Снейп…

 

***

 

Я сначала схватил палочку, вскочил и кинулся к двери, а потом уже понял, что кричит Поттер. Он отчаянно звал меня: “Снейп! Снейп!”, - и я застыл, схватившись за косяк открытой двери. Из комнаты Поттера на пол коридора падал косой прямоугольник света - Поттер не выключил ночник. Все. Это конец. Все. Я, он, мы проиграли. Смерть снова пришла за Поттером.

– Снейп!!!

Стряхнув оцепенение, я кинулся к нему. Поттер скинул одеяло, скрутился клубком. Ему больно? Насколько? Можно ли его аппарировать? Успеем ли мы?.. Я бросил палочку на матрас рядом с ним, склонился над Поттером и потряс за плечо:

– Гарри, я тут. Что болит? Сейчас аппарируем. Потерпи. Что болит? 

Поттер повернул на голос голову и открыл глаза. Зареванное лицо. Потрескавшиеся губы. У меня задрожали руки и спутались мысли, я никак не мог сообразить, что делать: хватать на руки? Хватать за руку? Заворачивать в одеяло? Осмотреть? Ох, Мерлин, Энлиль, Гермес и пророк Мухамед! Что делать-то?!

– Ты?! - выдохнул Поттер и сел.

– Лежи! - испугался я еще сильнее. - Лежи, не шевелись. Где болит? 

Поттер не послушался. Он всматривался в мое лицо безумным взглядом. Потом провел пальцами по щеке и шрамам на шее. Я замер. Психоз? Болевой шок? 

– Гарри, ложись, - я мягко надавил на его плечи, заставляя лечь. - Сейчас я позвоню Локку. Скажи, где болит.

– Живой, - пробормотал Поттер и осмотрелся. 

Я перестал что-либо понимать. Поттер коротко рассмеялся. 

– Извините, Снейп, - голос у него был хриплый от крика. - Сон. Обычный кошмар. Я не мог поставить заглушающие чары. Ничего не болит. 

Чтобы не плюхнуться на пол, я присел рядом с ним на кровать. Обычный кошмар. Ну да, естественно. Обычный кошмар, от которого кричат так, будто в муках помирают. Ничего особенного, в самом деле, какая ерунда. 

– Точно? - переспросил я, чувствуя себя Лонгботтомом на контрольной по зельям.

– Да. Извини. Наколдуешь заглушку?

– Чтобы если вам будет плохо, вы молча и гордо загнулись в одиночестве? Не выдумывайте, Поттер. 

Вставать я не решался - ноги были слабыми, ватными. И голова гудела. 

– И часто у тебя такие кошмары, мистер Поттер? 

– Ну в норме почти каждую ночь. Но не обязательно такие. Разные. У меня еще с детства.

Он заерзал неловко.

– Извините, что разбудил.

– Пустое, Поттер. Все в порядке. 

Все закончится тем, что я с ним заработаю инфаркт, вот чем закончится. И будет безутешный Поттер плакать у меня на могиле… кстати. 

– Что вам снилось? 

– Ничего, - быстро соврал Поттер. - Война. 

Дальше можно было не объяснять и ничего не говорить: мне тоже часто снится этот эпизод войны. Бросок Нагайны, черная боль, перепуганные дети, Поттер - бледный, глаза больше очков. И я медленно соскальзываю в ничто. Травмировал ребенка, выходит - три года прошло, а он все еще видит про это кошмары. 

– Как видите, со мной все в порядке, - я постарался помягче улыбнуться. - Благодаря вам. Заснете, Поттер? 

Он отвел взгляд.

Какие мы гордые, охуеть не встать. А мне-то что делать? Бегать к нему по каждому крику? Сейчас адреналин отпустит, и мне будет паршиво. Я подавил растущее раздражение, напомнил себе, что Поттер не виноват, и очистил разум. 

В конце концов, он-то выспится днем. Я подобрал палочку и поднялся. Поттер следил за мной. Он весь этот бесконечный день следил за мной, изучая, и хотел бы я знать, что происходило в его лохматой голове. 

– Если не сможете заснуть или станет плохо, будите меня. Лучше так, чем криком. - Попросил я в порыве благородства. 

Поттер неохотно кивнул и тоже сполз с кровати. 

– Мне… в ванну. Извините. 

Я кивнул, вернулся к себе, и не провалился, упал в сон, где бродили неясные тени. Я за кем-то бежал, путаясь в плетях тумана, и то справа, то слева от меня выли вовкулаки, шелестели змеи. В небе, если тут было небо, скользили дементоры в масках смертежеров, и прорезали его зеленые молнии. Я все бежал, в боку кололо, во рту пересохло, я спотыкался о туман, терял равновесие и направление, а главное, не мог вспомнить, кого я пытаюсь догнать - его силуэт мелькал впереди, до ближе, то дальше. Мне очень важно было, чтобы он не ушел, не растворился. Я пытался окликнуть, но не знал имени. 

– Северус?

Надо мною склонился плохо различимый в свете фонаря из окна Гарри Поттер. Теперь я кричал, что ли? 

– Плохо? Больно? - подхопился я.

– Нет. Просто. Можно, я лягу тут?

Наверное, я все еще спал. Я кивнул на свободную сторону кровати и прикрыл глаза. Мне нужно догнать человека в тумане, это совершенно необходимо, потому что оборотни, и змеи, и дементоры, и авады… Матрас прогнулся, рядом завозился… Поттер. Блядь. Я не сплю. 

– Поттер, какого хуя, простите? 

– Мне очень страшно.

“Вам сколько лет, Поттер? Семь?” - хотел спросить я, но прикусил язык. Семилетний Драко как-то, когда Нарцисса и Люциус уехали по делам на континент и попросили присмотреть за крестником, пришел ко мне в кровать, потому что испугался “чудовища в шкафу”. Я проверил, боггарта там, естественно, не было, но малыш наотрез отказался мне верить и ложиться у себя. Двадцатилетний Поттер боялся не боггарта. Он боялся совершенно реальных вещей. 

– Извините, - кажется, Поттер собрался уйти.

– Спите уже. Если не будете меня будить, хоть каждую ночь можете тут спать.

Мне очень важно было поймать человека в тумане. Зеленые молнии били по нему, и дементоры в масках смертежеров летели за ним, и я уже слышал топот великанов, а потом - резкий высокий хохот, свойственный только одному существу во вселенной. Я все-таки упал, с трудом поднялся, и потерял беглеца из вида. Я осматривался. Плети тумана обхватывали меня за плечи, горячие плети.

И снова я проснулся. Поттер мирно сопел, прижавшись к спине, и закинув на меня руку и ногу. За окном было уже светло. Я, на удивление, чувствовал себя отдохнувшим, только шея затекла. Однако, Поттер горячий, видимо, у него температура. Нужно срочно решать что-то с иммуносупрессорами, жар может быть признаком того, что организм отвергает эмбрион. И еще нужно взять у Поттера кровь: натощак, через полчаса после приема зелий, через два часа после приема зелий - и отправить Тьюрингу, чтобы замерили уровень гормонов. И неплохо было бы выбраться из постели так, чтобы его не разбудить. 

Я аккуратно снял с себя конечности Поттера и тот, конечно же, проснулся. Я сел к нему спиной, чтобы избежать некоторой утренней неловкости. Мне, в конце концов, не сто сорок, у меня относительно молодой организм с естественными гормональными колебаниями.

– Спасибо, - сказал мне в спину Поттер.

Я пожал плечами. Что там я ему пообещал спросонья? “Хоть каждую ночь”? Салазар великий, я точно был грешен в прошлой жизни.

Умываясь, я понял, чей силуэт мелькал передо мной среди плетей тумана, и даже не удивился этому. Естественно, это был Поттер.

Notes:

Если поведение Гарри показалось вам нелогичным: есть такая штука, эмоциональный регресс. При очень, очень сильном стрессе или под действием травмы (а также некоторых расстройств) даже взрослый человек может вести себя как ребенок. Один в комнате Гарри спал только на Привет-драйв, в небезопасной обстановке. В Берлоге и в Хогвартсе, да даже в палатке в лесу, рядом с ним всегда кто-то был.
(ну и нужно же мне как-то добавить эротического напряжения там, где его в принципе быть не может)))))

Chapter 5: Это временно

Notes:

Традиционное спасибо за кудосы и комментарии! Надеюсь, вы напишете, как вам)

Я попыталась вычитать главу. Некоторые вещи (как, например, то, что "смертежер" может быть непонятен и он на русском "пожиратель смерти") от меня ускользают, поэтому, пожалуйста, если что-то такое, говорите, не стесняйтесь.

Глава 5. Это временно

 

Сиськи. Да, это самые натуральные девчачьи сиськи - только маленькие, наверное, как у девочки-подростка, никогда не видел, но предполагаю, что похоже. Я чувствую их постоянно: когда ткань задевает соски, ставшие ненормально чувствительными. Когда во сне переворачиваюсь на живот. И я постоянно о них помню. Я заметил их два дня назад, и с тех пор они стали больше - до этого я старался не смотреть, а теперь вот разделся в ванной и любуюсь. И начинаю смеяться. Я не могу остановиться, смеюсь, смеюсь, потом сажусь под раковиной и смеюсь, вытирая слезы. У меня дыхания не хватает так смеяться. 

Я превращаюсь в девчонку.

В женщину. 

Я. 

Превращаюсь.

Стараюсь ржать потише, кусая ребро ладони, чтобы не в голос - тогда прибежит Кричер или Северус, и увидят. Это. Наконец, смех заканчивается, а потом заканчиваются слезы, и я кое-как, поднявшись по стеночке, умываюсь. И снова смотрю на сиськи - теперь уже в зеркало. 

Я - урод.

Я какой-то блядский монстр, которого в прошлом веке показывали бы в цирке. Северусу, наверное, противно спать со мной в одной постели, а он делает это уже неделю, с тех пор, как я впервые приперся к нему в комнату, сам не знаю, почему и зачем, и как решился. Конечно, ему противно.

Сиськи небольшие, с куриное яйцо, соски выпуклые и расплылись по краям розовым. Я поднимаю руку и долго не решаюсь дотронуться, потом касаюсь. И чувствую прикосновение своих пальцев. Это дико: видеть в зеркале собственную руку на чужеродной, лишней груди. Чувствовать этой самой грудью. Я отдергиваю пальцы и зажмуриваюсь, но не помогает: под закрытыми веками я все еще себя вижу. 

Худого парня с волосами на теле. И сиськами, да. 

Паразит жрет мою магию и меняет тело. И психику: я никогда не плакал настолько часто, и никогда мне так страшно не было, чтобы, скуля от ужаса, лезть в чужую постель. 

Девять недель, впереди еще три. Я должен выдержать. Я одеваюсь, не решаясь зайти в душ, и выхожу из ванной - под дверью скукожился Кричер, он как-то незаметно просочился в дом Северуса несколько дней назад, вряд ли понимает, что происходит, бедолага почти утратил разум, и не помнит, что было утром, зато прекрасно помнит, что было сто лет тому. Но Северус разрешил ему остаться, только если Кричер будет за мною присматривать и звать на помощь, если что. И Кричер присматривает.

Это унизительно, и это необходимо. Вчера, когда я спускался по лестнице, закружилась голова, и я чуть не упал, Кричер поймал меня. 

– Привет, Кричер. Где Северус?

Он поднимает слезящиеся красные глаза. Северус говорит, что эвтаназию не зря придумали, и старика давно пора “отпустить”. Это жестоко, я вспоминаю его слова и щиплет в носу. 

Кричер что-то бормочет и машет лапкой, сухой, паучьей.

– Хозяину надо домой, хозяину надо быть дома…

Я присаживаюсь рядом на корточки и касаюсь пергаментной кожи на плече.

– Попозже, Кричер. Сейчас я должен быть здесь. Где Северус, ты не знаешь? Снейп?

– Полукровка, - вспоминает Кричер. - Полукровка, друг хозяина Регулуса! 

– Да-да, он. Где?

– Хозяину надо домой…

Понятно. Скорее всего, Северус в подвале, в лаборатории. Когда я его не вижу, мне неспокойно, но я не хочу навязываться, он и так меня еле терпит. Я сам себя еле терплю, со своим нытьем и слезами, с сиськами этими дурацкими. Быстро осматриваю себя: нет, под свитером не заметно. 

Рон просил увидеться с ним, причем довольно настойчиво и не первый раз. “Ты еще не натрахался? Дружище, у тебя там все в порядке?” Гермиона в письме очень интересовалась, что же за проклятие такое поразило бравого аврора. 

Как я покажусь Рону в таком виде? Никак. Прыщавая морда (“это гормональное, Гарри”), трясущиеся руки (“твоя система кровообращения не предназначена для беременности”). Сиськи. Они будут больше? У кого бы спросить, у Локка? Я скорее умру, чем спрошу у Северуса.

Оставив Кричера, я спускаюсь вниз и лезу в холодильник. Лоток клубники. Вчера вечером я долго рыдал от того, как хотел клубники. Взахлеб, как Тедди Тонкс, которому дали не целый банан, а половинку банана. Северус наблюдал с каменным лицом, сжав губы, а когда я смог объяснить, ушел, хлопнув дверью.

Так что я прорыдал еще полчаса, пока он не появился с клубникой.

Съел я три ягоды, и теперь клубника скучала в холодильнике, но я ее не хотел.

Паразит.

Это все паразит, это не я.

Иногда мне кажется, что я выпадаю из реальности в ненастоящий, не знаю, как сказать точнее, мир. Он выглядит почти как реальный, но не реальный. Будто я внутри очень качественного кино или компьютерной игры. Я смотрю в ненастоящий холодильник на ненастоящие продукты, такой себе ненастоящий я в ненастоящем доме ненастоящего Северуса.

– Доброе утро, Гарри.

И мир становится настоящим.

Я прикрываю дверцу и оборачиваюсь: Северус откуда-то пришел, у него слегка порозовели кончики ушей, мне нравятся его уши, маленькие и аккуратные, и нравится, когда волосы забраны в хвост. От него, я чувствую это за полтора метра, пахнет холодом улицы. Северус проходит мимо меня и ставит на столешницу картонную коробку.

– Доброе утро. По делам ездил?

– На почту. Заказывал некоторые ингредиенты магглам… Ты еще не завтракал? 

Нет, я еще не завтракал и не пил зелья. Я говорю ему про это, он кивает, призывает пробирку и набирает при помощи палочки кровь. Если посчитать, сколько из меня выкачали за неделю - не удивительно, что голова кружится. Мавр уносит запечатанную пробирку в “Севлюс”. Локку и маггловской аппаратуре Северус не доверяет. 

– Хочешь, я приготовлю завтрак, - предлагаю я. - Если ты голодный.

– Было бы неплохо, Поттер. Должна же быть от вас польза. Только, ради всех святых, без помощи вашего дементного домовика, он нас отравит.

Это Северус зря: ну подумаешь, перепутал Кричер соль с содой, никто же не умер… Я снова лезу в холодильник. Я хорошо готовлю, спасибо тетушке Петунии, простые блюда - но хорошо. 

Только не хочу ничего. Даже клубники. 

Поэтому я решаю пожарить блинчики. В конце концов, вряд ли в жизни Северуса Снейпа были мужчины, жарящие блинчики - по правде, вряд ли в его жизни вообще были мужчины, которые жили у него дома. 

А самое обидное в этой истории: я умом его хочу. А телом… 

Я смешиваю в миске яйца, сахар, соль, молоко и растопленное масло, и начинаю добавлять муку, следя, чтобы не было комочков.

…а телом я его должен бы хотеть, как в пятнадцать, шестнадцать, семнадцать (ну ладно, там было немного не до того) и так далее лет. Но, и тут мне не нужно спрашивать, тут я сам понимаю, “это гормоны, Гарри”. Я даже не женщина, я - евнух, евнух с паразитом в животе. 

А вот капать слезами в миску с тестом - плохая идея. Я надеюсь, что Северус, унесший посылку вниз, не заметит этого. 

Ну конечно, он возвращается в тот момент, когда я утираю сопли бумажным полотенцем. Долго смотрит, сдавливает переносицу пальцами. 

– Ну что теперь? Малины? Голубики? Манго?

Я быстро трясу головой и возвращаюсь к тесту. Немного соды.

– Гарри.

Он подходит очень, слишком близко, и касается моего плеча.

– Я не хотел тебя обидеть. Прости. Это все…

– Гормоны, - огрызаюсь я. - Я знаю. Если ты думаешь, что мне это нравится, ты ошибаешься. 

– Я так не думаю.

Я оборачиваюсь и оказываюсь нос к носу (ну, почти, я основательно ниже) с ним. Я же об этом даже мечтать не мог… конечно, не мог: оказаться тут в таком состоянии. 

– Как твое самочувствие? - он отступает и садится за стол. 

– Как всегда, ничего нового, - вру я.

– Ты отлично справляешься. Осталось три недели. 

За три недели я сойду с ума. Пожалуй, даже в туалет буду ходить с ним за руку, чтобы мир не рассыпался. Я вожусь у плиты, на кухню приплелся Кричер и что-то бубнит, и Северус говорит:

– Честное слово, Поттер, я не знаю, как я его терплю у себя дома. Бесполезнее и отвратительнее домовика я еще не видел. 

– Он просто очень старый.

Блинчики получаются отличные, круглые, румяные, и они довольно приятно пахнут, наверное, я их тоже буду есть. Мне нравится наш диалог, такой обыденный, и нравится, что Северус шуршит газетой, пока я готовлю. 

А потом кто-то стучит во входную дверь.

 

***

 

Поттер подпрыгнул и ухватил сковородку так, будто собирался биться с врагами. 

– Тише, Поттер, тише. Чужие сюда не придут. Это кто-то из соседей, я сейчас открою. 

И, натурально, лучше бы это были враги. На пороге стоял собственной щегольской персоной мой единственный близкий друг - Люциус Мэлфой. 

Маггловские вещи сидят на нем не хуже, чем дорогие бархатные мантии. В пальто, белом шарфе и начищенных ботинках он производит впечатление сноба из высшего класса, что на сто процентов соответствует действительности. 

Естественно, в руке трость. 

– Здравствуй, мой дорогой друг, - улыбнулся Люциус.

– Здравствуй, - неприветливо откликнулся я. - Чем обязан?

– Если гора не идет к Магомеду… Решил проверить, почему ты не приходишь в гости, не появляешься в “Севлюсе” и всячески уклоняешься от встречи. 

Я посторонился, пропуская его. Все равно же зайдет. 

– Только без комментариев, - предупредил я. 

– Вот как, вот как? - оживился Люциус.

На самом деле я не знаю большего сплетника, впрочем, информация - то, на чем стоит могущество семьи Мэлфой, и, во многом, то, чем мы обязаны процветанию “Севлюса”. 

– Это совершенно не то, чем кажется, Люциус, поэтому прошу тебя: без комментариев. Я потом, когда-нибудь, тебе все объясню. Вероятно.

Люциус повесил пальто на крючок и направился вглубь дома. Салазар великий… 

– О. - Промолвил Люциус. - Мистер Поттер.

– Люциус Мэлфой, - прошипел Поттер.

Он уже не размахивал сковородкой. Поттер скрестил руки на груди и блестел на Люциуса стеклами очков. Мне стало смешно: Поттер в огромном свитере, волосы дыбом, стопка блинчиков - такая милая семейная сцена, и ее сейчас наблюдает Люциус. И делает выводы, между прочим, и хвала всем великим волшебникам прошлого, что ошибочные! 

– Кофе? - спросил я Люциуса. 

Тот ошалело глянул на меня, перевел взгляд на Гарри, потом - снова на меня. Наверное, впервые в жизни Люциус не знал, что сказать. И Поттер, на удивление, тоже. 

– Благородный… господин… - Иисус, нет, только не он. - Абраксас! Благородный…

Кричер залился счастливыми слезами и попытался припасть к ногам Люциуса. Тот попятился. 

– Кричер! - рявкнул я. - Убирайся отсюда!

Домовик не обратил на меня никакого внимания, он вообще мастерски меня игнорировал, когда ему это было выгодно.

– Кричер! - вмешался Поттер. - Отойди от Мэлфоя. И замолчи.

Создание отползло в угол и оттуда уставилось на Люциуса влюбленными глазами. Впрочем, нет, не на Люциуса: Кричер явно видел в моем друге его покойного отца. Если у меня начнется деменция, надеюсь, я осознаю это достаточно рано, чтобы вовремя убить себя и не позориться. 

– Присаживайся, Люциус. Кофе? - повторил я.

– Кхм. Да. Да, спасибо, Северус, не откажусь. Я не помешал вам, господа?

– Помешали, - Поттеру плевать было на вежливость.

И он все еще держал руки скрещенными на груди. 

– Мне очень жаль, - без тени раскаяния ответил Люциус, - я просто решил навестить старого друга.

– Навестили? Тогда, может, вам пора?

За последнюю неделю я привык к Поттеровским внезапным слезам, ночным кошмарам, приступам иррационального страха (например, про возрождение Волдеморта), и даже вот ездил паршивцу за клубникой. Расслабился я, забыл о том, что в норме Поттер - существо наглое, самоуверенное и эгоистичное. К тому же, он ненавидит Люциуса Мэлфоя и не доверяет ему. 

– Поттер, позвольте мне в моем доме самому решать, кому пора, кому нет. 

– Тогда, может, мне пора, мистер Снейп?

Он опустил руки и я понял, что Поттер прятал от Люциуса. Поттер заметил мой взгляд, смутился, ссутулился…

– Господа, господа! - вмешался Люциус. - Кажется, я действительно не вовремя. Северус, проводишь меня?

Поттер отвернулся к плите. Святые угодники, он сейчас начнет плакать, и все станет еще хуже. Мой гнев, вспыхнувший после его грубости, испарился. Я бы, наверное, тоже не хотел видеть посторонних, если бы у меня выросла грудь. 

– Тебе посоветовать психиатра, дорогой друг? - осведомился Люциус в прихожей. 

– Я же просил: без комментариев.

– Он - ровесник Драко.

– Люциус…

– Твой бывший студент.

– Люциус! 

– Аврор, наконец. У тебя дома, Северус Снейп, двадцатилетний мальчишка, которого ты не выносил, и который работает в аврорате. И его домовой эльф. Признаюсь, я шокирован.

– Я тоже, - огрызнулся я. 

– И что он тут делает? 

О, Люциус не так прост. Он достаточно давно знает меня, знал еще сопляком, чтобы понимать: вряд ли я упал в объятия Поттера, плененный его красотой. Но меня слишком волновало сейчас состояние Гарри, чтобы придумать достойный ответ.

– Живет. Он тут живет, Люциус. И будет лучше, если ты не скажешь про это Нарциссе…

– Скажу, даже не сомневайся. Но поберегу психику Драко, и ему говорить не стану. Северус, - Люциус заглянул мне в глаза. - Я никогда не лез в твою личную жизнь, и твое святое право - приводить домой кого угодно. Но меня глубоко поразил твой выбор.

И это Люциус еще не знает правды, вот она-то его бы точно поразила до глубины души. Я прислушался. Плачет? Кажется, да. Нужно быстрее выпроваживать Люциуса и разбираться с неуравновешенным Поттером и его неуравновешенным эльфом. Люциус прищурился. Да, не только информация, но и интуиция - основа благополучия дома Мэлфоев. Он сделал вид, будто поверил в нашу внезапную страсть, и, естественно, не поверил. 

– Скажи мне вот что, Северус. “Севлюс” в безопасности? 

– В абсолютной, - заверил я. - Это никак не касается профессиональной деятельности Поттера.

– И поэтому группа Тьюринга работает над каким-то таинственным частным заказом, но деньги за зелья не поступают в бюджет компании? Бентон сказал, что все вопросы я могу задать тебе. Я задаю. 

– Это не моя тайна, Люциус. Я клянусь тебе, что “Севлюс” в безопасности, а что касается денег… 

– То ты, естественно, попросишь таинственного заказчика возместить стоимость работ? - выручил он меня.

И снова я был уверен, что Люциус понимает гораздо больше, чем показывает. Он, естественно, связал в одно появление в моей жизни Поттера и активность группы Тьюринга. А я вот, дурак, не подумал про бухгалтерию… 

– Да, конечно, он все возместит.

У Люциуса очень светлые глаза, и очень выразительные. Он одним взглядом может показать все эмоции, от высокомерного презрения до искреннего сочувствия. Сейчас Люциус демонстрировал ироничное дружелюбие.

– Ну, не буду тебя больше задерживать. У вас там, кажется, назревала семейная ссора? Надеюсь, мистер Поттер уже остыл, и ты сможешь объяснить ему элементарные правила вежливости.

– Боюсь, на это моего педагогического таланта не хватит, но я постараюсь.

И я с облегчением распахнул перед ним дверь.

 

Поттер все так же стоял, ссутулившись, спиной ко мне. Я замялся, не зная, что ему сказать. “Это гормоны, Гарри?” - кажется, меня самого скоро начнет тошнить от этой фразы. Это действительно, насколько я понимаю, гормоны, ударные дозы эстрогена и прогестерона, которые мужской организм в необходимых количествах просто не вырабатывает. И внешность Поттера меняется, взять хотя бы высыпания на коже…

– Извини. - буркнул Поттер, не оборачиваясь.

– Он не обиделся, - заверил я. - Люциус давно знает, что ваши манеры не назвать хорошими.

– Ну все-таки. - Он так и не обернулся. - Это уже слишком. Я имею в виду, с моей стороны. Это же твой друг, а я ему… Извини.

– Посмотри на меня, - попросил я.

Поттер замотал головой. 

…я не знаю, откуда берется нежность, это чувство редко меня навещает. Пожалуй, нежность я испытывал к Драко, когда он был маленьким (сейчас это довольно странно вспоминать). Несомненно - к Лили. К Бентону. И вот сейчас я почувствовал нежность к этому юному хаму, только что нагрубившему моему лучшему другу. Не жалость к искалеченному мальчишке, а нежность.

Я подошел и положил руку ему на плечо. 

Поттер сжался и часто задышал. Ревет? Нет, не ревет, как ни странно.

– А что потом? - спросил он. - Я что, совсем в женщину превращусь? 

– Ерунда какая. Ни в какую женщину ты ни при каких условиях не превратишься. Некоторые изменения внешности… это же временно.

Поттер невесело рассмеялся.

– Посмотрел бы я на тебя, если бы у тебя “временно” выросла грудь! Хотя нет. Тебе не пойдет. 

Я хмыкнул. Да уж, вряд ли мне будет к лицу пышный бюст. Да и Поттеру, если честно, тоже. 

– Это же лютая хуйня. Мой организм отращивает грудь, чтобы кормить паразита молоком.

– Гарри, этого не будет.

– Представляешь? - он снова рассмеялся, и я забеспокоился. - Я кормлю Волдеморта грудью! Нет, представляешь? Блядь, это ебаный пиздец. Я так не могу. Я просто схожу с ума.

– Этого не будет, - твердо повторил я и за плечо развернул его к себе.

Поттер скукожился, пряча от меня грудь. Я заставил себя туда даже не смотреть - уродство притягивает, непохожих на нас хочется разглядывать. Как женскую грудь на теле юноши.

– Этого никогда не будет, Гарри. Через три недели Локк проведет операцию, - Поттер посмотрел на меня наконец-то, и я улыбнулся, как мог, ободряюще, - потом тебе понадобится некоторое время на реабилитацию. И потом ты вернешься к обычной нормальной жизни.

– Ты, наверное, счастлив будешь, когда я отсюда выметусь.

Если Люциус может изобразить взглядом и движением бровей какую угодно эмоцию, то у Поттера лицо с субтитрами. По нему можно читать и мысли, и желания, и сейчас я ясно прочитал: Поттер ждет не подтверждения своим словам. Хотя, видит Мерлин, я напьюсь от счастья, когда мой дом станет свободен от Поттера и, особенно, Кричера.

– Я к вам, Поттер, уже привык, и вы мне не мешаете. 

Поттер расцвел улыбкой, настолько искренней, что я даже смутился и отпустил-таки его плечо. 

– Кажется, вы грозились мне завтраком. Думаю, я к нему готов.

 

***

 

Вечером я снова пытаюсь принять душ. На то, чтобы уговорить себя снять свитер, уходит минут пять. Я бессильно плачу, грызу кулак и твержу: “Это временно. Это временно. Этого никогда не будет. Это временно”. Но внутренний голос звучит не так уверенно, как Северус. Наконец, я раздеваюсь. Смотрю на себя, и голова кружится. Совершенно нереальное зрелище. 

“Это временно. Это пройдет. Все временно. Три недели”. 

Живот, кажется, немного выпирает слева. Кажется же? За неделю паразит не мог так вырасти. Если он растет в нормальном темпе, а Локк считает, что в нормальном. И Северус говорит, что иначе он бы меня убил. А паразит хочет жить. 

Или все-таки выпирает?

Я ощупываю живот, и голова кружится еще сильнее. Почему-то я чувствую прикосновения к этому чужому телу. Руки - мои. Голова моя. Тело не мое. Я не хочу с ним знакомиться, но его нужно вымыть, как бы ни было противно. Это такое кино, артхаус, наверное, или дурная комедия, где герои меняются телами… 

Или ужастик, где в тело вселяется демон. Да, это ужастик, где в тело вселяется демон. Жалко, у Северуса нет телевизора и CD-плеера, я бы ему что-нибудь такое показал. 

Я включаю воду и сосредотачиваюсь на этой мысли. Придумываю, какие фильмы я бы показал Северусу, чтобы ему понравилось. И какие - чтобы он ехидничал. И какие - чтобы плевался. Уверен, что “Гладиатор” (мы с Роном смотрели его раз пять) вызвал бы у Северуса приступ рвоты… А вот “Американская история Х” и “Шоу Трумана” ему, наверное, понравятся. А “Матрица”? Что-то мне подсказывает, что вряд ли. Хотя… 

По телу скользит мыло, и мысли соскальзывают к изменениям, но я возвращаю их. “Зеленая миля” для него, наверное, слишком сентиментальный фильм. А если я хочу Северуса шокировать, нужно ему показать “Американский пирог”. С другой стороны, что в нем может шокировать бывшего преподавателя, он же всю жизнь с озабоченными подростками.

Мысли снова соскальзывают.

Я касаюсь члена - этот орган точно мой. Если я буду думать о Северусе. О том, что его можно обнимать ночью. О том, что бы я сделал, если бы было можно, если бы он хотел, если бы вообще у этого был шанс. Если я буду так делать и гладить себя… И я делаю. Я представляю, как прижимаюсь к нему сзади, как обнимаю и целую в шею, отведя прядь черных волос в сторону. Как он одобрительно мычит перекатывается на спину, и я нависаю над ним. Снова целую - в губы, у него тонкие губы, он пахнет табаком и кофе.

Мне удается добиться эрекции, но кончить я не могу. И как только перестаю дрочить, эрекция пропадает.

Тело не слушается, тело больше не принадлежит мне, оно принадлежит паразиту.

Notes:

Хочу напомнить, что слова персонажей не обязательно выражают точку зрения автора! Поэтому когда Северус думает о груди Гарри как об уродстве - это ОН так думает. Сорокалетний мужчина в 2001 году.

Chapter 6: Паразит

Notes:

Happy Halloween!
В честь праздника - внеочередная глава. Особых ужасов, конечно, пока что нет, но пока и срок небольшой (а вот фик обещает быть каким-то безразмерно огромным)
Как всегда, рада комментариям, а то мне иногда кажется, будто я пишу в пустоту.

Глава 6. Паразит

 

– Раздевайтесь, мистер Поттер, - бросил Локк и пошел мыть руки.

Поттер оглянулся на меня. 

– Мне выйти? - шепотом спросил я.

Он покачал головой и закусил губу, а потом рывком снял безразмерный серый свитер и, чуть замешкавшись, стянул футболку. Я быстро отвел взгляд, успев заметить, как Поттер по-женски закрывает грудь руками. Охо-хо. Ночью он пытается отползти подальше и не касаться меня, а потом, во сне, прижимается, и я чувствую спиной изменения в его теле.

Наши отношения, и без того странные, из-за этого стали неловкими. Я не очень умею сопереживать и совершенно не умею жалеть, и сам не выношу, когда жалеют меня, а к Поттеру я чувствую нежность и жалость, потому что не должны двадцатилетние мальчишки через это проходить, и, будь моя воля, я бы заавадил тех, кто сотворил это с Поттером. Но ни одной зацепки: он ничего не помнит, и авроры (я отношусь к ним скептически, однако за любимого Поттера они землю носом рыть будут) ничего не нашли. 

И ничего не нашел я. Ни в одном фолианте нет ничего, что помогло бы установить родителей, пока эмбрион внутри, и кровь у него не взять. Все, что мне удалось откопать - как выявить, кто настоящий будущего ребенка (при условии, что все претенденты известны, а ребенок и мать - волшебники). Увы, это был не наш случай. Возможно, после операции удастся забрать кровь у эмбриона, и уже тогда… Я представил, как подношу пробирку к зародышу, и мне стало холодно.

– Ложитесь. 

Локк уселся за аппарат. Поттер постоял над застеленной голубым кушеткой как над электрическим стулом, а потом неловко лег, все еще пряча грудь. Я заставил себя смотреть на Локка. 

– Руки опустите, пожалуйста.

– Не буду, - процедил Поттер сквозь сжатые зубы.

– Мистер Поттер, я - врач, ваш врач. - с ходу завелся этот орангутан. - Поэтому, будьте добры…

Поттер (да, я снова смотрел на него, ничего не мог с собой поделать) положил руки вдоль тела.

Нет, я ошибся, это не уродство. 

Поттер был странным образом красив. Он напомнил мне скульптуры Гермафродита, правда, лишенные античной гладкости и безмятежности: сочетание мужских и женских черт, сглаженных, неявных. Худоба его оставалась болезненной, но теперь не навевала мысли о голодной смерти. 

Локк поднялся со своего места и навис над пациентом:

– Гинекомастия. Позволите, мистер Поттер? - и его покрытые рыжими волосами пальцы потянулись к груди Поттера.

Тот резко вскинул руки:

– Нет!

– Необходимо провести осмотр. Мистер Поттер! Это обычная медицинская процедура. 

Я решил вмешаться, пока Поттер не прибег к членовредительству, с него станется. 

– Гарри, успокойся. Доктор Локк, объясните, пожалуйста, что вы собираетесь делать.

– Обычный осмотр грудных желез, - буркнул Локк, - простая пальпация и УЗИ. Я бы подключил маммолога, но…

– Зачем? - перебил Поттер. - Что тут смотреть? Это пройдет. После операции. 

– Чтобы убедиться, что все в порядке.

– Нихуя не в порядке!

– Мистер Поттер, я попрошу в моем кабинете не выражаться!

– Да пош-шел ты!

Я удержал Поттера. Он не в первый раз пытался вскочить и убежать от Локка, собственно, каждый наш визит в клинику он пытался это сделать. Поттер часто, загнанно дышал.

– Знаете, что, мистер Поттер, еще одна такая выходка, и лечитесь где хотите!

– Не трогайте. Не смейте. 

– Сначала вы отказываетесь от стационара, потом от исследований. Вы жить хотите вообще?

– Нет.

Поттер произнес это очень спокойно и ясно, и даже Баз Локк не нашелся с ответом. И я не нашелся. Гарри перестал вырываться и спокойно лег, Локк откашлялся, нанес на датчик гель и скользнул им по животу Поттера.

Я проследил за движением и понял, что с левой стороны живот немного выпирает. Совсем немного. 

– Срок гестации - десять недель. Плод развивается нормально. Вполне здоровый плод… - Поттер скрипнул зубами и вцепился в мою руку. - Патологий не вижу. Сердцебиение, - он заклацал клавиатурой, - 170 ударов в минуту, норма. Размер… Три с половиною сантиметра. Вес, соответственно, около пяти грамм. Будете смотреть? 

– Это человек? - спросил Поттер.

Локк понял его совершенно не правильно:

– Да, уже похож. Конечности сформированы, как и практически все органы. 

Локк потянулся к монитору, и я быстро сказал:

– Не нужно.

Иногда доктор Локк увлекается и забывает, что мы - не счастливые родители, которые ждут малыша. Интересно, успокоит Поттера хоть немного то, что плод развивается без патологий? Поможет поверить в то, что он не носит Волдеморта?

Входная дверь открылась, и в кабинет вошел Энтони Трасс. Приветливо (хотя и несколько смущенно) кивнул мне и обратился к замершему Поттеру:

– Здравствуйте, мистер Поттер. Как ваше самочувствие? Давайте посмотрим теперь на ваши органы…

В монитор теперь пялились оба врача, а я следил за датчиком, скользящим по впалому (кроме небольшой части левее пупка) животу. Осталось две недели. Последние дни Поттер не только плакал, он еще и агрессивным стал, злился, хамил, огрызался, потом просил прощения. Я не знаю, как мужчины выдерживают подобное поведение своих беременных жен. А может, нормальная и желанная беременность меньше сказывается на состоянии психики… Однако, жене Поттера повезет: он будет с нее пылинки сдувать и понимать, как никто…

– Можно сказать, что ваш организм справляется, - заметил Энтони. - Я бы дал осторожный оптимистический прогноз. Это невероятно, но у вас хорошие шансы, мистер Поттер. Как ты считаешь, Баз?

– Известны даже случаи доношенной брюшной беременности, - пробурчал доктор Локк. - Правда, женщинами. Через две недели мы проведем операцию, думаю, плацента будет достаточно сформирована.  Думаю, получится удалить и плод, и плаценту…

– То есть - доношенной? - перебил Поттер.

– Когда беременность сохранялась до жизнеспособности плода. И после кесаревого сечения выживали и мать, и ребенок. Единичные случаи, но описаны. 

– Живой ребенок? - Поттер решил продемонстрировать все глубины гриффиндорского интеллекта. 

Локк фыркнул и закатил глаза, и в этот момент я его понимал. А еще мне очень не понравилось любопытство Поттера.

– Покажите мне его, - попросил Поттер. - Плод. 

Это плохая идея.

– Гарри, нет, это плохая идея. 

– Это хорошая идея, Северус. Я хочу посмотреть.

Баз Локк развернул монитор и снова прижал датчик к животу левее пупка. Сначала я не мог ничего разобрать на экране, а потом понял, что подергивающееся серое изображение - человечек. Он двигался. Шевелил конечностями. Я различал огромную, с остальное тело размером, голову, спички ножек и ручек. Поттер громко дышал, разглядывая существо. Существо подняло ручки. 

У него был выпуклый лоб и острый нос. У него, ох, Гера, Деметра и кто там еще, было лицо. 

– Хватит, - выдохнул Поттер и сел, сбрасывая датчик. - Спасибо. 

Я протянул ему пачку одноразовых полотенец, чтобы Поттер вытер с живота гель. Локк вопросительно глянул на меня, я пожал плечами. Ну, надеюсь, наличие у плода носа убедило Поттера в том, что это не Волдеморт. 

 

***

 

– Прогуляемся, Гарри?

На улице было холодно и пасмурно, не самая подходящая погода для прогулок, но мне хотелось растормошить Поттера: он держался отстраненно и слишком спокойно, кивал на все предостережения и предписания врачей, не задавал вопросов, не истерил, не требовал “убрать это из меня немедленно”. 

Поттер пожал плечами. 

– Пройдемся немного, - настаивал я. - Можем зайти куда-нибудь перекусить. Развеемся. 

– Тут есть Макдональдс?

Кажется, Макдональдс был не так далеко, на Мерилебон-роуд, недалеко от посольства Гондураса. Идти минут пять, даже Поттер справится. Мы двинулись вверх по улице, неспешно, Поттер не мог быстро ходить, начиналась одышка. Локк связывал это с низким уровнем гемоглобина, и я готов был уже кормить Поттера железной стружкой, если бы только железо так усваивалось. Приходилось же обходиться зельями, и если с гормонами они справлялись на отлично, то с анемией - нет. 

Мы вышли на Мерилебон-роуд, здесь всегда было людно, полно местных и туристов, спешащих или в Ридженс-парк, или в музей Шерлока Холмса, или в музей восковых фигур. Мимо проехали один за другим два двухэтажных красных автобуса. Кирпичные, с белой лепниной, дома, вывески кафе, пятнистые стволы уже потерявших все листья платанов, разноязыкий гомон, смешанные запахи пиццы, бензина, чужих духов.

Поттер внезапно сбился с шага, и я остановился.

– Гарри? Плохо?

Он побледнел и часто дышал, на висках выступил пот. 

– Ничего. Постоим. Сейчас.

Я иногда забывал, что он, скажем так, болен. Особенно когда Поттер меня бесил, а бесил он часто: например, мог припереться в лабораторию и сидеть там, пока я варю зелья. И ладно бы молча. Нет же, ему обязательно нужно болтать, спрашивать что-нибудь из программы первого курса. Или когда он дулся. Или когда вдруг рвался защищать Кричера и называл меня живодером - хотя я пальцем этого домовика не тронул ни разу. Тогда Поттер выглядел обычным Поттером…

– Возьми меня под руку, - предложил я.

Поттер бледно усмехнулся.

– Давай-давай. Мы же партнеры. 

Он таки вцепился в мой локоть. 

– Возвращаемся? 

– Нет. Пойдем в Макдональдс. Только. Не быстро.

– Тебе не больно?

– Нет. 

Сегодня его не назвать многословным. 

На нас поглядывали, но не пялились. Подумаешь, висит на руке у немолодого мужика бледный трясущийся парень - так Сохо недалеко, снял наркомана в каком-нибудь клубе… Мы ползли, как черепахи, и я прикидывал, как бы мне коснуться одной щекотливой темы: хотя Локк и Трасс верили нашему “партнерству” на слово, однако, впереди операция. И хорошо бы мне иметь на руках какие-то документы, чтобы, не приведи Мерлин, конечно, я мог официально принимать решения от лица Поттера, если он будет без сознания.

Поттер внезапно приободрился и завертел головой.

– Где-то недалеко. Чуешь? 

Нет, я пока что не чувствовал запаха, но в нюхе Поттера не сомневался. Если уж он после Люциуса полчаса проветривал, утверждая, что “воняет Мэлфоем”... Кстати, нужно встретиться с Люциусом, по-свински как-то я себя веду. Но ни на что, кроме Поттера, нет времени: я или с ним, или с зельями для него, или вон за клубникой езжу. Или в Макдональдс захожу.

Внутри была толпа. 

И, вот теперь на мой вкус, воняло. Жир, картошка, раскаленное масло. Я обеспокоенно глянул на Поттера, тот, вытянув шею, разглядывал меню над стойкой и мало не облизывался. Да уж. 

– Давай ты присядешь, а я сделаю заказ. - мне не хотелось, чтобы Поттер толкался у стойки, в духоте и толпе ему может стать плохо. 

Я осмотрелся, выискивая свободное место. И увидел Адриана Пасси. Среди молодых слизеринцев, особенно тех, родители которых были смертежерами, вскоре после победы популярно стало ходить по маггловским заведениям. Не знаю, юношеский ли это протест или, что вероятнее, поведение, демонстрирующее аврорам принятую сейчас идеологию. Но бывший охотник слизеринской команды сейчас, от изумления опустив бургер и раскрыв рот, пялился из-за столика на своего бывшего декана в компании Гарри Поттера.

Блядское блядство. 

Кто его темноволосая спутница, сидящая к нам спиной, я, пожалуй, не хотел знать. 

А хотел я заавадить свидетеля на месте. 

Поттер был настолько сосредоточен на выборе, что ничего не замечал. Я, подумав, вежливо Пасси кивнул и отвернулся. 

– Картошку фри. Бигмак. Два пирожка с вишней и молочный коктейль. Ванильный. И картошку…

– Ты уже говорил.

– Две картошки. 

Поттер глянул на меня. 

– Ты чего?

– Ничего, Гарри, дай мне тоже выбрать…

– Кого ты увидел?

Аврор. Он быстро огляделся и хмыкнул.

– Что эта слизеринская жопа делает в Макдональдсе? Алиби себе зарабатывает? Это из-за него тебя так перекосило? Забей.

Забей? Кажется, Поттер не представлял, с какой скоростью распространяется информация в этой среде. Уже к вечеру все чистокровные Магической Британии будут строить догадки, что же делали вместе Национальный Герой и Сомнительный Зельевар. 

– Забей, - повторил Поттер. - Решат, что ты сливаешь мне информацию о бывших коллегах. Или я продаю тебе информацию о рынках сбыта. Или ты покупаешь у меня индульгенцию на темные искусства в “Севлюсе”.

Я охрененно владею лицом. Я могу давать платные мастер-классы на тему “как сохранять полную невозмутимость, когда твой собеседник показывает, что знает больше, чем ты предполагал”. 

– Правды они не узнают и даже предположить не смогут. - закончил Поттер. - Так что ты будешь? Давай быстрее определяйся. Я ужасно голодный.

– Возьмем на вынос.

– Тогда я буду жрать на ходу. Северус. Давай, сейчас наша очередь.

– Кофе.

Вряд ли тут нормальный кофе, но все остальное - совершенно точно не съедобно. Я не в том возрасте, чтобы экспериментировать со своим желудком. И у меня не получалось “забить” на Пасси, я чувствовал его взгляд щекой: поганец и не думал вежливо отвернуться.

Мне бы хотелось знать, что именно известно о “Севлюсе” Поттеру, и почему к нам до сих пор не пришли с проверками. И еще мне хотелось бы знать, к каким выводам Поттер пришел на УЗИ. И обсудить с ним юридическую сторону…

– Северус, - окликнул меня Гарри. - Наш заказ.

 

***

 

Я не могу удержаться и начинаю жевать еще по дороге к машине, точнее, таскать картошку-фри из пакета. Одну я съем так, вторую - с сырным соусом. Я готов умереть от голода прямо здесь, на туристической улице. Северус косится с неодобрением, но не комментирует. 

До машины мы идем вечность, две вечности. Устроившись на своем месте, я раскрываю пакет и вытаскиваю биг-мак. У меня руки дрожат от предвкушения, даже, наверное, вожделения… и потом я долго ничего не замечаю, я жру. Именно что жру, полностью сосредоточившись на охуенном вкусе. Честное слово, это лучше, чем фирменные пироги миссис Визли, и гораздо лучше всего, что я когда-либо пробовал.

– Поттер. 

– Ммм?

– Вы не могли бы есть молча? Хотя бы не мычать. Это звучит совершенно неприлично.

Вот вообще пофиг. Не знаю, мычу я, не мычу, но на вторую картошку меня, к сожалению, не хватает, и я протягиваю ее Северусу.

– Я это есть не буду, спасибо. Вы закончили? Мы можем ехать?

Кажется, я пьяный от еды. Обкидался маком, как наркоман. 

– Лицо вытри, - вдруг улыбается Северус. - Весь в соусе. 

И выруливает с парковки. Его кофе остывает в подставке около коробки передач. Я опускаю спинку сидения и закрываю глаза.

– Гарри. Мне бы хотелось с тобой поговорить.

Мне бы тоже хотелось с ним поговорить, но сейчас я не готов. Поэтому пусть говорит Северус, сейчас я счастлив и расслаблен, я перевариваю, и мысли, которые волновали еще в клинике, подождут. Вообще все подождет.

– Ммм?

– Ты засыпаешь?

– Нет. Я тебя слушаю. Говори.

– Отлично. Так вот, Гарри… операция. Кхм. - Северус Снейп так долго подбирает слова, что я начинаю беспокоиться и сажусь ровно. Я совершенно не настроен говорить об операции. - Нашего фиктивного партнерства достаточно, пока речь идет о простых обследованиях. Но операция - это совершенно другое дело. Кто-то должен иметь право подписывать за тебя документы и принимать решения, если ты будешь, например, без сознания. Возвращаясь к вопросу, который я задал тебе две недели назад: кому бы ты хотел сообщить? Кто бы мог подписать за тебя документы? Насколько я понимаю, близких родственников у тебя нет.

У меня нет даже неблизких родственников, мои ближайшие родственницы - Андромеда Тонкс и, соответственно, Нарцисса Мелфой. Еще одного родственничка я, хвала Мерлину, убил три года назад. А Тедди Тонкс пока что не может принимать за меня решения. 

– Давай об этом не будем, - предлагаю я.

– Нет, давай мы об этом будем, Гарри. Это не то, что можно спустить на тормозах и понадеявшись на гриффиндорский “авось”.

Он злится. Когда Северус злится, он водит машину агрессивно, подрезая, обгоняя и нарушая правила (плевать он хотел на правила, волшебники вообще не попадают в аварии, магия бережет). А когда он спокоен, он водит как примерный гражданин. Я не злюсь, я даже не особенно нервничаю, будто в мой молочный коктейль добавили успокоительного зелья.

– Нет у меня никого, - говорю я. - Поэтому Локк будет там на свой страх и риск резать и зашивать.

Северус кивает, будто услышав подтверждение своим мыслям.

– Если ты достаточно мне доверяешь, Гарри, полагаю, это мог бы быть я.

Он же не мой родственник. Мы живем в одном доме, спим в одной постели, но мы друг другу по-прежнему никто.

– Я полагаю, ты мог бы оформить Доверенность на здоровье и благополучие, и указать меня поверенным, Гарри. Тогда я смогу принимать за тебя медицинские решения. 

– А как это? В смысле, Доверенность? 

Северус пожимает плечами, не отпуская руль. 

– Насколько я понимаю, я вчера искал информацию в интернете, нам нужно обратиться к солиситору, заполнить соответствующую форму и зарегистрировать. 

– К кому? - не понимаю я.

– К юристу, Гарри. Стыдно настолько не ориентироваться в маггловском мире, господин аврор, вы все же гражданин Британии. Я выписал несколько адресов, открой бардачок, пожалуйста.

Я открываю бардачок и вытаскиваю ежедневник с кучей закладок. Абсолютно маггловский ежедневник, я его уже видел у Северуса: для рецептов зелий и заметок он использует другой, зачарованный от посторонних взглядов, а этот - для всяких бытовых и бизнес-задач.

– Зеленая закладка. 

Там несколько адресов. Пусть Северус считает, будто я далек от маггловской жизни, в Лондоне я ориентируюсь отлично: нас карту города заставляли учить чуть ли не наизусть, чтобы господа авроры не терялись на улицах, когда ловят преступников. 

– Ближайший в Паддингтоне. На следующем повороте съезжай налево.

– То есть, ты согласен?

– Северус, - честно отвечаю я, - тебе я спокойно доверю свою жизнь.

Звучит ужасно пафосно, мне становится так неловко, что я кусаю губу и отворачиваюсь. Северус перестраивается левее. 

– И еще один момент, - он включает поворотник, тот начинает тикать, меня нервирует звук, будто поворотник отсчитывает секунды, которые остались. - С чего ты взял, будто мы в “Севлюс-Фарм” используем темные искусства?

И все? И эта ерунда - то, что он хотел сказать?

Я искренне смеюсь от облегчения. 

– И что смешного, позвольте узнать, мистер Поттер?

– Я же аврор! - напоминаю я. - Как ты думаешь, почему к вам не пришли с проверками? Потому что я знаю, что вы используете темные искусства. И, не поверишь, я знаю, для чего именно и в каких масштабах. И на мой экспертный взгляд, мистер Снейп, пока вы их применяете для изготовления лекарств, например, от рака и пока не переходите рамки - все нормально. Поэтому я в курсе, а Кинг - нет. 

– Вот как…

Мы поворачиваем, и тиканье прекращается. Северус что, реально предполагал, будто никто не присматривает за фармкомпанией, основанной двумя бывшими пожирателями?.. 

– А вы, значит, Поттер, считаете, что мы не переходим рамки…

– Не переходите, насколько мне известно. А мне известно, если только за время… болезни… вы там что-то еще не натворили. 

– И вы не против темных искусств?

Это он к чему ведет, интересно? 

– Если ты сдашь меня Шеклболту, я буду все отрицать, - предупреждаю я, - и мне поверят. Я не такой дурак, чтобы быть против целой области магии, Северус. Я ее сам применяю на работе…

Хорошо, что мы волшебники: Северус пялится на меня, белый “Мерседес” впереди резко тормозит, и мы бы обязательно в него въехали, но машина самостоятельно уходит в сторону, и меня только бросает вбок, немного приложив о дверь, ремень врезается в живот и грудь. Северус выворачивает руль, сзади возмущенно сигналят. Я ловлю воздух ртом, в животе резко и сильно болит, Северус бледный, еще бледнее, чем обычно. Он съезжает на обочину, включает аварийку, отстегивается, перегибается через меня и отстегивает мой ремень.

– Гарри! Ты целый? Гарри?

Меня тошнит.

Я распахиваю дверь и блюю на дорогу, частью сознания понимая: больше я макдак есть не буду ни-ког-да. Северус почему-то оказывается снаружи, передо мной. Он колдует “эскуро”, а потом смоченным водой носовым платком вытирает мне лицо. 

– К Локку? - спрашивает Северус.

Еще не хватало. Локк только и ждет, чтобы привязать меня к койке до самой операции. 

– Н-нет. Прости. Сейчас пройдет. Это просто ремнем. 

– Живот болит? 

Болит. Я кладу руку чуть левее пупка, и не могу понять, там ли болит, и в порядке ли еще мои внутренние органы. И живо ли это существо. Может, его ремнем раздавило. Но существо очень маленькое, несколько сантиметров, хотя у него есть руки и ноги и голова. И нос. И, конечно, мне его не нащупать. Но, кажется, боль утихает, и мне вообще не настолько плохо, я не умираю. 

– Поехали к этому. Солипсисту. 

Северус ожидаемо смеется.

– Солиситору, Гарри! Сейчас. Мне нужно покурить.

Он прикуривает - пальцы дрожат, и губы дрожат, надо же. Я слежу из открытой машины за перепуганным Северусом и думаю, что знаю его так хорошо - я изучал его с ненавистью и желанием всю школу. Я изучал его на расстоянии все последующие годы. И я его - живого, настоящего, который спит только на правом боку и только подсунув правую руку под подушку, а левую - согнув и прижав к груди, - его, курящего сейчас на обочине я вообще не знаю. Мы столько времени проводим вместе, мы все время проводим вместе последние две недели, а нормально почему-то не разговариваем. 

Я бы мог спросить, например, почему фармакология. Они начинали с лекарств от ожогов, заживляющих мазей. Потом добавили обезбол. Потом расширили производства, появилось несколько исследовательских групп, а Северус Снейп курирует разработку онкологических лекарств. Почему именно это? С Мэлфоем понятно, фарма - это деньги, а от Снейпа я такого не ожидал.

Или я мог бы спросить про маму, в конце концов. Я долго носился с идеей спросить его про маму, год после войны, наверное. Любил он ее? А его парни тогда как, он би? Хотя это уже не совсем про маму.

– Гарри, с тобой точно все нормально?

– Задумался. 

– Надо же. Редкое явление, - по привычке, без огонька, острит он и прикуривает вторую. - Сегодня день удивительных открытий: Гарри Поттер умеет думать и использует темные искусства. Не просветите, для чего? Если уж мы по причине ваших откровений чуть не попали в аварию.

– Пф. - Было бы, что скрывать. - А вы попробуйте поработать аврором без непростительных. Ну а потом мне стало интересно: а что там есть, кроме непростительных? 

– И как? Удовлетворили любопытство?

– У меня же целая библиотека Блэков, так что вполне. 

Северус кидает бычок на мокрый асфальт и испепеляет. Качает головой. 

– И это - национальный герой. Надеюсь, Поттер, я не пригрел на груди будущего Темного Лорда…

Темного Лорда. 

