Chapter Text
Алекс не успел сказать ни слова.
Его черная импала столкнулась с седаном с оглушительным грохотом, и отдача удара передалась физическим и адреналиновым импульсом из рук и ног в голову. Вспыхнувшее на чужой машине пламя ярко озарило темное ночное шоссе. Алексу понадобилось несколько секунд, чтобы подавить животную панику и сделать все верно и последовательно: остановить машину, отстегнуть ремень, достать пистолет, пнуть заклинившую дверь, выйти.
Все звезды сошлись в этот самый момент, спустя всего неделю.
Семь полных суток. Для разных людей этот временной промежуток имеет разную субъективную ценность или продолжительность. Во время работы над делами беглецов Алекс воспринимал время как конкретные периоды: насыщенное золотое окно первых трех суток, за которым следовало напряженная работа или ожидание в течение пары недель, а затем — охлаждение дела и признание поражения. Одна неделя для поимки беглеца, несмотря на преодоление отметки золотого окна, могла считаться полным официальным успехом — но вот тут уже встревало и личное понимание успеха Алекса.
Неделя — слишком долго для поиска простого человека. Семь дней — восхитительно быстро для поимки Майкла Скофилда. Отметка где-то между прекрасным идеалом и ожиданием. Жар погони, смешанный с периодами бесконечного исследования.
Эти семь дней были настолько насыщенными, что могли бы зайти за месяцы обычной работы Алекса в отделении уголовных преступлений ФБР. Почти два десятка лет в системе заставляли так или иначе привыкнуть к рамкам, скуке и ожиданию — и поэтому оперативная и требующая особой срочности работа над делами беглецов обычно вдыхала в его рутину немного жизни и остроты. Такие операции требовали от него больше участия — требовали быстроты и эффективности мысли. И уже давно ничто не вдыхало в Алекса столько порыва к действию, как дело Майкла Скофилда — точнее, дело фокс-риверской восьмерки.
Алекс не испытывал подобное уже долгое время: по крайней мере, год. Но пока что Алекс был в состоянии отринуть ненужные ассоциации. Для них просто не было места в его мыслях: там был только Майкл и его план.
«Чтобы поймать преступника, нужно мыслить, как преступник,» — почти что девиз профайлинга. И Алекс все же был профессионалом. Семи дней было достаточно, чтобы забраться глубоко. Так глубоко, что призрак мыслей Майкла всегда был с ним. Так глубоко, что Алексу казалось странным осознание того, что встречались лицом к лицу и говорили они всего два раза. В мыслях Алекса они встречались, наверное, уже слишком много раз для недельного знакомства.
Это было сюрреалистично: видеть и слышать того, кого Алекс, казалось, сам и придумал. Словно это не Майкл возник первым, а именно сознание Алекса воплотило его в этом мире. Алекс бы не удивился этому: его худшие мысли и так достаточно часто превращались в реальность. Был ли Майкл его худшей мыслью? Да. Все преступники были. И избавиться от них всех было непросто — кто-то оставался жить в его голове даже после смерти.
Но в то же время, мучительные мысли и их результаты стоили того: Алекс мог сделать мир немного лучше. Это была награда за боль, бессонные ночи, истощение, и даже сомнения. Это была та справедливость, которую он мог увидеть с удовлетворением. Та единственная, которую мог себе позволить теперь.
Алекс гнался за этой наградой — и погоня была несомненно лучше, если цель была близка и была способна по-настоящему бороться с ним. Это добавляло азарта. Конкуренции.
Правила соревнования были просты. Понимание мыслей соперника было равноценно предсказанию его действий. Чем больше Алекс предсказывал, тем больше контролировал. И побеждал только тот, кто контролировал. Награда или наказание — каждому своё.
Но здесь было важно учесть одну вещь — нельзя было находить в этой погоне личный интерес. Системное правило имело смысл: к делам не допускались люди, имеющие непрофессиональные мотивы. Излишняя вовлеченность приводила к переоценке или недооценке чужих сил. Она заставляла уходить слишком глубоко, пропускать важные детали или, наоборот, принимать к рассмотрению лишние факторы. Алекс познал последствия этого на собственной шкуре. Он не имел права повторять эти ошибки.
Здесь имел место только спортивный интерес. Ничего личного.
Вот только Майкл имел наглость залезть в личное Алекса, чтобы попытаться им манипулировать. С того самого звонка, с визита к Пэм, Майкл играл не по правилам, и из этого следовало, что Алекс тоже перестал принимать их во внимание. Как и раньше, он малодушно поддался желанию мести и накопленному разочарованию от ожидания и мелких поражений. Он стал больше рисковать, больше действовать импульсивно, недостаточно рационально оправдывая свои решения. И это даже было эффективно. Это приносило результаты — до какого-то момента.
Точнее, до этого самого момента.
Дверь синего седана со стороны водителя открылась, когда Алекс твердо встал в стойку и поднял пистолет. Майкл вывалился из машины. Он, должно быть, жалел сейчас, что не сел на тот самолет — хотя, перехватчики уже полетели за ним тоже. Пограничная служба тоже была где-то рядом.
И Алекс был рад: задержать Майкла должны были не пограничники, не мексиканская полиция, не охрана тюрьмы, и даже не ФБР — поймать его должен был только сам Алекс. Теперь он полностью контролировал ситуацию. Ему лично нужна была эта победа, и он был в секунде от того, чтобы ее осознать.
Но он не успел.
— Говорит пограничная служба США! Бросай оружие на землю! Никому не двигаться!
Оглушающий звук громкоговорителя прервал белый шум в голове Алекса, а яркие лучи фар и красно-синие огни нескольких машин полиции ослепили его на мгновение.
Этого пробуждающего, случайного мгновения из непредсказуемой реальности оказалось достаточно для появления одного маленького ростка сомнения. Впрочем, зародыши мыслей быстро оказались задавлены эмоциями в настоящем и не успели обрести форму так сразу.
— Пограничная служба США! Живо оружие на землю! — несколько офицеров выпрыгнули из машин, подняли пистолеты и присоединились к ору громкоговорителя. Алекс не опустил пистолет.
— Спецагент Александр Махоун, ФБР! Я задерживаю преступника! — крик отдался болью и звоном в голове.
— До установления личности — оружие на землю! Бросай, или мы будем стрелять!
Спиной к Алексу, Майкл полу-лежал на асфальте рядом с горящей машиной — Алекс даже не видел его лица из-за ослепительных фар машин впереди. Но Алекс знал его мысли достаточно хорошо. Думал, что знал.
Для Майкла, первые секунды понимания и анализа решали все. Именно сейчас он переживал эту ситуацию — именно в этот момент он был уязвим и честен в своем искреннем удивлении и страхе, которые у него точно были. Через какие-то жалкие минуты или секунды он снова возьмет себя в руки и что-то придумает. Так или иначе, он что-нибудь придумает. И Алекс должен был узнать, что.
У него были лишь мгновения для того, чтобы застать Майкла врасплох — но он их упустил. Вмешательство глупых обстоятельств помешало ему поставить точку в личной погоне. Да, Майкл был захвачен — прекрасно, профессиональная цель была выполнена, награда на полпути. Но что насчет личной?
Что Алекс сделал бы, если бы не прибыли пограничники?
Он был дезориентирован. Авария, шок, звуки, свет, адреналин, разочарование. Импульс был прерван на полпути. Что он собирался сделать?
Рыча через зубы проклятья, Алекс уронил руки из стойки и наклонился, чтобы положить пистолет на землю. Разочарование и злость накатывали неровными волнами, словно тошнота. Голова кружилась, фары светили слишком ярко — как никогда, ему не хватало вератрила. Нужно было реагировать на новую ситуацию и восстанавливать контроль.
Полицейские засуетились вокруг, и Алекс, не обращая внимания на оружие, ткнул удостоверением в лицо подошедшего к нему случайного офицера.
— Агент Александр Махоун, ФБР! — закричал он, перебивая сирены. — Я перехватил Майкла Скофилда, одного из фокс-риверской восьмерки! Это задержание должно остаться в строгой секретности для расследования со стороны ФБР! Никому не сообщать о Скофилде, тем более — прессе! Любая крыса пройдет через меня лично!
— Агент Махоун, успокойтесь, — к Алексу подбежал другой офицер, упрямо и строго посмотревший на протянутое к нему удостоверение ФБР. — Я Лейтенант Уэйверли. Вы поедете с нами в ближайшее отделение полиции в Лас-Крусес. Поговорим про межведомственные терки с начальством по дороге.
Несколько офицеров уже грубо подняли Майкла с земли, надели на него наручники и теперь отводили к машине. Алекс, прожигая взглядом их спины, запихнул удостоверение обратно во внутренний карман пиджака и поднял пистолет с земли.
— Будьте добры, донесите до ваших людей, что это строго секретное задержание федеральной важности, — рычал он сквозь зубы. — Если хоть кто-то узнает, что Скофилд пойман, это помешает захвату остальных беглецов.
— Конечно, пройдемте к машине, — лейтенант Уэйверли развернулся и пошел вперед, включив рацию на плече. В пару коротких фраз он отдал приказы подчиненным и сообщил центру о возвращении экипажей.
Майкла уже посадили в машину.
— Я еду с ним, — Алекс шагнул в его сторону.
— Стойте, — лейтенант перехватил его плечо, заставив Алекса оскалиться в ответ. — С ним едут три офицера. По протоколу вы едете со мной.
Ярость вспыхнула вслед за очередным приступом головной боли.
— Какая, к черту, разница?! Замените одного офицера.
— Успокойтесь, агент. Мы в пятнадцати минутах. Потерпите до отделения, а потом делайте с ним, что угодно, — лейтенант говорил твердо и равнодушно.
Его тон и слова вернули Алексу толику хладнокровия и рассудительности. Выдернув плечо из чужой хватки и раздраженно кивнув, он направился к нужной машине.
Факт оставался фактом — он все же схватил Майкла. У них еще будет возможность поговорить, и Алекс сможет понять то, что упустил.
***
И все же, иногда пути системной справедливости были неисповедимы.
— До Чикаго двадцать один час пути. У нас каждая минута на счету. Этот человек является ключом к решению дела. Я схватил его лично. И вы серьезно говорите мне, что я не могу ехать в одном фургоне с ним, потому что у меня нет полномочий?
— Все так, агент Махоун — с задержанным поедет специальная охрана. Я бы предложил допросить его прямо сейчас, но медики говорят, у него сотрясение. Время перевозки как раз должно хватить для его стабилизации — и на самом деле они даже этого не рекомендовали.
В ярости, Алекс отвернулся от шерифа и уставился за решетки камеры на другом конце длинного зала отделения полиции. В ночной час посторонних здесь было немного, но мельтешащие в работе офицеры все равно частично закрывали ему вид.
Полчаса назад, выйдя из машины, Майкл упал в обморок, и сейчас, после короткого визита медиков, все еще сидел на койке и умело прикидывался умирающим. Все попытки Алекса поймать его взгляд заканчивались неудачей: для сохранения тайны личности Майклу выдали серую кепку с потертым гербом местного колледжа и белую медицинскую маску, за которыми он умело прятался. Подойти к нему сейчас было бы заманчивым, но неправильным решением: проводить конфиденциальные разговоры в людном помещении было глупо, а выражать свои эмоции — тем более.
Оставалось только прожигать его взглядом издалека и ждать конвой.
Спустя почти час непрекращающихся телефонных звонков директору чикагского офиса ФБР и корпоративной ругани — и Алексу позволили оставить транспортировку заключенного на стороне ФБР и Службы Маршалов. Конечно, главной причиной этому послужила секретность. Если бы он арестовал Скофилда открыто, здесь бы уже толпилась пресса; из ниоткуда бы возникли представители Управления исполнения наказаний и Бюро тюрем со своими бесценными комментариями; проснулся бы кто-нибудь из Вашингтонского офиса — да разве что только для самой мисс президента здесь места бы не хватило. Все бы захотели отхватить часть его успеха.
Алекс даже не был до конца уверен, что именно повлияло на его решение о секретности задержания: логичное предположение, что Скофилда надо было использовать как приманку, или же желание Алекса сохранить хоть какие-то границы его контроля над ситуацией. Ему было все равно, потому что это был тот редкий случай, когда рациональные цели и личные желания приводили к схожим решениям.
Он раздраженно провел по своим растрепанным волосам и упал на стул рядом с доисторическим вендинговым аппаратом. Отсюда камеру было видно еще хуже. Снова зазвонил телефон — Уилер. У Алекса все еще раскалывалась голова от сотрясения, но почему-то он, в отличие от Майкла, не догадался показаться медикам.
— Махоун, — бросил он, приняв звонок.
— Поздравляю, сэр, — в трубке раздался воодушевленный голос Марка. — Вас давно не было слышно. Куда определите Скофилда?
— На время допроса — MCC*, Чикаго.
— Думаете, его не допустят сразу в офис, поближе к нам?
— Уилер, это же Скофилд. В центре содержания в офисе нет достаточных мер охраны, — Алекс уронил лицо в ладонь и протер глаза. Иногда объяснять очевидные вещи было подобно пытке. — Побудет в Коррекционном центре, в полной изоляции. Поскучает.
— Понял, сэр, — Уилер нервно кашлянул. — Когда нам ждать вас в офисе? У нас новости по передвижению пропавшей Сары Танкреди. Ее видели в Гиле, Нью Мексико, рядом с вами.
— Старые новости, — Алекс устало усмехнулся. — Пришли сюда Айвса, пусть поищет ее. Я отправляюсь в конвое Скофилда в Чикаго, буду через сутки.
— Вы уверены, что хотите лично его сопровождать, а не прилететь сюда? С ним все-таки будут марш—
— Да! — Алекс зло перебил его. Сколько еще людей его об этом спросят сегодня? — Я лично убежусь, что Скофилд под стражей в Чикаго. Сообщай мне любые новости по делу.
Он сбросил звонок.
Майкл сидел боком к нему, и за спинами ходящих туда-сюда офицеров Алекс видел только его плечи и голову. Его лицо было полностью закрыто козырьком кепки и маской, а татуировки — узким воротом и длинными рукавами грязной серой футболки.
Алекс ловил его семь дней — и мог подождать еще сутки.
Всё было под контролем. Всё шло именно так, как и должно. Ничего не могло пойти не так.
***
Двадцать три часа в пути прошли гладко — если пытку бессмысленным ожиданием можно так описать.
Майкл ни разу не вышел из фургона и, судя по сообщениям охраны, не сказал ни слова. Удивительная выдержка — либо же истощение от побега и сотрясение. Всю дорогу Алекс ловил взглядом его профиль из окна машины сопровождения: Майкл либо спал, либо просто сидел с закрытыми глазами. Его лицо было видно так плохо за маскировкой, что во время коротких остановок случайная паранойя Алекса несколько раз толкала его подойти поближе к фургону и проверить, точно ли это все еще был Скофилд. Но Майкл просто спал и не делал ничего криминального — внешне.
Он был спокоен. Не давал Алексу ни единого повода насладиться успехом: ни лишними эмоциями, ни словами, ни беспокойными поступками. Он бы отреагировал точно так же, будь это не настоящий арест, а просто длительная поездка домой.
Алекс поймал достаточно преступников: все они сопротивлялись, боролись, огрызались, рыдали, кричали — в моменте они стремились отомстить хоть каким-то образом, пусть даже обычными словами. За четырнадцать лет в ФБР он нечасто видел похожие реакции при задержании. Но Майкл не был психопатом.
В позиции победителя, на полпути к финишу, Алекс с каждой минутой все больше чувствовал, будто на самом деле упускал суть. Обычная ситуация задержания казалась отзеркаленной: это Алекс был на взводе, хотел личной мести, не получил желаемого. Майкл же был спокоен — казалось, он принимал поражение с чертовым достоинством. Никаких эмоций.
Почему? Потому что добился своей первоначальной цели и спас брата? Какая глупость.
Короткий отчет от детского психиатра Майкла содержал упоминание особенности работы его мозга, которая, в случае конкретно Майкла, вызвало повышение уровня эмпатии. Алекс знал, какую плохую шутку может сыграть высокая эмпатия с личностью. Было ли Майклу вообще дело до самого себя? Может, он на самом деле был не против пожертвовать собой. Стать гребаным мучеником?
Алекс должен был сделать себе заметку ни за что не позволять Майклу говорить с прессой. Они обожали истории про благородных мучеников и, конечно, злодеев в черных костюмах. Книга о судьбе Майкла точно стала бы бестселлером.
Но это было актуально только в том случае, если диагноз Майкла был правдой. На самом деле, высокоинтеллектуальные психопаты и в детстве были способны манипулировать людьми. И врачами. Для Алекса, поверить в Майкла-психопата было гораздо проще, чем в Макла-жертву. Возможно, это был пессимизм профессиональной деформации Алекса или просто паранойя, вызванная отрицанием очевидных фактов и разочарованием от отсутствия ожидаемой реакции.
Майкл не был чертовым психопатом. Он оказался в тюрьме, чтобы спасти брата, и прихватил с собой еще десяток людей просто потому, что был неспособен на насилие. Имея возможность, он не смог навредить даже Алексу.
Но что, если все это был лишь побочный продукт плана? Если сосредоточиться не на мотиве к действию, а на самом действии — плане и проверке своих способностей — это вполне вписывалось в психологию высокофункциональных психопатов. Импульсивно бросить свою обычную жизнь, чтобы сделать что-то невозможное, аморальное и интересное. Даже обеляющий мотив — спасение брата — был так кстати. Его манипулятивность, бесстрашие, эмоциональная отстраненность, обсессивное планирование — все это было как признаками психологической защиты, так и психопатии. Даже отказ от насилия мог говорить не о его эмпатии, а о безразличии.
И снова все упиралось в мотивацию. Майкл совершил все эти преступления ради брата? Или же это было просто оправдание?
И какое Алексу вообще было до этого дело? Да. Пустое ожидание сводило с ума: гиперактивное сознание отвратительно реагировало на отсутствие деятельности.
Алекс не смыкал глаз уже двое суток — и даже три часа последнего тревожного сна во время короткого перелета в Нью-Мексико с трудом можно было назвать полноценным отдыхом. Он чувствовал себя отвратительно, и выглядел не лучше: как минимум два раза он жалко думал о том, чтобы купить уродливую футболку на заправке и содрать с себя грязную рубашку — но он бы скорее умер, чем снял галстук и потерял репутацию во время контакта с другим ведомством. Алекс мог выдержать многое ради своей гордости и был с собой в этом полностью честен. И пусть только отвратительный кофе с заправок держал его на ногах все это время, Алексу и не было нужно физическое насыщение, если у него было достаточно топлива для мыслей. Даже будь у него кресло бизнес-класса сейчас, он вряд ли бы смог заснуть, ну а в машине сопровождения Скофилда и под подозрительным и оценивающим взглядом представителей правосудия — тем более.
Оставалось только держать себя в руках и сконцентрироваться на работе.
Из офиса звонили несколько раз с новостями по восьмерке — в основном, у них были только подвижки по Франклину, сбежавшему с семьей. Алекс был не особенно заинтересован в нем: побеги целыми семьями редко заканчивались хорошо. Рано или поздно кто-то из них расколется или найдется — тем более, с больным ребенком.
По остальным беглецам была тишина, и Алекс с раздражением предчувствовал наступление последних прохладных двух недель этого дела. Его не расстраивало новое ограничение во времени — его злил только тот факт, что по прошествию золотого окна в его руках было не так уж и много добычи: только убитый Абруцци и бесполезный Аполскис. Впрочем, с успешной поимкой Скофилда он точно найдет остальных в самые сжатые сроки.
В минуты отвлечения от скуки, тревоги и отвращения Алекс развлекал себя мыслями о предстоящих допросах. Майкл пока не высказал желания взять адвоката, и перспектива свободных разговоров с ним была… интересной.
Был ли он восприимчив к агрессии и давлению? Шел ли на сделки? Что толкало его к действию?
И именно здесь Алекс проваливался в прежние сомнения о мотивах Майкла. Предсказать его действия с рациональной точки зрения было просто, но чтобы манипулировать его эмоциями, нужно было точно знать его мотивы и слабости. И Алекс проигрывал Майклу в этом отношении хотя бы потому, что все еще сомневался в точности своих выводов. Холодная реакция Майкла на задержание и его неторопливость в отношении адвоката — это было нетипичное и даже иррациональное поведение.
Если Майкл обладал глубокой эмпатией, имело смысл надавить на его совесть. Если же он был психопатом — на его эгоизм. И даже здесь, не факт, что Майкл не расколет манипуляцию в два счета.
А сам Майкл… знал об Алексе достаточно. Он хотя бы точно понимал, что Алекс был не самым терпеливым человеком. И даже этого в его руках на самом деле могло быть достаточно — но на самом деле он знал об Алексе намного больше.
И где-то на двадцать третьем часу этой бесконечной поездки Алекс наконец тоже понял кое-что о Майкле.
Десяток маршалов устало вывалились из машин перед входом в Коррекционный Центр Метрополитан. Умирающий от нетерпения Алекс в это время находил утешение в мелочах: разговаривал по телефону с директором MCC и настаивал на повышении мер безопасности для изолятора. С невероятным облегчением он вышел из машины и мстительно захлопнул дверь, что-то рыча в трубку, и его глаза сразу обратились на добычу.
Майкла вывели из фургона, и именно этот момент он выбрал для того, чтобы наконец поймать взгляд Алекса. Его прикрытые светлые глаза сверкнули в тени козырька кепки со странным довольством — маска скрывала его лицо, но Алекс был уверен, что он победно ухмыльнулся.
Неразборчивый и раздраженный голос директора MCC раздался в трубке, но Алекс потерял суть разговора.
Майкл снова упал в обморок — прямо в руки охраны.
Все было так очевидно. Этот умник был спокоен, потому что уже что-то придумал. Либо же просто хотел вывести Алекса из себя.
***
Через шесть часов Алекс проснулся у себя дома от телефонного звонка. Это был Уилер, вышедший обратно на смену. Работа не прекращалась, пока Алекс спал.
— Махоун.
На часах было восемь утра. Алекс поставил звонок на громкую связь и позволил себе не открывать глаза еще несколько минут. Этой ночью, сразу после МСС, он даже не успел поесть перед тем, как раздеться и упасть на кровать, а после этого разговора его ждала только поспешная поездка обратно в офис.
— Сэр, доброе утро. Извините, что так рано. Директор Хэйли звонил из Вашингтона: он требует срочного допроса Скофилда.
Алекс протер больные глаза и усмехнулся.
— Парень лежит без сознания в санчасти MCC. Вашингтон хочет, чтобы я туда вломился и привел его в чувство своими руками?
Саркастическая шутка на самом деле была непозволительно соблазнительной перспективой. Алекс давно научился подчиняться порядку и поддерживать его — и все же, смирение не означало отсутствие гадкого и тяжелого разочарования. Раньше система только сдерживала его тенденции, позволяя тем не менее раскрывать потенциал — но теперь она еще и лишала его возможности насладиться победой и вставляла палки в колеса.
Четырнадцать лет в гражданской одежде, но поломанные военные инстинкты так и не покинули его. Справедливость требовала крови и отдачи на войне, а в обычном мире была слепа и невинна, и в ее глаза нельзя было кинуть горсть иракского песка. Чтобы понять ее теперь, у Алекса не должно было быть ничего личного к объекту суждения. Нельзя было отвлекаться. Нельзя было срываться и воплощать старую мораль. Один такой срыв уже оставил кровь на его руках, и Алекс не мог оправдать ее новой системе.
Ему не снилась та жизнь сегодня — только из–за того, что он был смертельно измотан. Он не хотел думать о том, почему именно эта недельная погоня оставила его в таком неспокойном состоянии сознания спустя столько времени.
Голос Уилера снова выдернул Алекса из сонных, вялотекущих и неприятных мыслей.
— На самом деле, из MCC передали, что Скофилд уже очнулся, они звонили час наза—
— Час назад?! — Алекс распахнул глаза и сел так резко, что у него потемнело в глазах. — И вам понадобился пинок от Вашингтона? Почему ночная смена не позвонила мне до твоего выхода?
— Извините, сэр… Может, мне пойти вместо ва—
— Нет! — Алекс рявкнул прямо в трубку. — Пусть срочно подготовят допросную и выведут туда Скофилда. Он взял адвоката?
— Нет, сэр.
Алекс сбросил звонок.
От его дома до MCC можно было доехать за двадцать минут, а с сиреной — за пять. Но Алекс собирался приехать туда как минимум через час: для Майкла помариноваться в допросной могло быть полезно.
И поэтому Алексу было несколько сложно оправдать для самого себя собственную спешку. Отсутствие адвоката и перспектива почти свободного допроса все еще казались почти невероятными, и, возможно, именно это предвкушение, смешанное с опасением, заставило его чувства обостриться. Какова вообще была вероятность того, что Скофилд — не ограниченный ни в средствах, ни в связях, ни в уме — позволит подобраться к себе для официального допроса?
Будь Алекс на его месте, первое, что он бы сделал — это вызвонил своего адвоката и дал ему говорить за себя. Алекс был уверен, что Майкл рано или поздно воспользуется защитой. Иное его решение сейчас означало только то, что он хотел попробовать нечто иное. Но в этом не было никакого смысла. Что могло быть ему нужно, кроме сделки со следствием, которую было гораздо проще осуществить с юридической защитой, а не в прямой конфронтации? Алекс с усталым недовольством давил ничтожную надежду на то, что Майкл хотел высказать ему свое недовольство и дать этим самым повод позлорадствовать — но это было слишком нереалистично.
Алекс заставил себя потратить время на сборы, а не умчаться в MCC, едва одевшись. Он принял долгий по его меркам душ, побрился и привел себя в порядок, почти не осознавая усталость из-за мандража. У него хватило выдержки даже для того, чтобы, в приступе заботы о будущем себе, бросить кучу рубашек в стиральную машину и приготовить себе завтрак и кофе.
Долгие периоды трудоголизма и самоотдачи были для него не в новинку и, на самом деле, всегда были скорее целью его жизни, а не ее неприятным побочным продуктом, и Алекс делал всё для обеспечения собственной работоспособности. В редкие выходные или периоды затишья он полностью убирал дом, перепроверял тревожный набор, набивал морозильную камеру готовыми обедами, складывал комплекты одежды для их быстрой доступности, доводил себя тренировками — выполнял рутинные вещи ради того, чтобы во время войны быть готовым ко всему. Алекс всегда реагировал максимально эффективно — и именно поэтому насильно замедлять этот ядерный реактор было очень сложно.
Прошло пятьдесят минут со звонка Уилера, когда Алекс наконец позволил себе выйти из дома. С каждой новой потерянной минутой, к его собственному раздражению, ему все больше казалось, что мариновал он уже не Майкла, а самого себя.
На многоэтажную парковку Центра он заехал чуть быстрее, чем это было дозволено. Яркие лучи уже вставшего летнего солнца, освещающие желтоватый бетон парковки внутри, заставили Алекса болезненно прищуриться. С трудом обнаружив свободное парковочное место рядом со служебным входом на пятом этаже, Алекс поспешил бросить машину на нем и, схватив папку с документами, вылетел к двери на уровень администрации.
— Специальный агент Махоун, — бросил он, нажав кнопку внутренней связи. Влажный от пота палец почти соскользнул с нее.
Разговор с администратором. Один пункт охраны. Пропуск и бейдж. Другой пункт охраны. Ожидание медлительного лифта.
Он направлялся прямо на этаж с допросными. Ему незачем было проходить в администрацию — он не собирался обмениваться любезностями с директором MCC, с которым он изрядно (но в корпоративных терминах) повздорил на пути из Лас Крусес. Возможно, это было зря: Алексу могло потребоваться сотрудничество с ним, если со Скофилдом что-то случится в пределах Центра. Но в то же время, в разговоре с ним Алекс настаивал как раз на повышении мер безопасности — конечно, в случае неблагоприятного исхода, Алекс мог бы надавить на директора тем, что заблаговременно предупреждал его об опасности задержанного…
Алекс всерьез успел задуматься о необходимости небольшого лицемерного визита за те две минуты, пока ждал медлительный лифт. Он почти успел забыть, что на часах было девять утра — утренний час пик. Лифт приехал полностью забитый, и Алекс со вздохом отступил, пропуская работников администрации.
В толкучке, останавливаясь на каждом этаже, Алекс все же достиг места назначения спустя один час и двадцать минут со звонка Уилера. Двери лифта разъехались, и он вышел на десятом этаже MCC, предназначенном для конфиденциальных свиданий и допросов. Очередной охранник, взглянув на его удостоверение и пропуск, открыл ему проход, и тяжелая решетка отъехала с громким звуковым сигналом.
— Коридор налево, — еще одна тяжелая дверь отъехала в указанном направлении. — Вторая допросная, Агент Махоун.
Алекс услышал его слова уже за своей спиной, и оглашенный факт заставил его внутренне скривиться. Вторая допросная использовалась для тщательного протоколируемых допросов: она была оборудована камерами, микрофонами и специальной комнатой наблюдения. С одной стороны, детально и со всех сторон задокументированный допрос был настоящим сокровищем для повторных исследований или получения дополнительного мнения. С другой же стороны, протокол снова ставил Алекса в строгие рамки: он больше не мог использовать половину методов допроса и был существенно ограничен в том, о чем мог говорить со Скофилдом. Как минимум, он не мог упоминать контакт Майкла и Пэм, иначе Алекса бы отстранили от дела как эмоционально вовлеченного или же как близкого «жертвы». Он не мог этого допустить.
Кто приказал определить Майкла в эту допросную? В своей работе Алекс никогда не стремился к соблюдению всех норм. Будь это совпадение или чей-то приказ, ничего хорошего от ситуации ждать не следовало.
В конце концов, чем дальше откладывался разговор с Майклом, тем более задушенным Алекс себя чувствовал. Это не могло способствовать повышению мотивации к работе, но Алекс все равно чувствовал нетерпение, когда прислонял электронный пропуск к замку у комнаты наблюдения, проигнорировав приветствия охраны.
Дверь открылась, и первым, что он увидел в полумраке, была чужая фигура. Он почти был готов зарычать от накопленной фрустрации, когда на секунду подумал, что это был Уилер или кто-то еще из команды, но его глаза быстро привыкли к освещению, и, как оказалось, в комнате сидела всего лишь случайная работница Центра, судя по униформе.
— Что вы здесь делаете? Этот допрос проводится в рамках строгой секретности, — собственный голос показался Алексу сдавленным из-за попытки сдержать злость.
Сколько еще правил, людей или чертовых сил природы задержат его?
— Агент Махоун, вот и вы! — девушка отвернулась от лицезрения экрана перед собой, и вскочила со стула. — Секретарь Аннет Кэйси. Меня назначили протоколировать допрос, сэр.
Какая нелепость. Алекс заранее принял все меры для того, чтобы комната была пуста. Он и так испытал достаточно головой боли при разговоре с прокурором, а уж технический персонал он точно был в состоянии выгнать.
— В этом нет необходимости, мисс, — Алекс провел по лбу и взмахнул рукой по направлению к выходу. — Уходите немедленно. Это не было согласовано с ФБР. Надеюсь, вы хотя бы подписали приказ о секретности.
— Да? — хрупкие плечи девушки вздрогнули, и она сцепила руки перед собой в нерешительности. — Извините, назначение поступило мне от начальства. Позвольте уточнить по интеркому перед тем, как я уйду?
— Поторопитесь.
Аннет поспешно схватилась за трубку внутренней связи и что-то залепетала. У Алекса уже не было сил думать о нелепом обстоятельстве ее присутствия здесь — он, наконец, зашел в темную комнату, бросил бумаги на узкий стол перед большим стеклянным экраном в стене. За стеклом был единственный источник света — допросная.
Алекс дождался. Там был он.
Майкл сидел прямо перед ним, и их отделяло только непрозрачный с одной стороны экран и несколько метров. Ярко-оранжевый цвет его комбинезона резко выделялся на фоне ярко освещенных белых стен допросной комнаты. Его руки в наручниках были прикованы цепью к столешнице, а ноги — к стулу. Он не был болезненно бледным, испуганным, нетерпеливым или сонным — он выглядел обычно.
Оценка заключенных перед допросом была важной составляющей психопортрета: поведение преступника при длительном ожидании могло многое предсказать. Показная расслабленность или бесстрашие были признаками отказа от сотрудничества или готовности к выбиванию выгодной сделки. Скованность, видимый испуг и нервозность были показателями слабой психики — на таких прекрасно работало давление. Нетерпение или неусидчивость могли указать на психоз или очевидную готовность к сотрудничеству. Впрочем, любая из этих реакций была не всегда так однозначна.
Но Майкл точно так же, как и при задержании, выделялся. Его поза была не скованной, а аккуратно расслабленной: ладони лежали на столе друг на друге, ноги согнуты в коленях и расставлены на небольшом расстоянии, спина откинута на спинку стула, шея выпрямлена, подбородок чуть склонен, взгляд устремлен в столешницу. Если бы не окружающая обстановка, он бы идеально вписался в какое-нибудь кафе в зале ожидания аэропорта или даже на лекцию в университете. Он выглядел прилежным, безобидным, нечитаемым, и, к разочарованию Алекса обычным.
Но Майкл Скофилд был каким угодно — только не обычным.
— Сэр? — женский голос отвлек Алекса от напряженного созерцания, и он нехотя перевел вопросительный взгляд на Аннет. Та протягивала ему интерком. — Это вас.
Если им по какой-то причине требовалось что-то сказать Алексу, в этом не было ничего хорошего. Алекс выхватил трубку и отвернулся от Кэйси, чтобы незаметно закатить глаза и провести рукой по лицу.
— Махоун.
— Агент Махоун, здравствуйте, — в трубке раздался голос случайной женщины из администрации. — Я ассистент директора Гранта. Нам позвонил ваш коллега и передал, что допросу потребуется техническое сопровождение для быстрой расшифровки, поэтому мисс Кэйси с вами. С этим есть какие-то проблемы?
— Добрый день, — Алекс давил вежливость сквозь зубы. — Кто вам позвонил? Обычно в таких случаях мы берем своего человека.
— Боюсь, не вспомню имя. У директора в кабинете лежит факс из вашего офиса с официальным запросом. Он сейчас на совещании, не могу посмотреть.
Что за бред. Официальный запрос? У кого-то из команды Алекса заиграла инициатива в заднице? Или это был приказ свыше? Вместе с видом допросной?
Чтобы отменить запрос, нужен был еще один документ либо из офиса ФБР, либо лично подписанный Алексом. У него уже не было ни терпения, ни времени на поиск виноватых, а на бегание по этажам между допросной и администрацией — тем более.
Майкл был прямо перед ним. Алекса и так достаточно задержали. Он не мог откладывать допрос еще сильнее.
— Что ж, выясню позже. Никаких проблем.
— Отлично, тогда удачи вам с допросом, агент Махоун.
В корпоративной возне иногда трудно было услышать чужое раздражение за вежливостью, но Алекс всегда был в этом мастер. Ассистент сбросила звонок, и Алекс поставил трубку интеркома на место, развернувшись к Аннет.
— Вы остаетесь здесь, мисс. Буду ждать от вас полной расшифровки сразу по окончании допроса.
— Да, сэр, конечно, сэр.
Алекс подозрительно осмотрел девушку с ног до головы. На вид, Аннет было около двадцати пяти лет. Небольшой рост, испуганные глаза, волосы мышиного цвета в растрепанном узле — если бы безобидности и жалости можно было подобрать воплощение, то это была бы она.
Все внутри него противилось перспективе, что кто-то станет живым свидетелем этого разговора, тем более — какая-то бесполезная девчонка, случайно попавшая сюда. С каждой секундой обстоятельства все дальше уводили его от идеальной картины, которую он все же успел вообразить. И, на самом деле, он уже был достаточно скован раздражающими протоколами, чтобы без лишней боли допустить в эту картину еще один нежелательный элемент. Не было никакой разницы, кто станет наблюдателем — какая-то девчонка или же весь его отдел, который обязательно посмотрит и пересмотрит допрос на записи.
Сжав губы и сдержанно выдохнув через нос, Алекс отвернулся к экрану. За те несколько минут, что он отводил взгляд, Майкл сменил положение своих рук и слегка переплел пальцы.
— Как долго он ждет?
— На данный момент… — Аннет взглянула на настенные часы, — Около сорока шести минут, сэр.
— Заметили что-нибудь особенное?
— Нет, сэр, он не делал ничего странного. Просто сидел вот так все время и смотрел в стол.
— А вы смотрели на него все сорок шесть минут, мисс? — Алекс бросил насмешливый взгляд на девушку.
— Нет, что вы… Я настраивала оборудование, — Аннет склонила голову, скрыв лицо за растрепанной челкой, и села за панель управления. — Готова начать в любой момент, сэр.
Алекс хмыкнул.
— Запускайте.
Не дождавшись ответа, Алекс схватил папку с делом со стола и вылетел из комнаты наблюдения. Через пару секунд его пальцы с пропуском замерли над электронным замком от допросной.
Пусть до нелепости ограниченная, но это была первая попытка Алекса установить полноценный контакт с Майклом. Он должен был взять себя в руки, забыть о личной мстительности, вспомнить о цели своей работы — он должен был быть хладнокровным. Если он не подавит лишние эмоции, эта встреча может оказаться первой и последней. Она может стать не только провалом в деле фокс-риверской восьмерки, но и провалом во всей карьере Алекса.
Это было сложно. Появление Майкла уже усложнило его жизнь, но легче все никак не становилось. Алекс ждал этой встречи неделю, а затем еще тридцать три мучительных часа, и только сейчас с большим трудом признавал, что в итоге пришел сюда без полноценной стратегии. Он не знал, чего ожидать от Майкла, и эта его непредсказуемость была для Алекса подобна красной тряпке. Она лишала его контроля.
Несмотря на их положение, у Майкла было значительно больше рычагов для давления на него — и Алекс так и не решил, чем следовало их парировать. Возможно, протокол как раз-таки мог помочь сдержать атаки их обоих. Но пока Алексу оставалось только осторожно прощупывать почву и полагаться на собственное умение быстро реагировать, которое, впрочем, было одной из его сильнейших черт.
Алекс знал только одно — он не позволит Майклу использовать себя и тянуть время. И, в любом случае, игра должна была стоить свеч.
Замок щелкнул, Алекс надавил на ручку и открыл дверь.
Взгляд Майкла пронзил его, едва он ступил внутрь. Если бы Алекс был суеверным, он мог бы подумать, что за такими глазами, как у него, могли прятаться какие-то телепатические способности — но Алекс был реалистом и знал, что за проницательным, слегка хмурым взглядом не стояло ничего страшнее обычного гнева. И, в любом случае, в мыслях Алекса не было ничего предосудительного — только реакция здорового человека на чужую агрессию. Защита и атака в ответ.
— Здравствуй, Майкл, — Алекс сделал три шага к столу, не спеша отодвинул свободный стул, сел, положил папку на стол. — Наконец, мы можем поговорить в спокойной обстановке.
Алекс поймал чужой взгляд — и Майкл, словно играя в кошки-мышки, сразу же разорвал контакт и нарочито медленно отвел глаза в стену справа от себя.
— Привет, Алекс, — его голос был мягким и безразличным.
— Как с тобой обходится Коррекционный Центр Метрополитан?
— Хочешь светской беседы? А как погода снаружи?
— Прекрасная, — Алекс улыбнулся заметной нотке раздражения в чужом голосе.
Впервые они были так близко достаточно долго для взаимного изучения. Алекс заметил несколько новых деталей: маленькие свежие царапины на лице Майкла, разбитая и опухшая нижняя губа, пластырь на брови. По сравнению с полицейским снимком при задержании два месяца назад, сегодняшний Майкл заметно похудел и осунулся: его щеки впали, круги под глазами потемнели, кожа приобрела более нездоровый оттенок. Вопреки этому, сейчас он легко мог бы сойти за молодого нахулиганившего студента, но никак не за тридцатилетнего мозгового центра операции по побегу из тюрьмы группы преступников. И Майкл всегда пользовался всеми доступными ему ресурсами, в том числе, конечно, и своей внешностью.
— Не нагляделся еще на фотографии со мной? Видишь что-то новое?
— Да, — Алекс положил сцепленные в замок руки перед собой, показывая нарочитое спокойствие. — Свой успех.
Это все же заставило Майкла поморщиться, и Алекс позволил себе улыбнуться на пару секунд. Отложенный и побледневший восторг от победы пошевелился внутри него.
Давление на чужое самолюбие все же работало.
— Каково это — быть не самым умным человеком в комнате?
Майкл, все так же безучастно разглядывая пустую стену, пожал плечами. Как бы он не пытался изобразить безразличие, Алекс видел его нарочитость.
— Не так интересно, как я предполагал. Я бы предпочел быть не здесь.
— А где же? — Алекс заинтересованно наклонил голову. Он не ожидал серьезного ответа.
— Я скучаю по жене, — сказал Майкл неожиданно. — Через неделю середина июня. У нас столько воспоминаний об этом времени.
В его голосе была тоска, но когда Майкл снова поймал взгляд Алекса своим, в его глазах была только непреклонность.
Алекс вдруг почувствовал, как все приятные ощущения покинули его, сменившись холодным ужасом. Его зубы сжались, шея напряглась, мурашки пробежали вниз по позвоночнику. Ему стоило огромной выдержки не вскочить с места в рефлексе самозащиты.
Понять угрозу было несложно. Жена — встреча с Пэм. Середина июня — убийство Шелса.
Майкл даже не стал ждать продолжения светской беседы, так быстро раскрыв карты. Очевидно, только ради этой угрозы он согласился на допрос. Алекс почти ожидал этого, потому что Майкл знал обо всем: о протоколе, наблюдении, непрофессионализме Алекса. Открытость допроса позволяла ему раскрыть следствию все факты — те самые, которые Алекс не мог обнародовать. Если Майкл откроет рот, Алекса очень просто отстранят от его дела из-за проклятой личной вовлеченности.
Майкл продолжал, невинно перебирая пальцами на столе.
— Кроме того, летом я часто был волонтером в приютах для бездомных животных. Не люблю смотреть на отчаянных зверей в клетках. Грустно думать о том, что они потеряли одного человека, кто мог бы им помочь. Так что, да, я бы предпочел быть не здесь.
Зверь в клетке — Алекс на заброшенном заводе в Гиле.
Алекс нервно усмехнулся от нелепости метафоры с приютом. Что она вообще могла значить? Майкл намекал на то, что Алекс лишится всего, если не примет некое его предложение? И у него хватало наглости говорить об этом, как о помощи.
— О, я знаком с твоей благотворительной деятельностью. Уверен, и дети, и щенки тебя просто обожали.
Алекс пытался подавить желание перегнуться через стол и перегрызть Майклу глотку. Но ему стоило подумать о более адекватном ответе, и быстро. У него был один-единственный шанс парировать угрозу. И стратегию нужно было выбрать верно.
Майкл смущенно — фальшиво — улыбнулся.
— Надеюсь на это.
Совесть или самолюбие?
Пока что все угрозы Алекса в сторону жизни и гордости самого Майкла и правда не встретили достаточного отклика. Этого не хватит, чтобы спровоцировать или надавить на него. Но была и другая сторона.
Что ж, круг снова замкнулся. Если Майкл залезал в личное, Алекс тоже имел право это сделать. Мог сыграть грязно и рискнуть.
Он наклонился слегка вперед — на записи с камеры это будет выглядеть, как дружеская беседа — и из его следующих слов исчезла нервная улыбка.
— Если любишь смотреть на свободных животных, рекомендую мексиканское сафари. Только ты, охотники с большими пушками, пустыня и дичь. Эти парни прекрасно ищут отбившихся от стаи птиц, а иногда, по разрешению властей, они даже могут стрелять в них на поражение. Прямо в полете. То еще зрелище.
Это было абсолютным блефом: ФБР не собиралось убивать Сукре. После пересечения границы Мексики, он стал делом Мексики. Кроме того, самолет уже был сбит — Алекс ждал отчета с той стороны границы. Но Майклу не обязательно было знать об этом. Как и о том, что Алекс не собирался убивать кого-то еще без необходимости. Впрочем, его понимание необходимости и справедливости было растяжимым — и вот это Майкл точно знал.
И выбор стратегии Алекса оказался полностью оправдан. Майкл вдруг вскинулся: его глаза раскрылись немного шире, а резковатый вдох выдал удивление. Этой микро-реакции было вполне достаточно, чтобы Алекс сделал свои выводы.
Никакой психопатии — только идиотская жертвенность. Это было даже скучно.
Алекс все равно улыбнулся: обмен угрозами оказался похож на приветственное рукопожатие. Они успешно нейтрализовали друг друга, показав наличие ядерного оружия. Осталась только холодная война и поиски новой слабости. А Алекс тем временем мог продолжать эксплуатировать найденную уязвимость.
— Не люблю охотиться, — осторожно ответил Майкл.
— Все зависит от твоего вкуса: есть разные маршруты.
Майкл отклонился дальше на спинку стула, будто пытаясь отдалиться. Его руки теперь были сцеплены в замок, по странной случайности имитируя жест Алекса, а подбородок опущен и отвернут в сторону. Он снова смотрел в стол, и его лицо теперь было закрытым.
Очевидно, Майкл вовсе не был готов говорить даже перед этой светской беседой — и теперь он окончательно отстранился. Было множество способов прервать этот допрос с его стороны, но пока он этого не делал. Алекс мог предположить, почему: Майклу было нужно узнать, чего именно хотело следствие и на какие уступки было готово пойти.
К его сожалению, Алекс был не в настроении поддаваться. Допрос еще не был закончен — он мог выдавить из оставшегося времени все соки, пока Майкл не начал отпираться.
— Что ж, извини за резкую смену темы, но нам пора перейти к самому интересному. Я оглашу предложенные прокурором обвинения. Это будет нелепо длинный список, — Алекс щелкнул языком и открыл папку перед собой. — Пойдем в хронологическом порядке.
Для следующей речи ему понадобился глубокий вдох.
— Все то же вооруженное ограбление — пять лет. Множественное причинение ущерба собственности государства — три года и штраф в пятьдесят тысяч долларов. Угрозы, похищение, причинение вреда здоровью трем представителям закона — двадцать лет. Пять лет за побег из места лишения свободы, а также по три года за каждого соучастника, которых изначально было девять — еще двадцать один год. Многократное сопротивление аресту — три года. Угон как минимум двух автомобилей при отягчающих — десять лет. Надругательство над местом захоронения — штраф в тысячу долларов. Фальсификация документов — пять лет. Ограбление, кража со взломом, попытка оказания помощи в побеге Линкольна Младшего — семь лет. Мошенничество — год и штраф в десять тысяч долларов. Удержание заложников по предварительному сговору — двадцать лет.
Алекс сделал паузу, закрыл папку и поднял взгляд с бумаг на Майкла.
— В сумме, девяносто один год заключения и штраф в шестьдесят одну тысячу долларов. Прибавить к твоему возрасту, на свободу ты выйдешь примерно никогда, — Алекс наблюдал за тем, как Майкл сжал губы. Осталось только дать ему последний толчок для большей реакции. — Все ради убийцы брата. Где-то ты свернул не туда, ты так не считаешь?
— Линкольн не… — Майкл резко начал, но тут же осознал провокацию и восстановил спокойный тон. — Линкольн невиновен. Его дело было сфабриковано. Пусть эти слова останутся в протоколе допроса. Может, когда-нибудь хоть кто-то достаточно разумный посмотрит на его дело снова.
Алекс усмехнулся. Вскрыть Майкла оказалось легко. Даже слишком легко.
— Я смотрел его дело, Майкл. Мало того, что половина доказательств утеряна, так еще и апелляции вашего «семейного адвоката» многократно были отклонены еще при их существовании. А сейчас, похоже, она вообще сбежала с позором.
— Веронику убили, как и Ника Саврина, — Майкл опустил подбородок еще ниже. — Они подобрались слишком близко. За этим делом стоят власти.
Алексу было все равно, что стояло за аргументами Майкла — учитывая его очевидную привязанность к брату, больше всего это было похоже на самообман. Алекс видел достаточно похожих случаев отрицания чужой вины, чтобы не воспринимать их серьезно.
— Что ж, даже будь это так, в отсутствие новых доказательств или значимого свидетеля, мы не можем сделать ничего для этого дела, — Алекс коротко развел руками, а затем показательно открыл другую папку перед собой. — Давай лучше поговорим о тех, кого еще можно спасти. К примеру, о твоей благоверной, Саре Танкреди. Ей готовы предъявить обвинения по двум статьям, а срок наказания может составить до пятнадцати лет.
— Вы еще даже не нашли ее, — Майкл снова отвернулся к стене.
Алекс позволил себе смешок.
— Вот именно, Майкл. Наша правоохранительная система бывает нетерпеливой: чем больше Сара скрывается, тем хуже будет ей самой. Это сопротивление аресту, ты сам знаешь, — Алекс поставил локти на стол и поднял сцепленные руки к подбородку. — Я скоро поймаю ее. На свободе не осталось никого, умнее тебя. К тому же, я склоняюсь к мысли, что наша доктор не сможет смириться с жизнью в бегах. Не зря же она оставила тебя в Гиле. Ты же был там с ней?
Конечно, был — и Алекс там тоже был.
Короткий, но насыщенный взгляд Майкла в ответ на его слова снова вызвал отголоски прежнего восторга. Этот умник вовсе не был непробиваемым — Алексу просто нельзя было терять позиции.
— Очень жаль видеть размолвку влюбленных после такой романтичной истории, — он покачал головой. — Ты знаешь, чего я хочу. Просто помоги мне найти ее, и я позабочусь о том, чтобы ее резкое исчезновение после залога не повлияло на приговор.
На этот раз Майкл никак не отреагировал, и просто уставился на свои руки на столе.
— Подумай хорошенько, Майкл. Я, как и вся правоохранительная система, не особенно терпелив, — Алекс отсчитал двадцать секунд в тишине перед тем, как продолжить. В любом случае, Сара его не особенно интересовала и была скорее якорем для эмоций Майкла. Ему нужно было продолжать давление. — Нет? Что ж, отложим доктора и перейдем к следующим кандидатам. Только в этот раз будем спасать не их, а, скорее, от них.
Алекс открыл еще две папки, на этот раз — с фотографиями.
— Чарльз Патошик и Теодор Багвелл. Один — убийца и непредсказуемый психопат с насильственными тенденциями. Второй — убийца и насильник, но полностью разумный. Оба на свободе только благодаря твоему героизму, — Алекс принялся аккуратно раскладывать фотографии жертв на столе. — С момента побега Багвелл уже убил одного и сильно покалечил второго. Ветеринара и водителя. Одна жена осталась вдовой, а одна дочь — сиротой на время комы отца.
Алексу было достаточно вида сжатых до белизны и дрожащих пальцев Майкла, чтобы безжалостно продолжить.
— Я ведь даже не прошу о помощи с поимкой твоего брата, Сукре или Франклина. Из всех, мне нужны от тебя только эти двое, — снова ложь. Алекс снова поставил локти на стол и наклонился вперед. Сейчас он мог нести любую чушь, потому что Майкл уже был поглощен виной за свои ошибки. — На самом деле, я уже говорил то же самое этому мальчишке, Аполскису, чтобы заставить его сотрудничать. Должен признать, это было не совсем оправданно по отношению к нему, — он поднял взгляд на бледное лицо Майкла. — Ты, с другой стороны, являешься единственным настоящим виновным в освобождении этой жестокости. Ты ведь немного религиозен, Майкл? Если в тебе есть хоть капля искупления, ты должен понимать свою обязанность помочь нам в их поимке, чтобы предотвратить дальнейшее зло.
Алекс замолчал, выжидая и наблюдая.
Взгляд Майкла метался по фотографиям долгие десять секунд перед тем, как он болезненно зажмурился и отвернулся. Он даже не представлял, какое сильное оружие вкладывал в руки Алекса своей реакцией.
— Я могу дать тебе время подумать, посмотреть поближе, если хочешь.
Еще один шаг вперед в этой партии. Алекс придвинул несколько фотографий ближе к оппоненту — руки Майкла тут же дернулись от них прочь, как от скверны.
— Нет, не нужно, — его голос дрогнул.
Не было необходимости предлагать более выгодные сделки, если Майкл готов был согласиться на столь малое — всего лишь очищение собственной совести.
— Помоги мне поймать их, Майкл. Мы сделаем это вместе — спасем всех.
Майкл снова открыл покрасневшие глаза. Его сжатые губы раскрылись, впустив судорожный вдох.
Алекса наполнил триумф…
— Я требую звонок и адвоката.
Notes:
* Metropolitan Correctional Center (MCC Chicago) — Коррекционный центр Метрополитан в Чикаго — это федеральная тюрьма, в которой содержатся преступники и осужденные в ожидании приговора или в процессе следствия. Этот центр всего в восьми минутах езды от офиса ФБР в Чикаго — Алекс определил Майкла на время следствия как можно ближе к себе :)
Chapter 2: A: II
Notes:
Я клянусь, я постоянно меняю название части на "A: II", но AO3 продолжает его исправлять на неправильное... Если вы увидите другое, смиритесь. Вроде, это какой-то известный баг AO3.
(See the end of the chapter for more notes.)
Chapter Text
Жалюзи на окнах были закрыты, и кабинет Алекса в светлый летний полдень был погружен в полумрак. Желтый ореол от старой лампы и едва заметные полоски света, пробивающиеся в дверь и окно, ловили танцующую в воздухе пыль, падали на заваленный папками стол и пересекали стены, завешенные распечатками с деталями по делу восьмерки и Майкла Скофилда.
Здесь были длинные листы с расшифровкой кода из оригами, найденного в квартире Сары Танкреди, копии досье Майкла и его фотографии. Снимки его лица и примерно четыре десятка фото и чертежей его татуировок. Если собрать их вместе в нужном порядке, могла получиться непропорциональная фигура Майкла, или даже несколько. Но на стене они висели абсолютно хаотично — наверное, их разрозненность показывала такой же беспорядок в голове того, кто их развесил.
Алекс подбрасывал в ладони одну из этих фотографий, смятую в тугой комок, и прожигал стену невидящим взглядом. Подходили к концу те пятнадцать минут, которые он выделил для того, чтобы поддаться эмоциям.
Эти бумаги стоило снять со стены и повесить туда что-то более актуальное для продолжающегося расследования: досье Линкольна, карту передвижений Франклина… Что угодно, кроме этих проклятых загадок, которые больше не имели смысла, потому что Скофилд уже был схвачен. Он больше не был центральным фокусом расследования. Не был опасен.
Но Алекс так не думал. Его пальцы вновь поймали жесткий комок бумаги и сжали его до боли. В его голове проигрывал их последний разговор. И предпоследний. И еще один до этого. Всего — три.
Он пытался найти то, что упустил. Пытался отличить правду от игры. Понять размер настоящего ущерба, который сам имел глупость допустить.
Алекс знал, что Майкл был непрост, и тем не менее, после обмена парой фраз, решил, что загадка решалась легко — щепоткой вины и психологического давления. Излишне самоуверенно.
Майкл был крепким, и Алекс это тоже знал. Он хорошо играл любую нужную роль — притворялся, врал, манипулировал. Он перенес физические пытки в тюрьме: и отрезанные пальцы, и инцидент с ожогом. Он выдержал психологическое давление постоянно меняющегося плана, многочасового ожидания, управления группой разношерстных преступников. Майкл Скофилд был непреклонен перед своей целью, и, более того, он сам был преступником .
Алекс понимал с самого начала, что Майкл не станет говорить, но все равно попался на удочку. Весь их разговор мог быть — скорее всего, на самом деле был — игрой Майкла ради разведки. Допрос без адвоката был нелогичным выбором: обстоятельства ставили Майкла в уязвимую позицию, и этим дали Алексу иллюзию власти и пространство, чтобы развязать язык и раскрыть свои методы угроз и манипуляций. Идеально для Майкла — не сказать ничего, но разузнать всё. Не было никакой гарантии искренности его эмоциональных реакций, и даже его отступление от собственной угрозы могло быть расценено как временное. Блефа Алекса было недостаточно, чтобы взять его за горло, а уж давления на совесть — тем более. Майкл переживал вещи и похуже. Не было очевидным и то, что эти вещи вообще влияли на него — вопрос психопатии снова встал остро. И теперь у Майкла было достаточно времени, чтобы уточнить собственный план действий — в том случае, если он не был прописан заранее.
Это был откровенный провал. Не катастрофа, не угроза для жизни — но личный провал Алекса.
Впрочем, Алекс должен был поблагодарить Майкла за милое представление на камеру. Другие участники расследования уже посочувствовали, мол, риторика, судя по реакции, была удачной, но Майкл просто в последний момент нашел в себе силы потребовать защиту. И лучше бы им было думать именно так. Они совсем не видели сути вещей, когда дело касалось Майкла Скофилда — и Алекс почему-то был эгоистично этим доволен.
Но, на самом деле, Алекс был не особенно ближе к сути, чем они. Он все еще не понимал, что Майкл собирался делать в этой ситуации. Конечно, функциональный порядок действий был ясен: заключить сделку, поделиться информацией, срезать часть срока. Но дьявол, опять же, был в деталях. Какая сделка была нужна Майклу? Какой информацией он мог поделиться — и собирался ли вообще? Чего он хотел? Где стояли его границы?
Обычно Алекс знал ответы на эти вопросы для тех, кого ловил: без них любые попытки манипулировать были попросту тщетны. Майкл же был закрытой книгой. Его мотивы и цели были слишком неочевидны. Алекс понимал тот план, который Майкл нарисовал на себе — он видел его чистую и красивую функциональность и предсказуемость. Но всё, что было вне его, оказалось слепым пятном — начиная с их встречи на шоссе у Лас Крусес. Просто потому, что теперь в игру вступало что-то большее. Личное. И туда Алекс не имел доступа.
Но эти размышления были вызваны скорее отчаянным гневом Алекса, а не каким-то более продуктивным порывом. Думать о мотивах Майкла было несколько поздно — и Алекс сам не до конца понимал, почему этот вопрос не давал ему покоя до сих пор. Ситуацию было пора отпустить, потому что теперь у него совсем не осталось влияния.
С того момента, как слово «адвокат» было произнесено Майклом, о любых манипуляциях и скрытых угрозах можно было забыть, потому что эти пираньи не давали отходить от темы ни на шаг. Алекс знал, что говорить теперь будет именно с защитником — и это будут не допросы, а простые торги. Драгоценная информация Майкла была слишком желанной для следствия, чтобы он продал ее дешево, и эта ситуация непременно сместит баланс сил.
Система в подобных случаях работала скорее на преступника. Алекс ненавидел это. Позиция переговорщика, вместо агрессора или вершителя правосудия, была откровенно унизительной. Бюрократичный торг — что могло быть более отвратительным?
Если бы на шоссе не появились пограничники…
Алекс резко и шипяще выдохнул через сжатые зубы и замахнулся, чтобы бросить комок бумаги в эту дьявольскую стену — но в этот же момент зазвонил стационарный телефон. Алекс прервал свой совершенно детский импульс и поднял трубку.
— Махоун.
— Алекс, это я.
— Сэр.
Алекс уронил тяжелую голову в ладонь.
Рэй Хэйли был специальным ответственным агентом чикагского офиса ФБР — другими словами, он отвечал на все полевые группы и отделы в регионе и был прямым начальником Алекса. Несмотря на продолжительную совместную работу, внезапный личный звонок от него посреди дела никогда не предвещал ничего хорошего.
— Звоню по поводу дела беглецов из Фокс Ривер. Я сейчас в Вашингтоне, только что ознакомился с результатами первого допроса Скофилда. Со мной разговаривали несколько человек, очень заинтересованных в завершении этого дела, особенно в поимке ключевого участника — Барроуза. Хотел уточнить твои дальнейшие планы.
Нетрудно было догадаться, с кем именно Хэйли умудрился пересечься в Вашингтоне. Удивительно было только то, каким образом эти представители власти смогли на него надавить, чтобы он, в ответ, так заинтересовался делом и надавил на Алекса. Единственным возможной целью этого звонка было убеждение Алекса в том, что он должен был теперь расстелить перед Майклом максимально выгодную для него сделку, чтобы заставить его говорить.
— Сэр, я не думаю, что Барроуз является ключевой фигурой расследования: все было спланировано и воплощено именно руками Скофилда. Мы не должны позволять себе слишком щедрые сделки с преступником такого уровня.
Но возражения Алекса уже не принимались.
— Все, что мы должны сделать сейчас — это заставить Скофилда открыть рот в ближайшие сутки. Его досье передо мной. Похоже, что он прекрасно образован, никого не убил, и, по сообщениям его психотерапевта, не имеет насильственных тенденций. Все его обвинения ограничиваются грабежом и побегом. В наших интересах установить с ним максимально цивилизованный контакт, и для этого, без лишних угрызений совести и потери репутации, мы можем сделать так, чтобы, вместо девяноста лет, он отсидел девять.
Алекс чуть не выдрал клок волос в попытке сдержать ярость.
— Но, сэр, это безумие, — он взмахнул рукой в пустой фрустрации. — Он гораздо опаснее любого из восьмерки.
— Алекс, ты не объективен. Не заставляй меня принимать во внимание твою безосновательную личную вовлеченность в это дело, — это замечание заставило Алекса прикусить язык. — Просто делай свою работу и поймай Барроуза. Ты обсудил сделку с прокурором?
Алекс попытался смириться со своим положением с помощью одного длинного и тяжелого вздоха, но это не очень помогло.
— Встреча с Харпер через час.
— Изучил адвоката?
— Да, — Алекс опустил взгляд на выпотрошенную папку перед собой. В сторону была отложена фотография мужчины с приятным и вызывающим доверие лицом.
Джексон Кросс. Ничего интересного: чистое досье, двадцатилетний опыт в уголовном праве, никакой связи между ним и братьям. Точно будет посильнее их прошлого адвоката, Вероники Донован. Скофилд основательно подготовился к своему возможному аресту.
— Понаблюдай за ним.
— Как раз собирался.
— Не язви, Алекс.
— Да, сэр.
Хэйли сбросил звонок, и Алекс наконец упал обратно на стул — он даже не осознал, как вскочил с места посреди разговора.
Все яснее он чувствовал, как удавка затягивалась на его шее. Знал ли Майкл, что именно так и будет? Если судить по его поведению — конечно, знал.
***
Второй допрос был назначен на десять утра шестого июня, понедельник — всего через двадцать четыре часа после первого. Либо мистер Кросс был не особенно изощрен в искусстве растягивания времени, либо Майкл вовсе и не собирался его тянуть.
И тем не менее, для Алекса это был очередной бессмысленно потраченный день. Только встреча с прокурором показала результаты.
Оливия Харпер была заместителем прокурора США, и дело восьмерки было далеко не первым, над которым она работала обвинителем совместно с Алексом. Несмотря на их различающиеся подходы и взгляды — Алекс ненавидел юристов и любую риторику о правах человека, а Оливия не терпела импульсивности — у них было достаточно профессиональной синергии для успешного сотрудничества. Алекс ценил умных людей с прозрачными намерениями, а Оливия одобряла исполнительность.
В деле Скофилда аргументов с его стороны даже не потребовалось: Оливия была уже в курсе ситуации после такого же личного звонка агента Хэйли.
— Алекс, даже если Скофилд согласится на сделку, он может потребовать большего. Ты уверен, что сможешь держать его в рамках? Нам нужно контролировать ситуацию.
Оливия передала Алексу готовые варианты предложений, уже оперативно допущенные судьей. Алекс со скрытым недовольством заметил ее неприкрытую озабоченность. Он не мог допустить, чтобы ее сомнение превратилось в предложение о помощи.
— Да, — отрезал он.
И весь оставшийся день Алекс думал об этом.
Ожидаемо, пятое июня прошло без значимых событий для дела фокс-риверской восьмерки — а точнее, уже пятерки. Казалось, все они нутром почувствовали, что Майкла схватили, и окончательно залегли на дно. Линкольн исчез — последний раз его видели еще в Юте*, как и Багвелла. Сукре пропал с радаров в Мексике: его труп не нашли. О передвижениях Патошика никто так и не сообщал. Только Бенджамин подавал признаки жизни — его жену заметили. Скоро всю семью Франклин поймают, и полная энтузиазма Лэнг не прекращала работы в этом направлении.
Алексу стоило приложить руку к хотя бы одному из этих направлений, но, вместо этого, он потратил весь день на прежние размышления. В этом был смысл: информация от Майкла была ценнее любых слепых поисков, и он все еще ставил именно на него. Еще были способы обернуть ситуацию в пользу правосудия, и он не собирался отступать так просто. Если теперь психологическое давление на Майкла было невозможно, если его мотивы были непрозрачны, то Алекс просто должен был придумать, как обернуть торги в свою пользу.
На его руках было три варианта сделки с градацией от лучшей к худшей. Необычайно щедро, но только благодаря вмешательству лично Хэйли. На самом деле, на этом этапе, имело смысл привлечь к торгам обвинение — Харпер — хотя бы потому, что Алекс ненавидел этим заниматься при существовании адвоката. Но какая-то часть его все еще была уверена, что он сможет самостоятельно пробиться через барьеры из защиты и лжи и добраться до сути.
Он должен был довести погоню до конца. Даже если она приведет к разочарованию, он должен был понять .
***
Приехав домой заполночь, Алекс остановился на подъездной дорожке. Вслед за машиной, спустя столько дней, постепенно останавливалась и бесконечная череда мыслей. Туманная и темная летняя ночь, тусклый конус света от сломанного фонаря на дороге, теплый салон машины и полная тишина показались его полуапатичному и опустошенному сознанию идеальными спутниками для возрождения почти забытых демонов.
Песок в глазах ослеплял. Пламя вспыхнуло под капотом синего седана и осветило черную ночь. Винтовка в его руках была слишком тяжелой и горячей. Шок, адреналин и ненависть. Перед ним был тот, кто должен был быть мертв. Сколько раз он выстрелил?
Личное было против правил и приводило к ошибкам. Когда у погони снова поменялась цель? Это должна была быть победа и награда — понимание никогда не было целью. Погоня заканчивалась, когда правосудие свершалось — и Алекс уже победил, а Майкл был наказан. И Шелс тоже был наказан.
Алекс вышел из машины. Прохладный ветер и запах свежести после дождя помогли ему проснуться и забыть об этом.
***
Ровно в девять часов и пятьдесят минут утра шестого июня Алекс вошел в комнату наблюдения.
Оливия уже пришла — она собиралась пронаблюдать за вторым допросом точно так же, как должна была наблюдать за первым, если бы Алекс не настоял на обратном. Секретарь мисс Кэйси тоже была здесь — Алекс забыл позаботиться о ее отстранении от дела, так как, о боже , ему совершенно не было до этого дела, и это уже было бессмысленно.
Алекс скованно кивнул на их приветствия, тут же поморщившись от боли в шее.
Он готов был поклясться, что не сомкнул глаз этой ночью, но она все равно прошла очень быстро. Такое случалось, когда он не успевал завершить какое-то дело, и время бежало впереди него, не давая ни отдыха, ни прогресса. Ни одной новой идеи у него так и не появилось.
Алекс шагнул вперед, и устало поставил руки на стол перед экраном. Майкл вновь был за стеклом — и на этот раз его поза определенно была говорящей .
Он сидел в профиль к Алексу, расслабленно съехав ниже на своем стуле. Его руки были прижаты ладонями вниз к столешнице, а ноги вытянуты и перекрещены в щиколотках. Откинув голову на спинку стула, с сонным выражением лица, Майкл смотрел в потолок. Указательные пальцы поочередно отбивали бессмысленный ритм на столешнице.
Майкл издевался над ним — и это заставило Алекса нервно усмехнуться в ответ на столь детскую провокацию. Этот парень хотел, чтобы она именно такой и была — очевидной.
Адвокат тоже уже был там и внимательно изучал свои записи. Джексону Кроссу было сорок четыре года. Темные волосы, аккуратная короткая борода, серебристые тонкие очки, дорогой синий костюм, симметричное лицо — люди, вроде него, отлично смотрелись в глупых телевизионных рекламах адвокатских контор, но у Кросса такой не было. Его прямая осанка, слегка нахмуренные брови и внимательный взгляд производили впечатление строгого и собранного человека.
Что ж, Алекс ломал людей и похуже.
— Они рассчитывают получить предложение о сделке сразу же, — Оливия встала со стула, отточенным движением застегнула пуговицу своего пиджака, подошла к Алексу и тоже посмотрела через экран. Ее похожий темно-синий брючный костюм, темные уложенные волосы и строгие морщины на лбу заставили Алекса пренебрежительно задуматься о нелепой схожести всех юристов. Но он быстро отмахнулся от этих мыслей — он мог терпеть хотя бы Харпер.
— Мне все равно, чего они ждут. Я не пойду на уступки так просто, и ты меня в этом поддержишь, — это прозвучало все же более раздраженно, чем Алекс хотел. Он почти почувствовал на себе сомневающийся взгляд Оливии.
— Алекс, слишком многое стоит на кону. У тебя целых три варианта сделки, нет смысла грызться за каждый. Поумерь свою агрессию и заходи с сотрудничества, а не с антагонизма, ради разнообразия, — она снова строго повернулась к экрану. — На этот раз я имею право вмешаться, если мне не понравится твое поведение.
Алекс скривился. В этот раз, кроме протокола и наблюдения, Алекс еще и был зажат между обвинением и защитой. Пространство для маневра было таким узким, что его почти и не было вовсе.
Оттолкнувшись от стола, Алекс выпрямился и посмотрел на часы — осталась минута.
— Мисс Кэйси, запускайте.
— Да, сэр.
Алекс вышел из комнаты наблюдения.
Уже рядом с допросной, он бросил взгляд на зажатую в руке папку — вблизи название дела раздвоилось перед уставшими глазами, заставив поморщиться. Дальнозоркость пришла к Алексу не так давно и усугублялась после бессонных ночей, и он был не в восторге от постоянного бремени ношения очков: после военной карьеры, они все еще казались ему не столько признаком интеллектуальной работы, сколько слабостью. И все же, сейчас ему пришлось их надеть.
Дверь допросной открылась с отвратительным звуковым сигналом. На этот раз взгляд Майкла был не первым, что встретило его.
— Агент Махоун, вы пунктуальны, — Кросс скользнул взглядом по своим наручным часам и поднялся со стула, уверенно протянув руку вперед. — Джексон Кросс, адвокат мистера Скофилда.
Майкл, не меняя своего положения и не обращая внимания на Алекса, скользнул взглядом к руке своего адвоката так, как будто это было лишь немного интереснее потолка.
— Мистер Кросс, — Алекс осознавал важность жеста и давление обстоятельств. И все равно два шага к столу и короткое рукопожатие показались ему предательством собственной веры. Он лишь надеялся, что отвращение не отразилось на его лице. — Наслышан.
— Уже ознакомились с моим досье? Я не удивлен, — Джексон расплылся в вежливой, но острой улыбке, и его темные глаза перестали отражать свет из-за наклона головы. Алекс отпустил его руку и дернул уголками губ в ответ. Они все еще стояли напротив друг друга, разделяемые столом.
— Блестящая карьера. И только этот факт заставил меня задуматься о том, почему такой человек, как вы, ввязываетесь в это грязное дело.
— Отчего-то мне кажется — по той же причине, что и вы, агент Махоун. Я амбициозен.
Откуда только Майкл вытащил этого скользкого типа?
— Думаете добиться успеха?
— Мой успех — полноценная защита моего клиента, агент Махоун. Защита не только от необоснованных обвинений, но и от давления.
Майкл мог с легкостью противостоять любому давлению и сам. Иными словами, он точно привел этого мерзкого адвоката сюда только для того, чтобы вывести Алекса из себя. И у него это уже получилось.
Алекс скривился и скрыл свое выражение лица за наклоном головы, пока отодвигал стул и садился. Когда он вновь поднял голову, то наконец встретился взглядом с Майклом: в его прищуренных светлых глазах плясали чертята.
— Что ж, это не первый раз в моей карьере, когда преступники не выдерживают законного допроса и приводят живой барьер.
Майкл вдруг резко выдохнул через нос в смешке — но сразу же скрыл улыбку за сжатыми губами и отвел взгляд от Алекса обратно в сторону Кросса. Алекс почувствовал, как мгновенно вскипела его кровь.
— И у меня это далеко не в первый раз, когда представители закона жалуются на третьего лишнего, — в этих словах слышалась мерзкая ирония. Кросс тоже сел. — Тем не менее, я думаю, мы оба сможем с этим работать.
Алекс сжал зубы.
— Конечно, мистер Кросс.
— Отлично, агент Махоун — адвокат поднял брови и сделал жест ладонью, который обычно делают люди, приглашая гостей за столом к обеду. — Приступайте.
Прекрасно . Снова то же самое: Кросс давал Алексу фальшивое пространство для выдвижения требований, даже не намекнув на то, чего они сами ожидали от разговора — то есть, сделки. Этот шаг назад с их стороны был нацелен только на то, чтобы унизить Алекса: как будто он был настолько глуп, чтобы попытаться продолжить давление или допрос. У Майкла заканчивались тактики переговоров?
Агрессия больше не работала, но она и не была единственно-верным вариантом поведения на допросах — а тем более, на торгах. Чем больше давления и эмоциональной вовлеченности Алекс покажет теперь, тем больше будет очевидно, насколько сильно следствию был нужен Майкл. В торгах проигрывал тот, кто первым отчаянно продешевил, и поэтому важно было уметь отступить, а не драться.
И Алекс тоже мог сделать шаг назад. Мог показать, как важны ему были мир во всем мире и сотрудничество , а не наказание. Мог побыть сочувствующим, грешным и хорошим копом .
Алекс медленно поправил очки и опустил ладонь обратно на стол, поверх другой. Сделал усталый вздох.
Настало время шоу.
— Знаешь, Майкл, неделю назад твое дело по-настоящему удивило меня. Твой план и твои результаты, — этими словами он заработал именно то, что хотел. Подозрительный взгляд и внимание. Алекс улыбнулся в ответ, не показывая зубов. — Я нечасто признаю это, но я бываю чрезмерно эмоционально вовлечен, когда дело касается интересных дел. Жаль, что наши прошлые встречи подорвали наши возможные доверительные отношения, но ты знаешь, что я делаю всё это только ради правосудия. И ради него же я хочу снова предложить тебе исправить то, что пошло не по плану. То, что вышло из-под контроля . Я понимаю, как тяжело это может быть. Я всего лишь хочу помочь тебе исправить ошибки и очистить совесть. И это поможет и мне тоже.
Здесь было всё: и отступление, и отвлекающий фактор, и давление на все точки, способные вызвать чувство вины или уязвленной гордости (если это вообще было возможно). Что-то должно было сработать. Теперь либо Кросс начнет наступать, раскрыв их намерения и цену, либо Алекс просто продолжит ту же линию и предложит первый вариант сделки в контексте сотрудничества. Все было под контролем.
Майкл был не единственным мастером лжи: Алекс знал, что для построения по-настоящему красивой истории требовалось хоть немного правды — и именно в этой маленькой и фальшивой речи ее было достаточно. Не клюнуть на эту забавную полу-правду, на резкую смену риторики, Майкл попросту не мог. Это должно было сбить его с толку ненадолго.
Замерев, Майкл смотрел Алексу прямо в глаза. Его взгляд, как и всегда, был слишком проницателен. Но даже если бы он на самом деле был телепатом, он не смог бы забраться достаточно глубоко в сознание Алекса, куда даже он сам не решался лезть. Чтобы читать обличительные мысли, нужно было, чтобы эти мысли существовали.
И лишь в этот момент Алекс по непонятным причинам и правда провалился слишком глубоко. Забавная мысль промелькнула в его голове.
Он знал, что врал. Но что именно из того, что он только что сказал, на самом деле было ложью ?
Прошла едва ли секунда с тех пор, как Алекс закончил говорить. Время словно замедлило свой ход. Лицо Майкла напротив приняло задумчивое выражение: его глаза потемнели под нахмуренными бровями.
Ловушка была поверхностной. Цель торгов для обеих сторон была очевидна, и обвинение вовсе не отошло от своих намерений. Это была дипломатическая игра, и все здесь знали, что никакое сотрудничество не было возможно, когда предметом спора являлась жизнь человека. Роли в игре тоже были ясны: Кросс защищал, а Алекс нападал. Никто в здравом уме не поверил бы в то, что Алекс хотел помочь. Потому что это была манипуляция. Он в принципе не мог помогать — в этой игре он был карателем и убийцей на стороне правосудия.
Он был убийцей. На стороне правосудия?
Слух Алекса вдруг оказался заполнен белым шумом, устранив даже жужжание флуоресцентных ламп. Поле зрения сузилось. Дыхание остановилось на вдохе. Он почти почувствовал запах горящего бензина.
И наградой, и наказанием в конце было правосудие. Оно должно было быть слепым — ничего личного. В погоне тоже не должно было быть ничего личного, потому что иначе это приводило к ошибкам .
Тогда, на ночном шоссе у Лас Крусес, Алекс мог убить. Его прервали, но, если бы этого не случилось, он смог бы убить. Это было бы нетрудно. Желания мести, гнева, унижения — этого было достаточно тогда и было достаточно еще раньше.
Мгновения, когда Алекс бы почувствовал отсутствие иного выбора. Толчка. Импульса. Любой ничтожной провокации хватило бы, чтобы Алекс сорвался и убил Майкла тогда.
Со временем, ему было достаточно всё меньше .
Иного способа борьбы с ними просто не было. Террористы в Ираке рыли общие могилы для тех, кого он убил. Песок легко впитывал и стирал свежую кровь, но она все равно отпечатывалась пятнами и оставалась под ногтями. Смертники и мины. Снайперская винтовка перегревалась даже в тени, но он не отпускал ее. Каждый день.
Иного выхода, наверное, не было. Получив шанс, в приступе ярости, он не сомневался — выстрелил один раз. Из-за раны в шее, Шелс не сказал ничего и только отвратительно булькал перед тем, как истек кровью у его ног. Вератрил немного помог: воспоминания об угасающих глазах остались только в ночных кошмарах. Но все остальное жило вместе с ним.
Синий седан горел. Когда Майкл вывалился из него, на асфальт тоже упала кровь. Собирался ли Алекс пролить еще больше?
В другой реальности, губы Майкла приоткрылись, и он сделал короткий вдох, готовясь что-то сказать. Алекс почувствовал, как ранее горячая кровь отхлынула от его лица, оставив его голову абсолютно опустошенной и холодной. Но мысли продолжали бежать.
Майкл мог быть умнее. Ему не стоило пересекать границы Алекса и провоцировать его. Не стоило трогать его семью и открывать старые раны. Если бы он не поднял бурю, Алекс бы даже не думал о самосуде — ведь так? Достаточно было просто не давать Алексу повод. Не угрожать и не провоцировать. Он не был психопатом — этика и мораль имели для него ценность… всё меньше.
Он мог убить Майкла, даже не осознав до конца его мотивов. Он мог убить несправедливо .
Поэтому Алексу нужно было его понять. Поэтому, в каком-то смысле, Алекс на самом деле не врал сейчас.
Если Майкл позволит себе помочь и раскроет Алексу свои цели, это поможет и Алексу. Это позволит понять, был ли Майкл опасен, и, если он не был — это поможет понять, насколько опасен был сам Алекс . Насколько его гнев был способен затмевать его разум, подменять понятия и обманывать его. На что сам Алекс был способен в порыве безосновательного гнева. И Алекс не знал, какой исход пугал его больше — или что он должен был с ним делать.
Будучи внутри системного правосудия, Алекс не сможет сдержать Майкла, если он правда был опасен. Или, с другой стороны, Алекс не сможет сдержать себя, если опасность была в нем самом.
Ситуация была безвыходной, но у Алекса было одно единственное предчувствие — Майкл поможет ему понять. Ответ в любом случае был в нем.
— …хоун, спасибо за трогательную речь, но я все же хотел бы услышать конкретику. Если у вас есть вопросы по делу, задавайте. Если говорите о помощи моему клиенту, я жду четких предложений.
Проклятье момента прервалось, когда Майкл вздрогнул от голоса Кросса и повернулся к нему, разорвав зрительный контакт. Прошел едва ли десяток секунд со слов Алекса. Мир снова навалился на него шумом ламп и чужого голоса, ярким светом и скудными цветами помещения, где выделялся только ярко-оранжевый костюм Майкла.
Его сердце забилось, словно в титановых тисках — тяжело, болезненно и неровно. Воздух ворвался в легкие с судорожным вдохом.
Он должен был убраться отсюда. Немедленно.
— Да, конечно, мистер Кросс, — Алекс поправил очки, чтобы скрыть манию в глазах, и опустил взгляд к столу перед собой. Его голос, проговаривающий ранее заготовленные фразы, был все тем же, но голова уже не думала. — Я лишь вновь подготавливал почву для сотрудничества.
— Давайте сделаем эту встречу максимально эффективной. Только факты, вопросы и предложения.
— Читаете мои мысли.
На самом деле, фраз было подготовлено немного больше, но Алекс бы уже не успел их сказать. Он схватил свою папку и достал из нее первый комплект документов — тот, в котором было предложение о минимальных уступках. До этого разговора Алекс планировал достать именно ее. У него не было сил обдумывать альтернативные шаги — гораздо больше он был занят тем, чтобы заставить свои руки не дрожать.
Бумаги легли на стол перед Кроссом, и Алекс встал.
— Мы готовы смягчить наказание по нескольким пунктам обвинения, — он обращался к Майклу тоже, но не мог посмотреть на него. — Нам нужна вся информация по оставшимся пяти беглецам. С нашей стороны — это. Думаю, вас приятно удивит предложение.
— Почему бы нам не обсудить условия прямо сейчас, агент Махоун? Вы куда-то торопитесь? — Кросс встал вслед за ним.
— Вы захотите обсудить их с мистером Скофилдом. Не смею мешать адвокатской тайне.
Если Алекс и нарушил уже свой новый образ, ему было все равно. Он вышел из допросной, не заботясь о вежливых прощаниях.
— У кого-нибудь здесь есть сигареты? — прорычал он, распахнув дверь от комнаты наблюдения.
Вератрил, черт его подери, был вне досягаемости. Сердце билось где-то в горле.
— Агент, сэр, да, — мисс Кэйси взволнованно вскочила со своего стула рядом с компьютером и принялась рыться в карманах. За экраном, охранники заходили в допросную, а Кросс и Майкл о чем-то говорили. Алекс не видел их лиц со своего угла, а электронное наблюдение уже было отключено, так что он еще и ничего не слышал.
Майкл не сказал ему ни слова сегодня.
— Алекс, может, объяснишь свой гений? — Оливия стояла спиной к экрану, скрестив руки на груди. — У нас даже не осталось возможностей для обсуждения. Если тебе нужна была помощь, я могла бы присоединиться.
Алекс махнул рукой в ее сторону, заткнув.
— Харпер, пятнадцать минут, ради бога, — он снял очки и с усилием протер лицо, покрытое испариной.
— Достаточно, сэр? — Аннет наконец протянула ему две тонкие сигареты.
Алекс выхватил их, бросил папку на стол и вылетел из комнаты. Тяжелая дверь даже не успела захлопнуться, а он уже был на другом конце коридора. Его ждал бесконечный путь до курилки, которая находилась на этаже администрации. С каждой секундой в воображении Алекса он становился все длиннее.
Одна решетка отъехала перед ним. Вторая решетка отъехала перед ним. Табло показало, что оба лифта были слишком далеко, и Алекс свернул к двери от пожарной лестницы. Зрение уже расплывалось от гипоксии, и на лестничном пролете ему пришлось схватиться за перила перед тем, как помчаться вниз.
Сигареты были у него.
Зажигалка. Ему нужна была зажигалка.
Алекс похлопал себя по карманам, не прекращая бежать вниз. Во внутренних — очки, бумажник, шариковая ручка. Во внешних — ключи от машины, телефон, платок, записная книжка. Зажигалки не было.
Конечно, Алекс же не курил, откуда у него зажигалка?
Он остановился на лестничном пролете седьмого этажа рядом с узким, длинным, вертикальным окном, которое пропускало очень мало света, но зато отлично вызывало клаустрофобию — и снова проверил свои карманы. Предметы перечислялись в его голове, как улики на месте преступления: очки (№1), бумажник с удостоверением специального агента ФБР Александра Махоуна (№2), шариковая ручка с прозрачным корпусом (№3), ключи от служебной машины (№4), серый мобильный телефон (№5), голубой хлопковый платок (№6), записная книжка (№7), комок мятой бумаги (№8)…
Какой комок?
Пальцы Алекса дергались и дрожали, пока он пытался расправить бумагу. От одного неосторожного движения фотография все же порвалась посередине — прямо вдоль лица Вероники Донован.
Эта была копия снимка, найденного в пустой квартире Майкла — чуть ли не единственная имеющаяся у следствия его личная вещь. Копия была снята только с лицевой стороны, но Алекс помнил текст с оборота, написанный крупными и аккуратными заглавными буквами: «ВЫПУСК ВЕРОНИКИ, ЧИКАГО, ИЮНЬ, 1991».
Майкл стоял чуть поодаль от обнимающихся Линкольна и Вероники и неуверенно улыбался. Его темные кудрявые волосы немного выбивались из-под неровно сидящей кепки, белая рубашка была ему велика и слишком очевидно снята с чужого плеча, а галстук перекосился.
В девяносто первом году Майклу было семнадцать лет, и тем летом он поступил в Лойольский университет на гражданское строительство. На деньги, которых у его семьи не было.
В девяносто первом году Алексу было двадцать семь лет, и он вернулся живым с «Бури в пустыне» в марте, а в июне уже женился на Пэм. Возможно, свадьба была в тот же день, когда было сделано фото — в то же время, в том же Чикаго Алекс тоже праздновал свою жизнь.
Смотря на это фото сейчас… Вероника пропала. Линкольн был приговорен к смерти и стал самым разыскиваемым преступником Америки. А Майкл—
Алекс сходил с ума. Он содрал это фото со стены кабинета сегодня, потому что оно было другим . Оно выбивалось среди четких планов Майкла: расчетов, татуировок, шифров, чертежей, холодного взгляда с полицейского снимка. Оно попросту было нерелевантно к делу. Следствию не было дела до фотографии четырнадцатилетней давности.
Но из всех фото, Алекс зацепился именно за это. Этот семнадцатилетний мальчишка не был тем же Майклом Скофилдом, которого он узнал неделю назад: этот был обычным . Этот еще не стал тем Майклом, который провел полгода в непрерывном маниакальном планировании и две сотни часов под иглой татуировщика. Тем Майклом, который не скрывал свои настоящие природу и потенциал. Который достиг той или иной отметки безумия и разрушил свою жизнь — как и Алекс. И именно это позволило им встретиться в худшем возможном месте и времени.
Алекс не понимал, был ли на этом фото тот же самый человек. Если он был тем же, был ли он способен так жестоко манипулировать уже тогда? Скрывал ли свое бездушие за улыбкой?
Или же, напротив, это сейчас Майкл скрывал свою уязвимость за холодным взглядом? Как обстоятельства могли так изменить человека? Насколько сильно Майкл желал изменить эти обстоятельства, что ему пришлось измениться самому?
Были ли они еще способны вернуться к началу?
Сигареты сломались в пальцах Алекса — резкий запах табака и ментола выдернул его из непрекращающейся мысленной спирали и прогнал внезапные и нелепые мысли об одиночестве. Не было ни одной причины размышлять об этом неубиваемом ощущении после десятилетий его существования.
***
— Это торги, Харпер. И я кинул им кость.
Алекс все же дошел до курилки и добыл себе новые сигареты и спички. Оливия, словно настойчивый злой рок, догнала его здесь.
— Только не говори мне, что ты ждешь, как они немного подумают и в итоге продешевят в ответ? — она не курила и просто ходила из стороны в сторону по пустой комнате, раздражающе мельтеша перед глазами. Алекс не успел закончить даже свою первую сигарету.
— Именно так.
— Ты обещал мне контролировать ситуацию.
Алекс затянулся. Ему нужны были какие-то пять или десять минут, чтобы встать обратно на рельсы, но у него отняли даже их.
Алекс не думал ни о чем, и апатия пришла к нему неожиданно легко. Конечно, это не был эффект вератрила, и табак не действовал так хорошо, но он был благодарен своему сознанию за неожиданную передышку. Алекс хотел бы просто докурить эти две сигареты — и он хотел бы никогда не знать человека, находившегося сейчас пятью этажами выше.
Но обстоятельства, как всегда, были сильнее. Ему нужно было думать о новых переменных и о своих следующих шагах. Ему ведь теперь придется что-то менять. Снова что-то менять. Возможно, стоило просто оставить все, как было?
О каком контроле могла говорить Харпер? Алекс был лжецом — он давно не мог контролировать даже себя.
Он выдохнул табачный дым.
— Чего именно ты боишься, Оливия? Ты одобрила мне предложение гораздо хуже того, что я им выложил.
— Боже, я не понимаю тебя, — она остановилась и отвернулась от него, сжав переносицу пальцами. — Сначала ты просишь меня поддержать тебя с этим минимальным предложением. Я готовлюсь к дебатам. После самых коротких переговоров за весь мой опыт, если их вообще так можно назвать, ты выходишь из этой комнаты и говоришь, что теперь ждешь их шага. Скажи, у тебя когда-нибудь бывает складная стратегия?
— Да, но иногда приходится быть более гибким. Мне нужно знать, чего они хотят. Единственный способ это выяснить — дать им пространство.
— Зачем позволять им думать? Ты просто дал им новый повод потянуть время. И это же просто нелепо. Они могут потребовать что угодно, и именно этого нам нельзя позволять.
— Они не будут тянуть время. Если бы они этого хотели, они бы откладывали и первый, и второй допрос любыми способами, — Алекс провел рукой по волосам и сделал еще одну затяжку. — Они уже достаточно нас задержали: идут третьи сутки с ареста Скофилда. Они с самого начала хотели сделки, просто поводили нас за нос.
Оливия всплеснула руками.
— Ты не отвечаешь на мой вопрос. Что именно из твоих действий нацелено на то, чтобы сдерживать их в рамках разумного?