Существо внутри меня - не он. Я понял это, когда увидел на экране лицо. Нормальное такое младенческое лицо, только лоб очень большой. Паразит, жрущий мою магию и меняющий тело, не Волдеморт. И это все очень, очень осложняет.

Notes:

Я в Лондоне ни разу не была, если что, так что простите географические неточности

Chapter 7: Лучший друг

Notes:

Приблизительно на этой главе моя депрессия начала просачиваться в текст, так что мы, друзья, на проходной стеклозавода. Конечно, до настоящего стекла еще далеко… одна глава)

Глава 7. Лучший друг

 

Поттер смотрел на меня как ребенок - на рождественскую елку, под которой не обнаружил подарка. Я, конечно, не видел себя на то рождество со стороны, но предполагаю, что у меня был такой же взгляд, когда мудак-папаша рождественский подарок попросту пропил. 

– То есть - нельзя? 

– Нельзя, мистер Поттер, это “нельзя”. И если в Хогвартсе вы правила игнорировали сейчас настала пора их соблюдать. Как вы себе представляете эту встречу?

Утром незнакомая сова, будто молью побитая и несколько припадочная, притащила письмо от Рональда Визли, и в письме том (Поттер зачитал мне отрывок) был ультиматум: или Гарри встречается с другом сегодня в час дня в каком-то кабаке, или же Рональд почтит своим присутствием мой дом. И не один, а в сопровождении отряда авроров.

Не скажу, что я обрадовался. 

– Но…

– Какие тут могут быть “но”? Вам плохо. А вы предлагаете отправить вас в Лондон в компании, прости, Мерлин, Визли! 

– Я…

Он пытался скрывать свое состояние, но я заметил и тремор, и одышку - больше, чем обычно, и бледность. Последствия анемии. А еще - герпес на губах и ярко-красную сыпь на щеках. Это уже от иммуносупрессии. Поттер вяло ковырялся в завтраке, который ради разнообразия приготовил я. 

И ночью он проснулся от кошмара. Я предполагал, что Поттер этого не помнит, я разбудил его, когда он закричал, и он практически сразу уснул снова. В отличие от меня.

Будто подпись на доверенности делала меня вдвое ответственнее за состояние Поттера. Будто теперь у меня появились какие-то обязанности, кроме взятых добровольно. 

– Вы больны. Магией вы пользоваться не можете. И я совершенно не уверен, Поттер, что Визли окажется достаточно расторопным в критической ситуации. 

– Вы его не знаете! - вызверился Поттер.

Я позволил себе кривую улыбку и покачал головой. Не знаю? Визли? Да я их всех знаю, как облупленных. 

– Значит, здесь к обеду будет толпа моих коллег, - Поттер отодвинул тарелку с яичницей и поднялся из-за стола. - Пожалуй, нужно приготовить угощение. Гостей встречать. 

– Если они смогут зайти, а они не смогут. Во-первых, у них нет законного основания. Во-вторых, этим йолопам мои чары не по зубам. Можете беседовать с ними на тротуаре, я не против.

Поттер втянул воздух сквозь зубы. 

– Я вам не ребенок!

– Так не ведите себя как ребенок! 

– Я хочу встретиться с другом!

– Вы ведете себя как безответственный, эмоциональный подросток!

– Вы не имеете права мне запрещать!

Я обнаружил, с преизрядным удивлением, что мы кричим друг на друга посреди моей кухни. И что я, пожалуй, готов Гарри Поттера связать и засунуть куда-нибудь в чулан, чтобы он не делал глупостей и не заставлял меня волноваться. 

Поттер, наверное, тоже что-то подумал - никому не известно, что происходит в голове у Гарри Поттера. Пожалуй, когда я думаю, будто знаю всю троицу, из списка стоит вычеркнуть именно его. Мог я предположить, что Поттер использует темную магию? Непростительные? И что он припрятал от Шеклболта данные о “Севлюс-Фарм”?..

– Ну тогда пойдем со мной. 

– Простите, Поттер, что?

– Пойдем со мной на встречу с Роном. 

Я ретировался к плите, включил вытяжку и закурил. 

– Если ты так боишься меня оставлять одного - окей, поехали вместе. Я не против. 

– В качестве, прости, кого? 

Поттер засмеялся. 

– Того. В качестве именно того, Северус! Рон уверен, что или у нас с тобой такой горячий роман, что мы из постели не вылазим, или ты меня опоил какой-то дрянью и удерживаешь силой. 

Очень неприятно чувствовать себя идиотом. Я не находил слов. Рассматривал Поттера: он что, серьезно? Какой роман, о, Кецалькоатль! Что он мелет?! 

– Легенду даже не надо менять, - продолжал Поттер, сияя улыбкой, - типа мы партнеры. И все. Посидим часок, пообщаемся, Рон успокоится. 

– Поттер, вы вчера головой не ударились?

Поттер задумчиво пощупал левый висок. 

– Вы себя слышите? Вы что вообще несете? Какой роман? Какая постель? Вы собираетесь сообщить вашему другу, что мы с вами любовники? 

– Да.

– Нет, - я сунул бычок в пепельницу и прикурил новую. Мальчишка доведет меня до инфаркта, доверенность надо было оформлять на меня - Поттер явно протянет дольше. - Нет, Поттер. 

– Он все равно так думает.

Еще этого не хватало. Визли расскажет остальным Визли. А те - своим многочисленным друзьям. А те… а это уже половина Магической Британии. Шок, сенсация, статья от Скитер. И Бентон Тьюринг, встречающий меня в офисе: как ты мог, Северус? 

А я и не мог, Бен. 

Нет, нет, нет и еще раз нет. Только Поттеру могло прийти в голову что-то такое.

– Ты же сам тогда в клинике это сказал, - напомнил Поттер. - Это была твоя идея. 

– С них я взял непреложный обет. 

Я налил себе воды и выпил. 

Поттер отвернулся и уставился в угол кухни, как всегда, когда он пытался не плакать. Я пообещал себе в следующий визит к Трассу сделать кардиограмму. 

– Почему бы вам не сказать другу правду, Поттер? 

Он шмыгнул носом, снял очки и промокнул глаза рукавом. И снова шмыгнул. 

– Потому что, - буркнул он. - Как мне ему потом в глаза смотреть, а? Это же… Это же… - он по-прежнему смотрел в бок. - Это отвратительно, Снейп. Это все пиздецки отвратительно. Это только вы терпеть можете. Не знаю, как.

Я и сам не знаю, Поттер…

– Отвратителен только ваш характер, Поттер, все остальное - терпимо. Ну и зачем вам тогда с ним вообще встречаться?

– Потому что это Рон. Он реально волнуется. И реально притащит авроров, и с ордером тоже. И напишет Гермионе.

Сюрреализм какой-то. Беременный юноша боится сказать другу правду, друг готов штурмовать мой дом, а мне предстоит изображать возлюбленного главного героя, чтобы никто не догадался… Я представил, как нежно держу Поттера за руку, какие у Визли квадратные глаза, и как это выглядит со стороны. Я с синяками под глазами, Поттер - в его нынешнем не самом здоровом виде. “Ах, мистер Визли, мы так счастливы вместе! Мы просто не можем друг от друга оторваться, поэтому не спим, не едим и Гарри еле держится на ногах!” Для пущего эффекта Поттеру следует или наблевать, или потерять сознание, или расплакаться. Или все по очереди, в любом порядке. Да Визли меня арестует прямо там. 

Я даже рассмеялся, и Поттер на меня непонимающе уставился.

– Не паникуйте, Поттер, - посоветовал я. - Зовите вашего друга сюда. Без авроров. Потому что ни в каком кабаке я вашего любовника изображать не собираюсь точно.

И только сказав это, я задумался: а почему Визли уверен, что мы - любовники? И почему Поттер, собственно, так легко принял легенду про “партнеров”? Я, наверное, упустил некоторые моменты в личной жизни Национального Героя. Точнее, я никогда ею не интересовался. 

Спрашивать в лоб: “Поттер, вы что - гей?” - было бы невежливо и совершенно незачем, и любопытство я подавил. В конце концов, ориентация Поттера не меняла ровным счетом ничего. 

 

***

 

Я успеваю десять раз пожалеть о том, что согласился встретиться с Роном, и что согласился сделать это здесь. Северус закрывается в лаборатории, Кричер путается под ногами: он запомнил, что мы кого-то ждем, но забыл, кого, и теперь считает, будто припрется Мэлфой. Причем, кажется, не Люциус, а кто-то из его предков. Я нарезал бы круги по дому, но слабость совершенно кошмарная, и я могу только перекатываться с боку на бок на диване, уговаривая комнату не кружиться. Северус абсолютно прав: мне не стоило соглашаться на эту встречу. Не зашли бы сюда авроры. 

И это еще Гермиона в Австралии. Ее при личной встречи ни за что не обмануть, а Рона… Рон в курсе моей одержимости - конечно, не со школы, там я и сам искренне принимал ее за ревность, ага, мозгами я Снейпа искренне ненавидел. А вот не мозгами… Нормально в пятнадцать лет дрочить, представляя профессора Снейпа? В шестнадцать? 

Я не знаю, что я к нему испытываю. Желание? Какое уж сейчас желание. Я ближе до евнуха, чем до нормального парня, нет, я ближе до неестественного, отвратительного создания, я - оно и есть. 

И мне снова становится жалко себя и страшно, поэтому я с трудом встаю и иду шариться в холодильнике: не только для того, чтобы накормить гостя, а чтобы занять руки и голову.

Рон приходит вовремя и открывает ему Кричер - я пережидаю приступ головокружения, опираясь на косяк кухонной двери.

– Привет, старик, - говорит Рон то ли мне, то ли домовику. 

– Мистер… мистер… Старый Кричер не помнит. Старый Кричер приветствует мистера в этом недостойном маггловском доме. 

– Привет, Рон. Кричер, ступай себе.

Рон подходит ближе и, разглядев меня (я привычно складываю руки на груди, хотя свитер и больше на три размера), замирает.

– Старик… - повторяет он растерянно. - Бля. 

Я киваю. Именно что “бля”. 

– Ну насчет проклятия ты не напиздел. Ты прости, что я так… просто… ну это же Снейп!

– Проходи давай. Он скоро придет, он в лаборатории.

Я провожу Рона на кухню, и будто вижу ее впервые, его глазами. Маггловская, уютная комната. На диване - плед и подушки. На столешнице ближе к вытяжке - вымытая пепельница, открытая пачка сигарет и зажигалка. Северус никогда не курит в лаборатории и спальне, в остальных комнатах дымит, как паровоз. А на плите у меня спагетти балоньезе, я от дверей чувствую запах соуса, и мне становится нехорошо. Плохой день. Наверное, Северус снова будет менять дозировки. 

Рон неловко садится за круглый стол и складывает руки, как школьник. 

– Так вы реально?..

– Я реально живу здесь, и я реально болен. 

“А остальное, дружище, не твое дело”. 

– Но вы с ним?..

– Мы - что, мистер Визли? Здравствуйте. Совершенно не рад вас видеть.

Северус появляется бесшумно, от него пахнет кроветворным: железный, ржавый запах. Меня мутит, но хотя бы не рвет. Северус, конечно, замечает, приподнимает бровь, потом хмурится и кивает.

– Здравствуйте. - бурчит Рон. - Взаимно.

– Прошу извинить, мне нужно переодеться. Присоединюсь к вам через несколько минут.

Рон смотрит на него, на меня, и, когда Северус выходит, спрашивает:

– Ты чего такой бледный? Эй, старик, ты в порядке?

Жуткая слабость. Я хочу вернуться на диван, но не хочу выглядеть больным и жалким перед ним, поэтому просто сажусь на стул. Северус говорит, это анемия. Поэтому кроветворное, поэтому препараты железа, поэтому…

– Гарри?

– А? Да. Извини. Сам видишь, - я вымучиваю улыбку. - Но еще пара недель и, по всем прогнозам, я буду в норме. Северус - гениальный зельевар. 

Рон скребет затылок. 

– А что за проклятие?

– Да какая-то авторская дрянь, - выдаю я заготовку.

– А какая? Любая зацепка, чувак, это зацепка. Если мы знаем стиль, мы можем найти преступника.

Мне кажется, я в аврорате не совсем на своем месте. Я там как-то по инерции, и потому, что умею только скрываться, выслеживать и биться. Боевой маг, такой себе недалекий коп с волшебной палочкой. А вот Рон пошел в авроры за мной, по сути. И оказалось, что он для аврората создан. “Женат на работе, любовница - работа! Как я заебалась слушать про преступления, неужели нет других тем для разговоров?” Впрочем, разошлись они не из-за этого. Причин развестись у них было явно больше, чем сойтись. 

И вот о “стиле” я с Роном говорить не намерен. 

– Ничем не помогу, прости. Сам толком не знаю.

Рон барабанит по столу. Сейчас вернется Северус, и разговор куда-нибудь повернет. Повернет же?

– А твой… гениальный зельевар знает?

– Знает - что? Мистер Визли, я буду очень благодарен, если вы не будете обсуждать меня за спиной и говорить в третьем лице, я этого досыта наелся еще в Хогвартсе. 

Он снова появляется бесшумно, и он переоделся. Северус подходит к пепельнице, включает вытяжку, открывает окно. Разрешения закурить он у Рона не спрашивает, естественно. С сигаретой в руке заглядывает в сотейник. 

– Голодный? - спрашиваю я.

Это как-то само получается, естественно. Он работает, я о нем забочусь. Кормлю вот, например. И даже загружаю стирку. Как идеальная беременная жена. Мне становится смешно. Мы будто правда партнеры, впрочем, мы, наверное, партнеры - просто не в том смысле.

Северус кивает и обращается к Рону:

– Вина, мистер Визли? Красное сухое.

– Эм… да, мистер Снейп. Спасибо.

Снейп достает и открывает бутылку вина, берет три бокала. В мой он наливает воду. У Рона глаза становятся квадратными.

– Мне нельзя, - сообщаю я. - Окей, давайте поедим.

Есть совершенно не хочется. Поспать бы. Или хотя бы полежать. Я накладываю еду и чувствую взгляд Рона спиной. В кухне нехорошая тишина, Северус докурил и садится за стол. 

– Так о чем вы хотели узнать, мистер Визли?

– О проклятии. Черт, Гарри, а вкусно. Это что, ты готовил?

– Ага. Хобби такое. 

Рон ест. Первые минуты он даже не говорит о работе, и это приятно. Северус тоже ест, неспеша и элегантно. Я ковыряюсь в тарелке, понимая, что Северус это заметит, и что мне нужно затолкать в себя хоть немного.

– О проклятии? - уточняет Северус.

– Ну да. - Рон запивает вином. - Если мы будем знать хотя бы структуру, хотя бы область, это даст нам зацепку. В каждом древнем роде - свои фишки. Кто-то предпочитает магию крови, кто-то…

– Не утруждайтесь, мистер Визли, я вас понял. Боюсь, ничем не помогу.

– Вы не знаете структуру?

– Я обещал Гарри не говорить с вами об этом.

Теперь на меня смотрят оба. Я пью воду. В ушах немного звенит, и я надеюсь не упасть в обморок - это было бы очень драматично, но не помогло бы. Рон теперь не отстанет. Скандалить с Северусом при нем я не собираюсь.

– Это что за новости такие, старик? 

– Я тебе потом расскажу. - вру я.

– Нет, ты мне сейчас расскажешь! Это же информация! Блядь, Гарри!

– Следите за языком, мистер Визли, - осаживает его Северус.

Рон оторопело трясет головой.

– Я не могу этого тебе сказать.

– Какого хуя?! Тебе не интересно поймать преступников? Или… погоди. Это что, это его, - он тычет в Северуса пальцем, - рук дело?

Северус откидывается на спинку стула и складывает руки на груди, наверное, чтобы не заавадить Рона на месте.Сначала Северуса обвиняли в клинике, теперь вот подключился аврорат.

– Нет, Рон. Угомонись. Эта информация ничем не поможет следствию. И по сути я ничего не знаю. Так что давай сменим тему.

Рон краснеет. Он злой, как черт, и я его понимаю. У него на глазах пострадавший, он же свидетель, утаивает информацию. И при этом пострадавший, он же свидетель - его лучший друг. 

– Или ты сейчас мне говоришь, - рычит Рон, - или я вызываю тебя на допрос. Могут быть другие пострадавшие! И на тебя, идиота кусок, снова могут напасть! А вы, Снейп! Вы же знаете, и тоже не говорите! Да какого хуя тут происходит?

У меня звенит в ушах. Мне хочется, чтобы он ушел. Я, блядь, еле сижу, и все силы уходят на то, чтобы не сползти под стол, а этот мудак с эмоциональным интеллектом ракушки (как говорила Гермиона перед разводом) на меня кричит. По какому праву он на меня кричит? Мне и так хреново. Друг, называется. Это вот - друг? Пригласил в гости. Повидался, называется. Пообщался.

Я запрокидываю голову, снимаю очки и сжимаю переносицу. Не сметь рыдать. Не сметь рыдать. Соберись.

Северус оказывается у меня за спиной и кладет руки на плечи. Изображает заботливого любовника, видимо. Не плакать, не плакать, не плакать.

– Извинитесь или выметайтесь, Визли. Немедленно. 

Рон тяжело дышит.

– Извини. - бормочет он. - Но правда. Это же может спасти жизни.

Жизни? О, да, несомненно, информация, которая спасает жизни. Во мне живет существо, Рон. Паразит. Я его кормлю, у меня с ним одна кровеносная система. Чью жизнь это спасет? Мою? 

Не сметь рыдать.

– Старик, ты чего?! 

Я не могу ответить. 

– Я с самого начала был против этой встречи, - замечает Снейп. - Гарри, выпей воды. Как ни странно, мистер Визли прав. Информация о методах преступников может дать аврорату - как вы это называете? зацепку? 

Ни-за-что. Весь аврорат будет знать - мне можно сразу уезжать к Гермионе в Мельбурн и менять документы и внешность. 

– Ну мне-то ты мог бы и сказать, - обиженно говорит Рон. - Мы же всегда все друг другу говорили. 

Это меня совершенно добивает. Я отползаю в ванну, чтобы прорыдаться, и долго умываюсь холодной водой, а когда возвращаюсь, оба, и Северус, и Рон, курят возле вытяжки. Я растекаюсь по дивану, понимая, как это выглядит. И что, будь я не парнем, Рон бы в первую очередь предположил правду.

Мы действительно говорили друг другу все. Когда они с Гермионой разводились, это было особенно тяжело: оба плакали по очереди, и обоих было жалко, и обоим хотелось помочь, а чем тут поможешь-то. Наверное, похожее сейчас чувствует Рон: его друг явно в беде, а от помощи отказывается. 

Северус перехватывает мой взгляд и кивает. “Почему бы вам не сказать другу правду, Поттер?” “Скажи ему правду”.

– Только не под протокол, - предупреждаю я. - И даже Гермионе ни звука. Понял?

Рон пугается. Он часто краснеет, но сейчас бледнеет так, что я издалека вижу его веснушки. Северус снова кивает и советует:

– Вы лучше присядьте, Визли. 

Рон слушается и, сев за стол, наливает себе вина. Я бы тоже не отказался, кстати. Я бы очень даже не отказался, но даже попытки спросить у Северуса, можно ли мне, не делаю. Конечно, не может, это же повредит паразиту. 

Я не знаю, как начать. И как продолжить.

– Северус. Может, ты?

– Могу я, - легко соглашается он. - Понимаете ли, Визли. Ваш друг беременный. Ему в брюшную полость подсадили эмбрион. Срок сейчас - десять недель.

Рон залпом осушает бокал и молчит. Трясет головой. Чешет затылок.

– Шутка? - с надеждой спрашивает он.

– Нет, увы, мистер Визли. Не шутка. Поттер здесь, потому что его жизнь сейчас поддерживают зелья “Севлюса” и потому что от госпитализации он со свойственной ему дальновидностью отказался. А жизнь эмбриона поддерживает магия Гарри, вся магия, прошу заметить. И только поэтому Гарри не умер три недели назад.

– То есть - как?

– Так, - отвечаю я. - Вот так, Рон. Вот тебе информация. Если ты кому-то скажешь, я тебя просто убью нахуй.

– То есть это. Это беременность? Блядь. То есть как? Ты же мужчина. Бля, вы меня разыгрываете, да? У меня сестра недавно рожала, я знаю, я…

– Не разыгрываем. 

– А кто отец?

Северус негромко и невесело смеется.

– Визли, у вас же сестра недавно рожала. Для ребенка нужны и отец, и мать. Яйцеклетка и сперматозоид. Мы не знаем, кто родители этого эмбриона и откуда его взяли враги Гарри. После операции, полагаю, можно будет провести анализ ДНК…

– Какой операции?

– Удаления эмбриона, естественно. 

Я очень благодарен Северусу за то, что все это говорит он. Я бы не смог этого сказать. 

– То есть - удаления? 

– Визли, ну вы же не настолько тупой, как пытаетесь казаться. Включите голову, наконец. Резекции. Аборта. Назовите как угодно. Сразу сделать это не представлялось возможным по некоторым анатомическим причинам, поэтому только через две недели…

– То есть - аборта? - перебивает Рон. - Гарри, ты чего? Вы оба это серьезно? Аборт? Это же ребенок!

– Это паразит, - и эти слова говорит Северус и садится на диван около меня. И берет за руку. - По сути, Визли, это паразит, который имеет все шансы убить вашего друга. 

У Рона на лице появляется знакомое упрямое выражение. “У него абсолютно регидное мышление, Гарри! Идеалы прошлого века! Как я этого не замечала?” “Старик, я ее не понимаю. Я ей говорю: мы уже год женаты, давай о детях подумаем. А у нее проекты! Учеба! Вот скажи, старик, неужели это может быть для женщины важнее детей?” “Абсолютно пещерные представления! Абсолютно! Гарри, я думала, у них прогрессивная семья, а тут те же самые чистокровные бредни, только в профиль: нужно больше магов! Магическая кровь священна!”

– Гарри, чувак. Старик. Ты что, можешь убить ребенка? Беспомощного ребенка? 

Зачем он так говорит? Северус очень крепко сжимает мою руку, и я благодарен ему за это. Я не хочу слышать слов Рона. 

– Очнитесь, Визли. У Гарри нет матки, чтобы выносить ребенка. У него есть только брюшная полость, в которой эмбрион прикрепился к сальнику. Поэтому ваши розовые сопли…

– Но ведь ребенок прикрепился, - тихо говорит Рон. - Это же не просто так. Как вы сказали? Магия поддерживает его жизнь. Магия! Магия решила, что ребенок будет жить. А вы приговорили его к смерти.

“Гарри, это невозможно. Ну куда Джинни ребенка, она же только школу окончила! И денег у них нет! Я ей говорю про аборт, а она мне со стеклянными глазами, мол, это Магия, и не нам решать, и на убийство я не пойду. Фанатики!”

Мне бы ему возразить, сказать хоть что-то. Моя магия решила, что существо будет жить. Локк говорил про случаи доношенной брюшной беременности. Но те женщины, которые выносили детей с риском для жизни, все-таки женщины, а не я. И они, наверное, хотели этих детей. Я паразита не хотел и не просил, и я не должен умирать за него, нет, конечно, не должен. Это даже не ребенок. Это несколько сантиметров… с руками, ногами, головой. 

– Гарри, ты же не пожиратель смерти! Ты же не убиваешь детей!

Рука Северуса соскальзывает с моей, он поднимается и выхватывает палочку. Рон замирает.

– Вот что, Визли, идите нахуй из моего дома со своими проповедями. Хотите, сами рожайте. А за Гарри вы решать не смеете, и за меня тоже. Вон отсюда.

– Ты! - выдыхает Рон. - Пожиратель!

– Нахуй, - повторяет Северус и поднимает палочку выше.

А я сижу на диване, обхватив себя за плечи руками. Я ничего не в силах сказать или сделать. Я чувствую себя преданным. Я чувствую себя слабым и маленьким, и совершенно одиноким. Нет друга, который прикроет спину или встанет рядом. Нет друга, которому можно сказать все, даже что хочешь своего бывшего профессора - и тот не одобрит, и будет ругаться, но примет. Никого нет. 

Хлопает входная дверь. 

Я понимаю, что Рон ушел.

Северус снова садится рядом и вдруг обнимает меня и притягивает ближе, и я чувствую его дыхание в своих волосах:

– Пролайфер хуев. Вот за что чистокровных не люблю… Никого ты не приговорил, Гарри, слышишь? Нет еще никакого ребенка, некого убивать. Это твое тело и твоя жизнь, никто не вправе решать за тебя. Ты все правильно решил. Все правильно.

Я повторяю это себе: все правильно. Все правильно. Я все решил правильно.

Chapter 8: Девочка

Summary:

На всякий случай обращаю ваше внимание на рейтинг работы.
Спасибо вам, что читаете!
...и приступаем к поеданию стекла

Глава 8. Девочка

 

В моей комнате нет зеркал, а в ванной я стараюсь себя не рассматривать, но когда переодеваюсь, это трудно реализуемо. Я снимаю домашний свитер, чтобы переодеться в чистое - важный день, важное обследование. 

Джинсы с трудом сходятся на животе, это некомфортно - давит не так, как когда пережрал, по-другому, и мне приходится расстегнуть пуговицу. Джинни таскала джинсы с растягивающейся вставкой на пузе. Мне не придется, до этого не дойдет.

Мой живот перекошен влево, там выпирает сильнее. 

Когда я думаю об этом или смотрю на него, у меня кружится голова и звенит в ушах. Я будто смотрю на чужое тело, и перестаю ощущать себя в нем, вообще ощущать себя. Иногда это состояние кажется мне желанным: в нем нет сомнений, нет боли, вообще ничего нет, пустота.

Наверное, так чувствует себя существо, растягивающее мышцы и кожу моего живота. Оно там плавает в околоплодных водах, окруженное пузырем, и ему на все пофиг.

 “Гарри, чувак. Старик. Ты что, можешь убить ребенка? Беспомощного ребенка?” С Роном мы больше не переписывались и не разговаривали. Гермионе он, однако, ничего не сказал. Думаю, бывший друг вычеркнул меня из своей жизни. 

Это больно, невыносимо - и я проваливаюсь в привычную пустоту, где меня нет, эмоций нет, ничего нет. А когда выныриваю, я уже внизу, в гостинной, полностью одетый, хотя пуговица на джинсах так и остается расстегнутой.

Никого я не убиваю, Рон, тут все просто: или я, или паразит. Как с Волдемортом. И я человек, а паразит - еще не человек (Северус постоянно об этом напоминает) и человеком не станет. Даже не поймет, что происходит.

– Ты в порядке? 

Мы обо всем уже договорились. После операции, когда меня выпишут, я вернусь сюда. Северус в черной облегающей водолазке: ему не нужно скрывать девичью грудь (шум в ушах возвращается) или растущий живот. 

– Нет, - честно говорю я. - На мне джинсы не застегнулись.

Он кладет руки мне на плечи, он вообще часто стал меня касаться с тех пор, как выгнал Рона из своего дома. Северус напуган, я это вижу. Я вообще очень хорошо вижу, какое настроение у собеседника, психотерапевт говорил, что это из-за “травматичного детского опыта”. 

– Переживаешь за свою фигуру? - улыбается Северус. - Скоро будут застегиваться. 

Угу. Мне так хочется, чтобы он меня обнял сейчас, но этого Северус, конечно, себе не позволяет. 

Потом будет реабилитация, потом я немного еще поживу у него - и уеду с Кричером на Гриммо. Мы же не перестанем общаться? Или все, он обо мне снова забудет? А я снова буду следить за ним издалека. Нельзя плакать.

Ни разу у меня еще не получилось сдержать слезы.

– Все будет хорошо, - Снейп, конечно, не понимает, с чего я реву. 

А я не собираюсь объяснять. 

– Пойдем, Гарри.

Путь до Лондона, с одной стороны, слишком быстрый, с другой - слишком медленный. Пока мы едем, я перебираю все страшные мысли: я умру на столе, Локк по каким-то причинам откажется делать операцию, кто-то узнает про мой позор. И самая страшная: после восстановления мне придется уехать от Северуса. Но когда мы уже в Мерилебоне, мне кажется, будто мы выехали полминуты назад. Прежде чем выйти из машины, Северус повторяет:

– Все будет хорошо. 

Он очень серьезен - это из-за страха. Перед тем, как зайти в клинику, он выкуривает две сигареты, и я не тороплю Северуса. Я бы сам покурил. Наверное, мне сегодня можно покурить - паразиту уже ничего не повредит.

– Дай мне тоже, - прошу я и протягиваю руку.

– Ты же, насколько мне известно, не куришь.

– Обычно нет, но сейчас хочется.

– Хочется, Поттер, - перехочется. Я не собираюсь потакать формированию зависимости. 

Я фыркаю. Я и так зависимый. От тебя, например. 

Как мы проходим лобби, поднимаемся на лифте и оказываемся в кабинете Локка, я не помню. Сегодня тут не только Баз, сегодня тут и Энтони Трасс, и еще врачи - не сквибы, люди. Консилиум. Северус использовал непростительные, чтобы эти люди ничему не удивлялись и никому ничего не рассказывали. 

– Раздевайтесь, мистер Поттер.

Сегодня все закончится. Я долго не могу снять свитер: эти люди смотрят на меня как на анатомическое пособие, но все-таки смотрят. Сегодня все закончится. Я ложусь на кушетку, и Северус, придвинув ближе стул, берет меня за руку. Это тоже закончится.

Я привык готовить ему еду. Привык к его дому. Привык обнимать его ночью. И даже к тому, как он шпыняет Кричера, грозясь одеждой и эвтаназией, привык. Он спас мою жизнь, он ездил мне за клубникой, терпел истерики, кормил в Макдональдсе, и он защитил меня от Рона. Этого всего скоро не будет.

“Но, - говорит голосок в голове, - не будет паразита, живота и сисек. Кто тебе мешает подкатить к нему, когда ты вернешь свое тело?”

Гель холодный и противный, а датчик давит больно. В кабинете тихо, только дыхание и щелканье клавиш. 

– Срок гестации двенадцать недель, - ровным голосом сообщает Локк, - плод развивается нормально. Плацента. Толщина - 13 миллиметров. Гомогенная. Локализация - большой сальник… Видите, коллеги? Петли тонкого кишечника сдавлены, и вот тут петля…

Коллеги пододвигаются ближе. Энтони Трасс успокаивающе говорит:

– Могло быть и хуже, Баз. Думаю, у нас есть неплохой шанс.

У меня звенит в ушах, и, чтобы не потеряться, я смотрю на Северуса. Он еле заметно, ободряюще, улыбается мне.

– Количество околоплодных вод - норма. Так. Копчико-теменной размер - шестьдесят один миллиметр.Толщина воротникового пространства - один и шесть миллиметра, носовая кость - два миллиметра. Пульс - сто сорок ударов в минуту. Соответствует развитию плода на 12 неделе беременности. 

Надо же, соответствует. Это существо растет себе там, и знать не знает, что не в матке. Датчик надавливает справа, слева, я шиплю от боли, и доктор Локк говорит:

– Потерпите, мистер Поттер. Чем лучше сейчас посмотрим, тем лучше пройдет операция. 

Посмотрим.

Я вспоминаю существо на экране, и мне вдруг становится любопытно. Я хочу на него взглянуть. Наверное, мне важно посмотреть на существо, которому я вынес смертный приговор. И которое до этого вынесло его мне.

– Можно взглянуть, доктор Локк?

Северус стискивает мою руку.

– Гарри. Не нужно.

– Нужно, - возражаю я. 

Локк поворачивает монитор. Сегодня существо еще больше похоже на человека. Я легко различаю голову, нос, ручки, ножки. Существо размахивает руками и ногами. Я ничего не чувствую, когда смотрю на него. Как в кино. 

– Девочка? - вдруг спрашивает один из команды.

– Да, женского пола, - откликается Локк.

Девочка. 

Девочка.

Никакой не Волдеморт - у меня и так уже почти не осталось сомнений, а теперь я уверился. Это там девочка. Руку к лицу поднесла. 

– Палец сосет, - комментирует все тот же врач.

Я оборачиваюсь на Северуса. Тот бледен, губы в нитку, мне кажется, он сейчас заавадит говорливого врача. 

– Итак, - Локк поворачивает экран обратно. - Коллеги, вот такая картина…

Очень, очень звенит в ушах. 

Мне протягивают бумажные полотенца, я вытираю живот, выпуклый, неестественный. Отвратительное уродство, насмешка над здравым смыслом. Контейнер, в котором, защищенная моей магией, плавает и сосет палец девочка. 

– Мистер Поттер, я буду вашим анестезиологом. Вы ничего с утра не ели, не пили?

– Нет. 

– Отлично. Давайте заполним несколько документов. Есть ли у вас аллергия на лекарства?

У меня нет аллергии ни на что. Я живучий. Я волшебник, я не болею гриппом, у меня не было кори или ветрянки. У меня нет хронических заболеваний. Я совершенно здоров, не считая беременности.

Эти врачи сейчас все выяснят, и беременности тоже, наконец-то, не будет.

Я читал в справочнике, что у плода в 12 недель уже сформированы все органы. Не развиты, но сформированы. Что он глотает околоплодные воды. Она глотает. Палец вон сосет. Есть, наверное, хочет. И я хочу. Мое тело снова будет моим. Грудь станет нормальной. И член будет стоять. И свобода вернется. 

“Гарри, ты же не пожиратель смерти! Ты же не убиваешь детей!”

– Мистер Поттер? 

Я принимаю решение. Сейчас только я принимаю решение, это мое тело. Я не убиваю детей, я только взрослых убивал. Я не хочу, не знаю, не собираюсь узнавать эту девочку. Но я могу же дать ей шанс. Известны случаи, когда ребенка донашивали до нормального срока. Еще месяца три-четыре. Ну пять. Я уже три отходил с паразитом внутри.

И Северус.

Он, наверное, читает мои мысли, потому что качает головой: нет.

– Можно мы поговорим наедине? - обращаюсь я к врачам. - Нам нужно поговорить.

Никто не запрещает, я вытаскиваю Северуса в коридор. Он настороженный и напряженный. 

– Поехали отсюда, - предлагаю я. 

– Что, прости?

– Поехали отсюда. Я не смогу ее убить. 

– Гарри, - очень, очень мягко начинает Северус. - Ты с ума сошел? Кого - убить? Пять сантиметров плоти? 

– Девочку, - упрямо отвечаю я.

Северус пристально меня разглядывает. 

– И какие варианты ты предлагаешь? Уехать отсюда - и что дальше?

– Моя магия ее защищает. И случаи известны. Потерплю еще несколько месяцев. Потом… - об этом я не думал, я вообще не думал, что захочу отменить операцию, я просто боялся и… ну и как-то с сочувствием стал относиться к существу, что ли. - Понимаешь, я же могу ее спасти. Пусть живет. Найдутся ей родители, удочерят, что-то такое. 

– Спасти, - эхом откликается Северус. - Ценой своей жизни, Поттер? Давно не умирал за других?

– Я не умру. Я волшебник, у меня твои зелья! И магия…

– Убью Визли нахуй, - шипит Северус сквозь зубы. 

– Северус, это мое тело и мой выбор. 

– Отлично, Поттер. Твое святое право - угробить себя. Принести в жертву. Ты, насколько я понимаю, не можешь без этого. 

– Я не могу убивать детей. Вот чего я не могу.

– В этом между нами огромная разница, Поттер. Я - могу. И в отличие от тебя, я сейчас в здравом уме, мне гормоны и пламенные речи Визли принимать взвешенные решения не мешают. Поэтому сейчас мы возвращаемся в кабинет, ты подписываешь бумаги и отправляешься в операционную. 

– Нет.

Снейп с развороту бьет стену кулаком. Я замираю. Я таким его еще не видел. Конечно, он раздирает костяшки. Выступает кровь. 

 

***

 

Я ударил кулаком стену, чтобы не ударить его. Поттер испугался, из кабинета высунулся Энтони и заметил мои содранные костяшки.

– Тебе нужен психиатр, - рычал я на Гарри. - Ты совершенно не в себе!

– Операции не будет, - дрожащим голосом повторил Поттер. - И психиатр нужен тебе!

– О, да, несомненно! 

– Господа…

Кришна, Вишну и Будда! Может, применить к Поттеру “империо”? Пусть потом не простит, пусть хоть всю жизнь обижается, но это будет хотя бы жизнь, а не смерть. Почему ему так хочется убить себя? Почему Поттер постоянно ищет гибели? И почему я не дам ему, наконец-то, умереть, если уж так приперло?

Я потянулся к карману, и Поттер заметил.

– Не смей. Я тебя не заставляю в этом участвовать. Но решать за меня не смей. Я не дам убить девочку. Я уеду на Гриммо сегодня. Сейчас. Пришлешь Кричера с вещами.

Суицидник чертов. Может, я в прошлой жизни был Темным Лордом, и на моих руках кровь? Хотя на моих руках и так кровь. Поттер не убивал детей, а я убивал. И взрослых, и подростков, и детей, и хорошо, если быстро, а не медленно, зельями. Когда служишь у Волдеморта, да еще и с благословения Дамблдора, надеюсь, они оба в аду, приходится убивать и пытать. 

Видимо, Поттер - наказание за мои грехи.

– Ни на какое Гриммо ты не поедешь.

– Господа…

– Энтони, оставь нас. Пожалуйста. 

Он скрылся в кабинете. Поттер смотрел на меня, прищурившись и сжимая кулаки. Я убивал детей. Да. Я не такой святой, как Гарри - тому только нимба не хватает, он готов погибнуть за неизвестно, чей эмбрион. Чертов Визли. Найду и придушу голыми руками. А труп сожгу.

– Ты отправишься в операционную, - продолжил я. - И мы не будем об этом спорить.

– Не будем, - согласился Поттер, - потому что я все решил. Ты тут ни при чем. Зелья я у тебя буду покупать и…

Я снова влупил по стене, оставив на ней кровавый след. Боль в руке отрезвила. Я смогу его переубедить. Неделей позже, неделей раньше. Поттер будет чувствовать себя все хуже и согласится на операцию. Я не могу отпустить его на Гриммо. Я не хочу, чтобы он умирал. 

– Это же девочка, - повторяет Поттер шепотом. - Понимаешь? Девочка. 

Охуеть не встать, какой рыцарь. Заботится о сгустке клеток.

Который сосет палец в своем пузыре. 

Я тряхнул головой, чтобы отогнать дурные мысли. В коридоре снова появился Энтони, на этот раз - в компании Локка. Оба посмотрели на мою руку и - синхронно - перевели взгляд на стену.

– Я отказываюсь от операции, - ровным тоном заявил Поттер. - Я не буду убивать ребенка.

Да что ж ты заладил-то! 

– Мистер Поттер… Это… необдуманно! - да, Энтони, это именно необдуманно, ему нечем думать, у него нет мозгов.

– Вы в своем уме? - поинтересовался Локк.

Нет, конечно, ума Поттеру не досталось. 

– Это самоубийство, - продолжил орангутан, и в этот момент он был мне симпатичен, - чистой воды самоубийство. Чудо, что мы продержались двенадцать недель!

Да, это самоубийство. Поттер вообще склонен к суициду, у него отсутствует инстинкт самосохранения, и его собственная жизнь для Поттера не имеет никакой ценности. Для меня вот, за грехи мои, имеет. А для него - нет. И Визли, скотина, на этом качестве Гарри прекрасно сыграл. 

– Продержусь еще несколько месяцев. Я все-таки волшебник. Я все решил. Спасибо, господа.

И он развернулся, чтобы уйти. Локк длинно выругался. Кажется, он тоже готов был лупить стену. Энтони потрясенно молчал. Я несколько секунд смотрел в удаляющуюся спину Поттера, а потом нагнал его.

Переубедить. Спасти. Забавно: Поттер будет спасать чужой эмбрион, я буду спасать Поттера и надеяться, что мои разумные аргументы окажутся сильнее Поттеровского переменчивого настроения. 

– Я поеду на Гриммо, - не глядя на меня, повторил Поттер.

– Ты поедешь со мной домой. Успокоишься и мы поговорим еще раз.

Поттер споткнулся на ровном месте, я его поймал. 

– О чем тут говорить, Северус? У меня нет выбора. Я не смогу жить дальше, зная, что убил ребенка, вот и все. Если бы я ее не видел… не знаю. Это же не Волдеморт. И не паразит. Это настоящий ребенок. Я этого не хочу, но иначе я не смогу.

Что бы я ни сказал, он меня сейчас не услышит. Я не достучусь, не пробьюсь через его привычную схему поведения. 

– И ты не обязан дальше… со мной. Правда.

– Не правда, Поттер, к сожалению, не правда. Обязан. Это, так сказать, мой внутренний долг. 

Я уже не сердился, гнев покинул меня, осталась усталость и обреченность. “Нет выбора”, - да, Гарри? Вот и у меня нет выбора. Спасай Поттера и будь с ним - похоже, это категорический императив. Нравственный закон внутри меня не позволит просто отправить этого осла на Гриммо и вычеркнуть из жизни.

Поттер снова запнулся, и я придержал его левой рукой. Правая болела. Сейчас выйдем отсюда и залечу. Еще бы мозги Поттеру залечить. Почему я не могу наложить на него “империо”? Почему не решаюсь решить за него?

– Я голодный, - сообщил Поттер примирительно. - Но в Макдональдс не хочу.

– А на Гриммо хотите, мистер Поттер?

– Тебе правду или соврать?

Мы остановились перед дверями лифта, я нажал кнопку.

– Правду, Поттер, правду. Все равно я прекрасно понимаю, когда ты врешь. Ты совершенно не умеешь обманывать.

– Я не хочу на Гриммо. 

Как я и предполагал. 

Мы вышли в холод и начавшийся мелкий дождь: ветер дул, казалось, со всех сторон, как ни повернись, в морду. Я закурил, Поттер топтался рядом, пряча руки в карманы. Пожилой чернокожий господин, спешивший мимо с поднятым воротником, покосился на мои костяшки. Кажется, я что-то сломал: кисть дергало. 

– Надо залечить. 

– Спасибо, мистер Поттер, я в курсе.

– Ты сердишься.

– Уже нет. 

– Северус…

– Помолчи, ради Мерлина. 

Предположим, пройдет пара недель, прежде чем я смогу переубедить Поттера. Это значит, нужно подбирать дальнейшую терапию, и гормональную тоже. И иммуносупрессоры. И что-то делать с его кровью, костями, зубами, чтобы Поттер не рассыпался за это время. И плод будет сдавливать тонкий кишечник, об этом тоже стоит подумать. Я так переквалифицируюсь в акушера-андролога, единственного в своем роде врача единственного пациента.

– Северус?

Я, оказывается, докурил - в пальцах остался только фильтр.

– Ну что еще, Поттер? 

– Я есть очень хочу. Давай что-нибудь съедим.

Балую я его. Нужно построже. Нужно сказать: “Нет, Поттер, есть вы будете уже дома”. Но он начнет плакать, чего доброго, или не начнет, а гордо отключится прямо в машине: он же с вечера ничего не ел. А плод - вполне себе ел. 

– Пицца тебя устроит? - Поттер замотал головой.

Воздаяние за грехи при жизни. Скольких детей ты убил, Северус? Двоих. Это на два больше, чем способен выдержать человек, и это то, про что я не говорил ни с кем, кроме Люциуса. Сначала я считал, что, в сложившихся обстоятельствах, поступил хорошо, и даже гордился. Потом я повзрослел, а Волдеморт убил Лили. И тогда я страстно желал покончить с собой, варился в многокомпонетном зелье вины: я убийца, и я виноват в смерти подруги. Да, я хотел покончить с собой. Но в моей жизни возник Поттер. Я поклялся защищать сына Лили. И ради этого я готов был убивать других и дальше… То, в чем я никогда ему не признаюсь. 

…обычная маггловская деревня, холодный день конца осени, мелкий дождь, кажется, со всех сторон, водооталкивающие чары защищают мантию, а маска - лицо. Я иду по центральной улочке, фонари не горят, окна темны, зато пылает впереди церковь. Палочка наизготовку. Рядом со мной двое таких же: тени в белых масках, воплощение смерти. Пахнет одновременно палыми листьями и горьким дымом. Кто-то кричит впереди, просит о пощаде: “Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!” Конрад, он идет справа, указывает на дом чуть дальше по улице: туда. Я отпираю дверь алохоморой и захожу первым. Маггла замахивается кочергой. Авада кедавра. На лестнице - двое детей. Малыши, лет по пять, близнецы. “Берем их, - говорит Конрад, - Темный Лорд хочет опробовать одно заклятье”... Я знаю это заклинание, я - любимый ученик Темного Лорда, восемнадцатилетний Северус Снейп, пожиратель смерти. Белоголовые близнецы даже не плачут. Они застыли, глядя на воплощение ночных кошмаров, может быть, они принимают нас за сказочных персонажей. Эти сказки не для вас, маленькие магглы. Темный Лорд изобретателен в пытках. “Авада кедавра! Авада кедавра!” - кричу я дважды.                                                                                                                                                               

Поттер прикоснулся к моему локтю, и я вздрогнул, обнаружив себя все на той же холодной улице.

– Эй. Возвращайся. Воспоминания, да? Моя психотерапевтка называла это “флеш-беки”, когда ты вдруг оказываешься в прошлом и не видишь, типа, что вокруг, и вот это все…

Когда он думает, что я сержусь, или когда чувствует вину, он начинает тараторить. Вокруг меня застыл хрусталем мир. Чуть тронешь - развалится. Но я не хотел пугать этим Поттера.

– Нет, Поттер. Это не флеш-беки. Это стресс. У моего стресса даже имя есть: Гарри Поттер. Хорошо, пиццу ты не будешь. А что будешь? 

– Не знаю, - Иисус! За что?!? - Может, мясо? Да. Мясо. Я буду мясо.

Я кивнул и направился к машине. Хорошо, отвезу его в место, где неплохие стейки. С кровью. Кровь на полу. Я стараюсь наступать так, чтобы не запачкать обувь, очень важно: не запачкаться в крови. Рядом со мной - Волдеморт. Он идет прямо по лужам крови к трем трупам, и его босые ступни окрашиваются темно-красным. Удачный эксперимент, Темный Лорд очень доволен. Внутренности магглорожденных подростков растворялись, и подростки блевали кровью. Они похожи теперь на пустые бурдюки…

– Северус! 

Руки на руле. Правая распухла. 

– Тебе нельзя за руль. Посмотри на меня. Северус, на меня посмотри! 

…переломали все кости в кисти. Раздробили. Кисть как сине-черная подушка. Наверное, получали удовольствие, калеча этого волшебника. Он в Ордене даже не был, но до Волдеморта дошли какие-то слухи, и его схватили. Баюкает руку и смотрит на меня красными, слезящимися глазами. “Профессор Снейп. Пожалуйста! Профессор Снейп!” Лет двадцать, не больше. Стариков убивать легче. Он меня узнал, я его - нет, я не всех своих студентов запоминаю. 

– Да ебаный же ты карась. Посмотри на меня! На меня смотри! Северус!

Я посмотрел. Это был Гарри. 

– Давай дыши. Дыши, выдох через рот. Со мной вместе дыши. Ты меня слышишь? - я его слышал. - Ты меня видишь? - я его видел. - Мы с тобой в Лондоне. В безопасности. В твоей машине. Ты в безопасности.

Я и был в безопасности. Я оставался в безопасности, пока убивал других. 

– Северус! Дыши, давай, со мной. Вдох через нос. Выдох через рот. Сейчас две тысячи первый год. Ты в безопасности. Мы в твоей машине. Ты помнишь, кто я?

– Поттер…

– Да, отлично. А ты - Северус Снейп. Война закончилась. Мы в безопасности, в твоей машине.

Мы в машине на парковке. Руку дернуло болью, я зашипел и полез за палочкой, Поттер перехватил меня за запястье и покачал головой.

– Вот не стоит сейчас. Поверь мне, ага? Тебе нельзя за руль, и палочку не трогай. И дыши. Дыши давай. Война кончилась. Ты в безопасности.

Мир возвращался и вставал на свои места. Мой автомобиль. Кожа сидения, кожа руля. Запах табака - он не выветривается. Поттер. 

Я опустил стекло, достал сигареты (Поттер дернулся было, когда я за ними полез) и закурил. Этого давно не было, по крайней мере, с такой силой. Как-то раз я нашел себя стоящим посередине оживленной трассы - магия уберегла, меня не сбили. Машины сигналили, а я пытался вспомнить, как там оказался. Это было, наверное, через несколько месяцев после окончания войны, меня как раз выписали из Мунго. 

– Возвращайся, - позвал Поттер. - Все закончилось и все хорошо. 

– Спасибо. - голос у меня был хриплым. 

– Не за что. Я понимаю. Я и сам… и ребята. Нас учили в школе авроров, как возвращать. Ты уже тут? 

Я кивнул. Да, я тут, сейчас две тысячи первый. И, да, Поттер прав, мне нельзя за руль. А вот руку я все же залечу.

– Руку я все же залечу, Поттер. Кажется, я ее сломал. 

…сломал руку… не вспоминать, не вспоминать. Я тряхнул головой и затянулся. Не вспоминать. Я тут, в машине, с Поттером. Я за него отвечаю, в конце концов. 

– Дай я попробую. Давай палочку. 

Он же сейчас практически сквиб. Но я позволил ему взять мою палочку (Поттеровская за ненадобностью валялась дома на прикроватном столике, если безумный Кричер ее куда-нибудь не запрятал как священную реликвию). Поттер взвесил ее на ладони, прикусил губу, прищурился и направил на больную руку.

– Эпискей! 

В кисти стало горячо, а потом очень холодно. Поттер опустил палочку. Я пошевелил пальцами: содранная кожа все еще болела, но кости явно были в порядке. 

– Охуеть, - выдохнул Потттер. - Люмос!

Ничего не произошло. 

– Люмос! Люмос! Люмос, блядь!

Ничего. Я мягко забрал у него палочку. Видимо, Поттер хотел вылечить меня сильнее, чем зажечь свет. О чем я ему и сообщил. Поттер пожал плечами. Он выглядел подавленным, расстроенным, и я его понимал. Я не представляю себя без магии, не представляю без нее и Гарри, да никого из знакомых волшебников. Это наша суть. 

– Ты не сквиб, - напомнил я. - Просто твоя магия сейчас направлена на твое выживание.

Специально не сказал, что на выживание плода. 

Я чувствовал себя так, будто меня долго били, забили до смерти, а потом воскресили. И мир оставался шатким, из-под реальности выпирало прошлое, на которое я старался не смотреть. Сейчас у меня другие заботы: во-первых, Гарри нужно поесть, действительно необходимо. Во-вторых, нам предстоит добраться до дома, и аппарировать с Поттером я не буду ни за что. Мы можем сесть в такси, но как тогда быть с машиной?..

– Гарри, ты, случайно, не умеешь водить?

– Умею! Меня Артур научил! - оживился Поттер.

Нет уж. Мне мой автомобиль нравится целым. Отпадает. Я покачал головой, Поттер вздохнул с сожалением.

– Потом посмотрим, чему он тебя научил, но не в Лондоне, а на тихой дороге. Пойдем, я, вроде, видел недалеко Грилль-хаус. Потом подумаем, как добираться домой.

 

Грилль-хаус и правда нашелся недалеко, к нему нас вывел сверхчувствительный нос Поттера. Внутри все было совершенно типично: деревянные столы, бежевые мягкие диваны, приглушенная музыка, официанты в черных фартуках с логотипом. Поттер углубился в изучение меню, я снова закурил. И подумал, что надо с этим завязывать. Пассивное курение вредит беременным. Раньше на это можно было не обращать внимания. Теперь… 

Салазар великий, о чем я думаю! Нет никакой разницы. Я смогу его переубедить. 

– Хочу большой стейк. Рейр. 

За последние недели я прочитал кучу книг о том, что можно, а что нельзя при беременности. И сырое мясо, как и сырая рыба, в список разрешенного не попадали.

– Велл-дан, Поттер. Тебе нельзя сырое мясо. 

Он поморщился.

– Это твое решение, - не без ехидства напомнил я. - Привыкай к ограничениям. Будешь есть исключительно полезную пищу и пить еще больше зелий. 

Поттер усмехнулся - криво, видимо, копируя мою собственную улыбку.

– Ну окей. Буду жевать подошву. А ты что будешь?

За руль мне сегодня уже не сесть.

– А я буду вино, Поттер. 

– Плохая идея.

Вот как, он не только улыбку копирует.

– Это плохая идея, если накрыло ПТСР, пить нельзя. Я по себе знаю. - я поднял бровь. – Я пытался заавадить диван в гостиной, мне показалось, что на нем Нагайна. А один раз чуть не убил Кричера, когда он внезапно появился за спиной. Подожди, когда отпустит, потом хоть нажрись. 

– Я - не вы, Поттер, я себя гораздо лучше контролирую.

Наверное. Возможно, я контролирую себя лучше. Но что будет делать Поттер, если я снова провалюсь? Возвращать? А у него получится на этот раз? И нервничать ему никак нельзя.

– Но вынужден с тобой согласиться. Тогда я буду кофе, его, надеюсь, можно. И что-нибудь сладкое. Брауни. Есть там брауни?

Как всегда после приступов, тело не хотело расслабляться. Оно ждало нападения, появления Темного Лорда, бомбарды в спину. Я заставил себя растечься по диванчику и прикрыть глаза. Заставил себя сидеть так, будто я в безопасности. Я в безопасности. В Лондоне образца 2001 года.

– Это из-за меня, да? 

– Не берите на себя много, Поттер. Мои эмоции, хвала Аллаху, управляются не вами.

Это из-за него, конечно. Точнее, из-за сраного Визли. “Убить ребенка”. Мир поплыл.

– Посмотри на меня, - попросил Поттер. - Соберись, пожалуйста. У меня нет магии. Я с тобой не справлюсь. Слушай, я знаю, как оно. Давай, говори со мной. И руку дай.

Он протянул руку через стол, я подумал и позволил его холодным пальцам лечь поверх моих. Холодным. Анемия? Сердце не справляется с растущей нагрузкой? Вот про что я буду думать: про лекарства для Поттера. 

– Мне нужно будет в “Севлюс-Фарм”, в лабораторию. Нужны новые зелья, другие дозировки… 

– Не сегодня же?

– Нет, конечно, я своих сотрудников пугать не хочу. Завтра. Гарри, я знаю, ты никого не хочешь посвящать. Но я боюсь надолго оставлять тебя одного.

– Ты меня с собой зовешь?

Там Бентон. Бентон будет очень… фрустрирован. Но лучше Бентон охуеет, чем с Поттером что-то случится. Я кивнул, перевернул кисть ладонью вверх и обхватил пальцы Поттера своими, просто чтобы согреть. Он вздрогнул и уставился на наши руки. И покраснел. 

Поттер смотрел и смотрел на наши руки, будто я никогда раньше его не касался. А потом как-то отчаянно вскинул голову и взглянул прямо мне в глаза. Я ждал, когда он что-нибудь скажет, но Поттер не сказал.

Chapter 9: Севлюс-Фарм

Глава 9. Севлюс-Фарм

 

Я таскаюсь за Северусом, как Кричер - за мной, я за него боюсь. Вчера после обеда он позвонил водителю из своей компании, тот аппарировал в Мерилебон и отвез нас в Фетчем на машине Северуса. Всю дорогу косился в зеркало заднего вида, потому что мы сели рядом. И Северус снова “поплыл”. Я знаю, как это, со мной бывало, я знаю этот взгляд на три метра вперед, на самом деле - на три года назад. Или больше. Кто его знает, по каким эпизодам войны бродит Северус Снейп. Я взял его за руку. Похуй мне было на водителя, хоть все сотрудники “Севлюс-Фарма” тогда пялились бы на нас, я бы Северуса не отпустил. Не знаю, почему его накрыло, может, погода совпала, запах какой-то, свет, случайна фраза, да хоть боль в руке. Дома немного отпустило, а ночью впервые кричал не я, Северус. Метался и кричал: нет, нет, нет, нет. Не надо. 