Алекс затушил сигарету и прикурил новую. Оправдывался он сейчас только потому, что это позволяло не думать о чем-нибудь другом. Можно было сказать, что Оливия подобрала прекрасный момент, чтобы потребовать объяснений.
— В моих действиях — ничего. Скофилд сам будет сдерживать свою информацию и попросту не сможет потребовать что-то сверхъестественное. Наших уступок хватит с головой, и нам еще повезет, если он скажет что-то существенное.
— То есть, ты даже не уверен, что он будет говорить? — Оливия усмехнулась в неверии.
Алекс уже не был уверен ни в чем.
— Поверь, против него, я делаю всё, что могу.
— Потрясающе, — бросила она раздраженно, но тут же тяжело вздохнула и прикрыла глаза. — Не знаю, что ты хочешь сказать Хэйли, но скажи ему что-нибудь другое.
— Я справлюсь с Хэйли.
— А со Скофилдом?
Губы Алекса дернулись вокруг фильтра сигареты. Ему вдруг надоел этот разговор.
— Пока, Оливия.
Она покачала головой.
— У тебя еще много работы. Держи себя в руках.
Алекс не сдержал гримасы и отвернулся к стене. Об уходе Оливии ему сообщил лишь удаляющийся стук ее каблуков. В курилке больше никого не было.
Что дальше? В голове Алекса будущее было таким ярким, словно оно уже произошло.
Дальше будет еще одна встреча, и какая-то сделка все же будет заключена. Потом Майкл расскажет что-нибудь о четверых беглецах (если повезет), но будет молчать про Линкольна по тем или иным причинам. Может, попытается поводить следствие за нос ложной информацией о нем, просто в качестве злой шутки. Один — максимум, два — разговора с ним. Его информации не будет достаточно, и ее качество не будет подходить под условия сделки. И его посадят до конца его жизни, прибавив еще и обвинение в предоставлении заведомо ложных показаний. Занавес.
Замечательный план, Майкл. Блестяще, как всегда. Разрушил свою жизнь. Разрушил жизнь Алекса тоже — и исчез.
Догорая, сигарета обожгла пальцы Алекса, и он сделал последнюю затяжку перед тем, как задавить ее в пепельнице.
Стены этой комнаты ничем не отличались от стен допросной. Здесь легко было представить Майкла, в его ужасном ярко-оранжевом комбинезоне, рассматривающего серую краску и побелку. Он стоял, прислонившись к стене напротив, с перекрещенными в щиколотках ногами и руками за спиной, скрывая наручники из виду. Его выражение лица было безразличным, а глаза — светлыми и внимательными.
— Чего ты все-таки хочешь больше? Спастись или спасти брата? Тебе же не может быть вообще все равно, да?
Призрак посмотрел на него в ответ.
***
Шестое июня оказалось насыщенным днем для оперативной группы по поимке беглецов.
Когда Алекс вернулся в офис, там царил абсолютный хаос — но он понимал хаос, и поэтому влился в него даже с некоторым умиротворением.
Бенджамин Франклин связался с ними и изъявил желание сдаться властям: он готов был предоставить любую информацию в обмен на иммунитет для своей семьи и помощь его дочери. На примере его истории прекрасно можно было разобрать значение слова «недальновидность»: сбежать из тюрьмы, не продумать будущие шаги, вмешать в свое преступление свою семью… Алекс считал его беспросветным идиотом.
Он отправил Лэнг для его захвата и допроса: она уже проделала много работы в деле Франклина и заслуживала это поощрение. К тожу же, Алексу не было никакого дела до тупицы, который не был близок к Майклу и не мог быть в курсе его планов. Фелиция получила только одно задание — выведать любую информацию, которая могла быть секретом между Майклом, Линкольном и Сукре. Только эти двое представляли хоть какую-то ценность для Майкла — только они были участниками плана «Bolshoi Booze». В зависимости от качества этой информации, Алекс уже мог подумать о том, чтобы выполнить условия Франклина. Такая сделка нравилась ему больше.
Несколько часов Алекс провел за совершенно обычными для такого дела телефонными переговорами и координацией действий между полицией, спецназом и ФБР. В отличие от тихого захвата Майкла, как только Франклина взяли, к этому делу очень быстро подключилась пресса — и Алекс окончательно забыл о любых мыслях, которые отвлекали его от холодной ненависти к этим тупым пираньям.
И когда Уилер в очередной раз за день вошел без стука в его кабинет с трубкой в руках и со словами: «сэр, это вас, срочно», Алекс, все еще на проводе с вашингтонским отделом по пресс-релизам, уже готов был задушить его собственными руками.
— Что там такого важного? — рявкнул он в ответ, прикрыв микрофон своего телефона.
— МСС.
Алекс замер, за секунду еще раз пережив события этого утра. Часы показали два часа дня. Прошло едва ли четыре часа, которых было более чем достаточно для разговора с адвокатом и даже небольшого отдыха. Вот только у Алекса не было таких привилегий, и на мгновение он малодушно пожелал, чтобы Майкл исчез оттуда, лишь бы не встречаться с ним снова так скоро. Ему отчаянно нужен был перерыв, которого хватило бы на большее, чем две сигареты.
Алекс обменялся трубками с Уилером и тут же пошел в сторону выхода из офиса.
— Махоун слушает.
— Агент Махоун, это МСС, — женский голос был смутно знакомым. Ассистент Ким. — Заключенный №521-780 сообщает о готовности продолжить переговоры сегодня.
О, прекрасно. Алекс даже не успеет получить показания Франклина. Гребаная пресса и Кросс. Наверное, Майкл уже узнал о его захвате, и поэтому поспешил со сделкой.
Но сомневаться в выборе между Майклом и Франклином было глупо.
— Я буду через десять минут, выводите его обратно в допросную. Адвокат с ним?
— Да, сэр.
Алекс завершил звонок и бросил телефон на ближайшем столе рядом с выходом, взамен схватив лежащую там пачку сигарет. Агент Фоали, сидящая на этом месте, боязливо подняла на него глаза.
— У меня снова допрос Скофилда, не беспокоить! — крикнул Алекс перед тем, как наконец почти выбежать из шумного офиса — к внутренней парковке.
Путь до МСС от главного офиса ФБР в Чикаго занимал всего восемь минут езды. Этого оказалось недостаточно, чтобы о чем-то подумать, потому что по дороге он пытался дозвониться до Оливии.
— Я смогу приехать не раньше, чем через полчаса. Начинай без меня.
Алекс уже был у лифта, когда сбросил звонок с ней. В этот раз двери открылись сразу, как только он нажал на кнопку вызова.
В истории Майкла и Алекса была забавная закономерность. Когда Майклу нужно было достать Алекса любым способом, это происходило в кратчайшие сроки. В обратном случае — Алексу приходилось проходить через огонь и воду. И сейчас, словно подтверждая эту иронию судьбы, как только Алекс успел взять себя в руки в лифте, за открывшимися дверями на десятом этаже его встретил никто иной, как Кросс.
— Агент Махоун, рад снова видеть, — он взглянул на наручные часы и поднял на Алекса притворно понимающий взгляд. — И снова вы оперативно. Я бы сказал, отчаянно оперативно.
Он стоял напротив закрытой двери-решетки, за которой был основной коридор, и держал перед собой маленькую записную книжку.
— Что вы здесь делаете? — Алекс вышел из лифта и встал рядом с Кроссом, чтобы показать пропуск и удостоверение охране.
— То же, что и вы. Жду, когда Майкла переведут в допросную с другой стороны.
Алекс скривился от его неформального обращения к клиенту .
— Из камеры?
Кросс снова поднял насмешливый взгляд на Алекса.
— Полагаю, так.
Это означало, что Майкл не был с Кроссом, когда запросил новую встречу. Если они разошлись после разговора, и если Майкл не был в курсе захвата Франклина, то что именно сподвигло Майкла вызвать Алекса в тот же день?
Плохое предчувствие опустилось в груди Алекса.
— Кстати, агент Махоун, строго между нами. Я понимаю, что вы скорее всего проигнорируете эту просьбу, но все же озвучу ее по доброте душевной, — в этот момент в коридоре раздался резкий звуковой сигнал, и решетка на противоположной его стороне отъехала в сторону. Из-за угла вышел Майкл в сопровождении двух охранников. Кросс продолжил, не отвлекаясь от своей книжки. — Пожалуйста, больше не звоните моему клиенту лично. По закону, я должен присутствовать при любых ваших разговорах. Тем более, если они включают новые предложения.
Что?
Майкл шел по коридору навстречу. Медленно — из-за цепи на ногах. Его задумчивый взгляд скользил по темному полу и серым стенам.
Кто? Кто позвонил ему ?
Новые предложения?
— Агент Махоун, куда вы? — голос Кросса, впервые за все это время, был неподдельно удивленным.
Алекс набрал номер на ходу.
За его спиной закрылась дверь, ведущая на пожарную лестницу. На звонок ответили быстро. Алекс слышал, как офис все еще шумел в хаосе на том конце провода.
— Какого дьявола ты творишь, Марк?!
Крик отдался громким эхом по пустым и высоким стенам лестничной клетки.
Алекс отвлекся. Он был слишком занят своими мыслями — он был невнимателен. И именно к таким результатам приводила чертова излишняя вовлеченность.
Алекс ведь с самого начала знал, что на допросах не должно было быть никого, кроме него и Майкла. Он ведь проверил тогда тот факс, отправленный в офис директора МСС от имени офиса ФБР и агента Марка Уилера. Он подумал, что приказ был от Хэйли и не стал перепроверять. Он был недостаточно расторопен и ничего не предпринял.
Из милой и безобидной мисс Кэйси получился отличный и даже законный информатор для Уилера — не только с деталями о втором допросе, которым Алекс еще не поделился с офисом, но и о разговорах вне их. Например, о беседе Алекса с Оливией в комнате наблюдения — той, где они упомянули несколько вариантов сделки. Иначе как Уилер бы узнал о готовности следствия расширить предложение? Он наверняка еще и успел просмотреть документы, когда Алекс выходил из кабинета сегодня.
Марк всегда был гребаным карьеристом, и Алекс ценил его за амбициозность. Но в этот раз он перешел границу.
Что еще он предложил Майклу?
Ярость разорвала благоразумие Алекса на куски. Он ударил стену рукой — на рукаве пиджака осталась пыль побелки.
— Ничего, выходящего за рамки, мистер Махоун. Я толкаю дело вперед. Нам нужна информация от Скофилда как можно скорее.
Голос Уилера был спокойным и уверенным. Он говорил так, как будто имел право вмешиваться в дело Алекса. Будто имел право говорить с Майклом.
— Какого— Что ты предложил ему?!
— Вы еще не говорили? Может, мне поговорить с ним?
Ублюдок.
— Думаешь, я подпущу тебя к Скофилду? Что ты ему предложил?! — голос Алекса опустился с крика на рычащее шипение. — Говори!
— Лучшую сделку. И еще он спросил, можно ли сменить следователя по делу, и я предложил себя, ведь—
Алекс сбросил звонок. Он не спросил, согласился ли Майкл — но это было бессмысленно. Теперь в его руках было всё: и возможность избавиться от Алекса, и лучшие условия. Не согласиться было просто нельзя. Удача шла в руки Майкла сама — и Алекс допустил это по собственной недальновидности.
Ноги Алекса подвели его на секунду, и он сполз по двери на бетонный пол.
Это был конец. Внезапный нож в спину был подходящим и даже поучительным завершением. В самый раз для такого, как Алекс — отбившегося от стаи и потерявшего ориентиры. Возможно, ему уже давно стоило выйти из игры хотя бы поэтому. Этого было вполне достаточно, чтобы показать, насколько он на самом деле был слеп.
Вератрила не было. Пачка сигарет была в кармане, но зажигалки снова не оказалось. Он не смог бы дойти до курилки.
Алекс остановил погоню в этот момент, и приступ, чудом отложенный четырьмя часами ранее, все же догнал его. В этот раз он был быстрее, чем его реакции. И ничто не могло отвлечь его от ужасов его собственного сознания, которые слишком долго ждали своего часа.
Стены рассыпались и сужались. Штукатурка осыпалась вокруг — песок. Серость превратилась в охру. Пахло раскаленным железом, влажной гнилью и пылью. Они закапывали могилу над ним.
Выстрел. Он сам закапывал могилу. Он не мог больше дышать.
***
— Алекс, я на месте. Где ты?
Алекс ответил на третий или четвертый звонок. Это был голос Оливии.
Его сознание постепенно собиралось по кускам. Если звонила именно Оливия, это означало, что прошло примерно полчаса. Сердце все еще грохотало где-то в горле.
— Задержался, — выдавил он, схватив себя за волосы. — Пять минут.
— Кросс начал бунтовать. Поторопись, — она положила трубку.
Алекс в последний раз судорожно выдохнул. Досчитал до десяти. Провел мокрыми и онемевшими ладонями по холодному лицу.
После приступа, ощущения опустошения и дереализации обычно преследовали его еще некоторое время, отрубая все чувства. Но это могло и помочь.
Почему ему все еще было нужно идти на эту встречу?
Алекс просто не думал об этом. Сейчас между ним и реальностью был буфер из безразличия. Туман без цвета, запаха и вкуса. Ничто не могло достичь его — ни изнутри, ни снаружи. Ни его паранойя, ни чужие эмоции. Все это стало нереальным на какое-то время, ценой всего лишь недолгих пыток от собственного сознания.
Алекс даже чувствовал некоторую свободу. Наверное, это и было настоящее, не обремененное ни прошлым, ни будущим. Апатия была ему по душе.
Чувствовал ли Майкл апатию? Отчего-то сейчас Алексу показалось, что Майкл не был человеком, которого устраивало настоящее безразличие или бездействие.
Алекс заставил себя встать, используя стену в качестве опоры. Каким-то чудом он не забыл про папку с документами, лежащую на полу. Толкнув дверь, он вышел обратно к лифту. Охранник кивнул ему и впустил через обе решетки. Алекс не торопился и прошел в туалет для персонала через одну из множества одинаковых белых дверей.
Он привел себя в порядок с капитуляцией — так, как неудачные политики делают это перед публичным линчеванием. Поправил манжеты, затянул галстук, пригладил волосы. Надел очки — в этот раз они были скорее барьером, чем инструментом или костюмом. Но даже несмотря на свои усилия, он выглядел ужасно. Майкл заметит это — но Алексу впервые за долгое время было безразлично его мнение.
Заходить в комнату наблюдения было бессмысленно: Алекс не хотел видеть Оливию, и ему не было дела до Кэйси, которая просто делала свою работу. Поэтому, чтобы не растягивать пытку, он прошел прямо к допросной.
— Мистер Махоун, я уже подумал, вы нас оставили, — полный язвительности голос Кросса звучал хуже, чем резкий звуковой сигнал от открывшейся двери.
— Непредвиденные обстоятельства, мистер Кросс, — Алекс поправил очки, чтобы не смотреть на него, дошел до своего места и сел, устремив взгляд в папку на столе и свои руки на ней.
Он был тут всего лишь третий раз. Прошло всего лишь тридцать часов с первого допроса и шестьдесят три часа — с поимки Майкла. Казалось, маленькая жизнь прошла за это время и теперь готовилась к своему концу.
— Привет, Алекс.
Голос Майкла, впервые спустя эти тридцать часов, прозвучал слишком неожиданно. От удивления, Алекс поднял на него взгляд — и сразу попал в ловушку.
Майкл сидел, наклонившись вперед, с руками, сцепленными в замок на столе. Его глаза не выражали ни триумфа, ни презрения — там были лишь любопытство и немного осторожного удивления. Впрочем, это ни капли не изменило ожиданий Алекса: гадать будущее по его выражениям было бесполезно.
И все равно Алекс, подверженный пустоте и апатии своего сознания, оказался заворожен этой загадкой.
Их контакт длился недолго: через пару секунд Майкл повернул голову, приподнял брови и посмотрел на Кросса.
— Джек.
Он сказал имя Джексона Кросса — своего адвоката — с приглашением продолжить. А еще с приязнью . И с улыбкой .
В этот самый момент раковая опухоль обсессии на рациональности Алекса все же разорвалась окончательно. Слабые мысли, текущие в пустой голове, оказались осквернены всего за одно мгновение. Майкл занял все пространство снова.
Сколько именно человек Майкл уже свел с ума вот так ? Был ли Кросс среди них? Сара Танкреди, Ника Волек? Беглецы?
И Алекс был среди них тоже. Всего лишь очередной инструмент, которым Майкл быстро понял, как воспользоваться. Он знал, как подбираться к людям, как крутить ими, на какие точки давить. Какие бы настоящие мотивы и эмоции ни стояли за его действиями, Майкл был дьяволом во плоти. Алекс знал это с самого начала точно так же, как знал и то, что должен был защищаться.
Но стены Алекса уже давно не были высокими. Он не мог защитить себя даже от мыслей о смерти. Так как именно он должен был защитить себя от простого человеческого соблазна ?
Майклу даже не нужно было пытаться — ему достаточно было просто существовать — и Алекс сам мог бы придумать вокруг него загадки для собственного развлечения. Но Майкл сделал больше: достучался до уязвимостей Алекса, толкнул едва расставленные опоры, заставил думать о себе еще больше. Он стал казаться уникальным и важным.
Одержимость человеком была странной штукой. Иногда она заставляла избавиться от объекта из гнева или страха, иногда внушала потребность в контроле — Алекс был знаком с этими формами. Но чаще, даже у более здоровых людей, чем он сам, одержимость трансформировалась в нечто иное. Чаще она была похожа на уродливого близнеца влюбленности — она внушала жизненную необходимость понять, достичь и заполучить.
И Алекс хотел именно этого. Понять, достичь и заполучить . Стать единственным , кто сможет это сделать. Стать таким же уникальным.
Алекс хотел, чтобы Майкл говорил. Рассказал всё так, чтобы Алекс понял. У него точно были эти ответы: как выжить, как пережить и как самому стать неприкасаемым.
Наверное, Майкл всегда заманивал именно этим. Люди видели в нем ориентир и уверенность — и тянулись, как к единственной возможной стабильности. И Майкл получал выгоду из чужой нужды.
Но Алекс был хуже, чем они. Он не хотел помощи или, не дай бог, сочувствия. Алекс был жаден и не выносил компромиссов. Ему нужно было заполучить всё: ответы, внимание, мысли, чувства, взгляды, прикосновения. Если кому-то могло хватить одной только протянутой руки, Алексу нужно было всё тело. Иначе он не мог бы добраться до сути, которая была внутри: под черепом и за ребрами. Иначе он не мог бы понять, было ли там сердце.
Но сейчас Алекс все еще был на поверхности. Понимал общий план мыслей Майкла, но не их суть и цель. Получал его внимание и ответы, но фальшивые. Каждый день видел перед собой его тело, но даже не знал, было ли оно теплым.
Иронично, но все началось именно с физического. Татуировки Майкла были воплощением красоты сознания на красоте тела — и Алекс никогда не видел ничего хоть даже немного похожего. Он мог бы сосредоточиться на разуме и действиях, но в случае Майкла, это оказалось невозможным без тела. И мысли Алекса возвращались к нему по той или иной причине.
Образ Майкла в голове Алекса, в отличие от других людей, не состоял из разрозненных кусков пазла — черта личности здесь, цвет волос там, мотивы в другом углу — нет, он был цельным. Монументальным. Алекс не мог игнорировать ничего из того, что успел заметить и добавить в картину. Всё казалось важным для его понимания. Если Алекс представлял его в своих мыслях, он представлял его полностью.
И поэтому, когда они встречались, Алекс тоже замечал всё. В зависимости от того, как лежали руки Майкла, Алекс мог увидеть «Ripe Chance Woods», расположенный на его левом запястье, или же штрихкод «38 12 1037», котелок «Cute Poison» и розу «617» — на правом. Даже только из этих четырех загадок, Алекс знал ответ лишь от одной. Он разгадал еще две — «Bolshoi Booze» и цветок — и уже сбился со счету, пытаясь понять, сколько таких было спрятано на теле Майкла на самом деле. Точно так же Алекс замечал и каждую его эмоцию в попытке разгадать ее истинность или причину.
Майкл разгадывал точно так же — по всему, что было доступно. В каком-то смысле, он тоже был жаден до знания. Даже сейчас Майкл смотрел на него и собирал свою собственную картину.
Его взгляд скользнул поверх глаз Алекса — по очкам и голове — опустился по его груди к рукам. Его губы дрогнули, когда он заметил остатки побелки на рукаве пиджака. Алекс почти видел процесс его мыслей — он их предсказал, когда пытался привести себя в порядок. Он знал каждую обличающую деталь.
Но Алекс все же не знал, к чему Майкла приведут его мысли. Алекс хотел увидеть себя его глазами. В этом была очередная загадка и очередное желание. Их цепочка не прекращалась.
Но, похоже, было уже слишком поздно думать о загадках. Или о желаниях.
— … события, мы не готовы принять ваше предложение, агент Махоун. Оно не кажется нам достаточным.
Кросс говорил четко и уверенно. Его слова были предсказуемыми и реальными.
Алекс ждал последнего удара, который пока еще мог быть смягчен барьером прежней спасительной апатии.
— В ответ, мы готовы предоставить свою версию сделки, — Кросс положил руку на папку перед собой и придвинул ее к Алексу. — Ознакомьтесь.
— Позвольте напомнить, что я лишь переговорщик, — Алекс схватил бумаги, чтобы чем-то занять свое внимание. Буквы расплывались перед его глазами. — Не стоило готовить документы, это будет дело вас и прокурора. Просто выскажите, в чем суть.
— Без проблем. Я просто подумал, что вы опять решите бросаться бумагами, вместо переговоров . Рад знать, что теперь это не так, — Кросс даже голосом смог изобразить свою мерзкую улыбку. — Суть нашего запроса довольно проста. Мистер Скофилд готов признать вину, а также оказать следствию как информационную, так и аналитическую помощь в поимке своих сообщников. Взамен, с вашей стороны, мы ожидаем постепенного снятия обвинений. Общий срок наказания должен быть поделен на количество оставшихся беглецов, а затем сокращен пропорционально количеству задержаний, которым поспособствовал мой клиент. Конечно, это подразумевает оценку качества вклада мистера Скофилда и пересмотр сделки после каждого задержания, чтобы предусмотреть возможный конфликт между…
Дальше Алекс уже не слушал — шок помешал ему, резко выдернув в реальность. Это было похоже на пощечину.
Лучшая сделка , о которой говорил Уилер, не предусматривала пропорциональное снятие обвинений — она была про прямую замену девяноста лет заключения на девять в обмен на получение всей информации о сообщниках. То, что предлагал Кросс, было не только хуже в плане гарантии выгоды для самого Майкла и, к тому же, требовало от него большей вовлеченности, но и предоставляло следствию достаточно лазеек для оспорения его вклада в дело. К примеру, Алекс мог бы поймать кого-то даже без его помощи, или же приуменьшить полезность его показаний.
В чем был смысл такого переусложнения, если у Майкла уже были все гарантии при другом подходе? Насколько глупым нужно было быть, чтобы не принять предложение Уилера? Оно было единственно верным, если Майкл хотел спасти себя.
Но ведь это было не совсем так.
Алекс почему-то забыл, что так и не понял до конца мотивов Майкла. На каком основании после звонка Уилера Алекс решил, что Майкл точно выбрал бы спасение себя? Что он был лишен совести? Почему в ситуации угрозы Алекс снова выбрал пессимистичный исход? Почему он всегда выбирал именно его?
Предложение Кросса имело смысл. Абсолютно прозрачный и понятный.
Майкл не хотел спасать себя , он хотел спасти гребаного Линкольна Барроуза и, возможно, кого-то еще. Он не собирался передавать следствию всю информацию — и не собирался принимать заранее проигрышную сделку, которая предусматривала выдачу всех. Майклу нужно было лишь убедиться, что, если он поможет с поимкой лишь двух беглецов из четырех, наказание все равно будет соразмерно сокращено. Это также в очередной раз давало ему право тянуть с показаниями насчет оставшихся двух. Просто. Красиво. Гениально.
Обязательство и в даче показаний, и в аналитической помощи означало лишь то, что Майкл был готов буквально участвовать в решении дела. Он не просто пообещал рассказать что-то о преступниках — он пообещал поймать их в обмен всего-то на возможное сокращение срока. Он готов был рискнуть своей свободой, но исправить ошибки. Даже не так — все это звучало скорее похожим на то, что Майклу было плевать на свою свободу с самого начала.
Но со стороны следствия никто, кроме Алекса, не понимал этого: для них, информация и полное сотрудничество Майкла были подобны победе в лотерее. Кроме того, никто не знал, что Майкл уже был в курсе существования иного предложения. Почему?
Почему Майкл и Кросс не говорили о звонке Уилера? Что насчет смены следователя по делу?
Алекс привык судить людей по себе.
Когда он зашел сюда, Майкл не выглядел довольным или триумфальным. Если бы Алекс был на его месте, то стремился бы унизить в ответ на собственное унижение. Но Майкл не был бы собой, если бы поступил так. Нет — он поступал иначе.
Не поднимая взгляд с бессмысленных бумаг, Алекс чувствовал, как Майкл сверлил его взглядом. Сердце Алекса опустилось в груди.
Тогда, у лифта, Кросс не сказал, что Майклу позвонил агент Марк Уилер или даже просто «кто-то из офиса ФБР». Нет — он сказал, что позвонил именно Алекс. И сделал новое предложение.
Предложение , смысл которого Алекс пока не знал, но от которого, похоже, уже не мог отказаться, если хотел остаться в этом деле.
О, Майкл действовал именно так.
Алекс резко поднялся с места, прерывая Кросса посреди речи, полной уже не интересных деталей.
— Две минуты, — бросил он, вылетая из допросной.
В комнате наблюдения Оливия встретила его задумчивым взглядом. Кэйси была занята расшифровкой речи Кросса, и поэтому пока не обратила на него внимания — она даже не знала, чего чуть не лишила Алекса. В конце концов, Уилер был из его команды и имел право запрашивать любые детали о допросах.
— Должна признать, ты был прав, Алекс, — Оливия тяжело выдохнула. — Они правда продешевили.
К сожалению для Алекса, полный смысл сделки ему только предстояло понять. Но он все равно чувствовал сумасшедшую эйфорию и не хотел знать, что выражало сейчас его лицо.
Алекс повернулся к экрану: Майкл впервые смотрел в сторону комнаты наблюдения. С его стороны экран был глухим зеркалом, и его настойчивый, ищущий, прожигающий взгляд скользил мимо Алекса.
Алекс все понял. Это был большой куш. Блядски огромный куш.
— Одобряй, Харпер.
— Даже не будешь торговаться? Что на тебя нашло? — подождав ответа Алекса несколько секунд и не получив его, Оливия снова вздохнула. — Хорошо. Это в рамках допустимого.
— Забирай Кросса и подписывайте свои бумажки, — Алекс передал ей документы.
— Что ж… — в ее голосе была доля скептицизма, но она не сказала ничего против. Они работали вместе достаточно, чтобы она привыкла к подобному. — Удачи, Алекс.
Оливия спокойно вышла из комнаты и через несколько секунд уже стояла в допросной с вытянутой в приглашении ладонью. Наблюдение все еще было включено, и поэтому Алекс слышал ее слова.
— Добрый день, мистер Кросс, мистер Скофилд. Меня зовут Оливия Харпер, и я представляю обвинение по вашему делу. Мы готовы принять ваши требования.
Кросс встал и пожал ее руку. Они заговорили о чем-то неважном. Алекс чувствовал, как болело его лицо от безумной улыбки.
Оливия и Кросс вышли из допросной и направились куда-то утверждать сделку. Майкл остался один: он сжимал губы — сдерживал улыбку — и смотрел в стол. Алекс наконец понял, что эмоции Майкла, возможно, вовсе и не были наигранными раньше.
— Агент Махоун, сэр, я закончила расшифровку.
Голос Кэйси отвлек Алекса, и он обратил на нее внимание. Хоть она и была не виновата, видеть ее больше не хотелось. Кроме того, Алексу в голову пришла блестящая и почти забытая идея.
— Можете собираться и уходить, Энн. Мистер Скофилд переводится прямо в камеры офиса ФБР, так что ваши услуги больше не понадобятся. Я подожду здесь наших людей.
Кэйси взволнованно пробормотала что-то в знак согласия и принялась отключать технику со своей панели управления. Алекс использовал это время, чтобы позвонить в офис.
— Сэр, — трубку взяла Фоали.
— Я перевожу Скофилда в здание ФБР. Срочно пришли сюда конвой, — Алекс усмехнулся. — И, будь добра, поздравь Уилера от моего имени — мы заключили мою сделку. Он долго над ней работал.
Не дождавшись ответа, Алекс сбросил звонок, опустил руки в карманы брюк и принялся снова наблюдать за Майклом. Он был почти заворожен, хотя Майкл просто сидел на месте.
Без наблюдения.
— До свидания, сэр, — Кэйси вышла из комнаты и Алекс запоздало кивнул ей.
Он осознал свои действия, только когда дверь в допросную снова открылась перед ним. Майкл не выглядел встревоженным его появлением — просто снова пронзил его насмешливым взглядом.
— Чего ты хочешь взамен?
Алекс нависал над ним: обошел стол, встал вплотную к его стулу, поставил руку на столешницу. Майкл внимательно проследил за его действиями.
Проникновение в личное пространство вызывало у людей дискомфорт, что, в совокупности с угрозой, было очень эффективно, и Алекс всегда пользовался этим.
Внешнего наблюдения больше не было. Сейчас никто не помешал бы Алексу схватить Майкла за грудки, чтобы получить хоть какую-то новую реакцию. Но в один момент это вдруг показалось… неуместным? Алекс застыл — и этот ступор был вызван скорее шоком от собственного сомнения, а не чем-либо еще.
Чтобы поймать взгляд Алекса, Майклу пришлось запрокинуть и немного наклонить голову. Он все еще улыбался своей кошачьей улыбкой, не показывая зубов, и его большие глаза, смотрящие снизу вверх, казались еще более невинными, чем обычно. Он был слишком близко.
Алекс внутренне дернулся от своих мыслей.
Не поворачивая головы, Майкл медленно перевел взгляд на экран в стене и обратно на Алекса. Намек был понятен.
— Там никого нет. Наблюдение отключено.
Майкл поднял брови в скепсисе. Алекс почти рассмеялся, но, вместо этого, оскалился.
— Я убил ебаного Оскара Шелса! Достаточно убедительно для тебя?
Майкл слегка дернулся от резкости фразы Алекса, а потом вдруг коротко и беззвучно рассмеялся.
— Да? Я и не знал, — его глаза прикрылись от саркастической улыбки. Он поднял обе руки в наручниках, чтобы положить одну на свою шею и размять ее. Его поведение было слишком расслабленным.
Алекс убрал свою руку со стола и отступил от Майкла, как от огня. Он вдруг почувствовал себя скованным: его ребра словно застыли, не давая сделать полный вдох. Прежняя эйфория все еще переворачивалась в его груди, но уже снова затмевалась сомнениями.
Реальность возвращалась к нему волнами. Одна за другой.
Почему он был рад? Для Алекса, в ситуации вовсе не было повода для радости.
— Как дела у Марка? — продолжил Майкл.
— Ему конец , — Алекс подошел к стене и прислонился к ней спиной, сложив руки на груди.
— Амбициозный парень. Не вини его за желание делать свою работу, — Майкл положил руки обратно на стол и устало откинулся на спинку стула.
— Это не твое дело, — Алекс ощерился. — Говори уже, чего ты хочешь.
— Все просто, — Майкл посерьезнел. — Я помогу поймать Патошика и Багвелла. А ты, в идеале, — не будешь бегать за Линкольном, Сарой и Сукре, но будешь держать меня в курсе их дел.
Прикрыв глаза, Алекс помотал головой в неверии и усмехнулся.
— Ты в своем уме? Предлагаешь мне утопить себя же?
Да, точно, вот и реальность.
— Алекс, я мог бы заставить тебя снять обвинения с Сары или изучить дело Линкольна еще раз, найти доказательства. Но я знаю, что ты можешь и что навредит тебе, а что — нет. Я хочу от тебя только немного невнимательности и бездействия в твоей работе. Просто не ищи их намеренно . Ничего более.
Его голос был спокойным и вкрадчивым, а глаза — убедительными.
Это звучало как будто бы даже трезво . Отличный пример того, как правильно манипулировать ситуацией. Сломать альтернативы, а затем предлагать будто бы единственный верный и логичный выход. Намеренно уязвить гордость и проявить фальшивое и великодушное понимание.
Но, несмотря на изящество, это все еще был обыкновенный шантаж. Это была реальность.
В погоне за личными мотивами — своими или Майкла — Алекс снова и снова забывал о своей настоящей цели. И он забыл о ней ненадолго и теперь. О правосудии .
Для следствия было бы более выгодно и понятно, если бы Майкл спас себя и сдал всех остальных. Тогда все они были бы пойманы и так или иначе получили бы свое наказание. Это было бы правильно и понятно — поэтому Алекс пришел к этому выводу после звонка Уилера. Это было бы справедливо . Его бы не мучили никакие вопросы. Мир остался бы черным и белым. И Майкл получил бы свою четкую категорию. Он был бы опасен .
Но то, что происходило сейчас, выходило за рамки. Майкл хотел пожертвовать собой ради близких — прекрасно для его совести, ужасно для него самого, и просто плохо для следствия. Но также, наличие у Майкла точечного чувства вины вовсе не лишало его тенденции переступать через чужие головы — как сейчас. Стремление спасти близких не делало его непременно хорошим человеком. Он все еще был преступником и прикрывал таких же преступников. Стоило вспомнить хотя бы то, что его брат был убийцей .
И был ли теперь Майкл однозначно опасен?
Мог ли Алекс оправдать правосудием его возможное убийство тогда?
Почему именно он? Почему именно его судьба стала триггером?
Алекс знал, что в той или иной степени уже был опасен — и давно. Он менялся очень долгое время. Рывками.
Год назад, когда сорвался и убил Шелса. Раньше, когда работа поглотила его, и прежне яркие отношения с Пэм окончательно потухли, а он не нашел нужных слов, чтобы это исправить. Раньше, в девяносто первом, в том теплом июне, в Чикаго, когда свадьба казалась самым светлым моментом его жизни, но война на самом деле осталась с ним. Двадцать лет назад, когда убил и впервые убедил себя, что это было справедливо. Тридцать лет назад, когда из обиды впервые попытался дать отпор отцу.
Справедливость всегда была единственным якорем Алекса. Он попросту не мог допустить преступления без наказания или, в случае Майкла, наказания без преступления. Его убийство стало бы точкой невозврата, после которой Алекс должен был бы себя осудить.
Но он до сих пор не понимал, был ли Майкл опасен — до сих пор. И не мог судить. Ему нужно было еще немного времени рядом с ним, чтобы точно докопаться до сути. Рано или поздно он сможет поставить Майкла в одну из категорий — и точно, безошибочно, займет противоположную.
И начать Алексу следовало с того, чтобы остаться в этом деле любыми способами. Но поддаваться на шантаж и подрывать расследование все же было недопустимо.
— Ни за что. Стать частью твоего плана? — Алекс высоко и резко всплеснул руками в фрустрации и отошел от стены, не в силах стоять на месте. — Да я скорее умру, чем стану участником этой убогой компании, Скофилд.
— Ты уже согласился, приняв сделку, Алекс, — голос Майкла был строгим и настойчивым.
— Я согласился только тебя выслушать.
— И ты зря меня не слушаешь. Я могу помочь тебе вернуть контроль , — Майкл произнес эти слова с нажимом, и Алекс вздрогнул, вспомнив свою речь хорошего копа.
Несмотря на то, что только Майкл был скован, именно Алекс здесь чувствовал себя запертым. Он ходил из стороны в сторону, но движение не давало ему ни унции спокойствия.
— Ха, — усмешка выдалась более задушенной, чем Алекс того хотел. — Как ты планируешь обеспечить мой успех, помешав поимке двух из восьми?
— Я помогу сделать так, чтобы ваши усилия выглядели достаточными.
— А-а, да, мягко стелешь.
— Алекс, я хочу по-хорошему.
— А ты можешь по-плохому? — Алекс обернулся на Майкла и с вызовом уставился в его все такие же строгие глаза.
— Да, — Майкл наклонился вперед, но это вовсе не выглядело угрожающе. Он был спокоен, как и всегда. — Сначала я воспользуюсь своим правом говорить только с Марком, вместо тебя. Потом расскажу ему историю из жизни про жену, середину июня и приют. А потом — выдуманную историю про разбежавшихся лисят.
Выкинет Алекса из дела, а потом специально собьет след. И он уже откуда-то знал, что угроза Алекса убить Сукре была блефом.
В резком приступе ярости Алекс схватил стул и швырнул его в угол комнаты — железные ножки издали жуткий грохот и скрежет.
— К черту тебя! — Алекс зарычал схватившись за волосы. Отрицание было трудно преодолеть, и ему было почти физически больно осознавать свое унижение. — Я откажусь. И тогда Уилер будет искать их.
— Алекс, он — не ты. Он ничего не найдет, и я не буду ему помогать.
Алекс рассмеялся.
Дьявол все знал — понимал, куда давить. Манипуляция была простая, но сработала лучше всего прочего: Алекс чувствовал, как в груди разливалось совершенно низкое, предательское удовольствие от долгожданного признания .
Он с усилием провел рукой по лицу и тяжело выдохнул, чтобы согнать это чувство.
Несогласие означало подрыв расследования — потерю Алекса и сбитый след. Согласие тоже означало подрыв расследования — безнаказанность для двух из восьми. И что было меньшим злом из двух? Мог ли Алекс наконец выбрать, основываясь на личном, вместо объективного?
Каким образом, сидя в камере, Майкл до сих пор имел столько власти? И почему Алекс до сих пор не имел ничего против него?
Телефонный звонок резко выдернул Алекса из абсурда этой ситуации.
— Махоун, — бросил он в трубку, отвернувшись от Майкла.
— Сэр, — на том конце была Фоали. — Конвой уже отправляется, но MCC проинформировали нас, что они не в курсе перевода Скофилда. Вы передавали им запрос?
— Так запросите его самостоятельно!!! — Алекс рявкнул так громко, что эхо отдалось даже в этой крохотной комнате. Он чувствовал, как пульсировали в агонии его виски от крайней степени истощения и перегрузки. — Перевод обсуждался с директором еще до его поступления сюда! И не звоните мне по идиотским причинам!
Рыча, он сбросил звонок и прислонил ладонь ко лбу. Интенсивных эмоций внутри было столько, что он уже не отличал одну от другой.
— Знаешь, Алекс, — голос Майкла, как всегда, привлек истекающее внимание Алекса, и он развернулся. Майкл смотрел на него с прищуром, и его тон был полон скепсиса. — Еще месяц назад я тоже имел руководящую должность. А потом контролировал группу, состоящую из преступников. Я понимаю все подводные камни, но твой стиль управления… поражает.
Чертов нахал.
— Опять же, Скофилд, это не твое дело.
— Я даже могу понять Марка… — в тоне Майкла показалась провокация.
Алекс опустил ладонь на свои глаза, и выдохнул в истощенном смешке.
— Забудь уже про гребаного Уилера, Скофилд.
В абсолютной капитуляции, он развернулся к двери, рядом с которой стоял, и опустил пропуск к замку.
— Алекс, — Майкл сказал его имя резко и скованно: так, словно он не планировал его говорить. Это вновь заставило Алекса замереть. — Спасибо.
Алекс открыл дверь и вышел в коридор.
У него было много работы. Ему нужно было держать себя в руках.
Notes:
*Напоминаю, что Компания в этом AU действует не так активно, поэтому операции по освобождению Элджея и захвату Линкольна в Аризоне вообще не было, и Линк тогда остался с Майклом в Юте.
Постараюсь больше не уточнять такое в п/а, но обратите внимание, что я в этой работе все же очень условно придерживаюсь канона, избегаю тупой концепт Компании и пинаю его ногами — сосредотачиваюсь немного на другом. Мне больше нравится поехавший Алекс :)Можете дополнить рефлексию Алекса о фотографии прекрасной-идеальной песней Djo — "End of Beginning":
> And when I'm back in Chicago, I feel it // И когда я снова в Чикаго, я чувствую ее
> Another version of me, I was in it // Другую версию себя, я был там
> I wave goodbye to the end of beginning // Я машу на прощание концу начала
Chapter Text
Алекс все еще любил Пэм.
Он любил ее все это время, что прошло с их первой встречи: год отношений, двенадцать лет брака, год после развода. Алекс помнил ее восхитительной и яркой девушкой с искрой в душе так же хорошо, как помнил ее погасший свет в глазах и сожаление. Их история любви не была легкой — она прошла через расстояние и бесконечную войну — но поставил точку в ней не жестокий мир, а сам Алекс.
Когда-то ему было двадцать шесть, и он только что вернулся в США после полугодового копания в песчаных холмах и крови Ирака. Волею судьбы, Алекс оказался в военном центре в Колорадо, и именно там встретил Пэм — двадцатилетнюю студентку местного колледжа искусств, работающую администратором по пол ставки. Она была яркой и необычной, а он был робким и не знал, как делать комплименты. Они провели вместе две слишком коротких недели, обменивались письмами слишком долгие и ужасные полгода войны в Персидском заливе, снова встретились весной… Контраст кошмара войны и нежности ее рук был именно тем, что заставило Алекса понять, как сильно ему была нужна она — тихая гавань любви и понимания.
Алекс всегда был отчаянным и эмоциональным, и эта его сторона долгое время казалась Памеле романтичной. Его предложение руки и сердца было именно таким — скорым и стремительным. Тогда он верил, что после долгих лет войны и смерти в чужих глазах с ним не случится ничего лучше, чем встреча с ней. Молодая, прекрасная, добрая девушка — такие, как она, видели надежду и будущее в людях, и Пэм была полна веры в него.
Только на самом деле Алекс никогда не переставал быть эгоистом, а Пэм слишком часто его прощала. Он привязал ее к себе и утянул на дно точно так же, как всех, кого знал. Ни свет в ее глазах, ни нежные руки не оказались способны удержать его на плаву.
Алекс врал ей. Не говорил правды о войне, об убийствах, о своем неудержимом пессимизме и вечном предчувствии смерти. Когда Пэм спрашивала его об Ираке или, позже, об очередном деле в ФБР, он не был в состоянии рассказать ей — и тогда милая и понимающая Пэм сама говорила о своей жизни: о книгах, об интересных ей выставках, о нескучной работе в школе, о детях. Алекс слушал ее, заправлял прядь темных волос за ее ухо и готов был выполнить любое ее желание, чтобы продолжать смотреть на ее сияние.
Он никогда не говорил ей о том, как старался не смотреть на ножи для мяса на кухне и не слушать звук фейерверков в День независимости.
Пэм была источником его счастья, и Алекс пожирал его, как изголодавшееся животное. Он сделал всё, чтобы она осталась с ним: переезд в Чикаго, красивый дом, широкие жесты любви, ребенок. Что угодно. Но Пэм нужно было не это — ей нужен был Алекс — а он никогда не был не готов открыть ей то, что на самом стояло за его эмоциональностью и романтичностью. То, что со временем только росло и крепло, пока Пэм и Кэмерон становились более хрупкими. Алекс не знал, как это остановить. Он подходил все ближе к ним — достаточно близко, чтобы разрушить.
Руки и белоснежные манжеты Алекса были запачканы кровью, когда он опоздал в роддом и не смог заставить себя взять Кэмерона на руки в день его рождения. Что-то навсегда умерло в нем в тот день — и это была та самая смерть, которую он предчувствовал все эти годы. А дальше были лишь безрезультатные уколы адреналина, морг и бесконечные похороны.
Пропасть становилась тем шире, чем больше тайн в нее падало, и в какой-то момент они все же поняли, что ее было уже не преодолеть. И Алекс был к этому готов — почти ждал этого момента. Он всегда знал, что настоящее счастье было не для него. Алекс хотел бы поспорить с собой — хотя бы подарить счастье своей семье, если не себе — но на самом деле давно уже был на это не способен.
Памела вернулась к родным в Колорадо, забрав с собой Кэмерона и свет всей его жизни. Год в пустом доме Алекс скорбел. Он скучал по глубоким глазам, по оптимизму и смеху Пэм, по ее альтруистическому и мягкому пониманию. Скучал по детскому запаху пушистых волос Кэмерона, по его теплым и мягким рукам, по знакомым искрам любви в его больших глазах. Но их отсутствие в то же время и утешало: они были далеко, но были в безопасности и спокойствии.
Алекс же… мог справиться с этим так, как всегда справлялся. Он делал то, что умел — и это получалось у него лучше, чем счастье.
Но иногда у него все же не получалось ничего. Он не мог справиться. Ни с чем.
— Привет, Алекс, — голос Пэм сейчас был красивым и мягким — таким, как всегда. Она долгое время работала учителем начальных классов и мечтала вернуться на работу, когда Кэмерон подрастет. Ее любовь и нежное отношение к детям были так же прекрасны, как и она сама. И Алекс был рад, что у нее была эта другая любовь, независимое счастье и способность уйти от него.
— Пэм… привет, — голос Алекса был хриплым и усталым. В его работе никому не нужен был нежный и понимающий тон: люди здесь не ценили свою личную жизнь и чувства достаточно, и поэтому слушались лишь более жестких, умных и уверенных людей, чем они сами. В какой-то момент, несколько лет назад, Алекс окончательно понял, что стал именно таким, вместо того, чтобы стать хорошим отцом и мужем.
Сегодня фотография Пэм и Кэмерона в его кошельке оказалась вдруг достаточным триггером для того, чтобы выдернуть его из непрекращающегося и сумасшедшего потока времени всего лишь одного дня. Это шестое июня все не заканчивалось. День одновременно и бежал, и тянулся, словно на войне, и хотелось лишь одного — чтобы он закончился. Чтобы все это прекратилось. И звонок Памеле был своего рода побегом от реальности, перерывом, и Алекс понимал это.
А реальность заключалась в том, что он согласился на абсолютную глупость. Но Алекс не хотел думать об этом сейчас. С него уже было достаточно самокопаний за один день. Он хотел лишь немного покоя перед тем, как снова окунуться в работу.
— Как твои дела? — Пэм была все той же. Пауза в беседе — и она брала инициативу в свои руки. Чуткая и милая Пэм. Даже после разрушительного расставания и развода она не могла злиться долго и, спустя год, снова относилась к нему с прежней, разве что теперь уже дружеской, теплотой. В Дюранго было достаточно солнца, чтобы она могла восстановить свое прежнее сияние.
— Работа. Ты знаешь.
Алекс так и не рассказал ей, что к ней тогда приходил не спецагент из информационной безопасности, а Майкл. Он не хотел, чтобы эти два мира пересекались. Пэм и Кэмерон должны были спокойно жить в теплом Колорадо — достаточно далеко, в той идеальной вселенной, где Алекса не существовало.
В мире Алекса все было по-другому. Сейчас здесь были ослепляющие лучи солнца перед служебным входом в МСС, душный салон машины, пустой стакан от ужасного кофе и ожидание.
Снова ожидание. Взлеты, падения и бесконечное проклятое ожидание.
— Как ты? Как Кэмерон?
— Я все так же. Пока только иногда заменяю учителя английского, но скоро пойду на полную ставку. С Кэмероном все отлично: он все больше в восторге от рисования на дошкольных занятиях. Каждый день Дэйв привозит его домой вместе со стопкой рисунков, — Пэм мягко рассмеялась. — У нас закончилось место на холодильнике и кухонных шкафчиках, приходится учить его выбирать лучшие. Хочешь, я пришлю тебе несколько?
— Конечно, пусть Кэмерон сам выберет. Или просто пришли мне все остальные.
Пэм всегда верила, что сын пойдет в нее, и не ошиблась. Алекс тоже был этому рад: тяга к творчеству была бесконечно лучше, чем проклятый нюх на гниль в людях.
Дэвид тоже был этому рад. Он оказался соседом Пэм, когда она переехала обратно в Дюранго, и, судьбоносно, был еще и директором школы, куда она хотела устроиться на работу. Наверное, они становились хорошей парой. Алекс мог только предполагать это по смущенному и радостному голосу Пэм, когда она говорила о нем. Если Алексу и было больно, то эта боль была смиренная. Школа, искусство, счастливый сын — все это было идеально для нее, но так далеко от Алекса.
— Хорошо. Кэм скучает по тебе. Позвони вечером на днях, я дам ему трубку.
— Конечно.
— Дошкольные занятия заканчиваются в этом месяце, двадцатого числа. Ты сможешь приехать на праздник?
Планы на будущее — еще кое-что, далекое от Алекса.
Сжав руль ладонью, Алекс прислонил лоб к нему и посмотрел в сторону поднимающейся двери гаража. Наконец, фургон и конвой выезжали из здания, и он повернул ключ зажигания.
— Я постараюсь успеть.
Алекс вырулил на улицу под блаженную тень высокого железнодорожного моста, и, когда процессия проехала мимо, проследовал за ней. Из-за резкой смены света и тьмы, окна фургона блеснули, и он не увидел Майкла.
Он снова должен был быть в маскировке — Алекс бы все равно не увидел его лица. Зачем он смотрел?
— Алекс… ты в порядке? Что-то случилось?
Не стоило звонить Пэм: она имела сверхъестественную способность чувствовать его состояние даже на расстоянии. А Алекс не должен был вываливать на нее свои проблемы. Зачем он позвонил сейчас?
Перед тем, как ответить, он свернул на шоссе и перестроился во вторую полосу, параллельно с конвоем на первой. Оставалось всего лишь шесть минут пути до офиса ФБР: светлая дорога, теплое солнце, белые и желтоватые здания, высокое синее небо…
С Пэм ему стоило просто отшутиться, заговорить о чем-нибудь легком. Но его мысли все равно свернули не туда.
— Все хорошо. Просто хотел поделиться… Кажется, я нашел кое-кого умнее себя. Ты говорила, это невозможно, но вот, — он усмехнулся почти не уничижительно.
— Это… не как год назад?
— Нет, — Алекс сжал зубы, отогнав любые образы Шелса. — Нет.
В динамике телефона зашуршало от ее мягкого выдоха облегчения.
Дорога была свободной, и конвой из трех автомобилей и фургона медленно ехал по шоссе. На слегка пыльные крыши машин попадали блики яркого солнца и ложились тени от редких высоких светофоров, арок и туннелей. Майкл прислонился виском к защитной сетке по ту сторону окна фургона и смотрел вперед — на бесконечную прямую дорогу.
— Ты влюбился?
Алекс вдруг искренне рассмеялся, щурясь от солнечного света.
— Какое красивое слово, Пэм, и только для меня. С чего такие выводы?
Несмотря на глупую тему, он чувствовал, как тяжесть сходила с его сердца, пока он говорил с ней. Он готов был говорить о чем угодно.
— Ну… с чего бы начать, — она сделала паузу, и Алекс почти увидел ее задумчивое лицо. — Звонишь мне посреди дня, не похоже на тебя. Голос убитый, будто случилось что-то ужасное или грандиозное. Говоришь о каком-то человеке… Знаешь, я все еще не верю, что в мире есть кто-то умнее тебя. Если тебя в каком-то роде перехитрили, это значит, что твой разум затмевает что-то достаточно сильное. А если это не… как раньше… то что может быть сильнее любви?
Памела была романтиком. Для нее причины и последствия всегда были логичными — и они всегда уходили в чувства. С грустной улыбкой Алекс перевернул в голове ее слова.
Что затмевало его сознание…
— Я бы назвал это по-другому, Пэм.
— И как же?
Алекс все же поймал случайный взгляд Майкла через окно — и снова отвернулся к тянущейся светлой дороге.
— Как тебе безумие?
— Очень красиво, — она ахнула, продолжая шутку. — Как давно ты с кем-нибудь спал?
— Даже не буду спрашивать, откуда это взялось.
Алекс поддержал ее смех своим, хриплым и скованным. Его горло болезненно сжималось, но внутри разливалась целительная теплота.
— А стоило бы, Алекс. Стоило бы.
Процессия уже проезжала через ворота на широкую территорию главного офиса ФБР.
— Мне пора, Пэм. Спасибо.
— За что? — она хмыкнула. — Не стоит. Позвони нам как-нибудь вечером. И удачи, Алекс.
Слова «я люблю тебя» умерли на его языке. Он сбросил звонок.
Остановившись на парковке, Алекс проводил взглядом фигуры охранников, бодро вываливающихся из машин и фургона. Он использовал эти последние несколько секунд наедине с собой, чтобы выдохнуть и запечатлеть в сердце остатки теплоты. Майкла вывели из фургона, и группа зашагала в сторону одного из входов. Его проведут прямо в допросную — у Алекса было очень мало времени и очень много дел.
Хлопок закрывшейся двери машины стал финальной точкой. Быстрым шагом Алекс дошел до главного входа и поднялся в офис. В привычном пространстве все еще царил такой же привычный хаос: трели входящих звонков от телефонов на всех столах, беспорядок, бегающие с бумагами агенты, строгие разговоры — стихия Алекса. Как и всегда, глоток этой энергии быстро дал ему достаточно сил.
— Господа, — Алекс привлек к себе внимание громким и жестким тоном и, говоря на ходу, направился в сторону доски с вывешенными портретами восьмерки. — Скофилд со сделкой у нас. Какие новости по остальным? Где Лэнг и Уилер?
Нестройный хор усталых, но искренних поздравлений раздался за его спиной. Алекс взял жирный зеленый маркер и обвел лицо Майкла на фотографии несколькими быстрыми кругами, сильно вдавливая бумагу в доску. Сделка, да? Прекрасно.
— Сэр, — взволнованный голос Фоали рядом заставил его отвернуться от доски. — Марк взял отгул по семейным обстоятельствам. Он сказал, что заявление на вашем столе.
— Кто бы мог подумать, — Алекс удержался от того, чтобы закатить глаза, и снова вернул взгляд к доске. Наверное, это было к лучшему. Если бы Уилер не ушел сам, Алекс бы задушил его собственными руками прямо сейчас. — Справимся без него. Где Лэнг, и как там Франклин?
— Фелиция звонила, — сзади, откуда-то из-за высоких стопок бумаг, откликнулся Айвз. — Франклин знает о каком-то канале коммуникации между Скофилдом, Сукре и Барроузом, и Фелиция уже обсуждает сделку с Харпер. Она позвонит вам, когда это будет решено.
Коммуникация с Сукре и Барроузом — как удобно для следствия. И как неудобно для Алекса.
Именно сейчас этот идиот Франклин решил оказаться полезным. В свете новых, не особенно удачных, событий, Алекс бы предпочел, чтобы он держал рот на замке — иначе Алекс будет недостаточно невнимательным по мнению некоторых.
Впрочем, не было ничего, что он был бы не в состоянии замять.
— Прекрасно. Чем больше источников информации, тем лучше, — Алекс обвел зеленым маркером фото Франклина. — Передайте мне карту и дела Патошика и Багвелла.
— Сэр, а вы уверены, что уровень безопасности здесь достаточен для кого-то, вроде Скофилда? Разве не лучше было бы оставить его в МСС? — пробормотала Фоали, собирая стопку бумаг.
Алекс усмехнулся. Знали бы они…
— Чем он ближе, тем эффективнее будет коммуникация. И поверь, у нас с ним соглашение, от которого он не сбежит.
По крайней мере, пока Алекс ходит у него на поводу. Как гребаная псина.
Выхватив документы из рук Фоали, Алекс вылетел из офиса.
Камеры временного заключения в здании ФБР были малочисленными и почти всегда свободными из-за низкой востребованности содержания преступников так близко к следствию. Они находились на десятом этаже, самом последнем в здании, вместе с комнатами для допроса. Свидания и прогулки для заключенных были запрещены. Попадая сюда, преступники были под круглосуточным видеонаблюдением и не сходили с этажа на протяжении двух суток — а затем этот срок можно было легко продлить.
Но несмотря на все меры предосторожности, поднимаясь на десятый этаж, Алекс не мог избавиться от параноидальных мыслей.
Сбежать Майкл мог бы только по главному коридору, при этом каким-то образом избежав охрану и заодно скрыв свое слишком узнаваемое лицо в здании, полном федеральных агентов. Проще говоря, Алекс не видел ни одной лазейки для того, чтобы сбежать в привычном смысле этого слова. Но ведь Майкл не мыслил привычно — он мог сделать все что угодно, если ему было это нужно. Но пока… пока ему не нужно было бежать: ему было выгоднее остаться здесь и выполнить часть своих целей. А что он будет делать потом… Алекс подумает об этом позже — планировать будущее в подобное время было несколько затруднительно.
Двери лифта открылись, и Алекс, с головой, полной беспокойных мыслей, кивнул охране и прошел через привычные раздвижные двери-решетки. В отличие от МСС, стены здесь были не бело-серые, а просто белые. Пол был покрыт темным ковролином, а не покрашен. Дверь в выбранную им первую допросную была только одна — здесь не было комнаты наблюдения. Это заставило Алекса выдохнуть в облегчении. Никаких больше отвлекающих факторов и наблюдения, никаких юристов и секретарей — наконец, под контролем.
Только вот разве именно их Алексу стоило опасаться, а не того, с кем он оставался наедине?
Алекс остановился перед допросной и взглянул на наручные часы. Только пять часов дня. Какой же это был сумасшедший день. Он открыл дверь.
Допросная была совершенно обычной: белые стены, темный ковролин, стол, настольная лампа, четыре стула, отключенная видеокамера в углу у потолка. Ярко-оранжевым пятном Майкл стоял, прислонившись к стене напротив входа. Его плечи были то ли расслабленно, то ли просто устало опущены и немного сведены вперед, портя привычную взгляду осанку. Его сложенные в замок и одетые в наручники руки были перед ним, и он смотрел на них с пустым выражением лица, опустив голову. Алекс уставился на его склоненную макушку и не смог проигнорировать свое неуместное наблюдение: черные волосы Майкла выросли за полтора месяца заключения примерно на полдюйма, и этого уже было достаточно, чтобы плотно скрыть его скальп и дать волю нескольким маленьким и жестким кудряшкам у лба.
Алекс никогда до этого момента не задавался вопросом, как Майкл обращался со своими волосами в обычной жизни. Возможно, он сбрил их перед тюрьмой, чтобы лишить себя хотя бы части излишней привлекательности во враждебной среде? Контраст его светлых глаз и черных волос, бровей и ресниц привлекал слишком много внимания. Более того, так Майкл выглядел сильно моложе своего возраста — даже сильнее, чем обычно. Время или трагедии жизни вовсе внешне не отразились на нем, как на Алексе, и это было немного нечестно.
У Майкла было слишком много средств против Алекса. Даже просто стоя у стены, он заставлял насторожиться и обострить чувства. Заставлял думать о себе.
Задержавшись на секунду, Майкл поднял на него взгляд из-под бровей и дернул уголком губ.
«Как давно ты с кем-нибудь спал?» — насмешливый голос Пэм прозвучал в голове Алекса, и он отмахнулся от него.
— Сядь, — опустив взгляд, Алекс подошел к столу и начал раскладывать на нем огромную карту, папки с делами и диктофон.
— Я целый день сидел, Алекс. Я могу постоять?
— Нет. Просто сядь, Скофилд.
— Но мне будет плохо видно карту.
Он что, даже в таком простом деле собрался показать свое упрямство?
— Ты должен сидеть. Чтобы я видел, — Алекс наклонился, поставив обе руки на стол, и раздраженно повернул к нему голову. Какого черта он вообще позволял Майклу с собой спорить?
— А так ты меня не видишь? — Майкл показал ему свои руки в наручниках, звякнув цепью, и по-лисьи усмехнулся. — Ты меня боишься?
— Боюсь? — Алекс хмыкнул и покачал головой.
По другую сторону стола, Майкл оттолкнулся от стены и сделал шаг вперед — к нему.
Алекс застыл, невольно скользнув взглядом от его головы к ногам. Сейчас тело Майкла было полностью скрыто бесформенным комбинезоном отвратительного цвета, но Алекс смотрел на снимки достаточно много раз и достаточно продолжительно, чтобы понимать, что Майкл не был борцом или человеком, особенно заботящимся о состоянии своего тела. У него были высокий рост, хорошая комплекция, молодость — и на этом все. У Алекса было больше: он не расставался со своим режимом тренировок с девятнадцати лет и знал, куда бить, как ломать и как убивать. В борьбе с ним, даже без наручников, Майкл не выстоял бы и десяти секунд, и его гениальность бы ему не помогла.
Алекс не боялся Майкла: он легко мог бы свернуть ему шею, разорвать печень хорошим ударом, или прижать—
— Здесь.
Майкл подошел к столу со своей стороны, взял левой ладонью правое запястье, чтобы не мешали наручники, и ткнул пальцем в карту. Он не спешил садиться. Алекс уставился на место, куда указывал Майкл — Туэле, Юта.
Конечно, гвоздь программы — показания Майкла. Алекс пришел сюда за ними. Никакой светской беседы или чего бы то ни было еще.
Выдохнув и отпустив ситуацию, Алекс включил диктофон.
— Говори.
Майкл скосил подозрительный взгляд в сторону диктофона. Алекс с силой вжал кнопку паузы.
— Это запись для доказательства твоей полезности, — Алекс раздраженно провел по волосам. — Или хочешь писать от руки?
Майкл дернул одним плечом в пренебрежении и вернул взгляд к карте.
— Передай потом запись Джеку.
Алекс не сдержал выражения отвращения от упоминания Кросса. Он не стал спрашивать, почему Майкл не взял его на этот разговор тоже — он вообще не хотел вспоминать о его существовании.
— Хорошо.
Алекс снова включил диктофон. На этот раз Майкл не обратил на него внимание, и Алекс одновременно и с облегчением, и с напряжением сосредоточился на деле.
— Последний раз я видел Багвелла в Туэле. Мы встретились там, затем разделились, и я не видел, куда он уехал, — тут Майкл нахмурился в досаде. — При нем должно быть около пяти миллионов долларов.
Алекс усмехнулся. Майкл довольно топорно избежал рассказа о всей той заварушке с выкапыванием клада и заложниками, которая происходила в момент их с Багвеллом встречи. Впрочем, Алексу сейчас не было дела до обвинений и признаний самого Майкла.
— Значит, деньги правда у него, — Алекс сжал кулаки на столе. Это была не лучшая новость, хоть и ожидаемая. — Мы уже знаем это из показаний Джанетт Оуэнс и ее дочери. У тебя должна быть более полезная информация.
Алекс поднял напряженный взгляд, и Майкл встретил его своим — неуверенным. Это заставило Алекса сильно втянуть носом воздух. Только этих слов было недостаточно для того, чтобы быть полезным следствию. Совсем недостаточно.
— У меня есть… догадки о том, где он будет, — Майкл снова выпрямился у стола.
— Выкладывай, — Алекс проводил взглядом его вновь сцепленные в замок руки, слишком явно выдающие настоящее напряжение. — Все, что поможет нам предсказать его действия.
Переплетенные пальцы Майкла напряглись и впились добела в тыльную сторону ладоней между костяшками. Большие пальцы сильно потерлись друг о друга в нервозности.
У него были аккуратные руки: выраженные вены и костяшки, длинные и ровные пальцы, идеальная плоскость ногтей. Они гармонировали с его образом. Лишенные типичных мозолей, шрамов, ран, скованности от старых и неправильно заживших травм — это были мягкие руки художника и архитектора, а не преступника или борца.
Зачем Майкл забрался в тюрьму с этими руками? Как он выжил там с этим лицом?
— Описать Багвелла… — услышав голос Майкла, Алекс моргнул и поднял взгляд от его рук к лицу. Майкл хмурился и прожигал взглядом лежащую на столе папку с подписью «Т. Багвелл». — Мстительный. Жестокий. Скользкий. Умный.
В очевидном пренебрежении, Майкл свистяще вздохнул через зубы.
— И где он может быть с таким набором комплиментов?
— Я знаю только имя, — Майкл дернул плечами, словно отгоняя дрожь, и снова опустил глаза. — Когда мы только сбежали из тюрьмы. Он пристегнул меня к себе наручниками, чтобы мы его не… Мы бежали по лесу. Он тянулся сзади, смеялся и бормотал это…
Майкл снова дернул руками и схватил свое правое запястье левой ладонью. Похоже, именно за него был пристегнут Багвелл.
— Что? — Алекс сжимал кулаки на столе.
— «Сьюзи, детка, жди меня,» — Майкл поморщился, и его голос стих. — Он бежал, бормотал и смеялся.
Сьюзи. Сьюзен.
Чувствуя знакомый раж догадок от новой информации, Алекс схватил со стола папку с делом, вырвал досье Багвелла и пробежался глазами по именам жертв и известных родственников. Но он уже знал, что никакой Сьюзен там не было.
— Кто это может быть?
— Ты мне скажи, дело же у тебя, — Майкл расцепил руки и поставил их на стол, подняв взгляд на Алекса. — Жертва, сообщница, родственница, жена, дочь, собачка… крыса, — он резко вдохнул. — Из-за чего он сел, Алекс? Кто его сдал?
— Анонимный вызов, у нас нет имени, — Алекс раздраженно бросил бумаги на стол. — Его арестовали в каком-то магазине в Трибьюн, Канзасе. Донос пришел из ближайшего автомата, звонила женщина.
— Это она, — Майкл сжал кулаки на столе. У его висков показалась испарина. — Черт. Кто может знать…
— Друзья?
Майкл помотал головой. Карта США лежала на столе, и он стоял со стороны Тихого океана и западного берега Америки — его взгляд пробежал по ней, прослеживая нарисованные шоссе, а потом вдруг остановился где-то на северо-востоке, под руками Алекса. Иллинойс. Чикаго.
— Враги, — он сжал губы и хмуро посмотрел на Алекса.
Понимание так же быстро и ярко щелкнуло в голове Алекса. Он поспешил достать мобильный из кармана и набрать офис.
— Кто из них станет с нами говорить? — Алекс ждал гудки и чувствовал растущий адреналин внутри.
— Паттерсон, Столте. Самые сочувствующие, — Майкл ответил быстро. Казалось, он испытывал то же самое, и для Алекса это показалась неожиданно ново.
— Сэр, — трубку взял Айвз.
— У нас наводка от Скофилда. Позвони в Фокс Ривер прямо сейчас, потребуй Паттерсона и Столте из тюремной охраны. Спроси их о Багвелле и некой Сьюзен или Сьюзи. Это может быть жертва или сообщница, он направляется к ней, — Алекс оттолкнулся от стола и зашагал по узкому пространству комнаты у стола. — Пусть Фоали поедет туда и достанет записи о посещениях Багвелла за весь его срок. Любую его сохранившуюся переписку, если что-то вернулось или не отправилось. Свяжитесь с офисом ФБР в Топеке и с полицией в Трибьюн, пусть проверят район, где арестовали Багвелла. Перезвони мне с любыми новостями.
— Принято, сэр.
Алекс сбросил звонок и снова остановился у стола, сжав телефон и уставившись на карту. Поток мыслей поглощал его, и он отметал одну догадку за другой.
— Теперь ждать?
Алекс взметнул взгляд к Майклу: тот все еще стоял, оперевшись на стол, и с неожиданно заметными волнением и надеждой смотрел на Алекса. Его ладони были причудливо сложены одна поверх другой, в идеальном положении для непрямого массажа сердца. Из-за постоянного движения, рукава оранжевого комбинезона немного задрались, открыв едва заметную полоску начала татуировок на запястьях.
Сюрреализм этой ситуации вдруг поразил Алекса. После всего, что произошло, Майкл стоял сейчас напротив него, помогал ему, смотрел на него — испытывал те же эмоции. Ждал от Алекса каких-то ответов, которых даже не знал сам.
Но это была обычная иллюзия. Если у них появилось соглашение, это не означало, что они были на одной стороне или уровне понимания. И даже в этом соглашении не было абсолютно ничего хорошего — только меньшее из зол, о котором Алекс не мог даже заставить себя думать. Ситуацию лучше было вообще не обдумывать заново.
Алекс снова посмотрел на карту и убрал свои руки в карманы брюк — заразившись нервозностью от Майкла, они становились беспокойными и тянулись делать то, что не следовало. Ему не нужно было касаться Майкла, чтобы убедиться, что он был реален. Алекс не мог задержать его в этой комнате одними только своими руками и заставить с собой говорить. Все это было бессмысленно.
— Нет. На очереди Патошик.
Алекс сжал кулаки в карманах. Эта ситуация была обманчиво красивой и желанной, и он чувствовал себя отвратительно — словно в каком-то пограничном и незавершенном состоянии.
— Хорошо.
Названия штатов и городов, контуры границ и дорог расплывались перед его глазами.
Послышались приближающиеся тихие шаги — тюремная обувь на мягкой подошве. Алекс вздрогнул и выпрямился, откинув усталость. Майкл встал ближе: справа, у северной стороны карты. Алекс все еще стоял на востоке. Майкл метнул на него пытливый взгляд, поднял брови, моргнул и вернул внимание карте. Он снова взял правое запястье левой рукой, наклонился и указал пальцем на юго-запад Чикаго, Джульет, пересечение седьмого и пятьдесят третьего шоссе. Там была тюрьма Фокс Ривер.
— После побега мы оставили Патошика у старой мельницы и поехали на фургоне к взлетной полосе, — палец Майкла скользнул обратно его в сторону, на север, проследил шоссе вдоль реки и остановился. — Здесь я видел его. Он ехал на велосипеде по пятьдесят третьему на север. Не быстрее десяти миль в час. Белый тюремный комбинезон, красная детская каска, детский велосипед.
Алекс уставился на палец Майкла — он мягко постукивал по карте.
— И это все? — вырвалось у него. — Это было больше недели назад, Скофилд. Он же шизофреник: может быть, где угодно. Мы должны понимать, куда он едет.
— Я уже сказал, — настойчиво проговорил Майкл, продолжив движение пальца по карте. — На север.
Алекс нахмурился и снова поставил руки на стол, чтобы взглянуть ближе. Майкл уже проследил дорогу вплоть до штата Висконсин.
— Думаешь, он не свернет?
— Когда есть цель, ты идешь к цели. Когда цели нет, ты просто продолжаешь идти вперед по инерции. Самые простые правила выживания, — Майкл дернул уголком губ. — Думай проще, Алекс.
— Допустим. Нужно предсказать ход его мыслей, — Алекс вздохнул. — Опиши его.
Майкл наконец оставил карту в покое, выпрямился и поднес пальцы к губам в задумчивости.
— Очень целеустремленный и сообразительный, несмотря на шизофрению. Возможно, это проявления мании. Крайне внимательный. Фиксируется на визуальных образах. Идеальная фотографическая память. Не приемлет границ и рамок. Хочет освободиться, но избегает общества.
— Гарвардская математическая степень. Четыре раза подряд выиграл премию «Математик Года», — добавил Алекс.
— Серьезно? — Майкл свел брови в насмешливом недоверии. — Возможно, он умнее нас обоих. Почему-то я не удивлен.
Алекс покачал головой с легкой усмешкой. Псих был тем еще экземпляром.
— Итак, куда бы ты направился, будь ты титулованным математиком-шизофреником, Майкл?
Майкл тихо фыркнул за своими пальцами в ответ на остроту, и Алекс с удивлением поймал взглядом уголок его улыбки. Момент вдруг показался гораздо легче, чем располагала ситуация. Взгляд Майкла снова опустился к карте.
— Я бы наслаждался свободой. Ехал бы по незагруженным дорогам, чтобы не попадаться на глаза. Потом я бы устал, остановился и отдохнул. Поехал дальше. Проголодался, остановился, поел, поспал. Поехал дальше. И так до тех пор, пока что-то не зацепило бы мое внимание.
— Путь без цели, — повторил Алекс прежние слова Майкла. Почему-то этот вариант казался ему более тоскливым, чем история Багвелла.
— Нет смысла сворачивать, — Майкл опустил руки на карту и сопровождал свои следующие слова указаниями. — С его скоростью и направлением он давно мог бы быть уже у канадской границы. Но его там не ловили и нигде не видели, ведь так? — увидев кивок Алекса, он продолжил. — Значит, его что-то отвлекло в районе озер. Он в ловушке между ними в западном Висконсине. Если он выжил, то он чем-то там занят. И нам нужно понять, чем.
— Начнем с того, что для выживания нужны ресурсы, — Алекс оттолкнулся от стола, выхватил телефон и снова набрал офис.
— Сэр, как раз звонил вам, — трубку опять взял Айвз.
— Есть новости по Сьюзен? — одной рукой Алекс достал из кармана свою записную книжку и разложил ее на столе, приготовив ручку.
— Да, сэр. Как сообщила охрана, речь о Сьюзен Холландер. Они знали ее имя, потому что Багвелл писал ей письма несколько раз в месяц с начала своего заключения, и все они возвращались отправителю, нераспечатанные. Кто-то из охраны использовал их в качестве… развлечения. Фоали уже уехала за ними.
— Где эта Сьюзен сейчас?
— Она переехала точно в день появления новостей о побеге восьмерки. И старый адрес вам понравится — дом 920, Вторая улица, Трибьюн, Канзас.
— Бинго. Вот и наша доносчица, — Алекс записал имя и адрес. — Полиция уже там?
— Да, с минуты на минуту получим новости.
— Багвелла там они не найдут, но он точно был там, — Алекс переключился на карту и ткнул ручкой в город Трибьюн. — Куда она переехала?
— 215, Честнат Стрит, Несс Сити, Канзас.
Алекс прочертил линию точно на запад до указанного города. Около ста миль, меньше двух часов на машине.
— Недалеко она убежала, — он вернулся к заметкам в записной книжке, продолжая говорить. — Вызовите группу захвата и направьте ее на новый адрес в Несс Сити. Если его найдут — никаких резких движений, он может взять заложников. Пусть организуют спокойный арест. Я еду туда.
На другом конце провода послышались разговоры.
— Приняли, сэр. Поступила информация от полиции в Трибьюн: дом пуст, есть следы взлома. За порогом лежат засохшие цветы, раскидана почта.
— Конечно, наш Ромео уже там был. Он ее найдет, — Алекс постучал ручкой по бумаге. — Местная администрация, офисы почты, родственники Холландер — он посетил что-то из этого, чтобы узнать новый адрес. Возможно, кого-то убил или похитил.
— Проверим, сэр. Еще указания?
— Да, — прижав телефон плечом, Алекс уже складывал документы и карту обратно в общую стопку, мыслями на полпути в Канзас. — Есть предположение о пути следования Патошика и его поведении. Найдите все случаи проникновений на частную собственность, мелкого воровства на отрезке от Чикаго до севера Висконсина за эту неделю. Частные дома, забегаловки, фермы. Особенно случаи, когда преступника либо не видели, либо он подходил под описание Патошика.
— Да, сэр. Дела будут на вашем столе.
— Нет, — Алекс вдруг остановился на месте. С бумагами и выключенным диктофоном в руке, он уже бессознательно дошел двери, но обернулся.
Майкл сидел за столом на своей стороне, подперев подбородок расслабленно сложенными руками, и с внимательным прищуром смотрел вслед Алексу. Его глаза были похожи на кошачьи.
— Когда просмотрите дела сами, отдайте их Скофилду, — Алекс многозначительно дернул бровями и получил кивок Майкла в ответ. — И позвольте ему звонить мне, если потребует.
Алекс раздраженно отвернулся обратно к двери, чтобы не видеть насмешливое выражение лица Майкла.
В этот раз из допросной он вышел легко, и его мысли были заняты только делом.
***
Алекс привык к отсутствию отдыха. Несколько дней без сна были для него скорее привычной и ожидаемой рутиной, а не чем-то из ряда вон выходящим. После войны, Алекс знал, что могло быть гораздо — гораздо — хуже.
Перелеты были тем редким и абсолютно оправданным перерывом на отдых, который он мог себе позволить. Отключенный телефон, десяток тысяч миль над землей, легкое головокружение, заложенные уши, белый шум — Алекс был и чувствовал себя полностью оторванным от мира в эти часы. И поэтому в перелетах он всегда спал. Он находил в этом какое-то успокаивающее, медитативное очарование: никакие проблемы не могли достать его в воздухе, и никакие мысли и даже кошмары не преследовали его, когда он смотрел в иллюминатор на облака, а затем закрывал глаза. Но любые перерывы имели свойство заканчиваться. Мир всегда снова наваливался на плечи, как только шасси самолета касались посадочной полосы.
Было почти девять вечера, когда самолет Алекса сел в Хэйс — и до Несс Сити был еще час пути. Словно темная реальность после светлых иллюзий в полете, Алекса у аэропорта ждал молчаливый водитель на черной импале.
Перед вылетом из Чикаго Алекс успел получить новости о том, что ни Багвелл, ни семья Холландер не обнаружились на новом адресе. Дверь в дом была открыта; машина Сьюзен стояла на парковке; и выбежавшая на улицу любопытная соседка подтвердила группе захвата, что Багвелл был в доме вчера днем. Единственный верный вывод — он похитил семью Холландер и увез в неизвестном направлении. Наводка Майкла попала в точку, но они опоздали. Оставалось только копать еще глубже — и еще быстрее.
Группа захвата уехала. Полиции было приказано не топтать место преступления. Криминалисты еще не прибыли на место. Пропущенных звонков по прилете Алекс не обнаружил — это значило, что отдел не успел проанализировать ни переписку Багвелла, ни дела по Патошику. Алекс опять застрял без дела и без информации на полпути, и отдых был категорически невозможен: позвонить могли в любой момент.
Перед машиной тянулась прямая и пустая дорога на юг штата. Солнце уже село, и на небе остались лишь его оранжевые и гаснущие воспоминания. Становилось слишком темно — на переднем пассажирском сидении Алекс наконец захлопнул свою записную книжку, убрал очки в карман и уставился в окно.
У него не было никаких новых догадок. Багвелл просто снова исчез. Это было все равно, что начинать расследование заново: он мог повести заложников куда угодно. Что хуже — чем больше времени проходило, тем выше становилась вероятность того, что живыми они уже не выберутся. Если они вообще еще были живы.
Полиция и ФБР уже искали машину, на которой Багвелл мог уехать. Канзас повышал уровень безопасности на границах штата. В новостных сводках продолжали давать уточненное описание Багвелла: отсутствие левой кисти, осветленные волосы… Но все это было бесполезно, потому что Алекс все еще ехал на место. Он терял драгоценные минуты.
— Сэр, — трубку взял Айвз.
— Новости по письмам Багвелла? Сколько их?
— Семнадцать штук. Мы просматриваем их, но пока они кажутся просто однотипными, длинными и подробными описаниями… своеобразных романтических желаний. Ничего, что говорило бы о конкретных планах Багвелла на месть.
— Если там нет конкретики, сделайте мне выжимку из того, что повторяется из раза в раз, — Алекс сжал пальцами виски. — Пришлите мне факс с копиями всех писем, пусть полиция передаст их мне, когда я приеду на место.
— Принято, сэр.
— И… — Алекс запнулся. Он хотел сказать: «И передайте копии Скофилду.»
Это было бы логичной просьбой: Майкл помогал им не только показаниями но и анализом — это было частью официальной сделки. Алекс уже дал ему доступ к делам, касающимся пути Патошика. Но что-то остановило его сейчас.
Алекс помнил эмоции Майкла, когда тот слушал о преступлениях Багвелла на первом допросе. Видел то же самое сегодня — как его обычные невозмутимость, спокойствие и уверенность неожиданно быстро сменялись едва заметными дискомфортом и отвращением. Учитывая невероятную сдержанность Майкла, эти толики непроизвольных реакции были все равно, что истерика для обычного человека. Если бы Алекс был чуть менее наблюдательным, то даже не заметил бы — но он видел всё. Перед его глазами все еще было сжатое в левой ладони правое запястье и то, как Майкл медленно потирал его, словно пытаясь стереть неприятное воспоминание.
Возможно, Майкл правда чувствовал колоссальную вину и боль из-за того, что выпустил это чудовище на свободу. Достаточную, чтобы Алекс увидел их так четко.
— Что-то еще?
— Ничего, Айвз. До связи.
Алекс убрал телефон, приготовившись ждать.
— Сколько еще до Несс-Сити?
— Примерно двадцать минут, сэр.
Впереди были темный горизонт и редкий слепящий свет мелькающих фонарей. Машина проезжала через небольшие населенные пункты со старыми домами, широкие и ровные поля, лесополосы с низкими деревьями. Сумерки были довольно ясными. Едва слышно играло радио — мотивы песен были знакомыми.
Полеты всегда казались Алексу успокаивающим опытом, потому что были похожи на временное пребывание в вакууме и безвременьи. Поездки на машине же ощущались совершенно иначе. Длинные дороги, бесконечные поля, тихая музыка, гул двигателя, теплые сумерки, ритмично исчезающий и вновь слепящий свет фонарей. Все это вызывало чувство ностальгии — транс, который возникал иногда при просмотре старых фотографий. Темная дорога вытягивала наружу прошлое: тоску и кошмары. Но сегодня Алексу везло: на поверхность выходили только давно обдуманные сожаления — поблекшее от времени счастье, которое осталось позади.
Бесконечный путь вперед. Проводя пальцами по карте, Майкл сказал, что это было движение по инерции — до тех пор, пока что-то не заставляло свернуть. Алекс хотел бы верить, что все его повороты были оправданными — и что он не пропустил ни одного. Что когда-нибудь инерция не приведет его к катастрофе, потому что он уже не мог остановиться.
Но пока его ждали только долгий путь, бесконечное ожидание и далекий темный горизонт.
Алекс не осознал, что задремал — и взбодрил его только резкий поворот с шоссе в жилой район. Он вздохнул и провел ладонью по волосам, стараясь привыкнуть к яркому свету в маленьком городе. Через пару минут машина остановилась перед домом, который был окружен необычным количеством автомобилей и зевак. Аккуратная табличка на газоне гласила: «215, Честнат Стрит» — пункт назначения был достигнут. Время — десять часов и девять минут вечера. Наконец, очередной период ожидания был окончен.
— Ждите здесь.
— Конечно, сэр.
Алекс вышел из машины и остановился на дороге, опустив руки в карманы и рассматривая дом, чем тут же привлек к себе внимание ближайшей группы полицейских.
— Агент Махоун? — к нему поспешила подойти девушка офицер.
Без лишних приветствий, Алекс достал свой бумажник с удостоверением и раскрыл его перед ее лицом.
— Мне нужен свидетель, — он проследил за кивком девушки и ее жестом в сторону одной из машин полиции. — И вам должен прийти факс с моими бумагами. Это очень срочно.
— Конечно, сэр, нас уже предупредили. Вы их получите через несколько минут. Свидетель и дом в вашем распоряжении, — офицер Дэвис (судя по бейджу) еще раз энергично кивнула и отошла к группе полицейских, отгоняющих зевак.
Свидетельница, мисс Флорес, сидела на заднем сидении открытой полицейской машины, выставив ноги наружу, и на ее плечи был накинут плед. Даже спустя несколько часов с приезда группы захвата она все еще была в состоянии шока.
— Мисс Флорес, меня зовут Александр Махоун, ФБР, — как можно мягче начал Алекс, подойдя к машине. — Спасибо, что дождались меня.
— О, вы уже здесь… — ее взгляд скользнул по удостоверению, но не остановился на нем. Алекс уже знал, что она была не очень внимательной: детальность ее показаний для полиции оставляла желать лучшего.
— Я займу вас на минуту, а затем вы сможете вернуться домой, — Алекс убрал бумажник с удостоверением и прислонился спиной к заднему крылу машины, вновь рассматривая дом. — Вы рассказали полиции, что были вчера на обеде в доме семьи Сьюзен Холландер, и на этом приеме Теодор Багвелл предстал в качестве главы семьи. Как он себя вел?
— Нет, я… Он был очень вежлив и общителен… обходителен и много шутил… — мисс Флорес сильнее закуталась в плед. — Я бы ни за что не подумала, что он… он…
— Как он обращался к мисс Холландер и детям?
— Он называл ее милая, дорогая. Рассказывал историю их знакомства. Я подумала, что они уже очень давно вместе как семья. Дети его слушались. Он показался мне таким внимательным и романтичным…
Незаметно для нее, Алекс дернул уголком губ и поморщился. Психопаты умеют нравиться людям.
— Как мисс Холландер и дети реагировали на него? Вы заметили что-нибудь необычное?
— Они выглядели скованными и молчаливыми, и это показалось мне странным — тогда. Но Сьюзен с самого начала была такой. Я подумала, она просто стеснительная, и дети в нее… Я не знала, что за ней гнался маньяк… — она вновь вздрогнула и подняла широкие глаза на Алекса. — Боже, какой ужас, я же была с ним за одним столом! Сэр, я теперь тоже стану его жертвой?!
— Нет, мисс Флорес, — он покачал головой. — Вы не подходите под профиль его жертвы, спите спокойно.
«Если бы вы были его целью, вы бы уже были мертвы,» — этого Алекс не сказал. Заметив подбегающую к нему офицера Дэвис, он вновь выпрямился рядом с машиной.
— Агент Махоун, ваш факс, — девушка передала ему объемную папку с бумагами.
— Благодарю, офицер Дэвис. Мисс Флорес, на этом все, — Алекс кивнул им обеим и, без лишних слов, наконец направился в дом.
За порогом Алекса встретил… порядок. Это был обычный дом. Белый, аккуратный, просторный. Интерьер был обставлен просто, но со вкусом и уютом. Идеальный дом для идеальной семьи. Такой же, каким раньше был дом Алекса.
Ничего не было сломано, разбито или перевернуто, как бывало в случае захвата заложников. Казалось, что здесь жила реальная семья, которая посреди обеда просто решила внезапно уехать в отпуск: стол был все еще накрыт на пятерых, кухня была заполнена грязной посудой после готовки соусов и салатов, детские тетради были брошены на столе в гостиной. На ненормальность семейных отношений намекали лишь выпотрошенные шкафы (они собирались в спешке), следы от гвоздей и досок на некоторых дверях (Багвелл запирал их) и оставленная на изголовье кровати веревка (Сьюзен была связана во сне).
Ожидаемо, ничего не намекало на намерения Багвелла. Было очевидно лишь то, что какое-то время он будет настроен на эту игру.
Закончив беглый осмотр дома, Алекс устало упал в кресло в углу гостиной и открыл папку с письмами. К его облегчению, первым листом в стопке оказался не рукописный текст, а строгий печатный список тем и выжимок, который сформировал Айвз по его приказу.
Он вздохнул и позвонил в офис.
— Сэр?
— Подключите Скофилда.
— Несколько минут, сэр. Его выведут к телефону.
Алекс потратил пять минут на ознакомление с цитатами и еще десять — на чтение первого и последнего письма. Даже этого небольшого промежутка времени наедине с графоманией Багвелла хватило для того, чтобы он погрузился достаточно глубоко в пучины отвращения. Настолько глубоко, что оно, вместе с усталостью и раздражением, наконец тронуло его профессиональную отстраненность — и так достаточно редкую в последнее время.
— Больной ублюдок, — пробормотал Алекс сквозь зубы, читая очередной аккуратно написанный абзац о том, как Багвелл отчаянно желал жениться на Сьюзен, а затем убить всех ее друзей, чтобы она принадлежала только ему. Далее красивой каллиграфией были выведены признания в страстных чувствах и чрезмерно специфичные описания того, как он собирался заняться с ней сексом. — Конечно. Тосковал по грязному сексу даже при его обилии в тюрьме.
Алекс поднял очки ко лбу и с усилием протер глаза. У него и так было мало времени, чтобы спасти этих людей, а он тратил его на чтение откровенно бесполезного и пошлого дерьма. Но другого выхода не было — в любом предложении могло быть что-то стоящее.
— … Ну, на самом деле, нет.
Алекс замер с рукой на лбу, уставившись в бумаги на своих коленях. Ему понадобилось пять долгих секунд для того, чтобы осознать, почему и откуда доносился знакомый голос Майкла.
Его голос начал казаться Алексу знакомым. Так, будто он слышал его часто. Но это было не так.
Они уже разговаривали по телефону раньше. Всего один раз — те самые несколько минут, после которых Алекс больше не мог смотреть на дело Майкла так, как прежде. Те самые минуты, когда Алекс осознал правила их игры. Когда они впервые поговорили.
Сейчас Майкл говорил точно так же — и на самом деле, его голос всегда был таким: мягким, негромким, спокойным и убедительным. Среди хаоса жизни Алекса, он вдруг показался уникальным: это была не нервная усталость самого Алекса, не ярость и страх преступников, не строгость коллег, не четкая покорность его подчиненных, не теплота и нежность Пэм. Это был новый голос, который теперь был знаком Алексу.
Почему Алекс ему позвонил? Алекс планировал самостоятельно исследовать письма. Он должен был прийти к выводам сам. Логика и порядок его действий снова начали рассыпаться. Алекс понял, что оказался в коротком и совершенно неожиданном ступоре.
В микрофон на том конце что-то постучало, отдавшись гулким и громким звуком на конце Алекса. Он представил, как Майкл взял двумя руками трубку, постучал пальцем в микрофон, чтобы проверить его работоспособность, а затем снова приложил ее к уху.
— Алекс? — голос Майкла был еле слышным и сомневающимся. Возможно, он подумал, что Алекс не ждал его на этом конце. После небольшой паузы, его глубокий усталый вздох раздался громким шуршанием и помехами в динамике Алекса.
Впервые, в этот крохотный момент, Алекс подумал о том, что Майкл тоже мог устать. Что эта сложная и выматывающая игра происходила не по его воле. Что все его действия ради победы, возможно, стоили ему не меньшего стресса, чем Алексу — для контратаки. И Майкл делал всё это даже не ради себя.
Как дорого ему обходилась эта стойкость? Была ли там на самом деле мягкая плоть искренности и уязвимости — под этими доспехами из лжи и безразличия? Теперь Алекс знал, что была. И жадность от этого знания заставляла его хотеть впиться в нее зубами и разорвать.
— Алекс, — голос Майкла был громче и настойчивее в этот раз.
Алекс думал, стоило ли ему отвечать. Мог ли он позволить себе передышку. Как много раз Майкл собирался его звать.
Время преодолело отметку одиннадцати вечера. Скоро этот проклятый день должен был наконец закончиться. Но у Алекса все еще было много работы — и очень мало времени.
— Я здесь. Читаю письма Багвелла, не слышал тебя, — Алекс прикусил язык: ему не нужно было оправдываться.
— О, — тихий выдох Майкла прозвучал удивленно, но он быстро восстановил свой спокойный тон. — А я думал, при чем тут грязный секс.
Алекс провел рукой по лицу. Он не нуждался в еще большем унижении за этот день. Но ведь зачем-то он все-таки позвонил Майклу?
— Значит, ты не нашел его в Несс-Сити?
Нотки досады и тоски в голосе Майкла вызвали в голове Алекса картины. Вот Майкл разговаривал с ним шесть часов назад. Вот он с напряжением ушел в свою камеру, ждал долгие часы. Не мог спать. А затем подошел к телефону с надеждой — только для того, чтобы разочароваться.
Алекс сжал зубы на секунду.
— Нет, как и Сьюзен с детьми. Извращенец играл в семью пару дней, а потом исчез, прихватив их с собой. В доме ничего, стоящего внимания. У меня на руках только его письма из тюрьмы.
— Почему ты не дал мне их прочитать? — неожиданно, но Майкл показался раздраженным.
— Потому что они бесполезные, — Алекс поморщился.
Майкл выдохнул продолжительное «м-м-м» — Алексу даже не нужно было его видеть, чтобы осознать его скептицизм. Это вдруг откровенно взбесило.
— Хорошо. Если ты настаиваешь. Наслаждайся. Обязательно оцени очаровательную рифму в конце, — Алекс опустил свои очки обратно и постарался добавить в свой голос предельное количество выразительного сарказма, пока читал. — «Я думаю только о том, как зарываюсь пальцами в твои прекрасные черные волосы, смотрю в твои глаза, пока трахаю тебя, а ты кричишь мое имя. На кровати, на полу, на столе. На веранде — так, чтобы нас видели все. Чтобы видели, что ты принадлежишь только мне,» — Алекс выдохнул и с нажимом потер пальцами лоб. — И это только самое безобидное, что я нашел.
Майкл ответил то ли сдавленным кашлем, то ли смешком.
— Вау, — он выдавил самый безэмоциональный ответ из всех возможных.
— У меня их семнадцать.
— Количество меня не удивляет, но откуда они у вас?
— Багвелл писал их из тюрьмы, и они возвращались адресату. Нам повезло, и кто-то из охраны несанкционированно коллекционировал их для развлечения.
— Очень надеюсь, что комедийного.
Алекс усмехнулся и покачал головой.
— Скорее в качестве страшилки на ночь.
— И что там в самых худших частях? — голос Майкла снова опустился до заговорщицкого шепота. Алекс не смог разобрать, смеялся он или просто был нехорошо потрясен.
— Отвратительные вещи, — Алекс скривился и сдвинул один лист с письмом так, чтобы не видеть текст. — О ее детях.
— Оу, — в этот раз Майкл прозвучал сбитым с толку.
— Ты удивлен? Серьезно?
— Нет, — Майкл прочистил горло. — Что-то еще там есть? Кроме секса, убийств и… детей.
— В основном только это, — Алекс быстро пробежался взглядом по списку на распечатке. — Сьюзен, чувства, секс, дети, семья, убийства.
— Что там про чувства и семью?
Алекс тяжело вздохнул.
— «Я люблю тебя», «я исправлюсь ради тебя», и подобные… — Алекс запнулся и с сомнением уставился на слова перед собой.
Ирония ситуации дошла до него несколько с опозданием — как и всё остальное сегодня. Несмотря на то, что и Алекс, и Майкл просто обсуждали улики, на записи этот разговор будет просто потрясающим.
— Продолжай, — Майкл был крайне серьезен. Возможно, для него в ситуации и вовсе не было никакой иронии.
Алекс вздохнул. Стоило просто отдать ему письма раньше — но Алекс сам загнал себя в этот угол.
— «Я начну жить заново ради своей семьи, «буду идеальным отцом», «ты перепишешь мое гадкое прошлое», «я нуждаюсь в тебе»…
— Повтори, — Майкл вдруг прервал его.
— «Я нуждаюсь в тебе»..?
— Нет, раньше.
— «Ты перепишешь мое гадкое прошлое».
— Да.
Алекс хмыкнул — это имело смысл.
— Что ж, я бы на его месте тоже хотел переписать такие воспоминания. Подожди минуту.
Со стороны Майкла прозвучало удовлетворенное «мхм», которое быстро сменилось пищанием набора номера на второй линии. Алекс открыл дело Багвелла. Когда трубку в офисе взял Айвз, Алекс уже вышел из покинутого дома.
— Мне нужна группа захвата по адресу рождения Багвелла. Алабама, округ Конику, Эвергрин, улица МакМиллан, 105. Он с заложниками. Организуйте мне билет туда же, — Алекс на ходу кивнул офицеру Дэвис, махнул рукой в сторону полиции и сел в машину. — Путь туда может занять у них сутки. Если нам повезет, они еще там.
— Принято, сэ—
Алекс сбросил вторую линию и обратился к водителю.
— Обратно в аэропорт в Хэйс, — получив кивок в ответ, Алекс вернул звонок на линию Майкла. — Скофилд?
— Да? — Майкл ответил сразу.
Он, наверное, стоял сейчас рядом с настенным телефоном в коридоре на десятом этаже офиса ФБР. Его окружали белые стены и темные фигуры охраны в нескольких шагах поодаль. Из-за наручников, он держал трубку двумя руками.
— Группа захвата направляется в родном дом Багвелла.
— Хорошо, — голос Майкла все еще был напряженным. Когда Алекс закончит звонок, он снова останется в вакууме.
— Ты будешь в курсе, — сказал Алекс, тут же сжав губы.
— Что ж… — Майкл замешкался, но в его следующих словах чувствовалось облегчение. — Буду ждать.
Темное, бесконечное, проклятое шоссе снова протянулось перед Алексом. Но в этот раз он не думал о дороге. Час обратного пути до Хэйс мог пройти под тихое бормотание радио — или с разговором.
— Тебе передали дела по Патошику?
— Да, — прозвучал простой ответ.
Одно наблюдение о Майкле: он был крайне немногословен, когда обратное не было необходимо. Красноречие ради манипуляции — пожалуйста. Подробные ответы на прямые вопросы — далеко не всегда. Отстраненная беседа — разве что в мечтах.
— И? — Алекс потер переносицу.
— Сейчас?
— Чем быстрее, тем лучше, — Алекс усмехнулся, осознав, что уже была ночь, во время которой было принято отдыхать. — А что? Устал?
— Нет, — очередной простой ответ. — Хорошо.
— Тебе нужно взять бумаги?
— Нет. Там было всего два дела, которые стоили внимания. Я их помню. Проникновение в бистро в Сидар-Гров и проникновение в дом Юджинии Кэмпбелл в Алгоме. Висконсин.
— Я еще не видел эти дела. Чем они тебе приглянулись? — Алекс достал записную книжку и ручку.
— Первое — Сидар-Гров. От Фокс Ривер на север до него около двадцати часов пути на велосипеде. Если Патошик останавливался отдохнуть и выбирал более незаметные дороги, получается больше суток. Как раз через день после побега, двадцать девятого мая, в бисто в Сидар-Гров, перед его открытием утром, два подростка мельком заметили мужчину в белом, испачканного едой. Патошика они не опознали, но место и время идеально соответствуют его предполагаемому маршруту. Он проголодался.
— Неплохо для начала, — щурясь в темноте, Алекс закончил записывать главные детали и в задумчивости постучал ручкой по странице.
— Думаешь? — вдруг язвительно ответил Майкл.
Алекс закатил глаза, пользуясь привилегией того, что Майкл его не видел.
— Я бы пришел к тем же выводам, если бы увидел это дело.
— Также успешно, как с чтением писем, я полагаю.
Это было смешно. Майкл правда был раздражен из-за того, что Алекс не дал ему письма.
— У меня не было времени полноценно их проанализировать.
— А у меня здесь достаточно времени, Алекс. Если хочешь, чтобы я тебе помогал, ты обязан делиться со мной всеми деталями.
Этот наглый мальчишка…
— Я буду делиться с тобой тем, что посчитаю нужным. И ты все равно будешь делать свой вклад, потому что такова сделка, — Алекс скрипнул зубами, но все равно не смог сдержать злость. — Я бы поймал этих двоих еще неделю назад, если бы не гонялся за тобой.
— А, да? — голос Майкла, в отличие от Алекса, не опускался до отрывистой ярости, и оставался таким же обманчиво-спокойным. — Тогда почему ты гонялся за мной, а не за убийцами, Алекс?
Алекс слышал в его словах только досаду, уходящую корнями в вину. «Почему ты не поспешил исправить мои ошибки раньше, а заставил меня делать это самому, Алекс?» Просто жалко.
— Идиотский вопрос, Скофилд. Если бы я поймал их, я бы поймал только их. Но я взял тебя, а ты — ключ ко всей восьмерке. Я просто поставил на лучшую лошадку.
Из динамика послышались помехи, как будто Майкл раздраженно выдохнул.
— Ты сам себе противоречишь. Подумай об этом. Тебе, конечно, вообще не нужна была моя помощь, чтобы их схватить. При этом ты поймал меня, чтобы я тебе помог, но мешаешь мне это делать. Чего ты вообще хочешь от меня? Может, это все было и есть только твое эго? Гребаный азарт и лошадки?
Провокация захлестнула Алекса так сильно, что у него даже не было пространства обдумывать свои слова.
— Азарт? Эго? Кто бы говорил, Скофилд. Просто признай наконец, что я поймал тебя, и ты все равно сядешь обратно. В общей картине ты проиграл, и теперь я задаю правила, — бросил Алекс и тут же сцепил зубы, остановив себя. Он сказал то, что еще больше выдало его эго. Повысил голос. Черт.
— Ха, — Майкл снова резко выдохнул. Его голос почти показался грубым, пока он четко проговаривал каждое слово. — А ты осмысли уже до конца ситуацию и признай, что следствию нужна моя помощь.
Повисла насыщенная тишина.
Алекс сделал глубокий вдох через зубы и задержал дыхание, прикрыв глаза. Где-то в другой реальности в машине снова замурчало радио. Алекс почти мог представить недовольный прищур Майкла, хоть и не видел его.
Проигрывал, как всегда, тот, кто был более импульсивен. Майкл был прав: не было никакого смысла в том, что Алекс скрыл от него информацию. Только вот Алекс сделал это не для того, чтобы показать свою власть или отдалить Майкла от дела, а из толики гребаного сочувствия.
Откуда, зачем и когда у Алекса взялась эта неуместная эмпатия? Она не была нужна ни Майклу, ни самому Алексу. Она буквально мешала их безличному и вынужденному сотрудничеству так же сильно, как мешала и противостоянию. Алексу нужно было понять Майкла — ничего более. Нужны были только расчлененные части его сознания — причины, действия и последствия, которые можно было бы стерильно рассмотреть под микроскопом. Только рассудок. С эмпатией, Алекс рисковал превратиться из судьи в члена жюри.
Именно поэтому ситуацию нужно было деэскалировать, пока она не развилась сильнее. Нужно было убить это чувство в колыбели и как можно скорее вернуться к благоразумию. Признать ошибку, сделать выводы и двигаться дальше.
Алекс выдохнул.
— Хорошо.
Оливковая ветвь была потянута.
Молчание. Алекс не слышал даже шипения динамика из-за шума движения машины. Молчание.
Алекс сбросил звонок, с усилием вжав кнопку. К черту. К черту это всё.
Желание что-то ударить было невыносимым, но вокруг были только салон машины и водитель.
Трель звонка раздалась через минуту. Наверное, осознавать сейчас, что запись этого разговора должна была остаться в протоколе, было немного поздно.
— Сэр, Скофилд просит соединить вас. Он говорит, что ваш звонок сбросился. Соединяю?
— Будьте добры, — процедил Алекс.
Пищание линии.
— Мы не договорили, — наконец, голос Майкла тоже был резким: он злился.
— Да, Скофилд. И сейчас твоя гребаная очередь говорить.
— Именно, — почти выплюнул он. — Второе дело: Алгома, дом Юджинии Кэ—
— Ты, блять, шутишь?
Алекс до боли надавил на замок от ремня безопасности. Без дополнительных намеков, водитель остановил машину на обочине — Алекс тут же дернул дверь и выскочил наружу. Резко-свежий воздух ударил в его лицо.
— Я ничего тебе не должен. Ты делаешь этот разговор личным, Алекс. Не я. Просто заткнись и слушай, что мне есть сказать по этому делу.
Личный разговор. Что в их отношениях вообще было личным?
Какого черта Алекс закапывался в это так глубоко? Хватался за каждую эмоцию Майкла — любой его намек на боль, надежду или страх — словно это были не ожидаемые проявления человечности, а драгоценности? Алекс уже успел понять, что Майкл не был бездушным, но зачем было искать в нем уязвимость с таким упорством?
Алекс вдохнул полную грудь влажного и прохладного ночного воздуха. Перед ним, справа от дороги, простиралось черное бесконечное поле без единой дороги, на которую можно было бы свернуть. Но разве Алекс хотел свернуть?
Это было плохо. Алекс не просто видел в эмоциях Майкла причины его действий — он находил в них успокоение. Возможно, он делал это с самого начала. С самого первого дня он был предвзят.
Сегодня, когда Майкл отказался от собственного спасения ради других, Алекс не просто был доволен решению загадки — он был рад наличию у Майкла сердца. Не только рад — он был счастлив настолько, что это ненадолго затмило его восприятие реальности. Он не мог позволять эмпатии затмить рассудительность, но на самом деле уже позволил этому случиться. И какой смысл был теперь в дилемме, если Алекс уже хотел увидеть определенный ее исход? Какое право он теперь имел судить?
Искренность, уязвимость, стремление к искуплению, жертвенность Майкла — ничего из этого не должно было влиять на приговор Алекса вообще, но в итоге получило наибольший вес. По какой-то причине всё это затмевало прежние суждения настолько, что Алекс уже не просто решил для себя предпочитаемый исход — он защищал его. Едва успев обнаружить в Майкле уязвимость, Алекс уже спешил взять ее в свои руки и прикрыть. О какой объективности тут могла идти речь? Предвзятость уже заставляла его сглаживать углы, уступать, идти на гребаный самообман, просто чтобы попытаться помочь.
Алекс уже давно все для себя решил, не так ли?
Майкл не был опасен: человек, стремящийся к искуплению своих ошибок, не мог быть опасен. Но сам Майкл, в свою очередь, так не считал: по плану, он должен был получить наказание. Двое на свободе, двое за решеткой — и Майкл в любом случае получает огромный срок. По своему собственному желанию. Он мог избежать этого, но не стал.
Алекс уже решил отвести пистолет, но Майкл сам прижал дуло к своему виску. И что это вообще значило для Алекса теперь? Какого черта?
Это было несправедливо. Снова. Снова это. Почему это не заканчивалось? Почему одна дилемма обязана была перерасти в другую?
Что Алекс должен был сделать? Он попросту не мог свернуть. Прежний внутренний конфликт просто отвлекал его, но позволял так или иначе придерживаться курса — но на этот раз личное полностью противоречило правосудию.
Алекс не имел права выбирать личное. А на этот раз у него даже не было такой возможности — ситуация была против него. Сам Майкл был против него. Какую бы позицию Алекс не выбрал, Майкл раз за разом оказывался на противоположной. Ни о какой защите не могло быть и речи — никакой помощи. Ничего личного.
Алексу оставалось только сесть обратно в эту гребаную черную импалу и доверить темную дорогу молчаливому водителю. И он сделал именно это: вздохнул последний раз, отвернулся от поля и сел в машину.
— Говори.
Алекс закрыл глаза, чтобы не смотреть на дорогу. Машина снова поехала вперед. Майкл снова заговорил. Его голос был спокойным, слова были четкими.
— Второе дело — проникновение в дом Юджинии Кэмпбелл в Алгоме во второй половине дня двадцать девятого мая. Не больше десяти часов на велосипеде от Сидар-Гров, время идеально совпадает. Миссис Кэмпбелл не видит и плохо слышит, и поэтому не смогла предоставить никакого описания проникнувшего. В доме не пропало ничего, кроме одежды ее сына и одной единственной картины. Я предполагаю, что это был Патошик. Он испачкался в бистро и ему нужно было где-то привести себя в порядок и снова поесть. Кроме того, описание его поведения прекрасно подходит. Мне нужно, чтобы твои люди еще раз опросили миссис Кэмпбелл и узнали, говорила ли она с ним о чем-то и что за картина была похищена. Патошик фиксируется на визуальных образах и имеет идеальную фотографическую память. Эта картина — наш ключ к его дальнейшему пути.
Майкл наконец остановился и прочистил горло. Алекс не услышал и половины его слов.
— Это все?
— Да.
Алекс положил трубку, и на этот раз Майкл ему не перезвонил.
Шестое июня наконец закончилось. Стоило уже начинать думать.
Notes:
Знаете, есть такая штука, “милая агрессия” (обязательно погуглите). Если коротко, то когда человек видит что-то милое, умиление так перегружает мозг, что активируется центр агрессии и подавляет эмоции. То самое ощущение, когда от избытка ощущений хочется сжать, раздавить или загрызть предмет обожания.
Так вот, при виде Майкла я чувствую примерно это. У меня вообще этот рефлекторный ответ невероятно сильно выражен — прямо до “агрессия какая-то и зубы скрипят”. Думаю, Алекс сходит с ума тоже именно поэтому, но скрывает это за пафосными терзаниями и моральными дилеммами. Бог ему в помощь.* Восхитительная песня из 80-ых, под которую Алекс думал о дороге и дремал в машине — это Billy Idol "Eyes Without a Face":
> Your eyes without a face got no human grace // В твоих глазах без лица нет человечности
> I spent so much time believing all the lies to keep the dream alive // Я провел так много времени, веря в ложь, чтобы сохранить этот сон наяву
> Now I close my eyes and I wonder why I don't despise // И сейчас я закрываю свои глаза и удивляюсь, почему во мне нет презрения
Chapter Text
Седьмое июня началось быстро, не давая ни секунды на передышку. Звонок от группы захвата в Эвергрин был неприятным. Багвелла опять не удалось взять — и Алекс на этом мог бы решить сразу вернуться в Чикаго — но на месте обнаружилась семья Холландер, невредимая, и их нужно было опросить. Судя по всему, Багвелл оставил их по своей воле, и это не входило ни в один из возможных вариантов развития событий. К счастью, они остались живы — а Алекс вновь остался ни с чем.
Начало нового дня было отрезвляющим и внезапным. Все это было вызовом — очередным ударом, очередным поводом думать и реагировать. Это была рутина, с которой Алекс был знаком. Вызовы были его основой — они толкали вперед, заставляли действовать и готовиться к будущему. Мир был хаотичен, но в нем были свои закономерности, и чем раньше он находил подсказки и смысл, тем лучше предугадывал будущее и реагировал с наименьшим ущербом для себя и для других.
Это, в некотором роде, была его работа — реагировать и снижать ущерб. Алекс был способен на это лучше всего остального. Он видел в этом смысл. Если угодно, это был его единственный смысл.
Все это время Майкл тоже был вызовом — таким же неизбежным, как и другие. Его нужно было осознать, и он требовал снижения ущерба. Алекс должен был решить его, предсказать его — и пытался делать именно это, но проблема оказалась в том, что, в случае Майкла, за одной загадкой всегда появлялась другая, и Алекс уже перестал видеть конец и цель этой погони. Это было похоже на адреналиновые качели; и Алекс, прекрасно знакомый с их природой, принял их добровольно. Новые высоты и новые падения не отталкивали его, а только заманивали сильнее. Это казалось органичным — словно Алекс не мог поступить никак иначе. В конце концов, он и раньше попадался в эту ловушку. Но любой погоне должен был прийти конец.
Алекс должен был поймать Майкла — он сделал это. Должен был понять мотивы — он сделал это. Должен был определить опасность — он сделал это. Что еще?
Больше загадок просто не было. Погоня давно была окончена, и Алекс уже должен был получить свою награду в виде торжества справедливости. Вот только она не пришла. Вместо приговора, он получил только вопрос, на который не знал ответа.
Майкл выбрал и наказание, и искупление — и это было его право. Это было его субъективное понимание баланса справедливости для самого себя. Выбор, основанный на личном моральном компасе. И какое право Алекс имел лезть в это со своим мнением? Его юрисдикция закончилась много раньше этой черты.
Для него, дилемма должна была остаться только этической. Большую часть жизни Алекс знал, как справляться с этическими дилеммами: он решал их, несмотря на эмоции, и выбирал систему. Точно также он должен был справиться с Майклом — предсказать его и отдать на съедение правосудию — снизить ущерб. Но в какой-то момент в его отношении к Майклу появилось нечто новое, и это разрушило всё. Мораль и эмпатия развернули Алекса в другую сторону и заставили его подумать о снижении ущерба не для мира, а для самого Майкла.
Конечно, Алекс не мог не учитывать факты. Преступления Майкла совсем не ограничивались теми, вину за которые он пытался искупить. Трактовка его мотивов и поступков все еще не была точна. Ситуация не была лишена эмоциональной окраски. Не было известно точно, чего Майкл хотел добиться для себя в итоге…
Но именно здесь Алекс вновь и вновь оказывался слепым. Он продолжал ходить кругами в попытках уйти от личного, но снова возвращался к нему — к Майклу. К вине в его глазах, которую Алекс не мог не заметить. К его тревожным рукам. К его уверенности в абсолютно самоубийственном выборе.
Видеть его совесть так отчетливо было восхитительно, но ее одной не должно было быть достаточно для самопожертвования. Это была крайность. Как мог человек, достаточно умный, чтобы перехитрить Алекса, идти на подобную глупость и максимализм? В этом не было никакого гребаного смысла. Это попросту не сходилось в голове. Все это было неправильно. Плевать, в каком смысле — но это было неправильно лично для Алекса.
И тем не менее, это было правильно для правосудия. Всё, что Алекс делал, было для восстановления справедливости — и она была восстановлена в том или ином смысле. Майкл облегчал его работу своей совестью. Алекс сделал всё, что мог. Осталось лишь сделать последние шаги и свернуть это дело.
Времени для продолжение погони и поиска новых фактов и уточнений уже не было — нужно было работать с тем, что было. Алекс уже потерял достаточно времени, чтобы понять Майкла — и лучше бы он вообще этого не делал. Он достаточно долго шел на самообман ради этого и уже достиг предела в сделке с собственными принципами и совестью. Ему нужно было идти дальше.
И все же, Алекс не делал этот шаг достаточно быстро. Он не думал об этом, даже несмотря на то, что уже наступило седьмое июня.
Он не думал об этом, когда вышел из аэропорта в Монтгомери и включил телефон. Не думал об этом, когда ехал в участок, чтобы опросить семью Холландер. Не думал об этом, когда обессиленно уснул в отеле.
Алекс не думал об этом, потому что эти мысли были бесполезными. Рано или поздно он сделает этот шаг в любом случае. Эта новая дилемма не отличалась от старой и уже привычной ничем, кроме количества боли и досады от прежнего выбора.
И Алекс не думал о том, что раньше уже делал шаг в сторону от привычного пути — год назад.
Почему? Ответ на животрепещущий вопрос был очень прост. Если Алекс все же решил для себя, что Майкл не был опасен, это означало лишь то, что опасен был сам Алекс. И поэтому он не мог больше допустить поворота от правильной дороги.
***
Этой ночью ему снилась буря в жаркой пустыне. Там не было ни одной дороги или живой души, но были бессилие и предчувствие смерти — его давно знакомые компаньоны. Но это вовсе не был плохой сон: он был на редкость обычный.
На самом деле, Алекс любил лето, особенно в сухих южных штатах. Было в нем что-то на редкость оптимистичное и ленивое, что наводило его на мысли о семье в далеком и теплом Дюранго. Обычно эти ассоциации помогали ему переносить тяжелое небо, влажность, переменчивость и загруженность чикагского лета, которое никогда не давало отдохнуть.
Но сейчас, даже несмотря на относительно спокойный сон в отеле в теплом Монтгомери, Алекс ожидал проснуться в Чикаго, словно привязанный к одному единственному ориентиру. Буря должна была вывести его куда-то в конце концов — и Алекс не понимал, почему это должно было оказаться именно Чикаго. Из всего возможного, из всех мест и времен года в мире, это должно было быть именно лето в Чикаго четырнадцать лет назад.
И утро все же настало для Алекса в районе девяти часов — седьмого июня две тысячи пятого года в Монтгомери. Будильником послужил звонок из офиса.
— Махоун.
Алекс поставил звонок на громкую связь, сел в кровати и опустил голову в ладони. Пробуждения никогда не давались ему просто, и он хватался за любую возможность отложить неизбежное. Мир никогда не приводил его туда, куда он хотел — когда он хотел.
— Сэр, — в трубке раздался строгий и отчего-то воодушевленный голос Лэнг, и Алекс облегченно выдохнул. Сутки ее отсутствия в команде, и Алекс уже начал чувствовать себя, как без рук. Хоть что-то хорошее он получил от этого пробуждения. — У меня прекрасные новости. Мы взяли Патошика в Алгоме.
Алекс усмехнулся и откинул волосы со лба. Что ж, возможно, по мнению каких-то всевышних сил, это было справедливо. Если за Багвеллом приходилось гоняться с двойным усилием, то Патошик стал простой добычей.
— Как это произошло?
— После вашего звонка ночью, Фоали отправилась в Алгому, и буквально час назад опросила Юджинию Кэмпбелл. После этого, она почти сразу наткнулась на Патошика на берегу озера Мичиган, — тут Фелиция остановилась и сдержанно рассмеялась. — Он строил плот, сэр. Хотел уплыть в Голландию. Она была на картине, которую он украл.
«Эта картина — наш ключ к его дальнейшему пути.»
Путь Патошика был простым и случайным, и он закончился точно так же просто и случайно. Как и многие другие.
Майкл еще ни разу не ошибся. Итого, пятеро из восьми были пойманы или убиты. На свободе остались только Багвелл, Барроуз и Фернандо. И осталась только одна причина для задержания Майкла в офисе ФБР.
Алекс сжал зубы — и не думал об этом.
— Отлично. Еще новости?
— Да, сэр. Сделка с Франклином была заключена: он нам все выложил. Самое интересное: у нас есть сайт, который Скофилд указал как средство экстренной коммуникации между ним, Фернандо и Барроузом. Что думаете?
Что ж, Франклин оказался не бесполезным. Обещание Алекса — его гребаная карма — все же настигло его.
— Ждите указаний. Я лечу в Чикаго.
Положив трубку и с усилием выдохнув, Алекс заставил себя встать, чтобы подготовиться к очередному перелету.
Ему придется говорить с Майклом снова. Перспектива нового разговора с ним перестала казаться чем-то долгожданным, и все, что Алекс испытывал сейчас — это презрение и отвращение. К себе, к Майклу или ко всей ситуации — он не знал. Но Алекс все еще продолжал реакцию.
***
Чикаго встретил его дождем и смутной тоской.
Алекс так и не поднялся на десятый этаж офиса. Он заперся в своем кабинете в полдень и с тех пор прожигал взглядом дело Линкольна Барроуза. Мужчина, едва ли похожий на Майкла, смотрел на него в ответ с фотографии.
«Когда-нибудь кто-то достаточно умный посмотрит на дело Линкольна снова.»
Возможно, где-то здесь был тот последний толчок, которого так не хватало Алексу.
У Алекса не было никакой личной предвзятости или ненависти в сторону Барроуза: этот человек был лишь одним из десятков убийц, с которыми пересекались его пути за годы работы в отделе уголовных расследований ФБР. Единственное, из-за чего к Барроузу было приковано столько внимания — это тот факт, что ради наживы он убил человека, слишком близкого к власти. В объективном и негуманном сравнении, он был далеко не самым худшим преступником из тех, кого Алекс преследовал. Но Барроуз все еще был убийцей, приговоренным к смертной казни. Он был особо опасен — таково было решение суда, и это подтверждали неоспоримые улики.
И все же, Майкл пожертвовал и продолжал жертвовать собой ради него. Почему?
Алекс уже успел увидеть в Майкле упрямые принципы и моральный компас. Майкл сделал достаточно, чтобы показать, насколько отвратительным и страшным он считал насилие. Мог ли он так просто поступиться своими взглядами ради убийцы брата? Просто из-за их родства?
Они не были близки. Они жили разными, непересекающимися жизнями. Майкл преуспевал в любимом деле, а Линкольн годами оседал на дно. Его квартира была доказательством: нищета, призраки прошлого, наркотики. Барроуз почти не общался со своим сыном — что уж говорить о брате, так далеко ушедшем в будущее. Но, в итоге, Майкл почему-то все равно обернулся и увидел в Линкольне что-то такое, за что он стал готов навсегда отдать свою свободу.
Это был неравный обмен — и Алекс не мог подавить в себе всё то же неуместное чувство неправильности происходящего. Ему нужно было увидеть здесь хоть какой-то смысл, и сделать это самостоятельно; но объективно оценить справедливость приговора уже было невозможно: улики были уничтожены, любые близкие к делу люди испарились, и сам Барроуз был вне досягаемости. Оставался один единственный источник — Майкл — и цепочка здесь замыкалась. Алексу нужно было понять это дело из-за Майкла, но только сам Майкл мог пролить на него свет. Это снова было похоже на хождение кругами.
Майкл мог бы убедить его — и эта перспектива уже давно стала казаться страшной. Увидеть Майкла сейчас и слушать его очередную полуправду… Алекс знал, что поверил бы ему. Любое оправдание Линкольна сейчас означало бы оправдание и согласия Алекса на сделку — и Майкл мог бы очень просто рассказать ему что-то такое, что решило бы все проблемы. Он мог бы придумать такую историю, где Алекс оставался бы на стороне абсолютно белого правосудия, даже несмотря на то, что поддался влиянию преступника. И Алекс бы поверил ему.
Но все эти мысли шептали только его эгоизм и предвзятость. Рационально же Алекс понимал, что ничего не стоящая задачка решалась до смешного просто: Алексу нужно было лишь забыть о существовании этого неофициального соглашения и продолжить делать свою гребаную работу.
Разве Майкл имел на самом деле хоть что-то стоящее против Алекса, чтобы по-настоящему шантажировать его? Он хотел пообщаться с Уилером — путь общается хоть с Девой Марией. Хотел рассказать про личную вовлеченность Алекса, про Пэм и встречу в Гиле — пусть попробует доказать хоть что-то. Про Шелса — та же история. И даже если Алекса бы и отстранили на какое-то время под подозрением — разве это имело бы значение для общей картины правосудия?
Обещание Алекса «не преследовать остальных» с самого начала должно было быть всего лишь блефом ради сотрудничества. И оно все еще могло стать таким блефом. Майкл сдерживал Алекса только благодаря его личным мотивам.
И все же, Майкл не мог не понимать этого. Алекс пошел на это соглашение, будучи наполовину слепым, не в здравом уме, и ничто не сдерживало его от того, чтобы передумать и нарушить его позже. Другого выхода попросту не было.
Не случись этого короткого разговора после третьего допроса, события никак бы не поменялись: Майкл бы точно так же рассказал про Багвелла и Патошика, и Алекс продолжил бы ловить остальных. Зачем Майклу было предлагать что-то еще и заставлять Алекса соглашаться, если он знал, что Алекс в конце концов откажется от эмоциональных слов в пользу общего блага?
Возможно, он и не рассчитывал на то, что Алекс будет следовать своему обещанию. Его целью могло быть не обещание Алекса, а его мысли.
Алекс не знал, насколько хорошо Майкл понимал его. Возможно, был какой-то смысл в том, что Майкл оставил дело восьмерки за Алексом, несмотря на его длинный послужной список. В системе было достаточно серых зон, и Майкл знал, что Алекс имел свое видение справедливости. Он наверняка понимал и то, что Алекс будет упрям и не будет его слушать — несмотря на желание, не будет верить ни единому слову о Барроузе. Майкл заставил Алекса работать совместно на своих условиях, пусть и почти символически, и этим заставил думать о своих мотивах. Возможно, Майкл добивался именно этого: он хотел, чтобы Алекс думал о его мотивах — то есть, о деле Барроуза.
Конечно. Дальше цепочка развивалась предельно просто. Соединить тенденцию Алекса к выводу экстраординарных гипотез, его видение справедливости, поведение Майкла и подозрительное дело Барроуза — и получится один несправедливо обвиненный человек. И жертва Майкла имела смысл. Складно.
Алекс закрыл лицо ладонями и тихо рассмеялся.
Иногда его мысли уводили его в фантазии, слишком далекие от реальности. В этой теории не было никакой логики — там было только унизительное желание Алекса оправдать самого себя и еще немного помучаться иллюзиями. Но он не мог следовать догадкам, основанным лишь на подтексте, отрицая факты: Линкольн Барроуз был убийцей, а Майкл Скофилд был его соучастником. Мотивами Майкла были чувство родства и долга, а также, возможно, некие его личные особенности, вроде редкого уровня эмпатии и чертового максимализма. Это было прямолинейное, простое и понятное объяснение, которое лежало на поверхности.
Мотивация не была оправданием. Искупление или жертва не отменяли преступления. Майкл заслужил свое наказание в полной мере и не могу уйти от него, поэтому не сопротивлялся. Алексу не нужно было рыть глубже.
Но почему это было важно? Зачем?
«Ты делаешь этот разговор личным, Алекс. Не я.»
Алекс прошипел проклятье сквозь зубы.
В дверь кабинета постучали — Алекс резко вдохнул и поднялся, чтобы открыть дверь.
— Сэр, дела, которые вы—
— Да.
Алекс выхватил стопку папок из рук Айвза и снова закрыл кабинет.
Первым его встретило дело девушки, пропавшей без вести в Бирмингеме. Фотография, приложенная к тонкой папке, была личной: на ней девушка улыбалась и обнимала большого кота.
Далеко не всегда фотографиями в делах были эти до тошноты однотипные полицейские снимки с безэмоциональными лицами в анфас и в профиль — невинные люди имели привилегию показывать свои чувства. Быть личными.
Алекс метнул взгляд на стену кабинета, все так же тускло освещенную полосками света, едва пробивающимися через жалюзи на окне. Майкл Скофилд — один из фокс-риверской восьмерки — посмотрел на него в ответ с нескольких стандартных полицейских снимков. Его глаза были холодными и отрешенными.
***
— Что с Багвеллом и Патошиком?
Майкл напряженно стоял, оперевшись на спинку стула. Он не спал всю ночь — и это было заметно по его осунувшемуся лицу и опущенным плечам. Несмотря на усталость, его голос был привычно ровным и строгим. Ничто не могло его сломить.
Алекс опустил взгляд и невольно отметил, что ранее и правда не приказал уведомить Майкла о новостях по делу. Он не был уверен, станет ли Майкл обвинять его в нарушенном обещании: это казалось слишком личным.
Алекс положил документы и диктофон на середину стола и нажал кнопку начала записи. Он не поднимал взгляд: не хотел видеть реакцию Майкла на это действие — одного его должно было быть достаточно, чтобы показать, как хорошо Алекс понял главное желание Майкла из их прошлого разговора.
— Патошика взяли в Алгоме. Багвелл ушел, но оставил Холландер и детей.
В гробовой тишине комнаты Майкл шумно вдохнул через нос.
— Они сказали что-нибудь полезное?
— Сьюзен пересказала историю, которую мы и так уже знали. Ей ничего не известно о его дальнейших планах. Похоже, Багвелл оставил их и теперь следует какому-то плану Б.
Руки Майкла сжались на спинке стула. Алекс продолжил.
— Дальше мы идем вслепую, — он постучал пальцами по папкам на столе. — Это дела всех убитых и пропавших без вести в Алабаме за последние сутки,
— Снова убивать? — Майкл выдвинул стул и сел.
— После того, как он оставил в прошлом единственное, ради чего был готов меняться? Конечно.
Майкл ничего не ответил, и Алекс тоже сел за стол, опустив подбородок на сцепленные в замок руки. Не было необходимости говорить что-то еще — Майкл прекрасно понял свою задачу — и над ними повисла напряженная тишина, прерываемая лишь шуршанием бумаги и звоном цепи на наручниках Майкла, когда он брал очередную папку со стола, открывал ее, перелистывал и закрывал. Смотреть на руки Майкла, аккуратно перебирающие документы, было просто, и Алекс не поднимал взгляд выше.
На столе одна стопка дел постепенно превращалась в три, и Алекс смутно понимал логику их разделения. Ожидаемо, Майкл задерживался на тех же самых фотографиях и описаниях, которые заинтересовали и Алекса пол часа назад. Видеть похожий процесс мысли у другого человека все еще было непривычно, но Алекс не ожидал меньшего, и только спокойно ждал, когда Майкл придет к нужному умозаключению.
Это был очередной момент полного опустошения — в последнее время их и вправду было достаточно. На контрасте с обычным хаосом создания Алекса, апатия снова была похожа на постепенное и добровольное утопление. Майкл перебирал и перелистывал бумаги, и эти движения казались медленными, почти медитативными, словно под толщей воды. Не имея повода, он ничего не говорил и не спрашивал; и вскоре восприятие Алекса полностью заглушило остальные звуки и погрузило его в подводную, жужжащую, закладывающую уши тишину.
Это было правильно. Алекс был здесь — Майкл был там. Никакого разговора — только дело. Преступление Майкла было единственным, что позволило их путям пересечься, и здесь не было ничего больше. Майкл был задачей Алекса, а сам Алекс был для него сперва препятствием, затем — инструментом. Здесь не было места ни дилеммам, ни эмпатии, ни одержимости. Любые вопросы, которые мучили Алекса, всего лишь заставляли его тянуть время до неизбежного конца.
Майкл всегда прекрасно понимал ситуацию, и у него никогда не было иллюзий. На пути к цели он ставил реалистичные задачи, быстро и четко их выполнял, не тратил сил на лишние мысли. Его точность в следовании выбранному пути всегда была хирургической, даже в том случае, если на этом самом пути он сталкивался с ужасами для собственной совести. Он умел расставлять приоритеты, имел свой моральный компас, и при этом всегда находил выход — возможно, в этом и был его настоящий талант.
Но только не сейчас. Майкл не находил выход сейчас — и это поражало. Он не просто выбрал собственный провал — неофициальным соглашением с Алексом он еще и попытался обеспечить себе гарантию того, что никто не помешает ему добиться этого наказания. Это совсем не было похоже на выход — это был осознанный, выбранный тупик. Это не было похоже на рациональное решение, которое бы принял этот самый человек.
Алекс был в его голове достаточно долго — скорее, Майкл был в голове Алекса. Его образ был ориентиром холодной рациональности, расчетливости и стойкости; он имел идеальный, правильный баланс совести и решительности, которые никогда бы не заставили его выбрать жертвенность или, напротив, непростительную жестокость. Алекс понимал его — видел этого человека перед собой абсолютно четко. И этот самый Майкл в голове Алекса не принял бы это решение. Дьявол не останавливался из-за тупиков на своем пути — дьявол открывал портал в ад, чтобы преодолеть их.
Но всё это, опять же, объяснялось слишком просто. Алекс переоценил Майкла. На самом деле, просто не могло существовать того человека, которого Алекс вообразил себе — отягощенного совестью и при этом всесильного. Идеального.
Возможно, на его месте, Алекс поступал бы точно так же — даже сейчас он не представлял, что можно было бы сделать иначе. Но он ожидал этого от Майкла — он ожидал невозможного, потому что видел в нем достаточный потенциал и способность. И это было ничто иное, как поведение человека, одержимого иллюзиями. Если ранее из-за личных мотивов Алекс недооценивал его, то в этот раз, на все тех же качелях из крайностей, переоценил.
В этой ситуации не было никакого конфликта реальной справедливости, потому что Майкл объективно заслужил свое наказание. Алекс всего лишь был разочарован в нем и его решении — разочарован в том, что образ из головы не совпал с реальностью. В конце концов, Алекс далеко не в первый раз скрывал за справедливостью личные мотивы: всего лишь щепотка непрошенных надежд и влюбленность в прекрасный, но воображаемый идеал.
«Эго, азарт и лошадки.»
И для Алекса сейчас опустошение было ожидаемым ощущением после разрушающего разочарования. Но в этом были и свои плюсы: разочарование открывало глаза не только на реальное внешнее положение дел, но и на причины собственных внутренних иллюзий. Оно добавляло рациональности и холодности — позволяло отстраниться от ненужного. Давало силы для движения вперед.
После недолгого параллельного протяжения, их с Майклом дороги уже должны были разойтись. Прямо сейчас был подходящий момент.
Майкл положил раскрытую ладонь на одну из папок и выдвинул ее перед собой.
— Доктор Эрик Стэммел. Пропал без вести вчера вечером.
Бинго, невесело подумал Алекс.
Сегодня утром жена доктора Стэммела позвонила в полицию. Обычно, дела о пропавших без вести не заводили раньше, чем через сутки после пропажи, но Алекс заранее, еще этой ночью, приказал записывать любые подобные сообщения в Алабаме, даже самые неочевидные. Именно это дело сегодня должно было выстрелить, и именно о нем Алекс ожидал услышать от Майкла. Он пришел сюда только ради этого.
Когда Алекс наконец поднял взгляд, лицо Майкла напротив выражало хмурое нетерпение и непонимание. Его взгляд настойчиво скользил от папки с делом на столе к лицу Алекса, очевидно побуждая к действию: в его понимании, Алекс должен был, как и раньше, сразу ухватиться за подсказку, изучить дело и выразить свои суждения — но почему-то не делал этого. Не расцепляя руки у своего подбородка, Алекс болезненно дернул уголком губ.
— Кого-то напоминает, — Алекс даже не открыл дело, чтобы взглянуть на фотографию.
Диктофон все еще писал, обеспечивая Майклу драгоценное доказательство его вклада в дело — взгляд Майкла быстро метнулся к нему и вернулся к лицу Алекса. Его глаза казались необычно светлыми в искреннем удивлении и осознании.
Этим последним разговором Алекс всего лишь хотел показать ему настоящее положение дел.
«Признай, что следствию нужна моя помощь.»
Как и многие другие, это было некорректное утверждение: на самом деле, Майкл никогда не был нужен следствию. Его показания и весь его вклад, при условии участия в расследовании самого Алекса, были несущественными; и только Алекс позволял ему доказывать обратное. Все это — просто чтобы дать себе немного времени для личного.
Но время уже истекло, и Алекс успел понять достаточно.
Если Майкл и хотел чего-то добиться от него, возможно, именно эта отстраненность и была главной ошибкой его манипуляции. Если бы Майкл хотя бы попытался надавить на личное Алекса чуть больше и запутал его чуть сильнее, то Алекс бы все еще кружил вокруг него. Но Майкл не пытался. Он просто смирился и настойчиво отстранял Алекса от своих намерений — ничего более, никаких подтекстов. И если он так этого хотел, Алекс не смел противиться, потому что это вполне вписывалось в его собственную картину правосудия и наказания.
Это было правильно.
— Он… — Майкл сглотнул и снова нахмурился. Алекс немного меланхолично следил за игрой редких эмоций на его лице и его мечущимися глазами. — Они очень похожи внешне: Багвелл мог использовать его личность.
Показания засчитаны.
Алекс кивнул, безмолвно поставив точку, и встал, чтобы собрать документы.
Майкл шумно вдохнул, но остановился и ничего не сказал. Диктофон все еще писал. Майкл вдруг потянулся к нему, но Алекс был первым — взял его, не выключая.
— А—
— Сообщи, если будешь готов содействовать в поимке остальных.
Только закрыв дверь в допросную, Алекс наконец выключил диктофон.
***
Единственная константа в жизни Алекса — его работа — не менялась. Ее хаос и оживленность были реакцией на вызовы судьбы. Реакция была успехом. Снижением ущерба, деэскалацией, восстановлением статуса кво…
Алекс жил ради этого постоянства. Противоречиво отдал свою жизнь хаосу ради постоянства.
— Мне нужна любая информация о перемещениях Эрика Стэммела за последние сутки. Скорее всего, Багвелл использует его личность. Проверьте, арендовал ли кто-то машины на его имя, покупал ли билеты на самолет, поезд—
Алекс прошел в сторону своего кабинета с привычным потоком указаний, но остановился, заметив взволнованное выражение на лицах присутствующих.
— Говорите.
— Сэр, — Лэнг встала с места. — Сару Танкреди взяла полиция в окрестностях Чикаго. Она использовала чужие документы.
Как многое могло измениться за жалкие пол часа. Танкреди была связана со Скофилдом, но Алексу было плевать на нее. Теперь — плевать.
— И? — Алекс отвернулся.
— Суд уже назначен на завтрашнее утро, сэр.
— У нас идет одиннадцатый день с начала расследования… — Алекс запнулся. Как многое могло измениться за жалкие одиннадцать дней. Он дошел до доски со снимками восьмерки и сорвал с нее фото Патошика. Чистых осталось три. — Трое из восьми все еще на свободе. Возьмитесь за дело и не думайте о глупой девчонке.
— Нам не стоит ее допросить как можно скорее?
— При условии того, что Скофилд уже у нас, вы раздуваете ее ценность, — Алекс обратился к Айвзу, ткнув в его сторону маркером. — Достань ее после суда для дачи показаний.
— Да, сэр.
Распахнув дверь в свой кабинет, Алекс уставился на стены вокруг своего стола, увешанные фотографиями и распечатками. Он почти успел забыть, как выглядела голая серо-желтая краска под всем этим мусором. Когда он аккуратно, почти не зло, смял и отцепил один из набросков татуировок Скофилда, на пол упали крошки штукатурки. Действие было болезненным — оно показалось очищающим.
— Сфокусируйтесь на полезном. Багвелл и Стэммел. Срочно, — Алекс продолжил говорить, медленно сворачивая и отцепляя бумаги со стен. — Лэнг?
— Да?
— У тебя карт-бланш на использование сайта. Будет нашей приманкой. Жду твоих предложений.
Фелиция почти просияла, что было редкостью на ее обычно довольно суровом лице. Алекс мог убедить себя, что развитие подчиненных всегда было его целью. Что во всем этом хаосе и жестокости мира были моменты для радости, успеха и эмпатии. Что выход был всегда, даже из ловушки — и для этого ему не нужен был—
— Скофилд не будет предлагать свои идеи в рамках сделки?
Алекс замер, оторвав кусок от огромной распечатки с вариантами расшифровки кода. И тут же оторвал еще один.
— Спроси его сама.
***
Работа продолжалась, и ее неровный ритм был привычным. Шум разговоров команды, поиск информации, ненавистные пресс-релизы, звонки, теории, сотрудничество, ответственность, справедливость… Всё это приносило настоящие результаты.
К двум часам дня, стены кабинета были очищены. В четыре часа, на сайте Скофилда появилось сообщение от его имени, пусть и без его содействия. К семи часам, нашлись билеты, купленные на имя Эрика Стэммела — их было несколько, в разные стороны света и с разных вокзалов и аэропортов, будто это помогло бы Багвеллу замести свой реальный след.
Операция была несложной: нужно было только сообщить выбранным аэропортам о возможном появлении преступника, незаметно повысить охрану, привлечь агентов под прикрытием — расставить сети — и ждать. Никакой паники и ажиотажа — только ожидание улова.
В два часа ночи следующих суток, восьмого июня, Багвелла наконец арестовали в аэропорту в Колумбусе. К девяти утра того же дня он уже был в Чикаго.
***
Багвелл не был особенным — он реагировал на арест так же, как обычные люди, потерявшие всё.
— О, это же сам мистер ФБР. Какая честь.
Эта допросная в MCC была небольшой, без надлежащего наблюдения, но она была привычно серо-белой. Багвелл был в таком же сером костюме, сливаясь со стенами, и в комнате выделялись лишь его взгляд и выжженные волосы. Если бы не эти цепкие глаза, Алекс бы не поверил в то, что этот человек уходил от преследования столько раз.
Он уходил от Алекса даже дольше, чем Майкл. Но дело было не в Багвелле — приоритеты Алекса были смещены с самого начала.
Алекс сел за стол напротив него, откинувшись на стул — его руки были пустыми. У него не было четких целей для этого допроса — Багвелл был слишком далек от главной компании, чтобы знать стоящие детали об оставшихся Барроузе или Фернандо, а добиваться от него признаний было слишком рано — и Алекс просто… пришел сюда, потому что должен был.
О публичном задержании такого уровня в аэропорту, конечно, уже узнала пресса, и он откладывал разговоры с ними по мере своих возможностей. Можно было даже предположить, что Алекс предпочел допрос Багвелла разговору с прессой — и это, наверное, что-то говорило о нем.
На самом деле, все было просто: Алекс устал от разговоров, вырывающих его из колеи. Реакция Багвелла, его поведение и агрессия, были привычными, и Алекс умел с этим справляться. Он мог получить от этого разговора именно то разрешение, которого всегда ожидал как результат своей работы. Алексу не нужно было ни уважение Багвелла, ни его мнение. Никто не должен был лезть ему под кожу. Это было в разы лучше любой гребаной терапии.
— Здравствуй, Багвелл. Я просто составлю тебе компанию на тот случай, если ты хочешь о чем-то поговорить.
Багвелл оскалился и дернул рукой в браслете наручника, пристегнутого к стулу.
— Ебаные псины. Только и делаете, что нюхаете друг другу зад и разбегаетесь во все стороны, пока не натыкаетесь на кошку.
Забавно. Алекс не видел ничего оскорбительного в сравнении себя с псом — собаки были преданными и умными животными: они умели служить и находить счастье в своем деле. Все государственные работники, зависящие от решений системы, и вправду были ничем иным, как стаей дрессированных собак. Алекс невольно задумался о том, было ли что-то хуже, чем судьба пса, вынужденного защищать своего хозяина ради того, чтобы хозяин не убил его самого. Возможно, гуманнее было бы родиться кем-то другим.
— И ты в этой метафоре кот, я правильно понимаю? — Алекс слабо усмехнулся. — Думаешь, мы нашли тебя случайно?
— Нет, гораздо проще поверить в то, что вы были у меня на хвосте или решили случайно проследить за бедолагой Эриком Стэммелом, — Багвелл махнул культей и откровенно скривился, скорее всего осознав, что не сможет показать ни одного неприличного жеста.
— О, ты не поверишь. Мы долго шли за тобой.
Одного у преступников было не отнять — они не могли жить спокойно без знания того, кто был виноват в их положении. Перекладывание вины и мстительность была всего лишь способом направить свои эмоции на что-то продуктивное. Найти следующую цель.
— Милая, бедная миссис Флорес. Тупая крыса, — Багвелл рычал сквозь зубы, бегая взглядом по столу и, очевидно, продумывая сценарии мести.
Алекс сложил руки в замок на коленях и помотал головой.
— Нет.
Когда Багвелл вновь посмотрел на Алекса, его взгляд был маниакальным. Трудно было представить, как подобный человек смог очаровать стольких людей. И все же, он был неглуп. Алекс испытывал облегчение при виде его, пристегнутого к стулу — но ничего более. Адреналин или другие яркие эмоции давно покинули его — они пропали еще после того импульса на шоссе у Лас Крусес.
Алекс устал.
— О, мистер ФБР, кто же рассказал тебе о моей Сьюзен? — голос Багвелла был едко-сладким.
— Даже не надейся, — Алекс вздохнул и отвел взгляд к двери, чувствуя холодное опустошение. Из-за истощения он даже не мог сразу прикинуть, что спросить у этого ублюдка. Возможно, ему все же стоило выйти к прессе. Этот персонаж останется здесь, а потом вернется в Фокс Ривер, и все наконец закончится — Алекс сможет вернуться в свой пустой кабинет к такому же пустому сознанию, готовому к новым вызовам.
Он уже должен был приказать, чтобы десятый этаж офиса освободили. Но он не спал больше суток. Его мысли были заняты другим.
— Ну-ну, я люблю поиграть, мистер ФБР, — со стороны Багвелла раздалось причмокивание, и он вдруг начал кидаться словами. — Она сама? Не-ет, она трусиха. Письма? Они должны были быть уничтожены, так что вы бы даже не спросили об этом. Охрана или кто-то из заключенных? Они слишком глупы, чтобы догадаться донести об этом самостоятельно. Кто же, кто же…
Багвелл барабанил пальцами о стул и шумно дышал сквозь зубы. Алекс поморщился от отвращения и поднялся, поправив пиджак. Возможно, компания его мыслей или бессонницы всё же была не хуже, чем этот бесполезный разговор. Ему стоило уйти.
— Забудь, Багвелл. Ты уже не достанешь этого человека.
— Что это ты подорвался, когда я заговорил об этом, а? Какой ты непостоянный, мистер ФБР, — Багвелл снова поймал взгляд Алекса и по-акульи усмехнулся, продолжая быстро говорить и почти не дыша. — О, презрение, прекрасно. Не хочешь, чтобы я четвертовал этого человека даже у себя в голове? Как это мило с твоей стороны, — он облизнул губы и хохотнул. — Но, что интересно, это значит, я точно знаю эту крыску. И по простачкам с улицы псины, вроде вас, так не прутся.
— Конечно, Багвелл, подумай об этом в свободное время. У тебя его будет достаточно перед казнью, — Алекс сцепил зубы и развернулся к двери.
— Кто же, кто же из моих друзей завоевал преданность самого короля псин, — быстрые слова продолжали сыпаться в те несколько секунд, пока Алекс шагал к двери. — Ха! Знаю! Кто еще, если не он, — Багвелл свистнул и громко звякнул наручниками, ударив их о металлическую ножку стула, и это все же заставило Алекса остановиться и кинуть взгляд в его сторону. — Босс, а ты, как и все простые люди, падок на милые глазки, а? Красавчик не промах: завел себе нового покровителя получше, да и как быстро. Скажи, это ты поймал Скофилда, или он сам к тебе пришел с повинной, как Иисус, сука, Христос?
Алекс почувствовал, как его десны заболели от давления зубов. Шея напряглась вслед за челюстью, и по спине пробежала холодная дрожь. Апатия так быстро сменилась гипер-вниманием, что это вогнало Алекса в ступор.
Ему не нужно было отвечать. Он не должен был отвечать. Он все еще стоял у двери.
Кто еще, если не он?
Багвелл запрокинул голову и рассмеялся, махнув культей в сторону Алекса.
— Просвети, как он покрутил хвостиком в этот раз? Тебе тоже нужно было откуда-то сбежать? Хотя, нет, молчи–молчи! — Багвелл двинул челюстью, словно в попытке не рассмеяться снова, и наклонился вперед, почти ложась грудью на стол и продолжая сверлить Алекса взглядом. — А у тебя лицо совсем отчаявшегося человека, мистер ФБР. Как глубоко он залез тебе в голову? Или сразу в штаны, а?
Это было глупо. Почему именно сейчас?
Гнев захлестнул Алекса неожиданной, нежеланной и темной волной. Кулаки сжались сами собой, останавливая дрожь пальцев. Он не мог двинуться с места. Он оказался на глубине слишком быстро и не мог больше дышать.
Майкл умел это делать. Алекс был не первым, кто попал в эту ловушку. Он знал, что—
— Да что ты знаешь.
Алекс не должен был отвечать — ни Багвеллу, ни своим мыслям. Он уже решил, что должен был оставить эти вопросы позади. Он должен был переступить через разочарование. Оставить его в прошлом и подготовится к будущему.
Майкл не был тем, кем Алекс его увидел. Он был слабым и поддавался крайностям своей совести. Он не пытался найти выход из ситуации, где даже Алекс бы его нашел.
Алексу нужно было уметь отпускать. Не рисковать. Не поддаваться на провокации. С каждым разом ему было достаточно все меньше.
Но внутри уже подняло голову что-то страшное. Было поздно: врата ада уже распахнулись. Этот демон знал достаточно.
— О, я знаю достаточно, Алекс, — Багвелл воссиял. — Это я был одним из той проклятой десятки, кто почти два месяца ходил за ним хвостом и не мог прикоснуться к нему даже пальцем. Мы все так хотели сбежать, что считали его богом. Как жаль, что я не успел его оприходовать до того, как Абруцци и еще парочка качков стали опекать его, как единственную сучку в стае, — он цыкнул. — Точно, Джон. Скажи, Алекс, ты его убил, чтобы занять его место в иерархии, или как это работает у собак? Теперь ты полноправно стал его ебарем, вместо Джона? Не знаю, что там Красавчик продал ему за покровительство, но, надеюсь, кроме свободы, товаром была именно эта сладкая—
Спина Багвелла врезалась в спинку стула, пошатнув его и столкнув со стеной, и громкий звон наручников и грохот стали пронзили допросную, когда Алекс схватил Багвелла за шею и толкнул назад. Пальцы до боли от напряжения впились в кожу и жилы. Ладонь на стене едва удержала Алекса от того, чтобы завалиться вперед от резкого рывка. Из груди и через зубы вырвался судорожный выдох — и следующий вдох отдался болью в ребрах.
Лицо Багвелла было отвратительным — он лихорадочно и триумфально улыбался.
Перед глазами Алекса был Майкл, который с улыбкой и приязнью произносил имя Кросса. Имя Абруцци. Имя Алекса.
Нет. Майкл никогда не произносил его имя с улыбкой. Он даже не пытался притвориться. Он даже не пытался. И Алекс все равно… что?
— Заткнись, — Алекс почти не узнал свой голос.
Алекс знал, что был прав.
Майкл мог сделать что угодно. Мог выкинуть свою идеальную жизнь. Мог пожертвовать своим телом — в каким бы то ни было смысле. Мог пожертвовать другими. До тех пор, пока цель была достижима. Мораль была важна для него, но не до такой степени, чтобы жертвовать собой в пустоту. Он умел использовать приспособленческую беспринципность так же хорошо, как умел и сам менять мир своими действиями. Его всегда толкала именно его решимость, и он не поддавался своей совести так просто — иначе застрял бы со своей виной на полпути к цели еще до того, как Алекс поймал его. Он никогда не обрек бы себя на то положение, в котором оказался сейчас.
Алекс видел его план, цель и методы. Майкл был именно тем, кем Алекс его увидел. Никаких иллюзий. Это не была паранойя. Он знал, что был прав.
Майкл в его голове был настоящим — и он поступил бы по-другому. А это значило, что—
— Ха, что за убожество, — Багвелл хрипел, не обращая внимания на сжимающиеся на шее пальцы. Его лицо уже налилось кровью. — Поверил лису. Тупая псина.
У Алекса было достаточно причин, чтобы убить этого ублюдка прямо сейчас. Ему не нужно было много.
Перед его глазами стояли фотографии с мест преступления. Кровь и мучения. Отобранные жизни. Потерянная любовь. Боль близких. Полные страха, сожаления и слез глаза Сьюзен. Дети.
Сжатое в ладони запястье Майкла и его загнанный, виноватый взгляд. Та часть его совести, которая проглядывала даже через абсолютную твердость.
Навсегда потерянный Чикаго, июнь, девяносто первый.
— Давай же, — Багвелл оскалился. Между его зубами сочилась кровь. Алекс даже не был уверен, что говорил именно он. — Он уже не спасет тебя.
Алекс должен был убить его. Демонам не было места в этом мире.
Возможно, Алекс все же был не прав тогда. Убийство Майкла не смогло бы стать его точкой невозврата просто потому, что она уже давно была пройдена. Алекс изменился гораздо раньше — до Майкла, до Шелса — тогда, когда смог оправдать для себя первое убийство. После этого, саморазрушение было всего лишь вопросом времени. Майкл не сделал ничего — он только позволил Алексу осознать опасность в самом себе, но не остановить ее, потому что она уже давно вышла из-под контроля, как он и предполагал.
Он уже достаточно долго двигался по инерции на этом пути, отталкивал людей от себя, просто пытаясь не подвергать их риску от нахождения рядом. Он жил прямо в гуще хаоса, потому что он был способен выстоять в нем ради постоянства остального мира, и был способен в нужный момент закончить все не со смирением, а с решимостью. Как бомба на таймере, он обязательно взорвется в конце, но хотя бы унесет с собой часть ужаса из этого мира.
И, похоже, он дождался: настал момент для обратного отсчета. Он мог закончить все прямо сейчас и получить избавление от вечного и гнетущего предчувствия этого самого конца. Убить Багвелла, убить своих демонов, убить—
Это была его крайность, потому что он никогда не знал баланса.
Но почему Майкл тоже выбрал ее?
Нет. Это было неправильно. Это не могло закончиться вот так.
Вибрация телефона раздалась одновременно с кашлем Багвелла, когда Алекс отпустил его шею и отшатнулся. Не слушая хрипы и неразборчивые слова за спиной, Алекс выходил из допросной и вытаскивал телефон пальцами, которые все еще болели и дрожали. Он почти ничего не видел перед собой.
Это был Майкл?
Это был Хэйли.
— Алекс, слышал о твоем прогрессе. Звоню насчет Барроу—
Алекс ответил ему и прессе то, что ему положено было отвечать.
Обратный отсчет уже шел, но у него еще было время, чтобы прояснить кое-что. Он чувствовал в себе силу для последнего рывка вперед, словно второе дыхание.
Это был последний приток адреналина. За ним была только смерть.
***
Дорога к офису ФБР блестела на солнце после очередного дождя. Было тепло.
Чикаго, утро восьмого июня, среда, две тысячи пятый год. Как многое могло измениться за жалкие четырнадцать лет?
***
— Алекс?.. — голос Майкла был полон осторожного удивления и сомнения, но он, как и всегда, не дрожал. Легко было представить его привычно хмурое и сосредоточенное выражение лица. Его, теперь усталую, непреклонность. Его мысли.
Алекс скованно дернул подбородком в его сторону и сжал руки за своей спиной, остановив себя и не обернувшись к двери. Его ноги тяжело стояли на месте, но он был готов к прыжку.
— Оставьте, — бросил Алекс охранникам, которые привели Майкла в допросную.
Многое происходило одновременно — заключение Багвелла, суд над Танкреди, поиски оставшихся беглецов — но, на самом деле, не существовало ничего, кроме здесь и сейчас, в этой самой комнате. Дверь за Майклом захлопнулась, отрезав последнюю связь с внешним миром.
Последний рубеж. Алекс выдохнул.
— Что дальше?
— Я думал, ты уже прекратил задавать вопросы.
Послышались шуршание шага и звон цепи — Майкл отступил назад и прислонился к двери.
И снова это. Они оба были заперты здесь, но, парадоксально, только Алекс чувствовал себя в клетке. Откуда Майкл брал свою свободу?
— Нет, — Алекс снова выдохнул. — Видимо, нет.
— Чего ты хочешь, Алекс? — Майкл спрашивал равнодушно.
— Ответа. Что будет дальше?
— Ты знаешь.
— Нет, — Алекс соврал. — Скажи мне.
Майкл раздраженно вздохнул.
— Для меня — суд и тюрьма. Для тебя — ничего нового.
Он не врал. Он говорил с усталостью и досадой. Так, словно говорил о факте и словно повторял это в своей голове столько же раз, сколько Алекс — в своей.
— И это твой план? — Алекс усмехнулся и помотал головой. Его взгляд лихорадочно скользил по пустой белой стене допросной.
— Это не план, Алекс. Это просто то, что будет дальше.
— Тогда каков твой план?
— Его нет.
Смех вырвался из груди Алекса — короткий, тихий и слегка судорожный.
— Вранье.
— Ты серьезно думаешь, что у меня всегда он есть?
— Было бы забавно, если бы ты сам этого не осознавал, Майкл, — Алекс почти почувствовал хмурый взгляд на своей спине. — Но это не так. Если ты ставишь цели, то придумываешь и план.
— И какой же, по твоему мнению, у меня план? — почти язвительно.
— Ты уже сказал. Тюрьма — для тебя. Все то же самое — для меня.
— Бред. Какой цели я бы достиг этим?
— Узнаем, — Алекс сжал зубы и поднял голову. — Скажи мне, где Линкольн.
— Нет, — мгновенный ответ.
— Я все равно найду его.
— Попробуй. Без меня.
— Сорок лет в тюрьме.
— Я не боюсь тюрьмы.
Майкл не боялся ничего — и одновременно с этим, наверное, слишком многого. Алекс не имел никакого права или возможности его защищать, и это было больно.
— Конечно, — Алекс скривился и расцепил свои руки, сжав их в кулаки. — Ты хоть представляешь, чем будет остаток твоей жизни в одиночке строгого режима?
— Мне все равно.
Нет. Майклу не могло быть все равно. Такая жизнь убьет его — и он знал это. Он прекрасно это понимал — а Алекс прекрасно понимал его.
Майкл врал. Самому себе или Алексу. Все это было спектаклем. Но ради чего?
— Ха, — Алекс усмехнулся и закрыл лицо ладонью. — Кому ты врешь, Майкл? Думаешь, я настолько глуп?
Цепь наручников Майкла звякнула: он дернулся.
— Думаю, ты не в своем уме, — его слова вдруг стали резкими и острыми. — Что тебе нужно? Какое тебе дело до меня и моего выбора? Ты сам поймал меня, Алекс. Радуйся.
— Да чтоб тебя…
Чувство, которое Алекс испытывал сейчас, было слишком далеко от счастья. Он чувствовал, как тонул в нем снова.
— Что тебе нужно? — Майкл продолжал. — Причины? Концепция верности близким для тебя настолько далека? Почему тебе так сложно это понять?
Причины? Его причин было недостаточно. Почему Майклу было так сложно это понять?
— Убийце! — в ярости, Алекс наконец развернулся, взмахнув рукой прочь от своего лица. — Твоя слепая и бесполезная верность — убийце!
— Ты здесь единственный настоящий убийца, Алекс.
Верно. Точно.
Алекс был убийцей — он разрушал и заканчивал. Жил только в этой крайности.
Но Майкл еще не был загнан в угол — для него в принципе не существовало понятия тупика. Он имел баланс и имел выбор. И поэтому Алекс не мог видеть его конец из-за неправильного выбора. Он не мог допустить, чтобы Майкл оказался на пути из крайностей и саморазрушения, как сам Алекс.
Майкл должен был спасти себя. И если он спасет себя, то сможет и—
Но напротив Алекса, Майкл стоял, словно вечно недвижимый объект. Его выражение лица было бескомпромиссным. Его не трогала никакая сила, кроме его собственной совести и решений. Яркий цвет его комбинезона казался последней краской в этом угасающем и пустом мире.
И неважно, что Алекс наконец нашел в себе немного силы и импульса — он вдруг понял, что из этого противостояния все равно никто не выйдет победителем. Это было бесполезно. Недвижимое и неостановимое.
Чем ближе Алекс подходил, тем больше проигрывал. Майкл его предупреждал.
Встретив взгляд Алекса, Майкл замер. Его выражение лица едва различимо рассыпалось. Мелькнувшая в его глазах жалость было невыносимой.
— Алекс… Линкольн никого не убивал, — он говорил вкрадчиво, залезая прямо под кожу. Именно так, как Алекс и ожидал. — Его подставила президент. Это очевидно даже при поверхностном изучении дела: суд и приговор были поспешными, улики и близких к делу людей уничтожили.
Это было до смешного предсказуемо — то, как Алекс хотел и не мог поверить ему. Невиновность Линкольна оправдывала всё, на что Майкл пошел ради него — ради спасения жизни. В игру снова вступала мораль, которой здесь не было места.
Алекс попросту не мог гнаться за невиновным человеком и обрекать его на неминуемую смерть после того, как Майкл перевернул мир, чтобы его спасти. Майкл знал это. Он хотел именно этого — чтобы Алекс понял и остановился. Но он никак не мог предполагать, что у Алекса будет гораздо больше противоречий, чем только простые этические.
Алекс больше не мог просто-напросто поймать Линкольна, чтобы этим спасти Майкла от заключения. Больше не было единственного верного выхода из этой ситуации. Оставалось только зло — меньшее или большее.
Алекс шагнул в сторону и зарылся пальцами в свои волосы, не в силах смотреть на Майкла. Это было смешно, но вырвавшийся из его груди выдох был слабо похож на смех.
— Я ожидал, что ты поймешь.
Алекс понял. Понял давно. Он и хотел, и не хотел, чтобы это было правдой.
— Нет, — Алекс оттолкнул стул со своего пути, освобождая место, но комната была слишком маленькой, и он не мог уйти далеко. Стены сужались. Он вернулся обратно. — Нет.
— Я знаю, что ты понял. Почему тебе этого недостаточно?
— Это неправильно, — Алекс сжал зубы на секунду, но уже не мог остановиться. — Я не могу. Он или…
— Это не твой выбор, а только мой, Алекс.
— … ты.
То чувство, в котором он тонул — это было отчаяние. Не осталось больше ничего, кроме отчаяния, которое порождало силу и гнев, а затем снова возвращалось к той же точке. Кругами, раз за разом. И так продолжалось до тех пор, пока воля не превращалась в безволие, скорбь и бесконечные похороны надежды.
Алекс не мог пройти через это снова. Он знал, что не сможет. Он с трудом прожил эту жизнь на топливе из отчаяния после стольких смертей, и для новой у него просто не было сил.
— Ты использовал меня. Даже не ради себя.
Лицо Майкла не поменялось, когда Алекс навис над ним, заставив прижаться к двери — он только дернул подбородком в сторону и сжал губы. Алекс опустил ладони на дверь. Он делал это не для устрашения — ему просто нужна была опора. Давление такого рода никогда не работало на Майкла.
— Я достиг своей цели.
Алекс слабо рассмеялся и прислонил голову к своему плечу.
Майкл был прямо здесь — между его рук — между ним и дверью. Алекс не мог достичь его. Майкл всегда был так близко — и так далеко. Физически он был прямо здесь, перед Алексом, но это ничего не значило. Эти дюймы и взгляд Майкла — все равно, что пропасть.
Он был не здесь. Он уже ушел слишком далеко.
— Ты зацикленный. Такой же, — Алекс опустил взгляд к челюсти Майкла и поймал едва заметное движение желваков и кадыка под кожей и короткой щетиной. — Твой брат. Он же будет рад твоей жертве ради него.
Майкл резко втянул носом воздух.
— Он поймет, — Майкл говорил напряженно. — Я сделал все, что мог.
Что это было? Обман или самообман?
Всё одно. Чертово вранье.
— Блять! — Алекс ударил ладонью по толстой, стальной двери, но она не задрожала. Тупая боль дошла до его плеча. Пелена перед его глазами прояснилась от гнева. — Нет! Ты не сделал ничего! Ты не думал!
— Хватит.
— Ты не думал о себе! Если бы ты думал, ты бы выкарабкался. Ты бы уже давно сбежал, ты бы использовал меня или еще кого-то, ты бы нашел выход! Твои смирение и альтруизм ничуть не лучше эгоизма. Они убьют тебя. Думаешь о чужом благе, но не чувствах—
— Чувствах? Чьих? Я должен был думать о твоих чувствах, Алекс?
Цепь наручников громко звякнула. Что-то дернуло Алекса вперед и тут же оттолкнуло — это были руки Майкла на лацканах его пиджака. Алекс перестал дышать — ему было больно.
— Я сказал тебе еще тогда, — пальцы Майкла сжались так сильно, что заскрипела ткань. — Я мог бы заставить тебя. Ты бы согласился на что угодно. Не тогда, но позже — сейчас. Ты бы сделал невозможное. Я не просил тебя об этом.
— Почему нет?
Кулаки Алекса сжимались около головы Майкла. Во взгляде напротив едва ли было что-то, кроме упорства — возможно, только немного беспокойства. Это был ужасный взгляд. Это был взгляд того, кто отвергал. Алекс хотел бы отвернуться, но ему мешали чужие руки на груди.
— С меня хватит чужих жертв. Я сделал достаточно, — Майкл сжал губы на секунду. — А ты еще можешь спасти достаточно жизней.
Какого черта?
— Нет, — Алекс почти рассмеялся, но, вместо этого, почувствовал, как его лицо исказилось. Только не это. — Опять оно. Гребаное благополучие. Хочешь сделать меня своим искуплением? Я же сказал—
— Прекрати—
Кулак Алекса снова врезался в дверь — Майкл даже не дрогнул.
— Я же сказал. Не смей использовать меня ради—
Майкл вдруг толкнул его, и они оба отступили от двери.
— Чего ты от меня ждешь? Я все сказал, — Майкл шипел, и его глаза сузились. — Я не буду никого предавать, не стану спасать себя, не буду тянуть тебя на дно…
Как же глупо. Почему нет?
— …поощрять твою одержимость, — Майкл коротко усмехнулся в сторону и снова поймал взгляд Алекса. — Для тебя это всё, похоже, одно и то же. И чем ты лучше меня с этой извращенной жертвенностью? Думаешь, еще одного преступления достаточно, чтобы исправить прошлые? Или достаточно меня?
Да. Почему нет?
Пальцы Майкла все еще крепко держали пиджак Алекса, и костяшки больно впивались в грудь. Руки Алекса безвольно висели, его рот был открыт, но он не смог сказать ни слова.
— Тебе нужно, чтобы я признал, да? — Майкл говорил едва слышно, но ничто в его голосе и взгляде не говорило о том, что он колебался. — Хорошо, Алекс. Я проиграл. Ты остаешься. Мне нужно, чтобы ты остался.
Алекс мечтал об этих словах и о завершении погони за ними. Но ничего не изменилось — мир не изменился. Он сам не изменился. Его рук все еще не было достаточно для спасения. И он все еще не мог сказать ни слова.
Цепь вновь звякнула — и хватка Майкла резко пропала. Алекс подался вперед, чтобы поймать его ладони, но не успел. Майкл отступил.
Нет, нет. Это все еще было неправильно.
Алекс шагнул вперед.
— Алекс, — голос Майкла был предупреждающим, и его руки и острые браслеты наручников толкнулись в живот Алекса. — Нет.
Глаза Майкла были очень красивыми, а его плечи под слоем мягкого комбинезона — теплыми и твердыми. Алекс смутно осознал, что, на самом деле, впервые прикоснулся к нему. Он же когда-то спрашивал себя о том, был ли Майкл живым и теплым, правильно?
Майкл был реален. Был обычным человеком. Его плоть и кровь еще были здесь, как и его выбор. Он все еще мог выбирать. Они все еще могли выбирать.
Жертвенность ради избегания своих ошибок была слишком простым и эгоистичным выбором. Почему Майкл говорил это об Алексе, но не признавал сам для себя? Кому он врал?
— Ты… — Алекс не мог даже представить, как и что он должен был еще сказать.
— Оставь меня. Если у тебя хватило духу прийти сюда — хватит и уйти. Уходи.
Почему только Майкл всегда знал, что сказать?
— Отпусти.
Алекс сжал пальцы на его плечах. Но этого было недостаточно. Возможно, одного Алекса и его методов правда было недостаточно, чтобы его спасти. Нужно было нечто большее.
Алекс должен был понять, что.
Но обратный отсчет вдруг закончился — слишком резко. Громкий, шокирующий звуковой сигнал открывающейся двери стал последней точкой.
Это был конец. Майкл с силой оттолкнул его, и Алекс отступил, отпустив. Между ними снова пролегла пропасть.
— Сэр! — Лэнг толкнула дверь и вбежала в комнату в невероятном ажиотаже, и ее присутствие разорвало что-то, повисшее в воздухе. — Ваш телефон… Сэр, Барроуза только что оправдали на суде над Танкреди.
— Что?.. — выдохнул Майкл.
— Внезапный свидетель прямиком из охраны президента притащил живого Стэдмана, или что-то в этом духе. Там разверзся ад, сэр, вы нам нужны, — Лэнг сделала нервный жест в сторону дверного проема.
Барроуз…
Смысл слов дошел до Алекса с опозданием. Он вклинился в хаос сознания и разметал едва успевшие оформиться мотивы и необдуманные решения. Столько мыслей — и ни одна из них не была завершена. У Алекса не было возможности даже остановиться и осознать свои эмоции перед нуждой в новом ответе.
Эта белая комната была пространством без входа и выхода какое-то время. Оно было постоянным и настоящим. Но Лэнг ворвалась в него, вместо будущего.
Будущее. Разве Алекс думал о будущем? Он был слишком зациклен на себе, чтобы замечать что-то еще. Для него всегда были только я, тогда и здесь и сейчас..
Но Майкл всегда думал о будущем. Для него, встреча с Алексом была не точкой принятия решения или финалом, а всего лишь этапом. Он был спокоен, потому что ждал следующего.
Алекс неверяще выдохнул. О чем он думал все это время, если все было так очевидно?
Майкл вовсе не врал себе — он врал Алексу, потому что не мог поступить иначе в этой ситуации. Но он сделал достаточно, чтобы Алекс наконец понял смысл его действий. И это стало неожиданным облегчением: Алекс не ошибся. Он был прав.
— Сэр, прошу, — с нажимом повторила Лэнг.
Алекс поймал ее взгляд и шагнул вперед.
— Все уже в курсе?
— Да, полный хаос.
— Хэйли?
— Ждет вас на проводе.
— Харпер?
— Будет вести пресс-конференцию через час после завершения суда. Возможно, оправдают еще кого-то.
— Кого?
— Линкольна Младшего — полностью. Приговор Танкреди также был смягчен. И со Скофилда собираются частично снять обвинения. Скорее всего, по статьям, связанным с помощью в побеге конкретно Барроуза.
— Сообщите его адвокату.
— Уже в пути.
Алекс перешагнул порог и в последний раз взглянул в сторону Майкла, но не успел поймать его эмоцию перед тем, как Лэнг закрыла дверь.
Алекс так отчаянно пытался увести Майкла от крайности саморазрушения, потому что думал, что это было неправильно. Думал, Майкл еще был способен спасти себя, и лишь занимался самообманом и загонял себя в тупик из-за чувства вины. Но это оказалось совсем не так. Алекс чуть не ошибся, потому что судил по себе.
Разве он сам не занимался именно этим самообманом половину своей жизни? Почему, вместо Майкла, он не мог попробовать увести от края самого себя?
***
Друг за другом, судебные заседания прогремели в середине июня — в хаосе изменений, всем причастным хотелось как можно скорее замять дело восьмерки — и Алекс, к собственному недовольству, присутствовал на каждом. В его жизни давно не было так много юридической мишуры, и поэтому, к концу этого потока он был измотан даже просто от вида этого проклятого зала суда.
Последнее слушание проходило двадцатого июня, и на нем собралось слишком много знакомых лиц. Алекс слушал Харпер и игнорировал остальных — подсудимого, Кросса, Барроуза с сыном. Здесь, разве что, не было только доктора Танкреди: ее условный приговор подразумевал ограничение контактов с этой семьей. Кто знает — возможно, ей пойдет это на пользу.
Алекс не собирался сидеть до конца. Он с трудом выслушал все чистосердечные признания обвиняемого и все аргументы адвоката, а затем дал свои кратчайшие показания и ушел. Его ждали короткий отпуск и перелет в Дюранго.
Об окончательном приговоре Майкла — десять лет с возможностью условно-досрочного — Алекс узнал вечером того же дня из сообщения Лэнг. Он не смотрел на экран телефона долго, потому что ему навстречу уже бежал его сын, и это должен был быть только его праздник. Кэмерон закончил подготовительные занятия и скоро должен был пойти в первый класс. Целая новая жизнь была впереди: новый город, новая школа, и даже новый отец.
Здесь не было места чему-то еще — здесь было только будущее. И Алекс справится с ним, даже когда вернется обратно, потому что он понял достаточно.
Notes:
Иски об эмоциональном ущербе не принимаю, это еще далеко не конец! Хотя, если вам нравится стекло, на этом моменте история отдельно Алекса очень даже цельно смотрится, и первая часть Лимба закончена.
Если вы не поняли, что там Алекс понял о Майкле, то это нормально... Суть раскроется дальше.
Сегодня у нас поет Lana Del Rey — "Salvatore"
Я слушала эту песню, пока писала всю главу, и она прекрасна даже без понимания текста. Но здесь все-таки есть то, что меня цепляет. “Salvatore” — это имя, которое переводится, как “спаситель”, и также в тексте упоминается “cacciatore” (охотник). Это песня про мужчину, в котором героиня видит и своего спасителя, и убийцу.
> Dying by the hand of a foreign man happily // Счастливо умирая от руки иностранца
> Calling out my name in the summer rain // Крича мое имя среди летнего дождя
> “Ciao, amore!” // “Прощай (привет), любимый!”
> Salvatore can wait // Спаситель может подождать
> Now it's time to eat // Сейчас настало время есть (п/п: время убийцы, а не спасителя)
> Soft ice cream (Soft, I scream). // Мягкое мороженое (п/п: игра слов, “Я тихо кричу”).
Chapter Text
— Давайте начнем с простого. Как проходят ваши дни?
— Как у всех. По расписанию.
— А ночи?
— Сплю.
— Без проблем?
— Да.
— О чем вы думаете, когда ложитесь спать?
— О том, что хочу спать.
— Ваше желание исполняется?
— Да.
— О чем вы думаете днем?
— О следующем дне.
— Вы ждете чего-то?
— Все мы чего-то ждем.
— Мне интересны именно ваши ожидания. Когда вы думаете о следующем дне, это образы или предвкушение?
— Это функции.
— Вы считаете себя механизмом?
— В какой-то степени — да. Сейчас у меня даже есть дневной цикл. Включиться, проследовать расписанию, пройти самообслуживание, выключиться. Просто и ясно.
— Вы находите покой в такого рода простой рутине?
— Я нахожу в этом стабильность и системность.
— И они приносят вам покой?
— Я хорошо работаю в системах. Особенно если понимаю, как они устроены.
— Вы воспринимаете и наше с вами общение как систему?
— Конечно.
— Как бы вы ее охарактеризовали?
— Мы с вами ее взаимодействующие элементы, и у нас есть правила. Но самое интересное здесь — это цель, а также наблюдатель.
— Кто же, по вашему, наблюдатель нашей системы?
— Следующая выше по иерархии система. От нее же поставлена и цель.
— Значит, вы учитываете правила более общей системы, и поэтому ограничиваете себя в нашей. Вы думаете, что моя цель состоит в оценке вашего уровня соответствия правилам, а не помощи вам.
— Я не думаю, что здесь имеет смысл противопоставление. Вы назвали две цели, но на самом деле это одна, и она просто очень противоречивая.
— В чем именно заключается противоречие в вашем понимании?
— Я лишь обращаю внимание на то, что в данном случае вы ориентируетесь не мои нужды, а на нужды системы. Противоречие заключается в вашей работе в принципе.
— Я поняла: это проблема доверия и контроля. Вы думаете, я буду принуждать вас меняться. Но отсюда у меня возникает закономерный вопрос — вы боитесь, что я увижу в вас что-то, что потребует изменения ради общих правил?
— Это был очень ленивый вопрос для выяснения моих гипотетических проблем.
— Что ж, вы не пускаете меня прямыми путями, мистер Скофилд. Но позвольте мне уточнить, что это тоже ваше право — отвечать или не отвечать. Если вы хотите, мы можем промолчать остаток времени. Мы продолжаем разговор только на ваших условиях.
— Отсутствие ответа — это тоже выбор, который можно оценить.
***
Майкл вышел во двор вторым после Ди в этот день. Не то чтобы он часто спешил на прогулку, как этот взбалмошный тип, но в этот раз спешка была оправдана: с этого дня их блок выводили на улицу на час позже обычного — а любая смена обычной рутины была возможностью переключиться. Немного другое время, немного другая охрана, немного другие события вокруг — немного другая рутина.
Майкл привычно оглядел двор, засунул моментально замерзшие ладони в карманы куртки и прошел в свой угол. Девятнадцать быстрых шагов — и он был рядом со вторым столбиком забора слева, потрепанной маленькой скамейкой в абсолютно пустом углу и никому ненужным, но идеальным видом на внутреннюю территорию тюрьмы за забором. Отсюда были видны парочка дворов других блоков, основные ворота и подъездная дорожка к главному входу. За эту ночь навалил сырой снег, и Майклу пришлось смахнуть его со скамейки, но даже после этого мокрый бетон показался не особенно привлекательным для сидения, поэтому он просто вздохнул и встал рядом с ней, как со старым другом. Лучше места во дворе для него все равно не было.
Майкл успел увидеть через забор спины заключенных другого блока, которых уже уводили из соседнего двора через отдельный коридор. Похоже, прогулки его секции все еще не пересекались с другими. На широкой внутренней территории тюрьмы, поделенной на дворики металлической сеткой, не было больше никого, кроме нескольких охранников и девяти соседей Майкла в клетке десять на двадцать ярдов. Здесь было все так же пусто, как и раньше, только теперь — на час позже.
Майкл вздрогнул от холода, выдохнул маленькое белое облачко и взглянул на часы — у него было еще пятьдесят восемь минут во дворе. Слишком много времени для слишком ограниченного количества дел. Скамейка была мокрой, и он не мог присесть на нее. Ходить по скользкому от снега и наледи бетону тоже не было привлекательной перспективой. Ему вновь осталось только наблюдать.
Со стороны послышалось шевеление, и Майкл бросил взгляд на бодрую четверку — Ди, Нгубо, Рамоса и Миллза, которые уже активно очищали небольшую площадку для баскетбола от снега и громко ругались между собой. Ди, со своими рефлексами и внимательностью кролика, быстро заметил взгляд Майкла и уже почти побежал к нему, чтобы предложить сыграть, но Майкл помотал головой, и тот быстро потерял интерес. Остальные распределились по двору в привычном порядке: Скотт и Даллас отложили книги и расставляли шахматы на своем металлическом столике, Хэннак сплетничал с охраной, Коулз и Блик подозрительно посматривали друг на друга с разных концов двора.
Цветом этого дня, пятого декабря, был выбран красно-рыжий. Главное здание ожидаемо выигрывало в этом соревновании своим ярким кирпичом среди серой и сырой зимы; на металлической сетке в мелкий ромбик кое-где виднелась ржавчина; Скотт достал из кармана застиранный оранжевый платок и шумно высморкался; на плечах охранников выделялись красные полоски флага США; тусклый баскетбольный мяч скакал по площадке; скоро четверо играющих должны были покраснеть от активности и холода достаточно для того, чтобы посоревноваться в цвете лица с главным зданием тюрьмы.
Блик пошел на третий круг по их двору — прошло примерно одиннадцать минут. Майкл шмыгнул и сверился с часами. На внутренней территории за забором ничего не происходило в этот час тоже: никаких очевидных смен караула, никаких оповещений в громкоговоритель, никаких визитеров. Только ветер гулял по пустынной, припорошенной снегом земле.
Ди поскользнулся на наледи, упал на бетон и заорал. Майкл фыркнул, заметив кровь, хлынувшую у него из носа, и мысленно отметил ее в списке цвета этого дня. Ожидаемо, Миллз быстро достал из кармана вату и попытался заткнуть Ди нос, но это оказалось слишком сложно из-за истерики последнего, и поэтому Ди просто послали далеко и надолго и вытолкали с площадки. С руками, полными ваты, и зажимая нос, он поплелся прочь — налево от входа, в угол рядом со вторым столбиком забора.
— Я, мля, умью ево, — прогнусавил Ди еле различимо и упал на сырую скамейку.
— Кого? Бетон? Лучше молчи.
— Майкх, это не спешно. Вамоф меня фнова толкнум. Он хофет меня умить.
— Немного насилия — норма для стритбола.
Ди наконец шумно шмыгнул и восстановил свою привычную, но оттого не менее раздражающую и излишнюю артикуляцию.
— Но не зимой же. Была бы тут моя пушка…
Ди изобразил стрельбу из пальцев-пистолетов в сторону Рамоса, не забыв про звуковое сопровождение. Майкл вздохнул.
— У тебя никогда не было настоящей пушки, Ди, только электрошок.
— Была у меня пушка! Целый служебный револьвер — пару недель. Думаешь я был парковщиком, что-ли?
— Я бы не доверил тебе что-то сложнее, чем парковка. Твое присутствие здесь подтверждает мое мнение.
Со стороны игроков послышалось улюлюканье.
— Вот именно, Тимми, занимайся лучше парковкой своей задницы в углу вместе с Лисенком*, — Рамос рассмеялся, ударил мячом по площадке и метко кинул трехочковый.
— Я, блять, убью его. Ебаный нарколыга, — Ди ворчал, запихивая вату в нос.
Недалеко от забора приземлилась парочка голубей, и Майкл кинул им крошки из кармана через металлическую сетку. Голуби оказались не в восторге от подачки и просто улетели.
— Серьезно, какого черта он вообще попал в нашу секцию? — Ди продолжал все те же жалобы, что и всю последнюю неделю с приезда новичка Рамоса. — Он же просто торгаш. Просто гребаный торгаш. Ни капли раскаяния.
— Но с каплей сотрудничества.
— Лучше бы освободил место для людей, которые реально оставили след, понимаешь? Кому он, блять, будет нужен в общей секции? Кто его вообще знает?
— А кто знает тебя?
— О, меня? Меня знают все. Я, блять, звезда. Сто процентов.
Майкл помотал головой, провожая взглядом парочку голубей, которые на этот раз выбрали в качестве насеста перила на сторожевой вышке. Охранник, стоявший там с винтовкой, махнул рукой, чтобы прогнать их. Голуби снова взлетели — и теперь окончательно пропали за крышей красного корпуса. Майкл вздохнул.
— То, что твое лицо мелькало в сводке криминальных новостей на ТВ, еще не означает, что ты успел где-то наследить, Ди.
— О, точно… кому я это говорю.
Ди с досадой провел рукой по ежику светлых волос, стряхивая снова начавший падать снег, и натянул шапку. Вата в его носу была красной, как и вся нижняя половина его лица. Майкл поморщился — он никогда не был достаточно толстокожим, чтобы переносить вид крови и травмы так легко, как это делал едва вылезший из полицейской академии Ди.
Блик снова прошел мимо. Он сделал уже три круга — прошло пятнадцать минут.
— Сегодня тоже нет? — Ди встал со скамейки и принялся вытаскивать вату из носа. Майкл отвернулся к забору, рассматривая падающие крупные хлопья снега во внутреннем дворе.