Но теперь утро, и хмурый Северус мнет в пальцах сигарету, а потом выходит на крыльцо, не закуривает на кухне, и я плетусь за ним. 

Если с ним что-то случится… 

– Замерзнешь, - говорит Северус, и это первое после “утро, Поттер”, что он говорит мне. - Простудишься.

– Поговори со мной, - прошу я. - Давай, Северус. Это поможет, я знаю.

– Разговор с вами, мистер Поттер? Сомневаюсь.

– Прекрати, пожалуйста, - я стараюсь быть мягким и не обижаться. - Поговори со мной. 

– Об этом я с тобой говорить не буду, - резко отвечает Северус. 

Война, сраная война, она все еще с нами, она всегда будет с нами, наверное. 

– Ну окей, давай о другом. Что ты там вчера предлагал, поехать с тобой в “Севлюс-Фарм”? Давай поедем, я согласен. Все равно вчера твой водитель решил, что мы парочка, и сегодня вся фирма в курсе, что ты живешь с Поттером. Покажешь мне лаборатории. Я нихуя не пойму, но…

– Боишься оставлять меня одного?

– Да.

Он прикрывает глаза и вытаскивает вторую сигарету. Мне холодно, я прячу ладони под мышками, ветер снова со всех сторон, и дождь, а может, уже мелкий снег, особо не разберешь. Середина ноября. Темное, темное время. Тянет живот, я прислушиваюсь к ощущениям. Кажется, все нормально, хотя нихуя не нормально. 

Будто мое решение, принятое вчера, сделало беременность настоящей, существующей - теперь я ее осознаю, и мне это не нравится. Я бы предпочел сейчас приходить в себя в палате после операции. 

Но я не убиваю детей. Я и взрослых-то не люблю убивать, войну прошел без единой “авады”. 

– Гарри. Ты замерз, пойдем в дом. 

– А в “Севлюс”?

В доме тепло, но меня морозит. Я решаю об этом не говорить, не возьмет же с собой, и я тут на стенку полезу под присмотром Кричера, думая, как он там. 

– Гарри… 

Он разворачивается в тесном коридоре и касается моего плеча. 

– Если ты там появишься, группа, которая занимается твоими зельями, сразу поймет, для кого их варит.

– Схуяли? 

– Следи за языком, - вздыхает Северус. - Если я заказываю зелья для поддержания беременности у мужчины. И мы вместе. Как думаешь, к каким выводам они придут?

Они придут к выводу, что эти зелья - для меня. А как долго я теперь смогу прятаться? Еще сколько, три, четыре месяца просидеть у Северуса дома? Никуда не выходя. Будет же заметно. Будет же живот. И грудь. Больше. Во рту становится кисло, звенит в ушах, я трясу головой. А потом ребенок. Во что я ввязался, нахуя это мне надо? Позвонить Локку. Извиниться. И пусть проводит операцию. Как я жить-то буду? Об этом не подумал, герой? Не подумал о том, какой ценой ты спасаешь девочку? 

Я снова трясу головой. 

Мне пиздец. Репутации, работе, всему. Северус внимательно, сосредоточенно следит за мной, не убирая руки с плеча. Если что-то случится с ним, я один не справлюсь. Не из-за лечения, я просто один это все не вывезу. Мне хочется спрятаться под одеяло, ничего не видеть, не слышать, и очнуться через сколько-то там месяцев, свободным от всего этого: страшное закончилось. Плохого больше не будет.

– Тебя снова запишут в счастливые отцы, - говорю я, чтобы что-то сказать, раз уж он молчит. - Скандал будет на всю Британию. Люциус Мэлфой съест свою трость от злости, а Рон будет слать открытки с розовыми купидончиками и…

– Люциус свою трость не съест, ты его плохо знаешь, а Визли твоего я все-таки прикончу. Гарри, я не знаю, как нам жить дальше. Я не представляю, как нам выпутаться из этой ситуации, и не навредить тебе.

“Нам”. Мне нравится, когда он так говорит, я чувствую себя защищенным. В носу начинает щипать. 

– Возьму у тебя кровь и нужно позавтракать. 

На кухне он наполняет очередную пробирку, накладывает на нее чары стазиса и оставляет на столе - занесет в лабораторию сам. Делает бутерброды и кофе, задумчиво смотрит на мою чашку.

– Не уверен, что тебе можно кофе. Нужно проверить сердце, это огромная нагрузка. Гарри…

Я знаю, что он будет говорить: что я рискую. Я рискую, мне страшно, я злюсь на себя. 

– Можно, можно. Все с моим сердцем в порядке. Слушай, я понимаю, ты этого не хочешь. И снова повторю: ты не обязан. Ты сделал все, что мог, - в носу щиплет все сильнее, и горло перехватывает. 

Северус невесело улыбается одной стороной рта. 

– Поттер, естественно, я обязан. И давай закроем эту тему, будь так любезен. Я не пущу тебя на Гриммо, не оставлю одного. Да, мне не нравится, и я не согласен с твоим решением.

Я опускаю голову и смотрю в чашку. 

– То, что меня запишут в счастливые отцы, я как-нибудь переживу, поверь мне. Я переживал и не такое. А ты как дальше будешь жить?

Я вообще не уверен, что буду жить дальше, если честно. Что я это выдержу. Но говорить такое не собираюсь, я должен быть чертовски сильным и уверенным, а не размазней с подростковыми эмоциями. 

– Ну вот дальше и разберусь, - я стараюсь, чтобы голос не дрожал, и не получается. 

– Разберешься… ты, пожалуй, разберешься. Хорошо, поедем вместе.

Не верю своим ушам. Вместе поедем? Серьезно? Он вот так просто возьмет и предъявит меня сотрудникам?

– Ешь, - напоминает Северус, - я не собираюсь мотаться по всему Лондону в поисках подходящей еды, если ты снова проголодаешься. 

И я жую. А Северус только кофе пьет и снова смотрит куда-то мимо меня и мимо реальности. Но мне кажется, это уже не связано с войной.

 

***

 

Первым мы встретили Люциуса. Я уже настроил себя на все возможные неприятности, но, оказывается, про эту не подумал. 

“Севлюс-Фарм” расположен за городской чертой. Внешне, если честно, ангар-ангаром, синий сайдинг, белые окна, длинное одноэтажное здание в чистом поле. Нам не нужно больше одного надземного этажа: офис со всякими бухгалтерами и маркетологами, как и положено солидному учреждению, в центре Лондона, и там царит Люциус. А здесь - моя епархия. Над землей у нас виварий, “чистая комната”, библиотека, всякие технические помещения и небольшая оранжерея, конференц-зал и кабинеты, мой и начальников групп. Под землей - лаборатории, склады, где поддерживается необходимый микроклимат. Я в этот проект вложил всю душу и знания… И Люциус появляется тут крайне редко.

А сейчас он столкнулся с нами буквально на проходной: мы по одну сторону турникета, я собирался приложить к нему карточку, Люциус (трость, костюм, идеальная прическа) - по другую.

– Северус, мой дорогой друг! Мистер Поттер, мое почтение.

– Здравствуй, Люциус, - обреченно вздохнул я.

– Добрый. День. - выдавил из себя Поттер.

Гарри еще с утра был на взводе. Таскался за мной хвостиком, заглядывал в глаза, беспокоился. Я чувствовал себя несколько помятым, но вполне в контакте с реальностью, в отличие от некоторых неразумных гриффиндорцев, готовых покончить с собой таким замысловатым образом, как беременность. Нервничать Поттеру нельзя.

– Ну раз уж ты приехал, Северус, я, пожалуй, задержусь. Угостишь меня чаем?

Я приложил карточку к турникету, пропустил Поттера, а потом прошел сам. Поттер сутулился и отводил взгляд, наверное, жалел, что поехал со мной. Почему я снова пошел у него на поводу? Строже, строже нужно быть.

Секретаря у меня не было, и в кабинете я появлялся не так часто. Большую часть времени в “Севлюсе” я провожу в “раковой” лаборатории, под землей. Поэтому кабинет сложно назвать обжитым: стандартная офисная мебель, белые стеллажи. Чайник электрический. Я его включил, Поттер забился в угол дивана, а Люциус занял кресло. Я повернулся к другу спиной, якобы чтобы достать чашки и заварку. Люциус уже все понял, это очевидно. Как ни далек он от фармакологии и медицины, состав зелий, группа, которая ими занимается и Поттер здесь… 

– Задумались о карьере зельевара, мистер Поттер? 

– Эм. Н-нет. Нет. Я так. За компанию.

Балбес. Чайник щелкнул, я разложил пакетики заварки по чашкам и залил горячей водой. 

– Вот как, за компанию? - с живейшим интересом переспросил Люциус. - Северус решил показать вам свое детище? Северус, что же ты молчишь?

– Люциус, давай я потом тебе…

– Да-да, я это уже слышал. Так вы за компанию в лабораторию Тьюринга? 

Я поставил чашки на стеклянный столик. Люциус посмотрел на чай в пакетиках как на дохлого таракана. Поттер сложил руки на груди и сунул ладони под мышки. Сверкал очками: видимо, хотел сказать Люциусу гадость, но не представлял, какую. 

– Люциус, - проникновенно начал я, - я тебя очень прошу…

– Значит, к Тьюрингу. Северус, как ты это пьешь? Я пришлю тебе нормального чаю. 

Хотелось закурить, но при Поттере я решил больше этого не делать. Вот на этом диване, где сидит Гарри, собственно Тьюринг… Бентон. Во что же я ввязался, Зевс-Громовержец, куда делись мои мозги? Поттеровское слабоумие заразно?

– У себя в офисе выебывайся, - посоветовал я. - Я в кабинете бываю раз в три месяца, и мне обычно не до чаю. А чем, кстати говоря, мы, скромные ученые, обязаны твоему сиятельному визиту?

– Да все та же история с загадочным заказчиком, - безмятежно откликнулся Люциус. 

Поттер быстро взглянул на меня. Ну, мистер Поттер, вы сами этого хотели, не правда ли? Слабоумие и отвага - вот настоящий девиз Гриффиндора.

– И если я не ошибаюсь, поправь меня, Северус, заказчик сейчас в этом кабинете.

Я не нашелся с ответом. Поттер покраснел и отвернулся. Люциус поднял чашку, понюхал и поставил обратно. 

– Это не чай, Северус, это гнилая солома. И кто из вас двоих - отец?

Поттер гневно вскинулся, я вздохнул и сел рядом с ним. Вот кому в Аврорате бы работать - Люциусу.

– Совершенно не ваше дело, - начал Поттер, и я дотронулся до его колена.

– Никто, Люциус. Никто из нас не отец и не мать, очевидно, и мы не знаем, чей это эмбрион. 

Редкое зрелище: сбитый с толку Мэлфой. Он недоверчиво улыбнулся, склонив голову на бок. Потом улыбка пропала. 

– И как?.. Северус, скажи мне, пожалуйста, что ты шутишь. И я ошибся в своих предположениях.

– Не ваше…

– Гарри, просто помолчи, - попросил я. - И как, мы не знаем. Гарри похитили и подсадили чей-то эмбрион.

– Наши с тобой бывшие коллеги?

– Ну вряд ли члены Ордена Феникса… У аврората никаких зацепок.

Поттер пыхтел, как рассерженный ежик, но молчал. Люциус схватил чашку и отпил большой глоток чая. Закашлялся. Я ждал: мне нечего было больше сказать. 

– Срок? - наконец, выдохнул Люциус.

– Это не…

– Двенадцать недель, - перебил я. 

– Думаю, поздравлять вас не с чем? Мистер Поттер, я должен перед вами извиниться. Теперь я понимаю, чем вызвано ваше поведение.

Поттер дернулся, как от пощечины. А ты думал, это будет легко, Гарри? Это не будет легко. Это будет неловко и стыдно, и Люциус еще отлично держится, просто потому, что Мэлфои всегда отлично держатся. Жалостливые и брезгливые взгляды, непонимание, нездоровый интерес - вот что тебя ждет.

И это на фоне общего пиздеца со здоровьем.

– Я попробую что-то узнать, - внезапно сказал Люциус. - Если уж ваши коллеги, мистер Поттер, оказались бессильны, возможно, помогут мои старые связи. Только прошу не заводить на меня уголовное дело.

Поттер снова дернулся и еще больше скукожился. Люциус надел самую вежливую и сочувствующую из своих улыбок, но я смотрел на глаза - и видел, как он ошеломлен. Наверное, в первую очередь моим участием в этой авантюре.

– И что вы будете делать дальше, мистер Поттер?

– Рожать, - брякнул Поттер.

Второй раз за день я не без удовольствия лицезрел ошарашенного Люциуса.

– Но… позвольте. Это невозможно! Вы…

– Доносить ребенка до срока, когда он имеет шансы выжить, - перевел я. - А дальше - кесарево сечение. 

Задавать бестактные вопросы Люциус не стал, однако я сам понимал, о чем он думает: безумие. Гарри безумен, и я за компанию с ним сошел с ума. Приблизительно так оно и есть.

– Полагаю, это действительно не мое дело. - Люциус поднялся. - Даю вам слово, мистер Поттер, что я никому не скажу о том, что узнал. Хотя, учитывая ваш визит сюда, все об этом скоро узнают.

 

***

 

Группа Бентона Тьюринга занимала лабораторию 3-Б, как ее прозвали в “Севлюсе”, “Третья беременная”. Сейчас это название казалось мне совершенно не смешным, и Поттеру я говорить про него не стал. На третьем подземном этаже сновали лаборанты, и каждый, буквально каждый, пялился на нас. Девочки и мальчики в белых халатах, все как один - перспективные, умные, и все плюс-минус возраста Поттера. С кем-то он учился на одной параллели, с кем-то немного разминулся, кто-то закончил школу в другой стране, но все здоровались, и Поттер отвечал: кивал и заморожено улыбался. Я нервничал и злился. 

Наверное, тысячи раз я ходил этим коридором, хотя моя лаборатория на минус втором, на минус первом у нас “травма”, а на минус четвертом - вирусологи, туда лучше не соваться не только без защитных чар, но и без защитных костюмов. 

Я ходил сюда к Бену. Сначала - заглядывал к интересному собеседнику, коллеге. Потом - к другу. Потом… А после я нарушил неписаный (а может, и зафиксированный в договорах найма - этим Люциус занимается) этический кодекс “Севлюс-Фарма”. Да что там. Я старше по должности, и я ни при каких обстоятельствах не должен был заводить роман с подчиненным. 

Но это Тьюринг. Идеальный Бентон Тьюринг. Интеллект, юмор, манеры - очаровательная смесь надменности аппер-медиум класса (Бен магглорожденный, но из очень хорошей семьи), сухой интеллигентности человека науки. И развратности. Улыбка, растрепанные волосы, расстегнутая сорочка. Мне так повезло, казалось, повезло навсегда.

“Как ты мог? Северус, как ты мог? Чего тебе не хватало?”

Не знаю, Бен. Я почти не помню тот вечер, зато очень хорошо помню утро, беспорядок постели, незнакомого черноволосого юношу рядом и тебя в дверях спальни. У тебя же был свой ключ, и охранные заклинания тебя пропускали. 

Надежды на примирение не было и так: Бентон просто отказывался меня выслушать и не принимал извинений. А теперь я приведу с собой другого черноволосого юношу… Я покосился на Поттера. 

Блядь.

Тот же типаж.

Совпадение, не более того. Не более того? Может, я подсознательно хотел трахнуть несносного Поттера? 

– Ты чего? - шепотом спросил Поттер, уловивший изменения в моем настроении: от паршивого к архипаршивому. 

Нет, конечно. Просто совпадение. К Поттеру я испытывал совершенно другие чувства, далекие от эротики как Сатурн - от Земли. Он всю жизнь меня раздражал. Он меня бесил. Я его хотел прибить. Теперь хочу, чтобы мальчишка жил, и не более того. 

Бледный такой. Что мне делать с его гемоглобином?

И с Беном Тьюрингом?

Я приложил карточку к кодовому замку и без стука открыл дверь лаборатории. Белый коридор и двери на обе стороны. Личный кабинет Бентона (на плюс первом он, как и я, бывает нечасто) - первый слева. Вот тут я постучался.

– Войдите, - и голос у него идеальный, глубокий. 

Иисус, Святой дух и Юй-Ди, помогите мне. 

Бентон сидел за столом, заваленном распечатками. Золотой “Паркер” выпал из его пальцев и скатился на пол. 

– Доброе утро, мистер Тьюринг. Знакомьтесь, это Гарри Поттер. Мистер Поттер, это Бентон Тьюринг, его группа занимается разработкой известных вам зелий. 

Бен деревянно поднялся, обогнул стол, и пожал сжавшемуся в колючий комок Поттеру руку. 

– Рад знакомству, мистер Поттер, - безукоризненный тон.

– Да. Я тоже. Спасибо. 

Меня Бентон игнорировал. К счастью. Он указал Поттеру на стул, Поттер остался стоять. Он часто и шумно дышал, будто только что пробежал несколько километров в гору, и я даже отвлекся от мыслей про Бена. Нехорошо ему? 

– Вам нехорошо? - заметил Бентон.

– Тут. Немного. Душно.

– Присядь, - я подтолкнул его между лопаток. 

Поттер доковылял, немного пошатываясь, до стула и неловко сел. Бентон склонился над ним и, не спрашивая, схватил за запястье. Одновременно он смотрел на часы на левой руке. 

– Сто сорок. Синусовая аритмия.

Родители очень хотели, чтобы Бентон стал врачом. И он стал: одновременно маггловским врачом, зельеваром и колдомедиком. 

Бледное лицо Поттера блестело от пота. 

– Северус, не стой столбом. На пол его. Живо.

Я подхватил Поттера под мышки, стащил со стула и уложил на ковролин. 

– Я. Умираю?

Бентон склонился над ним:

– Дыши. Медленно дыши. Не умираешь, ты не умираешь. Всего лишь аритмия. Северус. В шкафу рубиновый флакон. Три капли на стакан.

Конечно. Конечно, у него были зелья. Я совершенно про них забыл. Я обо всем забыл, я, оказывается, стоял около Поттера на коленях. 

– И ты тоже дыши, - напутствовал меня Бен. - Гарри, сосредоточься на дыхании. Вот так. Не умираешь. 

Три капли на стакан. Запахло ментолом, остро и свежо. Естественно, в сердечные лекарства мы добавляем ассоциирующиеся с ними запахи - для магглов. 

– Сейчас я разрежу свитер. - ровно и спокойно говорил Бентон. - Так нужно. Гарри, ты меня слышишь? Не забывай дышать. 

– Н-не…

– Молчи и дыши. 

Я снова встал около Поттера на колени, а Бентон взмахнул палочкой, разрезая и свитер, и футболку под ним. Беззащитное андрогинное тело. Мне больно стало от того, что Бентон это видит.

– Дай ему лекарство.

Поддерживая затылок (волосы промокли от пота), я помог Поттеру приподняться и выпить розоватую жидкость. Глаза у Поттера были совершенно безумные, перепуганные. Полагаю, у меня были не лучше. 

Бентон наколдовал охлаждающее и еще какое-то заклятье, и воздух, вроде бы, стал свежее. 

– Сейчас стабилизируется. Гарри! Гарри Поттер, слышишь меня? Я врач. Сейчас все будет в порядке. 

Постепенно дыхание Гарри замедлялось, кожа розовела. Кажется, приступ длился целую вечность. Бентон снова замерил пульс и кивнул:

– Сто десять. Лежи пока, не шевелись. И дыши. 

Я с трудом перевел взгляд на Бентона, а тот посмотрел на меня. С презрением и брезгливостью, и, нет, не по отношению к мальчишке, который чуть не умер в его кабинете. 

– Я… - шепнул Гарри.

– Не разговаривай, лежи. Сто. Мистер Снейп, когда делали кардиограмму? Почему я ничего не знаю о приступах аритмии? Была консультация профильного специалиста? Кто лечащий, Локк? 

Конечно же, он знаком с Базом Локком. Третья беременная и ведущий акушер-гинеколог “подшефной” клиники не могут не сотрудничать.

– Локк, - согласился я. - Делали четыре дня назад, кардиограмма была без патологий. Это первый приступ, Бентон.

Меня одолела слабость, стало тяжело стоять на коленях и я сел рядом с Поттером. Гарри сосредоточенно дышал. В этот момент мне похуй было на Тьюринга, Локка, на весь мир. 

– Но не последний, - мрачно проронил тот. - Гарри, не болит сердце? В груди не давит?

– Нет, - прошептал Поттер. - Спасибо. Нет.

– Отлично. Лежите. Умеете вы, мистер Снейп, устраивать сюрпризы. Могли бы предупредить. А собственно, чем обязан? Сначала мистер Мэлфой, теперь вы. 

– Нужно скорректировать план лечения. Дозировки, соответственно сроку. И продолжить терапию.

Бентон поднял на меня неверящий взгляд.

– Продолжить? Мы говорили о двенадцати неделях, а сейчас… На сколько продолжить?

– До конца, - выдохнул Поттер.

Лицо Бентона выражало нашу общую мысль: “До вашего конца, мистер Поттер”. 

– До минимального срока, когда плод будет жизнеспособен. Я принес кровь. Бен, если какие-то анализы…

– Сегодня кардиолог. - Отрубил он. - Потом мне пришлешь кардиограмму… Это может быть следствием анемии. А может быть последствием приема эстрогенов, увеличением объема крови, стресса. Был стресс?

Да у него вся жизнь сейчас - стресс. 

– Был Люциус Мэлфой, - ответил я за Поттера. - И кофе.

– Северус Снейп, я считал вас не настолько безответственным. Гарри, не вставай, не надо. 

Как ни странно, к нему Бентон обращался мягко, чуть ли не ласково - наверное, сказывался профессионализм, а может, Гарри в его нынешнем виде невозможно не сочувствовать. Гарри попытался прикрыться, стянуть на груди свитер, я снял пиджак и накрыл его. Нечего Бентону пялиться. 

– Что еще беспокоит? Боль в костях? Запоры? 

Поттер покраснел и спрятал лицо в ладонях.

– Я врач. Я составляю зелья для поддержания вашей жизни. Гарри, меня не стоит стесняться. Но я могу попросить вашего спутника выйти.

– Не надо. Ничего. Ничего не беспокоит. Я Локку говорил.

Врет же. Наверное, мне правда стоило выйти, может быть, он именно при мне не хотел обсуждать свои проблемы. Я вообще заметил, что Гарри пытался не показывать мне, насколько ему плохо. Настроение - о, да, его он не контролировал. Но слабость, вероятно, боль, а может, и приступы аритмии скрывал. Я сделал попытку подняться, и Поттер в меня тут же вцепился. 

Бентон покачал головой, вздохнул, встал, отряхнул колени и отошел к столу. Сейчас он спросит, кто родители эмбриона, и будет подразумевать, что сперматозоид там мой. 

Бентон молчал, и я подумал, что больше никогда он не спросит у меня о чем-то личном, выходящим за рамки работы. Он уверен, что я обманул его, когда мы говорили по телефону в самом начале этой авантюры. Он совершенно неправильно понял то, как Гарри за меня цепляется - Поттеру просто страшно, невыносимо страшно, он всегда так делает, когда пугается. 

– Садись понемногу, Гарри, - Бен уже взял эмоции под контроль. - Мистер Снейп, помогите. Очень медленно. Голова не кружится? Дышишь свободно? 

– Не кружится. 

Я сидел на полу, Поттер - между моих ног, привалившись к груди спиной и прижимая к себе мой пиджак. Совершенно однозначная поза. 

– Гарри… Ничего, что я на “ты”?

– Нормально.

– Гарри, я не буду спрашивать, почему ты не в стационаре. Но тебе нужно быть под постоянным контролем. Тебе нельзя оставаться одному… 

– Я не остаюсь. 

– Хорошо. Нужно проинструктировать людей, которые рядом с тобой, на случай таких приступов.

Он специально к этому подводит. Бентон хочет знать, вместе ли мы - и не может спросить прямо, это невежливо, он не смешивает рабочее и личное. Мне от этих танцев стало тошно.

– Бен, я круглосуточно рядом с мистером Поттером. Инструкции можешь озвучивать сейчас.

Спросит? Нет, конечно.

– Отлично. Я дам зелье. Дозировку вы запомнили, мистер Снейп? Три капли на стакан. Сделаете кардиограмму, пришлете мне результаты, попробуем с коллегами подобрать что-то для профилактики…

– Думаю, мистер Тьюринг, это я могу и сам. Я все же зельевар.

– Я придерживаюсь мнения, мистер Снейп, что ученый, подбирающий состав лечебного зелья, должен подходить к этому с холодной головой. А мне сейчас хочется дать вам успокоительного. И тоже отправить делать кардиограмму. 

Отлично. Давно меня не отчитывали как мальчишку собственные подчиненные. 

Поттер неловко заерзал. Он эмоции считывает влет, и сколько бы Бентон их не прятал, естественно, уже сообразил, что собеседник в бешенстве. 

– Отлично, мистер Тьюринг, тогда положусь на ваш профессионализм. 

– Благодарю, мистер Снейп. Также мне понадобятся анализы мочи, нужно контролировать почки, кала. И разрешение на работу в паре с Локком.

– Он под непреложным обетом. 

– Тогда снимите с него непреложный, пожалуйста. Хотя бы в отношении меня. У вас есть какие-то вопросы, Гарри? Мистер Снейп?

Наверняка, у Гарри были вопросы. У меня не было. Я не мог спросить: “Бен, почему ты мне не веришь?” - у него имелись на то причины. Я не мог спросить: “Бен, почему ты думаешь обо мне так плохо?” - и на это у него были причины. “Бен, почему ты не простил меня?” А кто бы простил, Северус Снейп?

Гарри снова неловко заерзал. 

– Это, с сердцем. Повторится? 

– Мы попробуем этого избежать, Гарри. Но риски очень высокие, не хочу вас обманывать. Попробуйте встать.

Я помог Гарри встать, и он натянул и застегнул мой пиджак. В плечах велик, и рукава болтаются. Таким я его видел в школе, в одежде с чужого плеча и на несколько размеров больше. Заморыша, который не сдавался, он и сейчас не сдавался. 

– Голова не кружится?

– Нет.

– Давайте пульс еще раз проверим. Девяносто. На верхней границе нормы. Мы с вами договорились, мистер Снейп? Насчет анализов и Локка?

– Безусловно, мистер Тьюринг. Благодарю вас.

– Спасибо, - сказал Поттер.

Я подогнал пиджак по размеру, чтобы он выглядел более-менее прилично. Мне нечего было спросить у Бена, и нечего было ему сказать. Я мог попытаться защитить себя, мог выложить правду - мне бы не поверили.

Поэтому я просто ушел, поддерживая Поттера.

Уже в машине (я открыл окно, чтобы было побольше кислорода) Поттер спросил:

– За что он тебя ненавидит? 

– Он меня не ненавидит.

– А если правду?

– Он меня не ненавидит, - снова соврал я.

Notes:

Буду ооооочень рада вашим кудосам и комментариям, а то у меня кризис середины романа (не на этой главе, на 17, я быстро пишу). Вы меня очень поддержите и простимулируете не бросать! Если вам интересно и нравится, конечно

Chapter 10: Рождество

Notes:

Спасибо огромное за поддержку, очень важно понимать, что тебя читают и что сюжет я все-таки вытягиваю, хотя ни детектива, ни боевых сцен (да и сексуальных) здесь нет. Очень-очень рада комментариям и кудосам!
Ну и ловите новую главу. Как вы понимаете, с джинглбеллзом у меня плохо ;)

Глава 10. Рождество

 

Во всех книжках пишут, что ребенок слышит голос матери и реагирует на него. Я представляю, как счастливая женщина (ну вот та же Джинни) кладет на живот руку и ласково обращается к малышу. Я не могу положить руку на свой живот - он сдвинутый на левый бок, и он отвратителен. Меня тошнит, когда я на него смотрю. Меня вообще тошнит. Изжога, пресловутые запоры, когда кажется, ты сейчас еще поднатужишься и разорвешь себе задницу. Сиськи и живот. И холодно.

Я, кутаясь в плед, с которым не готов расстаться, спускаюсь вниз и встречаю Кричера. За окном гостиной снег - не романтический рождественский снегопад, а ебаная метель. Кричер кланяется, у него редкий момент просветления, старик последние две недели блуждает в прошлом, и меня не узнает. Я бы тоже себя не узнал. 

– Хозяин Гарри… Скоро Рождество, хозяин Гарри. Кричеру украсить дом?

Интересно, он понимает, что мы не на Гриммо?

– Когда Рождество? - тупо переспрашиваю я.

Часы на стене показывают половину второго. Я спал после завтрака, и поспал бы еще, но лежать на животе невозможно, на боку - неудобно, и ноги дергаются будто сами по себе, хочется ими шевелить. 

– Послезавтра сочельник, хозяин Гарри. Кричеру украсить дом? 

Я так любил этот праздник в Хогвартсе и после войны. 

– Не знаю, Кричер. Я спрошу у Северуса. Где он?

– Полукровка в лаборатории. 

Кричер не может чопорно поджать губы, но слегка выпрямляется и задирает нос. Я бреду в подвал, едва не наступая на края пледа. Резинка спортивных штанов давит. Живот очень чувствителен к любому давлению. 

Северус, сверяясь с распечаткой (значит, Тьюринг прислал дополненный рецепт) и, одновременно, со своим ежедневником, отмеряет что-то темное по капле в котел. Я тихо сажусь в уголке, чтобы не мешать.

По сравнению с последними двумя неделями предыдущие двенадцать - ерунда. Локк говорит, что девочка быстро растет. Северус говорит, что еще немного, и зелья станут ядом. Тьюринг не знаю, что говорит, я его больше не видел, и догадываюсь, почему. Очевидно, почему. 

Считаю капли. Они тяжелые, вязкие. Одиннадцать. Северус отточенным движением убирает пробирку с жидкостью и закупоривает, помешивает: трижды по часовой, пять - против, уменьшает огонь, смотрит на часы, и через несколько секунд огонь прибавляет обратно.

Что это он варит? 

Еще полминуты, и он быстро снимает котел с огня. И будто только сейчас замечает, что я тут.

– Как ты? - спрашивает Северус вместо приветствия. 

Я пожимаю плечами. А смысл отвечать? Он сам видит, как я. 

– Секунду, - он накладывает на котел охлаждающие чары. - Ты после завтрака не ел?

Нет, не ел. Есть мне вообще не хочется, мне жить не хочется. 

– Отлично. Значит, сейчас выпьешь зелье.

– Оно от чего? - вежливо спрашиваю я.

Вообще пофиг, от чего оно. Я пью зелья от всего. И еще кальций и препараты железа. И снова железо и кальций. И мерзкую, будто мел в воде разболтали, жидкость от изжоги. Она не помогает. 

– Общеукрепляющее, - уходит от ответа, вижу же, что уходит, Северус. - Тонизирующее.

– А.

Я высовываю из-под пледа руку, Северус набирает полфлакона зелья и дает мне. Я пытаюсь не пролить. Тремор. Северус забирает флакон и подносит к моим губам. От заботы, такого простого и естественного жеста, мне хочется плакать. Я глотаю жидкость и отчетливо различаю привкус крови.

Вот, что он добавлял. Кровь.

– Магия крови, - сообщаю я очевидное, - запрещена указом номер 1567 Министерства магии “О противодействии распространению Темных искусств”. Три года Азкабана минимум. Без конфискации. Кровь моя? 

– Нет, Гарри, Кричера. Естественно, твоя, - он уносит флакон в мойку. - Три года, говоришь? В одиночной камере? Книги, тишина и никаких посетителей?

– Обойдешься. Мы с Кричером будем тебя навещать. А какое заклятие использовал для активации?

– Три года, аврор Поттер, за само знание, полагаю, этих заклятий, - напоминает Северус. - Стандартный заговор на живую кровь, плюс ритуал середины лунного цикла, и familia auxilium.

– Ритуалистика природных циклов и родовая магия! Лет на пять потянет. И помощь какого рода ты призвал?

– Твоего. Певереллов. Ну как? Чувствуешь действие?

Я прислушиваюсь к себе. Уже не так холодно, это точно. Вытягиваю руку - не дрожит. И неверяще смотрю на Северуса. Если кто-то узнает, я готов отсидеть за него пять, семь, десять лет.

Северус улыбается, мягко, немного грустно.

– Будем надеяться, облегчит твою жизнь хоть на несколько недель. Пойдем? 

Плед я снимать не хочу. Он не только защищает меня от холода, он еще и прячет “фигуру”, он закрывает живот. Не стоит думать о животе, но и не думать не получается, он какой-то отдельный от меня, как приклеенный. Своей жизнью живет.

Северус касается моей руки, когда мы поднимаемся по лестнице. Скорее всего, случайно. Уже на кухне, накрывая на стол (приходится все же убрать плед), я вспоминаю о словах Кричера.

– Послезавтра Рождество. Кричер хочет украсить дом.

– Головами своих предков или портретом леди Вальпурги? Ты хочешь праздновать? 

Да, конечно. Позвать всех друзей, а, погодите, у меня нет друзей, у меня только одна подруга - и та в Австралии. У меня только Северус и Кричер. Вот и вся моя семья. Мне достаточно.

– А смысл? Ну, можно поставить елку. 

И омелу, обязательно украсить потолок омелой, чем гуще, тем лучше. Размечтался.

– Хорошо, - откликается Северус, - давай поставим елку. Хотя обычно я встречаю Рождество у Люциуса.

Он хочет пойти туда и оставить меня одного на сочельник? 

– Мы можем пойти туда, можем остаться дома. Как ты решишь, Гарри, меня устроят оба варианта.

– Вместе пойти?

Последнее “вместе пойти” куда-то, кроме магазина, аптеки, пиццерии и клиники, закончилось для меня сердечным приступом. Я натурально думал, что умираю, и меня спас бывший парень Северуса, не нужно быть даже аврором, чтобы это понять. Поэтому к “вместе пойти” я отношусь с некоторым предубеждением, а “вместе пойти” к Мэлфоям - явно не моя мечта. Там будет толпа слизеринцев и бывших пожирателей, Драко и сам хозяин дома. Вот уж праздник. Мечта, а не праздник.

Северус хмыкает.

– Полагаю, в гости ты не хочешь, так?

– А как ты себе это представляешь? Может, мне еще беременную фотосессию сделать?

– Гарри. Поверь, ничего не заметно, когда ты в свободной одежде. Это только в твоей голове.

– Это только у меня на теле выросло, - зло парирую я. - Я его постоянно чувствую. Живот. И он растет.

– Гарри…

Я знаю, что он скажет дальше. Я не хочу это слушать, и Северус знает, но все равно говорит, конечно.

– Операцию можно провести на любом сроке.

– Она уже совсем человек. Девочка. Я не стану. И не говори мне про это. 

Со звоном откидываю вилку, отодвигаю стул и ухожу на диван, становится немного стыдно. Истеричка. Северус остается сидеть за столом и нехорошо прищуривается.

– Лучше будет, если вы умрете вместе, Поттер?

– Я еще раз прошу тебя об этом не говорить.

– Тебе хуже, чем ты мне показываешь. И хуже, чем ты мне говоришь. И, заметь, Поттер, я вынужден наблюдать за тем как мой… руммейт себя медленно убивает. А дальше тебя будут убивать мои зелья.

Я не хочу ссориться. И не хочу быть “руммейтом”. И плакать не хочу. Я ничего не хочу из того, что со мной происходит, кроме жизни вместе. Спать с ним в одной постели, обнимая и не думая про живот. Готовиться к Рождеству без привкуса стыда и смерти. Уходить на работу и приходить с работы. Наверное, Северус что-то замечает, и меняет тему.

– Значит, мы отмечаем Рождество здесь? Тогда нужно купить всякую праздничную дребедень. У меня ничего нет.

Ну конечно, где он, а где стеклянные шарики и ароматные свечки. Темный маг, которого не смущают запрещенные ритуалы… и беременный, уродливый аврор с синяками под глазами и пигментными пятнами на щеках. 

Обидно. И то, что он говорит, и то, что со мной происходит, несправедливо и обидно. Мне кажется, что и шарики будут ненастоящими, и Рождество - подделкой. У меня украли магию, радость и тело. 

И тут в животе происходит что-то непонятное. Щекотное. Будто меня касаются изнутри. Я от неожиданности подпрыгиваю и вскрикиваю, и Северус тут же кидается ко мне.

– Что? Гарри? Что?

Прислушиваюсь к себе и снова чувствую касание. Оно легкое, будто в животе бурчит, но это не газы. 

– Она шевелится, - тихо говорю я.

– Ты еще не можешь этого чувствовать, только четырнадцать недель, а шевеления плода ощущаются с шестнадцати недель…

– Но я чувствую. Она там шевелится. 

Ужас накатывает липкой волной. В ушах звенит, перед глазами все плывет, мир дрожит и рассыпается, и я оказываюсь в нигде. И “меня” никакого нет. Актер, играющий меня, говорит:

– Она меня трогает. Изнутри.

Актер, играющий Северуса, спрашивает:

– С тобой все в порядке? 

Актер, играющий меня, трогает пальцем живот в том месте, где шевелилось. Но снаружи ничего не ощущается. Тогда актер, играющий Северуса, вдруг спрашивает:

– Можно? - и протягивает к животу руку.

Сцена: кухня с фисташковыми шкафчиками. Стулья возле круглого стола. Оба отодвинуты. Остатки еды на тарелках: ростбиф и картофельное пюре. Диван, скомканный плед валяется на краю. Посередине сидит актер, играющий меня. Актер, играющий Северуса, стоит передо мной на одном колене. И тянется к животу. Актер, играющий меня, ничего не отвечает. Актер, играющий Северуса, касается живота. Кладет на него всю ладонь, теплую даже через свитер. И хмурится, ждет. 

Снова щекотка изнутри, и меня выбрасывает в реальный мир, задыхающегося от страха. Северус поднимает удивленный взгляд:

– Ничего не чувствую… Гарри? 

Она там. Она там внутри. Не картинка или живот, будто отдельный от тела. Девочка там внутри щупает меня. Северус все еще прижимает ко мне ладонь и будто прислушивается. И что-то на его лице. Я не понимаю, что, просто цепляюсь всеми мыслями и всеми чувствами за Северуса. Растерянность? Удивление? Благоговение? Но не злость. 

Этого слишком много для меня. Я хочу снова в ничто и не существовать. Я не хочу в этом участвовать. 

А он живот вдруг гладит. Совсем слегка. И, смутившись, отдергивает руку, встает и отходит к кухонным шкафчикам.

– Успокоительного, Поттер? На тебе лица нет. Гарри, ну чего ты снова испугался? - 

Светло-зеленый флакон у моих губ. - Это вполне ожидаемо. Пей, Поттер, еще не хватало, чтобы ты от переживаний упал в обморок.

Я послушно пью и через несколько мгновений могу дышать и соображать. Ну да, конечно, вполне ожидаемо. Во всех книгах по беременности так пишут. У Северуса все еще сложное лицо, которое я не могу разгадать. 

 

***

 

Ночью я написал Гермионе Грейнджер, подсмотрев адрес в электронной почте Гарри - он не разлогинился на сайте. Гарри давно спал, двери в кабинет и спальню я оставил приоткрытыми, а Кричеру приказал следить. Хоть в этом на старика можно положиться. Этого моего приказа он ослушаться не смеет.

“Здравствуйте, мисс Грейнджер.

Извините, что беспокою вас. Это Северус Снейп, и письмо касается Гарри Поттера. Он не знает, что я его пишу”.

Я долго подбирал слова, даже покурил у открытого окна, чего не делал давным-давно. Две недели не делал, а кажется, целую вечность. 

Как поступит Гермиона Грейнджер? Хотя бы напишет или приедет. Мне казалось, так будет лучше. Гарри переживал беременность в полном одиночестве, если не считать меня и Кричера, и ему тяжело дался разрыв с Роном, хотя Гарри старался этого не показывать. Но его замкнутость. Депрессивное состояние. Его попытки храбро справляться со всеми проявлениями - очевидно, неудачные. Сегодня он перепугался насмерть, а я уже изучил все оттенки его страха. 

Перепугался шевелений плода. Девочки. Когда я дотронулся до живота и ничего не почувствовал, я окончательно осознал реальность этого ребенка, который или умрет вместе с Гарри или, чудом, родится. 

“Как вы, наверное, уже узнали из писем Гарри (я их не читал, хотя адрес вашей электронной почты узнал из его аккаунта), последние полтора месяца мы живем вместе. Хочу вас сразу заверить, что мы не любовники, что бы ни думал по этому поводу мистер Визли. 

Гарри нуждается, как вы, опять же, знаете, в моей помощи, но речь не идет о темном заклятии. Я надеюсь, мисс Грейнджер, вы читаете это сидя. Речь идет о беременности - недобровольной, естественно”.

Мерзко раскрывать чужие секреты, но я половину жизни только этим и занимался, передавая информацию от Дамблдора к Волдеморту и обратно. Поэтому я задвигаю совесть подальше и продолжаю. Я выкладываю всю историю Гарри Поттера за последние 14 недель. 

“Сегодня Гарри почувствовал шевеления плода. Я уверен, что он не будет делать операцию (и не отказываюсь от своих намерений при встрече убить вашего бывшего супруга). Не прошу вас переубедить его. Но буду рад видеть вас в своем доме. Мне кажется, Гарри сейчас необходима дружеская поддержка, а я не тот человек, который может ему это дать. Естественно, я оплачу расходы на дорогу”. 

И нажал “отправить” прежде, чем успел передумать. Посмотрел на пустую папку исходящих. Письмо ушло. В Австралии сейчас день, разница с Британией - десять часов. Возможно, когда утром я проснусь, она ответит. Я прочитаю это письмо, а потом мы с Гарри поедем в универмаг покупать праздничную поебень, и это хоть немного растормошит его. С этими мыслями я вернулся в постель, и Гарри, не просыпаясь, прижался к моей спине всем телом, выпирающим животом тоже. Я и почему-то ожидал, что девочка будет пихаться и я почувствую это, но она, наверное, спала.

 

Сочельник мы провели совсем не так, как планировали, когда украсили елку и Гарри составил праздничное меню - он даже выпросил у меня разрешения выпить немного (полбокала) вина, и не успел его выпить. Приготовить праздничный стол тоже не успел.

Гарри рвало кровью, я аппарировал в клинику с ним на руках. Кровь на губах и подбородке. Остановившийся, внутрь обращенный взгляд. Трясущиеся губы. Он был бледный, как лист бумаги, только пигментные пятна на щеках выделялись. И доктор Локк, и Энтони Трасс, и незнакомый мне гастроэнтеролог вынуждены были “праздновать” в больнице, среди капельниц. Безучастный Гарри смотрел в потолок, я метался по палате, пока меня не выгнали. Я знал: он умирает, ему не дожить до утра, и девочка в нем умирает. Она представлялась мне отчетливо и ярко: крохотный, десять сантиметров в длину, младенец с едва оформившимися чертами лица и прозрачной кожей, через которую видно сосуды. Господи Боже, святой Николай, святой дух, Иисус и Аллах. Я кому-то молился, может быть, в голос, сидя на стуле в коридоре. Мне сунули в руку пластиковый стаканчик. В нем плескалась черная жидкость и отражалась длинная лампа дневного света, а Гарри умирал один, среди врачей, и девочка билась в нем в судорогах. Может быть, мои зелья стали для него, для них обоих, ядом. Может быть, они растворили внутренности Гарри, как тех магглов. И добрались до девочки.

Я все молился: не надо, не он, не она, не надо. Я убивал детей, но не этого ребенка. Я убивал многих, но при чем тут Гарри, он же практически святой, если догнала та самая карма, пусть догоняет меня. Не надо. Пусть она живет, они оба. 

Я вспомнил Гарри совсем маленьким, плачущим в кроватке, и труп Лили.

“Лили. Если они оба выживут, пусть будет Лили”.

Все странно смешалось в голове, все мои чувства, и нежность, и страх потерять, и восхищение, да, восхищение стойкостью Гарри, и злость на него за эту стойкость, он же скрывал симптомы, паршивец, обманывал меня. И ужас, который я чувствовал лишь несколько раз в жизни: когда зашел в разрушенный дом Лили. Когда Гарри сорвался с метлы. Когда обезумевший оборотень рвался к нему. Когда Гарри стоял над раненым Драко. Когда я очнулся в Мунго, и не знал, жив ли он. Когда Гарри…

– Северус! - Энтони вышел из палаты, и я поднялся навстречу, чтобы услышать страшное. 

Хотел очистить разум и встретить новость стойко. Мысли разбегались, и осталась только одна: нет. Нет. Нет. Нет.

– Это раздражение слизистой, наверное, из-за лекарств или от излишней кислотности. С ним все хорошо, насколько это возможно. С плодом тоже.

Я отодвинул его и, на негнущихся ногах, зашел к Гарри. Сел на его кровать. Неловко погладил по руке. А потом нагнулся и обнял. Спасибо. Кому я там молился? Всем спасибо. Может, Санта пролетал в этот момент над клиникой и выронил такой вот подарок: две жизни.

Гарри погладил меня по голове слабой рукой. 

– С Рождеством уже, наверное? Северус, ты что, плачешь?

 

Гермиона Грейнджер прилетела в час дня двадцать пятого декабря, когда мы уже вернулись домой.

Chapter 11: Гермиона

Notes:

В честь пятницы - держите новую главу!
Хочу сказать, что критические комментарии - когда вы пишете, что что-то в сюжете не ясно, а что-то недораскрыто - это просто СУПЕР! Так как текст в процессе, я могу тут добавить, там убрать дальше по сюжету, и качество растет. Обычно такие штуки решаются уже потом, когда редактируешь, и бывает конкретное "бля, почему они не полетели на орлах")))))

Глава 11. Гермиона

 

Я не успел положить подарок под елку - серебряный портсигар, в который, как в сумочку Гермионы, можно впихнуть хоть блок сигарет. Мне кажется, несолидно совладельцу “Севлюса” ходить с мятой пачкой в кармане. 

Мы приезжаем домой только утром, когда меня выпускает Локк (как всегда, недовольный тем, что я не желаю спокойно лежать в палате), и по дороге не говорим о ночи на Рождество. Мы об этом вообще не говорим. Мне хочется спросить, почему Северус плакал, о чем он думал, но я не решаюсь, а сам он к событиям не возвращается. Он хмурый и сосредоточенный, между бровями складка, и уголок губ иногда дергается, и я не представляю, как это трактовать. Но Северус не сердится. По крайней мере, на меня.

Когда я блевал кровью, было страшно. Я думал, умираю, и мне совсем не хотелось умирать. Так странно: я никогда не боялся смерти, мы с ней всю мою жизнь знакомы, старая приятельница. Я не хотел умирать, потому что Северус. И когда это все закончится, можно попробовать… ну хотя бы попробовать. Остаться с ним. 

Дома я растекаюсь медузой по дивану, кажется, я скоро врасту в диван, Кричер уныло трясет ушами и хоботом, не понимает, почему на сочельник нас не было дома, а Северус поднимается наверх, и его нет довольно долго. Я приказываю Кричеру принести портсигар из моей комнаты. Хотя какая она моя, я там почти не бываю. 

Наконец, Северус возвращается с маленьким праздничным свертком в руках. В этот год больше никто не присылает мне подарков, ни Гермиона, Луна, ни Невилл, ни, конечно же, Рон, ни даже миссис Визли. Я пропал из их жизни, и они про меня забыли. Мне становится горько и обидно, и я до слез благодарен Северусу за этот сверток, который я тут же распаковываю. 

Я думаю, он подарил мне книгу. Но там не книга, а продолговатый бархатный футляр, и когда я его открываю, вижу небольшой кулон на серебряной цепочке. Прозрачно-голубой неограненный камень в простой оправе. Я осторожно вынимаю украшение, не понимая, что это.

– Портключ, - почему-то смущенно говорит Северус. - Если ты сожмешь его в руке и произнесешь мое имя, он перенесет тебя ко мне. 

Ого. Я про такое читал, и знаю, что артефакт, который дарит мне Северус, тесно связан с Темными искусствами. Как минимум кровь, моя и его, и несколько незаконных заклинаний. Но я не озвучиваю ни это, ни срок за изготовление и использование, а надеваю кулон и прячу под свитер.

– Спасибо.

Северус кивает, и разворачивает мой подарок. Вертит в пальцах и вдруг улыбается.

– Спасибо, Гарри. 

Мы завтракаем, я уползаю поспать, оставляю дверь открытой, это чтобы докричаться до Северуса, если станет плохо, а просыпаюсь от знакомого звонкого голоса внизу, и думаю, что у меня начались галлюцинации.

– У вас очень милый дом, профессор.

– Спасибо, мисс Грейнджер. Можете звать меня по имени или по фамилии, как вам будет удобнее.

– Тогда зовите меня Гермионой, Северус. 

– Отлично. Хотите кофе? Чай? Или, может быть, вы устали с дороги…

– Сначала я хочу увидеть Гарри. О, здравствуй, Кричер!

– Молодая госпожа… не помню как зовут… добрая к Кричеру… - бормочет старик. - Здравствуйте, молодая госпожа…

– Грейнджер. 

Галлюцинации. Я аккуратно спускаюсь вниз. Скажу об этом Северусу, и мы снова выдернем Локка из объятий семьи…

Она стоит посреди нашей гостиной. Такая же, как была три месяца назад, когда мы прощались: непослушные каштановые волосы, свитер грубой вязки. Она совсем не изменилась. Отлично, у меня и зрительные галлюцинации… и тактильные: Гермиона, взвизгнув, кидается ко мне, сжимает в объятиях.

Я смотрю на Северуса поверх ее плеча. Северус отворачивается и делает вид, будто его интересует вид за окном.

– Гарри… ох, Гарри… я так рада тебя видеть! Ты… - она отстраняется и рассматривает меня, и продолжает уже не так уверенно. - Хорошо выглядишь.

Не могу сдержать смеха. Хорошо? Ну по сравнению с несвежим трупом ничего так. 

– А как ты здесь оказалась? 

Я догадываюсь, конечно, как. Всегда нужно разлогиниваться и стирать историю браузера, если пользуешься чужим компьютером.

– Ну… - она смущается.

– Мисс Грейнджер пригласил я, Поттер. Мне показалось, что так будет лучше. 

Предатель.

– Гарри, но так реально лучше! Я безумно скучала! И почему ты не сказал мне правду? Я же не Рон! Я… я за тебя беспокоюсь. Ты мой лучший друг. 

А ты - мой единственный друг, Гермиона. Теперь я ее обнимаю. Северус коротко кашляет, привлекая внимание.

– Чаю, мисс… Гермиона?

– Да, спасибо! Так отвыкла от холода. 

– Гарри, а ты будешь чай?

Не могу решить, сердиться на него или нет. Его никто не просил писать Гермионе, более того, я просил никому не говорить. Но может, так действительно лучше?

– А что именно ты написал? - интересуюсь я.

– Все. - коротко отвечает Северус. - За исключением интимных деталей, естественно. 

Решил за меня. Ненавижу, когда за меня решают, когда с моим мнением не считается.

– Северус правильно сделал, Гарри. Я бы никогда не простила себе, если бы не была с тобою сейчас, когда тебе сложно. Понимаешь? 

Не хочется перед ней затевать скандал. Я встречаюсь взглядом с Северусом, и мне кажется, будто он готов извиниться.

– Извини меня. - да, действительно готов. - Я не должен был решать за тебя, но не мог этого не сделать.

“Ради твоего блага, Гарри”, ну да, конечно.

– Так ты будешь чай? 

Я молча киваю. Нужно Гермиону чем-то накормить, и на кухне я долго изучаю содержимое холодильника, хотя отлично знаю, что там лежит. Я просто не могу решить, что с ним делать, с Северусом. Обижаться? Как-то глупо, все равно ни к чему не приведет. Гордо удалиться на Гриммо? Мы оба понимаем, я этого не сделаю. И при Гермионе я не буду ему объяснять, почему никогда, ни при каких обстоятельствах, нельзя за меня принимать решения. Ну, кроме тех, которые прописаны в доверенности.

– Остановитесь у нас, Гермиона? У нас есть свободная комната.

“У нас”. Он сказал: “У нас”. У нас!!! 

– Нет, я поеду домой. Мы же не продали дом, я должна была вернуться, просто не планировала так скоро. 

Я делаю бутерброды и с облегчением, болит крестец, сажусь за стол. Северус приносит чай. “У нас”. Он сказал это не мне, а Гермионе. То есть, постороннему человеку. 

Сославшись на срочную работу, Северус нас оставляет, и я рассказываю Гермионе действительно все. Все-все, и про мои кошмары, и про вчерашний вечер, и про то, как не могу на себя смотреть, и про девочку. Я говорю сбивчиво и долго, а Гермиона слушает и не перебивает. Когда словесный поток иссяк, она спрашивает:

– Так вы действительно пара?

Пара? Я качаю головой. Нет, мы не пара. 

– Но вы живете вместе, спите вместе, и…

– Мы просто спим, Гермиона, в одной постели. Посмотри на меня. Думаешь, что-то еще может быть?

Она действительно меня рассматривает.

– Но ведь дело не во внешности, Гарри. Он не красавец, а ты по нему со школы сохнешь. 

– Он очень красивый, - возражаю я, - и дело не в этом!

– Вот видишь! 

– Но мы не пара. 

Она, кажется, не верит. 

А после возвращается Северус и мы провожаем Гермиону, которая обещает прийти завтра.

 

***

 

Неизвестно, о чем они говорили, но Гарри весь вечер смотрел на меня задумчиво и отстраненно. Сперва я думал, он обижается, однако, он не заговаривал о моем решении позвать Грейнджер, и о вчерашней ночи не заговаривал. Отрешенный и задумчивый Поттер вызывал у меня подозрения: ему не свойственно ни то, ни другое. 

Я устроился на диване с книжкой. Рождественская елка мигала пошлейшими огоньками, на дворе снова бушевала метель, а Поттер сидел на другом краю дивана и тоже читал. На этот раз не про беременность и роды, а какой-то детективный роман, купленный в супермаркете. И поглядывал на меня. А я, выходит, поглядывал на него, раз это замечал. И я попробовал сосредоточиться на чтении, однако, выходило плохо.

Вчерашний испуг и дурацкая сентиментальность, когда я расплакался, узнав, что с Гарри все хорошо, не давали покоя. Как Поттеру не свойственна задумчивость, так мне - буря эмоций и слезы. И я чувствовал неловкость, вспоминая об этой слабости. Слабость, беспомощность, невозможность его защитить на этот раз, встать между ним и смертью.

Поймал себя на пафосе и разозлился. Наверное, виноват был недосып, а может быть, пережитый стресс. Поттер - сын Лили и сложный случай, научный вызов, естественно, я переживал за него.

Да-да, Северус Снейп, ври себе дальше, давай. Ты переживал за сына Лили, поэтому молился всем известным тебе богам оставить в живых Гарри и девочку. И решил, что назовешь ее Лили. Какое отношение ты вообще имеешь к этому ребенку и этому юноше? Никакого. Нечто среднее между нянькой и лечащим врачом. Ты привык к нему, привязался к мальчику, а он - к тебе. Когда все закончится, пусть все закончится не смертью, а жизнь, о, Мерлин, пожалуйста…

Поттер подвинулся ко мне. И еще немного. Он сдвигался по сантиметру, будто подкрадываясь. Я следил краем глаза. Поттер подполз вплотную, коснулся меня бедром. Я ждал. Совершенно не понимал, как поступить. Сделать вид, что не замечаю? 

– Северус, - позвал Гарри, поворачиваясь ко мне.

– Что такое? Тебе плохо? Страшно?

– Нет.

Когда его пальцы легли на затылок, и Гарри мягко потянул меня к себе, я даже не удивился. Мысли просто вылетели из головы, все до одной. Его дыхание пахло кровью и мятной жвачкой, губы - потрескавшиеся, сухие, и он прикрыл глаза, когда поцеловал меня. “Не отталкивай его, не отталкивай, ему от этого будет плохо”. Я не оттолкнул. Мы целовались под мигание гирлянды, ничего сопливее просто невозможно представить. 

Он первым разорвал поцелуй. 

Глаза дикие, напуганные, весь напряженный, тяжело дышит. Ему страшно, подумал я. Не сказать бы ничего лишнего, ему будет больно, если я его сейчас оттолкну, разнервничается, а это вредно. Поэтому я молчал, я ждал, когда заговорит он.

– Прости. - сказал Поттер.

– За что? 

– Прости, пожалуйста. Я должен был попросить разрешения. Извини.

Уж чего-чего, а раскаяния в его голосе не было. “Будь мягким с ним, Северус”. 

– Все нормально, Гарри. Тебе не за что извиняться.

“Но больше так не делай”. Или: “Но я твой бывший профессор”. Или не так! “Но наше партнерство не предполагает интимных отношений, а ты беременный”. Лучше сразу его ударить, чем сказать что-то из этого.

– Не знал, что ты гей, - ляпнул я вполне в Поттеровском стиле.

Нежности и ласковые разговоры мне не давались никогда. И никогда я не отказывал так, боясь обидеть. 

Поттер коротко рассмеялся. Он ждал, наверное, других слов, но их у меня не было. Я их искал, перебирал вариант за вариантом. Может, сказать ему, что я гетеросексуален? Асексуален? Дал обет безбрачия? 

А зачем, собственно? Чего я так испугался, поцелуя? Гарри страшно и одиноко, елка эта дурацкая создает романтическое настроение. Продолжения не будет и не может быть.

Но Поттер не остановился. Он скользнул ладонью по моему бедру, а потом неловко сполз на колени, устроился между моих ног и потянулся к ширинке. Этого допустить я никак не мог. Потому что, позволь я ему, все будет еще сложнее и еще запутаннее. 

– Гарри. Не надо. 

Я постарался, чтобы звучало не очень резко, Гарри все равно дернулся, будто я его пнул, и тяжело поднялся, пожав плечами. Отвернулся. 

– Спокойной ночи. - очень ровным, сдавленным голосом сказал Гарри и вышел.

Я слышал его шаги на лестнице, потом - как закрылась дверь. Сидел как дурак, смотрел на елку. 

– Кричер!

Как ни странно, старый эльф откликнулся. Он имеет привычку меня игнорировать, называть “полукровкой”, а иногда - “другом хозяина Регулуса”. Не скажу, что с Регулусом мы были дружны, с друзьями не делают того, чем мы занимались периодически…

– Следи за мистером Поттером. За хозяином. Если ему будет плохо - я у Мэлфоев. Ты меня понял? - старик кивнул. - Повтори.

– Кричер будет следить за хозяином. Если ему станет плохо, Кричер позовет… позовет полукровку, Кричер забыл имя, который будет у благородных господ Мэлфоев.

– Отлично.

Я прислушался к тишине дома. Гарри не кричал и не рыдал, и его не рвало. Наверное, нужно бы предупредить его, сказать, где я. Но я просто не мог, не хотел его видеть, точнее, мне противно было от самого себя, такого благородного, человека, блядь, высоких моральных принципов. “Гарри. Не надо”. 

Оставил светящуюся записку на столе. И, кинув в камин горсть порошка флу, отбыл в менор.

 

***

 

“Гарри. Не надо”. Я лежу в темноте “своей” комнаты, пробовал на спине, живот давит, поэтому лежу на боку и смотрю не в потолок, а в стену. Девочка трогает меня изнутри, и я еле терплю это прикосновение. Я урод. Я не просто урод, я не мужчина. Евнух. Инкубатор. Чертов морской конек. Конечно, “не надо”, что я о себе возомнил? Я просто жалок. Искуситель с беременным пузом и сиськами. С кровоточащими деснами. Которого буквально вчера рвало кровью на глазах у Северуса - о, да, это возбуждает. Да он на меня в таком плане никогда не посмотрит. Я - интересный экспонат, предмет исследований, и не более того. 

Что бы ни говорила Гермиона, внешность имеет значение. Можно быть не красавцем, но я гораздо хуже самого страшного парня, противоестественное явление, вот кто я. Это очень обидно осознавать, я реву и грызу кулак, и с каждым шевелением девочки вздрагиваю. Сам подписался, Поттер. Никто тебя не заставлял, все отговаривали, только Гермиона стойко молчала об этом, но наверняка думала. Сам виноват. Я могу позвонить Локку завтра утром и сказать: “Я был дебилом, доктор, делайте операцию”. 

Я не могу.

Девочка бьется бабочкой в животе. Может, ей плохо. Может, это судороги. С омерзением щупаю упругий, асимметричный живот, но ее движения пока слишком слабые. 

Позвать Северуса? 

Снова мчаться в больницу, выдергивать Локка в заслуженный выходной? Северус решит, что это манипуляция с моей стороны. Что я так пытаюсь привлечь его внимание. Я бы решил, если бы отвергнутый парень кинулся ко мне с воплями “мне плохо, я умираю”. Поэтому я прислушиваюсь к происходящему в животе и жду. Девочка успокаивается. 

Она там жива?

Или скоро тишина сменится болью, острой и сильной, и я последую за этим чужим ребенком, поселившимся внутри меня?

Жду, жду и жду, покрытый холодным потом страха. Кажется, засыпаю, потому что просыпаюсь от шума внизу и внятных причитаний Кричера:

– Недостойный полукровка! 

– Ид-ди. От. Сюда. - а это Северус.

С ним что-то не так. Он говорит слишком громко и запинаясь. Я почти бегу по лестнице вниз, и сталкиваюсь с ним. Северус поднимается, крепко держась за перила. В хлам пьяный. В сопли. Дальше некуда. 

Растрепанный, на щеках - красные пятна, а глаза осоловелые.

– Гар-ри, - удивленно бормочет он. - Я думл. Ты. Сп. Спш. Спишь.

– Ну ты даешь.

Представить Снейпа в таком виде не могли даже студенты-первокурсники, уверенные, что он превращается в летучую мышь и сосет кровь ночами.

Северус покачивается и сосредоточенно моргает, будто стараясь удержать меня в поле зрения. Это смешно. Я вообще спокойно отношусь к пьяным, я и сам могу… мог. Раньше. Но вид именно Северуса в таком состоянии меня не только смешит, он меня пугает. Нечто неожиданное.

– И чего ты так надрался? - я спускаюсь к нему и обхватываю за талию, чтобы помочь. 

Северус отцепляет от себя мою руку.

– Низ-зя. Я. Тяж. Теж. Тяжелый. Тебе нельз… низ…

Да, мне нельзя, как я мог забыть. Он поднимается сам, цепляясь за перила, кое-как, с трудом удерживая равновесие, ковыляет до спальни и падает, не раздеваясь поверх матраса. 

И с кем, интересно, он пил? Впрочем, пить Северус может только с одним человеком. Наверное, Мэлфой в таком же состоянии.

– Кричер! 

Он появляется в спальне и тут же заводит:

– Недостойный… Кричер забыл… Этот недостойный…

– Где у нас антипохмельное? 

– В этом недостойном доме Кричер не знает…

– Отправляйся на Гриммо и принеси. Быстро.

Стоять тяжело, поясница болит, я сажусь на кровать вполоборота к Северусу. Он переворачивается на правый бок, подсовывает руку под подушку. Спит? Нет, он открывает мутные глаза и мне становится еще сильнее не по себе. Это все я со своими поцелуями. Это он из-за меня. Чтобы забыть эту мерзость.

– Гар-ри.

– Сейчас Кричер антипохмельное принесет. Ну ты даешь. Никогда бы не подумал, что ты так можешь. 

Он протягивает руку, промахивается, но со второго раза кладет ладонь на живот. Я терплю. Девочка внутри, наверное, просыпается, и снова ворочается. Я терплю. Я не понимаю, как с ним сейчас разговаривать. 

– Лили. - бормочет Северус, и я не понимаю, почему он вспомнил маму. - Давай. Буд. Будт. Лили.

– Ты о чем? 

– Девочка, - неожиданно трезво и ласково говорит он. - Девочка. Лили.

И отрубается. Рука сползает с живота на бедро, абсолютно безвольная и расслабленная. А я сижу в полном ахуе, не зная, как это понимать. 

Chapter 12: Без выбора

Notes:

Традиционное спасибо за кудосы и комментарии! Я немного застряла (но я допишу, допишу, и есть еще в запасе немало написанных глав), потому что вторая половина книги для меня эмоционально тяжелее, чем первая. Вы меня очень поддерживаете на этом пути!

Глава 12. Без выбора

 

Плохие романы часто начинаются с того, что мучимый похмельем главный герой просыпается и пытается вспомнить, что же вчера было. Иногда он просыпается, для разнообразия, с незнакомой красоткой. Я проснулся один. На тумбочке отсвечивал молочно-белым флакон с антипохмельным. Понюхал, чтобы убедиться, что это оно…

Писатели милосердны к главным героям: либо персонаж ничего так и не вспомнит, либо вспомнит что-то неожиданно хорошее.

Я вспомнил совершенно позорное возвращение домой. 

Ебаный карась. Танатос, Анубис и Кали, будьте милосердны и заберите меня отсюда! Мне следовало выпить отрезвляющее еще у Люциуса, но мы оба были слишком пьяны для этого. Или остаться у него ночевать, хоть на коврике в кабинете, когда Люциус заснул прямо в кресле. Мне же не двадцать лет, чтобы так надираться.

И чтобы такое говорить. 

Антипохмельное на запах казалось стандартным, из аптеки. И оставить на тумбочке его мог только Поттер. А кстати, где он? 

Я представил, как Поттер с Кричером гордо отбывают на Гриммо, и как я прошу прощения, стоя под окнами. Лучше бы антипохмельное оказалось ядом, но оно подействовало, смывая все последствия, кроме стыда. Я отправился умываться, и заметил, что дверь во вторую спальню закрыта. Нажал на ручку, не заперто, и заглянул туда. Поттер спал спиной ко мне. Я собирался тихонько ретироваться и продумать, как объяснить вчерашнее поведение, но он повернулся. Красные, припухшие веки. Плакал? Не спал?

– Спасибо за антипохмельное. 

Поттер молча сел, по-прежнему глядя на меня.

– И извини, пожалуйста, за вчерашнее. Это было недостойно и, - я с трудом подобрал нужное слово, - неприемлемо с моей стороны. 

– Лили? - спросил Гарри звенящим голосом. - Серьезно? Ты серьезно?

– Я был очень пьян, Гарри.

– Я, блядь, что, инкубатор? Какое вообще ты к этому имеешь отношение? Это мое тело, это мое дело, и этого ребенка я не собираюсь никак называть. Это чужой ребенок, а я полный идиот, который в это ввязался. Все. Уйди, пожалуйста. Просто вот, блядь, уйди.

“Инкубатор”? Какое я имею отношение? Благодаря мне он еще жив, и жива девочка. Я пустил его в свой дом, ношусь с ним, как с писаной торбой, терплю капризы, на руках таскаю в больницу, и я боюсь за него. 

– Уйди, - зло повторил Гарри.

И мне стоило бы удалиться. 

– Какое я имею отношение, Поттер? - прошипел я. - Может, тебе стоит быть хоть немного благодарным за то, что я делаю? Отказавшись от своей жизни, заметь. Все ради Гарри. Все ради решения твоих проблем. Выбор был твой, тело - твое, однако ты, естественно, не замечаешь моей помощи. Еще бы. Герой. Избранный. Все обязаны носить тебя на руках. И ты можешь лезть в жизнь других людей, так? В жизнь, в душу, в…

Поттер вскочил, сжимая кулаки, готовый ударить. Он был в пижаме, и живот еще не сильно, однако выпирал, и грудь было видно. И заметно, что Поттер, несмотря на живот, похудел. Бледный, злой. 

– Думаешь, я без тебя не обойдусь? Соблаговолил помочь, значит. Снизошел. Да иди ты нахуй со своей помощью, благодетель хуев! Кричер!

Старик появился сразу, будто только того и ждал. 

– Мои вещи собери. Возвращаемся на Гриммо.

– Никуда ты не возвращаешься. 

– А ты кто такой, чтобы мною командовать? 

– Я единственный здравомыслящий человек в этом доме. 

Поттер на это показал мне сразу два фака. “Пусть катится, - зло подумал я, - пусть с ним нянчится Грейнджер. Это ее друг”. Живот невольно притягивал взгляд. Поттер-то может катиться и загибаться, а девочка тут при чем? Она в чем виновата, в том, что национальный герой - истеричка? Его вчера, наверное, первый раз в жизни отвергли, все же падали к его ногам, а я вот не упал. И он бесится. 

О том, как я вчера спьяну лапал его за живот, я старался не думать. 

– Ну так попробуй меня остановить. Вперед, Снейп.

Я молча достал палочку. Кричер заверещал: “Хозяин, хозяин”, - и я просто обездвижил его. Может быть, я слабее Поттера, но я сильный волшебник, и очень злой на него. 

– А кроме как применять силу, ты ничего не можешь? Трус.

Второй раз он бросал мне это в лицо. Я направил палочку на него, и Поттер, видимо, непроизвольным движением закрыл живот. Девочка, напомнил я себе. Он удивленно глянул вниз, на свои руки, потом на меня, с отчаянием и болью. Трус и мудак, вот кто я, Поттер совершенно прав. Нужно отпустить его, присылать зелья и никогда больше не трогать.

– Я боюсь за тебя, - признался я, опуская палочку. - Но ты прав. Это твое дело, Гарри, и я тут ни при чем. Ты мне постоянно угрожаешь тем, что вернешься на Гриммо - иди. Я не имею права тебя останавливать.

– Ты не за меня боишься. Ты за ребенка боишься, - тихо сказал Поттер. - Ты не ради меня это делаешь, а ради нее. 

Отчасти он был, естественно, прав. Я убеждал Гарри сделать операцию, а теперь трясся над этой нерожденной девочкой. Но я не смог бы сказать, чья жизнь для меня важнее. Не смог бы выбрать, если бы пришлось выбирать, кого спасти. 

И не должен, не имею права. Не имею никакого права.

Гарри запрокинул голову и шмыгнул носом. 

Я вспомнил про Кричера и снял заклятие. 

– Недостойный! Недостойный полукровка! Недостойный полукровка унижает хозяина! Кричер забыл… Хозяина… Хозяина…

Гарри глянул на него:

– Иди отсюда. Иди вниз. - домовик исчез с громким хлопком. 

Необходимо срочно что-то предпринять, объяснить Гарри, но я сам не понимал, как объяснить, и что именно. Мое намерение удержать его силой? Обидные слова? Вчерашний вечер? Я не хотел его никуда отпускать. Да, вся моя жизнь сейчас пошла наперекосяк, все эксперименты и проекты, научная работа, практическая работа, привычный уклад, надежда наладить отношения с Тьюрингом, слабенькая, но существовавшая. До появления Поттера. 

– Конечно. Я же урод. Тебе противно, да? Противно. Ты мною брезгуешь. Я сам… я…

– Гарри. Что. Ты. Несешь. Во имя Мерлина! Гарри, это бред. 

– Это, блядь, правда. Я сам виноват. Все. На этом закончим.

И, видимо, это действительно был конец. Я не представлял, как починить, склеить разрушенное нами обоими. Мною в первую очередь - как с Беном. Как с Лили. Все дорогие мне отношения я порчу, и всех дорогих мне людей выкидываю из жизни. Пьяные слова Люциуса всплыли у меня в голове: “Ты еще на нем женись. То есть, выйди замуж. Или как там у вас это называется? Ты себя слышишь? Поттер, Поттер, Поттер. Ты ни о чем другом не говоришь, дорогой друг”. 

Это магглы не заключают однополые браки, магии же все равно, кого связывать союзом. 

Идея показалась мне гениальной - все же заболевание “гриффиндоризм” заразно. 

– Ни в чем ты не виноват, - я великодушно простил Поттеру все сказанное. - Гарри, а если я буду иметь к тебе отношение? К тебе, к ребенку? 

– Какое, интересно? 

– Хотя бы формальное. Мы все равно живем вместе, и я бы хотел, чтобы мы и дальше жили вместе, я бы хотел, чтобы ты остался здесь, со мной, хотя бы до рождения ребенка. По факту, мы партнеры, пусть и не во всех смыслах. Мы можем эти отношения оформить официально.

– Ты ебанулся? 

– Отнюдь, Поттер. Я в здравом уме.  

– Ну и как ты это представляешь?

– Очевидно, как это делают все. Подать заявление о заключении брака в соответствующий отдел Министерства, - у Гарри натурально отвисла челюсть. - Подписать бумаги. И, собственно, все. 

– Ты ебанулся. Зелье было просроченное? 

– Нет. Поттер. Гарри, я предлагаю это совершенно искренне. И ничего не требую от тебя, никаких клятв. Формальность, которая придаст нашим отношениям законный статус.

– Каким. В жопу. Отношениям?

– Нашим. 

Он хлопал глазами, очевидно, пытаясь понять, о чем я. И пришлось еще раз разжевать:

– Партнерство не обязательно про секс, Гарри. Нет, ты не урод. Ты очень привлекательный юноша. Но я никогда не воспользуюсь уязвимым положением другого человека и его одиночеством и страхом. 

Поттер открыл рот, закрыл, и криво усмехнулся. 

– А еще я интересный образец, да? Живой контейнер для ребенка?

Да что ж его заело-то. Видимо, мозг Поттера слишком мал для того, чтобы вместить больше одной мысли. Инкубатор, урод, живой контейнер. Я же ясно все дал понять, совершенно прямо объяснил, как себе представляю нашу жизнь. 

– Гарри, это не совсем так. Это не так. 

– А тогда зачем?

– Чтобы не быть тебе никем, очевидно. Я уже сказал это, Гарри. Мне повторить? 

– То есть, ты делаешь мне предложение. Фиктивный брак. Чтобы я остался. Поправь меня, если я не прав, Северус. И ты уверен, что я не пошлю тебя с этим в жопу? 

– Абсолютно не уверен, но я могу хотя бы попытаться.

– Мне надо подумать. Это… блядь, это внезапно. 

Вот теперь отвергнутым почувствовал себя я, и это было пренеприятнейшее ощущение. Пусть экспромтом сделанное, предложение все же было искренним: я хотел, чтобы Поттер остался, чтобы был в безопасности и под контролем. В присмотр Кричера я не верил, а Грейнджер, при всем моем уважении (кстати, отсутствующем), недостаточно осведомлена и… И просто Поттер должен остаться тут.

– Думай, - я прислонился к косяку плечом.

– Я так быстро не думаю, - огрызнулся Поттер. - Пусти. Мне нужно в туалет.

На это мне нечего было возразить.

 

***

 

Я в полном ахуе. В абсолютном. Сбегаю в ванну, чтобы как следует подумать, а думать-то не получается. Я действительно считаю, что пора уходить. И действительно в ярости. И мне обидно. И он наставил на меня палочку. И прямо сказал, что я его как парень не интересую. Еще обездвижил моего домовика. Назвал неблагодарным. Выставил свою помощь как великую жертву - о, Северус Снейп умеет жертвовать собой! И еще жалуется, что я поломал ему жизнь. А кто сам себе ломал жизнь нелюбимой работой и шпионажем во благо человечества? Кто такой у нас, блядь, благородный? 

И теперь этот благородный ублюдок, значит, из милости предлагает мне фиктивный брак. Фиктивный! Простая формальность! “Чтобы иметь к тебе отношение”. Ага, конечно. Чтобы иметь надо мной власть, чтобы контролировать, и, в основном, ради девочки.

Она вполне ощутимо шевелится, наверное, потому что я нервничаю. И как я схватился за живот. Брррр. Все ради этого ребенка. Я сдохну ради этого ребенка. Северус вон собрался заключать брак ради ребенка. 

Я умываюсь, разглядывая себя. Не урод, говоришь? Врешь ведь. И я такой: мое тело, мое тело. А оно уже и не мое. Оно работает на ребенка. Принадлежит ей. Отращивает ей кости, зубы и все такое. А мне отращивает живот и сиськи. Они даже больше стали. 

Раздеваться, как всегда, противно. Даже если не смотреть. И в ушах звенит. Я очень хочу нырнуть в “ничто”, где нет лишних мыслей, злости, страха.

Но ведь то, что предложил Северус, абсолютно логично. Если я умру, а ребенок - нет, он назовет ее Лили. И, наверное, будет только рад. Оставит себе. Вон как он к животу относится, а тут будет настоящая девочка. Воспитает. Она будет называть его “папа”, а он ее обожать.

А меня в этом не будет. 

Меня в этом светлом будущем никто не ждет и не хочет. Мое дело - вырастить в себе ребенка, и все. Ну и ладно. Значит, так. Я тоже, наверное, люблю собой жертвовать. Вот когда я собой жертвую, меня любят. А стоит перестать - и забывают. Как бывшие друзья, вычеркнувшие меня из жизни. Я им больше не нужен. 

Я никому не нужен, кроме этого ненужного мне, чужого ребенка. 

Но злость отступает, и обида притупляется, если быть объективным, я нуждаюсь в Северусе. Нет, не в его зельях, и не в его доме - мне необходим он сам. Я привык готовить ему еду, наблюдать за ним в лаборатории и спать рядом: вчера ночью я так и не смог заснуть. Даже если это предложение сделано только ради девочки - зачем мне его отвергать? Какая подростковая ерунда: ах, он меня не любит, все, я ухожу… не только слизеринцы умеют быть расчетливыми. Северус мне нужен. Противен я ему? Да я самому себе противен, ничего, потерпит во имя высокой цели, рождения ребенка. И этот человек еще называл Рона “пролайфером”.

Девочка ворочается в животе.

В ушах звенит. Это настолько противоестественно, и настолько несправедливо - все, что ждет меня в будущем, о чем я думал, что мир становится плоским и ненастоящим, и дальше я просто действую, я возвращаюсь в комнату, переодеваюсь, у меня уже есть джинсы с трикотажной вставкой на животе, чтобы не давили. Приглаживаю волосы и спускаюсь вниз. Северус  как раз заходит в дом с улицы, и пахнет табачным дымом. Елка в гостиной мигает, и под ней лежат какие-то коробки.

– Кричер принес подарки из дома! Подарки для хозяина! Кричер забыл… для хозяина Гарри!

Я тупо смотрю на коробки, и не могу никак сообразить. Я же дома. Откуда это он их взял? А. Да. Из Гриммо, там мой дом. Это для меня прошлого, для того Гарри, каким я был до плена и до всего этого. А я никому не купил подарка, кроме Северуса. И еще плакал, что обо мне забыли… это я обо всех забыл. Я ограничиваюсь “все в порядке, лечусь” в ответ на письма, и то, когда мне напоминает Северус, и не пишу сам. Я прячусь от всех, даже Молли, заменившей мне маму в каком-то смысле. А потом удивляюсь тому, что мне не пишут, оставив в покое борющегося с проклятием Гарри. Становится безумно стыдно, я аж зажмуриваюсь.

– Распакуешь? - буднично, спокойно спрашивает Северус и подходит ближе. 

– Не сейчас. Это не мне. То есть, это прошлому мне, - поясняю, как могу, криво, и надеюсь, что он поймет.

Как всегда, когда он рядом, можно зацепиться за его голос, запах, можно даже физически в него вцепиться и выбраться из ненастоящего мира в реальный. Думать о простых вещах: например, о завтраке. Я голодный. О том, что скоро, наверное, придет Гермиона, удивительно, что еще не пришла. 

– Прости, что накричал на тебя. Гарри… 

– Окей. Я тоже кричал. Мы оба вели себя как мудаки. 

Не смотрю на него, он стоит рядом, а я делаю вид, будто елка меня заворожила. Снова выбор без выбора, да, Гарри? Можешь уйти - и не можешь уйти. Можешь не соглашаться - и не можешь не соглашаться. Паскудство какое, вечно я в это вляпываюсь, с самого рождения, когда Волдеморт решил, будто именно я - равный ему противник и будущий победитель. 

И пришлось соответствовать. 

– Гарри… 

Что-то новое, нерешительный Северус Снейп. 

– Ага, - откликаюсь я. - Все нормально. Честно. Я все понимаю. Когда там работает этот отдел в Министерстве? Только мне надо мантию. Не хочу светить там пузом. 

Голос звучит как-то плоско, в нем нет эмоций. Северус касается моего плеча.

– Посмотри на меня.

Не хочу я на него смотреть сейчас. Выбор без выбора. Северус почему-то печальный. Странно, он же своего добился, он получит, что хочет. Это у меня никогда так не выходит, чтобы как я хочу, всю жизнь криво и косо. Например, я бы обрадовался года два назад, скажи мне кто: ты будешь с ним жить. И брак заключишь. 

Но, блядь, есть нюанс.

– Я тебя не заставляю. Можешь просто остаться тут. 

Да мне как-то похуй. Наверное, официально будет даже лучше, Северус прав. Заглядывать ему в глаза я избегаю. Никогда не думал, что мне сделают такое предложение, и что я отвечу согласием.

 

***

 

Мисс Грейнджер, кажется, как и Поттер, не отличается хорошими манерами: она без приглашения появилась на пороге в одиннадцать утра, и извлекла из сумки стопку книг. 

– Северус занят зельями, - пояснила эта женщина, - значит, я займусь медицинской стороной вопроса. Тут у меня книги по внематочным беременностям, а вот это - по магическим вмешательствам во время беременности. Главное, собрать информацию! 

Я не напомнил ей, что Гарри ведет не один врач и не два, и вся информация давным-давно собрана.

– Гарри, ты будешь мне помогать! Начнем вот с этого…

Оставил их и спустился в лабораторию. Утренняя ссора, согласие Гарри, его пустое, застывшее лицо - все это угнетало и злило одновременно. Поттер, как всегда, пришел окольными и неизведанными путями к ошибочным выводам, которые мне не озвучил, а значит, не оставил шансов его переубедить. Возможно, я подобрал не те слова. Возможно, мне стоило поступить иначе… И абсолютно точно предложение вступить в брак, пусть даже фиктивный, делают по-другому. 

Очередной состав зелья от дефицита железа ненадолго отвлек меня. Тонизирующее на крови помогало Поттеру функционировать и даже, как выяснилось, кричать на меня, но оно не могло возместить ни объема крови, ни ее качества. Железо и кальций. У него десны кровоточат… не приведи Аллах, занесет инфекцию, а иммунитет искусственно сниженный… как бы мне так это обойти, чтобы Гарри ненароком не убить и не повредить ребенку? 

Наверху о чем-то заспорили на повышенных тонах: бу-бу-бу, бу-бу-бу. Я прислушался, но слов не разобрал.

Возможно, Поттер жаловался подруге на меня. Ему есть, на что жаловаться. Если посмотреть на стороны, то, как я размахивал палочкой, тянет на домашнее насилие. О, Идзанаги и Хатор! Эдак я превращусь в своего папашу, начну беспробудно пить, с похмелья избивать Поттера, ну или как минимум Кричера, куплю телевизор и стану храпеть под его бормотание. Сейчас мисс Грейнджер, известная любовью к справедливости, объяснит это Гарри, и тот действительно уйдет.

Подняться? Остаться в лаборатории и сделать вид, будто я ничего не слышал?..

Поттер не так давно назвал меня трусом, и, возможно, он был прав, потому что я остался в лаборатории, прислушиваясь. Разговор замолк или же стал тише, но на зелье сосредоточиться я уже был не в состоянии. Наконец, дверь распахнулась, и показался Поттер.

– Ты закончил? Пойдем обедать.

Вроде бы, он повеселел или как минимум ожил. Я тщательно вымыл руки, отправился наверх и переоделся: Гарри с его обостренным нюхом всегда улавливал запахи железа и крови, и они ему не нравились. Токсикоз должен был бы уже пройти, но случай, мягко говоря, не стандартный, и Гарри до сих пор мутило от некоторых запахов, никогда не угадаешь, от каких именно. 

…стол в гостиной был завален книгами. На полу тоже высились стопки - видимо, в сумку поместилась целая библиотека. Среди этого хаоса, на диване, по-турецки сидела Гермиона Грейнджер. Волосы она собрала в пучок, скрепила его карандашом. Грейнджер читала что-то, самопищущее перо делало пометки в густо исписанном блокноте. 

Будь я страйтом, от этой картины мое сердце растаяло бы. Молодая женщина с книгами, что может быть лучше. Но я оставался собою, и беспорядок нервировал, а не умилял. 

– Гермиона! - позвал Гарри. - Иди есть! 

– Сейчас, сейчас, - пробормотала она. - Буквально секундочку. 

– Пойдемте, Гермиона, книги от вас не убегут, полагаю, а Гарри может затаить обиду. 

– Ой. - она дернулась и неловко рассмеялась. - Извините. Я забыла, что вы тоже здесь.

Да, действительно, что бы мне тут делать, в моем-то доме. Грейнджер заложила книгу пером, оно слабо трепыхнулось и затихло. Гарри выразительно звенел посудой, пахло вкусно, жареным мясом, и будто бы вчерашний пиздец и наша утренняя ссора растворились во времени, отдалились.

– Кстати, профессор, я полностью поддерживаю ваше решение. Обязательно нужно, чтобы у Гарри были близкие родственники! Хотя бы формально. Я вообще считаю, что запрет на однополые браки - пещерный век! Кому какое дело, кто кого любит, и кто с кем хочет…

– Спасибо, мисс Грейнджер, я вашу мысль понял, - перебил я, пока Грейнджер не унесло в правозащитные дебри.

Гарри накрыл на стол, и ждал нас, уныло разглядывая тарелку. С аппетитом у него проблемы, может быть, из-за стресса. А может, это воздействие растущего ребенка на ЖКТ - девочка же не в матке, она в брюшной полости. Гарри вздрогнул и поморщился. Покачал головой. 

– Гарри, ты чего? - испугалась Грейнджер.

– Ничего, - буркнул он, - ребенок все время щупает меня изнутри. 

– Это… мило? - неуверенно предположила Грейнджер.

– Это отвратительно. 

Она смутилась. Еще бы, с Поттером разговаривать - как ходить по минному полю. Никогда не гулял по минным полям, а вот общение с Гарри - ежедневное мое развлечение, очень бодрит.

За что я на этот раз на него злюсь-то? Или это я на себя злюсь?

– Хотите вина, Гермиона?

– Праздновать будем? - вызверился Гарри. - Помолвку? Может, еще банкет закажем и друзей позовем? 

И ведь я добровольно, никто не заставлял, предложил этому несносному мальчишке оформить наши, с позволения сказать, отношения. 

– Да, спасибо, я буду вино! 

Интонации, как на уроках “зелий”, когда Грейнджер тянула руку и одновременно выкрикивала ответ с места. 

– Я тоже хочу, - сообщил Поттер. 

Ну да, конечно, так я ему и налил. Будет пить воду, как миленький. Я открыл бутылку, Поттер принюхался.

– Немного же можно?

– Гарри Джеймс Поттер, ты с ума сошел?! Нельзя, как ты не понимаешь? Даже небольшая доза алкоголя может плохо влиять на плод на таком сроке! Она же еще не сформировалась! 

Это Грейнджер, конечно, зря. Поттер скукожился, будто его избили, и отвернулся. Шива и Блаженный Августин, мне необходимо все мое терпение. Мне необходимы бездонные запасы терпения. 

Будет реветь? 

Будет. 

– Ой. Гарри. Прости.

Я подошел к нему, погладил по плечу и плеснул вина на дно бокала. Один глоток не навредит никому, а я хотел показать Поттеру, что он - не инкубатор, а человек. Гарри изумленно на меня глянул, я пожал плечами и улыбнулся. Налил Грейнджер и себе. Может, правда сказать тост? 

Какой, к чертям, тост, Северус. Все здесь понимали, что это за союз и зачем, и несказанное “если ты умрешь, а девочка выживет, я хочу быть ее родителем” висело над всеми нами, давило на плечи Гарри, заставляло меня беситься и ненавидеть себя, а Грейнджер - излучать оптимизм и уверенность. 

Гарри поднял свой практически пустой бокал.

– С приездом, Гермиона! 

Да, действительно. А чего я еще ждал?

Chapter 13: Поверить

Notes:

Спасибо всем огромное за комментарии к предыдущей главе!
Я отвечала в комментариях, но хотела бы еще здесь подчеркнуть: если мой Гарри инфантильный, это реально авторский проеб. Я очень давно была двадцатилетней, и двадцатилетних нет в моем круге общения. Поэтому как думают люди в 40, я представляю, а как в двадцать - подзабыла.
Вот его неуравновешенность объясняется и гендерной дисфорией, и стрессовостью ситуации, и гормональным фоном. А инфантильность - увы, увы.
Мне очень приятно, что все читают текст по-разному, я считаю, что это правильно и клево, когда точка зрения читателя не совпадает с точкой зрения автора)
Буду рада вашим комментариям

Ну и доставайте носовые платочки!

Глава 13. Поверить

 

Может, знай в Министерстве, что у меня “особые обстоятельства”, наш брак заключили бы раньше, но никто ничего не знал, я спрятал живот, и дату назначили аж на январь, на тринадцатое число. И вчера мне было настолько хуево, что удивительно, как я там не грохнулся в обморок. Зато так крепко держался за Северуса, что ведьма, регистрирующая браки, чуть слезу не пустила от умиления.

Хорошо хоть мы не встретили Рона. Или Кинга. Или еще кого-то. Чудом проскочили. Я не хотел, чтобы меня видели таким. Сплетни о нашем браке, конечно, все равно пойдут, но мне пофиг.

Мне вообще на все похрен уже. Просто жду, когда все закончится, и если закончится раньше и смертью, не расстроюсь. 

Я не хочу сегодня вставать, я не хочу никуда идти, на улице холодно, а я и так кашляю. Я развалина, натуральная развалина. Ребенок пинается, и Локк говорит, я чувствую это интенсивнее, чем женщины. Еще бы. Меня бьют прямо в кишки. Лупит и лупит, наверное, сахар упал, и она голодная. У нее нет изжоги, и ее не тошнит, у нее там все нормально. 

– Хозяина Гарри зовет хозяин… Кричер забыл. Кричер не помнит. Кричер не помнит, как зовут и зачем зовет… хозяина… хозяина…

Бедолага. Я тоже путаю все на свете и забываю. Но вот что Северус со вчерашнего дня “хозяин”, надо же, застряло в дырявой памяти Кричера. Я перекатываюсь на другой бок, осторожно сажусь, чтобы голова не закружилась. И это только семнадцать недель. Максимум половина срока. И ребенок еще совсем мелкий, весит граммов 150, а размером с ладонь. И живот, как говорит Локк, еще маленький, а Северус утверждает, что “под одеждой не видно”. Мне видно. Мне с каждым днем виднее. Что дальше-то будет? У меня выпадут зубы, я помру от инфекции, как больной СПИДом, задохнусь, грохнусь с лестницы и ударюсь головой? Сердце не выдержит? 

Очень себя жалко, но как-то издалека.

Пока я уговариваю себя встать, Северус, видимо, поняв, что толку от Кричера сегодня мало, сам приходит в спальню.

– Плохо?

– Хуево. 

– Все равно нужно встать, Гарри. Тебе необходимо двигаться. 

– Я не хочу и не могу, - сообщаю я, будто это что-то изменит. 

Хочу я, не хочу, могу, не могу - никого не интересует. 

– Если ты не встанешь, я напущу на тебя мисс Грейнджер. 

Это, конечно, не шантаж, это шутка, и мне положено хотя бы улыбнуться или притворно рассмеяться. Северус требовательно протягивает руку. Заботится так, будто все по-настоящему, и будто он меня любит. Не любит даже близко, терпит ради ребенка или потому что привык нести за меня ответственность. И брак еще этот… У нас даже колец нет. Зачем кольца, если брак фиктивный?

– Гарри, это гормоны, - я морщусь, мне надоела эта фраза, - анемия и истощение. Но тебе не станет лучше от того, что ты будешь лежать и жалеть себя.

– Я себя не жалею.

– Тогда поднимайся.

Я цепляюсь за его ладонь и он подтягивает меня вверх, комната немного кружится, но быстро перестает. Северус был в лаборатории, я чувствую запах того синего зелья, от которого хочется блевать. И потом был на кухне, пахнет гренками и кофе. И, сквозь все это, он пахнет собой. Я прикрываю глаза и держу его за руку несколько лишних секунд. Можно же поверить. Хотя бы ненадолго - поверить.

– Вот видишь. А говорил, не можешь. 

От его нарочито-бодрого тона мне хочется залезть под одеяло и плакать. Он же все видит и все понимает. И все равно… Хотя, да, ему все равно, как я, ему важна девочка, которая сейчас пинает меня, кажется прямо в какую-то кишку. Я морщусь, и пытаюсь представить, будто это просто, не знаю, отравление. Или кишечная инфекция. Вот живот и крутит.

– Дерется? - спрашивает Северус.

– Угу.

– Боевая девица будет. 

– Угу.

– Гарри…

– Не говори со мной про нее. 

Поговори со мной про что-нибудь другое. Не про зелья, гормоны, кровь, иммунитет, дефициты каких-то там веществ, развитие плода. Поговори со мной про будущее, пусть у меня и нет будущего, или про прошлое. Или про нас - мы же вообще молчим про это, будто все сказали, а ничего и не сказано. Когда я думал, что умираю, когда увидел тебя в больнице, я же собирался сказать. И так и не собрался. А теперь, видимо, и не нужно, и так все понятно.

– Гарри, ничего не изменится, если мы будем игнорировать эту тему. Если ты не можешь принять как данность тот факт…

– Могу. Я, блядь, с этим фактом одно целое. Этот твой факт во мне растет. Я не хочу про нее думать и говорить. Хватит того, что я для нее все делаю. 

Северус касается моей щеки. Это настолько неожиданно, что я замолкаю. И мысли уходят все, остается легкое тепло на коже, уже ускользающее.

– Давай я научу тебя водить машину. Думаю, Артур, при всем его энтузиазме, не очень компетентен. 

Что? Он вообще о чем и зачем сейчас?

– Вот сейчас ты позавтракаешь и начнем. Тут недалеко есть тихая такая дорога, вряд ли ты там в кого-то врежешься. 

Он заговаривает мне зубы. Северус вообще подозрительно ласковый в последнее время, после того утра, когда я чуть не ушел на Гриммо, а он сделал мне предложение, мы больше не ссорились. То есть, я ссорился, а он или молчал, или менял тему. Теперь вот по щеке погладил.

“Обо всем же догадывается, - думаю я с отчаянием. - И на этом прекрасно играет. Манипулятор”. 

Наверное, да, догадывается, потому что быстро отворачивается. И я плетусь за ним на кухню, что-то ем, не замечая вкуса, пью кофе (без кофеина, естественно), а потом мы выходим на двор, там пиздецки холодно. Холод и ветер, и беспросветно все. На мне толстый пуховик, под ним удобно прятать живот. Северус пикает брелком.

– Сначала я поведу. Садись.

Я уже привык к этой машине, в бардачке лежат теперь мятные конфеты, помогают от укачивания, салфетки и еще какая-то ерунда, которую я туда сунул и забыл. Обжился, как в его доме. Залезаю в выстывший салон, включаю подогрев сидений. Северус заводит двигатель и ждет, постукивая по рулю и глядя прямо перед собой. Будто бы спохватившись, говорит, показывая на переднюю панель:

– Смотри, это обороты двигателя. Видишь отметку? Ехать можно, только когда двигатель прогреется. Не меньше шестисот оборотов. 

Для меня это звучит как китайский язык. Северус качает головой:

– Ты устройство двигателя внутреннего сгорания представляешь?

– Смутно.

Абсолютно не представляю. Заливаешь бензин, заводишься, жмешь на педали, дергаешь за ручку, крутишь руль - и достаточно, как мне кажется.

– Скажи мне, Гарри, как можно вырасти в маггловской семье и не знать элементарных вещей?

Элементарные вещи я как раз знаю: как убегать от двоюродного брата и его компании, как отбиваться, как прятаться, и как не отсвечивать. 

– Вот теперь можно ехать. Слышишь, звук изменился?

Звук? Изменился? Он плавно выруливает со двора, поворачивает, еще раз, и мы выезжаем в поле. Там Северус глушит двигатель, вынимает ключи и протягивает мне. 

– Меняемся. Сначала сидение под себя настрой и зеркала.

С сидением я разбираюсь быстро, его нужно подвинуть так, чтобы ноги доставали до педалей, Северус основательно выше. С зеркалами никак не могу понять, чего он от меня хочет. Наконец, Северус позволяет завести машину.

Я глохну. И еще раз. И еще. Советы Артура, видимо, выветрились из головы. Мне жарко, я расстегиваю пуховик, и пробую снова. И, наконец, ползу по дороге через поле.

– На вторую переключай.

На какую? Куда? 

Он хмыкает и переключает сам.

– Газу, Поттер, газу. Да потише, ты не на метле! И не ползи как черепаха. Вот так, неспеша. Да не в кювет! 

Северус перехватывает управление. Машина снова едет ровно, я вцепился в руль, как в метлу не вцеплялся, и гоню, кажется, с нереальной скоростью.

– Тридцать километров в час, - замечает Северус. 

Это, кажется, не очень много. Но поле скоро закончится, и я начинаю паниковать. А потом вижу впереди другую машину и паникую еще больше, мне кажется, авария неизбежна. Северус снова перехватывает руль, мы съезжаем в бок.

– Ногу с газа. Тормоз. Сцепление! - командует Северус, я что-то путаю, машина подпрыгивает и, наконец-то, замирает. 

Руки дрожат. Ноги, кажется, тоже. Встречная машина плавно проезжает мимо. 

– А теперь глуши и давай снова меняться. 

Я смотрю на него, Северус улыбается. Не натянуто или там ехидно, а нормально. У него немного ассиметричная улыбка. Мне нравится, мне все в нем нравится. Смотрю и смотрю на губы и в черные глаза, у него длинные ресницы, которые отбрасывают тень, не поймешь выражения. Северус как-то странно, будто с чем-то соглашаясь, мигает, перегибается через коробку передач и меня целует.

Мы, наверное, врезались в ту машину. И это предсмертные галлюцинации. Я даже ответить толком не успеваю - он резко отодвигается, я тянусь следом.

– Прости, Гарри. Извини. 

– Зачем? - спрашиваю я. 

Он слегка мотает головой. Улыбка пропала, все пропало, обычный Северус Снейп. 

– Зачем ты это сделал, Северус? - мне нужен, необходим ответ.

– Давай меняться местами и поехали домой. 

– Нет. Ты мне скажешь, зачем, Северус Снейп. 

Северус растерянно пожимает плечами и смотрит в окно, на поле.

– Захотелось. Просто захотелось. Извини.

Гаже этого “извини” я в жизни не слышал. Когда тебя целуют, а потом извиняются… Я выдергиваю ключи, кидаю ему, распахиваю дверь и выскакиваю на свежий воздух. Я мокрый от пота, ветер тут же лезет под пуховик, под свитер, в волосы. 

– Садись, простудишься же. - Он стоит рядом. 

Теперь я любуюсь полем, очень сосредоточено. Сжатое, унылое, черное поле, полоска деревьев вдалеке, а вон - Фэтчем, дома видно и шпиль собора. Живописно, хоть сейчас в рамку и на стену. Смотреть и думать о том, какая гадкая штука - этот мир. 

– Ты просто был такой красивый. 

Что-о? Я нервно смеюсь. Я - красивый? Потный, дрожащий, вот такой я, с белой рожей покойника, сыпью, пигментными пятнами, обведенными черным глазами? Я? Монстр, созданный неведомым Франкенштейном? 

Однако, у Северуса извращенные вкусы. Или он врет. Беременный полудохлый мужик никого не может привлекать. Да, конечно, врет. Сделал это, типа, для поддержки, чтобы я совсем в уныние не впал: и за руль пустил, и поцеловал. И все, Поттер, конечно, на все готов, радуется и скачет.

Это все холодный ветер виноват, я не плачу. Я не буду сейчас перед ним рыдать от обиды. 

– Гарри, пожалуйста, извини, я не хотел тебя обидеть. 

Ой, вот не надо. Не надо только этого. Унизительно и противно.

– Не обидел, - гундошу я. - Врать только не надо про “красивый” и “хотел”, хорошо? 

Северус напряженно молчит. Я возвращаюсь на пассажирское сидение и всю дорогу до дома (она занимает минут десять, я ехал гораздо дольше) не смотрю на него.

 

***

 

Моя совесть - дама довольно уступчивая, иначе бы я давно сошел с ума или наложил на себя руки. Например, она не грызла меня после убийства Дамблдора ни минуты. Старик сам этого хотел, и, видит Сиддхартха Гаутама, заслужил. Но, поцеловав Поттера, я буквально не находил себе места, отвратительное ощущение брезгливости по отношению к себе самому, стыд и вина - коктейль, который сложно выносить спокойно.

Поттер же ясно дал мне понять на Рождество, что не против… нет, это я сейчас интерпретировал потребность в тепле и безопасности как желание. Какое там может быть желание, Мерлин, когда в мальчишке коктейль “женских” гормонов! У него даже черты лица стали мягче, и наверняка гораздо хуже растет борода. У Гарри физически не может быть полового влечения. И, главное, на Рождество я это понимал.

А вот сейчас, поддавшись очарованию момента, забыл. Гарри Поттер на метле или, как выяснилось, за рулем - чертовски сексуальное зрелище. Даже такой, измученный, полуживой, он в своей стихии выглядит крайне привлекательным. И думал я только об этом, вовсе не пользуясь головою. И еще подленькая такая, юркая мыслишка проскользнула, что мы супруги, и я имею право.

Никакого права на тело другого человека без его согласия я не имел.

И Гарри я только обидел и запутал. 

Злой на себя и весь мир, я загнал машину во двор, выскочил на улицу и закурил. “Ему двадцать лет, он твой бывший студент, и он аврор”, - сказал насмешливо Люциус в моей голове. И все было именно так. А еще мы заключили фиктивный брак, и Гарри чувствовал себя плохо.

Я убийца, но я не насильник, и растлитель из меня никакой. 

Поттер сидел в машине, глядя перед собою. Мне следовало извиниться еще раз и хоть как-то приемлемо пояснить свое поведение, не блея, мол, захотелось. Мало ли, чего мне хочется. 

– Гарри, пойдем в дом. Или ты хочешь куда-то съездить?

Звучало жалко. Заискивающе. Недостойно. 

– Никуда я не хочу, - Поттер выбрался наружу и сунул руки в карманы пуховика. 

Поколупал мыском мокрый газон. 

– Я, наверное, пойду спать. Всего доброго.

Вежливость в исполнении Поттера гораздо хуже откровенного хамства. Он хотел меня этим задеть - и задел, естественно. 

– Я извинился, - процедил я. - Я, мистер Поттер, принес свои извинения.

– В жопу себе их засуньте, профессор Снейп, свои извинения. И жалость свою тоже в жопу засуньте. И вранье туда же. 

Вранье? Жалость? Так он это воспринимает? Так, значит, он меня видит? В чем жалость - в том, что я просыпаюсь каждую ночь несколько раз и подолгу прислушиваюсь к его дыханию? В том, как слежу, ест ли он, не стало ли ему хуже?

Я пообещал себе после той нашей ссоры, что больше не куплюсь на провокации и не стану устраивать скандалов, а буду максимально нежным и мягким. Но нежным и мягким сложно быть, когда тебя оскорбляют. Я попытался очистить разум. И еще раз. И прикурил следующую сигарету. 

– Тебя, Гарри, попробуй пожалей. Я тебя точно не жалею и абсолютно точно тебе не вру. 

– Вот прямо сейчас врешь.

Дышать, спокойно дышать. Маниту и Сонджушин! Невозможно ничего доказать Поттеру, который не хочет тебя слышать. А когда он хотел меня слышать, интересно? Дышать ровно и спокойно.

– Я не хочу оправдываться, Гарри, и доказывать свою невиновность. Тебе хочется поссориться? 

– Мне хочется, чтобы ко мне относились как к человеку. 

У него нос на холоде покраснел, и даже щеки порозовели. И волосы торчали дыбом, непослушные, бесившие меня в школе до белого каления, нельзя же ходить с таким бардаком на голове. Хотя сам я в роли профессора и с сальными патлами был не лучше. Поттер явно собирался ляпнуть гадость, а мне не хотелось гадости слушать. Я его не обманывал, и я его не жалел. Я за него боялся, о, да. Злил он меня - естественно, регулярно. Однако держался Поттер потрясающе. Не знаю, как кто-нибудь другой, я бы не выдержал того, через что он проходил, и это внушало уважение. А еще я о нем заботился, и совершенно искренне. 

И о девочке. Но о девочке я сейчас думать не желал, она и так занимала половину моих мыслей, свободную от Гарри Поттера. 

– Я отношусь. Но ты же мне не веришь. 

Поттер глянул затравленно и пожал плечами. Чего он хочет-то на самом деле? От меня он чего добивается? Сам, наверное, не знает. 

На войне меня выручал не только холодный разум, меня не раз выручало тело. На самом деле оно мудрее, чем мы считаем, и там, где не успеешь обдумать опасность или следующий ход, спасут рефлексы. Я растерялся настолько, что отбросил окурок, шагнул к Поттеру и обнял. Считанные разы за эти девять недель я его обнимал. Гарри не сопротивлялся, только сопел, видимо, сдерживая слезы. 

А соседи, наверное, в восторге прилипли к окнам. Плевать мне на соседей. 

Теперь он мне верит? 

И, интересно, а чему верит? Что я хотел сказать этими объятиями? 

– Все будет хорошо, - сказал я.

– Вот теперь точно врешь, - пробубнил Гарри. 

Чтобы добавить мелодрамы и пищи для пересудов, мне, конечно, стоило его снова поцеловать, но я не решался, слишком уж хрупким все было и неимоверно странным. Может быть, виновато долгое воздержание, может, статус “семейной пары” на меня так подействовал, однако мои желания были совершенно примитивными и ясными, и никак не реализуемыми. 

– Пойдем, - я его отпустил, - соседи уже попкорн доедают. 

Гарри усмехнулся. 

– Я тут живу больше двух месяцев. Они давно доели все запасы. 

Мы зашли в тепло дома, и стало, на самом деле, еще хуже, еще более неловко. Гарри смотрел с ожиданием, я прекрасно понимал, чего он ждет. 

Он беременный. Накаченный гормонами. Беззащитный. Зависимый. Этим нельзя пользоваться. Ох, Мерлин, этим никак нельзя пользоваться. Абсолютно запрещено. 

Поттер снял пуховик, повесил на крючок и снова на меня уставился. Он сто раз раздевался в коридоре, когда мы возвращались из Лондона или из магазина. Никогда это не выглядело настолько вызывающе. Я медленно расстегнул пальто, чувствуя себя стриптизером. 

Салазар Великий. Нужно ретироваться в лабораторию. 

Гарри ждал.

Сбеги я, он уверился бы в моей лжи. Поцеловать его снова? Ну не подросток же я четырнадцатилетний, чтобы потеть от страха и сомневаться! 

Шершавые, горячие губы. Гарри прижался ко мне, и я почувствовал его живот, пока что небольшой, но явный. Это прикосновение должно было остудить и отрезвить, только вот, похоже, я извращенец. В нем было больше интимности, чем в голом теле. И больше доверия, чем в БДСМ-сессии. Абсолютная открытость. 

Думаю, реакция моего тела убедила Гарри в том, что я не врал. Он целовался жадно, самозабвенно, и стоило огромного труда не раздеть его прямо здесь, в коридоре, и не прижать к стене.

Нельзя. Этого нельзя делать. 

Я провел ладонями по его плечам, спине, прижимая еще ближе. Грубый безразмерный свитер. Запах пота - не противный, скорее, приятный. 

– Пойдем наверх, - сказал Гарри. 

Будто меня приворожили. Я не мог с ним спорить, и не хотел, и слабый голос разума заткнулся, не до него было. 

Я опомнился, когда стянул с Гарри свитер, и Гарри моментально это заметил. 

– Не нравлюсь, да? Противно? 

Нет, мне не было противно, и он мне очень нравился. Я его хотел. Но нельзя. Нельзя же. Гарри попытался прикрыть грудь, я отвел его руки. Красиво. Странной, болезненной, неправильной красотой. Маленькая грудь, мне никогда не хотелось касаться женской груди, а его - хотелось. До трясущихся пальцев и пересохшего рта. 

Не хотелось ему. Я это осознавал. 

– Красиво. Ты безумно красивый. 

– Извращенец, - неромантично фыркнул Гарри, но оставил попытки прикрыться. 

Снять с него эту футболку. Приятны ему мои прикосновения или он их терпит? Я аккуратно обвел пальцем розовый сосок. 

– Не надо, - жалобно попросил Поттер. - Не трогай. Тут. 

– Больно? Неприятно?

– Нет. Это чужое. Это не я.

– Это ты, - я повторил движение, он судорожно вздохнул. - Ты, Гарри.

Он тонко, судорожно всхлипнул и всем телом прижался ко мне, будто прячась. Я не должен этого делать. Гладить его. Нельзя. 

– Разденься, - попросил Гарри и потянул мою водолазку вверх. - Хочу тебя видеть. 

Я еще удерживался на тонкой грани, балансировал на краю заглушающего разум желания. Изучал его тело. Эрекции у него не было, и это меня отчасти отрезвило. 

– Гарри, не надо, - он вздрогнул, - ты же не хочешь. 

– Хочу. Я просто… я… 

Начни он плакать, я бы, наверное, все прекратил и снова извинялся. Он не заплакал, а потянулся ко мне - жадно, будто правда мог хотеть. И я ему поверил. Его расфокусированному без очков взгляду, рукам и губам. 

Когда он согнул ноги в коленях и развел их, я снова пришел в себя. Это потребовало всего моего самоконтроля, точнее, того, что от него оставалось. Проникающий секс опасен для него. 

– Нет, так точно нельзя. 

– Так точно можно, Северус. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Я так хочу. Так точно можно. 

Будто заклинание. 

– Я тебя хочу. 

Так хотелось поддаться - и я поддался. Аккуратно и сдерживаясь, и внимательно следил за ним, чтобы остановиться, если ему станет плохо. Гарри был словно в трансе, глаза полуприкрыты, он застонал, когда я вошел полностью, я в испуге остановился, но это не было стоном боли. 

– Тебе. Плохо? - я нашел в себе силы уточнить.

– Нет. Хорошо. Хорошо. Да.

Потом слова закончились, и время, и пространство, остались только мы с Гарри, только Гарри. Гарри. 

 

Мы лежали рядом, я пытался отдышаться, сердце билось как ненормальное, и одновременно накатывала сонливость. И осознание того, что я сделал. Ужас перед возможными последствиями. 

Похотливый старый мудак.

– Нормально все, - он, наверное, почувствовал, как я напрягся. - Ничего не болит. Я в порядке. Мне хорошо. 