— Чего нет?
— Да не знаю я, — Ди отвратительно шмыгнул. — Хоть чего-нибудь.
Майкл помотал головой.
— А когда будет?
Майкл пожал плечами.
— Иди обратно.
— Ага, разъебу Рамоса.
Майкл фыркнул и кивнул. Ди с прищуром посмотрел на него, бросил вату на землю и побежал обратно к площадке. Трое игроков приняли его с привычной руганью.
Майкл не знал точный возраст Ди — ему точно должно было быть больше двадцати, если он уже успел поработать в полиции, но иногда казалось, что своим поведением он с трудом набирал даже двенадцать. Это его ребячество в купе с тем, что ему осталось сидеть всего пару лет, оставляло впечатление, что конкретно у него, в отличие от остальных заключенных, была еще вся жизнь впереди.
Блик прошел всего четыре круга — оставалось еще сорок минут прогулки. Майкл лениво подумал о том, чтобы последить за разворачивающейся неподалеку шахматной партией, но быстро откинул эту мысль. Скотт поймал его взгляд, медленно моргнул и кивнул, как уставший старый кот, а затем сделал ход королевой. Майкл расценил это как приглашение сыграть в следующий раз — но сейчас он вновь отвернулся к забору.
Во внутреннем дворе падал сырой снег и не было ничего нового.
***
— Возможно, что-нибудь новое в вашей рутине?
— Ничего, что я бы не предсказал.
— Полагаю, вы умеете быть готовым и к лучшему, и к худшему.
— Точно.
— И все же, у всех в жизни бывает что-то, чего мы не в состоянии предсказать. Что-то может таким образом разрушить вашу стабильность?
— Мне не нравится, когда на завтрак неожиданно подают кексы с черникой.
— То есть, вашу стабильность все же трогают резкие неудобства и эмоции?
— Нет, мою стабильность трогают кексы с черникой.
— Что ж, многим не нравятся ягоды в выпечке. Небольшое неудобство в идеальной ситуации.
— Нет, мне нравится черника. Мне не нравятся кексы.
— Дело вкуса. И как вы поступаете, если завтрак оказывается таким?
— Я просто не ем его.
— Предпочтете голод небольшому дискомфорту?
— Я могу потерпеть до обеда.
— Многие пытаются найти выход, чтобы хотя бы частично удовлетворить голод. Если вам на самом деле нравится черника, но вы отказываетесь от нее из принципа, у вас довольно категоричные взгляды.
— Вы на самом деле пытаетесь судить о моей модели принятия решений на основе кейса с кексом и черникой?
— Я не сужу, мистер Скофилд. Я все еще пытаюсь вас понять.
— И как вы можете понять этот мой выбор? Кто я: идеалист, максималист, альтруист, гедонист, нонкомформист, перфекционист, прагматик..?
— Я думаю, для разбора кейса контекста слишком мало. Для полного понимания мне нужно точно понимать вашу мотивацию отказа от кекса, возможные альтернативы, и то, что с ним произойдет дальше.
***
Майклу недавно исполнилось тридцать один. Восьмое октября, день его рождения, был субботой, и Линк и Элджей приехали поздравить его и подарили ему, из всего возможного, серию детективных книг. На самом деле, Майкл никогда не был в восторге от посредственных детективных историй — но Линку как раз это показалось очень смешным. Он попросил Майкла оставить на полях свои комментарии, чтобы, как он сказал, прочитать их потом с Элджеем и посмеяться. Несмотря на то, что книги были не совсем подходящими для продуктивного чтения, Майкл, конечно, ценил этот их жест — чего стоил даже простой факт их личного визита. Тюрьма Понтиак* была не так близко к Чикаго, как Фокс Ривер — около трех часов в одну сторону только ради визита. Майкл обычно отговаривал их от траты времени.
За два месяца Майкл продвинулся только ко второму из пяти томов серии. Читать эти книги в мягких аляповатых обложках оказалось все же… сложно — раздражающе, разочаровывающе и бесполезно. Но Майкл читал и комментировал их: это стало одним из тех занятий, которые позволяли ему хоть как-то выразить собственную фрустрацию и иногда абсолютно невыносимую скуку. Он не считал себя специалистом по художественной литературе (для предоставления конструктивной критики) или особенно хорошим шутником, но место на полях, тем не менее, удивительно быстро кончалось.
«Инспектор Блейк был известен тем, что в любой непонятной ситуации сначала действовал, а потом уже задавал вопросы.»
«Стратегия Линкольна в школьные годы. Работала через раз.»
«Кровь на полу была ярко-красной. Пугающе красной.»
«Спасибо за уточнение. Я тоже боюсь некоторых цветов. Например, фиолетового.»
«Блейк чувствовал: преступник был рядом. Его нутро никогда не ошибалось.»
«Ничто так не заменит улики, как приступ изжоги.»
«Она была загадкой — у нее было прошлое. Но у нее обязательно будет и будущее. Блейк должен был в этом убедиться.»
«И должен был получить премию за доказательство линейности времени.»
Услышав сигнал к отбою, Майкл с чувством хорошо выполненной работы отложил ручку и закрыл книгу аккуратно, чтобы не помять многочисленные стикеры, торчащие между страницами. Свет в камере начал медленно гаснуть, и Майкл вновь использовал темноту, чтобы оправдать недостатком возможности свое нежелание прикасаться к стопке чистых листов и конвертов, лежащих в нижнем ящике его стола.
Когда электрические лампы окончательно погасли, на пол камеры, койку и стол лег слабый свет луны, прерывающийся тонкими линиями от решеток в окне под потолком. В этот день солнце зашло необычно поздно, и небо было светлым из-за полной луны, отчего тени еще ненадолго остались почти фиолетовыми.
— Скофилд, ради Христа, хватит подозрительно пялиться на окно, а то я уже скоро доложу начальству, что ты что-то затеваешь.
Майкл кивнул и опустил взгляд на холодную койку. Билли кашлянул в кулак, каким-то своим образом так выразив свой авторитет, и прошел мимо камеры, параноидально ворча.
***
— Давайте поговорим о вашей жизни до тюрьмы. Вы построили отличную карьеру, пользовались уважением коллег, занимались благотворительностью... Как вы себя ощущали тогда?
— Я гордился собой.
— Гордость — сильное чувство. Вы были счастливы?
— Я был доволен. Мне нравилась моя жизнь, и я долго к ней стремился.
— Думаете, ваши близкие тоже гордились вами?
— Я… да.
— О ком вы подумали сейчас?
— О тех людях, которых я считал близкими тогда.
— Я так понимаю, вы пересмотрели свои взгляды с тех пор.
— Да.
— Это изменение в лучшую или в худшую сторону?
— Для кого?
— Для вас, мистер Скофилд. Ваше представление о близких людях изменилось. Как?
— Просто… изменилось. Слишком многое изменилось. Сами люди, их взгляды, приоритеты. Некоторых из них просто… больше нет.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже.
— Вы испытываете сейчас что-то, кроме скорби? Вину?
— … Нет.
— Мир изменился для вас, и ваши узы с близкими людьми тоже. Было ли среди этого хаоса что-то хорошее? Кто-то?
— Возможно. Да.
— Появился новый близкий вам человек?
— Да.
— Этот человек — вы уважаете его мнение?
— Да. Конечно.
— Вернемся к началу. Оставить ту жизнь было вашим осознанным решением. Если бы вы оказались в той же точке снова, вы бы сделали то же самое еще раз?
— Да.
— А этот новый человек — кого бы он уважал больше? Вас сейчас или вас тогда? Он уважает ваши решения сейчас?
— Я не… Разве важнее не мое собственное мнение о моих решениях?
— Конечно. Скажите, а вы, мистер Скофилд — вы гордитесь собой сейчас?
***
— Столько времени прошло, Майк. Серьезно. И ты все еще не написал ни слова?
Голос Линка в трубке был разочарованным. Майкл отвел взгляд в сторону от громоздкого телефона и к трещинам в мокром бетоне. В тени стены рядом с аппаратом лежали сырые кучи снега, не успевшие растаять, несмотря на необычно теплый декабрьский день. Майкл подумал о том, как долго они будут таять здесь, в этом углу, куда редко доставал свет солнца.
— Я… все еще думаю, что сказать.
— Черт, да что угодно. Давно пора. Тебе продиктовать что-нибудь красивое? Может, стихи?
— О, боже, нет, — Майкл криво улыбнулся. — Не думаю, что ты знаешь хоть что-то, кроме школьной программы. И то — только из-за Элджея.
— Имеешь что-то против Эдгара Аллана По? Это было давно, это было давно, в королевстве приморской земли… — Линк коротко и хрипло рассмеялся.
— Да, это именно то, чего мне не хватало. Кстати, как там Элджей?
— Он — лучше. А ты — не переводи тему.
Майкл сжал губы и помотал головой.
— Да-да.
— Соберись уже и прекрати сидеть без дела.
— Чтобы ты знал, я здесь очень занят, — Майкл проводил взглядом потрепанный баскетбольный мяч, скачущий по освещенной ярким солнцем площадке. Блик прошел уже девятый круг. — И я уже использую все свои творческие способности в рецензии на “Дьяволов ночи” для вас с Элджеем.
— Ты занят только тем, что жалуешься и постоянно переводишь тему. Но в этот раз, так и быть — твоя взяла. Мой ланч заканчивается.
— Пока, Линк.
— Пока, Майк.
Майкл со вздохом положил трубку и тут же встретился взглядом с недовольным Коулзом, подбежавшим к своей очереди у телефона. Он нервно топтал мокрый бетон и параноидально поглядывал на Блика.
— Шевелись. Не один ты тут занят, Лисёныш.
Майкл пожал плечами и зашагал прочь. Солнечный свет, показавшийся после преодоления границы тени, ослепил его и заставил поморщиться. Погода была прекрасная, и на небе не было ни облачка. В общих чертах, это был хороший день. Его цветом был выбран белый — но за прошедшие сорок пять минут Майкл так и не нашел ничего белого во дворе. Все вокруг было скорее серым. Даже снег растаял и лишил Майкла простого ответа.
Все было как обычно. Серый бетон, серый снег, серые заключенные. За металлическими решетками во внутреннем дворе не было ничего нового.
Путь до привычного угла был коротким, но Майкл его не преодолел. Сидевший за единственным металлическим столиком во дворе Скотт поймал его случайный взгляд и дернул подбородком. Рядом не было Далласа, его обычного партнера по шахматам, и Майкл слабо усмехнулся, легко поняв намек.
— За мной должок? — спросил он, шагнув к столу.
— Не то слово, садись, — Скотт сделал приглашающий жест к стулу напротив. Его темная кожа почти светилась на солнце, и Майкл вдруг заметил его короткие и белоснежные от седины волосы под неровно натянутой шапкой. Это принесло неожиданное облегчение — игра этого дня не прошла зря. Майкл сел за стол с сердцем легче, чем секундой ранее.
— Как дела у твоего брата? — Скотт щурился от легкой улыбки и яркого и теплого солнца; морщины у его глаз собирались в четкий рельеф. Его пальцы мелькали над доской и расставляли фигуры в порядке их прошлой прерванной партии.
Конечно, Скотт догадался, с кем Майкл разговаривал по телефону. Не то чтобы Майкл часто делился деталями своей личной жизни с другими заключенными, но было в Скотте что-то располагающее — и Майкл пока не понимал, что именно. И поэтому был осторожен.
— Все отлично, — Майкл положил руки на нагретый стол и лениво подумал о следующем ходе.
— Всегда было интересно, как знаменитости справляются с тяготами излишней известности, — Скотт закончил расставлять фигуры и тут же без раздумий сделал ход своим белым слоном. — Вы же, можно сказать, на какое-то время были известнее, чем какой-нибудь… какие певцы сейчас популярны, Майкл?
— Понятия не имею. Я застрял где-то на Depeche Mode, — Майкл сходил пешкой, и неспешная игра продолжилась.
— Их знаю даже я, — Скотт тихо хмыкнул. — Но ведь они не американцы?
— Британцы.
— Значит, сравнение все же не совсем уместное.
Майкл позабавленно помотал головой.
— И глупое.
— И что не так? — Скотт потер свой подбородок, покрытый такой же седой щетиной, как и голова.
Майкл сделал еще один ход. Он пока не мог разобрать, был ли этот образ любопытного и глуповатого старика настоящим или наигранным. Таких людей, как Скотт, было сложно читать: у него было во много раз больше времени на проработку своей легенды. Но это было не особенно важно, потому что Майкл никогда не говорил с ним о чем-либо по-настоящему ценном. Они просто играли в шахматы и обсуждали погоду.
— Какой смысл в сравнении нескольких уголовников, которых боялась целая страна, и, напротив, всеми любимых музыкантов?
— Я говорил не про отношение людей, а про известность, Майкл, — Скотт помотал головой с легкой улыбкой и сделал ход конем. — А вообще, здесь поспорю с тобой. Насчет мнения нации. После того скандала я, на самом деле, сильно удивлен, что ты все еще здесь.
Майкл нахмурился, рассматривая фигуры на доске. От противника назревал шах конем, но Майкл сомневался, что стратегия Скотта была настолько прямолинейной. Майкл выдохнул и шагнул ферзем, отрезав потенциальный шах и продолжая свою задуманную с самого начала стратегию.
— Мой срок снизили с сорока лет до десяти. Условно я выйду еще раньше. Как по мне, очень даже неплохо.
— А твоему брату обменяли казнь на полную свободу, — Скотт улыбнулся и взял слоном пешку Майкла. — Шах.
— Он пострадал от этой истории гораздо больше, чем я. И я сделал все не идеально, — Майкл сжал губы и взял своим слоном слона Скотта.
— Интересно. А ты перфекционист, Майкл? — Скотт взял ладью Майкла конем.
— Оставь эти глупые вопросы моему мозгоправу, Скотт, — Майкл взял коня Скотта королем.
— Мозгоправу, а не адвокату? — Скотт посмотрел на Майкла и тихо и добродушно рассмеялся. — На его месте я бы придумал просто умопомрачительную стратегию защиты. Герой, спасший брата, разоблачивший власть… Настоящее шоу. Присяжные были бы в восторге.
Майкл встретил его взгляд без лишних эмоций.
— Это не я разоблачил власть. И мой адвокат чуть более сдержанный, но не менее профессиональный.
Скотт знающе улыбнулся на это, но ничего не ответил и сделал следующий ход.
Спокойный день и спокойная партия продолжились какое-то время без стремительных покушений на королей. Майкл следил за фигурами чуть более напряженно, чем обычно, и через пару минут его все же настигла мигрень. Мат он поставил в последний момент, щурясь от бликующего на белых фигурах яркого солнца, и, едва Скотт успел поспешно собрать фигуры, прозвучал звуковой сигнал к концу прогулки.
— Скучно играть со мной? — Скотт бросил на Майкла хитрый взгляд и поднялся из-за стола. — Ты не выглядишь довольным. Меня это немного оскорбляет.
Майкл помотал головой на это и проследовал за ним к медленно строящейся короткой шеренге из заключенных.
— Совс—
— Тишина! Заходим!
Майкл сжал губы и подождал окончания ритуалов охраны по пересчету заключенных и открытию всех дверей. Через минуту группа послушно двинулась в сторону здания.
— Совсем нет, — тихо ответил он в спину Скотта, шагая по узкому проходу между металлическими решетками.
Скотт многозначительно хмыкнул, но ничего не сказал. Шахматные фигуры в деревянной коробке слегка гремели при каждом его шаге. Группа уже успела зайти в корпус и пройти половину коридора перед тем, как Скотт все же ответил:
— Тебе стоит занять себя чем-то.
Заключенные остановились перед железной дверью блока, и Скотт бросил через плечо красноречивый взгляд на задумчивого Блика, который плелся последним — сразу за Майклом. Майкл посмотрел в сторону. Ему не нужна была чужая забота.
— Я знаю.
Скотт отвернулся, и двери в блок открылись с громким звуковым сигналом. После очередного пересчета все тех же самых десяти человек, охрана открыла камеры, и заключенные разошлись по своим углам. Дверь-решетка медленно, с лязгом и будто бы с сопротивлением, заехала по своим рельсам за спиной Майкла — что-то в ней определенно требовало машинной смазки. Запоздало раздался щелчок замка, и повисла условная тишина, прерываемая шуршанием заключенных в соседних камерах, шумом воды, ворчанием, отдаленными разговорами охраны…
Взгляд Майкла упал на почти пустой лист бумаги и карандаш на столе, но мигрень не позволила ему сесть за стол, поэтому он с облегчением упал на койку и закрыл глаза.
***
— Вы не хотите спросить меня о сожалении?
— Почему вы спрашиваете?
— Просто это показалось органичным — говорить о сожалении в месте, которое должно его провоцировать. А вы даже не спрашивали про это раньше.
— А вы сожалеете о чем-то, мистер Скофилд?
— Это не самое продуктивное чувство.
— Пока нам неважно, приносит сожаление результаты или нет. Важно, чувствуете ли вы его.
— А кто-то здесь не чувствует сожаления?
— Конечно. Многие.
— И что они испытывают, вместо него?
— Злость, убежденность в собственной правоте, пустоту, смирение, надежду. В тюрьме, когда человек долгое время находится наедине с собой, он может пройти множество состояний. Но чаще эмоции не настолько просто разделить, потому что они сливаются между собой. Вы тоже находитесь где-то на этом спектре.
— А что вы думаете по поводу меня?
— Я думаю, вы пытаетесь убедить меня в том, что вы подходите к ситуации цинично — что вы смирились и просто ждете, когда ваш срок закончится, без лишнего вовлечения. Но это не так — по крайней мере, это не ваше истинное состояние. Я думаю, это лишь поверхность, но вы многослойны, и каждый слой имеет свое предназначение. Как сложный пирог.
— Прошу, без аллегорий на выпечку сегодня.
— Конечно, мистер Скофилд. И все же, вернемся к моему вопросу о сожалении — я его расширю. Вас посещают навязчивые мысли о том, что события прошлого должны были произойти иначе?
— Не совсем так.
— Не совсем?
— Меня скорее посещают мысли о том, что я должен был сделать иначе.
— Куда они вас приводят?
— Вникуда. Эти мысли ничего не исправляют.
— Вы чувствуете потребность исправить ваши собственные действия в прошлом?
— Да.
— Это не сожаление, мистер Скофилд. Думаю, вы сами уже знаете, что это.
— Чувство вины.
— Сожаление требует понимания и принятия. Чувство вины же требует искупления, и вы понимаете это. Есть ли у вас возможность исправить что-то сейчас?
— Не уверен. В большинстве случаев — нет. Но я стараюсь не концентрироваться на них.
— Значит, вы думаете, что уже справились с разграничением продуктивной мотивации и патологической вины для себя.
— Я думаю, да. Я знаю, что исправимо, а что — нет.
— И тем не менее, вы не уверены. Похоже, ваше стремление к рационализации довело вас до четкого понимания ситуации, но стало неэффективным при столкновении с эмоциями и страхом.
— Думаете, я боюсь?
— Вы не знаете, каким будет результат в случае ваших дальнейших шагов. И я думаю, с учетом недавних потрясений в вашей жизни, вы неосознанно оберегаете себя от этой неопределенности больше, чем делали бы ранее. Эта защитная реакция на страх ведет в тупик и приводит к петли из тревоги, оправданий и апатии. Это называется пассивная прокрастинация.
— Вы все таки решили, что я перфекционист.
— Либо вас привлекает перспектива достижения точки невозврата — совершения необходимого действия в цейтнот. Активная прокрастинация как адреналиновая гонка. Одно из двух, мистер Скофилд. Но я не уверена, что для искупления вины на самом деле существует дедлайн.
***
— Пятнадцать минут, девочки!
Майкл зашел в комнату, напряженно контролируя свои бессознательные реакции и эмоции. Отвращение скручивалось внутри него и почти вырывалось наружу, заставляя морщиться или кривить губы, но он пока еще был в состоянии держать свою невозмутимость.
Пятнадцать минут. Он мог продержаться пятнадцать минут.
Душевые были просторными, потому что предназначались для групп до десятка человек. Серая плитка вокруг и потускневшие от времени смесители были потертыми, но относительно чистыми. Вода казалась тяжелой, но не была мутной. Свет был ни ярким, ни тусклым.
В этой комнате не было никаких проблем для Майкла: он успел привыкнуть к тюремным душевым еще в Фокс Ривер. Но в Понтиак, в новых условиях содержания, все же появились минусы, которые поначалу даже не казались чем-то плохим. Например, здесь в душ пускали малыми группами по пять человек, а не толпой, как было в Фокс Ривер. Как бы это ни казалось контр-интуитивно, это было гораздо хуже. Раньше потеряться в большой комнате в толпе было проще, чем в группе из пяти человек. Меньше людей — больше внимания каждому.
Майкл зашел последним из пятерки. Ди, Нгубо и Миллз уже встали у леек в правом конце комнаты и, громко переговариваясь, бросали полотенца и банные принадлежности на полки рядом. Новенький Рамос остановился недалеко от входа и, аккуратно складывая полотенце, изучающе смотрел по сторонам. На его загорелых руках виднелись хаотично расположенные, неразборчивые и старые татуировки, а на спине был огромный и более четкий рисунок головы тигра с длинной надписью на испанском, из которой Майкл бегло смог разобрать только слово «лидер».
Скорее всего, из-за новичка, жребий в этот день был лучше, чем обычно: Майкл мог рассчитывать на отсутствие громких комментариев Хэннака или прожигающего взгляда Коулза. Но он не знал, как отреагирует на него Рамос — и иногда неопределенность была хуже, чем регулярное, но ожидаемое испытание.
Под раздающийся легким эхом шум громкой болтовни и льющейся воды, Майкл наконец шагнул в пустой конец комнаты, сжимая руками полотенце на плечах.
Но все не могло быть так просто. За его спиной со стороны Рамоса все же раздался проклятый свист.
— Эй, Лисенок, а ты ценитель? Не ожидал, что слухи окажутся правдой.
Майкл прикрыл глаза на секунду — и проигнорировал его. Гораздо важнее было успеть совладать с настройкой старого смесителя — чем он и занялся. Легкий поворот скрипнувшего вентиля холодной воды пустил шум по трубам, и на его подставленную ладонь упала пара капель.
— Рисунок хорош. Ты католик?
Отступив из-под лейки, Майкл повернул похолодевший вентиль сильнее, а затем включил и горячую воду. Вода осталась ледяной. Майкл сжал губы.
— Я слышал, он что-то означает, типа-а… какой-то загадки для того самого плана побега? Но я не вижу ничего похожего. Расскажешь?
Майкл прокрутил вентиль горячей воды до упора — и в этот раз из лейки полил кипяток. Отшагнув ближе к стене и дальше от поднимающегося пара, Майкл снова убавил горячую воду. У него редко получалось добиться нужной температуры быстро.
— Эй, где твои манеры? Я с тобой разговариваю.
На плечо Майкла, укрытое полотенцем, опустилась тяжелая рука. Не сдержав злого выдоха, Майкл вывернулся из-под хватки и тяжело посмотрел на Рамоса, который стоял совсем рядом с лицом, полным издевательского интереса.
— Отвали.
— Грубо, — Рамос скрестил руки на груди и привалился плечом к стене. — Я люблю тату.
Майкл напряженно опустил взгляд обратно к вентилям. Он проходил через это много раз. Нужно было просто чуть больше времени, чтобы добиться нужной температуры.
— Девочки по ним с ума сходят, особенно по рукавам и тигру. Блять, обожаю хороших девочек с бабочками на поясницах. Понимаешь о чем я?
Вода, струящаяся по ладони Майкла, почти стала теплой, но вентиль горячей воды скрипнул и соскользнул, и из лейки вновь полился кипяток. Майкл отдернул руку и шагнул назад.
— А твоя девочка любит твои тату? — голос Рамоса раздался ближе, чем Майкл рассчитывал. — Или ты—
Майкл уже вдохнул, чтобы ответить — но этого не потребовалось.
— Рамос, блять, пошел нахуй!
Подбежавший Ди уже нависал рядом с выражением чистейшего отвращения на лице, и с его головы стекали мыльные капли — так, словно он подскочил сюда, не сполоснувшись. Рамос опустил свою ухмылку и встретил его взгляд исподлобья.
— Карсон, отошел от Рамоса! — гавкнул Билли, потеющий в форме у двери. — Разошлись по углам, вы двое!
Ди и Рамос напряглись, но не прервали зрительный контакт так просто. Момент продлился. С каждой секундой и так уже широкие плечи Ди, казалось, становились еще шире из-за того, как он надувался от злости. Но перечить охране было опасно — и Рамос, прикидываясь более взрослым из двух, отпустил ситуацию первым.
— Конечно, босс, — приторно-сладко протянул он, — увидимся, — и, бросив последний взгляд на Майкла, он отошел к своей изначально выбранной лейке.
— Катись, — Ди проводил его все тем же брезгливым взглядом.
На этом, как мысленно заключил Майкл, неприятности дня должны были подойти к концу — с облегчением выдохнув, он снял оба полотенца с плеч и пояса. Ди прошлепал к соседней лейке и волшебным образом сразу провернул вентили так, как было нужно, бесстрашно шагнув под струю. Майкл прищурился от досады, но довольно быстро справился со своим смесителем тоже.
— И этот тоже. Это полный пиздец, — Ди яростно тер пальцами свою голову, и Майкл ловил его движения краем глаза, пока выдавливал мыло на ладонь. — Твои татуировки — просто магнит для педиков.
— Думаешь? — Майкл хмыкнул и тоже начал технично намыливать свое тело. — Мне кажется, тату — это просто причина начать разговор.
— Намекаешь, что ты красавчик и без них? — Ди бросил на него взгляд по-детски широко открытых глаз, тут же скривился, а затем вдруг рассмеялся. — Фу, не флиртуй со мной, я не педик.
Майкл фыркнул и улыбнулся.
— Необязательно мне помогать, Ди.
— Да нахер ты мне сдался. Видеть и слышать этого укурка каждый день — вот настоящая система наказания для меня, — Ди с досадой прорычал что-то, а затем принялся яростно тереть уже лицо. — Какой логикой руководствуются эти уроды? Он же ниже тебя на голову, и минимум в три раза тупее. Чего он добивался?
Майкл не сдержал короткого смеха на это, но быстро остановился, почувствовав перевернувшееся внутри прежнее отвращение. Его взгляд опустился на мокрый пол, покрытый серой холодной плиткой. Мыльная вода стекала по его ногам в слегка ржавый сток. Оставшиеся три пальца на левой ступне непроизвольно дернулись, и Майкл вернул взгляд к стене и шумящей трубе.
— Может, думал, я соглашусь.
— Ага, — Ди сплюнул на пол. — И какие привилегии он рассчитывал тебе предоставить за это здесь?
— Не знаю, — Майкл смахнул воду с лица и попытался улыбнуться. — Подарить мне раскраску?
Ди громко рассмеялся и толкнул Майкла в плечо, расплескивая воду. Майкл пошатнулся.
— А ты бы отдался за раскраску, а?
— Не знаю, мне пока не предлагали.
— Да, точно. Никто просто так и не нашел к тебе подход, — Ди помотал головой с усмешкой. — Всё, нахуй это. Давай о приятном.
— А как насчет помыться молча? — Майкл выдавил очередную порцию мыла.
— Нет-нет. Я тебе помог. Я требую привилегий, — Ди красноречиво ткнул пальцем в его сторону.
— Ты же сказал, что сделал это не для меня, — Майкл выдохнул, тут же сдавшись. Он не любил оставаться в долгу. — Чего ты хочешь?
— Расскажи о своей девушке.
Майкл замер. Мыло в его руке с каждой секундой становилось слишком жидким из–за падающих капель воды. Оно пахло химической, фальшивой лавандой.
— С чего вдруг? — Майкл приложил ладонь к ребрам и вспенил гель.
— Говорю же, хочу о приятном. Моя последняя девушка изменила мне с соседом. Твоя история точно должна быть получше. Ты же умный, — Ди вздохнул. — Но у нее была классная задница…
Уголок губ Майкла дернулся. Ди немного напоминал ему кого-то. Но эта мысль была тяжелой и тоскливой, и Майкл откинул ее, сконцентрировавшись на каплях теплой воды и мыла на своем теле.
— То, что я умный, не означает, что у меня все хорошо.
Ди вдруг с силой ткнул Майкла локтем под ребра, заставив того отшатнуться.
— Какого… — прошипел Майкл, хватаясь за бок.
— Не отходи, блять, от темы, у нас пять минут, — Ди сверкнул насмешливым взглядом. — Выкладывай по порядку.
Майкл сжал губы и осторожно надавил пальцами на ноющую точку под ребрами — прикосновение отдалось слабой болью. Будет синяк.
— Окей, я буду угадывать, — продолжил Ди, как ни в чем ни бывало. — Я хорошо такое предсказываю. Она бегала за тобой, да?
Майкл опустил взгляд к руке на своих ребрах, а затем, невольно, ниже — снова к полу. Решетка стока здесь была такой же, как в медпункте Фокс-Ривер — прямоугольной, хлипкой и немного ржавой. На внутренней стороне правого запястья Майкла котелок с надписью «Cute Poison» уже был не таким четким, как при первом нанесении тату. Кожа в этом месте была подвижной, и рисунок медленно, но верно расплывался, теряя четкий контур. Но как бы Майкл ни хотел от него избавиться совсем, сейчас это было невозможно… и неправильно.
Котелок уже давно потерял свою первоначальную идею и больше не напоминал о рецепте раствора — теперь «милым ядом» в его ассоциациях было нечто иное. Поступки. Или человек.
— Нет, — Майкл повернул вентиль холодной воды. Резкая смена температуры заставила его вздрогнуть и с усилием моргнуть.
— Да ну? Ты — и бегал за кем-то? Бред. Это не твой уровень. А вот девчонки любят таких, как ты, — Ди хохотнул. — Уверен, за тобой бегали чаще, чем ты за кем-то. Ну? Я прав?
Майкл сглотнул, откидывая мысли о медпункте, пока ассоциации не увели его дальше. Его взгляд жадно метнулся прочь от слива в поисках новой жертвы. Надпись «Ripe Chance Woods» на левом запястье мелькнула, пока он с усилием умывал лицо холодной водой — и давно не поднимающиеся наружу воспоминания вдруг вспыхнули за его быстро закрывшимися веками. На мгновение он почти ощутил сухую пыль на ладонях, непривычно жесткий воротник рубашки у шеи, свежий запах июньской зелени на кладбище и чужой…
Майкл внезапно и остро осознал потребность сбежать от этого разговора. На этот раз душа было достаточно.
— Я не знаю.
Майкл перекрыл воду — колючий контакт ледяной воды сменился мурашками — и машинально быстро накинул оба своих полотенца. Контакт и иллюзорная защита теплой и немного влажной ткани показались успокаивающими, но ненадолго. Всё его внимание устремилось к выходу, но он не был готов бежать так очевидно, поэтому вдавил пятки в пол и принялся ждать, пересчитывая серую плитку.
— Да. Ага. Верю, — Ди тоже выключил воду и накинул полотенце на голову. — Ну и ладно.
Справа от двери, от стены до косяка, лежало двадцать шесть плиток. Две из них были треснутые. Три в углу были другого цвета, чуть новее.
Майкл почти переключился на стену, но посмурневший Ди уже развернулся к двери, и Майкл наконец позволил себе тоже шагнуть в ее сторону. Десяток шагов — и, под безразличный взгляд Билли, они прошли в пустую комнату с длинными скамейками, которую здесь принимали за раздевалку. Майкл схватил свою аккуратно сложенную одежду, сел и, не снимая полотенце, начал быстро натягивать ее. Процесс был знаком и понятен — белье, штаны, футболка, рубашка — но оказался усложнен все еще мокрой кожей.
— Эмили, — вдруг обронил Ди. Он все еще стоял у скамейки в одном только полотенце на голове, скрывающим его лицо. — Тогда каждую вторую девчонку вокруг звали Эмили. Она умерла через месяц после того, как ушла к этому… Если бы он не умер вместе с ней, я бы убил его сам.
От неожиданности, слова дошли до Майкла секундой позже обычного, и он замер с футболкой в руках. Что-то перевернулось в его груди, похолодело, а затем устремилось в голову и зашумело в ушах.
— Чт—
— Героин. Он обкололся, убил ее, а потом сам сдох от передоза. Я прочитал дело этого парня только после, — Ди стянул полотенце с головы и бросил на скамейку. На его лице, впервые за пол года, на мгновение показалась горечь, которая, впрочем, быстро сменилась странной, сломанной усмешкой. — Она приходила ко мне, хотела что-то сказать, а я послал ее. Посмеялся. Думал, это позорно, что она за мной бегает после предательства. А, может, наоборот, это мне стоило… — Ди отвернулся и схватил свою одежду, но тут же вновь замер, опустив голову. — Забей. Не знаю, зачем я это сказал.
Майкл почувствовал, как похолодело всё внутри. Полотенце на плечах быстро потеряло теплоту, и теперь так же, как и шок, висело мокрым и холодным грузом на нем, пуская дрожь по спине. Воздух застрял где-то между ребрами.
— Я…
Что полагалось делать в такие моменты? Что могло быть уместно для их с Ди едва ли даже личных отношений? Игнорировать? Или, может, сочувствовать? Но какое право Майкл имел сочувствовать человеку, которого предали — который ни в чем не был виноват?
Ди уже почти полностью оделся, когда Майкл наконец отмер.
— Думаешь, что-то изменилось бы, если бы ты ее выслушал?
Ди бросил на него хмурый взгляд через плечо и снова опустил голову, медленно застегивая пуговицы.
— Не знаю. И никогда не узнаю.
***
— Вы пробовали просить прощения?
— Да. Даже пытался оправдать свои действия. Но это совершенно бесполезно.
— Почему?
— Я не думаю, что это помогло хоть кому-то из нас. Не думаю, что имел право говорить, что мои проблемы и цели имели больший вес, чем последствия. Всё это не исправить словами.
— Вы правы, когда говорите, что слова не повернут время вспять. Но вы ошибаетесь, когда говорите, что они совершенно неспособны помочь.
— Вы сами говорили, что вина требует искупления. Слова не являются действием. И даже если бы у меня было пространство для действий, я не думаю, что смог бы найти правильные.
— Я поняла. Скажите, мистер Скофилд, часто ли вы делали первые шаги — то есть, были инициативны в отношениях с людьми?
— Я всегда находил подход к тем, кто был мне нужен. Но — нет. Это не была частая необходимость.
— То есть вы редко подходили к человеку без подготовки. В отношениях с людьми так же, как и в других ситуациях, вам комфортно только тогда, когда у вас есть знания, предсказуемость и контроль. И даже в той ситуации, когда вас ждет неприятное или непредсказуемое столкновение, вы сами предпочтете его инициировать, чтобы обрести контроль если не над ситуацией в целом, но хотя бы над временем и обстоятельствами. Я права?
— Это единственный способ борьбы с неопределенностью.
— Подготовка или агрессивное противостояние — это ваша стратегия на пути к достижению цели. Но в сложных ситуациях — таких, как в отношениях с людьми — это не всегда лучший выбор просто потому, что отношения, в большинстве случаев, не конечны и не прозрачны. Скажите, думали ли вы об обратном подходе?
— Что вы имеете ввиду?
— Вы говорите о цели вашего пути — об искуплении вины и исправлении ошибок — но игнорируете сам путь. Неопределенность не всегда предстает как враг или требует борьбы. Иногда она позволяет, вместо взгляда вовне, обратиться внутрь — и с этим внутренним ориентиром вы уже не смотрите слишком далеко, а смотрите на дорогу, на каждый свой шаг. Другими словами, вы делаете что-то не потому, что хотите достичь успеха, а просто потому, что не можете иначе.
— Это лишь смещение фокуса.
— Именно. Но иногда это невероятно важно и даже просто. Единственный выбор перед вами теперь — это делать или не делать. Если вы не можете предсказать результат, значит, он не так важен, как сам факт действия или бездействия.
— Я уже говорил. Слова — это не действие.
— Да. Это просто слова. Но сказать их — это действие. Это шаг. Смелый, честный и прямолинейный. И только вам решать, сможете ли вы жить дальше, не сделав его.
***
Ветра не было. Крупные и частые хлопья снега медленно и лениво опускались с неба прямо на чистые страницы блокнота, и Майкл смахивал их каждые несколько секунд.
Ему повезло: он успел сесть на бетонную скамейку до того, как метель завалила ее и сделала слишком сырой. Слева и справа от него уже лежал слой снега высотой с дюйм, а видимость вокруг с каждой минутой становилась все хуже: противоположный конец широкого внутреннего двора почти полностью скрылся за белой пеленой, и металлические решетки не делали ситуацию лучше. Белое небо, белая метель, белая земля и пустые белые страницы блокнота создавали странный, мягкий, холодный кокон вокруг и вызывали тонкое тревожное чувство, похожее на клаустрофобию. Единственным, что не вписывалось в картину идеального уединения, был шум разговоров заключенных за спиной Майкла — это одновременно и странно успокаивало, и не давало терять бдительность. Шум был якорем, напоминающим о реальности в этой белизне.
Оставалось еще десять минут. Многое могло случиться за десять минут. И даже если нет — оставалось еще минимум пять лет.
Цвет дня Майкл начал выбирать спустя два месяца. Утром, сразу после звукового сигнала о подъеме, и до того, как открыть глаза, он выбирал случайный цвет и думал о нем до прогулки. Звонить Линку каждый день было невозможно; бесцельно отмечать наблюдения слишком быстро стало неинтересно; физическая активность никогда не могла отвлечь его; общение было опасным; чтение было невыносимым; вид пустого листа бумаги сводил его с ума — поэтому, цвет. Игра была простой и эффективной: она была необходимым фоновым шумом. Даже если цвета повторялись, он всегда знал, что мог найти что-то новое.
Здесь всегда выигрывали оттенки серого, но в этот день вокруг был только белый. А Майкл, из всего на свете, выбрал черный. Ему никогда не везло.
Крупные хлопья падали на белые страницы и таяли на мокрых и напряженных пальцах. Обложка блокнота была черная. Ручка тоже была черная. Все остальное скрывалось за белой пеленой, становилось пустым и тусклым.
В этот день, спустя четыре месяца, игра перестала помогать. Пустые страницы наконец смотрели на Майкла, как обязательство. Он не мог бежать от них и не мог манипулировать ими — и он вовсе не хотел этого. Это были просто страницы. На них падал снег, но в них не было ничего особенного — и все же, они парализовали.
Полотно бумаги было белым. Майкл поднимал взгляд к решетке перед собой, но за ней было точно такое же белое и холодное полотно. Он опускал взгляд обратно — то же самое. В мире остались только черная ручка в его пальцах, шум где-то за спиной и десять минут. И еще пять лет. Майклу никогда не везло, и в этот раз довериться случаю, как он наконец понимал, тоже было огромной ошибкой. Он уже дошел до цейтнота. Никакого смысла ждать больше не было. Все вновь зависело только от него.
Холод проникал внутрь через кожу его голых ладоней и лица, и через воздух, который Майкл вдыхал. Он представлял, как с каждой секундой внутри него рос и кристаллизовался кусок льда. Он был холодным и колючим, и чувствовать его рост было больно и опасно. Он когда-то зародился где-то под легкими, как простой осадок от дыхания, но к этому моменту уже все больше походил на болезнь. Кристалл теперь был достаточно тяжелым, чтобы мешать дыханию — и почти нарастил свои ветви до сердца и до рук. Его звонкая пустота и тяжелый, болезненный холод ощущались где-то за ребрами, между легкими.
Майкл в последний раз смахнул снег, стиснул ручку в пальцах и поставил точку в левый верхний угол страницы. Буквы были такими сложными, будто он писал впервые в жизни. Из-за сырости бумаги, ручка скользила, чернила толком не оставляли след и тут же смазывались.
«Сара,»
Ручка соскользнула и прочертила неловкую и ненужную короткую черту. Это оказалось хуже, чем Майкл предполагал. Холодная, удушающая боль молниеносно распространилась в его груди — но лед наконец треснул.
Снег пошел сильнее — Майкл смахивал его чаще, чем прикасался ручкой к странице. Все вокруг становилось еще белее и теснее, чем раньше. Шум вокруг стихал, словно отстраняясь дальше и дальше за мягкую и холодную пелену. Бумага промокала всё сильнее.
Страницы все еще были слишком пустыми. Чернила смазывались. Шел снег.
Это было невыносимо. Это ничего не могло изменить.
— …Нет!.. здесь!..
Снег оглушал, ослеплял и замораживал.
— …делаете?! Сейчас же!
Майкл вздрогнул — и его руки с блокнотом и ручкой упали на колени. Его голова оказалась пуста, но что-то резко зажужжало в ней, словно забытое, но важное дело. Он зажмурился — мокрые и холодные от снега ресницы коснулись кожи лица, воздух вырвался из груди теплым облаком — и вспомнил, тут же метнув взгляд вперед.
Две одинаковые припорошенные снегом черные импалы были припаркованы недалеко от главного входа. Две группы по три-четыре человека в длинных черных пальто стояли около них, доставали портфели с задних сидений, неслышно переговаривались. С пятидесяти ярдов, через несколько металлических решеток и плотную стену из снега, Майкл не слышал их голосов и не видел их лиц.
— …говорю!
Это был Алекс. Уже поднявшись на крыльцо у входа, он единственный стоял под козырьком и, судя по положению рук, громко говорил по телефону, размахивая папкой. Никто из двух групп у машин не спешил приблизиться к нему, хотя Алекс, очевидно, ждал кого-то из них, потому что развернулся в их сторону, и потому что иначе бы уже зашел внутрь. Майклу было нетрудно узнать его.
Услышав звуковой сигнал к концу прогулки, Майкл резко поднялся, обернулся к выходу и, сжав зубы, подошел к строящимся в линию заключенным.
— Федералы? — буркнул Хэннак. — Приехали, как на похороны.
— И правда. Многовато, — удивленно ответил Скотт.
Майкл встал на свое место, убрал блокнот и ручку в карман, закрыл глаза и отсчитал сто двадцать шесть секунд до первого шага в сторону коридора. Его сердце почти пропустило удар, когда Вуд из охраны окликнул его на полпути.
— Скофилд! В опросную!
Майкл резко вдохнул, но не подал виду. Шагнув прочь от общей шеренги, он проследовал в другую сторону за Вудом. Дорога до комнат для опросов и встреч была для него редкой, но хорошо знакомой — и даже несмотря на это, его внимание обострилось до предела.
Защелкнув на запястьях Майкла наручники, Вуд проводил его по длинному коридору и три двери-решетки, а затем в главное здание, отличающееся от остальных более узкими коридорами, высокими потолками и совсем новым ремонтом. С каждой секундой и каждым шагом, воздух вокруг будто становился более прозрачным и разряженным. В короткий коридор со знакомыми дверьми они дошли слишком быстро. Охранник на посту махнул Вуду в приветствии.
— Вторая, Крис.
— Ага.
Последняя решетка отъехала красиво и без лишних звуков — часто используемая, ухоженная и недавно покрашенная в черный. Майкл удержался от желания задержать дыхание, когда встал перед светлой дверью с большой и темной цифрой два.
— Вперед, Скофилд, — Вуд легко и быстро открыл дверь и слегка толкнул ее внутрь. Он не собирался заходить, что значило, что Майкла не собирались пристегивать.
Майкл сглотнул и, без лишних сомнений, звякнув наручниками, поднял руки и толкнул дверь, которая легко распахнулась. Его взгляд упал на противоположную стену — на широкое окно в красивых, но узких решетках, за которым все еще падал густой снег — а затем метнулся к стальному столу, за которым…
— Вот и вы, мистер Скофилд! Добрый день, я агент Ли. Это агенты Брок и Кюстин. Присаживайтесь. У нас к вам предложение.
… сидели три незнакомых агента ФБР.
Notes:
* Очевидно, в новой тюрьме Майкла прозвали Лисом из-за Фокс Ривер (Лисья Река). Не воспринимайте это всерьез. Я просто не смогла устоять.
* Pontiac Correctional Center (Коррекционный Центр Понтиак) — тюрьма в штате Иллинойс.
* TW: Я не специалист в психотерапии. И, кстати, как вам такая мысль, что это была не настоящая терапия, а способ саморефлексии Майкла с помощью диалога с самим собой? Ладно-ладно, я шучу …или нет? Часть Майкла можно по праву назвать газлайтингом читателя, и скоро вы поймете, почему. Я старалась накидывать подсказки и сейчас, и ранее, но с намерением на то, что вы запутаетесь в них так же, как Алекс. Не ведитесь на невинность и выборочную открытость Майкла! Помните об ошибках Алекса! Я на вашей стороне! ...Или нет? Я вру, потому что, на самом деле, готова простить Майклу все что угодно.
Эта глава далась мне просто *мучительно* сложно из-за того, как сильно я старалась идти по тончайшей грани нужного мне представления персонажа Майкла в этой работе. Он *невероятно* сложен для меня и, более того, я безумно скучала по Алексу. Каждый маленький НАМЕК на НАМЕК на мысли о нем в этой главе писался с воздушными поцелуями в монитор.
Кстати, начала смотреть сериал “Invasion” (2005) с Вильямом Фихнером (актер Алекса). Боже, он там ВЕЛИКОЛЕПЕН. Представьте Алекса из канона, но без наркоты и паранойи, такого же уверенного, умного и компетентного — и это персонаж Вильяма в этом сериале. ВЕЛИКОЛЕПЕН. Художник по костюмам тоже знал свою работу, о господи. Кхем. ВЕЛИКОЛЕПЕН!!!
Обещаю, что в следующей главе мы точно получим раскрытие того, что на самом деле у Майкла на уме, и что там Алекс о нем понял ранее… Извините за поток сознания в заметках…Песня этой главы: Twenty One Pilots "Polarize":
> Polarize is taking your disguises \\ Поляризация — это снятие масок
> Separating 'em, splitting 'em up from wrong and right \\ Разделение их на правильные и неправильные
> It's deciding where to die and deciding where to fight \\ Это решение, когда умереть, а когда сражаться
> I wanted to be a better brother, better son \\ Я хотел быть лучшим братом, лучшим сыном
> Wanted to be a better adversary to the evil I have done \\ Хотел быть лучшим противником зла, которое совершил
> I have none to show to the one I love \\ Я не могу показать ничего тем, кого люблю
> But deny, deny, denial \\ Кроме отрицания и отказа
> Help me polarize, help me polarize, help me out \\ Помоги мне поляризовать, помоги мне выбраться
Chapter Text
— Разведывательное управление ФБР? Что у тебя забыли аналитики?
Майкл задумчиво накрутил толстый телефонный провод на палец. У него оставалось всего пара минут у телефона, и Кросс не делал ситуацию лучше.
— Хотят дать мне что-то вроде задания.
— Я не про это. В чем подвох?
— Это ты должен мне сказать, Джек.
На другом конце трубки, Кросс хмыкнул.
— Присылай бумаги. Сколько они предлагают?
— Нисколько. Они не сказали ровным счетом ничего.
— И что там тогда за бумаги у тебя?
Майкл повернул в руке стопку листов так, что страницы раскрылись веером, и посмотрел на заголовки.
— Соглашение о неразглашении, конфиденциальность…
— Я разберусь. Ты предварительно согласился?
— Да.
— Неожиданно.
На бумагах были полотно стандартного для таких случаев текста, несколько имен, широкие печати и длинные, едва имеющие смысл названия отделов и подотделов внутри ФБР. Майкл старался запомнить всё то описание внутренней структуры и иерархии, которым с ним поделилась агент Ли, но это оказалось почти невозможно в моменте, и все равно не имело особого смысла, потому что, как она сказала, они были ориентированы на гибкость.
ФБР, разведывательное управление, отдел стратегической разведки и анализа угроз, секция… инфраструктура, уязвимости, аналитическая группа, отдел оценки, команда в составе оперативной группы…
Майкл фыркнул.
— Мне скучно, Джек.
— Никакого осуждения. Развлекайся на полную. Даже не могу представить, что они планируют заставить тебя делать забесплатно.
— Технически, еда и кров у меня есть, оплаченная из тех же государственных денег.
— Дали бы тебе хотя бы шестнадцать центов в час.
Майкл почти рассмеялся, но вместо этого снова выдохнул.
— Бумажки, Джек. Потом поговорим.
— Да-да, — Кросс снова хмыкнул. — Это сделал Махоун?
Майкл опустил взгляд в пол и накрутил еще одну тугую петлю провода на палец.
— Отобрал у меня честную оплату труда? Да.
— Нет. Повлиял на это предложение.
Майкл разжал пальцы — провод отпружинил в сторону.
— Он в уголовных расследованиях, Джек. При чем тут разведуправление?
— Тогда откуда у них такой интерес, что они приезжают к тебе втроем, чтобы просто познакомиться?
Трубка стационарного телефона, зажатая между плечом и ухом Майкла, была черной, гладкой и тяжелой. Майкл выпрямился и взял ее в руку, слепо рассматривая бумаги перед собой.
— Приказ мог идти свыше. Государство должно уметь признавать ошибки. Самое время восстановить репутацию отделения.
— Как кстати.
— Не жалуюсь, — Майкл скосил взгляд в сторону, услышав настойчивый кашель Вуда. — Мне пора. Передавай привет Ребекке.
Кросс издал измученный стон.
— Ни за что, Майкл. Она до сих пор говорит о тебе, будто влюблена.
— Думаешь, двадцать лет разницы — чересчур?
Из динамика послышался смутный детский голос, и тон Кросса вдруг сменился почти до неузнаваемости.
— Нет, Бекки, это другой Майкл. Это не мистер Скофилд. Я не вру. Нет. Ты будешь и дальше рисовать с миссис Кроуфорд, милая, прости, — пауза, шорох. — Я вытащу тебя оттуда, а потом посажу обратно.
Кросс бросил трубку, и Майкл наконец улыбнулся — пусть и немного скованно.
***
— «...По сообщениям наших источников, в результате скоординированной операции ФБР и полиции Чикаго, прошедшей в ночь на субботу, были арестованы около трех десятков человек. Задержания проходили вдоль межштатной трассы I-55 и…»
— Нихрена себе, сколько? Накрыли группировку?
— Заткнись, Карсон, дай дослушать.
— «…сообщают, что аресты могут быть связаны с серией исчезновений в малонаселенных пунктах Иллинойса и соседних штатов…»
— Исчезновения? Торговля людьми? Блять…
— «…законные представители жертв…»
— Наверное, договорняк. Взяли какую-то группу у местного картеля.
— «…ведем репортаж у центрального офиса…»
— Эй, Нгубо, знаешь какие-нибудь инсайды от этой компашки?
— Иди нахрен, Хэннак. Я не работаю там уже пять лет.
— А я не про федералов говорил.
— Тебе въебать?
— Хэннак, Нгубо, сели на место! И, Карсон, ты-то чего подорвался?!
Майкл вздрогнул от громкого голоса Билли — вместо прямой линии, на бумаге осталась неловкая волна. Раздраженно выдохнув, он вырвал очередной листок из блокнота, сложил и убрал в карман. Недавно у него закончились стирательные резинки.
— Я все прослушал из-за вас, ублюдков.
— Там специально бегут субтитры для таких, как ты. Ой, прости, я забыл, что ты не умеешь читать.
— А ну заткнулись, иначе я вырублю телевизор!
— «…воздержались от комментариев, однако...»
Игнорируя шум, Майкл начал новый рисунок — на странице вновь появились шесть ровных вертикальных линий — но быстро оказался прерван снова.
— Неужели никому правда не интересно, как это дело связано с тобой?
Скотт подошел к окну и сел на лавку под ним — Майклу, использовавшему ее в качестве подножки, пришлось задрать ноги и скрестить их под собой. На узком подоконнике было мало места, и новая поза совсем не была удобной. Майкл сжал губы. Пришлось обратить внимание на Скотта.
— Я тебя удивлю, но оно правда никак со мной не связано. Они ничего не теряют из-за своего безразличия.
Скотт расслабленно откинулся на стену и повернулся в сторону телевизора и все еще ругающихся зрителей.
— То есть этот репортаж и вчерашний твой вызов — просто совпадение?
— Точно.
Майкл вновь опустил взгляд к странице и добавил несколько легких штрихов к рисунку, пытаясь вспомнить точный узор решетки на окнах в опросной. Без стирательной резинки, у него было не так уж и много попыток.
— Но ведь это ФБР тебя вызвали, да?
— Не одного меня тут обожают федералы, Скотт, — Майкл все же опустил блокнот на колени и спокойно посмотрел на собеседника. — К чему такой интерес?
Скотт пожал плечами. Майкл не мог точно судить о его эмоциях по затылку, но его уши забавно поднялись от очевидной улыбки.
— «…не комментируем детали до завершения следствия.»
Знакомый голос из телевизора звучал категорично — Майкл быстро повернул голову в его сторону.
Окруженный репортерами и микрофонами, на фоне серого здания офиса ФБР, Алекс выглядел таким же мрачным, нервным и усталым, как и вся его среда. Впрочем, Майкл никогда не видел его другим. Возможно, были лишь небольшие вариации — иногда добавлялась язвительность, несдержанность и…
— «… информация, что жертвы имели общие черты. Вы можете рассказать нам подробнее? Как дела о пропажах оказались связаны?
— За ответом на неподтвержденные слухи обратитесь в пресс-центр. Моя команда занята делом.»
…резкость. Алекс поднял ладонь, ознаменовав конец своего терпения, и отвернулся прочь от журналистов — камера перешла на нервную репортершу.
Майкл сжал губы, опустил взгляд обратно к своему блокноту и провел несколько горизонтальных линий. Он все же решил, что сначала нарисует вид за окном, а затем — уже и контур кованой решетки поверх.
— Просто я с начала осени не видел, как ты рисуешь, — снова раздался голос Скотта.
Майкл резко выдохнул через нос и захлопнул блокнот. Он вдруг оказался раздражен этим разговором даже больше, чем предполагал.
— Возможно, это как-то связано с тем, что для рисования мне нужно немного спокойствия и одиночества.
Скотт слегка повернулся к нему и поднял ладони в ироничной капитуляции. Майкл прислонился сильнее к толстой решетке на окне — в комнате досуга она была стандартная, старая и на редкость уродливая.
— Прости-прости. Ты же знаешь, любопытство — мой главный грех. Молчу.
— Не знаю, Скотт. Расскажи мне.
Майклу вовсе не была интересна история любопытства Скотта, но альтернативные темы были нежелательными. Скотт помотал головой и опустил руки, вновь повернувшись к телевизору.
— Скажем так, если бы не мое любопытство, я бы был свободнее многих. Но на то грех и нужен — чтобы не суметь ему противиться, а? Мне уже нечего терять.
С экрана телевизора вещали уже целых две головы — и криминальная сводка окончательно превратилась в бессмысленное обсуждение криминальных слухов. Судя по репортажу ранее, в Чикаго лежало немного снега, было ветрено и солнечно. Улицы уже были украшены в цвета и огни Рождества — в выходной день по ним гуляли семьи, которым было совершенно все равно на криминальные сводки.
Майкл опустил взгляд. Вырванные страницы в его кармане вдруг снова потяжелели.
— Всегда есть, что терять.
— Это угроза, молодой человек? — голос Скотта не потерял шутливый тон.
— Что? — Майкл запнулся и посмотрел на седой затылок. — Нет.
Скотт хмыкнул.
— Я скажу больше, Майкл. На самом деле, мне кажется, что нам нужно быть любопытными.
Ощущение зарождающейся мигрени, которое слишком часто посещало Майкла после неуютных разговоров, вновь поселилось между его бровей. Он нахмурился и провел пальцами по шершавой обложке блокнота.
— Это такая странная аллегория на то, что ты не можешь жить без нарушения закона? Или на то, что ты не оставишь меня в покое?
— Или просто ворчание старика о новом поколении. Молодые люди здесь такие раздражительные, — Скотт поднялся со скамьи, чересчур картинно придерживая свою поясницу, посмотрел на часы. — Любопытно, что будет на обед? — и ушел в сторону Далласа.
Майкл покачал головой и опустил ноги обратно на скамью: у него не было никакого желания распутывать послания Скотта. Его тяжело накопленная концентрация оказалась сбита слишком легко — и последние десять минут в комнате досуга он провел, бессмысленно оглядывая стены вокруг и пустой вид за окном. Криминальная сводка сменилась экономической, а затем — уточненным прогнозом погоды. Майкл скривился, услышав о предстоящей неделе сильных снегопадов, и поднялся, когда Билли позвал всех на выход. Выстроившись в линию, заключенные обсуждали прошедший завтрак, предстоящий обед и прочие глупости.
Только когда решетка его камеры заехала за его спиной, Майкл наконец достал из кармана страницы, которые вырвал из блокнота за прошедшее утро. На большинстве из них были неудавшиеся наброски кованой решетки, но первый был другим — имя в его левом верхнем углу было размазанным, но все еще различимым — и именно эту страницу Майкл уверенно расправил и положил на стол.
Майкл был уверен—
— Эй, Скофилд, слышишь? — Билли звонко постучал ключом по металлической решетке. — Время почты.
Майкл резко выдохнул, оттолкнулся от стола и отодрал взгляд от бумаги, а затем спокойно подошел к решетке и взял конверт. Махнув рукой, Билли прошел к следующей камере.
Вес конверта в руках был знакомым, и его содержимое моментально стало очевидным по большой и красной надписи «Экспресс». Внутри, к соглашению о конфиденциальности была прикреплена небольшая записка с почерком Кросса:
«Подписывай. Я ни черта не понял из разговора с ними, но они приедут обратно уже сегодня. Похоже, торопятся. Ничего нового.»
Майкл вытащил бумаги из конверта и потратил следующий час на то, чтобы перечитать и подписать их.
***
— Последние несколько дней дались вам тяжело?
— Я справляюсь.
— И я не сомневаюсь в этом. Вы изменились с наших прошлых разговоров, и в лучшую сторону. Но сейчас вы обеспокоены иначе. Хотите поговорить об этом?
— Нет. С этим я справлюсь сам.
— Хорошо. Тогда давайте поговорим о чем-нибудь отвлеченном, что поможет вам настроиться. К примеру, о вашей прошлой работе. Расскажите, что вам в ней нравилось.
— Строительство — понятная отрасль. Там мало этой любимой вами многослойности, но много ясных и жестких правил. Мне всегда это нравилось. Мне нравилось, что даже в сложных задачах я мог найти привычную структуру, а затем и элегантное решение.
— Была ли в ваших проектах личная подоплека?
— Конечно. Разве может работа нравиться, если ты не вкладываешь в нее свое видение? Рано или поздно, все проекты становились частью меня.
— Интересно. Проекты становились частью вас — обычно, говорят наоборот.
— Любая моя работа и любые ее удачи, ошибки и компромиссы остаются со мной навсегда.
— А вы правда крайне принципиальны, мистер Скофилд.
— Мы уже это поняли, нет нужды повторять.
— Конечно. Работа, где присутствуют жесткая структура, сложные задачи и высокие ожидания правда подходит вам. Не так уж и много людей, кто так четко знает свое призвание. Вы рассчитываете вернуться туда, когда выйдите из тюрьмы?
— Я… на самом деле не думал об этом.
— Но у вас же были планы?
***
Во вторую опросную Майкла вывели сразу после обеда. Там, обложившись бумагами, его уже ждала агент Ли. За ее спиной — за красивой кованой решеткой, за стеклом широкого окна — снова падал снег.
— Добрый день, мистер Скофилд, — она улыбнулась и встала, поправив свой черный пиджак.
Майкл подошел к столу и пожал ее протянутую руку. На этот раз охрана даже сняла его наручники. Это было странно и непривычно — но не плохо. Это был понятный и нарочный жест, предназначенный для того, чтобы Майкл почувствовал вес и перспективу ситуации.
— Здравствуйте, агент Ли, — показав вежливую улыбку, Майкл отпустил ее ладонь и сел на стул напротив. — Я жду вашего дела.
— Так сразу, даже без светской беседы? — не торопясь, в медлительной манере, свойственной флегматичным людям за шестьдесят, Ли тоже села. Ее маленькая фигура терялась на фоне большого и яркого окна, но ее присутствие было тяжелым.
— Это вы здесь торопитесь, — Майкл посмотрел на свои наручные часы. — А я просто не хочу пропустить прогулку через час.
— Хорошо, как угодно, — она указала на знакомую стопку подписанных бумаг перед собой. — Большое спасибо за оперативность. Извините за ограниченность нашего знакомства. Наша работа требует надлежащих предостережений и некоторой бюрократии, как вы можете себе представить.
Майкл не мог это представить. Какого рода бюрократия занимала пол года?
— Итак?
— Итак, — агент Ли улыбнулась и наконец протянула ему тонкую папку из стопки своих бумаг. — Теперь можете считать себя нашим специальным консультантом, мистер Скофилд.
— Не помню, чтобы подписывал что-то, касающееся работы на вас.
Майкл осторожно, не выдавая нетерпения, взял папку и раскрыл ее.
Первое, что бросилось ему в глаза на титульной странице, были не заголовки, не фотографии и даже не, собственно, название файла, а жирные черные прямоугольники, скрывающие часть информации — имена, старшее дело, названия отделов… Это было предельно ожидаемо, но Майкл все равно не сдержал вздоха.
— Вы правы. Сейчас официально для нас вы стали не более, чем серым информатором. Но давайте мыслить оптимистично, — агент Ли снова улыбнулась, и морщины у ее глаз сложились в дружелюбный рельеф.
Майкл вспомнил туманное обсуждение компенсации из их прошлой беседы; любопытствующие и острые взгляды молодых агентов-аналитиков; мелькающие в разговоре названия команд внутри ФБР; отсутствие прямых ответов. Но Майкл уже пообещал себе прощупать почву перед тем, как судить.
Второй быстрый взгляд на файл дал понять, что вопрос касался одного из офисных зданий в районе Пилсен, Чикаго.
— Что-то не так с этим зданием?
Ли переплела пальцы в замок и наклонилась вперед, не меняясь в лице. В ее манерах была редкая, выточенная годами практики переговоров — нечитаемая и нелюбимая Майклом — способность держать себя.
— В этом и проблема, мистер Скофилд. С ним все в порядке.
На фото было десятиэтажное здание, на первый взгляд, построенное в районе десяти лет назад — но, более вероятно, просто прошедшее реновацию. На первом этаже были торговые помещения, а выше — сплошное остекление. Теснясь между похожим офисным центром и заброшенным зданием, оно выглядело чуть более современно — но совершенно обычно. В центре Чикаго каждый второй офисный центр выглядел именно так.
Майкл открыл вторую — последнюю — страницу в папке. На ней был текст, озаглавленный, как «Показания …», но имя и большая часть информации была скрыта. Между сплошными черными блоками Майкл мельком увидел слова «предполагаемое расположение», и, в целом, этого было достаточно. Майкл не был впечатлен.
— Кого или что вы там ищете?
Агент Ли качнула головой.
— Не могу сказать.
— Тогда что вы хотите, чтобы я там нашел?
— Всё, чего там быть не должно.
— Какую информацию вы можете предоставить?
— Абсолютно всё, касающееся самого здания, — агент Ли расцепила руки и придвинула к Майклу оставшуюся стопку документов. — Если потребуется что-то еще, у вас есть наш контакт. Будет в лучшем виде.
Одного взгляда на гору документов было достаточно, чтобы осознать масштаб предстоящей работы. Сбоку Майкл увидел сгибы больших, сложенных вчетверо планов; подшитые корешки каких-то отчетов; несколько цветных папок, из которых, торчали более старые, пожелтевшие листы, а также глянцевая фотобумага. Он сдержал улыбку.
Ему, как минимум, были нужны чертежи до и после перепланировки и реновации этого здания, включая черновики подрядчиков, о которых часто забывали. Доступ к журналам энергопотребления по каждому этажу. Отдельные схемы охранной системы, электрики, коммуникаций…
Но, что важнее…
— Это очень интересно, агент Ли. Но также и слишком просто, — Майкл положил первую папку поверх стопки и сложил руки, больше не притрагиваясь к документам. — Мои подписи у вас. Оправдайте наше знакомство.
Ли понимающе кивнула: она ожидала продолжения разговора, а Майкл ждал ее четкого ответа последние двадцать три часа часов и пятнадцать минут.
— Что ж, мистер Скофилд, вы удивитесь, сколько всего я могла бы сказать вам по этому поводу, — она приподняла руку и начала загибать пальцы. — Я бы могла сказать, что наши аналитики сейчас загружены другими делами, или что они некомпетентны; или что это дело гораздо более чувствительное к утечкам, чем нам бы хотелось; или даже что ваше нахождение здесь и ограниченность ресурсов выгодны нам, — она опустила руку и помотала головой с улыбкой. — Но я знаю, что вы не поверите мне, и лучше отнесусь к вам уважительно. Рассчитываю на ваше благоразумие.
Ли сделала многозначительную паузу, и Майкл кивнул, сцепив зубы.
— Вы — кейс, мистер Скофилд. Кейс для улучшения исправительной системы, для восстановления репутации действий государства и доверия общественности. Мы устраиваем взаимовыгодный обмен. С вас — пара слов для СМИ, а с нас — аплодисменты, признание ошибки, а также браслет на вашу ногу и открытые двери. Ничего более. Чисто и прозрачно. Надеюсь, вы удовлетворены этим ответом.
Майкл опустил взгляд в стол. Он уже знал об этом — был уверен в этом. Но что-то внутри него все равно тяжело потянуло вниз. Разочарование.
— Вы же понимаете, что после этой истории мне нужно больше, чем просто свобода.
— Конечно. Если вы о деле экс-президента Рейнолдс, то ФБР уже давно занимается фигурантами. Это был, в некотором роде, полный хаос, но операции уже стабилизируются. К сожалению, я не могу дать вам доступ к полной информации, и вам придется поверить мне на слово, но я точно могу вам сказать, что это дело продолжит быть приоритетом отделов ФБР по борьбе с коррупцией, внутренних расследований, контрразведки и национальной безопасности еще некоторое время.
Майкл кивнул, чувствуя усиливающуюся тяжесть в груди. Это было даже больше, чем он рассчитывал узнать — но, после такого долгого ожидания, облегчение, вместе с комком никуда не девшегося острого недоверия, обернулись почти тошнотой. Он сглотнул. В этот конкретный момент мысли о сговоре Рейнолдс были бесполезны — Майкл вернул себя в настоящее. Шаг за шагом.
— Если вам нужно только мое неподкупное мнение, зачем давать мне работу? — Майкл указал на стопку рядом с собой. — Это вообще имеет смысл?
Агент Ли вдруг широко улыбнулась и снова покачала головой.
— Мне приятно и даже удивительно слышать, что вы и правда рассматриваете эту работу как выгоду для себя, а не для нас.
Майкл прищурился и почувствовал укол боли где-то между висками.
— Не беспокойтесь: дело реально. До нас дошла информация, что вы не миритесь с бездельем, ну а нам никогда не помешают лишние руки, пока мы ждем. Мы бы были у вас гораздо раньше, но из-за этого хаоса бюрократия, увы, растянулась дольше, чем мы предполагали, — она нешироко развела руками.
— Откуда… — Майкл снова сглотнул. Внезапная догадка почти вызвала головокружение, но тут же показалась нелепой. — Кто ваш информатор?
— О вас? Не беспокойтесь, мы не обращались к вашим близким: предпочитаем работать с минимумом ресурсов. О вас ходит много слухов даже здесь, — Ли многозначительно покрутила пальцем.
Конечно. Майкл выдохнул с облегчением и сжал губы.
— Итак, — Ли подняла брови. — Если у вас больше нет уточнений…
Майкл напряженно мотнул головой.
— Принимать или не принимать сделку, работу, наше с вами общение — все вместе или по отдельности — ваш выбор. И не торопитесь с ним, — она положила ладони на стол и встала. — На этом все. Если вы готовы заняться делом, эта комната в вашем распоряжении в любое свободное время. Документы останутся с вами, но только здесь; не выносите их за дверь. Позвоните нам, когда будете готовы.
Машинально, Майкл тоже поднялся. Ли подошла, чтобы еще раз пожать ему руку.
— И, да, мистер Скофилд, — она мимолетно прикоснулась своей ладонью к их сцепленным рукам, а затем отпустила его. — Это лишь общий, официальный план наших с вами отношений. Но не сомневайтесь, что лично я, как и вы, вижу все взаимовыгодные перспективы.
Она последний раз улыбнулась, кивнула, а затем вышла из комнаты. Звуковой сигнал открывшегося замка не переставал звучать — кто-то придержал дверь.
— Скофилд? Выходишь?
Стопка бумаг тяжело лежала на пустом столе.
Майкл отвернулся и вышел, протянув Вуду свои запястья. Наручники поочередно защелкнулись на них, и Майкл отвел взгляд от темных, серо-синих контуров и слов, выглядывающих из-под тюремной рубашки. Не сейчас. Ли уже ушла за черную решетку.
— Камера или прогулка? — Вуд тоже развернулся в сторону выхода.
Майкл бросил взгляд на свои часы на левом запястье — придвинул их ближе к ладони, затянул ремешок, поправил рукав. От прогулки оставалось еще около двадцати минут.
— Прогулка.
С прежним, абсолютным безразличием, Вуд никак не отреагировал на ответ Майкла. Это успокаивало.
Они прошли привычным маршрутом: от основного здания, через прямые коридоры, к новым постройкам. Майкл забрал куртку из камеры, и через несколько минут, Вуд вывел его в загон.
Погода была неплохой: несмотря на легкий снег, кое-где проглядывало солнце, и ветра совсем не было. Под подошвами ботинок Майкла, свежий снег приятно хрустнул. Он забыл шапку в камере, но уши совсем не мерзли.
Впервые за долгое время, ему вдруг захотелось съесть что-то ужасное для здоровья. Хрустящее, соленое или сладкое — вроде чипсов, или начос, или даже пиццы. Это не был физический голод, но слюна быстро скопилась в его рту. Майкл никогда не придавал особого значения еде, поэтому ощущение сбило его с мысли на несколько секунд, пока он стоял, смотрел на блестящий на солнце снег и скрипел подошвами ботинок.
В конце концов, он все же прошагал до ограды и сел на скамью лицом к баскетбольной площадке. Слева от него, Скотт уже расставил фигуры.
— Давно ты разговариваешь обо мне с ФБР?
— Где-то с первых чисел октября, — без заминки.
Майкл опустил локти на колени и протер лицо ладонями.
— О чем?
— Только о хорошем, — Скотт улыбнулся такой знакомой дружелюбной улыбкой и сделал ход белой пешкой. — Абсолютно безобидные разговоры, Майкл. Как наши с тобой.
На баскетбольной площадке, Нгубо забил трехочковый в самом начале игры — Ди и Миллер подбежали к нему с широкими, блестящими, как снег, улыбками. Похоже, они поставили целое состояние на эту игру.
— Разве ты бывший федерал?
— Нет, я был прокурором.
Майкл кивнул.
— С кем ты говорил?
— Агент Мэри Эллен Ли из разведуправления. Ну, я думаю, ты уже с ней знаком. Как тебе она?
Майкл повернулся на скамейке и сложил руки на столе. Металл впитывал тепло его пальцев, и тонкий слой снега вокруг быстро таял.
— Вы работали вместе раньше? Это бросается в глаза.
— Да, когда она еще была в отделе бихевиоризма. Через нас прошли все серийные убийцы и насильники округа того времени, — Скотт тихо и грустно рассмеялся. — Если так посмотреть, у меня была невеселая молодость.
Майкл качнул головой.
— Зачем тебе это?
Скотт сделал ход черной пешкой, начав игру с самим собой. Несколько снежинок упали на доску.
— У всех нас есть наивная вера, Майкл. Кто-то верит в идеалы и общее благо, кто-то верит в честность и справедливость. Я вот продолжаю верить в возможности исправительной системы, какой бы глупой и прямолинейной она ни была для большинства.
Майкл смотрел на свои руки.
— Думаешь, это поможет мне?
— Ты неправильно ставишь вопрос, Майкл. Разве мы здесь ради себя? — Скотт снова сходил белой пешкой, а затем поднял черную и протянул ее Майклу. — Подумай, поможет ли это другим.
Легкий ветер сдул снег с доски; с баскетбольной площадки послышались крики радости.
Майкл почувствовал улыбку на своем лице — и взял пешку.
— Ты не думал податься в политики, Скотт?
— О, я уже перерос эти амбиции.
Майкл тихо рассмеялся.
***
« Сара,
Я понимаю, что пишу поздно, но, думаю, лучше сделать шаг поздно, чем никогда.
Мне кажется, я не имею права просить прощения за то, что сделал, поэтому больше не буду. И я не хочу делать тебе еще больнее, поэтому не буду оправдывать себя.
… »
***
Вторая опросная комната начала казаться знакомой уже с третьего посещения.
Майкл не хотел думать о том, каким образом ФБР забронировали целую комнату лично для него — скорее всего, это был просто еще один способ показать власть и купить его сотрудничество — ему было все равно, и он решил просто пользоваться удобством. Ему нравился вид из широкого окна на главные ворота и дорогу, нравился высокий потолок, свет и простор старой планировки. Хоть в комнате и были экран для наблюдения и камера, это было неважно: в тюрьме за Майклом наблюдали всегда, а в этой комнате он получал хотя бы иллюзию приватности, которую давно перестал ощущать в любом уголке этой тюрьмы.
Слова агента Ли оказались правдой: Майкл мог приходить сюда в любое время, за исключением отбоя, приемов пищи и, как ни странно, прогулки. Он узнал об этом опытным путем, когда на следующий день после встречи с Ли решил просидеть в комнате сутки, но был выведен для сна, еды и подобия физической активности. Это, отчасти, было похоже на обычную работу в офисе — агент Ли вежливо посмеялась со сравнения, когда он сказал ей об этом по телефону. Она ответила, что это был шаг в нужном направлении, и Майкла в очередной раз позабавила эта напускная замысловатость, которую и она, и Скотт взрастили в себе по долгу службы.
Агент Брок приехал пятнадцатого декабря, на второй день после встречи с Ли.
— Можно просто Том, мистер Скофилд.
Во время рукопожатия, ладонь Брока была влажной и немного дрожала. Майклу это тоже показалось забавным: в их первую встречу, Брок себя так не вел. За эти три дня, вероятно, что-то произошло.
— Как скажешь, Том, — Майкл решил поддаться спонтанному издевательскому соблазну и не отвечать ему взаимностью на запрос в неформальном общении.
Не получив ожидаемого ответа, Брок нервно поправил свои очки, кивнул и принялся оживленно доставать ноутбук и папки из своего портфеля. На вид, ему было чуть за тридцать, и неловкость и растерянность неожиданно явно сквозили в его поведении. Майкл задумался о том, был ли именно Брок отправлен к нему нарочно — очевидно, неопытный — чтобы втереться в доверие побыстрее. Или ФБР правда было нечего скрывать, если они послали его.
Ему было все равно. Так было даже проще.
— Извините за опоздание. Зима. Еще и пятьдесят пятое частично перекрыли, — Брок вздохнул и сел, опустив портфель на пол. — Никогда не предугадаешь, сколько займет дорога.
— Я не настаивал на встрече, — Майкл поспешил взять принесенный Броком тубус, аккуратно достал из него большой рулон и развернул его на столе, закрыв другие бумаги. Быстро и жадно проследив обозначения проекта электропроводки, он улыбнулся. Да. Это точно здесь. — Разговора по телефону достаточно. Все бумаги можно отправить почтой. Экспрессом, если угодно.
— Да, но, вы же понимаете—
Майкл прервал объяснения, которые не хотел слышать, вместе с разговором, который вовсе не хотел вести.
— Здесь, — он указал на план: тупик сервисного коридора на подземном этаже.
Брок запнулся и тут же наклонился ближе к плану, уставившись на указанный тупик. Майкл дотянулся до стула, который использовал как дополнительный маленький стол, и, взяв с него фотографии и нарисованную схему, протянул их Броку.
К делу.
— С планами и размерами помещений все в порядке, поэтому по основным чертежам ничего понять нельзя. Но фактические размеры конкретно этого коридора не совпадают: это видно по фотографиям. Вентиляция здесь спроектирована корректно, но воздуховод на фотографии пропадает за стеной, а не заворачивается обратно. Система охраны не охватывает эту часть здания. Более того, — Майкл еще раз указал на план электропроводки, — на этом этаже слишком трепетно отнеслись к резервному питанию. Либо там стоит тяжелая техника, чего там точно нет, либо проводка рассчитана на систему, не отображенную на схемах. Это можно будет точнее понять по журналу потребления…
Майкл подождал, пока Брок отомрет и поднимет взгляд — и многозначительно поднял брови.
— Журнал… точно, — Брок кивнул и поспешно достал ноутбук из-под бумаг. Включив его, он выдохнул и откинулся на спинку стула. — Это было быстро, мистер Скофилд. Вам же дали бумаги только позавчера? Не думаю, что у вас тут было много времени.
— Достаточно. Если дело реально, и если бы ваш отдел не ездил ко мне так часто, то, возможно, вы бы выяснили все еще вчера, — Майкл сел, повернул к себе ноутбук и быстро пролистал данные журнала, не обращая внимания на зарождающийся протест Брока, недостаточно смелого для быстрой реакции. — Да. В эту часть здания правда идет поток выше нормы. Отметьте логи за пятое декабря, — Майкл отодвинул ноутбук обратно к Броку, взял со стула подробный план этажа и разложил его на столе. — Итого, у нас есть незарегистрированный карман, слишком большой и неуместный для проектного резерва. Вентилируемый, потребляющий приличный объем энергии. И, что еще интереснее, с выходом наружу. Успеваешь, Том?
Майкл улыбнулся, встретив хмурый, немного потерянный, но, по большей части, понимающий взгляд.
— Да, — Брок медленно моргнул и задумчиво поморщился. — Выход, а не вход? Это же подземный этаж.
— Мы должны учитывать все возможности. Например, граничащее с этой стороны здание, — Майкл указал на наружную стену. — Оно заброшено, но было одобрено как структурно целостное той же компанией, что проводило реновацию в нашем. Это указано в их отчетах о коммуникациях, которые у обоих зданий общие. Вы достали планы первых этажей соседних зданий?
Брок кивнул и достал еще один тубус, торчащий из своей сумки. На столе, под бдительным взглядом Майкла, развернулись еще два чертежа.
— Здесь есть старая неиспользуемая котельная на первом этаже, — Майкл указал на план заброшенного здания, чувствуя поднимающееся изнутри, словно еще один вдох, воодушевление. — Точно над нашим тупиком. Вот и выход.
Майкл удовлетворенно улыбнулся, откинувшись на спинку своего стула и сложив ладони на столе. Это была короткая и приятная загадка.
— Черт, — Брок вздохнул и провел ладонью по своим волосам. — Я ведь даже не подумал посмотреть вовне. Получается, со стороны нашего здания входа в скрытое помещение в принципе нет, хотя, технически, оно здесь… — его руки поднялись в капитуляции. — Вы меня официально переиграли, мистер Скофилд.
— А это было соревнование, Том?
Мысль о конкуренции заставила улыбку Майкла дрогнуть.
— Можно и так сказать, — Брок неловко улыбнулся и тоже опустил руки на стол, скорее всего, в попытке остановить нервную жестикуляцию. — Я работал над этим делом параллельно с вами, но дошел только до догадок. Думаю, это была проверка как меня, так и вас.
— И что эта проверка показала? — Майкл наклонил голову. Ему было любопытно, будет ли Брок так же, как Ли, вуалировать перспективу будущей совместной работы.
И интрига, к сожалению или к счастью, не продержалась долго.
— Наверное, то, что в будущем я смогу вам только ассистировать… — Брок смял свою улыбку и быстро опустил взгляд. Майкл подумал о том, что работа в разведуправлении ФБР все же не предполагала мастерство переговоров по умолчанию. Брок очень неловко поправил себя. — В теории… Ну и, конечно, что ваш опыт всё же гораздо… шире… моего.
Майкл сжал губы: он понял, куда ведет разговор. Его никто не держал здесь, и он мог просто встать и выйти в этот самый момент. Но, похоже, Брок был из тех людей, кто мог допустить в своей речи много полезных деталей — стоило его выслушать хотя бы в этот раз.
— Я имею ввиду, — не встретив сопротивления, Брок продолжил заметно более оживленно, — я тоже инженер-строитель; тоже работал и с гражданскими, и с государственными объектами; тоже повидал достаточно криминальных схем. Ну, иначе бы меня не взяли консультировать в этот отдел, — он прикрыл глаза и немного уничижительно помотал головой. — Но у меня точно нет мышления и решительности, как у вас. Ваш план просто…
Майкл незаметно вздохнул и переплел пальцы на столе, изображая слушателя.
— …Я читал отчеты, даже сам предлагал улучшения для их системы безопасности, но не думаю, что мой вклад хоть как-то сравнится с тем, что вы сами, наверняка, могли бы предположить…
Монолог Брока продолжался — возможно, Майкл пропустил большую его часть мимо ушей. Его слова были слишком похожи на строчки тех писем в цветочных конвертах, которые он выкидывал, не читая.
— …Я правда удивлен, что оперативная группа взяла вас так быстро, пусть и без вашего брата. Но, с другой стороны, в главе группы стоял сам агент Махоун. Хоть я и недавно в ФБР, про него… говорят. Офис общий, я видел его пару раз на этаже его отдела, и он довольно занятой на вид. Я бы побоялся к нему даже подойти. Наверное, это было настоящее профессиональное—
Пожалуй, решил Майкл на следующем выдохе, на этом можно было заканчивать.
Выпрямившись и поставив подбородок на сложенные руки, Майкл прервал Брока:
— Том, скажи, с чего ФБР решили, что я буду вам помогать?
Брок запнулся и на секунду опешил, сбившись с мысли.
— Я… Я думал вы уже согласились на сделку?
Майкл отвел взгляд к непрозрачному экрану в стене. Маленькая параноидальная мысль мелькнула в его голове, но он быстро отмахнулся от нее.
— Я пока не давал никаких обещаний. Но вопрос в другом. Агент Ли пришла сюда, уверенная, что я соглашусь.
Брок неуверенно хмыкнул, нахмурился, растерянно забегал взглядом.
— Я не знаю? Я думал, сделка очень выгодная. На вашем месте, я бы тоже согласился.
Майкл вздохнул и сжал губы. Брок совсем не улавливал суть вопроса.
— Что ты знаешь о сделке? И откуда?
— Агент Ли сообщила мне, что вы поможете нам с несколькими делами, и вас отпустят на условное. А затем ФБР официально предложат вам… работу, — Брок вздохнул. У него хватило осознанности признать, что больше не было смысла скрывать то, что он уже случайно выдал. — Вас что-то смущает в этом предложении?
Снова ничего.
— Нет, ничего, Том. Все в порядке, — Майкл почувствовал знакомую тяжесть внутри, но на этом было всё. Том не знал и половины. Теперь было предельно ясно, почему для личного разговора отправили именно его. Майкл вежливо улыбнулся, отпустив тему. — Кстати о делах, у тебя есть для меня еще что-то?
Брок снова заметно оживился, быстро откинув любые сомнения.
— Да, так скажем, рутинный анализ, — он снова достал стопку папок из-под чертежей на столе. Майкл вздохнул и начал аккуратно сворачивать планы обратно в рулоны, освобождая стол. — О, спасибо. В общем, в районе Чаннахол есть мост через реку Дес-Плейнс. Там планируется… что-то со стороны оперативных групп. Мост довольно старый, длинный и труднодоступный, и нужно проверить его уязвимости.
— Если им нужно узнать, как подорвать мост, то пошли их к инженерам-саперам, — сложив тубусы под стол, Майкл обратил внимание на новые документы перед собой.
— О, эта информация у нас уже есть, — Брок указал на один из отчетов.
Майкл поднял насмешливый взгляд.
— Что им тогда нужно, конкретно?
— Я… понятия не имею, мистер Скофилд. Наверное, любое дополнительное мнение? Как с прошлым делом. Мы не знали, что искать в этом здании.
Майкл усмехнулся и взял фотографию моста из стопки.
— Говоришь, рутинный анализ?
— Да, — Брок потер свою шею. — Увы, здесь это довольно стандартная нестандартная задача.
***
« …
Я использовал твое доверие и разрушил твою жизнь. Ты не заслуживала этой жестокости, но все равно попыталась понять. Я благодарен тебе за это и надеюсь, что я не погубил хотя бы твою способность к милосердию и любви. Мир потеряет многое без нее.
… »
***
Майкл отодвинул поднос и поспешно раскрыл блокнот на столе. Аппетит пропадал уже второй день подряд, но это не было особенно странно — его раздражало, что картофельное пюре имело законное право отвлекать его по расписанию. Он терял на это четыре светлых часа в день, и ему даже нельзя было выносить с собой бумаги.
Постучав карандашом по столу, Майкл прижал страницу пальцами и в очередной раз начертил схему пересекающихся дорог. Шоссе, второе шоссе, проселочная дорога через скрытый и неосвещенный поворот, технический тоннель. До моста всего лишь около мили — можно было дойти даже пешком. Рядом был комплекс складских помещений. Если тоннель был старым, то, возможно, он шел глубже…
Послышался шум опрокинутого подноса. Хэннак громко рассмеялся за соседним столом — ему что-то недовольно ответил Миллз. Майкл вздохнул.
— Эй, Лисенок, скучаешь? Что рисуешь?
В поле зрения Майкла попали чужие загорелые руки, опустившие поднос на место напротив. Блик, сидевший недалеко от Майкла, отодвинулся в сторону. Сам Майкл не поднял взгляд — и провел внизу страницы две линии, обозначающие реку.
— Тебя трудно разговорить, а? Но на меня не работает игнор. Ты еще не понял?
Майкл перелистнул страницу и написал несколько быстрых заметок:
«пересечение 6 и 55
стоянки и склады у Вест-Блафф-роуд
тоннель глубже
пристань».
Вернувшись на страницу с рисунком, Майкл снова постучал карандашом по столу. Ему нужно было запланировать звонок с Броком на сегодня.
— Что бы ты ни предлагал, Рамос, я не заинтересован.
— Вау, оно отвечает. Значит, сегодня не рассчитываешь на поддержку друга?
Несколько минут назад Майкл видел Ди за столом в другом конце столовой. Он выглядел бодрым и не показывал никаких следов мрачных мыслей. Они не разговаривали с того раза в душевой неделю назад.
Майкл второй раз обвел прямоугольник на странице, обозначающий местоположение пристани. Она располагалась прямо под мостом, вдоль Вест-Фронт-стрит, которая сворачивала в улицу, идеально параллельную шоссе. Отличное, но скромное место: лодочный клуб, ресторанчик на мысе, временная стоянка барж…
— Все-таки нет. Как мило. Поссорились? — Рамос шумно всосал сок из картонной коробки, смял ее и ловко кинул в мусорку у двери.
Майкл медленно выдохнул через нос.
— Ты будешь десерт? — чужой палец ткнулся в упакованный кекс на подносе Майкла.
— Забирай. И проваливай.
Раздалось громкое шуршание пластика, довольное чавканье.
— Не уйду.
Майкл вздохнул и всё же смирился с необходимостью этого разговора. Захлопнув и убрав блокнот, он поднял тяжелый взгляд на Рамоса.
— Чего ты хочешь?
— А ты как думаешь? — Рамос улыбнулся хитрой белозубой улыбкой.
Майкл никогда не считал нужным приглядываться к этому парню. Всё, что он знал, так это то, чем с ним поделился Ди. Рамос был бывшим участником какой-то группы наркоторговцев, а затем прибился к ФБР в качестве информатора, скосив таким образом себе срок и заработав привилегию защищенной секции тюрьмы. И это был достаточно длинный список достижений для человека, которому едва ли стукнуло и тридцать лет. Одно было ясно точно — Рамос, возможно, и казался туповатым, но на самом деле был довольно изворотливым.
— Три варианта, — Майкл откинулся на спинку стула и посмотрел в сторону двери. — Использовать, навредить или трахнуть.
— Вау, — Рамос засмеялся, но тут же подавился и закашлялся. — Ты— Кха… ты к жизни с такой же— Кха… философией подходишь?
Майкл ненавидел это.
— Ты мешаешь мне. Выкладывай, что тебе нужно.
— Ну-у… Скажем так, ты не угадал даже с трех попыток, — прохрипел Рамос и нагло схватил упаковку сока с подноса Майкла. Сделав глоток, он легко продолжил. — Использовать тебя… для чего? Условия здесь отличные, срок короткий, и я сам сюда хотел, поэтому мне лишний риск не нужен. Вредить тебе? Зачем? Ты мне нравишься: тихий, милый, спокойный, как маленький мышонок. Трахать тебя? — Рамос сделал еще один шумный глоток и ухмыльнулся. — Ты не в моем вкусе. Мне больше бы понравился понравился кто-нибудь на фут ниже и с большими сиськами. Хотя… — Подняв руку, Рамос провел пальцами по своей темной щетине и пристально вгляделся в лицо Майкла, будто оценивая. Живот Майкла скрутило от отвращения, но встретил взгляд он с тем же безразличием. — Нет. Я бы побоялся засовывать свое хозяйство в твой рот. Хотя, если сам предложишь, и если закрыть глаза—
— Если хочешь, чтобы тебе отсосали, — Майкл склонил подбородок. — Скажи об этом Хэннаку. Он позаботится о том, чтобы тебя это больше не заботило.
Рамос цыкнул и снова рассмеялся.
— О, да. Не зря я хотел с тобой поболтать.
Майкл не хотел болтать ни с кем здесь.
— Да ладно тебе, Скофилд, только не говори мне, что тебе не скучно?
— А ты так сильно хочешь меня развлечь? — Майкл сложил руки на груди.
— Ну, наверное, не развлечь, но это как пойдет, — Рамос пожал плечами. — Скорее, создать что-то типа группы поддержки для обмена схожим опытом. Только из нас двоих. М-м? Как тебе идея?
Майкл дал себе еще одну минуту перед тем, как сорваться с места и попробовать уговорить Вуда увести его отсюда чуть раньше.