У Гарри был спокойный, сонный голос. И я снова ему поверил.

 

Chapter 14: Помогать

Notes:

Наверное, я поставлю этот фик на паузу. Я не знаю, нужно ли его писать дальше - текст явно разваливается, он недостоверен, в нем много проёбов авторских. Вряд ли я это исправлю и вытяну сюжет на нормальный уровень. Ну, что ж. Со всеми бывает.
Не знаю, доливать ли уже написанные главы или забить на них...

Глава 14. Помогать 

 

Я кашляю, вытираю губы ладонью, на ней остается кровь. Ребенок ворочается, нервничает, я отчетливо ощущаю движения. Локк сказал, что это нормально. Что девочке 20 недель, и в ней 290 граммов, размером она с кокос. Плохо во мне помещается, быстро растет - нормальный, в общем, ребенок в ненормальном мне. Холодно. Чертовски холодно и душно. 

Северус садится рядом и смотрит на меня с болью. 

– У тебя жар.

Я знаю, что у меня жар. Я загибаюсь от всего сразу, и от инфекций, и от ребенка. Болит поясница, почки, легкие, я наполненный болью. Девочка бьет прямо в кишки, я зажмуриваюсь и пытаюсь дышать. 

Половина срока. Как я там думал, наивный? “Продержусь несколько месяцев, я все-таки волшебник”? Это. Только. Половина. Срока. Правда, Локк говорит, что ребенка можно достать, как только девочка станет жизнеспособной. Но даже до этого рубежа - восемь недель. Два блядских месяца. А лучше дольше - насколько получится, лучше для ребенка, не для меня.

– Гарри, что мне сделать, чтобы тебе стало лучше?

Это он меня спрашивает? Я закрываю глаза и чувствую его ладонь у себя на щеке. Она не приносит облегчения. Мне больно, больно, больно. Тело предало меня, переваривает само себя во имя ребенка. Я же не хотел ее убивать, да? Зря. Зря я не согласился на операцию, когда она еще не была настолько человеком. Пусть бы я потом себя убил, зато быстро и безболезненно. И не было бы уже страшно. Мне так страшно.

– Гермиона спрашивала, когда можно заехать.

Я выныриваю на поверхность темного болота и слышу его слова. Гермиона спрашивает. Заехать. Я не хочу ее видеть.

Три недели назад я был почти счастлив.

Две недели назад - уже менее счастлив.

Неделю назад… немножко и иногда счастлив. 

Три недели назад я думал, все наладится. Ну, живот, ну ладно, потерплю еще. Не так все и страшно, и даже можно заниматься любовью, это бесценно, заниматься сексом с любимым человеком, это приятно, даже когда нет оргазма, и даже когда человек этот тебя не любит. 

И все это уже стало прошлым. 

– Гарри? 

– Да. Я не хочу. Ее. Видеть. Никого.

Я не хочу никого видеть. Я не хочу никому отвечать на письма. Я отключил телефон, потому что наяривал чертов Рон.

Трудно дышать даже когда я лежу, как сейчас. Девочка снова устраивает канкан в пузе, это видно снаружи, когда я без одежды. Перекатывается, дергается. Когда я впервые заметил, меня стошнило. Северус убирает ладонь со щеки и кладет на пузо. Как всегда, когда он это делает и чувствует движения ребенка, лицо его смягчается. Он что-то к девочке испытывает. Он дал ей имя и ждет ее появления. 

Но она не родится. Я не выдержу, я умру, она умрет, нас обоих просто не станет. Не может же Северус этого не понимать?

Еще одна вещь, о которой мы молчим. Наше прошлое, наше настоящее, наши отношения, наше будущее. Прекрасные темы для молчания. 

– Она твоя подруга, Гарри, она волнуется за тебя. Что-то там снова вычитала, хотела поделиться…

– Нет. 

– Хорошо, - подозрительно легко соглашается Северус, - тогда пусть она придет ко мне, а ты можешь с ней не общаться.

Я злюсь настолько, что могу сесть - и тут же поясницу простреливает. Мерлин… 

– Когда? 

– Через два часа. Гарри, нельзя закрываться в себе. Я понимаю, тебе сложно, однако, нужно общаться, нужно выходить из дома, необходимо. 

“Если ты хочешь протянуть еще хоть сколько-нибудь”, - слышу я в его словах. И Северус прав, как всегда. Северус, Гермиона, Локк, Бентон Тьюринг, с которым я виделся всего один раз, Энтони Трасс, все они желают мне исключительно добра и всегда правы. Я чувствую себя экспериментом, а их - участливыми наблюдателями. 

Вокруг нашего дома, вздыхая туманом, хрустя ледком на лужах, ходит февраль. Мне нужно дожить хотя бы до апреля, а лучше - до мая. Какая ирония, снова дожить до мая.

– Не хочу.

– А я не хочу тебя хоронить, - резко бросает Северус.

“Я не хочу хоронить тебя и девочку”, - слышу я в его словах. 

Интересно, у нас будет два отдельных гроба? Нужно попросить, чтобы два отдельных, я не хочу лежать в могиле с ее трупом в животе. Не желаю остаться связанным с ней даже после смерти: два скелета, большой и крохотный. 

– Гарри, если так пойдет дальше, я попрошу психиатра назначить тебе антидепрессанты. 

Одним препаратом больше, одним меньше. Пусть оставят меня в покое, я буду спать, спать и спать. Почему он меня каждый день дергает? То водить машину, то в магазин, то ко врачам, то вот Гермиона придет.

Мне полезно есть, гулять на свежем воздухе. Еще можно покупать детские вещи или вязать эти, как их. Минетки. Читать спокойные книги, смотреть телевизор - Северус недавно его купил. Радовать законного супруга вкусными ужинами. Щебетать с подругой.

Какая. Мерзость.

Я сую ноги в теплые тапки и кутаюсь в безразмерный махровый халат. Пузо выпирает даже под ним. Северус будто бы любуется мною - он все же извращенец, я не вызываю у него отвращения. Или же Северус Снейп очень качественно его скрывает. Ладно, три недели назад было еще ничего, экзотика, но не такое уродство. 

– Я в душ.

– Помочь? 

Да-да, я упал в ванной позавчера. Видимо, магия все же заботится не только о ребенке, но и о носителе, не размозжил себе голову, зато перепугал Кричера и Северуса. Справлюсь уж как-нибудь. Еще не хватало, чтобы мне помогали мыться, Северус теперь каждый раз предлагает. 

Обычно вместе в душ ходят не для того.

Я плетусь в ванну со скоростью Кричера, шаркая и шатаясь. Она же с каждым днем будет еще сильнее лупить меня изнутри. Пузо дергается. Я пережидаю, когда девочка хоть немного успокоится, и продолжаю бесконечный путь. Меня догоняет, это несложно, Северус. 

– Типичное гриффиндорское упрямство. Давай я тебе все же помогу, Гарри.

– Я сам. 

– Мерлин… почему ты просто не можешь принять помощь? Почему я каждый раз должен тебя уговаривать?

Он вроде как злится, но говорит с тоской. Наверное, я его заебал. Я самого себя заебал и всех окружающих, кроме Кричера - тот просто не помнит, как я его заебал. Я прислоняюсь к стене. Перед глазами скачут черные мушки. 

Северус меня ловит. 

– Да что ж ты глупый такой, - бурчит он, - упрямый и глупый. 

Ну да, конечно. Я собираюсь гордо идти сам, и не могу. Действительно нужно меня держать, ловить. 

Но не раздевать же!

Я судорожно запахиваю халат и вцепляюсь в него. Нет. Нет, нет и еще раз категоричное нет. Трясу головой, не находя подходящих слов.

– Гарри. - Он трет ладонями лицо. - Ну чего я там не видел, а? Я же просто, блядь, Гарри, я просто хочу как-то тебе помочь. Понимаешь? По-мочь. Не оскорбить, не унизить. 

– Я. Сам.

Мне не хватает воздуха, сердце бешено стучит, надеюсь, не будет приступа. Я бы посидел сейчас где-нибудь. На полу, например. Поэтому приходится держаться за Северуса. Девочка принимается лупить меня с удвоенным энтузиазмом, словно чувствуя его и радуясь ему. 

А Северус зачем раздевается? У меня, должно быть, офигевшее лицо.

– Не лезть же в душ одетым. Надо какой-то поручень для тебя придумать. 

Я отвожу взгляд, я не хочу на него смотреть - его тело вызывает уже не жадное желание, нет, оно вызывает зависть. Худощавое мужское тело. Без пятен, растяжек, которые перечеркивают пузо, словно шрамы. С нормальным количеством волос. И абсолютно нормальным, работающим членом. Он очень красивый, конечно, а зависть моя - мерзкая, как я сам. И я не собираюсь показываться ему голым. 

– Раздевайся, - командует Северус. 

Я отворачиваюсь, снимаю халат и расстегиваю пижамную кофту. Она спереди мокрая. Почему-то. Два пятна как раз на уровне сисек. На уровне. Да. Блядь. Блядь! В ушах звенит, а потом я сижу-таки на полу, Северус белый, как кафель, глаза дикие.

– Оно. Там. - я не знаю, как ему сказать. - Молоко. Блядь. Пиздец. Северус. Это. Это.

– Молозиво, - он пытается говорить спокойно и вымученно улыбается. - Это не молоко. Несколько капель, ничего страшного. Это нормально. С тобой все в порядке.

– Нет. Это. Это не в порядке. Я так не хочу. Я так не хочу!!! Я больше не могу. Нет. Я…

Мне хочется отрезать лишние части тела. Чужую грудь и пузо. Взять нож и откромсать, выкинуть, забыть. Верните мне меня. Верните мне меня, пожалуйста. Кто-нибудь. Я хватаюсь за руки Северуса и прошу его: убери это, убери, я больше не могу. Я бьюсь в чужом теле, как в клетке, из него не вырваться. Кричу, плачу, кашляю, брызги крови. Не слышу, что отвечает Северус. Выскочить наружу, мне нужно выскочить из этого, из гроба, куда меня за что-то засунули умирать, умирать, умирать, умирать.

 

***

 

Я отнес его в спальню - Гарри очень похудел, и живот, да и грудь, из-за этого казались больше. Он перестал плакать, ушел в себя, кажется, не понимал, где находится, только губы слабо шевелились, мне казалось, будто я все еще слышу его крик. Каким бы смелым гриффиндорцем, победителем Темного Лорда, аврором ты не был - видимо, есть рубеж, за которым отвага заканчивается. Желтоватые капли молозива, вытекающие из сосков. Я боялся уже не только за его тело и не только за девочку, я боялся за его разум. Неуравновешенный - это одно, безумец - совершенно другое. Он мог что-нибудь сделать с собой. 

Долго сидел возле Гарри, гладил по голове, бормотал: “Все будет хорошо”. Ничего не было хорошо и не могло быть, но мы никогда не говорили про будущее. Если говорить, страхи станут реальными, и я мысленно разворачивал голову, смотрел в ту сторону, где скоро нужно готовить детскую, читать книги по родительству, а не беременности, решать, стоит ли налаживать лактацию (Гарри скорее умрет, чем пойдет на это) и какой смесью кормить Лили, когда она появится на свет. 

Я согревал дыханием его ледяные пальцы, и снова старательно думал не в ту сторону, в которую сворачивали мысли. Я все же ученый. Я мыслю аналитично, мне трудно верить в сказки со счастливым концом. Нет, я буду планировать восстановление Гарри. Как привести его гормоны в норму, как побыстрее привести в норму его тело. Первые недели, если не месяцы, будет тяжело, заботы о Лили я возьму на себя, но и Гарри нужна будет постоянная помощь, уход. Наверное, попрошу Гермиону, не Люциуса же просить… И можно обратиться к Нарциссе. Она вырастила одного ребенка, у нее есть опыт.

Я целовал его веки и думал, насколько он стал мне дорог. Этот измученный, исхудавший мальчишка устроился в моей жизни, занял там свое место, кажется, для него предназначавшееся. И я собирался купить-таки обручальные кольца, может, Гарри и будет смеяться, а для меня это важно. 

“Чтобы его похоронили с обручальным кольцом”.

Глупости. У меня есть “Севлюс-Фарм”, лучшие зелья во всей Британии, если не в мире. У меня есть деньги. У меня есть вся моя магия, хоть светлая, хоть темная, хоть серо-буро-малиновая в крапинку. Знания и опыт. В конце концов, у меня есть Люциус, сильный ритуалист. Команда врачей. Никаких похорон не будет, а будет детская кроватка и кричащий младенец, и восстановление Гарри.

Я слушал, как он дышит во сне, хрипло, у него температура, непрекращающийся кашель. К нему липла любая инфекция, как к больным иммунодефицитом, про которых много говорили по телевизору. Такая хрупкая жизнь. Две жизни. 

– Кричер, - шепотом позвал я, убедившись, что Гарри крепко спит.

Домовик не появился с хлопком, а почтительно и тихо заглянул в приоткрытую дверь.

– Следи за Гарри. Я в кабинете. Как только проснется - зови меня. 

– Хозяин… хозяин…

А вот Кричеру я не доверю даже сменить подгузник ребенку. 

– Старший хозяин, - выкрутился маразматик, - будет в кабинете. Когда хозяин… младший… проснется, Кричер позовет.

– И слушай, как он дышит. Начнет кашлять или задыхаться - зови меня.

– Кричер понял… Кричер будет следить. Слушать.

Пень ты старый. Действительно, лучше попросить Гермиону пожить у нас. И Гарри будет веселее, и девушка она ответственная, умная. Удивительно, как хорошо я стал думать про заучку Грейнджер, даже прикидывал, не предложить ли ей работу у нас в аналитическом отделе. 

Кстати, скоро она должна была прийти.

Курить в кабинете я себе запретил, поэтому сначала сбегал на улицу, в несколько затяжек прикончил сигарету, и только потом отправился звонить Бентону Тьюрингу. Мы с ним теперь общались в основном по почте, иногда созванивались - Бен был холодно-отстраненным, а я - настолько заебанным, что плевать мне было, как он разговаривает. 

– Мистер Снейп? 

– Да. Мистер Тьюринг, у меня личная просьба. Бен. Я знаю, что ты не психиатр. Но мне нужны антидепрессанты…

Бен коротко хохотнул.

– Вам, мистер Снейп, нужны как минимум антипсихотики, судя по тому, что я знаю.

Я прикрыл глаза. Личная просьба - и, конечно, Бен может отвечать мне не как начальнику, а как бывшему любовнику. Нет, мне нельзя было с ним ссориться, мне необходима была его помощь. Зря я все-таки больше не курю в кабинете. 

– Не для себя. Для Поттера.

– А разве он не Гарри Снейп теперь? 

Ну конечно, это теперь знали все, и Гарри пришла целая куча писем от друзей, приятелей и знакомых, которые он попросил Кричера испепелить, не открывая. 

Как-то информация просочилась в “Пророк”. Может быть, от улыбчивой ведьмы в Министерстве, которая заверила наш брак. В Магической Британии, как в Хогвартсе, сплетни распространяются моментально.

Наши фотографии - моя с какого-то конгресса, где я выступаю перед аудиторией, и Поттера из аврората, в официальной мантии. “Редакция поздравляет Северуса Тобиаса Снейпа и Гарри Джеймса Поттера с официальным браком! О прошлом и настоящем двух героев войны читайте в материале Риты Скитер”. И дальше целый разворот сплетен и домыслов о том, когда же мы, обуянные страстью, упали в объятья друг друга. По всему выходило, что или я соблазнил школьника (надо думать, немытыми патлами и мерзким характером), или же это произошло уже после войны - видели же нас в Макдональдсе.

– Это к делу не относится, - я постарался быть максимально корректным. - Нужны антидепрессанты, которые будут сочетаться со всем, что он принимает. И подействуют как можно быстрее. И, полагаю, успокоительные. И что-то для сна.

– Я не психиатр, - Бен перешел на деловой тон. - Я вообще не могу делать таких назначений. 

У нас в “Севлюсе” ни один отдел не занимался психиатрическими препаратами. Большое упущение. А то, что я прочитал про маггловские таблетки, доверия не внушало, и я не знал, будут ли они безвредны для Гарри, учитывая все зелья, и для Лили. 

– Под мою ответственность. Пожалуйста, мистер Тьюринг, я вас очень прошу. 

– Что с ним? - голос Бентона прозвучал, пожалуй, участливо.

Но не могу же я вывалить на бывшего любовника все? Это как минимум неэтично.

– Апатия, слезы, - я задумался, формулируя. - Ему тяжело.

– Железо? 

Железо, конечно, оставалось нашей ахиллесовой пятой, кальций тоже. 

– Думаю, не только. Это психологическое. 

– Северус, - сказал Бентон тихо, - а ты как думал? Что мальчик будет в порядке? На что вы оба надеялись, на чудо? 

Мы ни на что не надеялись, Бен, мы просто боролись и боремся за две жизни. 

– Ты мне поможешь?

– Если твой муж, - я вздрогнул, - пойдет к психиатру, маггловскому, естественно, и ему подберут схему лечения, лучше несколько вариантов, я попробую понять, что совместимо с зельями. Это максимум, Северус. 

Гарри - к психиатру? Очень смешно. Доктор сам окажется в дурке. Но я понимал Бена. 

– Кстати, поздравляю тебя с законным браком.

Наверное, ему было обидно. 

– Спасибо, Бен. 

Он помолчал в трубку.

– Когда получите назначение, звони. Счастливо.

Попрощаться я не успел - Бен нажал отбой. Что ж. Страница моей жизни под названием “Бентон Тьюринг” давно перевернута, а фиктивный брак стал настоящим, по крайней мере, для меня. Даже не из-за секса, я никогда не приравнивал секс к близким отношениям, не с моим прошлым, когда отношений не предполагалось вовсе. Из-за Гарри и Лили.

Я заглянул к нему: Кричер сидел на коврике возле кровати и, не отрываясь, смотрел на спящего Гарри, - а потом спустился вниз, чтобы дождаться Гермиону. Кстати, она, с ее способностью зарываться в книги и находить нужное, могла помочь, как минимум, найти информацию про маггловские препараты. В том, что получится затащить Гарри к психиатру, я сомневался, даже не так, я был уверен, этого не будет. 

На столе ждала стопка писем. Я совершенно забросил наш онкологический проект, в лаборатории появлялся последний раз две недели назад, когда с Гарри была Гермиона, опытов не проводил, и даже вспоминал о работе редко. Хорошо хоть, я совладелец, а не начальник отдела, вылетел бы из “Севлюса” без выходного пособия. А так достаточно иногда имитировать начальственный интерес, коллеги справляются и без меня… что несколько задевает.

Еще несколько месяцев, и я вернусь к привычной жизни. Нет, жизнь будет совершенно другой, новой, но все же, все же. 

 

Гермиона пришла не с пустыми руками. Она положила на диван небольшой сверток, увеличила его, и моему взору предстала странная, изогнутая буквой П, в человеческий рост, подушка. 

– Для беременных! Мне очень ее рекомендовали, говорят, улучшает качество сна и позволяет принимать удобную позу, это полезно для кровообращения… Ой. А где Гарри?

– Спит. 

Я опустился на диван рядом с подушкой, у меня совершенно закончились силы. Удобная? Как на нее ложиться-то? 

– Что-то случилось, да? 

– Гермиона… я хотел бы вас попросить. - очень сложно просить одолжения у бывших учеников, которых годами изводил. 

– Пожить у вас? - она всегда бежала впереди паровоза. - Чтобы поддержать Гарри? 

– Пока что, наверное, нет, хотя в перспективе - да. Помочь мне собрать информацию про антидепрессанты, седативные и успокоительные. Потом в “Севлюсе” попробуют понять, что совместимо с тем коктейлем зелий…

– Все настолько плохо? - тихо перебила Гермиона.

Я нашел в себе силы кивнуть. И меня скрутило болью и безнадежностью, так сильно, что я едва не закричал, меня чуть не пополам сложило от этого. Гермиона села рядом и положила мне руку на плечо, слегка сжала.

– Он очень сильный, Северус. Гарри очень сильный, он не сломается. Он вообще никогда не сдается, и всегда побеждает. У него есть ты, у него есть я, мы его обязательно вытащим. Обязательно, слышишь? И с девочкой вашей все хорошо будет, и с вами обоими.

Мне показалось, что она готова была заплакать. 

– Ты знаешь, когда Добби убили, это эльф, свободный эльф был, Гарри сам его похоронил. И так плакал… я думала, он сломается, но он это пережил. И когда его считали наследником Слизерина, и когда никто ему не верил, что это не он кинул свое имя в Кубок Огня, и когда Скитер объявила его сумасшедшим, и когда Амбридж травила, и когда Седрик... Ой, столько всего было! И ты очень сильный. Ты через столько прошел, мы все прошли, и мы живы. Все будет хорошо, Северус. 

Когда я говорил это Гарри, я врал, я сам не верил в свои слова, но сейчас мне хотелось верить.

– Когда ты ел в последний раз, Северус Тобиас Снейп? 

Кажется, я ел вчера, и это был кофе с сигаретой. Мне было не до еды в последние дни, я весь был для Гарри и Лили.

– А спал нормально ты когда? Если ты о себе не позаботишься, ты не сможешь позаботиться о Гарри. 

Невозможная женщина. 

– Что у вас есть в холодильнике? Живете, как два холостяка! Хорошо, конечно, что вы не эксплуатируете Кричера, но он мог бы помочь… Есть и спать. Я пока что побуду тут, если Гарри проснется, я буду рядом. 

И я подчинился.

Chapter 15: Зельевар Темного Лорда

Notes:

Я решила выложить уже написанные главы, чтоб добро не пропадало)

Напоминаю про рейтинг. И, да, дальше мрачнее, чем дальше - тем мрачнее

– Современные педиатры считают, что для младенца полезно спать в одной комнате с родителями! Отдельная спальня - огромный стресс! Гарри, ну скажи ты ему! Гарри! 

Гарри пожал плечами и отвернулся. Он сонно хлопал глазами, не принимал участия в нашей дискуссии (я придерживался точки зрения, что Лили нужно свое пространство, Грейнджер - что мои взгляды на воспитание устарели), и, кажется, хотел только выбраться из-за стола и вернуться в постель. Тьюринг считал дозировки оптимально подобранными, Грейнджер утверждала, что еще недели две - и побочные эффекты пройдут, я тихо молился, чтобы сонливость никуда не делась, спящий Гарри беспокоил меня гораздо меньше, чем кричащий и плачущий.

И ни Тьюринг, ни Грейнджер, ни Локк, ни даже Люциус не знали про то, как незадолго до начала лечения я отнял у Гарри нож, заломил руку за спину и готов был убить сам. Те несколько дней, пока Гермиона рылась в книгах, а Тьюринг сидел за расчетами и пытался угадать, что с чем совместимо, мы оба сходили с ума. Гарри - самостоятельно, а я - из-за него. 

– Как ты, например, услышишь, если ребенок заплачет? Ты представляешь, как она себя будет чувствовать одна в комнате? У нее же не сформируется безопасная привязанность, понимаешь? 

Я, конечно, все понимал. Сложно не выучить теорию привязанности, этапы развития младенцев и прочее, и прочее, когда у тебя дома буквально поселилась, с перерывами на сон и посещение библиотек, Грейнджер. 

Но мне необходимо было что-то делать, чем-то себя занять, кроме зелий и страха. И проект “детская” подходил как нельзя лучше. Вчера вечером я уже ободрал обои, не пользуясь магией и не принимая помощь Кричера, а сегодня должны были привезти краску, кисти и валики, а потом я планировал выбрать шторы, кроватку, комод… 

– Гарри, ну что ты молчишь! Это тебя напрямую касается! 

– Не касается, - равнодушно ответил Гарри. - Спасибо. Я пойду.

Я встал, чтобы помочь ему подняться по лестнице. У Гарри отекали ноги, стопы были похожи на подушки, постоянно болела спина, живот, и ходить ему было сложно, я каждый раз заставлял хотя бы спускаться вниз, чтобы поесть. Поддерживал, чтобы он не упал. Гарри был будто не со мной, не в этом мире. Пусть лучше так. Пусть спит, ни о чем не помнит, не страдает и не кричит. 

Он тяжело дышал, цеплялся за перила и мою руку, и каждые несколько ступенек останавливался отдохнуть. Живот было видно уже в любой домашней одежде. Он рос и рос, и девочка росла, уже почти полкило, когда пинается - очень заметно. То есть, мне было заметно, а Гарри - больно. Он снова остановился, отпустил перила и со свистом втянул воздух сквозь зубы. 

Еще как минимум шесть недель. Проспит он шесть недель?

– Давай я тебя отнесу, - предложил я. 

– Я дойду. 

Как на Эверест карабкался. Наконец, мы добрались до спальни, Гарри лег, устроился на П-образной подушке, закинув на нее ногу. Он дышал, как бегун после марафона. Я выставил на тумбочку зелья: кроветворное, от анемии, от дефицита кальция, укрепляющее на крови, иммуносупрессивное, антидепрессант с седативным эффектом, антиаритмическое, для профилактики тромбозов, наконец, обезболивающее (оно недостаточно помогало, но без него было бы еще хуже, а поднимать дозировку я не решался). 

– Опять?

– Да, Гарри, опять. Ты же знаешь, так надо. 

– Я от них все время сплю.

– Ну и отлично, - деланно улыбнулся я, - зато отдохнешь, сил наберешься…

– Я сплю и все равно плохо. Я все равно помню. Даже когда похуй, я помню. Я умираю, да? Я умру. 

– Нет, ты не умрешь. 

Верил я в это? Так же, как готовился к появлению Лили: заставлял себя верить. Гарри вздохнул.

– Я не боюсь смерти. Северус. Послушай, это важно.

Он приподнялся на локте, из выреза очередного свитера, Гарри все время мерз, выскользнула цепочка, теперь на ней весел не только мой кулон-портключ, но и золотое обручальное кольцо: оно не налезало на отекший палец. Я купил-таки кольца, самые простые, классические, и смеяться надо мной Гарри не стал. Он улыбался-то редко, куда уж там - смеяться. 

– Очень важно. Если спросят, кого спасать. То ее. 

Я представил, как меня спрашивают, и мне стало жутко. “Мистер Снейп, кого спасать в первую очередь? Отца или ребенка?” Я не хочу отвечать на такой вопрос, я не смогу на него ответить. 

– Если умрет девочка. Получится, все зря. А ты ее вырастишь. 

– Вот что, Поттер, я не желаю больше слушать эти героические благородные бредни, выбирать, кого спасать, не придется. Вы оба выживете, и единственный выбор, который нам предстоит: чью фамилию ребенку давать и какого цвета будет коляска. 

Поттер зажмурился, то ли его изнутри снова пнули, то ли я ляпнул что-то не то. Наверное, следовало ответить “я выберу спасти тебя”. 

Кого я буду спасать? Кого на самом деле? Страшный вопрос, я не желал отвечать на него даже в мыслях.

Ерунда, все обойдется. Коляска. Да, коляска, хотя Грейнджер говорила про “контакт тело к телу” и “кенгурушку”.

– Это не мой ребенок. - Гарри отдышался, наконец, сел ровнее и выпил первый пузырек, поморщился. - Но я за нее отвечаю, пока она внутри. 

– Отлично. А я отвечаю за тебя. Пей зелья. 

Снова я что-то не так сказал, он отвернулся. Я перебрал несколько вариантов одобряющих слов, но все они звучали или фальшиво, или приторно, или тошнотворно. 

– Я… - начал Гарри и мотнул головой. - Не важно. Спасибо за зелья. 

Он чего-то опять от меня ждал, а я не представлял, чего. 

– Ты будешь со мной до конца? - тихо спросил Гарри.

– Еще лет сто? Я столько не проживу, Поттер, ты сведешь меня в могилу гораздо раньше. 

Гарри дернул плечами. День такой дурацкий, все, что я ни скажу, звучит паршиво и бестактно. 

– Я буду с тобой, пока буду тебе нужен, - серьезно пообещал я.

Судя по тому, как он судорожно сглотнул, я не угадал с ответом. В дверь позвонили, и Гермиона звонко позвала: 

– Снейп! Тут доставка, наверное!

– Иди. - Гарри допил зелья одно за другим. - Я спать. 

– Как ты думаешь, может, Гермиона права и не нужно детскую?..

– Мне все равно, Северус. Абсолютно. Пофиг.

“Кого я буду спасать?” - подумал я, прикрывая за собой дверь и глазами указывая на нее Кричеру: следи, мол, убогий. 

Матерь Божья и Слаанеш. Это была не доставка. Это был мой друг и коллега по бизнесу, Люциус Мэлфой.

***

 

Они с Грейнджер уставились друг на друга и несколько секунд потрясенно молчали. Первым отмер, воспитание сказывалось, Люциус.

– Мисс Грейнджер. Доброе утро.

– Доброе утро, мистер Мэлфой, - подчеркнуто вежливо откликнулась Гермиона.

Грейнджер оделась по-домашнему, видимо, собралась помогать-таки мне с ремонтом. Растянутые на коленях тренировочные штаны, рубашка в клетку с закатанными рукавами и “гулька” на голове. 

– Не ожидал… 

– Гермиона нам помогает. Ты можешь присоединиться, Люциус, я как раз собирался начинать ремонт в будущей детской.

– Я подарю вам нового домовика, друг мой. Ваш Кричер совершенно ни на что не годен. Собственно, я по другому вопросу. Можем мы поговорить наедине?

– Проходи в кабинет, - я махнул рукой. - Гермиона, если доставка таки приедет…

– Я ее приму, - вздохнула Гермиона. - Но я по-прежнему считаю, что отдельная детская комната приведет к травматическому опыту…

– У Драко была отдельная комната с рождения, - надменно заметил Люциус, - и домовики, чтобы присматривать за ним. 

– Вот про это я и говорю, мистер Мэлфой: травматический опыт, нездоровая привязанность и психологические проблемы!

– Ты собирался со мной поговорить. Пойдем, Люциус. 

Иначе они, чего доброго, затеют дуэль в моей прихожей. Люциус покачал головой, и заговорил снова, только когда мы закрылись в кабинете:

– Я еще могу понять твой брак с Гарри Поттером. Но что в твоем доме делает эта грязн… маглорожденная выскочка?

– Я один не справлюсь, - честно ответил я. - Она разумная девушка и очень помогает, хотя порой я ее еле терплю.

– Ты и Поттера еле терпел, а потом женился. Надеюсь, до этого с Грейнджер не дойдет… Собственно, я по поводу Поттера, Северус. Авроры так ничего и не нашли?

Авроры, если даже искали, ничего и никого не нашли. Не могу сказать, что держал руку на пульсе расследования, я ни с кем из аврората не разговаривал, однако полагал, что они скажут, если будут результаты. 

Открыл окно и закурил. Весна скоро, воздух стал по-особому влажным, чувствуется, как сдается, отступает зимний холод. Направление разговора мне не нравилось.

– А я нашел. 

– Что, прости?

– Я нашел заказчика, Северус. Я знаю, кто он. И сегодня в три часа дня должен с ним встретиться. Само собой, надеюсь на твое общество в этот момент. Или передать его в аврорат?

Передать его в аврорат? Чтобы все обсасывали подробности, ухмыляясь, притворно жалели Гарри, а на деле испытывали отвращение? Чтобы Рональд Визли таскал его на допросы и очные ставки? Чтобы ублюдок закончил свои дни в камере Азкабана, откуда убрали дементоров?

Нет. Он должен ответить за каждую неделю страданий Гарри. За каждую минуту, когда он корчился от боли. За каждую судорогу, каждую каплю крови в рвоте и при кашле. За безумное, отчаянное “дай мне умереть”, за “я не хочу”, за “кого ты выберешь?” И за мой черный страх, захлестывающий с головой. 

– Естественно, Люциус, я составлю тебе компанию на этой прогулке. Кого-то еще мы берем с собой?

– Кто-то еще, - в тон мне отозвался Люциус, - может сдать в аврорат уже нас. Не думаю, что ты будешь действовать строго в рамках закона, дорогой друг.

Он хорошо меня знает и хорошо знает себя. Он знает меня с тех пор, когда я был вполне сформировавшимся ублюдком, пожирателем смерти. И сейчас убийца поднял голову и расправил плечи, заполняя меня. 

– Как ты на него вышел?

– Деньги, Северус, деньги и страх, ну и мое доброе имя. Кое-кто из наших бывших коллег до сих пор думает, что я верен старым идеалам.

Я кивнул и потушил сигарету. Люциус отчасти верен старым идеалам, но он всегда держал нос по ветру, и если бизнес с магглами приносит доход - Люциус будет сотрудничать с ними. Если Министерство одобряет деловые связи с магглами и помогает обелить свое имя - тем более. Единственное, в чем Люциус искренен, и чему по-настоящему предан, это его семья и, пожалуй, наша дружба.

– Кого-то я подкупил, кого-то запугал, а кто-то пришел ко мне сам, узнав, что я интересуюсь заказчиком. В твердой уверенности, что я хочу повторить его путь и кого-нибудь… оплодотворить. И вот, в результате, заказчик назначил мне деловую встречу.

Наше прошлое никуда не девается, даже переосмысленное, спрятанное, похороненное, оно остается внутри. Все, кем я когда-либо был: закомплексованный мальчишка, озлобленный подросток, раздавленный горем и виной юноша, шпион, профессор, ученый - во мне. Я честно смотрел на убийцу, убийца смотрел на меня нынешнего, такого порядочного, высокоморального. Сейчас моя очередь отступить в тень, а его - воскреснуть.

– Мне нужно кое-что прихватить из лаборатории.

– И запасную палочку, - напомнил Люциус.

И запасную палочку, которую я потом сломаю и выкину, а на моей не останется следов. А также - мантию-невидимку Гарри.

 

***

 

Я сразу, как только мы аппарировали, узнал локацию. Форты Монселл. Уродливые ржавые дома-коробки на четырех ногах, торчащие в море. Во времена Второй мировой эти заброшенные сейчас форты защищали Лондон… Мы оказались на шатком веревочном мостике, соединяющем два сооружения, и под нами лениво колыхалась серая вода. Люциус картинно поморщился, отряхнул плечо, будто на него могло что-то налипнуть, и, ступая осторожно, придерживаясь рукой в перчатке за тросс, направился к ближней коробке. Я, невидимый, шел следом, стараясь попадать в ритм его шагов. Форт был уродлив. Склепанный из железных листов, маленькие окна в два ряда - покинутое людьми свидетельство большой беды. 

Дверь коробки была распахнута. Люциус, обнажив палочку, по-хозяйски зашел внутрь. Огляделся и скривился. Граффити на стенах, битое стекло, сквозь окна и дыры (где соленый ветер разъел железо) падают пятна серого света. У дальней стены ждал мужчина. Расслабленная поза, но рука возле пояса. Вежливая, однако насмешливая, полуулыбка, шрам через левую бровь. Седой, безупречно-аккуратный. Конрад Холли, мой давний знакомый и, в позапрошлой жизни, боевой товарищ. 

– Здравствуйте, Люциус.

– Конрад! Здравствуйте, давно вас не видел.

Люциус убрал палочку, и Конрад действительно расслабился, улыбка стала искренней. 

– Удачное место для встречи, - продолжил Люциус, - если вы ожидали увидеть отряд авроров… 

– Да, я бы заметил их издалека, - кивнул Холли. 

Осмотрелся и, достав палочку, трансфигурировал из обломков два кресла.

– Прошу, Люциус, присаживайтесь! 

– Благодарю, Конрад.

На скольких рейдах мы были вместе, плечом к плечу? Искренний чистокровный мудак, верный соратник Волдеморта, примерный семьянин, любящий отец двух дочек, полагаю, уже взрослых - как он проскочил мимо авроров? 

– Как ваши дочери, Конрад?

– Спасибо, Люциус, прекрасно. Обе на материке, и обе уже замужем, старшая ждет ребенка.

Ах ты сучий ты выблядок. Ждешь, значит, внука? Наверное, переживаешь за свою девочку?

– А как ваш сын, Люциус?

– О, Драко пока что не думал о семье. Поступил в аспирантуру и больше интересуется наукой.

– Ритуалистика?

– Что вы, - рассмеялся Люциус. - Настоящие ритуалы сейчас под запретом. Артефакты. Ну-с, перейдем к делу? 

– Вы всегда ценили свой час. Охотно, Люциус. Что именно вас интересует?

– До меня дошли некоторые слухи, Конрад… Конечно, знай я, что это вы, я сразу обратился бы напрямую… Вы же понимаете, о чем я говорю?

– Предположим, но хотел бы услышать от вас.

– Что ж, справедливо. - палочка по-прежнему была спрятана в трости Люциуса, а он сам - вальяжен и дружелюбен. - Некий национальный герой попал в щекотливое положение. Мне крайне понравился стиль, это изысканно, дорогой Конрад, пытка длиной в девять месяцев! Непревзойденно!

Конрад изобразил смущение. 

– Вы меня переоцениваете, дорогой Люциус. Однако, вы же пришли не для того, чтобы выразить восхищение тем, кто так обошелся с национальным героем?

– О, Конрад, вы абсолютно правы. Собственно…

Я кинул в Холли петрификус тоталус. Он свалился с кресла, слепо глядя в потолок, и я снял мантию, а Люциус вскочил и достал палочку. Я тяжело дышал, и пытался обуздать свой гнев, чтобы не убить Конрада сразу - о, как я хотел его убить. Но простой “авады” мне было мало, я припас для Холли нечто большее, гораздо большее. 

– Инкарцеро, - лениво произнес Люциус. Веревки оплели тело Конрада. 

Склонившись над ним, я отменил свое заклятие. Конрад со свистом вдохнул и неверяще уставился на меня. 

– Северус Снейп. 

– Здравствуй, Конрад. 

Я присел на корточки, разглядывая его. Люциус отступил в сторону. 

– Ждал отряд авроров? Что ж ты так плохо подготовился? Не все продумал?

Я говорил с ним очень ласково, наслаждаясь ужасом, проступающим на бледном лице. Неужели он не слышал про меня и Гарри? Не сопоставил поиски Люциуса и нашу с ним дружбу? 

– Как же так, Конрад? Не подумал, что я приду мстить?

– За кого? За убийцу Темного Лорда? 

– За своего мужа, - охотно пояснил я. - Эту деталь ты не заметил?

Конрад коротко хохотнул и дернулся в веревках.

– У тебя всегда было специфическое чувство юмора, Северус. Развяжи меня и расскажи, как он там, этот гаденыш? Ты наслаждаешься каждый день, но я-то его не вижу…

– Чем наслаждаюсь?

– Тем, как маггл изнутри убивает Гарри Поттера.

Мы с Люциусом потрясенно переглянулись. 

– Ты считаешь, что я подпустил его так близко, чтобы насладиться зрелищем? 

Конрад снова рассмеялся.

– Развязывай меня, Северус, и давайте выпьем, господа.

– Естественно, выпьем.

Я вытащил из внутреннего кармана пальто два пузырька, совсем маленьких, которые достал из сейфа в своей лаборатории. Самые страшные из зелий, созданных мною, я хранил их как напоминание о том, кем был и что совершал, и вот, надо же, пригодилось. Матовые черные флаконы и серебряные крышки, хранить эти составы в обычном стекле опасно, исключительно в зачарованном. Теперь я был абсолютно спокоен и сосредоточен, мой разум очистился: я знал, как поступлю сейчас и в каком порядке дам Конраду зелья. Он, видимо, вспомнил, над чем я работал у Волдеморта и дернулся сильнее.

– Это не смешно. Развяжи меня! Развяжи! 

– А что за составы? - светски поинтересовался Люциус.

– Вот этот  - вызывает крайне агрессивную и быстрорастущую форму рака. Несколько часов - и мистер Холли пройдет весь путь, который раковые больные проходят за месяцы, от первых раковых клеток до метастазов. Боль появится уже через полчаса, полагаю, сперва еле заметная, а потом интенсивная. Я бы выбрал рак кишечника, иннервация там чудесная, мистер Холли быстро почувствует, как это - когда тебя разрывает болью изнутри. А этот, ну, это элементарно. Растворяет внутренности. Тоже интересный процесс, но протекает намного быстрее, даже несмотря на то, что состав содержит компоненты, как можно дольше оставляющие выпившего живым, и, главное, в сознании. Что-то не могу выбрать, Люциус. Как ты думаешь? Чего он заслуживает?

– Зависит, полагаю, от информации, которую мистер Холли готов нам сообщить. Кто его подельники. Где он держал Гарри. И как он это сделал. Если мистер Холли будет сговорчивым, предлагаю ограничиться авадой или же утопить в море… вода разрывает легкие утопленников, если ты не знал.

Это был спектакль, направленный на Конрада - и спектакль подействовал. Холли забился в веревках в тщетной попытке выбраться.

Кроме флаконов и запасной палочки, у меня был с собой нож. Какой-то древний ритуальный кинжал, покрытый рунами, подарок Люциуса. Выглядел он эффектно, и был очень острым - ни одна волшебная палочка, кроме, может быть, палочки в руках Волдеморта, так ясно не выражает намерение не просто убить. Пытать. Конрад забыл, как дышать. 

– Надо поднять его повыше. Люциус, будь так добр, трансфигурируй мне стол. 

Стол напоминал прозекторские. Я левитировал Холли на него. Да, так удобнее, ноги не затекают, спина не болит.

Люциус поморщился.

– Может, все-таки магия?

…я отнял у Гарри нож, кухонный тесак, которым он обычно рубил мясо в фарш или измельчал зелень. С трудом разжал пальцы, Гарри сопротивлялся с неожиданной силой и пытался меня пинать, пришлось заломить ему руку за спину, согнуть. “Зачем?” - все, что я мог спросить. “Я не хочу. Вырежи это из меня. Отрежь это! Это не я! Я не хочу!” 

При чем тут магия? 

– Ты пока сходи покури, - предложил я брезгливому Люциусу. - А я тут побеседую со старым другом. Вспомним былое, понастальгируем. 

Конрад, надо отдать ему должное, не умолял и не верещал. Пока что. Я попробовал лезвие кончиком пальца - тот я, который умел убивать и мучить, осознавал силу страха. 

– Палец на левой руке или на правой? - я дал ему выбор.

Конрад тяжело сглотнул.

– Северус. Пожалуйста, Северус! У меня дочка беременная. Северус!

– А у меня - беременный муж. Так левая или правая, Конрад? Я выберу за тебя, если ты затрудняешься с ответом. Начнем с мизинца. От меньшего к большему… 

По суставу. Хрустнуло. Он закричал. Люциус вздохнул и вышел - не одобрял таких методов и не любил крови, Люциус меня не понимал. А Белла, например, поняла бы. Я остановил кровь и заглянул Конраду в лицо. Холодный пот. Прерывистые всхлипы. 

…предатель, затесавшийся в наши ряды. Чистокровный и настолько убедительный, что Темный Лорд поверил ему. Юноша не старше меня, с орехового цвета огромными глазами, вытаращенными от ужаса. Когда он переметнулся на другую сторону? Из-за чего? Темный Лорд хотел, чтобы я это узнал. И я стоял в темнице над этим парнем, выбирая, как его убить. Темный Лорд любит, когда его враги мучаются. “Выбирай, какой палец. На левой или на правой”. 

Я вынырнул на поверхность и услышал свой голос.

– Что это за эмбрион, Конрад? Хочешь купить себе легкую смерть - купи ее информацией.

…он ничего не говорит, только кричит, никакого толку. Левый или правый? Указательный или мизинец? Кричит, срывая голос. Я останавливаю кровь, уменьшаю боль и снова прижимаю лезвие к суставу. 

– Маггловский. Маггловский эмбрион! Из их хранилища! Северус! Мои девочки! 

– У нас тоже будет девочка, - мой голос совершенно невыразительный, мертвый. - Левая или правая, Конрад? Выбирай. 

– Северус! Северус!

Вот теперь он верещал. 

…бледные пальцы, похожие на опарышей-переростков, валяются на черном камне пола. Ореховые глаза, затуманенные болью. Но Темный Лорд доверяет мне. Я - Зельевар Темного Лорда, я, полукровка, поднялся так высоко. Меня мутит. Я готов прекратить это. Я хочу прекратить. Я не имею права, иначе я окажусь в темнице, и кто-нибудь скажет мне: Северус, выбирай.

Руки дрожали, мир стал плоским. Нож - слишком тяжелым. Я - не тот мальчишка, запутавшийся, гордящийся своей подлостью. Я старше, и я многое прошел и многое искупил. Искупил я смерть того парня с ореховыми глазами? Он долго мне снился, и снится до сих пор. 

– Кто тебе помогал? 

– Магглы, - прохрипел Конрад. - Маггловские врачи. Все. Только они. Империус. Северус… Мы же были друзьями…

– Я почему-то тебе не верю, Конрад, придется переспросить. Ты все еще не хочешь выбирать? Наверное, два уха - это уже чересчур. Как ты на это смотришь? Мои вопросы ты услышишь и одним.

Он заверещал:

– Пожалуйста! Верастериум, используй верастериум, я все скажу.

У меня был с собой верастериум, и я, в конце концов, был легилиментом, я мог бы покопаться в его мозгах. Два флакона: рак или растворенные кишки. Острый кинжал. Гарри все время больно, Гарри страдает, и Конрад - причина этого.

…”Ух она и верещала, ты не представляешь! - хвастается Конрад. - Сучка. А где сучка - там и кобели, да?” Он совершенно пьян, я немногим лучше. Меня мутит, не знаю, от вина или от его рассказа. Стая Фенрира и женщина из Ордена Феникса. В полнолуние. Я не хочу этого слушать. Я его почти ненавижу в этот момент. “Они ее порвали, - он ржет, - натурально! Сучка сдохла в своей крови! Х-ха!” Я ненавижу его. Я верен Темному Лорду. Я передал ему подслушанное пророчество. Перед глазами возникает картинка: беззащитная ведьма и стая оборотней. Я не могу ее сморгнуть, поэтому пью и криво усмехаюсь.

Конрад заслуживал мучительной смерти, но и я заслуживал ее. Он пытал и наслаждался, я - пытал без наслаждения, вот и вся разница. Из-за меня погибла Лили, из-за меня погиб Джеймс, по моей воле умирали волшебники и магглы. 

…адское пламя и целая деревня. Старики и дети, мужчины и женщины, козы, коты и собаки, розы и яблони…

Можно же остановиться.

Не продолжать. Разорвать этот круг. Уничтожить Конрада, да, но не пытать. Не пускать в себя прошлое.

Меня шатало или мостик между двумя фортами, я не понимал. Асфальтового цвета море. Красная полоса заката на горизонте. Декорации, сквозь которые проступало прошлое, и не было рядом Гарри, который сказал бы мне: “Дыши, давай, дыши, я знаю, как это. Ты - Северус Снейп”.

– Ты в порядке, Северус?. 

Мне нужно было умыться. Снять с себя кожу, выстирать и только потом надеть снова.

– Как ты себя чувствуешь?

– Как убийца.

– Брось, Северус. Не в первый раз. Ты был достаточно милосерден к этой сволочи, я же помню, что он творил. Хочешь, отправимся ко мне и напьемся?

Да, я хотел пойти к нему и напиться. Стереть из памяти.

Я - совладелец “Севлюс-Фарм”. У меня есть семья. Вот мой друг, Люциус Мэлфой, смотрит на меня с грустным пониманием. Мы на мосту между заброшенными фортами. Вот он, настоящий я, а тот чужой, что хотел влить в Конрада раковое зелье - он пусть отправляется в прошлое, откуда явился. 

Нет, не напиться. Я хотел увидеть Гарри. Обнять его, убедиться, что он в порядке, что в порядке Лили, и жизнь продолжается, моя жизнь. Наша. И эти злобные щупальца прошлого обрублены, выкинуты, их нет, больше никто не дотянется до нас.

– Я пойду домой. 

Я прикурил сигарету от сигареты. Люциус помолчал, потом сказал:

– Ты все сделал правильно. 

 

***

 

Гарри, конечно, спал, и спала Гермиона в будущей детской. Я переоделся и долго мылся, прежде чем зайти в спальню. Лег рядом, погладил его по щеке, Гарри открыл глаза, блестящие в полумраке - он всегда ложился со включенным ночником. 

– Тот, кто сделал это с тобой, мертв.

Гарри принюхался.

– Ты пахнешь морем.

– Он мертв, - повторил я и обнял Гарри. - Его нашел Люциус, и теперь тот подонок никогда и никому не причинит вреда. А Лили будет магглой, скорее всего, это маггловский ребенок. 

Гарри, не совсем, видимо, проснувшись, крепко моргнул.

– Ты его убил, да? 

– Да. 

- Почему - маггловский? - он сел. - Что он сделал со мной? Кто это сделал? Как?

- Его звали Конрад Холли. Мой старый... коллега. - я боялся увидеть отвращение на лице Гарри, но на нем была только решимость и боль. - Он решил, что будет очень символично, если маггл, за права которых ты так боролся, убьет тебя изнутри.

Гарри вздрогнул. Мне не хотелось продолжать, не хотелось причинять ему еще большую боль, но такие вопросы не должны оставаться без ответа. Это - страх, неопределенность, незнание - убивает изнутри эффективнее любого плода.

- Он был законченным подонком, Гарри. Мы оба. Холли долго, полагаю, собирал информацию, долго подбирался к тебе. Он нашел маггловскую репродуктивную клинику, наложил империус на врачей, а потом они провели обычную операцию.

Гарри тряхнул головой:

- Подожди. Они - что? Они - как? Разрезали живот и подсадили в меня... откуда? Или как? Или... Не, этого точно быть не может. Я же. Я мужчина. Я не понимаю. Я... я не понимаю. 

Я взял его за руку, как делал всегда, успокаивая. Ледяные, влажные пальцы. Взгляд, беспомощно мечущийся по комнате. Что он там себе придумал? Какие картины видит? Постоянный страх, постоянная боль, постоянный физический дискомфорт - вот и все, что осталось от жизни Гарри Поттера, двадцатилетнего аврора. И месть ничего не исправила, смерть Холли не принесла облегчения Гарри, не починила сломанное. 

- У магглов есть такая технология, - я и сам ее не очень понимал, все, мне известное, я вытянул пытками, зельем правды и легилименцией, из головы Конрада. - Они берут две половые клетки и соединяют их в стеклянной емкости, а потом плодное яйцо вводят в матку женщины. Или в брюшную полость, как тебе, длинной тонкой иглой. Они еще добавили какие-то препараты, думаю, гормональную терапию, чтобы плод достаточно вырос...

Шок. Он ощупал живот, скривился с отвращением, снова помотал головой, будто не хотел слушать, но я продолжил, глядя на Гарри, он должен был узнать правду и перестать додумывать. 

- Дальше мы с тобой знаем. Эмбрион растет, клетки делятся. Холли не стирал тебе память. Он оглушил тебя со спины, а потом тебя держали под какими-то препаратами, ты был практически без сознания, и поэтому ничего не помнишь. И поэтому никто не мог ничего найти в твоей памяти, даже я.

Гарри со свистом втянул воздух сквозь зубы. 

- А кто ее, ну. Родители?

- Мы никогда этого не узнаем, боюсь. Я видел, как он уничтожил документацию про эмбрион. Гарри, ему это было не важно. Он хотел убить тебя. Теперь он мертв, он - в прошлом. А ты жив, и Лили жива.

Будет реветь? Нет. Он не плакал. На лицо Гарри вернулось отсуствующее, мертвенно-безразличное выражение, он пожал плечами. Подтянул одеяло и лег. Я ждал, что он скажет, но Гарри молчал - а это всегда не к добру. Он молчит, только когда совсем паршиво, когда не совсем - тараторит, орет, возмущается, ревет, то есть, ведет себя как обычно.

- Это не в прошлом. - прошептал Гарри, - во мне моя смерть. Я рощу в себе смерть. С самого начала.

- Ерунда. Это Холли так думал, и он ошибся. В тебе - жизнь.

- Северус, они проткнули меня иголкой. Всунули туда чужого ребенка, чтобы я умер. Жизнь, серьезно? Я умираю. Ты это знаешь, я это знаю. И мы тут делаем вид, что все заебись.

Он говорил с тоскливым безразличием. Как я мог возразить, что я должен был ответить? Я не знал. Я мог только надеяться. 

- Я его убил, - повторил я. 

- Спасибо. 

Я ожидал, признаюсь, большего. Но Гарри  отвернулся, не прикасаясь ко мне. 

 

Я проснулся от своего крика, я видел Гарри на железном столе, ручейки крови, Гарри кричал, захлебываясь, а я стоял над ним с ножом. 

 

Chapter 16: Все хорошо

Notes:

Окей, поехали дальше, это все еще написанные ранее главы, но, наверное, будут новые.
Я прошу прощения у всех читателей за истерику (тут я не лучше Гарри, видимо) - не стоит читать комментарии на фоне острой стрессовой реакции, сейчас, когда прошло несколько дней, я понимаю, в каком была состоянии после некоторых событий.
Вообще я не такой нежный цветочек, и способна справиться с тем, что не всем нравлюсь ;)

Глава 16. Все хорошо

 

Я хорошо себя чувствую. Это поразительно: проснулся, а ничего не болит. Наверное, зелья начали действовать, и я долго лежу, пытаясь понять: а не умер ли я, часом, во сне? Северус мерно дышит, и это тоже хорошо, после того, как он убил того волшебника, он просыпается с криками почти каждую ночь, уже почти две недели, а потом идет курить и долго не ложится, думая, будто я не замечаю. Иногда я чувствую сквозь дрему его взгляд, но ни разу, даже открыв глаза и застав его врасплох, не распознаю выражения. То ли это страх, то ли обреченность.

Но сегодня ничего не болит, пока девочка не заряжает мне под ребра, кажется, у нее неплохо выходят удары ногами. Я вскрикиваю от неожиданности, и Северус, моментально проснувшись, оборачивается:

– Что?

– Ничего. Пихается. 

И снова ничего не болит. И изжоги нет. И голова не кружится, и в мыслях вроде как прояснилось. Мир уже не тошнотно-серый, из него не хочется побыстрее сбежать под одеяло. Солнце сквозь тонкие занавески. Немного помятый, со следом от подушки на щеке и утренней щетиной, Северус.

– Отлично себя чувствую. Ничего не болит.

Он откидывается на спину и трет глаза. 

– Господи милосердный. Мерлин всемогущий. 

И снова я не могу понять, что же с ним, что у него в голосе и мыслях. Я хочу его поцеловать, такого вот сонного и лохматого. Неловко выбираюсь из своей подушки, пузо конкретно мешается и напоминает о моем состоянии. Я-то хочу его поцеловать, а он меня?

– Гарри, ты чего на меня так уставился? Что-то не так?

Все, все не так. Когда я вспоминаю про “все”, настроение портится, но не до конца, оно хотя бы есть, а не как предыдущие недели, когда я был овощем. Я качаю головой и вымучиваю улыбку.

– Ничего. Все в порядке. Извини.

Отползаю, собираясь сбежать в ванну, Северус ловит меня за запястье:

– Гарри? 

Как мне ему сказать? “Я хотел тебя поцеловать, но вспомнил про пузо”. “Я обрадовался, что ничего не болит, а потом вспомнил про пузо”. “Не смотри на меня, я страшен как Кэрроу”. 

– Ты сегодня не кричал, - я выбираю нейтральную тему, и не смотрю на Северуса. - Отпустило?

– Не знаю… может быть. Раньше мне не были свойственны кошмары, знаешь ли, мало ли, кого приходится убивать.

Не просто “убивать”. Я все же аврор, и знаю. Вряд ли Северус был милосерден к тому типу - и я не могу его осудить, только вот и быть благодарным не выходит. Убил за меня - а самому теперь как?