— Что может быть общего между мной и тобой?
— Оу, это было очень высокомерно. Как обидно, — Рамос похлопал свою грудь со стороны сердца и иронично скривился. — Будь проще, Майкл. Мы с тобой сидим за одним столом, в одном и том же месте, из-за одного и того же человека.
Майкл сильнее прижал руки к своей груди и прищурился.
— Чертов Махоун, Майкл, — Рамос фыркнул и навалился локтями на спинку стула, будто разочаровавшись, что Майкл не догадался быстрее.
Майкл опустил взгляд на стол, но вид еды на его подносе только утяжелил ужасное ощущение в животе и груди. Кто-то снова громко рассмеялся на другом конце столовой.
Рамоса вдруг понесло.
— Я подумал, вот ты-то меня точно поймешь: только мы с тобой тут попали под его отдел. На редкость стремный тип. Подонок. Я пять лет… Пять! Был их информатором. Мы были почти лучшими подружками: звонки, переписки, обмен сплетнями... «Как там дела у твоего босса, Виктор?», «О, у него все отлично. Не подогнать ли вам в офис партию подарков, Алекс?», «Встретимся в субботу на бранч». И тут, месяц назад, дзынь! «Мы накрываем твою группировку, Виктор, куда хочешь сесть?» А мы договаривались на то, что он меня полностью отмажет, даже без символического срока. Вот же гребаное кидалово. Никогда не доверяй федералам, Майкл. Пожалуйста, скажи, что ты его хоть как-то успел унизить, а? Ты же умный?—
Майкл запоздало поднялся, и стул за его спиной отскочил со скрипом.
— Я все еще здесь, — от спешки он случайно прикусил щеку, поморщился. — Думаешь, я победил?
Рамос поднял на него непонимающий взгляд — Майкл мотнул головой и схватил свой почти полный поднос.
— Чего? — голос Рамоса прозвучал в спину Майкла, когда он уже был на полпути к мусорному ведру. — А, я понял. Он и тебя так же кинул, да? Я же говорил, черт… Ну ничего, он еще получит свое.
Майкл кинул пустой поднос в стопку.
— Можешь отвести меня в комнату? Сейчас.
Вуд окинул его безразличным взглядом и посмотрел на часы.
— Еще полчаса, Скофилд. Возьми себе вторую порцию.
Кровь выступила внутри на прикушенной щеке. Тошнота скрутила Майкла уже где-то в горле. Его почти вывернуло.
Он сдержался.
***
— Вы расскажете мне, что вас беспокоит, мистер Скофилд?
— Нет. Все в порядке. Все идет хорошо.
— И мы снова здесь. Тогда, давайте просто снова поговорим о вашем дне?
— Да.
***
Брок не мог ни ответить на звонок, ни приехать в этот день — он же, наверное, имел другую работу, кроме как бегать по чужим поручениям — поэтому Майкл остался в камере и всего лишь пытался спонтанно поспать посреди дня. Или почитать. Или заняться спортом. Или сделать что угодно еще. Но его все равно вызвали к телефону чуть позже.
— Мистер Скофилд, добрый день. Это Кюстин, — в трубке раздался едва знакомый женский голос.
Агент Кюстин — она приходила вместе с Ли и Броком в первый раз. Майкл помнил ее светлые волосы, тонкий птичий нос и любопытный взгляд.
Майкл прислонился к стене рядом с телефонным аппаратом и посмотрел в окно напротив. Снега в этот день не было, но плотные и тяжелые тучи все равно висели низко. У главного входа снова стояла черная импала.
— Здравствуйте, агент Кюстин.
— О, можно просто Сара.
Майкл вздохнул и провел ладонью по лицу. Наверное, судьба наказывала его. Нет — он был в этом уверен.
— Хорошо… Сара, — он заставил язык двигаться. — Майкл.
— Договорились. Извини за Тома, он сегодня на выезде. Если нужно что-то тебе прислать, можешь сказать мне прямо сейчас.
— Хорошо, — Майкл медленно, чтобы Кюстин успела записать, продиктовал список тем и документов, которые хотел проверить. — …И бумагу большого формата. Это всё.
— Отлично, — у этой Сары был довольно жизнерадостный тон. — Ах, да. Наши коллеги сейчас у тебя проездом и должны зайти и забрать твои заметки и ненужные документы.
— Хорошо.
— Супер. До встречи, Майкл.
— До встречи, Сара, — он почти не запнулся.
Повесив трубку, Майкл остановился на секунду, чтобы заставить свой взгляд не плыть, и повернулся к охраннику, который вел его сегодня, вместо Вуда. Кажется, Т… Тейлор? Томпсон? Майкл нечасто видел его.
— Вторая опросная? — спросил Тейлор или Томпсон.
Майкл кивнул, и они пошли привычной дорогой. Через несколько минут, во время остановки у черной двери-решетки, Майкл взглянул на бейдж — Эдвардс. Конечно. Да. Он помнил.
— Вперед, — Эдвардс открыл дверь в опросную.
Он забыл снять наручники Майкла. Ему не сказали? Но это не было важно. Остановка здесь не должна была быть долгой в этот раз. Нужно было просто передать заметки.
Стальная дверь закрылась, остановив звуковой сигнал, и Майкл подошел к столу. Собирать бумаги в стопку в наручниках было непросто, но он справился за пару минут. Сел на свой стул — здесь он выбрал сидеть напротив окна, а не двери.
За окном было пасмурно, но снег почему-то не шел.
Что могло быть хуже пасмурной зимы без снега? Ни морозного солнца, ни мягкого снегопада. Что-то посередине, худшее из двух миров.
Майкл не знал, сколько времени он прождал, уставившись на недвижимые тучи. Он уже привык к этому.
Новый резкий звуковой сигнал заставил его дернуться.
— …сейчас, сэр? — едва различимо на фоне воющего звука, спросил кто-то голосом Марка Уилера.
Марк…
…Уилер? Голова Майкла дернулась, и он резко развернулся в сторону двери.
— Да, никак иначе. Фелиция, у тебя пара минут на Скофилда. Быстро.
Звуковой сигнал раздавался на весь коридор, расходился эхом, просачивался в комнату, закладывал уши. Майкл уставился на едва приоткрытую дверь, обратив себя в слух. Эхом раздался звук шагов двух пар ног — уверенных, тяжелых, мужских — Алекс и Уилер ушли дальше по коридору. Второй звуковой сигнал отдался писком и болью в голове Майкла — и тут же прекратился. Они ушли.
Дверь наконец распахнулась достаточно, чтобы впустить одного человека, и в комнату вошла Фелиция Лэнг. Высокая, строгая, в черном костюме. Со следами усталости на лице, скрытой за суровостью — как у всех их в уголовных расследованиях.
Майкл помнил ее. Он помнил всех их.
Какого черта там делал Марк Уилер? Алекс—
— Скофилд, — Лэнг протянула руку и скованно, но вежливо, улыбнулась.
Машинально, Майкл встал и пожал ей руку. Что-то прозвенело — цепь наручников. Они мешались.
— Агент Лэнг, — его голос выдавил вежливый тон.
— Не ожидала, что мы снова встретимся, но я рада видеть, что твой неоспоримо большой талант направлен в правильное русло, — ее слова были четкими и выверенными, а большие и темные глаза внимательно изучали лицо Майкла.
— Да, — Майкл кивнул и отпустил ее руку. — Было бы странно отказываться от второго шанса.
Он отвернулся и осторожно взял стопку уже собранных заметок и документов. Пульс больно бил в его голове, как огромные тикающие часы. Быстро. Она возьмет бумаги и быстро уйдет.
Майкл не мог спросить ее про Уилера. Почему он был с ними?
От шока, мысли Майкла исчезли слишком быстро. У него была пара секунд. Он не мог ничего придумать.
— Вы часто здесь, — Майкл повернулся и спокойно протянул Лэнг бумаги. — Много допросов?
— Да, всё то же дело, — сказала Лэнг, будто Майкл должен был быть в курсе. Взяв бумаги, она подняла их к глазам, и ее взгляд знакомо, остро и внимательно, прошил по-диагонали первую страницу. — Прекрасно.
А, конечно. В Чикаго было не так уж и много отделов ФБР — и все в одном офисе. Майкл мог бы догадаться и раньше, что разведуправление было всего лишь—
Какого черта Уилер все еще был с ними?
— Спасибо, — Лэнг засунула бумаги под локоть и взялась за ручку двери. — Мне пора. Еще увидимся, Скофилд.
Майкл дернул уголком губ, кивнул и проследил за тем, как Лэнг открыла дверь и быстро вышла.
Где-то. Где-то он всё же просчитался.
***
« …
Мне очень жаль. Я виноват перед тобой, как ни перед кем другим.
Я ничего не прошу. Но если есть что-то, что я могу сделать для тебя — что угодно — скажи. Ты же знаешь, что я способен на многое — особенно, если это нужно сделать ради тебя.
И, даже если ты не ответишь, я постараюсь сделать хоть что-нибудь, чтобы искупить вину. Например, делать мир лучше с мыслями о тебе — звучит ужасно, но я постараюсь. И если ты ответишь — все равно продолжу. Я пообещал себе это.
М »
***
Семнадцатое или восемнадцатое декабря..? Почему именно в этот день?
Майкл не мог этого предсказать. Алекс, скорее всего выбрал день совершенно случайно — или Майкл просто чего-то не знал. В последнее время у него было мало информации, и он чувствовал, как терял мастерство ее собирать. В тюрьме, острота его внимания со временем истончалась, как ненужный и давно неиспользуемый инструмент, и превращалась в что-то спонтанное и тревожное.
Майкл отдал письмо утром. Он сидел в опросной после обеда — как раз дописал предложение, поставил точку, отложил газету — когда дверь вдруг широко распахнулась и завыла. Алекс зашел в комнату и сразу прошагал слева от Майкла, протянув за собой шлейф холодного зимнего воздуха и запах сигаретного дыма. Он спокойно и внимательно оглядел комнату — от двери, по столу, по стенам — и остановил свой взгляд не на Майкле, а на окне.
— Какой смысл делать в тюрьмах такие огромные окна, а потом все равно закрывать их решетками? — усмехнувшись, Алекс достал руку из кармана брюк и, прикрыв глаза, потер свой лоб.
Майкл посмотрел на него. Алекс выглядел так же, как и раньше — черный костюм, едва сдержанная широкая и резкая манера — но, в то же время, неуловимо иначе. Что-то в нем изменилось, и Майкл понял это сразу. Точнее, все догадки просто сошлись в одну в этот самый момент, когда Алекс наконец пришел. Разведуправление, Рамос, Уилер, пол года молчания — всё это не могло быть совпадением. Майкл не предугадал ничего из этого, а это всё же могло означать только то, что Алекс изменился. Он даже не посмотрел на Майкла.
Преодолев себя, Майкл опустил взгляд на свои заметки и сжал ручку в пальцах. Тяжесть неясно откуда появившегося страха в животе намертво пригвоздила его к стулу.
— Чтобы сохранить исторический фасад, — Майкл говорил спокойно. Ему нужно было говорить именно так. — Это старая тюрьма, и раньше были другие стандарты безопасности. В коридоре такое же окно. Здесь была перепланировка: скорее всего, изначально это был широкий коридор или просто большая комната, но ее разбили на несколько опросных. Мне повезло, что окно именно в этой.
Выслушав Майкла, Алекс хмыкнул.
— Да. Повезло.
Повезло?
Дрожь все же пробежала по шее Майкла, сердце гулко и больно стукнуло — сцепив зубы в попытке прогнать резкую злость, он снова поднял взгляд. Алекс уже сидел на краю подоконника и задумчиво смотрел куда-то в угол оконной рамы, опустив пальцы к подбородку. Майкл быстро оглядел его фигуру, в попытке найти брешь, но не нашел ничего: Алекс выглядел собранным. Он не выдавал ничего, кроме капли растерянности и раздражения между своих бровей, будто он опять потерял причину своих спонтанных действий. Но разве он пришел сюда спонтанно?
Прошла пара секунд тишины — еще несколько заставили бы Майкла вспыхнуть. Он сжал губы и снова раскрыл их.
— Как там дело пятьдесят пятого шоссе?
Алекс недовольно дернул уголком рта и скользнул взглядом по газете на столе, открытой на странице с криминальной сводкой.
— Ты видел новости.
Майкл выдохнул через нос. Остановить поток так долго копившейся досады оказалось сложнее, чем он предполагал. Он ненавидел это.
— Да. Я видел. Догадался, что работаю на твое дело, — Майкл был уверен, что говорил достаточно собранно. В конце концов, его назревшая претензия не была необоснованной, и даже не была высказана в первый раз. — И зачем опять давать мне пустые задания без деталей о деле, Алекс? Задания не имеют смысла без контекста. Если ты наконец собрался использовать меня, ты снова делаешь это плохо.
Алекс наконец повернулся лицом к нему — и полу-удивленно поднял брови. Его холодный взгляд не выдал ничего — Майкл опешил.
— Они не дают тебе деталей? Думаешь, это я? — он снова опустил взгляд, покачав головой. — У меня и так проблемы с делегированием. Какой мне смысл давать такие специфические указания? То, кому и как Ли дает работу — не мое дело.
Алекс пренебрежительно выдохнул.
Ком тошноты и боли вдруг подобрался к горлу Майкла. Это был вовсе не тот ответ, который он ожидал услышать. Он вдруг понял, что Алекс был здесь не для обсуждения этого дела, как должен был быть. Но альтернатив больше не было.
— Что ты здесь делаешь?
Это все же вызвало более предсказуемую реакцию. Алекс махнул рукой и запустил пальцы в свои волосы, нарушив прическу вместе с образом так нарочно подготовленного спокойствия. Резко поднявшись с подоконника, он шагнул в сторону и снова остановился. Он стал немного похож на себя.
— Прекрати изворачиваться хотя бы сейчас. Ты знал, что я приду. Я пришел. Даже без видимой необходимости.
Алекс отвернул лицо к окну, но Майкл все равно увидел резкое движение его желваков — досаду.
Давно созревшее и логичное осознание наконец вышло из темноты на первый план мыслей Майкла — и тут же превратилось в правду. После полугода душного и тесного ожидания она показалась ведром свежей и ледяной воды, но ее было больно пить.
— Это был не ты.
Спонтанно. Алекс бы не пришел совсем, если бы не его спонтанность.
— Мне и не пришлось, — Алекс ответил быстро и четко, еще раз шагнул в сторону. — Все сложилось как нельзя лучше. ФБР схватились за тебя сразу после оправдания Барроуза и без моего вовлечения. Прелестный сценарий. Лучше не придумаешь. Повезло, да? — он усмехнулся.
Майкл опустил взгляд с высокой и темной фигуры Алекса, окруженной светом из окна, на свои сцепленные руки.
Алекс был здесь спонтанно. Он не планировал приходить, поэтому его не было так долго. Ему не было смысла приходить и говорить с Майклом о чем-либо. Он вообще не участвовал в этом.
Но Майкл тоже этого не планировал.
— Не знаю, рад ты или нет, что использовать меня не пришлось. Неважно. Разведуправление от тебя в восторге, поэтому этого должно быть достаточно для удовлетворения твоего эго, — Алекс остановился справа от стола и засунул руку в карман, как будто пытаясь что-то вытащить, но замер, и рука вернулась пустой. Он неудовлетворенно сжал губы и пошел дальше. Майкл развернулся за ним. — Вот тебе инсайдерская информация в подарок на прощание. Они рассчитывают забрать тебя отсюда где-то в начале января, — он взглянул на часы и выплюнул: — Это всё.
И, распахнув дверь, уверенно вышел за нее. Сигнал кричал не дольше пары секунд. Снова упала тишина. Когда дверь была закрыта, не было слышно ни звука из коридора. Майкл замер.
Это всё?
Майкл подавил резкое и бесполезное желание вскочить — и развернулся к столу. Текст поплыл перед его глазами. Майкл снова положил руки на бумаги, случайно столкнул ручку на пол, схватил ремешок от часов на левом запястье. Липучка хрустнула. В прострации, он залепил ее обратно.
Да. Всё прошло по плану. По большей части. Но, так или иначе, всё сложилось как нельзя лучше.
Липучка ремешка снова хрустнула, и часы сползли вниз. Майкл сжал зубы и отвел взгляд от бесполезной татуировки. Внутри поднималось что-то неожиданно резкое и острое.
Это всё?
Notes:
Алекс, сделав нервный кружок по комнате: Три дня (часа) я гнался (ехал) за вами (в тюрьму), чтобы сказать, как вы мне безразличны.
Майкл: О боже это правда.
Я, заедая смех мета-попкорном: Вау.Мои заметки становятся все длиннее с каждой главой… Это буквально дневник развития мании...
*Мне не хочется вдаваться в детали структуры федеральных органов США, потому что я думаю, что сама не до конца разобралась в ней, но я постараюсь рассказать, как я это представляю.
Сначала разберемся с базой: полиция занимается преступлениями внутри каждого штата. Если преступление выходит за границы конкретного штата — это уже федеральное преступление, то есть, юрисдикция ФБР. Если преступление произошло за границами США, но влияет на безопасность страны — это юрисдикция ЦРУ.
Теперь, про ФБР. Я думаю, что Алекс является главой CID (Criminal Investigation Department, отдел уголовных расследований) в территориальном офисе ФБР в Чикаго. Через этот отдел проходят все классические преступления (убийства, грабежи, торговля людьми и тд), а что-то более узкое направляется в специализированные части внутри него (экономические преступления, наркотрафик, внутренние расследования и коррупция и тд). Также в ФБР есть отдел Intelligence (разведывательное управление, т.е. аналитика), которое занимается сбором информации и любым дополнительным анализом (бихевиоризм, технические специалисты, отдельные спец-ячейки и тд) — в этом фике, его главой является агент Мэри Эллен Ли. Остальные ветви нас не интересуют, поэтому я про них не говорю. Также не забудем про то, что ФБР умеют создавать оперативные группы под конкретные дела (как, например, было с фокс-риверской восьмеркой), и в такой небольшой группе временно могут состоять участники различных отделов. Всеми отделами и оперативными группами руководит директор регионального офиса — в моем фике это упомянутый ранее специальный ответственный агент Рэй Хэйли.
Если в реальности это работает не так, значит, оно просто работает так в моем фике. Я пыталась. Справка окончена. Теперь можете томно повздыхать о том, какой Алекс крутой, горячий, умный начальник, и очень молодой для своей позиции. Я вас прекрасно понимаю.Я нахожу бездонный символизм в том, что в татуировках Майкла на самых видных местах есть ассоциация с Сарой (“Cute Poison” на правом запястье) и ассоциация с Алексом (“Ripe Chance Woods” на левом запястье). Как демон и ангел на разных плечах, омг. Все силы мира удерживают меня, чтобы в этой работе я еще больше не пустилась в безвкусные метафоры со словами “яд” и “шанс”.
Кстати, мои 10 треков, которые я подобрала к фику и которые слушаю по кругу, начинают сводить меня с ума (среди всего прочего), поэтому, если у вас есть музыка, плотно ассоциирующаяся с этими двоими… я готова принять названия в комментариях как глоток свежей воды.
Песня этой главы: Blue Foundation — "End Of The Day (Silence)":
> Silence stretching out between us // Тишина повисла между нами
> I dream of a presence with essence and absence of doubt // Я мечтаю о присутствии с сущностью и отсутствием сомнений
> Come closer, come and stay with me now // Подойди ближе, подойди и останься со мной сейчас
> Help me reconcile // Помоги мне примирить(ся)/уладить(Притворяюсь позером, как будто я не слушала с упоением Lady Gaga — “Alejandro” всю главу. Вы знаете, что Александр — мое любимое имя в любой интерпретации и на любом языке? Теперь знаете.)
Chapter 7: M: VII
Notes:
*Звук капающей воды.* Кажется, у нас сейчас прорвет дамбу рационализации. О, трещина пошла. У нас остались лодки? Нет? Это не хорошо. Доставайте доски для серфинга. *Надевает солнечные очки.* Мы прокатимся на этой волне.
(See the end of the chapter for more notes.)
Chapter Text
— Почему вы не хотите об этом говорить?
— Чтобы говорить об этом, я должен для начала сам понять, что это.
— Но разве я здесь не для того, чтобы помочь вам выяснить?
— Нет. Вы здесь для того, чтобы я мог быть честным с самим собой.
— Что ж. Даже в таком случае, я не думаю, что вы всегда использовали меня так, как хотели сами.
— Я знаю.
***
Из них двоих, Линкольн всегда казался сильнее во всех смыслах. Они с Майклом были похожи — то же упрямство, та же воля, та же добросердечность — но Линкольну всегда было сложнее, а Майкл не понимал этого неоправданно долго. Старший брат слишком быстро превратился в родителя, скрывающего трудности за блинчиками с черникой, ширмой из стойкости и словами «всё в порядке, лучше подумай об учебе».
У Майкла всегда было много проблем — и поэтому, не в силах достучаться до проблем Линкольна, он думал о своих. Он думал о странностях детей вокруг и их непонятных разговорах; о реакции учителей на его логичные вопросы и очевидные выводы; о тошноте от физкультуры и восторге от геометрии; о постоянно меняющейся, хаотичной, нестабильной среде, в которой даже Линкольн не был постоянством. Но Майкл также и видел, как, после смерти мамы, Линкольн упорно пытался влиться в новую жизнь и меняться, и довольно быстро понял, как ему необходимо это тоже — адаптация. И Майкл был достаточно умным, чтобы понять закономерности самостоятельно, не тревожа других.
Он понял, что учитель английского на самом деле никогда не хотел видеть настоящее мнение Майкла в эссе — ему нужно было только его мнение, и обязательно в рамках того количества слов, которое считалось нормальным. Понял, что хорошая репутация среди других детей и временных родителей означала спокойствие, и поэтому не делал тех конкретных действий, которые провоцировали неприязнь. Понял, как абстрагироваться на физкультуре и как не показывать собственного увлечения точными науками, потому что это было именно тем, чего делать было нельзя. Понял, что иногда приходилось улыбаться и говорить, когда ему этого на самом деле не хотелось. Понял, что его лицо, рост и другие черты внешности на самом деле привлекали людей, и стал использовать их для гарантии собственного спокойствия. Понял, как играть и выигрывать.
Но, важнее всего прочего, Майкл понял, что его спокойствие гарантировало спокойствие для Линкольна — что чем меньше Линкольн утешал его словом «особенный», тем больше спал. Это была успешная адаптация — в каком-то смысле.
С очередным синяком под глазом, Линкольн вновь хмуро говорил: «всё в порядке, лучше подумай об учебе», и Майкл кивал — и думал об учебе, пока Линкольн делал блинчики в пять утра, а потом не возвращался до следующей ночи. Майкл знал, в чем был хорош и чего от него ждали другие, и делал именно это. Он создал свой удобный защитный костюм и погрузился в учебу, думая, что именно это приведет к решению всех проблем. Но Майкл был всего лишь ребенком — и оставался им удивительно долго.
Ни его адаптация, ни учеба, ни работа — ничего не решило их проблемы. Линкольн уходил всё дальше. Он был занят работой, своей дисфункциональной семьей, неясно откуда взявшимися проблемами с деньгами, а затем и с алкоголем, с наркотиками… Майкл не увидел его крика о помощи или даже логичных причин для проблем — и тогда, вместо отстраненного и упрямого старшего брата, он начал видеть простого неудачника. Майкл пытался помочь, но та функциональная помощь, которую он был в состоянии оказать, никогда ничего не решала. Вскоре, Майкл сам стал отстраненным старшим братом с черничными блинчиками, но Линкольн, в свою очередь, не смог адаптироваться. А другого сценария в арсенале Майкла просто не было.
Возможно, именно из-за этого, когда Вероника сказала, на что Линкольн на самом деле пошел ради него, мир Майкла был разрушен. И это было, в первую очередь, нечестно. Какое право Линкольн имел так искажать исходные данные? Почему он никогда не просил о помощи, если Майкл был в состоянии ее оказать? Почему он никогда не был честен, и заставил Майкла быть нечестным в ответ?
Линкольн всегда казался сильнее, но он же просто врал. Он врал, и когда говорил Майклу: «всё в порядке, лучше подумай об учебе», и когда говорил себе: «у меня всё в порядке, пока Майкл думает только об учебе». Это была катастрофа — не для Линкольна, потому что он уже давно убедил себя в своих ценностях, а для Майкла, у которого даже не было возможности побыть благодарным.
В тридцать лет осознать, что вся твоя трудно заслуженная жизнь была построена на лжи и жертве, было по-настоящему страшно. Майкл уже привык к своему месту, к спокойствию, к структуре. Привык настолько, что это стало комфортом и позволило ему изредка быть счастливым по-настоящему. Он даже почти начал позволять своему защитному костюму трещать — со временем, корпоративных улыбок становилось меньше, а дел больше — и ему это нравилось. Он считал, что очень хорошо адаптировался, потому что смог совместить то, в чем был хорош, с нуждами других людей. Но, в конце концов, в этом не было никакого смысла, если он не мог помочь тем, кого любил.
Помощь Линкольну, в каком-то странном смысле, стала для Майкла одновременно и способом доказать свою компетентность, и местью за то, что Линкольн не позволял ему этого делать раньше. За время подготовки плана Майкл вспомнил многое. Тот раз, когда он сам пытался приготовить завтрак, но чуть не поджог кухню. Или тот, когда хотел устроиться на подработку в школе, но чуть не стал торговать марихуаной. Или когда впервые накричал на Линкольна, за что получил синяк под глазом, и они наконец стали выглядеть похоже — как братья.
Они ведь были братьями — конечно, они были похожи. Линкольн был самоуверенным и глупым во многих отношениях — точно как Майкл. До попадания в тюрьму Майкл даже не осознавал, от какого мира на самом деле Линкольн оберегал его так тщательно. За четырнадцать лет Майкл взрастил свое высокомерие в среде, где сделать это было слишком просто: от него ничего не требовалось, кроме ума и ресурсов. Ему не нужно было думать о неопределенности, о самозащите, о страхе, о чужих пагубных намерениях. Даже несмотря на свое прошлое, Майкл все равно стал именно тем человеком, который вырос в тепличных условиях, не готовый к настоящему миру — и в этом тоже был виноват Линкольн со своей странной, незаметной, нечестной гиперопекой.
Майкл дошел до пика отчаяния очень быстро. В моменте он винил себя, потом Линкольна, и потом снова себя, снова Линкольна — а в следующий просто перестал. Его эмоции, как это бывало в детстве, не могли ничего решить. Чтобы спасти Линкольна, нужно было действовать — и уже потом, потом Майкл мог подумать о том, что и как сказать, чтобы Линкольн признал, каким идиотом был. И этого, как и его благополучия, на самом деле, было бы достаточно.
Но, в конце концов, Майкл так и не придумал, что сказать, и это довольно быстро стало неважным. Все было кончено, и они были живы — вот что было важно. Линкольн и Эл-Джей уже начали собирать оставшиеся крохи счастья из прошлой жизни в что-то новое, и скоро должна была наступить очередь Майкла. Вот что было важно. Майкл не мог омрачать хрупкое спокойствие своим эгоизмом.
«Всё сложилось как нельзя лучше.»
Почти. Если бы только были живы Вероника, Лиза, Чарльз, Боб, Сет, Саврин и все те, кого убил Багвелл после побега. Если бы из-за Майкла не оказались испорчены жизни Сары, Сукре, Аполскиса, Поупа… Если бы Алекс—
Всё сложилось ужасно — просто с немного неожиданным концом. Но Майкл мог с этим справиться. Он должен был.
И в декабре не случилось ничего, что было бы хуже, чем то, с чем Майкл уже справлялся до этого. Ничего, что помешало бы ему чувствовать оптимистичный дух приближающейся свободы или радость от того, что Линкольн и Эл-Джей навестили его в сочельник.
Ничего.
— Майк!
Улыбаясь, Линкольн вышел из-за стола навстречу Майклу и выкинул руку в сторону в приглашении к объятию. Эл-Джей тоже встал, но остался на месте, запихнул руки в карманы куртки и опустил подбородок.
— Привет, дядя Майк, — всё же сказал он и поднял взгляд, чтобы скованно улыбнуться.
Майкл чувствовал облегчение от одной только возможности видеть их.
— Привет.
По привычке схватив свои освобожденные, но все еще зудящие от наручников запястья, он легко шагнул под руку Линкольна. Как же это было странно — каждый раз осознавать свою тоску только в момент, когда она уже не имела смысла. Линкольн тяжело похлопал его по спине и отстранился, и Майкл был рад тому, что в этот раз его тоска была бессмысленной именно потому, что уже была решена, а не потому, что не имела решения в принципе.
— Выглядишь дерьмово, — Линкольн взял Майкла за плечи и внимательно осмотрел его на расстоянии вытянутых рук так, как делал в детстве, чтобы понять, говорил он правду или нет. А Майкл еще даже не успел соврать. — Плохо спится в одиночке зимой, да? Понимаю.
Майкл помотал головой с улыбкой и отступил. Они сели за один из по-смешному маленьких столиков, которые, видимо, были одинаковые в любой общей комнате для свиданий. Майкл бросил быстрый взгляд вокруг, убедившись, что другие компании сидели достаточно далеко и были заняты своими проблемами.
— Нет, пап, он просто сходит с ума от скуки. Перед сном считает в уме этажи Эмпайр-стейт-билдинг, и каждый раз сбивается, потому что спорит сам с собой насчет полезности шпиля, — сказал Эл-Джей и откинулся на спинку стула с искрой усмешки в глазах. Наверное, он готовил эту шутку всю дорогу, и Линкольн оценил ее сразу, покачав головой и точно так же усмехнувшись.
Картина была зыбкой, но они правда хотели показать, что чувствовали себя лучше. Майкл понимал это желание слишком хорошо.
— Ты прав. Я постоянно забываю, считаю я офисные этажи или уровни архитектурного эго. Но это не значит, что шпиль бесполезен. В нем заключены амбиции—
— Нет, дядя Майк, я не буду слушать это снова, — Эл-Джей фыркнул и сложил руки на груди.
— Окей, — Майкл улыбнулся. — Но, если вам интересно, мне наконец есть, чем заняться.
Ожидаемо, Линкольн неверяще насторожился, наклонился и положил ладонь на стол. Эл-Джей свел брови в легком удивлении.
— Сработало. Я выйду после Нового года, — улыбка Майкла дернулась. — С Рождеством.
Шок на лицах обоих Линкольнов оставался всего лишь половину секунды.
«Я верю тебе. Найди её. Только не попадайся,» — сказал Линкольн, когда они расставались после самолета. — «А если попадешься, обещай, что попросишь меня о помощи. Только не ври мне.»
«Он передал, что ты высокомерный идиот,» — сказал Кросс на второй день ареста. — «И что он не впечатлен твоим планом. Не разделяю его тревогу, но тебе стоит подготовить мощный фундамент для того, чтобы это сработало.»
«Это странно, Майк,» — хмуро сказал Линкольн в их первую встречу после суда. — «Я думал, ты просто снова собираешься бежать, раз сел сюда. Но идти на риск пожизненного, надеясь на то, что твой талант кого-то заинтересует — полное безумие. Неужели у них так мало своих умников, что они правда вытащили бы тебя, даже если бы меня не оправдали?»
«У меня есть… причины быть уверенным.»
— Черт… — Линкольн ударил ладонью по столу, а затем по плечу Майкла так, что тот пошатнулся. Лучики морщин разошлись от его глаз в искренней радости. — Наконец-то!
Майкл вернул себе вертикальное положение и посмотрел на Эл-Джея, который сжал губы добела и попытался спрятать блестящие глаза за волосами. Протянув руку, Майкл потрепал его по макушке, и попытался подавить боль, назревающую за сердцем.
— Всё в порядке, — Майкл наклонил голову в поисках его взгляда. — Теперь можешь не переживать о том, что опять завалишь геометрию. У нас есть еще целых полгода до следующих экзаменов.
— Да я не… — Эл-Джей помотал головой, утер нос рукавом толстовки, резко поднялся. — Я хочу колу, — и, уже шагнув к автомату, он все же взглянул на Майкла и выдавил: — Я рад.
Проводив спину Эл-Джея мягким взглядом, Майкл вернул свое внимание Линкольну, который как раз беспокойно провел ладонью по своей голове и начал говорить.
— Я уже думал, что всё… Пять лет срока — в целом, не так уж и плохо. Полгода… Что они делали полгода? Что они сказали? Конкретно, Майк.
— Сказали, что были идиотами, и что выпустят меня просто так, потому что я не сделал ничего плохого, — Майкл усмехнулся, встретив тяжелый взгляд Линкольна. — Нет, это правда. Они публично раскаятся, а я публично прощу их.
— Свобода за одно только прощение? — Линкольн хмуро качнул головой.
— Не совсем свобода, — Майкл опустил взгляд в стол и провел по нему пальцем. — Условное, как я и думал. Скорее всего, не выпустят меня за границу Чикаго несколько лет. И предложат мне работу.
— От которой ты не сможешь отказаться?
Майкл склонил голову в неуверенном кивке — и приготовился к спору.
— От которой я не захочу отказываться.
Это был риск. Ложь была предпочтительней. Но Майкл устал.
— Из-за меня? Из-за этого дела с президентом? — Линкольн неодобрительно выдохнул через нос и посуровел. — Я понимаю, почему ты хочешь этого. Но зачем рисковать? Мы уже достаточно пострадали, Майк. У нас наконец есть шанс на спокойную жизнь.
Конечно. Майкл почувствовал резкую тяжесть в груди и поморщился, бросив взгляд на Эл-Джея — тот все еще стоял у вендингового автомата и хлопал себя по карманам в поисках мелочи.
Оперевшись на локти, Линкольн непреклонно продолжал:
— Сейчас мне нужно убедиться, что у Эл-Джея будет нормальная жизнь. А тебе нужно убедиться только в том, что нормальная жизнь будет у тебя. Если у тебя есть шанс отказаться и быть в безопасности—
— А кто гарантирует нормальную жизнь для тебя? — Майкл прикусил щеку, сдерживая эмоции, и снова посмотрел в стол. — Дело не в мести. Федералы сказали мне, что работа с делом все еще ведется, спустя пол года. Кто знает, насколько широкой была эта операция? Кто знает, что мы вообще в безопасности? Я должен там быть.
Линкольн тяжело положил ладонь на стол.
— Оставь это им. Если им так жаль, пусть разгребают это. Я не допущу, чтобы ты снова ложился на плаху, вместо меня.
Майкл помотал головой. Линкольн наклонился ближе, продолжая давить. Майкл чувствовал растущий в горле ком боли.
Так же, как в детстве. И ложь поднялась на поверхность так же быстро, как и тогда.
— У меня нет выбора, — сказал Майкл сквозь зубы и поднял взгляд, как только убедился в спокойствии своего лица. — Это часть сделки.
Линкольн резко разочарованно выдохнул и откинулся на спинку стула. Со все тем же комом в горле — и с облегчением — Майкл увидел в его глазах вынужденное поражение. В углу комнаты Эл-Джей пнул сломанный автомат.
— Я так и знал, — Линкольн отвел сердитый взгляд и сжал кулаки на столе. — Зачем было заново обнадеживать? Ты же уже сказал, что так и будет. Что этот парень тебя не отпустит.
Майкл сглотнул — и уставился на руки Линкольна.
«Всё сложилось как нельзя лучше.»
Нет.
— Да, — его рот едва открылся. — Так и есть.
— Ты же даже не думал отказываться или торговаться, да? — Линкольн сокрушенно провел ладонью по лбу, и в его голос добавилась капля яда. — Они используют тебя, а ты и рад. Почему?
Майкл замер, почувствовав, как непроизвольно сжались его челюсти — злость вспыхнула в груди, а горечь поднялась к горлу.
— Потому что—
«Не знаю, рад ты или нет, что использовать меня не пришлось.»
Почему?
— Да пошло оно, — Эл-Джей возник за спиной Линкольна, тут же по-детски поморщившись от взгляда отца. — Автомат не работает.
Всё быстро прекратилось.
Линкольн с видимым усилием расслабил лицо и сочувствующе кивнул сыну. Майкл тоже выдохнул и закрыл глаза на секунду — а когда открыл, смог улыбнуться.
Это была их обязанность.
— Есть еще один на входе, но я туда не попрусь, — продолжил Эл-Джей, вальяжно плюхнувшись на свой стул. — А вы не обращайте на меня внимания, я же видел, что вы ругались.
— Да, — сказал Майкл, спокойно встретив резкий взгляд Линкольна. — Насчет этого.
И достал из внутреннего кармана куртки книгу в аляповатой мягкой обложке.
— Черт, ты наконец-то закончил вторую часть? — на лице Эл-Джея расцвела нервная, но искренняя улыбка. Линкольн вздохнул и потер челюсть, скрывая смех.
— Не без спешки, но — да. Сюрприз.
— Тебе сегодня только красного костюма и бороды не хватает, — Эл-Джей выхватил книгу и открыл ее на первой же цветной закладке.
— Здесь таких не выдают, — Майкл развел руками и расслабленно откинулся на спинку стула.
К счастью, Эл-Джей быстро забыл обо всем, погрузившись в любимую тему любого четырнадцатилетнего подростка. И это было на редкость правильно.
— Вторая часть видеоигры по фильму должна выйти уже в феврале. Что-то вроде старика Джеймса Бонда. Но Блейк круче, потому что он не такой пафосный. И здесь есть реальная интрига, он как будто бы реальнее…
— О, да. Мы с твоим дядей обожаем реальные детективы.
Линкольн усмехнулся, встретив тяжелый взгляд Майкла.
***
— Это далеко не первый раз, когда ситуация сложилась не в соответствии с вашим планом. И тем не менее, немного другим путем, но вы всё же окажетесь в нужных вам обстоятельствах.
— Это правда. Неопределенности больше нет.
— И всё же, вы разочарованы?
— Я вовсе не ждал чего-то грандиозного, чтобы разочаровываться.
— Возможно, вы недооцениваете размер ваших ожиданий. Только факт того, что вы полгода откладывали мысли об этом, говорит многое.
— Многое?
— Мы уже говорили о ваших методах борьбы с неопределенностью, и этот раз не является исключением — вы отлично подготовились к столкновению с ней. Вы убедили себя в уверенности в этом плане, погрузили себя в стазис, потому что так было проще пережить неопределенное ожидание, и потому что отложить дела и разговоры на потом было логичнее. Но эта тактика имеет последствия, с которыми вы прекрасно знакомы. И в этот раз, когда следующий этап плана все же наступил, но и не оправдал вашей уверенности, то открылся ящик Пандоры.
— И внутри, как я понимаю, что-то, что сведет меня с ума. Я прав?
— Вспомните момент, когда вы и ваш брат впервые оказались на свободе, и наконец вы смогли сказать себе, что ваша цель была достигнута. Основная часть плана была позади, и у вас был момент для нового вдоха перед обратным погружением. И что случилось тогда, когда вы вдохнули?
— Я оглянулся назад.
— Что вы увидели в вашем ящике, Майкл?
***
Майкл проснулся из-за того, что не мог дышать.
Было темно — он ничего не видел, потому что не мог заставить глаза открыться. Было холодно — мягкая ткань, которую он ощущал на себе кожей, была ледяной от сырости и сквозняка, и скаталась в неудобный ком под грудью. Было больно — от горла и до живота его прошила острая, паническая агония; ногти впились в ладони; ноги пробило невыносимой судорогой.
Майкл не мог дышать. Он не мог вспомнить, как дышать. Его грудь вдавило внутрь что-то тяжелое, словно чья-то рука, или камень — или сама смерть.
Майкл не мог пошевелиться. Не мог открыть глаза, не мог двинуть языком, не мог закричать. Ему было холодно. Он был мертв. Это было трупное окоченение. Его сердце не билось. Совершенно точно — оно остановилось, и в его груди уже не было ничего — поэтому он и не мог дышать. Внутри него ничего не было, и вокруг него тоже ничего не было. Ничего и никого, кроме боли, темноты, тишины и страха. Ни слова, ни вздоха, ни сердцебиения.
Но он чувствовал боль. А это значило, что он всё ещё был жив.
Первый вдох вошел в его легкие, как первый вдох новорожденного. Рот распахнулся, шея напряглась, глотка раскрылась — и воздух прошел через них, как как поток воды по ране. Это было больно — но не больнее, чем смерть.
Майкл схватил себя за шею и закашлялся. Его пальцы, губы, плечи дрожали.
Новорожденные кричали после первого вздоха — так они показывали, что были живы. Но вокруг Майкла не было никого, и не было смысла подавать какой-то знак. Там не было матери, которая приняла бы его любым — даже слабым, синим и кричащим. Там не было врача, который помог бы, если бы с Майклом было что-то не так. Там не было никого.
Майкл был один. Его сердце тяжело билось в груди в одиночестве. Было темно, холодно и больно.
Спустя еще два разрывающих вздоха, он все же смог открыть глаза. Это не оказалось особенно полезно: в камере было совсем немного серого света из коридора, и он расплывался перед глазами из-за пелены головокружения, пота и слез. Майкл отнял руку от горла, чтобы вытереть лицо. Паника толкала на поверхность требования организма, которому нужно было выжить: воздух, вода, тепло, безопасность. Ноги все еще дрожали и не слушались, поэтому Майкл схватил одеяло, сбившееся в кучу у стены, и, сцепив зубы от огромного кома эмоций, тряхнул и распутал его, а затем накрыл себя с головой. Оказавшись в темном коконе, он снова схватил себя за плечи, но рукава футболки были ужасно тесными, мокрыми и холодными — они царапали и скользили по коже, сковывали, будто сырая веревка. Майкл сжал футболку на груди и отчаянно дернул ее прочь, но у него вдруг закончились силы. Резко, как удар, его тело вновь онемело. Но он все еще чувствовал.
Из его глаз лились слезы. Майкл зажмурился, потому что не мог их остановить. Его сознание было где-то на грани. Мысли чередовались с поверхностными вздохами и болезненными сердцебиениями. Осознание, вздох, удар. Приступ не мог пройти без его присутствия. Но если Майкл всё же был здесь, это означало и то, что он мог это остановить.
Майкл мог это остановить. Он делал это раньше. Он делал это всегда.
Майкл дышал. Десять раз. Его грудь поднималась и снова опускалась. Пятьдесят. Он держал руку над сердцем. Сто пятьдесят. Под одеялом было душно, поэтому он откинул его с головы. Двести семьдесят. Его слезы и рот высохли — он был обезвожен. Триста сорок пять. Он устал.
Майкл устал. К горлу опять поднялся ком, но слез уже не было.
Когда Майкл досчитал до пятисот двадцати одного, волна иголок наконец дошла до пальцев ног. Откинув одеяло, он сел, поборол головокружение, встал и дошел до раковины. Ни света, ни зеркала там не было, и это приносило толику облегчения. Футболка сползла с него, как вторая, неживая кожа с линяющей, хладнокровной змеи — это было освобождение, но одновременно с этим и опасность. Новая кожа была чувствительной, нежной, розовой, уязвимой и жалкой.
Схватив себя за плечи, Майкл смотрел на стальную раковину и блеск воды в полумраке. Хотелось пить, но он не был уверен, что мог глотать. Майкл все равно сделал это — выпил, умылся, вытер руки, грудь и живот смоченным полотенцем. Он снова шагнул к койке, сдернул простынь, перевернул подушку и одеяло, сел, лёг на спину.
Счет продолжился с пятисот двадцати двух. Майкл смотрел в темный потолок, разгибал пальцы на каждом медленном счете и загибал их обратно в кулаки, когда десятка заканчивалась. Это была знакомая рутина. Когда его тело высохло, он укрылся одеялом.
Настоящее постепенно возвращалось. На полу лежала тусклая лужа света луны. В коридоре стояла тишина, прерываемая чужими редкими храпами. Единственным способом выяснить время здесь были часы, но у Майкла не было сил пытаться разглядеть стрелки. Скорее всего, ночь уже заканчивалась, но утро еще не началось. Стоял темный промежуточный час самого глубокого сна, но Майкл больше не мог спать.
Вместе с настоящим, возвращался и сам Майкл. На четырех тысячах он снова поднялся, чтобы смыть ощущение песка в глазах и переодеться. Лужа синеватого лунного света к тому моменту уже сдвинулась в сторону, и Майкл решился посмотреть на часы, тут же вздрогнув от сигнала к подъему.
Пять утра.
Свет в камерах включался постепенно, словно жалкая подобия рассвета. Майкл сел на койку и опустил голову в ладони — ногти бодряще процарапали по скальпу. С последней стрижки около месяца назад, волосы снова отросли и стали колючими и жесткими. Майкл отвык от этого ощущения.
Он отвык сталкиваться с этим лицом к лицу.
— Эй, Скофилд. С Рождеством, — Билли постучал по решетке и протянул через нее стопку конвертов. — Сегодня почта до завтрака. Время подписывать открытки.
Майкл резко вдохнул и, вдавив пятки в пол, встал с койки.
— Славная ночка, а? Санта во сне приходил?
Майкл взял конверты и поднял тяжелый взгляд на ухмыльнувшегося Билли, который тут же махнул рукой и прошел к следующей камере, откуда уже доносилось ворчание Хэннака.
Присев за стол, Майкл сделал еще один глубокий вдох. Он возненавидел почту за последнюю неделю.
Первые три конверта и несколько открыток, аккуратные и цветастые, отправились в мусорку нераскрытые и непрочитанные. Толстые папки с маркировками журналов и газетных изданий Майкл отложил, чтобы раскрыть после обеда. Несколько тонких писем и открыток от старых знакомых и коллег он положил на стопку недавно заказанных почтовых карточек, чтобы не забыть ответить тем, кого упустил.
Обычно, нервное ожидание, как и стопка конвертов, на этом заканчивались. ФБР не позволяли забирать документы в камеру, поэтому их почта приходила сразу во вторую опросную. Линкольн и Элджей передали всё, что хотели, еще во время визита. Кросс всегда писал экспрессом, и предпочитал звонить заранее, чтобы Майкл не пропустил. Сара не отвечала. И больше у Майкла не было повода от кого-то чего-то ждать.
Но на его руках в этот день всё же осталось одно письмо — без обратного адреса и имени, в простом белом конверте, с незнакомым почерком в блоке «Кому». И, когда Майкл открыл его, то, после короткого шока, быстро понял, от кого оно на самом деле было.
«Брат,
скажу тебе сразу я не настолько туп чтобы отправлять это письмо напрямую. Успокою тебя. у меня хороший посредник. Я забыл название того сайта на котором мы должны были обмениваться посланиями и я долго думал как с тобой связаться
У меня родилась дочь! Лила Мария! я стал отцом!!! можешь себе представить?? моя девочка моя Марикруз стала моей женой и у нас есть дочь! Святая Дева Мария!
Майк, если бы у меня были слова чтобы сказать как я тебе благодарен. Я много думал об этом. если бы не ты то я бы потерял всё что было мне важно. ты был послан мне Богом, брат.
Я не о чем не жалею, поступил бы так снова. мы справляемся. я уверен что у тебя все схвачено чего бы ты не задумал, но желаю тебе удачи. обязательно верь.
Если судьба сведет нас снова, я буду рад. а если хочешь свести нас сам, найди моего двоюродного кузена КТС. он тебя знает. но и ты тоже вроде бы знаешь где я.
не прощаюсь
С»
Майкл перечитал письмо еще раз, а затем аккуратно сложил его вчетверо и засунул в нагрудный карман рубашки. Шок прошел еще через минуту.
Сукре был идиотом. Майклу нужно было срочно найти этого кузена и вытрясти из него любые детали. Он мог попросить Кросса, но этого делать не стоило. Скоро у Майкла должна была появиться возможность сделать это самостоятельно.
Майкл поставил локти на стол, случайно столкнув стопку открыток на пол, и закрыл лицо руками.
Как они связались? Точно ли Сукре не попался под остатки наблюдения федералов? Нужна ли ему была помощь?..
Сукре был идиотом, если правда не понимал, за что ему стоило винить Майкла. У него могла быть нормальная жизнь, если бы не это. Он мог бы отсидеть остаток срока и жить свободно, счастливо и спокойно с Марикруз и ребенком. Если бы не появился Майкл. Сукре не мог не винить его. Почему он оставался на его стороне?
Майкл не смог сдержать вырвавшийся из груди, нечестный и теплый смех облегчения. Его глаза снова защипало.
На посте охраны кто-то прибавил звук радио, и в коридоре приглушенно зазвучала Last Christmas. Это было сюрреалистичное утро.
***
— Мы говорили с вами о близких вам людях. Можете уточнить, что вы понимаете под понятием близкий человек?
— Тот, кому я могу доверять. Тот, кто, как мне кажется, понимает меня.
— Вы разделяете эти два определения?
— Возможно. Есть те, кому я могу доверять, но кто не полностью понимает меня. И, наверное, наоборот это работает тоже. Но это сложнее.
— Есть ли близкие вам люди, полностью подпадающие под оба критерия?
— …Нет.
— Чего именно им не хватает?
— И того, и другого.
— Скажите, Майкл, что вы делали для того, чтобы помочь человеку понять вас? Или чтобы вам было проще ему довериться?
— Я первым узнавал о человеке всё, что мог, и работал с этим до тех пор, пока не был в нем уверен, и пока человек не имел поводов сомневаться во мне.
— Я спрашивала не об этом. Вы снова говорите об отношениях с людьми, как об устранении неопределенности.
— Тогда о чем этот вопрос?
— О том, что нужно сделать конкретно вам, чтобы полностью довериться кому-то или чтобы дать кому-то на самом деле вас понять.
— Я не понимаю.
— Вы понимаете.
***
Возможно, это было просто замещением. Или сублимацией. Майкл не знал точного термина.
Если бы у него был выбор, он бы предпочел всегда придерживаться людей определенного типа. Таких, чувства и намерения которых были очевидны. Верующих — в Бога, в общее благо и цель, в справедливость. Еще не разочаровавшихся и все еще наивных. Неспособных скрываться и лгать, что объяснялось обычным неумением или необычной совестью. Кто-то бы сказал, что это были дети, но Майкл знал, на что на самом деле были способны некоторые дети. Таких людей невозможно было охарактеризовать одним словом, а если бы это и было возможно, то это слово звучало бы неправильно. Это были хорошие люди. И, довольно часто, они осознанно или неосознанно страдали из-за того, что были такими.
Можно ли было сказать, что, в таком случае, Майкл сам хотел воспользоваться чужим светлым талантом или недальновидностью? Наверное. Но он надеялся, что это был бы равноценный обмен. Если такие люди могли подарить ему спокойствие, то он, в каком-то роде, мог помочь им выжить.
Эти люди на самом деле существовали. И в последнее время, Майкл думал о том, что, возможно, ему стоило вести себя с ними как-то иначе. Что, вместо странного равноценного обмена, это могло бы стать чем-то большим. Каким-то иным, более настоящим симбиозом.
У Майкла были друзья. Они были ему нужны. Он потратил большую часть своей жизни на то, чтобы понять, кто и зачем был ему нужен, и что Майкл мог предложить взамен. Сила в обмен на ум; связи в обмен на помощь; информация в обмен на поддержку. Это была практичная и честная система. Никто не мог обвинить его в том, что он кого-то использовал, унижал или предавал. Он был чист. По крайней мере, так было до того дня, когда он решил пойти на преступление.
Но, в конце концов, Майкл был не идеален. Он мог упускать детали. Он попросту мог не осознать свою нужду вовремя, мог не найти идеального пути к ней или чего-то для обмена. Так, как это случилось с Сарой. Или так, как это случилось с Сукре. Со всеми этими людьми. Майкл упустил что-то важное, потеряв их всех.
Но это был еще не конец.
Если бы всё правда закончилось вот так — было бы печально, но объяснялось бы достаточно понятно: цели Майкла были другими; время было не идеальное; обстоятельства были ужасны. Со временем, Майкл смог бы разобраться с этим — как бы цинично это осознание ни звучало внутри него.
На самом деле, любые чувства могли пройти — а Майкл должен был остаться. Он всегда оставался. Он должен был продолжить выживать.
Но что-то всё же изменилось — и продолжало меняться с того самого момента, как он узнал о лжи Линкольна.
Последние месяцы и недели. Последние дни перед Рождеством. Когда он ел, спал, ходил, работал. Время шло, что-то происходило — и он упускал это. Его преследовало то самое чувство незавершенности, которое отчаянно цеплялось за сознание, останавливало функционирование, прерывало мысли о выживании.
Упустив что-то несколько раз, он продолжил упускать. И он не знал, как остановить это. И что это вообще было — человек, время, понимание, слово, поступок?..
Это чувство не было виной, сожалением, злостью, или чем бы то ни было еще — Майкл знал о том, где эти чувства сидели в его голове, и как он должен был вести себя с ними. Скорее, это было похоже на ощущение упущенной возможности. Майкл не знал, что было на той стороне, которую он не выбрал; что случилось бы, если бы он поступил иначе; что теперь думали те люди, которых он оставил позади. Он оглянулся назад. И это пугало.
Поэтому Майкл… сублимировал. Он использовал то, что было в доступности. Ему нужно было сделать хоть что-то, чтобы понять, как работало и реагировало это чувство. Не просто сделать — а получить ответ. Его письмо не работало без ответа, а чужое письмо не работало без его действия.
Двадцать пятого декабря был одним из немногих дней, когда заключенные могли рассчитывать на щепотку лояльности. Посещения были разрешены с утра и до вечера; еда была немного лучше; было чуть больше времени на совместный досуг. Заключённые, у которых были семьи, ходили туда и обратно из комнаты для свиданий, а вынужденные работать в праздник охранники ворчали больше обычного и, в качестве мести, не выключали радио с рождественскими песнями. К часу дня, Майкла откровенно тошнило от Jingle Bells.
Ди не появился ни на завтраке, ни в комнате досуга, ни на обеде — и Майкл наконец заметил его светлую макушку только на прогулке. Когда их секцию вывели в загон, Ди уже сидел на лавочке лицом к металлической сетке и спиной к остальным. Его голова была склонена, а плечи опущены, и он не спешил к баскетбольной площадке.
Был ли Ди хорошим человеком? Майкл не мог четко ответить на этот вопрос, но факт оставался фактом: он был единственным, чье общество Майкл мог выносить в этом месте.
У их знакомства даже не было какой-то особенной истории. Ди просто был любопытным, болтливым и безобидным. Спустя пару недель изначальной опаски, Майкл в конце концов просто перестал прогонять его, посчитав относительно полезным — и на этом было всё. Майкл даже не знал, что именно Ди сделал, чтобы попасть в тюрьму — только то, что это было насильственное преступление. Но почему? Он никогда не спрашивал, а Ди никогда не рассказывал.
Майкл не смог пройти мимо него в этот день.
Потому что это была его лавочка. Потому что это было Рождество. Потому что он ни разу не видел Ди таким — кроме того случая в душевой пару недель назад. Потому что в этот день Майкл получил письмо от Сукре. И потому что интуиция толкнула его попытаться.
— Я так долго пытался понять, на что ты там смотришь. Или чего ждешь, — начал Ди без приветствия, когда Майкл сел рядом. — Но я не понимаю. Может, ты всё-таки просто псих?
Перед ними — за одной металлической сеткой, за пятьюдесятью ярдами пустыря, за другой металлической сеткой — виднелся главный вход. В этот день стоянка была переполнена: две машины не могли разъехаться, и водители спорили о чем-то через приоткрытые окна; несколько приодетых девушек курили и смеялись под козырьком двери; усталая женщина вела маленького плачущего ребенка обратно к машине. Это был день семьи.
Майкл не помнил, чтобы когда-то думал о Рождестве как о празднике семьи. Это был день блестящей елки, день ненужных подарков, день замученных улыбок — всегда день, когда он упускал что-то, но не мог позволить себе думать об этом. С того года, когда приемные семьи исчезли из его жизни, Майкл не проводил Рождества с теми, кого считал семьей в каком бы то ни было смысле.
В прошлом году, вроде бы, он был в баре, а потом дома. Кажется, там была девушка. Майкл не знал, почему там была девушка. Ему было противно думать об этом. Противно, что она была там. Он никогда и никого не—
У Ди снова был разбит нос. Он шумно шмыгал и смотрел вперед пустым взглядом.
Несложно было предположить, что в этот раз с носом Ди столкнулась не заледеневшая баскетбольная площадка, а чей-то кулак. Чей-то знакомый ему — возможно, близкий и неожиданный — кулак в подарок на Рождество.
У Майкла было дежавю.
— Я… — Майкл опустил взгляд с лица Ди на свои руки. Он мог соврать, как делал это всегда. Но он уже сел рядом. Смысла врать еще больше просто уже не было. — …Я правда ждал.
Тяжесть камнем упала в животе. Майкл сглотнул.
— Уже не ждешь?
Да. Майкл мог вздохнуть полной грудью. Но не мог.
Он кивнул. Ди понимающе хмыкнул и шумно утер нос рукой.
— Бросили тебя.
Бросили? Майкл растерянно попытался поймать мысль за хвост, но она ускользнула.
— Девушка твоя.
— А, — Майкл опустил плечи. Сара. — Можно и так сказать.
— Не повезло. Что она сказала?
Майкл посмотрел на ледяную землю.
Текст записки Сары был отпечатан где-то глубоко в его сознании — навсегда. Майкл уже не боялся его. Он смирился.
— Что одумалась.
— Вау, — отчего-то одобрительно выдохнул Ди. — Жестко.
Встретив острый взгляд Майкла с улыбкой, Ди откинулся на руки и вздохнул в сторону неба. Лицо у него стало, как у подростка — неомраченное, несмотря на разбитый нос.
— Не смотри на меня так. Ты же знаменитость, я немного в курсе твоей истории любви и без тебя. И что-то мне подсказывает, что доктор Танкреди оказалась в ней не добровольно.
Майкл почему-то не нашел в себе сил злиться. Его сердце ныло, а руки замерзали.
Почему Ди так хотел поговорить об этом с Майклом? Разве ему тоже не было больно?
— Долго думал?
— Да-а, — протянул Ди. — Иногда здесь совсем нечем заняться.
Майкл вернул взгляд к своим рукам, перебирая немеющие пальцы.
— Ты извинялся? — спросил Ди.
— Конечно.
— Ну, это хорошо, что тебе не похер, наверное. Но тут только смириться.
Майкл выдохнул облачко пара.
Смириться?
— Мне не… все равно.
— Правда любишь ее?
В тоне Ди было что-то неясное. Живот Майкла скрутило.
— Да.
— Что именно в ней?
Это был странный вопрос — Майкл поморщился.
— Всё?
Ди сжал губы и вздохнул, глядя в небо.
— Что тебе нравится в девушках, Майкл?
Это все еще был странный вопрос.
У девушек из прошлой жизни Майкла не было ничего общего. Ни характер, ни лицо, ни фигура. Они не любили его, и Майкл тоже не любил никого из них. Он мог вспомнить только цвет их глаз и эмоции. Любопытство, интерес, желание…
У Сары были красивые карие глаза, и она смотрела на Майкла с осторожностью и грустью. У Вероники были большие светло-зеленые глаза, и ее взгляд был полон боли, когда она говорила о Линкольне…
— У меня нет четких критериев.
— В смысле, нет? У тебя? — Ди метнул взгляд на Майкла — что-то между непониманием и ужасом.
— Для начала, мне нужно хотя бы поговорить с ней.
— Тебе что, шестьдесят? Какой разговор, пока стоит член?
Майкл поморщился.
— О, я понял. Ты слишком высоко, чтобы опуститься с неба и посмотреть на сиськи.
— Хватит.
Майкл расцепил руки и приподнялся с места, но Ди быстро схватил его за локоть и опустил обратно.
— Окей, окей. Слежу за языком рядом с Вашим Высочеством, — Ди фыркнул и снова откинулся на руки. — Никаких пошлостей. Просто расскажи про нее. Хотя, тебя же бросили. Я, наверное, должен погрустить.
Майкл потер переносицу. Ди вел себя странно.
Возможно, добровольно входить в этот разговор все же было ошибкой… Но Майкл не мог каждый раз сбегать от этой темы, а у Ди могла быть некая неожиданная точка зрения, о которой Майкл не думал до этого.
— Почему тебе вообще это интересно?
Ди почесал свой нос в несвойственной ему задумчивости, поморщившись.
— Ты такой странный. У меня это как-то в голове не сходится. Как вообще в твой толстый череп так быстро дошла мысль о том, что ты ее любишь? — он вздохнул. — Я полгода пытаюсь тебя разговорить, и все равно узнаю о тебе из газет. Ты… другой тип. Наверное.
Майкл не смог сдержать улыбку и чувство облегчения, когда понял. Ди пытался позаботиться о Саре.
— Чувства невозможно спланировать.
— Вау. Мне нужна открытка с этой цитатой и твоим автографом.
— Как-нибудь в другой раз.
— Ага, — Ди цыкнул и помрачнел. — Но, мне кажется, ты врешь. Ты же планировал соблазнить ее?
— Я имею ввиду свои чувства. Я не мог предугадать, что буду чувствовать я.
Ди раздраженно провел ладонью по волосам, подняв свой ежик торчком.
— То есть, ситуация. Ты сидел дома. Писал в своем блокнотике: «Здесь я соблазню девушку и использую ее.» И не мог представить, что будешь мудаком?
— Я был готов к вине, — Майкл сжал зубы.
— Окей. Что-то ты все-таки мог предсказать, — Ди хмыкнул. — И когда ты понял, что ты ее хочешь? …То есть, любишь. Конечно.
Когда?
У Сары были красивые глаза и мягкие губы, но Майкл смотрел на ее ключи. Он не был готов к тому, что увидел в ее глазах.
— Когда… понял, что она сама влюбилась в меня.
По лицу Ди было очевидно, что его не впечатлил ответ. Он как будто бы злился, хотя в этот момент именно Майкл должен был злиться на него.
— Попробуй еще раз. Почему она?
Майкл сжал зубы и посмотрел на свои руки.
Почему?
Майклу было бы проще, если бы Сара была хуже него. Но это была очень — очень плохая мысль.
— Потому что она хороший человек и заслуживает большего.
— Окей… — Ди смотрел на него со странным задумчивым прищуром. — Чего заслуживает? Тебя?
— Нет, не в этом смысле, — Майкл раздраженно покачал головой. — Не—
Ди жестом остановил его. Майкл оскорбленно вскинулся.
— Ты мямлишь. Вопрос был простой. Почему ты ее хочешь? — он начал разгибать пальцы. — Ты ответил: потому что она тебя любит, потому что она хороший человек, потому что ты ее недостоин, — он снова раскрыл ладонь и почесал свою шею. — Это, блять, супер странный ответ.
— Что странного? Какой ответ на этот вопрос не странный?
Ди пожал плечами и посмотрел на небо.
— Потому что она красивая и сексуальная. К ней тянет. Она интересная, классная. Хочу больше быть с ней рядом. Не хочу, чтоб с ней были другие. Она мне подходит. Чувствую с ней связь…
Майкл отвел взгляд от его грустного профиля. Нетрудно было догадаться, о ком он говорил. Злость Майкла опустилась очень быстро.
— Просто мы с тобой очень разные, Ди.
Ди вдруг щелкнул пальцами и ткнул в сторону Майкла.
— Точно. Вот. Ты же высокомерная задница. А звучишь, будто… плохой сын о маме говорит. Где твоё «хочу»?
Майкл тяжело выдохнул, поставив локти на колени.
— В моей ситуации нет места эгоизму.
— Ага. То есть ты извинишься перед ней еще раз, а потом вы пожмете руки и разойдетесь, так? И слава Богу.
— Если она этого захочет, — Майкл опустил голову.
— Она? — выплюнул Ди. — При чем тут опять она? Чего ты-то хочешь? Ты вообще хочешь её?
Майкл резко вдохнул.
Если все это закончится. Если Майкл выйдет на свободу. Если Сара его простит. Если посмотрит ему в глаза и скажет, что любит. Что будет тогда?
Разве хотеть даже этого не было уже достаточно эгоистично?
Он не успел ответить.
— Вот о чем я говорил, — хмуро продолжил Ди через несколько секунд. — Поэтому ты странный. Кажется, что ты умный, но… Не морочь ей голову, если сам не разобрался.
Майкл поднялся, опустив дрожащие руки в карманы, и встал перед сеткой. Он не должен был злиться на человека, который испытал подобное. Это было неправильно. И всё же…
Ди тяжело и свистяще выдохнул через и так уже разбитый кем-то нос.
— Кто ударил тебя?
— А, это… — Ди ответил, легко переключившись. — Да так. Рождественские сюрпризы. Я просто упал. Мама так плакала, как будто я всю голову сломал, а не нос.
Майкл медленно выдохнул.
Да, он не угадал. Не понял. Это случалось.
На подъездной дорожке и на парковке у входа не было ни одной знакомой ему машины. Майкл привычно и слепо смотрел туда. Что-то внутри него вдруг тяжело перевернулось.
А сколько раз он не понимал? Сколько раз не понимали его?
***
— Думаете, транзакционное видение отношений правда упрощает вашу ситуацию?
— Я не собираюсь менять эту систему только из-за вашего мнения.
— Окей. Тогда давайте просто посмотрим на ситуацию через эту призму. Вы говорили о доверии и понимании. Вы уверены, что ваши отношения всегда были сбалансированы в этом плане?
— Я не вижу никакой проблемы баланса в моих отношениях с людьми.
— Правда? А вам не кажется, что вы необоснованно требовательны к другим?
— Что?
— Вы ожидаете очень многого от людей только ради шанса быть рядом с вами. Но не готовы дать того же. И вы не видите здесь проблемы?
— Я ничего не ожидаю от других.
— Конечно. Посмотрите на ваш близкий круг, Майкл. Сколько людей вы там видите?
— Мне не нужно много. Мне достаточно тех, кто у меня есть.
— Никого, Майкл. Тут нет никого. Вы сами мне это сказали. Нет никого, кому бы вы полностью доверяли и кто бы вас полностью понимал.
— Я не имел ввиду это.
— Я знаю. Вы имели ввиду, что хотите этого. Но вы не готовы делать ничего ради этого.
***
— Почему вы снова молчите?
— Я не хочу говорить об этом.
— На редкость честно с вашей стороны. Так категорично избегать этой темы.
— Вы бы предпочли, чтобы я увиливал?
— Когда вы говорите, я могу хоть немного вас понять. А сейчас мне остается только гадать. Вы хотите, чтобы люди пытались вас угадать, Майкл?
— Еще раз. Я не хочу говорить об этом.
— Хорошо. Мы можем не говорить. Но тогда ничего не изменится.
— С чего вы вообще взяли, что я хочу меняться? Я с самого начала сказал вам, что—
— Просто того, что мы начали говорить, уже достаточно. Вы хотите измениться. Но даже когда вы здесь, вы все еще боитесь меня.
— Я не боюсь тебя.
— Тогда говори, чего ты хочешь. Как мы поймем друг друга, если ты не будешь говорить?
***
Это не имело никакого смысла.
Майкл сидел на подоконнике окна опросной. Решетка и стекло за его спиной были прохладными, и это помогало немного остудить лихорадочные мысли — Майкл почти мог представить, как Алекс думал о том же, когда сидел на этом же самом месте неделю назад.
С этого ракурса комната выглядела иначе: Майкл мог увидеть все пространство, не отвлекаясь на вид свободы. Был уже вечер, и в четырех стенах остался только искусственный свет. Из-за звукоизоляции было очень тихо — и Майкл впервые так четко заметил эту тишину. Одна стена, еще одна стена с дверью, стена с экраном. Потолок с двумя плоскими лампами, темный окрашенный пол. Четыре металлических стула, один стол. Бумаги. Бумаги. Бумаги.
Шел девятый час вечера. Оставалось около пятнадцати минут до того, как Майкла должны были отвести к отбою. У него было пятнадцать минут на то, чтобы собрать бумаги, которые он смахнул на пол. Ему нужно было успокоиться.
Какого черта?
Майкл сжимал старую окрашенную раму под собой.
Дело пятьдесят пятого шоссе было делом о торговле людьми. Тридцать человек было арестовано две недели назад, несколько десятков жертв было освобождено, и СМИ не отпускали тему все это время. Майкл не знал о настоящем масштабе преступной группировки, но для него это не было особенно важно, потому что его роль заключалась в другом. Для подобной деятельности нужна была сеть убежищ и штабов на пути перевозок — и оперативная группа Майкла внутри разведуправления ФБР занималась именно тем, что искала любые упущения в этой сети. За две недели, Майкл увидел в бумагах как минимум десяток имен и внутренних, и внешних консультантов: логисты, инженеры, транспортные и технические эксперты… Процесс был хорошо налажен. Пойманные преступники или старые информаторы регулярно раскалывались и предоставляли уголовному отделу ориентировки, а разведуправление аккуратно изучало объекты перед дальнейшими действиями основной оперативной группы.
Это была хорошая работа. Навыки и знания Майкла использовались в этом процессе гораздо эффективнее, чем могли бы в любом другом. Уже три объекта — скрытая комната в здании в районе Пилсен, заброшенный технический тоннель рядом с рекой Дес-Плейнс, подозрительный портовый склад у озера Мичиган — были обнаружены благодаря его аналитике. Наверняка это здорово помогло в прогрессе дела, хоть Майкла и не информировали о том, что произошло потом с его находками…
Но, на самом деле, это не имело никакого смысла. Для Майкла.
Он уже убедился в этом. Двух недель было достаточно, чтобы совершенно точно понять, что это дело никак не было связано с тем, что было ему нужно.
Взгляд Майкла скользил по раскиданным по полу бумагам, и желание забраться на подоконник с ногами, подальше от них, скручивалось внутри него, подбираясь к горлу.
Где-то там — среди документов, полученных в этот день, как подарок на Рождество — лежал ранее запрошенный Майклом отчет об энергопотреблении здания склада. Совершенно обыкновенный. Майкл открыл его последним.
Конечно, это была копия, снятая с оригинального документа, потому что никто не давал в руки Майкла информацию без предварительной фильтрации. Обычно итогом такой цензуры были жирные черные прямоугольники, скрывающие наверняка ценные детали, но изредка на полях появлялось и что-то новое, в дополнение к оригиналу. Майкл уже различал заметки, сделанные почерком Брока, Кюстин или даже самой Ли, с которой общался меньше всего.
Но в этот раз почерк был другой. Заметка была сделана на оригинальном документе, и копия была снята уже после. Дважды подчеркнутый комментарий на полях и уходящая от него стрелка были сделаны карандашом. Почерк был размашистый, быстрый и неразборчивый — так писали люди, мысли которых бежали быстрее, чем их руки.
«зачем?— »
Майкл узнал этот почерк: в первый раз он увидел его в украденной черной импале в Гиле. Алекс тогда оставил на заднем сидении свой портфель, в котором нашлись комплект сменной одежды, некоторые неинтересные документы по делу восьмерки и одна сильно потертая записная книжка с этим самым почерком. Ее содержание было похоже на записки сумасшедшего — большая часть была перечеркнута; многие страницы были порваны или просто отсутствовали; заметки прыгали с одной темы на другую и были написаны с разных сторон страницы — но Майклу не составило труда найти смысл. К тому моменту, спустя всего лишь пять дней, Алекс успел разгадать смысл шести татуировок. «Ripe Chance Woods», «Cute Poison», «Allen Schweitzer», улицы рядом с Фокс Ривер, номер телефона Ники на игральных картах, цветок в ботаническом саду… Он легко понял, что из этого относилось к плану внутри тюрьмы, а что предназначалось для дальнейшего побега. Неразгаданными остались только «Bolshoi Booze» и Христос с розой — и даже это было, как вскоре показал опыт, ненадолго.
Майкл тогда полноценно почувствовал, как с него сдернули защиту, будто сняли кожу и освежевали. Он уже и так знал, на что Алекс был способен, но — после звонка, после встречи на заброшенном заводе, после ухода Сары — увидеть вживую его стремительный процесс мысли было подобно удару под дых. Подобно страшному и опасному осознанию.
Майкл почти суеверно сжег блокнот на обочине, когда выехал из Гилы — десять минут он смотрел на огонь и направился в Лас Крусес, только когда остался лишь пепел.
Майкл осознал свой страх. Любой бы испугался на его месте.
В его голове слишком долго не укладывалась мысль о том, что в мире на самом деле был человек, способный разгадать и понять его так быстро и просто; что этот человек появился именно тогда и именно по другую сторону баррикад — и скалился в клетке напротив. Это было пугающе, странно и неправильно. Неправильно — словно цепочка вещей, которые он делал ради Линкольна, одновременно и раскрывала его глаза на мир, и закрывала возможности — вызывала то самое чувство упущения, которое преследовало Майкла и не давало спать с того самого дня, как он услышал слова Вероники. И встреча с мыслями Алекса стала просто еще одним звеном в этой цепи, из которой он не мог выпутаться.
Но это вовсе не был конец света. Цели Майкла оставались четкими и прозрачными, и он не мог позволить себе сомневаться в них из-за какого-то неясного дискомфорта. Как и со всеми остальными противниками, Алекса просто нужно было изучить и эффективно использовать — и Майкл занимался именно этим и до, и после ареста.
Алекс оказался… странно противоречивым человеком. Но его хаос и неясные внутренние проблемы только играли Майклу на руку: нестабильными людьми было просто манипулировать, и, пусть Алекс был сложнее и умнее многих, но он все равно был очевиден в своих метаниях. Он решал проблемы, потому что пытался доказать себе, что не был плохим человеком. Майкл стал очередной его загадкой, и был готов исполнить эту роль — ему даже не нужно было стараться, чтобы добиться своего.
По крайней мере, Майкл так думал.
Для Алекса, его намерения должны были быть очевидны. Если Линкольн был жив и свободен, Майкл мог смириться с тем, что его поймали — и в этих обстоятельствах новый побег был попросту нереалистичен. Единственным разумным решением было только долгосрочное сотрудничество, и, с помощью слабостей Алекса, Майкл мог получить максимальную выгоду для себя. Алекс колебался: и лишь немного шантажа и давления на его гордость хватило для того, чтобы добиться его сотрудничества. А дальше всё было очевидно. Вместе они могли сделать то, чего Майкл не мог раньше сам по себе — заручиться поддержкой ФБР в новой попытке расследовать дело Стэдмана и полноценно оправдать Линкольна. Это было бы выгодно для них обоих. Да — это могло занять годы, Майкл пробыл бы в тюрьме какое-то продолжительное время и работал бы там, пока Алекс не нашел бы предлог его забрать — но это бы точно сработало.
Майкл сделал абсолютно всё, чтобы Алекс понял — поймал его внимание, переманил на свою сторону, прямо говорил о Линкольне, предложил до боли очевидную сделку, вкладывался в совместную работу… У Алекса были все карты. Он должен был понять. Но именно в тот момент, когда Майкл наконец оказался готов к открытому диалогу, Алекс закрылся. Что-то произошло — письма Багвелла, их телефонный разговор, поимка Патошика — что-то всё разрушило слишком просто.
Алекс перестал пытаться понять. Все было кончено ровно в тот момент, когда он всерьез предложил Майклу сдать Линкольна и отказался от всех их соглашений. Ни о каком доверии не могло быть больше и речи. Всё сломалось на полпути.
Майкл больше не понимал, что было у Алекса на уме. Почем он сорвался?
Он все понял, но посчитал план Майкла невыполнимым? Решил, что всем им место за решеткой? Не поверил, что Линкольн не виноват? Судя по их последнему разговору перед судом, это было похоже на правду… Но что-то не сходилось.
Или Алекс ничего не понял? Но почему? Как он мог не разглядеть дыры в деле Линкольна? В чем был смысл того их сумасшедшего разговора перед судом? Как Алекс мог одновременно настаивать на обвинении Линкольна и спасении Майкла?
В этом не было никакого смысла.
Как Алекс мог не понять очевидного? А если он и понял, то почему отказался — почему вел себя так?
Если в жизни Майкла и были коробки Пандоры, то в тот раз ей оказалась голова Алекса: Майкл больше не понимал, какой хаос там был. Возможно, Алекс просто сходил с ума, и поэтому Майкл не мог понять такой резкой смены полярности его целей. Как мог человек так быстро переходить от одержимости в безразличие — и обратно? Менять горячее на холодное за считанные часы? Где была правда?
Майкл почти поверил в это одержимое желание Алекса его понять. Почти поверил, что Алекс правда сможет — так же, как сможет и принять его сторону.
«зачем?— »
Майкл видел отчет среди бумаг на полу — единственный в черной папке — но не хотел его брать. Он не понимал, чего Алекс хотел добиться своими действиями: согласием, предательством, тем сумасшедшим разговором, или прошлым холодным визитом. Алекс смотрел на него, как будто Майкл знал ответы на все вопросы, а в следующий момент отворачивался. Просил Майкла спасти себя и давал надежду, а через пол года говорил, что ему все равно.
Майкл не мог больше полагаться на его понимание. Возможно, ему стоило решить это раньше, чем спустя полгода ожидания, которое он больше ничем не мог оправдать.
Майкл сглотнул и метнул взгляд на часы. Оставалось около десяти минут. Что-то внутри него отказывалось продолжать. Но он должен был идти дальше.
Разжав пальцы на подоконнике, он медленно сполз на пол и начал собирать разбросанные бумаги в организованные стопки. Это должно было быть успокаивающе, но… Когда он достиг черной папки, из нее вывалилось несколько страниц.
«зачем?— »
От заметки, вглубь текста уходила стрелка — и пара строк там были небрежно подчеркнуты той же рукой. Майкл уже пробежался по ним глазами: там было всего лишь описание системы охраны на складе. Не было абсолютно ничего необычного в том, что на складе была система охраны — скорее, было бы странно, если бы ее не было вовсе. Но она была: имела свою схему на плане и потребляла свою долю электроэнергии.
Алекс стоял в главе дела пятьдесят пятого шоссе. Ни в этой системе охраны, ни в его заметке не самом деле не было ничего странного. Он имел право вмешиваться в любые операции — в том числе, в работу Майкла, хоть и не делал этого раньше. Не было смысла искать в этом какое-то двойное дно. Больше не было важно, понимал Алекс цели Майкла или нет — теперь Майкл должен был найти дорогу самостоятельно.
На самом деле, даже без Алекса примкнуть к делу Стэдмана не должно было быть особенно сложно. Майкл апатично думал об этом, разглядывая знакомый почерк.
Когда Майкл окажется в составе ФБР, ему нужно будет всего лишь найти людей из отдела по борьбе с коррупцией, втереться в доверие, оказаться полезным, затем — стать незаменимым… Всё то же самое, всё по кругу. А когда Майкл уже окажется в деле, у Алекса просто не будет повода или возможности убрать его.
Майкл поднялся и подошел к столу. Положил бумаги на место.
«зачем?— »
Уже какое-то время в голове Майкла раздавался болезненный вой — словно сигнал тревоги. Он поморщился и сжал зубы. Ложной тревоги.
Система охраны…
Разные системы охраны были на всех трех объектах: в здании, в тоннеле и на складе. Майкл был уверен, что, после физического обыска, техники должны были заключить, что все три объекта отправляли информацию в некий главный штаб операций. Это было абсолютно ожидаемо — очевидный канал коммуникации. Но, даже если здание и склад еще можно было оправдать… Зачем кому-то могло понадобиться устанавливать активную систему охраны в заброшенный технический тоннель? Точнее, какой подрядчик пошел бы на это? Сообщник?
Майкл взглянул на часы — у него было семь минут… Он мог дать этому шансу семь минут.
Он быстро нашел документы в новом беспорядке. Информации по охранным системам здания и тоннеля у Майкла не было, но по складу информация поступила. Подрядчиками были «Vantage LP» — название компании ничего Майклу не говорило. А вот подпись на контракте принадлежала основателю, некоему…
Майкл уставился на фамилию. Сигнал тревоги в его голове секундно усилился и резко затих. Связи защелкали в его голове в быстрой последовательности, как переключатели, и осознание вдруг вспыхнуло, словно новая лампочка в темном коридоре.
Адреналин пронзил его, словно молния. Как он не заметил этого раньше? Майкл почти сорвался к выходу.
Вуд открыл дверь слишком медленно. Майкл вытянул запястья перед собой.
— Телефон. Срочно.
Вуд пожал плечами и спокойно застегнул наручники. Майкл почувствовал головокружение от резкого напряжения и прилившей к голове крови. Минутный путь до телефона показался вечностью просто потому, что мысли бежали гораздо быстрее, чем ноги.
Как он не заметил этого раньше?
— У тебя пара минут.
— Я работаю на ФБР, Вуд, — прошипел Майкл, почти не отдавая отчета словам. — Я буду говорить столько, сколько нужно.
— Тогда пять.
Майкл бросился к телефону и набрал номер быстрее, чем успел подумать о логике.
— Вы позвонили в управление ФБР в Чикаго. Чем я могу вам помочь?
Как он не заметил этого раньше?
Майкл чувствовал участившийся пульс и свое тяжелое сердце.
Он мог позвонить прямо в разведуправление, но, похоже, набрал другой номер. Теперь ему нужно было попросить эту девушку перевести себя на линию разведуправления—
— Меня зовут Майкл Скофилд. Соедините меня с отделом уголовных расследований.
Это было слишком важно. У него не было времени на то, чтобы доверять передаче этой информации между отделами.
— Если вы хотите сообщить о криминальной активности, я вас слушаю.
— Нет, — Майкл сжал зубы и сделал глубокий вдох. — Мне нужно поговорить с отделом уголовных расследований.
— Я не могу этого сделать, — терпеливо и шаблонно проговорила девушка. — Любую информацию, которую вы мне передадите, я сама направлю—
У Майкла не было на это времени.
— Вы меня не поняли. У меня есть детали о двух важных делах. Мне нужно срочно поговорить с отделом уголовных расследований напрямую… — он сжал гладкую трубку в руках в попытке затормозить и подумать, но это не помогло. Воспоминание и идея вспыхнули быстрее. — У них есть распоряжение на мое имя. Я могу звонить агенту Александру Махоуну в любое время. Просто скажите им мое имя.
— Эм-м, — девушка на том конце провода замешкалась, и сердце Майкла пропустило удар. — Хорошо. Подождите минуту, мистер Скофилд. Я уточню информацию.
В трубке включилась мелодия ожидания. Через секунду, живот Майкла вдруг скрутило в необъяснимой панике.
Он не думал головой. Обстоятельства были совсем не на его стороне. Было около девяти вечера. Двадцать пятое декабря. Рождество. Кажется — даже воскресенье.
Скорее всего, девушка оставила Майкла висеть на линии, потому что подумала, что он сумасшедший. Кто в здравом уме примет его слова всерьез в такой день и время?
Сотрудники ФБР были такими же людьми, как и все остальные. У них были праздники, выходные, сверхурочные, смены, рабочие и нерабочие часы. Они точно так же, как и работающие охранники в тюрьме, были недовольны, если им приходилось работать в этот священный для многих день. Как и все, они предпочли бы быть с семьей, спать до обеда, смотреть рождественские комедии…
У Алекса же была семья. Скорее всего, он еще со вчера был в Дюранго…
Майкл не думал головой.
Нужно было позвонить напрямую в отдел разведуправления, и там уже попросить перевести его на отдел уголовных расследований. А если не получится, то просто передать информацию через них… Он все еще мог это сделать, если—
— Мистер Скофилд, извините за ожидание, — тон девушки был быстрее и тревожнее в этот раз. — Соединяю вас с CID.
Майкл судорожно вдохнул, приготовившись к еще одному неудобному разговору с кем-то из сотрудников…
Пищание линии.
— Скофилд? — спросил Алекс.
Его тон был резким и небрежным, словно звонок отвлек его от чего-то важного.
На первое мгновение шока, воздух застрял в горле Майкла. На самом деле, Алекс никогда не казался семейным человеком. Конечно, он работал в этот день.
Майкл быстро взял себя в руки в следующее мгновение.
— Алекс, — Майкл вложил в свой голос все самообладание и настойчивость, что мог. — Это важно. Это дело о торговле людьми связано с делом Стэд—
— Пользуешься моими просроченными указаниями, чтобы позвонить? Умно, — твердо перебил его Алекс. — Но у тебя есть свое начальство, Майкл. А у меня нет на это времени.
И он положил трубку.
Он… положил трубку.
— Блять!
Что-то внутри Майкла, качающееся на грани последние полгода, наконец взорвалось.
Он даже не знал, что помнил этот номер, но пальцы набрали его сами. Он словно снова увидел перед своими глазами экран красного раскладного телефона Памелы Махоун, имя контакта, этот самый номер и услышал голос…
Алекс взял трубку сразу.
— Махоун—
— Алекс, — Майкл уже не контролировал ни свой голос, ни тон, ни слова. — Дело пятьдесят пятого шоссе связано с делом гребаного Стэдмана. Я должен быть в деле Стэдмана! Я хочу в нем быть! Не смей бросать—
— Успокойся. Я понял и с первого звонка. На какой черт ты звонишь на общий номер? Ты знаешь, что эти звонки записываются? — Алекс устало выдохнул, пустив помехи по линии. — Я приеду к тебе завтра.
И он снова положил трубку.
Notes:
Сколько из вас догадались о составе плана Майкла еще в первой части истории? Майкл честно-честно думал, что его план очень очевидный :( Он не виноват, что Алекс поехал крышей, а мы тупые :(
Кстати, я обычно не прошу, но... Если вам нравится эта работа, я буду безумно рада комментарию! Иногда мне правда кажется, что я тоже еду крышей вместе с персонажами, и хочется быть уверенной, что я хотя бы не одна x)
Chapter Text
Проще всего было воспринимать нахождение здесь как некий перевалочный пункт. Как перелетные птицы, которые летели через море и останавливались на редком, голом, скалистом островке, чтобы переждать шторм.
У Майкла просто не было выбора: тюрьма была этой самой неуютной скалой посреди бури; она была отмечена в его маршруте красным крестом. Он был готов встретиться с ней — был готов оказаться отрезанным от мира и вглядываться в бесконечный горизонт в ожидании проблеска солнца, который ознаменовал бы продолжение полета. Он успел привыкнуть к отчужденности этого места, но, спустя время, когда с неба пошел снег, он понял, что убьет его вовсе не пустота. Майкл был готов к острову — но, в конце концов, оказался не готов к непрекращающемуся шторму.
Ожидание было опасным состоянием просто потому, что оно всегда могло оказаться не ожиданием вовсе. Чтобы ждать чего-то, нужно было знать, что это что-то точно случится. Ожидание требовало уверенности — и если оно не имело результата, то на самом деле оказывалось лишь неоправданным параличом. Но даже это было лучше, чем надежда.
Майкл не привык полагаться на надежду: в его арсенале была лишь уверенность в себе или в собственной способности изменить обстоятельства. Он никогда не думал о надежде, потому что это было сугубо эмоциональное и иррациональное; и потому что надежда никогда не помогала — а помогало только знание.
Надежда была чувством. Ожидание было знанием. Оба они были бездействием. И месяц назад, когда закончились дожди и пошел снег, Майкл понял, что уже давно перестал их различать.
Он был уверен в исходе, но его уверенность не была подкреплена ничем, кроме упрямства и интуиции. Он ждал из-за надежды.
***
Всё утро до этого момента Майкл сидел на подоконнике и смотрел в окно, болезненно моргая и отмахиваясь от жамевю. Это было странное, эфемерное начало дня — как будто он все еще спал и никак не мог проснуться. Майкл бы не удивился, если бы так оно и было. Он не мог точно сказать, спал он этой ночью или нет. Он так и не понял, что нарушило его восприятие — простая усталость или предательская тревога.
В районе одиннадцати, к главному входу подъехала черная импала, из которой вышли два мужчины. Хоть их фигуры и были довольно далеко и терялись за падающим снегом, Майкл быстро понял, что одним из них был Алекс. Но когда через некоторое время дверь в опросную наконец открылась, и в проеме под долгожданный звуковой сигнал появился незнакомый мужчина, Майкл уже был настолько выжат, что его вспышка удивления и злости была относительно тусклой.
Мужчина был очень высоким, молодым, светловолосым, в очках, со знакомой остротой и настойчивостью по взгляде. И то странное смутное узнавание, которое Майкл едва успел в себе ощутить, очень быстро оправдалось.
— Мистер Скофилд, — сказал мужчина, шагнув в комнату. — Возможно, вы меня помните. Меня зовут Марк Уилер. Мы разговаривали, но не встречались.
Это было просто сюрреалистично. Наверное, Майкл все-таки все еще спал.
Уилер подошел к столу и посмотрел на Майкла в ожидании реакции — а Майкл просто смотрел на него в ответ. Решетки и стекло за его спиной были холодными. Со звонка прошло четырнадцать часов.
Не то чтобы Майкл был на самом деле сильно удивлен и разозлен. Он даже ожидал чего-то подобного. Три совпадения подряд были системой — и Алекс как раз приезжал сюда и игнорировал Майкла уже в третий раз.
Это был не сон. Нужно было вернуться в ясную и жестокую реальность.
Уилер стоял напротив. Человек из прошлого, которого Майкл рассчитывал никогда не встретить и навсегда забыть.
Майкл с усилием расцепил пальцы на коленях, спокойно поднялся, подошел к столу, протянул ладонь.
— Агент Уилер. Конечно. Я вас помню.
Уилер не сделал тогда ничего плохого — своей рискованной инициативой он хотел только помочь обеим сторонам конфликта. Скорее, это именно Майкл подставил его, отказавшись и нарочно подвергнув гневу Алекса. Но это было всего лишь частью игры — Уилер поставил слишком много и проиграл. А Майкл должен был выиграть. И где они оба были теперь?
Пожав руки, они расположились за столом. В этот раз Майкл снова сел лицом к двери. Уилер сел напротив — на место Алекса.
— Должен признать, — начал Уилер, поправив очки, — вы умеете просчитывать наперед. Я рад, что, в конце концов, вы оказались на стороне порядка.
Он немного скованно и упрямо улыбнулся, словно признание этого факта немного уязвляло его гордость. Майкл мог понять его эмоции и мог оценить эту попытку сделать первый шаг.