Принес мне знание о том, что со мной случилось - а мне теперь каково? Ну, окей, я знаю, что меня хотя бы не насиловали. Легче не становится.

Но даже эти мысли не портят настроение до конца, оно возвращается в норму.

Я оборачиваюсь - и снова хочу его поцеловать. Уставшего и колючего. Ничего не могу с собой поделать. Северус улыбается:

– Тебе действительно лучше?

Я киваю. Как бы ему это так…

– Можно тебя поцеловать?

Северус поднимает бровь:

– Странный вопрос, мистер Поттер. Тебе письменное разрешение? 

Мне так нравится запах его дыхания и вкус его губ. Через… да, еще через четырнадцать сраных недель, и даже больше, когда я верну себе свое тело - можно мне будет по-прежнему целовать его? Он говорил, будет рядом, пока нужен. Он мне всегда будет нужен. 

…но лучше меня не трогать ниже плеч. Груди. Пузо. Все это чужое, хотя я чувствую прикосновения. Северус замечает, как я напрягся, и убирает руки. Гладит мое лицо, касается шеи.

– Красивый…

Ой, да не ври. Я сексуален, как Страшила из “Волшебника страны Оз”. Пальцы Северуса скользят по плечам. Я прикрываю глаза. Этого так долго не было - бесконечные недели. Я помню их урывками: свою истерику, нож, когда я хотел отрезать лишнее. Сейчас я не собираюсь пускать в себя эти воспоминания. 

– Все равно красивый, - упрямо повторяет Северус. - Всегда.

Мне нужно бы в туалет, я часто бегаю теперь, но я не решаюсь разрушить момент. Поцелуи и медленные поглаживания, и теперь я понимаю выражение его лица. Потерплю, попозже схожу. Кладу руку на бедро Северуса и сдвигаю выше. И еще выше. 

– Тебе нельзя сейчас…

– А я и не собираюсь, - честно отвечаю я.

И лезу ему в пижамные штаны. Он возбужден или же это утренний стояк, не так важно, важно обхватить ладонью и плавно двигать рукой вверх и вниз. У Северуса сбивается дыхание. 

Я бы хотел его хотеть. 

Я хочу только в туалет.

Но я продолжаю, и любуюсь им. Он красивый. Я - нет. Я не мужчина сейчас, я не пойми, что. И эти мысли не собираюсь думать, отгоняю от себя. Надеюсь, девочка не пнет меня в мочевой пузырь, бывало уже… 

Немного быстрее. Все равно медленно, я знаю. Неторопливо. Доводя его до состояния, когда ничего уже не важно, только бы кончить. Я помню, как это. Нет, не стану думать.

Северус целует меня, прикусывает кожу на шее, притягивает ближе. Мне неловко - я касаюсь его пузом. Но рукой  двигать не перестаю. Вот так. Чтобы подольше удерживать на грани. 

Он стонет, и я милосердно увеличиваю темп и сжимаю его член сильнее. Северус кончает быстро, сползает на постель, ловит мою мокрую от его спермы ладонь и целует. 

А теперь мне уже очень нужно в туалет. Но я еще потерплю, я любуюсь им в утреннем свете. Может быть, все получится. Может быть, я выживу. Может быть, я нужен ему не только для того, чтобы выносить девочку. 

– Я сейчас.

Все-таки шлепаю в ванну, довольно шустро - пол не шатается, ноги не подгибаются, держаться за стену не нужно. Дверь в “мою” бывшую спальне открыта - там бежевые, в розовый, стены, детская кроватка и комод. Все еще пахнет краской, хотя ремонт закончен… когда? Я не помню. Наверное, не так давно. Северус же спрашивал меня, какого цвета делать стены. Гермиона убеждала, что отдельная спальня девочке не нужна.

А мне не нужна девочка. Я не хочу ее растить. Я не хочу ее даже видеть, если мы оба выживем. Но Северус никому ее не отдаст, значит, придется или смириться, или уходить. 

Слишком хорошее утро, чтобы думать об этом.

– Хозяину… - Кричер совершенно по-стариковски жует губами. - Молодому хозяину… Завтрак? Кричер приготовит завтрак?

– Я сам.

Сегодня я действительно могу это сделать. Отлить, сидя на унитазе - стоя я даже не прицелюсь, я члена-то своего не вижу. Умыться (если я пойду в душ, настроение будет испорчено), завернуться в халат поверх пижамы, спуститься по лестнице, пожарить гренки и омлет, и сварить кофе.

– Дай-ка я возьму у тебя кровь, - Северуса, наверное, привлек завтрак. - Какой-то ты слишком бодрый.

– Не нравится? 

– Очень нравится, Гарри. Но кровь я у тебя возьму.

Кровопийца. Мы завтракаем, за окнами - ранняя весна или же оттепель, но понятно, что зиме осталось недолго. Небо высокое, звонкое, голубое. Когда Северус выходит курить, я выползаю с ним, и чувствую нотки моря в запахе ветра. Соль и табак, и влажная земля, и Северус. 

Будто с глаз моих сняли даже не черные, серые очки. И появилась надежда. Северус улыбается мне:

– Я готов отдать всю свою магию, чтобы тебе стало лучше, Гарри.

– Не нужна мне твоя магия, - фыркаю я. 

У меня много своей. Она просто направлена внутрь, но вернется, как и мое тело. Мне хочется куда-нибудь выбраться из дома и деревни, только не в клинику к Локку, видеть не могу больше Локка, достал невозможно. Этот маньяк все хочет запереть меня в палате на оставшиеся месяцы, и чем дальше - тем сильнее. 

– Давай куда-нибудь съездим, Северус. Тебе никуда не нужно?

– Если ты нормально себя чувствуешь, мне нужно в “Севлюс”. Ребята из группы вчера написали про интересные результаты. Понимаешь, - он прикуривает новую, я его не тороплю, мне нравится, как он рассказывает, - кажется, удалось понять, как индивидуализировать лекарство. Оно же влияет напрямую на РНК конкретного больного при конкретном виде рака, а значит, нельзя просто наладить серийное производство. И вот над этим мы бились… 

У него такое воодушевленное лицо. Жизнь Северуса не должна ограничиваться мною. Я пытаюсь честно вникнуть, но дальше идут термины, в которых я не силен, хотя и живу столько времени с ученым. Поэтому я киваю и улыбаюсь. И, конечно, соглашаюсь прокатиться с ним в “Севлюс”: посижу в кабинете, пока Северус будет проверять, что там с мышами, полистаю какие-нибудь научные журналы. Под землю точно не полезу, не понравился мне сердечный приступ, да и мистера Тьюринга я не рвусь видеть.

Делаю даже попытку попроситься за руль, вдруг разрешит, и Северус внезапно разрешает доехать до трассы. Я уже не путаю педали и умею переключать передачи, и не ползу со скоростью тридцать километров в час, а разгоняюсь аж до пятидесяти. Приоткрываю окно. 

Если это подействовали зелья, я при встрече расцелую Гермиону. Тьюринга, пожалуй, не стану.

– А кстати, где Гермиона?

– Не удивлюсь, если в библиотеке. Я утром отправил ей СМС, что тебе лучше и сегодня мы справимся сами. В конце концов, Гарри, мисс Грейнджер - молодая девушка, а сидит у нас дома, как приклеенная. 

– Ей нравится, - заверяю я. - Она же не просто сидит, она в книгах сидит. Ты ей еще по темной магии что-нибудь подсунь, она вообще уходить не будет, она таких книг в руках не держала.

– И сколько лет Азкабана мне за это светит?

– Распространение? Пятерка, наверное.

Да, мир яркий и свежий, в последний раз я видел его таким летом, до плена. Кажется, я могу протянуть руку - и зажечь на ладони невесомый и не обжигающий огонь. 

Около трассы мы меняемся местами, я опускаю стекло со своей стороны и высовываю руку наружу, ловлю шум дороги, пряди воздуха, магию. Податливый, послушный мир, в котором все получается, и даже страшное - не так уж страшно, ведь я - волшебник.

И девочка затихла, спит, наверное. Должна же она когда-нибудь спать, отдыхать от избиения меня. 

– Мне понравился цвет стен, - я хочу сказать Северусу что-нибудь приятное. 

– Да? - он улыбается в профиль. - Гермиона настаивала на “гендерно-нейтральном”. Я не знаю, откуда эта женщина берет свои идеи. 

– Ты ее переубедил?

– Как видишь, сошлись на компромиссе. 

Я не знаю, какой будет наша жизнь дальше, не могу представить. Но сейчас мы едем на машине в “Севлюс”, вокруг нас поля, все еще черные, но не по-зимнему унылые. Я бы мог взлететь, не на метле, а как умеет Северус и другие пожиратели, стать бесплотным духом и носиться над землей и водами.

– Когда девочка родится. - Северус вдруг становится серьезным. - Гарри, ты знаешь, какой я человек. Знаешь, что я бы не отделался пятью годами в Азкабане. Пожизненное минимум. 

К чему это он клонит? Мне становится холодно.

– Я нарушал закон сотни раз, и чудом на свободе. Когда я не буду тебе нужен, чтобы выжить. Ты уйдешь или останешься со мной?

Кажется, пару недель назад я спрашивал его об этом. Ну, и я не ангел. Я не знаю, что он видит во сне или когда проваливается в прошлое, но я знаю Северуса Снейпа. Не юного пожирателя смерти, и даже не склочного профессора, а теперешнего Снейпа. Ученого, мужа моего, в конце концов. Друга Люциуса Мэлфоя и, внезапно, Гермионы. 

– Уровень вашего интеллекта, профессор Снейп, оставляет желать лучшего, - весело отвечаю я. - Куда я от тебя денусь? 

“Я же тебя люблю”. Но это я снова оставляю несказанным.

 

Северус натягивает белый халат и сбегает в лабораторию, я остаюсь в его кабинете в компании чая, дивана, подборки медицинских и зельеварческих журналов. Порывшись на полках, нахожу хоть что-то понятное: “История колдомедицины: от Средневековья до Нового времени”. Почитаю, может, умнее стану. Устраиваюсь на диване поудобнее, крестец все же немного ноет, и пузо давит, если лечь на спину, поэтому некоторое время вожусь, а потом открываю книгу. 

Вспоминаю, что заварил чай и оставил его на столе Северуса. Ну, на это должно хватить и беспалочковой, это я еще на первом курсе выучил, когда на метлу садился. Я протягиваю ладонь и произношу, совершенно забыв, что вся магия направлена внутрь:

– Акцио.

Чашка послушно поднимается со стола и летит ко мне. Я теряюсь, чашка падает, и вдруг меня пронзает болью, всей и сразу, скопившейся с утра: разрывает на части живот, спину, меня выгибает дугой, я не могу кричать, не могу дышать. Огненный шар ворочается внутри. Мышцы сокращаются сами по себе, суставы выкручивает. Северус. Где Северус. Северус. Больно. Девочка. Северус. Больно. Я хриплю, пытаясь глотнуть хоть немного воздуха, непослушными пальцами тяну ворот свитера вниз, и натыкаюсь на цепочку. Портключ. Северус. Становится все темнее. Темнота выползает из углов. Свет превращается в маленький колючий кружок. Сейчас меня разорвет. Переломает кости. Оно ломает мне кости. Я сжимаю кулон в руке. Северус. Надо сказать. Прикусываю язык. Челюсти сжимаются. Свет. Где свет. Темно. Северус. Северус!

– Северус…

 

***

 

Он появился на полу прямо у моих ног, в лаборатории, бьющийся в судорогах, с кровавой пеной на губах, и я уронил лабораторную мышь. 

Пальцы Гарри сжались на кулоне, в щелку прикрытых век видно белок, очки слетели. Ноги дергались и на джинсах расплылось мокрое пятно мочи. Кто-то завизжал, кто-то выматерился, я будто попал в страшный сон, где воздух липкий и вязкий, попал в повторяющийся кошмар. Гарри выгибался и пытался дышать. Подергивался, будто в эпилептическом припадке. Я звал его по имени, но он не слышал или не понимал, он умирал на моих глазах, и это были конвульсии.

Все кошмары, где Гарри оказывался на прозекторском столе, ожили. Меня обступили тени убитых, и среди них был Гарри… Внезапно эмоции отключились, стало пусто, но теперь мог действовать. Я должен был аппарировать его в клинику, я обязан был, но понимал: расщеплюсь.

– Кто-нибудь. В клинику Святого Петра. Срочно.

Я сгреб Гарри в охапку, а меня обхватили чужие руки, я даже не заметил, чьи. 

Фойе клиники. Крик на рецепции. Отшатнувшиеся магглы. 

– Локк! - крикнул я. - Срочно! Локка, операционную!

Тело Гарри напряглось и вдруг обмякло. Он перестал дышать. Я, кажется, тоже перестал дышать.

Рядом возник Баз Локк. У меня отобрали Гарри, положили на каталку, бегом кинулись куда-то, и я побежал следом. Я должен быть в операционной. Я должен там быть, но меня не пустят. Империус? Палочка выпала из дрожащих пальцев, я ее поднял. 

– Северус. Остановись. Тебе нечего там делать. - Энтони Трасс мягко опустил мою руку.

Я его убью, я должен быть там. Никто не скажет в этот раз: “Просто слизистая”. Некому молиться, все боги и великие маги ушли из этого мира. Всего двадцать четыре недели. Всего двадцать четыре недели! 

Мимо пронеслась бригада врачей. 

– Я должен.

– Ты будешь мешать. Они все сделают, чтобы его спасти. 

“Если спросят, кого спасать. Ее”. Энтони говорит, “его”, значит, они будут спасать Гарри. Он не хотел этого, он хотел, чтобы спасли девочку. Я же не должен выбирать? Я не могу выбирать и не буду. Я не стану выбирать, я не скажу Трассу: Гарри хотел спасти девочку. 

Почему так случилось? Ему же было хорошо утром. Это моя вина, целиком моя вина, я оставил его одного в кабинете. Я не уследил, меня не было рядом, я бы успел, будь я рядом.

– Позвони кому-нибудь, - посоветовал Трасс. - Кому-нибудь близкому. Тебе не нужно оставаться одному.

Близкому? Самый близкий в операционной. Люциус. Да, у меня был Люциус. И еще у нас была Гермиона. Я с трудом вытащил телефон и набрал ее номер не с первого раза, она ответила сразу.

– Гермиона, - голос не слушался.

– Что с ним?

– Мы в клинике. Пожалуйста. Приходи. 

Она все поняла и не задавала вопросов. В операционной команда врачей что-то делала с Гарри, а я стоял столбом напротив Энтони Трасса, бессильный и беспомощный. Гарри там умирал, а я оставался тут. Так уже было, и тогда мы вернулись домой. 

Меня окликнули. Дрожащий девичий голос. Гермиона бежала бесконечным коридором, он все удлинялся, а когда добежала, кинулась мне на шею и коротко обняла, всхлипнула и отстранилась, глядя в глаза.

– Рассказывай. Что с ним?

– Не знаю. Его увезли. Судороги. Он не дышит… я не знаю.

– Вот что, Северус Тобиас Снейп, прекрати паниковать. Держи.

Я узнал зеленоватое успокоительное зелье и выпил все одним глотком. Сердце немного успокоилось, и руки уже не так тряслись. Куда-то делся Трасс, видимо, тактично оставил нас наедине. Гермиона, еще более лохматая, чем обычно, бледная и сосредоточенная, кивнула:

– Рассказывай.

– Я не знаю, - повторил я, - у него начались судороги. Он был без сознания. Я не знаю, Гермиона. 

Она взяла меня за руку.

– Утром все было хорошо, у Гарри ничего не болело. Я давно не видел его таким веселым, будто полным магией…

Магией. Вот оно. Гарри был полон магией - вернувшейся к нему. Магия плескалась в его глазах, магия излечила его от депрессии и боли, магия наполнила Гарри снова… он был так красив утром. Но это может значить только одно. Если магия больше не охраняла девочку. Только одно. Там некого спасать. Когда мы целовались и он ласкал меня. Пока ехали в Севлюс. И я, почти счастливый, изучал результаты эксперимента. Лили умирала внутри Гарри и, умерев, потянула его за собой.

Несколько часов она умирала, так же, как он, билась в судорогах или просто тихо перестала быть. И потом Гарри носил в себе ее труп. Мне не нужно выбирать, я могу только ждать, когда мне выразят соболезнования. 

Гермиона зажала рот ладонью. Она тоже все поняла. Она трясла головой, словно отгоняя от себя реальность, и в глазах у нее стояли слезы. Я бы хотел заплакать. Или разозлиться и бить стену в ярости.

Но сейчас я тоже умирал, выгорал дочерна изнутри, меня заполняла пустота в том месте, где жили Гарри и Лили, где раньше было тепло. 

– Ох. Северус. 

Я обнял Гермиону и позволил ей плакать, уткнувшись мне в грудь. Оплакивать нас всех: нашего с Гарри ребенка, нашу с Гарри жизнь, Гарри и Лили, Лили и Гарри. 

Два человека, которых я люблю. Надо же. Вот оно как на самом деле. Которых я люблю: Гарри. Лили. А я ему не успел сказать и не успел понять.

Неслучившееся будущее, оборванное настоящее. 

– Северус… они же его спасут?

Гарри просил, чтобы спасали Лили. 

Это все моя вина. Я не предусмотрел и не понял. Я не уговорил его лечь в клинику. Я не оставил ему шанса, и Лили тоже. Мне нельзя ходить среди людей и надеяться на нормальную жизнь.

Понял ли Гарри, что происходит? Наверное, да, раз активировал портключ. Он понял, и ему было больно и страшно, а я держал лабораторную мышь и слушал отчет.

– Северус… мисс… Грейнджер? 

Это снова был Трасс.

– Если хотите, пройдите в мой кабинет. 

Нет, я не отойду от дверей операционной. Гермиона упрямо помотала головой: она тоже хотела остаться здесь.

– Может пройти несколько часов, - настаивал Энтони, - лапаротомия - сложная операция… 

Двери операционной распахнулись, вышел человек в хирургическом костюме и шапочке и опустил маску. Я уцепился за плечо Гермионы, чтобы не упасть. Прошло слишком мало времени, Энтони говорил - часы, но максимум десять-пятнадцать минут, значит… Значит. Все. 

– Вы - отец ребенка? 

Да. Я. 

– Да, - ответил за меня Энтони, потому что я не мог произнести не слова. 

– Вашу дочь удалось реанимировать.

Что? 

– Девочка жива. Прогноз… не хочу вас обнадеживать, но чудеса случаются. Чудо уже то, что эмбрион прикрепился в мужском теле, я не представляю…

Гермиона тихо достала палочку и прошептала: “Империус”. Доктор ошалело захлопал глазами, запнулся и продолжил.

– Сейчас она в отделении интенсивной терапии новорожденных. Когда можно будет, вас туда пустят.

– А… - я пытался говорить и все еще был не в состоянии.

– А Гарри? - закончила за меня Гермиона тоненьким испуганным голоском.

– Идет операция. Массированное кровотечение, я не могу дать прогноз. За его жизнь борются. Я неонатолог, не хирург, но коллеги сделают все возможное, поверьте. 

– Жива? - тупо переспросил я. 

Видимо, врач привык к глупым вопросам.

– Да. Сердцебиение есть. Мистер…

– Снейп.

– Снейп. Вас пустят в отделение интенсивной терапии, как только будет такая возможность. Девочку нужно стабилизировать. Как только мы это сделаем, вы сможете ее увидеть. Держитесь и удачи вам.

Я нашел в себе силы кивнуть. Лили жива. Гарри сказал: спасать ее. И вот ее спасли, а он оставался там, за дверями.

– Сядь, - попросила Гермиона и подтолкнула меня к синему стулу у стены. 

Я послушался, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Голова кружилась, сердце билось как ненормальное. Почему никто не может выйти и сказать мне хотя бы два слова про Гарри? 

Но если Лили жива, и ему делают операцию, шанс же есть? Я читал про лапаротомию и представлял общий ход вмешательства: разрез, потом извлечение ребенка, потом они будут останавливать кровотечение и пытаться убрать плаценту или же вырезать кусок сальника, где она прикреплена. Или оставят плаценту внутри, надеясь на силы иммунитета… но главное, главное - остановить кровотечение. Он может просто истечь кровью на столе.

Я это видел в кошмарах. Я это видел сейчас как наяву. 

– Северус, возьми себя в руки. Ты нужен им обоим. Не смей отключаться!

Гермиона Грейнджер умела поддержать в кризисный момент.

– Фиктивный брак, да? - она еще и ехидничать могла. - Я давно все про вас поняла. 

– Что именно? - на “мисс Грейнджер” меня не хватило. 

– Пф. Что брак не фиктивный. Северус, посмотри, пожалуйста, на меня. Ты же умеешь себя контролировать, вот сейчас как раз самое время для самоконтроля.

Как она может оставаться такой спокойной? Я посмотрел на Грейнджер. У нее подергивался уголок рта. Не была она, естественно, спокойной. Притянул ее поближе, и Гермиона прижалась к моему плечу.

– Это Гарри. Гарри всегда выживает, я уже тебе говорила. Всегда. Он всегда побеждает. Он победил, видишь? Ваша дочка жива.

Наша дочка. Да, ведь правда, наша дочка. Уже существующая отдельно от Гарри, и ее можно будет увидеть. Наверное. Я зажмурился до цветных пятен перед глазами. 

– Не дают никаких прогнозов…

– Она же его дочка! Конечно, Лили выкарабкается, я уверена.

Ни в чем ты не уверена, девочка. 

Гермиона хотела втянуть меня в разговор, успокоить и успокоиться самой. Мы цеплялись друг за друга под дверями операционной, вдвоем легче было справляться с ужасом.

Новостей все не было и не было, минуты тянулись, пространство и время сворачивались вокруг нас душным коконом.

Наконец, меня позвали.

– Мистер Снейп? Вы можете увидеть дочь.

Chapter 17: Лили

Notes:

Кому не нравятся розовые сопли (это, кажется, единственная полностью сопливая глава в тексте, но она не может быть другой), промотайте, я в примечаниях внизу напишу краткое содержание. Хотя именно в этой главе объясняются некоторые штуки, оставшиеся за кадром раньше - и они не добавлены по вашим замечаниям, нет. Они там были.

Глава 17. Лили

 

Мне выдали халат (вместо лабораторного, в котором я, оказывается, так и ходил все это время), шапочку и маску.

Я ожидал увидеть небольшого младенца в кроватке, но то, что встретило меня в отделении интенсивной терапии новорожденных, шокировало. К этому я не был готов, и никто, наверное, не готов: прозрачный ящик на ножках с колесиками, яркий свет, белые стены, мониторы, штативы капельниц, ритмичный писк - и больше ни звука. Лили не плакала. Я замер в дверях, и женщина в белом халате, шапочке и маске подошла ко мне:

– Не бойтесь, подойдите поближе.

Значит, Лили в прозрачном ящике. В нем сбоку оказалось два круглых отверстия. А потом я разглядел ее внутри. Лили лежала на боку, на подушке, напоминающую Гаррину “беременную”. Пластырем зафиксированы трубки, ведущие к носу и рту - так, что личика почти не разглядеть. Датчики на груди. Провода, тянущиеся к правой ножке и животу. Памперс. 

Сама она была похожа на недозревшую мандрагору. Чуть длиннее волшебной палочки. Красная, сморщенная. И очень худая, очень. Я видел младенцев, у них были круглые щечки и складочки, и видел фото новорожденных - у тех складочек не было, но такое ощущение, будто у Лили не было и мышц. Обтянутый красной кожей скелетик. Она не двигалась, только грудь подрагивала: билось с ненормальной для взрослого скоростью сердце.

Такая хрупкая. 

– Если хотите коснуться, нужно надеть перчатки.

Я оглянулся на докторку: совершенно забыл, что она тут. Коснуться? Я же наврежу ей. Что-нибудь раздавлю или сломаю. Как вообще можно трогать такое крохотное существо? 

Докторка протянула мне пару синих перчаток. 

– Я ей не наврежу?

– Вы же не будете брать ее на руки, это пока невозможно. Погладьте ручку. Пусть знает, что вы здесь. Можете поговорить с дочкой, она узнает ваш голос.

У меня перехватило дыхание от слова “дочка”. Я надел перчатки и неловко просунул руку в отверстие ящика. Чтобы отважиться и дотронуться, мне понадобилась, наверное, минута. Я неловко погладил Лили по руке - она была не толще моего мизинца. О, Салазар Великий, Мерлин и Моргана, Вишну и преподобный Стилиан! 

– Лили, - позвал я, - привет. Это я, твой…

Горло снова перехватило. 

– Твой папа. Я тут, малышка. Все будет хорошо. Мы заберем тебя домой, когда ты подрастешь. 

Я говорил еще что-то ласковое, непривычное, невозможное, как невозможна была жизнь в этом тельце. Веки закрытые и опухшие. И сердцебиение. Так должно быть? Локк говорил, у плода сердце бьется быстрее, только Лили больше не “плод”, она младенец, моя, наша с Гарри, дочка, девочка моя. Не знаю, слышала она меня или нет, но надеялся, что и правда слышит, пусть и не понимает. 

И я плакал. Мне плевать было на докторку, на все, я плакал и говорил дочке, как рад ее видеть, как я ее люблю, какая у нее комнатка чудесная дома (хотя в этот момент понял, что пыталась донести мне Гермиона: Лили не будет спать одна, только с нами).

Докторка тронула меня за плечо.

– Мистер Снейп…

– Да. Простите.

Я еще раз погладил Лили и убрал руку. Вытер глаза рукой в перчатке. Нос заложило…

– Она пока что не может дышать сама и, конечно же, не может есть. Питание и кислород поступает по зондам, мы следим за сердцебием.

– Какой… прогноз?

– Обычно для недоношенных детей на таком сроке, не хочу давать ложную надежду, тридцать процентов. Это не так уж мало.

Один к трем. Это мало. 

– Могут быть осложнения… Мистер Снейп, вы в порядке?

– Да. Да, продолжайте. Не нужно меня жалеть. Я хочу знать.

– Я дам вам брошюру. Основные трудности сейчас с дыханием, пищеварительной системой. Мы надеемся, что не будет осложнений. Мы сделаем все, чтобы обошлось, ваша дочка будет под постоянным наблюдением и контролем, круглосуточным. Вы можете приходить в любое время, ее мама тоже, когда восстановится после операции. 

Конечно же, она не знает, что Гарри - не мама. Я посмотрел на инкубатор. Большой такой ящик.

– А когда ей можно будет домой?

– Когда вес будет не меньше двух с половиной килограммов. Когда ваша дочка сможет самостоятельно дышать и есть. Мистер Снейп, по возможности вашей супруге стоит сохранить лактацию, как только Лили сможет глотать самостоятельно, желательно кормить ее не смесью, а молоком.

Если он выживет. Я вспомнил про Гарри, и страх накатился с новой силой. 

– Можно еще раз на нее посмотреть? 

– Конечно.

Я склонился над инкубатором. Крохотная. Живая. Настоящая.

– Мне пора, малышка. Папа скоро вернется, хорошо? С тобой побудет эта тетя. Будь умничкой, Лили. Я тебя люблю, папа тебя любит.

Когда я вышел, первым делом стянул маску, прислонился к стене и сполз на пол - ноги не держали. Наверное, тут, у стены, сидело до меня множество родителей, отцов и матерей, и вот так вот рыдали от ужаса и счастья одновременно. Жизнь, висящая на тонкой ниточке, и толстый канат моей любви, связывающий с Лили. Надо же, я никогда не думал, что могу полюбить кого-то, кто еще в животе, и вот так сильно - красную, худенькую девочку. 

У волшебников не бывает недоношенных детей. Мне предстояло полностью положиться на магглов. Я ничем не мог помочь дочери.

– Снейп, - я узнал голос Локка и поднял лицо. - Эк вас… 

Локк сидел возле меня на корточках.

– Он жив, в тяжелом состоянии. Мы перевели его в реанимацию. Это чудо, настоящее чудо, что они оба живы. Думаю, для сквиба или маггла такое невозможно. 

Я вытер сопли рукавом. И это Северус Снейп, декан Слизерина, ужас Хогвартса, бывший пожиратель смерти, шпион, герой войны и далее по списку. Локк покачал головой. 

– Может, вам успокоительного? Или коньяка? 

– Н-нет. Можно к нему?

– Можно. Вы же родственник. К нему рвется мисс Гермиона Грейнджер, но ее пускать мы не вправе.

Локк помог мне подняться. Надо было привести себя в порядок. Что значит - в тяжелом состоянии? Ладно, с этим я разберусь позже, в каком бы состоянии Гарри ни был, я волшебник и я зельевар, я его вытащу. Оба. Живы. Оба! Дочка и муж. Оба. Да, они живы.

Упыри выглядят лучше. Я долго умывался холодной водой, но глаза и нос оставались красными, в конце концов я плюнул на безнадежное дело: Гарри вряд ли напугаю, Гермиона сама не лучше, а врачи и не такое видали. 

Его палата  была похожа на палату Лили, с той разницей, что Гарри лежал не в инкубаторе, а на кровати, в рот шла толстая гофрированная трубка. Капельницы. Писк аппаратов. Мониторы. 

Я сел рядом на стул и погладил Гарри по голове. Живой. Потерял много крови - вон мешок на штативе с темно-красной жидкостью. Вон с прозрачной, еще один. Но теперь с ним все будет хорошо.

Странно было видеть Гарри на спине, накрытого простыней, и без настолько, как в последнее время, выпирающего живота. Неподвижным и молчаливым. Я провел пальцем по его бровям, по скуле.

– Возвращайся ко мне, хорошо? Все в порядке, Гарри. Все закончилось. 

Он не мог ответить и не слышал. У меня кончились слезы, я не в силах был больше плакать. От сердца будто тянулось два каната: Гарри. Лили.

– Лили жива, я ее видел. Такая крошечная. 

О чем с ним еще говорить, раз он не может ответить? 

– Прости уж мне мою сентиментальность, но тебе было не до переживаний, а мы с Грейнджер понервничали пару часов. Ты меня напугал. 

И ему было страшно, когда он сжимал в руке портключ.

– Представляешь, скоро мы все вернемся домой, Гарри. Думаю, узнай Рональд Визли, прислал бы тебе поздравительную открытку… - получалось как-то нескладно.

Мы о многом молчали, и говорили с ним по большей части о какой-то ерунде. О текущих проблемах, которые остались в прошлом. Что мне еще ему сказать? Когда он не слышит?

– Я люблю тебя, - сказал я, - а когда был твоим профессором, терпеть не мог. Люди меняются, как видишь. Ты теперь дважды герой, и Лили будет даже поважнее Волдеморта, пусть его в аду черти жарят. Помнишь, ты говорил, чтобы спасали ее? Я бы не смог выбрать, я вас обоих люблю. Я раньше не знал, как умею любить.

Какую же сентиментальную чушь я нес, хорошо, что он был в отключке. Я поднялся.

– Пойду передам Грейнджер, что ты скоро будешь в порядке, и сварю для тебя парочку зелий. Возвращайся ко мне, ладно?

 

***

 

Гермиона, конечно, рыдала от облегчения. Я держался уже намного лучше, и милосердно позволил ей выплакаться, а потом отправил умываться. Зареванная молодая женщина - зрелище получше, чем зареванный немолодой мужчина, но прохладная вода ей не повредит. 

Мне хотелось остаться в клинике, дежурить там, пока Гарри не очнется, и дольше, пока мне не скажут, что Лили в порядке, но Локк, серый от усталости и стресса, скорчил самую зверскую из своих орангутаньих рож:

– Еще набудетесь. Это все не быстро… особенно с девочкой. Будете бегать туда-сюда, между домом и двумя палатами.

– Я добавлю к лечению Гарри несколько зелий. Он скоро будет в порядке.

– Ему разрезали живот от грудины до низу. Вырезали кусок сальника. Он потерял столько крови, что жив только благодаря магии, полагаю. Это вам не перелом, мистер Снейп. И не забывайте про гормоны. Мы не можем резко их отменить.

– Что? - переспросил я.

– Я консультировался с эндокринологами. Снейп, если мы ему отменим эстроген и прогестерон - он развалится. Дозу необходимо снижать постепенно.

– И как долго?

– Месяцы, - пожал плечами Локк.

Ему-то было, в общем, все равно, главное - чтобы пациент жил. 

– Полгода. Год, два. Мистер Поттер был на огромных дозах женских гормонов, такие дозы не принимают даже трансгендерные женщины.

Полгода. Год. Два. 

– Идите домой, Снейп. Вы все равно сейчас ничего не соображаете. Ступайте, поспите. Если что, вам позвонят. А потом сами говорите с эндокринологами, я свою работу сделал. Оба живы. 

Я понял, что не поблагодарил его ни разу за все время, ни однесенького раза. А ведь Баз Локк, ругаясь, как сапожник, сжимая покрытые рыжими волосами кулачищи, вел Гарри всю беременность и помог Лили появиться на свет, а Гарри - не умереть.

– Спасибо. Баз. У меня перед вами долг жизни.

Двух жизней. Я достал палочку, чтобы скрепить эти слова магией. Локк покачал головой:

– Это мой долг как врача. Жаль, случай не описать… Была бы сенсация.

– И толпа мужчин, которые хотят выносить ребенка. Нет уж, не рискуйте. Хотя потом я поговорю с Гарри, может быть, на условиях анонимности, мы дадим согласие. И все же, Баз, я перед вами в долгу. Любые зелья. Все, что может дать “Севлюс-Фарм”. Эксперименты, исследования.

Деньги я предлагать ему не стал, понимал, что оскорбится. Локк ухмыльнулся.

– Попросился бы в штат.

Что ж, я не видел причин, почему бы не взять на работу талантливого сквиба. Чтобы варить зелья, магия особо не нужна. Отправлю к Тьюрингу, он будет в восторге… Кстати, Бена я тоже не поблагодарил.

– …но я практик и останусь здесь. Подумаю над вашим предложением. Только одно условие: не приходите ко мне со второй беременностью. Я не выдержу второй раз.

– Видит Мерлин, ни за что! - я искренне приложил руку к груди.

Вернулась Гермиона, немного посвежевшая, но еще шмыгающая носом. 

– Пойдем к нам, мисс Грейнджер, - предложил я. - Составь мне компанию. 

Она вяло кивнула. 

 

***

 

В доме будто замерло время. Надо же, все изменилось за день: нас теперь трое, Лили и Гарри борются за свою жизнь, а на столе - Гаррина любимая чашка с непонятной мне картинкой (Гарри пытался приобщить меня к современному кинематографу, но не очень преуспел): рыжий юноша, дебиловатым выражением лица напоминающий Рональда Визли, одноглазая девушка с фиолетовыми волосами и, видимо, робот с продолговатой головой. Моя чашка стояла в мойке. Я знал, что в коридоре висела куртка Гарри, а его подушка пахла им, и в ванной у нас три зубных щетки, Грейнджер свою не забирала. 

– Странно, да? - задумчиво сказала Гермиона. - Будто он наверху, а не в больнице. 

Именно, будто он здесь, просто в другой комнате. Но Гарри лежал под капельницам, интубированный, в клинике. 

И Лили там же. Надо привыкать думать о ней как об отдельном человеке, дочери. Гермиона тряхнула волосами, отгоняя, видимо, мысли:

– В первую очередь нам надо поесть. У вас, как всегда, пусто?

– Как ни странно, нет. Вчера приходила миссис Стил.

Готовил у нас, пока мог, Гарри. И, когда его состояние ухудшилось, мы перешли на доставку, маразматик Кричер умудрялся испортить даже чай.

– Гермиона, как думаешь, может, уместно выпить немного вина? Все же, у меня родилась дочь. 

– И они оба живы. Я не против выпить. Только немного.

Тут я вспомнил про существование в моей жизни еще одного друга, Люциуса, которого неплохо было бы поставить в известность. И Кричера - последний как раз появился в кухне.

– Хозяин… хозяин… Кричер все забывает. Кричер приветствует хозяина и молодую знакомую леди.

– Гермиона, Кричер. Я - Гермиона Грейнджер.

Он забудет через минуту - Гермиона каждый раз представлялась. Кричер радостно закивал:

– Мисс Грейнджер. Кричер запомнит.

– У нас с Гарри родилась дочка, - решил я порадовать старика, и уточнил, - с твоим хозяином.

– Наследница рода! Наследница Блэков! Кричер счастлив, Кричер думал, не дождется…

Он разрыдался, утирая слезы краем любимой тряпки, я отвернулся, неловко стало. Он же действительно радовался, хотя вряд ли осознавал беременность Гарри.

– Я позвоню Люциусу. Ты не будешь против его компании?

Гермиона поморщилась. Да уж, отношения между ними не сложились. Но она имела больше прав быть тут в этот момент, и я бы понял, скажи она “нет”.

– Это же твой друг. Конечно, зови. Но если он скажет хоть одну гадость, я его прокляну. 

Милая девушка. 

Я поднялся в кабинет, оставив ее хозяйничать на кухне, вытащил из ящика стола телефон и набрал Мэлфоя.

– Здравствуй, здравствуй, мой загадочный друг, - вальяжно протянул он. - С чего это ты про меня вспомнил, Северус?

– У нас дочка родилась.

Тишина. И еще тишина, и еще. Видимо, Люциус подбирал приличествующие случаю слова, такого в его, да и в моей, жизни, еще не было.

– Поздравляю? - неуверенно сказал он. - Как она? И Гарри?

– Оба живы, но оба в реанимации. Главное - живы. 

– Да. Несомненно. Мне заглянуть к тебе?

– Буду очень рад, но имей в виду: тут Гермиона Грейнджер, и прогонять ее я не намерен. 

– Буду иметь в виду, - вздохнул Люциус. - За последние годы я избавился от предрассудков.

Ну конечно. Когда это касается бизнеса и денег, и положения в обществе. 

– Дай угадаю, Северус, ни нормального шампанского, ни нормальных закусок у тебя нет?

Нет, этого у меня не водилось. Я не люблю шампанское, и Люциус так и не приучил меня к изысканным французским сырам, после которых начинаешь искать, не насрала ли где соседская кошка. 

– Могу я сказать Нарциссе?

Я представил лицо Нарциссы. Жаль, не увижу. Нет, у меня никогда не было к ней неприязни, но зрелище, должно быть, забавное.

– Да, конечно.

– Тогда до встречи.

Мне предстояло позвонить еще одному человеку, задействованному в этой истории, и совершенно не хотелось ему звонить. Странно все же говорить своему бывшему любовнику о том, что у тебя родилась дочь. Но я был обязан ему этим счастьем. Я был обязан ему - и Локку, и Энтони Трассу, кстати - двумя жизнями. Тремя. Смог бы я жить дальше, если бы не стало Гарри? А Лили? 

– Слушаю, мистер Снейп.

– Бентон. Я хотел поблагодарить тебя.

– Благодари, - согласился он. 

– У нас… у меня. Дочка родилась сегодня.

Бентон - не Люциус, он сразу спросил:

– Жив? 

– Да. Оба живы, хвала Мерлину. Спасибо тебе, Бентон. Я перед тобой в долгу.

– Двадцать четыре недели… - он проигнорировал мои слова. - Что говорят врачи? Какой прогноз? Какие зелья нужны?

Острый укол то ли ревности, то ли обиды: Бена совершенно не интересовали ни моя благодарность, ни мой гипотетический долг, у него была конкретная задача, конкретный проект, Гарри Поттер.

– Я завтра поговорю с эндокринологом и Локком про Гарри. Насчет Лили не знаю, она, скорее всего, маггла, и она родилась слишком рано.

– Общеукрепляющее бы адаптировать…

Это я мог и сам, но помнил позицию Бентона: зельевар, как и врач, должен подходить к задаче с холодным сердцем, а не диким страхом за родных.

– Что ж, Северус. Прими мои поздравления. Насчет долга, - о, все же услышал, - я подумаю. Надеюсь, у вашей семьи все будет хорошо. Позвони мне завтра, когда узнаешь подробности.

И нажал отбой. 

Снизу донеслось радостное завывание Кричера, и я понял, что прибыл Люциус.

 

***

 

Мы курили в кабинете. Окосевшая Гермиона отправилась спать, вечер прошел мирно, и мы с Люциусом были достаточно пьяны для откровенности и достаточно трезвы для того, чтобы завтра не стало за нее стыдно.

– Объясни мне одно, Северус, я не понимаю. Это, фактически, чужой ребенок. Ни ты, ни Гарри не имеете отношения к ее зачатию. Это было насилие. Почему ты называешь ее дочерью?

Как бы ему объяснить? Я сам не очень понимал, почему. Просто в один момент девочка стала реальной, наверное, когда я увидел ее на экране аппарата УЗИ. Просто она жила в моих мыслях и в животе Гарри. Просто она была моей мечтой о семье, о том, чего я всегда был лишен и не надеялся (да какой там, я вообще об этом не думал) обрести. Просто они с Гарри стали моим шансом переиграть, исправить, забыть прошлое. Оставить в прошлом вину за смерть Лили и радоваться рождению. Не быть моим отцом и дать девочке все, чего я был лишен. Растить ребенка вместе с любимым человеком, в конце-то концов - хотя вряд ли я любил Гарри, когда мы начинали этот путь. Вовсе я его не любил, но это не имеет значения.

Нет, я не мог объяснить всего Люциусу, и вряд ли бы он мне поверил, для него кровь - это очень важно, род - это крайне важно, а с Лили у нас ни частички общего генома.

– Что ты чувствовал, когда родился Драко?

– Счастье, - не раздумывая, ответил Люциус. - Мы долго его ждали, ты же знаешь.

Да, они долго пытались - и не могли зачать. Драко - поздний ребенок по меркам волшебного общества, у нас принято рожать чуть ли не сразу после школы.

– Вот и я чувствую счастье.

Я затянулся и сделал глоток коньяка - шампанское уже кончилось, причем довольно быстро. Как выяснилось, хрупкая Гермиона может в одно лицо приговорить бутылку, а там было-то всего три. Люциус ждал продолжения. Я пожал плечами.

– Я ее полюбил, когда она еще не родилась. А ведь настаивал на аборте… 

– Ну да, ну да, помню. Потом ты полюбил ребенка, полюбил “фиктивного” мужа, убил за него мистера Холли. Все, кроме последнего пункта, не похоже на тебя, Северус.

– Не похоже, - согласился я, - не знал, что умею любить.

По-настоящему. То, что я испытывал к Регулусу, было чистым желанием, закончившися еще до того, как он стал пожирателем смерти. Наверное, потому я легко принял его гибель. Там не было чувств, только влечение. На войне было не до того, так, случайные связи. К Бену я испытывал что-то, похожее на любовь - привязанность, увлечение, интерес.

Оказывается, бывает иначе. И за возможность любить я полюбил их обоих.

Я потянулся за бутылкой.

– Тебе хватит, - заметил Люциус. - Тебе завтра в клинику, если я правильно понимаю. Будешь дышать на младенца перегаром. Я не понимаю твоего выбора, Северус, но ты мой друг. Поэтому… 

Он поднял бокал и отсалютовал:

– За Лили… кстати, Снейп или Поттер?

– Мы это не успели обсудить, но, надеюсь, Снейп.

– За Лили Снейп. Пусть растет здоровенькая.

Пусть растет, пусть выживет, пусть спит с нами в кровати, пойдет в маггловскую школу, потом поступит в университет. Выйдет замуж, родит детей. Пусть у нее все удастся.

Notes:

Краткое содержание серии:
Лили выжила, но 24 недель - глубокая недоношенность, прогнозы хреновые. Гарри без сознания. Снейп вспоминает, что не поблагодарил Тьюринга и говорит, что в долгу перед ним. Тьюринг говорит, что запомнил, и что подумает, чего бы такого попросить.
Снейп говорит про рождение дочери Люциусу, Люциус задает-таки логичный вопрос "какого хрена ты называешь ее дочкой, если это чужой ребенок, зачатый насильно". Северус объясняет (давайте вспомним, что Снейп - бумер): он увидел Лили на УЗИ в 12 недель, и она для него стала настоящим ребенком. Точнее, мечтой о ребенке, о семье. Возможностью искупить вину, оставить ее в прошлом, жить дальше. Дать ребенку то, чего он всегда был лишен. Дать себе возможность любить. Это если коротко.
Все, всем спасибо за внимание, дальше будет жесть, я предупредила.

Chapter 18: Колыбельная на парселтанге

Notes:

Ну-с.
А вот дальше настоящие мрак и безнадежность.

(если вам не нравится Снейп в моем исполнении, Гарри, логика поступков, сюжет, стиль, мораль и ее отсутствие - у вас есть опция не читать, в мире существуют сотни тысяч снарри-фанфиков, даже у меня есть еще один с совершенно другим настроением и трактовкой героев)

 

Весь кабинет доктора Джейкоба Рипли, неонатолога, призван, думаю, успокаивать и вдохновлять родителей. Фотографии круглощеких младенцев и улыбающихся карапузов, каждый когда-либо был пациентом доктора Рипли, специалиста по детям, рожденным прежде срока. И множество растений: те, что в кадках, маггловские я не узнал, кроме фикуса, но обнаружил инигию пышноцветную, по древним поверьям, она оберегает детей от болезней. Раньше из мелких, белых цветов инигии, шапкой покрывающих небольшое дерево и пахнущих сладкой ватой, делали подушечки и клали в колыбели. Целебные свойства инигии преувеличены, сейчас она - один из компонентов зелья, которое втирают младенцам в десны, когда режутся зубы.

Я думал об инигии, рассматривал фотографии. Джейкоб Рипли сложил пальцы домиком. Гладкое, обрамленное черной бородкой, лицо неонатолога выражало сочувствие и приязнь.

– Мистер Снейп, - начал он специальным успокаивающим тоном. - Ваша дочь - очень храбрая и сильная девочка. Но она слишком поспешила родиться на свет. Вам, конечно же, дали брошюру?..

– Я ее не прочитал. Не было времени.

За прошедшие сутки у меня действительно не было времени. Надо было сварить зелья для Гарри - он оставался в реанимации, в искусственной коме. Надо было понять, что делать с его гормональным фоном. Надо было попытаться адаптировать зелья для Лили, но тут мы с Тьюрингом пока что уперлись в стену… и, может, не надо было, но хотелось сидеть около Лили, сидеть около Гарри. 

– Мистер Снейп?

Я тряхнул головой. Не заснуть бы в кресле.

– Мы сделаем все возможное, чтобы Лили была в порядке. Но вы должны осознавать, о каких рисках идет речь. Если я не ошибаюсь, у вас медицинское образование? 

Мистер Рипли был магглом. Я покачал головой:

– Я химик. Фармаколог. 

– Ну, в любом случае… 

Доктор заглянул в стопку бумаг, перед собой, будто там была моя биографическая справка. Хотя, вероятнее, там была медицинская карточка Лили.

– Нам предстоит непростой разговор. Может быть, чаю?

Хуяю. Я вспомнил, как сидел возле Гарри на первом УЗИ и ждал приговора. Как мне хотелось, чтобы Энтони и Баз быстрее озвучили самое плохое.

– Итак, есть определенные риски при глубокой недоношенности. Все системы органов Лили не успели созреть, и поэтому риски осложнений высоки. Лили пока что не может сама дышать, не может есть, у нее нарушена терморегуляция и очень, очень низкий иммунитет.

Слова падали все по отдельности, я их слышал, но не мог связать. Иммунитет. Терморегуляция. 

– Сейчас мы опасаемся, в первую очередь, остановок сердца и кровоизлияний в головной мозг. В долгосрочной перспективе внутрижелудочковые кровоизлияния могут привести к детскому церебральному параличу различной степени тяжести, и нарушениям интеллектуального развития. Кроме того…

Нарушения? Я перебил доктора:

– Она… не сможет ходить? Будет умственно отсталой?

– Мистер Снейп, давайте не будем забегать так далеко и предполагать наихудшие сценарии, хорошо? Я говорю о рисках. Может, все же, чаю?

– Нет. Продолжайте. 

– Если кровоизлияний не будет в первые 72 часа после рождения - дальше риск сильно снижается. В дальнейшем мы можем опасаться инфекций, сепсиса, проблем с кишечником, слухом, зрением. Но главное сейчас - чтобы не было кровоизлияния. Понимаете, сосуды мозга очень хрупкие… и заметить что-либо со стороны сложно, хотя Лили под постоянным наблюдением.

– Она не плачет, - хрипло сказал я и пожалел, что отказался от чая.

Доктор Рипли сочувствующе кивнул.

Хрупкие сосуды. Слова Рипли медленно собирались вместе, складывались в картину: Лили страдает, умирает, вытекающая из поврежденных сосудов кровь сдавливает ее мозг. И она не может позвать на помощь. Она по-прежнему лежит на боку с закрытыми глазами, безвольная, слабая, она дремлет. И ей больно.

– Выпейте воды, - доктор Рипли, стоя рядом, протянул мне стакан. 

Я тупо его принял.

– Это… невозможно заметить?

– Легкие степени - практически нет. Но они не столь опасны. Мы будем регулярно проводить УЗИ головного мозга и, естественно, визуальный осмотр. Тяжелые степени мы заметим, поверьте.

– Это лечится? 

– Последствия, скажем так, отчасти можно компенсировать. Мистер Снейп, - он присел на край стола, - я видел множество недоношенных детей, и большинство из них сейчас ничем не отличаются от сверстников! Старшие уже в школу пошли!

– Они родились на двадцать четвертой неделе?

Рипли промолчал. Я выпил воду и поставил стакан на пол возле кресла. Я не знал, о чем еще его спрашивать, что говорить. И как я сообщу об этом Гарри. Мне необходимо было спешить, тормошить Тьюринга, тормошить Люциуса - может быть, есть ритуалы, которые помогут поддержать Лили. Дать ей защиту. Укрепить сосуды. 

Инигия смердела невозможно-сладко. 

– Мистер Снейп, ваша дочка - настоящий борец. Не зацикливайтесь на негативных сценариях. Подумайте о том, что, когда Лили наберет 1200 грамм, чуть больше, чем через месяц, вы сможете взять ее на руки. А еще через пару месяцев - забрать свою дочку домой. Сейчас мы кормим ее специальной смесью через зонд, но скоро Лили сможет есть молоко - сначала не из груди, конечно, а потом будет питаться, как и положено младенцу.

Я представил Гарри, кормящего Лили. Представил, что он мне скажет, когда я озвучу предложение доктора Рипли и куда пошлет.

– Обязательно молоко? - уточнил я.

– Если не удастся сохранить лактацию - конечно, можно и смесь. У вас есть какие-нибудь вопросы, мистер Снейп?

– Нет. Всего доброго, доктор Рипли. Спасибо вам.

Мне нужно было увидеть Гарри. Не спящего, интубированного, мне необходим был Гарри с его храбростью и безмозглым оптимизмом, позволившим Лили родиться. Нургл побери, я просто хотел его увидеть, чтобы не оставаться наедине со всем этим. 

 

Он все еще спал, но у него хотя бы вытащили из горла трубку. Бледно-зеленый, измученный. Я погладил Гарри по волосам, достал из внутреннего кармана четыре флакона зелий и по очереди ввел их в капельницу, стоящую около кровати. Отрегулировал колесико. Аккуратно сдвинул вниз простыню, которой Гарри был укрыт по самую грудь, и распахнул больничную сорочку, чтобы намазать шов заживляющей мазью. 

Грудь у него набухла и сейчас казалась совсем женской. Молоко… нужно сказать эндокринологу, чтобы скорректировал гормоны, этого Гарри не выдержит, пожалуй. Я с трудом оторвал взгляд от его груди и осторожно нанес мазь на страшный, черными тонкими нитками скрепленный шов. Вот так. Живот Гарри выглядел как пустой кожаный мешок, перечеркнутый ярко-красными растяжками. 

Красота не в совершенстве и симметрии, красота даже не в глазах смотрящего - она в смысле. Гарри был прекрасен. 

Я вернул простыню на место и поцеловал его в сухие, кровью пахнущие губы. Просыпайся, спящий красавец, ты мне очень нужен. Ты необходим мне, Гарри Поттер, потому что меня не хватает на все, я не выдерживаю. Сел рядом, взял его за руку. Я молчал, и, конечно же, молчал Гарри.

 

***

 

Все белое и расплывчатое. Очень пить хочется и болит живот. Всегда болит.

Было что-то страшное. 

Я шарю рукой, пытаясь найти очки на прикроватной тумбочке. Тумбочки нет, пальцы проваливаются в пустоту. И что-то пищит. Поворачиваюсь на бок - больно. Живот. 

Что-то было. Страшное. 

Салатовая фигура. Кто это? Я в больнице?

– Вы в больнице, я - доктор Роальд Флоренс, хирург. Сутки тому мы провели вам полостную операцию. Вы меня понимаете?

Я пытаюсь сказать, но горло пересохло. Хриплю. 

– Да, извините. Вот, пожалуйста.

В губы тычется трубочка. Я пью. Хочу больше, но много не дают.

– Вы меня понимаете?

– Да.

– Вы помните, как вас зовут?

– Гарри. Поттер.

– А какой сейчас год?

– Две тысячи. Первый.

– Ваша дочка жива.

Жива? Дочка? Ребенок. Девочка. Вот что было страшное. Разрывала меня изнутри. Умирала там. И я умирал с ней. Жива. Я живой. 

– Мне нужно сейчас осмотреть шов.

Коже становится прохладно и голо. Живота касаются жесткие пальцы.

– Мистер Снейп - настоящий волшебник! Его экспериментальные лекарства… думаю, мы выпишем вас через два-три дня. 

Да, мистер Снейп - волшебник. Ребенок живой. Он умер внутри меня, а теперь живой. Это не девочка. Девочка умерла, она не шевелилась, и я умирал. Значит, это не девочка.

– Мистер Поттер, пошевелите, пожалуйста, правой рукой. Вот так. Левой. Не размахивайте, капельница! Теперь правой ногой - немного. Левой. Отлично. Что-нибудь болит, беспокоит?

Нет, ничего. Доктор должен уйти, перестать нависать. Я должен увидеть ребенка, то, что они принимают за ребенка. Должен увидеть. Мне нужны очки. 

– Очки…

– Мистер Снейп скоро будет здесь, он принесет.

Северус. Да. Я ему скажу. Я… хлопает дверь, появляется черный силуэт.

– Гарри! 

Северус. Я цепляюсь за его голос и хочу поймать руку, я знаю, он протянул мне руку. 

– Чшшш… сейчас. 

Он надевает на меня очки, и мир обретает резкость. Северус, рядом с ним - незнакомый врач в салатовом хирургическом костюме. Белые квадратные лампы. Капельница. Я ненавижу запах больницы, кажется, я пропитался им: спирт и дезинфекция, и озон.

– Оставлю вас. 

Мы остаемся вдвоем, Северус садится рядом и гладит меня по руке:

– Гарри… - его голос срывается.

У Северуса красные глаза, и все морщинки выделяются сильнее, чем обычно. Он пахнет кофе и сигаретами, а еще собою и домом. Из чего складывается запах дома? Из завтраков, обедов, ужинов. Сна. Из ссор и объятий. Счастья и горя. 

Горя. Горя. Горя.

– Лили жива, я был у нее только что. 

Неужели он не заметил? 

– Она умерла, - каркаю я.

– Нет-нет, нет. Все хорошо. Вы оба справились. Лили жива, она очень сильная девочка.

Она не она и она не девочка. Конечно, он сильный. Темный Лорд Волдеморт - неимоверно сильная и живучая тварь. Я пытаюсь сесть, Северус удерживает меня:

– Рано, Гарри. Тебе лучше полежать. 