Он удержал себя от того, чтобы скривиться.
— Что ж, а я рад действовать без нужды оглядываться по сторонам, — Майкл поделился зеркальной вежливой улыбкой. Этот обмен любезностями по своей сути ничем не отличался от встречи с Лэнг неделю назад. Разве что теперь у Майкла было чуть больше времени, чтобы узнать немного деталей перед тем, как перейти к цели встречи. Он вздохнул, взял себя в руки и продолжил: — Не ожидал, что нам с вами все-таки удастся поработать вместе. После той истории.
— О, — Уилер немного помотал головой и дернул уголком губ. Он казался в разы сдержаннее, чем Алекс, когда скрывал обиду. Либо же никакой обиды вовсе и не было. Майкл не имел ни малейшего понятия, и оттого никак не мог ослабить собственного напряжения. — Долгая история. К счастью, это в прошлом.
Майкл моргнул и заставил свою полу-улыбку застыть. Сон вдруг резко прошел, и гнев загорелся в нем, так же ярко, как вчера.
Какая долгая история? Алекс готов был его убить за попытку отобрать дело Майкла, а теперь... Какая, к черту, долгая история? Почему это было в прошлом?
— Ваше дело даже в каком-то роде помогло нам прояснить рабочие конфликты, — добавил Уилер, хмыкнув в сторону, и вернул ровный взгляд на Майкла. — Так или иначе, у вас нет повода об этом беспокоиться.
Действительно. У Майкла не было ни малейшего повода об этом беспокоиться.
Ему было все равно, кому докладывать о своих находках: хоть Ли, хоть Броку, хоть Уилеру. Его волновало только то, насколько быстро он сможет вникнуть в дело Стедмана. Просто так неудачно совпало, что это решение зависело от Алекса, которого Майкл перестал быть способен предсказать. И как раз об этом Майклу следовало беспокоиться.
Но Майкл не должен был зацикливаться на этом. Он мог работать с Уилером, если это было необходимо. Важно было просто работать. Нужно было использовать любые доступные возможности.
— Ну и отлично, — Майкл выдохнул и сложил руки на столе. — Тогда, приступим?
— Подождите, — Уилер вдруг посмотрел на свои часы. — Агента Махоуна задержали в администрации. Он должен быть с минуты на—
Майкл дернулся от резкого звукового сигнала. Алекс зашел в опросную без дополнительного предупреждения.
— Успели познакомиться? — спокойно спросил Алекс, опередив любого из них, и поднял взгляд на Уилера.
Он держал небольшую стопку бежевых папок в своей руке, но в остальном выглядел так же мрачно и собранно, как и в любой другой день. Наверное, он всегда выглядел одинаково специально для того, чтобы исказить восприятие времени для тех, кто и так каждый день видел одно и то же. Или для того, чтобы внушить ложную идею о своей предсказуемости. Алекс предлагал иллюзию, но не воплощал ее.
Нет. Это были слишком сложные мотивы. Скорее всего, дело было в обычной практичности.
Майкл остановил взгляд где-то на середине его груди — на матовом галстуке и черном вороте пиджака на фоне белой сорочки. На контрасте.
Неожиданно для самого себя, он оказался сбит с толку даже сильнее, чем когда увидел Уилера.
— Не то чтобы мы были совсем незнакомы, сэр, — осторожно заметил Уилер и забрал бумаги, протянутые Алексом.
— Живые встречи отличаются от заочных. Много неожиданностей.
Алекс отодвинул еще один стул напротив Майкла и сел, опустив локти на стол. Майкл заметил его наручные часы: на черном кожаном ремешке, с четким темным циферблатом, датой, пятью маленькими звездами посередине. Longines Admiral. Хоть Майкл и не особенно разбирался в часах, они казались похожими на что-то винтажное, простое и функциональное. Не слишком бедное для положения Алекса, но и не слишком дорогое.
Практичность. Точно. Можно было даже сказать, аскетичность или сдержанность. Возможно, Алекс всё же хотел, чтобы люди имели искаженное первое впечатление о нем — чтобы оказались сбиты с толку этими доспехами из функциональности, пока он безжалостно нападал.
— Скофилд, мы слушаем.
Майкл встретил взгляд Алекса. Он почему-то больше не знал, было ли его впечатление об Алексе — первое или последнее — точно так же искажено. Майкл больше не мог его предсказать и не знал, что должен был с этим делать.
— Как давно вы знаете, что дело шоссе I-55 и дело Стедмана связаны?
Алекс никак не отреагировал на вопрос. Его взгляд напротив был внимательным и не выдавал ни раздражения, ни нетерпения. Это было кропотливо созданное выражение лица для определенных случаев — такое же стойкое, холодное и функциональное, как и его костюм. И, хоть Майкл и знал, что это был просто фасад, в новых обстоятельствах он больше не имел доступа за его пределы.
Это было возвращение к пустой игре в покер. С новым вдохом, Майкл внутренне собрался и подавил резкий и непрошенный укол досады. Неужели Алекс правда думал, что в этом до сих пор был смысл?
— Мы не можем предоставить эту информацию, мистер Скофилд. У вас нет доступа, — ответил Уилер.
Майкл со скепсисом посмотрел на него. На столе между ними не было диктофона, требующего подобного официоза.
Теперь, когда к ним присоединился Алекс, стало очевидно, что он выставил Уилера перед собой, чтобы очертить границы. Он хотел красиво показать, что больше не допустит манипулирования собой или системой; не допустит лишних жертв — и это в обстоятельствах, которые совсем не требовали подобной обороны.
— И как же я могу его получить?
— Никак, — Уилер сделал паузу, а затем добавил: — на данный момент.
— Хорошо, тогда… Когда я смогу его получить?
— Ваше участие в деле будет решаться, когда вы станете официальным консультантом и будете ограничены условиями соглашения. Дело брата президента очень чувствительно к утечкам, — терпеливо и четко объяснил Уилер.
— Мне кажется, в этой комнате есть человек, который может дать более точный предварительный ответ с точки зрения лица, непосредственно принимающего это решение, — Майкл перевел твердый взгляд на руководителя отдела уголовных расследований. Алекс посмотрел на него в ответ без лишних колебаний.
— Делом Стедмана руковожу не я. Принимаю решение тоже не я, — Алекс слегка склонил голову, и его губы сложились в легком намеке на ухмылку. Он сложил пальцы в расслабленный замок на столе, словно какой-то бизнесмен, сбивающий цену на чужой товар. — Всё зависит от твоей полезности.
Майкл незаметно прикусил внутреннюю сторону губы. Это было худшее его собеседование: обычно работодатели не показывали свое упоение властью настолько откровенно. Алекс просто хотел заставить его танцевать.
Что ж. Майкл станцует.
— О, — Майкл слегка склонил голову, улыбнулся и сложил руки в замок. — Я умею быть полезным.
Алекс уронил свой взгляд вниз и в сторону и выдохнул в нервном смешке.
— Думаю, чем быстрее вы поделитесь с нами своими находками, тем будет полезнее для нас всех, — некрасиво вклинился Уилер.
— Да, вы правы. Давайте о важном, — Майкл последний раз скользнул взглядом по напряженным плечам Алекса, а затем решительно вернулся к Уилеру. К делу. — В деле шоссе I-55 и в системе Стедмана участвовали одни и те же люди, на которых заводились подставные компании. Я обнаружил знакомые имена даже по той ограниченной информации, что у меня была, но, предполагаю, на самом деле связь еще более очевидная.
Майкл расцепил руки и поднял со стола папку, в которой организовал все свои заметки этим утром — и, с прежней искрой мстительности, передал папку Уилеру, а не Алексу, который проводил пальцы Майкла хмурым взглядом.
— Здесь всё.
— Хорошо, — Уилер раскрыл папку и прошил взглядом первую страницу по-диагонали точно так же, как это делала ранее Лэнг. Или это просто была манера Алекса, которую они оба переняли у него, как впечатлительные дети. — Вижу. Некие Дюби-Мюллер… Кэтлоу.
— Это основатели компаний-подрядчиков, представивших системы охраны и ремонтные услуги для нескольких объектов в деле шоссе I-55, — уточнил Майкл. — Те же самые имена, которые я видел, когда распутывал дело моего брата, Линкольна Барроуза. Дюби-Мюллер — бухгалтер и неофициальный зам директора филиала, в котором работал Линкольн. Кэтлоу же мелькала со своей другой компанией в их бумагах, как основной поставщик некоторых товаров, ценники на которые были на толику выше рыночных.
Уилер внимательно выслушал его, а затем взял короткую паузу, чтобы пролистать бумаги. Откинувшись на спинку неудобного стула, Алекс пристально смотрел на профиль Уилера, будто контролируя каждое его слово или жест.
— Это правда похоже на типичную систему подставных лиц. Скорее всего, компании были давно ликвидированы для устранения улик, но мы сможем найти их след. Попробуем отследить цепочку до реальных управленческих фигур, а затем и до бенефициаров, — Уилер одобрительно хмыкнул и отложил папку. — Неплохо.
— Неплохо? — Майкл слегка поднял брови.
— Ваша находка подкрепит одну из нитей расследования, — уклончиво ответил Уилер.
Майкл внимательно посмотрел на него, пытаясь ухватиться за что-нибудь.
— Агент Уилер, вы же изначально из отдела по борьбе с коррупцией?
От резкой смены темы, на Майкла обратились два напряженных взгляда.
— С чего вы взяли?
— Скажем… вы всегда были в нужном месте и в нужное время. Это похвально.
Не то чтобы догадаться было сложно. У Уилера, как у ребенка, на лице было нарисовано выражение упрямства, морализма и критичности, ну а если сложить это с его прошлыми действиями… Он, на удивление, хорошо подходил на роль человека, очерчивающего границы — достаточно умный, и достаточно смелый, чтобы выразить свои мысли даже кому-то невыносимо упрямому, вроде Алекса. Или даже пойти против него.
Может, Алекс именно для этого достал его из небытия — а не просто для того, чтобы позлить Майкла. Может, на самом деле, Уилер и в этот момент в этой комнате присутствовал больше для Алекса, чем для Майкла?
Идея вызвала зуд в голове. Майкл не успел обдумать, что она означает.
— В данной ситуации это не имеет значения, — обрубил Уилер, скованно поправив очки. — Это всё с вашей стороны?
— Да, — Майкл напрягся. — Но я бы хотел узнать, что будет дальше.
— Информация поступит в оперативную группу по делу фонда Стедмана. Мы сообщим вам о результате в зависимости от вашего дальнейшего вовлечения, — закончил Уилер.
Все еще никаких гарантий? Они собирались передать зацепки анонимно?
Майкл перевел тяжелый взгляд на профиль Алекса.
— Тогда я пока что поделюсь этой информацией с разведуправлением в рамках дела о торговле людьми.
Он не мог допустить потери контроля.
— Нет, — Алекс прикрыл глаза, не ответив на взгляд Майкла, а затем поставил ладони на стол и поднялся. — Не стоит этого делать.
Майкл прищурился. Похоже, они правда боялись утечек. В таком случае, они должны были предложить что-то в откуп Майклу — нечто большее, чем отсутствие гарантий.
Майкл ждал. Одно мгновение Алекс стоял и задумчиво смотрел куда-то в сторону, цепляя большим пальцем пуговицу своего пиджака, а затем бросил:
— Я позвоню.
И, резко развернувшись, вышел из комнаты.
Майкл моргнул, только когда звуковой сигнал затих. Почему-то, в какой-то момент, он тоже поднялся из-за стола.
Это всё? Опять?
— Да, — сказал Уилер с едва подавленным сомнением в голосе.
Они оба отвели взгляды от двери и посмотрели друг на друга.
— Я не думаю, что обсуждение вашего вовлечения будет тяжелым, — добавил Уилер, неприкрыто сглаживая углы напоследок. — Мы позвоним.
Они еще раз мирно пожали руки, и, собрав бумаги, Уилер тоже ушел. Когда дверь закрылась, Майкл с сомнением посмотрел на свою ладонь.
Почему-то ему никогда не приходила мысль о том, чтобы пожать руку Алекса. И самому Алексу, похоже, тоже.
Майкл сел обратно за стол и достал бумаги.
***
Это было привычно. Было бы хуже, если бы Майкл не привык. За эти пол года он сделал всё, чтобы обеспечить себе максимально возможное спокойствие.
Будни в Понтиак не были такими ужасными, как в Фокс-Ривер. Высокий уровень охраны, подзащитный блок, малое количество соседей, жесткие ограничения контактов — всё это гарантировало преобладающее одиночество так же, как гарантировало и безопасность. В этом месте не было постоянной нужды в напряжении или бдительности, но была необходимость заполнять пустоту скуки. Это не было ужасно, но всё равно было плохо. Пара месяцев тревоги в Фокс-Ривер или полгода пустоты в Понтиак — Майкл так и не решил для себя, что было хуже.
Избавиться от скуки было не так уж и просто, но Майкл находил решения. У него установилась базовая рутина: за завтраком послушать болтовню Ди о последних слухах; в комнате досуга почитать книги из библиотеки; проследить за ситуацией на прогулке; поиграть со Скоттом в шахматы; пообедать; порисовать и немного заняться спортом в камере до ужина; и перед сном, если повезет, позвонить или написать пару строк кому-нибудь. Но это было не всё. Майкл неплохо максимизировал свою эффективность: кроме пустой траты времени, за шесть месяцев он успел сделать многое из того, о чем не захотел бы думать потом. Он удаленно уладил вопрос своей собственности и перевез оставшиеся вещи обратно в квартиру; восстановил активы и внимательно следил за биржей; помог Линкольну с работой и нашел Эл-Джею отличного психиатра; заработал приличную сумму от парочки интервью; воскресил и наладил некоторые контакты со времен старой работы…
Майкл был готов. Он методично собрал чемодан, приехал в аэропорт и следил за расписанием полетов. Но погода была нелетной, и самолет откладывался. Месяц, два, шесть…
Скука была просто плохой. Ужасным было ожидание — и поэтому Майкл смог вздохнуть полнее, только когда оно стало хотя бы немного более определенным.
Майкл мог бы больше подумать о причинах и последствиях — попытаться разобраться в том, что всё-таки было на уме у Алекса, где была правда, где была ложь — но резкое облегчение после стресса прибило его к земле слишком сильно. Он предпочитал спать, пока у него была такая возможность. Вряд ли у него будет на это время потом.
Эта неделя после Рождества проходила без неожиданностей. В часы бодрствования Майкл так же, как и раньше, ел, гулял — и работал всё свободное время. Снег всё так же шёл. Не изменилось ничего, но, при этом, ощущение было иное. Наверное, это наступал новый год. Майкл почти чувствовал предвкушение в холодном и чистом воздухе.
Двадцать восьмого декабря, как и обычно по средами, они со Скоттом играли в шахматы. На доску падали снежинки, и Майкл снова боролся с дежавю.
— Хм-м, — мелодично протянул Скотт. — Кажется, сегодня я выиграю.
— Не думаю, — сказал Майкл и сделал свой ход.
На доске осталось меньше десятка фигур — и это было единственное интересное обстоятельство на прогулке в этот день. Всё было мирно и обычно: за спиной Майкла кто-то ходил, кто-то кричал, кто-то разговаривал. Только сидящий напротив Скотт как-то необычно и по-своему знающе улыбался — как и в любую другую среду, заставлял что-то в голове Майкла зудеть.
— Понимаю. Тебе, наверное, не до игры сейчас.
Они оба снова сходили. Неподалеку, у стены корпуса, Коулз что-то громко крикнул на незнакомом языке в трубку телефона. Кроме Майкла, на него обернулась парочка охранников.
Прошло всего три дня — не так уж и много. Майкл опустил взгляд обратно к доске.
— Я способен к многозадачности.
Скотт покачал головой.
— Не сомневаюсь, — он сделал паузу, а затем не спеша сходил конем. — Так когда ты выходишь отсюда?
— Предполагаю, в течение недели или двух.
— Предполагаешь? — удивленно усмехнулся Скотт.
Майкл сделал тщательно обдуманный ход и с усилием расслабил лицо, перестав хмурить брови.
— Твои друзья не давали мне прогнозов.
Скотт на это хрипло рассмеялся и с искрой в глазах посмотрел на Майкла.
— А кто давал?
Майкл прикусил щеку — остановил быстрый ответ и заставил себя не отводить взгляд.
Ему стоило быть осторожным. Он не знал, было ли разведуправлению в принципе известно о личном вмешательстве Алекса. Вряд ли его визиты были официальными. Или его слова. Знания Майкла не должны были повредить ни ему самому, ни Алексу…
— Никто. Просто это кажется реалистичным сроком.
Но, с другой стороны, почему Майкл верил гарантиям Алекса? И какое, в принципе, ему было дело до репутации Алекса, если она вообще была?..
— А, — Скотт махнул рукой, — не переживай об этом, сынок. Ты прав, всё так и есть. Не знаю, зачем они продолжают держать тебя в неведении. Лично я не думаю, что имеет смысл заставлять тебя волноваться и отвлекать этим от работы.
Майкл сглотнул и уронил взгляд на доску. Что-то тяжелое внутри него упало и тут же рассеялось.
— Хорошо… Спасибо.
— Шах и мат, — вдруг весело сказал Скотт, сверкнув белыми зубами.
Черный король Майкла был закрыт белым ферзем и конем. Майкл выдохнул и скованно улыбнулся. Он слишком мало внимания уделял этой игре.
— И правда.
Скотт довольно кивнул и принялся собирать фигуры в коробку. Майкл откинулся на руки и перевел взгляд на баскетбольную площадку: Ди и Рамос активно гоняли мяч и гавкали друг на друга, словно два пса. Как и всегда, наблюдать за ними было немного весело.
Снег падал с неба, но облака не были густыми. Снежинки касались лица Майкла так же часто, как и лучи мелькающего солнца. Майкл чувствовал себя необычно: словно он был в том же самом и в другом месте одновременно. И это новое место было спокойным.
Конец прогулки наступил в этот раз очень быстро.
— Тебе почта, — рутинно сказал Эдвардс, пока снимал с Майкла наручники рядом с опросной.
Майкл равнодушно кивнул: документы от разведуправления приходили почти каждый день. Недавно в опросной даже появилась своя система их организации, созданная из двух коробок и пачки цветных стикеров — Майкл не каждый день находил себе продуктивное занятие, но всё равно предпочитал оставаться в опросной как можно дольше. Телефон был ближе здесь.
На столе его встретил скучный, белый, опечатанный конверт — Майкл взял его и привычно надорвал печать и клапан.
За последние несколько дней он успел закрыть тему портового склада и занялся изучением логистики группировки. У разведуправления больше не было объектов под подозрением, и поэтому Майкл просто занимался остаточной работой: вежливо спорил с Броком насчет расширения доступа, неспешно разгребал гору любой смежной информации и пытался найти любые интересные детали, которые не заметил ранее. Майкл надеялся, что, после их последнего разговора, Брок все же смог уговорить Ли, и ФБР расщедрились на более подробные документы — и именно они были в этом конверте.
Но, вместо обычных серо-бежевых папок с бумагами, на стол вдруг выскользнул один гладкий черный байндер — Майкл почти вздрогнул от удивления. На байндере не было никакой маркировки: обычно на папках с делами присутствовал хотя бы номер дела и подразделения; на отчетности тоже были серийные номера. Это совершенно точно не был официальный документ от ФБР — хотя, судя по отправителю, прислан был ими.
Любопытство и предвкушение вспыхнуло в груди Майкла так сильно и ярко, что ему пришлось задержать дыхание на ту долгую секунду, пока он цеплялся за гладкие корочки и открывал страницы.
«ознакомься» — было написано знакомым небрежным почерком на красном стикере, наклеенном прямо посередине первого листа.
«СТРОГО СЕКРЕТНО! ТОЛЬКО ДЛЯ ВНУТРЕННЕГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ФБР!» — было напечатано большим шрифтом на всю страницу под стикером.
Майкл почти рассмеялся от этой картины — и перелистнул страницу влажными пальцами. За следующие пару часов он прочитал абсолютно всё, не отрываясь.
В байндере оказались аккуратно сшитые и ранжированные по категориям и датам бумаги с информацией по некоторой части дела экс-президента Кэролин Рейнолдс — а конкретно, по фонду Стедмана «Ecofield». Основным источником инсайдов выступал некий Пол Келлерман, бывший работник охраны президента. Здесь были кропотливо описаны участники фонда, их вклад, финансовые потоки, а иногда даже прямая связь с организованной преступностью. Черными кружочками были помечены уже арестованные фигуры; красными были бежавшие из страны; желтыми остались те, для ареста кого не хватило улик; зелеными были сотрудничающие или невиновные. К одному из все еще открытых дел уже была добавлена информация о подставных лицах, добытая Майклом — и это было дело министра транспорта Иллинойса. Желтое.
Наверное, Майкл ни разу в жизни не ощущал подобного восторга от подарка на Рождество.
— Махоун, — Алекс резко ответил после второго гудка. На фоне слышались чужие голоса и какой-то шумный гул.
Было не лучшее время для звонка. Около четырех часов дня — час пик для встреч и совещаний. Майкл понятия не имел, сколько дел одновременно мог вести Алекс, но зато имел полное представление о его вовлеченности. Наверное, если бы Майкл подумал на толику дольше перед тем, как действовать, подходящего времени для звонка не наступило бы никогда.
Эдвардс стоял и болтал с коллегой дальше по коридору. Майкл беспокойно бросал на него взгляды, сжимал гладкую тяжелую трубку влажными ладонями и пытался придать своему голосу обычное безразличие.
— Неужели ты нашел два часа у копировального аппарата, но не нашел пары минут, чтобы просто позвонить мне и сообщить, что я в деле?
Его зубы громко стукнули, когда он договорил и закрыл рот.
— Ты, — Алекс устало выдохнул в микрофон, будто с неудовольствием признавая, кто ему позвонил. — Это был не я. У тебя всегда находятся претензии?
— Да, — Майкл настойчиво подавлял улыбку, дрожащую и растягивающуюся без его на то воли. — Обычно я жду выполнения обещаний.
— Мне кажется, звонок и письмо взаимозаменяемы, — тон Алекса был странным. Не видя его лица, Майкл не мог точно сказать, было ли это раздражение или что-то еще.
— Я ждал. Письмо, даже экспресс, идет как минимум несколько часов. Когда ты приказал его прислать?
Со стороны Алекса прозвучали помехи, а затем, будто издалека, донеслись его строгие неразборчивые слова — скорее всего, он обратился к кому-то рядом с собой. Несколько секунд что-то шуршало, но потом Алекс всё же ответил:
— Утром.
На этот раз на том конце провода была полная тишина. Майкл глубоко вдохнул.
— Значит, ты мог позвонить и сказать мне об этом еще утром.
— У меня нет на это времени. Уилер должен позвонить тебе в течение дня.
Алекс всё же не планировал звонить сам. Каким же он был лгуном.
— Но у тебя было время ответить на этот звонок, — раздраженно указал Майкл.
— Этот номер знают только моя семья и экстренные контакты, — Алекс вдруг выдохнул в смешке. — Обычно никто не звонит, просто чтобы меня отчитать.
Майкл прикусил губу, пытаясь согнать напряжение. Он не был уверен, что позвонил Алексу, чтобы критиковать его, обвинять в лжи или что-то в этом духе. Он вообще не знал, почему позвонил — и именно поэтому стоило прекратить этот разговор.
— Я не люблю, когда меня заставляют ждать, Алекс. В следующий раз просто позвони, — Майкл последний раз осознанно вдохнул, собирая силы. — Спасибо.
И повесил трубку.
Гладкий, черный, громоздкий телефонный аппарат на стене не был в состоянии ответить ни на какие вопросы, но Майкл все равно рассматривал его несколько секунд перед тем, как отнять руки от трубки и выпутаться из провода, в котором он умудрился запутать пальцы. В десятке ярдах от него Эдвардс все еще болтал с коллегой через дверь-решетку, не обращая на Майкла никакого внимания.
Коридор был пустым. За окном шел легкий снег. Догадки вспыхивали в голове.
Может, Алекс и не позвонил, но ему точно было не все равно. Наверное, он понимал какую-то часть.
Наверное, он наконец понял достаточно.
— Обратно в опросную, — сказал Майкл, подойдя к Эдвардсу.
— А, Скофилд, — отвернувшись от двери, Эдвардс посмотрел на него и тут же подался назад, издав тихий удивленный звук.
— Что? — Майкл напрягся.
— Ничего, — Эдвардс забегал взглядом между Майклом и коридором, вскоре остановившись где-то в районе окна. — Шагай.
Майкл не придал этому значения: он думал только о том, что его ждала тонна информации, которую он хотел еще раз переработать до ужина. Только вернувшись в опросную, он всё же поймал себя на том, что не мог заставить лицо расслабиться — впрочем, и это тоже быстро было забыто.
Через еще пару часов, Уилер всё-таки позвонил.
Он извинился за то, что заставил Майкла ждать, оправдав себя тем, что был на срочном выезде. Он не рассказал ничего нового и никаким образом не намекнул на то, что знал об уже произошедшем звонке Майкла и Алекса. Майкл все равно его вежливо поблагодарил. Его должны были привлечь в дело при первой же физической возможности.
Положив трубку второй раз за день, Майкл подумал о том, что совершенно не понимал, где и почему проходила эта тонкая грань официальности Алекса — и что именно было вне её.
Почему Уилер не знал об их звонках? Уведомили ли они разведуправление о работе Майка над другим делом? Знал ли Алекс об интересах Майкла в деле Стедмана до звонка в Рождество? Был ли тот комментарий о системе охраны случайностью или подсказкой?..
И что именно из всего этого должно было остаться только между ними?
Через два дня, когда Ли наконец позвонила и официально сообщила о точной дате — второе января — Майкл на всякий случай держал язык за зубами.
Ему снова осталось только ждать — и, возможно, немного надеяться.
***
Всё же это произошло. Майкл дождался.
Письмо пришло утром первого января, вместе с прошлогодней почтой и розовыми открытками. Конверт был простым, узким и легким. Майкл какое-то время смотрел на него, потирал пальцами шершавую бумагу, перечитывал имя отправителя, а затем, не открывая, положил его во внутренний карман куртки и вышел навстречу утренним ритуалам.
Как и Рождество, Новый год в этот раз пришелся на ночь с субботы на воскресенье, и христианская воскресная служба уже второй раз была расширена в честь праздника. Майкл не посещал тюремную церковь часто, потому что не любил собирающуюся там разношерстную толпу — но первое января было последним днем его заключения, и он всё же решил воспользоваться этой возможностью. В обычной жизни он никогда не находил время для воскресных служб.
Называть церковью обычный зал с рядами скамей, невысоким пьедесталом и парочкой окон сначала казалось неправильным, но Майкл привык. Какой-то его части, стремящейся к идеалу и красоте, не хватало здесь высокого готического потолка, мозаик, органа, алтаря и хора — но он мог понять, что вера вовсе не заключалась в наружности. На самом деле, чтобы месту назваться церковью, должно было хватить лишь присутствия и речи капеллана, тишины в воздухе и благоговения в душе — и всё это здесь было.
Майкл никогда не считал себя глубоко верующим человеком, потому что идея божественного предопределения и спасения ни разу не помогла ему. В жизни Майкла всегда был только он сам — его успехи или провалы — и не было никакой силы, которая вела бы его за руку или давала бы надежду. Но, в то же время, в религии была та самая этическая система, к которой он иногда возвращался, как к маяку. Что-то маленькое и уязвимое внутри него всегда дрожало при словах «не согреши».
— …Плач Иеремии 3:22-23. По милости Господа мы не исчезли, ибо милосердие Его не истощилось. Оно обновляется каждое утро…
Ожидаемо, церковь была переполнена в этот день. Майкл сидел на последнем ряду, и из-за пары десятков ярдом между ним и пьедесталом, не все слова долетали до него. Заключенные вокруг слушали капеллана, отца Николаса, с разной степенью интереса — кто-то улыбался, наклонившись вперед; кто-то смотрел в пол, ссутулившись; а кто-то бормотал под нос нечто своё, сложив руки в молитве — но никто не смел мешать службе. Майкл не относил себя ни к одной из этих групп.
— …знать, что милость — это когда тебе дают не то, что ты заслужил, а то, что тебе нужно, чтобы выжить. Иногда это просто утро, в котором ты все еще жив. Иногда это шанс…
Голос отца Николаса был спокойным и возвышенным, хоть и не раздавался гулко и протяжно, как мог бы в настоящем храме. Кроме него, в зале слышались лишь редкие шепотки, шуршание и шаги. Свет проникал только через высокие окна в решетках, и недвижимость воздуха почти позволяла разглядеть пыль в лучах. Майкл чувствовал запах ладана, хотя его здесь не жгли.
Не было какого-то определенного повода или знака — Майкл просто вдруг решил, что место и время были подходящими. Он достал конверт и тихо распечатал его.
« Майкл,
Спасибо за твое письмо. Я знала, что ты напишешь рано или поздно.
Я верю, что тебе жаль, и я знаю о твоих причинах. Мне до сих пор больно из-за того, что случилось, но еще больнее думать о том, что ты был в центре всего этого, хотя мог и не быть. Что-то во всем этом между нами было совершенно неправильно, и когда-нибудь я обязательно пойму, что именно.
Но я все равно хочу простить тебя. Я прощаю тебя, чтобы ни я, ни ты не могли позволить себе продолжать цепляться за боль. У нас обоих ужасная судьба, Майкл, и я хочу, чтобы она наконец изменилась. Но только мы сами можем ее изменить.
Ты спрашиваешь, что мог бы для меня сделать. Лучше сделай это для себя. Делай то, что правильно, и о чем не будешь сожалеть. Ты способен хотя бы на это.
Я не думаю, что хочу видеть тебя снова. Пожалуйста, не пиши мне. Если когда-нибудь что-нибудь изменится, я дам знать.
С »
Майкл зажмурился и сделал глубокий вздох.
Над головами присутствующих все еще разносился голос отца Николаса:
— … сегодня мир пишет новые цели, строит новые планы. А вы? Бог не ждет. Он зовет вас сейчас. «И сказал Сидящий на престоле: се, творю всё новое.» Бог может начать новое именно с вас…
Он говорил о том, что Бог любил и прощал. Голос его был мягким, сочувствующим и наполненным надеждой. Но чем больше Майкл прислушивался к его речи, тем более далеким казался смысл слов. Это было что-то абстрактное и неосязаемое — созданное и предназначенное для других людей, но не для него.
В жизни Майкла не было Бога — но был он сам, и были другие люди. И если кто-то и должен был выносить приговор, разве не они? Разве не они, заплатившие цену за его выборы, имели единственное право голоса?
Бог прощал. Но, может, Майклу следовало жить со следствием своих грехов, а не обрести покой с таким простым ответом. Может, он оказался бы способен на большее, если бы всегда испытывал боль вины. Может, лучшей причиной была рана, а не милость.
Но Сара простила его — и это было реальностью. Ее слова точно были более осязаемыми, чем Бог.
Похоже, дело было в том, что Сара знала больше, чем Майкл. Наверное, где-то там, вместо того, чтобы оставаться на одном месте и убеждать себя, она уже смогла двигаться дальше. Она понимала его, а значит, знала о том, что сложнее всего Майклу будет не покаяться перед Богом и не получить ее прощение — а простить самого себя.
Майкл тихо шмыгнул носом и с усилием вытер глаза. Голос отца Николаса звучал еще какое-то время, но постепенно затихал. Остались только тишина, запах ладана и тусклый свет солнца.
Майкл вздрогнул, очнувшись, только когда сидящий рядом с ним Скотт прикоснулся к его плечу, и заключенные вокруг начали вставать — первой выходила группа из его блока. Судорожно вздохнув и аккуратно убрав письмо в карман, Майкл сжал зубы и поднялся вслед за остальными. Головокружение от резкого подъема заставило его ухватиться за спинку скамьи перед собой.
Майкл с усилием моргнул, останавливая вновь прилившие слезы. Ему следовало прочитать письмо не здесь. Вокруг было слишком много людей.
Стоящий перед ним задумчивый Миллз сделал шаг вперед. Шеренга двинулась между скамей. Тошнота подступила к горлу Майкла.
— Ты справишься, сынок, — еле слышно сказал Скотт за его спиной.
Майкл дернул головой в его сторону от неожиданности, но не повернулся. Нужно было двигаться. Расцепив пальцы на спинке скамьи, Майкл выпрямился и, резко вдохнув, шагнул вперед.
Уйти прочь из церкви оказалось не так уж и сложно. В конце концов, никто не держал его здесь.
В этот день на улице не было снега, но густые облака все равно закрывали солнце. Майкл в последний раз ступил на промерзшую землю прогулочной площадки и остановился неподалеку от входа. Вокруг были все те же металлические сетки, столбы, пустой вид на внутренний двор, вышки, голуби. Мимо знакомыми походками прошли и разошлись по своим углам Рамос, Миллз, Ди, Нгубо, Хэннак, Блик, Коулз, Даллас…
— Скотт, — окликнул Майкл проходящего мимо старика.
Скотт прервал свой диалог с Далласом, остановился и внимательно посмотрел на Майкла.
Ком неясно откуда взявшегося стыда подошел к горлу. Майкл вдруг вспомнил о Чарльзе. О том, как они играли в шашки в минуты редкого спокойствия, и как светило раннее летнее солнце. Вспомнил о том, как Чарльз любил маленькую пугливую кошку, как скрывал свою рану, и как просил позаботиться о его дочери.
— Спасибо.
Скотт по-доброму улыбнулся и покачал головой.
— Я ничего не сделал, чтобы заслужить благодарности. Ты хороший человек, сынок. Удачи тебе завтра. И позже — тоже.
Майкл скованно кивнул. Скотт мягко хлопнул его по плечу, а затем развернулся и ушел к своему столу, где Даллас расставлял фигуры для новой партии.
На баскетбольной площадке Ди и Рамос уже спорили о чем-то, бегали и отбивали мяч. Когда Майкл подошел к ним, он впервые заметил, что на их лицах на самом деле были улыбки. Ему пришлось подождать, пока Ди закончит смеяться.
— Я выхожу завтра, — сказал Майкл, когда встретил его взгляд.
— Лисенок, какие люди, — протянул Рамос, отбив мяч. — Ты поэтому ревел? Уже скучаешь по нам?
Ди ткнул Рамоса локтем под ребра, от чего тот тут же сложился пополам. Майкл знал силу этого тычка — и почему-то был рад, что Ди нашел себе новую жертву для несправедливых воспитательных мер. Рамосу это точно должно было пойти на пользу.
— Молчи, — рявкнул Ди в его сторону и снова поднял взгляд на Майкла. — Я уже понял. Видел, что ты собрал вещи. Это круто, — он пожал плечами как ни в чем ни бывало. — Сыграешь?
Майкл улыбнулся и кивнул — а потом легко выхватил мяч у растерявшегося Рамоса, подбежал к кольцу и забил данк.
***
— Значит, ты уходишь?
— Из этого места — да.
— Ты будешь продолжать говорить со мной?
— Я бы не смог отказаться, даже если бы захотел.
***
Завязать галстук получилось только с третьего раза. Сперва, Майкл малодушно допустил мысль о том, что просто забыл, как это делается, но это сразу показалось нелепым объяснением. Умение завязывать галстук было подобно умению ездить на велосипеде — его невозможно было забыть. Поэтому, Майкл быстро смирился с тем, что просто-напросто волновался.
После мягкой тюремной футболки, чувствовать горлом гладкий и холодный воротничок ярко-белой сорочки было странно. Лакированные туфли блестели на обшарпанном полу камеры, как новая машина около свалки. Даже тяжесть пряжки ремня была непривычной.
В этот день, из всего гардероба Майкла, Линкольн почему-то решил привезти ему костюм для похорон. Скорее всего, он просто недостаточно разбирался в стиле, чтобы составить удобоваримую комбинацию из костюма, туфель, сорочки и галстука, и поэтому выбрал самый безопасный и простой вариант без лишних деталей и шика. Он точно не знал, что год назад, в приступе горя и цинизма, именно этот костюм Майкл купил для самого худшего варианта развития событий — а теперь собирался праздновать в нем свободу.
Майкл туго затянул галстук и недовольно посмотрел на свое отражение в зеркале. Порез от бритвы на челюсти так и не зажил с утра; нос и глаза все еще были немного красными из-за бессонницы и прилетевшего вчера мяча; длина волос была на грани неряшливости, и расческа с этой проблемой не помогала. Майкл уже давно не видел в своей внешности былой уверенности и аккуратности, и поэтому в этот раз оказался удовлетворен хотя бы тем, что у него был галстук — благодаря этому он почти не выглядел, как беспризорник.
Последний раз оглядев камеру, Майкл вышел вслед за Вудом без единого намека на сожаление. Ди помахал ему сквозь решетку своей камеры, и, усмехнувшись, Майкл дал ему пять по пути. Ди рассмеялся.
— Береги свое милое личико! — крикнул Рамос.
— А ты береги свой зад, Рамос, — ответил Майкл, перешагнув порог блока. Решетка задвинулась за его спиной.
На часах было около полудня, и солнце, выглядывающее в окна в коридоре, оптимистично висело высоко в чистом, синем, морозном небе. На улице должно было быть холодно — Майкл понадеялся, что Линкольн захватил для него пальто. Но даже если нет, Майкл был уверен, что не почувствует мороза. С каждым шагом прочь от камеры, Майкл всё больше и больше ощущал внутренний подъем. Идти по тем же самым коридорам, но без наручников и в обычной одежде, ощущалось совершенно иначе. Он почти чувствовал себя человеком вновь.
Вуд последний раз провел его из нового корпуса, по переходу, и в главное здание тюрьмы. Не дойдя до выхода, они остановились у скромной переговорной комнаты, которая отличалась от опросной только тем, что имела мягкую мебель, одну картину с пейзажем и один живой цветок на подоконнике. Девушка, одетая в форму служащего министерства исполнения наказаний, приветственно поднялась из кресла в углу. Вуд хлопнул Майкла по плечу, пожелал удачи и ушел обратно.
— Мистер Скофилд, я офицер Редер, — строго сказала девушка, опустив свой планшетник. — Вы выходите из тюрьмы под программой контроля. Я объясню вам правила.
Майкл ответил на приветствие и сел за стол, на котором были уже разложены бумаги и GPS- браслет. Редер четко и быстро объяснила ему простые правила нового режима: не выезжать за пределы зоны, не снимать браслет, регулярно отчитываться куратору. Майкл расписался в ее планшетнике и взял со стола карту своих новых границ. Квадратная зона захватывала весь центр Чикаго и была чуть более десяти миль как с севера на юг (от US-19 до I-55), так и с запада на восток (от US-171 до US-41). Майкл поднял брови: это показалось даже щедрым.
Всё так же рутинно рассказывая о принципах программы контроля, Редер взяла GPS-трекер и передала ему. Майкл послушно надел браслет на щиколотку, и щелчок его замка даже не показался чем-то особенно удручающим. Редер уже наклонилась, чтобы проверить его работу с помощью своего пульта, но ее телефон вдруг зазвонил. Отчего-то, когда она увидела имя на дисплее, ее лицо побледнело.
— Минуту. Ждите меня здесь, — поспешно сказала она, уже закрывая дверь за собой.
Майкл моргнул ей вслед и опустил взгляд обратно к своей ноге. Он пошевелил ступней на пробу — сам браслет был жестковат, но не сковывал движения; а вот блок монитора был тяжелым и громоздким и перевешивал в сторону. Сверху на блоке были кнопка для вызова службы и динамик. Майкл вдруг понял, что забыл спросить, кто был его куратором.
Дверь вновь открылась через пару минут, и Майкл поднял голову немного запоздало от непривычки: звукового сигнала здесь не было. В комнату в этот раз вошла не офицер Редер, а целая делегация: агент Мэри Эллен Ли, незнакомая хмурая девушка с планшетником в руках и телефонной гарнитурой на ухе — и, вдруг, Алекс. Майкл посмотрел на него.
Такой же мрачный и холодный, как и в начале любой встречи, Алекс обособленно остановился у двери и опустил руки в карманы, очевидно, не ожидая долгого разговора или даже участия в нем. Его взгляд сначала уткнулся куда-то в угол комнаты рядом с окном, а затем, очертив быструю дугу по полу, прошелся от туфлей до галстука Майкла — и снова резко вернулся к окну. Его рот и шея напряглись, но поза выражала только выжидание, если не откровенное безразличие.
Майкл машинально ответил на приветствие агента Ли.
И зачем Алекс пришел, если собрался просто стоять там и молчать?
Это вдруг показалось до боли странным. За последний месяц, Майкл видел Алекса в Понтиак слишком часто — даже чаще, чем Ли. Откуда у главы отдела уголовных расследований находилось время, чтобы тратить его на езду сюда как минимум раз в неделю? Неужели дело шоссе I-55 было настолько критичным, что требовало его личного присутствия на каждом допросе? Вряд ли у заключенных здесь была актуальная информация по делу — по-настоящему ценных людей ФБР предпочитали держать ближе к офису.
Даже на те две короткие встречи с Майклом до этого… Алекс вовсе не обязан был приезжать. Он так любил говорить, как мало у него было времени, но постоянно противоречил себе даже в этом. Но зачем?
— …о разговоре с прессой. Вам нужно будет сказать пару слов о ситуации.
Майкл вдруг осознал, что в данный момент Ли говорила ему что-то важное и искала его взгляд. Незнакомая девушка стояла недалеко от окна и, прислонив пальцы к уху, что-то очень внимательно слушала в своей гарнитуре. Майкл кивнул и взял себя в руки, надеясь на то, что его заторможенность будет списана на экстраординарность ситуации.
— Никаких проблем. Я представляю, что и вы, и они хотели бы услышать от меня, — спокойно сказал он, выпрямившись на стуле и облокотившись на столешницу сбоку. Похоже, ФБР приехали в этот день как раз из-за прессы.
— Отлично. Я тоже думаю, что у нас не будет с этим никаких проблем, — Ли кивнула.
— Агент Ли, время, — резко сказала девушка с гарнитурой.
Возможно, секретарь? Или, учитывая ситуацию, кто-то из отдела ФБР, занимающегося связями с общественностью.
— Уже идем, — ответила Ли в ее сторону и вернулась к Майклу. — Мистер Скофилд, можете выходить, как будете готовы, — она почти сделала шаг к двери, но остановилась. — Кстати, я буду вашим официальным куратором. Мы еще поговорим об этом позже.
И, в последний раз вежливо улыбнувшись, она ушла вместе с секретарем.
Алекс остался стоять, прилипнув спиной к стене у двери. Его неподвижная, высокая, темная фигура с острыми углами плеч и локтей резко выделялась на фоне светлой краски.
То ли из-за непредсказуемости ситуации, то ли из-за чего-то еще, с каждой проходящей секундой Майкл все сильнее напрягался. Его ладонь сжалась в кулак на столе.
— Это что, твой костюм для похорон? — из всего возможного, Алекс наконец произнес именно это. Его нечитаемый взгляд застыл где-то на ногах Майкла.
— Не мой выбор, — скованно ответил Майкл. — Но, думаю, на фоне тебя, в самый раз.
На самом деле, ФБР очень слабо поддерживали свою репутацию людей в черном. Это было заметно даже на примере команды Алекса: Лэнг носила элегантные блузки под пиджаками, а у Уилера был галстук какого-то серо-красного цвета, в тон темно-серому костюму. Работники разведуправления, с другой стороны, совсем не были мрачными: Ли одевалась строго, но ее цвета были мягкими, а Брок и Кюстин были еще более свободными в стиле. И только Алекс, среди их всех, всегда ходил на работу, как на похороны.
Но, если бы кто-то спросил об этом Майкла, то он не смог бы представить Алекса никак иначе.
Алекс усмехнулся куда-то в сторону.
— И правда, — он снова жестко смял свою улыбку, вытащил руку из кармана и посмотрел на часы. — Пора.
И, развернувшись к двери, Алекс потянулся за ручкой. Майкл встал, чтобы пойти за ним — и одного только его шага в сторону двери хватило, чтобы GPS-монитор внезапно разразился громкой сигнализацией и начал вибрировать.
— Черт! — от неожиданности, Майкл упал обратно на стул и быстро закрыл уши руками, зажмурившись.
Звук был ужасным — резким и пронзительным — и, вместе с фактором внезапности, прекрасно сработал для краткосрочного оглушения. Майкл вдохнул и начал быстро успокаиваться и вспоминать слова офицера Редер о реагировании в подобной ситуации. Нужно было нажать на кнопку.
В ситуации не было ничего страшного. Прошло едва ли три секунды.
Майкл распахнул глаза, когда Алекс упал на колено перед ним, схватил его лодыжку, задрав штанину, и зажал кнопку второй рукой.
— Редер, какого черта?! — крикнул он в сторону браслета громче, чем уже затихающая сигнализация.
— Агент Махоун, извините, — раздался взволнованный голос офицера Редер из динамика. — Я не успела настроить. Уже иду обратно. Прекратила тревогу.
Сигнализация полностью затихла. Алекс неверяще, будто бы оскорбленно, выдохнул в сторону.
— Что за… — резко начал он, оскалившись, но тут же замолк. Ярость вдруг спала с его лица, и он моргнул один раз.
Майкл замер с нелепо поднятыми у головы руками, пытаясь осознать ситуацию.
Алекс сидел на одном колене в шаге от него, вцепившись в его правую ногу и склонившись к ней. Пальцы одной его руки крепко сжимали лодыжку — разгибали колено, приподнимали щиколотку. Штанина на ноге Майкла была некрасиво задрана, обнажая носок, браслет и немного кожи. Подошва туфли почти запачкала брюки Алекса на бедре.
Майкл резко вдохнул. От Алекса снова ярко пахло табаком, а еще — немного парфюмом. Майкл видел только его выгоревшие на солнце волосы, часть лица и широкий разворот плеч, но затем Алекс быстро отклонился назад и будто случайно встретил его взгляд, всё ещё немного снизу-вверх. На какую-то секунду он показался абсолютно растерянным, а в следующую уже отвел взгляд, быстро отпустил ногу Майкла и поднялся. Майкл наконец опустил свои руки.
— Я найду ее, — хмуро сказал Алекс в сторону. Он быстро провел ладонью по лицу, зло и шипяще выдохнув, а затем развернулся и тяжелым шагом вышел из комнаты. Будто на охоту.
Майкл остался неподвижно сидеть на месте.
Он не двигался не потому, что боялся снова спровоцировать сигнализацию… Просто он опустил взгляд от двери и вдруг увидел, что его правая штанина сильно помялась ниже колена. Она все еще задиралась и открывала громоздкий блок трекера сбоку.
Это было некрасиво. Это было… нелепо. Это было… Что это вообще было?
Майкл вспотел. Обратная сторона его шеи была горячей и влажной. Он вдруг понял, что сгорал от… унижения? Гнева? Неловкости? Стыда?
Майкл никогда не попадал в такие глупые ситуации.
Почему он оказался так шокирован звуком обычной сигнализации? Нужно было среагировать быстрее, чтобы не допустить подобное. Но как он мог предугадать такое? Почему Алекс подорвался к нему так быстро? У него вообще было время подумать, прежде чем делать что-то подобное?
Что здесь вообще было нормального? Что у этого человека было в голове?
Нога Майкла все еще была неловко вытянута вперед. Он смотрел на нее и видел нечто инородное.
Майкл не мог даже подумать о том, что все еще ощущал кожей те точки, куда впивались пальцы Алекса. Он не мог позволить себе вспоминать о том, как полгода назад Алекс точно так же схватил его за плечи, и какими были его глаза тогда. Это была та абсолютно неисследованная, пугающая и туманная территория, на которую он не заходил.
Неважно. Это было неважно. Это было в прошлом.
Майкл как раз набрался смелости подтянуть ногу к себе и провести рукой по сырой шее, когда офицер Редер вернулась. Ее лицо было бледным и испуганным, и Майкл даже не мог представить, что и зачем наговорил ей Алекс в том состоянии, в котором вышел из этой комнаты. Майкл не хотел предполагать и, вообще, думать об этом еще больше.
Редер зачем-то извинилась перед ним, провела какие-то манипуляции со своим пультом, еще раз извинилась, сообщила имя куратора (которое Майкл уже знал), напоследок выдала ему брошюру и, вежливо попрощавшись, чуть ли не выбежала из комнаты. Майкл тяжело вздохнул и поднялся вслед за ней — трудно было представить, что это было только начало дня.
Дальше по коридору, рядом с двойной дверью на выход в фойе, Майкла ждали: уже одетые в пальто, та же самая девушка с гарнитурой и Алекс негромко говорили о чем-то. Агента Ли рядом не было — Майкл предположил, что она уже вышла к прессе.
Алекс мимолетно оглянулся на звук его шагов и прекратил разговор. В этот раз — возможно, впервые — Майкл был первым, кто не выдержал зрительный контакт. Он быстро перевел взгляд на девушку. Это было унизительно.
— Мистер Скофилд, — строго и без предисловий обратилась она сразу же, как только Майкл приблизился, — отвечайте коротко и четко. Время будет ограничено. Три вопроса и ответа — максимум. Это не пресс-конференция, поэтому возможен некоторый хаос, но мы будем рядом. Репортеры только в фойе. Мистер Барроуз ждет вас на парковке, — закончив брифинг, она коснулась своей гарнитуры. — Готовы?
Майкл скованно кивнул, возвращаясь в реальность.
Он вдруг почувствовал неприятный вес ситуации. В своей прошлой жизни он уже встречался с репортерами, когда заканчивал работу над большими проектами, но в этот момент он вряд ли мог представить, что именно ждало его дальше. Шум голосов и затворов уже доносился до него даже сквозь дверь — нарастал с каждой секундой.
Рядом, Алекс тоже кивнул. Он встречался толпами репортеров почти каждый день, и для него такая ситуация, наверняка, была привычной — но краем глаза Майкл все равно уловил напряжение в его жестком профиле. Почему-то, это немного успокоило.
— Отлично. Начинаем.
И, без дополнительных предупреждений, девушка уверенно нажала на обе ручки и распахнула двери. Яркие вспышки и громкий гул десятка голосов тут же навалились на Майкла тяжелой лавиной. Ослепленный и оглушенный, первую секунду он не мог даже увидеть помещение и людей или разобрать отдельные голоса.
Майкл с усилием моргнул, избавляясь от черных кругов перед глазами, и глубоко вдохнул, не позволяя себе замереть. Он вовсе не боялся этого.
Он распахнул глаза и почувствовал резкий подъем в груди, а затем — ладонь между лопаток.
— Идем, — сказал Алекс.
И Майкл пошел вперед. Это было несложно.
Почти сразу, невыносимый шум разделился на более четкие отдельные голоса, а вспышки слегка утихли и дали возможность появиться очертаниям людей и пространства. Перед главным входом толпились около десятка репортеров с цветастыми микрофонами — а за ними, операторы пытались удержать над головами громоздкие фото- и видеокамеры. Несколько охранников держали толпу в плотном полукруге, отгораживания от невозмутимо стоящей в эпицентре хаоса агента Ли. Когда Майкл подошел ближе, она невозмутимо оглянулась и шагнула в сторону, сделав приглашающий жест — репортеры жадно смотрели только на него с момента его выхода.
— …мистер Скофилд! Как вы…
— …ФБР, это правда?..
— …расскажите нам о…
— …заключается соглашение...
Они вылезали вперед и настойчиво перебивали друг друга. Оказавшись в непосредственной близости к микрофонам, Майкл опустил взгляд на лица журналистов и попытался вычленить хотя бы один подходящий вопрос из хаоса.
— Мистер Скофилд, теперь ваш срок полностью списан? Почему?
— Нет, — ответил он в случайный микрофон, — мой срок заменен на условный. Я по прежнему буду отбывать свое заслуженное наказание, но чуть более полезно.
Отлично. Быстро. Дальше нужен был вопрос…
— …почему вы не…
— …справедливо ли это по отношению к…
— В чем заключается ваше соглашение с ФБР?
Бинго. Уже давно готовый, Майкл глубоко вдохнул.
— Это равноценный обмен. Я признаю свои ошибки, а система признает свои. Как и раньше, моей целью остается благо моих близких, а значит, и благо общества в целом. Чтобы обеспечить его, я буду рад помочь правосудию двигаться вперед. Это честь для меня.
Красота, дипломатия и непрозрачность. Настоящий герой.
Майкл сдержал ухмылку, немного ослабил свое напряжение и мотнул головой в поиске последнего вопроса среди гула голосов. Что-нибудь простое и быстрое…
— …но как же вы не…
— …только спустя пол года?..
— …насчет вашего брата…
— Каково это, работать с бывшими врагами?
Врагами? Кто мог назвать государственную структуру врагами? Какого рода радикальные медиа здесь были? Что за репутация была у Майкла? Или у ФБР?
Майкл всё же улыбнулся от иронии и расправил плечи — к его удивлению, он почувствовал, что ладонь Алекса все еще лежала на его спине. Майкл резко вдохнул, но, в контексте этого вопроса, решил не поворачиваться к нему.
— ФБР никогда не были для меня врагами. Я верю, что и у меня, и у них были благие цели, но в тех обстоятельствах они были несовместимы, и мы оказались противниками. Я рад, что это в прошлом.
Почему-то, именно этот ответ вызвал повышение возбуждения всех присутствующих. Вспышки снова замелькали чаще, голоса стали громче и оживленнее.
— …что вы имеете…
— …каким образом…
— …объясните…
— Это всё, — вдруг твердо сказал Алекс откуда-то сзади и справа, — освободите проход.
Через еще несколько долгих секунд, не без помощи охраны, репортеры все же раздвинули свои ряды и освободили узкий путь к выходу. Впрочем, это не помешало им всё так же раздражать Майкла вспышками и перекрикивать друг друга.
Майкл опустил взгляд и позволил себе облегченно выдохнуть. Ладонь Алекса подтолкнула его — контролируя? поддерживая? — и Майкл быстро прошел сквозь неспокойную толпу.
Наконец, наконец, это было позади.
Дверь на улицу была открыта — в проем уже светило солнце и морозный ветер дошел до кожи Майкла самым первым из знамений свободы. Несколько шагов по плитке, через порог, по бетонной подмороженной площадке — и, наконец, Майкл был по-настоящему снаружи. Свет солнца был ярким и, отражаясь от вчерашнего снега, почти слепил. Было холодно — даже очень.
Точно — Линкольн забыл передать для него пальто. И сам Майкл тоже забыл про это.
Он тихо рассмеялся.
Справа от входа, с парковки, ему уже махал Линкольн, а Эл-Джей выглядывал из приоткрытого окна сверкающей синей машины. Майкл помахал им в ответ. Что-то внутри распирало его, словно большое облако, и не позволяло глубоко дышать.
Майкл растерянно вдохнул и оглянулся в поиске Алекса, но его уже не было позади. Агент Ли встретила его взгляд с мягкой улыбкой и сделала приглашающий жест в противоположную от парковки сторону.
— Украду у вас еще минуту?
Немного придя в себя, Майкл сжал губы и кивнул. Слева от входа стояли служебные машины, и самой первой из них была до боли знакомая черная импала. За ее рулем уже сидела всё та же девушка с гарнитурой, а рядом стоял и хмуро смотрел в сторону Алекс. С трудом сопротивляясь головокружению, Майкл прошел несколько шагов вслед за Ли — снег приятно скрипел под его подошвами.
— Спасибо за ваши слова, — сказала Ли, когда они подошли ближе к машине. — Всё прошло прекрасно. Как насчет встречи в офисе послезавтра, четвертого января? Обсудим подробнее ваши условия и контрактную работу.
Алекс снова стоял рядом и молчал — сжимал губы и нервно крутил в пальцах сигарету, уставившись на нее. Наверное, на этой парковке нельзя было курить. Но Майкл видел, как подростростки курили здесь неделю назад. Что его останавливало?..
— Конечно, — немного потерянно ответил Майкл, вновь встретив взгляд Ли, — послезавтра.
Ли протянула руку, и Майкл уверенно пожал ее.
И затем, точно так же — без лишних сомнений или времени для обдумывания этого решения — он отступил в сторону и сам протянул руку.
— Алекс, — сказал Майкл твердо. Облако пара вырвалось из его рта.
Алекс быстро поднял взгляд. Майкл не смог полностью понять то, что увидел в нем. Наверное, в основном там было удивление, а затем — облегчение.
— Да.
Ладонь Алекса была большой и теплой, и его рукопожатие было решительным. Когда они расцепили руки, что-то внутри Майкла вдруг перестало согревающе дрожать. Кроме пьянящей свободы, он наконец полностью ощутил окружающий его холод.
Последний раз кивнув Ли, Майкл развернулся и пошел в сторону основной парковки. Его руки, уши и щёки всё больше горели от холода с каждым шагом, и он ускорился, обняв себя за плечи. На широкой дороге, на утрамбованном колесами снеге, между тюрьмой и свободой, подошвы его туфель немного скользили.
Его сердце будто застряло на месте где-то здесь, где-то посередине. Всё это было так быстро…
— Майк!
Линкольн вдруг вырос на пустом месте и сразу заключил его в медвежьи объятия. Майкл почти упал на него, и, несмотря на неясную боль в сердце, тут же счастливо рассмеялся куда-то в его куртку.
— Черт, я забыл твое пальто, да? — Линкольн отстранил его за плечи и с усилием провел ладонью по лицу. В спешке, он положил руку на спину Майкла, и тот вздрогнул. — Идем.
Майкл кивнул, и они снова поторопились к машине.
— Знаешь, Майк, я подумал об этом, — вдруг почти сразу продолжил Линкольн со слегка сбитым дыханием. Он смотрел вперед и говорил так, будто думал даже слишком много, и теперь уже не мог держать это в себе. — Я ведь сделал бы то же самое. Прости, что до меня всегда так медленно доходит.
Подошва Майкла снова соскользнула, и он бы, наверное, в этот раз точно упал, если бы не сильная рука Линкольна за его спиной. Но этого не произошло, и поэтому Майкл просто улыбнулся.
— Всё в порядке, — тихо ответил он.
Линкольн тяжело выдохнул и кивнул, и они наконец преодолели оставшийся путь. Майкл дышал через раз. Его голова кружилась.
— Дядя Майк!
Напряженный Эл-Джей уже стоял рядом с задней дверью машины, не решаясь шагнуть вперед. Майкл не стал ждать и сам обнял его за плечи — Эл-Джей тут же уткнулся в его грудь и сильно смял пиджак на спине.
Все же он был так похож на Линкольна. Глаза Майкла вдруг защипало от резкого наплыва эмоций.
— Залезайте скорее, — поторопил их Линкольн уже из-за руля заведенной машины.
Майкл напоследок взъерошил волосы Эл-Джея под его недовольный возглас и забрался на переднее сидение. Теплый воздух коснулся его ледяной кожи, и он выдохнул с безумным облегчением.
— Убираемся отсюда, пока эти чайки не поняли, что я тоже здесь, — пробубнил Линкольн, выворачивая руль.
— Мы чуть им не попались, — с ехидной улыбкой на лице, Эл-Джей высунул голову между сидениями. — Нас предупредил охранник, который передал твои вещи. Папа потом прятался на заднем сидении.
— Молчи лучше. Пристегнулись оба.
Эл-Джей проворчал что-то в ответ, но послушно сел назад. Улыбаясь, Майкл растер онемевшие пальцы и пристегнулся.
Линкольн быстро вывел машину к главным воротам — и прочь с территории. Майкл бросил взгляд назад на служебную парковку, но черной импалы там уже не было. Браслет тяжело перевешивал его щиколотку в сторону.
— Кстати о вещах, — сказал Линкольн, шлепнув руку Эл-Джея, тянущуюся к радио. — В бардачке новый телефон, если ты хочешь кому-то позвонить.
Майкл отвернулся от окна и достал телефон.
— Только не включай свое старье, пап.
— Теперь в машине двое взрослых, а у нас демократия. Ты в справедливом меньшинстве.
— О, не-ет, — простонал Эл-Джей.
— Идеально, — Линкольн проигнорировал его и увеличил громкость радио.
Из динамиков, сразу с первого припева, заиграла Life Is a Highway, и их машина выехала на шоссе. Посмеиваясь от красивого совпадения, Майкл раскрыл телефон и посмотрел на загоревшийся экран.
И кому он должен был позвонить?
Майкл перешел в список контактов — там было пусто. В голову не приходило ни одного подходящего имени. А те, что приходили, были недостижимы.
Кому вообще он звонил в последний раз? Ли? Кроссу? Линкольну?
«В следующий раз просто позвони,» — вспомнил он свои слова Алексу.
Наверное, это более не было актуально — Алекс же не знал его новый номер телефона. Он не сможет позвонить Майклу, если за эти два дня в деле произойдет что-то важное.
Майкл поймал себя на том, что почти полностью набрал его номер. Он остановил себя и захлопнул телефон. Это было нелепо.
Это было неважно.
Странное, напряженное чувство снова скрутило его живот.
— Я хочу хот-дог, — капризно сказал Эл-Джей.
— Ищи заправку по дороге.
— Мы проезжали симпатичную рядом с Джолиет. Дядя Майк, ты хочешь хот-дог? Или посмотреть на старую добрую Фокс-Ривер?
На горизонте не виднелось ни единой машины — там были только сверкающие белые поля, лесополосы и редкие дома. Сияющая свобода. Что могло быть важнее?
— Я буду хот-дог, — ответил Майкл, откинувшись в кресле.
На этот раз, его живот скрутило от давно забытого, но самого обыкновенного чувства голода.
***
В конце концов, Майкл расслабился.
Они ехали долго. Это почти было похоже на семейную поездку, которых у них никогда не было.
Эл-Джей выбрал первую попавшуюся забегаловку, и они счастливо съели по одному посредственному хот-догу. Потом им пришлось простоять в одной долгой пробке рядом с Двайт, потому что часть I-55 все еще была перекрыта, и поэтому Линкольн (очень зря) решил свернуть и проехать через Джолиет. После долгих уговоров, Эл-Джей все-таки сфоткал его и Майкла на фоне входа в Фокс-Ривер и пообещал продать снимок очень дорого — и не важно, какие у его отца и дяди были по этому поводу мнения. Майкл в тот момент оглянулся на высокий внешний забор тюрьмы, но не почувствовал ничего, кроме усталой, потухшей, тревожной грусти.
Они нарочно приехали прямо к шоссе U-41, чтобы медленно и с красивым видом добраться до центра города вдоль берега озера Мичиган. Вид и правда был отличный, и Майкл, прислонившись виском к холодному стеклу, лениво и тепло планировал, что ему нужно было купить для обустройства обычной жизни. Думал о магазинах и продуктах. О еде, которую хотелось есть. О своей квартире и одежде. О горячей ванне и чистой душевой. О вкусном кофе. О своей большой кровати, мягких подушках и одеялах. О виде из окна на реку и городские огни, который он так любил.
Майкл думал о том, как сейчас он, Эл-Джей и Линкольн зайдут туда с тремя коробками пиццы и двумя бутылками колы, и как они будут праздновать и смотреть какой-нибудь глупый боевик, в котором обязательно кто-нибудь нелепо и нереалистично взорвет Эмпайр-Стейт-Билдинг.
Это были прекрасные планы. Майкл был до боли счастлив, что они были у него.
Солнце село за озером. Когда они свернули с шоссе и поехали вдоль реки Чикаго, уже смеркалось, хотя время едва ли подходило к пяти часам дня.
— Я хочу есть.
— Подростковый желудок. Мы поели пару часов назад.
— Да. И я снова хочу есть.
Чтобы не тратить время, они решили заказать пиццу, и теперь уже подъезжали к дому. Майкл радостно смотрел на зажигающиеся огни в окнах и на их отражение в реке. Он был в месте, в которое уже не надеялся вернуться. Дом был уже буквально за поворотом. Майкл почти не верил, что был здесь — почти ждал подвоха.
И, возможно, та его черта, которая всегда напоминала ему не забывать о худших вариантах развития событий, оказывалась полезной чаще, чем ему бы этого хотелось.
В закоулке между домами, вдали от небольшой парковки, в тени под деревом, стояла неприметная черная импала. Майкл почти поддался ужасу, но прочитал номера быстрее — а затем увидел и темную фигуру у перил променада, пролегающего вдоль реки.
Его сердце, на секунду замерев от страха, снова болезненно загрохотало. Ничего страшного. Всё было в порядке.
Линкольн наконец припарковал машину недалеко от входа в дом.
— Я заберу вещи Майка. Эл-Джей, звони этим ребятам. Пусть добавят в мою побольше жирного пепперони.
— Принято, сэр.
Майкл очнулся и схватился за свой ремень.
— Я хочу немного подышать, пока пицца едет, — сказал он нейтрально, сдерживая дрожь в руках и медленно расстегивая замок. — Линк, дашь свою куртку?
Линкольн поднял на него удивленный взгляд, но затем просто пожал плечами и принялся стягивать рукава.
— Только не убеги и не утони где-нибудь, надышавшись, — усмехнулся он, передав куртку. — Мы позвоним, когда пицца приедет.
Майкл кивнул и не спеша открыл дверь. Морозный воздух вновь ударил в его лицо. Вместе с влажностью от реки, он будто стал еще холоднее. Снова шел легкий снег.
Майкл шмыгнул носом, вышел из машины и быстро застегнул на себе большую куртку, слишком широкую ему в плечах и груди. Она была темного, какого-то серо-бордового цвета, который не был различим в сумерках. От нее пахло Линкольном — и, отчего-то, эта мысль немного приободрила. Позволила сердцу немного успокоиться.
— Аргх, черт, — Линкольн вышел из машины и тут же схватил себя за плечи. — Эл-Джей, бегом.
Майкл пару минут стоял поодаль, пронаблюдав, как Барроузы покопались в багажнике, а затем почти убежали в сторону входа с двумя коробками. Эл-Джей помахал ему и исчез за дверью. Когда на небольшой парковке снова стало тихо, Майкл вздохнул — и направился в сторону импалы.
Если бы дело было срочное, то Алекс, услышав голоса, уже подошел бы сам. Но он просто стоял, курил и смотрел на реку. Это означало, что торопиться было некуда.
Новый нетронутый снег дюймовым слоем лежал на асфальте, отражая теплый свет фонарей. Подошвы давили его с приятным хрустом. В куртке было тепло, и через шаг Майкл выдыхал медленные, влажные облака. Последние лучи солнца гасли за рекой и, дальше, за сверкающими стеклянными и бетонными небоскребами. Всё вокруг казалось знакомым и родным.
Под деревом стояла личная машина Алекса — не та, на которой эти трое уехали из тюрьмы. Снег шел уже около часа, но от колес не тянулись следы. На асфальте рядом с капотом Майкл с неудовольствием нашел несколько небрежно брошенных окурков.
Какой смысл был ждать, если Алекс не был уверен в месте и времени? Майкл мог приехать еще позже или не приехать вообще, если бы они выбрали квартиру Барроузов.
Зачем ждать на улице? Он мог бы сидеть в машине — но снег был истоптан только рядом с капотом.
Сколько бы он выдержал еще? Час, полчаса, пять минут?
Засунув руки в карманы, Майкл стоял и смотрел на окурки на асфальте. Его открытые уши уже начали мерзнуть. В этот день и вправду было необычно холодно. Он хотел домой — к теплу, близким и пицце — но…
Майкл не понимал Алекса. Не понимал его непоследовательность и непредсказуемость. Это не давала покоя. Это вызывало невыносимый зуд.
С той стороны, где была семья и работа, Алекс был прозрачен. Его цели и причины были просты понятны. Может, он и был иногда не в себе, был резок, был ужасен в общении… но, в среднем, с высоты птичьего полета, был неплохим человеком. Он хорошо функционировал в своей среде. У него были принципы.
Майкл наклонил голову, взглянув на припорошенные снегом окурки с другого угла.
Дело, скорее всего, было только в Майкле. Что-то с Алексом пошло не так, когда они встретились. Может, Майкл просто грубо сломал то, что было на грани?
Но оправдывать поступки Алекса чем-то вроде психоза было неизящно и, более того, неправильно. У всех психов были цели, а у Алекса ее просто не было. Алекс точно не хотел убить его — по крайней мере, теперь. А если бы он был помешан, то не отвернулся бы от Майкла в июне, не оставил бы на полгода, и уж точно бы не бросал трубку…
Алекс казался внешне здоровым — особенно, после периода без контакта с Майклом. Он стал на толику сдержаннее, но, при этом, не стал более последовательным. Скорее, наоборот. Его слова постоянно противоречили его действиям.
Слова и действия.
Майкл нахмурился. Время и расстояние. Они тоже не имели смысла.
Полгода было достаточным сроком, чтобы забыть что угодно. Два или три часа в дороге было достаточно, чтобы окончательно подумать и не допустить никаких ошибок в отдельно взятой ситуации. Эти же самые два или три часа в дороге могли даже стать достаточной причиной, чтобы их не тратить совсем.
Но Алекс потратил их три раза, когда встречался с Майклом. Первый раз — чтобы рассказать о своей непричастности к делу Майкла. Второй раз — чтобы преподнести Уилера и свою показную сдержанность. Третий раз… ради прессы.
Может, на самом деле, проще всего было сделать мысленный эксперимент. Рассмотреть ситуацию в изоляции. Опустить всё то, что случилось летом, потому что это было слишком давно и сложно… Взять только то, что произошло за этот месяц. Забыть про все то, что Алекс ему говорил — неважно, врал он или нет. Если посмотреть только на действия…
Он помнил о Майкле все эти полгода, но держал его в неведении и отрицал свое вовлечение — а потом проезжал мили по первому же зову и помогал в глупых мелочах… чтобы что?
Майкл прикусил губу. Окурки в снегу не отвечали — они были просто уликой. Майкл развернулся и пошел к преступнику.
Солнце окончательно село вдали между небоскребами, и все больше окон загоралось в зданиях на противоположном берегу реки. Алекс все еще стоял, облокотившись на перила променада. На его плечах был тонкий слой снега. Из-за света фонаря рядом, дым, который он выдыхал, был желтым, а его лицо почти тонуло в синеватой тени.
Он никак не отреагировал, когда Майкл подошел и встал рядом.
— Это же был ты, да?
Алекс медленно выдохнул. Его взгляд был где-то на противоположном берегу темной реки. Он будто замерз на одной точке и потерялся где-то.
Майкл нервно сморгнул капли пара, поднявшиеся из его собственного дыхания.
— Что? — спросил Алекс хрипло и слегка запоздало.
— Моя сделка с ФБР. Это ведь была твоя инициатива?
— А, это. Конечно, — выдохнул он спокойно. — Ты только сейчас понял?
Губы Алекса дернулись в намеке на улыбку, который тут же растаял. Он снова затянулся.
Какая по счету это была сигарета? Какая доза никотина и холода помогла ему успокоиться в этот раз?
Два часа на дорогу до тюрьмы было слишком много, но, возможно, в конце концов, Алексу это было нужно. Даже если начать ехать, можно было успокоиться и остановиться на полпути. Развернуться. Как раз где-то через час — как сейчас.
Много ли раз он так ездил, что привык? Удивился ли он сейчас, что встретить Майкла удалось так быстро?
Майкл сжал руки в кулаки в карманах.
— Я знал с самого начала. Зачем ты отрицал?
— Сложный вопрос, — Алекс поморщился. — Может, я просто не хотел иметь с тобой никакого дела.
Майкл тяжело выдохнул и достал руку из кармана, чтобы провести по своим волосам. Его уши уже замерзали, но у куртки не было капюшона.
Какой в этом был смысл? Если Алекс не хотел иметь к Майклу никакого отношения, зачем было помогать?
— Я не понимаю, — честно сказал Майкл, опустив плечи.
— Не стоит.
В действиях Алекса не было никакого смысла. Это было просто невероятно. Майкл даже не понимал толком, что должен был говорить.
— Почему только спустя полгода? — выдавил он спустя несколько секунд.
— Здесь был хаос, — просто ответил Алекс.
— Я мог бы помочь.
Алекс склонил голову и снова затянулся.
— Ага. Еще бы.
У Майкла болела голова.
— Ты с самого начала знал про связь дела I-55 со Стедманом?
— Конечно.
— Почему не сказал?
— Мне же не пришлось, в конце концов, — Алекс дернул плечом.
Майкл вздохнул.
— Почему разведуправление?
— Ты бы не выдержал мой стиль управления. Мне и так достаточно тех, кто говорит поперек.
Майкл усмехнулся. Он мог бы поспорить с этим.
Алекс снова затянулся. Свет фонаря обрамлял его профиль, сверкал на снежинках в его волосах, делал его глаза прозрачными. Ветра не было. Алекс выдохнул желтый дым, который уходил высоко в небо и смешивался со снегом.
И Майкл больше не знал, о чем его спросить. Он даже не был уверен в том, что время, обстоятельства или река Чикаго под ними как-то гарантировали честность их обоих.
Вся эта ситуация казалась неуместной — будто она проходила не в то время и не в том месте. Требовать от Алекса чего-то еще казалось неправильным. И Майкл все равно больше не знал, о чем спросить.
Алекс уже ответил ему. Майкл так долго ждал этих ответов, но все равно не чувствовал никакого облегчения. Это вовсе не казалось тем четким и прозрачным завершением, которого он ждал. На которое он надеялся.
Майкл смотрел на него, но Алекс не встречал его взгляд.
Лицо Алекса было пустым — поверженным и смирившимся. Все сложилось так, как он хотел, но он все равно будто проиграл в какой-то своей неясной войне. И Майкл вовсе не чувствовал себя победителем.
Снежинки падали на лицо Майкла, и он смаргивал их. Его руки болели от холода. Внутри — в голове, в груди, в горле — тоже было очень больно.
Он вовсе не хотел, чтобы Алекс страдал. Это пустое лицо было ужасным. Было лучше — правильнее — когда Алекс был живым. Когда говорил правду из-за эмоций, а не безразличия. Когда поступал быстрее, чем думал. Когда был способен понять без единой подсказки…
…Может, Майкл просто ожидал от него слишком многого?
Майкл сжал зубы. Его мысли ходили кругами. Он ничего не понимал.
…Может, Майкл просто мыслил слишком узко. Он жил целями и планами и пытался найти смысл действий в долгосрочной перспективе. Но разве Алекс был таким же?
Алекс вовсе не жил долгосрочным. Скорее всего, он гораздо чаще он сталкивался с более простым выбором — здесь и сейчас… Смогу ли я жить дальше, если не сделаю что-то здесь и сейчас? Его сердце было сильнее и важнее, чем что-то еще — чем разум, чем закон, чем обстоятельства…
Алексу ведь никогда не было всё равно. Ему не могло быть всё равно. Он был неспособен на безразличие. В этом был весь он…
— Иди к семье, — вдруг бросил Алекс. — Может, увидимся послезавтра.
И, кинув окурок в реку, он развернулся и пошел к машине.
Майкл сделал шаг за ним, не осознав этого. Его дыхание остановилось. Он даже не знал, что хотел сделать или сказать — он просто не мог допустить, чтобы Алекс снова ушел.
Снова ушел — как после всех тех раз, когда слушал ложь Майкла. Как летом. Как зимой.
Но ноги Майкла примерзли к земле. Он не мог дышать. Не мог двигаться. Не знал, что спросить или сказать.
Его телефон уже начал звонить — Майкл в панике вытащил его из кармана.
Линкольн. Пицца приехала. Дома, наверное, было тепло…
Майкл сбросил звонок. Экран телефона запотел от его дыхания, пока он набирал другой номер.
В пятидесяти ярдах, на парковке под деревом, около машины, Алекс остановился и раскрыл свой телефон. Поднес его к уху.
— Махоун, — услышал Майкл его уверенный голос из динамика.
— Алекс, — сказал Майкл совсем нетвердо. — Это мой новый телефон.
Между домами, снег падал слабее. Майкл хорошо видел высокую фигуру Алекса. Видел, как Алекс обернулся и посмотрел на него.
— Хорошо.
Майкл один раз судорожно вдохнул — и сбросил звонок. Алекс опустил телефон от уха, что-то написал в нем, а затем убрал его в карман, отвернулся и сел в машину.
Голова Майкла кружилась, когда он перезванивал Линкольну и наблюдал за отъезжающей машиной Алекса.
Только перед дверью в дом, набирая код от замка, Майкл наконец понял, что так и не спросил Алекса, почему он приехал. Это и был тот самый простой и точный вопрос, который Майкл искал.
О чем он думал? Он потерял свой шанс. Как же это было глупо.
Notes:
— Эта глава — самое романтичное, что я писала в своей жизни. Наверное, здесь нет чего-то, что можно назвать обычной любовной романтикой, но есть то, что является романтикой именно для этих персонажей, даже если они этого не осознают. Важно же намерение, правильно? Мой самый лучший выбор, как автора — не давать персонажам ни единой прекрасной случайности, а только создавать обстоятельства и заставлять их самих действовать или бездействовать.
— Я так долго шла к этим основополагающим сценам. Я абсолютно счастлива. Второй акт закончен, и осталось самое вкусное. Я в гребаном раю.
— А Алекс… Алекс, милый, просто держись. Я верю в тебя.— Сегодня у меня для вас прекрасная песня, описывающая просто… всё, что нам нужно напоследок. Я очень давно безумно люблю ее. С нами сейчас нет POVа Алекса, и не будет еще какое-то время, но песня поможет вам его почувствовать.
The Last Shadow Puppets — "Calm Like You":
> Oh, he was young, in the frost // О, он был молод, наивен
> No regard for the cost of saying his feelings in the moment they were felt // Не знал о высокой цене выражения своих чувств, когда они бурлили
> And if he was calm like you, locked up inside of your loops // И если бы он был спокоен, как ты, запертая в петлях своих мыслей
> Then he'd know full well that all he had to say was goodbye // То он бы отлично знал, что ему нужно было сказать только “прощай”— Я нашла точное место, где Майкл и Алекс стояли в последней сцене. Только взгляните на красоту! <3 Дом Майкла справа. Адрес: 333 N Canal St, Chicago.
— Кстати, если вам вдруг сложно представить Майкла с волосами (хахаха), то загляните сюда.
Мне тоже сложно было в это поверить, но у него правда, на самом деле, маленькие, милые, черные кудряшки. Какой же грех совершили все эти люди, когда решили сбрить их. Отныне и навеки, они будут в этом тексте. Никто меня не остановит. Это моя воля.
— Я тут поняла, что еще не делилась с вами плейлистом этого фанфика, вот он!
— Все не могу остановиться болтать... Как вы могли понять по тегам, я дикий фанат игры "Disco Elysium". Возможно, вы уловили дух игры в сцене с окурками. Вот вам этюд:
ВИЗУАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ: Окурки лежали под снегом.
ЛОГИКА: Долго лежали.
ДРАМА: Что Алекс хочет от тебя? Что в его голове?
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ: Что Алекс хотел сказать этими окурками?
РИТОРИКА: Что Алекс хотел сказать в принципе?
ОКУРКИ: "Без комментариев".
Chapter Text
В 9:45 AM четвертого января Майкл первый раз в жизни стоял перед громадной входной группой высокого и темного здания офиса ФБР в Чикаго. Зимнее солнце встало недавно, и накрапывал холодный дождь. Верхние этажи здания тонули в белой пелене, и только несколько арочных окон и красные сигнальные огни на крыше виднелись достаточно ясно. Все просторное поле вокруг было укрыто постепенно сыреющим сугробом, но дорожки были аккуратно убраны.
— Обожаю это место, — процедил Кросс сквозь зубы. Он пытался стряхнуть с туфель мокрый снег, который успел налипнуть, пока они шли от открытой парковки.
— Да?..
Майкл потерялся взглядом где-то в непозволительно высокой темной арке главного входа, которая захватывала около трех этажей. Поверх тонированного стекла здесь был большой полукруглый фронтон и изящная ковка, спускающаяся вниз, к дверям. В прошлый раз Майкла привели к более скромному входу с обратной стороны, и у него не было возможности посмотреть на эту арку вблизи — но он успел удивиться даже тогда. Кто бы мог подумать, что ФБР, из всего возможного, выберет не функционализм, а именно ар-деко. В двадцатых годах прошлого века, по своему первому предназначению, это здание было банком.
— Не моя территория, — Кросс еще раз топнул каблуком и вздохнул, смирившись. — Ты скоро сам поймешь.
Майкл дернул плечом и решительно взялся за медную ручку двери. Тонированное стекло поймало их с Кроссом отражения — Майкл улыбнулся себе и переступил порог.
Внутри были медовый мрамор, потертая бронза, натуральное дерево, высокие арки, розетки на потолке и еще больше ковки. В пустом и просторном приемном помещении была отличная слышимость, и любые шаги и приглушенные голоса раздавались с легким эхом. Здесь точно еще где-то витал грандиозный дух старого банка, но он быстро разрушался о такую же грандиозную мраморную эмблему ФБР, видневшуюся в самом центре пола зала.
Наверное, Майкл ожидал немного иного — брутальности, мрачности, спот-освещения, черного гранита и панелей из темных сортов дерева — и поэтому все же остановился, увидев высокие потолки, приятное количество света и сверкающие поверхности. Он захотел посмотреть на интерьер в свете летнего солнца, который проходил бы сквозь большие окна и отражался бы от отполированного натурального камня…
— …Да. Кабинет специального агента Мэри Эллен Ли, — Кросс уже общался через барьер из стекла с мужчиной на ресепшене.
Майкл опустил взгляд и прошел к ним через просторную зону ожидания. Кросс махнул ему, и они направились дальше по светлому коридору из дерева и мрамора.
На пункте досмотра несколько охранников подозрительно посмотрели на браслет Майкла, но через несколько минут также пропустили их без особых вопросов. С карточными пропусками и пальто в руках, они поехали на девятый этаж.
— Прямо к начальству, — пробормотал Кросс, когда двери лифта закрылись.
— М? — Майкл с интересом осматривал панель кнопок и стальные углы лифта.
— Обычно принимают в переговорных на втором.
— Значит, хотят произвести впечатление, — Майкл усмехнулся.
— Ага, — Кросс недовольно поправил очки. — После тюрьмы будешь впечатлен даже в McDonald’s.
— Не нервничай, Джек, — Майкл надел пропуск на шею. — Они впечатляют меня офисом, а я их — тобой. Сделай лучше свое самое хитрое лицо.
Кросс цыкнул.
— Надеюсь, там все-таки не будет Махоуна. Вот уж кого я точно не хочу больше впечатлять.
Майкл выдохнул в смешке, но не успел ответить, потому что двери лифта уже открылись на девятом этаже. Одна из девушек на очередном ресепшене сразу подняла взгляд и поприветствовала их, а затем предложила провести до кабинета.
Девятый этаж оказался чуть более оживленным, чем первый. В общей зоне с кожаной мебелью сидело несколько задумчивых работников. Кто-то тихо говорил по телефону. Рядом со стеклянными стенами переговорной комнаты стояла группа людей — они сразу же обернулись на звук шагов Майкла и Кросса и проводили их внимательными, но нечитаемыми взглядами.
Кабинетов начальства на этаже оказалось много, по обе стороны коридора, и на каждой дубовой двери висела строгая именная табличка: «Специальный Ответственный Агент Рэй Хэйли. Региональный Офис Чикаго», «Заместитель Специального Ответственного Агента», «Специальный Агент Александр Махоун. Отдел уголовных расследований»… Майкл невольно замедлил шаг рядом с последней дверью, но ничего не увидел и не услышал: стены вокруг были глухими. Имена и отделы на остальных дверях оказались ему незнакомы.
Они остановились рядом с табличкой «Специальный Агент Мэри Эллен Ли. Разведывательное Управление». Девушка с ресепшена приоткрыла для них дверь и, попрощавшись, ушла.
— Мистер Скофилд, мистер Кросс, добро пожаловать.
Внутри были медовый и черный; светлые дерево и мрамор. Вдоль стен тянулись стеллажи и зонирующие панели. На фоне окна, на противоположном конце кабинета, Ли медленно встала из-за своего массивного стола и улыбнулась. Из кресел ближе к двери, вокруг второго стола, поднялись еще трое. С неясным неудовольствием, Майкл узнал среди них только Брока.
Начались продолжительные, но достаточно радушные приветствия. Ли привычно накрыла ладонью их сцепленные в рукопожатии руки. Брок был рад его видеть, но неловко пытался это скрыть. Серьезная женщина средних лет представилась агентом Грин, менеджером по работе с персоналом в ФБР — кого-то подобного Майкл ожидал увидеть на этой встрече — но вторая незнакомка оказалась для него сюрпризом.
— Агент Каталина Торрес, цифровая криминалистика, — высокая девушка в синей куртке с символикой ФБР решительно протянула ему руку. У нее был цепкий взгляд. — Лучше просто Кэт. Я здесь от оперативной группы по делу «Компании» по назначению спецагента Коула.
— «Компании»? — Майкл осторожно протянул руку в ответ, изучая непроницаемое выражение на ее располагающем лице.
— Ты не знаешь рабочего названия дела? — Кэт беззлобно и слегка сочувствующе улыбнулась и уверенно пожала его руку так, словно они давно были знакомы. — «Дело экс-президента Рейнолдс, ее брата и фонда бла-бла-бла» звучит слегка длинновато, не находишь?
Майкл усмехнулся и кивнул. Они расцепили руки.
— Я думал, это будешь не… — он сжал губы. Стоило повременить с этими вопросами.
Кэт с любопытством моргнула, но ничего не ответила и просто приглашающе указала на кресло рядом с собой. Наконец, когда неформальности были улажены, все сели на свои места и обратили внимание на Ли, которая стояла перед своим столом.
— Итак, господа. Мистер Скофилд официально присоединяется к нам в качестве консультанта, — она подняла ладонь и кивнула в знак уважения. Остальные присутствующие, к счастью, вместо оваций, обошлись улыбками в сторону Майкла. Ли обратилась к нему. — Говоря точнее, мистер Скофилд, вам будет присвоен ранг консультирующего агента. Наш первый контракт будет заключен на три месяца.
— Позвольте, почему такой короткий срок? — хмуро спросил Кросс. — Остаток условного заключения мистера Скофилда составляет пять лет.
— Это стандартный срок для временных консультантов, — ответила Грин. — В дальнейшем, он продлевается.
Майкл расслабленно откинулся в кресле и сложил пальцы в замок, с любопытством наблюдая за разговором.
— Позвольте добавить контекста, и мы вернемся к этому, — вмешалась Ли. — В данный момент, мистер Скофилд, мы готовы принять вас на две роли. Во-первых, в самом широком плане, вы будете находиться в моем прямом подчинении, вместе с другими консультирующими агентами, такими, как уже знакомые вам агенты Брок и Кюстин. У вас будет постоянное место в подотделе, отвечающем за инфраструктурные уязвимости.
Майкл кивнул.
— Мы уже обсуждали это на наших первых встречах, — сказал он. — Полагаю, с этой стороны, наше с вами взаимодействие ничем не будет отличаться от того, что было ранее.
— Верно. Кроме вашего физического присутствия в офисе, — Ли улыбнулась. — Но, уточню, что какое-то время вы будете работать не с нами, а в конкретной оперативной группе. Вы были приглашены для участия в уже знакомом вам федеральном деле «Компании». Это будет ваша вторая роль.
Наконец, это было официально.
— Да, — Майкл улыбнулся.
— Это дело повышенной секретности. Обширную межведомственную оперативную группу по штату Иллинойс ведет специальный агент Коул, глава нашего регионального отдела должностных преступлений. Думаю, агент Торрес сразу введет вас в курс дела, когда мы закончим официальную часть.
— Да, мэм, — откликнулась Кэт.
Майкл внимательно посмотрел на нее еще раз. Агент Торрес. Агент Коул…
— Итак, — Ли соединила ладони, — у нас достаточно желания принять вас в наши ряды. Трехмесячный контракт является лишь формальностью для любых нетренированных агентов — испытательным сроком, если угодно. В рамках этого периода вы сможете пройти необходимое обучение и проявить себя, и в дальнейшем мы с радостью предложим вам постоянный или же более продолжительный контракт.
Майкл кивнул с улыбкой. У него не было никаких сомнений. Для сомнений, он специально взял с собой Кросса.
— На основании чего будет производиться решение о продлении? — Кросс подал голос без заминки.
— ФБР — это довольно прямолинейная организация в плане кадров, мистер Кросс, — улыбнулась Ли. — Если мы положили на кого-то глаз и обрели уверенность, этот человек навсегда будет с нами в каком бы то ни было плане. Мы не будем выступать за продление, только в том случае, если мистер Скофилд совершит грубое нарушение, в чем я сильно сомневаюсь.
Майкл почти рассмеялся.
— Должен сказать, — он иронично улыбнулся, — так агрессивно меня еще не завлекали. И это с учетом того, что два дня назад я был в тюрьме. Не знаю, пугаться мне или на самом деле чувствовать себя настолько незаменимым.
Это вызвало смешки у сидящих рядом Кэт и Тома.
— О, чего вам точно не стоит здесь делать, так это скромничать, мистер Скофилд, — Ли подняла брови и скрестила руки на груди. — Отличное впечатление ведет за собой высокие ожидания.
— Учту, — Майкл беззаботно пожал плечами и не ответил на острый взгляд Кросса.
— Что ж, на этом моя утомляющая вступительная речь окончена, — Ли взглянула на часы на стене. — Агент Торрес, напомните, во сколько начинается ваш ежедневный брифинг.
— Ровно в одиннадцать утра, мэм, — снова бодро откликнулась Кэт.
— Тогда, мистер Скофилд, если у вас нет вопросов, я предложу вам присоединиться к новым коллегам на встрече. До ее наступления можете пройти на короткую экскурсию с агентами Брок и Торрес. Мистер Кросс и агент Грин останутся со мной для официальной части.
— Никаких возражений, — Майкл поднялся из кресла, хлопнув Кросса на плечу и шепнув ему напоследок: — Не потеряй мое лицо, Джек.
Кросс ответил ему самой змеиной улыбкой из своего арсенала. Полные энтузиазма Том и Кэт поднялись вслед за Майклом.
— Увидимся позже, господа, — Ли проводила их взглядом, а затем присела в одно из освободившихся кресел.
Дверь кабинета закрылась за спиной Майкла. В коридоре снова было тихо.
— Итак, агент Скофилд… — Кэт обернулась на него, и ее темные кудрявые волосы, убранные в хвост, забавно подпрыгнули вслед за движением.
Майкл невольно скривился в ответ на обращение, и Кэт тут же подняла брови, прервав свою фразу.
— Привыкай, — сказала она строго.
— Лучше просто Майкл.
— Нет-нет. Официально теперь только так, — она развернулась и повела их двоих в сторону лифта, бросив через плечо: — Но со мной разрешаю.
Том сдавленно рассмеялся где-то в стороне.
— Я тоже долго привыкал. Все еще чувствую себя в шпионском фильме.
Агент Скофилд?.. Майкл удержался от того, чтобы вздрогнуть. Пожалуй, об этом он не думал.
— К чему еще следует привыкнуть?
— Не болтай много. И держи телефон всегда включенным, если хочешь понравиться.
— Специфично. Но не ново, — заметил Майкл.
Двери кабинетов начальства все еще нависали по обе стороны коридора. Майкл внимательно осматривался и пытался запомнить имена.
— И не умничай, — Кэт бросила на него острый взгляд.
— Ну, мне же сказали проявить себя, — Майкл усмехнулся.
— Это ты только сейчас такой высокомерный. Посмотрим, что ты скажешь на брифинге.
Дверь в кабинет Алекса вновь попалась на глаза — такая же безликая и безжизненная, как все остальные. Майкл прошел мимо, проводив ее взглядом.
— Его здесь нет, — вполголоса сказал Том.
— Что? — Майкл резко повернулся к нему. Мурашки пробежали по его шее.
Том осторожно встретил его взгляд и провел по своим растрепанным волосам. Они остановились у лифта, и Майкл поймал очередную вежливую улыбку девушки с ресепшена и пару нечитаемых взглядов работников из зоны ожидания.
— Агента Махоуна. Ну, скорее всего, он—
— Давайте вести экскурсию по порядку, мальчики, — вклинилась Кэт, посмотрев на часы. — Предлагаю начать с нового рабочего места агента Скофилда, и идти по этажам вниз. Как раз успеем к брифингу.
Том смущенно кивнул, опустил взгляд и сложил руки на груди. Майкл внимательно посмотрел на него.
Они зашли в лифт, Кэт выбрала восьмой этаж, и Том прижал свой пропуск к считывателю.
— Твое место будет рядом со мной и Сарой, — сказал он с улыбкой. — Ну, как постоянная прописка.
— Но пока дело не закроется, гораздо чаще ты будешь бегать со мной по этажам, — снова вклинилась Кэт, опустив руки в карманы. — Основная оперативная группа сидит на седьмом.
Майкл напряженно кивнул.
Двери лифта открылись с тихим перезвоном, и мраморная стена напротив встретила их большой табличкой с надписью: «8 этаж. Разведывательное Управление». Том указал в сторону правого крыла, и они прошли через пропускной пункт, мимо открытой кухни, пары закрытых переговорных и нескольких отдельных офисных помещений. Здесь было спокойно: люди сидели на своих местах и тихо работали. Кто-то из агентов проводил их безразличным взглядом, но большинство не обратило никакого внимания. Внутри их зон, вокруг столов, на стенах не было ни дюйма пустого пространства — бумаги, бумаги, бумаги.
— Мило у вас тут, — заметила Кэт, с любопытством оглядываясь по сторонам так же, как и Майкл. — И вправду, поднебесная.
— Пожалуй, я бы не смог работать в другой обстановке, — смущенно ответил Том.
— Тогда никогда не заходи на пятый.
— Поздно. К сожалению, там курилка.
— Бросай курить.
— Пока без шансов, к сожалению…
— Ты тоже недавно здесь, Кэт? — спросил Майкл, проводив взглядом высокий фикус, как-то неловко размещенный в нише посреди коридора.
— Нет, уже… — она поморщилась в задумчивости, — лет пять, вообще-то. Просто мы не гуляем по рабочим помещениям чужих отделов. Ну, кроме общих зон, типа кафетерия или курилки. В твоем пропуске будут зашиты все разрешения, — она подняла на свет карточку из своего кармана.
— И какой отдел на пятом?
— О, пусть это окажется сюрпризом, — отчего-то с неприкрытым злорадством улыбнулась она.
Наконец, Том остановился около рабочей зоны с цифрой «11».
— Дом милый дом, — сказал он не особенно торжественно и распахнул стеклянную дверь. — Можешь оставить здесь вещи.
Стол Майкла распознать было несложно: он, вместе с прилегающей стеной, был единственным свободным от горы бумаги. В зоне было всего четыре личных места без каких-либо перегородок, один большой общий стол посередине, а также несколько больших досок для заметок, копировальный аппарат, пара заполненных стеллажей и шкаф. Несмотря на гору материалов и мебели, здесь было достаточно светло и просторно — ровно столько места, чтобы можно было ходить туда-сюда в раздумьях.
Кюстин выглянула из-за своего большого монитора и улыбнулась. Майкл обменялся с ней приветствиями, перекинул пальто через спинку своего нового стула и вновь вышел в коридор.
— Думаю, дальше вы сами. Увидимся позже, — сказал Том, когда они снова прошли через пропускной пункт.
— Боишься? — игриво спросила Кэт, вызывая лифт.
— Не хочу подслушивать секреты, — Том неловко махнул им рукой и направился обратно к одиннадцатой зоне.
— Оправдания, — шепнула Кэт Майклу, когда они вновь зашли в лифт. К его удивлению, в этот раз она выбрала второй этаж. — У нас еще двадцать минут. Покажу тебе основные достопримечательности.
Второй этаж имел название «Поддержка операций». Здесь были сторонние административные отделы, архив несекретных материалов, медпункт, спортзал, а также, в самом центре, большая кухня сплетен — так Кэт обозвала обыкновенный кафетерий, совмещенный с зоной отдыха, какие встречались в любых офисах. В это время здесь было малолюдно, но Кэт все равно умудрилась подскочить к одному из немногих занятых столиков и перекинуться парой слов с коллегами в похожей форме, которые бросили на Майкла любопытствующие и даже слегка испуганные взгляды.
Майкл проигнорировал их. В этот день он специально оделся в самый простой темно-серый костюм, чтобы не привлекать лишнего внимания. Но даже это, в купе с новой прической, похоже, не оказалось особенно эффективным для маскировки в этой конкретной среде.
Через несколько минут, с горячим чаем в руке, на обратном пути к лифту, он все же наткнулся на панель, на которой были указаны список этажей и их предназначение.
— Разрушил всю интригу. Такой нетерпеливый, — Кэт остановилась рядом и цыкнула в свой стаканчик с кофе.
Седьмой этаж — должностные преступления и борьба с коррупцией. Шестой — контрразведка, контртерроризм и повышенная секретность. Четвертый — группы быстрого реагирования и специалисты кибербезопасности. Третий — склад, логистика и поддержка. В отдельном здании — криминалистическая лаборатория.
Пятый этаж — уголовные расследования.
— Что не так с пятым этажом? — спросил Майкл, когда они вновь зашли в лифт.
— Ну, — Кэт отвела взгляд, чтобы выбрать седьмой этаж на панели. — Как сказать… Ты же по воле судьбы уже общался с отделом уголовных расследований?
— Да, — ответил Майкл. Он попытался глотнуть свой чай, но обжег язык.
— Нужно ли объяснять тогда?.. — Кэт в задумчивости отпила свой кофе. — Скажем так, отдел не зря расположили на одном этаже с курилкой.
— Стресс? Разве не в этом суть вашей работы?
— Нашей работы, агент Скофилд, — она вновь таинственно улыбнулась. — Да. Просто на пятом это заметно особенно сильно.
— Понятно… — Майкл поднял крышку своего стаканчика и задумчиво посмотрел на слишком горячую светлую жидкость. Его язык горел. — Але… Агент М—
Звякнул лифт.
— И мы приехали, — Кэт уверенно вышла на седьмой этаж и взглянула на свои часы. — Поторопимся.
Выдохнув, Майкл проследовал за ней по очередному коридору. Планировка седьмого этажа ничем не отличалась от восьмого — только гораздо больше рабочих зон были полностью закрыты и не просматривались снаружи. Они остановились рядом с одной из переговорных. Кэт приложила палец к губам и открыла дверь.
Это была типичная комната для презентаций: большой экран для проектора на стене справа, ряды столов и стульев слева. Внутри было около десяти человек, которые уже торопливо рассаживались, тихо переговаривались и раскладывали на столах бумаги. Некоторые оглянулись в сторону двери, когда Майкл и Кэт зашли, но никто не обратил на них дополнительного внимания. Майкл не узнал никого из них.
— Сядем подальше, — заговорщицки шепнула ему Кэт, словно они были школьниками, и, к тому же, не самыми умными.
Они тихо прошли вдоль стены и присели в самом углу последнего ряда, поставив на стол лишь свои стаканы. Почему-то, в этот момент Майкл и вправду почувствовал себя первокурсником, хотя, в прошлом, никогда не был одним из тех, кто сидел далеко от лектора. Это было освежающе.
— Смотри, — продолжила шептать Кэт, наклонившись к Майклу и незаметно указывая на спины перед ними. Почти все люди здесь отличались друг от друга формой или хотя бы цветом пропусков. — Финансово-аналитическая группа с этого этажа. Они работают со счетами, самые большие болтуны в этом деле. Дальше, глава оперативников из отдела наблюдения, занимаются трекингом. И еще юристы, представитель группы реагирования, сегодня тут еще кто-то из лаборатории… И, конечно, — она указала на себя, — цифровой криминалист.
— И это всё? — Майкл еще раз внимательно оглядел небольшую группу, провернув горячий стакан в ладонях.
— Нет, это только постоянная группа. Всегда возникают разные вопросы и нужны разные специалисты. Хотя, обычно они не вовлекаются в полную картину главного дела и работают только над побочными. Ты поймешь все, когда увидишь схему дочерних дел, — она отпила свой кофе и откинулась на спинку стула. — И, к тому же, еще не пришла вторая группа от уголовного.
У Майкла было очень много вопросов.
— Значит, я в постоянной группе?
— Ну, да. На то время, пока у тебя есть конкретная роль, — указала Кэт.
— И какая же у меня роль? — Майкл нахмурился.
— Ты что, уже забыл? — Кэт хитро улыбнулась и протянула ему ладонь, будто для рукопожатия. — Доброе утро, агент Скофилд, специалист по инфраструктурным уязвимостям из разведуправления ФБР.
Майкл покачал головой. Кэт убрала руку, склонив голову в любопытстве.
— Я имею ввиду, у меня что, настолько ограниченная функция?
— Ну, разумеется, — выдохнула Кэт. — Это командная работа, Майкл. Тебя взяли из-за конкретных умений. Не хочу разочаровывать, но ты здесь не один такой—
Алекс зашел в комнату вместе с группой из пяти человек. Он о чем-то резко переговаривался на ходу с хмурым седым мужчиной, и оба они не обратили никакого внимания на присутствующих — только Уилер, зашедший сразу за Алексом, окинул зал внимательным взглядом и лишь на долю секунды остановился на Майкле перед тем, как проследовать за ними к столу для презентующих. Еще трое работников засуетились у экрана, развернув на нем огромную древовидную схему, каждый элемент которой имел цвет, большой номер и описание мелким шрифтом, которое Майкл не мог разглядеть со своего места. Он быстро пожалел о том, что сел так далеко.
Всё началось в ту же секунду, как седой мужчина дошел до середины комнаты. Алекс прекратил говорить, отступил к стене рядом с Уилером и скрестил руки на груди. Остальные быстро разбежались и расселись по первым рядам.
— Это Коул, — только и успела шепнуть Кэт.
— У нас отличные новости из 53, — без каких-либо предисловий начал седой мужчина, агент Коул, четко и громко. — Для начала, по нашему любимому 17-5. Разрешение наконец у нас. Арест будем вести я и агент Махоун совместно. Пресс-релиз будет готов сегодня в полдень, ожидайте международного скандала, — он усмехнулся, отмахнувшись от внезапных аплодисментов и от чужих неразборчивых комментариев. Он тут же продолжил, указав на двух человек из группы наблюдения, сидевших обособленно. — По 17-27, ордер на обыск тоже получен. Коллинз, выезжаешь прямо сейчас. Возьми с собой кого-нибудь для координации. Свяжись с логистами из 53, они добавят деталей, — после этих слов, двое мужчин из первых рядов тут же начали собираться. — Далее. Мы уже обсуждаем возможную связь нашего 17-2 и их 53-3. Цепочки поставок совпадают, у них все-таки одна чистая компания. Палмер, вы получили новости по их транзакциям? Что по Милуоки?
— Только что, — без заминки ответила женщина из финансовых аналитиков на втором ряду. — Формально помещение заморожено, но платежи идут каждую пятницу.
— От местных нужны аккуратная проверка и опрос. И сразу свяжись с Россом. Сообщи мне результаты. Такаши, мы перехватили что-нибудь на трассе по 17-54 и 17-52?
— Нет, фура час назад на полпути скрылась в частный гараж. Ждем, когда вернется в порт, — ответил мужчина из того же отдела надзора.
— Арест этого фонда уже сегодня, — вставил Алекс, не отводя взгляда от схемы. — У вас сутки на порт, пока они не разбежались. Возьмите спецназ.
— Бегом, — поддержал Коул. — По 17-23, по следам призрака Creek&Co, есть результаты?
— Я отследила маршрутизацию, — откликнулась вдруг Кэт. Майкл метнул взгляд от Коула к ней, а затем обратно. — Там склад.
— Заявляй на ордер Россу, и поедешь вместе со Скофилдом, — Коул не дождался какого-либо подтверждения, и тут же переключился дальше. — Лоув, насчет цепочек по 17-45, Минье из 53 готова подхватить—
Где-то в этот момент Майкл окончательно отключил слух и сосредоточился на своем чае, который как раз достаточно остыл. Брифинг продлился не больше десяти минут: каждый в комнате, кроме Майкла, успел за это время добавить что-то к общему обсуждению. Кэт все так же сидела рядом и внимательно следила за дискуссией, наклонившись вперед и забыв про свой кофе. Алекс больше не сказал ни слова.
— Ну, и как впечатления? — когда все закончилось, Кэт быстро сбросила свою серьезность и повернулась к нему с обновленной улыбкой.
Коул и Алекс, вместе со своей делегацией, в какой-то момент просто вышли из комнаты так же внезапно, как и зашли. Майкл проводил их взглядом, прокрутив в руке свой стаканчик.
— Мне нужно кое-что наверстать, — ответил он.
— Правильный настрой, — Кэт хлопнула его по плечу и быстро поднялась. — Пойдем, подпишешь документы у агента Ли, и я покажу тебе наше укромное местечко на седьмом. И мы хорошенько поработаем.
***
Федеральные каналы крутили повтор одного и того же репортажа. Телевизор был в гостиной, и Майкл слушал его бубнеж в пол уха из своего кабинета. Он сидел на полу, скрестив ноги и подперев рукой подбородок, и рассматривал свою стену в тусклом свете настольной лампы, которую он еще не успел заменить.
Черный байндер был выпотрошен еще вчера. Точнее — даже раньше. В ночь со второго на третье января, когда Линкольн и Эл-Джей совместно отрубились на диване в гостиной, Майкл, спустя два часа попыток, так и не смог уснуть в своей кровати. В одной пижаме и теплом халате он тихо вышел в коридор, нашел ящик с немногочисленными пожитками из тюрьмы, и, с драгоценным черным байндером в руках, так же тихо прошел в свой кабинет.
В его квартире многое уже было не таким, как семь месяцев назад. После тщательного обыска федералов, Линкольн и Эл-Джей прибрались, как могли, но Майкл все равно везде видел следы чужого присутствия: царапины от движения мебели на паркете, несколько пропавших книг и фотографий, новый стеллаж... Майкл был рад своей предусмотрительности — тому, что припрятал все личное и важное: он точно не хотел, чтобы федералы копались в его нижнем белье, фотографиях или рисунках, оставшихся со школы. Хотя, Алекс все равно умудрился найти его жесткий диск. Майкл так и не решил, что было хуже.
При ярком свете дня, стена в кабинете была почти идеально белой — но, в неровном ореоле лампы, тени показывали все изъяны: дырки от кнопок, следы от клея и скотча, рваные и едва видимые остатки бумаги разных цветов… Стена осталась нетронутой, и, вопреки любым своим ожиданиям, Майкл оказался рад этому даже больше, чем своей кровати, одежде или холодильнику.
В ту ночь Майкл действовал тихо, но, при этом, с нетерпением и бодростью, которые появлялись у него только среди ночи и которые слишком долго оказывались бесполезными. Он нашел где-то в недрах своих ящиков старые кнопки, маркеры, нитки и стикеры, а затем аккуратно разложил на полу все документы из байндера, организовал связи и развесил всё в большую древовидную схему на стене, в центре которой был Пол Келлерман, Рейнолдс и Стедман. На самом деле, в байндере было всего пятьдесят страниц — лишь краткие досье всех причастных с некоторыми деталями текущих дел. Этого хватило лишь для того, чтобы обозначить на схеме ветки расследования, но не детали. Майкл оставил достаточно пространства рядом с активными делами, чтобы заполнить пустоты позже.
Он уснул той ночью на диванчике в кабинете, укрывшись халатом. Это был лучший его сон за все семь месяцев. Или даже за пару лет. Никто не разбудил его до полудня.
Двумя сутками позже, где-то между хаотичным беганьем по седьмому этажу и парочкой перерывов, ему все же удалось изучить официальную схему расследования (Кэт не разрешила ему забрать ее домой). Ориентироваться в ней оказалось не так уж и сложно. ФБР использовали простую двойную нумерацию: сначала номер штата, а затем номер побочного дела. К примеру, в деле 17-5 первая цифра была кодом штата Иллинойс, а вторая — номером родительского дела. И также с любым штатом: 53 — Вашингтон, 27 — Миннесота… В том случае, если дело углублялось и обретало новый побочный уровень, то вторая цифра увеличивалась на десяток: из 5, до 51, до 511 — и таким образом древовидная структура расширялась. Конечно, это были не официальные серийные номера дел, а лишь их условные обозначения для использования внутри группы. Всего-то и нужно было, что запомнить пятьдесят шесть кодов штатов и еще хотя бы несколько десятков номеров дел в одном только Иллинойсе. Хотя, учитывая то, что оперативная группа варилась в этом уже пол года, для них в номерах, наверняка, не было никакой проблемы.
Но Майкл, несмотря на свою любовь к точности… плохо запоминал номера. Поэтому, этой ночью, перед вторым рабочим днем, он снова сидел перед стеной и пытался создать себе визуальные ассоциации. Десяток основных дел, портреты и имена вовлеченных, движение связей и натянутых на кнопках нитей, названия организаций… Он уже соотнес большинство номеров дел с ветками на своей личной схеме — и разлепил на них соответствующие стикеры. На полу вокруг себя он веером разложил то, что хотел добавить в схему: несколько вырезок из газет, распечатанную статью из интернета и пачку черных стикеров для обозначения закрытых дел.
Его новое удостоверение тоже лежало здесь — на длинной серой ленте, в прозрачном чехле, со старой фотографией — это была простая карточка с подписью «Консультирующий Агент Майкл Скофилд. Разведывательное управление ФБР». Иногда Майкл косо посматривал на него и фыркал. Ему даже не полагался значок.
Голоса Алекса и Коула в очередной раз раздались из гостиной. Майкл закрыл глаза и провел ладонью по лбу.
Именно в этот день, четвертого января, по счастливому совпадению, закрылась ветка под номером 17-5. Одним из ее побочек было дело о торговле людьми (то самое дело шоссе I-55, под номером 17-50), вместе с наркотрафиком (17-52), вместе с коррупцией (17-51), и вместе с еще шестью дочерними делами, о которых Майкл даже не подозревал. В этот день ФБР, вместе с ЦРУ, накрыли корень проблемы — операцию некого чикагского благотворительного фонда для помощи мигрантам, который был ничем иным, как прикрытием для преступной активности. Тяжело было представить, что это была лишь одна из веток всего расследования — ее, вместе с еще десятком дел, ФБР разматывали около полугода. Из тюрьмы, Майкл помогал им лишь с одним крохотным под-расследованием в рамках 17-50, связанным скорее с операциями обыска, чем с чем-то по-настоящему важным. Грубо говоря, подчищал остатки.
Наверное, только увидев всю эту картину, он наконец полностью принял слова Кэт о функциях. Майкл был с собой откровенен: его эго было немного ранено. Но, в конце концов, это было неважно: у него было достаточно возможностей — никто не запретил ему быть инициативным. Пока.
Голос Алекса все еще доносился из гостиной — он был на пресс-конференции этим днем, и даже теперь, ночью, вновь и вновь, в очередном повторе репортажа, отвечал на вопросы журналистов. Майкл посмотрел прямую трансляцию еще на обеденном перерыве, в кафетерии, вместе с Кэт, которая, увидев ее, подавилась своей Pepsi и не ответила, почему. Рядом с Коулом и представителем ЦРУ, на синем фоне с эмблемой ФБР, Алекс стоял за трибуной с самым стойким выражением лица из своего арсенала. Все же, он удивительно хорошо иногда мог играть невыносимо собранного человека. Точное, далекое, компетентное лицо системного порядка. Майкл смотрел то на него, то на Коула рядом с ним, то на почему-то ухмыляющуюся Кэт перед собой — и терял аппетит с каждой прошедшей минутой.
Это было двенадцать часов назад — но голод с тех пор так и не появился. Вздохнув, Майкл поднялся и с усилием наклеил черный стикер на ветку 17-5, а затем развернулся и прошел к кухне мимо гостиной. Телефон с автоответчиком на стойке показывал пять новых сообщений. Рядом лежал готовый список нерабочих дел на ближайший месяц. Найти кузена Сукре и дочь Чарльза; отвязаться от агента по недвижимости и журналистов; уточнить про медицинскую страховку и сходить на чек-ап; разобраться с яхтой; купить: лампу…
Майкл наконец сдернул галстук с шеи и нажал на кнопку воспроизведения.
***
Первая неделя прошла неинтересно.
Майкл приезжал в офис все раньше и раньше — избегал утренних пробок в даунтауне и сокращал время в пути, как мог — пока в какой-то день не остановился на отметке в 7:30 AM. Езда по зимнему, скользкому и мокрому Чикаго утомляла особенно сильно, а Майкл вообще никогда не любил водить. Это еще больше ухудшалось тем фактом, что он никак не мог привыкнуть к новой серебристой Audi среднего класса, которую купил еще в тюрьме, причем, в приступе несвойственной ему скромности и экономии. Он уже несколько раз пожалел о том, что продал свою любимую Jaguar (единственный элемент комфорта его вождения), как и большую часть прежней и более ненужной роскоши.
Но, в целом, скромность и стремление к функциональности имели свои плоды: никто не обращал на него лишнего внимания. Но также, возможно, это был не плод его стараний, а лишь такая же черта работы в ФБР, как, например, сверхурочные.
На седьмом этаже их с Кэт совместное рабочее место (состоящее лишь из двух столов, стены и кучи мониторов) было утрамбовано в самый тихий и одинокий угол большой рабочей зоны — главного оперативного штаба группы. Первые дни, приезжая все раньше и раньше, Майкл занимал себя осторожным наблюдением за тем, как органично комната наполнялась в утренние часы: как приходили руководители побочных команд и пускали импульс, как активизировались ночные сменщики с отчетами, как сонные аналитики запускали бесконечное жужжание копировальных аппаратов и звон телефонов... как оживала работа. Кэт, абсолютно убитая, приходила около девяти, с большим стаканом капучино в руке и небрежным узлом на голове, и, лишь спустя пять минут ворчания и бесцельного клацанья по кнопке Enter, открывала глаза немного шире, здоровалась с коллегами и, с постепенно повышающейся бодростью, рассказывала, что они с Майклом собирались делать в этот день.
График был напряженным. Утром они начинали с закрытия хвостов с прошлого дня. В 11:00 AM их ждал брифинг, на котором Коул сообщал всем вовлеченным новости после утреннего совещания с представителями Вашингтона и главами операций других штатов — и этот брифинг также был единственной точкой пересечения с отделом уголовных расследований. После этого, Коул и вся команда перемещались в штаб и усиленно работали над новыми задачами вплоть до начала такого же короткого совещания в 7:00 PM, на котором уже сама команда отчитывалась о прогрессе. И так по кругу: работа, новые задачи, работа, отчет, работа... Конечно, все вовлеченные в операцию оставались в офисе далеко вне рамок окна от 11:00 AM до 7:00 PM. Когда Майкл подписывал договор с Ли, он пару раз перечитал раздел с условиями работы, и не был ни капли удивлен словам «гибкий график». Пожалуй, он уже тогда был готов поиметь с них больше сверхурочных, чем зарплаты.
Влиться в ритм оказалось удивительно просто. Сначала Майкл помогал Кэт с делом 17-23, связанным с многочисленной собственностью уже арестованного министра транспорта Иллинойса, и разбирался в длительных и муторных процессах запроса ордеров на обыск и арест. Затем, когда наконец начался период ожидания ответа, к нему начали подходить агенты из отдела надзора и спрашивать про слепые места камер видеонаблюдения. Еще чуть позже он уже помогал кому-то из дешифровщиков... А в следующий же вторник он умудрился мимоходом поучаствовать в операции захвата, передав координатору спецназа пару слов про план изолирования здания.
Схема на доске в штабе (и в квартире Майкла) преображалась с каждым днем. Работа в оперативной группе была всегда — и даже если ее не было, она быстро находилась — и гораздо сложнее было найти время для перерыва. Или для чего бы то ни было еще.
Днем одной мрачной и дождливой среды, одиннадцатого января, спустя ровно неделю совместной работы, Майкл и Кэт сидели в кафетерии на втором этаже. В этот час здесь было довольно много людей, но они успели занять хороший столик у окна. Кэт бубнила что-то про какие-то «экраны» над своим большим капучино, закрыв руками глаза, а Майкл рассматривал начинку купленного сэндвича, аккуратно раздвинув тосты.
— …как думаешь? — спросила Кэт, взглянув на Майкла между своих пальцев. Она обратилась к нему впервые с того момента, как предложила спуститься на перерыв.
— Что? — Майкл взял салфетку и выложил на нее вялый кусок помидора.
— Шлюз, — будто бы уточнила она, вытянув раскрытые ладони вперед. — Какого типа там шлюз?
— Судоходный? Я не инженер-гидротехник, — Майкл снова собрал сэндвич и решительно откусил его.
— Нет. Брандмауэр.
— Там нет брандмауэра, — спокойно ответил он, закончив жевать. — Это обычный склад. В конструкции не было таких противопожарных мер.
— О боже, — Кэт уронила лицо в ладони, и следующие ее слова были приглушены. — О чем ты? Я говорю про межсетевые экраны.
Майкл лениво толкнул в голове цепочку ассоциаций, но решил остановиться. У него был перерыв. Он не хотел думать ни об экранах Кэт, ни о своих проблемах с перекрытиями хотя бы пятнадцать минут.
— Пей свой кофе, Кэт. Еще только час дня, а ты уже говоришь сама с собой, — он снова откусил посредственный сэндвич.
— Ты прав… — устало протянула она и опустила руки на стол. Ее темные кудрявые волосы стояли торчком вокруг лица. — Нужно будет провести тесты перед обыском… Если Росс нам наконец выдаст этот проклятый—
— Кэт? Майкл?
Мимо их столика возник бодрый и немного румяный Том. Он держал новую голубую пачку сигарет Newport в одной руке (вероятно, купленную в вендинговом автомате поблизости) и пальто с сумкой — в другой. На его шее все еще был шарф, а волосы были растрепаны от ветра.
При виде него, в голову Майкла вдруг вернулась почти забытая идея.
— Привет, Том, — улыбнулся он.
— Как, похоже, здорово жить в поднебесной, — еле слышно проворчала Кэт над своей кружкой, а затем страдальчески улыбнулась в сторону Тома. — Привет.
— Давно не виделись. Как прошла первая неделя? — Том неловко поправил свои очки запястьем руки, держащей сигареты.
— Неплохо, — Майкл пожал плечами и опустил недоеденный сэндвич в упаковку.
— Ага. Неплохо, — Кэт наконец подняла свою кружку и сделала глоток. — Том, ты знал, что Майкл не человек?
Майкл поднял брови от удивления.
— Эм… интригующе, — ответил Том, растерянно рассматривая макушку Кэт.
— Не компрометируй меня, — прошептал ей Майкл.
— Эта машина, — продолжила Кэт язвительным тоном, наклоняя свою чашку кофе из стороны сторону, — приезжает сюда раньше меня, уезжает позже меня, и при этом выглядит вот так.
— Ну, наверное, это свойственно всем новеньким? — Том снова поправил очки.
Майкл посмотрел на свою грудь — на светло-серый костюм.
— Это не бесчеловечность, Кэт. Это называется стиль. Завидуешь?
— О, уйди с глаз моих, пока я пью свой кофе, — она закатила глаза.
— Как раз собирался, — Майкл встал и положил завернутый сэндвич в карман. — Том, ты на перекур?
— А… да. Ты тоже куришь?
— Вроде того, — Майкл положил ладонь на плечо Тома, и Кэт махнула им вслед рукой.
Они направились к лифтам через просторный мраморный холл, освещенный серым небом и редкими лампами.
— Одолжишь сигарету?
— Да… — Том с сомнением посмотрел на запечатанную пачку, а затем на свою вторую руку, занятую вещами. — Возьмешь сам?
Майкл кивнул и взял шуршащую от пластика коробочку.
На самом деле, он никогда не был активным курильщиком — только пробовал пару раз, когда был подростком, и не поймал тогда суть процесса. Может, это было и к лучшему: еще чуть позже он понял, что любые вещества оказывали на него слишком сильный эффект. Ему совсем не стоило подсаживаться даже на кофеин или никотин. И он не собирался.
Майкл разорвал полиэтилен, снял крышку — и ему в нос тут же ударил сильный запах табака и ментола. Он взял одну сигарету и вернул пачку Тому.
В лифте, Том выбрал пятый этаж.
— Ты давно куришь? — спросил Майкл.
— Не особенно, — Том пожал одним плечом и, увидев себя в зеркале, поспешно положил пачку в карман и поправил волосы. — Когда я сюда пришел год назад, коллеги из моего первого дела все курили, и, в общем… социализация, все дела.
— Кюстин тоже курит?
— Она… нет, — Том замялся, а затем выдохнул. — Теперь это просто зависимость. Никакой социализации.
— Почему же, — Майкл поднял зажатую между указательным и средним пальцем сигарету перед своим лицом. — Вот мне, например, тоже не помешала бы социализация. Ты знаешь, где меня найти.
Том улыбнулся ему с благодарной искрой в глазах, и Майкл ответил тем же — лишь немного заговорщицки.
Лифт наконец открылся на пятом этаже, и они вышли, пропустив на свое место несколько хмурых мужчин. Их путь лежал мимо стены с большой надписью «Отдел Уголовных Расследований» и к двери с табличкой «Комната для Курения», которая располагалась впритык к пропускному пункту внутрь этажа. Дальше, за громоздкими роторными турникетами, коридор разбивался на два, и ничего не было видно — но Майкл все равно услышал неясный шум: голоса, трели телефонов…
— Еще пока не час пик, — выдохнул Том с облегчением и открыл дверь.
Внутри комната была просторной, и людей было достаточно — даже вне часа пик. Кто-то в одиночестве курил у единственного окна, кто-то тихо переговаривался по телефону в углу, кто-то сидел в компании двух коллег на диване и изучал планшетник с документами, кто-то разговаривал и смеялся около урн. В общей сложности, одиннадцать человек. Никого знакомого.
Том и Майкл прошли к свободной урне и поделили одну зажигалку, чтобы прикурить свои сигареты.
— Как работается со спецагентом Коулом? — спросил Том после первой долгой затяжки.
Майкл с сомнением посмотрел на тонкий, пахнущий ментолом дымок, поднимающийся от своей сигареты. Он поднес фильтр к губам, сделал короткий вдох, не впуская дым в легкие, немного задержал и тут же выдохнул. В его рту остался горький привкус — он поморщился от отвращения. Это был не первый раз, когда ему приходилось притворяться. Несколько таких вдохов, отвлекающий разговор, полуистлевшая сигарета — вот и всё, что от него требовалось.
— Он производит впечатление дипломатичного координатора. Хотя, мы ни разу лично не разговаривали. Ты тоже был в его группе?
— Да, правда, еще до дела «Компании». И не очень долго, — Том снова затянулся и выдохнул, задумчиво посмотрев на урну. После паузы он приглушенно спросил: — Заметил, какие они все разные?
— Кто?
— Руководители. Отделы. Знаешь, эти классические офисные сплетни…
Том точно до сих пор чувствовал себя в шпионском фильме.
— Я заметил, — вполголоса протянул Майкл, стряхивая пепел. — Но в этом нет ничего странного, если их работа не пересекается. Думаю, как и везде, разные направления требуют разных компетенций и характера.
— Да… Мне повезло оказаться в разведуправлении, а не в уголовных, например, — Том застенчиво улыбнулся и посмотрел на свою сигарету.
— Думаешь? — Майкл еще раз «затянулся», опустив взгляд в пол.
Почти девять дней назад, Алекс по какой-то причине сказал то же самое о Майкле.
— Ну, спецагент Ли очень лояльна. И мне пока не посчастливилось работать со спецагентом Махоуном, но… — Том пожал плечами. — Не хочу наговаривать. Я знаю только то, что рассказывали коллеги… Кстати, Кэт в том числе.
Майкл кивнул и снова стряхнул пепел. Не было ничего странного в том, что Кэт ни разу об этом не упоминала. Все они здесь были конфиденциальными.
— Ты давно знаком с Кэт?
— Пересекались в разных группах. Болтали пару раз, — Том снова с удовольствием затянулся. — Вы с ней, похоже, поладили?
— Наверное, — Майкл улыбнулся. — Она—
Несколько человек вышли из курилки — и через открытую дверь послышался голос Алекса. Слова невозможно было разобрать из-за расстояния, но это точно был он. И он снова прошел мимо.
Дежавю захватило Майкла — по его шее пробежали мурашки.
— …да, приняли, сэр, — сказал Уилер, толкнув почти закрывшуюся дверь.
Он вошел один. Оглядел комнату и остановил взгляд на Майкле на секунду, а затем отвернулся. Прошел к группе мужчин в углу и достал пачку сигарет.
— Майкл? — спросил Том.
Сжав зубы, Майкл мотнул головой и вновь стряхнул пепел с бесполезно тлеющей сигареты.
— Да. Кэт хороший напарник.
— Том! Спустился к грешникам! — раздался вдруг бодрый голос со стороны входа.
В комнату ввалилась группа мужчин, одетых в форменные синие куртки. К скромному углу Майкла и Тома тут же подошли четверо, и один парень ударил Тома по плечу в приветствии.
— А это кто? — спросил он, взглянув на Майкла. Секунду спустя, его глаза полезли на лоб. — Майкл Скофилд?!
Майкл натянуто улыбнулся. Следующие десять минут он провел в тщетных попытках сбежать от пяти агентов ФБР, загнавших его в угол.
***
— Здесь, — объявил Майкл, отодвинув металлический стеллаж. Он поморщился от поднявшейся в воздух пыли. Вся его форменная куртка, которую Кэт бросила ему перед началом обыска, уже была покрыта белесым слоем, но он был рад, что не испортил свое пальто.
Несколько мужчин в экипировке подбежали к нему, и Майкл отошел подальше. Когда они начали пробиваться через тонкую стену и резать арматуру, кроме пыли, в воздух поднялись еще и искры. Майкл прикрыл нос рукой.
— Держи, — Кэт недобро взглянула на него над своей пылевой маской и вручила ему такую же. Майкл молча принял ее, и она фыркнула. — Спасибо, Кэт, ты очень наблюдательна.
— Спасибо, Кэт, ты очень наблюдательна, — Майкл улыбнулся за своей маской.
— О, как же вы быстро учитесь, агент Скофилд.
Майкл фыркнул. Кэт держала в руках сложенный план электропроводки, который они оба уже знали наизусть, и что-то помечала в нем красным маркером, оглядываясь по сторонам.
— Видела? Они протянули киловатты нелегально. Подключились прямо к городской линии, — сказал Майкл, опустив руки в карманы.
— Ну, а как иначе? Я только что отзвонилась. Пусть проверят с энергетиками, — она дорисовала что-то в плане, а затем небрежно сложила его и убрала в задний карман брюк. Переступила с ноги на ногу в нетерпении. — Боже, скорее, скорее.
— Похоже на поиски сокровищ.
— Это они и есть, Майкл. Только вместо золота там будет кое-что получше, — ответила Кэт и энергично махнула рукой, подозвав вошедшую в комнату группу людей. Четверых Майкл узнал — это были ее коллеги технические криминалисты: каждый держал в руках по ноутбуку, комплекту проводов и несколько жестких дисков.
— Ребята, как обычно, — Кэт начала легкий брифинг, как только они оказались в зоне слышимости. — Приоритет — целостность данных. Сначала делаем образ, потом уже анализ. Особое внимание логам за полтора года. Если здесь есть что-то активное, выделяйте в отдельный пул, нам очень нужны живые каналы…
Дальше Майкл не слушал. В целом, его работа на этот день была уже закончена, и осталось только ждать результаты анализа команды Кэт. Он мог бы вернуться в штаб, но ему все же было немного любопытно пронаблюдать.
Вскоре, тонкая стена под вентиляционной шахтой была разобрана достаточно для того, чтобы через нее можно было пройти, а не пролезть, и участники группы обыска с любопытством начали заглядывать внутрь. Первой в проходе встала Кэт.
— Отключены, — выдохнула она разочарованно и вновь достала план электрики из кармана. — Генератор в подвале. Джимми, сбегай-ка туда. Остальные, подключайтесь и начинайте изолировать.
Она вошла внутрь. Майкл и вся группа криминалистов последовали за ней.
Не считая варварски сделанного входа, это было светлое, чистое, полупустое помещение с четырьмя рядами серверных стоек. Климат-контроль все еще работал и мигал диодами под потолком — но только он: сами серверы казались мертвыми.
Остановившись рядом со входом и стянув маску, Майкл стал наблюдать. Криминалисты дотошно зафиксировали всё вокруг на камеру, вытащили трассы кабелей и переподключили их, открыли свои ноутбуки, а затем наконец начали нумеровать и осторожно включать сервера один за другим. Кэт присоединилась к его наблюдению где-то через полчаса.
— Джек-пот, — сказала она с широкой улыбкой, сдернув маску. — Кто-то из этих дурачков догадался отключить сервера, но не очистить их. Нагребаем золото по карманам.
Она подняла ладонь, и Майкл дал ей пять. Кэт хихикнула и привалилась к стене рядом с ним.
— Я даже выходной возьму по такому случаю, — сказала она, наблюдая за движением в комнате.
— А кто будет анализировать?
— А-а, черт, — Кэт поморщилась и пробубнила: — Свалю на кого-нибудь
— Что-что?
— Я говорю, — тяжелый вздох, — возьму сверхурочные. Тут работы на пару недель.
— Рада?
— Безу-у-умно, — Кэт прочертила носком ботинка полосу на пыльном полу. — Обожаю свою работу.
Майкл улыбнулся и вернул свой взгляд комнате. Криминалисты мелькали между серверными стойками с проводами, ноутбуками и пакетами для улик. Сервера мигали диодами один за другим. Щелкали вспышки. Момент был подходящий.
— Как ты попала в ФБР? — спросил Майкл.
— Разве я не рассказывала? — Кэт устало прислонилась затылком к стене.
— Нет.
— Классика, — она щелкнула языком. — Четыре года в MIT, шесть лет работы в кибербезопасности, а потом меня просто заметили… но… не могу говорить больше. Скажем, я оказалась в очень нужное время и в очень нужном месте.
— MIT, — Майкл присвистнул.
— Стипендия за академические заслуги, — Кэт гордо улыбнулась. — Хорошее было время.
На секунду, Майкл с такой же любовью вспомнил университетские годы.
— И что, ты сразу согласилась пойти в ФБР?
— Ну, знаешь, как это бывает. Они сказали в нужном порядке нужные слова. Например, «зарплата» и «больше». Или «задачи» и «интереснее».
— Не думал, что ты так легко можешь на это купиться.
— Ну, всем нам когда-то было тридцать два, Майкл.
Майкл вздохнул, оценив укол по достоинству.
— Я думал, тебе тоже тридцать.
— Конечно, — Кэт широко улыбнулась и сморщила нос, показав все свои мимические морщины. — Мне вообще двадцать пять.
Майкл хмыкнул.
— И ты все же осталась здесь.
— Спроси любого, Майкл, — она пожала одним плечом и снова прислонилась к стене, — все скажут, что отсюда сложно уйти. Особенно людям, помешанным на порядке. Или с повышенным чувством ответственности. Или тем, у кого нет желания заводить семью…
— И к какой из этих категорий ты себя относишь?
— Я же сказала, — она по-лисьи усмехнулась. — Мне просто нравятся слова «зарплата» и «больше», или «задачи» и «интереснее».
— Почему-то мне кажется, что это не все причины.
Кэт поднесла указательный палец к своим губам.
— А об этом «кажется», Майкл, мы ежемесячно, долго, детально и аккуратно в течение часа рассказываем нашему штатному психологу, доктору Марш.
Майкл вздохнул и отвел взгляд. Пока ему удалось избежать встречи с ним.
— Это не тяжело? Постоянно в таком ритме?
— Ты мне скажи. Ты же тут уже… десять дней? И разве ты брал выходные?
— Нет, — Майкл пожал плечами.
— Тогда, к какой из моих категорий ты себя относишь?
— Да, Кэт, я тебя понял, — Майкл усмехнулся. — Я обязательно обсужу это с доктором Марш.
— Вот-вот, — Кэт подняла брови.
С улыбкой, Майкл несколько секунд смотрел на мигающий зеленый диод системы климат-контроля и подбирал следующий вопрос. Вокруг все еще мельтешили криминалисты и бурлила работа.
— Том заинтриговал меня рассказами о разных настроениях у вас здесь, — наконец, легко начал Майкл.
— А, да? О чем именно?
— О том, как работается с разными отделами. В целом, я много с кем уже пересекался, но… что за слухи ходят конкретно об уголовных расследованиях? У тебя, вроде бы, был опыт работы с ними?
— Был, — протянула Кэт, нахмурившись. — А что?
— Любопытно, — Майкл мило улыбнулся. — Я же из разведуправления. Собираю разведданные.
— А-а, посмотрите на него. Я и забыла, какая у тебя репутация, — она усмехнулась и расслабилась. — Ладно. Пара слов от наставника.
Майкл сдержал глубокий вздох облегчения и прикусил губу изнутри.
— Я начала работать здесь в двухтысячном, и тогда как раз велся какой-то закрытый передел власти в уголовном. Первый раз в оперативную группу к Махоуну я попала всего полгода спустя, и как-то вообще случайно. Он тогда еще был ничего, приятный, — Кэт усмехнулась. — И потом я попадала к нему каждый год, и не раз. Ну, просто работа у меня универсальная, — она развела руками и задумалась на секунду. — Скажем так, где-то, наверное, со второго или третьего его года управления отделом, все начали называть первый опыт в его группе «боевым крещением». Мне всегда казалось это очень забавным.
— Почему?
— Почему боевое крещение, или почему забавно? — хитро оглянулась на него Кэт.
— И то, и другое.
— Потому что это забавно, что люди, называющие себя первосортными экспертами, так боятся получить откровенную критику от человека, который требует от них только именно их этой самой первосортной экспертности, — Кэт выдохнула в смешке. — На самом деле, любой руководитель требует от своих подчиненных максимума. Просто большинство других в этом более-менее дипломатичны, а Махоун просто делает одно предупреждение, а при следующей же ошибке выставляет за дверь.
— …Понятно.
Майкл задумчиво посмотрел на след от своей туфли среди пыли. Неприятное предчувствие медленно растеклось в его груди, словно масляная пленка на чистой воде. Но он не знал, какой она имела смысл для него. Он вовсе не боялся Алекса.
Рядом, Кэт скрестила руки на груди и склонила голову.
— Мне немного странно рассказывать тебе это. Ты же, наверное, говорил с ним даже больше, чем я.
— Думаю, наши с ним отношения и контекст должны были немного измениться с тех пор.
— Ха. Да уж.
***
На тех серверах правда лежали сокровища. Майкл наклеил еще два черных стикера на свою стену за следующие две недели.
***
В рамках дела «Компании» отдел уголовных расследований занимался только тем, что откусывал куски побольше. Всё, что выходило за рамки должностных, финансовых и других беловоротничковых преступлений, за которые отвечал Коул, загребалось под их крыло — и возвращалось лишь короткими выдержками из их расследования. Они действовали особняком, и только заместитель Коула ходил на их брифинги, чтобы согласовывать обе линии следствия — и точно так же, только один агент из отдела уголовных расследований был постоянным участником ежедневного брифинга общей оперативной группы. Уилер.
Алекс появлялся — и говорил — редко. За почти месяц работы в ФБР, Майкл видел его на этих встречах всего три раза. И каждый раз он появлялся только для того, чтобы, вместе с Коулом, коротко объявить о закрытии очередной ветки. Наверное, осознав эту закономерность еще задолго до Майкла, все участники группы, когда видели Алекса, оживали и ждали только хороших новостей. Это странное сочетание его мрачной репутации и высоких ожиданий других людей каждый раз немного сбивало с толку. Но Майкл привык к новым реалиям очень быстро. Он привык изучать.
И двадцать шестого января, спускаясь на два этажа ниже, сжимая в руке папку с отчетом, Майкл вновь просто изучал.
Как говорила Кэт, их с Майклом экспертиза была универсальной. Это означало, что запросы на консультацию — по большей части, на помощь в подготовке к обыску — приходили откуда угодно в рамках всей работы следствия. В том числе, конечно, от отдела уголовных расследований.
На самом деле, взаимодействие с ними ничем не отличалось от выполнения запросов от других команд. Следователи из уголовного, включенные в дело, точно так же подходили к его рабочему месту или отправляли ему факс, что-то отвечали на его вопросы, а затем аналогично получали результат анализа. Майкл запоминал агентов, которые обращались к нему, но не мог бы сказать, что они хоть чем-то выделялись на фоне других. У всех них были тот же официоз и та же конфиденциальность, те же сроки и та же пунктуальность… Поэтому, однажды, когда агент Фоали опоздала на их встречу на седьмом этаже на целых десять минут, Майкл решил, что его долгом было передать важную информацию из рук в руки как можно скорее.
Двери лифта открылись быстро. Майкл прошел мимо курилки и остановися рядом с полноростовым роторным турникетом. Задержав дыхание, он прислонил пропуск к считывателю… и сразу выдохнул, потому что тот загорелся зеленым, и металлические перекладины легко поддались его толчку. У него был доступ. Майкл поспешно убрал пропуск в карман, чтобы серая лента на шее не привлекала внимание агентов с черной, и опустил подбородок. К счастью, на нем сегодня был такой же неприметный черный костюм.
Он прошел по знакомому (такому же, как и везде) коридору; направо; мимо изолированных рабочих зон с закрытыми жалюзи; мимо спешащих куда-то агентов. Интуиция подсказала ему, что двигаться нужно было в сторону шума — и не ошиблась: здесь, в конце коридора, в той же области, где на седьмом этаже располагался штаб оперативной группы, была точно такая же просторная комната для больших команд. Особенно шумная.
Дверь была открыта нараспашку. Когда Майкл выглянул в проем, никто не заметил его сразу — но он заметил всё.
— …Айвз, возьми.
В углу у окна, стоя рядом с большой, заполненной бумагами доской, Алекс передал что-то одному из своих агентов. Вокруг него полукругом стояло около пятнадцати человек — скорее всего, Майкл подошел к завершению короткого стихийного брифинга. Агент Фоали стояла тут же, среди группы — и причина ее опоздания на встречу с Майклом оказалась понятна.
— Уилер, зайди со мной, — Алекс махнул рукой в своей манере и быстро вышел из толпы в сторону еще одной двери в дальней части рабочей зоны. В сторону кабинета. Майкл с удивлением посмотрел на эту дверь.
Все оперативные штабы были временными рабочими местами, куда люди стекались для конкретной краткосрочной работы — а затем расселялись обратно на свои постоянные места. Такой угловой кабинет, куда зашел Алекс, был на каждом этаже и закреплялся за руководителем временной оперативной группы. В этот же самый момент Коул сидел на седьмом этаже в точно таком же.
Но между ними было отличие: Коул был там только тот срок, пока у группы была нужда в быстром реагировании. А вот на пятом этаже на двери было написано имя Алекса.
— Его здесь нет, — сказал когда-то Том. Это было на девятом этаже, напротив высокой и безликой двери с табличкой. И за ней была тишина.
Конечно. Кабинет на девятом этаже был слишком далек от действия. Конечно, Алекс всегда сидел на пятом этаже. Майкл мог догадаться и раньше.
Когда Алекс вышел из полукруга, все присутствующие тут же разбежались в разные стороны, и каждый — с намерением и решимостью на лице. Несколько человек схватились за телефоны, кто-то сел за компьютер, кто-то отошел с группой поменьше в сторону и начал переговариваться. Незнакомый мужчина прошел в коридор мимо Майкла и по пути окинул его неприятным и неприветливым взглядом, но ничего не сказал.
Майкл задался вопросом, были ли это те же самые люди, кто искал его самого. И если да — что ему следовало сказать им? Хорошая работа? Или пошли к черту? Что он вообще сказал Лэнг и Уилеру тогда, в тюрьме?
А что они сами ждали от него? Наверное, только эффективности, профессионализма и незаметности. Как и от всех здесь.
Дверь кабинета захлопнулась за спинами Алекса и Уилера — плотные жалюзи стукнули и немного колыхнулись, но тут же снова отрезали любую возможность заглянуть внутрь. Алекс не заметил его снова.
Майкл выпрямился в проеме и шагнул в сторону стола, за которым копошилась агент Фоали. Он положил свою папку поверх стопки ее бумаг в углу.
— Готово, — сказал он, поймав взгляд девушки.
— А… агент Скофилд? Что вы здесь делаете? Спаси—
Майкл развернулся и ушел с этого этажа.
***
Всё же, схему следовало немного очистить — освободить от лишнего. В конце концов, слишком многое здесь было ему не нужно. Схема уже походила не на дерево, а, скорее, на водопад. Но у Майкла все никак не доходили руки. Вместо этого, он продолжал добавлять.
Он как раз нашел подходящее местечко для газетной вырезки и уже прицеливался на нее кнопкой — но в этот момент зазвонил домашний телефон. Его рука дрогнула, и иголка прошла прямо сквозь глаз Алекса на фото. Майкл сжал губы, но оставил вырезку болтаться прямо так, и вышел в кухню.
— Эй, эм, ты просил позвонить, я—
— Я понял, кто это, — ответил Майкл, выдохнув с неожиданным облегчением. — Ты же звонишь с автомата?
— Да… да, конечно.
— Спасибо, — Майкл улыбнулся. — Скажи, где я смогу оставить письмо.
Он устало зацепился за галстук пальцами и начал развязывать его. Почти все пункты списка рядом с телефоном были вычеркнуты.
***
В работе в ФБР ставки были высокими, и, вместо бюрократического обаяния обычного офиса, в воздухе витала, скорее, боевая готовность.
Это совсем не были воинственность и эгоизм индивидуализма — это была та самая редкая убежденность людей в своем деле. И, на самом деле, большинству здесь хватало одной только этой убежденности: она очаровывала идеалистов так сильно, как не могло ничто больше. Майкл никогда не считал себя ни перфекционистом, ни идеалистом — но, возможно, ему всё же следовало почаще смотреть на свои выборы и решения. В конце концов, он не мог отрицать, что работа здесь ему нравилась.
Но настолько же вероятно причина была в том, что Майкл просто любил работать. Он любил мысли, любил деятельность, любил результаты. Не было ничего удивительного в том, что, после невообразимо долгого периода стресса, чередующегося с мучительной скукой, Майкл так быстро ухватился за первую же контролируемую стабильность в своей жизни. Больше не было нужды думать о том, что случилось или не случилось, если у него была деятельность. Ему было откровенно лучше, когда он был занят.
Ему нравилась гора странных задач и вопросов, которая требовала всех его жизненных соков. Ему нравился профессионализм окружающих. Ему даже, к его собственному удивлению, нравилось преобладание краткости над изяществом. Но, что оказалось наиболее неожиданным, Майкл был рад видеть, что его мнение разделяли — что, вместо косых взглядов после конца рабочего дня, он видел лишь точно такие же склонившиеся над работой спины. Час, два, три… Он не мог сказать, что был в восторге от чего-то такого приторного, вроде командного духа или коллектива — он даже не знал всех в группе по именам — но, может, он просто так давно работал один, что отвык от того, каким приятным может быть это ощущение обыкновенной и молчаливой, но все же совместной деятельности. Это было похоже на то, как чтение книги дома отличалось от чтения в библиотеке. Ему необязательно было говорить, чтобы ощущать чужое присутствие и понимание.
Возможно, именно это успокаивало Майкла вместе с самим фактом достижения цели. Его семья была в безопасности и без признаков угрозы; долги постепенно раздавались, а сам он был занят настолько эффективно и комфортно, насколько это в принципе было возможно. Все ожидаемые ступени его пирамиды потребностей были закрыты. И, таким образом, было логичным предположить, что факт так и не пришедших к нему счастья и умиротворения был лишь признаком его испорченности.
Майкл подумал об этом — и о боевой готовности — когда встретил в коридоре второго этажа целую армию. Прижав стаканчик к груди и отступив в боковую нишу, Майкл пропустил мимо себя пару десятков человек в различной экипировке. Они были шумными и мрачными, и идущий впереди Алекс, громко что-то говорил им через плечо.
Когда все они прошли мимо, не обратив на него никакого внимания, и коридор снова затих, Майкл посмотрел на часы. Было второе февраля, четверг, пять часов дня. Прошел ровно месяц. И с тех пор ничего не произошло.
Его вдруг затошнило.
***
— Это всё точно имеет смысл для нас? — задумчиво спросил Линкольн, потушив свою сигарету.
— Да, — Майкл выкинул пустой стаканчик в урну рядом со входом. Порыв ветра снова ударил его в лицо, и он поднял воротник пальто. Собирался дождь.
— Ты уверен? Столько воды утекло.
— Я держу руку на пульсе, Линк, — Майкл выдохнул. — Мне пора.
Он не успел шагнуть к машине — Линкольн опустил руку ему на плечо.
— Надеюсь, это скоро закончится. Держи руку на пульсе. Но держись в стороне.
— Да, — Майкл сделал усилие, чтобы расслабить плечи. — Да.
— И возьми выходной. Ты вроде бы вышел из тюрьмы, но мы видим тебя так же редко.
Майкл улыбнулся и кивнул.
***
Внутри было темно и тихо. Майкл включил тусклый свет в коридоре, бросил портфель на консоль и повесил сушиться все еще влажное и холодное пальто. В едва освещенной городскими огнями гостиной телевизор загорелся почти ослепляюще, и, прищурившись, Майкл убавил звук и яркость. Новостной корреспондент онемел. Галстук упал где-то на полу в коридоре. Дверь в ванную осталась открытой. Интимно зашумела вода.
Майкл ценил личное пространство — любил свою квартиру, потому что она была продолжением его самого. Он мог поставить здесь удобную мебель; купить огромную претенциозную картину и повесить напротив входа; каждое утро наполнять кухню запахом еды; держать полы и поверхности в скрипящей чистоте; продолжать не пользоваться холодильником для алкоголя; никогда и никого не приглашать сюда... И так же мог не делать ничего из этого. Он был свободен здесь. Ему не нужен был целый мир для того, чтобы почувствовать себя свободным. Но проблема, наверное, никогда не была в свободе.
В ванной горели только парочка белых напольных светильников. Пар лип к стеклянным стенам душевой кабины, стекал конденсатом, заполнял воздух в тесном, жарком и душном пространстве. Через белую пелену и струи горячей воды Майкл смотрел, как медленно и ярко в полутьме мигал синий диод на черном блоке трекера на его щиколотке. Каждые две секунды — постоянный и гипнотический отсчет.
Майкл всегда быстро адаптировался. За месяц он привык к лишней тяжести; привык каждый день закатывать носок ниже и следить, чтобы штанина не цеплялась за браслет при движении; привык к пятидесяти ярдам… Майкл думал, что браслет будет вызывать неудобство — будет отвлекать внимание и требовать слишком многого — но он слишком быстро стал обыденностью. Стал заурядной деталью его нового светлого после.
Полумрак ванной наполнился туманом, когда Майкл открыл кабинку, и вода закапала на теплый пол следом за его шагами. Накинув халат и полотенце, он вышел на кухню, взял бутылку воды из холодильника и прислонил ее к щеке. Пластик приятно охладил кожу и быстро стал влажным от конденсата.
На автоответчике, стоящем на барной стойке, горела красная цифра три. Скорее всего, там было что-то не очень срочное от Кросса. Может быть, там было что-то от кузена Сукре или даже от дочери Чарльза. Или это просто был его надоедливый агент по недвижимости. С Линкольном они уже виделись в этот день. И больше ждать было некого.
Майкл отвел взгляд и прошел мимо. Светлые и пустые стены отразили оранжевые и синие огни города и поймали его тень. Паркет поглотил звук шагов его мокрых и замерзших ног. Большие окна зашуршали от нового резкого потока дождя.
Майкл дошел до дивана в гостиной и сел глубоко в его мягкий угол — ступни и брошенное полотенце оставили влажный след на светлой ткани, но ему было все равно. Он медленно открутил крышку и выпил половину холодной воды залпом. Вновь опустив взгляд, он на секунду остановился с влажной бутылкой в руках в нерешительности: журнальный столик перед диваном был завален бумагами. Майкл вытер губы от воды и осмотрел его в поисках свободного места. Снова, на глаза попались несколько уже знакомых строк.
[ 06.27.2005 | 4:34 PM || Опрос свидетеля П. Келлермана. СТР. 17. ]
А. Махоун: Перевозить тебя сейчас слишком опасно.
П. Келлерман: Беспокойся лучше за своих, Алекс. Я сам на это пошел. Безопасно для всех причастных сейчас только в аду. Или ты сам знаешь где. Я должен быть в Вашингтоне с основной группой.
[Конец записи]
Майкл читал этот опрос много раз. Ничего интересного в нем не было.
Синеватый свет от телевизора сверкнул в прозрачном пластике бутылки — и Майкл поставил ее на бумаги. Это были просто копии. Он не собирался их возвращать.
Когда Майкл наконец поднял взгляд, Алекс осуждающе посмотрел на него с яркого экрана. Его все еще окружали темнота, уличный холод, дождь, микрофоны и свет сигнальных огней. Его губы двигались, но Майкл не слышал его голос и не нашел в себе сил читать бегущие снизу субтитры.
Он просто откинулся на подушки, закрыл глаза — и сразу уснул.
***
Второго января Алекс сказал, что они, возможно, вновь увидятся послезавтра, и не соврал: Майкл правда увидел его четвертого января. И видел его весь месяц после этого. Чаще всего — по телевизору и в газетах; иногда — на седьмом этаже и в коридорах; никогда — в курилке. Слышал о нем в чужих разговорах, чувствовал его присутствие сквозь стены, видел его влияние в чужих взглядах.
Майкл правда видел его. Алекс ведь не обещал, что будет смотреть в ответ или говорить. Он вовсе не соврал, но Майкл все равно чувствовал себя обманутым. Будто Алекс должен был ему что-то — хотя это было совсем не так. Скорее, ситуация была даже обратная.
Наверное, поэтому, когда Алекс наконец посмотрел на него в ответ, Майкл оказался абсолютно сбит с толку. Он вдруг понял, что последний раз Алекс смотрел на него, когда они пожимали руки в тот морозный день. Майкл понял именно потому, что в этот момент у Алекса было точно такое же растерянное выражение лица, которое он быстро скрыл, как и тогда.
— Майкл?.. — выдохнул Алекс, появившись в дверях лифта.
Было раннее утро субботы, четвертое февраля. Майкл не ожидал много работы в этот день, но что-то дернуло его проснуться в шесть утра, и, увидев дату, он больше не смог заставить себя заснуть. Через час он уже зашел в лифт на первом этаже офиса — а Алекс не дал дверям закрыться в последний момент.
Он, похоже, торопился куда-то — хотя, куда можно было торопиться в семь утра? Несмотря на холод на улице, его длинное черное пальто не было застегнуто, а на шее не было шарфа. Его галстук сместился в сторону от спешки, волосы немного растрепались от ветра. Когда он сказал имя Майкла, его дыхание показалось тяжелым.
Майкл застыл посередине своего движения — кажется, он как раз собирался расстегнуть свое пальто. Его большой палец зацепился за верхнюю пуговицу, и остался прямо там, сдавленный гладким деревом и плотной тканью.
Майкл был не готов. Хотя, разве кто-то вообще бывает готов к случайностям? И было в этой ситуации что-то странное. За долю секунды, Майклу в голову вдруг пришли совершенно странные, резкие мысли. Что, если это была не случайность? Что, если Алекс спешил к лифту, потому что в нем был Майкл?.. Хотел ли он что-то сказать?.. Мог ли Майкл что-то спросить?
Но — нет. Алекс не сказал ничего. Он просто сжал губы, вернув свое обычное выражение лица, кивнул в типичном недо-приветствии, шагнул внутрь, отвел взгляд к панели, нажал на кнопку пятого этажа и развернулся к Майклу спиной. Майкл проследил за этим движением, словно сквозь толщу воды. Вот, перед ним был белый воротник, затем — плечо, и, наконец — спина. Высокая, темная и непреодолимая стена. Вопросы были у Майкла прямо на языке.
Почему?
Почему ты не говоришь?
Почему ты приехал тогда?
Майкл не успел набрать в груди ни решимости, ни воздуха — Алекс уже вышел на пятом этаже. Дверь лифта снова закрылась.
И после этого тоже ничего не изменилось.
***
Это произошло еще менее, чем через неделю, в совершенно случайный четверг девятого февраля. Алекс, наверное, любил случайности — или, может, у него были такие закономерности, которые Майкл просто никогда не замечал.
Однажды, лет пятнадцать назад, доктор Брайтон провел для него тест на значение IQ, простой и понятный: цифры, квадраты, треугольники, закономерности… Доктор говорил, что уровень IQ показывал уровень пространственного и абстрактного мышления, логики и памяти. И что, мол, судя по результатам, у Майкла он был выше среднего. В общем-то, Майклу на это было все равно — он уже тогда понял, что точное количество ума не могло быть посчитано обычным тестом. И что в людях было много чего, влияющего на жизнь, помимо этого самого ума — помимо способности видеть закономерности в последовательностях.
Но даже в этом — даже в том, в чем Майкл должен был быть выше среднего — Алекс переиграл его. Майкл не нашел никакого смысла в последовательности его решений. Спустя столько времени, самый здравый вывод, к которому он пришел, заключался в том, что у Алекса были такие рациональные причины, о которых Майкл даже не подозревал — был вне контекста в каждой конкретной ситуации — и Алекс просто не посчитал нужным ему что-то объяснить, потому что… зачем? Разве он должен был Майклу хоть что-то?
Майкл не знал, почему не мог быть просто-напросто рад тому очевидному факту, что Алекс, так или иначе, принял его сторону. Не знал, зачем продолжал искать причины, если этого было вполне достаточно, чтобы обосновать большинство его действий и его помощь. Не знал, почему продолжал ждать.
Интуиция — мог бы сказать кто-то, но Майкл никогда не понимал ее сути. Лучшее определение, которое он смог найти, заключалось в том, что чувство интуиции или предчувствие означали, что подсознание поняло что-то, но не смогло грамотно донести этого до части мозга, отвечающей за логику. Другими словами, человек понимал что-то, но не до конца. И Майкл был на этой грани непозволительно долго — настолько, что интуиция и предчувствие готовы были превратиться в паранойю.
Но, в конце концов, в этой игре их было гораздо больше, чем двое. Здесь были приоритеты, обязательства, другие люди — контекст. Одно дело было говорить с человеком в изоляции, и совсем другое — узнавать, в каком огромном мире он жил всю ту большую часть времени, что не говорил с тобой. В такой ситуации Майклу легко было потерять прежние домыслы: они все очень быстро скрылись за контекстом. Огромным, черным и загадочным. Таким, который невозможно было охватить. Таким, который невозможно было не заметить и который априори казался важнее чего бы то ни было — и, конечно, важнее Майкла.
— Короткая встреча с хорошими новостями, господа, — объявил Коул первым же делом на встрече этим утром.
С его стороны, это было, наверное, не очень нужное уточнение. Про хорошие новости все уже и так знали: Алекс был в комнате. И про короткую встречу всем тоже было понятно: никто из вошедших в комнату не спешил садиться. Хотя бы этот контекст Майкл понимал.
Коул продолжал:
— Завтра я и агент Махоун, вместе с подмогой, отправляемся в Вашингтон, — и он усмехнулся так, словно дальнейших объяснений не требовалось.
В ответ на это, над группой вдруг раздались неприкрытые вздохи и тихие возгласы, полные радости и облегчения. Оглядевшись, Майкл напрягся. Сидевшая рядом Кэт приподняла подбородок со сложенных рук и охнула, но, встретив взгляд Майкла, ничего не сказала и только подмигнула ему.
— Закрываем все связанные вопросы, — все еще продолжал Коул, останавливаясь взглядом на всех, кого далее называл. — Палмер, предоставьте уголовному эксперта: они поглотят 17-2, и далее мы передадим его в Вашингтон. Лоув, твое 17-45 останется актуальным, мы отделим его и предоставим вам малую группу. Так как вчера появились сигналы о движениях в 17-3, Коллинз, пожалуйста, взгляни на него еще раз сегодня до вечера. Остальные, за отсутствием активности, мы аккуратно движем к закрытию или заморозке—
Майкл почувствовал, как кровь отлила от его лица и пальцев.
Скрестив руки на груди, Алекс стоял у двери и внимательно смотрел на Коула. Кто-то из группы согласно хмыкнул. Кто-то удрученно выдохнул. Кто-то задал вопрос. Коул ответил, затем что-то сказал его заместитель, что-то сказал Уилер — и, через пару минут, Коул поднял ладонь вверх, остановив обсуждение.
— Это все, — Алекс вдруг подал голос. — Официальные новости вам передадут в понедельник, — он скользнул взглядом по всем присутствующим, не останавливаясь ни на ком. — Еще пока не время расслабляться.
И они ушли так же быстро, как и зашли. Агенты вокруг тоже начали подниматься, но из их движений пропали прежние спешка и энергия. Зашуршала бумага, заскрипели стулья, раздались шепотки...
— Надо выпить по такому случаю.
— Сейчас четверг, Пит.
— И? Я уже забыл про концепцию дней недели. Вон, даже Махоун взял выходные.
— Н-да...
С пустой головой, Майкл поднялся из-за стола и взглянул на Кэт.
— Господи, наконец-то я вернусь на третий этаж… — ворчала она, вставая. Встретив его взгляд, она подняла брови. — Ты чего?
— Оперативную группу распускают? — выдохнул Майкл.
— Ну да, — Кэт положила ладонь на шею, чтобы размять ее. — Я вообще удивлена, что она продержалась так долго. Связи между оставшимися делами было очень мало, — она мечтательно посмотрела вверх. — Они теперь организуют малые команды следователей, а эксперты переедут домой. Хоть поработаешь у себя на родине, на восьмом.
Майкл снова посмотрел на дверь.
Наверное, это имело смысл. Брифинги в последние пару недель были короткими. Меньше людей в штабе сверхурочили. На его стене было гораздо больше черных стикеров, чем чего-то полезного.
Он так и не очистил схему от лишнего. Может, из-за этого он не заметил знаки.
Кэт вышла, и Майкл последовал за ней. Как обычно, у лифта стояла небольшая толпа.
— …чисто и красиво. Я разрешаю тебе подумать о чем-нибудь другом.
— Я не могу, Диана. Мой мозг настроен думать только банковскими выписками.
— Интересно, какая будет—
— Дамы, у нас на повестке еще три вопроса по транзакциям Оэунса до завтра. Пожалуйста…
— Да, мэм.
Раздался короткий перезвон. Майкл шагнул в дальний угол лифта и посмотрел на панель с цифрами. Кто-то нажал на кнопку второго этажа. Третьего. Шестого. На пятый никто не ехал.
Почему он не заметил знаки?
Майкл дотянулся до панели, чтобы выбрать пятый.
— Курилка? — спросила Кэт.
Майкл кивнул и сжал губы. Он оставил сигареты в своей сумке.
— Уже скучаешь по мне? — подмигнула Кэт. — Ты рано начал: роспуск еще даже не объявили официально. Может, возьмут тебя в какую-то команду… Хотя-а, твои коллеги у нас скорее фрилансеры. Но, вообще, — она подняла раскрытые ладони — разве не прекрасно, что дело завершается?
Майкл попытался улыбнуться.
— Конечно.
Кэт поехала до второго этажа — как обычно, за кофе. Майкл вышел на пятом. Холл встретил его пустотой, а курилка — дымом. Майкл встал в дверном проеме, схватившись за ручку слишком крепко. В углу у окна уже торчал один из завсегдатаев. Майкл мог бы попросить сигарету у него, пока не пришел Том…
Но зачем?
Какого черта ему сдалась эта курилка? Он никогда не приходил сюда ради гребаных сигарет.
Майкл захлопнул дверь и повернулся к турникетам. Считыватель, как и в прошлый раз, загорелся зеленым, и перекладины легко поддались его толчку. В этот раз он не прятал свой пропуск и уже точно знал, куда идти — без всякой интуиции.
Уилер и Лэнг, сидящие за столами по обе стороны от кабинета Алекса, подняли на него хмурые взгляды, словно сфинксы — словно собрались загадывать ему загадки и откусывать голову, если он ответит неправильно — но Майкл подошел так быстро, что они, в общем-то, не успели ничего сказать, кроме вопросительного обрывка его имени. Майкл дернул ручку, и дверь открылась с громким стуком жалюзи.
На самом деле, путь сюда занял всего несколько минут.
— Почему… — начал было он, но тут же столкнулся с тем же удушающим ощущением, которое заставило его потратить на этот путь больше месяца.
Кабинет был маленький и темный, с полуголыми кирпичными стенами и бумагами повсюду. Свет шел только из дверного проема, откуда пришел Майкл, и от тусклой лампы — точно такой же, как та, которую Майкл никак не мог заменить у себя дома. В этом узком пространстве, буквально в двух шагах от двери, стоял загруженный стол, за которым сидел Алекс.
Он резко поднял на Майкла злой взгляд над своими очками, который так же быстро превратился в ошарашенный.
— Сэр! — почти закрывшаяся дверь за спиной Майкла снова распахнулась. Это был голос Уилера. — Скофилд зашел—
— Я вижу, Марк, — отрезал Алекс, бросив взгляд на часы. — И у Скофилда есть три минуты.
Когда он снова посмотрел на Майкла, вместо удивления, на его лице уже была привычная сдержанность. С коротким «хорошо», Уилер закрыл дверь. Белый свет пропал, и на лицо Алекса с одной стороны лег желтый свет лампы — как тогда, от фонаря.
Майкл сцепил зубы.
В конце концов, через пару длинных секунд тишины, Алекс опустил взгляд и снял очки, складывая дужки к центру большими пальцами.
— Скажи, почему ты в ФБР, Майкл? — вдруг спокойно спросил он,
Все же, отвечать на вопросы Майклу было проще, чем их задавать.
— Разве ты бы позволил мне здесь быть, если бы не знал, почему?
Алекс дернул бровью в ответ на гнев, который Майкл не смог прикрыть, и убрал очки в футляр.
— Ты прав, я знаю. Просто подумал, вдруг, спустя месяц, ты скажешь что-то более интересное, — Алекс отложил футляр в сторону и сложил руки на столе. В этот раз, когда он снова посмотрел на Майкла, его сдержанность была разбавлена иронией. — Ты здесь, чтобы позаботиться о своей семье, — он постучал указательным пальцем по своему столу. Здесь.
Майкл сжал руки в кулаки и отступил к косяку.
— Почему группа распускается, если дело еще не закрыто? — наконец четко спросил он. — Мне нужно быть в этом деле.
— В обстоятельствах ограниченного времени, ты совсем не выбираешь вопросы с умом. Смотри в корень, Майкл. Спроси лучше, то, что тебя интересует. Например, в безопасности ли твоя семья.
Майкл сжал губы и выдохнул в сторону через нос, едва сдерживая злость. Он не понимал, откуда в нем поднялось возмущение такого масштаба. Ему нужно было злиться на себя, а не на Алекса. Алекс ничего не должен был ему.
— Я сделаю это проще, Майкл, потому что понимаю тебя. Я помогу развеять иллюзии, — продолжил Алекс размеренно.
Его тон был похож на доверительный. Майкл чувствовал его проницательность и остроту. И это вдруг испугало. Майкл схватился за косяк одной рукой за своей спиной.
— И ты, и я… мы оба понимаем, что ты здесь не просто из-за своей семьи. Мы оба понимаем, что если за эти полгода с вами ничего не случилось, то потом тоже не случится. Скажи, ты хоть раз за этот месяц встречал упоминание о них в деле? — он коротко развел руками и снова опустил их на стол. — Нет? Так и есть. Потому что вы уже давно не приоритет. Потому что если кому-то из причастных и имело бы смысл рисковать новыми подозрениями, так только ради устранения по-настоящему ценного актива. Вроде Келлермана. Вроде заметных фигур, привлеченных к расследованию, — Алекс вздохнул. Его слова становились все более напряженными и убежденными.
Он словно говорил из какого-то другого мира, и Майкл был вне любого его контекста. Майкл не понимал, о чем он говорил. Он терял нить с каждой секундой, и не мог вернуться назад.
Как это могло быть связано с тем, о чем они говорили у реки?
— Никакой мой логичный ответ на твой вопрос не поможет. Я понимаю, что такое одержимость делом, Майкл, и поэтому дам тебе совет начать отпускать. Либо смирись с нашей политикой, либо уходи. Ли, конечно, пожалеет о потере тебя, но это будет лучше для—
Его прервал звонок мобильного телефона — Алекс взял его со стола и ответил без заминки. Откинувшись в своем вращающемся кресле, он прослушал первые слова звонившего и повернулся боком к Майклу, прочь от света лампы. Утонул в тени своего кресла.
— Да… Да, послезавтра, — сказал он удивительно мягко, а затем усмехнулся. — …Подарок? Ты с ума сошла?...
Он взял выходные. Это, наверное, была его бывшая жена. Он сказал про три минуты, потому что ждал этого звонка.
Алекс легко махнул свободной рукой — Майкл узнал этот жест, потому что видел его много раз по телевизору. Он был не самым грубым, но шел по тонкой грани. Алекс точно так же отмахивался от прессы. Это было сюрреалистично.
Удар в лицо показался бы Майклу приятнее.
Майкл вылетел из кабинета с четким ощущением нереальности происходящего. Проигнорировав Уилера, он быстро ушел на выход. Его словно душило что-то.
Кэт говорила ему… про отношение Алекса к ошибкам. Майкл давно понимал, что ему нужно было понять, какие допустил именно он. Но почему-то ему казалось, что за все это время он не приблизился ни на дюйм. Все будто становилось только хуже и хуже, а он уходил все дальше. Шаг вперед и два шага назад.
Notes:
— Я не использовала в этой истории тот офис ФБР, который показали в сериале. Он выглядел очень бедным (трехэтажным и маленьким) даже по сравнению с тем, что было на самом деле: в Чикаго уже в 2007 году открыли новый офис ФБР. Впрочем, мне не очень нравится его светлый корпоративный модернизм, поэтому в этой истории я оставила его расположение, но взяла другое здание за основу — реально существующее здание Hyde Park–Kenwood National Bank. Ар-деко рулит!
— Напомню, что “Побег” начинается в 2005 году, и “Лимб” на данный момент уже в 2006. Таймлайны сериала во всех источниках разнятся, так что верьте мне на слово!
— Я правда считаю, что Майкл очень плохо запоминает номера, иначе зачем ему нужно было шифровать в своей татуировке столько номеров, из всего возможного..? Штрихкод, пароль к замку, координаты… даже номер Ники Волек он запомнить не смог… (А вот номер Алекса вспомнил в седьмой главе, кек).
— Эта глава далась мне очень сложно… Она так мило начинается с неприкрытого оптимизма и скатывается в какой-то кошмар. Мне жаль Майкла: ему очень тяжело, но он совсем отказывается учиться на своих ошибках и слишком гордый, чтобы задавать простые вопросы… Вот и напридумывали себе, причем ОБА. Даже поговорить нормально не могут. Боже, такие молодцы.
— Надеюсь, в этой главе, помимо скользкого сюжета и нарастающего пессимизма, вы хотя бы хорошо распробовали деликатес под названием “мистер ФБР”. Багвелл зрил в корень.
— Пока писала эту главу, слушала на повторе Oren Lavie — "Her Morning Elegance".
Это невероятно поэтичная песня про мечтательную девушку, которой очень сложно дается повседневная жизнь. Она “борется”, когда делает обычные вещи, но при этом постоянно замечает красоту в мире. И никто не знает об этом — не понимает ее. Советую послушать и прочитать весь текст Т-Т Я поделюсь только припевом:
> And she fights for her life as she puts on her coat // И она борется за свою жизнь, когда надевает пальто
> And she fights for her life on the train // И она борется за свою жизнь, пока едет в поезде
> She looks at the rain as it pours // Она смотрит на то, как льется дождь
> And she fights for her life as she goes in a store // И она борется за свою жизнь, когда идет в магазин
> With a thought she has caught by a thread // С мыслью, которую она едва поймала
> She pays for the bread and she goes // Она платит за хлеб — и снова идет
> Nobody knows // Никто (об этом/её) не знаетА еще я слушала Mitski — "Washing Machine Heart" по… понятным причинам.
Chapter 10: M: X
Notes:
(See the end of the chapter for notes.)
Chapter Text
Майклу никогда не приходилось думать о любви слишком много. Обычно он предпочитал не думать о ней вообще.
Известная теория Стернберга* говорила о том, что любовь состояла из трех компонентов: близости, обязательства и страсти. Все формы любви между людьми можно было описать с помощью варьирования степени насыщения этих трех независимых компонентов в отношениях. На бумаге это было элементарно — это был красивый треугольник, объясняющий всё эффективно и наглядно. Но в реальности, когда-то давно, у маленького Майкла возникли вопросы, которые так и не оказались решены за десятки лет.
Обязательство было самым понятным компонентом любви. Это было решение, контракт — что-то нерушимое. У всех людей было схожее понимание того, были они уверены в ком-то или — нет. Иногда обязательство подразумевало буквальный контракт между двумя людьми, но чаще оно было построено на обычном решении, разговоре и доверии. Но здесь возникал нюанс: доверие было частью близости, а не обязательства.
Близость была на несколько порядков сложнее, потому что все видели ее по-разному. Для кого-то, простое увлечение одним делом двух людей было достаточным фактором для понимания и доверия. Для иного человека, даже прожитая рядом жизнь не была достаточным поводом открыться. Близость была спектром — и даже в одной и той же дружбе люди могли быть близкими по-своему и могли по-разному понимать взаимный долг. Что уж говорить про романтические отношения, которые могли работать совершенно отдельно от близости и обязательства — на одной только страсти.
Страсть была…
Майкл понял, что отличался от других детей очень рано.
Сначала это легко было преодолеть — потому что мама еще была рядом; потому что Линкольн мог прийти и грозно посмотреть на кого-то из хулиганов; потому что маленьким детям прощались странности. Если его и выделяли из других, то только, чтобы похвалить — назвать его особенности талантами. Майкл даже не понимал тогда, насколько всё было плохо. Может, на самом деле, если бы жизнь сложилась иначе, то он бы и не понял никогда. Может, всё продолжало бы идти так же спокойно и гладко — без потрясений и без слез. Может, он стал бы нормальным. Но…
Доктор Брайтон объяснил, что его мозг всегда работал по-особенному. Что это бы проявилось рано или поздно — и хорошо, что это проявилось в контролируемых обстоятельствах (когда новые приемные родители Майкла смогли ненадолго позволить себе психиатра). Доктор Брайтон научил его жить с собственными мыслями: категоризировать их, убирать в ящик ненужное и тревожное, доставать только необходимое… Это было очень полезно. Майкл был ему благодарен. Но все равно, еще долгие-долгие годы, он продолжал размышлять о том, могли ли его особенный мозг или навязчивая потребность в структуре быть как-то связаны с абсолютным равнодушием к физической близости.
Сложно было об этом не думать. Это было то, о чем подростки, друзья Майкла, говорили постоянно, а с годами — все чаще и чаще. Будь то глубокое декольте девочки из параллельного класса, короткие юбки черлидерш, яркая помада новой молодой учительницы — всё было непременно замечено и яростно обсуждено. Старшая школа была сафари, где парни были охотниками, а любой намек на пошлость был добычей. И очень скоро, очевидно, главным трофеем стал первый секс.
Майкл легко мог понять мотивы прошлого себя. Он был достаточно разумным даже тогда — но еще больше он был впечатлительным и любопытным, как и любой ребенок. И один раз он все же решил обратить внимание на откровение, которым с ним поделились его новые друзья в очередной новой школе. Тогда, в него влюбилась девушка.
Это был последний класс — Майклу исполнилось семнадцать в октябре. Тогда, все было… хорошо как никогда. Он уже научился держать свои мысли и характер в узде, дошел до минимально возможного количества конфликтов с Линкольном, нашел для себя подходящий стиль поведения в повседневной жизни, с нетерпением ждал поступления в университет… Всё было настолько хорошо, насколько могло быть тогда. Майкл почти закончил свою адаптацию. Он уже нашел идеальный баланс человеческих контактов в своей жизни: неплохо оперировал дружбой, научился решать конфликты, мог иногда побыть лидером и был абсолютно идеален для старшего поколения — но, несмотря на это, один пункт висел в его списке с вечным и резким знаком вопроса. Ему не давал покоя огромный и пустой пробел там, где у других уже давно была эта сверкающая, экстатическая, восхитительная романтика.
В тот момент Майкл со всем своим подростковым максимализмом, отчаянно и глупо, подумал, что это был его последний шанс.
Эмили Хилл была скромной, наивной и жизнерадостной девушкой из группы черлидеров, а Майкл годами собирал свой образ небрежно незаинтересованного, крутого и умного одиночки. В других обстоятельствах, он не обратил бы на нее никакого внимания. Они провстречались пару месяцев перед выпускным.
Эмили ничего не смущало — наоборот, она говорила, что ей нравились те качества, которые Майкл в себе взращивал. Она говорила, что его внешность и манеры выделяли его. Что он был классным. Что он был лучшим парнем в школе, и все ее подруги ей завидовали… И Майкл мог бы радоваться, что его стратегия работала — но ему почему-то никогда не нравились ее слова. Эмили была простой, прозрачной и честной — и Майкл мог убедить себя, что не использовал ее хотя бы потому, что выполнял почти все ее желания. Майкл говорил с ней о глупых мелочах, держал ее руку, целовал и обнимал ее. Ведь это и было то, что люди называли романтикой.
И Эмили была в восторге от их первого поцелуя. Майкл помнил, как она говорила о его руках на своей талии, как ждала от него этого романтичного жеста в зале школы… Но из своих ощущений Майкл помнил только две мысли: мокро и люди смотрят. И больше всего он помнил тоскливое разочарование. Майкл закончил бы эти отношения почти сразу — но не хотел расстраивать Эмили перед выпускным. И это решение было просто такой же, очередной, подростковой ошибкой.
Их первый и единственный раз случился по всем традициям — после выпускного бала, на заднем сидении ее пикапа. Майкл тогда выпил два стакана пунша, в который кто-то подлил дешевый виски. Он помнил ее блестящие в темноте глаза, быстрое дыхание и влажные ладони на его шее. Эмили уверенно растегивала его пуговицы и говорила, что хотела этого — но Майкл видел, что ей было больно и неприятно. Она была напряжена и испугана, но говорила обратное. Он не понимал, зачем.
Он не знал, откуда и на какой черт взял эту смелость и ответственность. Он не знал, что должно было его привлекать в этой ужасной ситуации с привкусом чужого отчаяния. Он не знал, как вообще встал его член.
К сожалению или к счастью — у них почти ничего не получилось тогда. После этого их отношения разбились так быстро, что Майклу даже не пришлось читать подготовленную для расставания речь. Эмили через день просто позвонила и сказала ему сдавленным и хрупким тоном:
— Ты… ты такой идиот, Майкл.
И они больше никогда не виделись. Майкл мог бы переживать об этом дольше, но его мысли тогда очень быстро сменили курс на долгожданное поступление в университет. Ее слова остались в его голове, но так и не были обдуманы — а через какое-то время просто полностью потеряли какой-либо контекст или смысл.
Конечно, Майкл так просто не потерял научный интерес после первого неудачного опыта. Он пробовал еще. И еще. И еще… До тех пор, пока не убедился.
Соблазнять было просто. По своей сути, процесс ничем не отличался от каких-нибудь переговоров между покупателем и продавцом, а Майкл очень быстро понял свои рыночные преимущества. Сначала это были лишь внешность и способность заговорить зубы, затем подключились положение, деньги и престиж… Соблазнять было очень просто, но проблема была в том, что в бизнесе обе стороны должны были получить выгоду — а Майкл получал только убытки.
Секс приносил разочарование. Прикосновения были слишком яркими, чужие мысли были слишком навязчивыми, покоя было слишком мало, животности и спонтанности было слишком много, уязвимость была невыносимой…
В каком-то роде это было похоже на поедание устриц. Все говорили, что устрицы были дорогим и изысканным деликатесом — только выловить их из моря, раскрыть, дать каплю лимонного сока… Свежее, простое и быстрое удовольствие. Майкл мог есть устриц — но для него это была просто склизкая, неприятная, кисловатая жижа. И даже если рассматривать устрицы как обычную пищу, Майкл редко чувствовал голод.
И поэтому Майкл всё же решил, что не нуждался в этом. Исследование оказалось слишком дорогостоящим, а Майкл предпочитал тратить свои драгоценные ресурсы на что-то, что гарантировало удовольствие. Дело вкуса.
Страсть быстро ушла из его жизни. Через какое-то время, вместе с Линкольном, близость и обязательство тоже исчезли. Весь треугольник человеческой любви оказался где-то вдалеке от Майкла — и он справлялся. Он годами жил без какой-либо любви — и это было удовлетворительно.
Но, как и вся жизнь Майкла, это изменилось год назад, когда появилась Вероника со своими знамениями прошлого. Она протянула ему руку и посмотрела в его глаза — и Майкл, с ужасом и смирением одновременно, все же заново убедился в том, что нуждался в любви, какой бы она ни была. Будь это блинчики с черникой, рукопожатие старого друга, неловкий и ненужный поцелуй, мягкие волосы ребенка под его ладонью — Майклу нужна была любовь. Даже без страсти она была прекрасна.
Когда-то еще позже, совершенно случайно, к нему пришла крохотная догадка о том, что, возможно, когда-нибудь, из близости и обязательства — если бы они стали достаточно осязаемыми, тяжелыми и шершавыми — он смог бы высечь и искру страсти. Он смог бы разложить треугольник в прямую и дать ей вектор. Он смог бы решить это, как простую задачу по геометрии.
Но и понимание, и убеждение пришли слишком невовремя. В следующий раз он вспомнил об этом, только с Сарой — и даже тогда для осмысления не было времени. Внутри него был такой тугой клубок из тревог и эмоций, что даже одного неаккуратного прикосновения было бы достаточно, чтобы он разорвался — а Майкл не мог допустить срыва. Мысль о любви пришла к нему, но он не прикасался к ней еще долгое, долгое время. А когда он наконец протянул руку, снова было слишком поздно. Ему осталось только сожалеть об упущенных возможностях.
В конце концов, к Майклу пришло логичное предположение, что он был слишком медленным для подобной любви. Другим людям для обретения романтики и страсти зачастую было достаточно лишь взгляда — а Майклу даже для одного только рассмотрения новой перспективы нужно было слишком многое.
Поэтому он решил довольствоваться той любовью, которая у него уже была, и которую нужно было сохранить во что бы то ни стало. Новое было совсем неважно, если он уже давно знал, кого любить.
Тема любви — и, тем более, страсти — была сложной, и Майкл не трогал ее часто. Но в этот раз, с некоторой даже теплой меланхолией, он думал обо всем этом, пока слушал миссис Кинг. Она говорила о любви долго и мучительно — и так же долго и мучительно Майкл пытался отвлечься от своих мыслей на ее речь.
— …и я прекрасно понимаю, мистер Скофилд, что у вас произошло очень много событий за последний год, но подобное поведение попросту недопустимо…
Он в очередной раз понимающе кивнул, перекинул ногу на ногу и сложил руки на колене. Он не совсем понимал, как было корректно вести себя в этой ситуации, поэтому просто старался показать вежливую и нейтральную вовлеченность.
Но миссис Кинг шла уже по энному кругу — и в своей речи, и вокруг своего стула. Настолько продолжительно держать лицо было тяжело даже с обширной практикой, и Майкл отключался несколько раз.
— …всё же, это уже третий раз за месяц, — миссис Кинг прикрыла рот рукой на секунду, и, наконец, сказала что-то новое: — Пожалуй, я готова очертить здесь границу, мистер Скофилд. Это последний раз, когда наше заведение прощает нечто подобное. Если это повторится, мы будем вынуждены принять меры.
Майкл незаметно выдохнул и ответил:
— Я прекрасно вас понимаю, мэм. Я абсолютно с вами согласен.
— Хорошо, — она остановилась и повернулась к окну за своим креслом. — Я не думаю, что вам понадобится медпункт, но… Он на первом этаже. Можете идти.