– Я. Могу. Я должен увидеть. Ребенка.

– Гарри, тебе живот разрезали сверху донизу. Потерпи немного. Давай-ка я дам тебе еще кроветворного и укрепляющего. 

Он подносит пузырек к моим губам, поддерживая голову под затылок. Я послушно выпиваю все зелья. Мне нужны силы. Мне нужны силы, магия, палочка. Я знаю, что делать с Волдемортом. Я уже это делал. Как он пробрался назад? Через мое тело. Убив девочку. 

– Северус… моя палочка.

– Ну куда тебе палочку? Лежи и восстанавливайся.

– Я должен увидеть. Ребенка. Должен. 

Я помню, он не верил мне, что это Волдеморт. И даже проверял и сказал… проверял. Да. Я ничего не почувствовал, Снейп сказал мне, что это не Темный Лорд, я поверил. Я поверил, а если он соврал? Если он на их стороне? Он, Люциус, все они. Темная магия. Зелья. Ритуалы. Он вливал в меня зелья. Поддерживал жизнь. Волдеморта? Мне нельзя говорить ему о своих подозрениях. Он и так не хочет, чтобы я его видел. 

Плевать. 

Смогу без палочки. Я уже убивал его. Я видел его слабой тварью, беспомощной. Я смогу и так.

– Гарри, ты в порядке? 

Нужно соврать так, чтобы Снейп не понял.

– Мне… я… как во сне. Расскажи. Про. Ребенка.

Как можно больше подробностей. Он не должен догадаться, что я понял. 

– Она крохотная, - улыбается Северус с такой любовью и нежностью, что мне становится плохо. - С книгу длинной. Очень худенькая, хрупкая такая. Она даже плакать не может, Гарри. 

Крохотная. Хрупкая. Почему он говорит с такой нежностью? Почему он говорит с любовью? Не разглядел Волдеморта? Или он его так любит? Я должен сам увидеть.

– Я хочу увидеть.

Пусть думает, что это отцовские чувства. Не смотреть ему в глаза, он легилимент.  

– Гарри, - он гладит меня по щеке, - потерпи. Тебе нужно восстанавливаться, насмотришься ты еще, доктор Рипли, неонатолог, говорит, Лили можно будет забрать месяца через три. Я… - он запинается. - Тебе, знаешь ли, не к лицу долго и тихо лежать. 

– А где она?

– В отделении интенсивной терапии новорожденных, тут же, на этаже. Но я тебя туда не поведу, Гарри, я достаточно благоразумен, чтобы этого не делать.

Да, конечно. Вот так. Значит, он все понимает. Что за зелья он мне дал? Отраву? Я умру теперь, когда не нужен?

Снейп наклоняется и целует меня. Это настолько знакомо, что почти больно - прикосновение его губ, запах его дыхания, его вкус. И в эту минуту я так хочу верить: жива именно девочка, Северус рад меня видеть, мы вместе, и скоро меня выпишут, я смогу вернуться домой. 

Но поцелуй прерывается. 

– Я так боялся за тебя, Гарри. За вас обоих. Я тебя…

Он снова запинается. Что хочет сказать? “Я тебя убью”? 

– Ты устал, - перебиваю я. 

Пусть убивает, только не говорит об этом. Пусть. Я его люблю. Я его все еще люблю. Даже если он выбрал Волдеморта. Даже если он предатель. Не могу вот так взять - и все, и не любить Северуса. Мне не за кого будет держаться, и мир рассыплется. Он уже распадается на отдельные куски, почти не связанные, как осколки на картинах кубистов. Только Северус остается живым и собой.

– Ужасно устал, - признается он. - Но это совершенно не важно, Гарри. Главное - вы оба. 

– Иди домой. Поспи.

Грани осколков мира острые. Меня одолевает нетерпение и страх. Я должен выполнить свой долг. Пророчество. Северус останется жив. Волдеморт снова умрет. А я? Может быть. Не важно. Это совершенно не важно. Острые грани осколков ламп, стен, капельницы. Звенит.

– Думаешь, стоит?

– Да. Ты с ног. Валишься. Иди. 

Он снова меня целует, и мир почти собирается, склеивается, я думаю про то, что даже Северус Снейп не умеет настолько врать, значит, Волдеморт обманул и его. Я был бы уже мертв, если бы Северус этого захотел - а значит, не хочет. Но поцелуй заканчивается, Северус хмурится, и воздух вокруг него - ограненное стекло.

– Нужно было заполнить документы о рождении Лили. Гарри, прости меня, пожалуйста, пришлось записать ее как Лили Снейп и меня как ее отца, единственного родителя. Ты был без сознания, во-первых, во-вторых, ты мужчина, а это маггловская клиника. Мы потом исправим это, в Министерстве, когда будем оформлять свидетельство о рождении.

Мы не будем оформлять. Это Волдеморт. Но Северус не поверит. Он не поверил тогда, и сейчас не поверит. 

И не важно. Я киваю. Окей, окей. Лили Снейп. Мерзко, что Волдеморт носит мамино имя. Как он обманул Северуса?

Воздух звенит. Это красный звук. Он колет пальцы до крови.

– Иди, - повторяю я, прогоняя Северуса. - Поспи. Я посплю тоже.

Он вздыхает:

– Скоро ты будешь дома, Гарри, обещаю. Еще максимум сутки, и ты отсюда выйдешь.

– Спасибо. Иди, правда. Ты устал.

Он улыбается, благодарный за заботу. 

И, наконец-то, уходит. 

 

***

 

Я могу многое без палочки. Я забыл об этом за двадцать четыре недели без магии, когда вся моя сила поддерживала… может быть, это была девочка. Я видел девочку. А потом Волдеморт поглотил ее тело. Чтобы родиться. 

Но, чтобы встать, мне не нужна магия. Мне нужно, чтобы слушалось тело. Я переваливаюсь на бок. Сажусь - больно. Будто кишки выпадут. И еще больно грудь. Я ощупываю ее. Твердые полушария. Твердые. Большие. Горячие. Я долго смеюсь, криво, наклонившись вперед, сидя на койке. Из груди начинает течь. Рубашка спереди намокает.

Мое тело собирается кормить Волдеморта. Качать на руках. Что еще делают счастливые мамы? Качают и кормят. Меняют памперс.

Смех у меня черный, как уголь. И все вокруг режет, колет, рассыпается, отсвечивает - я в зеркальном лабиринте, собранном из осколков. Смех отражается, возвращается и пронзает. 

Я встаю. Что-то дергает за руку чуть ниже сгиба локтя. Катетер приклеен. Отдираю, вынимаю, кровь брызгает. Иду. Иду, шаркая, согнувшись, держу живот, чтобы не выпали кишки.

И в коридоре сталкиваюсь с Локком. Его рисовал Пикассо: Баз сложен из геометрических фигур. Все вместе они похожи на орангутана-медика. Я могу ударить, он развалится.

– Вы куда это собрались, мистер Поттер?!

Слова гудят. Вибрируют. Падают к моим ногам.

– Мне. Надо увидеть. Где? Реанимация?

– Возвращайтесь немедленно в палату! 

Он придвигается ко мне, и я его отбрасываю. Не руками. Я отбрасываю, грани замирают. Застывают. Теперь это абстрактная скульптура на полу. Иду дальше. Коридор качается, стены нагибаются, извивается пол. Белая плитка становится черной. Черный длинный коридор. В конце - двери. Я знаю, что за дверями, я там уже был. Туда меня заманил Волдеморт. Чтобы убить Сириуса и меня. Не в этот раз, враг мой. Теперь я умнее. Теперь я успею.

– Вам сюда нельзя!

Падает и молчит. Меня ведет интуиция. Меня тянет на цепи к Волдеморту. Мы всегда были связаны. Магия. Кровь. Он взял у меня кровь, кровь врага, отданную недобровольно. А потом он забрал мою магию. И девочку. 

Не Отдел Тайн, а комната. Квадратная и белая. Еще одно существо из граней падает. Я запираю двери, взмахнув рукой - рука проходит сквозь треугольники света, задевает их. Где он?

Вот ящик. Саркофаг. Прозрачный. Я подхожу и смотрю внутрь. И у меня перехватывает горло, на нем сжимаются невидимые пальцы. Существо отвратительно. Это не ребенок. Как Северус мог обмануться? Это не младенец. Оно отвратительное, скелет, обтянутый красной кожей. В розовой шапочке. И в памперсе. Неужели они все думают, что это девочка? Это Волдеморт. Змеи, с ним в саркофаге змеи. Белые змеи оплетают его. Нагини кормила его. Он так воскрес. Нагини кормила его молоком. А потом он пил кровь единорогов. Он хочет моего молока. И потом крови. Я понимаю его замысел. Всех обмануть, выпить меня досуха и обрести силу. 

Волдеморт шевелится слабо. Лежит на боку, и вяло шевелит ногою. Почувствовал меня?

– Ты меня не обманешь, - говорю я на парселтанге, - я тебя вижу. 

Я его вижу. Он не собран из граней, и саркофаг тоже. Они настоящие в хрупком хрустальном мире. Красное, уродливое существо в прозрачном ящике. У существа нет носа. Оно маленькое, вялое, и кожу с него будто сдирали. Я помню, как боялся его на призрачном вокзале Кингс-Крос. Я помню, Дамблдор сказал: “Не поможешь”. Оно валялось там под стулом.

Теперь оно в ящике. Отлично. Во мне больше нет страха.

Я открываю крышку. Змеи, змеи. 

– Уходите, - говорю я им, - ступайте прочь.

Змеи извиваются, но не уходят. Тогда я, содрогаясь от отвращения, вытаскиваю их, отцепляю от Волдеморта. Одна змея прилепилась к его лицу. Ее я не трогаю, слишком противно. Она его кормит, знаю. Но скоро будет не важно. Какой-то противный писк. Это, наверное, трутся друг о друга грани воздуха. 

Теперь надо уничтожить существо. 

Я указываю на него пальцем.

– Авада кедавра!

Но не получается. Я не люблю это заклинание. Не выходит без палочки. Не страшно. Он маленький - я его просто… подушкой накрыть?

Существо дергает ножками и ручками. Мне неприятно смотреть на него. Оно крохотное. Оно такое. Похожее на человека. Тот младенец, тот осколок души, тоже был похож. Жалеть его? Он не пожалел девочку. Меня. Он убьет всех. Северуса. Он убьет Северуса! 

Но я не могу его задушить подушкой. 

Хорошо. Если его уронить, оно разобьется. Надо взять. Я наклоняюсь ниже, не важно, что живот болит. Из груди капает. Я это создал. Я вырастил это в своем теле. Это моя вина. Это я - проводник, и он вернется снова. 

Я должен был умереть еще в Запретном Лесу. Не причинять зла. Не приводить в мир зло. 

А вот окно. Мы не так высоко. Третий этаж? Четвертый? Мне не хватит, чтобы умереть. Существу хватит. Но надо и мне. Мы вместе. А то он снова придет через меня.

Я должен подняться на крышу. Подсовываю ладони под существо и поднимаю, распрямляясь. Змея, прикрепленная к лицу, тянется за ним. Длинная змея. А существо бьется в моих руках. У него ноги в мой палец толщиной. Я подношу существо к самому лицу. Соски странно колет. Всю грудь колет. Вот он, Волдеморт. Я его выносил. Теперь я с ним погибну.

Он что-то понимает? 

Наверное, нет, он маленький. Ему, наверное, страшно. А может, и понимает. И боится. 

И хотя мы оба скоро умрем, и я желаю ему смерти, мне неприятно, что ему страшно. У него часто бьется сердце, я чувствую ладонью. 

– Я спою тебе колыбельную, - говорю я. 

Я не помню, что мне пела мама. Но Джинни пела Фредди, и я пытаюсь вспомнить. Вроде, вспоминаю, и пою на парселтанге:

Тихо, малыш, помолчи, ни слова,

Мама купит тебе дракона.

Если дракон не дышит огнем -

Мама гиппогрифа приведет в наш дом.

А если гиппогриф не захочет летать –

Значит, заведем мы низзлов штук пять.

Дальше я не помню. Но существу все еще страшно, хотя оно, вроде, успокаивается, не так сильно дергается. И мне страшно. Я не убиваю детей. Но это Волдеморт. Я поворачиваюсь с ним на руках и бреду к двери. И пою дальше, придумывая на ходу. 

 

Тихо, малыш, не говори ни слова,

Я не хочу для тебя плохого.

Нам с тобой нужно немножко полетать,

Ну а потом будешь мирно спать.

Тихо, малыш, не говори ни слова…

Он затихает, будто поверив мне. Совсем спокойный. Так будет проще, я выйду в коридор. Поднимусь на крышу. И мы вместе упадем.

Я не успеваю отпереть дверь - она распахивается внутрь.

Notes:

Вольная адаптация колыбельной “Hush, little baby, don't say a word” на магический лад - автора.

Chapter 19: Мунго

Notes:

TW: острый психоз "изнутри"

Глава 19. Мунго

 

Я аппарировал домой, заполз в спальню, подумал, что стоит принять душ и переодеться в чистое, и… незнакомая комната, когда я пригляделся, оказалась зеленой гостинной дома Блэков, погруженной в полумрак. С потолка свисает паутина - не ажурная сеть, а серые полотна, будто сотканные из тоски. Я посмотрел под ноги: и там был паутинный ковер. Когда сделал шаг, поднял облачко пыли. Тишину прерывало только мое дыхание, а потом откуда-то донесся слабый детский плач. Я кинулся к двери, но за ней был туман. А может, снова паутина, растворенная в воздухе. Пытался нащупать проход, где-то тут, я помнил, была лестница, но руки ощущали только пустоту. Ребенок снова заплакал. Теперь я слышал второй голос, он что-то шипел - это была песня, судя по ритму, колыбельная, но на парселтанге. Я рванулся на голос, спотыкаясь, и вырвался в другое пространство. Детская. Кроватка, которую я покупал. Стены, которые я красил - бежевые, в розовый. Спиной ко мне стоял кто-то, против света из окна я не мог разобрать, кто, и напевал, точнее, шипел колыбельную. Я шагнул вперед - и остался на месте. Еще раз попробовал - и снова не попал дальше порога. Мне важно было понять, о чем песня, настолько важно, что я понял.

Тихо, малыш, ни говори ни слова,

Я не хочу для тебя плохого.

Нам с тобой нужно немножко полетать,

Ну а потом будешь мирно спать.

И в этот момент человек повернулся. На руках у него была Лили - крохотная, в розовой шапочке и белом подгузнике, какой я видел ее совсем недавно. А держал ее Гарри. Он улыбался безумной улыбкой, и глаза его сияли.

– С-северус…

– Северус! Хозяин, Кричер вспомнил, хозяин Северус!

Кричер дергал меня за руку, и я с облегчением понял: сон, это был сон.

– Маленькая наследница! Хозяин Северус! Маленькая наследница умирает! 

Меня подбросило на кровати. Я аппарировал, как был, в мятой одежде, неумытый, и оказался в коридоре реанимации. Тут было шумно. На полу валялся Баз Локк - достаточно одного взгляда, чтобы понять, что в него запустили “петрификус тоталус”. Вокруг суетились врачи и медсестры. Я выхватил палочку. 

Сон? Все еще сон? Продолжение сна?

– Фините! 

Баз судорожно вдохнул и сел. 

– Поттер… - прохрипел он.

И я побежал коридором, на самом деле он довольно короткий, но казался бесконечным. Неподвижная медсестра, застывшая на полу возле дверей детской реанимации.

– Фините!

Двери в палату Лили. Я дернул ручку - и, конечно же, было заперто. Поттер. Гарри. Он хотел увидеть Лили - чтобы что? Эта колыбельная на парселтанге, этот безумный взгляд. Мне показалось, я слышу, как Гарри поет за дверями и, больше не раздумывая, я ударил в них со всей силы.

Он стоял передо мною, покачиваясь. Не улыбался. Лицо, скомканное болью. Складка между нахмуренных бровей. Рубашка, мокрая спереди от молока. И на ладонях у Гарри билась в судорогах, затихая, Лили. Я замер, подняв палочку, я слышал дыхание людей у меня за спиной, но что они могли сделать? Если я ударю его сейчас, не важно, каким заклинанием, Лили может упасть - и тогда все.

– Гарри, что ты делаешь? 

Он прошипел в ответ что-то на парселтанге. 

– Я не понимаю тебя, говори, пожалуйста, на английском.

– Это Волдеморт, - сказал Гарри и уставился на Лили совершенно безумным взглядом. - Как ты не видишь?

Волосы у меня на шее встали дыбом. Будто смерть пощекотала затылок. 

– Гарри, - ласково сказал я, - пожалуйста, дай ее мне. Просто дай ее мне.

Лили затихала, ее движения становились все слабее. Безумец, что он наделал! Но я очистил мысли, я не имел права на ошибку. На неверное слово. На неточную интонацию. 

– Ты не видишь?

– Гарри, во имя Мерлина… что ты собираешься делать?

– У тебя палочка, - заметил Гарри, подняв на меня взгляд.

Его глаза были не пусты, нет - взгляд, обращенный внутрь. Вряд ли Гарри осознавал, что он творит и где находится, и совершенно не понимал, что на руках у него умирает наша дочь. Я снова очистил мысли, на мгновение представил бесконечный серый пляж, уходящий в туман, и мерный шелест волн. Помогло слабо.

– У тебя палочка. Убей нас обоих. Я его привел, это из-за меня. Если я буду жить - он вернется. Пожалуйста, Северус.

Очень, очень плохие ассоциации. Почему-то все думают, будто могут просить меня о смерти. Но я - не ее орудие. В отличие от Гарри. Нельзя ошибиться. Нельзя с ним спорить и что-то доказывать.

– А ты как собирался это сделать?

– Прыгнуть с крыши. Но так надежнее. Ты сделаешь?

– Дай мне ребенка. И я все сделаю. Ты же мне доверяешь?

Гарри задумался. Можно же будет ее спасти? Реанимировать снова? Врачи же смогут это сделать? Наверное, страх отразился на моем лице, и Поттер, даже в безумии наблюдательный, заметил его.

– С дороги, Северус Снейп. 

Он шагнул ко мне. Я крепче обхватил пальцами палочку. У меня будет ровно одна попытка, он же может просто бросить Лили на пол и потом покончить с собой.

– Гарри, я тебе не враг. Я люблю тебя. Дай мне ребенка и мы поговорим.

От Гарри шла ощутимая волна яростной силы: вот как он справился с медиками. Я сконцентрировался. Весь я сконцентрировался на кончике палочки. Гарри поднял руки выше, и я решился. 

Подхватить Лили и левитировать из его рук. И ударить Гарри тем самым “петрификусом”. Нет, я ее так не удержу. Значит, сначала оглушить Гарри, и сразу подхватить младенца. 

– Мы с ним должны умереть. Так нужно. Пусти.

– Гарри, - я сделал вид, что опускаю палочку, и позволил отчаянию просочиться в свой голос, - я не хочу, чтобы ты умирал.

Он замер, будто я сказал что-то неожиданное, и тут мне пришла в голову другая идея. Он сбрасывает империус, но не сразу и, Пресвятая Богородица и Гера, надеюсь, не мой.

– Империус! 

Против меня у него даже не было защиты - до сих пор. Он не сопротивлялся, глаза остекленели, лицо расслабилось. Гарри спокойно ждал, что я ему прикажу, покорный и тихий, и мне стало мерзко от самого себя. 

“Нет. Я все делаю правильно. Я спасаю Лили”. 

Лишь бы не освободился сейчас. 

Но, кажется, он и не думал сбрасывать заклятие, он не боролся. Доверял мне до последнего? Возможно. 

– Не двигайся, - хрипло приказал я, и подошел к нему.

Мне хотелось его ударить, так сильно хотелось. Что же ты наделал, Гарри Поттер? Зачем? Почему? 

“Нет. Он не в себе, это видно”.

– Дай мне ребенка. 

Поттер протянул ладони. Я принял Лили одной рукой, во второй все еще сжимая палочку. Лили была жива, несомненно, сердце ее билось, Салазар Великий, у нее билось сердце, она не умерла. 

Поттер ждал новых указаний, но я не знал, что ему приказать. В груди разлилась пустая чернота, и все, на что меня хватило, одно заклинание:

– Петрификус тоталус!

– Бригаду! Быстро! Снейп, отдайте младенца! 

Джейкоб Рипли забрал у меня Лили. Комнату наполняли медики, Поттер лежал, парализованный, с удивленным застывшим лицом. Кто-то говорил про полицию. Не нужно полицию. Я наложил “империо” на всех, до кого дотянулся, чтобы делали свою работу и не лезли в наши дела. Пищали мониторы. 

– Она будет жить? - выдохнул я. 

Рипли обернулся.

– Выйдите, Снейп! Жива. Мы боремся. 

Я левитировал Поттера за двери - окаменевшего, безопасного, безвольного. Баз Локк, скрестив руки, хмуро уставился на меня, словно собирался бить. 

– Он пытался ее убить, - сказал я зачем-то.

– Послеродовой психоз, - выплюнул Локк, - или этот ебанутый герой действительно ебанутый на всю голову. Забирайте его в Мунго. В нашей психиатрии с буйным волшебником не справятся.

– А Лили…

– Вы тут ничем не поможете. Забирайте от греха, Снейп. Вы и так тут уже… наколдовали. 

И я аппарировал в Мунго.

 

***

 

Я все вижу и слышу. Я все понимаю. Когда подчиняюсь воле Северуса и отдаю ему Волдеморта. Когда падаю на пол. Когда он левитирует меня в Мунго, и в приемном покое все замирает, чтобы взорваться криками, голосами, топотом ног, сухими, злыми словами Северуса: “Мне нужно отделение психиатрии. Для буйных”. 

Меня. Он притащил сюда меня. Я не могу шевелиться.

Я не остановил зло, но Северус меня остановил. 

Мне не скинуть его чар, как не мог я освободиться от его империуса. 

Белое. Канареечно-желтое. Громко. Снова голоса, голоса. Я различаю слова Северуса: “Вы его не удержите, если я сниму заклятье. Вызывайте авроров. Свяжитесь с Визли”. 

Голоса. Голоса. Тонкие женские, мужские басы. Я на кровати, и меня привязывают: я чувствую заклятия, ложащиеся на руки и ноги. Обездвиживающие.

“У меня есть право принимать решения, мэм. Я его муж, и мистер Поттер подписал Доверенность за здоровье и благополучие”. 

“Нам нужно проверить его состояние. Снимите чары”.

И теперь я свободен, только привязан, я могу говорить, я могу повернуть голову и увидеть Северуса. Палочку в его руке. Лицо - отстраненное, безразличное.

– Северус! - я пытаюсь освободиться. - Северус, это Волдеморт! Очнись! Это Волдеморт!

– Кто - Волдеморт, мистер Поттер? - ласково спрашивает похожая на престарелую канарейку целительница.

– Младенец! Волдеморт убил ее, Северус! Она умерла! Она умерла внутри меня! Северус, очнись, это он! Ты должен…

– Убедились, миссис Дарт? - он разговаривает не со мною.

– Мистер Поттер, успокойтесь, пожалуйста. Расскажите мне, что случилось, почему вы думаете, что он воскрес?

– Северус! - похуй мне на эту канарейку. - Убей его! Убей! Или дай мне! Отпусти, блядь, ты что, не понимаешь? Он убил девочку и занял ее место! Ты что, с ним заодно?

– Довольно, Поттер. Силенцио.

Я пытаюсь вырваться, снова и снова. И снова. Я сожгу, разнесу Мунго, но мне надо выйти отсюда. 

– Мистер Снейп, все это чрезвычайно странно, - пищит канарейка, - и физическое состояние мистера Поттера, и…

– Я же объяснил. Это послеродовый психоз, как мне сказали. Ваш профиль, миссис Дарт. Вот и делайте свое дело.

– Но…

– Я аппарирую домой, принесу вам Доверенность и подпишу необходимые документы, миссис Дарт. Могу передать медицинскую карту мистера Поттера из клиники Святого Петра. И пригласите Визли. Простите, я спешу, у меня дочь в реанимации.

Этих слов достаточно. Путы тают на моих руках и ногах, я резко сажусь. 

– Ты с ним заодно! 

А вот вскочить уже не выходит. Что-то кусает меня в плечо, и все заканчивается резко, будто я разогнался и затормозил об бетонную стену. Все заканчивается.

 

– Старик… Да как же так-то.

Рон выглядит растерянным и смущенным. Ерошит волосы. Трет лицо. Краснеет. Я на него смотрю. Я… я Гарри Поттер. Я в Мунго. В психиатрии. Это Рон, да. Рон Визли.

– Я ее видел, знаешь.

Я - Гарри Поттер, а это мой друг, Рон Визли. Я в Мунго. Мысли медленные. Отдельные. И ускользают. 

– Ну ты наделал… в общем, старик, не знаю, как тебе…

И я все помню. Волдеморта. Себя. Северуса. Вот я тут. Приходила миссис Дарт. И дала новые зелья. И Рон уже приходил. И теперь снова.

– Мы все проверили. Это обычная девочка. Мне ты веришь?

Он ждет, когда я отвечу, но мне сложно даже держать голову прямо. Я пытаюсь, мычу, как-то киваю. Тут нет окон, есть стены и кровать. Я сижу на ней, Рон стоит передо мной. Я - Гарри Поттер. У этих слов нет смысла.

– Она… Мерлин, старик, мне жаль. Ты меня хоть понимаешь?

Смысл его слов. Он мне говорит, что девочка не Волдеморт. Но я помню, у меня есть память. Я помню змей.

– Она в критическом состоянии, старик. Повезет, если… да как так-то. Ты бы никогда так не сделал, правда? Это вообще не про тебя. 

Что? Не про меня? О ком он, о чем? Я теряю нить разговора и хочу спать. Прикрываю глаза. Вижу коридор, бесконечный коридор, то белый, то черный, то белый, то черный. Там в конце - Северус. Он ждет меня, я иду, иду, иду, извиваются стены, я теряю тело, и не получается приблизиться. “Мистер Поттер, - говорит Снейп во сне. - Это вы убили ее”.

 

***

 

Я не знаю, сколько дней проходит, и как долго я тут, но когда улыбчивый медбрат приносит еду, понимаю, что это медбрат, и что это - еда. Мне удается ровно сесть на кровати и взять с подноса, который он левитирует мне под нос, булочку. Рука противно дрожит, но мир не рассыпается и не замирает, и я могу соображать. Кажется. 

– Как дела сегодня, мистер Поттер?

Его же как-то зовут. Он приходил ко мне и раньше, и каждый раз здоровался. 

– Отлично… спасибо.

Я говорю медленно, словно старик, растягивая слова. 

– Целительница Дарт сейчас к вам заглянет, как подкрепитесь, поговорит. А вы сегодня пободрее, да? 

Мне не с чем сравнивать. Я жую булку, но во рту слишком сухо. Пью некрепкий и не горячий сладкий чай. Снова жую. Если сосредоточиться, смутно припоминаю, как приходил Рон и, кажется, приходила Гермиона. 

– Спасибо, ээээ… а… а мой… а Снейп… он?

– Приходил, - радостно вступает в диалог медбрат, сияя зубами, - а как же. Вчера очередные документы подписал, поговорил с целителями, сегодня вот эльф ваш зелья принес! На его зельях вы, мистер Поттер, скоро совсем здоровеньким станете! Уже вон какой молодец, а? Ну-ка, поешьте еще. Вон сыру кусочек возьмите.

Я беру кусочек желтого сыра и жую теперь его, пытаясь понять, о чем говорит медбрат. Северус приходил, и эльф, значит, Кричер приходил. А я все проспал. Нет, не все, я временами “включался”, я помню Рона и, да, точно, Гермиону - она плакала. 

Я в Мунго. Я напрягаю память, но медбрат отвлекает:

– А теперь еще ветчины кусочек, а, мистер Поттер? Выйдете как новенький, как из санатория! Бодрый и с мясом на костях! Давайте-ка, вот так, ну не молодец ли? Вкусно, правда? 

Двери открываются за его спиной.

– Бенджамин! 

Теперь я вспоминаю и целительницу Дарт, темнокожую миниатюрную даму, похожую на седую канарейку. Она психиатриня. Я в психиатрии. 

Мне становится холодно, я заворачиваюсь поплотнее в халат без пояса. 

– Я же просила не тревожить пациентов! На выход, Бенджамин! 

Она достает палочку, вытаскивает что-то из кармана мантии и трансфигурирует себе кресло. Садится, прямая и сосредоточенная, сухо улыбается. Я сутулюсь, прячусь. Я не хочу на нее смотреть.

– Ну-ну, Гарри, - ласково говорит она. - Вы же меня не боитесь? 

А может, и боюсь. Я боюсь того, о чем мы будем говорить, мне кажется, из наших разговоров раньше не выходило ничего хорошего.

– Вы помните, где вы, Гарри?

– В психиатрии… Мунго…

– А какой сегодня день?

Я не знаю. Я смотрю на свои ногти и на полосатую ткань халата.

– Как вы себя чувствуете сегодня, Гарри? 

Пожимаю плечами. 

– Нет, так не пойдет, опишите подробнее, пожалуйста. Вы помните, почему вы здесь?

– Я… Северус меня… сюда отправил.

Теперь я смотрю на Дарт, и она энергично, радостно кивает. Сейчас назовет молодцом. 

– А что было до этого?

– Ну… больница. 

– Гарри, посмотрите на меня, пожалуйста. Расскажите, что вы помните?

Я невольно щупаю живот сквозь халат. Он пустой и не болит.

– Я… чуть не умер. Не помню.

– Хорошо, конечно, вы не помните саму операцию. Вы помните, что было до этого? 

Да. Я не хочу говорить об этом, за этим вопросом лежит память. Память, что живот был не пустой, и что в нем жила и дралась девочка. Если ее там нет… Значит, я здесь после операции. Но было рано. Было очень рано для операции. Я поэтому сошел с ума? Или не было беременности? Может, я с самого начала лежал в Мунго? В психиатрии?

Я решаюсь ответить.

– Я помню… не знаю… это правда?... но у меня там. Я. Беременность.

На лице целительницы появляется глубокое, искреннее сочувствие, и она кивает.

– Все путается, - жалуюсь я.

Не могу восстановить последовательность событий. Даже нашего с ней диалога. Она снова кивает с сочувствием:

– Нужно немного потерпеть, Гарри, это побочное действие препаратов, которые вы принимаете. Итак, вы помните беременность. Расскажите мне про нее. Ваша беременность не была желанной?

Я сгибаюсь так, что бормочу себе в колени, и сначала она вытягивает по слову, а потом рассказываю сам, все еще не глядя на целительницу Дарт. Как мне было страшно, и как снилось, что меня насилуют или разрезают живот, чтобы засунуть туда ребенка. Как Северус проверил и сказал, что это не Волдеморт. Как все время болело, тошнило, как было паршиво - все это время. Как я менялся. 

Я ощущал лишние части своего тела. Его изменения. Как росла грудь и живот. Как я хотел это отрезать, а Северус остановил меня. Зелья и таблетки.

– Но вы снова приняли решение оставить ребенка…

– Я не убиваю детей.

И с этими словами память возвращается ко мне. Я снова вижу белый коридор, чувствую, как подтекает молоко, я обездвиживаю последовательно Локка и еще двух врачей, а потом наклоняюсь над… над… но это не саркофаг. Это инкубатор. И в нем - крохотный младенец, увитый не змеями, нет, проводами и трубками. Нереально маленькое красное существо в розовой шапочке, безвольное и бессильное. Я отцепляю, отрываю трубки, я же катетер вырвал из ее ножки, кровь брызнула, поднимаю младенца двумя руками, я помню свое желание убить Волдеморта, и помню решение убить себя вместе с ним, и откуда-то взявшееся желание, чтобы младенцу на пороге смерти не было страшно. Как ребенок бился в моих руках. Судороги. И как затихал, затихал, нет, не успокоенный смертельной колыбельной на парселтанге…

– Сделайте глубокий выдох. Вот так. Вдох носом, выдох ртом. Долгий выдох. 

Как зашел Северус, забежал, выбив дверь, и как я просил его убить нас обоих, а потом он подчинил мой разум и забрал ребенка. И как он обездвижил меня, и притащил в Мунго, и какое у него было лицо, когда я снова и снова доказывал: это Волдеморт. 

Но это был младенец. Крошечная живая девочка. 

– Я… я ее… я убил?

– Гарри, нет, она жива. 

Я плачу. Рыдаю, скукожившись. Я не убиваю детей? Еще как убиваю, выходит - по крайней мере, пытаюсь. Я хотел броситься с нею с крыши. Я раздумывал, не задушить ли ее подушкой. Я пытался уничтожить ее безпалочковой авадой. Я хуже Темного Лорда, возможно, я и есть Темный Лорд со своей дурной силой, позволившей выносить ребенка и потом прийти к девочке, чтобы убить. 

– Гарри, вы меня видите? Посмотрите на меня, пожалуйста. 

Послушно смотрю на канарейку Дарт. Она всем лицом выражает сочувствие.

– Вы не виноваты в случившемся, Гарри. Слишком много на вас свалилось. Беременность, потом операция, гормоны - вы просто не выдержали. 

– Сошел с ума? - уточняю я.

Ну что ж, возможно, закончить свои дни по соседству с Локкартом - самое то. Тут мне и место, в закрытой палате.

– Нет, - она качает головой, - это было временное, скажем так, помутнение. Обусловленное внешними факторами и гормональным фоном. Послеродовый психоз. Сейчас вы в состоянии критически мыслить, вы в порядке. 

– А девочка?

– Я не знаю, Гарри. Про девочку я знаю только, что она жива.

– А, - я задумываюсь, как мне назвать его, - а Снейп не говорил?

– Он только передал мне ваши медицинские документы, необходимые зелья и подписал согласие на лечение. Мы не разговаривали о ребенке, Гарри. Вам стоит спросить его, ну или ваших друзей. Как вы себя чувствуете сейчас? Какие эмоции? Мысли?

Какие эмоции? Я не знаю. Это смесь растерянности, ужаса, горя, да всего сразу, отвращения к себе, герою, блядь, героическому, победителю недоношенных младенцев. Это ноющее в груди знание: Северус не простит. Психоз, не психоз - не простит он меня.

А я его? За империус?

Ерунда, он спасал своего ребенка. Кто я ему? Инкубатор я ему и убийца несостоявшийся, чужой человек, а тут - ребенок. Я бы сам так поступил, не раздумывая. Но все равно это царапает по сердцу: мужчина, которого я люблю, подчинил меня своей воле. 

– Гарри?

– Все нормально. Спасибо. Слишком… много всего. Я хочу отдохнуть, целительница Дарт. 

Она не верит, седые брови сходятся на переносице. 

– Гарри, в том, что случилось, нет вашей вины. Вы никогда не причините ребенку вреда, вы были уверены в том, что перед вами - Волдеморт. 

– А если я решу так снова? Вот вы меня выпустите - а я кинусь убивать младенцев? Увижу еще в ком-то Волдеморта? Да хоть в вас. Как думаете? Меня кто-то, блядь, остановит? 

Я кричу шепотом. Целительница качает головой.

– Мы вам поможем, поверьте. У нас отличные специалисты, и они будут с вами работать столько, сколько нужно. 

– Я хочу отдохнуть, - повторяю я, ложусь и отворачиваюсь от нее. - Не пускайте ко мне никого, хорошо? Только Снейпа. Если придет.

 

Он не приходит.

Notes:

Буду обновлять не так часто, потому что написанные ранее главы закончились на 17, и теперь вы читаете совсем онгоинг: главы будут выходить по мере написания.
А удалила я такую кучу глав, потому что по плану девочка должна была таки быть Волдемортом. Пока писала, поняла, что фигню пишу. Теперь пишу по меньшей мере фигню, которая мне нравится.

Chapter 20: Глава 20. Как часто вы плачете?

Notes:

C 5 на 6 декабря у нас в стране к детям приходит св. Николай. Хорошим девочкам и мальчикам он кладет под подушку сладости, а плохим - розгу))))
Надеюсь, дети меня не читают, а взрослым я хочу пожелать счастья и конфет под подушкою (ну или бутылку чего-нибудь вкусного, если вам актуально). И держите новую главу в честь праздника)

Наверное, мне следовало продать этот дом. Я сидел на полу в детской, привалившись спиной к стене, вертел в пальцах палочку, рассматривал кроватку, и думал, что здесь слишком много горя. И слишком много памяти про Поттера. 

“Он не виноват, Северус, ты же понимаешь! Он был не в себе, Гарри бы никогда не поднял руку на ребенка!”

“Мистер Снейп. Крепитесь. Вы можете отдать Лили на удочерение”...

“Мистер Снейп, мы боремся за каждый час жизни Лили. По нашей классификации внутрижелудочковое кровотечение было тяжелой, третьей, степени. Кровоизлияние, насколько мы можем судить, уже остановилось, но сейчас мы подозреваем развитие гидроцефалии”...

Нарушение оттока ликвора. Жидкость скапливается внутри черепа, сжимая мозг, и ей некуда, совершенно некуда вытечь. 

“Мы следим за состоянием Лили, постоянно его мониторим. Если давление на мозг продолжит расти, мы будем проводить пункции, откачивать жидкость”...

“Я не могу дать вам никаких прогнозов, мистер Снейп”.

“Северус. Пожалуйста. Я тебя очень прошу. Сходи и поговори с Гарри”.

Я послал их в жопу с предложением отказаться от Лили. Я зарылся в книги, как Грейнджер, чтобы узнать как можно больше о гидроцефалии. И я не пошел к Поттеру. Я не был у него неделю, с тех пор, как подписал документы, только отправлял регулярно зелья - и все. Лили, моя Лили, моя девочка. Я смотрел на фотографии детей в медицинских изданиях: огромные, непропорциональные головы. Отеки. Глаза, будто устремленные вниз - над радужкой заметна полоска белка. Задержка психомоторного развития. ДЦП. 

Нет, я хотел верить, что для Лили все обойдется. Что она выжила, чудом выжила, когда Поттер пытался ее убить, не для этого. Да, будет долгая реабилитация. Да, будет установлен шунт. Да, да, да, пусть все это - но Лили научится ходить и говорить, и бегать, и танцевать, и пойдет в школу. Я не мог отказаться от этого, потому что тогда все было зря.

“Северус, ты повесишь себе на шею инвалида”.

Иди на хуй, Люциус. Это все равно мой ребенок. И только противный, рассудительный такой, голосок в моей голове поправлял: это не твой ребенок, Северус Снейп. Это чужая девочка, и решение вынашивать и рожать ее принимал не ты, Поттер решил так совершенно самостоятельно, наплевав на твою точку зрения. Ты не обязан ее растить. Это Поттер выдумал, будто сможет выносить ребенка - ты его отговаривал. И он же пытался ее убить.

Очень, очень убедительный голос, и сложно не согласиться с его доводами. Я хотел семью и ребенка, да. Что у меня есть в итоге? Безумец в Мунго, которого я видеть не желаю. И глубоко недоношенный младенец с плохими прогнозами.

Видимо, карма существует. 

Но только при чем тут Лили? Она-то в чем виновата? Ее не ждали и не планировали, всю беременность Поттер не хотел ее, и точно так же в начале не хотел я. Нежеланный, зачатый только для того, чтобы убить Поттера, плод. Маленькая смерть, подсаженная ему в брюшную полость.

И вот она родилась. И я плакал от страха и счастья, и от любви. 

В чем виновата Лили Снейп? Кем я буду-то, если откажусь от нее? Чем лучше Поттера? 

И когда я прихожу к ней в клинику, глажу ручку, обещаю не бросать, даже пою выученные наспех колыбельные, я ее люблю. Меня пугает наше будущее, я боюсь за Лили, и, вопреки всем доводам, люблю ее.

– Хозяин… грустный хозяин… этот хозяин…

– Что тебе? - буркнул я.

Солнце очень красиво отражалось от “пудровых”, как называет это Гермиона, стен детской. Уютная комнатка, вот Лили подрастет, поставлю тут какой-нибудь кукольный домик - я видел целые замки, когда бродил маггловскими торговыми центрами, просто чтобы не оставаться одному, чтобы ничего с собой не сделать. Заходил в детские магазины, перебирал крохотные - но огромные относительно Лили - бодики и ползунки. И шапочки. И погремушки. Завидовал счастливым родителям с карапузами в слингах и колясках…

Или, действительно, продам этот дом и куплю новый. Но игрушечный замок все равно поставлю, девочкам должно такое нравиться.

– Кричер… Кричер забыл…

Он пожевал губами и беспомощно развел руками. Муж у меня - безумный убийца, дочка в реанимации, а домашний эльф - маразматик. 

– Кричер вспомнил!

Ну, хвала Слаанеш, хоть что-то уже.

– Хозяину письмо!

Он вытащил откуда-то из грязной наволочки конверт и передал мне. Я глянул на печати. Надо же, из аврората. Сейчас еще выяснится, что делу про использование магии в присутствии магов, а также про применение непростительных к магглам, что уж там, и про интересный состав укрепляющего зелья для Поттера дали ход, и мне можно не переживать о судьбе Лили - из Азкабана я явно не смогу принимать в ней участия.

Я разорвал конверт и не поверил своим глазам.

“Уважаемый мистер Снейп! Мы провели проверку всех обстоятельств и не нашли в ваших действиях в клинике св. Петра правонарушений. Так же сообщаем, что действия вашего супруга, Гарри Джеймса Поттера, не могут относиться к правонарушениям ввиду психического состояния мистера Поттера.

Рональд Визли, аврор”

Когда Визли появился в больнице, мне было мягко говоря не до него. А друг Поттера был настроен крайне недоброжелательно, видимо, решил, будто я довел его драгоценного героя до психоза. Поэтому диалог у нас получился эмоциональный, и в основном состоял из нецензурных выражений, и мы оба хватались за палочки, пока не встрял Баз Локк, который, кажется, возненавидел уже весь магический мир… 

И вот, надо же, Рональд Визли закрыл глаза на все, что я там устроил. И что устроил Поттер.

Поттер.

Я испепелил письмо, встал, размял поясницу и отправился вниз - мимо закрытой двери в спальню. Я пытался там ночевать несколько раз, и, измученный кошмарами, в итоге засыпал на диване внизу. 

Поттер.

Везде Поттер. Вся моя жизнь последние двадцать лет крутилась вокруг Поттера. И я ведь… Я очистил разум, убрал из него слишком горькие мысли, чтобы не видеть обмякшее под “империусом” лицо и чтобы не слышать парселтанга. Я хотел бы забыть, как Поттер просил убить Лили. И убить его. Как он кричал в Мунго… Снова очистил разум.

Мне необходимо жить, необходимо работать, говорить с друзьями, выходить из дома не только в клинику. 

“Северус, не замыкайся в себе. Я знаю, тебе тяжело, но я тебя в покое не оставлю: самоизоляция - худшее, что ты можешь сделать! Я недавно читала в одной книге”...

Вот, кстати, можно отправить сову или, чтобы быстрее, позвонить этой отвратительной заучке и пригласить ее на бокал вина куда-нибудь. “Нет, я от тебя не отстану, Северус Снейп. У каждой женщины должен быть друг-гей, а лучше два! Пока Гарри в больнице, тебе придется отдуваться за двоих!”

И у каждого должна быть подруга-Гермиона, невыносимая, всезнающая… с которой мы столько раз сидели в клинике, прижавшись друг к другу, разделяющие страх и надежду.

– Кричер!

– Хозяин… хозяин… звал?

– Телефон мне принеси. Маленькую черную пищащую коробочку.

На кухне тоже слишком много памяти. Поттер, зеленый от токсикоза. Поттер, готовящий завтрак. Поттер, сжимающий тесак… Нет, я продам этот дом.

Кричер принес телефон, и я набрал Гермиону, она ответила не сразу:

– Все нормально?

– Да, Гермиона, я просто…

– Ой, как хорошо, что ты позвонил. Я как раз у Гарри. Поговоришь с ним?

О чем мне с ним разговаривать? Утешать, может? “Ты не виноват, это гормоны”... “Мы с Лили ждем тебя, Гарри, и любим”. Даже я не настолько искусен во лжи.

– Перезвони, когда выйдешь, - я нажал отбой прежде, чем она успела ответить.

Мне необходимо было выбраться отсюда, срочно сбежать из дома, из Фетчема, от прошлого. 

Я надел пальто, вышел во двор, посмотрел на машину - ею я тоже не мог пользоваться, и не только из-за Поттера, понимал: не удержусь, разгонюсь и въеду в стену или фуру. А ведь раньше любил водить. 

Закрыл глаза, сосредотачиваясь, и аппарировал к Мэлфой-менору. 

 

Защитные заклинания пропустили меня, впрочем, уверен, они сообщили хозяевам о моем визите, потому что Нарцисса вышла навстречу. Я попытался изобразить вежливую улыбку и кивнул ей, но Нарцисса покачала головой. Как и Люциус, всегда безупречная, волосок к волоску, и настолько хорошо воспитанная, что это можно принять за холодность.

– Здравствуй, Северус, давно тебя не видела. Проходи, пожалуйста, Люциус в кабинете, он освободится через несколько минут. Чаю?

Отказываться было невежливо, и я согласился. 

Они сделали ремонт, сохранив атмосферу старого особняка, хотя я бы снес его к чертям после того, как тут “гостил” Волдеморт. Нарцисса провела меня в малую гостиную с интерьером в холодных тонах. Молчаливый домовик тут же поставил на стол чайник, миниатюрные фарфоровые чашки, сконы, джем и масло. 

– Весна уже чувствуется, не так ли? - Нарцисса налила мне чай. - Ранняя зима в этом году. Скорее бы настало настоящее тепло.

– Да, было бы неплохо. 

– Хочу в этом году отвести участок сада под редкие растения. Венерин башмачок, надбородник безлистный - мы не ценим дикие орхидеи, а ведь в них есть своя красота.

Я ненавижу смол-толки, и не умею их вести. Но Нарцисса воспитана иначе, и она не начинает важных разговоров без прелюдии. Я понимал, что это только вступление, поэтому ответил:

– Орхидея-призрак… Интересный выбор. 

Нарцисса бледно улыбнулась.

– Прими мои поздравления с дочерью, Северус, - безмятежно продолжила она, - извини, что не поздравила раньше, мне следовало хотя бы отправить сову.

– Спасибо. 

– Как она себя чувствует?

Как себя чувствует Лили? Она не может рассказать о том, насколько ей больно. Я не знаю, страшно ли ей, но ведь она, хотя и крохотный, человек, наверное, ей страшно. 

– Она под наблюдением врачей, - осторожно сформулировал я.

Нарцисса поднесла к губам чашку и, ни сделав ни глотка, вернула ее на столик.

– Я знаю, как родители боятся за своих детей. Северус, ты должен верить в лучшее. 

– Я… верю. Спасибо.

Знает она? Нет, конечно, ведь Драко родился здоровым и доношенным, орал, как резанный и с первых дней демонстрировал мерзкий характер. 

– Знаю, - возразила Нарцисса, хоть я ничего не сказал вслух. - Драко был в Хогвартсе во время битвы. Драко должен был убить Дамблдора. Драко жил здесь, когда тут “гостили” ваши с Люциусом коллеги. Я знаю, как это страшно, Северус, когда ты ничем не можешь помочь своему ребенку.

Почему меня окружают мудрые женщины? Может быть, они просто от природы мудрее и добрее мужчин? 

– И еще я знаю, Северус, что мы должны верить в своих детей и в то, что с ними все будет хорошо. Этот страх может уничтожить тебя, не позволяй ему овладеть собой. Наши дети нуждаются в нас, а мы - в них.

– Люциус не считает Лили моей дочерью.

– Главное, что ты считаешь ее своей дочерью. А как Гарри? 

Я пожал плечами, взял скон и разрезал его вдоль серебряным ножом. Тщательно намазал маслом и джемом. Есть не хотелось абсолютно, отвечать не хотелось еще сильнее. 

– Он тоже в больнице. Люциус тебе не рассказывал?

– Рассказывал, конечно же. 

– Если ты будешь уговаривать меня простить Поттера…

– Нет. Я бы не простила того, кто пытался убить моего ребенка. Даже если он был не в себе, я бы просто не смогла, Северус. Я не буду тебя уговаривать, ты - наш друг, крестный моего сына, а мистер Поттер мне практически не знаком. Ты разведешься с ним?

Разведусь? Это логичный шаг. Я не хотел бы, чтобы он приближался к Лили или имел на нее какие-то права. Я бы выкинул его из нашей жизни. Или набил бы морду, а потом выкинул из жизни эгоистичного, безумного, истеричного мальчишку, с которым у нас нет ничего общего. Как и Нарцисса, я его практически не знаю. Я…

– Не знаю. Я не думал об этом. Возможно, мне нужно остыть, сейчас я не способен принимать решения.

– Какое мудрое замечание, - раздался голос Люциуса, и я обернулся.

Люциус широко улыбался, а вот глаза у него были злые.

Он сел в кресло рядом с Нарциссой и налил себе чаю.

– Здравствуй, здравствуй, мой внезапный друг. Что-то случилось или ты решил вылезти из норы и вернуться к социальной жизни?

– Убереги меня Салазар от социальной жизни. И, хвала Мерлину, ничего не случилось. Люциус, я по делу. Я хотел бы поговорить с тобой наедине, прости, Нарцисса.

Она легко поднялась и покачала головой:

– Когда вы говорите наедине, это касается или зелий, или темной магии, а ни то, ни другое меня не интересует. Общайтесь, мальчики.

Когда она вышла, Люциус сказал с восхищением:

– Мальчики. Иногда мне кажется, Нарцисса воспринимает меня как еще одного ребенка. Итак, я тебя слушаю.

Я посмотрел на нетронутый скон, потом за окно на бескрайний и ухоженный сад, и только потом - на друга.

– Я уверен, что существуют ритуалы для защиты детей.

– Да, естественно, - откликнулся Люциус, - защита рода, это общеизвестный ритуал…

– Ты меня не понял…

– Уверяю тебя, я все понял. Ты хочешь дать Лили свою силу, магию, все, что угодно, чтобы она выжила. Защиту, которую миссис Поттер дала твоему драгоценному супругу.

– Такие ритуалы существуют?

Люциус побарабанил пальцами по подлокотникам. 

– Такие - да. Защитить ребенка, которому грозит опасность. Но, Северус, нет ритуалов, которые выкачивали бы из тебя жизнь и вливали в ребенка, как не существует истинного воскрешения. Мне жаль.

Он мог меня обманывать, и я открыл было рот, чтобы надавить, уточнить, но Люциус поднял руку, останавливая:

– Я предполагаю, что ей была бы полезна магия Поттера. Все же у матерей особая связь с ребенком, выросшим в утробе… ну или у отцов, как в вашем случае. Его магия оберегала Лили и позволила ей родиться. Не ритуал, но хотя бы простой контакт - кто знает, Северус, может быть, это помогло бы девочке немного окрепнуть.

Теперь настала моя очередь поднимать руку, останавливая его. Окрепнуть? Контакт? Оберегала? Благодаря Поттеру кровь хлынула в череп Лили, сдавливая ее мозг, проникая в ткани, нарушая естественный отток жидкости. Благодаря Поттеру она станет инвалидом, а не окрепнет. Люциус вздохнул.

– Немного рано для алкоголя, однако… эльф!

Домовик появился моментально и бесшумно. Я невольно позавидовал и вспомнил, что Люциус предлагал подарить мне нормального домовика.

– Принеси нам огневиски и закуску. 

Я снова посмотрел на безмятежный, ждущий тепла, сад. 

– Я не пущу к ней Поттера.

– Ты знаешь, что я его не особо люблю, Северус. Это наглый и невоспитанный мальчишка. Но это единственный выход, который я вижу. Кстати, ты написал нашему педиатру?

Да, я написал его педиатру, который лечил от поноса и насморка еще Драко, однако целитель не мог мне помочь: в магическом мире просто не существует таких проблем, с которыми столкнулись мы с Лили. Глубокой недоношенности. Гидроцефалии. Правда, целитель поделился со мной еще несколькими контактами “молодых прогрессивных коллег”, и я написал им тоже, надеясь, что их заинтересует работа с совладельцем “Севлюс-Фарм”.

– Знаешь, Северус, твой выбор, я имею в виду Поттера, меня несколько шокировал. Вокруг столько мужчин, а ты заключаешь брак именно с ним. Но вы - семья.

Я озадаченно посмотрел на Люциуса. 

– Ты принял это решение, тебя не заставляли, Северус. Взял на себя ответственность быть рядом с Поттером в горе и радости. Признал девочку как свою дочь, дал ей свою фамилию. 

– Это был фиктивный брак.

– С фиктивным ребенком? Северус, не смеши меня, это не был фиктивный брак. Я видел тебя в больнице, я видел вас вместе, не ври, пожалуйста, это неприятно.

– А мне неприятен этот разговор.

– А мне неприятно, что для моего друга брак - пустое слово, Северус. В семьях бывает всякое. 

– Люциус, он пытался ее убить.

– А я подтолкнул Драко к тому, чтобы он принял метку. Нарцисса осталась со мной.

– Нарцисса - святая женщина, а я не святой.

Мне надоел наш разговор, я понял, к чему ведет Люциус. Да-да, семья - наибольшая ценность, разводы недопустимы, если уж женился - изволь всю жизнь провести с человеком, и не важно, любишь ты его или нет, можешь ты с ним быть счастлив или нет. Уважение, деньги, политика, чувство долга, браки чистокровных волшебников держатся вовсе не всегда на любви. 

Слава Иисусу и Ану, я не чистокровный.

Я поднялся, Люциус тоже поднялся, вежливо улыбаясь. Я не знал, что ему сказать. 

– Вот именно, Северус. Ты не святой, он не святой. Вы просто люди.

И тут я-таки нашелся с ответом.

– Просто заткнись, - попросил я, - со своими ебаными проповедями. Драко воспитывай, а меня уже поздно.

Люциус рассмеялся и отсалютовал мне бокалом.

 

***

 

– Как вы сегодня, Гарри?

Северус не захотел со мной разговаривать, он бросил трубку, как только Гермиона сказала, что у меня. Я с трудом вытерпел ее визит: про девочку Гермиона отвечала уклончиво, отводила взгляд, и я догадывался, что с ребенком нехорошо. Но… “Я считаю, об этом ты должен говорить с Северусом. Или, когда тебя выпишут, с ее врачами. Я не знаю подробностей, Гарри. Она жива, это главное”. Гермиона меня жалела. 

Я еще раз попросил никого ко мне не пускать. Ни ее, ни Рона. 

– Гарри? - ласково окликнула целительница Дарт.

– Простите, мэм. Задумался. Я нормально. Абсолютно нормально, спасибо.

– Как ваше настроение?

Меня уже выпускают из палаты, поэтому я сижу в ее кабинете, очень уютному, нарочито уютному. Кутаюсь в халат, прячу грудь - она, блядь, никуда не делась. Уменьшилась, но не делась. Когда я выйду отсюда, я просто перестану пить эти сраные зелья, хирург, осматривавший меня вчера, сказал, что гормоны надо отменять медленно. Месяцами. Так ему передали из клиники святого Петра. Месяцы, полгода, год, два. 

Этого не будет.

Мази, которые мне дали, помогают, живот уже не висит пустым бурдюком, ну, почти не висит. Он все равно уродлив. Растяжки - горизонтальные шрамы, и еще вертикальный, от операции.

Я урод во всех смыслах, и уже не только физически.