Майкл медленно поднялся, мимолетно взглянув на часы. Полчаса. Он не помнил, когда в последний раз кто-либо отчитывал его так долго.
— Мистер Скофилд, — миссис Кинг всё-таки обернулась вновь, нервно выкручивая пальцы. — Обязательно поговорите с ним. Может, вам понадобится наш психолог…
— Не беспокойтесь, мэм. Мы делаем все возможное. Я правда очень ценю ваше вовлечение, — Майкл забрал свои пальто и шарф со спинки стоящего рядом стула.
— Да… Да.
Майкл еще раз вежливо улыбнулся ей, а затем попрощался и вышел из кабинета. Только закрыв дверь, он позволил себе выдох облегчения.
— Пошли, Рокки.
Похоже, вторая семья уже ушла. Сидящий рядом с дверью Эл-Джей посмотрел на Майкла исподлобья. Из-под его челки показался цветастый фингал — за полчаса глаз всё же опух еще сильнее и почти полностью заплыл. Майкл попытался вспомнить, была ли дома у Барроузов хотя бы замороженная пицца… или им всё же следовало заглянуть в медпункт…
Майкл выдохнул через нос и направился в сторону выхода. Шаги Эл-Джея вскоре послышались за его спиной.
— Ну и кто твоя Эдриан, Рокки?
— Если дважды повторяешь шутку, она уже не такая смешная, дядя Майк, — огрызнулся Эл-Джей в ответ.
Майкл покачал головой.
Школьные коридоры были тихими в полдень: еще десять минут должен был идти урок. Майкл уже давно забыл, каково это — идти по пустой школе, словно призрак, и прислушиваться к своим шагам. Он не особенно скучал по тем временам, но ностальгия была очень странной штукой. Уже полжизни прошло с тех пор, как он был на месте Эл-Джея. Теперь он оказался скорее на месте родителя — неуместного и непонимающего взрослого на чужой территории.
Позади, Эл-Джей очень красноречиво — взрывоопасно — молчал. Майклу не нужно было оборачиваться, чтобы понять его мнение о ситуации. Но давление нельзя было продолжать копить.
— Что говорил тебе об этом отец? — осторожно спросил он.
— Что драться нехорошо, — тут же выплюнул Эл-Джей, особенно сильно чиркнув кроссовком по полу. — Что он еще может сказать?!
Майкл обернул шарф вокруг шеи, толкнул двойные двери и пропустил Эл-Джея вперед. Без единой остановки, таран прорвался на холодную улицу.
— …Да он же был в десять раз хуже! Какой смысл вообще его слушать? Как будто он может дать реально дельный совет…
Эл-Джей так и не застегнул свою куртку — но, похоже, ему совсем не было холодно. Непоколебимый прямой шаг и облака пара вокруг лица делали его похожим на упрямый паровоз. И Линкольна в молодости.
Эл-Джей жаловался на отца рывками — то останавливался, то снова начинал говорить через пару секунд — всю трехминутную дорогу до парковки. А потом вдруг перестал, уставившись на свое искаженное отражение в окне серебристого седана Майкла. Машина приветливо мигнула ему фарами.
— Не хочу домой. Останусь у Нейта на ночь, — выдавил он.
— Садись давай.
Эл-Джей молча кинул рюкзак на заднее сидение и сел спереди. Пока машина прогревалась, Майкл бросил на него взгляд, расслабил свой шарф — а затем вырулил с парковки в скупой тишине, в которой слышны были только гул вентиляции и щелчки поворотника. Машина медленно поехала по влажным комкам снега и лужам слякоти.
Десятое февраля ничем не отличился от уже почти прошедшей половины месяца. В Чикаго все еще был туман, который едва ли можно было отличить от мелкого дождя. Солнца и свежего снега не было видно несколько дней. Майкл уже перестал смотреть вверх с надеждой — там не было видно ни неба, ни верхних этажей высоких зданий.
— Я не буду отчитывать или воспитывать тебя, Эл-Джей.
— Ага, — протянул Эл-Джей, откинувшись в кресле. — Верю.
— Не хочу отбирать работу твоего отца.
Э-Джей усмехнулся с недоверием и повернулся к Майклу. Даже не глядя на него, Майкл чувствовал, как остро и осторожно он смотрел — словно маленькое и испуганное, но все равно очень смелое и яростное животное. Словно бездомный кот. Или любой другой подросток.
— А у тебя тогда какая работа?
— Забрать тебя из школы и довезти до дома, — Майкл улыбнулся. — Но я подумываю о подработке.
За поворотом, туман превратился в более осязаемый дождь. Майкл остановил машину на светофоре и включил дворники.
— Например? — осторожно спросил Эл-Джей.
— Например… — Майкл немного прибавил звук радио. Из динамиков послышался легкий рок, и он решил не переключать станцию. — Знаешь, я неплохой консультант.
— Типа, по этому твоему пафосному..? Спасибо, но мне не нужен совет по тому, как, типа, проложить вентиляцию, мистер Скофилд.
Майкл выдохнул в смешке и снова нажал на газ. Машина выехала на широкую дорогу.
— Нет. Типа, я неплохо нахожу выходы из ситуаций. А еще я, типа, неплохо разбираюсь в том, как работают женщины.
Пожалуй, это была корректная формулировка. Эл-Джей сдавленно хохотнул.
— Первое — окей. Но второе… Что-то я не помню, чтобы ты представлял нам своих девушек, дядя Майк.
— У меня достаточно опыта, — Майкл пожал плечами. — А еще я женат.
— Что?! — Эл-Джей подорвался вперед в своем кресле, и только ремень сдержал его.
Слегка притормозив, Майкл наконец рассмеялся.
— В смысле?!
— Это правда.
— Кто?! Когда?!
— Я расскажу только после тебя.
Эл-Джей схватился за ремень и резко недовольно выдохнул, откинувшись назад.
— Что за… Это подло!
— Да. Жизнь несправедлива.
Майкл широко улыбался ту долгую минуту, пока Эл-Джей шокировано пыхтел. Машина медленно ехала сквозь влажный туман и слякоть. Мимо мелькали узкие и невысокие дома спального района.
— Ну так кто эта твоя Эдриан? Если честно, миссис Кинг меня жутко заинтриговала.
Эл-Джей раздосадованно простонал, ударился затылком о подголовник и провел руками по лицу.
— Дядя Майк, честно, шутки – это не твое, — он помялся последнюю секунду (скорее всего, взвешивая вероятность успешного торга со своим дядей), а затем выдохнул. — Ладно. Ее зовут Алана.
— Я и фамилию знаю. Мне это неинтересно, — Майкл поймал еще один сердитый взгляд. — Лучше расскажи, как она пробудила в тебе чемпиона.
— Ничего она не делала, — Эл-Джей сложил руки на груди. — Она просто… нормальная. В отличие от этих мудаков.
— Высокая оценка.
— Да-да, — Эл-Джей опустил подбородок, сжав губы, а затем вдруг вспыхнул: — Нравится она мне! Доволен?!
Майкл кивнул с улыбкой. Уши Эл-Джея были красными.
— Что в ней?
— Что это за вопрос? — буркнул Эл-Джей и отвернулся к окну.
— Да так, — Майкл взглянул на небо, скрытое белой пеленой, и вдруг вспомнил Ди. — Хороший вопрос, на самом деле. Отвечай.
— Ну что за..?
Майкл решил промолчать: он уже выставил свою ставку, и уговоры были необязательны. Эл-Джей потратил еще минуту на то, чтобы покусать свои губы.
— Не знаю, — наконец выдавил он. — Когда меня перевели, посадили с ней рядом. Она единственная не обращала на меня внимания. Всегда ходила одна. Молчала. Мне-то это было окей… Я думал, она просто высокомерная или типа того… А потом узнал…
Эл-Джей остановился и потер шею. Майкл не перебивал.
— Пару лет назад она… её… — Эл-Джей глубоко вдохнул, но остановился и не договорил слово. Его тон был достаточно тяжелым, чтобы понять смысл. — Какой-то урод из старших классов. Его посадили. И… фото всплыли… Ее семья переехала сюда из Спрингфилда, и все равно…
Ужас быстро поднялся комом к горлу Майкла. Протянув руку, он сжал плечо Эл-Джея.
— Это… ужасно, — выдавил он.
— Да, — Эл-Джей склонил голову и сжал ремень на своей груди. — А эти гребаные твари будто считают, что это она…
— Дети бывают тупыми и жестокими, — Майкл сжал губы на секунду, и решительно продолжил: — Мы с твоим отцом поговорим с родителями этих парней.
— Нет, — твердо сказал Эл-Джей и покачал головой. — Это бесполезно. Думаю, они еще хуже, чем их дети.
— То есть, драка по-твоему эффективна?
— Да. Я не тупой, дядя Майк. Я не один в этом. И я почти все решил.
Майкл медленно остановился на очередном светофоре и посмотрел на Эл-Джея, который встретил его взгляд гордо и упрямо.
Сердце Майкла сжалось. Эл-Джею было уже — только — пятнадцать. Он слишком быстро стал способен на такие решения. Линкольн и Майкл должны были лучше его защищать. Должны были оградить его от этого… Это была их вина. Но теперь было уже поздно: Эл-Джею уже нужна была от них вовсе не защита.
Майкл выдохнул и повернулся обратно к дороге. Линкольн убьет его.
— Хорошо. Но тебе нельзя больше попадаться. Если расскажешь мне больше, может, я смогу помочь решить всё малой кровью, — он улыбнулся и снова нажал на газ. — Только давай готовить Линкольна к таким новостям аккуратно. Пока будь паинькой и смотри в пол, когда он тебя отчитывает. Окей?
Глаза Эл-Джея засветились.
— Дядя Майк! — восторженно выдохнул он.
— Я всегда знал, что моя судьба быть крутым дядей.
Впрочем, с родителями этих детей он и Линкольн точно должны были поговорить. Все-таки у них был опыт разговоров с отморозками… Но Эл-Джею об этом знать было необязательно.
Эл-Джей наконец коротко, но искренне рассмеялся.
— Да-да. Только прекрати с отсылками. Тебе больше идет, когда ты говоришь что-то умное и непонятное, чем когда возвращаешься к интересам простых смертных.
— Замечание принято, — Майкл кивнул и вывел машину в последний поворот перед домом Барроузов. — Почти приехали. Поговорим об этом поз… — он усмехнулся. — Хотя. Ты так и не ответил на мой вопрос.
— Какой? — Эл-Джей откинулся в кресле и невинно посмотрел на него. Паршивец почти заставил Майкла забыть о сути диалога. Быстро учился.
— Что тебе нравится в Алане?
— Да почему тебе так интересно?.. — Эл-Джей опустил подбородок, и его уши снова загорелись.
— Потому что я хочу понимать, ради кого ты это делаешь.
В этот раз, Эл-Джей сдался быстро.
— Ладно. Справедливо, — он выдохнул, и что-то в нем вдруг расслабилось. Его голос был тихим, а тон был осторожным. — Она… милая. У нее красивые волосы: такие… желтые и кудрявые. Я таких раньше не видел. Она мало говорит, но как-то так очень много замечает... — Эл-Джей опустил голову еще ниже, и его щеки загорелись сильнее под отросшими волосами. — Вы с папой тогда удивились, что я начал читать что-то. А я так и не рассказал, почему. Я вообще мало понимал прикола книг. А поначалу тогда мне было очень… очень плохо. Я не спал толком. И Лана как-то раз после урока литературы положила мне на стол первый том «Демонов ночи». Даже не посмотрела на меня. Я до этого видел, как она читала. Я не думал, что мне понравится, но… мне понравилось. Там были ее комментарии на полях разными цветами, и почерк у нее с завитушками. Книга была так себе, но она… Я не знаю. Она такая красивая, когда улыбается. Я так жалел, что отдал книгу обратно. Так захотел, чтобы она—
Эл-Джей замолчал на судорожном вдохе, когда Майкл остановил машину напротив их дома. Тишина повисла в воздухе.
Это, наверное, и был тот самый хороший ответ, который должен был звучать на подобный вопрос. Ди, наверное, похвалил бы Эл-Джея — не высказал бы никаких претензий. Что-то внутри Майкла болезненно сжалось.
— Ты сказал ей? — спросил он.
Эл-Джей помотал головой.
— Ты сказал, что дрался за нее?
Эл-Джей все еще мотал головой.
— Почему?
— Зачем? Чтобы похвастаться, какой я герой? Что за глупость, — Эл-Джей отвернулся к окну и сдавленно добавил после паузы: — Слухи все равно разойдутся. В этот раз точно.
— Скажи ей.
— Зачем? Она и так узнает.
Майкл сжал руль. Его голова и сердце вдруг потяжелели, словно от впечатления, которое было ему знакомо.
— Она узнает про драку, но не поймет, почему ты это сделал. Потому что любишь драться? Потому что просто хороший человек и не терпишь любую несправедливость? Или потому что любишь ее? — Майкл вздохнул. — Что бы ты выбрал на ее месте?
— Я… Я сделал это не ради… — Эл-Джей остановился, болезненно нахмурился и потер ладонями лицо. — Черт. Правда. А вдруг она придумает что-то себе. Или еще… ей что-то наплетут другие… Черт. Она же точно испугается.
Майкл кивнул.
— Не допусти этого.
— Да… Да, — Эл-Джей выдохнул и опустил руки с лица. — Скажу ей. До того, как слухи разойдутся.
Майкл нашел в себе силы улыбнуться.
— Ты под домашним арестом на неделю.
Эл-Джей оживился — расстегнул ремень и бросился к заднему сидению за своим рюкзаком.
— Это неважно, — бросил он, уже выскакивая наружу. — Позвоню или… неважно. Я найду способ.
Пассажирская дверь захлопнулась, и Эл-Джей убежал ко входу в дом. Дунул ветер, разметав его волосы. Он не оглянулся, когда исчез внутри, но Майкл все равно проводил его взглядом.
Что ж, история про фальшивый брак Майкла осталась на другой раз.
Через пару минут, тянущее чувство в груди немного отступило, вместе с неясным дежавю, которое преследовало его с того самого момента, как он приехал в школу. Майкл выключил радио и вырулил обратно на дорогу. Номер телефона Линкольна всегда стоял у него первым в наборе.
— Солдат на базе.
— Спасибо, Майк. Я буду уже через пару часов, — ответил Линкольн, тяжело дыша. — У тебя точно не будет проблем из-за этого?
Майкл вырулил на шоссе. До офиса ФБР ехать оставалось около пятнадцати минут.
— Нет-нет. Сегодня все равно мало работы. Немного задержусь вечером, и все будет в порядке, — Майкл хмыкнул. — Разве что, я потратил на это свой запоздалый перерыв на обед—
— Приходи к нам на ужин на выходных.
— Хорошо, — Майкл улыбнулся. — Нам будет, что тебе рассказать.
— Уж я надеюсь…
— Будь с ним помягче.
— Это зависит от того, что он мне скажет.
Майкл покачал головой. Пожалуй, здесь он был бессилен.
— Что у тебя случилось на работе?
Линкольн тяжело выдохнул, приняв новую тему.
— Генри не смог прийти на замену…
Они проговорили о мелочах какое-то время, пока Майкл ехал по центру Чикаго. Когда он наконец заехал на парковку офиса ФБР, был уже пятый час дня. Ему стоило поторопиться.
— Я уже на месте, — сказал Майкл, глуша мотор. — Когда приедешь, дай знать, как дела у Эл-Джея.
Широкая территория офиса ФБР обычно была пустой и ветреной, но в этот день туман лежал низко и неподвижно, заполняя все лишнее пространство. Майкл поправил шарф и поднял ворот пальто перед тем, как открыть дверь и выйти навстречу влажному и холодному воздуху. Парковка была тихой и пустой — сонной.
— Да, без проблем, — ответил Линкольн. — Еще раз—
Майкл вдруг увидел знакомый черный седан неподалеку и его свежие следы среди слякоти, а затем, оглянувшись, — удаляющийся профиль Уилера за тонированным стеклом входной двери. Уже вернулся из Вашингтона.
Резкий порыв ветра немного разогнал туман над газоном — задел уши и нос Майкла влажным воздухом.
— …Майк? Алло?
— Да, Линк. Да. Пока.
— Пока.
Майкл сбросил звонок и направился к главному входу. Приемный холл уже был пуст. Майкл неторопливо разделся в лифте и через несколько минут уже был на пятом этаже.
В курилке было удивительно пусто для этого времени дня. Уилер уже прикуривал сигарету. Майкл вошел, сжимая в руке свою пачку.
— Все официально?
Уилер выдохнул дым, отстранил сигарету от губ и поднял удивленный взгляд на Майкла. Нахмурился.
— Все будет окончательно согласовано только в понедельник, — он затянулся и равнодушно посмотрел в сторону. — Но... я бы сказал — да.
Майкл кивнул и опустил взгляд к своим сигаретам. Он был уверен, что не успел выработать зависимость — но в этот момент ему отчаянно, до боли в горле захотелось закурить. Ментол почти был на его губах.
Вместо этого, он развернулся и шагнул к выходу.
— Агента Махоуна не будет до вторника, если ты искал его.
Майкл ушел прочь.
***
Вещества никогда не казались выходом. Наверное, Майкл просто не понимал прелести. Забыть всё, отпустить себя, отпустить контроль. Это никогда не звучало, как что-то хорошее. Скорее, это было похоже на выбор слабаков, или на ночной кошмар, которому люди почему-то поддавались по своей воле.
Майкл несколько минут стоял перед прилавком с алкоголем в 7-Eleven и слепо смотрел на янтарные бока дешевых бутылок виски. Он уже протянул руку к самой приличной из них, но одернул себя, когда завибрировал его телефон.
Он развернулся и вышел из магазина гораздо осознанней, чем зашел в него.
[10.02.2006 | 09:16 PM] Эл-Джей: спасибо
На улице шел холодный дождь и было темно. Майкл поднял воротник пальто и слабо улыбнулся экрану телефона. Ко все еще теплой машине ему пришлось пробежаться по лужам.
[09:20 PM] Майкл: Не за что. Какие новости? Отец не убил тебя?
[09:23 PM] Эл-Джей: ну я же пишу значит живой. бывало и хуже
[09:24 PM] Эл-Джей: я достал номер и позвонил Лане
[09:25 PM] Майкл: И?
[09:29 PM] Эл-Джей: ну она выслушала. не ответила. сказала завтра. не знаю
[09:30 PM] Майкл: Значит, позвони завтра.
[09:31 PM] Эл-Джей: я вспомнил что ты не рассказал про свою жену!!!
[09:31 PM] Майкл: Встретимся в воскресенье и расскажу.
[09:33 PM] Эл-Джей: ты мошенник. я всегда это знал. я больше не куплюсь. ты будешь первым говорить
[09:34 PM] Майкл: ОК.
Улыбка продержалась на его лице вплоть до последнего шага через порог квартиры.
***
Всю субботу офис казался пустым, хотя людей в нем было достаточно. Майкл все еще работал.
Вечером, впервые за неделю, пошел свежий густой снег; и, рядом с домом, выйдя из машины, Майкл по какой-то причине остановился, не в силах перешагнуть через черные следы шин на белом. Он вдруг поддался импульсу — достал пачку сигарет из кармана, сжал ее в руке, подошел к перилам променада, и, широко размахнувшись, выкинул ее в реку.
Но было достаточно холодно — его дыхание, желтое в свете фонаря, все равно было похоже на дым среди снежинок. В тот момент он достал телефон так быстро, как мог.
[11.02.2006 | 07:31 PM] Эл-Джей: ты не против если Лана придет завтра на обед?
[09:45 PM] Майкл: Я буду рад. Ты сказал отцу?
[09:47 PM] Эл-Джей: нет конечно. ты будешь моим прикрытием.
[09:51 PM] Майкл: ОК. Он тоже будет рад.
С этой мыслью, Майкл всегда мог продержаться до следующего дня.
***
Майкл не любил кладбища. Впрочем, он сомневался, что на свете были люди, которым нравилось здесь находиться. Никто и никогда не хотел приходить сюда — и все равно делал это по собственной воле.
Линкольн провел ладонью по белой плите, смахивая остатки вчерашнего отсыревшего снега и обнажая имя Вероники. Его прошлый букет лилий уже завял, и Линкольн аккуратно достал его из емкости и поставил новый — небольшой, но высокий. Белые цветы сразу слились с белой плитой и белым снегом. Их упругие зеленые стебли и листья были единственными признаками жизни на этом кладбище — хоть и ненадолго.
— Ей нравились лилии? — спросил Майкл. Он стоял, опустив руки в карманы пальто и загораживая Линкольна от ветра.
— Да, — Линкольн отклонился от плиты и сел на корточки. — Но у нее была аллергия.
Майкл улыбнулся.
— Ты подарил ей букет на последние деньги, и она не смогла отказаться, — догадался он.
— Да. Она поставила его в самый дальний угол дома, но на следующий день у нее все равно были такие глаза и нос, словно она плакала всю ночь, — Линкольн провел ладонью по бритому затылку, и грустная улыбка немного рассеяла его суровость.
— Не могу представить, чтобы она поступила иначе, — Майкл тоже улыбнулся. Не в силах смотреть на белый камень и белые лилии, он отвел взгляд к голым деревьям вокруг.
Одну долгую, грустную минуту они с Линкольном смотрели в разные стороны, пока тот не сказал:
— Иногда она напоминала мне тебя.
— Она? Меня?
Линкольн вздохнул, словно собрался рассказать долгую историю.
— Не помню год, но ты еще даже в среднюю школу не пошел. У меня была игра, и я оставил тебя одного на трибунах в своем бомбере, — Линкольн опустил взгляд. — Это твое лицо, когда я вернулся… Как те каменные лица президентов на скале, только такое красное… А ты даже похвалить меня умудрился.
К лицу Майкла резко прилила горячая кровь. Он опустил подбородок и провел ладонью по рту. Что могло быть хуже, чем внезапное воспоминание о неуместных детских слезах.
— Я всю жизнь думал, что ты не заметил.
Линкольн покачал головой.
— Зачем мне было ухудшать ситуацию? Ты еще с пеленок был гордый, — он усмехнулся. — Поэтому я попросил Веронику ходить с тобой.
— Вы же тогда и начали встречаться? — Майкл натянул шапку на уши и опустил руку в карман.
— Она сидела с тобой на игре. Мы отводили тебя домой. А потом, я отводил домой ее… — Линкольн цыкнул. — Получается, всё было из-за тебя.
— Видишь, я был не бесполезен.
Майкл улыбнулся, вспомнив доброе и красивое лицо Вероники, совсем еще подростка, и ее блестящий взгляд, устремленный на стадион. Ее рука была теплой и мягкой поверх его, а ее плечо пахло цветочным парфюмом. Линкольн всегда оставлял ему свой большой бомбер, резко воняющий сигаретами и дезодорантом — и Майкл вдруг подумал, что, наверное, в этом тоже был какой-то смысл.
— Ты никогда не был бесполезен, Майк.
Майкл встретил твердый взгляд Линкольна и, поколебавшись, кивнул — и тут же посмотрел на белые лилии. Его губы задрожали, но он сжал их. Сдержался.
— …из-за меня, — приглушенно донеслось со стороны Линкольна.
Майкл был плох в этом. Он был очень плох в этом.
Лицо Линкольна скрылось за объемным воротником куртки и широкими ладонями. Майкл присел на корточки рядом и опустил руку на его плечо. Сжал. Погладил. Вытер свои слезы. Линкольн протянул руку и также молча положил ее на спину Майкла.
Может, когда-нибудь, через много лет, они точно также смогут переосмыслить это. Так, что слезы отойдут на второй план, и останется только яркий запах линий, сырой вчерашний снег и теплое плечо рядом.
***
Сквозь приоткрытую дверь из дома Барроузов на улицу хлынул теплый, насыщенный, кремовый запах какой-то еды. Эл-Джей, с едва зажившим фингалом, одетый в нетипично приличные джемпер и джинсы, нервно улыбнулся Майклу и Линкольну из проема.
— Жесть. Вы в снегу валялись? Выглядите дерьмово.
— Следи за языком.
— Мы попали под ливень на обратном пути, — Майкл провел по своим волосам, все еще влажным. — Ты что-то приготовил?
Линкольн фыркнул, и тут же принюхался, вскинув брови от удивления.
— Да так… Пока ждал… — Эл-Джей все еще мялся в проеме, преграждая путь.
— Ну? — Линкольн не стал дожидаться его инициативы и поставил руку на дверь, но Эл-Джей не поддался. — Пустишь голодных мокрых родственников?
— Эм… Мне, это… помогли…
— Линкольн Младший, — с нажимом сказал Майкл, улыбнувшись, и начал разматывать шарф.
— Да-да, — Эл-Джей наконец вздохнул и сдался.
За его спиной был коридор, ведущий в кухню, и деревянная лестница на второй этаж. Когда дверь полностью открылась, девушка, сидевшая на пятой ступеньке, поспешно поднялась и обняла себя за локти. Эл-Джей был прав: Майкл тоже никогда не видел такие волосы, как у нее — золотистые, пышные и очень кудрявые. И только лишь когда впечатление от волос пропадало, можно было заметить ее саму: маленькую и хрупкую, в сером свитере, с очень серьезным, но все же немного испуганным лицом. Ее взгляд несколько раз перескочил между всеми присутствующими, а затем опустился к полу.
— Папа, дядя, это… Алана.
Теперь настала очередь Линкольна Старшего застыть в дверном проеме. Майкл кашлянул и протиснулся мимо него.
В доме, наконец, было тепло.
— Алана, очень приятно, — Майкл улыбнулся своей самой лучшей улыбкой, и ему даже не нужно было притворяться. — Эл-Джей много про тебя рассказывал.
Алана подняла на него взгляд, затем — подбородок, а потом вдруг уверенно вытянула перед собой руку.
— Мистер Скофилд, очень приятно, — ее губы тронула самая маленькая улыбка из всех возможных, но она не казалась неискренней. — Эл-Джей много про вас рассказывал.
Майкл осторожно пожал ее руку. Эл-Джей стоял рядом с совершенно красными ушами и играл в гляделки со своим отцом.
—- Алана… Я очень рад тебя видеть, располагайся с Майклом, — Линкольн осилил нервную улыбку в сторону гостьи, а затем положил руку на плечо Эл-Джея, дергая его на себя. — Украду его буквально на минуту.
И оба Линкольна быстро скрылись на улице за вновь закрывшейся дверью. Через стеклянные вставки Майкл увидел, как Линкольн высоко всплеснул руками, но слов слышно не было — похоже, у него хватило терпения понизить голос.
— Что ж, — Майкл повернулся к Алане и загородил спиной дверь, снимая пальто. — Это ты помогла Эл-Джею что-то приготовить?
— Да. Обычная паста с курицей и сыром, — Алана посмотрела в сторону кухни и снова обняла себя за локти. Она не казалась особенно встревоженной уходом Эл-Джея, но ее спина была очень прямой.
— Звучит прекрасно, — Майкл отряхнул пальто от влаги и аккуратно повесил его на единственную вешалку в прихожей Барроузов, которую они хранили, наверное, специально для него. Это вдруг заставило его улыбнуться еще шире. — Я даже не знал, что Эл-Джей умеет включать духовку.
— Умеет, — Алана в очевидном смущении опустила подбородок и сделала шаг в сторону кухни. Ее плечи расслабились, когда она отвернулась и продолжила говорить. — Он сказал, что мистер Барроуз не очень хорошо готовит, и поэтому ему приходилось иногда готовить самому.
Майкл тихо рассмеялся. Называть готовку Линкольна «не очень хорошей» было дипломатично с ее стороны — Эл-Джей, скорее всего, сказал какое-то другое слово. В этот день Майкл уже смирился с мыслью, что именно ему придется стоять за плитой, и был рад, что готовился напрасно.
Он переодел обувь и, поправив воротник рубашки, прошел в кухню вслед за Аланой. С очередным приливом теплоты на сердце, он заметил, что на ее ногах были новые тапочки Эл-Джея.
Линкольн купил этот дом на деньги, которые были ему выплачены в качестве компенсации. Своей квартиры у него никогда не было; и после того, что случилось, вернуться в дом Лизы так рано казалось ужасающей перспективой. Покупка дома была шансом начать все с чистого листа — и они начали. Понемногу, они покрасили стены, постелили ковры, купили мебель и все необходимое. Линкольн сказал, что первой новой вещью Эл-Джей в этой новой жизни почему-то выбрал именно тапочки. Майкл не знал причин, но в этот момент, увидев их на ногах гостьи, оказался вдруг до боли тронут. Может, это был символизм. А, может, дело было в том, как сдержанно Алана шагала по новому (и почему-то зеленому) ковру, стараясь не сбросить слишком большую обувь со ступней.
— И рассказы о готовке моего брата не отпугнули тебя от ужина с нами? — спросил Майкл, облокотившись на кухонную стойку рядом с духовкой.
К его удивлению, все рабочие поверхности уже были тщательно убраны. Алана быстро надела на руки большие (и почему-то красные) кухонные рукавицы. Майкл даже не знал, что у Барроузов такие были.
— Мне стоило отказаться? — спросила Алана неожиданно равнодушно, а затем так же неожиданно улыбнулась и стрельнула в Майкла быстрым взглядом. Наклонившись, она открыла духовку, и кухня тут же наполнилась еще более насыщенным запахом еды. Живот Майкла отчаянно сжался от внезапного приступа голода. — Эл-Джей попросил меня, и я пошла. Я думаю, он боялся больше, чем я. Но он в этом не признается.
— Да уж, признаний с него хватит, наверное, на месяц вперед.
Алана достала и поставив обтянутую фольгой стеклянную форму на подготовленную заранее подставку для горячего — и вдруг покраснела от шеи и до самой макушки. Едва сдержав добрый смех, Майкл склонил голову.
— Спасибо тебе за помощь, — он засучил рукава и отвернулся к холодильнику. — Я сделаю салат.
И они взялись за работу в спокойном молчании. Без спешки и волнения, будто уже не впервые оперируя на этой кухне, Алана достала тарелки и приборы из шкафчика и начала накрывать на стол. Майкл резал свежие помидоры.
Барроузы появились в кухне уже через пару минут, красные то ли от холода, то ли от ситуации. Майкл вывалил нарезанные помидоры в миску, сполоснул руки и развернулся спиной к стойке, чтобы понаблюдать за шоу. Стоя в дверном проеме, Линкольн держал руку на плече очень серьезного Эл-Джея, и оба они смотрели на Алану, замершую над столом с зажатым столовым ножом в руке.
— Алана, значит, ты у нас—
— Друг, — буркнул Эл-Джей, пихнув его плечом.
— …друг Эл-Джея из школы. Прекрасно.
Алана осторожно кивнула и выпрямилась, положив нож на стол.
— Мы сидим вместе на английском, — сказала она.
— Мхм, — Линкольн сжал губы, а затем вдруг широко улыбнулся, посмотрев на Эл-Джея. — А ты попал под хорошее влияние, я смотрю.
— Папа, — выдавил Эл-Джей, вырвавшись из его хватки. Впрочем, Линкольна это не смутило: он только рассмеялся. Эл-Джей подошел к Алане и взял приборы из ее рук. — Я помогу. Садись.
— Ну вы посмотрите на него…
— Папа!
Паста с курицей оказалась очень вкусной. Эл-Джей впервые говорил так взволнованно и так много. Алана говорила мало, но смело и к месту. Линкольн говорил невпопад, но старательно. О жене Майкла так никто и не вспомнил — включая его самого.
Затемно, когда Алане позвонила ее мать и все начали прощаться, Майкл остановил Линкольна в коридоре. Как сделали бы любые родители, они выключили свет в гостиной, чтобы не быть особенно заметными, и наблюдали через щель в шторах за тем, как Эл-Джей проводил Алану до самой калитки и, когда подъезжала машина, смело взял ее руку на прощание. В этот самый момент у них точно была эта самая сверкающая, экстатическая, восхитительная романтика…
Линкольн цыкнул, рассмеялся и ударил Майкла кулаком в плечо. Майкл тоже тихо засмеялся.
Он был сыт и счастлив. Ему никогда не нужно было бо́льшего для счастья.
***
Майкл держался из последних гребаных сил.
— Агент Скофилд, я не буду настаивать, но, я думаю, что хотела бы увидеть вас еще раз. — сказала доктор Марш, опустив свою ручку на записную книжку.
Весь этот час она смотрела на Майкла с таким натренированным, полупустым и сочувствующим выражением лица, с каким смотрели только профессионалы ее дела. Она была учтива и аккуратна. Ее вопросы не были слишком личными, но и не были слишком поверхностными. Она прекрасно переходила с темы на тему, понимала его тон, улыбалась его остротам…
Майкл возненавидел ее с первого же взгляда.
— Могу ли я предположить, что не получил ваше одобрение? — спросил он с ироничной улыбкой, закинув ногу на ногу.
— Нет, это не совсем так, мистер Скофилд, — доктор Марш сняла очки и закрыла записную книжку. — Я лишь думаю, что мы не закончили сегодня, и поэтому рекомендую продолжить.
— Вы рекомендуете, — Майкл старался не язвить. — Но есть ли у меня выбор?
— Конечно, — она поделилась аккуратной и невраждебной улыбкой, которая пустила мурашки по шее Майкла. — Позвольте успокоить вас: я не вижу причин ограничивать вашу деятельность. Я лишь вижу сигналы, которые, возможно, требуют дополнительного обсуждения в комфортной для вас обстановке. Вы можете прийти ко мне или к моим коллегам, которых я вам порекомендую — а можете не приходить. Но если вы выберете второе, то вы должны отдавать себе отчет в том, что вы останетесь один на один с этими сигналами, агент Скофилд. А в нашем контексте сигналы имеют свойство становиться ярче и ослеплять, если не замечать их слишком долго.
— Что ж, — Майкл опустил взгляд и надел задумчивое выражение лица. — Я подумаю об этом. Спасибо за ваше мнение, доктор Марш.
— Я буду здесь, если вы решите вернуться.
Майкл расписался в каких-то документах о приеме, забрал бумаги с рекомендациями и, когда вышел, наконец позволил себе расслабить плечи. Добравшись до своего этажа, он подумал о том, чтобы пропустить бумаги через шреддер, но отвлекся.
— Майкл! — Том возник в дверях одиннадцатой рабочей зоны с пачкой сигарет в руке. — Как насчет перекура?
Майкл на секунду застыл, а затем вежливо улыбнулся и мотнул тяжелой головой.
— Я решил бросить.
Это было жалко. Он ведь даже не начинал.
***
В этот день на брифинге Уилер сказал именно то, что все ожидали услышать. В этот раз, Майкл был абсолютно готов, и поэтому вечером никуда не сворачивал по дороге домой, а дома шел прямо в спальню. Он не мог больше заставить себя зайти в кабинет, посмотреть на стену или включить телевизор — и утешал себя тем, что всему было свое время.
Может, он знал, что если увидит хоть один черный стикер, то—
А, может, он просто ждал того самого сигнала.
В любом случае, ему нужно было время. Еще немного времени.
***
День Святого Валентина никогда не стоил внимания Майкла. Он не вспомнил бы про праздник и в этом году, если бы утром Эл-Джей не вырвал его с работы вопросом о цветах (о которых Майкл не знал ровным счетом ничего), и если бы вечером Кэт не предложила мошеннически воспользоваться скидкой для пар в каком-то «неплохом местечке с морепродуктами».
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты ешь, как принцесса?
Майкл поднял тяжелый взгляд со своей тарелки на Кэт, которая разделалась уже со второй порцией креветок. Маленькая красная свеча на их столе почти догорела, а он так и не смог подступиться к белой рыбе, которую заказал. На вкус она оказалась откровенно пресной, и Майкл все это время просто выкорчевывал из мяса тонкие нити костей на край тарелки, чтобы занять себя хоть чем-нибудь.
— Возможно.
— Как же плохо ты питаешь свою большую голову… — Кэт цыкнула, откинувшись на спинку стула.
— Большую голову? — Майкл поднял бровь.
— Я не сказала несимпатичную, — Кэт ехидно улыбнулась и повернулась, чтобы попросить счет. — Спасибо, что сходил со мной. Жалко было отменять бронь. Еще и угощать тебя не то чтобы затратно…
Майкл оставил в покое выпотрошенную рыбу и поднял бокал с остатками белого сухого.
— Поэтому ты меня позвала, — выдохнул он.
— А ты, на самом деле, не слишком-то догадливый, — Кэт подмигнула ему над своей водой с газом: она была трезвым водителем в этот вечер. — Но, вообще, давай лучше притворимся добросовестными коллегами и выпьем за завершение работы над твоим первым делом.
Майкл сглотнул тяжесть в горле и растянул губы в почти искренней улыбке.
— Ура.
Кэт рассмеялась, и их бокалы приятно дзынькнули в камерном шуме чужих разговоров и ненавязчивой музыки. Майкл чувствовал, как алкоголь медленно обволакивал камень, покоящийся у него в животе.
Это правда был хороший ресторан — хотя бы из-за вида. Он выходил на одну из центральных улиц, которая тянулась параллельно реке. Когда Майкл и Кэт вышли наружу, шел густой снег — скорее всего, последний в этом году.
— Вау, — выдохнула Кэт.
Вид тонущих в темноте и метели, сверкающих огнями небоскребов никогда не мог перестать радовать глаз. Вдоль реки тянулся бесконечный променад и стояли и светили желтым и оранжевым всё те же самые фонари. На этом контрасте, белый снег на земле и черное небо казались одинаково ярко-синими. Напротив ресторана, словно на открытке — перед темным провалом реки, в ярком свете фонаря, растаптывая свежий снег — целовалась пара.
Майкл отвел взгляд, прошел несколько шагов до обочины и сел в машину Кэт. За барьером захлопнувшейся двери, музыка из ресторана окончательно заглохла, но Кэт почти сразу включила радио. Тихо заиграла популярная песня, которую Майкл, казалось, когда-то и где-то слышал краем уха.
— С кем ты планировала пойти в этот ресторан изначально? — спросил он, расслабив шарф.
Майкл чувствовал себя странно: словно он хотел напрячься, но почему-то продолжал расслабляться. Ему захотелось поговорить. Возможно, так действовал алкоголь на голодный желудок.
Машина с шуршанием шин выехала на дорогу. Ресторан пронесся мимо с одной стороны; пара под фонарями исчезла с другой.
— С бывшим, — Кэт поморщилась. — Сделала бронь еще в январе, забыла отменить.
— И ты решила позвать меня?
— Не подумай лишнего, милый. Ты совсем не в моем вкусе, — она рассмеялась, повернув руль. — Хотя, может, у меня и был злой умысел, касающийся твоих секретиков… Жаль, ты не налегаешь на вино.
Майкл улыбнулся и отвернулся к окну. В последнее время он встречал много хороших людей — например, Кэт — несмотря на то, что сам Майкл, как ни пытался, никогда не считал себя особенно приятным компаньоном.
— Пригласила бы лучше кого-то в своем вкусе.
— О, мой вкус, Майкл… Эти мужчины — это мое проклятье.
Майкл рассмеялся, прислонив висок к холодному стеклу. Что это был за странный способ описать свою любовную жизнь.
— Какие?
— Такие… — Кэт то ли устало, то ли вдохновленно вздохнула. — Такие, какими лучше всего восхищаться со стороны. Знаешь, к которым лучше не подходить слишком близко. Иначе — бам. Теряешь голову.
Майкл не знал.
Мимо пронесся переулок с кричащими розовыми и красными вывесками и праздничными декорациями. Майкл снова посмотрел на темную реку.
— Это странно — признавать, что у тебя плохой вкус.
— Признание проблемы — половина ее решения. Уж ты-то должен это знать.
Майкл с усмешкой повернул голову в сторону Кэт, не отрываясь от стекла.
— И как ты решаешь ее?
— С трудом, — Кэт снова наморщила нос в задумчивости. — Пока что, я дошла до того, что сделала себе что-то вроде мысленного упражнения. Вот, например, когда встречаю какого-то потрясающего мужчину (назовем его Джек), представляю, как я буду себя чувствовать с ним в какой-то отвратительно бытовой ситуации. Ну, например, как мы с Джеком выбираем кукурузу в супермаркете, стоим в очереди, и какая-то женщина начинает ругаться. Или как он ведет машину в пробке, и на улице жара, и все машины гудят, и кто-то там кричит в окно, а меня тошнит… Или как я пришла домой с работы в ужасном состоянии — будет ли мой Джек достаточно галантен, чтобы набрать мне ванну или выгулять мою собаку, хотя у меня нет собаки… — Кэт рассмеялась, — В общем, я мысленно достаю моего Джека из мистически-романтического контекста и проверяю на вшивость. В одном случае из трех это даже помогает.
Голос Кэт звучал приятно и весело, и ритмичная песня на радио не давала и шанса зародиться любой меланхолии — и все равно, Майкл чувствовал дежавю. Сквозь полуприкрытые глаза он видел размытые круги света от фар, вывесок, окон и фонарей в бесконечном темно-синем. Где-то там, в пробке на другом конце города, Кэт сидела в машине с Кроссом, и он ругался через окно с незнакомой женщиной… Майкл сначала не понял, откуда у него взялся этот образ, но смысл слов Кэт дошел до него достаточно быстро.
— Неплохо…
Мысли в его голове кружились и переворачивались, словно шарики в особенно медлительном барабане для игры в Бинго. Майкл выбрал один, и на нем, вместо номера, было написано знакомое имя. Он сказал:
— Знаешь, у меня есть один такой Джек, с которым я бы мог тебя познакомить. Если тебе нравятся дети. У него дочь.
— О, что может быть лучше друзей моих друзей и их милых детей, — Кэт снова лучезарно ему улыбнулась. — Ловлю тебя на слове.
Майкл улыбнулся в ответ, а затем достал еще один шарик:
— И какую же из твоих проверок я не прошел?
— Майкл, милый, прости, но ты даже не вошел в армию Джеков. Для меня ты почему-то сразу встал в ряд других Кэт.
— Что бы это могло значить? — посмеялся Майкл.
— О, это о-о-очень тонкие материи, — протянула Кэт. — Может, конечно, ты и ищешь себе кого-то вроде меня, но отчего-то мне кажется, что — нет. Думаю, тебе тоже нужен Джек… то есть, эм, Джексана? Которая могла бы выгулять твою гипотетическую собаку, сесть за руль твоей машины в пробке или поругаться вместо тебя в очереди…
Майкл оставил следующий шарик при себе. Метель за окном была такой красивой. Ему даже не хотелось курить…
Он улыбнулся и достал новый. На нем снова не было номера.
— Это было немного оскорбительно. Я прекрасно способен делать все это сам.
— Я тоже. Но нравится ли тебе это? — Кэт пожала плечами. — Искать своего человека сложно. Но еще сложнее понять — кого и нужно ли вообще. Может, мне просто стоит отдаться—
Кэт оборвала свою мысль для того, чтобы прибавить звук радио и с чувством пропеть припев какой-то песни — что-то про то, как ее жизнь крутилась вокруг ее сердца. У песни был ностальгический, но энергичный тон, а у Кэт был ужасный слух, и ее пальцы стучали по рулю совсем мимо ритма.
Майкл смотрел в окно, и его мысли всё крутились и крутились в барабане Бинго.
19: Искать своего человека было трудно. Нужно было иметь много смелости, чтобы так прямо идти на риск.
28: Люди просто хотели любви. Майкл не мог отказаться от идеи о том, что любовь преображала жизнь. Просто у всех она была разная.
37: Чего Майкл хотел? Он хотел, чтобы его близкие были живы и счастливы. Он хотел посвятить себя любимой работе. Он хотел видеть огни города и снег…
46: Нет. Какого человека он хотел? Это была странная мысль. Майклу не нужен был кто-то еще, чтобы быть счастливым.
55: Подумай о нем—
Майкл помассировал виски пальцами. Его лоб почему-то был влажным от холодного пота.
Песня уже отбивала последний ритм, и машина подъезжала к зданию офиса. Опередив их, на территорию заехало несколько черных седанов, быстро скрывшихся за пеленой снега. Кэт повернула руль и выглянула в окно, чтобы показать свой пропуск охране.
Затем, Кэт прокрутила руль снова. Снежинки кружились перед машиной. Кругом…
64: Зачем было мучить себя мыслями об этом?
73: Он не хотел быть один.
82: Если он—
Майкл вдруг понял: это был вовсе не чертов барабан Бинго.
Доктор Брайтон говорил ему об этом. Он говорил разделять. Категоризировать. Создавать комнаты во дворце. Убирать в ящики ненужное и тревожное. Доставать только необходимое. Контроль в настоящем—
91: Черный. У него была черная импала.
Этот гребаный ящик.
Майкл забыл его название — надпись повредилась вместе с крышкой. Зло обретало силу в хаосе. Нужно было вспомнить название, чтобы его захлопнуть.
100: Его не было так долго.
Машина остановилась на парковке. Кэт глубоко вздохнула и заглушила мотор.
— Прости, что-то я увлекалась. В самом деле, кто я, чтобы советовать что-то подобное… Это даже толком не работает. Ты бы так смеялся, если бы узнал, кто был моим последним Джеком… — она смущенно рассмеялась и, открыв дверь, вышла наружу.
Майклу нужно было последовать за Кэт. Он расстегнул ремень, открыл дверь, судорожно вдохнул морозный воздух, поднялся и увидел затылок Кэт, покрытый снежинками.
Отвернувшись от машины, она вдруг замерла.
— Вот черт. Помянешь дьявола.
Майкл посмотрел в ту же сторону.
— Что?
14:30: Иоанна: Уже немного Мне говорить с вами; ибо идет князь мира сего.
Шел густой снег — наверное, последний в этом году. Было достаточно морозно. Фонари на территории офиса были скорее белыми, чем желтыми. Но Алекс все равно выглядел именно так, как—
666: Майкл хотел увидеть его.
Предсказуемые вещи приносили покой. Если бы Майкл представлял Алекса, то увидел бы его именно таким. Снег бы снова красиво падал над рекой, Алекс бы курил, и у Майкла был бы еще один шанс получить ответ.
666: Майкл безумно хотел увидеть его.
Алекс стоял рядом со своей машиной, опустив руки в карманы брюк, и борты незастегнутого черного пальто сложилось за его спиной. Высокий фонарь конусом освещал кружащие над ним снежинки. Они падали на его плечи, на его волосы и на его лицо. Он разговаривал с… неважно. Он поднял руку из кармана, освободив упавший борт пальто, и расслабленно провел ладонью по голове, смахнув снег. Он улыбнулся.
Майкл подумал о том, что на этой ладони осталась влага. Майкл подумал о том, что, когда в последний раз видел усмешку Алекса, то заметил его выдающиеся клыки. Майкл подумал о том, что Алексу почему-то не было холодно. Майкл подумал—
666: О пропавшем огне в его глазах.
— …О, это такая смешная история. Как-то он внезапно вызвал меня пару месяцев назад, и я тогда совсем по-другому на него взглянула. Он был такой… другой на этой встрече. Я смотрела на него, смотрела, и думала, сможет ли он выгулять мою гипотетическую собаку. Решила, что — нет. Решила, что это упражнение такое глупое. Боже, какой ужас…
666: Майкл хотел поговорить с ним.
666: Майкл хотел, чтобы он хотел поговорить.
— …Но это короткое помутнение с Махоуном помогло мне понять кое-что. Это же бесполезно. Если мне нравится человек, я ведь все равно могу простить ему, если он не выгуляет мою собаку. Зачем об этом думать, если у меня даже нет собаки? И иногда я и сама не прочь поругаться в очереди в супермаркете. Из-за этого бреда я впервые в жизни, наверное, пропустила то, что он говорил, а там было что-то важное о тебе. В общем, я подумала, зачем я ставлю такие рамки, если вся суть романтики в… ой.
Алекс развернулся и ушел. С каждым шагом его темная фигура все больше скрывалась за белой пеленой. Шаг за шагом. Пятьдесят ярдов. И он снова ушел.
666: Он может уйти навсегда.
Что-то внутри Майкла сжалось так сильно, что он не смог вдохнуть.
— Он говорил обо мне? — выдохнул он, потеряв последний воздух.
— Эм… О тебе? — вздрогнув, Кэт так и не повернулась к нему.
Кто-то ударил Майкла в грудь. Но он не мог вспомнить, чтобы это происходило.
Впрочем, разве он мог доверять себе?
— Что он говорил обо мне? — Майкл положил ладонь на капот машины, и холод вдруг обжег его. — Кэт?!
— Прости, я не должна была…
— Что?!
Кэт наконец повернулась и встретила его взгляд своим — виноватым. Майкл отшатнулся бы, если бы чувствовал свои ноги.
— Ничего особенного… правда. Он вызвал меня уже после того, как меня назначил Коул. Хотел убедиться, что я буду держать тебя занятым. Сказал, что ты сложный человек, или вроде того. Ничего странного… Наверное. Но он приказал держать язык за зубами, — Кэт не выдержала его взгляд, опустила подбородок и сжала губы на секунду. — Это важно, да? Прошу, не выдавай меня, если это важно. И не подумай о чем-то таком… Я все еще… боюсь его.
01.02.2006: «Я просто не хочу иметь с тобой никакого дела.»
Майкл вдруг вспомнил название этого ящика — и захлопнул его крышку с такой силой, что вспыхнули искры. Перед его глазами все потемнело и расплылось; тело онемело; грохот раздался с эхом в голове.
Странно — но это не помогло. Все еще было больно.
— Я понял, — произнес он. Язык в его рту казался инородным объектом. — Можешь подвезти меня домой? Я все равно закончил с работой.
Его рука опустилась на ручку двери, и он сел в машину.
— Да… Конечно.
Кэт поспешила забраться на место водителя. Машина была заведена вновь, и уже через минуту выезжала с парковки.
Майкл смотрел на снег, который мелькал в свете фонарей. Такое опустошение, наверное, было у людей только перед смертью.
— Ты… в порядке? Прости, я сказала—
— Нет, Кэт. Не извиняйся.
Кэт кивнула, сжав губы. Ее тревожный взгляд метался между Майклом и дорогой.
Майкл хотел бы подумать о семье. О теплой пасте с курицей. О работе. О том, что он так и не решил, что будет делать дальше — всё только потому, что его мысли были забиты туманом. И он наконец понял, откуда этот туман просачивался. И оттого не мог думать ни о чем другом.
Его зубы стукнули, когда машина проехала по лежачему полицейскому. Майкл откинул голову назад, закрыл глаза ладонью, зажмурился и начал считать до тысячи.
Он открыл глаза через какое-то время — когда досчитал до какого-то приличного числа — и успел сжать зубы перед следующим лежачим полицейским. Среди домов на узкой улице мелькнула знакомая вывеска.
— Останови здесь.
Кэт послушно свернула к обочине и остановила машину.
— Ты уверен? Тебе тут идти не близко… И снег…
Майкл выхватил свою сумку с заднего сидения и быстро вышел из машины. Ступив под снег, он остановился и обернулся, успокаивающе улыбнувшись Кэт напоследок.
— Я люблю снег.
— Эм, хорошо… — ответила Кэт перед тем, как дверь захлопнулась. Майкл услышал жужжание опустившегося окна, когда уже отошел на несколько шагов. — Увидимся завтра? — пауза. — Майкл?
Не оборачиваясь, Майкл помахал ей рукой и завернул за угол.
666: Майкл снова опоздал.
***
В конце концов, Майкл дошел до финального умозаключения. Всё же, это была очень плохая идея.
— Хм-м-м, но я уверена, что уже видела тебя где-то, красавчик.
— Возможно, ты меня с кем-то перепутала.
Майклу не нравились сережки — и любой пирсинг в принципе. Жить какую-то часть жизни с дырой, которое тело не переставало пытаться зарастить и починить… Какое же это было странное решение. Хотя, Майклу, наверное, с его-то татуировками, определенно не следовало думать об этом так осуждающе.
У этой девушки были до нелепости огромные сережки-кольца, которые опускались почти до самых плеч, и мочки ее ушей некрасиво оттягивались вниз под их тяжестью. Когда она бодро запрыгнула на соседний стул за барной стойкой, эти сережки заколебались из стороны в сторону, словно маятники, и ей пришлось поднять руку, чтобы остановить их. Больше ничего о ней Майкл так и не заметил.
Ему не нравились сережки. Впрочем, девушка не могла этого знать. Она, наверное, была уверена в своей красоте, раз так живо подсела к нему.
— Что тебя сюда привело? — спросила она, накручивая темный локон на палец. Майкл почему-то вспомнил о телефонных проводах. А телефоны… Телефоны возвращали его к мыслям об…
— Плохая идея.
Нужно было просто купить бутылку и уйти домой. Но он почему-то побоялся — подумал, что дома он не мог не думать. Хотя, разве он в принципе мог не думать?
Майкл много думал, и, в конце концов, запутался в этой мысли. Поэтому он остался здесь.
— Какая? — девушка хихикнула.
— In vino veritas, in aqua sanitas*.
— Как красиво… — она вздохнула и опустила подбородок на пальцы. — Это итальянский?
— Нет.
— А что ты сказал?
Майкл повернул свой бокал с виски на стойке, и лед в нем приятно зазвенел, столкнувшись со стенками. Приглушенные золотые огни бара отразились в стекле. Почти как желтые фонари в реке…
— Истина в вине.
Майкл не договорил вторую часть цитаты — и сделал глоток из своего стакана. Поморщился. Ему не перед кем было притворяться, и вкус был ужасен.
— Хм-м-м… И как успехи? Ты ее нашел?
— Нет.
Пожалуй, единственное, что два шота виски с ним сделали — так это немного согрели тело. И спутали сознание еще сильнее прежнего.
— Может, я смогу помочь? — девушка прикусила губу и ткнула тонким пальчиком куда-то на свою ключицу.
— Найти истину? — Майкл попытался улыбнуться своему бокалу.
— Почему нет? — она поставила локоть на стойку, чтобы более показательно повернуть себя к Майклу. — Можешь звать меня Лекси.
Майкл был еще не настолько пьян, чтобы согласиться на случайный секс. Раньше для этого ему требовалось хотя бы три полных шота. И в этот момент он как раз был на середине третьего… И было в имени Лекси что-то… Что-то интересное… Что-то…
— Как твое полное имя? — спросил Майкл, прищурившись.
Лекси перекинула волосы через плечо и зачем-то гордо выпрямилась.
— Александра, — торжественно сказала она.
Может, Майкл и был недостаточно пьян для случайного секса. Но для смеха… в самый раз.
— Что смешного? — оскорбленно отпрянула Лекси.
— Ничего.
И правда — ничего.
Майкл тяжело посмотрел на свой бокал, поднес его к губам. Он не хотел больше пить. Виски был жгучим и горьким — а Майклу и так было достаточно жгучего и горького внутри.
Он все равно сделал глоток.
— А-а-а, — протянула Лекси с каким-то таинственным подтоном. — Я поняла. Красавчик, тебя бросила какая-то Александра? Да? На День Святого Валентина? — она сделала отвратительный сочувствующе-умиленный голос. — Как жестоко.
У Майкла было такое сильное, отчетливое чувство, будто он уже был участником этого диалога. И даже не единожды. И в этот раз ситуация превратилась в какой-то полный абсурд.
В такой абсурд, в какой превратилась вся его гребаная жизнь. Зачем было это отрицать?
— Да.
Зрение Майкла поплыло.
Может, ему стоило позвонить Линкольну. Телефон лежал прямо рядом с его бокалом. Сам Майкл не раз забирал его из баров и выслушивал его пьяные бредни… Но… Что Майкл мог ему сказать? Он не хотел ничего говорить. Тем более — Линкольну.
Майкл никому ничего не хотел об этом говорить.
— И что она сказала?
— Что не хочет иметь со мной никакого дела.
Зрение поплыло сильнее. Майкл поднял руку и потер глаза.
— О-оу, бедняжка, — что-то опустилось на плечо Майкла. Рука. — Как она могла…
Майкл достал телефон несколько минут назад с целью. Но он не смог вспомнить последних цифр номера: так и не сохранил контакт. Он постоянно ошибался в подобных мелочах…
Может, это был какой-то знак? Сигнал?
— Знаешь, не все Александры такие ужасные, — Лекси наклонилась ближе, и ее сережки нелепо колыхнулись. Это было забавно, но Майклу почему-то не было смешно. — Хочешь, я докажу тебе?
Эта Алекс была неправа. Настоящий Алекс вовсе не был ужасен… Но кто тогда был?
В голове Майкла все перемешалось. Чья-то рука спустилась с его плеча к спине и приятно легла между лопаток. Поддерживающе. Это сразу успокоило.
Майкл разглядел золотые блики в почему-то не голубых, а карих глазах напротив. Запах был странный. Разве это должна была быть ваниль?
У Майкла вдруг назрел животрепещущий вопрос.
— Скажи, Алекс… Ты любишь гулять с собаками?
— Эм… А у тебя есть собака?
— Майкл?
Майкл оборачивался в сторону этого долгожданного голоса, наверное, всего одну секунду, но счастье затопило его еще быстрее. Это был он.
Приглушенный золотой свет бара мягко ложился на его лицо и плечи и слегка мерцал в мелких каплях влаги на его волосах и пальто. Темные, черные тени падали под его прямыми бровями, изящно изогнутым и тонким носом, высокими скулами, тонкой и четко очерченной верхней губой. Они ложились на его длинную сильную шею, путались в слегка растрепанных волосах, углублялись в тревожную морщину у рта. Но его глаза, даже в тусклом свете, были четкими и ясными. Его взгляд, сперва напряженный, смягчился, когда Майкл обернулся.
Алекс пришел. Он должен был прийти еще сто лет назад. Майкл знал, что он придет — и ждал. Что-то, наверное, задержало его, но Майкл ни капли не злился…
— Майкл? Это твое имя, красавчик? — шептала Лекси. — А это кто?
Майкл улыбнулся так широко, что заболели щеки. Он наклонился ближе к Лекси и поднял ладонь, чтобы скрыть свои губы от пронзительного взгляда Алекса.
— Это мой Александр.
И Майкл отклонился, подмигнув ей.
Лекси, видимо, поняла не сразу. Сначала она с интересом смотрела на Майкла, прислонив тонкие пальчики к губам, а потом вдруг начала преображаться. Ее взгляд заметался между ним и Алексом. Сначала это был шок. Потом — ужас.
— Ты..!
Лекси не продолжила фразу — она только схватила свою сумочку, спрыгнула со своего места и, бросив на него последний полный отвращения взгляд через плечо, убежала. Майкл только рассмеялся.
— Я помешал, — скованно сказал Алекс.
Это был даже не вопрос. Странно. С чего он это взял?
Майкл снова посмотрел на него. Алекс все еще стоял рядом — отчего-то хмурый и серьезный. Майкл хотел увидеть его улыбку. Ему было так тепло, что почти жарко. Кончики его пальцев покалывало.
— Алекс, — со вздохом произнес он, поставив тяжелый подбородок на ладонь и указав на вновь свободный барный стул справа от себя. — Сядь.
Алекс вздернул бровь, и уголок его губ все же дернулся в усмешке. Майкл посчитал это успехом — но не полным.
Удивительно послушно, Алекс подошел к стулу и взялся за борты своего расстегнутого пальто.
И тут Майкл вдруг вспомнил кое-что очень смешное.
— Знаешь, есть такая порода собак… фоксхаунд*.
Он держал эту шутку при себе, наверное, слишком долго.
Это был успех. Алекс улыбнулся — и даже резко выдохнул в смешке, показав зубы. Они были красивые и ровные. Его резцы изящно переходили в клыки. Алексу подходила его улыбка.
— О, поверь, это далеко не первый раз, когда меня сравнивают с псом, Майкл.
— Хм-м.
Алекс наконец снял пальто, сложил его и перекинул через низкую спинку стула. На нем был все тот же самый, до боли предсказуемый черный костюм. Взявшись за узел галстука, он поднял подбородок и, все еще с легкой улыбкой на губах, будто бы небрежно оглянулся по сторонам. Свет ярко упал на его профиль и сверкнул в светлых глазах.
В этом небольшом баре было многовато людей для праздничного вечера — да и для вторника тоже. Почти все стулья и столики были заняты. Приглушенно и с каким-то ностальгическим тоном играла музыка. В желтом свете иногда змеились струйки дыма. Майкл не был уверен, почему выбрал бар для курящих. Здесь было душно и многолюдно.
Алекс снял пиджак, сложил его и повесил поверх пальто.
— Что за странный выбор места… — прокомментировал он куда-то в пустоту и наконец занял место рядом.
Алекс снял пиджак.
— Два стакана воды, — сказал он, вытянув руку вперед, чтобы привлечь внимание бармена.
Взгляд Майкла так долго скользил по этой руке… Она будто была бесконечной.
Воротник рубашки Алекса казался жестким на вид (наверное, поэтому он немного ослабил галстук). Из-под него выходил шов, который сначала собирался мелкими складками параллельно ключице, а затем расходился в тугую арку по его плечу, вокруг рукава. Белоснежная ткань натянулась и разгладилась на его напряженных, больших и округлых дельте и бицепсе, а затем снова расслабилась в складки над локтем. Дальше, из-под жестких манжет, выглядывали знакомые и темные Longines Admiral. И заканчивалось все это кистью — большой, и будто бы сильной даже со стороны — показывающей два пальца. Без кольца на безымянном.
Два… Два… два чего?
Белого было очень много. Рельеф был новым и необычным. В этих шее и руках был труд. Ежедневный, преданный труд.
Майкл захотел прикоснуться. Он захотел сжать, чтобы проверить твердость. Он захотел почувствовать запах. По-настоящему — в любом смысле этого слова. В голове Майкла это точно имело смысл — истину — и, особенно, в его животе. Он захотел почувствовать вкус…
Майкл сглотнул.
Та же самая рука вдруг поставила перед ним какой-то стакан.
— Выпей, — раздался приятный и твердый голос Алекса справа.
Майкл прищурился и нехотя сместил взгляд на стакан: там была какая-то прозрачная жидкость. Точно такой же обнаружился чуть правее.
— Что это? — спросил он.
— Вода, — ответил Алекс.
— А ты не будешь пить?
— Я не пью.
— За рулем?
— Вообще.
— Почему?
— Это плохая и неинтересная история.
— Но ты куришь.
— Не сказал бы, — Алекс вздохнул, а затем более настойчиво добавил: — Пей.
Майкл нахмурился, но кивнул. Алекс отвечал ему — и это, в целом, было отличное начало вечера.
Майкл выпил воду залпом, и холод неприятной тяжестью осел в его желудке. Ему вдруг стало нехорошо. Где-то за этим головокружением было что-то такое...
— Как я нашел тебя? — спокойно спросил Алекс.
Майкл прищурился, пытаясь сфокусировать зрение, и посмотрел на его профиль. Алекс не прикоснулся к своему стакану, но все равно как-то напряженно смотрел на него, сложив руки на стойке… Майкл сосредоточился на его лице.
— Ты меня спрашиваешь?
— Да. Подумай.
Это был очень простой вопрос.
Майкл поднял свое левое запястье и сдвинул манжету рубашки и часы так низко по руке, как мог, ничего не расстегивая. Каждый день это чертово «Ripe Chance Woods» выглядывало и мозолило глаза: о нем невозможно было забыть. Майкл протянул руку Алексу, поворачивая запястье, чтобы показать тату со всех сторон.
— Вот.
Алекс (почему-то вновь удивленно) посмотрел на его руку — а затем вдруг мягко улыбнулся и поднял взгляд на Майкла.
— Майкл… Я имею в виду сейчас.
Майкл моргнул в ответ. Алекс как-то странно осмотрел его с головы до ног и снова отвернулся к своему стакану. Снова отвернулся. Майкл опустил рукав и убрал свою руку.
Внутри него вдруг вспыхнуло безумное желание ответить на этот вопрос.
Первая подсказка лежала совсем рядом.
— Телефон.
— Нет. Отслеживание без ордера нелегально.
Майкл нахмурился — и его виски пронзила боль. Отслеживание. Правая нога была чуть тяжелее левой. Там было что-то важное.
— Браслет.
— Нет. У меня нет доступа к данным о твоем местоположении. Твой куратор — Ли.
Вместе с этим именем, что-то массивное упало в сознании Майкла. Словно пресс, который начал выдавливать из него сок.
Он вдруг вспомнил, как подходил к какой-то приятной пожилой женщине в каком-то офисе, чтобы подписать какие-то бумаги. Вспомнил, как она что-то говорила с намеком на то, что он не будет работать с Алексом. Он вспомнил, как, вместо Алекса, пришла она…
Майкл вспомнил, как Алекс ушел… уехал…
Алекс подвинул к нему свой стакан, и Майкл поспешно выпил еще одну порцию воды.
Шестеренки в его сознании болезненно скрежетнули и брызнули искрами, возобновив вращение. Его затошнило. Перед глазами потемнело.
Все было очень плохо.
— Все гораздо проще, Майкл, — устало сказал Алекс и дернул уголком губ. Он все еще смотрел куда-то прямо и вниз, прикрыв подбородок рукой. — Я тоже обычный человек.
Майкл прислонил прохладный стакан ко лбу и зажмурился. Он старался задержать эти воспоминания на поверхности, чтобы впечатления не проникли глубже, но его сознание плохо подчинялось ему. Оно все еще было теплым и податливым; оно хотело смотреть на Алекса.
— Кэт? — спросил он, сглотнув дрожь.
— Да. Я просто спросил агента Торрес.
Майкл сжал зубы и снова сглотнул. Зажмурился сильнее. Он не хотел думать об этом.
Он не хотел думать о том, куда и зачем Алекс уезжал так надолго. И зачем искал его теперь.
Но Майкл должен был знать. Он так давно хотел это знать. Даже боль была лучше, чем неопределенность.
Майкл поставил стакан на стойку и провел прохладными ладонями по лицу. Это была плохая идея. Это не помогло. Ничего не помогало. Просто другого решения, кроме самого прямого, наверное, вовсе и не было.
— Зачем? — наконец спросил Майкл.
Пульс тяжело стукнул в его висках, и он зажмурился еще сильнее, надавив пальцами на веки.
Голос Алекса был четким, твердым и скованным.
— Я могу устранить причину, по которой ты здесь сидишь.
— Да? — Майкл выдавил смешок, но внутри него все сжалось до боли. — И почему же я здесь сижу?
Он все еще стоял на тонкой и изящной грани между осознанностью и забвением. Он не хотел снова знать все свои ошибки и причины. Он не хотел, чтобы было так больно. Он просто хотел, чтобы Алекс был на его стороне.
Но мир, как всегда, был против него. И Алекс не помогал ему.
— Я могу вернуть тебя в дело «Компании». В Вашингтон.
Майкл замер, и горькая усмешка застряла в его горле.
— Это несложно устроить, — продолжил Алекс ровным и дипломатичным тоном. — И ты будешь не один. С закрытием нашей операции, силы централизуются, и несколько наших агентов тоже переезжает в HQ для продолжения работы. Коллинз, Такаши…
Ужасные, удушающие слезы подступили к глазам и горлу Майкла.
— Я поговорил с главой операции. Он будет только рад ценным кадрам.
Наконец, Майкл выпустил свою усмешку, но не смог произнести ни слова. Его сердце и легкие сдавило.
«Ты так сильно хочешь избавиться от меня?»
С трудом, Майкл сглотнул.
— Я понимаю, почему тебя сильно беспокоит это дело. Возможно, тебе правда будет лучше в самом центре событий.
«Зачем, если там не будет тебя?»
— И если ты правда не можешь это отпустить, я помогу тебе. Но тебе придется оставить семью здесь, подальше от—
«Плевать мне на…»
Майкл распахнул глаза, резко вздохнув между своими пальцами. О чем он думал? Ему не было плевать на семью.
Но что он здесь делал? Что он делал все это время? Когда его «должен» успело превратиться в «хочу»?
О чем он только говорил сам себе в оправдание?
С его семьей уже давно — очень давно —- все было в порядке. Он был здесь не ради них. Он просто уже давно — очень давно — хотел быть рядом с Алексом.
— Майкл?
На его плечо мягко опустилась теплая ладонь. Алекс, как всегда, себе противоречил. Холодные слова и теплые руки.
Майкл попытался сморгнуть слезы, которые душили и слепили его, но не смог — и быстро вытер глаза ладонями. Он набрал воздух в легкие и повернулся к Алексу… потому что должен был покончить с этим. Должен был признать свои цели и признать поражение. Должен был встретить его последний холодный взгляд, чтобы убедиться.
Убедиться. Как будто здесь могла быть какая-то надежда.
— Ты в порядке?
Майкл посмотрел на Алекса — и увидел его будто впервые.
Золотой свет бара опустился на его тонкие волосы, на его почти сияющую белую рубашку, на его приоткрытые в беспокойстве губы. Его голубые глаза утонули в темно-синей тени, потому что он повернулся к Майклу, потому что—
И это были самые несчастные глаза, какие Майкл только видел в своей жизни. Наверное, ему так показалось именно потому, что он все же надеялся. И потому, что чувствовал то же самое несчастье.
Алекс чувствовал то же самое.
…И это было слишком. Майкл вдруг четко почувствовал, что умирал.
— Не—
Перед глазами потемнело. Он оказался не здесь — и все здесь перестало иметь смысл.
Следующим, что Майкл почувствовал, из всего возможного, почему-то был полет. И он не упал: приземление было удивительно мягким. Что-то сильное и надежное удержало его от падения. Что-то твердое и теплое встретилось с его лбом.
— Блять… — вырвалось из его рта. Он умер?
— Майкл?
Мысли взорвались в его голове быстрее, чем он осознал—
Все встало на свои места. Точнее, его видение просто вывернулось в другую сторону, а затем сложилось с фактами. Словно два куска пазла, которые он пытался соединить наоборот.
Алекс же был точно таким же — и Майкл, почему-то, никогда не думал об этом. Хотя, именно это знание принесло долгожданный смысл — и такое же долгожданное утешение…
— Майкл?
Алекс сжал и немного дернул его плечо, будто пытаясь разбудить. Его полный беспокойства голос звучал очень близко, прямо над ухом… А. Ясно. Голова Майкла лежала на его плече. Как он здесь оказался?
В попытке очнуться, Майкл глубоко вдохнул и приоткрыл глаза. Он ничего не увидел за пеленой головокружения — но почувствовал достаточно.
У Алекса был прекрасный запах. Майкл ощущал аромат его парфюма — что-то классическое, древесное, пряное; что-то в черном флаконе. К вечеру, он полностью лег на его тело и превратился в что-то уникальное и теплое. И табак здесь тоже был — совсем свежий… Почему Майкл никогда не встречал его в курилке? Боже, почему? Он так хотел..
Майкл сжал пальцами плечо Алекса, чтобы удержать себя от очередного приступа головокружения. Ткань белой рубашки оказалась гладкой и плотной; кожа под ней — теплой; мышцы — напряженными…
Зрение Майкла постепенно приходило в норму. Он увидел шею Алекса, угол челюсти, едва видимую тень щетины, сжатые губы — прямо перед своими глазами…
В животе Майкла опустилось что-то горячее. В груди что-то сдвинулось. Он захотел…
— Мне очень плохо, — Майкл с трудом проконстатировал факт.
— Сколько ты выпил? — Алекс замешкался, а затем вздохнул и добавил едва слышно, будто сам себе: — И зачем я это рассказал сейчас?..
Майкл почувствовал движение его груди, вибрацию и гул его голоса, его присутствие... Это было—
Живот и грудь Майкла вдруг отвратительно толкнуло, и он отпрянул от Алекса, прислонившись спиной к стойке. Прижал ладонь ко рту и с трудом сдержался. Сжал зубы. Уставился в пол.
Стыд подошел к его сознанию неожиданно — и тут же сожрал его заживо.
Нет. Это был не просто стыд. Это было… У Майкла даже не было для этого слов. Но было желание сбежать. Как можно скорее.
Майкл развернулся и сделал шаг в сторону двери в туалет, о которой едва ли помнил. Он едва ли помнил, где находился. Знакомая ладонь снова легла на его плечо.
— Тебе помочь?
Майкл мотнул головой, едва сдерживая очередной толчок внутри, и дернул плечом, чтобы стряхнуть руку Алекса. Его зрение плыло и темнело. Своими пальцами на лице он чувствовал еще не высохшие слезы и жар пролившей к щекам крови.
У Майкла не было для этого слов. Он должен был исчезнуть. Он бежал бы — если бы мог.
Майкл с трудом дошел до двери, хватаясь за любой свободный стул на своем пути. Зачем-то обернувшись в самом конце, он увидел Алекса в трех шагах от себя: напряжение и беспокойство на его лице, боеготовность в его позе. И Майкл вдруг снова, предательски, захотел почувствовать его прикосновение — его заботу. Или исчезнуть навсегда. Что могло быть хуже? Но ситуация все равно не могла стать еще хуже.
Он быстро отвернулся, ввалился в туалет, захлопнул дверь кабинки за своей спиной, упал на колени — и его наконец вывернуло.
В течение нескольких мучительных минут Майклу было очень сложно думать — но не чувствовать. И он чувствовал. Ужас, стыд, боль, отвращение, досаду, горечь, сожаление… Может, он и плакал тоже. Снова. Он не был уверен. Он бы предпочел не быть в этом моменте вообще — но он существовал в нем, осознавал в нем. Его тело наказывало и убивало его. Ему было очень, очень плохо.
Сознание прояснялось медленно и изнуряюще. Тело Майкла усердно тратило на это все свои последние ресурсы — предательски.
Майкл почти полностью пришел в себя, сидя на полу: его спина и затылок были прислонены к двери. Первая его четкая мысль была странной. Он молился, что Алекс не заходил в туалет — и не собирался этого делать. Майкл все еще видел перед собой его встревоженное лицо и хотел… хотел… сбежать. Это было слишком. Майкл бы, наверное, рассмеялся, если бы мог. Или заплакал бы снова. Или закричал, но… Он больше не мог — и был благодарен истощению. Теперь он просто хотел исчезнуть. Это было бы предпочтительно.
Затем Майкл почему-то вспомнил об Эл-Джее.
«Ты сказал, что дрался за нее?»
«Зачем? Чтобы похвастаться, какой я герой? Она и так узнает.»
Майкл закрыл ладонями свое невыносимо горящее лицо и не смог сдержать странный звук, который вырвался из его горла. Он был неспособен на большее, и поэтому просто сидел так еще какое-то время.
Это всё имело такой простой и ясный смысл — и оттого Майкл чувствовал себя самым последним идиотом.
Почему Алекс не смог отпустить Майкла в тюрьму? Потому что, наверное, не понял план до конца в тот момент, но все равно хотел спасти только Майкла во что бы то ни стало. Обсессия делом была не при чем.
Почему Алекс не помогал ему пол года? Хотел держать его вне опасности. Келлерман говорил об этом в своих показаниях. Может, хотел забыть его…
Почему Алекс сначала сказал, что был не при чем? Возможно, он хотел оттолкнуть Майкла, потому что ему было больно? Потому что он не видел Майкла пол года и ревновал к чертовому разведуправлению? Потому что… возможно, не хотел, чтобы Майкл чувствовал себя обязанным?
Почему сказал, что не хотел иметь с ним никакого дела? Тот же самый ответ. Он бы скорее умер, чем признал, сколько сделал ради Майкла.
Почему Алекс не хотел с ним говорить? Он хотел забыть его. Это было очевидно. Получилось ли у него? Нет. Это же был Алекс.
Майкл горько рассмеялся.
Почему… прикосновения? Это была обычная чертова забота.
Почему он приехал за Майклом в бар? Потому что беспокоился. Потому что думал, что для Майкла это дело важнее жизни.
Почему Алекс не остался с семьей на этот проклятый День Святого Валентина? Может, ему было все равно на этот нелепый праздник. А еще, может, он вовсе и не сошелся с Памелой снова.
Почему Алекс ждал его у реки?.. Что он хотел сказать? И почему не сказал?..
Майкл все еще не знал ответа на этот конкретный вопрос. Но возможно, ответов у него уже было достаточно.
И на этой мысли у него окончательно закончились силы. Он не хотел больше думать. Он хотел только домой, но между ним и домом было еще столько препятствий — нужно было подумать об этом. Или не думать. Или поддаться течению… Неважно. Хуже уже не быть не могло.
Майкл опустил руки с лица и с огромным трудом поднялся, опираясь на стены. За приоткрытой дверью никого не обнаружилось и, судорожно вздохнув от облегчения, Майкл сделал два шага до раковины. Он не смотрел на себя в зеркало — не думал, что переживет это. Холодная вода под его ладонью показалась благословением. Майкл выпил немного, не задумавшись о чистоте ни на секунду, и умылся, жестко и зло протерев свое лицо. Когда его пальцы надавили на чувствительные и болезненные веки, он с трудом сдержал очередной истерический приступ. Это было жалко. Он очень хотел домой.
Майкл отвернулся от зеркала и поправил свои волосы и одежду на ощупь. В целом, с его-то лицом, в этом даже не было смысла. Но ему стало чуть спокойней. Он вышел из туалета, особо не думая о своих действиях. Если бы он думал, то не вышел бы никогда.
Алекса было трудно не заметить: он был рядом. Уже одетый, он единственный стоял у края барной стойки и смотрел куда-то в пол, сжимая челюсть, отчего свет ловил движение его желваков.
Думал ли он о том, чтобы зайти? Точно думал. И не раз.
Как только дверь полностью открылась, Алекс поднял голову, и его напряженный взгляд прошил Майкла снизу-вверх, словно электрический импульс. Его губы сжались на секунду.
— Я отвезу тебя, — сказал он твердо.
Без единой мысли в голове, Майкл кивнул и опустил взгляд на свое пальто, которое Алекс поднял и расправил перед собой. Майкл хотел провалиться сквозь землю — но, вместо этого, послушно подошел, развернулся и вдел руки в рукава. Ладони Алекса легли рядом с его шеей вместе с воротником, а затем одна из них осторожно спустилась к лопаткам. Плечи Майкла предательски расслабились, но он уже не находил в себе сил на чувство ужаса или смущения.
— Пойдем, — голос Алекса раздался сзади и справа.
Майкл выдохнул — и пошел в сторону выхода. Алекс был рядом; его рука поддерживающе лежала на спине. Шагнув на белую улицу, Майкл поднял свой воротник, посмотрел в небо и выдохнул от внезапного облегчения. Все еще шел снег.
— Сюда.
Майкл пошел в ту сторону, куда подтолкнула ладонь. Алекс провел его к своей машине, которая была припаркована на обочине неподалеку от входа, и, опустив руку с его спины, ушел к водительскому месту с коротким «садись». С каким-то неясным чувством опустошения внутри, Майкл проводил его взглядом, а затем посмотрел ниже и погладил гладкое и холодное крыло импалы. Ручка с легким щелчком поддалась его давлению.
Майкл не удивился тому, что салон тоже был черным. Здесь были четкие прямые линии на коже сидений и приборной панели, блестящие металлические вставки, тонкий руль — классика и изящество. Внутри уже не сохранилось тепла, но все еще был этот легкий и уникальный запах, который получался только из смешения запахов хорошо ухоженного салона и самого владельца машины.
— Майкл? — Алекс уже завел двигатель.
Склонив голову, Майкл забрался внутрь и пристегнул ремень. Алекс осторожно вывел машину с обочины. Дорога должна была занять не более пяти минут.
Майкл смотрел в окно — на мечущиеся снежинки, на дома в свете фонарей, на дорогу — и не планировал поворачиваться к Алексу. Майкл не хотел видеть, как Алекс уверенно держал руки на руле и рычаге передач. Не хотел видеть его серьезный профиль, сильную шею или распахнутый воротник пальто, которые попадали под мелькающий свет этого вечера. Его бедра со стрелками брюк.
Потому что, на самом деле, Майклу даже не нужно было поворачиваться, чтобы видеть это перед своими глазами. Эта картина, выверенная до дюйма, полная чертовой надежды, уже давно была с ним.
Майкл закрыл вновь горящее лицо правой рукой, выдохнул через нос и прислонился виском к холодному стеклу. О чем он думал?
Может, это все просто был алкоголь? Может, он все выдумал? Если он нашел единственное объяснение, это еще не значило, что оно было единственно верным—
Ему нужно было подумать еще—
А о чем думал Алекс?
Машина остановилась рядом с домом Майкла слишком быстро. Майкл никак рационально не узнал о сомнении и напряжении Алекса — но почувствовал его всей своей кожей в повисшей паузе — перед тем, как тот спросил:
— Ты сможешь дойти?
«А ты хочешь помочь?»
Майкл запихнул это мысль так далеко в ящик, как только смог — но оставил его открытым. Закрывать уже было бесполезно.
— Конечно.
Сжав губы, Майкл расправился с ремнем, открыл дверь и снова ступил на свежий снег. Дверь дома была в нескольких шагах — звала его к комфорту.
Он так устал…
— Майкл, — Алекс все-таки окликнул его.
Майкл набрал холодный воздух в легкие, схватился за раму двери и обернулся. Алекс встретил его взгляд.
— Подумай о Вашингтоне.
Несчастье в его глазах — почему Майкл не видел его раньше?
Какой, к черту, Вашингтон?
Что было в его голове, если он предлагал такое? Зачем Майклу была нужна его проклятая жертвенность? Почему он вел себя как Линкольн?..
Майкл опустил глаза и сглотнул комок злости и растерянности. У него не было сил распутывать его сейчас. Почему-то он был уверен, что ошибется.
Поэтому он просто кивнул и закрыл дверь машины, развернувшись к дому.
Ему все же стоило подумать о любви, чтобы разобраться с этим — и чтобы как-то объяснить то же самое Алексу.
Notes:
*Треугольная теория любви (Р. Стернберг) говорит о том, что любовь может пониматься в терминах трех компонентов, которые могут быть рассмотрены как составляющие углы треугольника: близость (интимность), страсть (секс), обязательство (обещание).
*Справка про “ящик Пандоры”. Пытаясь справиться с переживаниями, Майкл довел до абсурда реально существующее в EMDR терапии Container Exercise (техника контейнера). Она заключается в том, что человек, грубо говоря, откладывает мысли и эмоции «на потом» для обретения контроля в настоящем. Только Майкл не учел, что это упражнение делается в контролируемой терапии, и такие ящики рано или поздно нужно открывать. Также, как вы могли заметить, недостаток в настоящем этих “отложенных мыслей” сбивал его с толку и вводил в меланхолию и дежавю как раз потому, что Майкл терял контекст и был с собой не полностью честен.
*Майкл сказал крылатое латинское выражение «In vino veritas, in aqua sanitas» (Истина — в вине, здоровье — в воде). Возможно, вы видели только первую часть этого выражения: продолжение часто опускают :) (кхе, кто же Майкла водой напоил, кхе).
*Английский фоксхаунд — порода гончих собак. Шутка Майкла состоит в ее названии: фокс (лис) и хаунд (гончая). То есть, буквально, “собака, бегущая за лисой” — как Алекс. Майкл правда долго хранил эту шутку только для него…— Я не могу поверить, что мы здесь. Сколько слов мне понадобилось, чтобы дойти сюда? 100 тысяч? О, боже.
— Глава определенно вышла концептуальной. Я пока не решила, нравится ли мне общая идея, или стоит ее немного упростить… я решу это во время повторного редактирования. Зато мы наконец полностью закрыли тему “ненадежного рассказчика” Майкла, вместе с его аркой! Ура! Возвращаемся к Алексу! Кто рад?! Я!!!
— Майкл — типичный красивый и крутой дядя гей с очень сомнительными любовными историями. Кто поддержит мое мнение?
— Алекс “обычный-человек” Махоун (ТМ) увидел, как Кэт приехала с Майклом, а затем увидел встревоженную Кэт без Майкла. Алекс “обычный-человек” Махоун наехал на бедную Кэт с тупыми вопросами, даже не подумал позвонить Майклу и просто бегал и искал его по всем заведениям того квартала. Совершенно обычное ежедневное поведение обычного человека Александра Махоуна.
— Если вы так же, как и я, сходите с ума от злости из-за того, как ужасно Вильяма (Алекса) одевали в Побеге, скрыв всю его умопомрачительную фигуру (прощаю им только черную футболку в 3S), советую вам посмотреть сериал “Invasion” (2005), где Вильям Фихнер играет шерифа. Ну или просто посмотрите картинки на Pinterest. Вот там вы не будете жаловаться ни одной гребаной секунды. У меня осталось от сериала впечатление, как от порнофильма. Материала точно достаточно для гей-кризиса. Хотя, Майклу хватило только единожды (1) снятого пиджака.
Pages Navigation
dlgrezx on Chapter 2 Sun 12 Jan 2025 08:25PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 2 Sun 12 Jan 2025 09:43PM UTC
Comment Actions
dlgrezx on Chapter 2 Sun 12 Jan 2025 11:11PM UTC
Comment Actions
Un barco llamado michael...Digo libertad (Guest) on Chapter 1 Sun 01 Jun 2025 07:09PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 1 Sun 01 Jun 2025 09:37PM UTC
Comment Actions
TeluricCupboard (Guest) on Chapter 1 Sat 07 Jun 2025 12:18PM UTC
Comment Actions
dlgrezx on Chapter 3 Mon 03 Feb 2025 12:23AM UTC
Last Edited Mon 03 Feb 2025 12:25AM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 3 Mon 03 Feb 2025 06:56AM UTC
Last Edited Mon 03 Feb 2025 07:01AM UTC
Comment Actions
dlgrezx on Chapter 3 Mon 03 Feb 2025 11:25PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 3 Tue 04 Feb 2025 07:00AM UTC
Comment Actions
makemeurplottwist on Chapter 3 Mon 03 Feb 2025 05:36PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 3 Mon 03 Feb 2025 07:26PM UTC
Comment Actions
mariamne on Chapter 4 Thu 10 Apr 2025 11:44PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 4 Fri 11 Apr 2025 05:13AM UTC
Comment Actions
mariamne on Chapter 4 Fri 11 Apr 2025 03:56PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 4 Sat 12 Apr 2025 07:31AM UTC
Comment Actions
TeluricCupboard (Guest) on Chapter 5 Sat 07 Jun 2025 11:56AM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 5 Sat 07 Jun 2025 06:51PM UTC
Comment Actions
mariamne on Chapter 5 Sun 08 Jun 2025 01:04PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 5 Sun 08 Jun 2025 02:32PM UTC
Comment Actions
mariamne on Chapter 5 Sun 08 Jun 2025 05:13PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 5 Sun 08 Jun 2025 05:44PM UTC
Comment Actions
mariamne on Chapter 5 Sun 08 Jun 2025 11:03PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 5 Mon 09 Jun 2025 07:34AM UTC
Comment Actions
mariamne on Chapter 5 Mon 09 Jun 2025 01:18PM UTC
Comment Actions
TeluricCupboard (Guest) on Chapter 5 Mon 23 Jun 2025 11:52AM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 5 Mon 23 Jun 2025 12:25PM UTC
Last Edited Mon 23 Jun 2025 12:29PM UTC
Comment Actions
mariamne on Chapter 6 Sat 21 Jun 2025 09:42AM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 6 Sat 21 Jun 2025 02:30PM UTC
Last Edited Sat 21 Jun 2025 02:40PM UTC
Comment Actions
TeluricCupboard (Guest) on Chapter 6 Mon 23 Jun 2025 12:43PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 6 Mon 23 Jun 2025 12:53PM UTC
Last Edited Mon 23 Jun 2025 12:55PM UTC
Comment Actions
TeluricCupboard (Guest) on Chapter 6 Fri 27 Jun 2025 07:23PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 6 Sat 28 Jun 2025 09:34AM UTC
Comment Actions
ZeitNot on Chapter 6 Mon 01 Sep 2025 11:14AM UTC
Last Edited Mon 01 Sep 2025 11:19AM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 6 Mon 01 Sep 2025 11:29AM UTC
Comment Actions
ZeitNot on Chapter 6 Mon 01 Sep 2025 11:18AM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 6 Mon 01 Sep 2025 11:32AM UTC
Comment Actions
ZeitNot on Chapter 6 Mon 01 Sep 2025 11:34AM UTC
Comment Actions
ZeitNot on Chapter 6 Mon 01 Sep 2025 11:37AM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 6 Mon 01 Sep 2025 11:42AM UTC
Comment Actions
TeluricCupboard (Guest) on Chapter 7 Thu 10 Jul 2025 12:27AM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 7 Thu 10 Jul 2025 06:25AM UTC
Last Edited Thu 10 Jul 2025 07:07AM UTC
Comment Actions
mariamne on Chapter 7 Sat 12 Jul 2025 10:33AM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 7 Sat 12 Jul 2025 10:56AM UTC
Last Edited Sat 12 Jul 2025 11:05AM UTC
Comment Actions
mariamne on Chapter 7 Sat 12 Jul 2025 12:51PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 7 Sat 12 Jul 2025 01:22PM UTC
Last Edited Sat 12 Jul 2025 01:46PM UTC
Comment Actions
mariamne on Chapter 7 Sat 12 Jul 2025 10:42PM UTC
Comment Actions
Felixfreckles292003 on Chapter 8 Sun 27 Jul 2025 09:05PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 8 Sun 27 Jul 2025 09:35PM UTC
Comment Actions
TeluricCupboard (Guest) on Chapter 8 Tue 29 Jul 2025 11:12AM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 8 Tue 29 Jul 2025 11:39AM UTC
Comment Actions
mariamne on Chapter 8 Tue 29 Jul 2025 09:10PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 8 Tue 29 Jul 2025 09:21PM UTC
Comment Actions
Trimai on Chapter 8 Thu 14 Aug 2025 09:45PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 8 Fri 15 Aug 2025 06:03AM UTC
Last Edited Fri 15 Aug 2025 06:18AM UTC
Comment Actions
Dora (Guest) on Chapter 8 Sat 23 Aug 2025 02:57PM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 8 Sun 24 Aug 2025 12:30PM UTC
Last Edited Sun 24 Aug 2025 02:44PM UTC
Comment Actions
ZeitNot on Chapter 8 Tue 02 Sep 2025 02:34AM UTC
Comment Actions
Convallarias on Chapter 8 Tue 02 Sep 2025 06:10AM UTC
Comment Actions
Pages Navigation