Я пытался убить младенца. Если бы Северус не остановил - я бы убил ее и себя. Девочку, которую я выносил и ради которой чуть не сдох. Наверное, я всегда хотел ее убить, отомстить за всё, что она со мной сделала, и вот так и получилось. Она родилась на три месяца раньше. И этого ей было мало, бедолаге, еще и я…

– Гарри? Мне кажется, вы не со мной. Где вы?

– Мечтаю о доме, мэм. В смысле, хочу домой.

– Давайте мы немного поговорим, хорошо? Расскажите мне о своих мыслях, Гарри. 

Ее тоже учили вести допросы, интересно? Впрочем, нас учили еще и держаться на допросах, и лучший вариант - прикинуться идиотом. Я - аврор. Умею драться, бегать и есть. Думать не умею.

– Ну… я бы хотел вернуться домой. Выйти на работу. Все такое. Я последние месяцы никого не видел, никуда не ходил. Там по Аллее Диагон пройтись. Пива с Роном выпить, ну, вы понимаете. 

– Я имею в виду, Гарри, о чем вы думаете не прямо сейчас. О чем вы думаете, когда остаетесь один?

– Хочу на матч, - вдохновенно вру я. - Я люблю квиддич. Я не понимаю, целительница Дарт, вы о чем спрашиваете?

– То есть, вы строите планы на жизнь, Гарри?

– Ну типа того. Не то, чтобы планы. Но вроде как.

Планы. В глазах и носу начинает щипать, я пытаюсь сдержать слезы. У меня не может быть планов на жизнь и жизни. Не должно быть. Я…

– Возьмите салфетки. О чем вы подумали, Гарри?

– Это… гормоны. Простите. Просто накатывает.

Я высмаркиваюсь, показывая, какой я простой и невоспитанный парень. В школе не доучился, всю жизнь воевал. 

– Что именно накатывает? Какие эмоции вы испытываете?

Если я ей скажу, о чем думаю. Если я ей скажу, как чувство вины заполняет меня целиком, ничего не оставляя, хотя нет, кусочек остается для ужаса и ненависти. Я себя ненавижу. Я себя боюсь. Если я ей это скажу, милая канарейка Дарт не выпустит меня из Мунго, она уже расспрашивала, не слишком ли мне грустно, не хочу ли я убить себя - не прямо, конечно. 

– У меня все еще не мое тело. 

Она поднимает седые брови и мелко, сочувственно кивает несколько раз.

– Это… ну типа, знаете. Это мерзко.

Теперь я могу плакать с чистой совестью. И я плачу, ненавидя себя, гормоны, всю эту блядскую жизнь, которая пошла по пизде. Все, что сделали со мной. Все, что сделал я. Северуса, который не пришел ни разу.

– Оно обязательно придет в норму, Гарри.

– Я знаю. Я просто. Я просто устал от всего этого. Я хочу домой.

Она снова несколько раз кивает, подсовывает мне тест (Как часто вы плачете? а) Я плачу не чаще, чем обычно. б) Я плачу чаще, чем обычно. в) Я постоянно плачу. г) Я не могу плакать), я его прохожу, пытаясь обойти прямые вопросы. Дарт не должна понять, насколько мне хуево. Я не выдержу здесь ни дня.

Мне нужно узнать, что с девочкой, и мне нужно найти Северуса, поговорить с ним. А потом… а потом я не знаю.

– Вы длительный час принимали антидепрессанты, их нельзя отменять сразу. Я бы рекомендовала попить их еще несколько месяцев, хорошо, Гарри? И очень вас прошу навещать меня раз в неделю, чтобы проконтролировать ваше состояние. Вы же хотите вернуться к полноценной жизни?

К жизни?

Я не помню, что такое - полноценная жизнь. Это что-то до беременности. Это что-то, когда я был обычным парнем. Когда у меня не рос живот, когда ребенок не пинал меня изнутри, когда не было страшно, когда я не был слабым и больным - и умирающим тоже. 

И я снова плачу, высмаркиваюсь, благодарю, забираю схему лечения. И иду переодеваться - Гермиона принесла мне спортивный костюм, в который я должен влезть, кроссовки и куртку. 

Я надеваю их, подписываю документы, выхожу из Мунго, обещая себе больше никогда сюда не возвращаться, и аппарирую в клинику Святого Петра - для этого мне не нужна палочка.

 

Chapter 21: Почти

Notes:

Хочется верить, что меня еще кто-то читает)))

Простите за нерегулярность выкладки, почему-то люди моей профессии постоянно учатся и сдают экзамены, даже если первый ВУЗ закончили двадцать лет назад...

Приятного чтения. Осторожно, тяжелая глава.

Глава 21. Почти

 

“Здравствуйте, уважаемый мистер Снейп!

Для меня ваше предложение - огромная честь. Назначьте, пожалуйста, время и место, куда я смогу прибыть, чтобы мы обговорили все детали. Мне хотелось бы ознакомиться с медицинскими документами и назначениями, и, конечно же, осмотреть ребенка.

С уважением, 

Алиссандр Ирли, целитель второго ранга, педиатр”

 

Я выдал Мавру кусок холодного мяса (лакомство для сов я забыл купить), положил письмо от врача на обеденный стол и разгладил ладонями. Наклонился и перечитал. Алиссандр Ирли, молодой врач, работающий, как мы в “Севлюсе”, на стыке маггловских технологий и волшебства, чудаковатый практик, автор нескольких научных статей и нескольких сомнительных для магического сообщества методик. Попал бы в поле зрения Аврората за использование магии при магглах, но его пациенты слишком малы, чтобы что-то запомнить, а их родители ничего не замечают. А прогрессивные волшебники, готовые лечить детей маггловскими способами, находятся всегда. 

Ровным счетом ничего я не знал про Ирли, пока его мне не порекомендовали. У меня он не учился.

И вряд ли я обратился бы к нему за помощью, если бы не Лили. 

– Кричер! Пергамент и перо! 

Старик принес их на удивление быстро, и я накорябал ответ:

“Дорогой мистер Ирли!

Я готов встретиться с вами сегодня, в семь часов вечера, у себя дома. Или же в любое другое удобное для вас время.

Мой адрес: дом 18, Гилдфорд роуд, Фетчем, Суррей”. 

Мавр недовольно нахохлился, когда я прицепил письмо к его лапе. Ужасный архаизм - наша почта, звонить быстрее и удобнее. Но деловое общение на первом этапе не предполагает этих маггловских нововведений… 

Даже осознавая, что Ирли ответит не сразу: пока Мавр долетит, пока вернется, будет уже часов шесть - я ничего не мог делать, только ждать его. Будто молодой врач - единственная надежда Лили. 

…кроме Поттера.

Люциус был, наверняка, прав. Магия Поттера берегла Лили в его животе, и связь вполне могла сохраниться. Но одно дело - защита любящей матери. И другое - магия безумца, пытавшегося убить ребенка. Что бы там ни говорила Гермиона, не пытался бубнить Визли, Поттер пусть остается самым последним вариантом, после доктора Ирли.

Я даже затеял уборку. Уборка помогает упорядочить мысли, если последовательно уничтожать весь хлам и мусор. 

На вешалке в прихожей - куртки Поттера. Под вешалкой - его обувь. В спальне - его вещи, и только халат из ванной я уже выкинул. Остального не касался, даже понимая, что никогда Поттер сюда больше не войдет. Я замер перед вешалкой с палочкой в опущенной руке. В этом пуховике Поттер был, когда я впервые учил его водить, и когда я его впервые поцеловал. 

Страдающий, беззащитный, зависимый от меня мальчишка. Вчерашний ребенок, цепляющийся за наш странный союз, делающий его настоящим. Тянущий меня в отношения, которых я сперва не хотел, от которых шарахался.

За ягодами ему ездил же. Сопли вытирал.

Я поднял палочку и опустил снова. 

Вспомнил, как поднял палочку на Поттера - дважды. Первый раз - когда он собирался уходить, и я хотел его остановить. Что я тогда собирался использовать? Империус, наверное, я не думал в тот момент. И Поттер закрыл живот руками.

А второй раз - десять дней тому. В больничной палате, чтобы спасти две жизни, его, идиота, и Лили. 

– Кричер!

– Хозяин звал Кричера?

Интересно, он про Поттера помнит? 

– Да. Собери вещи Поттера и отправь на Гриммо. Все до единой.

– Кричер… - он пожевал губами, потеребил край невыносимой своей тряпки. - Кричер помнит. Молодой хозяин. Наследник Блэков. Кричер помнит… вещи… Кричер не помнит. Хозяин будет гневаться! Кричер не помнит, какие вещи.

– Не буду, - вздохнул я. - Иди уже. Не надо ничего собирать.

Значит, сделаю это сам. Я снял пуховик с вешалки - он пах Поттером. Дурацкая сентиментальность. У меня-то не гормоны, я-то в своем уме. Швырнул куртку на пол, за ней - вторую, полегче, пнул в кучу ботинки и отправился наверх, наводить порядок там.

У него, оказывается, куча вещей. Накопились за месяцы совместной жизни. Белье и верхняя одежда, книги, чашка, расческа (кажется, он ею не пользовался), любимый плед. Да, и плед туда же. И “беременную” подушку. Пусть делает с ней, что хочет. 

И его палочка. Я повертел палочку в пальцах: такие вещи нужно возвращать лично, а не отправлять в коробке. Впрочем, для этого у меня есть Кричер, уж найти хозяина и передать палочку он сможет.

Я уменьшил груду вещей, запаковал в коробку, написал сверху “ПОТТЕР” и отнес в коридор. Чудесно. Прямо дышать легче стало. 

Отлично просто. 

Просто изумительно.

Салазар великий, почему хуево-то так? 

Сработали сигнальные чары, и мне на секунду подумалось, что вернулся Поттер. Я буквально увидел его, мнущегося во дворе, и опомнился: нет, я не перенастроил чары так, чтобы они реагировали на моего пока что мужа. Это кто-то другой.

Годы непростой работы отучили меня от того, чтобы открывать дверь незнакомцам, не направив на них палочку - и так, в боевой стойке, я и встретил доктора Аллисандра Ирли.

Он поднял руки, улыбаясь, и поприветствовал: 

– Добрый вечер, мистер Снейп. Извините, что без предупреждения, но сова бы не успела, а уже без пятнадцати шесть. Я целитель Ирли. - у него был высокий, почти женский, голос.

Честно говоря, я даже не предполагал, что целители могут выглядеть так. Синие короткие волосы, бритые виски, в обоих ушах - по несколько серебряных колец, тонкие черные брови, черное прямое пальто, тяжелые ботинки и длинный оранжевый шарф. Кажется, новаторство Ирли распространялось не только на роботу.

– Извините, нервы… Входите, пожалуйста.

Ирли был ростом с Гарри, худой, с гладким юным лицом (сколько ему лет? не может же быть меньше двадцати пяти хотя бы?), и, пожимая ему руку, я заметил, какая у Ирли миниатюрная, изящная кисть. 

– Проходите, мистер…

– Ал, пожалуйста. Достаточно будет “Ал”, я не люблю формальностей.

– Северус, - согласился я. 

У молодежи свой стиль общения. И этот странный доктор - моя последняя перед самой последней надежда. 

Ирли размотал шарф, снял пальто, и я понял, что ничего не понимаю. Ирли казался слишком феминным даже для самого феминного гея. Тонкий, с узкими плечами, в мешковатом свитере на несколько размеров больше нужного. Дежавю. Гарри носил такие свитера, когда прятал растущую грудь. 

Но пялиться на целителя было попросту непристойно, и я очистил разум. Стиль мистера Ирли и его экзотическая внешность - не мое дело. 

– Прошу, располагайтесь. Чай, кофе? 

– Кофе. 

Я занялся кофе, и некоторое время мы молчали. Наконец, все было готово, я поставил на стол две чашки и призвал папку с документами Лили. 

– Прежде чем вы начнете читать… мистер… прошу прощения, Ал, я хотел бы пояснить один момент. У моей дочери нет матери. То есть, у Лили есть биологическая мать, но все, что она ей дала - свою генетическую информацию. Выносил ее мужчина.

Я ждал шквала вопросов, но Ал кивнул.

– У меня есть друг в Мунго. 

Вот как, значит, информация о Поттере доступна уже всей Британии. Мне даже стало его жаль. 

– Тогда в дальнейших пояснениях вы, полагаю, не нуждаетесь. Вся остальная информация в документах.

У меня перехватило горло. Сейчас он изучит содержимое папок и скажет: “Благодарю за кофе, увы, случай не в моей компетенции”. Но целитель снова кивнул, сережки тихо зазвенели.

– Я обязательно прочитаю. А сейчас не могли бы вы коротко ввести меня в курс дела? И я хочу все-таки взглянуть на ребенка.

 

***

 

Чтобы войти в клинику, мне приходится несколько минут дышать и бороться с паникой, глядя на двери. Там, внутри - мой ужас, он просачивается на улицу, заполняет весь район Мэрилебон, и отступает теплый, весенний вечер, наполненный голосами, запахами, шумом машин. Остается холодная, полная боли, тьма. И все же я справляюсь с собою, ноги почти не дрожат, когда я подхожу к стойке администрации и спрашиваю:

– Как мне пройти в отделение интенсивной терапии? Детское?

– Кого вы хотите навестить? - улыбается медсестра.

Блин, а как ее записали-то? 

– Лили, - неуверенно произношу я. - Эм. Снейп?

– Лили Снейп, - кивает она и становится серьезной. - В отделение интенсивной терапии новорожденных допускаются только близкие родственники. Вы кто?

Бля. У меня нет палочки, чтобы стукнуть ее конфудусом или подчинить. И объяснять, кто я девочке, я не собираюсь. Поэтому меняю тактику:

– Окей, тогда я пройду к доктору Локку. Базу Локку, он мой лечащий. Он на месте?

Глаза у дамы становятся круглыми, совиными, и я понимаю, что ляпнул. Баз - акушер-гинеколог. Я выгляжу как стремный, изможденный, тощий и прыщавый парень. Парень. 

– Я позвоню доктору Локку. Как вас представить?

– Поттер, - бурчу я.

В конце концов, какая разница, что она там думает. Медсестра набирает Локка по внутреннему телефону и, не спуская с меня глаз, говорит:

– Доктор Локк, вы на месте? К вам пациент. Поттер. 

Пауза. Или я не слышу, как матерится Локк, или у него от удивления голос пропал.

– Хорошо. Да, хорошо, спасибо. Мистер Поттер, проходите, пожалуйста.

Меня знобит и немного шатает, я сутулюсь, прячу руки поглубже в карманы. Поднимаюсь в знакомое отделение и прямо у лифта натыкаюсь на База Локка. Нет, сейчас он не похож на орангутана - у орангутанов таких злых морд не бывает.

– Поттер! - рычит Локк. - Явились!

– Здравствуйте, доктор Локк. Я хочу увидеть девочку.

– Вы уже насмотрелись, Поттер. 

– Я уже здоров, - я пытаюсь говорить ровно, я же вылечился, меня выписали, я не псих. - И я имею право знать, что с ребенком. Мне никто ничего не говорит. 

– А я не имею права вас пустить, Поттер. Приходите со своим супругом. Девочка записана как его дочь.

Вот так. Впрочем, чего я ожидал? Я ее не хотел, я не собирался становиться ее отцом. Но мне нужно узнать, что с ней, как она. Не сильно ли я навредил ей. Не навредил же, раз она жива?

…катетер вырвал из ножки, кровь брызнула

…судороги

…нам с тобой нужно немного полетать

Баз Локк подхватывает меня под локоть и заглядывает в лицо.

– Кто вас вообще выписал? 

– Психиатр, - вяло огрызаюсь я, освобождаясь.

В ушах звенит, во рту отвратительно сухо, а еще, хоть я мерзну, меня кидает в пот. 

– А хирург? Эндокринолог? Кардиолог? Присядьте-ка, Поттер, давайте, давайте, - он подталкивает меня к стулу. - Вы лекарства принимаете? 

– Даже. Слишком. Много. 

– Сидите, сидите. Вам надо в стационар, Поттер. Вам нужно наблюдение. Вы упрямый идиот, вы чуть ребенка не угробили и себя угробите.

– Как она? Что с ней?

Баз качает головой.

– Врачебная тайна.

Да ебаный же ты нахуй! Я встаю, и он - громила раза в два тяжелее меня - отступает в страхе. Ах, да. Я же его оглушил. И я был полудохлый, а сейчас поживее, Баз Локк боится. Но морда у него самая зверская, и кулаки он сжимает, готовый драться, и у него вообще нет повода меня любить. А мне Баз Локк необходим как пропуск к девочке. И я знаю, на что давить, кажется.

– Баз, - проникновенно говорю я, - вы же знаете, что это мой ребенок. Я просто хочу ее увидеть. Я не буду ее касаться. Я нормально соображаю, я не причиню ей вреда.

Он колеблется, лицо немного расслабляется, взгляд становится цепким. 

– Я ее выносил, рискуя сдохнуть. Я здоров, я… я не убиваю детей. Я не врежу детям. Только не я. Хотя бы скажите, как она. Хотя бы так.

Баз задумчиво кивнул и поскреб подбородок. 

– Сказать не могу, не просите. Спросите у Рипли, неонатолога. Он еще на месте. Я так понимаю, Снейп подправил ему, кхм, отношение к вашей истории. Он не удивится. Пойдем, Поттер.

Мы возвращаемся к лифту и стоим рядом.

– Вы, надеюсь, без палочки?

Я демонстрирую голые руки, хотя вряд ли это должно успокоить - я и без палочки опасен. Безумный маньяк. Похититель новорожденных. Защитник, блядь, Британии от полукилограммовых детей. 

Вместе, в молчании, мы поднимаемся в отделение реанимации, и тут меня накрывает с новой силой. 

Тот самый коридор.

Я, согнувшись, бреду по нему, поддерживая живот. Я ползу из последних сил, чтобы убить Волдеморта. Чтобы остановить зло, которое пробралось в мир через меня. Я помню запах, я помню свет, я помню свои шаги. 

Баз снова меня ловит.

– Будете ложиться в стационар, прошу, Поттер, только не к нам. Идти можете?

– Да. 

Локк стучится во вторую дверь справа, открывает и сует нос внутрь кабинета.

– Джейкоб! Я тут… Оу. Снейп? 

Снейп. 

Блядь. 

Снейп. 

Меня не видно: дверь открыта не полностью, у Локка широкая спина. И я не вижу, кто там, в кабинете, только слышу спокойное:

– Добрый вечер, доктор Локк. Мы уже уходим, не будем вам мешать.

Мы?

– Ты что-то хотел, Баз? - окликает незнакомый голос, видимо, Рипли. 

Баз отступает в сторону, и выходящий из кабинета Северус замечает меня. Он не один, с ним какой-то хуй с синими волосами. Но это становится не важно: мы с Северусом смотрим друг на друга. Он еще сильнее похудел, кожа белая, как бумага, а под глазами синяки. Он дерганный, резкий, нервничает. Прищуривается, и я вспоминаю Хогвартс, хотя передо мной - не профессор Снейп, а Северус, в джинсах и черной водолазке, с волосами в хвост. “Вы - идиот, Поттер”. “Вы во все суете свой нос, Поттер”. “Правила придуманы не для избранного, не так ли, Поттер?” “Вон отсюда, Поттер!”

– Поттер. - выдыхает Северус, и у меня внутри все обрывается, вообще все. - Какая. Неожиданность. Что вы здесь делаете, позвольте узнать?

Он подходит ближе, у него глаза красные. И морщинки стали глубже, особенно между бровями. 

– Пришел, - я с трудом проглатываю комок и блею, как первокурсник, - к девочке.

У него бывает очень приятная улыбка, а бывает оскал, как сейчас: хищник едва шевельнул губами, обозначил намерение вцепиться. 

– Ступайте вон, Поттер. Здесь вам делать нечего.

Это же он. Это же я. Как так может быть: Поттер, вы? Как это теперь возможно? Почему?

Я прекрасно знаю, почему. Потому что мы с ним встретились в реанимации. Потому что две недели назад я шел этим коридором убивать его дочь. Но я же не понимал!

– Меня выписали, - шепчу я, - я - уже я. Северус, это я. Ты же меня знаешь.

– О, да, Поттер, я вас знаю. К величайшему моему сожалению, - шипит Северус. 

И шагает еще ближе. 

– Это я, - не знаю, что хочу доказать. - Правда, я в порядке. Я в своем уме. Мне… мне безумно жаль, слушай, я не понимал нихуя. Я был уверен, что она - Волдеморт, я его видел. Это психоз. У меня поехала крыша, но уже не едет. Я правда…

– Довольно.

Теперь в его голосе нет даже гнева, только брезгливость. Наверное, я жалок. Определенно, я жалок, я тут трясусь и мямлю, и умоляю, и скоро встану на колени. Потею, воняю, наверное. Северус морщит нос. Да, наверное, воняю. Я же ему отвратителен.

Расправляю плечи в попытке сохранить достоинство. И не реветь. Еще не хватало реветь, на нас смотрят. И Баз, и высунувшийся из кабинета круглолицый бородатый врач, и этот синеволосый хуй. И Северус на меня смотрит.

– Я имею право знать.

– Знать? - безразлично переспрашивает он. - Вы хотите знать, Поттер? А что, позвольте поинтересоваться, вы хотите знать?

– Как девочка, - я уже бормочу почти беззвучно. - Как она себя чувствует. Я имею право ее увидеть.

Он выхватывает палочку.

 

***

 

Его колотило в ознобе, лицо блестело от пота, и Поттер выглядел больным, однако, наглым и опасным. Особенно для Лили. Я ни на грош не поверил в его светлые порывы: узнать, увидеть. Я слишком хорошо помнил, что произошло здесь, и каким он был в Мунго, когда сорвал с себя заклятья усилием воли. И я его слишком хорошо знал, эгоистичного маленького ублюдка. 

Жалкого.

Я слишком хорошо его знал, и я видел, что ему плохо, Поттер еле стоит, держится на голом упрямстве, и как отчаянно он пытается доказать, будто в порядке и контролирует себя.

И мне хотелось в это поверить: Поттер контролирует себя, волнуется за Лили, хочет ее увидеть, выяснить, что с ребенком. В нем проснулись чувства к дочери… Но я запретил себе верить. Слишком дорогая цена моего доверия, моей ошибки. 

Я говорил с ним так, чтобы оттолкнуть. Я не мог пустить его ни к дочери, ни в свое сердце. 

А Поттер не сдавался, шептал упрямо:

– Я имею право ее увидеть.

Он был так похож на Гарри. Невыносимо. Мучительно. И, чтобы не поддаваться, я выхватил палочку и наставил на него.

– Не имеешь. Ты ей кто, собственно, мистер Поттер?

Поттер скомкано, неловко, усмехнулся.

– Отец? Мать?

– Ты ей никто. У нее по документам один родитель - я. Ты никто, ты утратил всякое право называться ее отцом, ты, Поттер, не имеешь даже морального права к ней приближаться, и только попробуй. Только попробуй, Поттер, я даже вызывать авроров не стану, я сам с тобой разберусь. И меня оправдают.

– Господа, господа! 

Я взмахнул палочкой, отсекая нас от Локка, Рипли и Ирли. Поттер поднял руки, демонстрируя пустые ладони. Не убедительно. Он все еще улыбался странной, болезненной улыбкой, похожей на гримасу. Я заметил, как дрожали его руки. Какая-то моя часть, та, что хотела верить, готова была потянуться к нему, обнять, успокоить, забрать отсюда, прекратить дурной кошмар, которым обернулась наша жизнь и наша семья. 

– Окей. Хочешь убить? Убивай. Я не против.

Хочу? Я честно прислушался к себе. Нет. Я хочу, чтобы он исчез и больше не приходил даже во снах, не тревожил, не царапал душу по незажившему. 

– Ты пришел осведомиться о здоровье ребенка? - я опустил палочку, но не убрал ее. - Я тебе расскажу, Поттер. Ты чуть не убил Лили, и, прости меня, святой Пантелеймон, возможно, милосерднее было бы ее убить. У нее хрупкие сосуды мозга, и они лопнули, когда ты вытянул ее из кувеза. Знаешь, что было дальше? Кровь скапливалась внутри черепа, сдавливая Лили мозг.

Поттер смотрел на меня, не моргая, скалился. Я наклонился чуть ближе, вглядываясь ему в глаза, я хотел видеть его реакцию. Я хотел, чтобы ему было больно, так же, как все эти дни больно и страшно было мне.

– Крови было много, Поттер, и она проникла в мягкие ткани, повредив их. Потом кровотечение остановилось, но отток жидкости из черепа был нарушен, и теперь там скапливается ликвор. Скапливается, и давит на мозг. Полагаю, это очень больно, но Лили не умеет плакать. 

Он вздрагивал с каждым словом, шевелил губами, но молчал, и я продолжил.

– Ни плакать, ни есть, ни нормально дышать. Она ничего не умеет, Поттер, ей шестнадцать дней отроду, она весит семьсот восемьдесят один грам. Чтобы убрать жидкость, ей делают вентикулярные пункции. Прокалывают родничок тонкой иглой и забирают излишек жидкости. Хотели делать люмбальные - прокалывать позвоночник, Поттер, но она слишком мала.

Поттер сжал губы в нитку. Судорожно сглотнул. Я заметил, как выступили слезы, и обрадовался. Будет реветь? Пусть плачет. Пусть, блядь, плачет. 

– Лили не может плакать, - напомнил я ему, - даже если больно, Поттер. Даже если страшно. Думаю, этому она научится. А вот сидеть, ходить, говорить - это уже вряд ли, ее мозг поврежден необратимо.

Я цедил слова сквозь зубы, с удовольствием и, почему-то, болью наблюдая, как он часто, прерывисто дышит. Плачь, Поттер. Давай, заплачь. Я хочу увидеть, что ты осознал последствия.

– Когда она подрастет, если она подрастет, ей вставят постоянный шунт. Трубку, которая будет отводить жидкость от мозга в брюшную полость. Но последствий, Поттер, не избежать. У Лили была надежда на нормальную жизнь. Я бы все сделал, чтобы у нее была хорошая жизнь. Она пошла бы в садик, в школу, в институт, замуж бы вышла. Она не сможет даже ходить, скорее всего. Она будет глубоким инвалидом. Умственно отсталой. В кресле-каталке.

Поттер подавился воздухом и слепо поднес руки к лицу. Уставился на свои ладони.

– Как ты думаешь, ты имеешь право ее видеть? Тянет на место преступления, Поттер? 

– Я… 

– Не хотел? - подсказываю я. - Был не в себе? Не ври. Ты ей мстил. 

– Северус, - прошептал он. - Северус… 

Я помнил это выражение лица, последние месяцы, заметив его, я спрашивал: “Тебе больно? Страшно?” И обнимал, и позволял обнимать себя.

Ему было сейчас больно и страшно, к неимоверному моему удовольствию. Я должен был получать от этого удовольствие, обязан, это сладкий момент мести. Я очень хотел получить от этого удовольствие: раздавленный, сломанный, осознавший весь кошмар Поттер. 

И видел Гарри, которому невыносимо. Который тянется ко мне - по привычке, должно быть, он же привык, что я его спасаю. 

От всего: от смерти, от жизни, от него, от себя. 

– Северус, - повторил он. - Я… я что-то могу? Как-то? Что-нибудь?

Он умолял дать ему ответ, и я вспомнил Люциуса и его слова. 

– Позволь мне попробовать. Что угодно. Если ты знаешь, что, блядь, что угодно. Исправить… я. Я это сделал. Я должен исправить. Я… Даже если умереть, я…

– Ты герой, конечно, но ты не Господь Бог, Поттер. Все, что ты мог, ты уже сделал. 

Будет он, наконец-то, плакать?! Поттер мотнул головой.

– Так. Не должно. Быть. Я… я же. Блядь. Северус. Я так не хочу. Не так. Нет. 

А я, я - хочу? А Лили, может быть, хочет? 

Но злость на него ушла, погасла, оставив пепел. Я наблюдал, как Поттер выцветает, сжимается, как его сгибает пониманием и виной. 

И все же это Гарри. И он правда не хотел убить Лили - по крайней мере, не стал бы этого делать, он же не убивает детей. Ему явно физически плохо, и для него этого слишком много, ох, Аллах и Вишну, он же не сможет с этим справиться. 

Я почти шагнул к нему и почти позвал: “Гарри”, я почти дотронулся, когда Поттер хрипло расхохотался, закрыл лицо руками и аппарировал куда-то без палочки, прорвав мой защитный купол.

Notes:

Отвечая на незаданные вопросы:
- да, Северус не в порядке - он, собственно, при таком детстве и юности, а также зрелости, адекватным и в порядке быть не может;
- он и в каноне не в порядке (я бы сказала, у него в каноне явное расстройство личности, похожее на BLD, это Поттер в книгах проявляет чудеса психической устойчивости);
- сейчас он тем более не в порядке;
- мне так нравится, поэтому Северус такой.

Chapter 22: Так выглядит твое "лучше"

Notes:

Буду, как всегда, очень благодарны за кудосы и комментарии, они поддержат меня в переписывании следующей, 23, главы в третий раз...

Голова у Лили слишком большая, лоб выпирает, и кожа на голове будто натянутая, готовая прорваться, сосуды видно. Она могла бы быть и больше, если бы не Ирли. Каждый раз, входя в палату к дочери, я пытался понять, будет ли это заметно, когда она подрастет. И не мог понять.

Урод моя девочка или нет?

Я уговаривал себя, что это не важно, главное сейчас - чтобы она развивалась, набирала вес, научилась сама дышать и есть, переворачиваться, сидеть и ползать. А с размерами головы разберемся потом.

Но голова стала для символом нормальности, и не получалось отогнать от себя мысль: нормальна ли моя дочь, которая провела в палате интенсивной терапии всю свою жизнь, четыре недели. Сейчас была бы двадцать восьмая неделя беременности, и, родись она на этом сроке, совершенно другая история.

Поттер не смог даже этого. Даже выносить ее.

Это, может, несправедливо, но если никого не обвинять, ни на кого не злиться - будет еще тяжелее. Всепрощение и вообще прощение никогда не были моими сильными сторонами. 

И Поттер действительно был виноват. Уж точно - в болезни Лили. 

Его психоз, острое психическое расстройство, было виновато в болезни Лили. Но на психоз отдельно я злиться не мог.

Я стоял возле кювеза. Лили выросла почти вдвое, и уже напоминала ребенка, а не недозревшую мандрагору. Болезненно худая, и кожа почти прозрачная. Лили приоткрыла глаза, темно-серая радужка, мне сказали, у всех младенцев такая, и взгляд блуждающий, расфокусированный. И пошевелилась, вяло согнула ручку.
Она вот так двигалась, вяло, слабо, иногда подбородок или пальцы у нее начинали дрожать, а иногда ноги и руки напрягались, сжимались кулачки - и это было недобрым знаком. Гипотонус, гипертонус - новые для меня слова, наделенные сейчас огромным смыслом.

Я привычно просунул руку в отверстие кювеза и погладил дочку. Лили снова пошевелилась - вяло, но явно. 

– Привет, малышка, - сказал я. 

Розовая шапочка, трубки и провода, памперс и - вязаный “осьминожек”, подарок Гермионы, Лили может держать его за “щупальца” из безопасной, мягкой пряжи, но Лили не держит. Если вложить ей что-то в руку, слабо пожимает и быстро отпускает.

Уже несколько раз мне снилось, что рядом со мной возле кювеза стоит Поттер, и его молчаливого присутствия во сне было достаточно, чтобы стало легче - будто разделенное горе вдвое меньше, чем одинокое. Во сне я не ненавидел его, нет. Во сне я его по-прежнему любил.

К черту Поттера. Нельзя думать о Поттере. Нельзя вспоминать, разбираться в своих чувствах - это делает меня слабым, а я обязан быть сильным.

– Сегодня попробуем перевести Лили на неинвазивную вентиляцию легких, - сказал Джейкоб Рипли. 

Я не понял.

– Не аппарат искусственного дыхания, а кислород под давлением. Если получится и  если Лили будет стабильной, скоро сможете взять ее на руки. 

На руки? 

Я посмотрел на него. Джейкоб улыбался так, что, казалось, круглое лицо сейчас треснет. 

– Ну, не совсем на руки, конечно, но ей нужен контакт кожа к коже. Ей нужно ваше присутствие и тепло.

У меня слегка закружилась голова. 

– Ей… лучше? Да?

– Она растет, - уклончиво ответил Рипли, - системы органов дозревают. Лили молодец. 

Лили молодец, и очень храбрая. Я не присутствовал во время манипуляций, мне не позволили, команда врачей и временно примкнувший к ней Ирли справлялись сами, и справлялись наилучшим образом - Лили жила. О всем остальном рано было говорить. Я не позволял себе надеяться, и не мог не надеяться. 

– А… когда, доктор Рипли? 

– Скажем, завтра-послезавтра, если все пройдет хорошо. Алиссандр - настоящий волшебник, мистер Снейп, я счастлив с ним работать. Знаете, он согласился помогать нам в дальнейшем, с другими пациентами. 

Я уже не слушал. Да, Ал - волшебник, и я волшебник, и Поттер. Поттер, Поттер, почему мои мысли возвращаются к Поттеру? Наверное, потому что я ничего о нем не знаю. Меня не волнует его состояние, Гермионе я пригрозил разрывом дружбы, если еще раз полезет рассказывать про Поттера, Люциусу грозить не стал - он и так молчал, только смотрел красноречиво. Я сознательно выбрал отсутствие информации. 

Знал только, что он на Гриммо - Кричер отнес туда его вещи и палочку. 

Туда я отправлял зелья, пока совы не стали возвращаться.

Он не принимает зелья, и это паршиво. Это очень, очень плохо для его здоровья, психики…

О чем я думаю, о Ганеша! О Поттере. Мне о дочери нужно думать или о работе. 

– А когда она сможет дышать сама?

– Я не могу сказать, Снейп, я не знаю. 

Никто ничего не знал. Ал излучал осторожный оптимизм - впрочем, этот странный человек все время излучал оптимизм, имел привычку напевать, когда куда-нибудь шел, мурлыкать мелодии, изучая рабочие материалы. Я предложил ему кабинет в “Севлюсе” и временный контракт, но он отказался. Несмотря на свое дружелюбие, Ирли, кажется, сторонился людей - кроме вот команды доктора Рипли и своих малолетних пациентов. 

Что он делал для Лили, я не очень представлял. Но его вмешательство помогало эффективнее убирать ликвор из головы. 

Лили прикрыла глаза - заснула. Я смотрел на нее, чувствуя привычную усталость, страх за жизнь дочки и вину. Я мог прийти раньше в тот день или не уходить вовсе, и остановить Поттера, когда у него поехала крыша.

Все могло сложиться иначе, буквально все.

Наверное, если бы на моем и Поттера месте был кто-то другой, счастливая пара… а не жалкий, ненормальный суррогат семьи, который мы пытались построить.

Я попрощался с Лили, с Рипли, и вышел из клиники. Уже было совсем тепло, и навстречу, пока я брел по улицам Лондона, попадались родители с колясками, с кенгурушками, со счастливыми и плачущими малышами. Попадались пары и одиночки. 

Вот тебе твое несбывшееся счастье, Северус Снейп. Вот тебе твои надежды и мечты. Этого ты не достоин.

И Поттер, выходит, недостоин. 

Я обычно гнал от себя мысли о том, как он пришел узнать про Лили. И как я себя вел. И какое у Поттера было лицо, когда я закончил. Я тогда испугался, подумал, он может навредить себе, попросил Гермиону проверить…

…пустое. Поттер виноват в том, что с Лили. Именно Поттер. Да, именно он.

Моей вины перед ним нет.  Я его любил. Я пытался построить с ним отношения. Я его поддерживал. Я хотел, как лучше. Но всему есть предел.

Вот так выглядит твое “лучше”, Северус Снейп.

Зазвонил телефон, возвращая меня в сверкающее, полное жизни весеннее утро.

– Северус, привет, - по телефону голос Ала кажется женским. - Мне нужно поговорить с тобой после того, как Лили снимут с искусственной вентиляции. Выделишь полчаса?

 

Мы встретились в небольшой кофейне с панорамными окнами и круглыми столиками, на двести процентов маггловской. Тут, к сожалению, не курили, а выбегать на улицу, пока Ал ест огромное пирожное, мне показалось невежливым, поэтому я вытянул сигарету из мятой пачки (портсигар Поттера отправился на Гриммо со всем его барахлом, хотя я все еще обнаруживал дома неожиданные “приветы” от него) и теперь разминал в пальцах. 

Ал, наконец-то, закончил - я не понимал, куда в него влезает столько сладкого - вытер губы салфеткой и слегка хлопнул по столу обеими ладонями. 

– Не вижу смысла откладывать этот разговор.

“Я разрываю сотрудничество”. Я обмяк на стуле.

– Нам нужна помощь Гарри Поттера.

Теперь я понял, как Лили переходит от полного, безвольного расслабления до напряжения всех мышц за секунду. 

– Никогда.

Ал улыбнулся и склонил голову на бок:

– Выслушай меня, пожалуйста. Я думаю, можно будет обойтись без шунта, нормализовать отток жидкости при помощи магического вмешательства. 

В этот момент я готов был расцеловать Ала Ирли. Без шунта? Салазар Великий, это было бы… ну, да, волшебством.

– Не восстановить мозг, к сожалению, но хотя бы убрать гидроцефалию. 

– Ты гений.

– Я гений, - кивнул Ал серьезно. - Но я не возьмусь, пока состояние Лили не будет стабильным. А на это значительно больше шансов, если у Лили будет магическая поддержка человека, который ее выносил. Значительно, Северус. 

– Я не подойду?

– Ни ты, ни кто угодно другой. В утробе Лили была в постоянном контакте с Гарри Поттером. Кровь, магия - она действительно его дочь, хотя и не генетически. 

Я знал. Я, блядь, знал, что так будет, что кто-нибудь таки додавит меня до “самого последнего средства”. Я не мог отказаться просто потому, что добровольно не подпустил бы Поттера к дочери. 

– Из-за него Лили вообще нужна помощь, - напомнил я.

– Возможно. Но из психиатрии в Мунго он не сбежал, его выписали. Он не псих и не маньяк. Северус, я могу сам с ним поговорить, если хочешь, не думаю, что он откажет.

Не откажет. Поттер - и чтобы отказал кого-то спасти? Искупить вину. Я резко отодвинул стул и поднялся:

– Я курить.

Ал вышел со мной. С наступлением тепла он сменил безразмерные свитера на безразмерные клетчатые рубашки. Я успел выкурить половину сигареты, когда Ал заговорил снова:

– Как врач, я настаиваю на этом, Северус.

– Я сам с ним поговорю. Мне нужно будет его как-то обезопасить, если придется пустить к Лили… Что от него нужно? 

– Контакт кожа к коже, регулярный, конечно. Я думаю, этого будет достаточно, и ритуалы не понадобятся - в ритуалах я не очень разбираюсь.

– Кстати, Ирли, - я ухватился за повод хоть ненадолго сменить тему разговора. - Вы же не были моим студентом. Где вы учились?

– В Бомбатоне.

Я вспомнил учениц Бомбатона на Турнире Трех волшебников. Конечно, в Бомбатоне учатся далеко не только потомки вейл и не только девочки, но… Ал снова улыбнулся, на этот раз нервно, и я решил прекратить расспросы.

– Поговоришь с ним? Подумай, я все же могу это сделать за тебя.

– Поговорю.

 

***

 

Лестница выскальзывает из-под ног, я пытаюсь уцепиться за перила, но рука проваливается в пустоту, и я падаю, качусь кубарем вниз, в прихожую, торможу об стену под портретом Вальбурги, в правом запястье громко и противно хрустит. Шторы, скрывающие любимую хозяйку Кричера, разъезжаются.

– Позор рода, - раздается сверху.

Она не кричит, она цедит слова.

– Только мой недостойный сын мог сделать наследником такое позорище. 

Я со стоном сажусь и пытаюсь понять, что с рукой. Боли практически нет, так, дергает только. Нащупываю рядом очки и цепляю на нос.

– Славный и благородный дом Блэков! - с горьким сарказмом вещает дохлая старуха. - Полукровка-алкоголик, наследник знатного рода… полюбуйся на себя, Гарри Поттер, до чего ты докатился.

До первого этажа. Я докатился до первого этажа. Хотел спуститься на кухню, называется. Надо было аккуратно, осторожно - голова и до этого раскалывалась и кружилась, а теперь… я соскребаю себя в кучу и кое-как поднимаюсь. Руку дергает все сильнее.

– Даже домовик не пожелал остаться с тобой!

Я оглядываюсь в поисках палочки, кажется, она выпала из кармана, когда я упал. Или я забыл ее в спальне? Кричер ничего не желал, кстати, он мямлил, дергал себя за уши и капал слезами на пыльный ковер: “Хозяин… Кричер такого не видел… Кричер не знает! Старый Кричер не знает, кому ему служить! Хозяева живут отдельно… хозяин… Кричер забыл, как зовут молодого хозяина и старший хозяин, Кричер забыл, как зовут, и малютка-наследница не дома”. 

Что я мог ему сказать на это? Оставайся, старый, со мной, подохнем вместе? Конечно, я его отпустил. И он оставил коробку с вещами, положил на нее сверху мою палочку и исчез навсегда. 

Это было… когда-то. Не знаю. 

Палочку я нахожу на третьей ступеньке. Правой рукой взять ее не могу, пальцы не слушаются, и боль становится все сильнее. Поэтому поднимаю левой и целюсь в Вальбургу, портрет пошатывается и расплывается. Меня тошнит, и сразу вспоминаются бесконечные недели тошноты. 

– Полюбуйся на себя! - поджимает губы Вальбурга.

– Заткнись, - советую я.

Она морщится и шторы закрываются, оставляя меня в тишине пустого дома. Я добираюсь-таки до кухни. Хорошо, что леди Вальбурга не может сюда заглянуть. Давно я посуду не мыл. И со стола не убирал. И вообще. Я хочу поставить чайник, я для этого и спустился. Скатился. Докатился. М-да. 

В шкафчике находится обезболивающее зелье - единственное лекарство, которое я держу дома, и запасы которого пополняю. Несколько раз незнакомые совы приносили флаконы из “Севлюса”, я с удовольствием вылил содержимое, а сами флаконы разбил. Потом я перестал открывать окна совам. Мне не нужны зелья, я не собираюсь послушно пить гормоны, антидепрессанты и чем еще там меня с барского плеча пытается снабжать Северус Снейп. 

Мне не нужен Северус Снейп. 

И никто не нужен. 

В первую очередь мне не нужен я, но, оказывается, храбрость заканчивается, когда приставляешь палочку к виску, надеясь умереть. И, как бы спокойно я не относился к боли, я не смог перерезать вены, только несколько раз полоснул по коже. 

Существуют яды, но я не умею их варить и вряд ли куплю в аптеке.

Я отражаюсь в пыльной стеклянной дверце буфета: тощий, растрепанный, в растянутой футболке. Скелет, обтянутый желтоватой кожей. Был бы еще и небритым, но щетина плохо растет. Фубля. 

Обезболивающее действует, но пальцы не желают слушаться, я ставлю чайник левой, зажигаю под ним огонь, ищу чашку почище, потом - заварку. Заварки нет, зато есть пол-ящика огневиски. При взгляде на бутылки меня снова начинает мутить, и снова я ныряю в память.

…мне становится плохо в аптеке, я выскакиваю обратно, падаю на колени перед урной - стоять нагнувшись я не могу, и меня снова рвет. Тостами, водой, а потом желчью. 

Потом я закрываю глаза и сворачиваюсь клубком рядом с мусоркой. Шевелиться я не могу и не хочу, и жить так я не хочу. Мне очень холодно, живот снова болит, а желудок сжимается. 

Я чувствую присутствие Снейпа и слышу, как он окликает меня раз за разом:

– Гарри! Гарри! 

Голос слышно так ясно, что я оборачиваюсь, и оказываюсь на собственной грязной кухне. Тут, конечно же, никого нет. Ни-ко-го. Где-то там, за старыми стенами дома на Гриммо, живет себе Северус Снейп и живет девочка. Я бы узнал, наверное, если бы она умерла. Мне бы сказали, правда? 

Она мучается до сих пор. Мне это снится, мои кошмары разнообразны: в них я, умирая, пытаюсь воспользоваться порт-ключом, произнести вслух “Северус”. Или снова чувствую, как ребенок щупает меня изнутри. Или раздеваюсь и вижу сиськи. Или, чаще всего, я выхватываю из кювеза младенца чуть длиннее моей ладони: у него нет носа, это отвратительный огрызок души, тогда я бегу с ним на крышу бесконечными лестницами, и прыгаю вниз, в бесконечном полете осознавая, что ошибся, что прижимаю к себе, летя навстречу асфальту, девочку.

Я выносил ее, потому что не убиваю детей, думая только про свою ебаную совесть, про свою честь и принципы. О ней я как-то не думал, о ее будущем. 

Получается, я обрек ее на страдания. 

И Северуса заодно.

Лучше бы довел дело до конца и убил нас обоих, и себя, и ее. Трус и слабак ты, Гарри Поттер. 

Я вытаскиваю бутылку из ящика, одной рукой ее не открыть, помогаю себе зубами, поворачивая крышку. Ненавижу этот запах. Надо купить что-нибудь другое. 

Думал о себе, а ведь мне говорили: сделай операцию, пока она еще не человек. А теперь вот она - отдельный человек, и она не будет ни ходить, ни говорить. Интересно, она поймет, чего лишена? Лишь бы не поняла. Так милосерднее: не понимать, не осознавать. 

Вот когда у тебя был, например, любимый мужчина. Дом. А потом ты этого лишаешься. Лучше не знать, как это - когда есть любимый человек и дом.

Пусть девочка не узнает. Будет счастливо пускать слюни и ходить под себя. И все. И так всю жизнь.

А если у нее сохранится разум? Ну, в каких-то пределах? И она станет сравнивать себя с другими детьми? 

Ну нахуй. 

Я отхлебываю из горла, обливаюсь, с трудом глотаю - и меня тут же рвет прямо под ноги. И еще раз. И еще.
Ноги трясутся, я сажусь, правое запястье распухло и посинело, толще колена стало. Воняет рвотой, а палочку я снова куда-то сунул и не помню, куда. Мерлин милосердный, забери меня отсюда, я хочу сдохнуть. 

Но, видимо, смерть - слишком легкий выход, и слишком желанный. Хочу, хочу, никак не получается. 

Может, под поезд метро кинуться? Это должно быть быстро. Если уж я наебнулся с лестницы, с платформы точно смогу. И тогда не будет кошмаров, и не будет этих мыслей: что же я наделал. Я же две жизни разрушил: Северуса и девочки. 

В дверь звонят и тут же оживает Вальбурга:

– Паршивцы! Уроды! Вонючие отбросы! 

Я смеюсь. Надо же, как вовремя кого-то принесло. Это может быть Гермиона - она все пытается заставить ее впустить. Я один раз даже впустил, думал, может, новости, а она начала мне втирать про налаживание отношений, ты-не-виноват-Гарри, потом началось, пью ли я лекарства, и что я плохо выгляжу, мне надо “вернуться к социальной жизни”. И обратиться к психиатру. Или это может быть Рон, его я тоже впустил один раз. “Старик, тебе надо выйти на роботу. Я понимаю, тебе хуево, но ты тут… ты тут бухаешь, что ли? Старик, это не вариант - бухать одному. Хочешь, давай нажремся вместе”. 

В конце-концов, они могли подослать ко мне кого-нибудь еще. Молли, например. 

Не пойду я проверять, кто там.

– Твари! Стервятники! 

…а может быть, мне принесли документы о разводе, Северус их еще не присылал или я не открыл сове. Или меня арестовывать пришли за применение магии в маггловской клинике. 

Или сообщить о смерти девочки. 

И я бреду в коридор, цепляясь левой рукой за стены, правая болтается, как искусственная, и снова болит, сильно болит, аж перед глазами белые и красные пятна, белые и красные, красные и белые, и верещит Вальбурга, что полукровки и предатели крови, и предатели рода, и извращенцы. Я спотыкаюсь о коробку с вещами, с надписью “ПОТТЕР”, я открыл ее, но не разобрал, падаю, рефлекторно выставляю обе руки, и ору от боли так, что перекрываю Вальбургу. Блядь. 

– Позор магического мира! Грязное животное!

В дверь снова звонят. Голова раскалывается, рука отваливается, боль простреливает от запястья до плеча, я перекатываюсь на бок и зажмуриваюсь. Тошнит. Сдохну, захлебнувшись рвотой. В самый раз. 

Рядом лязгает. 

– Хозяин… беда! беда, хозяин… забыл… Кричер откроет дверь. Кричер помнит, нужно открыть. Кричер помнит хозяюшку! Хозяюшка! Кричер рад видеть хозяюшку…

– Воры! Расхитители! 

– Кричер рад… Кричеру нужно было. Кричер забыл! 

– Дверь, - хриплю я, мне просто хочется, чтобы они оба заткнулись. - Дверь открыть. 

Кричер затыкается, шлепает мимо меня, Вальбурга заводится по второму кругу, я борюсь с тошнотой. 

И вдруг становится светло. Глазам больно даже сквозь веки, так светло. 

– Уроды!

– Заткнитесь, леди. - цедит Снейп. - Я едва сдерживаю желание испепелить вас вместе с этим домом и, поверьте, я могу это сделать. 

Светло и тихо. Потом дверь закрывается, и снова становится темно. И через тишину я слышу шаги, приближающиеся к моей голове по скрипучим доскам пола. 

– Что это с вами случилось, Поттер?

Лучше бы я сломал себе шею, падая с лестницы. Я не желаю отвечать и не хочу на него смотреть. 

– Молчите? Я бы на вашем месте тоже молчал. Позволю себе согласиться с леди Вальбургой в некоторых формулировках. 

– Ты документы принес? - спрашиваю я, не глядя. - Я подпишу. Сейчас.

Снейп хмыкает. Пол снова скрипит, и голос раздается ближе - он сел на корточки.

– Какая прелесть. Настолько жалкого зрелища я не мог себе даже представить, Поттер. Это чересчур даже для вас, не находите? 

Не нахожу. Я должен сесть и вести себя хоть с каким-то достоинством, а не валяться у его ног. И я сажусь, игнорируя руку, голову, тошноту, даже глаза открываю - размытый силуэт, очки свалились. Так лучше. Аккуратно прислоняюсь к стене для устойчивости и говорю силуэту:

– Я подпишу. Давай документы. 

– Какие, позвольте спросить, документы?

– О разводе. 

Снейп странно молчит. Я снова прикрываю глаза. Ну его. Сейчас поставлю закорючку - и пусть проваливает. Моя жизнь - мое дело, не его. 

– Хозяин! - с ужасом блеет Кричер. - Хозяин… недостойный молодой хозяин! Недостойный! 

– Кричер, иди домой, - приказывает Северус. - Я скоро буду. Отправляйся. 

Что же он тянет? Я хочу остаться один, я давно решил остаться один. Хотя бы не приносить в мир еще больше зла, ни к кому не прикасаться, чтобы не причинить боли. И ни о чем не знать.

– Недостойный молодой хозяин, - бормочет Северус зло, - надо же, маразматик, а суть ухватил верно. Поттер, вы что тут устроили? Что это за… притон? 

– Документы, - повторяю я. 

– А я вам что, личный адвокат, бегать с документами? В отличие от вас, Поттер, я занят. Вставайте. На вас противно смотреть.

– Не смотри, - огрызаюсь я. - Налюбовался - вали нахуй отсюда. Я думал, ты по делу. 

И тут вспоминаю, почему еще он мог прийти. Девочка. Но он бы сказал сразу. Должно быть, он сказал бы сразу. Он бы сказал и убил меня нахуй. Да. 

– Девочка? - шепотом спрашиваю я.

– О, надо же, Поттер, вы вспомнили про ребенка, поздравляю! Да, я тут из-за Лили.

Но ведь не может же так. Он не может это так спокойно, с издевкой, говорить. 

– Вставайте. Я не хочу говорить с вонючим алкашом, сидя в засраном коридоре. Поднимайтесь.

Если бы я еще мог. Ноги разъезжаются, Снейп вздергивает меня вверх, чуть не порвав футболку. Я уверен, он брезгливо морщится. Снейп волочет меня в ванну на втором этаже, я спотыкаюсь, ему приходится меня держать, тянуть силой, меня хватает только на то, чтобы не потерять сознание. Сгружает меня на кафельный пол, включает воду, я слышу ее шум.

– В душ. Живо.

Я не могу. Поднимаю голову, пытаясь его рассмотреть - высокий силуэт, и все. Кажется, в футболке. Лица я не вижу, к счастью.

– Поттер… что у тебя с рукой? 

– Упал, - мне становится смешно, я стараюсь не засмеяться. - К ногам. К раме. Вальбурги. Прикинь. На кухню шел. 

Это очень смешно, правда? Все это очень смешно.

Его пальцы касаются моего запястья, я вскрикиваю от неожиданно усилившейся боли. 

– Я сразу не заметил, как все плохо, - извиняющимся голосом произносит Снейп. - Дай-ка… да не дергайся. Гарри, какого хуя? Ты что с собой делаешь? 

Он поворачивает мое запястье, шевелит кистью - и красные вспышки перед глазами становятся интенсивнее. Мне совсем не смешно уже и не весело. В голосе Снейпа появляется забота, та иллюзия, за которую я ухватился, пока мы жили вместе. Вот эта вот забота, ее же и за искреннюю принять можно. И даже за любовь. “Тебе больно? Страшно?” Я и принимал, идиот. Обманывал себя. 

Я виноват в том, как все получилось.

– Уходи, - прошу я. 

– У тебя есть костерост? 

У меня нет лекарств, кроме обезболивающего, и я бы от него не отказался.

– Нет. Ничего. Уходи.

– Идиот. Салазар великий, ну почему ты такой идиот, Гарри? За что мне… ну-ка, не дергайся. Эпискей! - запястье дергает и у меня от боли чуть не вываливаются глаза, я судорожно пытаюсь вдохнуть. - Суицидник хуев. Пальцами пошевели.

Я пытаюсь, но ничего не выходит. Я не понимаю, почему он себя так ведет. Я стараюсь не верить его голосу и его словам. Сейчас Снейп скажет, что ему от меня нужно, получит это - и больше я его не увижу, теперь-то у меня хватит смелости хотя бы броситься под поезд метро.

– Хм… - он ощупывает запястье. - Талантливый человек талантлив во всем. Гарри, тебе нужно ко врачу, тут не один перелом. Я аппарирую тебя в Мунго.

– Через. Мой. Труп. Говори, что надо. Я сделаю. И все. И уходи. 

– Идиот, - повторяет Северус. - Если неправильно срастить, функциональность нарушится.

– Оставь так, - почти умоляю уже я. - Я в Мунго не пойду. Все. Выметайся, ради Бога, Северус, нахуй отсюда пожалуйста блядь!

– Истеричка. Неуравновешенный кретин. Малолетний алкаш. - почти ласково отвечает он и снова хватает руку. - Будет крутить на погоду - сам будешь виноват. Эпискей!

Ох.

Notes:

Несколько раз читатели писали, что их бесит Гарри в этой истории.
Меня под конец бесит Снейп))))
Нет, я не считаю, что к сорока годам люди резко умнеют, стают осознанными и прорабатывают травмы - увы, увы, схемы такие схемы, паттерны такие паттерны, и человек может всю жизнь ездить по старым рельсам в отношениях.
В общем, я им обоим сочувствую и поступки героев для меня обоснованы, и сколько раз такое в жизни наблюдала, но блин! В следующий раз напишу светлую сказку.